Форум » Крупная форма » "Город в прицеле" » Ответить
"Город в прицеле"
stella: Мне тоже уже изрядно надоели тишина и бездействие на форуме. Поэтому начинаю выкладывать новый фик. Название рабочее, повесть в работе тоже. Я почти никогда не выкладываю то, что не закончила, но в этот раз хочу немного расшевелить коллектив(это : во-первых). И заодно себя подстегнуть, потому что я уже, кажется, третий год не могу с ним управиться. За это время многое изменилось, многое вернулось на круги своя, а кое-что, о чем я писала от, как говорится, балды, вдруг оказалось правдой. Надеюсь, что ваша реакция расшевелит и меня и подаст идеи. (что-то у меня туго с этим последнее время) Быстрого окончания фика не обещаю, ибо сама пока не знаю толком, чем закончится. Итак, поехали.
Диана Корсунская: Теперь за "нашими" будут гоняться и арабы и ваши :)). Если, конечно, это не запланированный заранее сверху вариант развития событий. ДельфиновдДельфинов действительно какие-то любители прогулок выдрессировали на роль такси?
stella: Иранцы будут. Это не арабы. Это народ умный, красивый, талантливый, только с правителями им не повезло. События вышли из-под контроля вышестоящих сил.)))
stella: В Израиле запрещено дрессировать дельфинов. Но дельфины, которых когда-то завезли с Черного моря, так и не прижились в Красном. Мне объяснила девушка, которая с ними общается, что у них другой язык и их не понимают местные дельфины. Так что черноморские ребятки сами вернулись в Эйлат и не уплывают от него. В основном, это молодежь и детвора, балованные донельзя: они хотят - играют, хотят, разворачиваются к тебе задом - и ноль внимания. Мою невестку они возлюбили, и не отпускали, я полдня потратила на то, чтобы их сиятельства обратили на меня внимание, но меня только дразнили. Чувство юмора у них отменное, хоть и молодые совсем. А те дельфины, что у меня, - это фантастика. Вернее, дрессура дельфинов для многих военных целей существует во многих странах.
jude: stella, вот такого развития событий я даже не ожидала. Сбежали! :))
stella: Приключения! А вообще, у нас тут опять интенсивные обстрелы, дело пахнет, в очередной раз, противостоянием, так что для приключений у меня будет тема.
stella: Глава 10. Бражелон. Камера была, как не поверни, все же камерой. Достаточно благоустроенной, чистой, но это была тюрьма. И, очень похоже было, что сидеть в ней Бражелону суждено было до суда: комиссару очень улыбалось устроить из этой истории показательное дело. Пришелец из прошлого, раздающий удары шпагой так, словно он дерется на Королевской площади, должен быть наказан. Он имеет дело с правосудием, а двойное убийство – это, как минимум, два пожизненных срока. И сидеть этому красавчику до скончания века. Двадцать первого, так точно: не так давно, установлены новые сроки пожизненного заключения. То, что виконт убил двух бандитов, в счет не шло: лично он не подвергся нападению, а то, что защищал он владельца лавки, ни в коей мере не смягчало его вины – он обязан был дождаться приезда полиции, а не самому вершить суд. Все это Раулю объяснил адвокат, которого ему предоставили без его просьбы. - Выше правосудие имеет дело только с женщинами и стариками, не способными постоять за себя, - пожал плечами Бражелон. – Я воспитан воином, и я не привык ждать подмоги, не попытавшись действовать самому. - У нас – другие правила поведения. Мы уважаем любую личность, даже если это наш идейный враг, - терпеливо гнул свою линию адвокат. – И вам следует принять это к сведению. Иначе мне будет очень трудно что-либо доказать суду. - Вы хотите мне доказать, что я должен терпеливо ждать, пока приедет полиция, если при мне режут, убивают, насилуют? – Рауль был потрясен. - Если вы можете обезоружить нападавших – прекрасно. В противном случае, вы не должны вмешиваться. Но вы не должны превышать мер самообороны. Иначе вас ждет суд. Что с вами и произошло в итоге, - заключил адвокат. – По нашим правилам, незнание закона не освобождает от наказания. - И, тем не менее, я не желаю принимать правила и законы, которые ставят мужчину в жалкое положение, - пожал плечами Бражелон. – И, я хочу вас предупредить, что, если, по ходу суда, вы будете выставлять меня, как беспомощного идиота, не способного постоять не только за других, но и за самого себя, я сделаю отвод вашей кандидатуры. - У вас есть деньги на адвоката? – ухмыльнулся представитель славного племени Фемиды. - Это будет уже не ваша забота, сударь. В случае чего, я сумею сам защитить себя. - Вы самонадеянны, молодой человек. Ну, что же: в таком случае я отказываюсь от вашей защиты прямо сейчас: мне не нужны лишние проблемы в будущем, - адвокат встал, аккуратно отряхнул брюки от несуществующих пылинок, и, кивнув на прощание виконту, удалился ровной и непринужденной походкой баловня судьбы. Тяжелая дверь захлопнулась за ним, прогремев запорами. Рауль остался в одиночестве. У него было время, о чем подумать. Марион, кто она и как она оказалась на его пути? Все это начинало сильно походить на провокацию: его вычислили по поиску миниатюры, навели на антиквара, подсунули эту Мэри-Марион, устроили нападение – и все это, эта многоходовая комбинация, только для того, чтобы посадить его за решетку? Что-то здесь было не так. Кому он нужен, в конце концов? Но миниатюра не была подделкой: он столько раз рассматривал ее, что знал в ней каждую трещинку, каждую зазубринку оправы. Так ничего и не придумав, Рауль лег спать. Ему приснился Тулон: серые скалы, нависающие над бухтой, и море с высоты этих скал: такое, каким он увидел его в последнюю ночь, когда отец был рядом. В полдень следующего дня его вызвали на допрос. У комиссара Жюпона был утомленный и раздраженный вид. Рауль не без тайного злорадства (черта, совершенно не свойственная ему в обыденной жизни), отметил про себя, что, скорее всего, дела у полицейского не заладились. То ли следствие зашло в тупик, то ли указание сверху не отвечало его надеждам. Но виконт хранил молчание, отчетливо сознавая, что инициатива принадлежит, увы, не ему. Жюпон с кем-то переписывался по мобильному телефону, и Бражелон из-под опущенных ресниц незаметно наблюдал, как меняется лицо комиссара. Наконец, он спрятал мобильник в карман, и поднял глаза на Рауля. - Плохи ваши дела, месье, - сообщил он сокрушенным тоном, сопроводив фразу тяжким вздохом. – Вашим делом занялись внешняя разведка и Интерпол. Я вам не завидую. - Вы какую роль решили играть: доброго или злого полицейского? – Рауль сам удивился своему спокойствию. - У меня роли нет вообще: ваше дело забирают, - буркнул Жюпон. – И вас – вместе с ним. Вы переходите под юрисдикцию Интерпола, - многозначительно добавил он. И помолчав, словно взвешивая значительность своих слов и последствия того, что говорит, добавил: - Вами заинтересовались на самом верху. – Подумал еще мгновение, и вдруг выпалил с чисто детским любопытством, - а вы действительно тот самый виконт де Бражелон? Ну, тот самый, из книги? - Тот самый и есть, - развел руками Рауль. – Другого пока не придумали. - А как вы к нам… ну, попали? - Поверите ли: сам не знаю. Просто захотел – и пожалуйста, я в двадцать первом веке. Чудо! - Чудо, - согласился полицейский. – Но вам там, - он многозначительно поднял глаза вверх, - там такому объяснению не поверят. - Но у меня нет другого, - рассмеялся Рауль. – Я действительно не знаю, как происходит этот процесс материализации. - Там