Форум » Болтушка » Стихи, которые мы любим (продолжение) » Ответить
Стихи, которые мы любим (продолжение)
Джулия: Тащите сюда свои любимые стихотворения, рассказывайте о том, что вас с ними связывает. Можно поговорить или поспорить о творчестве поэтов разных эпох...
Ответов - 69, стр:
1 2 3 4 All
stella: Люблю Высоцкого. Вот его могу перечитывать и переслушивать. А "дошел" он до меня, когда мне было уже за 30. Строки его вдруг, неожиданно и больно, стали реальностью, меня окружавшей.
Камила де Буа-Тресси: Рыба, спасибо! Очень люблю баллады из Робин Гуда (а эту особенно) и другие его песни. Иногда кажется, что все мы здесь - те самые книжные дети.
Орхидея: Спасибо, Рыба. Эти шесть баллад для фильма "Стрелы Робин Гуда" - моя давняя любовь. А с "Балладой о борьбе" и "Балладой о времени" я, помню, даже два раза конкурсы чтецов выигрывала. Камила де Буа-Тресси, конечно "книжные дети". Как же иначе?
Камила де Буа-Тресси: Орхидея пишет: А с "Балладой о борьбе" и "Балладой о времени" я, помню, даже два раза конкурсы чтецов выигрывала. Ого, здорово!
Рыба: Иногда кажется, что все мы здесь - те самые книжные дети Именно! Даром что ли тут такой народ собрался? А это "пьянея от строк" мне очень знакомо! И до сих пор никуда не делось.
Камила де Буа-Тресси: Рыба пишет: А это "пьянея от строк" мне очень знакомо! Да, самое большое счастье и довольно редкое уже, к сожалению, когда находится именно такая новая книга в копилку!
Эжени д'Англарец: Камила де Буа-Тресси у меня не так давно добавилось несколько таких... одна "Блокада" чего стоит - если засяду, не оторвусь! Или недавно открытые "20 000 лье под водой" и "Таинственный остров", а еще "Женская война" Дюма. А самая последняя - "Вечный зов"...
Grand-mere: Тоже очень люблю эти баллады Высоцкого, особенно "Балладу о любви", но ее, кажется, здесь уже выкладывали. Поэтому ко дню Св. Валентина - Р. Казакова Не наказуема любовь, А ты глядишь не предсказуемо... И все, что обратится в боль,-- Как и любовь, ненаказуемо. Тебя из ничего творя, Все ж знает чувство потаенное: Не наказуема твоя Суть призрачная, посторонняя. Не наказуема мечта- Она как мачта с флагом трепетным, Ненаказуемость меча Сметает своим смутным лепетом. Прошу тебя-воскресни, будь... В несметном словаре сказуемое, В глаголе -суть, в глаголе- путь... И суть пути не наказуема. (не предсказуема -?) А вдруг задышишь ты, как знать? И отзовешься плотью, истиной. Чем можно сердце наказать? Лишь этой верою неистовой. Готово сердце, что все боль. И что на встречу - амбразурою.... Не наказуема любовь И нелюбовь-не наказуема. А "пьянеть от строк", как и от вин, мне нравится от старых, выдержанных. Любимых. Хотя очень рада, когда открываются новые.
Бестужева Наталья: Хорошее стихотворение
Орхидея: Альбигойские войны Замуровано время в готических сводах, Запечатана память под шрамами стен, Копоть факельных меток в глухих переходах Как ожоги когда-то свершенных измен… Лангедок – это край сумасшедших влюбленных, Где катарская ересь бесила владык, Где в стране трубадуров, таких обреченных, До сих пор бродит эхом растерзанный крик. Здесь впервые воспеты земные утехи – Зацелованность губ, нежность женской груди, И блестели в стихах перед битвой доспехи, И склонялись колени у женской руки. Презирая латынь как язык погребенных, Альбигойским наречьем звенела струна, Им хотелось любить, только их, не прощенных, На кострах без разбора сжигали до тла… Им, наивным, казалось – они лишь от Бога, Что весь Мир Приграничный во мраке и зле, Что главнее всего их любовь-недотрога! Что всего горячей – поцелуй на челе. И никто как они не умел так смеяться, И не зло пошутить, и упавших поднять, Разве можно любить и кого-то бояться? Или сказанных слов, от души, не понять? Но пришли крестоносцы – немытая серость, Распуская знамена, сжимая кресты. И земля, где когда-то любилось и пелось, Задохнулась в дыму, обожглась о костры… Ах, мальчишки-поэты, как же вы неумело Отбивали удары, роняли мечи! Как пронзали вам сердце каленые стрелы, И глумливо смеялись в лицо палачи! Монсегюр защищался обреченно и колко. Двое наспех прощались касанием тел, И такой беззащитной была ее челка, И растерян он был, и наивно-несмел… …Их никто не считал, и дрова не жалели, Черным дымом до неба метнулось – Не тронь! И глаза обожженные долго смотрели Как насилует тело любимой огонь… Сквозь расплавленный уголь и грех оболочки Отлетали их души зарницами в ночь – Он уже не напишет ей больше ни строчки, А она не подарит ни сына, ни дочь… Умирал Лангедок, поседевший от пепла, Но зерно прорастало, назло, через кровь! И слезами-дождем возвращалось и крепло Трубадурское счастье – стихи и любовь… Егоров Юрий
Камила де Буа-Тресси: Орхидея, невероятно понравилось!!! Спасибо!
Grand-mere: Да, за душу берет.
Орхидея: Вот меня тоже пробирает. Очень это стихотворение люблю.
Рыба: Э.Рязанов * * * Любовь готова все прощать, когда она - любовь, умеет беспредельно ждать, когда она - любовь, любовь не может грешной быть, когда она - любовь, ее немыслимо забыть, когда она - любовь, она способна жизнь отдать, когда она - любовь, она - спасенье, благодать, когда она - любовь, полна безмерной доброты, когда она - любовь, она естественна, как ты, когда она - любовь.
jude: Рыба, спасибо! Сильное стихотворение.
