Форум » Крупная форма » "Город в прицеле" » Ответить

"Город в прицеле"

stella: Мне тоже уже изрядно надоели тишина и бездействие на форуме. Поэтому начинаю выкладывать новый фик. Название рабочее, повесть в работе тоже. Я почти никогда не выкладываю то, что не закончила, но в этот раз хочу немного расшевелить коллектив(это : во-первых). И заодно себя подстегнуть, потому что я уже, кажется, третий год не могу с ним управиться. За это время многое изменилось, многое вернулось на круги своя, а кое-что, о чем я писала от, как говорится, балды, вдруг оказалось правдой. Надеюсь, что ваша реакция расшевелит и меня и подаст идеи. (что-то у меня туго с этим последнее время) Быстрого окончания фика не обещаю, ибо сама пока не знаю толком, чем закончится. Итак, поехали.

Ответов - 183, стр: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 All

Rina: Анна де Гонди пишет: Почему ваши герои-ООСные?! А что не так с ООСом?

Орхидея: Мне не по душе война в том виде, какой она приняла в последнее столетие. - И это говорите вы: военный, маршал Франции, нам, бывшим воинам? Королевским мушкетерам? Уриэлю – солдату, разведчику и не последнему офицеру МОССАДа? Я поражен! – Д'Эрбле пожал плечами. - Да, именно я, солдат, маршал, мушкетер, говорю это. Потому что все законы чести попраны на этой бойне. Все благородство ведения войны ушло в никуда. Рыцари остались в нашем веке. Ещё как понимаю удивление друзей! В самом деле, д'Артаньяну ли рассуждать о благородстве и рыцарственности ведения войн в его время, ему, видевшему своими глазами и прочувствовавшему на своей шкуре все "прелести" Тридцателетней войны. В 17 веке воевали очень беспринципно. Что-то не вяжутся у меня эти слова с гасконцем.  Анна де Гонди, фанфики с попаданцами довольно часто ООСные.) Канон конечно предпочтительнее, но мне тоже хочется спросить, что в ООС преступного?)) А вот по какому принципу в авторском мире происходят перемещения и воплощения героев и насколько всё это долговечно, мне тоже не до конца понятно, равно как и героям фика. Хочется надеятся, что этот принцип понимает хотя бы автор.)) Физик не прояснит ситуации с временными потоками и параллельными вселенными?)

stella: Орхидея , а если бы хоть кто-то понимал, по какому принципу происходят перемещения во времени, уже были бы и реальные результаты.))))) Так что у меня это : "по щучьему велению, по моему хотению" героя. Д'Артаньяну хотелось бы увидеть в прошлых войнах хоть что-то, хоть какие-то законы, которые бы "смягчили" бы ведение кровопролитий в его время. Хотя бы то, что одним залпом не уложить столько народу, как одной бомбой. Ту самую "пропорциональность" при ведении войны, которая теперь никем и никогда не соблюдается.


Анна де Гонди: Rina, если вы воспринимаете мушкетеров также, как и преподносит нам автор, то, на ваш взгляд ООСа нет. А если воспринимать персонажей, как воспринимаю я, то ООС очень явный.

Rina: Анна де Гонди пишет: то ООС очень явный. Я представляю мушкетеров очень давно и очень разными. И не исключаю никаких возможностей (с). ООС на этом форуме всегда имел место быть в разных формах и слава Богу.

stella: И все было бы ничего, но когда один и тот же участник выступает в двух лицах, сам себя защищает с помощью своего дубля, и сам же себя поддерживает, возникает вопрос: у участника раздвоение личности или он сам в себе не уверен и клонируется с помощью новейших технологий? Вам не нравится, что форум больше посвящен Атосу - возвращайтесь на Фикбук: там его не любят. А насчет названия форума - так оно всех, кроме вас устраивает.

