Форум » Покатуха » Высшие » Ответить
Высшие
Рыба: Название: Высшие Автор: Рыба Фэндом: ТМ Персонажи: кот Вельзевул, кот Люцифер, крыс Ле Ронжер*. Кошка Бланшетт и кот Базиль (эти персонажи принадлежат Стелле) Размер: миниатюра Жанр: юмор, рождественский рассказ Примечание: текст сюжетно связан с фанфиком Стеллы "Сказки кошки с улицы Феру" (2часть)
Рыба: Лея, да уж, если расскажет Арамис, то тут, что называется, из первых уст!
stella: У Арамиса все сказки грустные и страшноватые. А у Рыба весело.
L_Lada: Рыба пишет: и кто-то, полвека спустя, поведает мэтру Перро про чудесного кота, что в конечном итоге привел гасконского кадета к маршальскому жезлу? А почему бы и нет, в конце концов? Если кот того стоит. Правда, не понимаю. Рассказал же кто-то лет через 50-70 Оливье де ла Маршу историю борзой из Монтаржи. Итог - фрески, гравюры, памятник, стихи, и т.д., и т.п. Пес, конечно, заслужил. Это я к тому, что нет ничего невозможного. Всего-то полвека! И потом, а зачем полвека? Узнать эту историю мэтр Перро вполне мог лет через 10-15, задолго до всяких маршальских жезлов. А сказку написать уже много позже. Узнал о маршальском жезле, вспомнил, что слышал что-то такое про кота, и вдохновился.
stella: L_Lada , вот и не просто сюжет: почти готовый фанфик. Может, возьметесь? И - до нашей кучи.
Рыба: L_Lada, кого Котом в сапогах назначим – Вельзевулку или Люциферку?🤣🤣🤣
L_Lada: Рыба пишет: кого Котом в сапогах назначим – Вельзевулку или Люциферку?🤣🤣🤣 Или сына и наследника Вельзевулки и Бланшетт. На ваше усмотрение. Главное - свершения, о которых было бы известно и стоило рассказывать. Кстати, кто именно рассказал Шарлю нашему Перро, я уже выяснила. Вообще не вопрос. Два тыка мышкой. (что-то двусмысленно в кошачьей теме получилось, ну да ладно)
L_Lada: stella , у меня пока куча незакрытых гештальтов и времени в обрез. Но я подумаю. В любом случае, за "третьим будешь?" за добрые слова спасибо. Пока что нашла в своих виртуальных архивах на тему Перро пару пирожков из раннего из периода увлечения сетевой поэзией, но не знаю, надо ли и куда это можно. Не в тему же чужого фанфика.
stella: L_Lada , в "Покатуху" Отдельной темой.
Atevs: Про-дол-же-ни-я! Я же читала "Трех мушкетеров", я знаю, чем все должно закончиться Но с каким же нетерпением я жду продолжения! Персонажи совершенно сказочные, а при этом абсолютно реальные. Ведут себя с одной стороны совершенно по-кошачьи, а с другой - абсолютно по-человечьи: – Ты выполнила договор, женщина. – А… хорошо! – легкомысленно ответила Бланшетт, зевнула и перевернулась на другой бок. Беспокойный Вельзевул подрал когтями ковёр и запрыгнул на подоконник, глядя на зазеленевший апрельский сад Ай, да весь текст цитировать можно. Спасибо за ощущение волшебства. Оно, кроме прочего, - в балансе, балансе на грани между мирами, балансе между смешным и трогательным. Лея пишет: Кстати, его юный и наглый курьер напоминает самого д'Артаньяна Ага. Мне тоже д'Артаньянистость мышонка бросилась в глаза. Я бы сказала, что великое посольство - любимый момент, но нет. Еще ведь есть вежливое обжорство, явление Люцифера широким народным масссам, погоня за клубком... и все остальное тоже - мда, не сложилось с определением любимого момента. И отдельное спасибо за иллюстрации!
Рыба: Часть вторая *** Лу, опьянённый собственной предприимчивостью и даже дерзостью, вместо того, чтобы тихо и незаметно вернуться домой, пустился во все тяжкие. Он взобрался на крышу и всласть вздремнул на солнышке, а потом прошёлся по чердакам. Там ему и встретилась бело-пёстренькая прелестница. Чёрный обомлел: кошечка была стройна, изящна и… разноглаза! Но её винно-жёлтый и хрустально-голубой глаз взирали на великолепного незнакомца-аристократа с одинаковым любопытством и весёлым кокетством. Лу немедленно предложил красотке коготь и сердце, но та только насмешливо пошевелила усиками. О, какие у неё были восхитительные усики! – И только-то, месье? – прищурилась она. – Э-эээ, один момент, мадемуазель! – воскликнул чёрный и метнулся с чердака вниз, а потом прямо на кухню: ароматы стряпни безошибочно указывали дорогу. И вот на глазах у изумленного повара Лу подпрыгнул и вцепился в связку колбас, подвешенную на балке. Повар в это самое время жарил яичницу. Возмущенный наглостью хвостатого разбойника, он только воскликнул "э-эй!", и не имея под рукой ничего подходящего, замахнулся на кота прямо сковородкой. Шкворчащая в сале яичница по всем законам мироустройства полетела в сторону, противоположную от кота, и предсказуемо облепила физиономию повара. Тот взвыл. Взвыл и Лу, потому что колбаса, на которой он повис, оборвалась с бечёвки, и он, растопырив когти, обрушился на голову человека. Человек же, ошпаренный, оцарапанный и обезумевший от ужаса, слепо метался по кухне, натыкаясь на стены и руша всё вокруг, а на голове у него развевалось что-то вроде великолепного чёрного парика, как нимбом святого, украшенного кругом колбасы! Будь дело в Мадриде или Толедо, инцидент ни за что не обошёлся бы без святой инквизиции, но в легкомысленном Париже, к счастью, уже перевелись суровые торквемады. Богопротивный дуэт наконец распался на изрыгающего проклятья повара и встрёпанного кота, с утробным рыком уносящего в зубах добычу. Разноглазая прелестница тем временем дождалась своего ухажера и с завидным аппетитом принялась за колбасу. Лу подступил было к кошечке с нежностями, но неожиданно получил от неё такую затрещину, что опешил, а потом оскорбился: гулящая красотка просто провела его, как последнего болвана! – Прошу прощения, мадемуазель, не смею беспокоить, – откланялся гордый Лу и прыгнул на соседнюю крышу. Там он отряхнулся, слизал с задней лапы остатки яичницы и стал размышлять о превратностях жизни и тщете всего земного. Раздумья были долгими и привели к тому, что низменное всегда берёт верх над возвышенным: расчёт над искренностью чувств, хитрость над прямотой, реальность над пустыми мечтаниями! Да, он, конечно, свалял дурака перед этой кошкой, ему было досадно, но она была такая хорошенькая… И кто знает, как ей жилось всё это время? Тут благородный Лу и сам почувствовал, что голод не шутка: он съел бы сейчас хоть сырую мышь, не говоря уже о нормальной еде. А в воздухе призывно сплетались запахи жилья, кухонь, близкого трактира. За сегодня Лу украл уже дважды, и третьего раза, конечно, было не миновать! Не особенно и скрываясь, чёрный кот пролез в столовую очередного дома, ещё не подвергнутого им ограблению. Из гостиной доносились голоса, а на буфете с открытыми полками уже были выставлены закуски. Лу съел пару ломтиков ветчины, слоёный пирожок с сыром и блюдо крутых яиц в желе, после чего, не искушая судьбу, тихо удалился. И вот, сидя на крыше в золотом и розовом свете гаснущего дня, чёрный кот задумался, что ему делать дальше. Идти домой – не близко, да и заблудиться недолго. Он с утра уже так напетлял по улицам, пустырям и огородам славного города Парижа, что лапы гудели. Правда, подшутить над гасконцем удалось, тут уж ничего не скажешь! До чего забавно вышло! И даже особенно стараться не пришлось! Лу тихонько хихикал про себя – азарт утренних приключений ещё не прошёл, и он, впервые вкусивший преступной жизни, пока не задумывался о собственной погибели. С тем кот пролез в слуховое окошко, собираясь устроиться где-нибудь на ночлег, но до него донеслись шипение, страшный вой, мяуканье и писк. Кошачья драка? Лу ничтоже сумняшеся устремился на звук – и точно, драка как раз назревала: клочковатый чёрный кот, тот самый, которого, кажется, звали Базиль, прижав уши и оскалившись, теснил белую кошку с рыжими пестринами. Лу тут же узнал кота и разноглазую красотку, что давеча так бессовестно поступила с ним самим! Впрочем, сейчас это не имело значения, потому что кошка прикрывала собой кучу тряпья, из которой доносился тонкий писк. Да у неё же там котята, догадался Лу! Котята! Она просто была голодна, и ей надо кормить малышей, а он, дурак сытый и праздный, полез к ней с нежностями… Вот дурак-то! Сокрушаясь о своей недальновидности, Лу краем глаза успел заметить, как Базиль начал бросок. Его задние лапы ещё не успели оттолкнуться, как сильный, здоровый и крупный чёрный кот рванулся к нему, будто это распрямилась сжатая пружина! В одно мгновение два кота сшиблись в прыжке и завывающим клубком покатились по полу. В