Форум » Покатуха » Сказка о трех братьях, или О чем не подозревали ни stella, ни Рыба. » Ответить

Сказка о трех братьях, или О чем не подозревали ни stella, ни Рыба.

L_Lada: Название: СКАЗКА О ТРЕХ БРАТЬЯХ, или О ЧЕМ НЕ ПОДОЗРЕВАЛИ НИ STELLA, НИ РЫБА. Автор: L_Lada. Фэндом: Три мушкетера, А. Дюма-отец. Сказки кошки с улицы Феру, stella. Высшие, Рыба. Иллюстрации Лелуара. Размер: А Бог его знает. Явно не миниатюра, но на макси не тянет. Миди? Если такое предусмотрено. Жанр: Первый блин, RPF, ну и сказка, конечно, куда ж без нее… Персонажи: а) Д’Артаньян и другие; b) кот Люцифер и другие; c) несколько реальных людей. Условие задачи: Дано. а) вышеупомянутые кошаки; b) Кот в сапогах. Найти. Связь. Решение. В пяти шагах. Подробности см. ниже. Примечание № 1: stella и Рыба, спасибо за вдохновение. Примечание № 2: stella, отдельное дополнительное спасибо за приглашение быть третьей в компанию. Примечание № 3: Весь плагиат – из самых разных произведений – выделен курсивом. А все, что курсивом – сплагиачено. Ну что ж, начали. Ловлю тапки, желательно на бамбуковой подошве.

