Форум » Болтушка » Стихи, которые мы любим » Ответить
Стихи, которые мы любим
Джулия: Тащите сюда свои любимые стихотворения, рассказывайте о том, что вас с ними связывает. Можно поговорить или поспорить о творчестве поэтов разных эпох...
Джулия: Стихотворение, которое в некоторой степени является моей жизненной программой. Андрей Вознесенский СНАЧАЛА Достигли ли почестей постных, рука ли гашетку нажала - в любое мгновенье не поздно, начните сначала! "Двенадцать" часы ваши пробили, но новые есть обороты. ваш поезд расшибся. Попробуйте летать самолетом! Вы к морю выходите запросто, спине вашей зябко и плоско, как будто отхвачено заступом и брошено к берегу пошлое. Не те вы учили алфавиты, не те вас кимвалы манили, иными их быть не заставите - ищите иные! Так Пушкин порвал бы, услышав, что не ядовиты анчары, великое четверостишье и начал сначала! Начните с бесславья, с безденежья. Злорадствует пусть и ревнует былая твоя и нездешняя - ищите иную. А прежняя будет товарищем. Не ссорьтесь. Она вам родная. Безумие с ней расставаться, однако вы прошлой любви не гоните, вы с ней поступите гуманно - как лошадь, ее пристрелите. Не выжить. Не надо обмана.
Джулия: Градницы, Бежецкий район Тверской области. "Дом поэтов" - Николая Гумилева и Анны Ахматовой. Здесь рос Левинька Гумилев. А Ахматова этот дом не очень любила... Ты знаешь, я томлюсь в неволе, О смерти господа моля. Но все мне памятна до боли Тверская скудная земля. Журавль у ветхого колодца, Над ним, как кипень облака, В полях скрипучие воротца, И запах хлеба, и тоска. А вот - Бежецк. Памятник Гумилевым - Ахматовой И еще Бежецк Там белые церкви и звонкий, светящийся лед, Там милого сына цветут васильковые очи. Над городом древним алмазные русские ночи И серп поднебесный желтее, чем липовый мед. Я в комнате Анны Андреевны Я так молилась: "Утоли Глухую жажду песнопенья!" Но нет земному от земли И не было освобожденья. Как дым от жертвы, что не мог Взлететь к престолу Сил и Славы, А только стелется у ног, Молитвенно целуя травы, - Так я, Господь, простерта ниц: Коснется ли огонь небесный Моих сомкнувшихся ресниц И немоты моей чудесной?
Atenae: Булат Окуджава Совесть, благородство и достоинство - вот оно, святое наше воинство. Протяни ему свою ладонь! За него не страшно и в огонь. Лик его высок и удивителен. Посвяти ему свой краткий век. Может и не станешь победителем, но зато умрёшь, как человек!
Atenae: Давид Самойлов Кто устоял в сей жизни трудной, тому трубы не страшен судной звук безнадежный и нагой. Вся наша жизнь - самосожженье. Но сладко медленное тленье. И страшен жертвенный огонь.
Atenae: Раз пошла такая пьянка - не могу удержаться! Любимое мной произведение моей любимой подруги. Что именно любит подруга - догадаться не сложно. Елена Мацковская Я точу свой дуэльный клинок И латаю доспехи до срока. Позабыт на столе одиноко, Не дописан сонетов венок. Серость вторглась в твердыню мою. Это значит - к оружию снова. И не будет расклада иного. Я судьёй пред судьёю стою. Мой противник неясным пятном Расплескался по каменным плитам… Ощущаю горячечный ритм. Нам отсюда не выйти вдвоём! Что ж ты медлишь, мой призрачный враг без лица, Опустив ядовитое жало? Не уйдёшь за границу стального кольца! Мой удар - это только начало! Эй, паскуда, твой счёт при тебе! Возмечтала судьёй всемогущим Безобразная серая гуща Быть при каждой счастливой судьбе. Мне твой кодекс до точки знаком, И навяз мне порядком в зубах он - Ограничен своею рубахой Или крайнею хатой закон. Что греховен ты, как ни живи, Что корысть - это качество мудрых, Честь и верность - словесная пудра, И постыдно нуждаться в любви… Беспощадная серость удар нанесла, Метя в сердце отравленной пикой. Круг распался со звоном пустого стекла, И на миг моя шпага поникла. Пронизав, зашептало из тьмы: - Посмотри на себя беспристрастно! Пред собой притворяться напрасно, Ткать узоры житейской каймы. Ведь, ничтожной гордыней больна, Ты с судьбою играешь в шарады. Где твой дом? Где тебе только рады? Где любовь? Ты, как прежде, одна. Ни талантов, ни гор серебра, Ни надежды на счастье иное! Старость где-то поблизости воет, И от зрелости мало добра. Бесполезен твой старый, заржавленный меч. Кто нуждается в этом оплоте? Кто затеплит дыхание нежное свеч Для тебя лишь в оконном киоте? И, примёрзнув к эфесу клинка, Ослабевшие пальцы разжались… Потемнело. Коварная жалость Для разбитого сердца сладка! Торжествующей серости крик Заметался летучею мышью… Только в сумраке правдою вышней Вдруг щемящий наметился лик. Из прозрачных сияющих глаз Грустный свет заструился ковыльно, Будто все, что когда-то любили, Окружили бестрепетно нас… Я глотаю энергию, словно праща. Я - Любовь! Пусть печаль не избыта. Разлетаются серые клочья плаща О холодные серые плиты…