вам объяснят, - пообещал Жюпон. – Очень доходчиво объяснят. И, поверьте мне: я вас не запугиваю, - он звонком вызвал конвоиров. Рауль снова пожал плечами. - Воля ваша. - Уведите подследственного, - скомандовал комиссар двум конвоирам. – Глаз с него не спускать. Из всего услышанного, виконт сделал вывод, что полиция разочарована в ходе дела: следствие прекращено по распоряжению свыше. Зачем он понадобился наверху, Рауль начал понимать, и это понимание его не радовало. Секрет появления людей, не только давно умерших, но и, существовавших лишь в воображении писателя, обещал сказочные перспективы не только военным. Рауль представил себе армии, придуманные каким-то воякой – маньяком и воплощенные в действительность, и содрогнулся. Этого не допустят! Он, действительно ничего не знал. Почти ничего. Может быть, догадывался о некоторых моментах. Отец и Арамис знали больше, но никогда это не обсуждали. Была какая-то грань дозволенного, через которую никто не переступал. Рауль так задумался, что не почувствовал, что в камере что-то неуловимо изменилось. На мгновение до его сознания дошел странный, незнакомый и резкий запах, и тут же перед глазами все заволокло туманом. Он, как лежал на койке, так, лежа, и отключился. Он уже не видел, как двое в масках вытащили его в коридор, перешагнув через лежащее на полу тело дежурного по этажу. Не видел, как быстро и точно были открыты все двери и, без всякой стрельбы, устранены сторожа по дороге. Он не знал, что, именно из-за него, были отключены все системы слежения, и все наблюдатели мирно спали вместе с заключенными именно от того же газа, от которого уснул и он. Его загрузили в какой-то фургон, двое запрыгнули туда же, и машина умчалась прежде, чем проснулся хоть один обитатель полицейского участка. Голова болела и подташнивало. Хотелось пить, но не вина, а чего-то кислого. Лимонного напитка с мятой, например. Он пошевелился и, невольно, застонал. - Пить хотите? – мягкий женский голос удивил. - Очень хочу. Где я? - В самолете. Он услышал, но не воспринял сказанное. Где-то рядом налили воду, стукнули о стекло кубики льда, потом ему к губам поднесли стакан: он глотнул – как она догадалась? Ему сделали именно лимонад, и так, как он любил – с мятой. Бражелон осторожно приоткрыл глаза; он действительно полулежал в кресле, а помещение напоминало салон автобуса. Скосив глаза и не решаясь повернуть тяжелую, как чугун, голову, он увидел ряд занавесок у каждого бокового кресла. За ними, без сомнения, прятались окна. Уловив его желание, женская рука приподняла ближайшую занавесь и у виконта вырвался испуганный вскрик – рядом проплывала огромная туча. Самолет заложил вираж (он явственно ощутил, как его прижало к подлокотнику кресла) и под тучей обнаружилась беспредельная синева моря. - Куда вы меня везете? – спросил Рауль, почему-то предвидя ответ. - Мы летим в Джиджедлли, - ответил ему все тот же голос, и Бражелон, раскрыв глаза и наплевав на боль в голове, резко повернулся на этот звук. Мэри-Марион Грефтон смотрела на него с улыбкой, в которой было и понимание, и сожаление. И он предпочел закрыть глаза, чтобы не видеть ее: эта женщина предала его еще раз. Собственно говоря, какое это все имело значение теперь, когда его опять приволокли в это, проклятое для него, место? Имело, оказывается, потому что образ англичанки все же прочно сидел у него в памяти. И он никак не мог увязать образ чистой и нежной мисс Грэфтон с Марион. Кроме внешности, у них не было ничего общего. Сравнивать их, это все равно, что сравнивать Луизу и… он сам себя отдернул: Луиза осталась там и там же остались его иллюзии. Он обязан на все смотреть трезвым взглядом: отец для него достаточный пример, а к тому же его не зря учили логике. "Итак, что я знаю", - подвел итог Бражелон." Мне известно, что меня забросили в Джиджелли, и к этому причастна женщина, называющая себя Марион Грефтон. Известно, что меня хотели передать в руки внешней разведки и Интерпола, но Марион и компания их опередили. Все, на этом кончаются факты, мне известные. Не густо… зато вопросов предостаточно: на кого работает эта дама, связана ли она с антикваром, не было ли это все подстроено от начала и до конца, и не развалил ли я всю операцию, прикончив двоих? И зачем я вообще кому-то понадобился? Выпутываться я буду сам, если из этой истории мне вообще удастся выпутаться. Пока что, ясно еще одно: это международная банда." Нельзя сказать, что подведение итогов привело Рауля в чему-то определенному, но логика неумолимо твердила: он влип в чрезвычайно неприятную историю: выкрадывать человека, которым интересуется всемирная разведка, не станут развлечения ради. Его существование и его возможности, как живого человека, заинтересовали могущественные силы. И они сделают все, чтобы получить от него необходимую информацию. Что он не мог знать, так это то, что его сделали разменной монетой в большой игре.
Rina: Удивительная история, к которой я пока не знаю, как относится, но читаю, как увлекательный детектив
stella: Глава 11. Партнеры поневоле. Земля – это живой организм, и ее недра и та, тонкая пленка на ее поверхности, что зовется биосферой, связаны мириадами нитей. Но есть и еще одна сфера, сфера деятельности человека, которая нерасторжимо завязана на земное существование. Это – умственная деятельность человека. Все его мечтания, все его достижения, весь вред и вся польза, которые он сумел привнести в мир – все это намертво вплетено в ноосферу Земли. Ничто и никто бесследно не исчезает в этом пространстве планеты. И, рядом с матрицей давно ушедших людей, живут матрицы придуманных человеком героев книг, иногда воплощаясь в реальных людей. Как вызывают их в реальный мир, каким образом возвращаются они, кому это нужно, и каким целям служит земное бытие книжных героев – тайна за семью печатями. Но они приходят в наш мир, ощутив внутренний зов, который возвращает им способность прожить рядом с людьми очередную земную жизнь. Бывает и наоборот: люди получают возможность проникнуть в книжный мир, или в прошлое. И, нередко, в это прошлое их проводят не только их предки, но и герои книг. Реальность оказалась куда богаче событиями и связями, чем замкнутый на себя мир книги. Атос много думал о связи этих двух миров. Мир, в котором жил он, был задан рамками автора. Мир, в который его приводил зов, властный и непонятный, был бесконечно разнообразным; он расширялся во времени и в пространстве, изменялся от малейшего действия и его, и людей вокруг, и был абсолютно непредсказуем. Если в мире Дюма он ощущал Рок, как нечто реальное и неотвратимое, то в мире реальном мог искать варианты уйти от него. Искать причину, а не следствие – это всегда привлекало его. Сейчас его ум занимала больше всего одна мысль: как во всю эту историю впутался Бражелон? Можно было предположить, что этим "приключением" они обязаны, в первую очередь, миледи и ее сыночку. Но, и кроме них, было достаточно условий, чтобы Рауля втянули в чью-то игру. Скорее всего, кто-то решил взяться за него и его друзей, а их уязвимость была в виконте. Взяв его сына, решили шантажировать им всю четверку, не без оснований считая, что и остальные друзья давно смотрят на Рауля, как на своего сына. Два дня граф просидел в одиночестве под стражей. Ему предоставили комфортные апартаменты со всеми удобствами, и даже - с небольшим бассейном, с холодильником, полным прохладительных