Ответов - 44, стр: 1 2 3 All

L_Lada: АПРЕЛЬ 1625 ГОДА Жанно бежал домой. То есть сам-то он, разумеется, полагал, что идет чинно, как это и приличествует благовоспитанному юноше из уважаемой добропорядочной семьи, одному из лучших студентов респектабельного колледжа Бовэ, ни разу за все восемь лет не поротому розгой. Последнее обстоятельство, как нетрудно догадаться, составляло предмет его особой гордости. В отнюдь не беспочвенных фантазиях Жанно уже видел себя преуспевающим адвокатом и был уверен, что держится с подобающим достоинством. Однако любой сторонний наблюдатель ни на секунду не усомнился бы в том, что он именно бежит, только что не вприпрыжку. Дома ждал вкусный обед. Вот уже почти полтора года, как отец, судья парламента, начал потихоньку приобщать Жанно к будущей карьере, давая ему небольшие поручения. У отца были обширные связи по службе, и на сына он возложил обязанности по большей части курьерские, но сам Жанно находил их чрезвычайно важными и выполнял с большой ответственностью. Вот и на этот раз он отмахал, считай, пол-Парижа – отец отправил его с документами к господину прокурору, аж на Медвежью улицу. В тех краях ему приходилось бывать частенько, там селились многие коллеги отца. Да тот и сам не прочь был бы переселиться туда, поближе к собратьям по цеху, но матушка, чтившая свои дворянские корни, любила их небольшой, но вполне приличный дом в более престижном районе близ Люксембургского дворца. Жанно родной квартал тоже нравился. Здесь на каждом шагу можно было встретить красивых военных, пеших и конных, через площадь то и дело проезжали нарядные дамы в каретах, частенько слышались смех, хмельные песни и бряцанье клинков. Правда, до многих адресов, по которым обычно посылал отец, было далековато, но сегодня Жанно это показалось только в радость, грех не прогуляться теплым и ясным апрельским деньком. Да и интересно – чего только не увидишь на улицах шумного и суетливого многолюдного города. Однако же сейчас, убегавшись, он был голоден – много ли надо шестнадцатилетнему юнцу, чтобы проголодаться. А от этих судейских не то что угощения – стакана воды не дождешься. Жанно уже приближался к площади Сен-Сюльпис, когда за спиной послышался шум и мимо него небольшим, но увесистым пушечным ядрышком просвистел черный кот, державший в зубах что-то блестящее. «Куда это его так несет?» – промелькнуло в голове у Жанно, но не успел он придумать сколько-нибудь убедительный ответ на этот нехитрый вопрос, как произошло нечто еще более удивительное. Мимо с криком: «Стой, дьявольское отродье!» – промчался невысокий худощавый… по всей видимости, дворянин, о чем свидетельствовала нещадно хлеставшая его по ногам и едва не задевшая Жанно длиннющая шпага. Жанно даже не сразу поверил своим глазам и ушам – незнакомец гнался за котом! «Что ж, по крайней мере, теперь я понимаю кота! – подумал Жанно. – Интересно, зачем этот ненормальный гонится за несчастной тварью? Вроде бы их больше не жгут на Гревской площади… Не на дуэль же он его вызвать собрался, в самом деле!» Усмехнувшись собственным мыслям, юноша вздохнул и повернул не налево, к дому, а взял правее. Ему надобно было забежать еще на улицу Старой Голубятни. Ох и нагорело бы ему от матушки, узнай эта добродетельная дама, чем занимается ее сын, помимо папенькиных поручений! При этой мысли Жанно зарделся, как девушка. В свои шестнадцать он уже прекрасно понимал, что принимает участие в деле, не вполне благочестивом. И даже, скорее всего, в вовсе не благочестивом. Но что же тут поделаешь! Ему был так симпатичен рослый громкоголосый мушкетер, похожий на доброго сказочного великана! Ростом, веселостью и шумливостью этот господин привлекал к себе внимание и давно примелькался в окрестностях Сен-Сюльпис. Не приходится удивляться, что Жанно сразу же узнал его, когда с полгода назад неожиданно встретил недалеко от Медвежьей улицы. Мушкетер парнишку, разумеется, не узнал – просто воспользовался подвернувшейся возможностью и попросил передать записку. А Жанно не смог ему отказать. Так с тех и повелось. Веселый великан, надо отдать ему должное, столь кстати подвернувшимся знакомством не злоупотреблял, но вот мадам повадилась время от времени передавать записочки и даже стала называть Жанно своим купидончиком, от чего его передергивало. Вот и сегодня… От этой мысли Жанно насупился, но ненадолго – он и сам не заметил, как оказался возле нужного дома, большого и с виду солидного. Юноша поднял глаза – в одном из окон второго этажа, по обыкновению, стоял лакей в красивой ливрее. При виде знакомого посланца его добродушная физиономия расплылась в приветливой улыбке, а мгновение спустя он уже возник на пороге дома и принял записку для своего хозяина. С облегчением вздохнув, Жанно устремился к дому. В предвкушении обеда ему казалось, будто ноздри уже наполняет аромат матушкиного лукового супа и горячих с пылу, с жару пирожков. Но не тут-то было. Он срезал угол и уже почти пересек площадь, когда послышался шум и наперерез пронеслась давешняя несуразная парочка: черный, как чертенок, кот, а за ним – совершенно взмыленный преследователь. У Жанно даже рот приоткрылся от изумления. «Он все еще гоняется за котом?! Или… или это кот гоняет его?!» – промелькнула в голове шальная мысль, от которой почему-то стало весело. Надо сказать, что, в отличие от тихой улочки, где эти двое обогнали его четверть часа назад, на площади было довольно людно, так что странная погоня привлекла внимание. Вслед уже раздавались свистки и улюлюканье. На углу какие-то два лавочника, рыжий и лысый, тут же заключили пари – догонит или не догонит? Кот нырнул в проем улицы Феру, человек ринулся туда же. За ними последовала кучка зевак, среди них затесался и Жанно. Разумеется, праздно глазеть он не собирался и это был даже не крюк – он так и так хотел свернуть на Феру, откуда через узкий проулок путь к дому на улице Могильщиков был немного короче. И вот – оказался вовлеченным в нежданное зрелище. Впрочем, любопытствующих ждало разочарование – погоня внезапно закончилась. Жанно успел увидеть, как таинственный незнакомец споткнулся о ступеньки одного из домов, едва не запахав носом, въехал головой в дверь, получил по шее свалившейся со стены жестяной табличкой и, слегка заторможенно, постучал. Кот тем временем, сидя поодаль, уже мирно вылизывал шерстку. Несколько мгновений спустя дверь открылась и почти сразу закрылась, пропустив человека внутрь. Кот неспешно поднялся на четыре лапы, лениво потянулся и, победно взмахнув хвостом, исчез. Зеваки испарились сразу же, как только поняли, что потехи не будет. Жанно остался один и мог бы уже наконец пойти домой, но почему-то медлил. Отметив про себя, что пари выиграл рыжий лавочник, он машинально подошел к двери, за которой скрылся странный незнакомец. На крыльце что-то блеснуло. Тот самый предмет, который держал в зубах вредный котяра и который, по-видимому, преследователь пытался у него отнять. Каково же было удивление Жанно, когда, присмотревшись, он обнаружил, что это всего лишь моток какой-то потрепанной тесьмы! Не говоря уже о том, сколь ничтожной оказалась причина переполоха, такой предмет скорее мог бы принадлежать женщине… Жанно машинально поднял моток. Может быть, этот человек хотел вернуть его какой-то даме? Хотя что это за дама, если ей нужно такое… Тут мысли Жанно были прерваны на полуслове. Дверь снова распахнулась, и на пороге появился гроза котов собственной персоной. Жанно наконец смог его разглядеть. К его удивлению, это был совсем еще юноша, почти его ровесник, ну разве что на год-другой постарше, не более. Одет он был в знававший лучшие времена шерстяной камзол, еще хранящий следы былой синевы. На голове красовался берет с молью траченым пером. Сам он был красен как рак, что не могло скрыть типичной для южанина смуглости, и очень тихо, но достаточно отчетливо, чтобы был слышен гасконский акцент, бормотал нехорошие слова. Жанно покосился на валяющуюся под ногами жестяную табличку с надписью «Комнаты внаем», потом перевел взгляд на моток в руке и снова поднял глаза. Кажется, он начал догадываться о причине столь дурного настроения гасконца. Они стояли возле дома мадам Дюшан, которая пользовалась репутацией образцовой квартирной хозяйки. Комнаты в ее доме, хоть и скромные, были отнюдь не самыми дешевыми в квартале. - Простите, сударь… это… случайно не ваше? - Что? – казалось, гасконец только сейчас заметил стоящего перед ним юношу. – А… да, спасибо. Это талисман, на удачу, – с достоинством добавил он, схватил моток и поспешно сунул его в карман. Жанно невольно восхитился его самообладанием и находчивостью. Настолько, что преисполнился желанием помочь и даже про обед забыл. - Сударь, прошу вас, не сочтите мой вопрос непочтительным… Как я понял, вы только что прибыли в Париж и ищете жилье? - Вы верно поняли, но… – гасконец покраснел еще сильнее, хотя это казалось уже невозможным, и скрипнул зубами. – Но це… квартиры в этом доме меня не устраивают. При этих словах он высоко вздернул подбородок. Жанно, которого эта уловка обманула не более, чем предыдущая, сочувственно кивнул. - Да, не так-то просто найти жилье по… душе. А знаете, тут совсем рядом тоже сдается квартира, вон за тем поворотом, в двух шагах. Там отдельный вход, так что жильцам никто не докучает… Может быть, она вам подойдет? - Возможно, – в глазах гасконца блеснула надежда. – А как найти этот дом? - Направо и снова направо, в доме галантерейная лавка… А впрочем, не проще ли будет, если я вам покажу? Мне как раз в ту сторону… О, простите, совсем забыл… Позвольте представиться. Жан Перро, студент. К вашим услугам. - Шевалье д’Артаньян. Мушкетер... почти. Буду вам весьма признателен. Молодые люди резво двинулись в сторону того самого узкого проулка, ведущего с улицы Феру на улицу Могильщиков. Жанно размышлял на ходу. Дом господина Бонасье выглядит вполне прилично, а уж что там внутри и сколько оно стоит, никого не касается, в том числе и самого Жанно. Хотя, живя через дом от галантерейной лавки, он, разумеется, знал, что квартирка там… ммм… скромная, но ведь и просят за нее гроши. Господин Бонасье, конечно, скуповат и вообще тип неприятный, но не лишен здравого смысла, лишнего не запросит. К тому же он вдобавок еще и трусоват, поэтому охотно принимает в жильцы не самых платежеспособных военных, надеясь на защиту в случае чего. Так или иначе, есть шанс, что на этот раз гордость гасконца придет в полное согласие с его кошельком. За этими размышлениями Жанно и не заметил, как они очутились возле дома галантерейщика, – ходу там действительно было всего ничего. - Ну, вот мы и у цели… – Жанно совсем уже было собрался откланяться, но тут на него внезапно снизошло озарение… Сытый голодного не разумеет, а вот один проголодавшийся всегда поймет другого. Просто нутром почувствует. Жанно, увлекшись своим маленьким приключением, в последние четверть часа и не помышлял о еде. Но сейчас, когда до дома оставалось два шага в буквальном смысле слова, у него вновь засосало под ложечкой. Вот тут-то он и почуял измученным нутром, что молодой гасконец тоже хочет есть, может быть, даже больше, чем он сам. Не меньше уж точно. И Жанно решился. – Сударь, – слегка робея, начал он, – вы же с дороги и, наверное, успели проголодаться. Не сочтите за фамильярность, но… могу ли я пригласить вас на обед? Моя матушка будет очень рада, если вы окажете нам такую честь. Я живу вон в том доме, и это будет… гораздо ближе и удобнее, чем искать трактир. По скуластому лицу д’Артаньяна пробежала мимолетная тень сомнения, сменившаяся тут же искренней улыбкой. Почему бы и нет, в конце концов? У него еще останется достаточно времени, чтобы починить шпагу и обшить-таки камзол этим злополучным галуном. - А вы славный малый. С благодарностью принимаю ваше приглашение. Он действительно обрадовался. Не потому, что от пирожка, съеденного у ворот Сен-Антуан, уже не осталось даже сладкого воспоминания, и уж точно не из-за тех грошей, которые пришлось бы потратить на обед в трактире. Ни за что на свете юный Шарль д’Артаньян не признался бы никому, даже самому себе, в том, что за время пути от Тарба до Парижа он соскучился. Какие бы радужные перспективы ни рисовало ему воображение, как бы ни распирала грудь эйфория при виде этого города, как ему казалось, уже лежащего у его ног, он успел соскучиться по матушкиной заботе и по папенькиным наставлениям, по ветхому, медленно разрушающемуся замку, в котором прожил всю жизнь, по суетливым слугам, которых знал, сколько себя помнил. Истомился душой от бесприютных дорог и неуютных трактиров, от щемящего одиночества, то и дело накатывающего в мельтешащем многолюдье. И вот сейчас, глядя в честные глаза Жанно, он ощутил острое желание погреться пусть у чужого, но у домашнего очага, – Бог знает, когда еще такая возможность выпадет вновь. - В таком случае, я подожду вас, сударь, - сказал Жанно. – Не думаю, что ваш разговор с господином Бонасье затянется. Разговор и правда оказался недолгим. Рассматривать в комнате было особенно нечего – все необходимое есть и хорошо. Цена д’Артаньяна вполне устроила, и, заплатив за неделю вперед, он выбежал на улицу уже по своей собственной отдельной лестнице. Из всех домов на улице Могильщиков дом семьи Перро имел наиболее представительный вид. Дверь молодым людям отворил лакей, и, не успели они войти в прохладный холл, как откуда-то из глубины выкатился на вид маленький вихрастый мальчишка и, едва не налетев на вошедших, завопил: - Вечно ты опаздыв… - но тут же осекся, увидев незнакомца. - Простите этого юного лоботряса, шевалье. Разрешите представить, мой младший братец Клод, - произнес Жанно строгим тоном, в котором явственно слышалось, что братишку он очень любит, но всячески старается этого не показывать. Юный лоботряс между тем с любопытством уставился на д’Артаньяна. Глаза у него были дерзкие, но смышленые, а сам он при ближайшем рассмотрении оказался постарше, чем показался на первый взгляд. Лет, наверное, одиннадцати. - Жанно, дорогой, наконец-то… - послышался певучий голос, в холл выплыла еще сравнительно молодая миловидная женщина. - Матушка, я сожалею о своем опоздании, - Жанно бросился к матери и поцеловал ей руку. И, заметив, что она перевела заинтересованный взгляд на его спутника, поспешил добавить. – Позвольте вам представить нашего нового соседа шевалье д’Артаньяна. Он только что прибыл в Париж, будет жить в доме господина Бонасье и служить в полку мушкетеров. Я взял на себя смелость пригласить шевалье к обеду. - Вот и хорошо, что пригласил, - одобрила сына госпожа Перро и приветливо обратилась к гостю. – Прошу вас, проходите в столовую, господин д’Артаньян. Отец сегодня очень занят в парламенте, – вновь обернулась она к Жанно, – и просил его не ждать. Вся компания дружно переместилась в уютную столовую, где уже был накрыт обильный стол. Весело и несколько шумно расселись, комната наполнилась голосами. Госпожа Перро принялась разливать по тарелкам одуряюще пахнущий луковый суп. Передавая тарелку д’Артаньяну, она взглянула на его руки и негромко охнула. Злокозненный черный котяра отработал на славу – правую кисть гасконца избороздили три глубокие и довольно длинные царапины, уже не кровоточащие, но покрасневшие и слегка припухшие. - Боже мой, шевалье, вам же нужно обработать руку! – воскликнула госпожа Перро. - О, не стоит беспокойства, мадам, - небрежно ответил д’Артаньян. – У меня есть немного бальзама, приготовленного по рецепту моей матушки. Это поистине чудодейственное снадобье. Сегодня на ночь смажу руку – и к завтрашнему утру она будет как новенькая. Сердобольное материнское сердце госпожи Перро не выдержало. - Как же это вас угораздило? - поинтересовалась она не без любопытства, но участливо, как если бы спрашивала одного из своих сыновей. И вот тут д’Артаньяна прорвало. Вся история разбойного нападения кота и последовавшей затем гонки по пересеченной местности, должным образом приукрашенная и щедро сдобренная гасконским юмором, предстала в его изложении приключением, сопоставимым с охотой, по меньшей мере, на леопарда. Госпожа Перро сочувственно ахала. Жанно тихо посмеивался. Маленький Клод внимал рассказчику, не сводя с него широко распахнутых глаз и даже слегка приоткрыв рот. Он очень любил кошек. И вообще любил всякую живность. На следующий день классов в колледже не было. С утра Жанно и Клод отправились к бабушке Леклерк – матушка приказала отнести ей корзинку домашних пирожков. Домой возвращались, когда уже пробило час пополудни. Шли неспеша, вразвалочку, греясь на апрельском солнышке и грызя каштаны, которыми заботливая бабушка набила карманы любимых внуков. Внезапно Жанно споткнулся и, посмотрев под ноги, обнаружил, что у него расстегнулся башмак. Мысленно чертыхнувшись (хотелось, конечно, вслух, но при ребенке – как можно!), Жанно присел на корточки и завозился с пряжкой. И тут над головой у него раздался звонкий голос брата: - Смотри, твой приятель идет! В этот момент пряжка как раз поддалась и застегнулась, Жанно выпрямился и похолодел. К ним, почти перегораживая улицу, шеренгой в обнимку приближались четыре человека. Крайним слева был давний знакомец Жанно – тот самый рослый весельчак-мушкетер. Неужели братишка проведал об их знакомстве и о… и о записках мадам прокурорши?! Но откуда?!!... И только когда четверка проследовала мимо, причем им пришлось почти впечататься в стену ближайшего дома, он сообразил, что между жизнерадостным гигантом и еще каким-то красивым дворянином среднего роста, с любовью обнимая их, шел не кто иной, как их вчерашний гость шевалье д’Артаньян. Жанно задумчиво смотрел им вслед, когда вновь подал голос Клод: - Ой, ты глянь! Нет, ты только глянь! Вот это да, я такого никогда не видел! Жанно оглянулся и оторопел. Возбуждение Клода было совсем не удивительно. По самой середине улицы шла еще одна компания, и тоже шеренгой. Вот только что не в обнимку. По бокам вальяжно шествовали два крупных кота, облезлый полосатый и холеный черный («Надо же, еще одно знакомое лицо! То есть… тьфу ты!» - подумал Жанно), а между ними изящно семенила маленькая белоснежная кошечка. Пушистая троица двигалась за четырьмя мужчинами на расстоянии почтительном, но не настолько, чтобы не понять – они следуют именно за ними. Коты тоже прошли мимо. Три хвоста – черный, белый и полосатый – флагами вздымались к небу.

stella: Если бы я знала, какие будут последствия кошачьего эксперимента, я бы... я бы... короче, хорошо, что все случилось. И теперь мы имеем всякие продолжения. L_Lada , а ведь действие переместилось на другой, хоть и параллельный уровень. Действие пошло в народ, к судейским и галантерейщикам.(я сейчас о фанфике, который рекомендовала почитать на Фикбуке). И это здорово! Это та сторона истории, которая могла бы быть точно так же, как и рассказанная Дюма.

L_Lada: stella , спасибо за отклик! На самом деле судейских и тем более галантерейщиков там будет очень умеренно. Не буду спойлерить, на днях выложу остальное. Фик завершен.


Рыба: О, три хвоста как флаги, вздымающиеся к небу – это сильно!🤣🤣🤣 А чегой-то кот полосатый – облезлый?!! ☹️Но-но-но! Он всего лишь не до конца перелинявший!🤣🤣🤣

Черубина де Габрияк: L_Lada , спасибо! Теперь у нас целый мушкетерский кото-сериал. С почином вас. Веселое начало, ждем дальше. L_Lada пишет: Миди? Если такое предусмотрено. вполне предусмотрено.

stella: L_Lada , вот так тихо, не афишируя - и фанфик. Жду!