stella: Глава 2. Беглецы в прошлое. Бражелон ловил себя на странных желаниях: вечером хотелось залезть под горячий душ, дневную сонливость после бессонной ночи тянуло разогнать чашкой крепкого кофе (у него начались даже обонятельные галлюцинации: нос улавливал аромат кофейных зерен), а рука искала знакомую панель навеки издохшего мобильника. С Фархадом память проделывала еще и не такое: он задыхался без связи, искал микроволновку по утрам, туалет вообще вызвал у него потрясение, и Раулю, в конце концов смирившемуся с отсутствием всего того, что предоставляли блага цивилизации, и просто окунувшемуся в прошлое, не раз казалось, что его товарищ по несчастью близок к истерике. Но человек – странное животное. Постепенно они свыклись с обстоятельствами и начали строить планы. Ла Фер был пуст: почти пуст, если не считать троих слуг. Рауль прикинул, и у него получилось, что они попали в 1624 год, значит, время Кончини давно прошло и вот-вот наступит, или уже началось правление Ришелье. Но здесь, на границе, это пока еще не ощущалось. Он не слишком хорошо знал, когда приключилась трагическая история графа де Ла Фер: Атос не живописал сыну, что, где и как произошло, больше упирая на эмоциональную сторону своей неудачной женитьбы. И теперь виконт столкнулся с фактом, что он не знает, чего опасаться. Слуги ему не мешали: они явно были наняты для того, чтобы замок не пустовал окончательно, но, словно дух запустения витал над старыми стенами Ла Фера, так много повидавшими, и еще больше пережившими за долгие века. И, судя по тому, что сходство Рауля с отцом никак не отразилось на поведении челяди, виконт мог предположить, что они графа де Ла Фер никогда не видели. Никто и ничто не мешало молодым людям наслаждаться полной свободой. Рауль учил Фархада фехтованию. Верхом тот ездил прекрасно, стрелял тоже недурно, а, научившись владеть шпагой, мог бы считать себя готовым к любым случайностям. Раз в неделю виконт вытаскивал своего товарища на охоту: против ожидания, иранец это занятие не любил, не понимал, в чем радость, если сильный убивает слабого, и категорически отказывался стрелять, пока однажды, просто на верховой прогулке, они не наткнулись на кабанье семейство. До конца своих дней не суждено было юноше забыть эту сцену: кабана, с визгом бросившегося на виконта, и павшего от одного-единственного удара в сердце, который нанес ему Бражелон, успевший соскочить со своего коня, и крутившаяся на одном месте свинья, которой его пуля попала в голову. Он сидел в седле и, как во сне, видел виконта, с трудом встающего с земли, залитого кабаньей кровью, свинью, наконец, затихшую, и с десяток полосатых поросят, неловко тыкающихся в нее пятачками. Рауль с трудом доковылял до своего коня, и ухватился за его гриву. Тут только Фархад сообразил, что дело неладно, и поспешно соскользнул с седла. - Ты ранен, Рауль? – бросился он к виконту. - Да, и, кажется, довольно серьезно, - еле выдохнул Рауль и прижался головой к лошадиному боку. – Нужен врач. Помоги мне сесть на лошадь. Какая досада, - пробормотал он сквозь зубы. Они добрались до замка довольно быстро, хотя, несмотря на наложенный жгут, кровь виконта все же капала из распоротого сапога, оставляя следы на прелых прошлогодних листьях на тропе, ведущей к Ла Феру. Врача нашли, по счастью, в соседней деревушке, иначе пришлось бы ехать за ним в Сен-Гобен. Он осмотрел рану, качая головой, наложил повязку, оставил предписания и обещал зайти на следующий день. - Вашему сиятельству придется с неделю провести в постели: рана может воспалиться и неизбежна лихорадка. – Лекарь внимательно, не таясь, рассматривал Бражелона, пока Фархад освещал ему рану. – Раньше вы, господин граф, не выходили на кабана в одиночку: к чему такой риск? - Я и не собирался на охоту, - Рауль поморщился, - всему виной глупый случай. – Виконт уже понял, что врач путает его с отцом. Значит, они попали в тот отрезок времени, когда граф де Ла Фер исчез из своих владений, подавшись в солдаты. И они были в том же временном потоке. – Врач знает хорошо отца, и не считает его умершим: это пока было все, что понял виконт. Проблемы начались сразу же после ухода врача: слуги заявили, что они просят расчет. Это не смутило бы Рауля, будь у него деньги, но денег не было. Наверное, немногочисленная обслуга замка покинула бы его уже давно, но у кого просить жалование, слуги не знали: хозяина они не видели, нанимал их управляющий. Раз в месяц он исправно привозил деньги, но последние два месяца его никто не видел: ходили слухи, что он помер. А тут лекарь признал в раненом постояльце самого графа, и слуги приободрились: хозяин собственной персоной: это получше господина управляющего будет. Бражелон, которого мучила лихорадка, и нещадно болела раненная нога, сквозь полубред пытался понять, что нужно этим трем полукрестьянам-полубродягам. И тут свое слово сказал Фархад. - Никто из вас никуда не уйдет, - заявил он непререкаемым тоном. – Бросить своего господина в таком состоянии вы не посмеете: Господь не велит быть суровыми со страждущими, - он бросил косой взгляд на Бражелона, который едва не вытаращил глаза, услышав подобные сентенции из уст несостоявшегося мусульманина. – Во-вторых, это ваш господин, а вы его слуги. Вы получите все, что вам причитается, как только господин граф сможет передвигаться, и выяснит, что произошло с его управляющим. К тому же, все это время, что мы находимся в замке, вам жаловаться не на что: вы ели столько мяса и пили столько вина из графских погребов, что памяти об этом вам теперь хватит на всю оставшуюся жизнь. – Он тяжело вздохнул, и добавил уже другим тоном, - я прошу вас чисто по-человечески: не бросайте нас. Дворня выслушала эти слова, переминаясь с ноги на ногу, почесывая затылок и переглядываясь. Они отправились восвояси, так и не решив, что делать, а Рауль молча протянул руку своему приятелю: его по-настоящему тронула забота иранца. - Кажется, мы получили некоторую отсрочку неприятностям, - неловко пошутил он. – Спасибо, Фархад, у вас получилось убедительно, я бы не сумел просить слуг. Мне бы просто в голову такое не пришло – обратиться к их совести, - он невесело улыбнулся. - А ведь поди ж ты – они впечатлились. - Если на то пошло, мне вообще никогда не приходилось с ними иметь дело: мы с мамой как-то обходились без помощников. А вот мой отец, он любил, чтобы ему прислуживали. Рауль промолчал: сквозь жар и боль его все равно донимала мысль, как выпутаться из положения. Отец никогда особенно не распространялся о том, как он узнал о предательстве жены. Более того, Рауль узнал все подробности только после книги, и долго не мог забыть лицо Атоса, когда он ему выдал всю информацию, ставшую ему известной и от Мордаунта. Только спустя время он понял, что нежелание говорить правду было желанием уберечь его, Рауля, от осознания, что на чести рода лежит такое пятно. Здесь они с Фархадом были одни. Пока. Рауль не сомневался, что отец и друзья непременно станут его разыскивать, и