Орхидея: * * * Улыбнись, ягненок гневный с Рафаэлева холста, — На холсте уста вселенной, но она уже не та: В легком воздухе свирели раствори жемчужин боль, В синий, синий цвет синели океана въелась соль. Цвет воздушного разбоя и пещерной густоты, Складки бурного покоя на коленях разлиты, На скале черствее хлеба — молодых тростинки рощ, И плывет углами неба восхитительная мощь. О. Э. Мандельштам
Орхидея: Всё тот же Мандельштам. NOTRE DAME Где римский судия судил чужой народ, Стоит базилика,- и, радостный и первый, Как некогда Адам, распластывая нервы, Играет мышцами крестовый легкий свод. Но выдает себя снаружи тайный план: Здесь позаботилась подпружных арок сила, Чтоб масса грузная стены не сокрушила, И свода дерзкого бездействует таран. Стихийный лабиринт, непостижимый лес, Души готической рассудочная пропасть, Египетская мощь и христианства робость, С тростинкой рядом - дуб, и всюду царь - отвес. Но чем внимательней, твердыня Notre Dame, Я изучал твои чудовищные ребра, Тем чаще думал я: из тяжести недоброй И я когда-нибудь прекрасное создам. *** Вечер нежный. Сумрак важный. Гул за гулом. Вал за валом. И в лицо нам ветер влажный Бьет соленым покрывалом. Все погасло. Все смешалось. Волны берегом хмелели. В нас вошла слепая радость — И сердца отяжелели. Оглушил нас хаос темный, Одурманил воздух пьяный, Убаюкал хор огромный: Флейты, лютни и тимпаны...
Рыба: Ф. Тютчев В небе тают облака... В небе тают облака, И, лучистая на зное, В искрах катится река, Словно зеркало стальное... Час от часу жар сильней, Тень ушла к немым дубровам, И с белеющих полей Веет запахом медовым. Чудный день! Пройдут века — Так же будут, в вечном строе, Течь и искриться река И поля дышать на зное.
Орхидея: Раньше читала у Хорхе Борхеса только прозу, а тут почитала стихи и прониклась. Из числа любимых: Причины Былые вечера и поколенья. Начала не имеющие дни. Глоток воды, коснувшийся гортани Адама. Безмятежный райский строй. Зрачок, пронизывающий потемки. Клубленье волчьей свадьбы на заре. Слова. Гекзаметры. Зеркальный отсвет. Высокомерье Вавилонской башни. Любимая халдеями Луна. Неисчислимые песчинки Ганга. Сон мотылька о яви Чжуан-цзы . Заветный сад на острове блаженных. Загадочный бродячий лабиринт. Бессрочная тканина Пенелопы. Зенонов круг сомкнувшихся времен. Монета, вложенная в рот умершим. Геройский меч на роковых весах. Любая капля греческой клепсидры. Штандарты. Летописи. Легионы. Палатка Цезаря фарсальским утром. Тень трех крестов на меркнущем холме. Восток, отчизна алгебры и шахмат. Следы бесчисленных переселений. Державы, покоренные клинком. Бессменный компас. Грозная стихия. Часы, отстукивающие память. Король под занесенным топором. Несчетный прах давно погибших воинств. Трель соловья над датскою землей. Самоубийца в зеркале. Колода Картежника. Несытый блеск монет. Преображенья облака над степью. Причудливый узор калейдоскопа. Любая мука. Каждая слезинка. ...Как все с необходимостью сошлось, Чтоб в этот миг скрестились наши руки. Читатели Я думаю о желтом человеке, Худом идальго с колдовской судьбою, Который в вечном ожиданье боя Так и не вышел из библиотеки. Вся хроника геройских похождений С хитросплетеньем правды и обмана Не автору приснилась, а Кихано, Оставшись хроникою сновидений. Таков и мой удел. Я знаю: что-то Погребено частицей заповедной В библиотеке давней и бесследной, Где в детстве я прочел про Дон Кихота. Листает мальчик долгие страницы, И явь ему неведомая снится. Буэнос-Айрес Когда-то я искал тебя, отрада, Там, где сходились вечер и равнина, И холодок от кедров и жасмина Дремал в саду за кованой оградой. Ты был в Палермо -- родине поверий О днях клинка и карточной колоды И в отсветах пожухлой позолоты На рукояти молотка у двери С кольцом на пальце. След твоей печати Лежал в дворах, спускающихся к югу, В растущей тени, ползавшей по кругу И медленно густевшей на закате. Теперь во мне ты, ставший потайною Моей судьбой -- всем, что уйдет со мною. К немецкой речи Кастильское наречье -- мой удел, Колокола Франсиско де Кеведо, Но в нескончаемой моей ночи Есть голоса утешней и роднее. Один из них достался мне в наследство -- Библейский и шекспировский язык, А на другие не скупился случай, Но вас, сокровища немецкой речи, Я выбрал сам и много лет искал. Сквозь лабиринт бессонниц и грамматик, Непроходимой чащею склонений И словарей, не твердых ни в одном Оттенке, я прокладывал дорогу. Писал я прежде, что в ночи со мной Вергилий, а теперь могу добавить: И Гельдерлин, и "Херувимский странник". Мне Гейне шлет нездешних соловьев И Гете -- смуту старческого сердца, Его самозабвенье и корысть, А Келлер -- розу, вложенную в руку Умершего, который их любил, Но цвета этой больше не увидит. Язык, ты главный труд своей отчизны С ее любовью к сросшимся корням, Зияньем гласных, звукописью, полной Прилежными гекзаметрами греков И ропотом родных ночей и пущ. Ты рядом был не раз. И нынче, с кромки Бессильных лет, мне видишься опять, Далекий, словно алгебра и месяц.
jude: Орхидея, спасибо, что поделились! Я тоже прониклась. Особенно "Читатели" понравилось.
Орхидея: jude, мне оно тоже больше всего нравится.) А образ библиотеки сразу как-то невольно приводит на память его же "Вавилонскую библиотеку". Дивная вещь!
