Форум » Крупная форма » Иной ход » Ответить
Иной ход
stella: Фандом: " Виконт де Бражелон" Размер: макси Пейринг- персонажи " Виконта" Жанр: - а пусть будет... может, повесть?( на роман не тянет) Отказ: Мэтру. Спасибо всем, кто мне помогал и вдохновлял: Диане, Нике, Lys( пусть ее и нет на форуме), Железной маске и, особенно, Камилле де Буа-Тресси за бэту.
stella: Диана , у вас получается объяснять его поступки лучше, чем я могу это сделать. Я пишу на эмоциях, ставя себя на его место ( к сожалению, у меня есть повод вести себя аналогично). Диана уже постфактум все по косточкам разбирает.
Диана: Ну, называть иронию либо сарказм бестактностью я бы не стала. Между демонстрацией и проявлением чувств есть разница. Пока Луиза не нагрешила балами, ревность граф не демонстрировал. Когда понадобилось сделать замечание, то изображать не те чувства, что есть, - это не для него. Он не ханжа. Как всегда, каждый остался при своем Атосе.
stella: Мой Атос не безупречен, я надеюсь. Я очень боюсь, чтоб он не выглядел памятником самому себе: он, прежде всего, человек и ничто человеческое ему не чуждо. теперь он уже не должен служить образцом для сына- они почти товарищи.
Калантэ: Диана пишет: Как всегда, каждый остался при своем Атосе - и при своем представлении, что можно воспитанному человеку, а что нельзя. :-) Я, например, на многое, что кому-то может показаться резкостью или невоспитанностью, не реагирую, но у меня в семье категорически не принято родителями высказывать нелицеприятное мнение о моем муже (даже если бы оно было, впрочем, о первом его было хоть отбавляй) лично мне. Ему - пожалуйста. Ирония, сарказм, все это прекрасно, но сколько семей развалились или живут в сплошной сваре только потому, что родители не придерживаются этого правила! Замечание, сделанное невестке - куда ни шло, это именно что воспитание и обучение данной невестки. А вот подобное же замечание, адресованное сыну - это именно выражение презрения к невестке. Выбрал дуру. Впрочем, чувство собственного достоинства тоже, видимо, у всех разное. Я по отношению к себе ничего подобного никому никогда не позволяла. Повод прекратить всякие отношения, ни больше ни меньше. :-) А вообще, как по-вашему, дамы: похож Атос на человека, который будет время от времени припоминать сыну, что был недоволен его выбором? P.S. Что ж за притча за такая, уже который раз оказывается, что черты и качества, которые я воспринимаю как нормальные черты нормального обычного порядочного человека, другими воспринимаются как качества полубога... Может, я где-то на другой планете живу???
Диана: Калантэ пишет: черты и качества, которые я воспринимаю как нормальные черты нормального обычного порядочного человека, другими воспринимаются как качества полубога.. У меня тоже бывает такое ощущение. Все мы разнопланетяне. К счастью, мы не присяжные, для нас единодушие не обязательно.
stella: Живете, Калантэ Потому что такие отношения. как у вас - это классика в чистом виде. В жизни далеко не всякий может высказать и выслушать. Я знаю, что своей невестке я могу сказать многое( потому что знаю, что то, что я ей скажу, она примет нормально. А скажу я ей тоже не все подряд. А вот зятю я не могу сказать ничего, потому что мои слова станут поводом для развода. А все дело в воспитании и ментальности. Невестка знает, что я скажу ей тогда только, когда дойду до точки. И - поэтому меня выслушает. Атос высказался потому, что сын просил его присмотреть за женой. Этим он дал повод сделать замечание. Он как-то сказал сыну, что тот не показал себя наследником, так должен показать мужчиной, отвечающим за свои поступки. ( это у Дюма). После таких слов он мог высказать и свое отношение к мотовству невестки.
Диана: stella пишет: Атос высказался потому, что сын просил его присмотреть за женой. Этим он дал повод сделать замечание. Он как-то сказал сыну, что тот не показал себя наследником, так должен показать мужчиной, отвечающим за свои поступки. ( это у Дюма). После таких слов он мог высказать и свое отношение к мотовству невестки. Тем более, что он, сидя у себя дома, спрашивал у Рауля о порядке в доме Рауля и предостерегал. Не высказывал свое мнение о Луизе, его отношение к ней просто видно из его предположениях, которые на две трети оказываются правильными и не только в будущем, а и в настоящем для Рауля (балы и Монтале). После ваших замечаний, Калантэ, задумалась: должен ли был воспитанный и тактичный человек вместо этих вопросов сыну, прибывшему из дому, съездить специально к нему домой, чтобы убедиться, как идут дела, а по результату сделать выговор невестке? Атос был как раз категорически против этого варианта. Или он должен был молчать, не задавая сыну вопросов и не предостерегая? Или заверять сына, что им движет хорошее отношение к невестке? Навряд ли. Ну, что касается тактичности, бестактным можно назвать любое прямое высказывание. Граф до стиля "по танцулькам бегает" не опускался. И не смог бы. Сарказм - это его. Да еще после просьбы просмотреть за женой, да. ИМХО.
Ленчик: stella пишет: Я пишу на эмоциях, ставя себя на его место О! Вот оно! Теперь я поняла, что меня дернуло. Как раз то же, что цапануло Калантэ (только она сообразила быстрее, я со вчера мозг в кучку собирала) - формулировка. stella, чувства, эмоции, мысли - да Отношение к Луизе - да, согласна. Слова - не те. Не вижу в этих словах мужика. Тетку вижу. Тетковские слова. Женские. Так могла бы сказать свекровь о невестке. Но не свекр. Извините, на лавры семейного психолога не претендую Все, сугубо, имхо.
