Форум » Покатуха » СОБАКА ЛА ФЕРОВ » Ответить
СОБАКА ЛА ФЕРОВ
M-lle Dantes: Этот фанфик мы пишем в соавторстве с Джоанной СОБАКА ЛА ФЕРОВ Весёлые мушкетёрские холмсоужасы История 1, ГДЕ МЫ ЗНАКОМИМСЯ С ДЕ ТРЕВИЛЕМ ПО ЕГО ШПАГЕ - Ну-с, дорогой Портос, что вы думаете об этой шпаге? В последнее время за Арамисом водилась привычка поражать нас своими логическими выкладками. Диссертации (которую он пока так и не закончил) ему явно было мало. Поэтому я попробовал схитрить. - Вот и не угадали, - сказал я. - Я вовсе не о шпаге думал, а о г-же Кокнар. - Ай-яй-яй, друг мой, опять вы меня обманываете, - Арамис даже мочки ушей пощипывать бросил. - Если бы вы думали о г-же Кокнар, вы бы почти сразу вспомнили, что сегодня надо идти к ней обедать. Сегодня у нас четверг, а раз четверг, то на десерт у Кокнаров подают пирог с айвой. А как только вы вспоминаете о пироге с айвой, на вашей физиономии тут же отражается вселенская скорбь. - Ну хорошо, чёрт побери, но как вы догадались, что у меня на физиономии? Можно подумать, у вас глаза на затылке. - Элементарно, мой дорогой Портос. Если бы вы хоть немного интересовались анатомией, вы бы знали, что у мушкетёров, даже у тех, которым к лицу сутана аббата, глаз на затылке нет. Зато у меня есть вот это очаровательное зеркальце на память от г-жи де Лонгвиль. И поверьте, оно ничуть не хуже. Ну так вернёмся к шпаге. Что вы о ней думаете? Я повертел шпагу в руках. Шпага как шпага, в потёртых кожаных ножнах с вытисненным латинским девизом "Fidelis et fortis". Конец слова "фиделис" был, похоже, кем-то зажёван. - Честно говоря, не знаю, кто бы мог оставить в нашем доме шпагу. Разве что... - тут меня осенило. - Ну конечно, чёрт возьми! Это гвардеец кардинала. Зашёл в наш дом, понял, что мы мушкетёры его величества, и без боя отдал нам шпагу! - Великолепно, дорогой Портос! - Арамис зааплодировал. - Вы превзошли самого себя. Я был чрезвычайно доволен собой. От Арамиса похвал редко когда дождёшься. - Наш летописец мсье Дюма занесёт это в число ваших самых трогательных ляпов, - ехидно продолжал Арамис. Я даже обидеться не успел. - Неужели вы не видите этого странного следа? Кто, по-вашему, мог оставить его на ножнах гвардейца? Уж навряд ли любимая кошка его преосвященства. - Тогда кто же? - Собака, приученная носить шпагу за хозяином. Ни один гвардеец собаке такую честь не доверит - туда, известно, набирают одних кошатников. А кстати, о каком блюде г-жи Кокнар вы думали, когда г-н де Тревиль представлял нам новый талисман нашей роты - французского бульдога Анрио? - Вы хотите сказать, дорогой Арамис, что по отметине зубов догадались о визите Тревиля? - Ну... если быть честным, дорогой Портос... я просто вспомнил, что именно так звучит его фамильный девиз. И Арамис рассмеялся так заразительно, что я и обижаться не стал. - А раз г-н де Тревиль забыл свою шпагу, он за ней непременно вернётся.. А вот, кстати, я слышу тявканье французского бульдога. - Святая мадонна! - я с ужасом вспомнил, что забыл надеть новую перевязь, и бросился к себе в комнату.
Ответов - 22, стр:
1 2 All
Джоанна: ИСТОРИЯ 2, ГДЕ МЫ ЗНАКОМИМСЯ С САМИМ ТРЕВИЛЕМ, А ОН, В СВОЮ ОЧЕРЕДЬ, ЗНАКОМИТ НАС С ФАМИЛЬНОЙ ЛЕГЕНДОЙ ЛА ФЕРОВ Приведя себя в вид, подобающий для встречи с уважаемым гостем, я возвратился в комнату как раз в тот момент, когда де Тревиль, переступив порог, узрел свою шпагу в руках Арамиса. - Какое счастье! - радостно вскричал он. - А я никак не мог вспомнить, где ее оставил, здесь или в Лувре! Потерять эту шпагу было бы просто ужасно. - Фамильная? - спросил Арамис. - Да, мне она досталась от отца. Арамис усадил нашего гостя в кресло. - Насколько я знаю, мы с вами оба ценители хорошего вина, господин де Тревиль. А у меня как раз есть отличное бургундское, и за кубком этого прекрасного напитка вы поведаете нам с дю Валлоном, какое же важное дело привело вас сюда. - Вы правы, друг мой, я пришел по очень важному делу, - сказал де Тревиль. - Я всегда подозревал, что проницательность у вас развита столь же хорошо, как поперечно-полосатые мышцы у Портоса. Так вот, переходя к главному... У меня в кармане лежит один манускрипт. - Я заметил это, как только вы вошли, - сказал Арамис. - Манускрипт очень древний. - Начало шестнадцатого века, если только не подделка. - Откуда вам это известно?! - Разговаривая со мной, вы все время показываете мне краешек этого манускрипта, дюйма в два шириной. - Восхитительно! У вас прекрасно развито зрение, почти как бицепсы у Портоса! - Де Тревиль извлек рукопись из кармана. - Эта фамильная реликвия была отдана мне на сохранение графом Альбером де Ла Фер, трагическая смерть которого так взволновала всю округу. С вашего позволения, я прочту вам эту рукопись. Судя по выражению лица Арамиса, он ни секунды не сомневался в том, что рукопись не имеет никакого отношения к духовной поэзии; тем не менее, он откликнулся на спинку кресла и с видом полной покорности судьбе закрыл глаза. Де Тревиль повернулся к свету и начал читать нам следующую любопытную повесть древних времен: - "Много есть свидетельств о собаке де ла Феров, но, будучи прямым потомком Юга де Ла Фер, я положил себе записать сию историю, в подлинности коей не может быть сомнений. Знайте же, что во времена, когда в стране свирепствовала чума, владельцем поместья Ла Фер был Юг, того же рода, и этого Юга можно со всей справедливостью назвать человеком необузданным, нечестивым и безбожным. Случилось так, что этот Юг воспылал темной страстью к дочери одного крестьянина, девушке, прелестной, как сама любовь. Но юная девица, известная своей скромностью и добродетелью, всячески избегала его. И вот однажды Юг де Ла Фер, пользуясь тем, что отец и брат девушки находятся в отлучке, увез ее, спрятал в одном из верхних покоев, а сам стал пировать с товарищами внизу. Девушка в ужасе прислушивалась к доносившимся до нее пьяным крикам, и страх довел ее до того, на что решился бы не каждый мужчина: она выбралась на карниз, спустилась по плющу, что оплетал южную стену замка, и побежала в отчий дом, минуя Черный пруд. Юг между тем оставил гостей, чтобы отнести пленнице еду и питье, но обнаружил, что клетка опустела, и птичка вылетела на волю. И тогда его обуял дьявол. Он сбежал по лестнице в пиршественный зал, вскочил на стол, разметал фляги и блюда и поклялся отдать свое тело и душу силам зла, лишь бы настигнуть беглянку. Один из сотрапезников, самый бессердечный или самый хмельной, крикнул, что надо пустить собак по следу. Услышав такие слова, Юг выбежал из замка, приказал конюхам оседлать его вороную кобылу и спустить собак, и, дав им понюхать оброненную девицей косынку, поскакал следом за сворой в сторону Черного пруда. До сотрапезников дошло, какое черное дело может свершиться, и, одумавшись, они всей компанией, числом в тринадцать человек, присоединились к погоне. Вдруг мимо них пронеслась вороная кобыла без всадника, вся в пене, с брошенными поводьями. Вскоре они увидели и собак: свора, славившаяся своей свирепостью, жалобно визжала, теснясь у спуска в глубокий овраг. Большинство всадников остановилось, не решаясь сделать больше ни шагу, но трое самых смелых или самых хмельных с кличем "Один за всех, и все за одного" направили коней в глубь оврага. Луна ярко освещала лужайку у Черного пруда, посреди которой лежала несчастная девица, скончавшаяся от страха и потери сил. Рядом лежало тело Юга, а над ним стояло мерзкое чудовище - огромный, черной масти зверь, сходный видом с собакой. На глазах у всадников это чудовище растерзало горло Югу, и, повернув к ним свою окровавленную пасть, сверкнуло горящими глазами. Тогда они с криком во весь опор помчались назад. Один из них умер в ту же ночь, а двое других до конца своих дней так и не оправились от тяжкого потрясения. Таково, дети мои, предание о собаке, причинившей с тех самых пор столько зла нашему роду. И я заклинаю вас, дети мои: остерегайтесь выходить к Черному пруду в ночное время, когда силы зла властвуют безраздельно". Прочитав это повествование, де Тревиль уставился на Арамиса. Тот зевнул. - Очень интересно. Для любителей древностей, - проронил он. - Ну а что вы скажете о судьбе графа Альбера де Ла Фер, скончавшегося в более недавние времена - не далее как в июне этого года? Арамис подался вперед, взгляд его сразу стал внимательным. - Граф де Ла Фер, вдовец, живший очень скромно, имел привычку вечерами прогуливаться по своему парку. Однажды вечером он не вернулся домой с прогулки. Встревоженный дворецкий отправился разыскивать его, и нашел его возле тропинки у небольшой калитки, которая ведет к Черному пруду. Граф Альбер был мертв, и местный лекарь подтвердил, что причиной смерти стало больное сердце. Я тоже по стечению обстоятельств находился в то время в этих краях. Я видел тело графа, и у меня нет причин сомневаться в верности решения лекаря. Но, осматривая место, где был найден граф, я заметил то, чего не заметили другие... - Следы? - отрывисто спросил Арамис. - Следы. - Мужские или женские? Де Тревиль как-то странно посмотрел на нас и ответил почти шепотом: - Друзья мои, это были отпечатки лап огромной собаки!