поиски неизбежно приведут их сюда. И что начнется, когда в поле зрения местных окажутся оба Ла Фера, предсказать сложно. - Я думаю, нам скоро станет нескучно, друг мой. Я нисколько не удивлюсь, если нас посетят гости, которым мы будем рады. - Рауль, вы о чем? - О том, что верные друзья – это самое главное в жизни, Фархад. - А женщины, а любовь? – иранец смотрел на виконта с сомнением. - Я лично в это не верю, - отвернулся Рауль и уткнулся в подушку. Фархад разбудил в нем дремлющего циника, каким, в минуты дурного настроения, Раулю себя очень хотелось видеть. Неужто ему всегда будет так же везти, как отцу? Женщина приносит в душу разочарование, боль утраты, неверие в данное слово… Лавальер, Марион… были и другие, правда не очень много, но были же! И каждая оставляла в душе нечто, похожее на ядовитую занозу: и не болит по-настоящему, а так, саднит, как свежая царапина. Лучше уж поговорить о другом. - Фархад, а за что вас посадили? Вы же в другом государстве жили? - сменил он тему, да так резко, что иранец не успел перестроится на новую волну, и ответил, не скрываясь: "За дело об архиве." - Каком архиве? Уж не иранском ли? – виконт даже приподнялся в подушках. - Именно, будь он неладен. - Но это же громкое дело, и занимался им МОССАД, при чем тут вы, Фархад. - Посчитали меня причастным, похитили на территории США, привезли в Сирию, на базу к Хизбалле. Там принялись меня "разрабатывать". Хорошо, дело не дошло до настоящих допросов, - Фархад потер скулу, видно, припомнилось все же что-то, посущественнее слов. – Видимо, потом разобрались, что от меня на данном этапе толку никакого, решили приберечь на всякий случай. Как оказалось – не зря. Видимо, отцу не доверяли до конца, подстраховались мной. А вы что, в курсе того, как события разворачивались? Рауль только вздохнул в очередной раз и точно также, как и Фархад, потер скулу. - Я попался совсем по-глупому, - ответил он. - Приехал в Париж, искал по всем антикварным рынкам одну вещицу, и попался в ловушку. Меня подставили, потом объявилась полиция… долго рассказывать, но, в конечном итоге, я оказался у той же Хизбаллы. - Да, невесело, - Фархад встал, прошелся по комнате, постоял у портрета какого-то вельможи времен Генриха 4. – Это кто-то из ваших предков, Рауль? - Дед. Ангерран де Ла Фер. Последний, кому дали такое имя. Хотя, нет, я забыл: был еще один, но уже в веке 21. Занятный господин, надо сказать, не из военных, но наша жилка у него оказалась, лаферовская. Но это совсем другая история. - Расскажете? - Как-нибудь, при случае. Время было позднее, пора было отдыхать, но каждый из молодых людей ворочался на своей постели, вспоминая события, столкнувшие их. Фархад попал в Штаты совсем ребенком. Сначала он был вместе с матерью, но о том времени у него не осталось четких воспоминаний. Единственное, что он помнил очень хорошо – это постоянные переезды из одного города в другой, с одной съемной квартиры – на другую. Потом он вспомнил ссору: отец кричал, мама плакала. А утром отец приехал, забрал его, и они долго ехали на машине. Потом они оказались в какой-то школе, где, после разговора с директором, Фархад остался. Эта школа стала его домом. Иногда приезжал отец, забирал его на каникулы, пару раз приезжала мать, потом она исчезла: сначала из его жизни, потом из памяти. Учился он хорошо, науки ему давались легко. Он увлекся физикой, она стала его профессией. В один, далеко не прекрасный день, отец явился к нему домой в сопровождении какого-то господина. Фархад почуял в нем врага сразу, тем непонятнее было поведение отца: он стал каким-то суетливым, чуть ли не угодливым. Годы его таким сделали или новый расклад сил в Иране? Обо всем этом молодой человек думал уже потом, после ухода гостя, а в тот момент его огорошила прямота, с какой незнакомец требовал от него участия в разработках ядерной бомбы. Именно требовал, как от своего подчиненного. На следующий день позвонил отец и назначил ему встречу за сотню миль от дома, на какой-то заправке. Фархад туда не успел – его перехватили на полпути, когда он остановился перекусить и зайти в туалет. Там его и взяли: укол в бедро – и сознание отключилось. Его вывели, как пьяного в стельку, тело едва подчинялось ему, сознание путалось. В себя он пришел уже в Иране, где на секретной базе, одной из сотен, стояли установки по обогащению урана. Его обрабатывали упорно, поочередно давили то на патриотическую жилку, то ставили в пример деда и отца, то многозначительно поминали о возможностях получить результаты с помощью давления не только на психику. Фархад был только по рождению иранцем: по духу он был американцем, и по гражданству тоже. Его ничего, практически, не связывало с устремлениями айятолл. Но его разрабатывали не дураки, и в какой-то момент он понял, что им нужно совсем не его понимание ядерных процессов в реакторе. Что-то важное нашли они в его работе, что-то, что заинтересовало их. Его прощупывали насчет его понимания пространства и времени. С невинным видом бросались мысли о путешествии в прошлое, и вопросы с каждым разом становились все глубже, все специфичнее. Молчать – значит признать, что ты работал в этом направлении. Отвечать, что ты в этом профан – докторская Фархада была посвящена именно этой теме. В какой-то момент ему стало страшно: ему рассказали о французах, явившихся из прошлого. Фархад не поверил, но те документы и статьи, что ему предоставили для ознакомления, выглядели правдой. Если вообще в такую правду можно поверить. Он сказал, что хочет подумать. Ему дали пару дней на раздумья, а потом заявили, что выбора у него все равно нет. Выбора у него действительно не было. И тогда он сказал, что сможет дать им нужный ответ, только если сам встретится с кем-нибудь из французов. Он был уверен, что поставил неразрешимую задачу для своих похитителей, но ошибся. Он не знал, что задумала разведка Ирана, похитившая для этой встречи виконта и протянувшая руки ко всей четверке. Когда Фархад и Рауль де Бражелон оказались рядом, и когда Рауль понял, что выход у них только один – уйти в прошлое, он увел туда их двоих. Фархад не зря упомянул Раулю "дело об архиве": он был причастен к его похищению, но совсем не тем боком, о котором думали в Иране. Он знал, где находится документация, знал из случайно подслушанного разговора. Знал несколько лет – и молчал, понимая, что с такой тайной не живут. А его отец тоже знал, что сын – в числе тех, кто посвящен. Это была его, Наримана, ошибка: он оставил на столе в гостинице, где они поселились на время каникул Фархада, фотографию снятого с воздуха горного массива. Оставил на несколько минут, но мальчик увидел и понял, что это - аэрофотосъемка. Потом был разговор отца с каким-то знакомым, в котором отец упомянул фотографию. Фархад увязал эти два факта в своей смышленой голове. Нариман, впоследствии, холодным потом покрылся, когда понял, что имел в виду его агент, оглянувшись на черноволосого кудрявого мальчугана: "Твой сын так же любит смерть, как и ты?"

