Форум » Крупная форма » "Рукописи не горят" (с). » Ответить
"Рукописи не горят" (с).
Nika: Название: "Рукописи не горят". (с) Авторы: Ника, Лис, Стелла. Жанр: Раунд робин, au, флафф. Размер: Макси. Пейринг: герои Дюма, вымышленные герои. Фэндом: Александр Дюма, "Десять лет спустя". Статус: Законченно. Дело было вечером, делать было нечего. Нет, не так. Ну то есть, почти так. Три девицы под окном пряли поздно вечерком. Кабы я была царица, говорит одна девица... тьфу, вот это уж совершенно не так. В общем, дорогие друзья, подруги и коллеги фикрайтеры, позвольте представить вашему вниманию то, что на научном языке, кажется, называется «раунд робин». То есть фанфик, написанный не одним человеком. В общем, в один прекрасный день, а может и не прекрасный, а может и вобще не день, а вечер... тьфу, опять не то. Короче, собрались Лис, Стелла, еще один человек, который пожелал остаться неизвестным истории и скромный автор этих строк (цитата) и решили попробовать обьеденить свою бурную фантазию и идеи, которые их преследовали с юного возраста. Поэтому, если кто-то где-то усмотрит плагиат или параллель со своим сюжетом—уверяю, что совершенно точно никакого плагиата быть не может—это просто наверняка совпадение общих фантазий. Тем более, как-то раз на соседнем форуме почти научно доказали, что в фанфишкене плагиата таки не существует. Не судите строго—это писалось исключительно от балды, в свободное от работы и всего остального время, и изначальное предназначение этому бреду был исключительно стол. Так что авторам, к тому же, еще и немного страшновато за последствия извлечения этого самого из стола. Короче, если кому-то вдруг покажется, что место этому делу действительно в столе, то оно вернется туда совершенно незамедлительно. Пс. Ни на что не претендуем, просто песенку поем. (цитата).
Диана: Мррррр. Сейчас перечитаю еще раз эти самые "Бредни", что бы представить совсем счастливое лицо Стеллы... А иначе как порадоваться?
Nika: Диана пишет: А иначе как порадоваться? Интересно, когда фик по мотивам фика, это какой диагноз?
Диана: никакой. А вот когда верят в реальность фика по мотивам фика, да еще и радуются, то какой-то точно. Но вы никому не говорите, хорошо?
stella: Паааживем- увидим, что там еще происходит!
Nika: Диана пишет: Но вы никому не говорите, хорошо? О таком точно лучше никому из непосвященных
Nika: ...Думали, это конец? Не дождетесь Жизнь вошла в свою колею. Я по настоящему оценила покой и отсутствие младенцев. Не то, чтобы я их не любила, но со своими собственными пришлось когда-то достаточно повозиться и теперь хотелось только покоя. Однако как только я подумала о покое, и о том, что кофе Арамиса скоро закончиться, как и Надины шоколадки, а Надя без шоколада—это еще хуже, чем я без кофе, итак, едва я только подумала, что путешествия по времени в какие-нибудь спокойные, сентиментальные и романтические места это, пожалуй, не так уж и плохо, как мое желание было исполненно. Я открыла глаза и увидела вокруг снег и лес. И на мне опять зимняя военная форма. Так, романтикой здесь, пожалуй даже и не пахнет. Надо будет провести с Арамисом профилактическую беседу. Пусть хоть предупреждают куда в следующий раз. Однако, что мы имеем? Черт меня возьми, дежавю, или Петр напился? Я толкаю д'Артаньяна совершенно бесцеремонно—нашел где дрыхнуть. --Где это мы?—на этот раз уже почти не удивился.