Калантэ: Я не могу что-то конкретное рассказать, разве что только то, что когда-то, на первом курсе института, мой однокурсник пел Галича. Я и раньше Галича знала, но тогда я его именно услышала. Это стихи, хотя их и поют. А выбор... Есть вещи, которые, когда слышишь или читаешь - холодеет сердце. Почему? Здесь все сказано. Даже не между строк. А.Галич "На сопках Манчжурии" Памяти М.М.Зощенко В матершинном субботнем загуле шалманчика Обезьянка спала на плече у шарманщика, А когда просыпалась, глаза ее жуткие Выражали почти человечью отчаянность, А шарманка дудела про сопки манчжурские, А Тамарка-буфетчица очень печалилась... Спит гаолян, Сопки покрыты мглой... Были и у Томки трали-вали, И не Томкой -- Томочкою звали, Целовались с миленьким в осоке, И не пивом пахло, а апрелем, Может быть, и впрямь на той высотке Сгинул он, порубан и пострелян... Вот из-за туч блеснула луна, Могилы хранят покой... А последний шарманщик -- обломок империи, Все пылил перед Томкой павлиньими перьями, Он выламывал, шкура, замашки буржуйские -- То, мол, теплое пиво, то мясо прохладное, А шарманка дудела про сопки манчжурские, И спала на плече обезьянка прокатная... Тихо вокруг, Ветер туман унес... И делясь тоской,как барышами, Подпевали шлюхи с алкашами, А шарманщик ел, зараза, хаши, Алкашам подмигивал прелестно -- Дескать, деньги ваши -- будут наши, Дескать, вам приятно -- мне полезно ! На сопках Манчжурии воины спят, И русских не слышно слез... А часов этак в десять, а может, и ранее, Непонятный чудак появился в шалмании, Был похож он на вдруг постаревшего мальчика. За рассказ, напечатанный неким журнальчиком, Толстомордый подонок с глазами обманщика Объявил чудака всенародно обманщиком... Пусть гаолян Нам навевает сны... Сел чудак за стол и вжался в угол, И легонько пальцами постукал, И сказал, что отдохнет немного, Помолчав, добавил напряженно, -- "Если есть "Боржом", то ради Бога, Дайте мне бутылочку "Боржома"..." Спите, герои русской земли, Отчизны родной сыны... Обезьянка проснулась, тихонько зацокала, Загляделась на гостя, присевшего около, А Тамарка-буфетчица - сука рублевая, Покачала смущенно прическою пегою, И сказала :"Пардон, но у нас не столовая, Только вы обождите, я за угол сбегаю..." Спит гаолян, Сопки покрыты мглой... А чудак глядел на обезьянку, Пальцами выстукивал морзянку, Словно бы он звал ее на помощь, Удивляясь своему бездомью, Словно бы он спрашивал -- запомнишь ? -- И она кивала -- да, запомню, -- Вот из-за туч блеснула луна, Могилы хранят покой... Отодвинул шарманщик шарманку ботинкою, Прибежала Тамарка с боржомной бутылкою И сама налила чудаку полстаканчика, (Не знавали в шалмане подобные почести), А Тамарка,в упор поглядев на шарманщика, Приказала :"Играй, -- человек в одиночестве". -- Тихо вокруг, Ветер туман унес... Замолчали шлюхи с алкашами, Только мухи крыльями шуршали... Стало почему-то очень тихо, Наступила странная минута -- Непонятное, чужое лихо -- Стало общим лихом почему-то ! На сопках Манчжурии воины спят, И русских не слышно слез... Не взрывалось молчанье ни матом, ни брехами, Обезьянка сипела спаленными бронхами, И шарманщик, забыв трепотню свою барскую, Сам назначил себе -- мол, играй, да помалкивай,-- И почти что неслышно сказав,-- благодарствую,-- Наклонился чудак над рукою Тамаркиной... Пусть гаолян Нам навевает сны... И ушел чудак, не взявши сдачи, Всем в шалмане пожелал удачи... Вот какая странная эпоха -- Не горим в огне -- и тонем в луже ! Обезьянке было очень плохо, Человеку было много хуже ! Спите, герои русской земли, Отчизне родной сыны...