Орхидея: Вот ещё немного из менее известного: Иванова ночь Сверкающий закат неумолимо рассек пространство лезвием меча. Ночь, словно ивовая поросль, нежна. Взвиваются повсюду искрящиеся огненные вихри; священный хворост от всполохов высоких кровоточит, живое знамя, выдумка слепая. Но дышит миром тьма,подобна дали; сегодня улицам вернулась память: когда-то они были чистым полем. А одиночество, молясь, перебирает рассыпанные звёзды своих чёток. Закат Грядущие и прошлые закаты Сливаются, до странности едины. Они -- стекло, чьи сирые глубины Не знают ни забвения, ни даты. Они лишь зеркало, где спит безмерный Закат, что небеса хранят веками. И в этом небе ждут тебя с клинками, Зарей, весами, рыбой и цистерной, -- Прообразом всего. Так мирозданье Описывал Плотин в "Девятерице". Быть может, в нас, осколках, отразится Хотя бы искра Божьего блистанья. В окне все тот же вечер скоротечный -- Развеявшийся, длящийся и вечный. Итог И вот художник встал перед беленой стеной, быть может (я не исключаю), необозримой, втайне размечая громаду, чтобы кистью неуклонной вместить весь мир, всю пестроту и цельность: весы, татар, ворота, гиацинты, престолы, стеллажи и лабиринты, Ушмаль и якорь, ноль и беспредельность. Поверхность заполнялась. И фортуна, венчая щедро труд его несладкий, дала творцу увидеть завершенье. Навеки покидая мир подлунный, он различил в туманном беспорядке свое точнейшее изображенье.
Рыба: Николай Агнивцев Два конца палки Раз персидскою весною Шел Абдул к Фатиме в дом С нагруженным кос-халвою Очень глупым ишаком. Шел Абдул и пел: «Всю ночь-то Процелуюсь я, да как! Ты ж не будешь, оттого что Я Абдул, а ты ишак!» Так, смеясь весьма ехидно И хватаясь за бока, В выражениях обидных Пел Абдул про ишака. «Вот идет со мной ишак. Он один, а глуп, как два! Ай, какой смешной ишак! Вва!» И придя к ней, стук в окошко: — Вот и я, Фатима, здесь! Целоваться вы немножко Не ин-те-ре-су-е-тесь? Но она ему на это Отвечала кратко, что Мужу старому Ахмету Не изменит ни за что! Он сказал: «Ой, как вы строги!» И домой он держит шаг. И с усмешкой по дороге Про Абдула пел ишак: «Вот идет со мной ишак. Он один, а глуп, как два! Ай, какой смешной ишак! Вва!»
Рыба: Франсиско Кеведо Огородная свадьба Дон Редис и донья Редька - Не креолы, не цветные, Вроде там Цветной Капусты, Но испанцы коренные - Поженились. И на свадьбу Их высокоогородья, Чьим благодаря щедротам Кормится простонародье, Всю свою родню созвали, Пригласили цвет дворянства, Тех особ, кому подвластны Все земельные пространства. Прикатила донья Тыква, И дородна, и спесива, - Оттого, что всех дородней, И спесива особливо. А за нею - донья Свекла, Неопрятная уродка, Все лицо в буграх и ямах, Бахрома вкруг подбородка. Вот дон Лук - торчат нахально В шляпу воткнутые перья; Скольких дам до слез довел он, Обманувши их доверье! Не замедлила Маслина: Этой смуглой андалуске Надо быть без опозданья, - Без нее ведь нет закуски. Вот дон Апельсин. Министром Стал он, двор его возвысил. Глянешь - гладок, верно, сладок, А когда раскусишь - кисел. Вот сварливый и колючий Дон Каштан; в его владенья Не проникнешь, не имея Должного вооруженья. Вот обсыпанная пудрой Куртизанка донья Слива: Смугловата, нагловата, Но округлости на диво. Вот капризная и злая Низкорослая Горчица: Всякий, кто не вышел ростом, Свыше меры горячится. Вот изящная Черешня: Молодая - скулы сводит, Но зато, когда созреет, Тьму поклонников находит. Вот ее сестрица Вишня: Покислей, темней оттенок, Смолоду - в цене, а позже Продается за бесценок. Вот обманщица Капуста: С виду - сдобненькая пышка, Но под массой белых юбок - Лишь сухая кочерыжка. Дыня - образец матроны Добродетельной и честной: Вид ее сулит блаженство, Вкус, увы, довольно пресный. Вот дон Баклажан - сияет Лысиной своей лиловой: В годы юности зеленой Был он малый непутевый. Вот дон Огурец: сутулый, Прыщеватый, малокровный; Сразу виден в нем идальго С безупречной родословной. Вот дон Кабачок. Он бледен, Давней одержим любовью: Даст в куски себя разрезать, Спечь, стушить, - но лишь с Морковью. Прибыл и двуличный Персик. Зависть его сердце точит, Жесткость внутреннюю скрыть он Бархатной улыбкой хочет. Дон Лимон толк знает в свадьбах, Не пропустит ни единой; Побуждаем тонким вкусом, Судит-рядит с кислой миной. Вот карета с доном Хреном, Очень важною особой; Дряхлый, скрюченный подагрой, Жив он горечью да злобой. Вот хвастун, бретёр дон Перец, Он - причина слезных жалоб: Стоит Перцу поперечить - Вмиг глаза полезут на лоб. Вот ввалилась донья Брюква. Все ухватки грубиянки Обличают в ней утеху Школяров из Саламанки. Но достаточно. В злословье Перешел я грань приличья. Впрочем, свадьбы, мой читатель, Так скучны без злоязычья! (Перевод М. Донского)
Рыба: Франсиско Кеведо Эпиграмма на Орфея Когда Орфей за Эвридикой В Аид спустился, бог Плутон Был беспредельно возмущен Такою дерзостью великой. Запел пленительный Орфей, Как никогда не пел. Однако, Хотя Плутону в царстве мрака Вдруг стало на душе светлей, Багровый от негодованья, Вернул Орфею он жену, Что было даже в старину Тягчайшей мерой наказанья. Засим смягчился грозный бог И смертному в вознагражденье За удивительное пенье Вновь потерять ее помог. Перевод В. Васильева
Рыба: А вот вполне привычный Кеведо. Мне по душе обе его ипостаси. Постоянство в любви после смерти Пусть веки мне сомкнет последний сон, Лишив меня сиянья небосвода, И пусть душе желанную свободу В блаженный час навек подарит он, - Мне не забыть и за чертой времен В огне и муке прожитые годы, И пламень мой сквозь ледяные воды Пройдет, презрев суровый их закон. Душа, покорная верховной воле, Кровь, страстию безмерной зажжена, Земной состав, дотла испепеленный, Избавятся от жизни, не от боли; В персть перейдут, но будет персть верна; Развеются во прах, но прах влюбленный. Перевод А. Косе Безмолвная любовь Глаза! Не выдайте любви секрета! Его хранят безмолвные уста. Любви тем совершенней красота, Чем скорбная видней на сердце мета. Коль слезы хлынут, не страшась запрета, Страдающего сердца немота Их выжжет. И страданья правота Не даст глазам нарушить их обета. Любите тайну сердца своего, Не выдайте кому-нибудь случайно, Пред муками его склонитесь ниц. Любви недостижимо торжество - Так пусть хранима будет сердца тайна Безмолвьем уст и сухостью ресниц. Перевод И. Чежеговой
Рыба: Пауль Флеминг (1609-1640) *** Что ценней любого клада Нам на жизненном пути? Величайшая услада Сердце верное найти. С сердцем близким, с сердцем милым Все на свете нам по силам. Жизнь предаст, судьба обманет, Счастье может изменить. Сердце верное воспрянет, Чтоб тебя оборонить. С сердцем близким, с сердцем милым Все на свете нам по силам. Для него твоя удача - Всех отраднее удач. Загорюешь, горько плача, И его услышишь плач. С сердцем близким, с сердцем милым Все на свете нам по силам. Деньги тают, гаснет слава, Дни уносятся гурьбой, Старость мерзкая трухлява - Сердце верное с тобой. С сердцем близким, с сердцем милым Все на свете нам по силам. И свиданье и разлуку - Все оно перенесет. Загрустишь - развеет скуку, А отчаешься - спасет. С сердцем близким, с сердцем милым Все на свете нам по силам. Пусть вовек не расстаются Двое любящих сердец, В сладкой верности срастутся, Как того хотел творец. С сердцем близким, с сердцем милым Все на свете нам по силам! (Перевод Л. Гинзбурга)
stella: У меня такое ощущение, что я на эти слова песню слышала. Какой-то знакомый ритм, мелодия... это не из цикла Таривердиева о студентах?