M-lle Dantes: История 3, В КОТОРОЙ АТОСУ НАСТОЯТЕЛЬНО НЕ СОВЕТУЮТ ПОКИДАТЬ ПАРИЖ - Вот как? - Арамис прошёлся по комнате. - Где же они были? Рядом с телом? - Самое странное, что нет. На самой обочине садовой дорожки. - Но в поместье наверняка держали гончих, - предположил я. - У гончих ноги маленькие и аккуратные, - возразил де Тревиль, - а эти следы принадлежали, извиняюсь, настоящему собачьему Портосу. - Так чего же вы от нас хотите? - спросил Арамис. - Отправляете нас от имени его величества расследовать причину смерти графа? - А разве вы ещё не в курсе? - опешил Тревиль. - Наш Атос только что сообщил мне, что собирается выйти в отставку и отправиться в родовое гнездо. - Ну, Атос! - только и сказал я. - И вы думаете, что эта самая фамильная собака снова явится по душу нашего друга? - уточнил Арамис. - Мне бы в любом случае не хотелось лишать Францию такого мушкетёра, - ответил де Тревиль. - Кстати, может, я позову Атоса? Он ждёт в трактирчике за углом. Но звать не пришлось. В эту минуту дверь распахнулась, и в комнату вошёл Атос, а за ним пулей влетел бульдог де Тревиля. - Чертовски рад, что вы оба здесь! - он плюхнулся в кресло. - Похоже, сегодня кто-то твёрдо решил свести меня с ума. (Арамис заметил у него в кармане бутылку хереса и многозначительно усмехнулся). - Сегодня утром я просыпаюсь и вижу - у меня пропал ботфорт. Совсем новый, коричневый. Я тут же выбежал на улицу - там ни души. Возвращаюсь - новый ботфорт на месте, зато пропал старый, чёрный, с оторванным каблуком. Я как раз хотел отнести его к сапожнику. А на столе лежит письмо. - Он порылся в кармане и достал лист бумаги с обломком сургучной печати. - Как оно туда попало - чёрт его знает! Арамис развернул листок и прочитал вслух: - "Если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от Чёрного пруда". Письмо было написано от руки, но все слова, кроме "Чёрного пруда" были наклеены на бумагу. - Ну и что всё это значит? - спросил я. - Вы меня разочаровываете, друг мой, - покачал головой Арамис. - Разве я ещё не читал вам рондо, которое показывал г-ну Вуатюру? Тут он облокотился на спинку кресла и задумчиво продекламировал: Ты, что грустишь, теряючи рассудок, И что влачишь безрадостную жизнь, Смири постом страдающий желудок И, если можешь, пьянства берегись. В иные дни ж - скажу я вам без фальши - Душа твоя к моления глуха. Держитесь от Портоса вы подальше, Коль дороги вам ваши потроха. - Замечательное рондо, - одобрил Атос, - но какое отношение оно имеет к письму? - А вы обратите внимание на слова "рассудок", "жизнь", "дороги"... - Гениально и непостижимо! - воскликнул Тревиль. - Значит, - рассудил я, - кто-то похитил листок со стихами у г-на Вуатюра, вырезал из него нужные слова и наклеил на бумагу... А почему слова "Чёрного пруда" написаны от руки? - Друг мой! - с упрёком ответил Арамис. - Какой пруд? Я ведь посвятил рондо вам, а не Атосу! Он повертел листок в руках, понюхал его и сказал: - Ну что ж, я могу добавить, что письмо было написано в трактире. - А это вы откуда знаете? - Да вы сами понюхайте! Я поднёс к носу бумагу и не смог сдержать восторженного слюнотечения. - Вот так, - довольно кивнул Арамис, - а сейчас Портос нам скажет, чем же именно пахнет это любопытное письмо. - Каплун с каштанами и рагу из кролика по-испански, - ответил я, невольно облизываясь. - Рагу щедро заправлено чёрным перцем. - Достаточно, - прервал Арамис. - Думаю, это улика. Чёрный перец в парижские таверны поставляет купец Моррель. Думаю, если мы получим список его последних клиентов... - И-йя-хаааа!!! Мы бросились к окну. Мимо дома с грохотом пронеслась карета, запряжённая четвёркой гнедых. В окне её мелькнули жёлтые атласные занавески и чёрная шляпа с алым пером. - А, каналья! - Арамис ударил кулаком по подоконнику. - Значит, за нами следят! Скажите, капитан, вы ведь недавно из Берри - вам не встречался никто, кто носит такую шляпу? - Легче сказать, кто её не носит, - вздохнул Тревиль. - Ваш покойный дядюшка, дорогой Атос, раздарил всем свою коллекцию чёрных шляп. Даже слуге Гримо.
Джоанна: Я слишком хорошо знал Арамиса, чтобы предположить, что он сложит руки. И верно - я еще только чесал в голове, а он уже начал действовать. - Базен! - крикнул он. Слуга вошел в комнату так быстро, что, если бы не его чрезмерно благочестивый вид, я бы решил, будто он подслушивал. - Ступайте к господину Моррелю, любезный, - распорядился Арамис. - Скажите ему, что мне нужен список всех таверн, в которые он поставлял черный перец. А еще по дороге отправьте голубиной почтой вот это письмо... Он подошел к столу, вынул перо из чернильницы и быстро набросал несколько строк. - Это письмо должно быть доставлено в Берри, - сказал он Базену, помахивая листком бумаги в воздухе, чтобы быстрее высохли чернила. - Во владение Ла Фер. Начальник почтовой службы должен передать это письмо господину Гримо в личные руки. Поняли меня, любезный? В личные руки! И пусть уведомят нас, когда письмо будет передано. - Я понял, господин, - чопорно уведомил его Базен, принял письмо из рук Арамиса, развернулся и торжественно вышел из комнаты. - Ну вот. - Арамис оглядел нас с улыбкой. - Теперь нам только остается ждать результатов. - А не проще узнать, кому принадлежит карета? - спросил я. Арамис покачал головой. - Боюсь, что нет, друг мой. Мы не можем заглянуть во все каретные дворы Парижа и его окрестностей. К тому же, самая выделяющаяся деталь этого экипажа - это занавески из желтого атласа. Они так вызывающе ярки, так по-попугайски бросаются в глаза, что, подозреваю, их нацепили только для отвода глаз. Надеюсь, что Арамис вовсе не считал "вызывающе ярким" или "попугайским" ослепительно-желтые перья на моей новой шляпе. Во всяком случае, говоря это, он смотрел совсем не в ту сторону, где эта самая шляпа покоилась на краю стола, и я решил, что обижаться, пожалуй, не на что. Дожидаясь результатов, мы раскупорили еще одну бутылку вина, а затем и другую, и тут, наконец, возвратился Базен со списком тех заведений, куда купец Моррель поставлял черный перец. - Отлично, - проговорил Арамис, пробегая глазами список. - Двадцать три таверны. А значит, нам нужно... нам нужен... Базен! На этот раз, думаю, Базен вошел в комнату так быстро потому, что просто не успел далеко уйти. - Любезный, приведите-ка мне с улицы какого-нибудь мальчишку пошустрее, - сказал Арамис. Глаза Базена несколько расширились, но он ничего не ответил и вышел. - А это еще зачем? - удивился Тревиль. - Поверьте, посылать Базена обшаривать двадцать три таверны было бы слишком жестоко, - расхохотался Арамис. Базен вернулся довольно быстро. Его сопровождал светловолосый мальчишка, настолько тощий, что я счел такую худобу прямо-таки оскорбительной для человеческой природы. - Вот, - еле разжимая челюсти, проронил Базен. - Это показалось мне наименее непристойным из всего, что я встретил на улице. - Рад бы вернуть комплимент, да не могу, - мигом отозвался мальчишка, смерив его взглядом. - Как раз то, что надо, - удовлетворенно сказал Арамис. - Как тебя зовут, малыш? - Я полагаю, что имею право говорить или не говорить, как меня зовут, первому встречному, которому вздумается меня спрашивать. Атос кашлянул у меня за спиной, маскируя хмыканье. Арамис тоже с трудом сохранил серьезное выражение лица. - Ну а заработать ты хочешь? - Убивать за деньги не стану, - неожиданно спокойно ответил мальчишка. Тут даже Арамис на минуту лишился дара речи. - Н-нет, дело вовсе не в этом, - промолвил он наконец. - Мне нужно, чтобы ты проверил мусор вот в этих гостиницах... - Он поднял список. - И поискал там обрывки листа бумаги, на котором написано вот такое стихотворение. - И Арамис протянул ему копию своей оды. Мальчишка пробежал стихотворение глазами. - Хорошо хоть, не про любовь, - резюмировал он. - Ладно, сколько? - Пять пистолей. - Десять. Мне нужны деньги на нормальное оружие. Никто не рискнул спрашивать, зачем маленькому негоднику понадобилось оружие; Арамис без дальнейших разговоров вручил ему половину суммы, пообещав отдать остальное, когда тот вернется, и тот ушел. Результаты оказались неутешительны. Мальчишка вернулся поздно вечером, сообщив, что никакие оды в гостиницах не валяются. А потом и пришел ответ из Берри: "Письмо доставлено г-ну Гримо в личные руки". - Ну, что ж, - вздохнул Арамис, складывая вчетверо бумагу с полученным ответом. - Придется, друг мой, вам самому отправляться в Берри вместе с Атосом и наблюдать за всем самому. - Как, а вы? - вырвалось у меня. - Увы, неотложные дела, связанные с предстоящим мне принятием сана, не позволяют мне сейчас покидать Париж. - Произнося эти слова, Арамис возвел очи к небу, и я понял, что возражать бесполезно.