L_Lada: Рыба, три хвоста - это бренд. Сама только сейчас поняла. А кот облезлый, потому что это глазами мальчишек. "Не до конца перелинявший" - вряд ли они бы так сформулировали. Черубина де Габрияк , спасибо!

Черубина де Габрияк: L_Lada, Там можно зайти в правку сообщения, поставить галочку "удалить" и нажать "отправить", чтоб убрать дубль.

L_Lada: ОКТЯБРЬ 1626 ГОДА Лу пребывал в полнейшем душевном раздрае. Его сердце разрывали на части два чувства непреодолимой силы – верность хозяину и привязанность к друзьям. Надо же было такому случиться, что они пришли в непримиримое противоречие. И ведь только Котья Мать разберет, что в этом случае предписывает Codex Felinus. А может быть и так, что даже сама Прародительница не разберет. Да что там говорить, никто не знает, что это вообще за зверь такой – кошачья дружба. Нигде про это не написано. По идее, ничего подобного в природе нет. Но это – если по идее… Суха теория, мой друг, а древо жизни зеленеет… Откуда бы это, интересно? Ведь точно откуда-то, не сам же придумал. А, ладно, не суть. Суть в том, что вот же он, черный желтоглазый кот Люцифер, еще не старый, но и не в таких уж юных летах, оказавшийся на распутье. И от монсеньера он в жизни ничего, кроме добра не видел, так что грех платить ему черной неблагодарностью. И друзья у него есть, и поддержать их он хочет всей своей пушистой душой, что бы там и где бы ни было написано. Это факт. А факт – самая упрямая в мире вещь. Хм… тоже ведь кто-то умный сказал. Все началось с того, что Бланшетт… то есть нет, было не так. Все началось с того, что господа мушкетеры, за которыми они всей компанией так хорошо и весело присматривали последние полтора года… ах, нет, уже почти два, если считать от того памятного Рождества, когда старину Бу осенила такая блестящая идея… Так вот, господа мушкетеры внезапно исчезли. Вот просто взяли и исчезли, все четверо. Вместе со слугами. Было это около двух недель назад. А несколько дней спустя Бланшетт… Да, вот еще что. Белянка сильно переменилась после того богатого на события дня в позапрошлом апреле, когда ей пришлось вытаскивать господина Атоса с того света – ну, может, и не совсем с того, но кто сейчас будет проверять? – а он сам, Лу, гонял господина д’Артаньяна по всему Парижу… ну, может, и не по всему, но кому сейчас это интересно? Словом, полосатый друг Бу утверждал, что с того дня Белянка помолодела. Ну, может, и не помолодела, но похорошела точно. А может, и помолодела – бодрости у нее прибавилось несомненно. К тому же после блуждания в чертогах Прародительницы она обрела здоровый пофигизм, дар ясновидения и очередной выводок котят в положенное время. Местами подозрительно полосатых, но кому какое до этого дело. Кошки тоже имеют право на личную жизнь. Итак, около двух недель назад господа мушкетеры исчезли, а несколько дней спустя Бланшетт забила тревогу – с господином Атосом беда! Уж в чем в чем, а в этом ей можно было доверять. Провидческий дар Белянки в том-то и сказывался, что подопечного своего она чуяла сердцем, как собственного котенка, и всегда точно знала, если с ним приключалось что-то неладное. Однако на этот раз все пошло не так, как обычно, – Бланшетт не могла сказать ничего определенного. То есть совсем ничего, как они с Бу ни пытались ее расспросить. – Господин Атос убит? – Нет. Жив, но в беде. – Он ранен? – Нет, но ему очень плохо. – Отчего плохо? И где он вообще? – Не знаю, ничего не вижу, он там, где темно. – Может быть, он в темнице? – Нет, хотя… похоже. Но нет. Вот и все! Дальше разговор можно продолжать по кругу, ничего нового Бланшетт все равно не скажет. А ведь совсем недавно она безошибочно определила, что господина Атоса посадили-таки в тюрьму, ну разве что именно Фор-Левек указать не смогла. Пришлось обращаться к мессиру Ле Ронжеру, и его голохвостая гвардия не подкачала, что есть то есть. В Фор-Левеке тоже, надо полагать, хоть и не совсем темно было, но и канделябры по всем углам не стояли. Нет, что ни говори, а от сострадания к Бланшетт сжималось сердце. Верно, ох, как верно говорил в свое время умница Бу – любить надо своего человека. Вот Белянка и подошла к делу со всей ответственностью. А что в итоге? Договор-то она выполнила, а любовь никуда не делась. Теперь мается, плачет. Убивается так, будто ей в блюдце налили крысиного яду. Господин Атос в беде, и все тут. Лу и Бу утешали ее, как могли, но, уж если по-честному, как тут утешишь? Тщетно они отслеживали дом капитана де Тревиля и все три адреса господ мушкетеров – не подаст ли какой-нибудь из них признаки жизни. Но никто так и не появился, даже слуги как в воду канули. Только в последние два дня события сдвинулись с мертвой точки, и еще не известно, в лучшую ли сторону. Прежде всего, вчера на улице Могильщиков наконец-то объявился слуга. С одной стороны, это было хорошо – ну хоть кто-то! А с другой, шевалье д’Артаньян, похоже, тоже побывал дома, и – надо же было случиться такой оказии! – они его упустили! Да и мессир Ле Ронжер, как назло, недоступен – отбыл в провинцию по семейным делам. А сегодня очень некстати – или наоборот кстати? – Лу услышал имя д’Артаньяна из уст монсеньера, который с позавчерашнего вечера ходил злой, как черт… тьфу, тьфу, тьфу! Пребывал в прескверном расположении духа. «Не знаю, не знаю, что сулит все это гасконцу, но сдается мне, – смекнул Лу, – что интерес к его персоне имеет самое прямое отношение к дурному настроению монсеньера». Обо всем этом он и размышлял, уныло бредя по направлению к Люксембургскому дворцу. Поди разбери, как надо вести себя в такой ситуации. Ни в каких Codex’ах Felinus’ах про это не сказано. Время приближалось к полудню, но было так пасмурно, что, казалось, дело уже к вечеру. Октябрьское небо, сплошь обложенное свинцово-серыми тучами, вот-вот готово было пролиться накопившимся дождем, да все никак не получалось. Порывы ветра ерошили густой кошачий мех. На мосту Лу обогнал человек, показавший знакомым. Даже со спины. Да это же господин де Кавуа, капитан гвардейцев! И какая же это, спрашивается, нелегкая понесла его в сторону мушкетерского квартала? Мысли кота пустились вскачь. Паршивое настроение монсеньера… разговор о шевалье д’Артаньяне… капитан гвардейцев… Матерь Котья! Как бы дело не кончилось арестом! И тут Лу принял решение, всех сомнений как не бывало. Не даст он упечь д’Артаньяна в Бастилию! В конце концов, раздражение монсеньера не вечно, да и сам он, Люцифер, успел привязаться к этому гасконскому невеже. Пусть лучше едет искать господина Атоса – может быть, Бланшетт хоть немного успокоится. А монсеньер, глядишь, тем временем повеселеет и подобреет, сам же потом спасибо скажет. Сказано – сделано. Хотя со «сделано» возникли некоторые затруднения. Что, собственно, может предпринять кот в такой ситуации? Это Лу представлял себе весьма смутно. Ну разве что прижать уши и ускоренным шагом устремиться в сторону улицы Могильщиков, что он и сделал. Капитана де Кавуа, правда, не догнал, но получилось даже лучше ожидаемого – они снова встретились, когда тот уже двигался в обратном направлении. Один! «Так-так, господин гвардеец, – не без сарказма подумал Лу, – похоже, не мы одни оплошали в поисках гасконца». Такой поворот событий изрядно развязывал черному коту руки… То есть, конечно, лапы! То есть… В общем, позволял сбавить скорость и открывал некоторую свободу действий. По зрелом размышлении Лу решил, что будет разумно для начала забежать на улицу Феру. Гасконца все равно дома нет, но, даже если он, Лу, его и дождется, то объяснить, в чем дело, все равно не сможет. Это под силу только самой Бланшетт. Однако визит на улицу Феру особых результатов не принес. Господин Атос не вернулся. Бланшетт дома не было. Одна радость – на крыльце сидел Вельзевул и меланхолично вылизывал вытянутую на отлет заднюю лапу. Его умиротворенный взгляд слегка маслился. «Не иначе как старина Бу опять столовался у мадам Дюшан, – догадался Лу, – что-то это вошло у него в привычку». Друзья обменялись новостями. Впрочем, у Бу особых новостей не было, он тоже не застал Бланшетт, и кто знает, где ее сейчас носит. Адреса всех троих друзей, дом капитана де Тревиля, казармы господина Дезэссара, кабачок «Сосновая шишка»… Хорошо, если хоть в Лувр не побежала, а то ведь с нее станется. Итогом краткого военного совета стало единодушное решение: Бу остается ждать Белянку на своем наблюдательном посту, а Лу идет к дому д’Артаньяна и, буде тот появится, следит, чтобы они не разминулись. Все равно Бланшетт, набегавшись, придет если не туда, так сюда. На улице Могильщиков кота ждал приятный сюрприз. На верхней ступеньке лестницы, ведущей с улицы прямо в мансарду д’Артаньяна, сидел слуга – как его там? Планшо? Планше! – и сноровисто чистил ботфорты. Один, у него в руках, был уже совсем чистый, а другой, заляпанный грязью отнюдь не по-парижски, лежал рядышком, на самом краю ступеньки, высунув любопытный нос между балясинами. Лу не любил этого малого, преисполненного суеверий и предрассудков в отношении котов вообще и черных в особенности, но вот ботфорты наводили на мысль, что дома не только слуга, но и хозяин. Обеспокоила Лу лишь поспешность, с которой Планше чистил обувь. Не означает ли это, что гасконец опять куда-то навострился и, более того, по своему обыкновению, торопится? «Ну уж нет, – подумал Лу, – никуда вы, господин Торопыга, не уйдете, пока не поговорите с Бланшетт, не будь я Люцифер его преосвященства!» Из глубины мансарды послышался негромкий голос. Слов Лу не разобрал, но Планше вскочил и со словами: «Сию минуту, сударь!» – скрылся за дверью. Свежевычищенный сапог так и остался у него в руке, в то время как второй, грязнющий, он, вставая, подтолкнул еще ближе к краю. «Итак, я не ошибся. Гасконец дома, но вряд ли надолго. Ну и что теперь делать, скажите на милость? – В голове у кота образовался небольшой торнадо. – Эх, была не была, сейчас или никогда!» Почти безотчетно Лу взодрался по опоре лестницы, зацепился за балясину у самой верхней ступени и бархатной лапкой мягко цапанул