напитков, баром и телевизором. Трансляция шла по сотням каналов, так что у Атоса была великолепная возможность следить за всем миром, не имея ни малейшего шанса связаться со своими. На третий день его посетил хозяин. Жестом отослал стражей и уселся перед графом, развалившись в плетеном кресле. Атос молча созерцал гостя. - У меня к вам дело, - довольно вежливое начало насторожило француза. - Говорите, - лаконично согласился граф поддержать беседу. - Мой сын попал в лапы правительственных войск. Ему грозит смерть. - Точно в таком положении – мой сын, как вам должно быть известно. Только он попал в руки террористов. Но что это меняет? - То, что наши дети в противоположных лагерях. - И чем я могу вам помочь? - Мы можем заключить договор. - Мне с вами заключать какой-то договор? – Атос расхохотался, - Вы с ума сошли! - Ну, не договор, если вам так уж претит это слово: сделку. - Я не уполномочен вступать в какие-либо отношения ни с проправительственными кругами, ни с бандитами, - пожал плечами Атос. - Так ли это, господин француз? – сидящий напротив Атоса человек погладил щегольскую бородку. – Не надо передо мной разыгрывать невинную овечку. Мы прекрасно осведомлены, что ваша кинокамера – всего лишь жалкий камуфляж. Я получил неплохое образование, господин граф; к тому же, я люблю читать и неплохо знаю французскую литературу. Прежде чем ступить на путь Джихада, я изучал историю Крестовых походов и знаю, какое участие принимали в ней ваши предки. Конкретно – ваши, господин де Ла Фер. - И зачем вы все это мне рассказываете? К слову, вы даже не удосужились сообщить если не ваше имя, то, по крайней мере, как к вам обращаться. - Нариман. Этого достаточно. - Мы с вами не в равной позиции, сударь. Вы знаете обо мне все, - я о вас ничего. И как прикажете нам найти общий язык? Вы же этого хотите, не так ли? – граф де Ла Фер откинулся на спинку кресла, и, закинув ногу на ногу, с неподражаемой своей улыбкой разглядывал в упор собеседника. Но того было не смутить пристальным взглядом. - Нам есть, что обсудить. Ваша спутница явится не раньше, чем через неделю. За это время, если его не терять на пустые разговоры, мы можем многое успеть сделать. Я знаю, что для вас значит ваш сын и знаю, на что вы пошли ради него. Аллах был к вам милостив, он многое простил вам. Но у нас смерть ради святого дела никогда не была грехом. Я учил сына с малолетства, что быть шахидом – это высшая честь, и самая большая награда ждет в Раю именно тех, кто не побоялся умереть и увести за собой побольше неверных. - Я должен вам возражать? – ирония явно прорезалась в голосе Атоса. - А у вас есть, что возразить? – иранец с нескрываемым интересом уставился на собеседника. - Есть. Но захотите ли вы выслушать мои аргументы? - Мне интересно будет послушать, что вы можете противопоставить моим убеждениям. К тому же, у нас есть время для светской беседы. И у нас с вами, господин Атос, равное положение: жизнь наших сыновей висит на ниточке. - Это вы можете мне не напоминать, - поморщился граф. – Я ни на минуту не могу забыть о сыне. Думаю, что и вы тоже. Поскольку вы пришли ко мне с каким-то предложением, сдается мне, что вы не очень спешите увидеть своего сына в Раю. Или мне это только кажется? - Я бы хотел, для начала, увидеть внуков, - вдруг задумчиво произнес Нариман. - Что же, у меня тоже было такое желание, - вздохнул Атос, - но ваши единоверцы лишили меня в прошлой жизни этой радости. - Послушайте, Атос, ведь вы знаете, как можно уйти из нашего времени, - Нариман подался вперед, вглядываясь в лицо француза. - Тут я вас должен разочаровать, мне это неизвестно и абсолютно непонятно. - Но как это происходит, вы же знаете! - У каждого это происходит по-разному. - А у вас, конкретно у вас? - Я слышу внутренний голос, - ответил Атос, полагавший, что его ответ ничего не скажет собеседнику. – Он велит мне быть готовым к перемещению. - И это все? Не может быть, чтобы это было так просто! - А почему вы решили, что это так просто? – удивился Атос. – Это может быть заключительная стадия какого-то сложнейшего процесса, и голос выполняет всего лишь команду "Пуск!" Но зачем вам все это? Ведь для вас дороже и важнее путь героя-смертника, - и снова ирония прорезалась в словах бывшего мушкетера. - Вам не понять, что движет мусульманином, когда он, с поясом смертника садится в машину, начиненную взрывчаткой или взрывает себя в самолете, полном неверных. - И все же, что движет им? - Гордость, ненависть и любовь к родной земле. - С первым и последним можно согласиться, но ненависть… к кому и почему? Я вижу только зависть к тем, кто ушел вперед. На секунду Нариман задохнулся от негодования: он хотел что-то высказать, лицо его исказилось от ненависти, но усилием воли он заставил себя промолчать. От Атоса не ускользнула игра его лица, которая сказала проницательному графу больше, чем все слова: его визави зависел от своего пленника. - Вам, христианину, никогда не понять, какое унижение испытывают правоверные, - с силой, убежденного в своей правоте, фанатика, - произнес Амин. - В чем выражается это унижение? - На наши святыни посягают. - Разве кто-то оспаривает у вас ваши ценности? – Атос внимательно, прямо в зрачки, посмотрел на собеседника. – Только не надо мне говорить, что вас все унижают. Эти сказки оставьте для журналистов СNN. У вас огромные территории, больше двух десятков государств, колоссальное количество народа, но что реально вы даете человечеству сейчас, кроме войн и террора? Нет, не будем говорить о Саллах-аль-Дине и Крестовых походах! – он поднял руку, останавливая поток возражений. - Вы строите, вы совершаете открытия, вы достигли вершин? Я тоже изучал историю, и я вижу, чего достигли страны Европы и Америки и чего достигли вы. Что вы можете, так это одурманивать свой народ несбыточными иллюзиями, и посылать на смерть молодежь. Пришло время что-то менять. Если вы задумались о судьбе своего сына, может быть, это и будет первой ласточкой, возвещающей о приходе весны? Настоящей весны в душах вашего народа, а не той "арабской весны", которая унесла сотни тысяч жизней? Постарайтесь, Нариман, отрешиться от старых стереотипов: мы с вами в одной лодке не по своей воле и, Бога ради, не стройте из себя чудовище – я вижу перед собой человека, попавшего в сложное положение. Вы не хотите смерти вашего сына, что бы вы мне не говорили. Но если вы говорили все это не для меня – я умолкаю. - Тут нет " жучков", - пробормотал Нариман. - В таком случае, мы можем откровенно высказать друг другу все, что думаем. Я воспитан в католической вере, но моя любовь и преклонение перед Создателем с некоторых пор наполнились новым смыслом. Слишком сложен и противоречив стал мир, чтобы по-старому судить о добре и зле. Но все равно остались на Земле люди, которым не безразлично, куда движется человечество. - А давайте не о добре и зле, господин Атос, а о наших детях, - сменил тему Нариман. - Охотно, - Атос не возражал, ему куда приятнее было говорить о Рауле, даже с этим человеком. - Сколько лет вашему сыну? - Мне невозможно ответить на этот вопрос: вы должны учитывать чрезвычайность ситуации, в которой мы находимся. Но, пожалуй, проще считать, что виконту где-то лет тридцать. - Зрелый мужчина. - Пожалуй, да. Человек, прошедший через смерть. А ваш? - Мой моложе – двадцать два. Но он тоже знает, какой может быть смерть. - Вы учили его. Готовили к райскому