M-lle Dantes: История 4, В КОТОРОЙ МЕНЯ ОЖИДАЕТ БЕССОННАЯ НОЧЬ И БОГАТОЕ СОБЫТИЯМИ УТРО Вот так и вышло, что мы с Атосом и де Тревилем втроём прибыли в Берри. Капитан вызвался сопровождать нас и, отправив нас с Арамисом в отпуск за счёт казны его величества, решил побаловать и себя под предлогом визита к тётушке, очеь кстати проживавшей в Берри (ну да, а я очень кстати люблю прогуливаться перед Пале-Кардиналь ровно в восемь вечера). На ближайшем к замку постоялом дворе нас ожидал кучер Оливен с каретой и свежими лошадьми. Это меня обрадовало, и я уже начал предвкушать приём, достойный не только достоинств Атоса, но и аппетитов его гостей. Весёлые поля и холмы, мимо которых мы проезжали, вскоре сменились перелесками и рощами. А через какое-то время мы и не заметили, как оказались в обширном дубовом лесу. Огромные деревья, как колонны, стояли по обе стороны дороги; их густая листва почти не пропускала солнечный свет. К тому же день клонился к вечеру, и карета медленно катилась вперёд в зловещем зеленоватом сумраке. - Здесь начинаются охотничьи угодья, - пояснил Атос. - Однако здесь многое изменилось... - Я бы сказал, здесь жутковато, - признался я. - Да уж - и кругом ни души, - добавил Атос. - Неужели смерть дядюшки Альбера всех распугала?.. И в самом деле, за всю дорогу нам встретился только один человек. Из-за деревьев выехал гвардеец в красном плаще, окинул беглым взглядом нашу карету и исчез в лесу. У меня, понятное дело, от такой наглости зачесались руки, но вмешался Оливен: - Сударь, они заняты. Три дня назад с гауптвахты убежал гвардейский офицер. По приказу графа Рошфора выставлены патрули на всех дорогах и назначена награда за его поимку. - А что он такого натворил? - поинтересовался Тревиль. - А вы разве не знаете? Это ж тот самый Жюссак, который дал лейтенанту д'Артаньяну поколотить себя у монастыря Дешо. Вот за это он и угодил на гауптвахту. Воспоминание о той дуэли нас, конечно, позабавило, но как прикажешь расследовать загадочное убийство, когда рядом бродит гвардеец кардинала и ждёт не дождётся, чтобы завязать с кем-нибудь драку? Дорога пошла под уклон. Откуда-то справа, где деревья были реже, потянуло сыростью и ощущением чего-то тревожного. - Вот он, - Оливен показал рукоятью хлыста, невольно понизив голос, - Чёрный пруд. Мы переглянулись. Я мог только догадываться, о чём думает мой друг. У меня же не лезла из головы злосчастная легенда и рассказ о смерти старого графа. - Отсюда уже недалеко до ворот замка, - заметил Атос. На крыльце на встретил Гримо. Вид у него был непривычно торжественный. - Добро пожаловать, - как всегда, лаконично приветствовал он нас. - Пожалуй, - решил Атос, по-хозяйски окинув взглядом увитые плющом стены, - небольшая перестройка здесь не помешает. В первую очередь хорошо бы расширить винный погреб... Что скажешь, Гримо? - Новые порядки - больше слуг, - ответствовал дворецкий. - Можем не справиться. - Что же ты, - спросил я, - так и остался молчуном? - Жена болтает, - исчерпывающе пояснил Гримо. Де Тревиль, убедившись, что мы разместились с комфортом, поехал засвидетельствовать своё почтение тётушке, и обедали мы вдвоём в большом пиршественном зале, освещённом факелами. Обед был приготовлен на славу (не говоря уж о винах), но, пожалуй, не отвечал размаху этой огромной комнаты, где можно было при желании разместить всю нашу роту. Уж очень мрачной она выглядела, особенно фамильные портреты, висевшие по стенам. На одной картине вельможа в камзоле с кружевным воротником вёз на крупе лошади связанную блондинку в разорванном платье. Наверно, художник хотел запечатлеть сцену из фамильной легенды. Я решил, что при первой возможности выпишу сюда Мушкетона - пусть поучит Гримо устраивать по-настоящему пышные приёмы. Обычно я сплю как убитый, но в эту ночь мне почему-то никак не спалось. Какой-то звук за стеной упорно не давал мне покоя. Я прислушался и сообразил, что там плачет жещина. Мне пришла в голову мысль, а не утешить ли её, но тут некстати вмешались голос совести и мысленный образ г-жи Кокнар. В результате я натянул одеяло на уши и захрапел. Проснулся я в отличном настроении и сразу поспешил в столовую. Атос был уже там и любовался из окна солнечным осенним утром. Правда, я обратил внимание, что на стене появилась пара лилий, нарисованных нагаром со свечки. - Зря мы ворчали, - заметил он. - Приехали вчера усталые, голодные, да ещё выпили, вот и начали мерещиться разные ужасы... Тут вошёл Гримо и поставил на стол блюдо с серебряной крышкой. Я зверски проголодался, но запах, шедший из-под крышки, сразу отбил у меня аппетит. - Что это, Гримо? - поморщился Атос. - Шпинат, мсье, - лаконично ответил Гримо. - Тысяча чертей! - изумился я. - Неужели покойный граф тоже умерщвлял плоть? - Полезно, - объяснил Гримо. - Дьявольщина! А нет у вас, например, каплуна... жаркого? - На обед. - Ну, тогда неудивительно, что здесь люди по ночам слезами обливаются, - буркнул я и налил себе анжуйского. - Слушайте, Атос, вы не слышали сегодня ночью, как в замке плачет женщина? Атос явно встревожился и обратился за разъяснениями к Гримо. Ответ дворецкого, как всегда, был исчерпывающим: - Здесь только Мадлен. Не плакала. Других нет. Однако тут он сказал неправду. После завтрака я столкнулся с Мадлен (кстати, очаровательная женщина) и увидел, что глаза у неё красные и опухшие. Впрочем, памятуя о шпинате, я не очень-то удивился. Атос, мужественно распробовав содержимое серебряного блюда, сразу скис и поплёлся в кабинет разбираться с бумагами. Тут уж я ему был не помощник и поэтому, оседлав коня, поехал к начальнику почтовой службы. Кто знает, может, Гримо и врёт? Но там меня (пора, наверно, уже привыкать) ожидало разочарование: мало того, что начальника почты заменял какой-то жуликоватый галантерейщик, который упорно не желал объяснять, куда деваются голуби, так ещё выяснилось, что на инструкцию Арамиса он бессовестно наплевал. Когда он принёс письмо, Гримо якобы был на чердаке, и послание он передал Мадлен. В ответ на все расспросы галантерейщик только размахивал руками и предлагал мне купить то шляпу, то перчатки, то воротник. Я плюнул, вышел на улицу и решил вернуться домой через лес. Шагая по рыжей осенней листве и ведя лошадь в поводу, я вдруг услышал за спиной голос: - Господин дю Валлон! Я обернулся и с удивлением увидел сзади незнакомого господина в коричневом плаще и с корзинкой в руках. У него была чисто выбритая, несколько постная физиономия и глаза цвета кофе. - Господин дю Валлон, вы простите мне мою смелость, - обратился он ко мне. - Я встретил де Тревиля возле галантерейной лавки, и он показал мне вас. Я де Бейль, здешний натуралист.
Джоанна: - Я догадался, - сказал я, припомнив описание, данное господином де Тревилем. - Но вы-то как догадались, кто я такой? - Тревиль показал мне вас из окна трактира, когда вы проходили мимо. Так как идут дела у господина графа? Я полагаю, эта история не внушила ему суеверного страха? Я имею в виду легенду о собаке, которая будто бы преследует род де Ла Феров. Эта легенда настолько овладела воображением старого графа, что привела его к такому трагическому концу. - Каким образом? - Когда у человека так натянуты нервы, появление любой собаки может гибельно сказаться на его больном сердце. - Откуда вы знали, что у него больное сердце? - удивился я. Мне трудно было себе представить, что можно легко определить болезнь чего-то, чего не видно. Это же не колотая рана и не засевшая пуля! - От нашего общего друга, де Тревиля. А у вас есть иные предположения о причинах его смерти? - У меня? - растерялся я. - Нет... - А у господина д'Эрбле? Должно быть, на моем лице отразилось все, что я подумал. А может, и не подумал, но мог бы подумать, если бы не растерялся. - Господин дю Валлон, зачем нам прикидываться, будто мы не знаем вас? - сказал де Бейль едва ли не с укором. - Слухи о проницательности вашего друга проникли и в наши края. Раз вы появились здесь, значит, и господин д'Эрбле заинтересовался этим делом. Я ничего не успел ответить на это, потому что именно в этот миг негромкий, протяжный и невыразимо тоскливый вой пронесся над прудом. Де Бейль как-то странно посмотрел на меня. - Что это такое? - воскликнул я. - Крестьяне говорят, что так воет собака де Ла Феров, когда ищет свою жертву. Я никогда не признался бы вслух, что в этот миг похолодел от страха. - Но вы же образованный человек, - сказал я, стараясь, чтобы голос был мой так же тверд, как и мои мускулы. - Как вы объясните этот вой? - Может, это ил оседает... - Нет, нет, это был голос живого существа! - Может быть... Вам никогда не приходилось слышать, как выпь кричит? А, простите, пожалуйста! - внезапно воскликнул де Бейль, глядя на поверхность черного пруда. - Это, наверное, Nymphaea candida! И он с поразительным проворством заскользил вниз по глинистому откосу, к самой кромке воды. Я следил за ним, боясь, что он вот-вот оступится, но вдруг позади послышались чьи-то шаги. Я оглянулся и увидел почти рядом с собой женщину. Я не сомневался, что это и есть мадемуазель де Бейль, ибо мне описывали ее как редкую красавицу. Большее несходство между сестрой и братом трудно было себе представить. Передо мной стояла прелестнейшая женщина с белокурыми волосами, темными бровями и ресницами и до странного светлыми глазами. Засмотревшись, я даже не сразу спохватился, что надо поздороваться. Но едва я снял шляпу и открыл рот, как ее слова вновь сбили меня с толку. - Уезжайте отсюда! - сказала она. - Немедленно уезжайте в Париж!
M-lle Dantes: Таких сюрпризов не подкидывала мне даже г-жа Кокнар. - Зачем мне уезжать? - спросил я. - Ведь я только что... - Не спрашивайте! - она топнула ногой. - Неужели вы не понимаете, что я желаю вам добра? Уезжайте, и чтоб ноги вашей больше не было в Берри!.. Но тише! Мой брат идёт. Не говорите ему ни слова. И, будьте добры, сорвите мне вон ту лилию... У нас здесь очень много лилий, но они уже отцветают. Де Бейль оставил лилию в покое и вернулся к нам. Он раскраснелся, шляпа съехала набок, а с полы плаща текла вода. - А, это ты, Анна! - довольно сухо приветствовал он сестру. - Ты промочил ноги, Жак. - Да, мне попался великолепный экземпляр Nymphaea candida. Первый раз вижу её во Франции. И какая жалость - не дотянулся! А вы уже познакомились? - он перевёл взгляд с сестры на меня (точнее, на мою перевязь). - Да, я как раз говорила графу де Ла Фер, что уже поздно любоваться красотами Чёрного пруда - лилии уже отцветают. - Как ты думаешь, кто перед тобой? - Нет-нет, не путайте меня с моим другом! - вмешался я. - Я шевалье дю Валлон де Брасье де Пьерфон. По-видимому, длина моего полного имени повергла мадемуазель в замешательство. Добрых полминуты она разглядывала меня округлившимися глазами. - Значит, мы говорили, не понимая друг друга, - сказала она наконец. - Впрочем, у вас было не так много времени на разговор, - заметил натуралист, не сводя с сестры глаз. - Я приняла г-на дю Валлона за нашего соседа, а ему, вероятно, нет никакого дела до лилий, - вздохнула она. Я сделал умное лицо, то есть такое, будто услышал нечто, чего мне слышать не полагалось. - Наоборот, мне очень нравится здешняя природа, - сказал я, чтобы поддержать разговор. - Здесь можно, наверно, поохотиться на уток? На эту мысль меня навёл вид густых зарослей камыша и осоки на дальнем берегу пруда. - Ради бога, выкиньте эту мысль из головы! - всплеснул руками мой новый знакомый. - Там самое настоящее болото. Живым вам, да ещё при вашем весе, оттуда не выбраться. Я только вчера видел, как туда из лесу забрёл кабан и погиб у меня на глазах. Да, недаром этот пруд называют Чёрным. Упоминание о весе несколько задело меня, но, в общем-то, де Бейль был прав. Да и вообще болотная грязь - не лучшее украшение для ботфорт королевского мушкетёра. - Может быть, вы позавтракаете с нами? - очень кстати предложила мадемуазель де Бейль. Вспомнив об ужасном шпинате и пустом желудке, я охотно согласился. Брат с сестрой жили, как выяснилось, совсем недалеко от замка. За прудом стоял маленький и довольно старый, но уютный домик с черепичной крышей. Пока мадемуазель Анна накрывала на стол ("Вина в этом доме - моя забота", - пояснила она с улыбкой), я разглядывал комнату. Она была обставлена, на мой взгляд, слишком скромно, но со вкусом. Правда, обстановку несколько омрачал вид засушенных бабочек и цветов в рамках. - Давно вы здесь живёте? - поинтересовался я. - Всего два года. Вы знаете, раньше я был священником церкви Тамплемарского монастыря бенедиктинок. Но судьба была против нас. В церкви случилась кража, поползли слухи, и мы решили уехать. Впрочем, я об этом не жалею. Для специалиста по естественной истории здесь непочатый край работы. Да и Анна тоже любит природу... - При этом он как-то многозначительно поглядел на сестру. - Да, мне здесь не скучно, - быстро ответила она. - Мы заняты научной работой, у нас большая библиотека и очень интересные соседи, - добавил де Бейль. - Господин де Тревиль и покойный граф Альбер де Ла Фер часто бывали у нас в гостях. Завтрак, не в обиду Атосу будь сказано, был куда лучше, чем в Ла Фере. Мы ели цыплят с зеленью, сыр, ветчину и пили довольно неплохое вино. Я наелся до отвала и собрался уходить, пообещав передать Атосу приглашение в гости. Но по дороге домой я снова увидел у пруда мадемуазель де Бейль. - Господин дю Валлон, - сказала она своим мелодичным голосом, - умоляю вас, передайте графу де Ла Фер, чтобы он немедленно возвращался в Париж. Здесь ему оставаться опасно! - Ну так объясните, почему! - потребовал я. - Мой друг, как и я, мушкетёр его величества и не привык бегать от опасностей. - Вы ведь знаете предание о собаке? - Да, но я не верю в эти сказки! - А я верю, - ответила она, глядя мне прямо в глаза. - Тогда почему вы не хотите, чтобы об этом узнал ваш брат? - настаивал я. - Жак не хотел бы, чтобы графский замок опустел, - вздохнула мадемуазель Анна. - Вы же видели, смерть старого графа и так распугала многих здешних жителей. Он боится, что отъезд вашего друга повредит крестьянам, живущим близ замка. Но мне надо спешить, иначе он догадается, что я побежала за вами. Прощайте, господин дю Валлон! С этими словами она повернулась и бросилась бежать к дому, а я в полной растерянности направился в замок.