воздух полетела выдранная шерсть, вздымаемая пыль, какой-то хлам, что-то упало в углу, и, наконец, клочковатый с хриплым мявом рванулся в слуховое окошко. Лу метнулся за ним и впился зубами в заднюю лапу негодяя. Вопль боли огласил чердак, и Базиль вылетел на крышу, как пробка из бочонка. Лу проводил его грозным урчанием, отряхнулся и уселся посреди чердака: надо было зализать царапины и пригладить шерсть, чем он и занялся, а из угла за ним следили два ярких глаза, винно-жёлтый и хрустально-голубой. – Вы там как? – спросил Лу и придвинулся ближе. Кошка приложила уши и зашипела. – Мадам, я не причиню вам зла, вы могли бы и сами понять. – Хаааааааа… уходи… уходи… уходииииии… – стонала кошка. – Вы чертовски любезны, – хмыкнул Лу, вылизывая лапу. В это самое время куча тряпья в углу зашевелилась, и оттуда вылез котёнок – абсолютно чёрный! Малыш удивлённо смотрел на мир младенчески-голубыми глазками, а его маленькие лапки ступали ещё не вполне уверенно. Котёнок где прыжком, а где ползком добрался до большого чёрного кота и принялся играть его хвостом. Кошка, казалось, впала в ступор от страха. – Миу! – пропищал меж тем довольный малыш. – Миу! Папа! Лу оторопел. – Папа! – не унималось дитя, залезая коту на голову. Лу наклонился и тряхнул головой. Мелкий безобразник по гладкой шерсти съехал вниз. – Миу! Ух, здорово… Ещё, ещё! Лу хмыкнул и лизнул малыша в мордочку: – А, ну, дуй к маме! – Миу! – запротестовал малыш. – Папа, папа! Тут уж Лу просто взял негодника за шкирку и отнёс к матери. – Вот, забирайте шалопая. – Спасибо, месье, – пробормотала насмерть перепуганная красотка. Лу кивнул ей и выбрался на крышу. Потом он обошел ещё несколько крыш, облазил ближайшие чердаки и, кажется, опять заблудился в трёх печных трубах, пока искал место для ночлега – везде были жильцы: то пузатый кот, то голубиное семейство, то летучие мыши, то писклявые воробьи. От их заполошного чириканья тотчас зазвенело в голове, и Лу, дабы не привлекать к себе излишнего внимания, залез в какое-то стойло. Внизу жевала сено коза, от нагретой за день кровли струилось тепло, и кот задремал. Сквозь дрёму он подумал ещё, что надо было всё-таки найти Вельзевула и доложить ему об успехе дела… Вот только Вельзевул наверняка был очень занят, мешать ему не следовало… или следовало? Так и не разобравшись в приоритетах, Лу вытянул уставшие лапы и провалился в сон. (Продолжение следует)
Лея: Рыба пишет: Там он отряхнулся, слизал с задней лапы остатки яичницы и стал размышлять о превратностях жизни и тщете всего земного. Раздумья были долгими и привели к тому, что низменное всегда берёт верх над возвышенным: расчёт над искренностью чувств, хитрость над прямотой, реальность над пустыми мечтаниями! Да, он, конечно, свалял дурака перед этой кошкой, ему было досадно, но она была такая хорошенькая… И кто знает, как ей жилось всё это время? Лу превращается в философа И, как всегда, очень смешно. он, впервые вкусивший преступной жизни, пока не задумывался о собственной погибели Рыба, спасибо! Спасибо, в том числе, и за то, что напомнили нам всем: пора перейти к созиданию от разрушения, к позитиву от негатива, к творчеству от споров Хотя и творчество - процесс неоднозначный
stella: Дела кошачьи! Напомнила нам Рыба всем, что кроме этого маразматического фильма существуют еще неугомонные коты.
jude: Рыба, какое чудо!
Armida: Рыба, милота какая 😊 Рыба пишет: Лу съел пару ломтиков ветчины, слоёный пирожок с сыром и блюдо крутых яиц в желе, после чего, не искушая судьбу, тихо удалился. Котик мне напомнил, что приближается обеденный перерыв
Кэтти: Рыба , спасибо огромное! И умилили, и рассмешили. Умение писать смешно- это талант!
Рыба: *** Всю ночь Вельзевул был занят тем, что бесконечно блуждал по каким-то горячим пескам, торопился, бежал: лапы вязли, но он бежал снова. В конце-концов он сверзился со скамьи, замотавшись в шаль, как древняя мумия. Не вполне придя в себя, Бу через кухню и чёрный ход по известной надобности выбрался во двор, а потом… потом просто не смог найти обратной дороги! В уже подступившей темноте он уселся на землю и замяукал. Через пять минут дверь отворилась, замерцал огонек свечи и послышалось: "Миленький?" Бу, шатаясь, побрел к своей спасительнице и прижался к её ногам. Мадам Дюшан унесла тяжеленного кота к себе и снова устроила его на том же месте. – Спи, миленький! А там и хозяин твой явится. – Бу благодарно лизнул руку женщины. – Экий ты ласковый… *** Солнечный луч бил прямо в глаз, и это ужасно мешало Лу: он потянулся, перевернулся на другой бок и чуть не рухнул со стропил – прямо на козу! Дело спасли когти, а так бы… ох… Да, признал чёрный кот, это вам не на подушках у монсеньора ночевать, это суровая действительность! К суровой действительности относилось и добывание хлеба насущного. Лу потянул носом, принюхался и спустился вниз. Козу только что подоили и горшочек с молоком был где-то рядом. И ещё другие ароматы щекотали ноздри, ручейки их пересекались, звали в разные стороны. Сдоба с корицей… так… не сюда… Сыр… ага! О-о, пирог с рыбой!!! Лу двинулся в гости к пирогу, миновал пол-улицы и уткнулся в молодой лопух, гордо вознесший первые листья у столбика с покривившимся указателем. На треснувшей дощечке написано было нечто странное: "улица Могил…" – Тьфу, про́пасть! Придумают тоже! – Лу почесал задней ногой в затылке. – А, нет, "Могильщиков" же! Он уже вообразил себе целый отряд означенных кладбищенских тружеников, с лопатами наперевес бодро шагающих в ногу и с песней, захихикал, но тут же вытаращил оранжевые глаза: что-то не сходилось, подождите, какие могильщики? Почему могильщики? Это ж улица Феру?!! Или нет? Что ж такое творится-то? Лу вскочил, пробежался туда и сюда мимо вчерашнего дома с мансардой и вывеской "Комнаты внаём". У ограды тихо кралась вчерашняя разноглазая кошечка. – Мадам, – окликнул её Лу, – мадам, это что за улица? – Могильщиков, месье. Лу так и сел. – Как же так?! – Что-то случилось, месье? – Нет… да. То, есть, конечно же, нет, мадам. А дом? Физиономия Лу была столь обескураженной, что пёстренькая хмыкнула: – Дом мэтра Бонасье, бывшего галантерейщика. – Бонасье? – Да. Мерзкий тип, знаете ли. Женился на деньгах, бросил торговлю, молодая супруга служит кастеляншей. – А… – В Лувре. – О! – Ненавидит кошек. – Кто? – Мэтр. – В самом деле, мерзкий тип! Но, мадам, а где тут улица Феру? – Это соседняя. Насквозь через забор и огород, месье. В трактире на Феру самая лучшая кухня в окру́ге, если что. – Благодарю, мадам! – Амюзетт. Госпожа Констанция всегда называла меня так. – Люцифер. Так меня называет монсеньор кардинал Ришелье. Лу горделиво приосанился и даже встряхнулся, чтобы шерсть красиво улеглась, но разноглазая лишь хихикнула и пролезла через дыру в ограде дома Бонасье. – Мадам, – спросил вдогонку Лу, – а здешний новый постоялец? Он дома? – Провинциалы так рано не встают, – со знанием дела ответила Амюзетт. Чёрный кот двинулся было через задворки и огород к соседней улице, но присел под кустом крыжовника и задумался: по всему выходило, что поручение он провалил. С треском. Лу не искал себе оправданий, просто это с Вельзевулом он чувствовал себя уверенным и исключительно удачливым, а вот без Вельзевула… Но надо было что-то решать. Найти эту улицу и нужный дом, а потом мчаться обратно и караулить чертова гасконца, покуда не проснётся, идти за ним, как тень, и, может, всё же заманить мальчишку туда, куда следовало? Лу вздохнул, потому что ему ужасно не хотелось признаваться своему полосатому приятелю, что он тут натворил по недоразумению. Впрочем, возможно, Бу и так уже всё знает. Он ведь как раз на Феру, наверное, ждёт, а гасконца все нет… Эта мысль более всего тревожила черного кота, он должен непременно все исправить, и вот тогда Вельзевул сможет им гордиться! С тем Лу пересек небольшой садик с цветущей в эту пору сливой, с кустами смородины и несколькими грядками, пролез под калиткой… и столкнулся нос к носу с незнакомым пузатым котом! Надо же, сколько тут местных-то, подумал Лу, а кот весь встопорщился и приложил уши. – Хаааааа… Ходют тут… – заругался он.