Форум » Крупная форма » Житие НЕсвятого Рене, история вторая. Текст переработан! » Ответить
Житие НЕсвятого Рене, история вторая. Текст переработан!
Джулия: История вторая, повествующая о пикардийском гостеприимстве Аббат д`Эрбле возвращался из поездки. Для него это была первая длинная поездка по делам Ордена – две недели отлучки, несколько городов. Вкус тайны, который присутствовал в каждом сказанном слове. И - опьянение властью, которую он получил. Личная власть была невелика, можно сказать – совсем отсутствовала. Но зато велик был Орден. Имена, которые приходилось упоминать, заставляли местных агентов бледнеть и подобострастно склоняться перед посланцем из Нанси. Д`Эрбле мог считать себя опытным путешественником. Во времена службы в мушкетерском полку ему довелось принять участие в нескольких военных кампаниях. Поэтому нынешняя поездка доставляла ему удовольствие. Чаще всего он ночевал в придорожных трактирах, был сыт, в кармане лежал туго набитый кошелек. Иногда перепадали подарки судьбы в виде ночлега на мягкой чистой кровати в каком-нибудь замке. Как было не вспомнить события не столь давние, когда компания мушкетеров его величества зачастую путешествовала, не имея достаточно денег, чтобы оплатить ночлег в придорожном трактирчике! Они находили стог сена, сарай, симпатичную полянку в ближайшей роще, укрывались плащами, ели простой крестьянский хлеб – и были счастливы. Потому что были вместе. Чем дальше, тем больше Рене д`Эрбле, которого в те счастливые имена называли Арамисом, убеждался в ценности былой дружбы. Пожалуй, он жалел о своем решении уйти из полка… но это было не его решение. Он ввязался в чужую игру, большую серьезную игру – и его счастье, что отцы иезуиты выручили его в критический момент. Он просто исчез. Ради собственной и чужой безопасности он не имел права даже в письме открыть свое местонахождение. Ему было дано разрешение только написать рапорт об отставке, который верный человек отвез в Париж. Впрочем, нет. Тот же верный человек взялся доставить записку и для Атоса, о которой святые отцы не знали. Арамис не мог не сообщить верному другу свой адрес в Нанси. Ответа он не ждал, прекрасно понимая, что Атос свяжется с ним только в случае крайней необходимости. После рукоположения он написал Атосу еще раз. Письмо нашло адресата. В конце осени 1632 года Арамис получил послание, написанное твердым ровным почерком. Атос в немногих словах рассказывал о том, что он только что оставил службу и поселился в своем поместье близ Блуа. С тех пор они обменялись всего парой писем: Арамису было некогда, Атосу, видимо, тоже. Он сразу упомянул о том, что поместье находится в крайне запущенном состоянии, почти не приносит дохода и требует крепкой хозяйской руки. Портос… вот у кого все в порядке! Женившись на своей состоятельной возлюбленной, г-н дю Валлон наверняка предпочитает тихую сельскую жизнь и не покидает пределы своего поместья. Вот у кого в делах царит идеальный порядок! Достойный великан всегда не скрывал, что ему по душе покой и уют. Теперь он обрел свое мирное счастье и не считает каждое су. Лишь только д`Артаньян продолжает до сих пор носить лазоревый плащ мушкетера. Быть солдатом, вечным скитальцем без гроша в кармане – это удел немногих. Если вдуматься, то г-н д`Эрбле сейчас – почти такой же солдат и скиталец. Разве что на нем не плащ, а сутана, шпага привычно не оттягивает левый бок – ее заменил длинный острый кинжал, спрятанный под плащом. Да еще у аббата д`Эрбле имеются какие-никакие деньги, которых не было у мушкетера Арамиса. Он путешествует не по своим делам, а по делам Ордена – но он сам волен выбирать себе дорогу от одного города к другому. Три года, которые он безвылазно просидел в опостылевшем Нанси, вновь вернули ему тягу к приключениям. Он мог при желании передвигаться по всей Франции – только окрестности Парижа оставались опасны для него. Но в Париж он и не собирался. Ему хватало Лотарингии, Нормандии, Пикардии… Он мало знал эти провинции раньше, и теперь с удовольствием знакомился с новыми местами. Ощущать себя птицей, у которой вновь есть крылья – чувство, не сравнимое ни с чем.
Ответов - 21, стр:
1 2 All
Джулия: На сей раз аббат д`Эрбле ехал в сторону Нуайона. Ветерок трепал темно-фиолетовый плащ за его плечами. Лошадь, которую аббат выбрал для путешествия, отлично чувствовала радостное настроение хозяина, и давно просилась перейти в галоп. Рене не выдержал в тот момент, когда на дороге показались две милые крестьяночки. Они засмотрелись на статного всадника - и аббат, ощутив себя прежним мушкетером, дал шпоры лошади. Скакун, заржав, рванулся вперед. Он пронесся мимо девушек, помчался дальше. Аббат даже позволил себе такое мальчишество, как смех без причины. Просто он был еще молод, чувствовал себя полным сил и энергии, день так замечательно начался, сияло солнце… Пикардия оказывалась куда более ласковой и солнечной землей, чем Лотарингия. Зелень придорожных рощ и лощин радовала глаз своей пышностью и насыщенным цветом. Ни угрюмых замшелых валунов, ни ощущения строгости. Напротив – все живо, ярко, сочно. Здесь была иной не только природа, но и люди. Они умели улыбаться, умели радоваться. Никто никуда не гнал ни человека, ни коня – они сами были рады скорости. Радость прервалась неожиданно. То ли солнце напекло темные локоны аббата, то ли он слишком мало спал нынче ночью, стремясь преодолеть как можно большее расстояние – но у д`Эрбле вдруг потемнело в глазах. Он машинально натянул поводья – бесполезно. Благородное животное лишь всхрапнуло… и вознамерилось направиться напролом, через перелесок. Последнее, что увидел аббат – это то, что прямо на пути растет огромный вяз. Потом наступила темнота беспамятства… …Крестьянки не успели отойти за поворот дороги. Они видели, что случилось. Видимо, незадачливому всаднику срочно требовалась помощь. Одна девушка побежала к упавшему дворянину, друга принялась громко звать на помощь. За перелеском работали на поле люди, недалеко находилось поместье одного из местных дворян. Кто-нибудь, да услышит. Кричать пришлось недолго. По дороге ехала карета. Видимо, кучер получил распоряжение остановиться, потому что тяжелый, весь изукрашенный позолоченной резьбой экипаж в какой-то момент замер на месте. Из окна высунулась голова молодого мужчины весьма привлекательной наружности. По пикардийским меркам он и вовсе мог считаться совершенным красавцем: румянец во всю щеку, роскошные кудри цвета спелой пшеницы, густые усы, тщательно завитые и напомаженные на кончиках; все черты лица крупные и довольно выразительные. - Что случилось, милая? – спросил дворянин, покручивая ус. Девушка склонилась в низком поклоне, поскольку узнала своего господина. - Беда, сударь. Мы с Мари идем с мельницы. Только что мимо нас проехал всадник, по виду – дворянин. Незнакомый. У него, видно, лошадь понесла. Он вон там. Лошади не видно, а сам он лежит на земле. Лошадь его о дерево ударила. Ежели не покалечился сильно, так счастье будет. А мы так думаем, что покалечился, и сильно покалечился. Треск даже здесь слышно было. Ох, он и ударился… - Жан, трогай. Ты, - дворянин обратился к девушке, - садись-ка на козлы к Жану и покажи, где это место. Я не могу оставить в беде человека благородного. Карета вновь тронулась с места. И на козлах было прекрасно слышно, как красавца с роскошными усами распекает женский голос: - Мы опоздаем теперь к обеду. Дорогой мой, неужели вас всерьез заботит судьба человека, которого вы вовсе не знаете? - Долг чести одного дворянина оказать помощь другому дворянину. Все так поступают! – важно и серьезно ответил мужчина. – Вам, моя милая, понравилось бы, если бы со мной случилось подобное – и меня оставили беспомощным умирать у дороги? Видимо, дама не нашла что возразить. Проехав примерно с четверть лье, экипаж вновь притормозил.