Диана Корсунская: Молодым людям повезло друг с другом... Все же какое гражданство у молодого иранца: российское или американское?

Настикусь: Интрига закручивается всё сильнее

stella: Диана, естественно, американское. США не признают двойного гражданства.

stella: Американский закон, пока вы не начали размахивать своим вторым паспортом, или получать пенсию со стороны страны исхода, вашего второго гражданства просто не замечает. А вот если... тогда и начинаются санкции. Американцы своим гражданством дорожат, а вот получить его можно только при некотором знании языка и экзамена по истории США и основ государственности. Но речь не об этом. Фархад ребенком попал в США, имел американское гражданство, которое получить можно, прожив , кажется, 6-7 лет в США и сдав пресловутый экзамен. То, что он родился в России имело бы для него смысл, если бы он хотел там жить.

Rina: Бестужева Наталья пишет: Дюма писал о четвёрке- четырёх мушкетёрах, ну или с Д'Артаньяном в главной роли. Но не об графе де Ла Фер! Мда. Дюма писал не "об" графе. Это точно. Есть отличный вариант решения этой проблемы. Прямо, я бы сказала, ноу-хау. Делюсь по простоте душевной бесплатно. Когда Вам что-то не нравится... не читайте это

stella: Глава 3. Граф Рошфор. Рауль все еще не был в состоянии сесть на лошадь, и Фархад рыскал по окрестностям в одиночестве. Поместье было запущено изрядно: видно было, что в нем давно хозяевами себя чувствуют браконьеры. Куда делся хозяин Фархад не расспрашивал: не хотел привлекать к себе излишнего внимания. Он знал все из книги, а что не знал, о том догадывался. Какой-то всадник, просто одетый, но на великолепной лошади, неспешно трусил ему навстречу, озираясь по сторонам. Заметив, что на тропинке он не один, незнакомец придержал лошадь и положил руку на рукоять пистолета. - Кто идет? – неожиданно для самого себя, совсем как военный человек, окликнул пришельца Фархад. – Что вам здесь нужно: это чужие владения! - Я заблудился, - незнакомый всадник подъехал поближе, но руку с пистолета не снял. – Чьи это владения? - Это графство Ла Фер, - неохотно ответил иранец, не уверенный до конца, что стоило говорить имя владельца. - Так значит, я не так уж и сбился с дороги, - обрадовался незнакомый дворянин. Теперь у Фархада была возможность рассмотреть пришельца получше: незнакомец точно принадлежал ко второму сословию. Иранцу представился случай лично убедиться, что в семнадцатом веке эти различия касались не только одежды: в облике путешественника присутствовала уверенность и непринужденность человека, убежденного в своем праве командовать. - Не подскажете, эта дорога ведет в замок? – дворянин, не таясь, рассматривал Фархада, восточная внешность которого не могла не заинтересовать незнакомца. – Я бывал здесь ранее, и знаком с владельцем этих мест, но, признаться, подзабыл дорогу. Вас не затруднит проводить меня? - Это несколько нарушает мои планы, но я помогу вам, - молодой человек быстро сообразил, что его не хотят отпустить из опасения, что он поспешит в замок предупредить о появлении человека, разыскивающего графа де Ла Фер. – С кем имею честь говорить? Какую-то секунду неожиданный визитер колебался: наверное, ему очень бы хотелось назваться вымышленным именем, но, подумав, что этот юноша, несмотря на свой отличный французский, все же – иностранец, гость решил, что его имя ничего не скажет. - Граф де Рошфор, сударь. Вряд ли мое имя вам знакомо. Но молодой человек с такой яркой восточной внешностью, неожиданно резко дернулся, и почти со страхом взглянул на графа. У Рошфора дрогнули губы - кажется, он совершил большую ошибку, назвавшись своим именем: его провожатый о нем знал. - Разве мы знакомы? – светский тон мало что мог изменить: его боялись. Граф почувствовал это слишком ясно, потому что дистанция между их лошадьми увеличилась. – Я не припомню вас, у меня отличная память, но вас я встречаю впервые. - Я слышал о вас в Париже, где бывал в прошлом году, - неумело соврал Фархад. - Вот как! И от кого же? - От господина д'Артаньяна. - От кого? – это имя Рошфору было незнакомо, и он еще раз пожалел, что так опрометчиво представился незнакомому человеку. Его Высокопреосвященство вряд ли обрадуется такому просчету. - Это гасконец, который приехал в Париж, чтобы поступить в полк Тревиля. - Тревиля? Ах, да, вспомнил! – Рошфор ничего не вспомнил, имя д'Артаньяна ему решительно ничего не говорило, а вот сюда, в обезлюдевший Ла Фер, он явился не зря, а по заданию кардинала. Его преосвященство господин Ришелье, поручил ему разузнать кое-какие подробности из жизни одной из своих помощниц. Поиски привели конюшего Ришелье в Пикардию, и он вспомнил, что у него в окрестностях имеется родственник по линии Роанов. В детстве они виделись неоднократно, потом у каждого оказался свой путь. У конюшего кардинала он был достаточно извилистым и чреват странными сюрпризами, и Рошфору стало интересно, как сложилась жизнь у его родственника. Граф де Ла Фер был владетелем этих мест, так что ему могло быть известно что-нибудь о той, чья жизнь так интересовала Ришелье. Граф ехал с непроницаемым лицом, а Фархад исподтишка рассматривал его. Рошфор не препятствовал, и сам гадая, как этот юноша с восточной внешностью и отличным французским, оказался так далеко на севере Франции. Беглого взгляда достаточно было клеврету кардинала, чтобы заметить еще одну странность: молодому человеку было неудобно в одежде, что была на нем. Ему мешала шпага, ерошившая гриву его коня, мешала широкополая шляпа, мешали небольшие брыжи, которые он пытался ослабить, то и дело ища крючки, и только лошадь была ему явно привычна: на ней он сидел непринужденно. Они молчали до самого въезда в замок. Старинные ворота были открыты: они оказались на мощенном дворе, где никто не выбежал им навстречу. Рошфор, бегло осмотревшись, удивился: замок был запущен, а то, что конюхи не поспешили принять у них лошадей, насторожило конюшего. Чтобы Ла Феры позволили такую неучтивость!? Он помнил совсем другим этот древний замок, полный вышколенных слуг, богатую конюшню, роскошные приемы, королей, которых хозяева принимали с почтением, но без подобострастия. Куда это все подевалось? Неужто Арман мог позволить себе довести все до такого состояния? Фархад, оставив гостя на дворе, повел лошадей в стойла. Только у самых дверей его встретил какой-то заспанный мужичок и принял у него поводья. Рошфор ждал терпеливо, не скрывая своего любопытства и недоумения. - Я могу повидать хозяина поместья, - он уже стал опасаться, что графа де Ла Фер нет в замке. - Я спрошу, сможет ли он принять вас, - Фархад скрылся за пыльной портьерой. Он так и не представился Рошфору, а тот и не стал настаивать: зачем ему имя какого-то слуги, пусть и с восточной внешностью? - Как о вас доложить? - Граф Рошфор. Пока