– Ходют… – Простите, месье, – Лу был отменно вежлив. – Я ничуть не имею намерения обеспокоить вас. Но, скажите, это ведь улица Феру? – Ну, Феру…– не слишком любезно отозвался пузан. – А дом…такой, с мансардой? – Дык вона… Ходют тут… – Благодарю, месье! – кивнул обрадованный Лу и припустил вдоль по улице к указанному месту. Он прошёл всю улицу из конца в конец, принюхался у трактира, ощутив пустоту в желудке, хотел войти, но напугал какую-то дородную бабищу и едва увернулся от выплеснутых ею помоев. Так он добрался до площади у Сен-Сюльпис, огляделся кругом и обрадовался: тут ему всё было знакомо по предыдущим визитам с Вельзевулом. Отлично, теперь он уж точно ничего не перепутает! Лу побежал обратно к дому с мансардой, вскарабкался на клён у стены и спрыгнул на крышу. Сюда выходило окно. Чёрный кот, влекомый то ли любопытством, то ли иной неизвестной силой, привстал на задние лапы и заглянул внутрь. Посреди комнаты, опираясь рукой о спинку стула, стоял молодой дворянин, а мрачный долговязый лакей помогал ему одеваться. Было похоже, что дворянин ранен, потому что под тонкой рубашкой угадывалась повязка, а сам он старался не делать резких движений, явно оберегая правую руку. Лакей смотрел хмуро. Лу подумал, что дворянин – это и есть мушкетер Атос, из-за которого, собственно, и вышел весь сыр-бор. Как будто в ответ на эти мысли человек посмотрел в окно: с улицы на него таращилась огненными глазами круглая кошачья голова! Дворянин зажмурился, видимо приняв видение в окне за остатки ночного горячечного бреда, а Лу пригнулся и тихонько полез с крыши. Разведанной дорогой он вернулся к дому Бонасье и залёг в лопухах. Всё было тихо, только в желудке музыка играла – Лу как будто даже узнавал мелодию, которую монсеньор кардинал всегда просил графа Рошфора сыграть на лютне. Чёрный кот с тоской начал вспоминать о миске взбитых сливок, о паштетах из печёнки, о чудесном маринованном угре, подаваемом к столу у монсеньора, об устрицах и раках, варёных с укропом, о давешней краденой рыбе, что они разделили с Бу, и о том, чем он сам угостился вчера в домах добрых парижан. Список получился внушительный, да толку в том, что ты съел вчера, если сегодня поневоле приходится поститься? Лу проследил за мухой, кружащейся над лопухом – с чисто гастрономической точки зрения, потом за лягушкой – с тем же, и снова вздохнул: прошел уже час, никак не меньше, а гасконец всё не выходил. Верно ведь говорят: кто спит – обедает. И завтракает, и ужинает заодно. Лу голодать не приходилось, и сейчас он должен был признать, что вполне обошёлся бы без такого опыта. Сколько ещё ждать, интересно? Во сколько привыкли вставать гасконские мальчишки? Часы на многочисленных колокольнях Парижа нестройно отбивали четверти, но Лу уже потерял счёт времени: он подумал, что, наверное, нужен какой-то план в отношении гасконца, но никакого, решительно никакого плана у чёрного кота не было. Вместо четко обозначенного распорядка собственных действий на случай появления д'Артаньяна в поле зрения он воображал, как доел бы сейчас хоть похлёбку, подаваемую обыкновенно г-ну дю Трамбле, известному аскету! Однако ж кот не монах, чтобы находить истину в вареной капусте, одиноко плавающей в мучной болтушке. И разве добродетель имеет хоть какое-то отношение к пюре из репы и шпината? Лу так увлекся этими философскими размышлениями, что чуть не пропустил момент, как в доме Бонасье хлопнула дверь и на пороге показался юный гасконец. “О-о… сколько блеску! – прикрыл лапами глаза Лу, потому что поверх гасконского, некогда синего, камзола и штанов, сделавших бы честь лавке любого парижского старьевщика, была нашита вчерашняя золоченая тесьма! – Мы с переодетым принцем идём делать визиты?” Кот захихикал и даже забыл о еде, а д'Артаньян, поправив длинную шпагу и надвинув на брови шляпу с тремя перьями: бурым, рыжим и зелёным (фазаньим, петушиным и павлиньим!) сошел с крыльца и бодрым шагом двинулся в направлении Сен-Сюльпис. Лу покинул свой наблюдательный пост и последовал за ним. *** На улице Старой Голубятни во дворе большого особняка шум стоял невообразимый. Как на ярмарке в воскресный день! Лу, наученный недавним опытом явления кота народу, тихонько притаился за массивными воротами, обитыми длинными гвоздями с квадратными шляпками. "Эге, – подумал он, – чей же это особняк, коли юный гасконец решил начать именно отсюда? Хвост даю, де Тревиля!" И кот не ошибся! По двору праздно расхаживали человек сорок мушкетеров, вооруженных до зубов и готовых на всё: ссориться, зубоскалить, затевать пари или опасные игры со шпагой, поставив на кон преимущество пройти в приемную капитана вне очереди. Лу даже хмыкнул, представив себе, как побледнеют и вытянутся лица доброй половины этих храбрецов, стоит лишь чёрному коту взойти на ступени широкой лестницы. Лелея эту мысль – снова попугать суеверных – он, тем не менее, присматривался и прислушивался. Из группы беседующих неподалеку вояк донеслось: – Вы слышали, господа, говорят, у Сен-Антуанских ворот вчера поймали беса! – Да видно упустили, потому что на Вожирар вчера тоже творилась сущая бесовщина. – И кто тому свидетели – какой-то горшечник и повар? Бросьте! – не поверили в ответ. – Так и на улице Могильщиков на крестинах у судейского писаря все угощения кто-то начисто подъел. Ничего гостям не оставил. Этакий конфуз приключился! – Наглые слуги всегда готовы приписать свою прожорливость бесам. А попадутся на горячем – так один у них ответ: чёрт попутал! – Я б побился об заклад, что это капитанский Весельчак шалит, если б не… – мушкетер возвел глаза к небу. – Если б любимый котик господина капитана не издох полгода как! – ответствовал другой. – Издох? Фи, сударь, вы, я смотрю, не любите котов? – Да за что же мне их любить? – ухмыльнулся его собеседник. – Конечно, ведь это именно вам во время о́но кот разодрал новые штаны, не так ли? – Сударь, никак вы желаете ссоры? – Помилуйте? Из-за ваших почивших в бозе штанов или из-за того, что капитан даже перекрестил своего кота в Весельчака на французский манер, потому что по-гасконски его прозвание уж очень напоминало чью-то фамилию? – Что-о?!! – Господа, господа, полно! – со смехом пытались утихомирить их товарищи, но было поздно. – К оружию, сударь! И не обессудьте, если острие моей шпаги раздерёт ваши новые штаны! – К вашим услугам, сударь! – поклонился другой и приготовился к бою. – Мои штаны далеко не новые и, увы, единственные, потому они мне особо дороги – как память – и я буду их защищать, предупреждаю! – Чёртов кот, – смеялись двое других мушкетеров, принужденных быть секундантами в этой комической дуэли, – уж одна шкура от него осталась, а вреда никак не меньше! – А если это всё же он – тогда точно бесовщина! – поддержал их один из дуэлянтов. Мушкетеры дружно захохотали и выхватили шпаги, а Лу горделиво повел усами: кажется, его вчерашние подвиги наравне с каким-то неведомым Весельчаком уже обрастают легендами. И не успеешь глазом моргнуть, как они войдут в изустные предания кварталов Вожирар и Сен-Сюльпис. За этим приступом самолюбования чёрный кот даже упустил д'Артаньяна из виду. Где же мальчишка-то? Ага, вот он, по дуге обходит сражающихся на дворе мушкетёров. Надо же, уже не насквозь, не напрямик! А теперь нам на лестницу. Та-ак! Вот это взгляды! Ай-яй, мьяу, да мы краснеем смущённо, не отнимая руки от полей своей шляпы! Конечно, тут кто угодно расступится – перед такими-то перьями! Похоже, наш юноша птичник ограбил, хи-хи-хи! В самом деле, всякое новое лицо во дворе дома де Тревиля не могло остаться без внимания, а эта смесь потёртого шика и петушиного франтовства, помноженные на гасконскую воинственность, не оставляли молодому человеку шансов остаться незамеченным. Лу уткнулся носом в лапы, чтобы не фыркнуть и не выдать своего присутствия, а потом, пользуясь тем, что всё людское внимание было сосредоточено или на драчунах, или на изысках провинциальной моды, осторожно двинулся в сторону дома. Он замирал в тени, перебирался мимо ограды, миновал парадный вход, зашёл со стороны служб и просочился в неплотно закрытую дверь. Кухня! О-о, какое мученье… Кот мужественно снёс искушение ароматами еды, готовящейся в этом приличном доме, и двинулся в сторону хозяйских комнат. Пару раз он вполне удачно спрятался от прислуги, а на третий был застигнут лакеем прямо посреди комнаты. Повинуясь какому-то внутреннему голосу, Лу просто уселся в солнечном пятне, обернул лапки роскошным хвостом и в позе Прародительницы стал неотрывно смотреть на человека. Лакей мотнул головой и зажмурился, а