свесившийся совсем уж угрожающе нос сапога. Этого легкого движения оказалось достаточно – потерявший остатки равновесия сапог полетел вниз. Кот сиганул следом. «Без сапога далеко не уйдешь, но куда же я его теперь дену? – озаботился Лу, глядя на свой трофей и переводя дух после прыжка. – Предмет, для кота тяжеловатый, все же не моток тесьмы, в зубах не унесешь…» Он почесал задней лапой под мордой, огляделся и оценил обстановку. Сапог упал возле самой лестницы, под которой располагалась небольшая полутемная ниша, довольно узкая, с невысоко расположенной балкой. В этой нише находился вход в маленькую кладовку, где хранились метлы, щетки и прочий нехитрый хозяйственный инвентарь, и сейчас дверь в кладовку была распахнута… Укрытие ненадежное, но все же предоставлявшее куда больше простора для маневра коту, нежели человеку. Туда-то Лу и устремился, если, конечно, это слово применимо к его движениям, – орудуя лапами, носом и иногда зубами, он старался загнать сапог подальше, с глаз долой. Наконец покража была оттащена в кладовку, к прислоненной у стены самой большой метле. «Веду себя, как последняя собака, – с горечью подумал Лу, устраиваясь поудобнее, калачиком, прямо на сапоге и аккуратно раскладывая вокруг себя хвост. – Хм… а ведь недурная идея. Собака бы нам не помешала. Договорились бы как-нибудь, поладили же с Ле Ронжером…» Додумать эту светлую мысль до конца ему помешала донесшаяся сверху брань Планше. Судя по звуку, тот кратко, но емко ругнулся, не обнаружив сапога на верхней ступеньке, затем свесился через перила и, не увидев внизу ровным счетом ничего, высказался в том же духе уже куда более пространно. Скрип ступенек возвестил, что слуга спускается. Лу сгруппировался. Планше сбежал с лестницы, огляделся и с недоумением почесал в затылке. Никакого сапога в поле зрения не наблюдалось. «Сапог, конечное дело, не перчатка, но ведь это еще не причина, чтобы вот так взять и убежать, – растерянно рассуждал он. – Воры? Но с какой бы стати кому-то вздумалось красть ОДИН сапог?!» Впрочем, он был уже, кажется, готов добежать до ближайшего поворота и посмотреть, не скрылся ли за ним не в меру шустрый одноногий воришка, но тут ему почудилось почти неуловимое шевеление под лестницей. Планше нагнулся, уперев ладони в колени и отклячив тощий зад, заглянул в нишу, и… Сперва ему показалось, что там ничего нет, только возле большой метлы сумрак словно сгустился до черноты. Но тут прямо из-под метлы, из этого сгустка мрака на него сверкнули два огромных желтых глаза… – Что у тебя там? – донесся сверху строгий голос. Д’Артаньян вышел одетый для дороги – собственно, он и не переодевался – и был весьма недоволен, не обнаружив наверху ни Планше, ни сапог. – Нечистая сила, сударь, ей-ей нечистая! И сапог ваш утащила, сами изволите видеть, – в подтверждение своих слов Планше предъявил спустившемуся в два прыжка хозяину одинокий вычищенный сапог, – больше некому! – Что за чушь?! – Д’Артаньян пригнулся и вгляделся вглубь ниши, – это же обычный кот! Прогони его и посмотри, там ли второй сапог! – Сударь, вы видели меня в деле и знаете, что я не трус! Когда передо мной человек, но не враг рода человеческого! А это как есть бес, верно говорю! Я его уж давно приметил, он то и дело вокруг вас шныряет, точно сглазил кто. Из кладовки послышалось презрительное фырканье – Лу не удержался от смеха. – Добрый день, сударь! Помощь нужна? Д’Артаньян с удивлением обернулся на звонкий голос. Перед ним стоял худенький соседский мальчишка лет тринадцати, заметно вытянувшийся с тех пор, как они встретились впервые. Его зовут… Клод! Брат Жана, того славного юноши, который так приветливо обошелся с гасконцем в его первый день в Париже и с которым они при встрече раскланивались и перекидывались парой слов. Более того, с тех пор д’Артаньян еще раза два или три бывал в их доме. Что ж, принимая во внимание суеверный страх Планше, помощь подоспела как нельзя более кстати. – Добрый день, – улыбнулся д’Артаньян. – Нечистой силы не боишься? – Да кот это, просто кот, – мальчишка заразительно рассмеялся. Похоже было, что вся эта сцена его порядком развеселила. – Однако ваш слуга прав, я тоже этого кота знаю. Он действительно частенько рыщет по нашей улице с тех пор, как вы изволили тут поселиться. И сапог ваш он уволок, я видел. Уж не тот ли это черный кот, что встретил вас по приезде в Париж? – Может быть, все может быть, – рассеянно ответил д’Артаньян, как будто что-то обдумывая. О коте, встретившем его в Париже, он почти забыл, но ведь и правда похож, чертяка! – Действуем так. Я сейчас попробую его прогнать или вытащить. Если придется вытаскивать и руки будут заняты, сразу лезь туда за сапогом. Не хочется разбираться с этой тварью больше одного раза. Клод понятливо кивнул. Решительно, насколько это было возможно при необходимости пригнуться, д’Артаньян шагнул под лестницу. Из кладовки донеслось недвусмысленное шипение. – А ну выходи! Бегемот блохастый! Ни малейшего движения, только шипение усилилось. И тут гасконец изловчился и молниеносным движением схватил наглого котяру за шкирку. Возмущенный до крайности столь неподобающим обращением, Лу напрочь забыл о хороших манерах и разразился отборным трехэтажным мявом. Не выпуская из рук кота и едва не приложившись лбом о балку, д’Артаньян вышел из-под лестницы, куда тут же юркнул Клод. – Нашел! Вот он, ваш сапог, сударь! – закричал он в следующее мгновение, выныривая обратно. – Благодарю! – д’Артаньян перевел взгляд с кота на сапог, а с сапога на Клода. – Послушай, придержи-ка ты этого нахала. А то ведь я, неровен час, могу и забыть о гасконской почтительности к черным котам, если это вельзевулово отродье... «Чтооо?! – Лу даже задохнулся от негодования. – Я – отродье Бу?! Ну и фантазии у вас, господин хороший, даже как-то неудоб…» – А то и сам Вельзевул, – поддакнул заметно повеселевший слуга, между тем как зловредный гасконец, нет чтобы просто отпустить, зачем-то сунул кота в руки какому-то шкету, который и внимания-то его не стоил. Однако шкет, приняв черное пушистое тельце в неожиданно крепкие объятия, внезапно возразил: – Нет, не похож он на Вельзевула. Я бы его скорее Люцифером назвал. Вы посмотрите только, какие у него глазищи, прямо как свечки. От изумления Лу на миг потерял дар речи. Да что там дар речи – он забыл, что порядочному коту положено вырываться из чужих рук, а то мало ли, что там всякие… Но этот шкет как-то очень удобно подхватил его под теплое пузо и уже приноравливался чесать за ухом. Лу не без усилия стряхнул с себя оторопь. – Мррррси, мррррсье! – только и смог выговорить он, но вдруг неожиданно для себя самого взвыл, – я в восхищении! – А, да все они одним миром мазаны, – не очень к месту пробормотал д’Артаньян и потянулся было за сапогом, который обронил Клод, но, едва нагнувшись, встретился взглядом с огромными ярко-зелеными глазами на белоснежной мордочке. – Есть! – торжествующе муркнул Лу. – Ай да Бланшетт, успела все-таки! Маленькая кошурка шелковым бочком скользнула вокруг ноги гасконца и с горестным мяуканьем уселась, плотно прижавшись к нему. Тот замер. Он сразу узнал кошку Атоса… то есть, разумеется, не Атоса, а мадам Дюшан, но он уже привык видеть комок белой шерсти в квартире своего друга… И, что еще важнее, он был прекрасно осведомлен о роли этой животины в событиях того вечера накануне его приезда в Париж, когда его друзей подло подстерегли на углу улицы Феру… Всего этого хватило, чтобы сердце д’Артаньяна тревожно ёкнуло. – Что с Атосом? – взволнованно спросил он. «Интересно, как, по-вашему, она должна ответить?» – иронически хмыкнул Лу, с любопытством наблюдавший эту сцену. Клод испытывал не меньшее любопытство, но, в отличие от Лу, ничего не понимал. Впрочем, Лу напрасно иронизировал. Бланшетт мяукнула настолько душераздирающе, что д’Артаньян ее понял. Двумя молниеносными движениями он натянул сапоги – правый, вычищенный до блеска, и левый, заляпанный всей грязью Сен-Клу, и швырнул Планше башмаки, которые тот ловко поймал. – Делай все, как я приказал, – бросил гасконец уже на ходу. – Не извольте беспокоиться, су… – начал было Планше, но слова повисли в воздухе, хозяин его уже устремился вслед за белой кошкой. – Тьфу, тьфу, тьфу, точно околдовала, проклятая тварь, даром что белая! Между тем Бланшетт, воодушевленная понятливостью д’Артаньяна, которого до сих пор вполне взаимно не жаловала, поспешала за ним по пятам. У поворота на улицу Феру он на мгновение притормозил, рассудив, что Атоса, живого или мертвого, могли доставить домой. Но стоило ему шагнуть в ту сторону, как Бланшетт пронзительно мяукнула, пробежала мимо поворота и, застыв крошечным сфинксом, заголосила совсем уж заполошно. «Значит, дома Атоса нет», – смекнул д’Артаньян и последовал за ней. Он шел за белым пушистым облачком, и к тревоге его примешивалось усиливающееся с каждым шагом изумление. Кошка вела его прямиком к конюшням господина Дезэссара! – Тысяча чертей, еще немного в таком духе, и я начну относиться к кошкам благосклоннее! – пробормотал себе под нос обескураженный д’Артаньян. Между тем у дома галантерейщика остался только Клод с котом на руках. Планше, откланявшись и за себя, и за хозяина, удалился. – Ну что, черный бродяга, зачем же ты сапог-то спер? Не носить же ты его собрался, – обратился Клод к коту, поглаживая его между ушами. – Это еще твое счастье, что шевалье д’Артаньян спешил. Ты хоть понимаешь, что тебе за это полагалось? – Считаю долгом предупредить, что кот – древнее и неприкосновенное животное, – назидательно ответствовал Лу и с удивлением подумал: «Матерь Котья, что же это такое делается со мной сегодня?» – А знаешь что, бродяга, – задумчиво сказал Клод, – пойдем-ка, я тебе сметанки что ли налью. А может, и посущественнее что-нибудь найдем, дома как раз обед готовят. – Нет, чтобы сразу, – ворчливо мяукнул Лу и боднул мальчишку в плечо.

L_Lada: Черубина де Габрияк , я знаю, спасибо. Просто не заметила этот глюк.

stella: Не иначе Лу через 300 лет стал Бегемотом. Имя не важно, важна суть.