—Мне что, опять ваших летчиков по деревням растаскивать? Куда это мы попали? Тут я начинаю догадываться. Главное только, чтобы правильно. --Это, кажется, Сибирь. --И что нам теперь тут делать? Восстание в Варшавском гетто организовывать? --Ты перепутал... Я не успеваю договорить. Из-за деревьев выходит высокий мужчина лет сорока в теплой одежде, правда, несколько рваной. И лицо у него какое-то ну очень худое, но все-таки невероятно красивое. И вобще я его где-то видела. Да, точно, я его видела. Но надо соображать, что ему сказать про нас. --Этот хоть на своих собственных ногах,--шипит мне д'Артаньян. Нашел где шутить! И тут я чуть не падаю в обморок, потому что у меня включается то, что запрограммировали апостолы. Этот человек перед мной—мой дедушка, а мы сами, как я угадала, в сибирском лесу, а дедушка наверняка бежал из лагеря в какой там раз? И все разы его, беднягу, ловили и возвращали обратно, как в песне Высоцкого «побег на рывок» про Вадима Туманова. Так, раз я опять вспоминаю Высоцкого, все точно будет в порядке. Только надо с чего-то начать, все же... --Вы кто, товарищи?—осторожно спрашивает дедушка. --Вас зовут Лев Давыдович Гайсинский?—на всякий случай спрашиваю я. Д'Артаньян начинает кое о чем догадываться, но все еще не до конца. Дедушка же совершенно ничего не понимает. --Лев Давы... да кто вы такие? У дедушки уже тоже должно что-то включиться, иначе бы нам не устроили эту встречу. --Неужели ты меня совсем не узнаешь? --Викусенька, это в самом деле ты? Я бросаюсь к нему на шею и осыпаю поцелуями. Д'Артаньян только качает головой. --Дедуля, миленький, если бы только знал, как я тебя люблю! --И я тебя тоже, моя девочка, больше всего на свете... подожди, а это кто? Я с неохотой отпускаю дедушку. Как он все-таки сейчас красив! Пожалуй, даже... нет, не буду кощунствовать. Вот интересно, что скажет Стелла на подобное заявление. Надо будет провести экспиремент при ближайшей встрече, если она, конечно, состоиться. Или все-таки... нет, я об этом подумаю потом, на свежую голову, если она когда-нибудь у меня будет... --Дедуля, это мой муж Шура.—Меня опять распирает. --Космодемьянский?—на всякий случай спрашивает дедушка. --Нет, дедуля. Рабинович.—Я уже чуть ли не смеюсь во весь голос. Дедушка с д'Артаньяном крепко пожимают друг другу руки. --Шура Рабинович,--задумчиво произносит дедушка.—Почему вы еще не сидите с такой фамилией, Шура Рабинович? Стойте! Ну-ка, не морочьте мне мою ясную голову! Ну-ка, быстро, рассказывайте, откуда вы тут взялись и как на самом деле зовут этого славного товарища. Славный товарищ делает мне страшные глаза, но я так понимаю, что терять нам уже нечего, раз мы здесь и все вместе. --Дедуль, ты веришь в чудеса? --Викусенька, девочка моя, мне сейчас сорок лет, я вижу тебя в твои... --Тридцать пять. --Вот именно... и ты меня о чем-то еще спрашиваешь? Рассказывай, быстро. Только дайте мне сначала что-нибудь поесть, у вас наверняка должно быть. Д'Артаньян тут же протягивает дедушке банку тушенки, которая оказалась у него в мешке. Дедушка ест и слушает. Вроде верит каждому слову. --Так значит, вы...—он смотрит на д'Артаньяна.—На самом деле...—Д'Артаньян кивает. –И я точно не сошел с ума?—д'Артаньян мотает головой.—Но зачем это все надо? --Я думаю,--осторожно произносит гасконец,--это делается для того, чтобы восстановился баланс временных поясов. Вот если бы здесь был Атос... --О, я бы с ним тоже с большим интересом побеседовал,--мечтательно произносит дедушка.—Не обижайтесь,--тут же добавляет он.—Я в самом деле очень рад, что вы—муж моей внучки. Я чувствую, что нам остается мало времени. --Дедулечка, будь осторожен. Они тебя опять поймают. --Я знаю,--спокойно отвечает дедушка. --Зачем же вы бежали?—искренне удивлен д'Артаньян. --Чтобы они не думали, что я им покорился. Я им никогда не покорюсь. --Атос на его месте сделал бы тоже самое,--шепчет д'Артаньян.—Стойте, я понял, зачем мы встретились! Вот это вам,--он достает какие-то консервы, перочинный ножик, еще какие-то мелочи.