Джоанна: История 5 Первое письмо дю Валлона Начиная с этого дня я буду излагать ход событий по своим письмам к Арамису. В конце концов, сам-то я не Арамис, чтобы несколько раз записывать одно и то же, наподобие того, как он делает в своей диссертации. Надоело. "Дорогой Арамис! Последние несколько дней вы не получали от меня никаких известий по той простой причине, что писать мне было не о чем. Во всяком случае, увлекательный рассказ о том, как я поднял на плечи крупного быка из стада, принадлежащего Атосу, вряд ли пролил бы свет на ваше расследование, а потому показался бы вам скучным. Однако недавно произошло одно событие, которое представляется мне довольно странным. Но прежде я хочу сообщить вам еще о некоторых обстоятельствах нашей жизни здесь. Во-первых, есть все основания полагать, что беглый Жюссак ушел из этих краев, и местные жители теперь спят спокойно. Нас всех это тоже радует. Мы, здоровые и сильные мужчины, живущие в поместье графа, можем постоять за себя, но признаюсь честно: думая о де Бейлях, я беспокоюсь. Близких соседей у них нет, сам ботаник, видимо, отнюдь не силач, так что, случись беда, им даже неоткуда ждать помощи. Атоса это тоже очень заботит. Он даже предлагал де Бейлю, чтобы кто-нибудь из слуг ночевал у них в доме, но тот наотрез отказался. Дело в том, что граф, кажется, начинает проявлять интерес к нашей прекрасной соседке, и это немудрено: красавица она редкая. Судя по всему, она имеет немалое влияние на брата; во всяком случае, тот постоянно смотрит на нее так, будто ждет ее одобрения. Однако я заметил, что де Бейль хмурится каждый раз, когда Атос оказывает внимание его сестре. По-моему, препятствовать такой партии - это верх глупости и эгоизма, разве только если он решил, что графа де Ла Фер для его сестры слишком мало. Еще у нас есть чудаковатый сосед, прокурор Кокнар. Говорят, он женат, но его супругу я еще не видел. А вот самого этого чудака я частенько видал на крыше его собственного дома с подзорной трубой в руках. У него есть своеобразное хобби: судебные тяжбы всевозможного толка. Сейчас, например, он наладился подать в суд на де Тревиля за то, что тот соорудил тренировочный зал на том месте, где, как свидетельствует из архивов, в минувшем столетии стоял хлев. Кокнар грозится привлечь его к ответственности за надругательство над плащом мушкетера и благородным искусством фехтования. Местные жители спорят между собой, изведет ли он все свое состояние на тяжбы, или скончается до того, как оставит свою супругу без гроша. А теперь - к странному происшествию. Вы знаете, друг мой, сплю я крепко, однако здесь, в поместье, где бегают неведомые собаки и Жюссаки, сон мой сделался довольно чутким. И вот вчера ночью я услышал крадущиеся шаги у своей комнаты. Я выглянул и увидел Гримо, медленно идущего по коридору; в руке он держал свечу. Гримо и так долговяз, а сейчас, когда тень его, удлинившаяся от пламени свечи, падала на стену, он и вовсе выглядел жутко. На моих глазах он приблизился к окну, выходившему как раз на черный пруд, и стоял неподвижно, устремив взгляд в темноту за окном. Затем он тихо застонал и внезапно загасил свечу. Я тотчас скрылся в своей комнате и тихонько притворил за собой дверь. Я обсудил это происшествие с Атосом, и мы разработали план, о котором я умолчу до следующего своего письма.
M-lle Dantes: История 6 ВТОРОЕ ПИСЬМО ДЮ ВАЛЛОНА "Дорогой Арамис! Если в прошлый раз моё письмо показалось вам коротким и бессодержательным, то теперь я всерьёз сомневаюсь, хватит ли мне запасов бумаги в Ла Фере. События так и посыпались на нас, как бутылки на гвардейцев, которых мы отмутузили как-то в кабачке на улице Феру. Моё предыдущее письмо я закончил описанием ночных прогулок Гримо со свечкой. Так вот, посовещавшись наутро с Атосом, мы приняли решение, которое наверняка бы одобрили и вы: подкараулить Гримо, проследить за ним и узнать, кому он подаёт сигналы. Мы решили пустить наш план в ход это же ночью, несмотря даже на званый ужин, который Атос устроил вечером для соседей. Прокурор Кокнар (интересно всё-таки - не родственник ли он моей несравненной г-же Кокнар?) так и не пожаловал, зато пришли де Тревиль и де Бейль с сестрой. Это очень нас обрадовало, потому что сегодня утром отношения Атоса с ними чуть было не испортились. Вышло это так: с утра Атос отправился на прогулку, а я, признаться, забеспокоился и последовал за ним. Легенда легендой, а собака-то выла средь бела дня! Дойдя до Чёрного пруда, я увидел на том берегу моего друга в компании очаровательной мадемуазель де Бейль. О чём шёл разговор, я так и не понял, но, видимо, барышня пыталась в чём-то его убедить. Во всяком случае, трудно было оставаться равнодушным, глядя, как она воздевает к небу свои прелестные белые руки. Внезапно я заметил в камышах коричневый плащ натуралиста, а вскоре выскочил и он сам и кинулся на Атоса с кулаками. Будь Атос при шпаге, не миновать бы дуэли, но, к счастью, мадемуазель Анна встала между ними и принялась успокаивать брата. Это не заняло много времени: через несколько минут де Бейли и Атос разошлись в разные стороны. Когда Атос, обойдя пруд, столкнулся со мной, он ещё не остыл. - Ну, знаете, Портос, это уже не по-товарищески! - буркнул он. - Я первый раз встречаю женщину, с которой можно общаться по-человечески, и нате вам! Сперва её сумасшедший братец наговорил мне невесть чего, теперь, оказывается, вы за мной подглядывали!.. - Мы же договаривались... - начал было я. - Чёрт побери, вы же понимаете, что даже наш всеведущий Арамис не мог всего предусмотреть! - Атос поддал сапогом красную, как гвардеец, сыроежку. - Где вы облюбовали себе место? - Да здесь, на берегу. - Значит, на галёрке. А этот полоумный ботаник устроился в первом ряду. Видали, как он на нас налетел? Чёрт возьми, если бы не Анна, я бы проткнул его, как жука! Пусть молит бога, что он её брат и не дворянин! Сердечные дела - странная и непонятная штука: с момента знакомства с прелестной Анной Атос всё больше напоминает мне д'Артаньяна. Но, как я уже сказал, в тот же день ссора была улажена: после обеда де Бейль сам явился к нам с извинениями. - Сестра для меня - всё, - объяснил он. - Она единственный близкий мне человек, и сама мысль о разлуке с ней сводит меня с ума. Но я не хочу быть эгоистом и препятствовать вам. Дайте мне только время свыкнуться с этой мыслью и не спешите делать Анне предложение. Атоса такое объяснение вполне удовлетворило. Из шкафа явилась бутылка хереса, и с последней рюмкой конфликт был исчерпан. Так вот, возвращаясь к событиям вечера: гости засиделись допоздна; проводив их, мы решили вспомнить молодость и отужинать вдвоём на старый лад, а потому прихватили колбас и хересу и поднялись в комнату к Атосу. И вот, когда часы пробили час ночи, колбасы кончились, а Атос высказал намерение спеть фамильную балладу про Чёрный пруд - именно в этот момент мы услышали за дверью шаркающие шаги Гримо. Мы тут же сняли ботфорты и осторожно последовали за ним. Как и в прошлый раз, Гримо подошёл к окну и поставил свечу на подоконник. В этот момент мы вышли на свет и приблизились к нему почти вплотную. - Что это значит, Гримо? - сурово спросил Атос. Гримо побледнел, но выдержка ему не изменила. - Окно. Проверял запор, - как всегда, лаконично пояснил он. Надо сказать, что под влиянием хереса Атос плохо воспринимает оправдания. - Довольно изворачиваться! - прикрикнул он. - Говори, кому ты подавал сигнал! - Не могу, - ответил Гримо. - Тайна. - В таком случае ты уволен! - рявкнул Атос. - Как хотите, - вздохнул Гримо. - Нет, каково? - Атос повернулся ко мне. - Столько лет Гримо служил мне верой и правдой, а теперь злоумышляет против меня, своего господина! - Нет, нет, сударь! Не против вас!