Джулия: Представительный господин выскочил из кареты – он прекрасно видел, что вторая девушка уже оказывает пострадавшему дворянину необходимую помощь. Злополучный вяз рос в каких-то десяти или пятнадцати шагах от дороги. Господин из кареты преодолел это расстояние за три прыжка. Крестьянка едва не плакала. Она никак не могла привести в сознание пострадавшего дворянина. Он лежал на земле, правая нога была странно, неестественно подвернута. Песок и трава испачкали его камзол и перчатки. На виске начинала запекаться рана: кровь уже не сочилась, но, судя по всему, удар вышел сильный. - Он жив? – пророкотал подбежавший господин. - Да, ваша милость! – пробормотала девушка. – Он дышит. Господин из кареты пригляделся к бледному лицу незнакомца. И тихо ахнул, прижав к лицу ладонь. - Святое чрево! – вырвалось у него. – Быть не может! Некоторое время он простоял молча, чуть покачиваясь из стороны в сторону. Видимо, он не мог поверить какому-то очевидному, но совершенно невероятному факту. Затем быстро наклонился – движение вышло очень плавным и необычайно стремительным для человека высокого роста и внушительной комплекции, которыми обладал достойный дворянин, и, ни слова не говоря, осторожно подхватил пострадавшего на руки. - А как же ваша милость… - начала было девушка, но тут же прикусила язык. - Найдите его коня и приведите ко мне в поместье! – распорядился представительный дворянин. И на руках понес свою ношу к карете с такой легкостью, словно это был не взрослый мужчина, а ребенок… *** ...Ангелы небесные почему-то обсуждали цены на зерно. Их крайне заботило то обстоятельство, что овес подорожал. Ангелов было двое. Рене их не видел, но слышал. И еще он искренне удивлялся, что ангелы не спешат назвать его по имени. Может быть, он вообще застрял где-то по дороге не то в рай, не то в ад? Голова слегка кружилась, тело было легким, почти невесомым. - Анна, положи ему новую тряпочку на лоб. Ах, бедняжка… Лба коснулось что-то приятно прохладное. - Вы уже вызвали доктора? У второго ангела были маленькие пухлые ручки. И звонкий девичий голосок. Воображение почему-то само дорисовало пшеничного цвета волосы и россыпь веснушек на слегка вздернутом носике. Какая чушь! У ангелов не бывает веснушек! Но почему он так ясно видит, что они есть? И глаза у ангела цвета неспелого крыжовника… - Сударыня, он, кажется, приходит в себя! Изображение проявлялось с поразительной быстротой. Вот белый потолок с лепниной. Вот резные столбики кровати и роскошный балдахин. Вот золоченый шнур, который закрепляет полог на деревянной основе. А вот лицо. Не ангела. Вполне человеческое лицо рыженькой девчонки не старше восемнадцати лет. Девчонка явно камеристка своей госпожи. Какие милые ямочки на румяных щеках. И взор, полный невинного лукавства. Рене попытался улыбнуться. У него почти получилось. - Как вы себя чувствуете, святой отец?
Джулия: Другой голос, другое лицо. Лицо женщины, давно перешагнувшей уже границы молодости. Но тонкие, острые черты сохранили некую гармонию и приятность. Пожалуй, лет пятнадцать назад эта женщина была очень красива, если и сейчас продолжает оставаться привлекательной. Святой отец… к кому это она обращается? Он так плох, что позвали священника? - Святой отец, вы меня слышите? За спиной у чопорной дамы в чепце еле слышно прыснула в кулачок служанка. Она-то видела, что Рене попытался улыбнуться. - Да. В висках застучала кровь. Неприятное ощущение. Комната и лица вновь поплыли перед глазами. Он снова потерял сознание, а потому не увидел, как вызванный хозяевами лекарь быстро определил, что пациент получил сотрясение мозга и пару вывихов. Обморок спас Арамиса и от болезненных ощущений: пришлось вправлять правую ногу и кисть правой руки. Царапина на виске оказалась кровоточивой, но не опасной. - Две недели полного покоя! – строго сказал эскулап, покидая дом. Женщины поспешно закивали головами. Не так часто в поместье кто-то гостил подолгу. Так что стоило порадоваться тому, что ближайшие две недели скучно не будет... Второй раз господин аббат пришел в себя уже вечером. Рядом кто-то пыхтел и покашливал в сторону. Судя по звукам - кто-то большой и сильный. Рене открыл глаза – теперь уже осознанно, отдавая себе полный отчет в своих действиях. Нет, ему не почудилось: косые лучи закатного солнца на золоченой лепнине, шнур балдахина, резные столбики работы искусного краснодеревщика. Но удивительней всего было то, что Рене знал человека, который сидел у его кровати с бокалом вина в руках. Удивление было настолько сильным, что господин аббат даже привстал: - Портос?! Великан едва не уронил свой бокал на кровать. - Арамис, друг мой, вы в порядке? - Вполне, только не совсем понимаю, как здесь оказался! - Как вы здесь оказались? Черт возьми! Да где вы могли оказаться, если ехали по дороге, которая ведет прямо к моему замку? - Вашему замку? - Почему бы у меня не быть замку? – горделиво ответил Портос, покручивая усы. - Помнится, вы говорили про небольшое имение… - Это Атос говорил про небольшое имение. А у меня, мой друг, сами понимаете – у меня не может быть небольшого имения. Такому человеку, как я, нужен простор и размах. Я всегда мечтал о сельском домике и мирной жизни, но средства позволили мне приобрести нечто получше. Встанете с постели – я непременно устрою вам прогулку по окрестностям! - Разве я не могу встать? - Не можете. У вас вывих, мой друг… да-да, вывих… не огорчайтесь. Я по себе знаю, что это пройдет через две недели. У вас нет необходимости беспокоиться об оплате и о пропитании, как это делали мы с Мустоном… помните, в Шантильи? - Мустоном? - изумление аббата все возрастало.