—Берите, берите, нам ничего не нужно. Я вижу, что дедушка произвел на него впечатление. Папа тоже всегда говорил, что таким людям, как дедушка, надо при жизни памятник ставить и лучше даже не один, а несколько. --Благодарю вас, месье Шура Рабинович. Мы втроем смеемся так, как будто это самая удачная шутка в мире. Д'Артаньян совершенно неожиданно вдруг опускается на колени и тащит меня с собой. Дедушка, должно быть, в самом деле произвел впечатление, поскольку прежде я что-то не замечала в нем сентиментальных порывов. --Благословите наш брак, Лев Давыдович.—Черт бы его побрал, даже имя запомнил и правильно выговорил! Дедушка сам немного удивлен, но видно, что это ему очень приятно. --Но я не христианин, мой милый. --Это не важно. Вы человек с большой буквы. Так у вас говорят? А я обещаю вам, что пока я жив, с вашей внучкой никогда, нигде, ни в каком времени не случиться ничего плохого. Я прежде умру сам, чем позволю кому-либо к ней прикоснуться. Прошу вас, окажите мне эту услугу, благословите нас. --Хороший мальчик,--шепчет мне дедушка.—Очень хороший! Дедушка кладет нам руки на плечи. --Будьте всегда так счастливы, как сейчас, дети мои. И вспоминайте меня иногда. Я опять бросаюсь к нему на шею. --Я тебя никогда, никогда не забуду, слышишь, дедушка... Где-то вдалеке слышиться лай собак. --Шарль,--вырывается у меня.—Господи, неужели мы сейчас так его здесь оставим и ничего не сделаем? --Я мужчина, Викусенька,--совершенно спокойно произносит дедушка.—Я приму то, что должен принять, тем более, что теперь я уже точно вижу, что останусь жив. Уведите ее, Шура, не допустите, чтобы она это увидела. Д'Артаньян изо всех сил пытается улыбнуться. --Возьмите,--он вдруг протягивает дедушке пистолет.—Там должна быть целая обойма—перестреляйте этих тварей, сколько сможете. --Ты с ума сошел! А временные пояса?—говорю я. --Мне наплевать на все временные пояса. Это всего лишь вещь, в конце концов... Я хочу вставить что-то про теорию Бредбери, но дедушка тоже не слишком возмущен, а значит, все должно быть без перебоев. --Не плачьте, господин д'Артаньян,--тихо произносит дедушка. --Вам показалось. Мужчины не плачут. --Верно, показалось. Дедушка в последний раз прижимает меня к себе и жмет руку д'Артаньяну. Тихонько что-то ему шепчет, чтобы я не услышала. Д'Артаньян послушно кивает. Лай собак приближается. Я закрываю глаза, чувствую, как он крепко прижимает меня к себе... На этот раз я даже не поняла, как мы снова оказались дома. Мы ведь даже не легли спать. Просто перенеслись обратно. А я-то еще думала, что самое страшное было в Израиле. А нет ничего страшнее, чем когда свои бьют по своим. Да еще как бьют. --Ну и дедуля у тебя,--в неподдельном восхищении говорит д'Артаньян.—Он бы Атосу обязательно понравился бы! Конечно, понравился бы, и Атосу и Стелле и всем. Разве он может хоть кому-то не понравится? Тут я кое-что вспоминаю. --Что он там тебе наговорил? --Когда? --Да в самом конце. --А-а-а... сказал, чтобы я был осторожен с Людовиком 14ым. Особенно в райное Бель-Иля. Не знаешь случайно, о чем это он говорил? Уж мне-то этого не знать...
Диана: Что-то я совсем озадачилась этой историей. Совершенно неожиданное продолжение и в голове, как и у действующих лиц, не укладывается, как это - этому деду - и не помочь. Несмотря на его просьбы не вмешиваться и решения мессира... Вот эта, вполне жизненная ситуация, создает ощущение большей нереальности, чем беготня Д`Артаньяна по эпохам...
Nika: Диана Просто когда все это сочинялось, четкого плана не было, хотелось просто представить что могло бы быть в различных ситуациях. Поэтому неудивляйтесь, там еще много чего наворочено.
Железная маска: Nika пишет: Поэтому неудивляйтесь, там еще много чего наворочено. Да мы уже и не удивляемся Интересно, чем же всё в итоге закончится...
Nika: Железная маска пишет: Интересно, чем же всё в итоге закончится... Хорошо закончится, обещаю
Железная маска: Nika пишет: Хорошо закончится, обещаю О, будем ждать!!!