L_Lada: stella , в первой же части "Высших" коты озабочены судьбой некой книги, которая будет написана через двести лет. И они явно в курсе, о чем она. Вот я и предположила, что им в принципе доступно содержание будуших книг.

L_Lada: СЕНТЯБРЬ 1628 ГОДА Осень вызолотила листья большого старого дуба, но пока щадила – они все еще крепко держались на своих черенках. На прочих деревьях листва уже начала понемногу редеть, и каштановая роща за крепостной стеной с каждым днем становилась все более кружевной. А этот гигант, с незапамятных времен возвышавшийся посреди маленькой площади неподалеку от городских ворот, словно нехотя, разбросал по земле всего лишь несколько пригоршней резных листьев. Они разлетелись вокруг узловатого ствола и легли затейливым узором, соперничая яркостью с редкими солнечными бликами, с трудом проникавшими в плотную тень под янтарный шатер раскидистой кроны. Густая тень пришлась как нельзя более кстати, ибо сентябрьские дни в Сюржере и его окрестностях выдались на удивление теплыми, а сейчас, когда солнце стояло в зените, так и вовсе припекало. Юг… «Да, это юг…» – подумал человек, удобно устроившийся под дубом на грубой каменной скамье, пожалуй, более древней, чем само дерево. Чьи-то услужливые руки заботливо застелили ее небольшим шерстяным ковриком с коричнево-зеленым восточным орнаментом. Впрочем, размышлял этот человек отнюдь не о погоде. Одетый на манер старшего офицера, таковым он, однако, не был. Это был не кто иной, как могущественный кардинал Ришелье, и в данный момент могущество его подвергалось испытанию сразу в трех пунктах. Хотя насчет первого пункта – это еще как сказать… Как ни мало заботили его преосвященство особенности климата, он, даже не глядя на календарь, мог точно сказать, что время запоздалого осеннего солнышка истекает. Увы, в свои сорок три года кардинал страдал от ревматизма, вот и сегодня каждое движение как рук, так и ног, отзывалось ноющей болью. Особенно досаждали колени и локти. Все это служило верным знаком того, что завтра похолодает – не к утру, так ближе к вечеру. Да и дождь натянет, надо полагать. Самым простым способом облегчить боль было бы сесть в удобное кресло и взять на руки кошку. Поистине эти зверьки наделены какой-то волшебной целительной силой, которую кардинал не раз испытал на себе, а потому верил в нее безоговорочно. С высоты собственного величия он игнорировал возможные насмешки и повсюду, даже во время осады Ла-Рошели, держал при себе хотя бы парочку своих «пушистых гвардейцев». Поэтому сейчас он предпочел бы находиться в небольшом старом доме у Каменного моста, где обосновался в ожидании возвращения короля из Парижа, но не позволял себе расслабиться – королевская свита могла появиться в виду города в любую минуту. Собственно, по его расчетам, Людовик мог бы уже и прибыть в Сюржер, однако его величество, по своему обыкновению, не торопился. Хорошо еще, если охоту по дороге не затеял. Так или иначе, кардинал, посвятивший утро неотложным делам, сейчас вынужден был праздно ждать прибытия монарха. Он не любил бездействия, особенно вынужденного, а иного с ним и не бывало. Вынужденная праздность раздражала его почти также, как ноющие суставы. Еще больше раздражало сознание того, что приходится играть кем-то навязанную игру. Вообще-то такого с ним не случалось почти никогда, однако сейчас именно эта мысль заставляла его досадливо хмурить брови. У досады кардинала было имя, и звали ее графиня Винтер. Теперь, задним числом, его преосвященство нет-нет, да и задавался вопросом – а так ли уж ему, и в самом деле, нужен был мертвый Бэкингем, чтобы ради него связывать себя с этой скользкой дамой в столь щепетильном деле. И уж совсем неблагоразумно было давать ей эту охранную грамоту, верный козырь, если графине придет в голову… диктовать ему свои условия, назовем это так. Ну хорошо, сейчас он удалил ее в глушь, к фламандской границе, на значительное расстояние от Парижа и тем более от Ла-Рошели. Соображения собственной безопасности удержат ее там на несколько недель, а потом? Кардинала слегка передернуло, губы его искривила усмешка, исполненная едкой самоиронии. Именно этот вопрос – а потом? – отозвался в его памяти голосом графини. И дался же ей этот д’Артаньян! Господь и все его ангелы! ему, Ришелье, этот гасконец нужен на свободе, а главное – живой и хотя бы лояльный! И желательно в обществе своих трех приятелей. Но, похоже, мальчишку угораздило досадить миледи не только в деле с подвесками. И что теперь прикажете делать? Ее обвинения, конечно, голословны, однако государственная измена есть государственная измена. А миледи есть миледи. Так или иначе, все решено. Бастилия – не Бастилия, но под стражей пусть посидит. И допросить не помешает, и целее будет. Усмешка его преосвященства окрасилась хитрецой. До той поры, пока судьба леди Винтер не определена, вопрос «а потом?» куда благоприятнее звучит для арестованного шевалье д’Артаньяна, нежели для праздно шатающегося. Если Рошфор и гвардейцы на этот раз не подведут, то по прибытии королевской свиты в Сюржер гасконца сразу же доставят на допрос. Конечно, хорошо было бы… Хорошо было бы арестовать заодно и второго мушкетера, на которого указала миледи, – Атоса. Из тех же соображений. Но кардинал прекрасно понимал, что попытка взять под стражу сразу двоих из этой компании представляла гораздо большую опасность массовой потасовки с непредсказуемым… да полноте, ваше преосвященство, уж с самим-то собой не лукавьте! С абсолютно предсказуемым результатом. Как ни грустно себе в этом признаваться. Мысли кардинала приняли несколько иное направление. Разумеется, он давно был наслышан о неразлучных друзьях, еще с тех пор, когда их было трое, но в основном в связи с полным пренебрежением господ мушкетеров к указу, запрещающему дуэли. Атос среди них выделялся разве что несколько вызывающим прозвищем, которое более пристало бы ортодоксу-схизмату, нежели доброму католику, а также тем, что, по слухам, был столь же неуемен в выпивке и в игре, сколь и в ссорах и поединках. Такие ничтожные поводы ни в коей мере не могли бы удостоиться внимания его преосвященства. Однако в последнее время мушкетер несколько раз попадался ему на глаза и обнаружил не только отвагу и решительность, но и дерзость, которая дается только безупречным воспитанием, а никак не отсутствием оного, и привычку… нет, не приказывать, а командовать и повелевать, – привычку, которая никаким воспитанием не дается, а взращивается многими поколениями. Кардинал в очередной раз поймал себя на том, что, пожалуй, напрасно до сих пор не заинтересовался личностью необычного мушкетера. Конечно, де Тревиль ни за что не раскроет инкогнито своего любимца, но когда это ему не удавалось получить нужные сведения? Осада Ла-Рошели близится к концу, а уж потом он найдет способ… И все же отсрочка досадна – из-за донесения миледи. Ее обвинения в адрес Атоса не только голословны, но и расплывчаты, что странно, учитывая присущую этой даме способность выражаться предельно четко. Опасен. Чем? В Бастилию. За что? И, главное, все это – тотчас по возвращении из Англии. А ведь перед отъездом, в «Красной голубятне», она не упомянула мушкетера ни словом, ни намеком, словно и не подозревала о его существовании. Но, в таком случае, когда же и чем он успел ее прогневать? «Сдается мне, – размышлял его преосвященство, – что в отношении господина Атоса графиня руководствуется личными соображениями в той же мере, что и в отношении д‘Артаньяна, а то и в большей». Чутье подсказывало кардиналу, что эти двое могли бы пролить свет на окутанное таинственностью прошлое друг друга. А чутье его обычно не подводило… Что-то легонько стукнуло кардинала по плечу и щелкнуло о камень. На скамье осталась лежать тонкая сухая дубовая лапка с большим красивым желудем и пустой чашечкой. Второй желудь покатился в пыли под ногами, его отливающий фиолетовым глянцевый бочок мгновенно потускнел. Послышался топот копыт. Кардинал проследил взглядом за желудем и поднял глаза. К нему приближался всадник. Рошфор. Наконец-то. Спешившись, граф четко и лаконично доложил своему патрону о выполненном поручении и о приближении короля. Кардинал негромко окликнул слугу, и тот вынырнул откуда-то из-за ствола дуба, ведя в поводу оседланную лошадь. Его преосвященство, поморщившись, влез в седло, расправил плечи и поскакал навстречу королю. Никто бы и не подумал, что у него ноют колени и локти. Его величество Людовик XIII наконец осчастливил Сюржер своим появлением. Министр и король обменялись многочисленными любезностями и поздравили друг друга со счастливым случаем, избавившим Францию от упорного врага, который поднимал на нее всю Европу. Ришелье доложил королю о последних успехах под Ла-Рошелью и пригласил его на следующий день осмотреть вновь сооруженную плотину, после чего они распрощались. Короля тянуло отдохнуть с дороги, а кардиналу не терпелось допросить арестанта, доставленного Рошфором. Подходя к дому у Каменного моста, его преосвященство еще издали увидел д'Артаньяна без шпаги и с ним трех вооруженных мушкетеров. Д'Артаньян решительно шагнул через порог, повинуясь безмолвному приказу Ришелье следовать за ним. – Мы подождем тебя, д'Артаньян, – раздался за их спинами спокойный звучный голос Атоса. Кардинал отправился прямо в комнату, служившую ему кабинетом, и подал знак Рошфору ввести к нему молодого мушкетера. В кабинете прямо на столе расположились его любимцы – угольно черный Люцифер и белоснежная красавица Мириам. Его преосвященство даже скрипнул зубами – так хотелось прямо сейчас схватить кого-нибудь из них на руки и растянуться в кресле! Но не в присутствии же арестованного! Так что придется еще потерпеть. Если бы в этот момент кардинал оглянулся на упомянутого арестованного, увиденное повергло бы его в крайнее недоумение. Уже в дверях глаза д’Артаньяна изумленно округлились. Черный кот, белая кошка… Ощущение дежа вю было настолько сильным, что он даже зажурился и потряс головой, пытаясь стряхнуть наваждение, что и удалось ему ровно наполовину. То, что белая кошка – вовсе не белянка с улицы Феру, он понял сразу. Мгновение спустя холеная красавица встала, изогнулась изящной дугой и деликатно зевнула. И тут стало очевидно, что на ту, другую, она даже не очень похожа, вот только что мастью. Кошка скользнула на пол и исчезла. Но кот! Лежал неподвижно, нахально косился на гасконца золотым глазом, и словно приговаривал: «Ну что, невежа, вот и встретились на моей территории. Ну давай, попробуй теперь обозвать меня муфтой. Или этим, блохастым, как его там…» «Так ты к тому же еще и шпион кардинала, – обреченно подумал молодой мушкетер. – Ну все, я погиб!» Кот презрительно фыркнул и развернулся мордой к хозяину. А к его собеседнику, соответственно, хвостом. Отвлекшись на кота, д’Артаньян не заметил не только того, что кардинал к нему обращается, но и того, что сам уже что-то ему отвечает. Причем отвечает спокойно и решительно. «Кажется, держусь достойно… А, была не была! Я слишком мало дорожу жизнью, чтобы бояться смерти». За этими нерадостными мыслями он тем более не заметил, что суровый тон его преосвященства постепенно меняется на все более веселый, чтобы не сказать – на все более ласковый. Когда же он передал Ришелье охранный лист, тот просто просиял. «Даа, шевалье… вы не просто ловки и отважны… вы – человек, поистине неоценимый. Значит, это и есть ваше помилование?! Нет, сударь, вы не свое помилование предъявили. Вы привезли мне решение моих проблем!» Теперь уже кардинал, задумавшись, отвлекся и непроизвольно почесал кота под мордой. «Пр-равильно говоришь. Пр-равильно», – прокомментировал тот. Глаза д’Артаньяна стали совсем как блюдечки. «Ришелье… советуется… с котом?! И понимает по-кошачьи? Неужто и правда с нечистой силой знается? Так или иначе, а теперь мне точно конец!» «Ну что же, господин Люцифер, пожалуй, пока рано отправлять этого дворянина в Бастилию, не так ли? – размышлял между тем кардинал, продолжая почесывать кота. – Попробуем-ка сделать из него друга, и пусть остается мушкетером, если ему так хочется. Стоит попытаться, как вы полагаете?» «Пр-равильно придумал. Пр-равильно», – одобрительно промурчал кот, остроухая черная голова потерлась об узкую белую руку. Кардинал склонился над столом и, не присаживаясь, написал несколько строк на пергаменте, две трети которого были уже заполнены: затем он приложил свою печать. - Возьмите! - сказал кардинал юноше. - Я взял у вас один открытый лист и взамен даю другой. На этой грамоте не проставлено имя, впишите его сами. Д'Артаньян нерешительно взял бумагу и взглянул на нее. Это был указ о производстве в чин лейтенанта мушкетеров. Д'Артаньян упал к ногам кардинала. Рошфор размашистым шагом вышел из дома Ришелье. Д’Артаньян замешкался. Он развернул пергамент и снова перечитал указ, все еще не вполне веря в произошедшее. Хотя на самом деле ему просто не хотелось выходить вместе с Рошфором и уж тем более показываться в его обществе на глаза друзьям. «Указ о производстве в офицерский чин – это прекрасно, но все же в своем коварстве его преосвященство остался себе верен. Подумать только – заставил поцеловаться! Ладно бы еще ограничился рукопожатием, но целовать Рошфора! Да я бы уж лучше поцеловал… а, собственно, кого? – мысли д’Артаньяна споткнулись на всем скаку. Едкое сравнение, достойное треклятого незнакомца из Менга, не находилось. – О! Да я бы уж лучше эту черную усатую тварь поцеловал, вот!» Тут же рядом очутилась и означенная тварь, с хитрецой щурясь на гасконца и словно пытаясь подловить его на слове: «а поцеловать?» Кот, очевидно, успел просочиться в дверь, прежде чем она захлопнулась за бдительным кардиналом. – Ты? – спросил д’Артаньян. – м’Я-а-о-а! – ответствовал кот и сладко потянулся, припав на вытянутые вперед лапы и приподняв зад. – Выходит, ты был не шпионом кардинала, а наоборот – моим человеком в его… – едва слышный шепот д’Артаньяна оборвался на полуслове. Если бы в этот момент перед ним было человеческое лицо, а не кошачья морда, то выражение его описывалось бы словами «приподнял изогнутую бровь: Ооо, даже так?!» «Эх, не быть мне ни Цицероном, ни даже Арамисом, – подумал юноша, – вот уж кто сумел бы выразить мысль… а я… я, кажется, тоже начинаю знаться с нечистой силой…» Вслух же сказал: – Нууу… спасибо! «Вот то-то же, – одобрительно мявкнул кот. – Давно бы так». Не очень понимая, что делает, д’Артаньян наклонился к коту. Память предусмотрительно подсказала только что виденный жест его преосвященства. Он протянул руку и осторожно почесал кота под мордочкой. Тот тут же зажмурился, приподнял нос и замурлыкал. Минуту спустя д’Артаньян стремительно, почти бегом вышел на улицу, где его дожидались друзья. – Мы уже стали терять терпение, – сказал Атос.