Джулия: - О, да, – небрежно проговорил Портос, как обычно сообщают о вещи само собой разумеющейся. - Мушкетон по-прежнему служит у меня. Но я предпочитаю называть его по-домашнему. Госпожа дю Валлон не любит, когда при ней поминают что-то военное. - Госпожа дю Валлон? - Ну да. Вы забыли, что я женат? Кажется, Портос немного обиделся. Пришлось срочно исправлять положение. - О, нет! Как же я мог забыть, что вы счастливый муж богатой особы с положением в обществе! - Так вы ехали ко мне? – Портос просиял. – Специально ко мне? - У вас есть сомнения? - Нет, поскольку этой дорогой можно проехать только ко мне. Вас ввели в заблуждение, мой друг. Вы лежали как раз на развилке. Левая дорога привела бы вас совсем не туда. И почему вы не предупредили меня письмом? - Я хотел сделать вам сюрприз… Аббат, несколько опомнившись, решил, что не будет пока выяснять, остались ли при нем бумаги, которые он вез в Нанси. И вообще не будет упоминать про свои дела. Он ехал в гости? Отлично. Пусть будут гости. Чуть позже состоялось официальное представление хозяйке дома. Портос был бы рад, если бы этого действа удалось избежать. Его смущение было понятно: он представлял свою будущую супругу как знатную даму, состоятельную красавицу, и никто, кроме д`Артаньяна, не смог бы уличить его во вранье. Достойный Портос испытывал неловкость еще и потому, что госпожа дю Валлон неоднократно нелестно отзывалась о былых полковых товарищах своего восхитительного супруга. По ее глубокому убеждению, они заставляли бедняжку Портоса вести неправедный образ жизни… и излишне рисковать его драгоценным здоровьем ради сомнительных целей. К тому же так называемые «друзья» не прочь были вытянуть экю-другой из кармана своего излишне покладистого приятеля. Последний вывод г-жа дю Валлон сделала самостоятельно, на одном лишь основании рассказов мужа. Не стоит ее обвинять в неблаговидных намерениях – каждый из нас слышит в чужих словах только то, что его лично интересует, и толкует смысл по-своему. Г-жа дю Валлон не любила потрясений и достаточно прожила со скрягой-мужем, чтобы ценить свое нынешнее размеренное существование. От фиолетового платья хозяйки поместья едва уловимо пахло нафталином – такой запах издают вещи, которые долго провисели в шкафу или пролежали в сундуке. - Дорогая, это… И Портос запнулся. Сказать «Арамис» было немыслимо – г-жа дю Валлон отлично знала это прозвище. А настоящего имени друга Портос не знал. - Аббат д`Эрбле, к вашим услугам, сударыня! – Арамис, преодолев головокружение, приподнялся и коснулся губами протянутой ему руки бывшей прокурорши. Женщине любого сословия следовало оказывать уважение – хотя бы потому, что это женщина. – Мы с вашим мужем оказались давними знакомыми. Я общался с ним в Париже.
Джулия: Портос заметно покраснел и взглянул на друга с благодарностью: как ловко Арамис обошел тему службы в полку и в то же время дал понять мадам дю Валлон, что не является в этом доме случайным гостем. Госпожа дю Валлон милостиво улыбнулась. И поправила на госте одеяло. - У нас здесь простые нравы, без церемоний! – сказала она. – К тому же вы – священнослужитель и знакомы с моим мужем. Вы – парижанин, как и мы. Окажите мне любезность, если это возможно. - Какую же любезность, сударыня? - Называйте меня по имени: Мари-Клоретта! – слегка жеманясь, заявила г-жа дю Валлон. Эти ее слова привели Портоса в состояние полного замешательства – он никогда не видел, чтобы его грозная супруга позволяла кому-то настолько стремительно нарушить субординацию. Он и сам-то узнал, как зовут супругу г-на Кокнара только на второй месяц знакомства – да и то потому, что прочитал ее имя на молитвеннике. – И чувствуйте себя как дома, святой отец. Арамис едва удерживался, чтобы не расхохотаться. Но увидев, как набычился Портос, поспешил разрядить ситуацию: - Я крайне благодарен вам за помощь, сударыня. Но не менее я признателен вашему мужу… - Не стоит! – попытался вмешаться в разговор Портос. Все же хозяином в доме был он. И ему принадлежало право принятия решений. Просто у г-жи дю Валлон лучше был подвешен язык – она всегда успевала быстрее мужа сказать первое слово. Эта сцена, какой бы краткой она не была, заставила Арамиса призадуматься о странностях семейной жизни. Кто бы мог представить Портоса – владельца очаровательного поместья, влиятельного барина? Бывшая прокурорша взялась кормить больного бульоном, который сварила собственноручно. Портос шумно вздыхал, Арамис ел. Веснушчатая камеристка, стоявшая в дверях, хихикала. Идиллия продолжалась до глубокой темноты. Нетрудно догадаться, что друзья чувствовали настоятельную потребность поговорить о том, о сем, но при г-же дю Валлон это было невозможно. Она, как всякая женщина, взяла на себя труд определять, о чем и сколько будут говорить мужчины. Портос наверняка нашел повод возразить ей, но на стороне г-жи дю Валлон были слова доктора, да и состояние больного не слишком способствовало длинным разговорам. Наконец, больного решено было оставить одного – отдыхать. Тишину Рене воспринял как величайший дар Господа… Ночь прошла спокойно, без тревожных сновидений и нудной боли в поврежденной руке. Аббат проснулся только около девяти часов утра, так как по настоянию хозяйки дома, считавшей, что сон – лучший лекарь, его никто не будил. Утро, в отличие от безмятежной ночи, принесло свои заботы.