Рыба: Конечно, песня! Композитор Владимир Дашкевич, музыка к спектаклю "Пчёлка" по сказке А.Франса (театр им. Моссовета), 1984 год.
stella: Наверное, я ее где-то все же слышала, хотя спектакль не смотрела, и вряд ли могу извлечь из памяти хоть что-то о нем.((
Рыба: Так всё было на слуху, раньше ведь радио было!
stella: Радио в эти годы я вообще не слушала: ни местное, ни общесоюзное: сплошные похороны генсеков везде и всюду.
Рыба: ХУАНА ИНЕС ДЕ ЛА КРУС (1651 – 1695) Перевод И. Чежеговой СОНЕТ, в котором воображение тщится удержать уходящую любовь Виденье горького блаженства, стой! Стой, призрак ускользающего рая, из-за кого, от счастья умирая, я в горести путь продолжаю свой. Как сталь магнитом, нежностью скупой ты сердце притянул мое, играя... Зачем, любовь забавой полагая, меня влюбленной сделал ты рабой! Но ты, кто стал любви моей тираном, не торжествуй! И пусть смеешься ты, что тщетно я ловлю тугим арканом твои неуловимые черты, – из рук моих ты вырвался обманом, но ты навек – в тюрьме моей мечты!
Grand-mere: Любители книг Крапивина, надеюсь, не забыли мальчика со шпагой, хотя лет прошло немалоclick here А это клип по крапивинским "Корабликам" (книга, на мой взгляд, ни разу не детская). Мальчишки, по-моему, - чудо расчудесное! click here
Lumineuse: Grand-mere, спасибо! Прям до слёз... Для вас это наверно ностальгия. А у меня дома такой мальчик со шпагой есть. С гвардейцами дерётся и за подвесками гоняет целыми днями.
Рыба: Александр Габриэль До чего ж хорошо! Я — иголка в стогу. В школу я не пошел. В школу я не могу. В суматохе родня, носят пить мне и есть... Мне везет: у меня тридцать восемь и шесть. Растревожена мать. В горле еж. Я горю. У соседей слыхать, сколько лет Октябрю, там про вести с полей, трактора и корма... А в постели моей пухлый томик Дюма. Затененный плафон. И со мною в душе де Брасье де Пьерфон и хитрюга Планше... Что мне банки, компресс?! Я молчу. Я не ем. Госпожа де Шеврез. Ловелас Бекингэм. Что мне вирус? — мой дух совершенно здоров. Я застрял между двух параллельных миров. Тесный дружеский строй, благородство и честь... Как прекрасны порой тридцать восемь и шесть! Одеяло да плед, аскорбинки в драже... Десять лет, десять лет не вернутся уже. Снега, снега по грудь намело на фасад... Это было чуть-чуть меньше жизни назад.
Grand-mere: Lumineuse,рада, что Вам понравилось. Хорошо, что мальчишечьи игры не стареют. Поверьте, оглянуться не успела, 30 лет мелькнули одним днем, а кажется, вчера еще своего "мушкетера" на новогоднюю елку водила... Кроме того, довелось выпустить в жизнь не одну, наверное, сотню таких вот мальчишек. Не буду хвастать, что всех помню, но многих. Кого-то из них уже и нет, а их детство навсегда со мной. Р.Рождественский Проходит время, и солнце светит. Ах, как нежданно взрослеют дети! Но я привыкну. Я постараюсь. Большие дети – большая радость. Взрослеют дети, стареют матери, и веет запахом осенних трав. Не скажешь сыну: “Останься маленьким!” Сын не послушает – и будет прав. Но я привыкну, я буду сильной, я только счастья желаю сыну. Зачем так близко грохочут грозы? Большие дети – большие слёзы. Проходит время, и солнце светит. Ах, как нежданно взрослеют дети! Я буду рядом, не помешаю. Большие дети – судьба большая.
Камила де Буа-Тресси: Grand-mere, спасибо! Но никак не пойму, что за отрывки фильмов. Там явно ни раз не крапивинский сюжет Мальчика со шпагой. Я книгу наизусть знаю практически. А "Кораблики" не помню вообще (( возможно, не читала.
Grand-mere: Камила, это фрагменты "Колыбельной для брата" (в подземном переходе, с велосипедом), а в основном - из фильма про детскую фехтовальную школу (смотрела когда-то, но название уже не вспомнить). "Кораблики" имеют другое название - "Помоги мне в пути". Очень рекомендую.
Камила де Буа-Тресси: Grand-mere, то-то я узнала эту сцену с велосипедом))) и про школу мне кажется тоже смотрела, но не помню уже тоже название. А может это и другой был фильм. "Помоги мне в пути" точно было в одном из моих томов, но я если и читала один раз, то просто не помню уже значит.