Джоанна: Эти слова произнес женский голос, и, оглянувшись, я увидел насмерть перепуганную Мадлен, кутающуюся в шаль. - Это не против вас! - запричитала она. - Поверьте, мы с мужем ничего против вас не замышляли! Это все бедный господин де Жюссак, он погибает от голода там, на болотах, а ведь он был одним из лучших клиентов моего трактира, даже лучше господина д'Артаньяна: тот только пил, а этот еще и еды много заказывал, а уж как он жареные утиные ножки любил, просто слов нет... Мы же не могли допустить, чтобы он умер от голода! Это же позор для меня как для трактирщицы, господин граф! Вот мой муж и пошел на это ради моей репутации: он светит в окошко, а де Жюссак показывает, куда принести еду. - Это правда, Гримо? - спросил Атос, хотя, судя по его выражению лица, он перестал соображать что-либо еще раньше меня. - Да, господин граф. Все до последнего слова правда. - Ну что ж, я не стану осуждать вас за заботу о репутации вашей супруги, хотя не понимаю, зачем ей репутация трактирщицы, если она служит у меня в поместье. Ступайте оба к себе. Когда они ушли, мы снова посмотрели в окно. - Возмутительно! - сказал Атос. - Этот оголтелый убийца столуется здесь, у меня под боком, когда совсем рядом проживает такая... совершенно беззащитная семья. Нет, друг мой, я пойду и поймаю этого изверга! Меня и самого охватил праведный гнев при мысли о том, что какой-то беглый Жюссак лакомился утиными ножками, в то время как нас тут пичкали шпинатом. - Я пойду с вами! Не прошло и пяти минут, как мы уже быстро шли по темной аллее, ведущей к Черному пруду. - Надо захватить его врасплох, - говорил Атос. - Постараемся приблизиться как можно тише... И тут, словно в ответ на его слова, издалека послышалось странное глухое ворчание, перешедшее затем в тоскливый вой. Я даже в темноте разглядел, как побледнело лицо Атоса. - Бог мой, что это? - воскликнул он. Мне, признаться, стало не по себе, но отнюдь не из-за этого воя. Воя бы я не испугался, но видеть побледневшего Атоса было довольно жутко. - Говорят, что так воет собака де Ла Феров, - ответил я, стараясь говорить как можно небрежней, словно речь шла о новом кардинальском указе или еще какой-нибудь глупости. - Так неужели в этой легенде есть доля правды? - Не знаю, - все с той же показной небрежностью отозвался я, кляня про себя и ночную мглу, и Мадлен с Гримо, и де Жюссака, и даже собаку Тревиля, втравившего нас в эту передрягу. - Может, домой повернем? - Ни за что! Пусть все исчадия ада явятся сюда, я не отступлю! И, спотыкаясь на самом шагу, мы двинулись дальше. Вскоре мы увидели свечу, установленную на маленьком уступе на берегу пруда. А затем увидели и его. Взлохмаченный и грязный де Жюссак, полосатый костюм которого давно уже превратился в черный, заметил нас в ту же секунду, когда и мы его, и принялся швырять в нас камнями. Мне вовсе не хотелось, чтобы мой наряд постигла такая же печальная участь, как и камзол Жюссака, да и Атос явно не привык отбиваться шпагой от камней. Мы спрятались за деревьями, а когда выглянули, Жюссака и след простыл. Мы кинулись за ним, то и дело поскальзываясь на влажном глинистом берегу; я первый понял, что дело это безнадежное, и остановился, чтобы перевести дух. Тут-то и произошло нечто странное. Отирая пот со лба, я повернулся - и увидел на дереве человеческую фигуру! Да-да, друг мой, не смейтесь! Это было засохшее старое дерево, на нем не было никакой листвы, которая могла бы ввести меня в заблуждение. Я совершенно четко видел человека, стоявшего в развилке ветвей, как на смотровой площадке крепости. Я разглядел только, что он был гораздо стройнее Кокнара и выше де Бейля. А больше я не разглядел ничего, потому что, пока я протирал глаза кулаками, человек этот куда-то исчез. Но он был, и я готов поклясться в этом золоченой половиной своей перевязи! Таковы были события этой ночи, мой друг. Жюссака мы не поймали, зато раскрыли тайну ночных странствий Гримо, и еще я установил, что здесь на деревьях водится еще какой-то нзнакомец. Может быть, в следующем письме мне удастся разгадать еще какую-нибудь загадку. А вообще, клянусь подвесками ее величества, дружище, лучше бы вы приехали сюда сами! Надоело. Домой хочу.
M-lle Dantes: История 7, В КОТОРОЙ Я ВООЧИЮ НАБЛЮДАЮ РАЗНИЦУ МЕЖДУ ЖЕНСКОЙ И МУЖСКОЙ ХИТРОСТЬЮ На другое утро господь бог, по-видимому, перепутал Берри с Лондоном, поскольку с самого утра над замком моросил тоскливый дождь. Если прибавить к этому головную боль после вчерашней пирушки и неизменное блюдо со шпинатом, которое Гримо опять поставил на стол, то не надо считать, как Архимед, чтобы понять: за завтраком мы были в прескверном настроении. - Зря вы, сударь, искали Жюссака, - заметил Гримо, раскладывая ненавистный шпинат по тарелкам. - Он же опасен для... для общества, - возразил Атос, оторвавшись от лилии, которую выцарапывал на столе вилкой. - Он не дурак. Собрался в Испанию, - пояснил Гримо. Я подумал про себя, что там ему и место. Когда я увидел, во что он превратился, несмотря даже на усиленную подкормку, у меня пропала всякая охота марать об него шпагу. После обеда, когда я собрался вздремнуть и помечтать о г-же Кокнар (я успел изрядно соскучиться даже по её пирогу с айвой), в мою спальню вошёл Гримо с таким видом, как будто хотел сообщить что-то важное. Он даже начал выражаться немного пространнее, чем обычно. - Спасибо вам, сударь, - проговорил он. - За господина Жюссака. Я вам должен сказать... Насчёт старого графа. Надо было раньше, но, понимаете - дама... - Ты знаешь, как умер старый граф? - я от волнения едва не опрокинул кровать. - Нет. Но знаю, почему он был в саду. Он ждал даму. - Да-аму?! - я ушам своим не верил. - Откуда ты узнал?! - Письмо, - лаконично ответствовал Гримо. - Обрывок в камине. Нашёл после похорон. Я в который раз пожалел, что здесь нет Арамиса. Письма от дам - это уж по его части. - А что там было написано? Ты помнишь? - Помню, - Гримо наморщил лоб и продекламировал монотонно, как катехизис: - "Умоляю вас, как только женщина может умолять дворянина: сожгите это письмо и будьте у калитки в десять часов вечера". Не хотелось бы признаваться, но я вынужден был отметить, что эпистолярный стиль неизвестной дамы г-же Кокнар превзойти не суждено. Но я вовремя напомнил себе: не с письмами жить, а с человеком, - и (с оправданным в любом случае интересом!) уточнил: - А подпись была? - Две буквы, сударь: "М.М.". Это становилось всё интереснее. Осталось, в общем-то, немногое: разыскать и расспросить эту таинственную М.М., которая пишет такие изящные и загадочные письма. Больше никаких сведений от Гримо по поводу М.М. не поступило. Тем более что Атос наконец-то запряг его в работу - разбирать свой багаж. Надо сказать, что перед отъездом он запасся обновками (на мой вкус, слишком скромными для графа де Ла Фер, да и вообще), а свой старый дорожный костюм с палевым плащом подарил Гримо. Зато вечером мне повезло. Перед ужином я решил проехаться верхом до пруда, но глинистый берег от дождя совершенно раскис и превратился в вязкую бурую массу, точь-в-точь подлива, которую г-жа Кокнар подаёт к бобам. Я уже собирался домой, как вдруг случайно встретил Тревиля, который поделился со мной своим горем: его любимец - бульдог Анрио убежал в лес и не вернулся. Я некстати вспомнил рассказ ботаника про треклятое камышовое болото и, чтобы не дать этой мысли забраться в голову, а уж тем более дойти до Тревиля, задал вопрос, который всё не давал мне покоя: - Скажите, капитан, вы вроде знаете всех соседей Атоса. Вам случайно не знакома дама с инициалами "М.М."? - "М.М."? - переспросил Тревиль. - Как будто нет, хотя за приезжих нельзя ручаться... Хотя постойте - есть некая Мари Мишон. Но она живёт в Бражелоне. - А кто она такая? - Жертва интриг, политических и любовных, - задумчиво пояснил де Тревиль. - Приехала сюда в прошлом году из Парижа. Нельзя же спокойно смотреть, как такая очаровательная женщина перебивается с хлеба на воду! Поэтому мы - граф Альбер, де Бейль и я - решили помочь ей открыть мастерскую - она ведь искусная белошвейка. А почему вы, собственно, заинтересовались ею? Мне пока не хотелось посвящать Тревиля в подробности, и я, по примеру Арамиса, поспешил сменить тему, поинтересовавшись, может ли дама, ловко владеющая иглой, стать хорошей фехтовальщицей. Положение было спасено - командир оседлал любимого конька и всю дорогу до дома рассуждал о различных группах мышц, названия которых я не запоминал, да и не собирался.
Джоанна: В поместье я улучил момент, чтобы поговорить с Гримо. Конечно, с потертым седлом говорить проще, чем с ним, но в этот раз нашего молчуна словно прорвало: ей-богу, до такого его мог довести только гвардеец кардинала! Потому что именно о гвардейце мы и побеседовали. - Ну, Гримо, бывший клиент вашей прекрасной супруги все еще прячется здесь, в окрестностях? - Не знаю, сударь. Хоть бы он поскорее уехал! Я ничего о нем не знаю с тех пор, как в последний раз отнес ему еду. Должен признаться, мысль о восхитительных утиных ножках, уплывших в сторону Черного пруда, привела меня в такой гнев, что лишь необходимость получить нужные сведения удержала меня от того, чтобы тотчас кинуться к столу. - Так вы его видели? - Нет, но я потом проверил - еды на месте не оказалось. Я сглотнул слюну. - Раз еды не было, значит, он все еще там. - Да, сударь, если только ее не взял тот, другой. Я даже решил, что ослышался. - Какой другой?! Мысль о том, что утиными ножками кормят целых двух негодяев, была просто невыносима! - Да, сударь, где-то там прячется еще один человек. - Вы его видели? - Нет, но де Жюссак говорил, что видел его. Первым делом я подумал, что злодей Жюссак специально выдумал "того, другого", чтобы выманить у прекрасной Мадлен еду на двоих. Но потом я вспомнил, что видел силуэт второго человека своими глазами, и по силуэту этому никак нельзя было сказать, что он слишком избалован утиными ножками. - Вы о нем что-нибудь знаете? - спросил я. - Де Жюссак видел его всего пару раз, но тот осторожный, хитрый. Де Жюссак говорит, что заподозрил бы в нем шпиона кардинала, если бы и сам не был его шпионом. И еще Де Жюссак сказал, что по виду это дворянин. - А где же он прячется? - Де Жюссак рассказывал, что где-то в лесах сохранились пещеры, в которых, якобы, еще местные жители делали засады на легионеров Цезаря. - А чем же он питается? - вырвалось у меня. - По словам де Жюссака, еду ему носит какой-то мальчишка. - Хорошо, Гримо. Я с вами еще как-нибудь об этом потолкую, - сказал я, думая про себя, что во второй раз разговорить эту статую доведется нескоро. Гримо ушел, а я смотрел из окна на бегущие по небу облака и на деревья, которые трепал ветер. Что же это за дворянин, воображающий из себя Верцингеторикса? Какой же ненавистью надо пылать, чтобы затаиться там, где прятались столетия назад люди, облаченные в кожу и шкуры? Клянусь, не пройдет и дня, как я найду ответ на эту загадку!