Nika: А я Высоцкого стала воспринимать именно с этой песни, хотя есть конечно и гораздо сильнее и глубже, но вот это просто люблю и все тут: Вот твой билет, вот твой вагон. Всё в лучшем виде — одному тебе дано В цветном раю увидеть сон — Трёхвековое непрерывное кино Всё позади — уже сняты Все отпечатки, контрабанды не берём; Как херувим, стерилен ты, А класс второй — не высший класс, зато с бельём. Вот и сбывается всё, что пророчится, Уходит поезд в небеса — счастливый путь! Ах! Как нам хочется, как всем нам хочется Не умереть, а именно уснуть. Земной перрон! Не унывай! И не кричи — для наших воплей он оглох. Один из нас уехал в рай, Он встретит бога, если есть какой-то бог! Ты передай ему привет, А позабудешь — ничего, переживём: Осталось нам немного лет, Мы пошустрим и, как положено, умрём. Вот и сбывается всё, что пророчится, Уходит поезд в небеса — счастливый путь! Ах! Как нам хочется, как всем нам хочется Не умереть, а именно уснуть. Не всем дано поспать в раю, Но кое-что мы здесь успеем натворить: Подраться, спеть, — вот я — пою, Другие — любят, третьи — думают любить. Уйдут, как мы, в ничто без сна И сыновья, и внуки внуков в трёх веках... Не дай господь, чтобы война, А то мы правнуков оставим в дураках. Вот и сбывается всё, что пророчится, Уходит поезд в небеса — счастливый путь! Ах! Как нам хочется, как всем нам хочется Не умереть, а именно уснуть. Тебе плевать и хоть бы хны: Лежишь, миляга, принимаешь вечный кайф. Что до меня — такой цены Я б не дал, даже клад зарытый отыскав: Разбудит вас какой-то тип И впустит в мир, где в прошлом войны, вонь и рак, Где побеждён гонконгский грипп. На всём готовеньком ты счастлив ли, дурак? Вот и сбывается всё, что пророчится, Уходит поезд в небеса — счастливый путь! Ах! Как нам хочется, как всем нам хочется Не умереть, а именно уснуть. Ну, а пока — звенит звонок. Счастливый путь, храни тебя от всяких бед. А если там приличный бог, Ты всё же вспомни — передай ему привет!
Nika: А у Галича самое любимое вот это: Повстречала девчонка бога, Бог пил горькую в монопольке, Ну, и много ль от бога прока, В чертовне и чаду попойки? Ах, как пилось к полночи! Как в башке гудело, Как цыгане, сволочи, Пели "Конавэлла"! "Ай да Конавэлла, гран традела", Ай да йорысака палалховела"! А девчонка сидела с богом, К богу фасом, а к прочим боком, Ей домой бы бежать к папане, А она чокается шампанью. Ай елки-мочалочки, Сладко вина пьются В серебряной чарочке На золотом блюдце! Кому чару пить?! Кому здраву быть?! Королевичу Александровичу! С самоваров к чертям полуда, Чад летал над столами сотью, А в четвертом часу под утро, Бог последнюю кинул сотню... Бога, пьяного в дугу, Все теперь цукали, И цыгане - ни гу-гу, Разбрелись цыгане, И друзья, допив до дна, - Скатертью дорога! Лишь девчонка та одна Не бросала бога. А девчонка эта с Охты, И глаза у ней цвета охры, Ждет маманя свою кровинку, А она с богом сидит в обнимку. И надменный половой Шваркал мокрой тряпкой, Бог с поникшей головой Горбил плечи зябко. И просил у цыган хоть слова, Хоть немножечко, хоть чуть слышно, А в ответ ему-жбан рассола: Понимай, мол, что время вышло! Вместо водочки - вода, Вместо пива - пена!... И девчоночка тогда Тоненька запела: "Ай да Конавелла, гран-традела, Ай да йорысака палалховела..." Ах, как пела девчонка богу! И про поле и про дорогу, И про сумерки и про зори, И про милых, ушедших в море, Ах, как пела девчонка богу! Ах, как пела девчонка Блоку! И не знала она, не знала, Что бессмертной в то утро стала. Этот тоненький голос в трактирном чаду Будет вечно звенеть в "Соловьином саду".