когда открыл глаза, никакого кота не было. – И у нас началось… – прошептал парень, огляделся и перекрестился. Между тем Лу проник в большую гостиную, сообщавшуюся с кабинетом, из которого доносились сдержанные голоса, и приёмной, из которой доносились голоса несдержанные – видимо, посетители могли из окон наблюдать то, что происходило во дворе. Тем лучше, решил кот, вот здесь и подождём гасконского мальчишку – он или сюда, или отсюда! Лу прошёлся вдоль всех стен и под массивными сундуками-скамьями на ножках, полежал на кресле и взвился на каминную полку. – Мьяяяяяяяууууу! – вырвалось у него и вся шерсть на загривке поднялась дыбом. – Хааааааа… На Лу, не мигая и не отвечая на грозное шипение, кося янтарными глазами смотрел крупный чёрный кот! Из пасти его выглядывали длинные и острые, длиннее обыкновенного, клыки, так что казалось, кот кровожадно улыбается! Неужели сказки об упырях и вампирах – не сказки?! Лу замахнулся на чудовище лапой и чуть не рухнул с камина, а странный упырь даже не шелохнулся. Да что ж такое? Ничего не понимая, Лу снова зашипел и прыгнул на врага. И словно налетел на твердый предмет, а не на живое тело! Матерь Котья, да оно и есть неживое, ахнул Лу. С бедняги сняли шкуру и набили опилками, и он теперь так и таращится на всех стеклянными глазами, как чучело. Весельчак? Неужто? Эх, брат, не весело тебе тут пугать суеверных… Чучело было сделано весьма искусно, так что и впрямь его было не отличить от настоящего кота. У его лап крепилась золоченая табличка с гравировкой: рамка из мышек, птичек и рыбок содержала в себе одно лишь слово на баскском наречии – "Barre"*. В самом деле, чем не людская фамилия, подумал Люцифер, но развить эту мысль не успел: дверь из приёмной отворилась и в комнату вошёл д'Артаньян, вошёл так стремительно и шумно, что кот даже мявкнул от неожиданности. Гасконец споткнулся и обернулся на звук – со вчерашнего дня у него были весомые причины избегать общения с кошачьей братией. Лу замер на месте, скосил глаза и показал клыки, старательно копируя чучело – ну, где одно, там могут быть и два, правда же? Видимо д'Артаньян не придерживался этого соображения, потому что отшатнулся. Он решил, что у него двоится в глазах. После того, что юному провинциалу пришлось увидеть и услышать во дворе, на лестнице и в приёмной де Тревиля, это было возможно и вполне извинительно. Гасконец провел по лицу ладонью и снова взглянул на камин: чёрт побери, вчерашний мешок с блохами! Один, а не два! И когда ж его ободрать-то успели? Д'Артаньян хотел было рассмотреть диковинку поближе, но из кабинета выглянул лакей и пригласил его к капитану. Только Лу высунул нос из широкой серебряной вазы, стоящей тут же на камине, в которую он нырнул, прячась от гасконца, как вошли ещё двое мушкетёров: один огромный, как шкаф с мантиями у монсеньора кардинала, а другой как переодетая девица – в кружевах и локонах. И оба тоже скрылись в кабинете. Из-за двери раздался недовольный голос де Тревиля – капитан за что-то распекал подчинённых. Чёрный кот помедлил, прислушиваясь, потом чихнул – и в этот момент в комнату вошёл тот самый дворянин, которого Лу уже видел через окно на улице Феру. Атос! Шёл он твёрдой поступью, но словно бы нарочито размеренно, как тот, кто опасается внезапного головокружения. Ну, ещё бы, посочувствовал дворянину Лу, и тут же обрадовался: на что нам какая-то мансарда на Феру, коли гасконец здесь Атоса встретит, да и прочих тоже! Не в этом ли затея Вельзевула? Так дом де Тревиля подходит для этой затеи ничуть не хуже! Чуть не замяукав от такой счастливой мысли, Лу полез из вазы, но широкая посудина накренилась, крутанулась на месте и с адским звоном рухнула вниз! – Мьяааааааа! Что тут началось! Чёрный кот с воплем взметнулся по портьере на карниз и уже оттуда наблюдал, как из кабинета г-на де Тревиля звали: "Лекаря! Лекаря! Моего или королевского, самого лучшего!", как любопытные заглядывали в комнату, а Лу только и думал, как бы не свалиться кому-нибудь на голову! Минут через пять до него стало доходить, что это вовсе не из-за него такая суматоха. Люди бегали туда-сюда, громко разговаривали и посылали ко всем чертям кардинала и его гвардейцев. Кот только крепче вонзал когти в шёлковую занавесь и сидел тихо, почти не дыша. Наконец в гостиной всё стихло. Чёрный кот собрался спуститься и случайно посмотрел на улицу: ему показалось, что он узнаёт одного прохожего! Да определенно узнаёт – особенно его фиолетовый плащ! Ну, конечно, ведь следовало ожидать, что Вельзевула снова ищет хозяин, а до Феру тут рукой подать! Лу повернулся и тут же почувствовал, как ткань портьеры, пронзенная его когтями, прорывается! Под своим немалым весом кот так и съехал вниз, с треском располосовав злосчастную занавесь на ленты. Он бросился к выходу, опасаясь, как бы не пришлось шкурой ответить за разодранную тафту, и в этот самый момент из кабинета де Тревиля с яростным криком: "На этот раз ты от меня не уйдешь, негодяй!" – вылетел д'Артаньян. Он приостановился у окна, воскликнул: "Ага, дьявол фиолетовый!" – и ринулся вон. Все, кто находился в приёмной, немедленно расступились, узрев невероятную картину: из комнат капитана тяжёлым галопом вынесся чёрный кот, не иначе оживший Весельчак, а за ним следом огромными скачками промчался юный гасконец. Странная пара не притормозила даже у лестницы, где, к счастью, уже не сражались, а лишь болтали и сплетничали. Здесь же, на площадке, стоял, осторожно держась левой рукой за перила, Атос. Кот заскрежетал когтями на повороте и покатился кубарем под ноги раненому мушкетёру. Тот сделал полшага в сторону и нечаянно наступил на кошачий хвост. Кот заверещал, зашипел, а юный гасконец, тоже не вписавшийся в поворот, с разбегу столкнулся с мушкетёром. Если бы не этот чертов мешок с блохами и эти роковые полшага в сторону, всё бы обошлось, краем мысли подумал д'Артаньян, но столкновения уже было не избежать! Мушкетер закричал или, вернее, взвыл от боли, и его возглас слился с воплем и воем удирающего кота. Д'Артаньян в отчаянии от того, что упускает своего врага, незнакомца в фиолетовом плаще, как раз теперь проходящего по улице, и равно в отчаянии от того, что из-за проклятого кота его угораздило причинить такую боль раненому, бормотал какие-то извинения. Он уже хотел бежать дальше, но был остановлен железной рукой Атоса. Здоровой рукой! Многочисленные посетители дома г-на де Тревиля могли бы засвидетельствовать, что между провинциалом в нелепой шляпе с разноцветными перьями и мушкетёром по-имени Атос произошла ссора, после чего оба они условились о встрече нынче же в полдень у монастыря Дешо. Лу мог засвидетельствовать то же самое, но на беду, выскочив во двор, он заметался меж дворянскими сапогами со шпорами, вот прямо как кот-в-сапогах какой-то: в смысле застрял он меж сапог этих! Мяяяяу! Тут кто-то из мушкетерской компании свистнул и топнул ногой, хохоча во всё горло. Лу затравленно кинулся в сторону и попал прямо в расставленные руки одного из них, огромного, как шкаф! Того самого, что был в кабинете де Тревиля! – Смотрите-ка, Арамис, – радостно воскликнул гигант, – кажется, я всё-таки беса поймал! Вон он какой, у-у-у, хвостатый-усатый! Что с ним сделать прикажете? Лу притих и зажмурился, и открыл один глаз только тогда, когда его коснулась лёгкая ладонь. – Портос, – прозвучал мелодичный голос, – кот есть совершенное творение господне, разве это подлежит сомнению? – Вот этот чёрный разбойник?! – грохотал Портос, между тем крепко обнимая кота. – Он напуган, и только. Сердце так и трепещет, неужели вы не чувствуете? Лу снова зажмурился и громко замурлыкал. – Ого! – хохотнул Портос. – От него ещё и музыка! – Отпустите его, друг мой – хотя бы во имя милосердия. – Вы всегда говорите как аббат, милый Арамис! – смутился гигант, опуская кота на землю. – Я когда-нибудь непременно им стану, – кивнул мушкетер, а Лу воспользовался моментом и был таков. _________________________________________ *barre (баск.) – от слова "смех"