M-lle Dantes: История 8, ГДЕ СНОВА ГОВОРИТСЯ О ЖЕНСКИХ И МУЖСКИХ ХИТРОСТЯХ, А ТАКЖЕ О ТОМ, КТО СИДЕЛ НА ДЕРЕВЕ Итак, на следующее утро я взял с Атоса честное слово дворянина, что он никуда не выйдет до моего возвращения (а для надёжности велел Гримо достать из погреба побольше доброго хересу). Потом надел свой лучший костюм, новую перевязь и шляпу с ярко-жёлтым пером, которую привёз из Парижа, оседлал коня и направился в сторону соседнего замка Бражелон, где мне предстояла встреча с мадемуазель Мари Мишон. На опушке леса, за которым виднелись шпили замка, я наткнулся на уютный белый домик. Хозяйка приняла меня в большой светлой комнате, где она сидела у окна, вышивая фестоны на воротничке. С первого взгляда Мари Мишон поразила меня своей красотой: у неё были великолепные белокурые волосы, живые умные глаза и талия тонкая, как у нимфы. При этом за её задумчивостью таилась изрядная доля кокетства, так что общее впечатление совсем сбило меня с толку. Вот когда я всерьёз пожалел, что Арамис остался в Париже. Разговорить любую барышню для него пара пустяков: достаточно прочесть рондо, или вынуть из кармана батистовый платочек, или просто помянуть утешение страждущих, и готово - барышня сражена наповал. Но Арамис был всё ещё в Париже, так что пришлось обходиться собственными силами. Я сел на предложенный стул, подкрутил усы и сразу перешёл к делу. Но мне не повезло. Стоило упомянуть о письме, как мадемуазель тут же замкнулась и не пожелала продолжать разговор. - Никакого письма не было, - отрезала она. Некоторые считают, что, когда женщина врёт, это придаёт ей очарования. Я не из их числа, да и случай был не тот. Пришлось напомнить ей, что факты - упрямая вещь. - Вам изменяет память, - строго сказал я. - Я даже могу напомнить вам одну строку: "Умоляю вас, как только женщина может умолять дворянина: сожгите это письмо и будьте у калитки в десять часов вечера". Бедная Мари Мишон так побледнела, что мне даже стало её жаль. Она выронила рукоделие и залилась слезами. - Значит, не осталось на свете благородных дворян, - всхлипнула она. - Ну, ну, - я почувствовал себя задетым, - вы несправедливы к покойному графу. Письмо он сжёг, я прочитал только последнюю строчку. А теперь объясните, о чём шла речь в этом письме. Ну вы же понимаете - лучше рассказать мне, чем кардинальской полиции. Мари Мишон вытерла слёзы. - Хорошо, - вздохнула она. - Я хочу вернуться в Париж, откуда меня выжили интригами. Но я не могу вернуться никем и без ничего. А я знала, что граф де Ла Фер был другом господина де Тревиля, а племянник его служит самому королю. Я надеялась, что они смогут обеспечить мне небольшую протекцию. - Ладно, - не отставал я, - а почему в такое время и в таком месте? - Ну я же не могла прийти к нему в дом ночью! Это был бы скандал. А почему так поздно... мне сказали, что на другое утро граф уезжает на воды в Форж. - Так что же произошло на этом свидании? Мадемуазель снова упёрлась. - Я никуда не ходила! Так я ничего больше и не добился и в конце концов вынужден был откланяться. И, хоть я и не большой знаток дам, я никак не мог отделаться от ощущения, что прелестная белошвейка что-то недоговаривает. На обратном пути я проезжал мимо дома прокурора Кокнара. Старый чудак, как обычно, торчал возле своей подзорной трубы. Увидев меня, он свесился через перила балкона и пригласил распить бутылку бордо. Я согласился, но, к моему немалому огорчению, таинственной жены Кокнара дома не оказалось. Зато хозяин болтал за двоих. - Поздравьте меня, господин дю Валлон! - с гордостью поведал он. - Я только что выиграл судебный процесс! Видите? - он показал на окованный железом сундук в углу. - Если кто-то захочет наложить лапу на мой сундучок, я имею право теперь подать на него в суд даже после моей смерти! Это обошлось мне в двести пистолей, но дельце я выиграл!
Джоанна: - И что вам это дает? - озадачился я. - Ничегошеньки, сударь! - провозгласил желчный старикашка, чем-то до омерзения напомнивший мне в этот момент каналью Бонасье. - Я горжусь тем, что у меня нет личной заинтересованности в этих делах! Я только выполняю общественный долг, пусть даже местные жители и норовят то и дело сделать мое чучело и закидать его тухлыми яйцами. Когда я подал на них жалобу, власти не прислушались ко мне, но я-то знал, что им придется пожалеть о своем бездействии! И вот мои слова сбылись! - Это как? - удивился я. Я-то, грешным делом, решил, что власти зарились на сундук господина Кокнара. А гнусный старый пенек только рад был уличить меня в недогадливости. - Не догадаетесь, сударь! Дело-то серьезное! И касается оно беглого Жюссака! Я так и подскочил, едва не своротив головой притолоку. - Вы что, знаете, где он? - Точного места не знаю, а вот кто носит ему еду, выследил! У меня сердце упало, ей-богу! Как подумал я, что бедолага Гримо теперь в лапах у этого сморчка, так едва не расплющил его об стол. Кокнар между тем продолжил: - Представьте себе, еду носит ребенок! Мне так трудно было понять, как Гримо можно принять за ребенка, что вид у меня, должно быть, стал совсем растерянный, потому что сморчок уже хихикал вовсю. - Не ожидали, сударь? А я вот вижу его в подзорную трубу каждый день в одно и то же время! Я чуть было не брякнул, что этого не может быть, потому что он ходит только по ночам, но вовремя прикусил язык. Наконец-то до меня дошло: старый проныра говорит вовсе не о Гримо! Я же сам видел того, второго человека на дереве! Значит, Кокнар выследил его посыльного! - Да это, наверное, сын кого-нибудь из пастухов, - небрежно сказал я, стараясь ничем не выдать своей радости. - Вы так думаете? - Кокнар мигом окрысился. - А что он тогда все озирается по сторонам, будто выслеживает кого? - Это подозрительно, - поспешно согласился я. - И потом, он все время направляется к Черному пруду. А там никаких стад не пасут! Все сходилось. Значит, ребенок и в самом деле ходит к таинственному незнакомцу. Что ж, пора и мне нанести ему визит. Я распрощался с Кокнаром и отправился прямиком к лесу, раскинувшемуся за Черным прудом. Настала пора выяснить, наконец, тайну этого странного любителя порхать ночами по верхотурам без веревочных лестниц! Уже темнело, когда я отыскал, наконец, в лесу небольшую пещерку. Едва войдя под ее свод, я понял, что она обитаема: в углу лежало свернутое походное одеяло, на камне стоял огарок свечи, а рядом в сгущающейся темноте белел листок бумаги. Я поднял его и с трудом разобрал детские каракули: "Обжора потащился к Бражелону". Надо же, я, оказывается, вполне мог повстречать возле дома Мари Мишон таинственного Обжору, тоже как-то замешанного в этом деле! Солнце уже садилось, и я исполнился решимости дождаться обитателя пещеры. Я вытащил шпагу из ножен и затаился в ожидании. Было уже совсем темно, когда снаружи послышались чьи-то легкие шаги. Вот они будто замедлились на миг, затем снова стали приближаться. Я поудобнее перехватил шпагу, и тут снаружи послышался голос, так хорошо мне знакомый: - Портос, дружище, не будет ли вам угодно вложить шпагу в ножны и посидеть здесь со мной на свежем воздухе? Особенно если у вас припасена с собой еще одна такая же бутылка вашего любимого бургундского, вроде той, которую вы кинули здесь возле входа!
M-lle Dantes: История 9, В КОТОРОЙ АРАМИС РАСКРЫВАЕТ ТАЙНЫ, А СОБАКА ДАЁТ О СЕБЕ ЗНАТЬ - Арамис! - завопил я. - Дружище!!! Да, это был Арамис, и смотрелся он в своём дорожном костюме не менее элегантно, чем в гостиной какой-нибудь герцогини. Даже манжеты у него были накрахмалены. Я тут же выбежал наружу и крепко обнял его. - Полегче, полегче, Портос, вы меня придушите, - со смехом сказал он. - Вот уж не ожидал, что вы обнаружите моё убежище. Должно быть, вы заметили меня в ту ночь, когда я так легкомысленно позволил луне светить себе в спину на старом вязе. - И не только, - ответил я. - Тут за вами кое-кто наблюдает. - А-а! Старикашка судейский с подзорной трубой? Я так и думал. Мы вошли в пещеру, и Арамис поднял листок бумаги: - Ага, Джонни уже побывал здесь. Так вы ездили повидаться с мадемуазель Мари Мишон? - Откуда вы знаете? От Обжоры? Арамис снова рассмеялся. - Друг мой, будьте снисходительны к моему помощнику. Он не слишком... хм... куртуазен, зато наблюдателен. - Спасибо за комплимент, но на здешнем шпинате не очень-то пообжорствуешь, - проворчал я. - А я-то думал, что вы готовитесь к принятию сана. - Я и хотел, чтобы вы так думали. - Ну, знаете, Арамис! - я так и вспыхнул. - Это уже не по-мушкетёрски! Вы что, мне не доверяете?! - Ради бога, дорогой Портос, - Арамис положил мне руку на плечо, - я вовсе не хотел вас обидеть. Я должен распутать эту историю, не возбуждая подозрений. А дело наше, между прочим, даст сто очков вперёд любой придворной интриге. А здесь я очень уютно устроился и ничем не связан. Я привёз с собой Джона Френсиса - помните того мальчугана, который помогал нам обыскивать трактиры? Он меня великолепно обслуживает. Вы же знаете мои скромные пристрастия - кусок миндального мыла, батистовый платочек... К тому же Джонни - это лишняя пара глаз, весьма зорких, и пара ног, весьма быстрых. Правда, малыш потребовал купить ему новый пистолет и показать живую собаку Ла Феров. - А мои отчёты? - я вспомнил, сколько просиживал над каждым из них. - Значит, я писал их впустую? - Что вы! Джонни забирал их прямо с почты и относил мне. Так что я в курсе всех событий. А теперь расскажите мне о визите к прелестной белошвейке. Мы сели на поваленное дерево, достали фляжку, и я рассказал Арамису все подробности разговора с Мари Мишон. - Понятно, - заключил Арамис. - Она, конечно, скрыла самое важное, но ваш рассказ мне очень помог. Я, в частности, не знал, что она собирается в Париж. Ну, а теперь я в награду за ваши письма тоже поделюсь с вами кое-какими фактами. Известно ли вам, что Мари Мишон в большой дружбе с де Бейлем? Они встречаются, обмениваются письмами... - Первый раз слышу. А что это нам даёт? - Как что? Это прекрасный козырь в наших руках, который можно использовать против жены де Бейля. - Жены?! - я чуть не свалился с бревна. Из всех моих знакомых де Бейль был последним, кого я мог представить женатым - ну, учитывая, что в последнее время произошло с Атосом. - Да, именно. Жак и Анна де Бейль тайно обвенчаны. - Но как вы догадались? - В первой беседе с вами этот субъект увлёкся и выболтал вам подлинный факт из своей биографии. То, что касается Тамплемарского монастыря. Ведь найти во Франции аббата проще простого. Я навёл справки и выяснил, что в этом монастыре действительно произошла крупная кража. Но при этом у тамплемарского священника никогда не было сестры, зато после кражи он скрылся вместе с молоденькой послушницей, которая, вероятно, была его сообщницей. А вскоре в соседнем графстве была обвенчана супружеская пара - фамилия у них была другая, но по описанию они похожи на нашу парочку. - Тогда понятно, почему его так разозлили ухаживания Атоса... Но к чему всё это? - Спросите лучше, к чему всё это ведёт, - задумчиво сказал Арамис. - И я вам отвечу: к убийству. К тщательно продуманному и хладнокровному преступлению... Но об этом позже. Я и сам знаю далеко не все обстоятельства. Но скажу точно: собака существует, и на вашем месте я бы не оставлял Атоса одного... В эту минуту откуда-то из лесу донёсся истошный вопль, а чуть позже - низкое, глухое, злобное рычание. - Вы слышите?! - Арамис вскочил. - Это собака! Бежим, мы можем опоздать! Мы вскочили и бросились в лес, ломая кусты и оскальзываясь на мокрых гниющих листьях. Крик прозвучал ещё несколько раз, а потом вдруг оборвался, сменившись шумом падения. Вскоре мы с Арамисом оказались на краю глубокого оврага. Я заглянул вниз и еле удержался на ногах: на дне оврага виднелось светлое пятно - палевый дорожный плащ Атоса. О том, что я почувствовал в эту минуту, страшно даже вспоминать. Помню только, что в глазах всё поплыло, а грудь сдавило адской болью. - Тысяча чертей! - Арамис сжал кулаки. - Что ж я медлил! - Зачем я оставил его одного! - простонал я. - Теперь нам придётся доказывать, что... что обе смерти в Ла Фере связаны с собакой! Но, клянусь распятием, он от меня не уйдёт! Мы медленно спустились в овраг. У меня впервые в жизни подкашивались ноги. Арамис приподнял край плаща, и вдруг, к моему крайнему изумлению и ужасу - расхохотался: - Чёрт подери! Как, вы ещё живы, господин де Жюссак?