Джулия: Марина Цветаева - та поэтесса, к творчеству которой я приходила долго и мучительно. Но - пришла. Теперь она мне не кажется ни слишком размашистой, ни слишком "мужественной". Напротив! А цикл "Комедиант" - то, что помню наизусть. Не любовь, а лихорадка! Легкий бой лукав и лжив. Нынче тошно, завтра сладко, Нынче помер, завтра жив. Бой кипит. Смешно обоим: Как умен - и как умна! Героиней и героем Я равно обольщена. Жезл пастуший - или шпага? Зритель, бой - или гавот? Шаг вперед - назад три шага, Шаг назад - и три вперед. Рот как мед, в очах доверье, Но уже взлетает бровь. Не любовь, а лицемерье, Лицедейство - не любовь! И итогом этих (в скобках - Несодеянных!) грехов - Будет легонькая стопка Восхитительных стихов. Не успокоюсь, пока не увижу. Не успокоюсь, пока не услышу. Вашего взора пока не увижу, Вашего слова пока не услышу. Что-то не сходится - самая малость! Кто мне в задаче исправит ошибку? Солоно-солоно сердцу досталась Сладкая-сладкая Ваша улыбка! - Баба! - мне внуки на урне напишут. И повторяю - упрямо и слабо: Не успокоюсь, пока не увижу, Не успокоюсь, пока не услышу. Вы столь забывчивы, сколь незабвенны. - Ах, Вы похожи на улыбку Вашу! - Сказать еще? - Златого утра краше! Сказать еще? - Один во всей вселенной! Самой Любви младой военнопленный, Рукой Челлини ваянная чаша. Друг, разрешите мне на лад старинный Сказать любовь, нежнейшую на свете. Я Вас люблю. - В камине воет ветер. Облокотясь - уставясь в жар каминный - Я Вас люблю. Моя любовь невинна. Я говорю, как маленькие дети. Друг! Все пройдет! Виски в ладонях сжаты, Жизнь разожмет! - Младой военнопленный, Любовь отпустит вас, но - вдохновенный - Всем пророкочет голос мой крылатый - О том, что жили на земле когда-то Вы - столь забывчивый, сколь незабвенный! Полностью - здесь: Цветаева Комедьянт
Камила де Буа-Тресси: А я очень люблю вот эти песни Высоцкого! Баллада о любви Когда вода всемирного потопа Вернулась вновь в границы берегов, Из пены уходящего потока На берег тихо выбралась любовь И растворилась в воздухе до срока, А срока было сорок сороков. И чудаки - еще такие есть - Вдыхают полной грудью эту смесь. И ни наград не ждут, ни наказанья, И, думая, что дышат просто так, Они внезапно попадают в такт Такого же неровного дыханья... Только чувству, словно кораблю, Долго оставаться на плаву, Прежде чем узнать, что "я люблю",- То же, что дышу, или живу! И вдоволь будет странствий и скитаний, Страна Любви - великая страна! И с рыцарей своих для испытаний Все строже станет спрашивать она. Потребует разлук и расстояний, Лишит покоя, отдыха и сна... Но вспять безумцев не поворотить, Они уже согласны заплатить. Любой ценой - и жизнью бы рискнули, Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить Волшебную невидимую нить, Которую меж ними протянули... Свежий ветер избранных пьянил, С ног сбивал, из мертвых воскрешал, Потому что, если не любил, Значит, и не жил, и не дышал! Но многих захлебнувшихся любовью, Не докричишься, сколько не зови... Им счет ведут молва и пустословье, Но этот счет замешан на крови. А мы поставим свечи в изголовье Погибшим от невиданной любви... Их голосам дано сливаться в такт, И душам их дано бродить в цветах. И вечностью дышать в одно дыханье, И встретиться со вздохом на устах На хрупких переправах и мостах, На узких перекрестках мирозданья... Я поля влюбленным постелю, Пусть поют во сне и наяву! Я дышу - и значит, я люблю! Я люблю - и, значит, я