Nika: Я честно предупредила, что размер макси опции супермакси на форуме нет
Nika: --Мадам Жанна, что с вами? Нет, дорогие товарищи, это, все-таки, уже слишком. Я протестую. То есть, собственно говоря, именно меня никто и не спрашивал, но это уже перебор. Нет, я еще, пожалуй, могу понять, если бы мы действительно ему там помогли, а так для чего все это делается? Просто для посмотреть? Хорошенькое посмотреть! Нет, с Арамисом точно будет беседа, и в ближайшее время. Вобще-то это даже хорошо, что д'Артаньян оставил пистолет, хоть немного будет спокойнее. Интересно, когда меня перестанет колотить при этих воспоминаниях? Да еще и кофе закончился... --Мадам Жанна, позвольте, я вам помогу,--осторожно произносит Рауль и еще более осторожно помогает мне сесть за стол, поскольку я, очевидно, просто остановилась на том месте, где шла.—Вы где-то были, мадам Жанна? --Да, Рауль, и лучше об этом не вспоминать, по крайней мере, не сейчас. --А знаете, мы ведь с Габриэллой тоже кое-где были. Я просто не хотел вас беспокоить. --В самом деле? И где же? --В Питере. Я сначала немножко подрался с... э-э... уличной шпаной, а потом мы посмотрели на Чижика-пыжика... я что-то не так сказал? Нет, ну как вам это нравится? Пока мы там выпутавались из сибирских лесов, эта парочка разгуливала по Питеру как ни в чем не бывало. Подумаешь, со шпаной подрался, да ему развеятся только на пользу пойдет. И вобще нет, чтобы сводить человека в Эрмитаж, так они на Чижика-пыжика отправились пялиться. Никакой романтики в людях, честное слово! --А еще мы ели мороженное в стаканчиках. Вот это вкусно было! А еще... мадам Жанна, я вот все время хотел вас спросить, неужели вы умеете водить этот автомобиль? Нет, ну каковы мерзавцы? Даже мороженное схомячили без всякого зазрения совести! --Ну конечно, Рауль, это не так трудно, как тебе кажется. Вы ведь все умеете управлять вашими лошадьми. --Лошадь живая. --На ней высоко. А в машине мягко и удобно. --Все равно, мне кажется, я бы не смог... их там столько рядов и все едут непонятно куда. --Да все понятно, Рауль, просто надо привыкнуть. Вот д'Артаньян, например, сразу сел и поехал. --О, я в нем ни на секунды не сомневался, отец всегда говорит, что нет такого дела, с которым бы господин д'Артаньян не справился бы. --Кстати, Рауль, а как ты относишься к тому, что твой отец женился? --Очень хорошо отношусь, мадам Жанна. Мы с Габриэллой очень за них рады. Вы же видели, как они счастливы. Но вам уже получше, мадам Жанна, я, пожалуй, не буду вам мешать. --Идите, Рауль, мне надо поговорить с мадам Жанной,--неожиданно слышиться откуда-то со стороны Арамиса. --Ты меня когда-нибудь с ума сведешь своими появлениями! --Привыкай, дорогая, я же говорю—издержки производства. Извини, я правда не хотел. Рауль, я вас тоже напугал? --Да вот еще! Только я сомневаюсь, должен ли я оставлять вас с мадам Жанной наедине. --Идите, Рауль, Арамис не такой страшный и таинственный, как кажется. --Я что-то ему не очень верю,--проворчал Рауль, все же удаляясь к себе. --Послушай, Арамис, нельзя ли в следующий раз хотя бы предупреждать, куда нас занесет в следующий раз? --Послушай, дорогая, ты действительно считаешь, что от меня там что-либо зависит? Уверяю тебя, даже сам мессир только руководит процессом, но уж никак ничего не контролирует. --Знаешь ли, еще одна подобная встреча с дедушкой, и я лично в дурдом запишусь. --Я с тобой именно по этому вопросу пришел поговорить. Твой дедушка даже на самого мессира произвел положительное впечатление. А это случается весьма редко, уж можешь мне поверить. --Да что ты говоришь! Именно дедушка! Из всех тысяч репрессированных именно он! --Успокойся, пожалуйста. Ну может, и не только он, но ведь дело имеем именно с ним. --Теперь понятно. И что дальше? Памятник ему поставите? Вот радости-то! А главное, какое отношение это все имеет ко всему происходящему с нами? --Слишком много вопросов, дорогая. Никакого отношения не имеет, поэтому скажи спасибо, что мессир лично этим вопросом занялся. Будем вытаскивать твоего дедушку, если получится. --Правда? --Я сказал—если получится. --Да что там должно получится? Сделайте так, чтобы ему удалось сбежать в следующий раз, только и всего. --Какая ты умная, дорогая, мессир бы без тебя точно не справился бы. И куда он денется после этого—побежит обратно в Ленинград, где его уже скорей всего без суда расстреляют? Ну не смотри на меня так, я же сказал, что-нибудь да сделаем. Только вам для этого тоже попутешествовать придется, ничего уж не попишешь. --Черт с тобой. --Послушай, Жанна, я же тебя просил... --Ладно, извини, я все время забываю. --Чем это вы тут занимаетесь?