Диана: Блин, а я по-прежнему вижу. Конкретно в контексте всего текста и всей данной в фике ситуации. Вчера не сообразила дописать, что для меня - дело в этом.
stella: Дамы, так так оно, наверное и есть! У меня свое набиралось- собиралось и через Атоса и выплеснулось. Женщина проклюнулась. Исправить в тексте было бы просто, но мне не хочется, честно говорю. Потому что , если все будет на " ура", без споров, это не интересно. Я вам очень благодарна за живой отклик, но... это еще не конец и думаю, поводы к спору я еще вам дам.
stella: Глава 26. Любовь к античности не всегда приносит хорошие плоды. Его величество вернулся во дворец под впечатлением маскарада. Он был в приподнятом настроении и несколько раз повторил, что это не последнее путешествие его по ночному Парижу. Что до его спутника, то подобная перспектива совсем не улыбалась графу де Сент-Эньяну. Брести по улице, рискуя свалиться в какую-нибудь яму или нарваться на ночного грабителя? Только этого не хватало графу, который не слыл трусом, но не желал попасться ночному патрулю под руку с королем, точно пара подвыпивших гуляк. К тому же, подвергать Его величество риску было верхом нелепости. И де Сент-Эньян стал думать над тем, как превратить эти походы в безопасное предприятие. Предложение, чтобы их сопровождал хотя бы до ближайшего перекрестка капитан мушкетеров, было немедленно отвергнуто королем. Де Сент-Эньяну не потребовалось много времени, чтобы узнать, что господин д'Артаньян в числе ближайших друзей виконта же Бражелон. Нет, эти походы следовало заменить местом, которое будет безопасно как для монарха, так и для объекта его страсти. Будучи образцовым придворным, де Сент-Эньян предпочитал не задумываться, зачем нужна королю очередная игрушка. Хозяин пожелал - и это закон для его слуги. А придворный был ревностным слугой короля, и для него было делом чести создать для Его величества все условия для нового увлечения. Он принялся искать человека, способного помочь ему, и такой человек не преминул найтись. Господин Маликорн сделал все, чтобы вовремя попасться на глаза де Сент-Эньяну в приемной рядом с королевским кабинетом. Дальнейшее было, что называется, делом техники: обустроить уютное гнездышко там, куда добираться будет несложно, но где никто не сможет помешать влюбленным. Людовик ни на секунду не задумался, согласится ли Луиза на такие визиты. Ему даже в голову не пришло, что ему, божьей милостью французскому монарху, может отказать какая-то дворяночка. Если сама принцесса, жена его брата, безуспешно добивается, чтобы из отношения перешли в новую фазу, ревнует его к любой женщине, точно простолюдинка, где уж устоять провинциалке!? Король правильно оценивал настроение своей свояченицы: Генриетта чувствовала, что она теряет расположение Людовика. Но Его величество не был робким юношей: это был Давид, уже победивший голиафа Фуке, монарх, не знающий поражений не только в политике, но и на поле боя, это был мужчина, уверенный, что никто не посмеет отказать ему, вздумай он избрать объект для своих любовных притязаний. Принцесса была в отчаянии, но гордость не позволяла ей показывать, что она смертельно уязвлена пренебрежением короля. Людовик стал избегать ее, и Генриетта задумала небольшой план, как завлечь короля на вечер, который она устраивала у себя. Напрасно было бы думать, что принцессы вольны делать все, что им хочется. Жизнь царственных особ регламентирована придворным этикетом до такой степени, что на личную жизнь времени не остается. В описываемую нами эпоху Людовик стал доводить эти правила жизни для королевской семьи и всех, кто его окружал, до немыслимых вершин. Каждая минута была расписана и продумана, оставляя для Его величества минимум времени для себя. Как известно, Людовик спал очень мало и отличался невероятной работоспособностью. Но всем остальным приходилось подстраиваться под короля. Генриетта, учитывая все, что произошло на ее неудачном вечере с Люлли, остановилась на встрече в тесном семейном кругу. Для Людовика семья значила очень много, мнением матери он дорожил и уважал в Анне Австрийской, в первую очередь, свою мать. Генриетта приготовила сюрприз, который бы заставил короля задуматься, стоит ли ему гоняться за химерой. Итак, вечер должен был быть семейным. Разумеется, на нем могли присутствовать и немногие доверенные особы, а к таковым Генриетта причисляла своих двух фрейлин, Монтале и Тонне-Шарант. Принц тоже никуда не являлся без своего фаворита, а король без своей верной тени — де Сент-Эньяна. Ее высочество тщательно продумала все, что собиралась высказать на этой встрече. Свою оскорбленную гордость, свой сарказм она готова была облечь в изысканную форму античных одежд, столь ценимых при дворе. Людовик, войдя в гостиную, увидел, что карточная игра на сегодняшний вечер не предполагается. Заметив, что королева-мать уже расположилась в приготовленном для нее кресле, он направился прямо к ней, игнорируя принцессу. Поцеловав руку Анны, Людовик повернулся к Генриетте, и отвесил ей поклон, словно извиняясь, что не ее, как хозяйку дома, поприветствовал первой. Впрочем, короли имеют право нарушать этикет, если сами его устанавливают. Людовик, в молодости, себе такое еще позволял. - Милая сестра, - Людовик был сама любезность, - чем вы нас порадуете сегодня? - О, Ваше величество, я надеюсь, что мои новости вы найдете достаточно занимательными, - Генриетта присела перед королем в реверансе. - Я никогда не сомневался в вашем таланте рассказчика, сестра, - и Людовик ответил ей улыбкой, за которой принцессе почудилось тайное опасение. Как только гости принцессы заняли свои места, расположившись с известной непринужденностью, оправданной семейной обстановкой, Генриетта приступила к своему рассказу. - Мы все, господа, имели случай насладиться рассказом господина де Лоррена, который свел знакомство