живу! Баллада о борьбе Сpедь оплывших свечей и вечеpних молитв, Сpедь военных тpофеев и миpных костpов Жили книжные дети, не знавшие битв, Изнывая от мелких своих катастpоф. Детям вечно досаден Их возpаст и быт,- И дpались мы до ссадин, До смеpтных обид. Hо одежды латали Hам матеpи в сpок, Мы же книги глотали, Пьянея от стpок. Липли волосы нам на вспотевшие лбы, И сосало под ложечкой сладко от фpаз, И кpужил наши головы запах боpьбы, Со стpаниц пожелтевших слетая на нас. И пытались постичь Мы, не знавшие войн, За воинственный клич Пpинимавшие вой, Тайну слова "пpиказ", Hазначенье гpаниц, Смысл атаки и лязг Боевых колесниц. А в кипящих котлах пpежних боен и смут Столько пищи для маленьких наших мозгов! Мы на pоли пpедателей, тpусов, иуд В детских игpах своих назначали вpагов. И злодея следам Hе давали остыть, И пpекpаснейших дам Обещали любить, И, дpузей успокоив И ближних любя, Мы на pоли геpоев Вводили себя. Только в гpезы нельзя насовсем убежать: Кpаткий век у забав - столько боли вокpуг! Постаpайся ладони у меpтвых pазжать И оpужье пpинять из натpуженных pук. Испытай, завладев Еще теплым мечом И доспехи надев, Что почем, что почем! Разбеpись, кто ты - тpус Иль избpанник судьбы, И попpобуй на вкус Hастоящей боpьбы. И когда pядом pухнет изpаненный дpуг, И над пеpвой потеpей ты взвоешь, скоpбя, И когда ты без кожи останешься вдpуг Оттого, что убили его - не тебя,- Ты поймешь, что узнал, Отличил, отыскал По оскалу забpал: Это - смеpти оскал! Ложь и зло - погляди, Как их лица гpубы! И всегда позади - Воpонье и гpобы. Если, путь пpоpубая отцовским мечом, Ты соленые слезы на ус намотал, Если в жаpком бою испытал, что почем,- Значит, нужные книги ты в детстве читал! Если мяса с ножа Ты не ел ни куска, Если pуки сложа Наблюдал свысока, И в боpьбу не вступил С подлецом, с палачом,- Значит, в жизни ты был Ни пpи чем, ни пpи чем!
Мари: да, чудесные стихи! я тоже их очень люблю!
Atenae: Коллеги, узнаёте? Ох, как сейчас мне на настроение ложится! Зачем крутится ветр в овраге, Подъемлет лист и пыль несет, Когда корабль в недвижной влаге Его дыханья жадно ждет? Зачем от гор и мимо башен Летит орел, тяжел и страшен, На черный пень? Спроси его. Зачем Арапа своего Младая любит Дездемона, Как месяц любит ночи мглу? Затем, что ветру и орлу И сердцу девы нет закона. Гордись: таков и ты, поэт, И для тебя условий нет. (А.С.Пушкин)
Дедок: У меня нет любимых поэтов. Мы воспитывались в эпоху « Великих завоеваний социализма», «Строительства коммунизма» и т.д. и п.т. и была война, голод, детдом. А в душу западают случайные хорошие стихи. Я вырос в ленинградскую блокаду, Но я тогда не пил и не гулял. Я видел, как горят огнем Бадаевские склады, В очередях за хлебушком стоял. (В. Высоцкий) Не всему ещё жизнь научила, Больно стукая носом о дверь: Если что-то тебе посулили - Ты посулам не очень-то верь. Пусть ты сам никогда не забудешь, Если слово кому-то даёшь, Но тебя - вот уж истинно - люди Подведут просто так, ни за грош. Это очень жестокая мудрость, Но у жизни таких - хоть коси: Никого, как бы ни было худо, Никогда ни о чём не проси. (М. Семёнова) Падает снег, падает снег- Тысячи белых ежат. А по дороге идёт человек И губы его дрожат... Измена, мечты ли разбитый звон, Друг ли с подлой душой? Знает об этом только он Да кто-то ещё другой. (А. Асадов) И, конечно, из классики русской литературы - А.Пушкин, С. Есенин, А. Блок. Еще О. Бергольц, А. Ахматова, К.Симонов.