Grand-mere: Камила, а у меня из "взрослых" вещей Крапивина "Кораблики" и "Гуси-гуси..." самые любимые. Но первая любовь - "Мальчик со шпагой", с него для меня начался этот писатель. Вы читали продолжения? - "Бронзовый мальчик" (там Данилка взрослый) и "Рыжее знамя упрямства"? Последняя вещь, на мой взгляд, несколько слабее (хотя там и Сергей, и Олег) - что ж, автор, увы, не молодеет... Экранное же воплощение, похоже, уже не увидеть... В сети можно найти "Та сторона, где ветер" и "Трое с площади Карронад"; не дак давно "нулевым экраном" довелось посмотреть "Бегство рогатых викингов" - неплохой фильм, но он почему-то так и не появился ни в кино, ни на дисках, ни в сети.
Grand-mere: Встретились в Сети стихи М. Семеновой, раньше мне не известные. Ну, что еще не сказано про кошку?.. Она всю жизнь блюла кошачью честь И лишь под старость, прихворнув немножко, Вдруг заскучала, перестала есть. Хозяйка в трансе. Зрелище болезни Никто в семействе вынести не мог. Посовещавшись, с логикой железной Решили сбагрить кошку за порог. Лесная жизнь всегда на пользу зверю! Там каждый лист — лекарство, рупь за сто! И даже дети предпочли поверить, Что Мурке лучше будет под кустом. …И унесли в сентябрьское ненастье, За трассу, где ревут грузовики. И пропитанье кинули на счастье — Ржаного хлеба черствые куски. Она не понимала, что творилось. Она от них не ожидала зла И за людьми, собрав по капле силы, Обратно к дому кошка поползла. Наверно, там обрадуются встрече, Забыв случайно в лесополосе… Каким-то чудом избежав увечий, Она перебралась через шоссе. Хозяин вышел, вспомнил чью-то маму, И, злых почти не сдерживая слез, Как сверток опостылевшего хлама, На то же место смертницу отнес. И вот шаги знакомые умолкли… С востока шла осенняя гроза. Холодный дождь стучал по листьям мокрым, Хлеща в полуослепшие глаза. Но, силы взяв неведомо откуда, Она опять в чернеющую даль, Едва дыша, уже не веря в чудо, По лужам выползает на асфальт… На этот раз вблизи мелькнули фары. Вот-вот — удар, колеса, смертный хрип… Ан нет! Обдав солярочным угаром, Затормозил большой серьезный джип. Его владелец, баловень удачи, Стрелял не только в тире, говорят… Сейчас он тихо-мирно ехал с дачи, Вез в город тещу и своих близнят. Он был мужик, понятно, очень жесткий, Но вышел под ночные фонари — Потрогал пальцем слипшуюся шерстку Ладонь под брюшко — и она внутри. Там вентилятор гнал дыханье лета, Обмякшим тельцем тотчас завладев, Схватила теща старую газету, Уча мальчишек действиям в беде. И с заднего сидения кавказец Тянул ужасно любопытный нос… Глава семейства по мобильной связи Послал безотлагательный запрос. «Ветклиника? Вы до какого часа? Я к вам, короче, кошечку везу…» Взяв с места, мощный джип ушел на трассу И полетел ракетой сквозь грозу. Чужие пальцы пахли непривычно. Она в них мокрой тыкалась щекой, Едва заметно, слабенько мурлыча, Благодаря за ласку и покой. Она уже почувствовала еле Иголку в лапе, теплую кровать… Шприц отложив, ветврач сказал: «Успели. Ещё лекарства будете давать…» Теперь она живет себе на славу. Одно добавлю, завершая стих: Те люди оказались правы. Без них ей было лучше, чем у них. © Мария Васильевна Семёнова
Grand-mere: И еще тот же автор: Ты был когда-то забиякой, А нынче путь ведёт на край. Обидеть старую собаку Не дай мне, Господи! Не дай В дурном порыве раздраженья Её с дороги оттолкнуть За то, что в старческих движеньях Погасла огненная ртуть. Походка сделалась корявой, И, дождь пророча нам с небес, Скрипят в изношенных суставах Мои походы через лес Была весна и гомон птичий, Теперь болячек, как вериг. Мне мокрый нос в ладони тычет Седой, беспомощный старик. На свой матрасик у камина Ложись, погрейся у огня. Мой друг, тебя я не покину, А ты - не покидай меня. Когда подкравшаяся дрёма Уймёт биение в груди, Ты Там, за гроздьями черёмух, Меня немного подожди.
stella: А я свою старушку все же вытащила. Не знаю, сколько протянем, но любовь у нас на старости лет особенная.
Камила де Буа-Тресси: Grand-mere, что-то я не ответила я вам, простите, сообщение пропало из новых, видимо. Конечно же, я читала продолжения (у меня полное собрание из 26 томов дома есть)), и мне "Рыжее знамя" очень понравилось. Самых любимых у меня много, всех не упомню. Но из того что вспомнилось, кроме трилогии Мальчика со шпагой: "Оранжевый портрет с крапинками", "7 фунтов брамсельного ветра", "Серебристое дерево с поющим котом", "Трое с площади карронад" (фильм ничего, но книга в разы роднее), "Стража Лопухастых островов", "Лужайки, где пляшут скворечники", "Колыбельная для брата" (фильм тоже неплох). Думаю, дальнейшее обсуждение вполне можно перенести в ЛС))) о любимых книгах я могу говорить вечно. "Бегство рогатых викингов" кстати, шло в кино, и должно быть онлайн. Все не могу собраться посмотреть. Огромное спасибо за стихи про кошку. Люблю Семенову.
Grand-mere: Камила, спасибо за подробный ответ, а извиняться абсолютно не за что. У меня Крапивин разрозненный, но надеюсь, что полный, включая журнальные публикации и самые первые(уже раритетные!) книжечки Уральского издательства начала 60 годов. А герой ст-я про кошку не напомнил Вам Фаульгабера из "Скунса"? В ст-и о собаке последние строчки особенно за душу берут. Теперь вот готовлюсь "ловить" 4 том "Аратты" - что-то до нас книги все хуже стали доходить. Стелла, Вы имеете в виду, что кошку подлечили? Сколько тревоги за них, бессловесных, душой ведь прикипаем.