Джоанна: В первый момент я подумал было, что Арамис слишком перетрудился, занимаясь и расследованием, и диссертацией, но тут лежащий человек приподнялся, повернул голову, и на меня уставилась физиономия нечестивого поедателя утиных ножек. - Черт бы вас побрал, де Жюссак! - вскричал я, с трудом приходя в себя о потрясения. - Что вы здесь делаете? - Вы, как всегда, блещете догадливостью, дю Валлон, - огрызнулся де Жюссак, с трудом поднимаясь на ноги. - Лежу на земле, как видите! Где это чудовище? - Вы про собаку? - быстро спросил Арамис. - Если это можно назвать собакой, - произнес де Жюссак, и в голосе его слышался такой ужас, что даже мне стало не по себе. Арамис огляделся. - Должно быть, убежала. Де Жюссак покачал головой. - Я думал, что смогу скрыться хотя бы здесь, так нет же! Там - памфлетисты, здесь - чудища... Я не знаю, куда мне податься! - Какие памфлетисты? - осведомился Арамис. - Признаться, я давно хотел узнать, почему вы прячетесь здесь. Ведь обвинения, выдвигаемые против вас с Париже, не настолько серьезны, чтобы стоило ради них терпеть такие лишения! - Дело не в обвинениях! - с отчаянием воскликнул де Жюссак. - Меня шантажируют! Мне угрожают, что, коли я появлюсь в Париже, там тут же выпустят памфлет, в котором... - Он внезапно побагровел так сильно, что я встревожился, не хватит ли его апоплексический удар. - В котором... Я и... Про меня и... Что я и... - Ах, вот в чем дело, - невозмутимо проронил Арамис. - Ну, в таком случае, мой милый, вам лучше всего было бы бежать в Испанию, там эти памфлетисты уж точно до вас не доберутся. Ступайте в мою пещеру, скоро я вернусь и дам вам письмо, с которым у вас в Испании не будет никаких проблем. Бормоча благодарности, де Жюссак поплелся в пещеру. Арамис, нахмурившись, вглядывался в темноту. - Проверим, действительно ли эта тварь убралась, - процедил он и двинулся вперед. Я пошел следом, то и дело оглядываясь на пещеру, в которой скрылся де Жюссак. - Я ничего не понял, Арамис, - пожаловался я. - Что это за памфлет, из-за которого дворянин готов скакать по лесу, как заяц? - Да это про них с д'Артаньяном, - все так же невозмутимо пояснил Арамис. - Бедолага думает, что хоть кто-то об этом не знает... Смотрите, Портос! Что это? Неужели он сам? Нет, какова дерзость!.. Я в изумлении уставился туда. куда он смотрел, уверенный, что сейчас увижу д'Артаньяна. Однако из темноты нам навстречу шагнул де Бейль.
M-lle Dantes: - Ради бога, Портос, ни слова о собаке! - шёпотом предупредил Арамис. Он как будто читал мои мысли: мне как раз пришло в голову спросить, не видели ли натуралист проклятую зверюгу. - Добрый вечер, господин дю Валлон, - поздоровался де Бейль как ни в чём не бывало. - А вы - господин д'Эрбле? Я вас сразу узнал. - Какая догадливость, - с иронией заметил Арамис. - Мы вас ждали с самого приезда графа. Я де Бейль, его сосед... - Тут он посмотрел вниз и охнул: - Святая пятница! Что здесь произошло? Ведь это, кажется, плащ графа де Ла Фер? Действительно, на земле лежали шляпа и плащ Атоса. Видимо, Жюссак так торопился убраться в пещеру, что в спешке бросил их. - Никакого графа де Ла Фер здесь не было, - сказал Арамис. Натуралист вздрогнул и вытаращил глаза, как будто проглотил полфунта нуги, способной склеить челюсти крокодила. Ему стоило немалых усилий взять себя в руки. - А... а кто оставил эти вещи?.. - пробормотал он. - Это был Жюссак, беглый шпион кардинала, - невозмутимо ответил Арамис, поправляя манжету. - Мы с Портосом прибежали на крик, но он, видимо, испугался нас и унёс ноги. - А я на этот крик и вышел из дому. Я беспокоился за графа де Ла Фер. - А при чём тут граф? - резко спросил Арамис. - Ну... он обещал навестить нас сегодня вечером. Я и подумал, что по дороге с ним случилась беда. А скажите, - его кофейные глазки бегали из стороны в сторону, - вы больше ничего не слышали? - Нет, а что, должны были? - Ах, вы же знаете, у нас тут ходят легенды о призрачной собаке, которая преследует род Ла Феров. Я, конечно, не верю в эти выдумки, но... чем чёрт не шутит! А вы, господин дю Валлон... по-прежнему не верите... в собаку? - Нет, мы не верим, - ответил за нас обоих Арамис. - А почему же, как вы думаете, этот Жюссак поднял такой крик? - Верно, решил, что за ним явились гвардейцы, и побежал куда глаза глядят, пока не скатился в овраг. - Что ж... скорее всего, так и было. А что же вы думаете обо всех этих событиях, господин д'Эрбле? - Я думаю, что здесь мне делать нечего, - сказал Арамис. - В любом деле нужно опираться на факты, а не на мифы. А с этим делом у меня ничего не выходит. Поэтому завтра мы с дю Валлоном уезжаем в Париж с неприятным осадком в душе. Я открыл было рот - сообщение моего друга было для меня полной неожиданностью - но вовремя почувствовал толчок в рёбра и промолчал. - Жаль, очень жаль, - покачал головой натуралист. - Ну что ж, господа, прощайте. - Ну и выдержка у этого негодяя! - признался Арамис, провожая глазами удаляющегося де Бейля. - Не ожидал. Жаль, конечно, что он увидел меня, но ничего не попишешь. Теперь главное - не допустить, чтобы он затаился, и заставить его играть в открытую. - Но постойте! - от обилия догадок у меня даже голова разболелась. - Если получается, что он и есть наш таинственный убийца - почему бы не повесить его на первом суку?! - Без суда и следствия? Это недостойно дворянина. А что мы могли бы предъявить суду? В том-то и дело, что ничего! Попробуйте-ка добиться показаний от собаки! Разве это поможет нам привести её хозяина на Гревскую площадь? - Но ведь граф Альбер... - Поймите, Портос, ничего не указывает на присутствие собаки! Она ведь даже не укусила его. А следов никто не видел, кроме де Тревиля. - Ну, а нападение на Жюссака? Он же видел собаку? - Полноте, какой из Жюссака свидетель? Насколько я его знаю, он уже собрался за ночь доскакать до испанской границы. Да и потом, опять нет ни одного следа собаки. Нет, Портос, нам нужен план, и кроме того, надо найти ответы ещё на много вопросов. Например, почему собаку выпустили в лес сегодня ночью? И как Жюссак разглядел её в темноте? И самое главное - каковы побуждения преступника? Но на это, слава богу, время есть, и я думаю, сейчас нам стоит встретиться с Атосом и хорошенько поужинать.
Джоанна: Атос не столько удивился, сколько обрадовался при виде Арамиса. Оно и понятно: я чувствовал, что скоро и сам перестану чему-либо удивляться. - С тех пор, как вы уехали, дю Валлон, я пропадаю с тоски, - сказал мне Атос. - Пришлось сидеть дома, хотя де Бейль прислал записку, приглашая меня к себе. - Я не сомневаюсь, что вы весело провели бы время, - заметил Арамис. - Тем более, что господин де Жюссак, имевший неосторожность прогуливаться по лесу в вашем плаще, до сих пор, вероятно, резво скачет в сторону испанской границы. Гримо при этих словах едва не выронил тарелки, которые расставлял на столе. - Кстати, дружище, - обратился я к нему. - Ежели вы приготовили этому прохвосту на ужин утиные ножки, то можете смело подавать их нам: де Жюссака им все равно не догнать. - Расскажите лучше, как обстоит наше дело? - спросил Атос. - Дю Валлон, вероятно, рассказывал вам, что нам довелось услышать у Черного Пруда? Это не пустое суеверие, собачий вой я не спутаю ни с чем! - Дело запутанное, но оно скоро разрешится. Однако я требую слепого повиновения, без всяких "зачем" и "почему"! - Как вам будет угодно, Арамис! - Если вы соглашаетесь на это, то мы скоро... Внезапно Арамис осекся на полуслове и устремил взгляд куда-то поверх моей головы. Я поспешно пригладил волосы, но, как оказалось, Арамиса озаботила отнюдь не моя прическа. - Простите, но я не мог сдержать свой восторг, - сказал он, показывая на картины, висевшие на противоположной стене. - Неправы те, кто утверждает, что мне близки одни библейские сюжеты. Вот эта картина просто бесподобна. - А, это и есть наше фамильное предание, - усмехнулся Атос. - Перед вами родоначальник наших бед, Юг де Ла Фер, похищающий свою прелестную сабинянку. - Замечательное композиционное решение, - заметил Арамис. Весь остальной вечер Арамис говорил мало, взор его все время возвращался к картине, и я уже стал удивляться, с каких это пор мой друг стал уделять нарисованным красоткам больше внимания, нежели настоящим. Загадка разрешилась, когда Атос, наконец, удалился к себе. Арамис захватил свечу и вместе со мной подошел к картине. - Вы ничего не замечаете? - Да что вы, дружище, - отмахнулся я. - Ничего общего с госпожой Кокнар. - В этом вы правы. Но подождите минутку! И он закрыл согнутой рукой растрепанные волосы и простенькое крестьянское платье пленницы. - Силы небесные! - воскликнул я вне себя от изумления. С полотна на меня смотрела Анна де Бейль.