Atenae: О, Дедок, спасибо, что напомнили про Марию Семёнову! А мне из неё очень нравится это: Было время когда-то. Гремело, цвело... и прошло. И державам, и людям пора наступает исчезнуть. В непроглядной трясине лежит потонувшее Зло И герой, что ценой своей жизни увлёк его в бездну. Что там было? Когда?.. По прошествии множества лет И болото, и память покрыла забвения тина. Только кажется людям, что Зло ещё рвётся на свет: до сих пор, говорят, пузырится ночами трясина. До сих пор, говорят, там, внизу, продолжается бой: беспощадно сдавив ненасытную глотку вампира, до сих пор, говорят, кто-то платит посмертной судьбой за оставшихся жить, за спокойствие этого мира.
Мари де Лин: Всё, не могу больше... К.Р. (Великий князь Константин Романов). *** Меня бранят, когда жалею Я причиняющих печаль Мне бессердечностью своею; Меня бранят, когда мне жаль Того, кто в слабости невольной Иль в заблужденье согрешит... Хоть и обидно мне, и больно, Но пусть никто не говорит, Что семя доброе бессильно Взойти добром; что только зло Нам в назидание взошло. Больней внимать таким сужденьям, Чем грусть и скорбь сносить от тех, Кому мгновенным увлеченьем Случится впасть в ничтожный грех. Не все ль виновны мы во многом, Не все ли братья о Христе? Не все ли грешны перед Богом, За нас распятом на Кресте?
Калантэ: Юрий Лорес, "Реквием" Сегодня день такой - один на целый век, Ведь в жизни только раз случается такое... Сегодня умер Бог - и выпал первый снег - И это не сулит ни воли, ни покоя. Я подношу ко рту снег, тающий в горсти... Сегодня умер Бог, хоть это невозможно... И, стало быть, грехов никто нам не простит и, стало быть, в беде никто нам не поможет. Отныне без надежд в грядущее гляжу, отныне больше нет ни ада и ни рая. Я пьяненький оркестр сегодня приглашу - пускай себе гремит, пускай себе играет! О, Боже, это все творится наяву: нетронутый бокал и музыка истошна... Сегодня умер Бог, а я еще живу, гляжу на этот мир, бесстрастный и безбожный. Запутавшись вконец в добре его и зле, отчаянно ломлюсь в распахнутые двери... Сегодня умер Бог, и больше на земле мне некого любить и не в кого поверить. И только первый снег летит в порочный круг... А Бог ушел туда, куда уходят Боги... Лишь выпала строка, как яблоко из рук, и покатилась прочь - прохожему под ноги. И его же - "Колыбельная" Спи, мой ангел. Вечер поздний. Поскорее засыпай. В небо, в воду кто-то звезды начал плавно высыпать, словно в две бездонных чаши, опрокинутых друг в друга. Плыть и плыть в ковчеге нашем - мы повсюду в центре круга. Можно вдаль глядеть до боли, в глубине колодца тьма. Беспредельность - это воля или все-таки тюрьма? Крепко наш ковчег сколочен, не потонет никогда. Не заглядывай в колодец - всюду небо и вода. Плыть и плыть нам, составляя душу - с небом, воду - с плотью... Спи, мой ангел! Умоляю, не заглядывай в колодец. В свой черед бросая семя, не ищи у бездны дна: там, отсчитывая время, в воду капает вода.