блаженству? - Не иронизируйте, господин граф, вам этого не понять, - нахмурился Нариман. - У нас разное представление о Рае. Для меня Рай – это гармония с собой и миром. - Для меня – это исполнение завета о мести. - Вот видите, как по-разному мы понимаем мир, - улыбнулся Атос со всей доступной ему приязнью. – Но нам придется прийти к какому-то компромиссу, иначе нам не помочь нашим детям. У вас ведь есть какой-то план? Араб помедлил: казалось, он так до конца и не решил, стоит ли раскрывать свои намерения графу. Но выхода все равно не было: он сказал уже достаточно много, и потом, разве у него были еще идеи? - Для начала мы с вами вдвоем прогуляемся в такие места, где за нами не смогут проследить, - объявил он своему пленнику. - И, естественно, вам бы хотелось получить мое честное слово, что я не сбегу, - едва не расхохотался граф. - А это – не обязательно. Оттуда вы точно не сбежите, - без тени улыбки ответил Нариман. Их высадили с вертолета на крохотный островок в море. Чахлая растительность на камнях и тень от нависших скал, где едва нашлось место, чтобы спрятаться от палящего солнца. - Я бы предложил вам искупаться, но море тут кишит акулами, - очередной намек, что Атосу не удрать и морем, заставил графа улыбнуться. Он не изменил позы – стоял, из-под ладони следя за исчезающей вдали вертолетом-стрекозой. - Удивительное дело – технический прогресс. Никогда в жизни не думал, что смогу перемещаться по воздуху, - он взялся за рубашку, но Амин остановил его. - Загорать тоже не рекомендую: обгорите в два счета – вы слишком белокожий, – он взялся за сумку, которую выгрузили с геликоптера. - Что в ней? – Атос с любопытством заглянул в нее. - Это мини-холодильник. Тут вода, соки и еда. Разогреть упаковки можно и на солнце не хуже, чем в микроволновой печи. Здесь мы одни, и нас точно никто не подслушает. - Бояться прослушки надо вам, Нариман, но никак не мне, - пожал плечами Атос. - Вот поэтому мы здесь. - Вы не боитесь, что прослушкой снабдили сумку? - Это я лично проверил и еще проверю сейчас, - говоря так, Амин разгружал сумку. Потом он тщательно проверил каждый шов, каждую складку, каждый квадратный сантиметр ткани. Внезапно испустил крик досады, и вытащил откуда-то из недр сумки крохотный шарик, блеснувший зеркальным блеском. Размахнулся, и закинул его в волны. - Пусть послушают, что о нас акулы говорят, - с досадой бросил вслед. – Вы правы, граф, но он был один такой. - А на одежде? – предусмотрительный француз, недоверчиво прищурившись, разглядывал своего партнера по кратковременному пребыванию на необитаемом острове. Нариман разделся и стал проверять каждый шов. Поколебавшись мгновение, Атос последовал его примеру. К счастью, все ограничилось только одним утопленным уже "жучком". - Давайте перекусим, господин граф, и я вам расскажу, какая мысль мне пришла в голову, - Нариман позвал Атоса к импровизированному столу. Пока они возились с едой, солнце склонилось к горизонту. Жара спала, море тихо плескалось у ног, теплое и обманчиво ласковое. Амин вытащил пару сигар, одну протянул графу, но тот отрицательно качнул головой. - А я пристрастился, когда жил на Кубе. Атос промолчал, не задал напрашивающегося вопроса. " Он не любопытен" – подумал Нариман. - Может, вам это не интересно, но к нашему делу это относится. Я учился в Москве, получил диплом врача. Даже проработал пару лет хирургом в московской больнице. Женился там же, на москвичке: тогда, в 90-е, многие рады были выйти за иностранцев, чтобы уехать за границу. Мой сын, Фархад, наполовину русский, наполовину – иранец. - Разве это может что-то изменить? – Атос не очень понимал, откуда, а главное, к чему такая откровенность. - Может изменить, и еще как: ведь мой сын гражданин России. - И вы надеетесь, что русские станут вам помогать, чтобы освободить вашего сына? – поразился Атос. – Мне кажется, что вы напрасно обольщаетесь на этот счет. Разве что, вы оказывали какие-то серьезные услуги русским. - Вы правильно понимаете ситуацию, господин Атос. Я не зря несколько лет торчал на острове Свободы, - и уловив непонимание во взгляде француза, пояснил: - на Кубе. Пришло время платить. - Я не понимаю одного, - помолчав, спросил Атос. - Каким образом ко всему этому может быть причастен мой сын? - Я объясню. Мы сводим их вместе: Фархада и Рауля - в Джиджелли; у меня есть каналы, по которым можно провернуть эту сделку. Ваш сын объяснит моему, как он уходит в прошлое. Виконт останется, пока я не получу доказательства, что Фархад благополучно оказался во Франции 17 века, а потом может уходить и ваш сын. - Чушь! – Атос пожал плечами. – Зря вы думаете, что любой может гулять, как ему хочется, по этому пространству. - Но вы же все гуляете? - Не по собственному желанию, - Атос слегка лукавил: последнее время у него появилось подозрение, что они стали достаточно независимы в своих действиях. Слишком частые перемещения стали ли тому причиной или их воля совпадала с желанием кого-то, неизмеримо более могущественного, он ответить бы не смог. Но и признаваться в том, что его воля была уже волей независимого человека, он бы не стал в этой ситуации и под пыткой. – Видите ли, мы все же игрушки для Рока. Не слишком приятно это сознавать, но кто-то управляет нами. - Но вы же можете связаться с этим "кем -то"? - Увы, это опять же происходит не по нашей воле. Нариман мрачно задумался: он не поверил Атосу, граф чувствовал это. - Хорошо, пока не будем об этом. Утром мы вернемся к этому разговору: и у вас, и у меня будет ночь, чтобы подумать над своими действиями. - Как вам будет угодно, - согласился граф, – но на один вопрос вы мне все же сможете ответить? - Зависит от вопроса. - Куда вы подевали мою спутницу? - Аннет ваша любовница? Атоса покоробило и от вопроса, и от насмешки в тоне спрашивавшего, но на этот вопрос ответить надо было положительно. - Она – мой оператор. - В этом я не сомневаюсь, но эта роль совсем не мешает остальному. Она – умная женщина и умеет делать вид, что знает свое место, - Нариман уже забавлялся, прекрасно зная отношение Атоса к женщинам. – Граф, я вам не завидую, потому что вы оказались в крепких руках: ведь она основной агент в вашей игре, сознайтесь! - Я никак не соображу, что за подтекст в ваших словах, господин Нариман, - Атосу ужасно хотелось сменить щекотливую тему. - А, бросьте, Атос, - иранец достал бутылку вина. - Давайте хоть выпьем, раз вы не курите. Я читал, что вы херес предпочитали всем винам. Это отличное испанское вино. - Не откажусь, - Атос взял протянутый ему пластиковый стаканчик, почти до краев наполненный тяжелой золотистой жидкостью. - Ислам запрещает потребление вина, но, поскольку, я собираюсь пойти наперекор воле Аллаха, почему бы мне не начать с возлияний? – Нариман как-то странно, с взвизгиванием, расхохотался. Атос ничего не сказал: он видел, что в его собеседнике происходит серьезная борьба: вековые устои боролись с искренними чувствами. Но на этом вечер откровений закончился. Откуда-то из недр сумки Нариман достал две небольшие упаковки, раскрыл их и в мгновение ока перед островитянами оказались две маленькие, но уютные палатки. Ничего другого, как домысливать ситуацию под их пологом, у Атоса и его тюремщика не осталось. "Утро вечера мудреней."
Настикусь: Изумительная вещь. Оторваться очень тяжело. Особенно здорово описания местности: кажется, так и ощущаешь эту жару вместе с персонажами.