Камила де Буа-Тресси: Grand-mere, я что-то не очень хорошо помню "Скунса", хотя кажется все таки читала. И последнюю Семенову вообще не читаю. Не знаю почему, не идет.
stella: Grand-mere , да, я про свою старшую кошку.)) Даже уже не надеялась. А ведь не просто привыкла - у меня с животными устанавливается какая-то связь - словно мыслим на одной волне. Даже не по себе делается, когда в их глаза смотришь: понимаю, что они читают мои мысли, мое состояние, но и у меня получается аналогично.
Grand-mere: Камила, чтобы не лазить в другую тему, здесь поблагодарю за ссылку на "Смотрителей". И если где-то найдете фильм "Бегство рогатых...", дайте тоже наводку, хорошо? А у меня Семенова до сих пор идет на ура, даже в "Братьев" вчиталась. "Скунс", я бы сказала, - сентиментальный детектив с политическим уклоном , мне, однако, нравится. И это оттуда стихи: Где-то у вас соловьи посходили с ума. Радуга в небе, и солнце, и сполохи гроз... А у меня всё никак не проходит зима. А у меня всё метели, снега да мороз. Где я прошёл, те дорожки давно замели Мёртвые листья да снег над пожухлой травой... Белые крылья мелькают в далёкой дали. Чёрные крылья - над самой моей головой. Я бы поверил своей незакатной звезде. Я раздобыл бы к вам, люди, обратный билет. Серые сумерки гаснут, едва поредев. Серое небо в себя не пускает рассвет... С каждой зимою всё больше жестоких потерь, Только растёт и растёт неоплаченный счёт. Белые крылья всё дальше относит метель. Чёрные крылья почти задевают плечо. Отсветы гаснут, грядёт окончание дня. Кто-то уснёт и увидит волшебные сны О негасимой надежде... А здесь у меня - Осень да осень. И больше не будет весны. Как помолиться, чтоб сбылся несбыточный сон? Ляжет прямая дорога, светла и чиста... Белые крылья скрывает седой горизонт. Чёрные крылья всё ниже, всё ниже свистят...
Grand-mere: И еще Семенова, "Скунс" - как мне кажется, пронзительно личное: Ещё я жду тебя, мой синеглазый. Хоть знаю – не прийти тебе за мной. Ты быть бы мог полковником спецназа, А я – твоей красавицей женой. Календаря назад не передвинуть... Давным-давно понять бы мне пора, Что ты, не встреченный, должно быть, сгинул В далёких, солнцем выжженных горах. Мне снилось, как ты тщетно ждал подмоги, Отстреливался и слабел от ран… На камне тлели чёрные ожоги, По кручам плыл пороховой туман… А те, другие, подбирались ближе, Совсем без страха двигались вперёд… Быть может, ты ещё успел услышать, Как стрекотал далёкий вертолёт, И в тот же миг под край помятой каски Шальная пуля клюнула? Бог весть… А я живу. И сочиняю сказки Про благородство, мужество и честь. Про то, как помощь всё-таки поспела, Как кто-то вынес друга на руках, Про то, как пуля мимо просвистела В далёких, солнцем выжженных горах… С учетом того, что в словаре Семеновой "сказка" - это не небылица, а, скорее рассказ (со слов) очевидца.
Grand-mere: Хозяйку наступающего года приветствует Александр Блок. В нашем доме мыши поселились И живут, и живут! К нам привыкли, Ходят, расхрабрились, Видны там и тут. То клубком катаются пред нами, То сидят, глядят; Возятся безжалостно ночами, По углам пищат. Утром выйдешь в зал,- Свечу объели, Масло в кладовой, Что поменьше, утащили в щели... Караул! разбой! Свалят банку, след оставят в тесте, Их проказ не счесть... Но так мило знать, Что с нами вместе Жизнь другая есть. 8 января 1899
Grand-mere: Р. Рождественский. Слова песни к спектаклю "Молодая гвардия" (странно представить, но тому уже полвека...) И сегодня, в преддверии 75-летия победы, пусть снова прозвучит это обращение. Мы были живыми, как время, Мы были большими, как время, Теперь мы в легенде прославленных дней, Теперь мы в граните и в бронзе, Теперь мы в поэмах и в прозе, Теперь мы в безмолвье Могильных камней. Спасибо за память, потомки, Спасибо за верность, потомки, Спасибо за то, что алеет заря. Не зря мы над смертью смеялись, Не зря наши слезы и ярость, Не зря наши песни и клятвы не зря! Вы заняты гордой работой, Огромной, как солнце, заботой, А мы вспоминаемся вам невзначай. А мы – ваши корни земные, А мы – ваши думы ночные, А мы- ваша память и ваша печаль. Но вы оставайтесь живыми, Прекрасно и гордо живыми, Мы знаем: дорога у вас не проста. А вы – продолжение наше, А вы – утешение наше, А вы – наша слава и наша мечта.
Lumineuse: Grand-mere, пронзительные слова...
stella: Я, практически никогда, не выкладываю стихи. Что поделать, меня редко тянет открыть томик поэзии, хотя дома их хватает. Но Евтушенко - люблю. Только что увидела в Сети. Так точно о том, во что превратил женщину феминизм и жизнь. «Благодарность» — бездонное стихотворение Евгения Евтушенко Как мало надо женщине — мой Бог! — чтобы ее за женщину считали. Она сказала: «Он уже уснул!»,— задернув полог над кроваткой сына, и верхний свет неловко погасила, и, съежившись, халат упал на стул. Мы с ней не говорили про любовь, Она шептала что-то, чуть картавя, звук «р», как виноградину, катая за белою оградою зубов. «А знаешь: я ведь плюнула давно на жизнь свою… И вдруг так огорошить! Мужчина в юбке. Ломовая лошадь. И вдруг — я снова женщина… Смешно?» Быть благодарным — это мой был долг. Ища защиту в беззащитном теле, зарылся я, зафлаженный, как волк, в доверчивый сугроб ее постели. Но, как волчонок загнанный, одна, она в слезах мне щеки обшептала. и то, что благодарна мне она, меня стыдом студеным обжигало. Мне б окружить ее блокадой рифм, теряться, то бледнея, то краснея, но женщина! меня! благодарит! за то, что я! мужчина! нежен с нею! Как получиться в мире так могло? Забыв про смысл ее первопричинный, мы женщину сместили. Мы ее унизили до равенства с мужчиной. Какой занятный общества этап, коварно подготовленный веками: мужчины стали чем-то вроде баб, а женщины — почти что мужиками. О, господи, как сгиб ее плеча мне вмялся в пальцы голодно и голо и как глаза неведомого пола преображались в женские, крича! Потом их сумрак полузаволок. Они мерцали тихими свечами… Как мало надо женщине — мой Бог!— чтобы ее за женщину считали.