с проказником-фавном, - начала принцесса, убедившись, что шевалье занял свою позицию за креслом принца Филиппа. - Он оказался очень мил и любезен. Любезен настолько, что согласился для меня провести мою знакомую дриаду в тот же дом, где уже побывал с шевалье. Такое вступление не обещало ничего хорошего. Шевалье де Лоррен внутренне сжался за креслом своего повелителя, а король откинулся в своем, ожидая подвоха и чувствуя, как кровь отливает от его лица. - Итак, моя дриада, такая же невидимая и, почти такая же любопытная, как ваш фавн, неслышно пробралась вместе с ним в уже знакомый вам, господа, особняк. Дом был пуст, и ничто не нарушало полночной тишины. Скрипки умолкли, гости разошлись и только две тени неслышно пробирались по дому. - Это были фавн и дриада? - громко спросила молодая королева и покраснела. - Увы, нет, Ваше величество: они ведь невидимы для всех. Нет, это были совсем не сказочные божества - это были персонажи римских карнавалов. Две маски, два домино в широких плащах и с закрытыми от нескромных взоров лицами, осторожно передвигались по дому. При этих словах де Сент-Эньян нахмурился: эти две тени поразительно напоминали ему что-то знакомое. - Между тем, - продолжала принцесса, - похоже было, что этой парочке известны были все закоулки дома: без колебаний они нашли лестницу и поднялись на второй этаж. «Это должно быть здесь, Ваша светлость, - промолвила одна из масок. - Я заметил, что наша богиня скрылась именно в этой стороне.» - «Но мы не можем искать ее по всему дому, в особенности, если двери закрыты!» - засомневалась вторая маска. - «О, вы не должны беспокоиться, герцог. Нужная нам дверь всегда будет открыта!»- успокоил герцога друг. Это уже был не намек, это уже был прямой удар, и Его величество побледнел. Кто посмел предать его? Только тот, кто знал о тайной комнате! Король оглянулся на де Сент-Эньяна, дежурившего за его креслом и придворный едва заметно кивнул: он понял, кого следует искать. Принцесса продолжала живописать похождения античных божков, но Людовик ее почти не слышал: он задыхался от бешенства. Что с того, что его высмеивала собственная родственница: она не более чем подданная короля Франции! Принцесса забывается: она не желает помнить, что для короля нет семьи, его семья — это весь народ Франции и все равны перед его судом! Но Генриетта, влекомая своей ревностью, досадой, униженная тем, что король, словно простой смертный, подглядывал за ничтожной в недавнем прошлом фрейлиной, неслась на волнах своей фантазии. Когда же она приступила к описанию того, как маски прокрались в украшенную, как морской грот, спальню, где почивала дочь Посейдона, терпение у Его величества закончилось. Резкие, злые аплодисменты заставили принцессу остановиться на полуслове; король встал, с грохотом отодвинув массивное кресло. В сопровождении де Сент-Эньяна, не говоря ни слова, не поклонившись никому, Людовик вышел вон, собственноручно отворив дверь и до смерти напугав стоявших снаружи лакеев. До самого Пале-Руайяля он не произнес ни слова, но по тому, как лицо его становилось то смертельно бледным, то пунцовым от душившего его гнева, де Сент-Эньян понял, что чувство его к принцессе умерло. Бедная Генриетта не учла характера своего короля, и не учла силы его разгорающейся страсти. Зачем понадобилась Людовику Луиза, Луиза, которая для него вообще не существовала, когда была у него под боком в роли фрейлины принцессы, король и сам толком не мог ответить. Но она стала чужой женой, матерью и засияла для него неожиданным блеском. Пока он мог взять то, что было рядом, он не проявлял никакого интереса к застенчивой девице, скромной и невзрачной в своих незатейливых туалетах. Теперь, украшенная брачными узами, счастливая и довольная, она неожиданно стала для него необычайно привлекательной. То, что она была желанна для мужа, сделало ее ослепительной и желанной для Людовика. Чего было больше в этой страсти: зависти или желания избалованного ребенка иметь ту же игрушку, что и у другого? Привычка получать то, на что упал взгляд? Или просто азарт охотника? Это не играло роли: король жаждал получить эту женщину, и у него в голове даже не промелькнула мысль, что на его страсть могут не ответить. Луиза полностью овладела его мыслями, Генриетта стала препятствием к достижению желаемого, и Людовик закусил удила. Даже скандал в собственном семействе уже не останавливал его. Генриетта унизила его своим рассказом, посмела следить за ним, подкупила кого-то, кто был посвящен в его тайну: этого было достаточно, чтобы поставить принцессу на место. Людовик никому не должен давать забыть, что он король, что он владыка всех и каждого в этом государстве. Тех, кто еще это себе не уяснил, он призовет к порядку. Тех, кто решился стать у него на пути, он устранит одним движением царственной руки, как он это сделал с виконтом де Бражелоном. Тех, кто решится воздвигать препятствия у него на пути, он просто уничтожит! Царственный лев метался по своим покоям, приводя в трепет придворных. Планы мести Генриетте, один другого грандиознее, роились у него в голове. Внезапно Людовик остановился: он понял, что ничего не сможет сделать. Это была первая трезвая мысль за последний час, и она поразила его своей простотой: Генриетта для него никогда не была доступна. Принцесса, из собственного тщеславия, играла им и собой, стараясь убедить и его, Людовика и себя, что они могут быть вместе. Какую же боль они могли причинить своей семье! А он считал себя хорошим сыном! Луиза - вот достойный предмет для его чувств. Какими глазами она на него смотрела в тот вечер! Муж ее далеко, и он не имеет никакого отношения к королевской семье. Все располагает к тому, чтобы продолжить это приключение. А Генриетта? Ну, что же, она должна же наконец понять, что увлечение античностью может обернуться дурным вкусом.