—поинтересовался вернувшийся со службы д'Артаньян.—Жанна, дорогая, собирайся, нам надо срочно уехать из Парижа. --Что-то случилось, д'Артаньян?—спросил Арамис. --Ничего особенного. Я немножко напакостил, вот и все. --Это меня не удивляет,--махнул рукой Арамис.—Вот если бы ты не напакостил, тогда бы я удивился. --Что ты натворил, гасконское чудовище? --Ничего, дорогая, я просто немножко повздорил с королем. --Не беспокойся, Жанна, у д'Артаньяна такой вид спорта. Обычно через две недели король уже ничего не помнит. Но недели две лучше не попадаться ему на глаза. Я тебя правильно понял, д'Артаньян? --Ну да, обычный сценарий,--невозмутимо кивнул д'Артаньян.—Так что уехать лучше уже завтра же утром. Поедем в Бражелон, вот Атос нам обрадуется. --Ну нет, в Бражелоне слишком много младенцев, а Жанне сейчас нужен покой. Лучше поезжайте к Портосу, он обрадуется еще больше. --Но у Портоса Мадлен,--тут же вспомнил д'Артаньян.—А ты сам сказал, что Жанне нужен покой. --Лучше Мадлен, чем младенцы,--вставила я.—По крайней мере, с ней хоть договориться можно будет. --Хотел бы я на это посмотреть,--буркнул д'Артаньян. Ну ладно, хорошо, в конце концов, мы давно не видели Портоса, а Мадлен я как-нибудь переживу. А сейчас можно немножко поспать...
Nika: Отказ: Булкагов, "Дни Турбиных". Однако поспать получается в буквальном смысле немного. --Жанна, просы... --Что, где, когда? --Я как раз собирался задать тебе те же вопросы,—совершенно невозмутимо произносит д'Артаньян—видимо, мысленно уже ко всему приготовился. Так что там Арамис говорил по поводу дедушки? Учтите, если ничего не будет, я так больше не играю... однако надо все-таки понять, куда нас на этот раз занесло. Я прислушиваюсь и приглядываюсь—пока что толком ничего еще не разобрать. Где-то вдалеке слышны разрывы. Нет, люди, это уже явно даже не прикалывает—опять военные действия? Надоело... И тут я замечаю надписи на украинском языке. И если я угадала правильно... --Здравствуйте, дети мои,--слышу я знакомый спокойный и родной голос. --Дедушка! Ну слава богу! Дедушка со своим умом в революционной Украине совсем не лишний! И эти обстоятельства нашей встречи мне нравятся гораздо больше предыдущей! Я стараюсь не думать о том, что если Арамис просто любитель поболтать, этот раз может быть последним. Но вариантаов у нас в любом случае немного—как говороила Лис, только расслабиться и получать удовольствие. --Викусенька, ты в порядке? --В полном. Дедушка долго и крепко обнимает меня, затем они с д'Артаньяном так же долго и крепко пожимают друг другу руки. --Куда это мы попали?—спрашивает теперь дедушка. --Ты разве еще не понял? Дедушка оглядывает помещение старой гимназии. --О!!—только и произносит он. --Господа, это, как у вас говорят, свинство,--напоминает о себе гасконец. Дедушка быстро вводит его в курс дела. --Но им нельзя оставаться в этом городе!—тут же соображает д'Артаньян. --Все благородные люди обычно очень урямы,--вздыхает дедушка.—Будем над этим работать. Кстати, месье Шура, запомните ради бога, ваша фамилия здесь ни в коем случае Рабинович. --Дедуля, ты гений. А как же нам его назвать? --Романов. Александр Романов. --Ты издеваешься, дед? --Это не я издеваюсь, а ваш Петр, Воланд и кто там есть еще. Повторяйте, Шура. И если вас спросят, то говорите, что вы не родственники, а просто однофамильцы. --Александр Романов,--послушно повторяет д'Артаньян, всем своим видом показывая, что дедушку он готов слушаться всегда и во всем.