L_Lada: ДЕКАБРЬ 1628 ГОДА Лейтенант королевских мушкетеров д’Артаньян стоял на верхней ступеньке, поеживаясь. И было отчего. Канун Рождества не порадовал парижан погодой. Не то чтобы было так уж морозно, но изрядно пуржило, да к тому же еще и сильный ветер пронизывал до костей. Впрочем, отнюдь не холодом вызвана была дрожь, которую с трудом сдерживал новоиспеченный лейтенант. Три с половиной года назад он впервые сбежал с этой лестницы, переполненный честолюбивыми планами и радужными надеждами, сбежал навстречу этому городу, тогда залитому весенним солнцем и гудящему от веселых голосов, раскинувшемуся перед ним, как прекрасная женщина. Его предстояло завоевать, и не было ни тени сомнения – непременно завоюет. Сейчас из всего этого разве что честолюбие угрелось под новеньким лейтенантским мундиром с довольным урчанием, как сытый котенок. В остальном же на душе было серо и тяжело, как это небо, казалось, готовое опуститься на голову, подобно низким сводам подземелья. А при одной только мимолетной мысли о прекрасных женщинах к горлу подкатил комок. В лагере под Ла-Рошелью, да и в дороге тоже, вокруг всегда были люди, то и дело хоть что-то да отвлекало, а вот в Париже, где едва ли не каждый поворот напоминал о Констанции, горестные раздумья нахлынули беспощадно. Разумеется, о возвращении на прежнюю квартиру невозможно было и помыслить. Верный Планше загодя был отправлен вперед с приказом подыскать своему хозяину новое жилье, каковое поручение он и исполнил с присущей ему деловой хваткой. Так что уже вчера, после торжественного въезда его величества в город и полагающейся по такому случаю пирушки господ мушкетеров, д’Артаньян сразу же отправился по своему новому адресу. Идти на улицу Могильщиков отчаянно не хотелось. Положа руку на сердце, он вполне мог бы и вовсе этого не делать. Однако на старой квартире остались кое-какие пожитки, не понадобившиеся в походе. Казалось бы, плюнуть на этот хлам – и дело с концом, хотя, кроме собственно хлама, там были и кое-какие памятные мелочи. Но представить себе, как нечто, хранящее отпечаток его самого, продолжает связывать его с канальей Бонасье, оставаясь в доме, где больше нет… Эта мысль была невыносима до боли. Вчера вечером д’Артаньян собирался послать на улицу Могильщиков Планше. Но сегодня, проснувшись поутру, он почему-то решил, что это было бы с его стороны малодушием. Хотя что могло бы быть естественнее, чем поручение слуге перенести вещи господина со старой квартиры на новую? Так или иначе, не откладывая дело в долгий ящик, он отправился сам. И, по-видимому, зря. Совершенно не обязательно было доказывать самому себе присутствие духа таким способом. «Да, похоже, зря…» – подумал д’Артаньян и начал спускаться по хорошо знакомым ступенькам, заметенным снегом. – Доброе утро, господин д’Артаньян! Счастливого Рождества! – раздался веселый голос. «Ах, нет! – оживился мушкетер. – Оказывается, все-таки не зря!» – Виват победителям! – подхватил ломающийся подростковый басок. Жан. Можно сказать, первый парижский приятель. И Клод. Может статься, что свидеться с этими славными братьями больше и не доведется. Стоило все же прийти сюда – хотя бы для того, чтобы попрощаться. Д’Артаньян подошел к дому Перро и тепло приветствовал давних знакомых. Жанно и Клод, судя по всему, только что повесили на дверь венок омелы. Что-то припозднились они с этим. Впрочем, д’Артаньяну дела не было до таких мелочей. – С благополучным возвращением из похода, господин д’Артаньян, – сказал Жанно приблизившемуся гасконцу. – Лейтенант д’Артаньян, – поправил тот, расправив плечи и приосанившись. Братья рассыпались в поздравлениях, за которыми угадывалось жгучее желание рассыпаться в не менее многочисленных вопросах. Со своей стороны, д’Артаньян испытывал простительную маленькую слабость – потребность на них ответить. Но вот чего точно не хотел никто, так это мерзнуть на крыльце. Д’Артаньян – не то что частый гость, но и не совсем чужой человек в доме, а почти двадцатилетний Жанно чувствовал себя достаточно взрослым, чтобы пригласить старого знакомого пропустить по стаканчику вина. Одним словом, маленькая компания быстро переместилась в уютную гостиную с растопленным камином. Клод тут же устроился в одном из кресел с выражением такой решимости на лице, что Жанно подавил в себе промелькнувшее было намерение его прогнать. Все равно ведь не уйдет, так что пытаться – только лицо терять. Ладно уж, по случаю Рождества пусть поучаствует во мужском разговоре. Братьев интересовали и осада, и, конечно, обстоятельства пожалования д’Артаньяну чина лейтенанта. Гасконец охотно делился деталями и байками, которые собеседники его принимали с восторгом. Уж чего-чего, а сведений, не содержащих ничего секретного и не подпускавших ни к чему личному, у него было в избытке. Особый успех имели события на бастионе Сен-Жерве – как оно было на самом деле. Как выяснилось, слухи о них успели докатиться до Парижа, обрастая по дороге, как снежный ком, поистине фантастическими подробностями. Жанно и Клод с удовольствием предвкушали обсуждение этой истории с друзьями – освобожденная от шелухи заведомых выдумок, она звучала куда более впечатляюще. Вино оказалось вполне приличным, огонь в камине весело потрескивал, и тоска на сердце у д’Артаньяна немного отпустила –вот такая легкая, ни к чему не обязывающая болтовня оказалась именно тем, что и было нужно в его нынешнем настроении. За беседой и не заметили, как пролетело около получаса. Воспользовавшись образовавшейся в разговоре паузой, д’Артаньян сообщил о своем переезде. Жанно вежливо выразил сожаление и надежду на то, что они не в последний раз беседуют у камина. Ритуал прощания вроде бы был соблюден, но… – Так, значит, и черный кот больше не придет? – невпопад, на первый взгляд, ляпнул Клод. Жанно оторопел так, что даже не нашелся, чем сразу осадить брата. – Черный кот? Ты о чем? – в замешательстве переспросил д’Артаньян. – Черный кот, тот самый, что ваш сапог украл. Что при вас тут крутился и вашего слугу пугал. Он ведь, когда вы в поход ушли, исчез. Я думал, вернетесь вы – вернется и он… Покрасневший до ушей Жанно стряхнул, наконец, с себя оторопь. – Вечно ты какую-нибудь чушь сморозишь, – возмутился он. На лице его явственно читалось: «не будь тебе уже пятнадцать лет, получил бы сейчас подзатыльник». – Нет-нет, Жан! Не ругайте его. Это вовсе не такая чушь, как может показаться, – остановил его д’Артаньян и вновь обернулся к Клоду. – А знаешь, я ведь видел его совсем недавно. Кажется. – Он проглотил просившееся на язык «говорил с ним» и рассудил, что о его преосвященстве лучше не упоминать. – Как раз когда мне вручили приказ о производстве в лейтенанты. – Вот это да! – восхитился Клод. Выходит, он вас довел от ворот Сен-Антуан до офицерского чина, точно и правда ваш ангел-хранитель! – Да уж, действительно, ангел-хранитель. Если так пойдет дальше, глядишь, и до маршальского жезла доведет, – усмехнулся д’Артаньян, но улыбка получилась какая-то кривоватая. Клод, впрочем, этого не заметил. Ничего не понимающий Жанно тем временем прилагал титанические усилия, чтобы сохранить на лице выражение спокойствия и любезности. Хотя вообще-то его одолевало крепнущее подозрение, что оба собеседника дружно сошли с ума. Д’Артаньян встал и засобирался к выходу, но в этот момент за дверью послышались шорох и что-то, похожее на детский лепет. В комнату, шурша юбками, вплыла несколько располневшая, но все еще свежая мадам Перро. На руках она и правда несла щекастого годовалого младенца. Малыш с любопытством озирался по сторонам и, чувствуя себя полностью защищенным, на незнакомца поглядел без опаски. – О, господин д’Артаньян, добро пожаловать! – заулыбалась мадам Перро. – Как я рада, что вы вернулись целым и невредимым! Мальчики опять не предупредили меня, что в доме гость, в последнее время с ними это нередко случается. А это, – она указала подбородком на младенца, – мой младший сын. Малыш Шарло. С момента первого появления д’Артаньяна в этом доме мадам Перро стала более… разговорчивой. Но сейчас гасконец думал не об этом. Шарло. Шарль… – Поздравляю, мадам, – поклонился он. – Прекрасный ребенок. – Спасибо, шевалье. Надеюсь, вы останетесь на обед? Правда, его еще придется подождать… – О, нет, мадам, благодарю вас, – поклонился д’Артаньян. – Я, видите ли, отсюда переехал, сейчас обустраиваюсь по новому адресу. И заглянул к вам всего лишь с прощальным визитом. – Шевалье д’Артаньян совершил под Ла-Рошелью столь славные подвиги, что был произведен в лейтенанты мушкетеров, и теперь перебрался на квартиру, соответствующую его новому высокому статусу, – откашлявшись, изрек Жанно. «Какой же все-таки Жан умница, – подумал д’Артаньян. – Из него получится замечательный адвокат». – Ооо! – глаза мадам Перро округлились примерно так же, как и губы при этом возгласе. – Очень рада за вас, шевалье. Что ж, будете проходить по нашей улице – заглядывайте. Особенно если время будет близиться к обеду. С этими словами она лукаво улыбнулась. – Спасибо за ваше гостеприимство, мадам, – серьезно ответил д’Артаньян. – Мне всегда было очень тепло в вашем доме. Будьте счастливы, друзья, – обернулся он к Жанно и Клоду, а затем перевел взгляд на маленького Шарло. – Удачи тебе, тезка. Расти… везучим. Д’Артаньян огляделся вокруг, поднял свою небольшую старенькую сумку и перехватил поудобнее. Сумка не сильно потяжелела с того памятного апрельского дня. Он в последний раз поклонился хозяйке и шагнул из домашнего уюта на обдуваемое декабрьским ветром крыльцо. Братья вышли его проводить. Последнее рукопожатие. Вот и все. Жанно и Клод некоторое время смотрели вслед темной фигуре д’Артаньяна, уходящей в марево заснеженной улицы. Он шел не оглядываясь, твердым шагом, но слегка сутулясь. Метель размывала его силуэт и очень скоро совсем скрыла, окутав белой пеленой.