Джулия: Во-первых, Рене вспомнил о письмах, которые должен был доставить в Нанси. Если бы аббат был уверен, что их содержание целиком посвящено вопросам духовным или же финансовым, он бы ни мгновения не переживал. Ему никто ничего не пояснял, но аббат не первый день жил на свете и прекрасно понимал, что за такой ерундой не стали бы посылать специального курьера. Стало быть, политика. А это дело другое. Для спокойствия и безопасности самого Портоса нужно непременно расспросить тех, кто нашел аббата у дороги. Бумаги нужно вернуть – и срочно. Вторая забота была куда более прозаична и к делам не имела ни малейшего отношения. Она обнаружилась, когда Рене наклонился над тазиком с водой и увидел свое отражение. Аббат не без оснований считал себя мужчиной привлекательным, и уделял своей внешности, пожалуй, даже слишком много внимания. Здоровенный багровый кровоподтек, выступивший на правой стороне лица и заметно выглядывавший из-под повязки, сильно испортил молодому человеку настроение. Удары по голове были для Рене редкостью, и он почти не представлял, как быстро синяк исчезнет. А что делать, если на коже останется шрам? Следовало смириться и принять кровоподтек как неизбежное зло, которое рано или поздно закончится. Можно было прибегнуть к своего рода военной хитрости и прикрывать поврежденное место ладонью, якобы небрежно склонив голову направо. Но долго прикасаться к распухшей щеке было невозможно – боль начинала отдавать в висок. Потому смирение пришло само собой. В конце концов, аббат действительно пострадал. Вот если бы без повязки на голове – тогда было бы ужасно. А с повязкой… Ближе к полудню появились г-н и г-жа дю Валлон. На сей раз у Арамиса куда меньше кружилась голова, он был внимателен и способен подмечать подробности, которые помогают любому наблюдательному человеку выяснять истинные отношения между людьми – даже если те не хотят этого. Уже через час милой светской беседы Арамис понял, что к чему. Г-жа дю Валлон благоговеет перед авторитетом своего мужа-дворянина, но при этом считает, что в вопросах житейских она разбирается куда лучше, чем он. Портос же показывал всем своим видом, что лишь милостиво позволяет себя любить – и при этом почти во всем уступал жене без боя. Было видно, что вопросами ведения хозяйства и получения дохода ведает именно г-жа дю Валлон, отчасти ей помогает Мушкетон, постепенно вникающий в обязанности управляющего. Портос же придает совместной жизни необходимый блеск и душевность. Было и еще одно обстоятельство. Оба старательно изображали идеальную семейную пару – но Арамис, куда больше Портоса понимающий особенности женской психологии, ощущал, как напряжена г-жа дю Валлон. Что-то ее заботило. Была конкретная причина, по которой она не давала мужу делать то, что он хочет – а он хотел бы поговорить со старым другом. Арамис понял, что причина эта, несомненно, немаловажна для г-жи дю Валлон. Но уловив витающее в воздухе нервное напряжение, Арамис еще не мог угадать его причину. Ему помогла болтовня служанок. Те самые два «ангелочка», что накануне помогали г-же дю Валлон, жаловались друг другу на госпожу. Разговаривали они негромко, но одна из девушек забыла закрыть дверь в комнату, которую отвели Арамису. Видимо, камеристка и главная горничная решили, что гость уснул: глаза у него были закрыты, дышал он ровно и спокойно. Девушки поведали немало интересного. Оказывается, существовала некая г-жа де Вилье, мужу которой принадлежало чудесное поместье поблизости. Г-н де Вилье слыл деловым человеком и часто уезжал по делам. С г-ном дю Валлоном он поддерживал самые тесные отношения. Оба были страстными охотниками. А г-жа де Вилье, наведывавшаяся к соседям и в отсутствие мужа, была молода и хороша собой. В последнее время она слишком уж сильно интересовалась организацией водяной мельницы – вопрос вовсе не для женского ума. Но зато его можно было обсуждать с г-ном дю Валлоном. Кроме того, молодая соседка составляла г-ну дю Валлону пару для игры в карты. Арамис слегка улыбнулся. Ах, вот оно что… Красавец Портос никогда не жаловался на недостаток внимания со стороны женщин.
Джулия: Но девушки продолжали разговор, и выяснилось, что взаимности г-жа де Вилье не встретила. Г-н дю Валлон счел ее слишком кокетливой и слишком опасной для того, чтобы заводить интрижку. Поэтому он старательно избегал общества соседки, а г-жа дю Валлон… Бедная женщина ревновала. Все уверения супруга в том, что он сам сторонится хорошенькой соседки, пропускались мимо ушей. Ссоры следовали одна за другой. Хохотушки довольно долго обсуждали эту тему: видимо, напротив находились какие-то жилые комнаты, и старшая горничная проверяла, насколько хорошо сделана уборка в них. Голоса никуда не удалялись. - А все же сегодня хозяйка зря накричала на меня! – донеслось из коридора. – Потому что я готова поспорить на что угодно, что мадам де Вилье непременно обратит внимание на… - Тише! – торопливо прервала рыженькая Анна – она действительно исполняла обязанности камеристки г-жи дю Валлон, Арамис угадал. – Ты разбудишь его преподобие! Но тут в конце коридора кто-то показался, и щебетуньи торопливо разлетелись по разным сторонам. Провинция есть провинция. Здесь принято хвастаться всем: даже тем, что в дом попал неожиданный гость. Потому ближе к четырем часам вечера в комнату зашла целая процессия. Во главе шествовал хозяин, который вел под руку ту самую г-жу де Вилье. Естественно, что г-жа дю Валлон шла рядом и развлекала гостью приятным разговором. О происшествии, жертвой которого стал молодой священник, г-жа де Вилье уже знала. Судя по всему, аббат, сам того не желая, служил главным предметом для пересуд в округе. Трио превратилось в квартет. К кровати придвинули еще одно кресло. Г-же де Вилье не терпелось услышать обо всем из первых уст. Аббат, впрочем, не желал откровенничать и перевел разговор на общие темы. Быть главным распорядителем беседы пришлось именно ему. Г-жа дю Валлон оказалась неожиданно приятной собеседницей – в присутствии соперницы она старалась проявлять остроумие, мило шутила и вела себя как можно более непринужденно. Аббат увлекся разговором и совершенно забыл про свою головную боль, про повязку на голове, и даже про синяк, уродовавший его правую щеку. Синяк был достаточной причиной считать себя (пусть и временно) редкостным уродом. В таком виде ни одна женщина не обратила бы на аббата ни малейшего внимания – он сам был глубоко в этом уверен. К тому же рядом присутствовал красавец Портос, лицо которого ничто не портило. Потому Арамис не заметил ни одного из тех взглядов, которые бросала на него г-жа де Вилье. Подали ужин. После ужина гостья отбыла. Г-жа