stella: Глава 27. Тревога. Письмо от д'Артаньяна было самым обычным: друг расписывал новости в своем, только одному гасконцу присущем ключе, но Атос слишком хорошо знал своего друга, чтобы не уловить в стремительном почерке капитана какую-то затаенную мысль. Д'Артаньян искал слова, пару раз зачеркнул написанное, и так тщательно, словно боялся, что Атос сумеет прочитать то, что он счел неправильным словом. В общем, графу стало неспокойно на душе. Особенно его поразил намек на Рауля: д'Артаньян удивлялся, почему виконт так задержался в Англии и выразил уверенность, что для Атоса было бы лучше, если бы сын сопровождал его в Париж. Атос сильно призадумался, дочитав и перечитав несколько раз это послание. Д'Артаньян призывал Атоса в Париж и делал это иносказательно. Почему он не написал прямо: «Дорогой друг, вы нужны в Париже! Нужен ваш глаз и ваша рука!» Луиза!? Что могло случиться в семье у сына? Граф устало провел рукой по глазам. Последнее время что-то происходило с ним: иногда наваливалась необъяснимая усталость, тоска сжимала сердце, казалось бы привыкшее уже к любым ударам судьбы. Чего еще можно ждать от жизни, когда все так отлично устроилось? Но он, чей жизненный опыт говорил, что в каждой радости всегда таится частица будущих забот, всем своим существом ощущал приближение грозы. Значит, не зря д'Артаньян зовет его в Париж. У Атоса есть повод для визита - внук. Нет, совсем не в ребенке дело: это было бы не честно - лукавить с самим собой. Мальчика он совсем не знает, он не привязан к нему так, как мог бы привязаться, если бы Робер рос на его глазах. Не страх за него беспокоил Атоса: граф боялся совсем другого. Если он еще сможет что-то изменить, отвести беду, он готов ехать не только в Париж — в Новый Свет. Только бы ничего не случилось до его приезда. Граф упорно, даже про себя, не желал называть своим именем то, что маячило на горизонте. Раньше он не позволял себе такого слабодушия. «Старею и становлюсь трусом!»- пробормотал Атос едва слышно, но даже высказанная почти вслух досада подстегнула его, как подстегивает старого боевого коня прикосновение шпоры. Он замер на секунду, собираясь с силами, и встал из-за стола. Кабинет покинул совсем прежний Атос: собранный, подтянутый, энергичный, как всегда. Другого графа в доме не знали. Гримо всегда был ему верным и надежным спутником. Но в этот раз он не понимал, что заставляет его хозяина гнать лошадей. О письме дАртаньяна он знал: в Бражелоне или Ла Фере мало что могло ускользнуть от зоркого глаза управляющего. И если господин граф после этого клочка бумаги все бросил, в полчаса собрался ехать и шпорит лошадь так, словно они едут за подвесками королевы — нет, это все не к добру! Дорогой Атос запретил себе о чем-то думать: быстрая езда хоть как-то отвлекала от тяжелых мыслей. В Париже он, не заезжая домой и, не переодевшись с дороги, бросился к д'Артаньяну. Капитан был на дежурстве, но он не рассчитывал, что Атос приедет так быстро: д'Артаньяну понадобилось несколько минут, чтобы собраться с мыслями. Когда графа провели к нему в кабинет рядом с королевскими покоями, д'Артаньян уже приблизительно представлял, что скажет другу. - Милый граф, вы передвигаетесь с прежней скоростью!- он обнял Атоса, спрятав на мгновение легкое смущение у него на плече. - Вы напугали меня своим письмом,- серьезно, не желая поддерживать шутливый тон,- ответил Атос.- Д'Артаньян, что происходит?- он устремил на товарища такой пристальный взгляд, что гасконец смутился по-настоящему. - Я ничего не сумею объяснить толком, Атос. И я не имею права вам говорить. Вам надо быть в Париже, а еще лучше, если сюда приедет виконт. Дело это касается... это его семья, граф. Все, мой друг, я и так сказал больше, чем имел право говорить! Только умоляю вас: будьте осмотрительны, мои дорогие. Помните, что вы и наши друзья — это самое ценное, что есть у меня в жизни. Но у меня еще есть служба у короля: Атос, вы умница, вы все поймете и поймете, в каком я положении. - Спасибо, д'Артаньян. - Атос отвел взгляд от друга. - Я начинаю понимать, что происходит. Обещаю вам, что положу этому конец, но вы не должны касаться этой истории, д'Артаньян. - Увы! - мушкетер пожал плечами. - Что значит «увы», мой друг? - Только то, что мои уши набивают альковными сплетнями. - Д'Артаньян, мне ваш тон и ваше молчание говорят больше, чем сотня фактов. Но вы правы, я постараюсь добиться приезда Рауля. - Каким образом, Атос? Король его отослал, только король может его вернуть. - Есть еще король Карл 2, который может выслушать мою просьбу. - Вы что-то придумали, Атос? - капитан с надеждой посмотрел на своего старого друга. - Думаю, что да. К тому же это будет не далеко от истины. Атос оказался в сложной ситуации: он не мог просто писать королю соседней страны, не имея на то специальных полномочий. Карл, без сомнения, принял бы просьбу графа близко к сердцу, скорее всего, отослал бы виконта во Францию, но Атос, чтивший этикет, нашел, как всегда, достойный способ: он отправил к королю Блезуа. Блезуа, который умел себя вести, немного знал Англию, видел короля в Бражелоне и обладал достаточным чувством собственного достоинства, чтобы заставить отнестись к нему серьезно. А главное: его знал Парри, Парри, который все еще неотступно находился при молодом короле. Вызванный в Париж, Блезуа и с женой повидался и, довольный и озабоченный доверенным ему поручением, увез письмо хозяина с самыми четкими наставлениями к кому обратиться в Лондоне и где бывать. Гримо Атос оставил при себе: старику нелегко стало переносить такие путешествия. Он в этом ни за что бы не признался, но граф видел, что силы у его старого слуги уже не те. Да и сам Атос держался скорее по привычке: нервы начинали сдавать, и он наедине с собой вынужден был признать, что силы его подходят к концу. За те дни, что он провел в Париже, граф успел наслушаться сплетен и разговоров. Он не стал избегать общества, знакомых у него было немало и, навещая старых приятелей, он посетил и парочку салонов. Свет гудел, как улей, но в этом жужжании что-то конкретное понять было сложно. Из всего этого бреда Атос вынес прежде всего одно: у Его величества появилась новая пассия. Ничего конкретного не говорилось скорее всего потому, что никто ничего толком не знал. Поскольку обсуждать короля никто не рисковал, обо всем говорилось в иносказательной форме. У Атоса не было проблем с мифологией: у него всегда были проблемы с манерой высказываться выспренним и заумным стилем. Терпения разбираться во всем этом у него не хватило и он попросту решил отправиться к Бражелонам. Луизы дома не было, Атоса никто в доме не знал: всех слуг сменили. Робера увели гулять с няней, единственной из прислуги, кто