Диана Корсунская: Вообще-то, как раз российское гражданство и решило бы всю проблему сына Амина по поиску желающих его спасать. если, конечно, к нему претензий наше правосудием не имело. Хотя к террористам наши тоже добрее, чем следовало бы.
stella: Глава 12. Возвращение. Нариман встал рано: Атос не спал почти всю ночь, и только ближе к рассвету забылся сном. Он не видел, как иранец, в силу устоявшейся привычки, сотворил намаз, а когда выбрался из палатки, Нариман сидел, скрестив ноги, неотрывно глядя на горизонт. - У нас мало времени, - не здороваясь, и не поворачивая головы, объявил он. – Мы с вами еще ни о чем не договорились. К полудню за нами прилетит вертолет. Если вы сообщите мне, как можете помочь моему Фархаду – все отлично. В противном случае я улечу сам. И сумку заберу, - добавил он ворчливым тоном. Атос ничего не ответил. - Вы что, спали ночью? – поразился Нариман. - Удалось, правда меньше, чем хотелось бы, - Атос откровенно зевнул. – Я так ничего и не придумал, потому и решил отоспаться. - В таком случае, у вас будет время досмотреть сны, Атос, - иранский разведчик был откровенно разочарован. - Сожалею, но не вижу способа помочь вам, – безукоризненно вежливый поклон бывшего мушкетера взорвал Наримана. - Ты еще пожалеешь о своем решении, - процедил он сквозь зубы, сжав кулаки. Желание нанести удар кулаком так явственно читалось на его лице, что Атосу стало противно: вот оно, истинное лицо его тюремщика. Как бы не натягивал Нариман на себя личину друга, он остается тем же, кем и был – безжалостным фанатиком. Счастье, что он ничего ему не пообещал: сам этот самоуверенный иранец ничего сделать не сумеет. Пока что Атос решил перекусить, не дожидаясь приглашения, но Нариман, с самодовольной улыбкой, отставил сумку в сторону. Может, он рассчитывал, что француз попытается отобрать ее, но граф только высокомерно отстранился, и его протянутая рука застыла лишь на мгновение: просить было не в его привычках, хотя он отлично понял посыл. Вдали послышался стрекот вертолета, а вскоре показалась и сама стрекоза. Вертолет мягко приземлился на песок пляжа. Нариман подхватил сумку и поспешно пошел к нему, увязая в песке. Забросил сумку внутрь, занес было ногу, чтобы забраться в машину и обернулся: Атос продолжал невозмутимо сидеть на камне, не глядя в его сторону. Разведчик выругался, и залез в машину. Через секунду вертолет мягко взмыл в воздух и, спустя несколько минут, даже самый зоркий глаз не рассмотрел бы красную точку на небосводе. Граф продолжал сидеть все в той же позе еще около часа: потом жара стала нестерпимой, и он спрятался в тень. Уходя, Нариман и палатку забрал с собой. Спасительная тень уменьшалась с каждой минутой, и граф с тоской посматривал на море, прекрасно понимая, что прохлада воды его не спасет, а смерть от акул, чьи плавники то и дело появлялись неподалеку от берега, казалась ему еще более мерзкой, чем смерть от жажды и солнечного жара. Глаза слезились, и он не сразу заметил надувную лодку, возникшую, словно ниоткуда, на поверхности моря. В лодке было трое людей, облаченных в костюмы для дайвинга и с кислородными баллонами за плечами. Снабженная мощным мотором, лодка стремительно приближалась к берегу. Скорость ее была такова, что она по инерции вылетела на песок: люди в ней едва успели поднять мотор, чтобы не пропахать им песчаный пляж. Но ныряльщики не спешили выскочить на берег. Какой-то гигант, под два метра ростом, встал в лодке, огляделся, и крикнул во всю мощь своих легких прежде, чем его успели остановить спутники: - Атос! Где вы? Его тут же заставили пригнуться, но он сердито повел плечом и тут же стал стягивать с себя водолазный костюм. - Портос, вы с ума сошли, что вы делаете? - зашипел на него один из товарищей, но третий остановил своих напарников: - Погодите, оба. Что, если Атоса здесь нет? - Я здесь, друзья мои, здесь! – Атос, опьянев от радости, показался из-за скалы. – Откуда вы, и как вы меня нашли? - Он здесь, он жив! – Портос схватил друга в охапку и сжал в объятиях: Атос почувствовал, что ему пришел конец не от жажды, а от медвежьих объятий друга. - Я же говорил вам, что мы непременно его найдем! - Найдем, но не для того, чтобы вы его придушили, Портос, - рассмеялся гасконец, вытаскивая Атоса из тисок барона. – Атос, вы как? Говорить можете? Атос, не в силах вымолвить ни слова, только жестом показал, что хочет пить. Арамис достал бутылку воды, к которой граф с жадностью припал. Трое друзей с сочувствием следили за товарищем и, когда он, наконец, отбросил пластиковую бутылку в сторону, потянули его в лодку. - Атос, вы сильно обгорели на солнце. В морской воде будет больно: какое-то время вам придется проплыть под водой – костюм мы для вас приготовили. Это счастье, что мы успели вовремя: еще пару часов и вытащить вас было бы затруднительно, - Арамис озабоченно разглядывал друга. – Голодны? - Пока не ощущаю. - Плыть придется с полчаса: там нас встретят и примут. - Но как вы меня нашли? – недоумевал Атос. - Скажите спасибо вашей Аннет, - хохотнул Портос, помогая облачиться другу. – Вот это женщина! Лодка была на удивление прочна и оборудована всем, что могло им пригодиться в недолгом плавании. Жалкий островок давно скрылся из виду, вокруг расстилалась безбрежная гладь моря, невысокие волны покачивали остановившуюся лодку. - Ну, как вы, Атос? – д'Артаньян все время незаметно следил за другом, беспокоясь о его самочувствии: вид графа не внушал гасконцу оптимизма. Но, по опыту зная, что Атос никогда не признается, что ему не по себе, решил не спускать с него глаз. Благо, маска для ныряния была без загубника, плотно прилегала к лицу и, в случае чего, продолжала бы снабжать кислородом пловца втечение нескольких минут. - Лодка останется здесь? – только и спросил граф перед погружением. - Ее заберут. Поторопимся, потому что нас уже ждут наши помощники, - д'Артаньян загадочно улыбнулся. Вы сейчас сами все поймете, Атос. Морская вода обожгла кисти рук и кожу на лице там, где она не была закрыта маской. Атос зябко передернул плечами: представил, что бы было, если бы он не был в гидрокостюме – солнце напекло спину, плечи, руки и сквозь рубашку. "Неженка!" – с досадой подумал он о самом себе, и замер на месте, чуть пошевеливая ластами: прямо на него неслось крупное веретенообразное тело. Существо заложило крутой вираж, остановилось в полуметре от него, и Атос увидел совсем рядом, руку протянуть, задорную, улыбающуюся физиономию дельфина. Какое-то смутное воспоминание мелькнуло в голове, но времени копаться в себе не было: рядом были еще дельфины и друзья уже держались за их спины. Атос последовал их примеру, и они понеслись сквозь морскую пучину. Это и плаванием нельзя было назвать: это был полет. Морские существа неслись сквозь толщу воды с легкостью и непринужденностью птиц в небе. Они ловили какие-то морские течения, постоянно меняя глубину погружения, но не отклоняясь от основного направления. Внезапно это ощущение полета сменилось дурнотой и слабостью. Серая пелена перед глазами и звон в ушах дали знать, что Атос близок к обмороку: он все же получил солнечный удар. Дельфин тоже почувствовал неладное: он, почти сразу, остановился. Остановились и остальные, услышав недоступный