что он старательно осмотрел комнату, в которой находился. Запустение тяжким грузом лежало на всей обстановке. Рошфор смутно помнил эту комнату: некогда это был кабинет Ангеррана де Ла Фер. Именно сюда некогда приказал граф привести двух шалунов, чтобы объяснить им, что можно, а что - зазорно делать дворянину. В частности: топтать чужие поля, даже если вы очень увлечены погоней за зайцем. Рошфор подошел к старинному бюро: оно было покрыто таким слоем пыли, что цвет дерева не угадывался. "Что-то долго граф решает, принять ли меня", - промелькнуло в голове, и почти тут же его провожатый показался в дверях. - Граф де Ла Фер может принять вас, сударь, - Фархад отступил, пропуская Рошфора. В спальне было полутемно, и, хотя занавеси полога были откинуты, Рошфор не сразу разглядел, что лежащий на кровати человек – это тот самый граф. Он поклонился, и прошел в глубь комнаты. Хозяин жестом указал ему на кресло у своего изголовья. В отличие от Фархада, Рауль знал гостя. Давным-давно, когда заговор по освобождению герцога де Бофора вступил в решающую фазу, Рошфор приезжал в Бражелон. Рауль, которого осторожный Атос не представил, не желая связывать свое имя заговорщика с именем виконта, все же увидел конюшего покойного кардинала. Его образ запечатлелся в его памяти настолько живо, что ему не составило труда опознать в госте того самого Шарля-Сезара де Рошфора, которого ему удалось увидеть из окна, хотя тот был сейчас еще молод и черноволос. Первый вестник с этой стороны, прямое указание на то, что они – в том же временном потоке, в котором когда-то происходили события из жизни четырех друзей. Это усложняло их пребывание безмерно: теперь ему придется играть роль графа де Ла Фер, раз уж он, не по своей воле, оказался в роли своего отца. Но Рауль об этом периоде в жизни графа де Ла Фер знал только одно: граф, а точнее – Атос, находился уже в Париже, но был ли он уже королевским мушкетером? Атос ничего не рассказывал сыну об этой, начальной, полосе своей парижской жизни, хотя Рауль догадывался, что отец и сам смутно ее помнил: память застилал винный туман. Для Рауля в жизни графа все заканчивалось охотой, о которой он узнал из книги и от Мордаунта, и начиналось со знакомства с Портосом, а затем и с Арамисом. Рошфор явился из Парижа, Рошфор был верным клевретом первого министра, Рошфор мог бы разобраться, что к чему. Но было уже поздно что-либо менять: Рошфор сидел рядом. - Простите меня, что я принимаю вас в таком виде, - Рауль развел руками. – Но мне не повезло: меня ранил кабан. - Это бывает, в особенности если вы вышли на него в одиночку. - Это не была охота по всем правилам, - пожал плечами виконт. - А сколько же мы с вами не виделись, Арман? – Рошфор не поверил байке про кабана: скорее, имела место какая-то дуэль, но ему не терпелось восстановить прошлое знакомство. - Лет пятнадцать, а то и более, не так ли? - Не припомню, если честно, - Рауль ощутил, на какую скользкую почву его увлекли. Он бы с радостью отказал гостю во встрече, но увы! не в его власти было направлять разговор, который ему навязали. Рошфор принял его за отца, и сейчас начнет его пытать воспоминаниями. То, что он к Раулю обратился по имени, говорит, что у него с графом были дружеские отношения. - Я, признаться, едва узнал эти места, и, если бы не ваш слуга, я вряд ли сумел бы так быстро добраться до вас. - Простите, но вы не поняли, Рошфор: Фархад не мой слуга, он мой друг, - недовольно поморщился Рауль. - Но он не француз? - Фархад родом из Персии, - сухо объяснил виконт. - Простите, если я невзначай чем-то задел вас. Но как вас судьба закинула так далеко? Ведь вы же… - Я много путешествовал, - по тону хозяина Рошфор понял, что эту тему с персом он развивать не намерен. - Жаль! – вздохнул Рошфор. - Жаль? О чем вы жалеете? - Я? Только об одном: я бы хотел вернуться хоть на день в те воспоминания, что связаны у меня с этими местами. – Рошфору показалось, что здесь он ничего не сумеет узнать: граф держался отчужденно, в его, едва приметной, но несомненной холодности, сквозило нежелание вспоминать. – Собственно, я хотел выяснить у вас кое-какие подробности об этих местах. - По мере возможности, я постараюсь удовлетворить ваше любопытство, но повторяю: меня слишком долго не было в этих краях. Вы останетесь отобедать? - С удовольствием, господин граф, - чуткий к малейшим изменениям настроения, Рошфор понял, что время для дружеской фамильярности ушло безвозвратно. Скорее всего, графу было известно о его связи с Ришелье. Но интерес к тому, каким стал нынче Арман де Ла Фер, его "кузен", как принято было величать у высшей знати родственников, пусть и дальних, не пропал. Кто знает, возможно за столом и всплывет интересующая его тема: женщины Пикардии и легенды о них. Арман всегда любил сказки: может, он и разговорится под кабаний окорок и доброе вино. Они встретились за обедом, и Рошфор имел возможность познакомиться с хозяином заново. Его друг, Фархад, больше молчал и имел вид виноватый: наверное, сожалел, что привел в дом нежеланного гостя. Впрочем, тот, кого граф Рошфор считал Арманом де Ла Фер, тоже не был словоохотлив: пил и ел в меру, и в меру же распускал язык. - Знаете, граф, вы меня удивляете: мне, порой, кажется, что вы сами в этих краях еще более гость, чем я, - с двусмысленным смешком заключил конюший. - В этом вы правы, сударь: слишком давно я не был дома, - Рауль смаковал выдержанное вино из отцовского погреба, ощущая, как легкое возбуждение охватывает его: словесная атака началась, а он совсем не готов к ней. – За время моего отсутствия почти все слуги разбежались, управляющий исчез, и я вижу, что мне придется серьезно заняться поместьем. А в мои планы как раз и не входило оставаться здесь надолго. И тут еще и этот дурацкий случай с кабаном! – с досадой он кивнул на свою ногу, которую пристроил на невысокой скамеечке. - Очень болит? – сочувственно спросил Рошфор. - Достаточно, чтобы ощутить свою беспомощность, - хмуро пробурчал Рауль. - А, может, стоит справиться у монахинь в Тамплемарском монастыре? – вдруг подключился к их беседе до того безмолвствовавший Фархад. - В окрестных деревнях только и говорят об их талантах врачевания. У них должен быть какой-нибудь бальзам от ран. - А вы что же, рассказывали кому-то о моем ранении? – недовольство явно проскользнуло в словах Рауля, и Рошфор чуть улыбнулся в густые усы. - Я? Боже меня упаси болтать о таких вещах, но лекарь, который вас пользовал… - Черт бы его побрал! - Вы его не предупредили, граф, чтобы он не говорил лишнего? – удивился Рошфор. - Мне это казалось само собой понятным. Пикардийцы не болтливы. - Золотой – лучшее средство от хорошей памяти, мой друг. Рауль как-то смутился при этих словах, а Фархад и вовсе спрятал нос в кубок с вином. "Эге, похоже, что у моего