дю Валлон в знак искренней признательности принесла аббату вазочку со взбитыми сливками и вишнями. Аббат был страшным лакомкой. Он не посмел отказаться. И это превратило его в союзника г-жи дю Валлон. Бедная женщина сквозь слезы поведала ему все свои печали. Рене вспомнил, что выслушивать и утешать страждущих утешения – его прямая обязанность, собрал все силы и нашел-таки нужные слова. Г-жа дю Валлон ушла от него с заплаканными глазами, но со спокойным сердцем. На следующее же утро это спокойствие подверглось испытанию. Ибо г-жа де Вилье приехала снова – крайне оживленная, в новом нарядном платье. Предлогом для визита оказалась баночка с чудодейственной мазью, которая прекрасно помогает от ушибов. К несчастью для г-жи дю Валлон, она сама испытала на себе всю волшебную силу этой мази – и не могла возразить. Г-жа де Вилье пожелала сама наложить свежую повязку на чело больного. Полезное сочеталось с приятным – то есть с беседой. Мадам де Вилье проявила необычайный интерес к вопросам богословским. - Могут ли грехи молодости помешать спасению в зрелом возрасте, ваше преподобие? Я спрашивала об этом у благочестивых отцов госпитальеров, у монахов-капуцинов, наконец, мой исповедник принадлежит к ордену францисканцев, и мы с ним также неоднократно говорили по этому поводу. Меня интересует ваше мнение. - Лично мое, мадам? - Да, лично ваше. - В Писании сказано, что человеку могут быть прощены все грехи, кроме хулы на Святого Духа. Разбойник получил прощение грехов на кресте, и Спаситель ясно сказал ему, что он будет нынче же с ним в раю. Стало быть, искреннее покаяние может покрыть грехи в любом возрасте. Безумства юности могут привести к падению в бездну - не спорю. Но есть и другие примеры. Хотя бы Блаженный Августин, который в юности предавался всем порокам, обычным для молодых людей. А потом на него снизошла благодать, и он стал праведником. Портос, присутствовавший при беседе, тихо хихикнул. Мадам де Вилье бросила на него испепеляющий взгляд. Это заметила г-жа дю Валлон – и душа ее преисполнилась радостью. - А вы в юности были грешником, святой отец? - тихим, грудным голосом спросила мадам де Вилье, как бы невзначай наклоняясь к кровати больного куда ниже положенного. - Не отрицаю! - с легкой улыбкой на устах согласился аббат. И воздал глаза к потолку, чтобы не видеть слишком откровенное декольте своей лекарши. - А теперь? - Теперь, сударыня, я отдал все свои страсти Господу! - самым благочестивым тоном ответил аббат. И с тихим стоном откинулся на подушку, давая понять, что он смертельно устал и близок к обмороку. Повязка наложена, рана будет исцеляться, синяк сойдет меньше чем за три дня - о чем еще может заботиться больной, очень больной, почти безнадежно больной человек? Г-жа дю Валлон зашикала и выставила вон всех гостей: желанных (себя и своего мужа) и нежеланных (к таким относилась г-жа Вилье и залетевший в комнату толстый шмель).
Джулия: Сама она через пять минут вновь заглянула к аббату – с новой порцией взбитых сливок, с улыбкой на устах. Г-жа де Вилье отбыла восвояси, Портос с Мустоном заперлись за подсчетом счетов (она не дурочка и понимает, что ее благоверный и нахал управляющий решили распить бутылочку-другую вина). Все тихо. Не хочется ли господину аббату почитать? Она принесет несколько книг – на выбор. В замке есть библиотека, пусть и не очень большая. - Можно, я смою это? – морщась от жжения в виске, спросил Арамис. И протянул руку за вазочкой с лакомством. - Не вздумайте! – строго сказала г-жа дю Валлон тем тоном, который прекрасно понимают даже самые балованные дети. – Я могу как угодно относиться к ней, но вся округа знает: камеристка Луизы прекрасно составляет всякие снадобья… это в самом деле целебно. Они сидели и по очереди вытаскивали из вазочки спелые вишни. Затем мадам дю Валлон спохватилась, мило залилась румянцем и попросила прощения за свою вольность. Прощение было тут же даровано. - Мне кажется… - запинаясь, несмело произнесла г-жа дю Валлон. – Мне кажется, что эта ужасная женщина увлеклась вами. Арамис вздохнул. Ему тоже так казалось. - Кажется, она будет приезжать к вам каждый день, - сказал он с самым грустным видом. – Я прошу прощения… Он произнес это с таким грустным видом, что г-жа дю Валлон не удержалась : потрепала его по волосам, как маленького мальчика. - Не переживайте, ваше преподобие. Она не посмеет. Вы же священник. «Разве это кому-то мешало?» - чуть не вырвалось у аббата. Но он вовремя прикусил язык. Притом – очень больно. Дальнейшие события показали, что дурные предчувствия оправдываются. Г-жа де Вилье буквально поселилась в поместье г-на и г-жи дю Валлон. Воистину неисчерпаема изобретательность, с которой влюбленная женщина придумывает предлоги увидеть предмет своей страсти! Так прошла целая неделя. За всю эту неделю Арамис и Портос ни разу не могли остаться одни и поговорить по душам. Оба жаждали такого разговора – но при г-же дю Валлон он был невозможен, при ней опасно было ударяться в воспоминания. А г-жа де Вилье предпочитала говорить только о том, что было интересно ей. Портос жевал усы и хмурился. Арамис проклинал свою вывихнутую ногу, из-за которой он не мог встать с постели. Стоило только одному сказать: «А помните, друг мой...», как тут же раздавался стук в дверь. Г-жа дю Валлон приносила бульон и принималась хлопотать вокруг священника с истинно материнской нежностью. Проклятое пикардийское гостеприимство! Все на свете имеет свой конец - в том числе и неприятности. В один прекрасный день врач разрешил пострадавшему вставать с постели и ходить по комнате. С палочкой в одной руке, другой придерживаясь за локоть Портоса, аббат храбро доковылял до крыльца. Затем - до ближнего парка. Затем - до дальнего парка. Затем друзьям удалось сбежать на полдня в лес, воспользовавшись тем, что г-жа дю Валлон уехала с визитом к соседям. Они взяли с собой только Мушкетона и корзинку, туго набитую всякой снедью. И, наконец, наговорились всласть. Мушкетон время от времени вставлял в беседу господ свое слово. Они вспоминали давние подвиги, которые прославили четверку мушкетеров. Вспоминали друзей. Истории сыпались одна за другой. Тост сменял тост. Бутылки постепенно пустели. Покончив с вином и закуской, двое друзей направились к дороге. Мушкетон заверил своего господина, что назад г-ну д`Эрбле не придется ковылять: верный управляющий позаботится о том, чтобы пригнать к месту тележку, в которую аббат сможет сесть без труда. Ну, и г-на дю Валлона тележка выдержит тоже. Стоя у зеленой изгороди, которая вилась около дороги, Портос и Арамис (все же нам привычнее называть их именно этими именами) продолжали разговор.