для людского слуха сигнал. Совсем рядом со своим лицом граф увидел внимательный глаз, в котором светился ум и совсем человеческое сочувствие. Свободные дельфины собрались вокруг него, подставляя свои гладкие, словно резиновые, бока, поддерживая и успокаивая. Дурнота быстро прошла, он похлопал своего помощника по крутому лбу, и снова ухватил его за предусмотрительно подставленный плавник. Но они были уже почти у цели: над ними маячило днище огромного катера. Портос хотел помочь другу, Атос мягко отстранил его и поднялся по трапу самостоятельно, но его сразу провели в медотсек. К собственному изумлению, кроме врача, он увидел там еще Уриэля и Аннет. - Ну, слава Богу, все закончилось, - заявила журналист, бросаясь навстречу графу. Врач загородил собой Атоса, одновременно отстраняя Аннет локтем. Она вскипела, но не произнесла ни слова. - Ваши друзья предупредили, что вы перегрелись на солнце и обезвожены, - он жестом пригласил француза за ширму. – Раздевайтесь и ложитесь. Господа, я позову вас позже. – он многозначительно посмотрел на Ури м Аннет. - Дайте нашему гостю отдохнуть. Чистая простыня приятно холодила горящую спину: он покорно сел, подставив ее под руки врача, наносившие на покрасневшую кожу мазь, успокаивающую боль. - И где это вы так, - спросил медик, покачав головой. – С такой, как у вас, кожей, не лезут на солнце. Там что, тени не нашлось? - Представьте – не нашлось, - поморщился Атос. – Там вообще ничего не нашлось, там только камень, песок и море. - А где это? – врач продолжал плавными и осторожными движениями втирать мазь. - На необитаемом острове, - мрачно отшутился граф и тут же поморщился: голова стала тяжелой, словно налитой свинцом, малейшее движение стало отзываться острой болью, а перед глазами завертелись зеленые пятна. - Голова болит? – тут же среагировал врач. - Да. И кружится. - Ложитесь, я вам капельницу поставлю. Заодно, и недостаток воды компенсирую. Лежать было хорошо и чувство покоя и безопасности вдруг охватило все существо Атоса. Незаметно он задремал и тогда, во сне, к нему пришел сын. Сел рядом и начал рассказывать, изредка осторожно прижимая пальцами разбитую в кровь скулу. Рассказывал о том, как оказался в плену, как допытывались у него, каким образом он перемещается во времени, как убеждали его согласиться на сотрудничество. Потом Рауль стал исчезать, таять, и удаляться, поднимаясь над полом. Да и самого пола уже не было: кровать, на которой он лежал, со всех сторон окружало звездное пространство, в котором не было ни единого клочка, за который мог бы зацепиться взгляд. Он находился в центре невообразимой сферы, которая медленно вращалась вокруг него. Вращение все ускорялось: звезды проносились мимо, образуя сплошные линии; вся внутренняя поверхность этой сферы превратилась в гигантский клубок паутины, в центре которой пульсировал человеческий мозг. Огненная точка, возникшая в нем, росла, заполняла собой все сознание, и вдруг – взорвалась. Наступил мрак, в котором погасли все чувства, желания и надежды. Подсоединенный к датчику сердечного ритма, он не видел и не слышал больше ничего, а прибор издал протяжный звон, мгновенно вызвавший врача. Последующие пять минут были отданы борьбе за человеческое сердце. Атос осторожно открыл глаза: рядом сидела Аннет и двумя руками набирала смски на мобильнике. Он просто лежал и смотрел, как проворные тонкие пальцы с изысканным маникюром скачут по плоскости экранчика. Со вздохом удовлетворения она отложила, наконец, аппарат в сторону, и взялась за салфетку в чашке, стоявшей на тумбочке. Выкрутила ее и осторожно расправила на лбу у Атоса. Резкий запах уксуса заставил его резко дернуть головой. - Арман! Наконец-то вы очнулись. Ну и приключение! Вот не думала, что вы такой неженка: свалиться от солнечного удара, да еще и с сердечным приступом! - Что, дело и до этого дошло? – Атосу стало неловко: в самом деле; вечно он влипает в какие-то истории, которые заканчиваются у врачей. - Сейчас все в порядке, вам только отлежаться надо. Ну, что вы хотите, дорогой мой друг, - Аннет лукаво улыбнулась, - в вашем возрасте нужно уже заботиться о своем здоровье. - Вы считаете меня древним старцем? – Атоса почему-то задели ее слова. - Четыреста двадцать лет вы называете молодостью? – Аннет удивленно вздернула тонко очерченные брови. Графу осталось только закусить губы, сдержав рвущееся ругательство: решительно, эта женщина выводила его из себя уже одним своим присутствием.
stella: Диана Корсунская , сейчас проходят переговоры с ХАМАСом при посредстве Младенова и Египта. За двух душевнобольных, забредших сдуру на территорию Газы, и за два трупа израильских солдат, хамасовцы требуют освобождения всех террористов, сидящих в тюрьмах, а их - несколько тысяч за эти годы набралось, и у каждого минимум по одному убийству, а у некоторых их десятки. Так что Фархаду надежней было бы иметь еще и израильское гражданство. За него одного отдали бы всех.
Диана Корсунская: Спасибо за реплики Атоса в диалоге с фанатиком. За чудесное спасение графа друзьями. Реплика Анны про возраст очень понравилась.
Орхидея: Пока ещё не поняла в полной мере соль сюжета, это будет видно по окончании. Но напоминает какой-нибудь современный боевик.) Остросюжетно.
stella: Глава 13. "Один за всех, и все – за одного" - Так как вы меня нашли, друзья? – Атос, удобно устроившись на диване в кают-компании, обвел глазами всех присутствующих. - Это все - Аннет, - ответил Уриэль. - Она все время находила способы следить за тем, что происходило у вашего тюремщика. - Ури, не усложняйте: я знала, где находится этот остров. Я знала, что он потащит туда Армана на переговоры, потому что ему не нужны были свидетели. И у меня есть свои надежные источники информации, которых я вам не выдам – это именно мои источники. Атос хмыкнул про себя: не иначе "жучка" им прицепил осведомитель Аннет. - А что ему от вас было нужно, Атос? – спросил Портос, не удержавшись. Собственно, это интересовало всех, и, само собой, не было секретом Атоса от друзей. Он рассказал все, стараясь не упустить никаких фактов, никаких деталей общения с иранским разведчиком. Оставил при себе только свои соображения, которые начали оформляться в некую схему, которой он пока не спешил делиться. Как не собирался рассказывать даже друзьям свой полусон-полубред. Эх, успеть бы ему вытащить Рауля до того, как… - И куда мы направляемся? – в свою очередь спросил граф, устав отвечать на бесчисленные вопросы. Впрочем, инициативу опроса давно уже перехватил в свои руки израильтянин. - Попытаемся проникнуть в Джиджелли с моря. Кто-нибудь из вас бывал там? - Я был, - сказал Атос и замялся. Объяснять, что и при каких обстоятельствах он там видел, не стоило. К счастью, его поняли и без объяснения. - Это было слишком давно; с тех пор это стал город. Искать нам придется не в пещерах, я думаю, а где-то в самом городе: так проще спрятать пленника. Только надо суметь сделать это раньше, чем его найдут люди этого иранского разведчика: ради сына он на многое может пойти. Скажите, Атос, вы сейчас, если бы захотели, смогли бы исчезнуть? - Не знаю, не пробовал, - осторожно ответил граф. - А вы, господин д'Артаньян? - Не думаю. - Вы, Портос? - У меня никогда ничего не