Lumineuse: Прекрасное стихотворение!
Grand-mere: Стелла, разделяю Вашу любовь к Евтушенко. Вот еще 2 его ст-я, в чем-то созвучных, мне кажется, приведенному Вами. Любовь неразделенная страшна, но тем, кому весь мир лишь биржа, драка, любовь неразделенная смешна, как профиль Сирано де Бержерака. Один мой деловитый соплеменник сказал жене в театре "Современник": "Ну что ты в Сирано своем нашла? Вот дурень! Я, к примеру, никогда бы так не страдал из-за какой-то бабы... Другую бы нашел - и все дела". В затравленных глазах его жены забито проглянуло что-то вдовье. Из мужа перло - аж трещали швы!- смертельное духовное здоровье. О, сколько их, таких здоровяков, страдающих отсутствием страданий. Для них есть бабы: нет прекрасной дамы. А разве сам я в чем-то не таков? Зевая, мы играем, как в картишки, в засаленные, стертые страстишки, боясь трагедий, истинных страстей. Наверное, мы с вами просто трусы, когда мы подгоняем наши вкусы под то, что подоступней, попростей. Не раз шептал мне внутренний подонок из грязных подсознательных потемок: "Э, братец, эта - сложный матерьял..."- и я трусливо ускользал в несложность и, может быть, великую возможность любви неразделенной потерял. Мужчина, разыгравший все умно, расчетом на взаимность обесчещен. О, рыцарство печальных Сирано, ты из мужчин переместилось в женщин. В любви вы либо рыцарь, либо вы не любите. Закон есть непреклонный: в ком дара нет любви неразделенной, в том нету дара божьего любви. Дай бог познать страданий благодать, и трепет безответный, но прекрасный, и сладость безнадежного ожидать, и счастье глупой верности несчастной. И, тянущийся тайно к мятежу против своей души оледененной, в полулюбви запутавшись, брожу с тоскою о любви неразделенной. Страданье устает страданьем быть И к радостям относится серьезно, Как будто бы в ярме обрыдлом бык Траву жует почти религиозно. И переходит в облегченье боль, И переходит в утешенье горе, Кристаллизуясь медленно, как соль, В уже перенасыщенном растворе. И не случайно то, что с давних пор До хрипоты счастливой, до срыванья Частушечный разбойный перебор Над Волгой называется «страданье» Ручей весенний - это бывший лед. Дай чуть весны страдавшему кому-то И в нем тихонько радость запоет, Как будто бы оттаявшая мука. Просты причины радости простой Солдат продрогший знает всею юшкой Как сладок даже кипяток пустой С пушистым белым облачком над кружкой. Что нестрадавшим роскошь роз в Крыму? Но заключенный ценит подороже В Мадриде на прогулочном кругу Задевший за ботинок подорожник И женщина, поникшая в беде Бросается, забывши о развязке На мышеловку состраданья, где Предательски надет кусочек ласки Усталость видит счастье и в борще, Придя со сплава и с лесоповала. А что такое счастье вообще? Страдание, которое устало.
Рыба: *** Ни в чём заметной перемены: День изо дня, из года в год Передо мной слепые стены И надо мной безмолвный свод. Но в неподвижной, тесной раме Всегда закрытого окна Сверкают звёзды вечерами, Как золотые письмена. Душе, потерянной во мраке И онемевшей в тишине, Отрадны символы и знаки, К ней приходящие извне. В оконном синем полукруге, Припоминая, узнаёшь Многоугольники и дуги — Вселенной огненный чертёж. Душа знакомой внемлет речи И видит трепет вечных сил И расхождения и встречи Недосягаемых светил. С. Маршак, 1907
Grand-mere: С точки зрения поэтики явно не шедевр, но меня вот зацепило... Возле обочины дороги Лежал машиной сбитый кот. Увы, для котофеев многих Жестокий уличный исход. Но этот кот зашевелился, И, встав на лапы кое-как, В канаве ближней схоронился, Где обессиленно обмяк. Ужасно голова болела, Не мог подумать ни о чём. Однако кости были целы И не хлестала кровь ручьём. Но, оклемавшись, кот вдруг понял, На лапе ранку зализав, Что ничегошеньки не помнит, Не властен жизнь мотать назад. Что память ясная сменилась Чернейшей беспроглядной мглой! Напрягся, но не получилось Узреть день сгинувший былой! К чужим домам побрёл, хромая, Растерян в городе чужом, В полночный час чужого мая В чужую темень погружён. Чужие запахи струились, Чужие бегали коты, Чужие звуки доносились, Чужие высились кусты. В чужом заночевавши сквере, Кот просыпался много раз. Он сам себе ещё не верил, Что сам себе чужой сейчас! Вернуть стараясь день вчерашний, Копался в памяти зазря: ' Бездомный я или домашний?! Ну, кто же? Кто же?! Кто же я?! ' Он и потом ещё пытался Напрасно прошлое обресть, Когда по городу скитался, Искал хоть что-нибудь поесть. Гудела голова частенько, Но постепенно гул пропал. За год освоился котейка, Зимой беднягу спас подвал. В голодных буднях закаляясь, Смекалку здорово развил: Нередко, дохлым притворяясь, Птиц на помоечке ловил. Конечно, потрепало время, Но, обездоленность вкусив И глубь отчаянья измерив, Он снисхожденья не просил. Лишь иногда, желая ласки, Пусть неуклончиво дичал, Сидел кот в скверике на лавке, Как бесприютная печаль. И вот в один такой денёчек Девчонка села рядом с ним: ' Ты не узнал меня, Дымочек? Ты только не пугайся, Дым! Мы год тебя повсюду ищем! Какое чудо, что живой! Зачем за дверь бесследно вышел? Малыш неповторимый мой!' Дымка, рыдая, обнимала, Сводя беспамятство на нет, И кот всё вспомнил мал-помалу, Её узнав, прильнул в ответ. И замурлыкал, ощущая, Тепло хозяйских нежных рук. Постиг утраченное счастье, Ведь есть теперь любимый друг... И было всё знакомо дома: Диван, шкаф, кресло и кровать! Кот месяц отъедался вдоволь, Забыв, что значит голодать. Опять заботой окружённый, Он по-кошачьему расцвёл. Играл с потёртым медвежонком И прыгал под шумок на стол. Тетрадки воровал украдкой, Как в прежней жизни воровал. Дремал с хозяюшкой в кроватке, Как раньше возле ног дремал. И торопил её проснуться, Как торопил досель, точь-в-точь. Любил в лицо мордашкой ткнуться, Любил с уборочкой помочь. Их дружба - светлое богатство На все оставшиеся дни. Им никогда не догадаться - Ошиблись в скверике они... Автор: Богдан Филатов