L_Lada: ИЮНЬ 1673 ГОДА – Привет, малыш Шарло! Задумчивое лицо мэтра Шарля осветила улыбка. Только один человек на свете мог назвать его малышом Шарло, да еще и выбрать для этого настолько неподходящее время и место. Не оборачиваясь и не отводя взгляда от прелестного внутреннего дворика, украшавшего парижскую резиденцию всемогущего господина Кольбера, он произнес: – Приветствую вас, мэтр Клод! И только после этого обернулся. – Мэтр Клод, мэтр Шарль… мэтров развелось, не протолкнуться, – шутливо проворчал старший брат и, словно в подтверждение своих слов встал рядом с младшим в высокую, но сравнительно узкую нишу белого и серого мрамора, обрамлявшую одно из тех высоких арочных окон, которые уже начали называть французскими. Подмышкой он крепко держал сверток, на вид довольно нарядно упакованный. Устроившись в оконной нише рядом с братом, мэтр Клод наставительно поднял указующий перст и, предвосхищая напрашивающееся возражение, добавил: – К господам академикам тоже относится. И их… развелось. Равно как, впрочем, и самих академий. – Как приятно, когда тебя понимают без слов! Братцы-академики переглянулись и засмеялись. Негромко, но дружно. Они были очень близки с детства – с детства Шарля, разумеется, но прожитые годы давно стерли разницу в возрасте. Тем более, что Клод и в свои почти шестьдесят был подвижен и всюду вносил оживление. – Что у тебя на ниве изящной словесности? – Цветет. Готовимся принять в число господ академиков, – мэтр Шарль отвесил старшему брату иронический поклон, – молодого Расина. Хотя не такой уж он и молодой. – Древний он, [1] – скаламбурил мэтр Клод, игнорируя иронию младшего. – Но вообще-то давно пора. Его «Андромаху» я готов смотреть и перечитывать вновь и вновь. Да и «Британика», пожалуй, тоже. – В таком случае, полагаю, тебя заинтересует, что он, хоть и древний, собирается порадовать нас чем-то новым, – поддержал шутку брат. – И что на этот раз? – Митридат. – Оригинальный выбор героя. Постараюсь не пропустить премьеру. – Постарайся, постарайся. Будет лишний повод поболтать. А что у тебя на ниве зодчества? Про лекарскую ниву и прочую натурфилософию не спрашиваю – боюсь, ответишь. – Суета, – ответ Клода прозвучал исчерпывающе. – Ну, это у вас всегда. Сдается мне, ты и сейчас находишься здесь по своим архитектурным делам, не так ли? Что на этот раз – еще фасад или уже капелла в Со? [2] – Нет, с этим сейчас все в порядке, как ни странно. Но ты угадал, я здесь действительно по архитектурным делам, – Клод помахал перед лицом брата своим свертком. – Что это? Неужели?.. – Да! Витрувий! [3] Только что из типографии, с пылу с жару. Сомневаюсь, правда, что он, – Клод мотнул головой в сторону кабинета господина Кольбера, – будет читать, но законы вежливости требуют преподнести экземпляр в подарок. В конце концов, господин Кольбер очень помог с изданием. Да и идея отчасти была его… – Не уверен, что он даже пролистает, но… тут дело не только в вежливости, – медленно, с расстановкой произнес Шарль. – Поверь мне, посетитель, явившийся не с прошением, а с подношением, сегодня придется как нельзя более кстати. – А ты с ним уже виделся? Он что, не с той ноги встал? – Да… мы виделись, и господин Кольбер действительно не в духе. На то есть причина. Сегодня при дворе будет немало опечаленных лиц. Я тоже отнюдь не веселился, пока ты меня не окликнул. – Что стряслось? – обеспокоенно спросил Клод. – Утром пришло известие о гибели маршала д’Артаньяна. – Да что ты говоришь! Kyrie eleison… [4] Как жаль… Выдающийся был человек… – Да, выдающийся. Многие его любили и все, даже недруги, уважали. – Ты прав, сегодня в Париже многие будут скорбеть. Погоди, а почему ты сказал «маршал»? Он же был генерал? – Его величество подписал указ считанные дни назад. А сам д’Артаньян этот указ получил за несколько минут до смерти. Какая насмешка судьбы – только и успел, что маршальский жезл в руки взять. – Хорошо, что хотя бы в руки взять успел. Надо же, дошел все-таки мушкетер до маршальского жезла. Что ж, он заслужил это… – Позволь, позволь! – Шарль посмотрел на брата с нескрываемым удивлением. – Мне казалось, ты мог о нем знать только понаслышке, но ты говоришь, как о старом знакомом… – Эх, братишка, как же давно мы с тобой не сочиняли сказок! Это и есть старый знакомый. Он был нашим соседом на улице Могильщиков, старина Жанно с ним дружил еще до твоего рождения. – Клод погрустнел. – Да… Жанно уже нет, а вот теперь и д’Артаньяна не стало… – Что-то я никак в толк не возьму – причем тут сказки? – А помнишь, как мы с тобой их сочиняли, когда ты был еще маленьким? Помнишь наши смешные истории про мушкетера, которого черный кот довел до маршальского жезла? Кот, который украл сапоги? – Не носить же он их собрался! Помню, конечно. Но мне казалось, ты выдумал этого мушкетера. – Не выдумал. Эти мушкетером был д’Артаньян. Я тебе даже больше скажу, кот – тоже не выдумка. – Это невероятно! Я же действительно помню наше сочинительство. А помнишь, как ты притащил мне книгу сказок какого-то вульгарного неаполитанца? [5] Мы еще нашли в ней кошку, которая помогает человеку и сошлись во мнении, что наш кот лучше. А потом ты эту книгу от матушки прятал. – Еще бы мне ее не прятать! Страшно подумать, в какую ярость пришла бы матушка, если бы знала, что я подсовываю ее драгоценному малышу Шарло подобный моветон. Шарль усмехнулся. Разговор иссяк. Несколько мгновений братья молча смотрели в окно, каждый думал о чем-то своем. Наконец Клод прервал затянувшуюся паузу. – Рад был тебя повидать. Пойду все же, преподнесу министру свой подарок. Шарль молча кивнул. Мэтр Шарль пребывал в состоянии приятного возбуждения. После разговора с Клодом и особенно по дороге домой он неотступно думал о сказках, которые когда-то сочиняли они с братом, а точнее – которые брат сочинял для него, и о черном коте, который помог мушкетеру сделать карьеру. И сейчас, входя в свой кабинет, он уже чувствовал знакомое приятное покалывание в кончиках пальцев. Пальцам не терпелось схватиться за гусиное перо. Запас предусмотрительно заточенных перьев всегда красовался у него на столе в бронзовом стаканчике, подобно своеобразному букету в миниатюрной вазочке. Казалось, перьям тоже не терпится. И чернильнице. Он уже успел переодеться в домашнее и наскоро перекусить. В кабинете первым делом наполнил чернильницу, а уж потом уселся в удобное кресло, на котором к тому же всегда лежала специальная подушка – мэтр частенько работал долгими часами. Рука потянулась к стопке толстых тетрадей в добротных кожаных переплетах и на секунду зависла в воздухе. «Я же никогда раньше не писал сказок, а новое дело пристало начинать в новом… в новой тетради!» – рассудив таким образом, он уверенно вытащил из стопки чистую тетрадь и взял перо… Мысли понеслись вскачь, опережая одна другую. «Сказка – низкий жанр. Но я не опущусь ни до малейшей вульгарности. Нет, все будет выверено и изысканно, строго и нравоучительно. Итак, у нас есть кот, который помог человеку сделать карьеру. Но только не черный – это чересчур демонично. Какой же, в такой случае? Белый? Нет, не то… Рыжий? Не слишком ли ярко?» Мэтр Шарль оглянулся и покосился на толстого серого Лео, примостившегося на небольшом пуфике. «Серый! Вот это уже лучше. Или вовсе не упоминать масть? Хорошо, пока оставим, еще будет время подумать об этом. Так, теперь сапоги. Не носить же он их собрался… А почему бы и не поносить? Забавная деталь. Будет у нас кот в сапогах!» – Мэтр Шарль не удержался и хмыкнул. Толстый серый Лео пошевелил пушистым хвостом и покосился на хозяина. То есть, собственно, не столько на самого хозяина, сколько на его… подушку. Не то чтобы на пуфике было жестко, но кресло больше и не в пример удобнее, а уж на мягкой подушке, нагретой хозяином… ммм… Хозяин между тем уже задумчиво покусывал перо. «Так. С котом более или менее понятно. Теперь решим, что делать с человеком. Ну, во-первых, никакой гибели! Пусть живет долго и будет счастлив. Что еще? Пожалуй, маршальский жезл – это слишком прозаично, слишком обыденно. Пусть он у нас… женится на принцессе, вот! И, конечно, он не должен быть дворянином. С самого низа на самый верх – вот это сказка! Пусть он будет простолюдином, ну, скажем… – Мэтр Шарль откинул приглушенно звякнувшую бронзовую крышечку и уверенно обмакнул перо в чернильницу. – …ну, скажем, мельником… а еще лучше – сыном мельника!» Тонкие черные строчки побежали по плотной желтоватой бумаге, разбрасывая вокруг себя мельчайшие брызги. Мэтр Шарль работал с увлечением, не замечая, как стрелки настенных часов описали круг… второй… третий… Лео, с вожделением посматривающий на подушку, поднял зеленые, как крыжовник, глаза и наградил хозяина испепеляющим взглядом: «Ни дать ни взять собака на сене, – неодобрительно подумал он. – И сам не спит, и другим не дает!» Наконец хозяин положил перо и откинулся на кресле. «Пожалуй, на сегодня достаточно… Что ж, кажется, получается мило и изящно. Однако какая жалость, что этого никто не прочитает. Его величество, конечно, поощряет развитие новых жанров, но сказка – это так низменно, сколь ни старайся… При дворе или в Академии даже показать зазорно. И что это на меня вдруг накатило? – Мэтр Шарль потер утомленные глаза и вдруг улыбнулся, его озарила новая идея. – Хотя… почему никто не прочитает? Я же собирался на следующей неделе нанести визит кузену Николя! Как раз хватит времени доработать «Кота в сапогах» – о, вот и название! Надо будет показать малютке Мари-Жанне… [6] Впрочем, не такая уж она малютка. Сколько ей? Восемь? Или уже девять? Нет, кажется, девяти еще нет. Но все равно, хорошая девчушка, смышленая, да и сказки любит. Чем не критик? Устами младенца…» Найдя эту мысль удачной, мэтр Шарль покинул кабинет вполне умиротворенным. Едва затихли его шаги, не менее умиротворенный Лео перебрался на брошенное отодвинутым кресло, свернулся калачиком и блаженно зажмурился. Ближе к утру он проникнет в спальню и устроится с полным комфортом – в изножии кровати. Но сейчас хозяину такая вольность не пришлась бы по душе. Ну, ничего. Пока и на подушке хорошо. В сладкий сон Лео тонкой иглой вонзилось назойливое попискивание. Слегка повернув морду для увеличения обзора, кот приоткрыл один глаз. Так и есть. Мыши. А скорее даже мышата-подростки. Разбудили паршивцы. Мысли спросонок текли лениво, слух проснулся гораздо раньше. Не успел он додумать, стоит ли вставать из-за этой подпаркетной мелочи, как до него донеслась членораздельная речь. Лео выпростал ухо из-под прикрывавшей морду лапы и прислушался. – Помоги мне, святая Мышильда, какая же гадость! – Что вы там ворчите, кузина Ля Кё? – Ах, дорогой кузен Ле Нэ, эта бумага ужасно невкусна! – Ну так бросьте давиться и займитесь переплетом! Переплеты у этих тетрадей из хорошей кожи и вполне съедобны. Лео насторожился. Кот жил большим барином и уж давно не ловил мышей, разве иногда для развлечения. «Передушить бы наглецов или хоть прогнать, – подумал он, – но лееееень!» – Но, кузен Ле Нэ, заповеди пращура Ле Ронжера гласят… – Какая же вы зануда, кузина Ля Кё! Оставьте эти глупости. Старикан промышлял в лавках букинистов в те времена, когда там еще было немало книг на пергаменте, а он вкусный. Теперь же всюду бумага. И мало ли, на какой еще дряни люди надумают писать впредь, – что ж, несчастным потомкам Ле Ронжера все это на зуб пробовать? – Вы, несомненно, правы, кузен, но там… – будь на месте мышки юная девица, она бы в этот момент зарделась от смущения. – Но там еще и написано интересно… Про кота… – Ну, знаете! Не ожидал я от вас такого, кузина. Травить себя бумагой ради столь вульгарного предмета! Этого Лео снести уже не мог. Этак они, если не осадить, чего доброго, и за усы его дергать начнут! Вопрос чести, можно сказать. Но нападать… сейчас?!... Лео махнул хвостом и попал по деревянному подлокотнику. Удар получился мягкий и еле слышный, однако противный писк смолк. – МРРРР, – сказал Лео, распахнув в зевке розовую пасть и обнажая белоснежные клычки, – мррр-РебЯааЯаата, даваааайте жить дррррууужно! [1] Мэтр Клод намекает на так называемый «Спор о древних и новых», который в то время набирал обороты. Расин был видным представителем древних, которые во главе с Буало отстаивали преимущество античного искусства перед современным. Шарль Перро был лидером новых и придерживался противоположной точки зрения. Клод Перро также был одним из видных новых. [2] В числе основных произведений архитектора Клода Перро восточный фасад Лувра и капелла замка в Со – ныне пригороде Парижа, а в то время поместье Кольбера. В описываемый момент сооружение восточного фасада близилось к концу, а постройка капеллы только начиналась. [3] Марк Витрувий – римский архитектор рубежа I-II веков. В 1673 году по инициативе и при поддержке Кольбера был издан его фундаментальный трактат «Десять книг об архитектуре» в переводе и с комментариями Клода Перро. [4] Kyrie eleison – Господи, помилуй (лат.) [5] Имеется в виду Джамбаттиста Базиле (шикарная фамилия для автора первой литературной сказки про кошку, ага), писатель итальянского барокко, автор первого в Европе сборника литературных сказок «Сказка сказок» (или «Пентамерон»). Книга, изданная в 1634-1636 гг., написана на неаполитанском диалекте, изобилует просторечиями, скабрезностями и бранными словами вплоть до нецензурных. Убежденным классицистам братьям Перро она должна была показаться вульгарной, а матушку бы точно возмутило, что Клод показывает такое ребенку. [6] Имеется в виду племянница Шарля Перро Мари-Жанна Леритье де Вилландон, писательница, активно занималась популяризацией сказки в качестве литературного жанра. Первые во Франции литературные сказки опубликовала именно она – на год раньше, чем дядя. Есть версия, что она читала его сказки в рукописи и даже оказала на него определенное влияние.