получалось в одиночку, - пожал плечами барон Портос. - А вы, д'Эрбле? - А у меня даже нет желания пробовать, - медленно промолвил Арамис. – Еще не известно, куда меня может забросить. Предпочитаю работать в связке с друзьями. - Нечто подобное я и предполагал услышать, - чуть улыбнулся Ури, но глаза у него не смеялись. - Вот чего мы и опасаемся: неконтролируемого перемещения. Тот, кто руководит вами, господа, всегда знает, какую цель преследует. С этими сумасшедшими исламистами мы рискуем попасть в переплет, из которого будет непонятно, как выпутаться. - Ури, чего вы боитесь, в конце-концов? – Атос хмурил брови, эта игра начала его выводить из себя. - Того, что вся эта компания окажется в будущем, - слова полковника придавили присутствующих. – Это может стать началом конца. - Это может означать, что мы, друзья, надолго, если не навсегда, станем пленниками этого века, - тихо, пугаясь собственного вывода, заключил д'Артаньян. - Вас это страшит, мой друг? – Арамис пристально посмотрел на гасконца, но тот не отвел глаз. - Честно говоря: очень. Мне не по душе война в том виде, какой она приняла в последнее столетие. - И это говорите вы: военный, маршал Франции, нам, бывшим воинам? Королевским мушкетерам? Уриэлю – солдату, разведчику и не последнему офицеру МОССАДа? Я поражен! – Д'Эрбле пожал плечами. - Да, именно я, солдат, маршал, мушкетер, говорю это. Потому что все законы чести попраны на этой бойне. Все благородство ведения войны ушло в никуда. Рыцари остались в нашем веке. - Милый д'Артаньян, вы отлично знаете, что война – это нечто другое: кровь, боль, грязь, закулисная игра, пленные, чьи-то грандиозные планы по мировому господству и деньги, огромные деньги. Мы это отлично знали и в Ла Рошельскую компанию, и под Сузами, и во времена Фронды. Только мы тогда были молоды и не мыслили себе другой жизни для дворян. А потом жизнь научила нас, что есть в ней и другие цели и другие ценности, - философия Атоса заставила д'Артаньяна широко раскрыть глаза. - И это мне говорите вы, вы, бывший нашей совестью, нашим руководителем, вы, наставлявший нас в вопросах чести, вы, давший нам понять, каким должен быть истинный дворянин? - Да, это говорю вам я, я, который никогда не забывал, что такое честь и который ищет в этом, новом для нас всех мире, то, что может соответствовать нашему пониманию порядочности и честности. - И вы определились с этими понятиями? – неожиданно спросил Ури. - Думаю, что да. В первую очередь, это "не навреди!" - Положим. Но как это должно соответствовать тому, что заставляет быть вас не пассивным наблюдателем, а человеком действия? - Я стараюсь вначале думать, потом действовать. - Ну, и как – получается? – с иронией вмешался до того молчавший Портос. Атос медленно повернул голову и посмотрел на дю Валлона так, словно видел его в первый раз. - Думаю, что получается, - ответил он. – А вы можете меня упрекнуть, что я поступал не так, Портос? - Могу, - не смущаясь ни на секунду, ответил гигант. Друзья с удивлением смотрели на них: Портос всегда благоговел перед графом, и вдруг этот упрек? - Когда же, друг мой? - Да хотя бы тогда, когда улетели с вашей дамой в Марокко, не сообщив нам ни слова. Вы думали, что мы будем сидеть в бездействии? Атос, пора бы уже вам понять, что в одиночку мы ничего путного не совершали и не совершим. - Браво, Портос! – с чувством воскликнул д'Артаньян. – Устами барона глаголет истина. Может, в этот раз вы поймете, господин граф, что, стараясь обезопасить нас, в конечном итоге, заставляете идти на очередной риск. Портос, друг мой, вы это хотели сказать графу? - Именно, - обрадовался барон, - именно это: вы так хорошо все всегда понимаете и объясняете мне, д'Артаньян! Атос слушал друзей, чувствуя, как лицо заливает краска стыда. Да, он самоуверенный, напыщенный болван. И пора бы ему понять то, что давно поняли и приняли его друзья: " Один за всех, но, - и все за одного!" - Это должно быть где-то здесь, - Ури ткнул кончиком карандаша в карту. Сигнал идет с этого квартала. Мы засекли его только вчера: с вечера в этом районе какая-то подозрительная активность. - Вы готовитесь к штурму? – спросил д'Артаньян, в то время как Атос разглядывал карту, а Арамис о чем-то напряженно думал. - Штурм? Это крайне нежелательно: мы на территории государства, с которым у нас существуют дипломатические отношения. - Тогда, как вы планируете?.. - гасконец прервался на полуслове, заметив улыбку Ури. - Д'Артаньян, честное слово, мы сделаем все, чтобы избежать драки и огласки, уверяю вас, я прекрасно понимаю, что вам не терпится проверить в деле, на что вы способны в новых условиях боя, но эта операция будет проводиться местными силами. И, пожалуйста, без ненужной инициативы, господа! Вы можете не помочь, а помешать. Не обижайтесь, но вы не знакомы с арабским менталитетом: то, что вам кажется само-собой разумеющимся, может оказаться поводом к дипломатическому скандалу. - Спросите господина графа: он кое-что сможет вам рассказать об этом, - Аннет загадочно улыбнулась и, встретив недоумевающий взгляд Атоса, пояснила: "Кто сел выше хозяина, а потом вынужден был вести беседу, не имея представления, куда она заведет?" - К сожалению, с этим народом ни о чем говорить нельзя, - с досадой заключил Атос. – Они не понимают, что такое честный диалог. - У них понятие чести совсем в другом кроется. И вы никогда не сможете ни понять их, ни договориться с ними. Поэтому, Арман, - Аннет этой фамильярностью на людях страшно раздражала графа, - поэтому, оставьте свои дипломатические упражнения для тех, кто вырос рядом с арабами. Атос покраснел, на этот раз от досады: эта женщина слишком часто стала бить по его самолюбию. Зря он думал, что давно преодолел эту свою слабость: когда его так, при всех, тыкали носом в собственные промахи, это оказалось куда чувствительнее, чем он предполагал: в особенности, когда эти намеки исходили не от друзей, а от женщины. - Когда мы сможем принять участие в операции? – спросил он Ури только за тем, чтобы сменить направление разговора. - Как только ваш сын будет освобожден, операция вступит в фазу вашего непосредственного участия. - Я вас не понял, Уриэль? – граф поднял голову от карты, которую до того изучал с особым пристрастием. – Если виконт будет освобожден, что остается для нас? Смотреть и восхищаться работой вашей разведки? - Не иронизируйте, господин граф, - израильтянин, кажется, действительно обиделся. – Именно вы и продолжите то, что будет начато. - Что продолжим? Не заставляйте нас играть вслепую. Вы что-то знаете, но не хотите говорить раньше времени! Вы ставите нас в зависимое положение, Уриэль. - Вы простите мне мое молчание, Атос, когда все увидите своими глазами. Честное слово, раньше времени раскрыть обстоятельства я не могу. Когда они вошли в бункер, в котором так долго держали Бражелона, там был только Нариман. Увидев ворвавшихся друзей, он встал, глядя на всех странно повлажневшими глазами. - Когда я учился в Москве, я часто крутил себе на видеомагнитофоне один фильм: " Земля Санникова". Там была потрясающая песня, а в ней такие слова: "Есть только миг между прошлым и будущим И этот миг называется – жизнь." - Бражелон забрал моего Фархада с собой в прошлое. Навсегда.