его помнил. Раздосадованный бесцельным визитом, Атос расписался в книге у Луизы, прекрасно зная, что этого будет ей достаточно. И действительно: не прошло и двух часов, как ему доложили, что его хочет видеть дама под вуалью. - Просите, - граф встал навстречу гостье. Виконтесса откинула вуаль и опустилась в таком низком поклоне, какой делают разве что перед Его величеством. Но на Атоса это не произвело впечатления. - Ваше сиятельство, я поспешила к вам, как только узнала, что вы напрасно утруждали себя и вас не сумели достойно встретить в мое отсутствие, - поспешно заговорила молодая женщина, ощущая, как краска заливает ее лицо. - Мадам, я хотел повидать внука. - Атос внимательно, не таясь, рассматривал невестку: похорошела, стала настоящей красавицей. Во всем облике появилась уверенность, непринужденность. Наверное, так выглядит женщина, которую любят и которая любит. Смутная тревога стала отчетливой болью. - Ах, какая жалость, что вы его не застали! - и вот в голосе уже появились отчетливые светские нотки. От былой дикарки, кажется, ничего уже и не осталось. - Я обязательно распоряжусь, чтобы Робера привели к вам, господин граф. - Не стоит, мадам, чтобы ребенка приводили в незнакомый дом, в чуждую ему обстановку. Он еще слишком мал для этого. - Нет-нет, Ваше сиятельство, Робер привык бывать со мной или няней в гостях. - Луиза вдруг забеспокоилась. «Странно!» - отметил про себя Атос, - «Она словно боится, что я приду к ней в дом еще раз!», - и прибавил вслух, - Если вы не желаете, чтобы я вас навещал, я не стану вас смущать своим присутствием. Эти слова произвели странный эффект на молодую женщину: она побледнела, похоже было, что она ищет и не может найти слова, которые оправдали бы ее явное нежелание, чтобы свекр посещал их с сыном. Атос хотел сейчас только одного: чтобы она покинула его дом. В ее поведении он увидел даже больше, чем рисовалось ему в самых тяжких предположениях. Теперешняя Луиза разительно отличалась от той, что вошла в их с сыном жизнь. От юной любительницы прогулок по лесам и рощам не осталось ничего, и эта перемена пришла не с замужеством. Не для его сына сияли под опущенными веками ее глаза. Если только то, что он понял, правда, тогда зря он просил Карла отпустить Рауля, зря первый раз в жизни лгал. Пусть бы лучше виконт навсегда оставался у чужих берегов. - Госпожа виконтесса, я благодарен вам за визит, но я думаю, что мне будет лучше самому посетить вас. - Атос прямо посмотрел в глаза невестке. - Ребенок должен знать, что у него, кроме матери, имеются еще и другие родственники. Я надеюсь, что виконт не задержится более в Англии, и сможет уделить внимание своей семье. Известие о возможно скором возвращении Рауля повергло Луизу в шок. Она так и не решилась поднять глаза, но графу де Ла Фер и не требовалось ловить ее взгляд. Он ее предупредил, остальное дело за ней. Если она сумеет сделать все, чтобы к приезду Рауля ее роман закончился, он сыну ничего не скажет. Он не станет его мучить лишний раз, дав понять, что прав был все же отец. Молчать — тоже подлость, но не меньшая подлость - попрекнуть своей правотой.
jude: stella пишет: Молчать — тоже подлость, но не меньшая подлость - попрекнуть своей правотой. Полностью согласна с господином графом. :)
stella: Глава 28. Когда неведение лучше истины. Рауль, ничего не понимающий, одинокий и растерянный, чувствовал себя в Англии изгнанником. Человек скрытный и чувствительный, он ощущал вокруг себя атмосферу некоей недоговоренности, и даже нежное участие прелестной мисс Грефтон, с которой его познакомил герцог Бэкингэм, не могло скрасить его пребывания при дворе. Виконт впал в уныние, и уже сам не желал из него выходить. Они с мисс Грефтон неспешно прогуливались по аллее Кемптон-Корта, беседуя о литературе, как вдруг, в конце парка, Рауль заметил фигуру Парри в сопровождении человека, само появление которого в этом месте сулило страшную беду: Рауль увидел Блезуа, и это могло означать только одно — дома случилось какое-то несчастье с отцом. С этой минуты бедный виконт уже не мог думать ни о чем. Блезуа ускорил шаги и невольно обогнал старика. Бледность виконта испугала слугу, и он еще издали стал знаками объяснять, что все спокойно и хорошо. Наконец, он оказался настолько близко от Рауля, что смог передать ему письмо от графа де Ла Фер. Рауль сломал печать дрожащими руками и, прочитав всего несколько строк, опустился на стоявшую рядом крытую дерном скамью. Мисс Грефтон, взволнованная и ничего не понимающая, стояла рядом, не зная, звать ли на помощь или остаться рядом с Раулем. Наконец он поднял на нее глаза. - И что мне делать теперь, сударыня? - он горестно вздохнул. - Я не имею права покинуть Англию, а, судя по письму, отец сейчас, как никогда, нуждается во мне. Если он пишет, что очень хочет меня видеть, значит, что-то серьезное там случилось. - Господин виконт, не проще ли вам расспросить этого человека? Он привез вам письмо, он конечно же, знает, что с вашим отцом. - Блезуа, что с господином графом? - виконт сделал знак Блезуа говорить. - Да вы не извольте беспокоиться, господин виконт, - затарахтел сладкоречивый Блезуа. - Господин граф в полном здравии, только скучают очень. Вот, изволили в Париж проехаться, хотят внука повидать ну, и конечно, посмотреть, дом ли ваш в порядке, дает ли госпожа виконтесса балы, как прежде давала. - А вы откуда знаете об этом, Блезуа? - Рауль поразился осведомленности слуги: в доме у Атоса никто не знал, что в письмах, получаемых хозяином и каковы его планы. - Я... я догадался, - растерялся Блезуа. - Я благодарю вас, - сказал Рауль так сухо, что Блезуа стало не по себе: он был нескромен, да еще и болтлив перед этими англичанами. Хорошо бы, они по-французски не понимали... но они, судя по тому, как отвели глаза, все поняли. Блезуа почувствовал себя совсем плохо, но, к счастью для него, виконта отвлек Парри. - Господин де Бражелон, вас зовет Его величество, - с поклоном сказал старик. - Он ждет вас в своем кабинете. - Что угодно Его величеству? - Рауль тяжело поднялся со своей скамьи. - Он просил меня вас отыскать. Ваш человек привез Его величеству какое-то письмо от господина графа ле Ла Фер. - Значит, дома все же что-то произошло! - мрачно пробормотал виконт. - Мисс Грефтон, вы простите меня, если я вас оставлю одну? Я не могу заставить короля ждать. - Идите, господин Бражелон, и не впадайте в отчаяние, прошу вас! - Мэри подала молодому человеку руку на прощание. - Все будет хорошо! «Мне кажется, что меня уже не может ждать что-то хорошее», - думал Рауль, почти бегом направляясь к Карлу. «Отец просто не говорит, что происходит. Его скрытность граничит с жестокостью. Он принимает меня за того ребенка, от которого он скрывал правду столько лет!» К счастью, у виконта было не много времени на дурные мысли, иначе он бы далеко зашел в оценке событий. Первое, что он увидел, войдя к Карлу, это короля и герцога Бэкингэма, весело смеющихся у окна. Услышав, что виконт де Бражелон явился по его приказанию, король повернулся к нему лицом. - Это вы, Бражелон! Отлично. Вот! - он показал на распечатанное письмо, на котором Рауль увидел знакомый почерк отца. - И вот!