Рыба: ПАУСТОВСКОМУ Не уподобившись волхвам, не видя света из-за марева, я опоздал с любовью к Вам на полстолетия без малого. Но что ни год от Ваших чар все чаще на душу — о Боже мой — нисходит светлая печаль и свежесть вести неопошленной. На море Черном, на Оке ль мне Ваше слышится дыхание,— седого юношества хмель с годами все благоуханнее. Места, что были Вам милы, и я люблю безоговорочно: святое из житейской мглы выходит ярко и осколочно,— И тех осколков чистота все светоносней и нетленнее. О Боже, как юна мечта и как старо осуществление! Мир дышит лесом и травой как бы в прозрачности предутренней,— нет зренья в прозе мировой восторженней и целомудренней. И мне светлее оттого, что в скуке ль будня, в блеске ль праздника я столько раз ни одного не перечитываю классика. Б. Чичибабин, 1984
Рыба: М. Яснов Москварики и невырики *** Вдоль Москва-реки ходят москварики - Всё начальники ходят, очкарики. Вдоль Невы-реки ходят невырики - всё молчальники ходят, всё лирики. Едет поезд, мигая фонариком, - едет в гости невырик к москварикам и садится, блаженствуя, в скверике, где гуляют сплошные холерики. Вдоль Москва-реки ходят москварики, всё грызут пирожки да сухарики. Вдоль Невы-реки ходят невырики, с пивом хрупают рыбьи пузырики. И глядят поминутно москварики кто на часики, кто в календарики. И неспешно взирают невырики, как ползут под мостами буксирики. Не годится невырик в историки - он гуляет, мечтая, во дворике, и блажные его каламбурики охраняют лепные амурики. А тем временем вертятся шарики - это думают думы москварики. И за это их любят невырики и москварикам шлют панегирики. 1985г. P.S. Верю, верю, одни панегирики, Ведь невырики...как их...сатирики!
stella: Вот помирились, наконец.))) А то в мои времена - терпеть друг друга не могли.
Рыба: Не, это так, по привычке больше!
Grand-mere: Что-то давно сюда никто не заглядывал... Давайте на минутку отрешимся от нескончаемых забот и хлопот, дел и проблем и вместе с Л. Озеровым взглянем на одну из самых загадочных картин. Еще не видно лица на портрете, Ни рук на нем, ни одежды нет. Как воплощается замысел в цвете? Как возникает женский портрет? Художник не отрывает взора От натурщицы, от полотна. - Можете шевелиться, сеньора, Ваша скованность мне вредна. Смуглая женщина в свете зыбком, Прост и чудесен ее наряд. Неуловима ее улыбка, Необъясним ее чистый взгляд. . То ли улыбка, то ли догадка, то ли намек, то ли укор. Бежит пробор посередине гладко, И пропадает тропой среди гор. Чему, улыбаясь, она так рада? А может, не рада - тоскует она?.. Лежит перед нею гроздь винограда. Тихая музыка близко слышна, Еще кантилена, еще два аккорда. Послеобеденный ровный свет. Музыку слушает Джоконда, Леонардо пишет портрет. Мне улыбается Джоконда Из-за гор через тысячу лет.
Черубина де Габрияк: Grand-mere , спасибо! Красиво.
Орхидея: Библиотеки Власть, времени сильней, затаена В рядах страниц, на полках библиотек: Пылая факелом во мгле, она Порой язвит, как ядовитый дротик. В былых столетьях чей-то ум зажег Сверканье, — и оно доныне светит! Иль жилы тетивы напрячь возмог, — И в ту же цель стрела поныне метит! Мы дышим светом отжитых веков, Вскрывающих пред нами даль дороги, Повсюду отблеск вдохновенных слов, — То солнце дня, то месяц сребророгий! Но нам дороже золотой колчан, Певучих стрел, завещанный в страницах, Оружие для всех времен и стран, На всех путях, на всех земных границах. Во мгле, куда суд жизни не достиг, Где тени лжи извилисты и зыбки, — Там дротик мстительный бессмертных книг, Веками изощрен, бьет без ошибки. Валерий Брюсов
stella: А теперь опять жгут книги.
Grand-mere: Люблю Брюсова. Вот это, например. Старый викинг Он стал на утесе; в лицо ему ветер суровый Бросал, насмехаясь, колючими брызгами пены. И вал возносился и рушился, белоголовый, И море стучало у ног о гранитные стены. Под ветром уклончивым парус скользил на просторе, К Винландии внук его правил свой бег непреклонный, И с каждым мгновеньем меж ними все ширилось море, А голос морской разносился, как вопль похоронный. Там, там, за простором воды неисчерпно-обильной, Где Скрелингов остров, вновь грянут губящие битвы, Ему же коснеть безопасно под кровлей могильной Да слушать, как женщины робко лепечут молитвы! О, горе, кто видел, как дети детей уплывают В страну, недоступную больше мечу и победам! Кого и напевы военных рогов не сзывают, Кто должен мириться со славой, уступленной дедам. Хочу навсегда быть желанным и сильным для боя, Чтоб не были тяжки гранитные косные стены, Когда уплывает корабль среди шума и воя И ветер в лицо нам швыряется брызгами пены. 1900 г.
stella: Я профан, но похоже на гекзаметр.
Орхидея: stella, нет, это не гекзаметр, хотя размеренностью звучания действительно немного похоже. Но тут другие ударения: безударный-ударный-безударный повторяется пять раз. Это пятистопный амфибрахий.
полная версия страницы