Рыба: *** Чёрный кот мчался галопом знакомой дорогой от улицы Старой Голубятни через площадь Сен-Сюльпис прямо на Феру. Мчался, не обращая внимания на шарахающихся от него людей, ржущих и рвущихся с привязи лошадей, катящихся мимо колес, мелькающих башмаков. Лу уже не думал о том, чтобы похвалиться своей удалью перед Вельзевулом, куда там! Вельзевул один только и мог бы теперь разобраться в том, что произошло в последние полсуток. Достигнув своей цели, взъерошенный кот поскрёбся и громко замяукал у дверей мадам Дюшан. Дверь отворилась, мадам ахнула, Лу ввалился в переднюю, кинулся к миске с молоком и одним духом вылакал её всю – с чавканьем и брызгами. Мадам только стояла над ним, прижав руки к груди и всё ахала: – Ах, какой милый пушистик! Ах, бедный голодный малыш! – а кот, не дослушав, рванулся по лестнице вверх. Мадам подумала, что в последнее время её заведение отчего-то стало местом паломничества котов. Впрочем, от них ведь вреда-то нет, сплошная польза, особенно если принять во внимание, что вслед за полосатым поклонником Бланшетт приходил и сам хозяин кота, тот любезный кавалер в вышитом плаще. Вот уже в третий раз достойная хозяйка вспомнила о нём. К чему бы это? "Какое обращение! – мадам при мысли о незнакомце заулыбалась мечтательно и немного кокетливо. – А какая щедрость!" В самом деле, содержимого его кошелька хватило не только крышу починить! И тут госпожа Дюшан заломила бровь: "Не то, что этот неблагодарный Атос, нищий мушкетер! Вчера лежал пластом, сколько корпии и бинтов на него истрачено – страсть! А сегодня – поди ж ты, встал и ушёл! Неблагодарный!" Мадам была бы не прочь хоть пару дней самолично поухаживать за своим постояльцем, но этот его лакей с совиной физиономией не пустил ее дальше порога! Негодный! В досаде женщина вообразила, что было бы, если б на месте Атоса оказался… м-ммм… ну, скажем, тот незнакомец в фиолетовом плаще? Такой красивый, раненый и беспомощный… Мысль эта была такого свойства, что щёки немедленно вспыхнули румянцем – бедная мадам Дюшан после всех волнений из-за мушкетёра Атоса и полубессонной ночи из-за полосатого кота пребывала в самых расстроенных чувствах. *** Утро этого дня Бланшетт начала с того, что немедленно проверила самочувствие Атоса. Ну, что ж, нет ни жара, ни лихорадки. Лечение помогло. Бланшетт самодовольно улыбнулась, задрала хвост трубой и пошла в комнаты мадам Дюшан. Там на скамье, завернутый в шаль, спал Вельзевул. Солнце зажгло искорки на его длинных усах и ресницах, заиграло в блестящей шерсти, в полосках на голове, таких восхитительных полосках, уходящих к ушам. Это было совсем как подведенные глаза древних статуй из ее снов. А уши его на просвет розовые! А еще у мессира Вельзевула розовый нос с аккуратной темной окантовкой. Это так мило! Бланшетт только теперь заметила, что мессир Высший прекрасен! Совершенство и соразмерность во всем, грация и сила. Бланшетт потянулась к коту, потерлась головой об его ухо и игриво лизнула в нос. На это Вельзевул дёрнул усом и прикрыл морду лапой. Бланшетт хихикнула и пошла завтракать. Однако, пребывать в благодушном настроении ей долго не пришлось: Атос, бледный и полуживой, собрался и ушёл из дому под вздохи Гримо и причитания мадам Дюшан. Кошка разобиделась не на шутку – она неукоснительно исполняла Договор, но ею пренебрегли. О, эти двуногие… Бланшетт уселась в угол, носом к стене, и замерла, чувствуя боль где-то глубоко внутри. Некоторое время спустя к ней приковылял сонный Вельзевул. Было похоже, что он как будто не обрёл ещё связи с реальностью. – Мессир, – кивнула ему Бланшетт. – Кхм… женщина… – провещился кот. – А где все? – Кто именно, сударь? – Атос. – Ушёл. Своими ногами ушёл к де Тревилю. – Так, хорошо… А гасконец? – Какой гасконец? – Ваш новый постоялец из мансарды. – Но мансарда всё ещё не сдана, сударь. – Не сдана? Интересно… – Кот озадаченно повел ухом. – Скажите, мадам, а я… я сам у вас тут давно? Бланшетт с удивлением взглянула на полосатого кота – что-то с ним не так, коли он ничего не соображает – и ответила: – Две ночи и день. – И мессир Люцифер, как я понимаю, за это время тоже не приходил? – Нет, мессир. Бу задумался и стал чесаться задней лапой – Бланшетт тихонько ухмыльнулась себе в усы, такой у него сделался обескураженный и потешный вид! И тут белая кошечка вздрогнула: с улицы донеслось отчаянное "мьяу-мьяу-мья-а-а!", хлопнула дверь и мадам Дюшан заахала, что-то вроде "ах, пушистик, ах, бедный малыш!" Ещё через пару минут на лестнице раздались прыжки и перед Вельзевулом и Бланшетт явился чёрный взлохмаченный Люцифер. Он чуть не завопил с порога: “А-ааааа, всё пропало, Бу, всё пропало!”, – но всё же сумел прикусить язык и выдохнуть отчаянное: “Мессир!!!” Всё равно оранжевые глаза его были как плошки и разбегались в разные стороны, мягкая густая шерсть торчала в полном беспорядке, а лапы словно не могли до конца остановиться и всё порывались куда-то нести своего обладателя, не иначе к новым великим свершениям. – Мессир Люцифер, – приветствовал его Бу, так и подаваясь вперёд. Бланшетт отступила в тень, Бу приблизился к черному коту нос к носу и спросил: – Где гасконец? Лу виновато взглянул на приятеля и чуть не умер от стыда и смущения: – У Бонасье. – Где?! – мявкнул Вельзевул и сел, растопырив лапы. Если бы коты умели краснеть, Лу пламенел бы сейчас не хуже парадной мантии монсеньора кардинала. – То есть, у де Тревиля, – сказал несчастный Лу. – А так – на улице Могильщиков. Насовсем. Полосатый кот молчал. Чёрный лишь переступил лапами и опустил голову: – Прости, Бу… Я… я заблудился. А гасконец… он… – Да уж, гасконец это гасконец. – Ага. – Вот мьяу! У Бонасье тоже дом с мансардой и вывеска… Как же я не сообразил сразу? Это ты прости меня, Лу! Д'Артаньян встретил Атоса? – Бу…он… они… – Что? – У них сегодня дуэль в полдень у монастыря Дешо! Лу выпалил это так громко и неосторожно, что Вельзевул и Бланшетт подскочили на месте. –Дуэ-э-эль?!! – взвыли полосатый кот и белая кошечка в один голос. – Дуэ-э-эль? Мя-ааа! Но Атос же ранен… – Разве такая мелочь его остановит? – буркнул Лу и подумал: “Бедная Бланшетт, это разобьёт ей сердце…” Белая кошка застыла, как алебастровая статуэтка, глядя широко открытыми глазами на солнце. Что ж, люди бывают неразумны и неблагодарны, но она заключила Договор и, значит, станет соблюдать его, пока сама жива – пусть и с разбитым сердцем. Она шагнула ближе и сказала: – Мессиры! Вы уже однажды почтили меня доверием, и, смею надеяться, я не разочаровала вас. – Мадам, ваши услуги неоценимы, – учтиво промолвил Вельзевул. – Но… – Я всего лишь простая кошка, мессир? – Бланшетт надменно блеснула зелёными глазами. – Ха! Храните тайны Высших, я не посягаю на них – я полезна там, где родилась, где сейчас моё место. – Это тоже Codex Felinus, не более. – Он самый! Так что я могу сделать -- сейчас и на своём месте? – У вашего графа дуэль с приезжим юным гасконцем, который вообще-то должен бы стать его самым близким другом, иначе всё не имеет значения. – О! – Готов прозакладывать свой хвост, мадам, на дуэли, кроме Атоса, будут еще двое, знакомые вам Портос и Арамис. – Готова прозакладывать что угодно, – ответила в тон Бланшетт, – если уже известно о ссоре, то и господа гвардейцы не останутся в стороне. – Мадам, вы удивительно проницательны. – Так, может, нам, – встрял Лу, – может нам… ну, это… собрать местных котов? И вмешаться... то есть, помешать... – Поборемся за соблюдение эдиктов? – хмыкнула Бланшетт. – Мессир, я на Сен-Сюльпис! Белая кошечка выбежала из дома, а Вельзевул уселся в солнечном пятне и послал зов. Лу тоже уселся рядом, но не успел он подумать о том, что у него, кажется, впервые вышло придумать толковый план, как Вельзевул пихнул его носом в бок, и оба кота скатились с лестницы и промчались через переднюю, едва не запутавшись в юбках мадам Дюшан. *** Мадам только всплеснула руками и выглянула с крыльца: хвостатых разбойников и след простыл! Хозяйка ещё постояла на улице, как вдруг ей почудилось, что среди шапок, капюшонов и дворянских шляп на головах прохожих мелькнули пышные завитые перья дивного лилового оттенка – этот цвет у мадам Дюшан вызывал неизменно приятные воспоминания. Женщина привстала на носочки, высматривая кого-то, и вот в самом начале улицы нарисовались две знакомые фигуры: разодетый лакей и господин в вышитом плаще. Сердце мадам Дюшан затрепыхалось птичкой, она бросилась в дом, кликнула прислугу, велела нести вина, миндального печенья и всяческих закусок – вообще всего, что есть лучшего в доме! С тем она и замерла в ожидании. Через пару томительных минут на крыльце послышались шаги, и со ступенек донеслось: – Да тут