- король вытащил из-под бумаг еще одно, со сломанной печатью, но сложенное особым образом. - Два, совершенно не связанных между собой человека, просят об одном и том же: отослать вас во Францию. Один ссылается на семейные обстоятельства и просит, если это возможно, дать вам отпуск, другой говорит, что от вашего приезда зависит благополучие Франции. Кто же вы на самом деле, господин де Бражелон, если способны решать судьбу великой державы? Король видел смущение виконта, но повышенный интерес дам к Бражелону, о котором уже поговаривали при английском дворе, заставлял Карла следить за Бражелоном с интересом естествоиспытателя, наблюдающего за поведением подопытного кролика. Карл знал из присланного ему с курьером письма сестры, что Луиза де Бражелон неверна мужу. Судя по всему, ее отношения с венценосным любовником зашли очень далеко. Что могло изменить появление мужа, Карл не понимал. Но и не видел повода отказать сестре. У него был для этого еще один довод: письмо графа де Ла Фер. Атос тоже просил отпустить сына хоть ненадолго: он боялся, что они больше не увидятся. Карл давно подозревал, что король просто устранил виконта, потому что ему не нужен был свидетель каких-то королевских игр. Но все оказалось банально до смешного: он удерживал у себя одураченного мужа, пока жена развлекала Людовика. Людовик не будет в восторге, если виконт окажется свидетелем своего позора. И тем не менее, Карл готов был отослать Бражелона в ту же минуту: грядет скандал при французском дворе, а вот английскому двору будет пища для развлечений. Его величеству нет дела до того, как примет виконт случившееся. Жалко парня, но думать надо было самому, и найти предлог остаться рядом с женой. - А мой брат жаден до чужих ценностей, - пробормотал Карл, но герцог Бэкингем его услышал. - И Николя Фуке мог бы кое-что рассказать об этом, - подумал герцог, знавший Людовика не понаслышке. Если бы Бражелон смог бежать по волнам, он не понадеялся бы на быстроходное судно. Но словно злой гений был рядом с ним: ветер был противный, потом начался сильный шторм, и на следующий день корабль оказался опять в виду английского берега. - Решительно, Англия не хочет отпускать меня от себя ,- эта мысль поразила Рауля. Прощаясь с ним, Мэри Грэфтон просила его подумать, стоит ли возвращаться вопреки воле короля Франции. Она говорила о бедах, которые он рискует на себя навлечь, оказавшись против желания Людовика при дворе. Говорила о том, что он может вызвать семью в Англию, что если он согласен, она сделает все, чтобы помочь ему. На все ее слова у Рауля был ответ: «Я боюсь за отца!» Но не меньше, чем мысль об отце, его мучили сомнения насчет Луизы. Он не думал об ее измене: его мучил страх, что она стала жертвой чьей-то подлости. В памяти вновь возникло предостережение, сделанное графом де Ла Фер насчет Оры де Монтале. Граф не доверял этой женщине, он видел в ней угрозу их семье. Как мог он пропустить мимо ушей слова отца, знающего жизнь и не доверявшего женщинам! Наверное, граф знал больше, чем счел нужным сказать. Рауль громоздил один страх на другой, строил башни из теней, сам их же и разрушал и прибыл, наконец, в Париж в ужасном состоянии. Первым долгом, словно ведомый роком, он бросился к отцу. Атос ждал его с нетерпением, но теперь, когда сын был рядом с ним, он не знал, с чего начать разговор. Разговор, после которого их жизнь изменится бесповоротно. - Отец, я получил ваше письмо. Я ничего толком не понял, кроме того, что вы хотите, чтобы я был подле вас. И вот я здесь и вижу, что спешил не напрасно. Граф, вы больны? У вас такой усталый вид, вы печальны. Что произошло? - Он осторожно взял руку отца и поцеловал. - Я не оставлю вас больше, я не вернусь в Англию. - Тебя плохо приняли при дворе? - удивился Атос. - Нет, король Карл отнесся ко мне очень милостиво, но мне не мила страна, в которой нет близких мне людей, в которой не живет моя семья. Вы же знаете как моя жена, мой сын? - Луиза тебе не писала? - Нет, я давно не получал от нее писем. Погода не благоприятствовала кораблям. Я думаю, почта просто задержалась. - Пусть так, - Атос опустил голову. - Отец, вы что-то от меня скрываете? - Рауль вскочил и беспокойно заходил по комнате. - Пока, я думаю, тебе стоит отдохнуть с дороги и привести себя в порядок. Я бы не хотел, чтобы ты бежал домой, покрытый пылью и потом, виконт. - Атос в первый раз посмотрел сыну прямо в глаза, и Раулю почудилось, что само несчастье взглянуло на него глазами отца. - Но почему, отец? - Потому, что у тебя дома, скорее всего, дают очередной бал-маскарад. Куда разумнее будет незаметно появиться и тебе. Так ты сможешь составить себе представление о... - О размерах своего несчастья, отец, не так ли? - Мне бы очень не хотелось так думать, мой мальчик, но факты — упрямая вещь. - Если дело зашло далеко, отец... - воскликнул Рауль, хватаясь за эфес. - Поклянитесь мне, что если дело зашло далеко, вы ни станете ничего предпринимать, пока не посоветуетесь со мной или с 'дАртаньяном, - воскликнул Атос. - Нет, я такого слова вам не дам! - Рауль медленно покачал головой. - Никогда не дам, отец. Простите меня, но все, что касается Луизы, я решу сам. Это мой выбор и я один в ответе за него. Я послушен вам буду в одном: я отложу визит домой на пару часов. Ближе к ночи я пойду и сегодня же решу этот вопрос. А пока — пусть мне остается еще немного времени на неведение. Наверное, вернусь я к вам уже другим человеком. Отец, отец, только один бог знает, как вы мне дороги, но даже ради вас я не пойду против законов чести. Я не прошу простить меня (я этого не заслужил), но понять меня вы сможете. Вам не раз приходилось драться во имя чести. - Вы уверены, что я это делал из-за женщины? - Атос произнес эти слова почти шепотом. - Вы думаете, что я способен был... - он резко замолчал, словно испугавшись готового вырваться у него признания. - Хорошо, делайте то, что вам велит ваш разум. Но помните: у вас есть сын и наследник, а у вашего отца нет никого дороже вас, виконт.
jude: Впервые задумалась о том, что у Дюма Рауль получился совершенным романтиком - героем XIX века. А романтики, к сожалению, редко находили себе место в этом мире.
stella: jude , я приблизительно так же о его отце высказалась у соседей.