друга временные затруднения", - подумал граф, наливая себе очередной стакан вина. - Окорок чудесен, нежный и со слезой, - одобрил он кулинарный шедевр, приготовленный под руководством Фархада, который не раз занимался копчением в компании своих приятелей из США. – А ваша мысль о бальзаме, сударь, кажется мне очень дельной: я уже слышал о чудесах, творимых травницами из этого монастыря. Говорят, там была одна монашка, которая равно могла составить мазь, исцеляющую от всех ран, даже смертельных, и тайно готовила и другие лекарства, которые порой бывают нужнее бальзама. Фархад, видя, что Рауль не спешит отвечать, взял на себя роль собеседника. - Надеюсь, господин граф простит мне мою настойчивость, но я действительно старался узнать, нет ли в этих местах кого-нибудь более грамотного в вопросах врачевания ран. И мне действительно говорили о сестре Анне, которая могла творить чудеса. - Так в чем же дело, почему вы не послали к ней? – удивился Рошфор. – Это не слишком далеко от графства. - Ну, первые дни мне не хотелось оставлять Ра… - он едва не назвал виконта по имени, - графа одного, на бестолковых слуг. Но ездить туда не имело смысла: как мне сказали, монахини там уже не было, она исчезла. - Исчезла? Монахиня? Как интересно! – Рошфор ощутил, что за этой историей что-то скрывается. – Она что, умерла? - Представьте, что никто не знает. Она исчезла, испарилась, но прихватила при этом молодого священника, который ради нее украл священные сосуды. - Что вы говорите? – Рошфор по-настоящему ощутил интерес к этой монахине. – Чего только не услышишь в провинции! - Местные были поражены тем, что произошло: монахиню считали чуть ли не ангелом. Говорят, она была божественно хороша: светлоглазая и золотоволосая. Рауль, хмуро слушавший эту историю, очнулся: все это начинало походить на начало одной мрачной любовной драмы. - Раз ее нет в монастыре, так и говорить не о чем, - с неожиданной живостью вмешался он в рассказ. – А народная молва и дьявола способна превратить в ангела. - Не говорите так, граф, как раз народная молва очень правдива, - возразил Рошфор, которому очень хотелось послушать дальше, что произошло с монашкой и священником. Фархад явно знал больше, чем успел сказать. Но я вижу, что вам этот рассказ неприятен. - Не то, чтобы неприятен, просто не вижу смысла говорить о вещах, которые всего лишь сплетни. - Узнаю Ла Фера! Вы никогда не поощряли того, что порочит церковь или женскую репутацию. Даже совсем ребенком вы пресекали такие разговоры, если они задевали чью-то честь. - Не вижу в этом ничего особенного, - пожал плечами Рауль. Отец никогда не говорил ему ничего плохого о женщинах, а ведь ему было, что сказать. Теперь и у сына было, что рассказать, но он ни с кем не собирался делиться своими соображениями. Что, однако, не означало, что он готов позволить кому-то строить предположения на основе сплетни. – Но это всего лишь разговоры. Я не думаю, что у кого-то из нас возникнет желание собирать сведения о неприглядных делах, творящихся в монастырях. Это недостойно дворянина. " Что-то ты, любезный друг, слишком строго судишь о дворянах. У меня, как раз, и возникает желание узнать побольше об этом ангеле из монастыря. Женщина, способная не только сбежать оттуда, но и сумевшая соблазнить на кражу церковной утвари священника – незаурядная женщина," – шпион его преосвященства не гнушался совершать то, что, по оценке графа де Ла Фер было недостойно дворянина. А посему ему ясно было, что от графа он прямиком отправится в этот самый монастырь – собирать сведения о монахине Анне. Но говорить это вслух он не собирался, и потому в очередной раз сменил тему застольной беседы. - Ла Фер сильно пострадал в последних сражениях? - Довольно сильно, - ответил Рауль, радуясь, что можно поговорить об истории замка. – Особенно в этом преуспел король Генрих. Отец немало средств вложил потом в то, чтобы привести в порядок крепостные стены. (Бражелон едва не сказал "дед"). - И сейчас вам придется приложить немало сил и средств, чтобы восстановить то, что разрушено временем. - Я хотел осмотреть замок, поговорить с арендаторами, набрать новых слуг, но этот чертов кабан выбил меня из колеи. Раньше, чем через две недели мне не сесть в седло. - Послушайте граф, и не сердитесь на меня за то, что я хочу вам предложить, - серьезно и с самым дружеским видом обратился к Раулю Рошфор. – Были у нас с вами времена, когда мы обращались друг к другу запросто: вы говорили мне Шарль-Сезар, а я вам – Арман. Так и положено между кузенами. В те времена я считал вас своим другом, смею надеяться, что и вы меня тоже. И вот, в память об этой дружбе, я хочу предложить вам помощь. Мне кажется, друг мой, что вы сейчас в большом затруднении, и причина в этом – не только ваша рана. Осмелюсь предположить, что у вас и временные затруднения… не обижайтесь, но мне сдается, что у вас и денежные затруднения… - Рошфор замолчал, увидев, как напряглось лицо у Рауля. – Я не желал вас обидеть, ни более того, как-то задеть, но… - Но если и есть у меня некоторые затруднения, то это только потому, что я не могу сейчас взяться как следует за арендаторов. Благодарю вас, Рошфор, но это сущие пустяки. Фархад действительно мне тут не помощник, он не знаком с нашей реальностью, но я справлюсь. - И, тем не менее, я мог бы вам помочь именно в этом плане: объездить подвластные вам деревни и города, и все выяснить. - Вам нужна информация для вашего патрона? – напрямик спросил Рауль, которому надоело ходить вокруг да около. – Что его интересует, Шарль-Сезар? Рошфор смутился: Граф де Ла Фер никогда не любил такой образ действий. С ним лучше быть откровенным. И, наперекор самому себе и своим мыслям, он признался: "Мне нужны сведения об одном человеке." - Я могу вам помочь? – спросил виконт, глядя в глаза своему гостю. - Вряд ли. Но мне надо будет объездить эти места, расспросить людей, возможно и некоторых должностных лиц. - И чем я могу помочь вам? - Я бы решился просить у вас некое рекомендательное письмо… - Нет! – отказ прозвучал сухо и резко, как выстрел. – Увольте меня от такого, Рошфор. На подобную глупость я не готов. Рошфор нахмурился, но он и не особо рассчитывал, что граф будет настолько наивен, чтобы оставить подобное письмо в руках того, кто был помощником и шпионом кардинала. Рауль же думал еще и другой стороне этого документа, который бы разоблачил его не к месту: почерк и подпись. Рауль никогда бы не стал бы отдавать каких-либо распоряжений, прикрываясь именем отца. Он не собирался долго оставлять дела такими, какими они сложились, страстно надеясь, что отец сумеет понять, где он, и явится сам. И тогда все разрешится само собой: надо только немного подождать. Почти детская вера, что граф де Ла Фер с друзьями могут все, поддерживала виконта всю жизнь.