не заперто, монсеньор! Лакей распахнул дверь перед своим господином, и мадам Дюшан немедленно присела в глубоком, но кокетливом реверансе. Дворянин кивнул хозяйке, а его лакей возгласил: – Это та самая Дюшан, монсеньор, если вы благоволите помнить. – Люк, я не страдаю провалами памяти, – сказал дворянин, – и потому прекрасно помню любезную госпожу Дюшан. Достойная хозяйка зарделась, как роза, и просто вся засветилась от удовольствия, а гость взглянул на неё пристально и словно бы с улыбкой во взоре. Красивых мужчин мадам повидала немало, вот взять, к примеру, её постояльца Атоса – но если мужчина умеет смотреть вот так… – Ах, сударь, какая честь для меня! – воскликнула госпожа Дюшан, и смогла подумать только: "Ах! Ах, если бы…" Она снова не осмелилась довести свою мысль до конца, а дворянин между тем промолвил: – Мадам, я снова принуждён обратиться к вам с той же просьбой, что и прежде: не приходилось ли вам вчера или пару дней назад видеть моего кота? Если он повадился навещать вашу кошечку, то я готов дать золотой за каждого котёнка, ну, и, разумеется, покрыть прочие издержки. Мадам Дюшан сглотнула – у неё даже в горле пересохло от восхищения: да, вот таковы и должны быть вельможи! – Сударь, какие же издержки? Такой милый котик! – Так он всё-таки здесь? – обрадовался дворянин. – А чёрного, крупного, молодого и пушистого кота не было поблизости? – Был! – О, какая удача! – Дворянин отцепил с пояса кошель и высыпал монеты на стол без счета. – Я заберу их обоих. Люк, раздобудь корзину! Две корзины! Лакей молча поклонился и хотел было идти исполнять приказ, однако хозяйка сокрушенно развела руками: – Сударь, что бы вам ни прийти десятью минутами ранее! Нету их, котов ваших, умчались, как на пожар! И Бланшетт моя вперёд них. – Как так? – нахмурился дворянин и потёр шрам на виске. – А вот так! – пригорюнилась мадам Дюшан, вздохнула, но тут же опомнилась: – Может, вина? – Пожалуй, – отозвался дворянин, всё ещё хмуря брови, – но расскажите, что вам известно. – Извольте, сударь… Хозяйка рассказала, что знала сама про появление в своем доме знакомого полосатого кота – аккурат в день, когда мушкетер-постоялец разболелся от раны, и заодно то, что слышала от соседей, товарок, лавочников, прислуги, уличных мальчишек – про вчерашнюю бесовщину в квартале Вожирар. – А это, должно быть, чёрный котик озоровал, точно вашей милости говорю: где ж тут на Вожирар и Феру бесам-то взяться? Ну, разве одни мушкетеры только, – заключила мадам, а дворянин спросил: – Господин Атос чувствует себя лучше? – Да он сегодня уже встал и к капитану ушёл, сударь! Вот как господин Атос хорошо себя чувствует! В последних словах мадам Дюшан слышалась досада и ревность – дворянин повел бровью, снова потёр висок, пересечённый шрамом, и сказал: – Сударыня, я буду очень благодарен, если вы пришлёте кого-нибудь в отель де Рошфор, буде кот мой объявится в вашем заведении. С тем дворянин, сопровождаемый своим лакеем, удалился, а мадам Дюшан, надкусив миндальное печенье, осталась в глубокой задумчивости: кто б мог предположить, что такой любезный, красивый и щедрый дворянин окажется начальником тайной полиции? Графом Рошфором! "Впрочем, если мужчина умеет смотреть так, как он… то какая вообще разница, кто он?" – Эта мысль показалось достойной хозяйке очень разумной, она улыбнулась сама себе и увлеченно захрустела печеньем. *** Совещание в склепе на Сен-Сюльпис было недолгим. Кроме Вельзевула, Лу и Ле Ронжера, явились все местные: толстопузый Вантрю, рыжий Лактер, пятнистая Бигарре, клочковатый Базиль, Бланшетт и даже разноглазая красотка Амюзетт, которую, правда, тут же прогнали домой. Базиль всем своим видом показывал, что он не одобряет задуманного, но открыто возражать не осмеливался, помня грозное шипение мессира Вельзевула и острые зубы великолепного Люцифера. Кошачье войско засело вблизи монастыря Дешо и приготовилось действовать. Без десяти двенадцать в конце улицы Вожирар появился Атос. Едва он свернул под сень ив и цветущего терновника, выросшего у разломанной ограды заброшенного монастыря, как на пути у него откуда-то взялся огромный полосатый кот. Атос остановился. Кот сидел, не двигаясь с места, и не мигая смотрел на него. Мушкетер сделал шаг в сторону, надеясь обойти кота, но тот повторил его манёвр и снова уселся прямо на пути человека. – Что тебе? Кот молчал и гипнотизировал мушкетёра взглядом. – Ты не можешь быть тем Вельзевулом. Прошло двадцать лет. – Мяу-мя, – сказал кот. – Так чего тебе? Кот подошёл, боднул Атоса тяжёлой головой и стал тереться у его ног. – Мя! Мушкетер не выдержал такого натиска и вынужден был сесть на камень. Кот встал на задние лапы, понюхал перевязанное плечо Атоса, фыркнул, а потом ткнулся носом ему в щеку, куснул за ухо. Мушкетер рассмеялся. Машинальным жестом, пришедшим из глубин его юности, оттуда, где он не был одинок, Атос положил ладонь коту на голову и потрепал его за загривок. Когда же он разжал руку, никакого кота не было. У его ног сидела белая кошечка и смотрела на него укоризненно и печально. – Бланшетт? Но та поднялась, пошла прочь, остановилась, оглянулась и исчезла за кустами. – Что происходит-то? – пробормотал Атос, и в это время пробило полдень. *** Д'Артаньян летел по улице Вожирар, направляясь к пустырю, и больше всего опасался опоздать. Улица, которая раньше оканчивалась тупиком у монастырской стены, постепенно превратилась просто в утоптанную тропу. У пролома в стене гнулись ивы и цвела колючая дикая слива. Гасконец бросал быстрые взгляды на окрестности, чтобы как следует запомнить место, и вовсе не смотрел под ноги, а зря – в каких-то пяти шагах от него посреди тропы сидел чёрный клочковатый кот. Хмурая физиономия кота не сулила ничего хорошего. – О, нет! – воскликнул д'Артаньян. – Только не это! Кот приложил уши, выгнул спину и зашипел. Гасконец невольно попятился, осматриваясь, нельзя ли как-то обойти злобное чудище, но нет – с краю улицы сплошь рос терновник. – Дьявольщина! – в сердцах воскликнул д'Артаньян. – Проклятые мешки с блохами! И чего вы все ко мне привязались? Кот грозно заворчал. Гасконец попятился. В это время кто-то сзади потянул с него шляпу – дёрнул и отпустил! – Эй, какого черта, что за шутки?! – вскричал д'Артаньян, крутнулся на каблуках и схватился за эфес шпаги. Он сначала подумал, что это выходка Портоса – в отместку за перевязь – но рядом никого не было. Да и смог ли бы гигант Портос подобраться вплотную так незаметно и тихо? Д'Артаньян на всякий случай обернулся ещё раз: никого. Но тут сзади кто-то опять подёргал его шляпу прямо за перья. За эти сногсшибательные перья, за которые деньги плачены, и с которыми лавочник расстался с большой неохотой, потому что они, как он объяснил, были отложены неким особам, которых, конечно, мэтр не мог назвать по именам, но это были очень знатные особы с изысканным и утонченным вкусом! Надо ли говорить, что на этот раз д'Артаньян вытащил шпагу из ножен уже наполовину и снова развернулся на каблуках, надеясь уловить шутника. Увы, всё было тщетно! Однако если гасконец не увидел никого вокруг, то это не значит, что никто не видел его. За происходящим уже пару минут наблюдали Арамис и Портос, и оба были весьма удивлены этой новой встречей с беспокойным, вспыльчивым и самонадеянным юнцом. Мушкетеры тоже пришли к монастырю со стороны Вожирар, но Арамис потянул Портоса за рукав, увлекая его в тень деревьев. – Постойте, друг мой. – Что это гасконец делает, черт возьми? – изумился Портос. – Полагаю, репетирует бой с ветряными мельницами. – С чем? Рехнулся он, что ли? Арамис на это тонко усмехнулся. – А-а! – сообразил Портос. – Это в той книжке про чокнутого идальго написано, как же его звали? – Дон Алонсо Кихана из Ламанчи. В самом деле, можно было представить, что юный гасконец ведёт сражение с призраком, вертясь волчком, но так и не находя своего противника. – Вы посмотрите-ка, Арамис, а ведь наглеца наш сегодняшний бес мучает! Смотрите, вон же, на дереве! Это тот котик, которого вы, друг мой, отпустить велели! Ей-богу, вы мудры, как сам царь Соломон! Едва Портос промолвил это, как вдруг шляпа д'Артаньяна непостижимым образом взмыла над его головой и переместилась на ветку ивы, нависшую над улицей. Гасконец подпрыгнул, едва не схватив внезапно ожившую шляпу, но её не выпускал из когтей пушистый чёрный