Джулия: - Портос, у меня к вам важный вопрос. - Пожалуйста, дорогой друг. Вы же знаете, что я целиком и полностью в вашем распоряжении. - Когда я упал с седла, вы лично подобрали меня на дороге? - Да, именно так! – подтвердил Портос, глядя на друга с нежностью. - Вас заметили две крестьянки, это было тотчас после вашего падения. Через десять минут после этого я уже вез вас к себе. Вы чем-то недовольны? - Нет, просто я очнулся уже в постели, раздетый… При мне в камзоле были письма. Во внутреннем кармане. В красном бархатном футляре. - Я не знал об этом! – сказал Портос. - Я не обнаружил их. Портос нахмурился и сжал кулаки. - Это крайне досадно. Но у меня в доме нет воров. Просто вы не спрашивали. Я сегодня же проведу расследование. Поверьте мне – ваши письма никуда не пропали. - Надеюсь. Это очень важно для меня, Портос. Возможно, от того, как я доставлю эти письма, зависит моя дальнейшая судьба. - Понимаю, но... О, постойте! Этот футляр, кажется, лежит на столике у мадам дю Валлон! Она помогала укладывать вас в постель! Арамис нахмурился. - Портос, женщины так любопытны... Это... частная переписка. Она не предназначена для посторонних глаз. - Друг мой, вы набиты секретами как мешок богача - луидорами! Опять политика? Признайтесь! Арамис отвел глаза. И слегка покраснел. - Предположим. - Ну, политика, так политика! - добродушно ответил Портос, положив руку на плечо Арамиса. - Я уверен, что моя супруга не стала бы читать чужих писем. - Уверены? - не слишком успокоившись, переспросил Арамис. - Совершенно уверен! Она, как и я, старается держаться подальше от интриг. Мы попадем домой, и я даю вам гарантию, что футляр найдется. Почему вы не спросили раньше? - Потому что сегодня первый день, когда мы с вами можем разговаривать без свидетелей. Подъехал Мушкетон. Портос помог другу забраться на тележку, где было приготовлено лежачее место на душистом сене, и затем вспрыгнул рядом. Друзья не заметили, что из-за изгороди спустя некоторое время выглянула женская головка. Это была мадам де Вилье. Поначалу она услышала бас Портоса и заинтересовалась. Затем ей овладело любопытство, и она подобралась к месту действия как можно ближе. Пусть ей пришлось два с лишним часа провести в неудобной позе, притаившись и не смея пошевелиться - зато она узнала столько нового и интересного, что, пожалуй, стоило задуматься над тем, как лучше распорядиться добытыми сведениями. Подумать только! Эти двое - давние друзья! Эти двое - отставные мушкетеры! Причем оба боевых прозвища г-жа де Вилье неоднократно слышала. К политике она была далеко не так равнодушна, как ее соседи. До замужества она сама была придворной дамой (правда, принадлежала к кругу наперсниц мадам Конде, а не королевы). Дворцовые сплетни - любовные и политические - не могли не достигнуть ее ушей. Муж мадам Вилье принадлежал к числу сторонников его высокопреосвященства, и самой Луизе доводилось несколько раз выполнять деликатные поручения, связанные с противостоянием кардиналистов и роялистов. Она успешно справлялась, и считала себя опытной интриганкой. Правда, в нынешней ситуации ее интересовала не столько политика, сколько персона г-на аббата. Он словно специально был послан ей Небом, чтобы развеять сельскую скуку. Он был умен, обаятелен и представлял из себя интересный объект для охоты. Причем мадам де Вилье выбрала тактику немедленного ошеломления противника, за которой должно было последовать падение крепости. Если он тот самый Арамис, о котором говорили г-жа де Буа-Трасси и г-жа де Шеврез, то успех последует непременно. Не своими женскими чарами, так шантажом можно добиться того, что сопротивляться аббат не сможет.
Джулия: Лошадка, которую привел Мушкетон, шагала медленно. Мадам де Вилье успела не только доехать через поле до поместья соседей, но и уютно расположиться в гостиной, приказав подать себе прохладительный напиток и фрукты. Когда два друга явились домой, им доложили о гостье. Портос, чувствуя себя не вполне уверенно, воспользовался первым же пришедшим ему в голову предлогом, чтобы ретироваться. - Я сейчас же принесу вам ваши письма! Арамис скрипнул зубами – он вовсе не хотел, чтобы мадам де Вилье была свидетельницей возвращения бархатного футляра владельцу. Он успел вспомнить лицо молодой женщины – несомненно, они встречались в Париже. А значит… - Вовсе необязательно делать это сейчас! Лучше отдохнем после прогулки, - он попытался изменить ситуацию. Но дернуть друга за рукав или наступить ему на ногу не было ни малейшей возможности. А более тонких намеков Портос чаще всего не понимал. Так получилось и на этот раз. Хозяин исчез, а гости оказались предоставлены сами себе. - Смотрю, вы уже выходите на улицу! – заметила мадам де Вилье. – И правильно. Пора выздоравливать. Свежий воздух – превосходное лекарство, не так ли? Но вы так бледны. Неужели в письмах, которые обещал принести милый дю Валлон, содержатся печальные вести? Вам изменила возлюбленная? Как она посмела! Она почти не сомневалась в том, что рассчитала удар верно. Аббат вздрогнул. И вскинул на собеседницу глаза. Взгляд был темным и пристальным. Луизу де Вилье это не смутило. - Письма? - переспросил Арамис небрежно. – Откуда мне знать? Приятель попросил передать весточку для своего знакомого. - В Нанси? – тихим голосом и с очень многозначительной интонацией спросила его мадам де Вилье. – Просто весточка? О здоровье и о сельской жизни? А, может, там просьба о помощи? Арамис пожал плечами с самым равнодушным видом. - У меня нет привычки читать чужие письма, мадам. - Еще бы! Есть письма, содержание которых очень занимательно. Но за их чтение можно поплатиться жизнью. Так? Но вы, как лицо духовное… Пожалуй, вы имеете право вскрыть письмо. Особенно если вы наделены полномочиями, которые превышают обязанности скромного духовника… - Вы слишком хорошо обо мне думаете… - криво усмехнулся аббат. Направление, которое принял разговор, совсем не радовало его. Кажется, эта красотка кое о чем догадалась. И намерена выторговать цену за свое молчание… - Я думаю о вас… это правда… - медленно произнесла мадам де Вилье. – И больше, чем мне этого хочется. В этот момент вошел слуга, который принес футляр с письмами. - Господин встречает госпожу и просит простить его. Сейчас они оба появятся. Госпожа вот-вот вернется… И лакей исчез. Аббат попытался сразу убрать письма в карман камзола, но его руку перехватили пальчики мадам де Вилье. - Когда служителя церкви наделяют мирскими полномочиями, то он имеет право на мирские прегрешения. Одно искупит другое! - Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите! – стоял на своем Арамис. Дама блефовала. Вряд ли ей известно что-то конкретное. Скорее всего, она вспомнила его по Парижу – как и он ее. Он сам неосторожно упомянул, что опаздывает на встречу в Нанси – кого же теперь винить в том, что мадам де Вилье хватило сообразительности связать таинственные письма и Нанси – известную всем столицу европейских политических интриг? А если в Нанси направляется кавалер, который некогда был верным рыцарем мадам де Шеврез? Что из этого следует? Вряд ли тут дела любовные… И мадам де Вилье решила, что не упустит возможность услужить своим давним парижским знакомым из противоположной политической партии. Или, если кавалер проявит сообразительность, получит себе неплохого любовника. Мерзкая ситуация… что теперь делать? Видимо, стоит изобразить внезапную вспышку страсти… - Моя миссия, сударыня, заключаются в служении Богу, – как можно более спокойным тоном сообщил Рене. - Что до поручений церкви... Я вас разочарую, сударыня. Нанси – не только вотчина Гизов. Письма, которые вы сочли опасными для короля и его министра - всего лишь переписка двух богословов. Пусть и весьма вольного содержания – но с точки зрения не политической, а духовной. Меня попросили выкупить эти письма, чтобы ни у кого не было повода говорить плохо об одном прелате, который в скором времени займет весьма важный пост. Я исполнил поручение. Согласитесь, что хорош будет архиепископ или епископ католической церкви, который выказывает явную симпатию еретикам в Голландии! «Она самоуверенна, но довольно глупа!»