Ленчик: stella пишет: - Нет, я такого слова вам не дам!- Рауль медленно покачал головой.- Никогда не дам, отец. Простите меня, но все, что касается Луизы, я решу сам. Ай, бравушки! Ай, молодца!
stella: Глава 29. В которой Рауль узнал цену клятвам. Цепочка огоньков начиналась за две улицы от их дома. В другое время виконт бы посмеялся: что за детские забавы со свечами? Теперь же его настораживало все: и эта световая дорожка и тихо переговаривающиеся фигуры, поспешно крадущиеся по пустой улице и темные плащи. Странная игра... Кому нужна эта таинственность, это мнимое возбуждение несуществующей опасностью? Все это вдруг показалось глупым и пошлым, и он с ужасом осознал, что все это творится в его доме с ведома Луизы. Как она могла такое допустить! Дальше стало еще хуже. Дом сиял огнями, улица перед входом была ярко освещена факелами, а из открытых входных дверей неслась музыка и шум многих голосов. Все это стало напоминать Раулю какой-то чудовищный балаган. Перед глазами у него все закружилось, когда он вступил в гостиную, превращенную в танцевальный зал. Места было недостаточно для такого количества гостей, зато на него никто не обратил внимания. Его возмутило, с какой легкостью он сумел проникнуть в дом: у него не спросили имени, ему не понадобилось показать пригласительную карточку. У него сложилось впечатление, что его дом просто превратили в место встреч хорошо знакомых пар, в модный бордель. Рауль остановился за колонной не потому, что оттуда мог беспрепятственно наблюдать за собравшимися, у него подкосились ноги, и он ощутил, как по лицу катится холодный пот. Со злостью он сорвал маску, делавшую его неузнаваемым в этой толпе, и шагнул в водоворот маскарада. Он нигде не видел Луизу: ее бы он узнал в любом обличье. Но центром всего, что происходило, центром, откуда несся смех, куда, как магнитом, притягивало всех собравшихся, была молодая женщина, черноволосая, подвижная, шумливая, остроумная; словом, виконту не понадобилось много времени, чтобы понять, что истинной хозяйкой в доме являлась эта дама. Он решительно направился в ее сторону, не спуская глаз с этой хохотушки и крутившегося рядом с ней молодого человека. Женщина заметила его и узнала: он услышал, как она громко вскрикнула от ужаса. Он подошел почти вплотную и, увидев, что она сделала движение скрыться, схватил ее за руку. - Отпустите меня, сударь, - взвизгнула она и растеряно оглянулась. Несколько мужчин тут же окружили виконта с самым угрожающим видом. - Что вам нужно? Что вы здесь делаете? - Вы спрашиваете, что я здесь делаю? - Рауль задохнулся от гнева. - Я пришел в свой дом, который вы превратили в вертеп. Убирайтесь отсюда немедленно! Все! - Кто вы такой, чтобы приказывать нам удалиться? - кто-то из гостей, видя, что окружающие притихли, решил выступить на стороне мнимых хозяев. - Я виконт де Бражелон, и я хозяин этого дома. И я не вижу в этой гостиной своей жены, которая единственная имеет право распоряжаться здесь. - Рауль внешне уже овладел собой, загнав вглубь себя страх, отчаяние и непонимание происходящего. - Поэтому я прошу всех покинуть этот дом. А вас, сударыня, в первую очередь! - виконт положил руку на эфес шпаги таким уверенным и красноречивым жестом, что гости, ворча и ругаясь на чем свет стоит, начали расходиться. Очень скоро Бражелон остался в одиночестве среди упавших букетов и догорающих свечей. К нему робко приблизился лакей. - Ваше сиятельство, а как же будет с нами? - С кем «с вами»? - непонимающе посмотрел на него виконт, мысли которого были очень далеко. - С прислугой, Ваша милость. Нас наняли только на этот вечер и с нами не рассчитались. - Кто вас нанял? - не понял виконт. - Я вас не знаю, я нанимал в свое время других людей. Тот, кто это делал, пусть с вами и расплатится, - он всмотрелся в людей, выступивших из полумрака. - Вас много, как я погляжу. И сколько вам было обещано за этот вечер? Слугам, поварам, горничным, обойщикам... кому еще? - Цветочницам, Ваше сиятельство. - Сколько? - устало бросил Бражелон. - Вот все расписки, Ваша милость, все счета. Вы не должны думать, что мы хотим нажиться: все по закону, - кипа счетов выглядела удручающе. Рауль, не глядя, сунул счета в карман. - И часто вы обслуживали этот дом?- спросил он без всякого интереса. - Раз в неделю, господин. - И всякий раз вам платили такие суммы? - по самым скромным подсчетам, Рауль уже мог считать себя разоренным.- Бражелон придется продать,- отстранено, как не о своем доме, подумал он. - Не торгуясь, Ваша милость. - Хорошо, придете завтра, после обеда, я с вами расплачусь, - он махнул рукой, давая знак оставить его одного и более не интересуясь окружающим. Бражелон, забыв запереть дверь (в доме, кроме него не было ни одной живой души), тяжело поднялся на второй этаж, нашел спальню и повалился на кровать в полуобморочном состоянии. Он уже спал сном смертельно уставшего человека, когда под домом остановилась карета, из нее вышла дама под густой вуалью и, чуть прихрамывая, поднялась по лестнице, ведущей в личные покои. Дом был пуст и тих. Дама обратила внимание, что дверь не заперта на ночь, но это ее не удивило: она сочла это предосторожностью друзей. Она двигалась тихо и осторожно, и, дойдя до своей спальни, стала поспешно раздеваться, стараясь делать все без шума. Наконец она поднялась на ступеньки кровати и потянула к себе покрывало. Оно не поддалось: на нем было что-то тяжелое. Женщина потянула сильнее, и рядом с ней кто-то явственно помянул черта. Дама задавила в себе крик и, схватив светильник трясущейся рукой, с трудом зажгла фитиль: на кровати, заслонившись рукой от света, лежал полностью одетый мужчина. В неверном свете ночника она признала в нем своего мужа. Рауль успел загасить пламя от пролившегося горящего масла. Луиза сознания не потеряла: она превратилась в подобие соляного столба. Глазами, полными дикого ужаса она следила, как виконт сбивал пламя, как зажигал потом свечи в канделябре, чтобы видеть, что происходит. Она стояла у постели, уронив руки вдоль тела, не имея ни сил, ни мыслей. Это была кара, кара господняя за ложь, за постыдное увлечение, за запретную любовь. Она не собиралась ничего отрицать, но Рауль ни о чем и не спрашивал. Наконец, он уселся на постели и поднял на нее глаза. Вопрос был безмолвен, но не менее красноречив, чем вопль ярости и разочарования. - Простите меня... - беззвучная мольба остановила его, и Рауль нашелся спросить только одно: «Где ребенок?» - Робер,.. Робер в Нуази... с нянюшкой, - пролепетала Луиза.