кот с оранжевыми глазами! – Ах, ты, муфта! Снова ты? Отдай немедленно! Или изловлю тебя и всё же снесу живодёру! Портос с Арамисом не без удовольствия наблюдали эту сцену, кот же только ухмылялся с высоты, косил глазами и словно бы корчил издевательские рожи, а потом вообще затащил шляпу ещё выше и стал играть с самым длинным пером, жевать его и мусолить. Д'Артаньян полез на иву, ветка согнулась, затрещала, кот свалился в траву, гасконец тоже, а распрямившаяся ветвь как катапульта послала шляпу прямо в нежно цветущий терновник. Высоко, в самые заросли! Вспомнив известное гасконское ругательство, д'Артаньян подступился к кустам, пытаясь с помощью своей длинной шпаги достать шляпу, подпрыгнул раз и два, и ещё, и не оставлял попыток до тех пор, пока ему не удалось подцепить ее. Надев шляпу, д'Артаньян гордо вскинул голову, празднуя победу над зловредным котом и вспомнив отцовское напутствие про то, что любой уроженец Гаскони всё в этой жизни добывает исключительно шпагой. Вот и начало положено! Правда, товарищ отца, солдат-инвалид на это прибавлял язвительно, что шпагой недолго и могилу себе вырыть, если вовремя не убавить прыти и забывать о трезвом расчёте. Видимо, и трезвый расчёт не был чужд нашему молодому человеку, потому что теперь д'Артаньян уже не чувствовал никакого желания драться, и не только из-за проделок чертова кота. Он начал смутно понимать, что здесь, в Париже, очень легко прослыть смешным провинциалом. А самолюбие д'Артаньяна не вынесло бы такого испытания. Другая смутная мысль была о том, что именно Атос, учтивый, спокойный и полный благородного достоинства, мог бы послужить образцом для подражания и, кто знает, сделаться проводником юного гасконца в окружении капитана де Тревиля и друзей-однополчан. Д'Артаньян надеялся в ближайшем будущем завоевать дружбу Атоса, но теперь делать было нечего, и он поспешил к пролому в стене, ведущему на пустырь. Часы где-то в отдалении как раз пробили полдень. Арамис с Портосом, посмеявшись вдоволь и потратив некоторое время на то, чтобы придать своим лицам подобающие случаю выражения, отправились вслед за д'Артаньяном. Арамис немного отстал, потому что в траве у обочины ему почудилось какое-то движение. Он подошёл поближе: в зарослях, сверкая глазами, тихо сидели коты – рыжий, дымчатый, пятнистая, полосатый и чёрные. Арамис усмехнулся – кажется, забавные выходки усатых разбойников будут иметь продолжение. “Кстати, и мадам де Буа-Траси – подумал он, – как раз пристраивает друзьям и знакомым рыженьких котят. Надо будет попросить у герцогини одного.” С этой мыслью Арамис отвесил котам шутливый поклон и поспешил за Портосом. *** В траве, где притаились коты, зашуршало и перед самым носом Бу явился мышонок. – Великое посольство от мессира Ле Ронжера! – гордо возвестил он. – Опять?!! – обомлел полосатый кот. Лу, голодный ещё со вчерашнего дня, щёлкнул зубами и схватил наглеца. Все остальные коты в недоумении взирали на происходящее. – Эй, вы, а, ну! – возмутился мышонок. – Я посол, у меня дипломатическая неприкосновенность! – Я ша…шажру иво, моффно? – не разжимая челюстей, вопросил Люцифер. – Фи, мессир, – хмыкнул его полосатый приятель, – лучше выплюньте господина посла! – Тьфу! – сказал чёрный кот, а мышонок поправил шубку и заявил: – Сообщение для мессира Вельзевула: у Сен-Сюльпис и на Феру замечен отряд гвардейцев его высокопреосвященства господина кардинала! За сим имею честь кланяться! И мышонок скорее пустился удирать – прочь от зубов Люцифера. А Лу, повинуясь инстинкту, бросился за ним. Мелкий серый наглец ускользнул от зубов черного кота и на этот раз, зато Лу промчался вскачь треть улицы и его вынесло как раз навстречу отряду гвардейцев во главе с де Жюссаком. Лу затормозил, подскочил на месте и перебежал ему дорогу. – Командир, – сказал один гвардеец, остановившись и указывая на чёрного кота, – командир, это дурная примета! – Точно, командир! – подхватил другой. – Встретишь чёрного кота – и пиши пропало, не будет весь день ни в чём удачи! Лу, услышав такие речи, вылез из кустов и ещё раз перебежал дорогу: должна же, наконец, быть хоть какая-то польза от суеверия! – Посмотрите, вот ведь нечистая сила! – воскликнул первый гвардеец. – Не надо нам вовсе ходить к этому месту. Говорят, тут вчера шабаш у чертей был, а люди зря не скажут! – Вот так храбрецы! – рассмеялся де Жюссак. – Должно быть, мушкетеры его величества и впрямь не боятся ни чёрта, ни бога, не то, что гвардейцы его высокопреосвященства! Вперёд! Отряд продвинулся ещё на несколько шагов. – Да разбойники и богохульники эти мушкетеры, вот они кто! – пробурчал первый гвардеец, а второй перекрестился и замер: – Ох, гляньте, командир! Истинно, бесы это! В самом деле, каким-то непостижимым образом отряд оказался окружён хвостатыми и усатыми тварями: позади сидел чёрный клочковатый кот с мрачной и злобной физиономией, а прочие расположились по бокам – и грозно завыли. В довершение картины под ногами людей мелкими прыжками промчался мышонок, а за ним громадная облезлая крыса. Двое гвардейцев не выдержали и бросились бежать. Лу тоже хотел бы рвануть следом за беглецами и гнать их через весь квартал, да побоялся высунуть нос из травы: среди гвардейцев были братья Ротонди! А ну как они его узнают, и до монсеньора кардинала дойдёт, где, как и с кем проводит время кот Люцифер, его баловень и любимец? Нет уж, а то опять до валерьянки у монсеньора дойдёт! Де Жюссак в это время лишь свистнул в спину дезертирам и повел свой поредевший отряд в обход монастыря. *** В апрельском ясном небе нестройные парижские колокола отбили без четверти час. Всё было кончено, и Лу тихо плакал над раненым Ротонди. Плакал самыми настоящими слезами, смахивая их лапой, размазывая по морде и усам. Как же так? Ну, как же так?!! Какая нехорошая рана… Вельзевул вздохнул, потоптался на месте, подошёл к приятелю, лизнул его в ухо, потом в нос и сказал: – Отойди. Давай отойди-ка… Полосатый кот подобрался вплотню к раненому и впал в транс. Лу показалось, что воздух вокруг завибрировал от напряжения, а потом вокруг человека словно вспыхнуло маленькое солнце. Рана в его горле забулькала пеной, стремительно закрываясь, затягиваясь изнутри. Через десять минут остался лишь глубокий порез, чёрный синяк да липкие потёки крови. Юноша надсадно закашлялся и пошевелился. Вельзевул покачнулся, его мутило и лапы были совсем ватные. – Лу… Лу, помоги… Чёрный кот подставил плечо под бок своего полосатого приятеля и проводил его до выхода с пустыря на улицу Вожирар. Бу улёгся на кучу битого кирпича и прикрыл глаза. – Я полежу. Как будто целую жизнь истратил… – Одну из девяти? – Из девяти тысяч девятисот девяноста девяти. – Хи! – сказал Лу. – Вот уже одной и не хватает. – Ой, Бу, хорошо, что ты смеяться можешь! – Это я всегда могу… Но я полежу. – Ага! Бу задремал на полчаса, пригревшись на послеполуденном солнце, а когда проснулся, Лу спросил: – Ну, пойдем? – Пойдём. – Домой? В отель де Рошфор? – Сначала на Феру, мадам Дюшан беспокоится. И она будет рада, если за нами опять придёт мой граф. – Хорошо придумано! – согласился Лу. Оба кота пробирались огородами через улицу Могильщиков, когда Люцифер остановился у одного дома. – Мне надо зайти. Бу кивнул и сел ждать. На чердаке Лу нашёл разноглазую Амюзетт, а чёрненький котёнок, распихав братцев и сестричек, с воплем восторга: "Папа, папа!", бросился к нему. Люцифер прихватил малыша за шкирку и отнес матери. – Мадам, – сказал он, – я хочу предложить вам отправиться вместе со мной в Пале-Кардиналь. Монсеньор не будет против. Вас ждёт жизнь в покое и довольстве. – Благодарю, месье, – отвечала беленькая прелестница, – но у меня дети, и они ещё слишком малы, чтобы суметь перебраться через пол-Парижа. – Дети растут: не сегодня, так через пару месяцев… Амюзетт молчала. Лу смотрел на кошечку и видел в ней сейчас не только одно лишь очарование, а нечто большее. – Есть другая причина? – Да, месье. Даже ради жизни в довольстве я не оставлю мадам Констанцию совсем одну, без присмотра, без участия, без надежды. – Понимаю, – вздохнул опечаленный Лу. – Codex Felinus. Но я буду приходить, мадам, и, может быть, когда-нибудь… – Приходите, месье Люцифер, Уголёк будет ждать вас. Лу кивнул Амюзетт и спустился с чердака. – Кто у тебя тут? – спросил Вельзевул. – Жена и сын, – ответил Люцифер.