Джулия: Мадам де Вилье замерла с приоткрытым от удивления ртом. Но замешательство ее длилось недолго. Во всяком случае, в ту секунду, когда аббат вновь предпринял попытку убрать футляр в безопасное место, она опять вцепилась в его руку. - Я была права в другом. Вам доверяют очень деликатные поручения. Ваши наставники разглядели в вас те же достоинства, которые ясно вижу и я. Не отрывая руку от руки аббата, мадам де Вилье переместилась на другую сторону и оказалась рядом с Арамисом. Аббат попытался привстать – и в этот момент женщина буквально повисла у него на шее. Он не удержался на ногах и упал в кресло. Она оказалась у него на коленях. Весьма бесцеремонно лезла целоваться и одновременно пыталась свободной рукой расстегнуть верхние крючки его камзола. - А вот это совершенно излишне, сударыня! – прошептал он ей на ухо, в свою очередь больно сжимая предплечье женщины. – Неужели вы думаете, что я настолько очарован вашими прелестями, которые вы так щедро демонстрировали мне несколько дней? Это было грубо. Но это подействовало. Правда, не совсем так, как планировал Арамис. Уязвленное самолюбие и явный отпор заставили мадам де Вилье вскочить, выхватить из-под ладони аббата футляр с письмами, и… Она еще огляделась по сторонам. Заметила жаровню, на которой подогревался компот – и, уже не раздумывая, швырнула сверток на горячие угли. Нежный бархат вспыхнул практически мгновенно. Если бы у аббата обе ноги были здоровы – он бы попытался в прыжке достать и спасти драгоценный футляр. Но сейчас, с больной ногой… к тому же мадам де Вилье загораживала единственный возможный путь для броска. Луиза де Вилье стояла и заливалась смехом, сильно отдававшим истерикой. Затем она подошла к аббату, который с застывшим лицом смотрел на гибель писем, не пытаясь сделать ни малейшего движения. - Ваши богословы напишут еще много глупостей!.. Ну, аббат, не переживайте. Будем откровенны друг с другом. Проявите понимание к моей женской слабости, и я помогу вам собрать эти письма заново... в обмен на точные адреса... не все ли равно, каким образом служить Богу и на чьей стороне это делать? Считайте, что я переманила вас на противоположную сторону. Ведь вы, ангелочек мой, работаете на Испанию? На королеву, не так ли? Или уж сказать напрямую - на вашу возлюбленную мадам де Шеврез? Реакция была неожиданной и молниеносной - резкий удар в солнечное сплетение. Бывший мушкетер сделал это почти машинально, не задумываясь. Мадам де Вилье с коротким стоном упала на пол. В этот момент вошел Портос. Следом спешила мадам дю Валлон. Лицо ее светилось торжеством. - Мустон!!! Даму - в карету, ей дурно в комнате! - Не сразу, мадам, не сразу! - остановил ее Арамис. - Я еще должен ей кое-что сказать... из христианского милосердия. - Я все видела! Ах, нахалка! Приставать к священнослужителю! Я буду не я, если завтра же об этом... - Тссс! - Арамис приложил палец к губам. - Не стоит, мадам. Со мной все в порядке, да и она сейчас придет в себя. Ради того же христианского милосердия я попрошу вас обо всем забыть. Так надо. Я буду вам крайне благодарен... - Дорогая, это, видимо, связано с политикой! - шепотом пояснил Портос. - Принесите сюда подогретого вина с гвоздикой и флакончик нюхательной соли. И оставьте нас с мадам де Вилье на несколько минут! - это прозвучало как приказ. Хозяева, сбитые с толку, повиновались. Мадам де Вилье пришла в себя через десять минут. - Вы подняли руку на женщину? - спросила она, кашляя и пытаясь приподняться. - Как низко! - Я прошу прощения, мадам, и сожалею, что так получилось. Поверьте мне, если бы был другой способ образумить вас... - Я в своем уме. - Боюсь, что нет, мадам. И прошу вас запомнить несколько вещей. Первая и главная - господин и госпожа дю Валлон не имеют никакого отношения к истории с письмами. В это трудно поверить, но я оказался здесь случайно. Я даже не знал, что дорога, по которой я хотел направиться, приведет меня к дому моего старого друга. - Допустим, я вам верю! - г-жа де Вилье, наконец, встала, и вынуждена была снова присесть на кровать, согнувшись в приступе сухого кашля. К ее губам с безукоризненной галантностью тут же поднесли бокал с вином. - И что дальше? - Дальше я хочу сказать вам, что если вы попытаетесь погубить репутацию этих добрых людей, вас ждут серьезные неприятности. У вас, как я понял, могущественный покровитель. У меня - тоже. К тому же первой неприятностью, которая вас постигнет, будет немилость со стороны вашего мужа. Он, как я могу судить, любит вас. И не потерпит ни малейшего пятна на своей репутации. Не так ли? Женщина некоторое время хранила молчание. - Вы сами, своей рукой уничтожили единственную улику, которая доказывала бы, что я везу не крамольную переписку богословов, а какие-то более важные документы. Нервы, мадам, нервы. Вам нужно съездить на воды, на юг. Попросите его высокопреосвященство устроить вам такую поездку! - продолжал Арамис. - Я совершила глупость. Но и вы теперь остались ни с чем! - не без злорадства проговорила дама. - Это всего лишь заминка в делах. - холодно ответил аббат. - Всего лишь заминка. Дальнейший разговор велся столь тихим шепотом, что чуткое ухо мадам дю Валлон, прильнувшей к замочной скважине, ничего не смогло разобрать, как она ни старалась. Видно тоже было плоховато. Но тем не менее ничего крамольного в комнате не происходило. Через полчаса мадам де Вилье, со слегка покрасневшими глазами, но вполне спокойная, раскланялась с хозяевами. На г-на дю Валлона она даже не посмотрела, на г-жу дю Валлон еле глянула. Аббат оказался настолько любезен, что проводил гостью до кареты.