—Кстати, Лев Давыдович, пригодился вам тогда мой пистолет? --Ну еще бы, дорогой мой. После того, как я тогда уложил с десяток этих, как вы замечательно выразились, тварей, меня с таким почетом в лагерь проводили, как будто я сам был царь Романов и уже сами боялись ко мне пальцем прикоснуться до самого конца. Но лучше сейчас об этом не вспоминать... Кстати, Викусенька, а у меня для тебя кое-что есть. С этими словами дедушка достает из кармана конфеты-батончики в незабываемых фантиках детства. Это просто невероятная картина. Еще немного и я и разревусь, как в детстве, но мне все-таки немножко неудобно. --Откуда?—только и могу выговорить я. --Я знаю?—пожимает плечами дедушка.—Апостол, видать, положил. Да не ешь все сразу, ненасытное дитя, оставь месье Шуре. --Месье Шуре это неинтересно,--отмахивается д'Артаньян.—А кефиру они вам не положили? --Неужели все так плохо?—сочуственно спрашивает дедушка. Я едва не давлюсь батончиком. Однако же надо совесть иметь, я подозреваю, зачем нас сюда заслали. Вобще-то могли бы уж и Надю с Раулем отправить заканчивать недоделанное, вместе того чтобы лопать мороженное и пялиться на Чижика. Но в конце концов, я ведь тоже не против лично с Турбиными познакомиться. --Дед, как ты думаешь... --Алексей! Они уже ушли, это точно. Он должен быть жив, должен! Идемте, дети мои, мы обязательно его должны найти. --Опять мне кого-то в деревню тащить?—на всякий случай интересуется уже на бегу д'Артаньян. Я не успеваю ответить—к счастью, это приключение из быстрых. Алексей лежит на полу в какой-то комнате, лицо залито кровью. --Жив,--констатирует дедушка и садится с ним рядом. --Точно жив? --Ну конечно, дорогая. Ты же помнишь, у Михаила Афанасьевича было два варианта—у самого не поднялась рука. Вот только бы он теперь в себя пришел, а то адреса там ни в одном варианте указано не было... --Да кто это?—спрашивает д'Артаньян. --Это, Шура, последний настоящий украинский офицер в самом лучшем понятии этого слова... последний человек чести в этом веке... --Дед, ты чего?—дедушка обычно не любит расточать красивых эпитетов, но видно на сей раз его прорвало. --Не мешай, пожалуйста, дорогая. Так вот, Шура, это, как вы говорите, человек с большой буквы. Я ему в подметки не гожусь. --Ты бы еще сказал, что всю жизнь мечтал служить под его командованием,--не удерживаюсь я. --Я же всегда говорил, что ты у меня умница, дорогая,--невозмутимо соглашается дедушка.—Однако пора бы ему уже в себя прийти. Нам тут лучше долго не засиживаться, вернуться могут в любой момент... Алексей, как по заказу, открывает глаза. --Елена... скажите ей... скажите, я никого не предал, нас загнали в угол... Леночка, прости меня... --Сударь, успокойтесь, мы свои,--говорит дедушка.—Скажите нам, где вы живете, мы отнесем вас домой. --Кто вы такие?—медленно и тихо спрашивает Алексей. --Я офицер из Петербургского штаба,--сочиняет на ходу дедушка, что в общем, частично является правдой, если разобраться.—А это моя сестра и ее муж. Нам пришлось срочно покинуть город, понимаете? --Да, конечно. Скажите, император... --Нет больше у нас императора,--с разбегу в карьер бьет дедушка. --Значит, это точно,--грустно кивает Алексей.—Как ваша фамилия? --Гайсинкий. --Моя фамилия Турбин. --Честь имею. --Честь... окажите мне услугу, сударь, дайте мне пистолет и уводите вашу даму отсюда поскорее. --Да что они все пистолеты просят?—шепчет д'Артаньян. --Нет, сударь, никакого пистолета я вам не дам. --Я понял, господин Гайсинкий, вы боитесь греха самоубийства, поэтому вам кажется, что лучше, чтобы они сами меня убили? Хорошо, вы правы, я офицер, я ничего на боюсь. Только уходите отсюда побыстрее, с вами дама, не нужно лишних смертей, ради бога. --Боже, какой упрямец,--качает головой дедушка.—Где вы живете, господин Турбин? --На том свете,--одними губами ответил Алексей и снова потерял сознание. --Ну, что теперь?—с интересном спрашивает д'Артаньян. --У него должны быть документы, если он их не сжег,--вспоминаю я. Дедушка бесцеремонно лезет в карман к Алексею и радостно достает офицерский билет. --Этот будет держать до последнего,--кивает дедушка и читает адрес. --Ладно уж, давайте я,--говорит д'Артаньян, осторожно поднимая его с пола.