Кэтти: Замечательная история! И как интересно все закольцовано: Д Артаньян, Черный кот с друзьями ( он же будущий Бегемот, починяющий примус), братья Перро и особенно Шарль и начало написания сказки " Кот в сапогах", где оказывается прототипом сына мельника - будущего маркиза де Карабаса именно тот самый Д Артаньян, ставший Маршалом за несколько мнгновений до славной гибели в бою. И крысята- правнуки Ла Ронжера, которым очень понравилась сказка про Кота в сапогах. Жизнь плавно перетекающая в сказку и обратно. Жизнь- очень немногим милосердно дарящая бессмертие.

L_Lada: Кэтти пишет: Жизнь плавно перетекающая в сказку и обратно. Жизнь- очень немногим милосердно дарящая бессмертие. Кэтти, спасибо! Очень красиво сказано. Во всяком случае, я выполнила обещание помирить д'Артаньяна с кошками. Маленькое уточнение. Я вовсе не предполагала, что наш черный кот - будущий Бегемот, который, строго говоря, вообще не кот. Просто расширяла контекст, в том числе и во времени. А Бегемот появился потому, что с Лу связана тема нечисти. Начиная с имени. Нечисть обычно отзывается, если ее поминают.

Лея: Согласна с Кэтти - замечательная история! Только у меня создалось впечатление не жизни, перетекающей в сказку и обратно, а какого-то загадочного измерения, в котором ничего не исчезает, все сохраняется, все сосуществует: реальные люди, вымышленные герои, сказочные персонажи, источники вдохновения и плоды творчества... L_Lada, спасибо! P.S. Помимо других, в сказке упоминается Мышильда из "Щелкунчика" Гофмана и предсказывается кот Леопольд

Черубина де Габрияк: L_Lada , спасибо! Наконец дочитала. Первый блин совсем даже не комом. Очень оригинальная задумка с неожиданными поворотами и параллелями. L_Lada пишет: Во всяком случае, я выполнила обещание помирить д'Артаньяна с кошками. Удалось. И даже больше. По сути д'Артаньян на наших глазах стал героем еще одного литературного шедевра. Сказки "Кот в сапогах". В пору добавить: о чем не подозревал Дюма, и что утаил Шарль Перро.

stella: "Да, если вновь обрел я друга дорогого Я верю, что судьба мне улыбнется снова, И гнев ее смирился наконец, Раз час свидания настал для двух сердец. ( Это из "Андромахи") А ведь и сами роман "Три мушкетера" стал уже основой для сказок, мультиков, легенд и фанфиков. Вот так чудесно встретились гасконец и братья Перро, и попробуйте доказать, что все было не так! И что Лу не привел д'Артаньяна к славе. L_Lada , это так чудесно!



полная версия страницы