Рыба: *** Если мадам Дюшан не могла хлопотать над вторично раненым Атосом, то очень даже могла хлопотать над двумя котами. Чёрный, собравший на себя прошлогодние репьи, пыль и ещё бог знает какой мусор, был вымыт, обсушен, расчёсан и накормлен до отвала. Полосатый сказал "ма-а" при виде таза и кувшина и позволил только пройтись по своим бокам щёткой. – Линяешь, линяешь, миленький! – приговаривала мадам Дюшан, вычесывая кота. Она послала слугу в отель де Рошфор, и от графа явились его разодетый лакей и не менее разодетый камердинер – каждый с корзиной. Для мадам Люк передал бархатный кошелёк и бархатную коробочку – в ней были сережки с камушками, зелёными, точь-в-точь как бывают кошачьи глаза, сверкающие в темноте. *** Над плошкой взбитых сливок сидели два кота. – Мяв… мням-мням-мяу-мрр-мрь, – урчал один, уплетая сливки. – Мряу, вкусно-то как! – Тебя граф твой не кормит, что ли? – хмыкнул чёрный. – Так давай я тебе покажу, где взять хорошую рыбу? – Предлагаешь заняться грабежом и разбоем? Уж лучше на подушке лежать. – Я и так целыми днями лежу, – насупился чёрный. – Бу, я хочу с тобой. – Так вот я. – Бу, я хочу как ты. – Тебе приключений было мало? – Нормально было! – Атос жив, наш юный гасконский друг тоже. Мой граф к нему снисходителен и расположен куда больше, чем можно было рассчитывать. Этого довольно для счастливого финала. – Но… – Лу, – перебил его Вельзевул, – как же вовсе без потерь? – Никак. А скажи, как ты это всё делаешь, вот если человеку, к примеру, плохо, а ты – вот так? – Лу уселся, вытянувшись и изобразив позу Прародительницы. – Это все взаправду ведь? Вельзевул оторвался от сливок и внимательно посмотрел на приятеля: видимо, уже давно нужно было рассказать ему всё, вообще всё… – Лу, скажи, ты хорошо спишь? – неожиданно спросил он. – Я? – удивился чёрный? – Д-да… Вот разве только когда у монсеньора мигрень, так я у него на голове, а потом ночи две кошмары и мутит меня… – Да, я с моим графом так же маюсь, просто беда! – вздохнул полосатый. – А ещё что-нибудь бывает? – Ничего. – Ничего? – Не-а. Сплю как деревянный. – Пальмы, случаем, не снятся? – на всякий случай спросил Бу. – Какие пальмы? – Деревья такие. – А! – обрадовался Лу. – Толстая палка-палка-палка и наверху как метёлка от пыли, да? – Что?!! – едва не подпрыгнул полосатый. – Ну, это которые у нас не растут, а только в оранжереях, – уточнил Лу. – Та-а-ак… – протянул Вельзевул. – Значит палка-палка и метёлка? – Ага. Это что-нибудь означает? – Это означает, что без Ле Ронжера нам не обойтись, – сказал полосатый, с интересом глядя на приятеля, будто видя его впервые. – Зачем нам крыс? – в недоумении спросил Лу, но Бу уже послал зов. Через десять минут в углу зашуршало и завозилось: – Мессир Вельзевул? – Мессир Ле Ронжер, – вежливо кивнул кот. – Требуется Откровение. Крыс удивлённо почесал плешивый загривок. – Но господин Люцифер не входит в число Высших. – Он войдёт в круг Посвященных. – Э-эээ, – отозвался Лу на эти речи, – постойте, мессиры, так эти Высшие – это что, всё-таки всерьёз, что ли? Вельзевул с крысом переглянулись. – В общем, да, Лу, – сказал кот. – Но если ты не хочешь, то… – Нет уж, теперь рассказывайте, – насупился чёрный. – Я-то думал, эти ваши тайны просто забавы ради, да чтоб белянку охмурить… – Та белянка сама охмурит, кого хочешь, – хмыкнул полосатый. – Только пообещай, что после не скажешь: "Я больше не знаю тебя, Вельзевул!" – Не скажу. – Уверен? – Уверен! – Ну, хорошо же, слушай… Бу говорил, а потом вступал крыс, и снова Бу продолжал свой рассказ. Люцифер сидел, весь подобравшись и широко открыв свои оранжевые глаза – один дергающийся хвост выдавал его волнение. Наконец Вельзевул умолк и настала тишина. – Ну, в общем, как-то так, дружище Лу. – Да, Бу, я тебя и в самом деле не знал, – только и выговорил чёрный. – Прости. – За что? И оба снова замолчали. Наконец Лу собрался с мыслями и сказал: – Друг, это же здорово, что твоё предназначение – оберегать и хранить род графа. Меня огорчает только, что я не могу как ты, и что мы не встретимся больше, когда… ну, в общем… никогда… Вот что удручало благородного Люцифера: не зависть, не досада, а лишь сожаление о кратковременности кошачьего века перед лицом их дружбы! Бу чуть не завыл, да вовремя спохватился: – Лу, ну что ты! Впереди целая жизнь! Если ты не собираешься забыть нашу дружбу прямо сейчас, то не призывай разлуку раньше времени! – Ты суеверным, что ли, стал, мессир Высший? – фыркнул Люцифер. Бу понял: это он чтобы сменить тему и не расстраивать друга! – А что мне остаётся в присутствии чёрного кота? – ответил он в том же духе, хоть всё ещё хотелось завыть. – Кстати, порождение ада, как насчёт попугать суеверных? – Что, опять?! Хм… но идея мне нравится! – Да, и скажи, дружище, а всё-таки где ты брал ту вкусную рыбу? Лу чуть не подавился сливками и вытаращил на приятеля оранжевые глаза. Забытый всеми и смущённый Ле Ронжер кашлянул, почесал плешивый загривок, пробормотал что-то вроде "ну, вы тут дальше сами", и юркнул в дыру между стеной и досками пола. А оба кота, чёрный и полосатый, вышли в сад Пале-Кардиналь и отправились навстречу новым приключениям.
Лея: – Ох, гляньте, командир! Истинно, бесы это! В самом деле, каким-то непостижимым образом отряд оказался окружён хвостатыми и усатыми тварями: позади сидел чёрный клочковатый кот с мрачной и злобной физиономией, а прочие расположились по бокам – и грозно завыли. В довершение картины под ногами людей мелкими прыжками промчался мышонок, а за ним громадная облезлая крыса. Двое гвардейцев не выдержали и бросились бежать. Неисповедимы пути Господни. Кошачьи тоже. Загадочные силы дают задание Вельзевулу, тот - Люциферу, Люцифер задание проваливает, но, тем не менее, все получается, как надо. Разная степень "защиты" кошками людей, вернее даже, - способности кошек выступать в роли ангелов-хранителей: если Вельзевул может "оживить" Каюзака и, посредством Бланшетт, вылечить Атоса, то Амюзетт бережет Констанцию, Люцифер своими нелепыми поступками и шалостями способствует сближению трех мушкетеров и д'Артаньяна, а все коты вместе - благополучному исходу их стычки с гвардейцами кардинала. Наверное, Бу это осознает и включает Лу в число Посвященных не только потому, что тот знает, как выглядит пальма. Распространение слухов, пересечение путей, рождение легенд, "бесовщина", напоминающая охоту на черных котов в "Мастере и Маргарите". А еще - уличные сценки, достойные кинематографа, и поведение героев - от д'Артаньяна (Дон Кихота в 18 лет), "репетирующего" сражение с ветряными мельницами, до мадам Дюшан, "изменившей" нищему мушкетеру Атосу с блестящим вельможей Рошфором. Рыба, большое спасибо!
stella: а эта смесь потёртого шика и петушиного франтовства, помноженные на гасконскую воинственность, не оставляли молодому человеку шансов остаться незамеченным.- это гасконец во веки веков.)))) Я так понимаю, что со временем мы увидим , что коты завязаны не только на знакомство четверки? И Рощфор не будет обделен их вниманием?
полная версия страницы