—Я уже привык... Украинская зима, возможно, немного теплее русской, но все же холодней французкой. Даже при том, что мы всю дорогу практически бежали, а не шли, перемерзли мы все втроем, то есть, вчетвером, точно как собаки. И кто говорил, что бег согревает? Дедушка на всякий случай как будто издевательски всю дорогу интересовался «тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, милая». После десятого раз д'Артаньян заметил, что его уважение к дедушке не имеет границ, но шутка после десятого раза перестает быть шуткой. «Вы правы, Шура,»--тут же согласился дедушка.—«Скажите, тепло вам?» Шура обязательно махнул бы рукой, но они у него были заняты Алексеем. К тому же мы наконец пришли. «Если они угостят водочкой, им просто цены не будет,»--мечтательно произнес дедушка и позвонил в квартиру. Дверь открыла красивая, молодая женщина. «Елена»,--сразу подумала я. --О господи!—вырвалось у нее. Затем передо мной предстало явление—мушкетеры 20го века. --Проходите, господа, проходите,--Мышлаевский показывает дедушке, где положить Алексея. --Господи, Алешка, поправься только, я тебе сразу голову оторву, приклею и оторву еще раз,--обещает Елена, заливаясь слезами. --Леночка, успокойся,--говорит Мышлаевский.—Надо доктора... --Не надо,--отвечает дедушка.—Вам здесь сейчас нужны посторонние люди, господа офицеры? Не надо, я сам справлюсь. --Дедушка, осторожней,--шепчу я ему в самое ухо.—Ты точно сумеешь? --Конечно, дорогая, не беспокойся. Шура, выйдите с ней, пожалуйста. --Я вам помогу. --Хорошо, оставайтесь. --Леночка, дама совсем замерзла, угости ее чаем,--говорит Судзинский. --Да-да, конечно, я от неожиданности совсем голову потеряла... пойдемте, милая, вы же совсем закоченели. --У вас кефира нету?—на всякий случай интересуется д'Артаньян. Офицеры улыбаются. --Я вам не ресторан!—величественно обьявляет Елена и тащит меня на кухню пить чай. Я и забыла, что дедушка у нас всегда был на все руки мастер, то есть он, как Атос, умел практически все. Когда страсти с извлечением пули—все-таки это занятие не из легких, согласитесь,--затихли, Мышлаевский обьявил, что у него стресс, поэтому им всем не помешает выпить. Мы с Еленой решили не мешать мужскому обществу, тем более, что дедушке предстояла не менее легкая операция убедить упрямых офицеров в том, что отьезд из России необходим и желательно куда-нибудь подальше, чем Германия. Дедушка дал мне торжественное обещание не спускать глаз с д'Артаньяна. Все-таки они больше привычны к вину, не хватало еще последствий хорошей русско-украинской попойки. Мы с Еленой отправились, как тут принято было говорить, музицировать на фортепьянах. Дедушка велел мне не уронить честь фамилии Гайсинских. Не будем вдаваться в подробности, что я эту фамилию не ношу уже с 20ти лет, дедушка имел право на такое требование—он когда-то сам меня за руку водил в музыкальную школу, которую я честно ненавидела всеми фибрами души. Знала бы я тогда, где мы встретимся с дедушкой и где мне пригодяться знания, полученные в детстве. Да уж, теперь остается только одно—не подкачать. Ну в самом деле, кто там помнит в 35 лет, да еще и при таких обстоятельствах, то, что мучил в 10-12? Однако, к счастью, мужчины были заняты политикой даже больше, чем водкой, иначе как бы хорошо выглядел бедный д'Артаньян—все-таки французское вино действительно компот по сравнению со всем нашим алкоголем. И чтобы там не говорили, не мог Атос напиваться настолько вдрызг пьян одним вином, иначе в погребе он просто уже ничего не соображал бы. Однако я отвлеклась... --Елена, я вас люблю,--донеслось жалобно из какого-то угла. --Не обращайте внимания,--махнула рукой Елена.—Это наш житомирский кузен Лариосик. Он мне время от времени в любви признается. Ларион, идите сюда, будете нам ноты переворачивать. --Здравствуйте, прекрасная дама,--вежливо поклонился Лариосик.—Можно, я буду любить вас, если Елена Васильевна все равно любит Шервинского, а не меня? --Ларион!