Настикусь: Похоже, у виконта сейчас ОЧЕНЬ большие проблемы образовались

stella: Глава 4. Тамплемарский монастырь. Рошфор уехал на следующий день на рассвете. Виконт не стал его удерживать: пусть узнает все, что сумеет, это для Рауля и Фархада мало что изменит. Видимо, миледи жива и ее персоной заинтересовался кардинал. Рауль попытался вспомнить все, что он знал об этой страшной женщине. Получалось, что она связана была со службой Ришелье после Англии, уже когда овдовела. Ее возвращение в Англию было вынужденным: это могло быть прямым заданием кардинала, которому нужны были свои люди при английском дворе. Значит, не в ревности Ришелье было дело, и интересы духовника французской королевы лежали куда глубже. Не ухаживания Бэкингема за Анной были причиной глубокого интереса Его высокопреосвященства к соседям за Ла Маншем, а более серьезные опасения. И пока еще на престоле сидел король Яков 1, значит, и посольство по случаю женитьбы наследника престола еще было впереди. Рауль мысленно поздравил себя, что не оставил в руках Рошфора никаких компрометирующих бумаг. Пусть ищет то, что ему нужно. И Рошфор искал. Из Ла Фера он не спеша отправился в сторону Лилля, в окрестностях которого находился тот самый Тамплемарский монастырь, в котором некогда пребывала монахиня Анна. По дороге он расспрашивал: осторожно, словно невзначай. Чем ближе подъезжал он к монастырю, тем меньше сведений и воспоминаний было у окружающих о необычной монахине. Люди ссылались на плохую память, на множество забот, на строгость нравов. Словно мрачная тень прятала женщину от досужих расспросов. Рошфору не оставалось ничего другого, как направиться прямо в монастырь, благо предлог для этого был: тяжелое ранение друга, которому не помогают никакие снадобья. Монастырь казался вымершим: замшелые, местами выщербленные стены, проржавевшая решетка у входа… даже голоса монахинь не доносились на сторону мирян. Рошфор, спешившись, уже добрые полчаса маялся под воротами, все еще надеясь, что хоть одна живая душа покинет его стены. Когда терпение его окончательно лопнуло, и он уже решил колотить в ворота не кулаком, а ногой, калитка в массивных, оббитых железом, воротах дрогнула и с визгом приотворилась, выпуская двух древних монахинь. Старухи остановились, вопросительно взглянув на него. В руках обеих были холщовые котомки, на веревочных поясах висели ножны с маленькими ножами: бабушки, выходя из своей обители, не выглядели беззащитными. - Чего желает господин? – старушка постарше на вид взглянула на Рошфора прозрачными, выцветшими от старости глазами. - Мне бы повидать вашу мать-настоятельницу, - кротко ответил мирянин. - Наш устав строг. Нам говорить с вами не по чину, - монахиня слегка подтолкнула вперед спутницу. – Звоните в колокольчик, вам отопрут, а нам пора: солнце и так уже высоко, а травницам надо беречь утреннее время. - Так вы травы собираете, - удовлетворенно заметил гость. – Вас-то мне и надо! - Если у господина есть вопросы, то не нам положено на них отвечать, - сурово ответила старуха, и обе монахини торопливо засеменили по тропе. Граф Рошфор только головой покачал им вослед и взялся за колокольчик. Только на третий звонок окошко в двери приоткрылось, и на путешественника глянули черные живые глаза под густыми ресницами. Черные брови и гладкий лоб, едва приоткрытый под строгим убором, говорили о молодости женщины. Она окинула любопытным взором мужчину и отворила дверь больше, чем полагалось, если бы она опасалась незнакомца. - Проходите, мать настоятельница видела вас из окна. Лошадь привяжите во дворе. Рошфор последовал за монахиней, на ходу, стараясь не делать этого слишком явно, поглядывая по сторонам. Монастырский двор и сами помещения внутри не выглядели запущенными. Чисто, хотя и не очень богато, но бедность приличествовала ордену бенедектинок. Открылась очередная дверь, и Рошфор оказался перед настоятельницей. Та сделала знак головой, монахиня, сопровождавшая гостя, удалилась, и они остались наедине. - Шевалье, я согласилась принять вас только в виду вашей крайней настойчивости, - мать-настоятельница смотрела на конюшего кардинала круглыми, совсем совиными глазами на маленьком сморщенном личике, что еще больше усугубляло ее сходство с совой. - Ваше преподобие, вы хотите сказать: наглости? Не стесняйтесь, прошу вас, с определениями. – Рошфор улыбнулся со всей приятностью, на какую был способен. – Я вынужден быть настойчивым до неприличия, поскольку явился не любопытства ради: у меня поручение от моего господина, Его высокопреосвященства господина кардинала Ришелье. При этих словах на лице настоятельницы промелькнуло странное выражение, и она прикрыла глаза тонкими веками, пряча что-то похожее на удовлетворение. -Так Его преосвященство нынче в фаворе у Его величества? – негромкий голосок содержал толику яда. - Господин кардинал принадлежит к тем мудрым и целеустремленным людям, которые превыше своей карьеры ставят интересы Франции, - ответил Рошфор, скромно опустив взгляд, но отметив про себя, как беспокойно перебирают старушечьи пальцы деревянные четки. – Он поручил мне собрать сведения об одной из ваших сестер. - Кто же интересует Его высокопреосвященство? – настоятельница говорила спокойно, только узловатые, перекрученные артритом пальцы, задвигались быстрее, отщелкивая шарики четок. Этот сухой треск стал раздражать конюшего. - Речь пойдет о некоей Анне де Бюэй. Именно под этим именем она была передана в ваш монастырь совсем еще ребенком. Стук деревянных четок внезапно прекратился, настоятельница, побелев, как ее покрывало, замерла. - Я не ошибся, вам знакомо это имя и эта девушка, не так ли? – пошел в наступление граф, но настоятельница, плотно сжав губы отрицательно покачала головой. – Хорошо, я вас могу понять, - продолжал наступать граф, - вы не имеете права давать сведения об ваших насельницах. Но положение сложное: монсиньор должен знать, что заставило эту женщину покинуть ваш монастырь. В чем она провинилась? Вы прогнали ее? Она вела себя недостойно? - уловив движение старухи, он тут же продолжил. – Она согрешила? - Она опозорила нашу обитель: вот все, что я могу вам сказать, сударь, - глухо промолвила настоятельница. - Чем она у вас занималась, матушка? Какие у нее были обязанности? Меня не интересует более ее нравственность, мне важно знать, чем она так прославилась, что слава о ее талантах по составлению лекарств разнеслась по всей Пикардии? - Она у нас была лучшей травницей, - неохотно ответила мать-настоятельница. - И знала она рецепты не только бальзамов, но и те травы, что так часто требуются неверным женам и неосмотрительным девицам, - небрежным тоном закончил Рошфор. - Когда она исчезла из монастыря? - Тому уж не один год минул, - старуха вздохнула и вновь взялась за свои четки. – Я плохо помню: стара я стала, память подводит. - Может, у вас найдется кто-нибудь, кто не жалуется на память, матушка? Я, со своей стороны, могу вам пообещать, что имя той, что прольет свет на эту историю, никому не будет известно. - Сестра Анна жива? – с трепетом спросила настоятельница. - Не скрою от вас: жива. Но она никогда сюда не вернется: кардинал даст ей свое покровительство, но он должен знать, с кем ему придется иметь дело. - Я не могу вам ничего сказать: эта женщина вернется сюда и отомстит всем нам! - воскликнула настоятельница во власти страха теряя контроль над своими словами. - Она способна на месть? Этот ангел? – поразился граф. - Это дьяволица! Она соблазнила нашего приходского священника, толкнула его на кражу церковных сосудов, довела его до клейма, до приговора на галеры, а потом он погубил свою душу, повесившись в тюрьме. Она способна на все! – старуха уже забыла, что жаловалась на память. – Она бежала из тюрьмы, соблазнила сына тюремщика – и как сквозь землю провалилась. Мы думали, что ее грешную душу прибрал Господь, в великой милости своей простив все зло, что она творила, а вы говорите, что она жива! Нет, я сказала вам все, даже больше того, что могла и имела право сказать. Не просите меня о большем: я ничего не прибавлю к уже сказанному. Помните только, что, если этот демон сюда вернется, все, что произойдет, будет на вашей совести и совести господина кардинала. Рошфор встал, чувствуя, что ему не хватает воздуха. - Я больше ничего у вас не стану спрашивать, матушка, вы мне сказали довольно. С моей стороны клянусь, что до Анны де Бюэй не дойдет ни слова из того, что я услышал, – граф отвесил почтительный поклон и поспешно удалился. Но пустынные галереи монастыря еще долго хранили звон его шпор. Рошфор, не сворачивая никуда, понесся по дороге, ведущей на Париж: он вез Его преосвященству информацию, с помощью которой кардинал мог держать в руках своего нового агента: Анну де Бюэй. В высокую политическую игру кардинала вступало новое лицо и Рошфор предпочел бы, чтобы Его высокопреосвященство держал ее на вторых ролях.