M-lle Dantes: История 10, В КОТОРОЙ ПОЯВЛЯЕТСЯ СОБАКА И ЕЩЁ МНОГО НЕОЖИДАННОСТЕЙ - Вот так начнёшь изучать старинные портреты и уверуешь в переселение душ, - задумчиво прокомментировал Арамис. - Значит, она потомок той девушки... Но что это нам даёт? - Как, разве вы ещё не поняли? Она и стоит за всем этим! - А как же де Бейль? - Не более чем пешка в её руках, - покачал головой Арамис. - Вряд ли она вспомнит о нём при дележе добычи. - Какой такой добычи?! - я схватился за голову. - Поместья, чего же ещё? Вопрос в том, как она собирается этого добиться. Можно, конечно, предположить, что отношения Юга и его прелестной пленницы не ограничились едой и питьём. Впрочем, легенды почти никогда не опускают столь важных подробностей... Постойте! Вот что, Портос: много ли Атос пьёт сейчас хересу? - Пожалуй, больше, чем обычно, - вспомнил я. - Этого я и боялся, - Арамис помрачнел. - Стрелы Амура, херес, мрачные пейзажи, беглый Жюссак... Плюс к тому - смерть дядюшки и фамильное предание, которое так и норовит показаться на глаза! Скверно. Очень скверно. Она всё продумала. Такого испытания не то что для Атоса, а и для графа де Ла Фер будет слишком много! Вот тут мне в первый раз стало не по себе. - Что же нам делать? - спросил я. - Сегодня - выпить ещё по бокалу доброго бургундского и отправляться спать, - ответил Арамис. - Завтра нам понадобятся ваши мускулы. У меня есть план, и я намерен привести его в действие. Утом, когда я вошёл в столовую, Арамис был уже там и расхаживал по комнате с видом его величества, обсуждающего план осады Ла-Рошели. - А, Портос! - приветствовал он меня. - Ну как, готовы раскрыть нашу маленькую загадку? - Лично я к вашим услугам, - заглянул в дверь Атос. - Надеюсь, сегодня мне не придётся сидеть в четырёх стенах? - Наоборот, - ответил Арамис. - Можете отправляться к вашей очаровательной Анне. Но вы не забыли, что от вас требуется полное подчинение? У Атоса есть приятное свойство: если кто-нибудь другой (чаще всего д'Артаньян) принимает решения, он никогда не возражает и повинуется. - Хорошенько запомните мои инструкции, - продолжал Арамис, - потому что после завтрака мы с Портосом на пару дней уедем в Париж. - Уедете? - огорчился Атос. - Но ведь нам всё удавалось, когда нас было четверо! - Не переживайте, нас будет четверо, - успокоил его Арамис. - А пока запоминайте. В гости вы поедете в карете. Потом отошлёте Оливена домой и скажете, что пойдёте домой пешком. - Пешком? Мимо Чёрного пруда? Но вы же сами говорили... - Сегодня можете идти. Я рассчитываю на вашу храбрость. Помните только об одном: никуда не сворачивайте с тропинки, которая ведёт от дома де Бейлей по берегу пруда и до дубовой рощи. Едва наши кони выехали за ворота замка и оказались в дубовом лесу, я тут же набросился на Арамиса с расспросами: - Мы что, так и поедем в Париж? И бросим Атоса? И что вы, в конце концов, задумали? - Успокойтесь, Портос! Давайте по порядку. Ни в какой Париж мы, естественно, не собираемся. О плане поговорим попозже. А наш путь сейчас лежит в Бражелон, к прелестной белошвейке Мари Мишон. Если она узнает, что де Бейль женат, она наверняка не станет больше покрывать их с Анной тёмные делишки.
Джоанна: Мари Мишон сидела у себя за работой. Арамис приступил к разговору с такой неиезуитской прямотой, что у нее широко открылись глаза от изумления. - Я расследую обстоятельства смерти графа Альбера де Ла Фер, - начал он, - и мой друг господин дю Валлон передал мне все, что вы сообщили об этом деле, и о чем предпочли умолчать. - О чем же я умолчала? - спросила Мари Мишон, поедая моего друга таким взглядом, каким я обычно поедаю пулярку в винном соусе. - О связи между убийством графа Альбера и назначенной вами встречей. Да, я не оговорился: речь идет об убийстве, и улики по этому делу таковы, что ответственность за него понесет не только ваш друг де Бейль, но и его жена. Во время последовавшей сцены я тихонько стоял в уголке, обдумывая, не способна ли, часом, на подобные проявления ревности и моя несравненная госпожа Кокнар. Арамис всем своим видом изображал живейшее сочувствие, аккуратно поднимал и ставил на место все опрокинутые Мари Мишон предметы, и, наконец, получил от нее полное подтверждение и того, что она написала под диктовку де Бейля письмо с просьбой выхлопотать ей какую-нибудь придворную должность, и того, что сам же де Бейль отговорил ее приходить на свидание, заявив, что перестанет уважать себя, если ее представит ко двору кто-нибудь другой. - Ну вот, мало-помалу все выясняется, туман редеет, - сказал Арамис, когда мы направлялись к тому месту, где была назначена встреча с д'Артаньяном, мчавшимся из Парижа нам на подмогу. - Только, прошу вас, друг мой, не говорите нашему пылкому гасконскому юноше, что здесь был де Жюссак. Не успел Арамис произнести эти слова, как из-за поворота на взмыленном скакуне цвета омлета вылетел д'Артаньян, собственной персоной. Оставшееся свободное время мы, к моей неописуемой радости, посвятили обеду, а затем, когда уже стемнело, направились к Черному пруду. Над прудом стлался туман. Заметив это, Арамис досадливо прищелкнул языком. - Плохо дело. Туман - единственное, что может нарушить мои планы. Если Атос не появится через четверть часа, тропинку затянет туманом. Белесоватая дымка расползалась все больше, заставляя нас отступать все дальше от дома де Бейлей. Арамис опустился на колени и приложил ухо к земле. - Слава богу! Кажется, идет! Мы забрались в кусты и, осторожно выглядывая оттуда, смотрели на мутно-серую стену тумана. Вот из-за этой завесы выступил тот, кого мы ждали. Атос быстрыми шагами шел вперед, время от времени оглядываясь через плечо. Тсс! - шепнул Арамис, взводя курок пистолета. - Смотрите! Вот она! В самой гуще подползающего к нам тумана послышался дробный топот. Вдруг лицо Арамиса преобразилось: на нем отразилось изумление, смешанное с неподдельным суеверным ужасом, свойственное кому угодно, но не воспитаннику иезуитов. Д'Артаньян выругался да так и остался стоять с раскрытым ртом. Атос оглянулся и застыл в оцепенении при виде несущегося на него чудовища. Да! Это была собака, огромная, черная, как смоль. Но такой собаки никто из нас еще не видывал. По ее загривку переливался огонь, глаза метали искры, а на лбу пылало изображение лилии. Ослабевшей рукой я поднял пистолет, но стоило мне прицелиться, как вдруг что-то сильно стукнуло меня по затылку. По-моему, это был камень. В любом случае, я промахнулся. - Не смейте в нее стрелять! - завопил чей-то голос. - Фу! Стоять! Ко мне!
M-lle Dantes: К нашему непередаваемому изумлению, страшная тварь остановилась как вкопанная. - Тысяча чертей! - рявкнул я, оборачиваясь и потирая свободной рукой затылок. За спиной у меня обнаружился не кто иной, как маленький помощник Арамиса. Только на этот раз за поясом у парнишки торчал пистолет - чуть поменьше его самого, а мордашка так и полыхала от негодования. - Мы так не договаривались! - выпалил Джонни. - Вы мне обещали показать живую собаку Ла Феров, а не стрелять в неё. Я так не играю! - Но, чёрт подери, эта каналья чуть не слопала нашего друга! - взревел д'Артаньян. - Ну так не слопала же! - упрямый мальчишка подбежал к собаке и обхватил её мощную шею. - Я её теперь никому не отдам! Сообразив, что собака - по крайней мере, пока - опасности не представляет, мы занялись Атосом. К счастью, наш друг был цел и невредим и даже сам взял у меня из рук флягу с бургундским. - Вы здесь?.. - с удивлением спросил он. - И вообще, что тут происходит? - Житие Франциска Ассизского на новый лад, - криво усмехнулся Арамис. - Смотрите сами. Мы все обернулись, чтобы рассмотреть невиданную собаку. Это была, по всей вероятности, какая-то помесь - поджарый чёрный пёс величиной с хорошего пони. Её морда и пасть всё ещё мерцали чуть синеватым призрачным светом. И хотя мальчишка рядом с ним больше походил на рассерженный одуванчик, нежели на посланца небес, картина в итоге получилась впечатляющая, если добавить, что руки Джонни тоже светились в темноте. - Что это ещё за чертовщина? - изумился д'Артаньян. - Фосфор, - пояснил Арамис. - Хитрый состав, без запаха, чтоб у собаки не исчезло чутьё. Ну что ж, малыш, - обратился он к Джонни, - если ты проследишь, чтобы собака больше никого не трогала, можешь забрать её себе. А нам, друзья мои, надо искать злоумышленников. Как ни крути, а именно наш юный отщепенец сорвал их замысел. Подозреваю, они уже уносят ноги. - Но что же, чёрт возьми, они собирались со мной сделать? - воскликнул Атос. - Неужели в самом деле сожрать? - Не думаю, - отозвался Арамис. - Скорее всего, только напугать до полусмерти. А как только вы бы перестали соображать, что с вами происходит... Впрочем, сейчас мы узнаем наверняка. Подозрения Арамиса оправдались. В домике де Бейлей мы никого не нашли. Распахнутая дверь хлопала на ветру; в комнате горели свечи и лежала на столе куча бумаг. Арамис поднял верхний лист. - Так я и думал, - заметил он. - Это дарственная. Если бы вы, дорогой Атос, в ступоре подписали эту бумагу, то не только замок Ла Фер и земли, но и вы сами со всеми вашими потрохами перешли во владение Анны де Бейль. Я хотел было спросить, на что Анне потроха Атоса, но тут из сада донёсся чей-то не то стон, не то вздох. Мы бросились на звук и обнаружили Анну де Бейль собственной персоной, привязанную к стволу чахлой осины. Во рту у неё торчал кляп, а шею обвивала ременная петля. Свободный конец ремня был перекинут через сук над головой девушки. - Мерзавец! - Атос отпихнул меня и кинулся её развязывать. - Портос, у вас есть ещё вино? Что за подлец - хотел повесить женщину!.. - Право, Атос, вы невыносимы с вашим вечным благородством! - проворчал, кусая усы, д'Артаньян. Анна де Бейль с трудом открыла глаза. - Он убежал? Спасся? - От нас не убежит, - заверил её Атос. - Слава богу! - она красноречиво вздохнула. - Вы видите, что Жак со мной сделал? Я хотела помешать его адскому плану, но он решил от меня избавиться! Если бы не вы, он бы повесил меня... - Кончайте притворяться, если не хотите, чтоб мы это сделали вместо него! - жёстко сказал Арамис. - Отпираться бесполезно - мы нашли бумаги. Куда сбежал ваш сообщник? - Почему вы меня обвиняете?! - Анна воздела руки к небу. - Это он убийца! - Чёрт возьми! - я тоже потерял терпение. - Тут и последнему гвардейцу ясно, что вы хотели избавиться от Атоса! - Если бы я хотела избавиться от него... - со вздохом произнесла Анна. - Но я знаю, где Жак! Он может быть только в одном месте. В камышах на краю болота у него привязана плоскодонка. На ней он собирался пересечь болото и скрыться в лесу. Ах, почему я её не продырявила?! - Что-то мне подсказывает, что вы это и сделали, - процедил сквозь зубы Арамис. - Бежим! Портос, замотайте эту дамочку в свой плащ и не выпускайте!
полная версия страницы