—возмущенно произнесла Елена. --Ответьте, прекрасная дама,--не отставал Лариосик. Было видно, что он уже был вдрызг пьян и его то ли не взяли в компанию, то ли не заметили исчезновения, а скорей всего, и то и другое. --Не обращайте на него внимания, Виктория,--повторила Елена. --Виктория! Какое прекрасное имя! Позвольте, я буду в вас влюблен... --Не позволю,--жестоко обрываю я житомирского кузена.—Я замужем. Мой муж офицер. И мой брат тоже офицер. Видите, кругом одни офицеры. --Еще один... даже два... понятно... позвольте, я не буду переворачивать вам нот,--обьявил Лариосик и гордо удалился, кажется, в направлении ванной.—Вот умру я, посмотрим, что скажет моя мама!—донеслось оттуда под какое-то бульканье. --Не обращайте внимания,--в третий раз повторила Елена.—У него такое хобби. А у меня вот такое хобби,--она нежно провела рукой по клавишам.—Вы играете фуги Баха в четыре руки, Виктория? Дьявол тебя забери. Может, еще и в четыре ноги? Одна нога здесь, другая там... но тут я понимаю, что я все помню. До единой нотки. И что если дедушка сейчас не останется мной доволен, то я уже не знаю, чем ему тогда можно угодить. Мы начинаем «детской терадью» и заканчиваем сольфеджио. Последнее, вобще, для двух рук, но мы просто играем две одинаковы партии—там все равно уже так наклюкались, что похоже всем все равно. Однако к концу музицирования на пороге комнаты появляются те, кто еще в состоянии держаться на ногах и изображают бурные аплодисменты. --Госпожа Виктория, с прискорбием вынужден вам сообщить, что ваш почтенный супруг совершенно не умеет пить,--каким-то невероятным образом выговаривает всю фразу Мышлаевский, сам еле держась на ногах. В самом деле, нашего капитана нигде не видно. --Да как же вам не стыдно!—восклицает Елена.—Да ведь они Алексея спасли! Гады! Вот доверяй вам теперь после этого! --Спокойней, Леночка, спокойней, господин капитан всего навсего немного испачкал в ванной, мы сами все уберем,--обещает Шервиндский. Господи, только этого еще не хватало, не ужели дедушка представил его капитаном? Впрочем, сейчас уже поздно пить боржоми в буквальном смысле. Судзинский с дедушкой, который даже боиться смотреть в мою сторону, осторожно укладывают д'Артаньяна на кровать. --Мы утром должны отсюда уехать,--напоминает дедушка Мышлаевскому, как самому старшему после Алексея. --Господин Гайсинкий, да вы посмотрите на него,--качает головой Мышлаевский. --Ничего-ничего, вы даже не представляете, какой у него крепкий организм. Вот кефир бы только в самом деле не помешал бы... Мышлаевский хихикает и обнимая друзей за плечи, решительно выставляет всех из комнаты, включая Елену. Дедушка заботливо укрывает капитана одеялом. --Эх, разучилась пить молодежь, а этот еще из лучших,--многозначительно произносит дедушка. Однако мне совсем не смешно. --Ты же мне слово давал! Как не стыдно, в самом деле! Неужели действительно без присмотра нельзя оставить ни разу? --Да ничего с ним не будет,--уже откровенно смеется дедушка.—Подумаешь, горилки попробовал, с кем не бывает. Лучше скажи мне, что нам теперь надо делать. Судя по тому, как в таком случае развиваются события, нам ничего не остается, как лечь спать и потом подчиняться всему происходящему. Однако мне же теперь уже даже интересно. Мы ведь собирались к Портосу. Хорошо бы уже проснуться прямо там. И вместе с дедушкой. И чтоб это уже все наконец раз и навсегда закончилось...
stella: Ника, а ведь у нас продаются эти самые батончики из псевдошоколада. В магазине на углу, куда мы не дошли
Nika: stella пишет: В магазине на углу, куда мы не дошли Это вы мне сейчас говорите? Вот знала бы, женился бы Атос точно на ком-нибудь другом
Диана: Ура, две части сразу! однако, это уже второй фанфик, где помогают спасать Алексея Турбина. Видимо, Булгакову не доверяют
Nika: Диана пишет: Булгакову не доверяют Булгакову не доверять--это грех однако доработать вполне можно
Эжени д'Англарец: Бедный д'Артаньян! Нет, ну нельзя так издеваться над человеком!
Nika: Эжени д'Англарец пишет: Нет, ну нельзя так издеваться над человеком! Ну, они ж не знали, кого горилкой спаивали
полная версия страницы