Джулия: *** - Вряд ли я поеду сам восстанавливать письма, - сказал г-н д`Эрбле, приступая к поглощению ужина. - Ни сил, ни времени на это уже нет. Как максимум через три дня я должен буду отсюда уехать. - Через пять, - самым ласковым тоном ответила бывшая госпожа Кокнар. - Не раньше, чем через пять. А то и через шесть. Мужчины прекратили жевать и посмотрели на нее удивленно. - Это почему же, дорогая? - осведомился Портос. Супруга посмотрела на него как на маленького мальчика. - Милый, а потому, что раньше я не успею найти бархат нужного оттенка и вышить на нем такой же узор. Господин аббат, ничего, что шнурок будет другим? Остальное я берусь восстановить в точности. Арамис растерянно хлопал ресницами. - Я про ваш футляр... да-да, тот, где были письма. - Мадам, дело не в футляре. - Конечно! - теперь взгляд мадам дю Валлон был устремлен на молодого священника. - Дело в письмах. Но письма, вероятно, будут смотреться лучше, если я восстановлю футляр. - Писем нет. Они сгорели. - Арамис покачал головой и прикусил нижнюю губу. - Ничуть не бывало! - на щеках мадам дю Валлон появился почти девичьи трогательный нежный румянец. Она вдруг помолодела и на несколько секунд вернула себе былую красоту, пленившую черствое сердце г-на Кокнара. - Они... понимаете, господин аббат, они... целы и невредимы. Просто я... - Что?! - Арамис вскочил с места. Тут же на его плечо легла ладонь Портоса. Прикосновение было вполне дружеским, успокаивающим, но Арамис шлепнулся на место и зашипел от боли в потревоженном колене. - Объясните, дорогая моя, - попросил Портос. И мадам дю Валлон, краснея и сбиваясь, объяснила. Оказывается, ей приглянулся узор на футляре. Настолько приглянулся, что она взялась снять его для себя. При этом она боялась измять или повредить бумаги, которые лежали внутри. Потому она, как любая практичная женщина, вынула документы - разумеется, не читая - положила их в свой личный ларец, а футляр набила какой-то бумажной ерундой. Обычно Арамис отличался быстрой реакцией. Но тут ему пришлось объяснять все подробности дважды. Причем во второй раз к объяснениям супруги присоединился Портос. Г-жа дю Валлон поднялась с места и принесла бумаги. Они были перехвачены дополнительно шелковым шнурком, завязанным довольно хитрым узлом. Узел не развязывали. Рене разрезал шнурок ножиком и быстро проверил: да, это были те самые письма. Он не сходя с места выдохнул одними губами благодарственную молитву. Все складывалось самым наилучшим образом. Пикардийское гостеприимство ничем было не омрачено. Хозяева с нетерпением ждали ответа гостя. - Мадам дю Валлон... Как мне выразить свою благодарность? - Вы, должно быть, имеете влияние... - начала, запинаясь, г-жа дю Валлон. - Вы можете выхлопотать бумагу... - Которая бы позволяла нам не соблюдать пост в положенные дни? - ввернул Портос. - По причине слабого здоровья. - О. да. - скромно дополнила мадам дю Валлон. Арамис посмотрел на них - и улыбнулся. - Я сделаю это. - Тогда давайте приступим к пуляркам! - предложил г-н дю Валлон. Предложение было с радостью принято.
Джулия: Остается только подвести краткий итог описанным событиям. Пять дней, назначенные г-жой дю Валлон, пролетели незаметно. Друзья общались сколько хотели, г-жа дю Валлон занималась домашними хлопотами и вышивкой. Г-жа де Вилье больше не приезжала. Но прислала подарок для аббата - золотое изящное распятие на тонкой цепочке, к которому прилагалась записка. Записку Арамис прочитал. И потом некоторое время сидел в глубокой задумчивости. Мушкетон ловил рыбу - правда, уже не в королевских водоемах, а в прекрасном пруду, располагавшемся на личных землях г-на дю Валлона. Но рыба от этого становилась еще вкуснее, потому что была выловлена с чувством искренней симпатии к дорогому хозяину и его гостю. Когда настала пора прощаться, друзья обменялись адресами. Арамис был удостоин поцелуя от г-жи дю Валлон. Портос, по привычке забывшись, как следует тряхнул руку аббата, отчего Арамис затем часа два вынужден был держать поводья только левой рукой. Дальнейшее путешествие г-на д`Эрбле ничто не омрачило. Он благополучно доставил письма в Нанси. Единственное, что мы хотим добавить для полноты картины: Арамис, не отличающийся сентиментальностью, не удержался от соблазна вложить письма в другой футляр, кожаный. А тот, что г-жа дю Валлон так старательно вышивала собственными руками, оставил себе - на память. Иногда он доставал кусочек бархата из шкатулки, расправлял его и смотрел на него - с задумчивой улыбкой на устах. О чем он думал? Чему улыбался? Может быть, ему просто приятно было вспоминать о пикардийском гостеприимстве, о настоящей дружбе и о том, что иногда в жизни происходят вещи, которых просто не может быть? Мы этого, видимо, никогда не узнаем...
Джулия:
Эжени д'Англарец: Госпожа дю Валлон - святая! На нее молиться надо! А эта де Вилье... Как она посмела коснуться имени герцогини де Шеврез своим бесстыжим языком?! Арамис абсолютно правильно поступил в этой ситуации - какой бы ни была госпожа де Шеврез, не этой де Вилье поминать ее имя всуе! Замечательно!
София: И текст и иллюстрации - прелесть!
стелла: Эжени вы это серйозно считаете Шевретту ангелом божьим? Да очаровательная женщина да-умница.Да -большая оригиналка по части любви. Но-беспринципна но-цинична ну и распутна. Ведь Козой ее Ришелье не просто так прозвал. Пожалуй де Валье уступала ей только по размаху и данным.А почему бы не приравнять себя хоть в чем-то с герцогиней? Глядишь-и выгорит...
Эжени д'Англарец: Я не сказала, что считаю ее ангелом. Я просто возмутилась, что эта де Вилье себе позволила. Да будь де Шеврез двести тысяч раз распутницей, какое ее (де Вилье) свинячье дело?! Вот и получила. Вообще пренеприятнейшая особа. Конечно, ее тоже можно понять, но все-таки чтобы так поступить... Бедный Арамис! Что ему пришлось вытерпеть!
Джулия:
Джулия:
полная версия страницы