- Там ему хорошо. Рауль не нашел, что сказать. Голова шла кругом, ему казалось, что он стоит на какой-то гигантской карусели, на ее вершине, а вокруг все быстрее и быстрее проносятся картины былого, какие-то обрывки воспоминаний, бесчисленные лица знакомых, друзей. Луизы в этих видениях не было, но она стояла рядом - такая близкая, живая... но утраченная навеки. Она даже не сделала попытки отпираться: она не умела лгать. - Кто он? - спросил Бражелон, не сомневаясь, что она изменила ему, и уверенный, что она назовет имя своего любовника. - Я не имею права говорить! - Луиза заломила руки в такой тоске, что ему на мгновение стало ее жаль. - Это король? - Пощадите, Рауль, пожалейте себя, вам все равно не вызвать его на дуэль! - разрыдалась молодая женщина. - Так это все же король, а не кто-то рангом пониже, - пробормотал Рауль со странной улыбкой. - Мадам, вы не промах: если уж изменять, то с королем. Великий боже! А я думал, что беру в жены ангела небесного, чистое и непорочное создание, не способное на малейшую ложь и притворство. Какой же я слепец! - Рауль, вы не способны на месть, вы не способны на жестокость! Вы сама доброта! - она схватила мужа за руки. - Зачем вы меня оставили одну? Если бы вы были рядом, ничего бы не случилось! - Вы хотите сказать, что он взял вас силой? - О нет, нет! Но, будь вы рядом, мне было бы легче противостоять соблазну. - Луиза, вы понимаете, что вы мне вменяете в вину? - виконт почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове. - Вы хотите сказать, что вы никогда меня не любили, да? Потому что тот, кто любит, не видит никаких соблазнов на стороне. Значит, наш брак был чудовищной ошибкой, и прав был граф де Ла Фер, когда всячески ему сопротивлялся. - Рауль, я так надеялась на помощь господина графа, но и его не оказалось рядом в решающую минуту. - Отец был прав: ему не к лицу сторожить жену сына. - Он обещал мне помощь. - Мадам, это недостойно: искать виновных в своем грехе. - Я полностью в вашей воле, Рауль: я подчинюсь любому вашему решению, кроме одного... того, что может грозить лично вам. Рауль не мигая смотрел на жену; ему казалось, что она удаляется от него, что ее уносит вдаль и с каждым мгновением он перестает видеть еще какую-то черту ее облика. Все заволакивало каким - то туманом. - Собирайтесь: мы покидаем Париж навсегда! - произнес он глухо, едва шевеля губами. - За Робером заедем по дороге. - Но я не могу, я не должна уехать просто так... - пролепетала Луиза. - Если вы имели в виду все те долги, что вы сделали в Париже, вы правы! - слова виконта падали на голову его жены, заставляя ее сжиматься от справедливости упреков. - Мы останемся здесь до завтра, пока я не оплачу все счета, - он вытащил всю пачку, бросив их на постель. - После, если у нас будет за что, мы наймем карету, чтобы ехать в Ла Фер: Бражелон, скорее всего, придется продать. Завтра утром вы пошлете в Нуази кого-нибудь из слуг с приказом привезти нашего сына. Не вздумайте его прятать - ребенок вам уже не принадлежит. Мать-распутница не может касаться невинного дитя. - Что вы со мной хотите сделать, Рауль? - едва слышно спросила молодая женщина. - Что? Не знаю еще, но вместе нам не жить, сударыня. - Я знаю, вы не простите меня, Рауль, - тихо произнесла Луиза. - Я выполню ваше требование: я верну вам сына. Не сомневайтесь, это ваш ребенок. Но, прежде чем я уйду из вашей жизни, я хочу, чтобы вы знали: в том, что случилось, есть и ваша вина. Я любила вас, виконт. Я думала, что другой любви и не может быть. Думала так, пока судьба не столкнула меня с другим; вы знаете теперь, о ком я говорю. И я поняла, что это сильнее меня. Да, я поступила недостойно, обманув вас, обманув всех, забыв честь, долг и свои материнские обязанности. Господь накажет меня, Рауль, - она грустно улыбнулась, увидев, как муж содрогнулся от того, что она обращается к нему по имени. - В нужную минуту не нашлось никого, кто бы мог подать мне совет, кто бы просто удержал меня за руку. Я иду по гибельному пути, рано или поздно он приведет меня к страшному финалу, если я не найду... - Луиза замолчала, и какое-то подобие улыбки скользнуло по ее бледным губам, - если я не сумею найти для себя пристанища. - Я не могу вам обещать, мадам, ни своего уважения, ни своей любви, ни даже проживания под одной крышей с вами, сударыня. - Рауль встал. - Я ухожу, но завтра мы с вами встретимся здесь в полдень. Будьте готовы к отъезду и приготовьте Робера. Луиза наклонила голову в знак согласия, и Рауль не сумел увидеть на ее лице странную тень улыбки.
stella:
jude: stella пишет: Потому что тот, кто любит, не видит никаких соблазнов на стороне. Стелла, как мне здесь нравится Рауль! Луизу, кстати, можно понять с точки зрения средневековой европейской морали. Если жена изменяет рыцарю, косо будут смотреть не на нее, и не на ее любовника. Косо будут смотреть на обманутого мужа, ведь он отвечает за жену перед Богом. Сам виноват, если позволяет своей благоверной вести себя подобным образом. По крайней мере, мне так объясняли.
полная версия страницы