Диана Корсунская: Самое плохое, что мб для прошлого. Если, конечно, они в прошлое попали.
stella: Диана Корсунская - в точку.
stella: Часть 2. Родные пенаты Глава 1. Ла Фер Рауль внимательно разглядывал найденную на полке книгу. Старинный, тяжелый, переплетенный в кожу, фолиант. К сожалению, титульный лист отсутствовал, так что трудно было понять, где, когда, и кем отпечатана книга. Зато автор у него не вызвал ни малейших сомнений: Шекспир. Откуда она оказалась в Ла Фере, Бражелону догадаться было не сложно: граф де Ла Фер не раз бывал в Англии, язык знал в совершенстве, и не чуждался лондонских достопримечательностей. А театр " Глобус" существовал во времена его юности. К тому же, Атос обожал старинные, хорошо изданные книги, так что этот фолиант английского драматурга (один из первых, надо думать), запросто мог попасть в его руки. И только позднее, Рауль вдруг вспомнил, что именно эту книгу он видел у отца в Бражелоне еще ребенком. Только кто посмел вырвать из нее страницы? Рауль с удовольствием провел рукой по чуть шероховатой коже, и обернулся, заслышав шаги. - Фархад, вы? Идите сюда, я вам покажу нечто, очень любопытное. – Виконт едва не добавил: " И страшно ценное!", но вовремя остановился. - Что? – молодой иранец подошел поближе и склонился над столом. - Вы знаете английский? - Как родной. Я долго учился в Штатах, - Фархад уже не скрывал своего интереса. – Это книга? А какая? - Это Шекспир. Пьесы. Думаю, что привез ее сюда мой отец из путешествия в Англию. Он там изучал морское дело, мой дед хотел, чтобы он стал военным моряком. Но он стал наследником, и ему пришлось вернуться во Францию. - Вы ничего мне не рассказывали о вашем отце, Рауль. - Времени не было, - усмехнулся виконт. – Да и не было повода. - Так расскажите сейчас. Время у нас теперь предостаточно. Рауль впервые задумался всерьез, как они будут выпутываться из того положения, в которое он их вовлек своим порывом. Кажется, им уже не выбраться из временной ловушки. Придется смириться с пребыванием в этом времени, но, дай Бог, чтобы они были свободны в выборе места. И постараться не налететь на своего двойника: такой поворот событий тоже не исключался. Хорошо бы оказаться в параллельном временном потоке, тогда бы он точно был бы избавлен от многих проблем, но такое случалось не часто. И иранский юноша, с которым так неожиданно связали его обстоятельства, мог быть тоже серьезной помехой; об этом Рауль задумывался все чаще. - Рассказать вам о моем отце? Хорошо, но, боюсь, это будет долгий рассказ, - Рауль поправил фитиль свечи, и угасший было огонек, весело затрепетал, бросая отблески на лица сидевших напротив друг друга молодых людей. Рауль надолго замолчал: нужно было обдумать, что можно рассказать, а о чем следовало умолчать. И тут Бражелон понял, что он очень плохо знает отца. Нет, он многое мог бы рассказать о том, сколько внимания, любви, такта, и сколько времени уделил ему граф, как отец. Но о его прошлом, о его делах, о его молодости Рауль знал не много, разве что - в объеме книги о четырех друзьях. Фархад терпеливо ждал: он вообще оказался спокойным и выдержанным парнем, что было совсем неожиданным для виконта. Но, даже будь он самым порядочным и достойным человеком, Рауль все равно не знал толком, что можно рассказать ему, а о чем лучше умолчать. - Граф в молодости служил в мушкетерах Луи 13-го, - начал виконт. - Рауль, все, что в книге, я знаю, не стоит терять время на этот рассказ, - остановил его Фархад – Лучше расскажите, какой он был отец. Как вы гуляли вместе, о чем он вам рассказывал. Мне интересно сравнить с моим отцом. Я ведь тоже его знаю, только как своего отца, а у него была еще и ответственная и опасная работа, он сражался за свободу, но вот об этом мне ничего почти не известно: я оказался в США с матерью, когда мне было года два. – Он помолчал пару минут, и, неожиданно добавил, - Я так и не успел принять ислам. Отец знает об этом, но он не спешил меня готовить к принятию, хотя и рассказывал о шахидах, о Рае, о священной миссии мусульманина. А я и не интересовался религией: мне хватало того, что моей религией стала физика. - Вот как? Значит, мир науки вам ближе и понятнее того, что хотят сотворить ваши… - Бражелон запнулся, подыскивая слова, - ваши соотечественники. - Они далеко не мои соотечественники, и далеко не мои единоверцы. Я не уверен, что мой отец пришел бы в восторг, если бы узнал, что я думаю теперь о его деятельности. Для него это было бы крушением всех его надежд… ну, же, я жду твоего рассказа, Рауль, - он не в первый раз пытался перейти на "ты", но у Рауля плохо получалось быть фамильярным. - Отец нашел меня, когда мне было три месяца, у какого-то деревенского кюре. Он очень долго не признавался мне, что мы с ним близки по крови. Потом, когда я попытался его расспросить, почему он так поступил, сказал мне, что как опекун имел намного больше прав для моего воспитания. И в обществе на меня смотрели иначе. Сказал, что, когда я стану его наследником официально, он даст мне почитать кое-какие документы. - И дал? - Да, конечно. Отец никогда ничего не забывает, и всегда выполняет то, что пообещал. - И что ты понял из этих бумаг, Рауль? - Что я понял? Понял, что это был самый благоразумный выход в той ситуации, в которой оказался отец, введя в свет своего бастарда. Все всё знали и понимали, но официально граф был моим опекуном. И всё, что он делал для меня, он делал, как для своего воспитанника. Теперь я понимаю, какую бурю он вызвал своими действиями, отдав мне титул виконта и поместье. А потом - сделав меня наследником. - А твоя мать была довольна? - Моя мать? – Рауль чуть нахмурился, отчего морщинка между бровями сразу предала ему выражение сосредоточенности и легкого недовольства. - Да. Ты же знал, кто твоя мать? - Да, знал, хотя и не сразу понял, кто она. Но зачем тебе это знать, когда ты сам все читал? - Я читал, но на самом деле твоя история могла все же отличаться от того, что написано. Твой отец, он ведь, на самом деле мог любить… - Нас это не касается Фархад, это история, в которую меня отец никогда не посвящал. А я слишком чту все, что касается личной жизни графа, я слишком уважаю его, чтобы … - У меня было все не так. Мой отец не любил мою мать, его просто устроило то, что он мог жить в семье и не нуждаться, как все студенты. Это был брак по расчету: моя мать не желала ехать с отцом в Иран. Отец учился в университете. Во всяком случае, он думал, что пойдет по стопам своего отца, который тоже учился, но в США, и даже выучился на врача. Но дед ушел в политику, и отцу тоже пришлось ею заняться. - Твой отец, отослав тебя именно в Америку, решил что-то изменить, если не в своем прошлом, так в твоем будущем? – виконт пристально, и с каким-то новым интересом, вгляделся в своего напарника. - Я думаю, что отец не захотел для меня жизни повстанца и изгнанника. Он решил оградить меня от всего того, что сопровождает жизнь борца за правое дело. - У тебя есть уверенность, что это было правое дело? - Поначалу, так оно и было. Потом там оказались замешаны очень большие деньги. Отец понял, что слишком много грязи и крови прячется за красивыми лозунгами, но не в его силах было выйти из игры. Я не знаю, что произошло, но, скорее всего, и тебя и меня сделали козырями в какой-то игре. Меня это пугает: я человек мирный. - Вот теперь вы меня пугаете, Фархад, - Рауль крепко потер лоб. – Я не могу тебе пообещать мирной и спокойной жизни: мы попали во Францию начала века, страну раздирают противоречия. Ох, если бы была хоть какая-то возможность связаться с отцом и его друзьями! Это время их молодости. Они знают, как себя вести, куда мы могли бы обратиться и, самое главное, куда нам не стоит даже пытаться ступать. Но мы здесь одни и, следует понять, в том ли мы временном потоке. Я думаю, тут ты сможешь разобраться лучше меня: ты же физик. А для начала, придется нам обдумать, кем мы будем в этом мире. В особенности, мне придется быть внимательным и осторожным – у меня здесь могут оказаться сплошные родственники, - и Рауль желчно рассмеялся. .
Анна де Гонди: И все бы ничего. Что-то новенькое... НО! Почему ваши герои-ООСные?! И совершенно не понятны очень многие детали перемещения, или, например, почему Марион такой же внешности, как и Мэри Грефтон, и еще много чего не ясного.
Настикусь: Слов нет - эмоции просто зашкаливают. Умеете вы засунуть героев в такие переделки, из которых, кажется, и не выберешься. Надеюсь, что события не кончатся уж слишком плачевно
полная версия страницы