Nika: Иосиф Бродский, письма римскому другу. Нынче ветрено и волны с перехлестом. Скоро осень, все изменится в округе. Смена красок этих трогательней, Постум, чем наряда перемены у подруги. Дева тешит до известного предела - дальше локтя не пойдешь или колена. Сколь же радостней прекрасное вне тела: ни объятье невозможно, ни измена! * Посылаю тебе, Постум, эти книги Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко? Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги? Все интриги, вероятно, да обжорство. Я сижу в своем саду, горит светильник. Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых. Вместо слабых мира этого и сильных - лишь согласное гуденье насекомых. * Здесь лежит купец из Азии. Толковым был купцом он - деловит, но незаметен. Умер быстро: лихорадка. По торговым он делам сюда приплыл, а не за этим. Рядом с ним - легионер, под грубым кварцем. Он в сражениях Империю прославил. Столько раз могли убить! а умер старцем. Даже здесь не существует, Постум, правил. * Пусть и вправду, Постум, курица не птица, но с куриными мозгами хватишь горя. Если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря. И от Цезаря далеко, и от вьюги. Лебезить не нужно, трусить, торопиться. Говоришь, что все наместники - ворюги? Но ворюга мне милей, чем кровопийца. * Этот ливень переждать с тобой, гетера, я согласен, но давай-ка без торговли: брать сестерций с покрывающего тела все равно, что дранку требовать у кровли. Протекаю, говоришь? Но где же лужа? Чтобы лужу оставлял я, не бывало. Вот найдешь себе какого-нибудь мужа, он и будет протекать на покрывало. * Вот и прожили мы больше половины. Как сказал мне старый раб перед таверной: "Мы, оглядываясь, видим лишь руины". Взгляд, конечно, очень варварский, но верный. Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом. Разыщу большой кувшин, воды налью им... Как там в Ливии, мой Постум,- или где там? Неужели до сих пор еще воюем? * Помнишь, Постум, у наместника сестрица? Худощавая, но с полными ногами. Ты с ней спал еще... Недавно стала жрица. Жрица, Постум, и общается с богами. Приезжай, попьем вина, закусим хлебом. Или сливами. Расскажешь мне известья. Постелю тебе в саду под чистым небом и скажу, как называются созвездья. * Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье, долг свой давний вычитанию заплатит. Забери из-под подушки сбереженья, там немного, но на похороны хватит. Поезжай на вороной своей кобыле в дом гетер под городскую нашу стену. Дай им цену, за которую любили, чтоб за ту же и оплакивали цену. * Зелень лавра, доходящая до дрожи. Дверь распахнутая, пыльное оконце. Стул покинутый, оставленное ложе. Ткань, впитавшая полуденное солнце. Понт шумит за черной изгородью пиний. Чье-то судно с ветром борется у мыса. На рассохшейся скамейке - Старший Плиний. Дрозд щебечет в шевелюре кипариса. Mарт 1972
Nika: Николай Гумилев Я конквистадор в панцире железном, Я весело преследую звезду, Я прохожу по пропастям и безднам И отдыхаю в радостном саду. Как смутно в небе диком и беззвездном! Растет туман... но я молчу и жду И верю, я любовь свою найду... Я конквистадор в панцире железном. И если нет полдневных слов звездам, Тогда я сам мечту свою создам И песней битв любовно зачарую. Я пропастям и бурям вечный брат, Но я вплету в воинственный наряд Звезду долин, лилею голубую.
Nika: Хулио Кортасар, "Пай-мальчик" Ботинки у меня всегда крепко-накрепко зашнурованы, и я не дам городу укусить себя за пятки, не стану валяться пьяным под мостом, не допущу стилистических ошибок. Рубашки мои выглажены, иногда я хожу в кино, всегда уступаю место дамам. Если чувства мои в смятенье - мне плохо; я придирчиво выбираю салфетки, зубную пасту. Прививки делаю - обязательно. И, влюблённый бедняга, я не решаюсь залезть в чашу фонтана: под гневными взглядами полицейских и нянек выудить рыбёшку для тебя.
Atenae: Елена Мацковская Письмо Не доведётся ли нам встретиться, удача? Ты где-то, с кем-то, и не помнишь обо мне. У нас всё осень. За окном погода плачет. Заснуло время смутной тенью на стене. Я в старом кресле. Снова нянчу победушки. Ругаю кошку. Регулярно пью компот. Судьба моя свои забросила игрушки, Сменила адрес и инкогнито живёт. Скелет в шкафу давно покрылся паутиной. И нету грязного белья, хоть волком вой! И, вот беда, уже рутина – не причина, Чтоб от неё, как прежде, не владеть собой. Представь себе масштабы этой катастрофы: Я перестала видеть сны уже совсем! Пропали боги, пересохли даже строфы. Ничто явилось и ушло себе Ничем. Я в книжных храмах не ищу себе кумиров. Мои друзья запропастились по мирам. Злодеи мирно спят на лаврах по квартирам. Святые глухи к опустевшим небесам. Короче так, кончай уже бродяжить где-то! Имей же совесть, возвращайся, поспеши. Постскриптум: Жду! Пускай уже наступит лето, и возвратятся журавли моей души.
полная версия страницы