stella: Глава 5. Встреча с прошлым. Дороги в этих местах были утоптаны бесчисленными путниками, всадниками, экипажами. Хватало и придорожных трактиров. Рошфору не впервые приходилось бывать в этих местах, сознание только фиксировало знакомые приметы пути. Недалеко от Амьена он решил остановиться перекусить, а если трактир окажется приличный, то и заночевать. Ему требовалось несколько часов на отдых и обдумывание всего, что он увидел и узнал. Графу трудно было самому себе отдать отчет в своих ощущениях, но его преследовала мысль, что увиденный в Ла Фере граф и события в Тамплемарском монастыре, где еще пару-тройку лет назад жила знахарка Анна, как-то связаны между собой. Глупые мысли, не имеющие под собой никакой логики, но неотвязные. Трактир, обративший на себя внимание Рошфора, процветал. Глядя на самодовольные лица трактирщика и его жены, на полудюжину поварят и слуг, нетрудно было догадаться, что в постояльцах и посетителях недостатка нет. "Если найдется комната – заночую", решил для себя Рошфор, проходя к конторке, за которой восседал трактирщик. - Хозяин, комната найдется? - просил он, незаметно показывая хозяину жетон, который имели при себе все агенты тайной полиции кардинала. - Для вашей милости – найдем, - с поклоном протянул руку к доске с ключами трактирщик. – Второй этаж, десятая комната направо. Прикажете подать ужин в комнату? - Пожалуй, нет, - граф подумал, что сидя где-нибудь в углу общей залы он и увидит, и услышит немало интересного. – Я сяду в общей зале, только позаботься, чтобы место было не на виду. - Будет исполнено, Ваша светлость, - совсем по-военному ответил трактирщик, и по его знаку закрутилась обычная круговерть по приему знатного гостя. Рошфору даже пришлось поймать хозяина за передник, чтобы приказать умерить пыл: лишнее внимание ему было ни к чему. Словно по мановению волшебника появились тарелки и тарелочки, полные всяческой снеди, и даже вилка нашлась в этом заведении. Рошфор не без интереса наблюдал все эти манипуляции, пока его внимание не привлек новый посетитель. Открывшаяся в очередной раз дверь впустила нового гостя. Конюший кардинала, привыкший не упускать ни одной детали, по опыту зная, что не бывает ничего незначительного в сыскном деле, которым ему приходилось заниматься по воле его могущественного патрона, сразу обратил внимание, как зашел незнакомец, как не спеша оглядел зал, ища место, как тихо ахнул и засуетился хозяин. Вошедший дворянин повернул голову, и Рошфор едва не вскрикнул – граф де Ла Фер! Граф, совершенно здоровый, немного разрумянившийся от быстрой скачки, без всякого намека на хромоту, сделал несколько шагов по проходу между столами, и Рошфор не выдержал: "Арман!" окликнул он вошедшего, презрев все нормы приличия. Граф вздрогнул и обернулся; в два шага он преодолел расстояние между собой и столом, за которым сидел граф Рошфор, и, не скрывая своего изумления и, пожалуй, радости, протянул ему руку: " Шарль-Сезар, вы?! Живой! Я рад вас видеть!" - А уж что говорить обо мне! Вы, собственной персоной, здоровый и, главное, довольный нашей встречей! Садитесь за мой стол, нам надо поговорить. - Сколько же лет мы с вами не виделись, Сезар? - С тех самых пор, как я в бега ударился, - рассмеялся Рошфор. – Конечно, если не считать нашу встречу на днях. - На днях? – граф де Ла Фер посмотрел на Рошфора странным взглядом. – Мы с вами виделись? - Да, у вас в Ла Фере, и я должен сказать, что тогда вы встретили меня не слишком приветливо. Но я все списал на вашу рану и на лихорадку. Арман, вы что, не помните, как принимали меня в своем замке? Вернее, не вы меня принимали, а этот ваш странный друг, перс. Как бишь его звали? Фар'ад, вот! – французский язык на создан для некоторых букв, вот Рошфор и переиначил имя Фархада. Атос не поднимал глаз, но бледность стремительно покрывала его лицо. Рошфор был Рошфором, но кто был там, в замке? Он сам или Рауль? А Рошфор, приметив, какое впечатление произвели на Атоса его слова, резко сменил тему. - Вы знаете, что его Святейшество утвердил кардинальскую мантию для епископа Люсона еще два года назад? Поговаривают, что должность первого министра у него в кармане. - Поживем – увидим, - пожал плечами граф. – Служить он мне не мешает, и на том спасибо. - Служить? Где? – Рошфор был искренне изумлен. - Я с некоторых пор при дворе. - В качестве кого? С вашей родословной, граф, и с вашими понятиями о чести, не могу себе представить вас на придворной службе. - Вы полагаете, что мои представления о доблести не изменились? - Атос вздернул бровь только ему одному свойственным манером. - У таких людей, как вы, дорогой граф, они не меняются, - Рошфор отправил в рот кусок сочной отбивной и запил глотком вина. - А у вас, мой друг? Ваше происхождение не уступит моему. - Зато моя жизнь научила меня приспосабливаться. Я очень обязан Его преосвященству, Арман. Именно он дал мне все, что я имею. - Так вас изрядно потрепало, Сезар? – граф де Ла Фер внимательно посмотрел на друга детства. - Это - долгий и печальный рассказ. Да и вас, я смотрю, жизнь не баловала. - Наоборот, баловала слишком долго. - Зато потом взыскала по всем долгам? – усмехнулся Рошфор. - Пожалуй, что и так. Знаете, жизнь, как та африканская лошадка, что я видел в зверинце: черные и белые полосы. И трудно понять, чего поболе: черного или белого. - Согласен. – конюший кардинала повертел в руках стакан. – Так где вас искать при дворе, граф? - У Тревиля. Только никто там не знает моего настоящего имени. – Делать тайну из того, что и так станет известно Рошфору, Атос посчитал бессмысленным. - А что вы делаете в его роте? - Служу в мушкетерах. - Невероятно. Лейтенант? Вы, с вашими данными? - Берите ниже, не ошибетесь, Рошфор. Атос, мушкетер короля, - ироничная улыбка сползла с лица графа. - Это несправедливо! Я поговорю с кардиналом! - Не стоит, Рошфор. Я сам отказался от высоких должностей. - Что случилось, что за дурацкая епитимья: граф де Ла Фер – простой солдат! Арман, это что – несчастная любовь? Атос сильно вздрогнул и поднял глаза на Рошфора: тот был совершенно серьезен и смотрел на графа не скрывая недоумения. - А как еще прикажете понимать ваше новое имя? Нужно очень сильно разочароваться в женщинах, чтобы вообразить, что вы стали для них недостижимы. - За всю свою жизнь я не встретил пока еще ни одной женщины, которая была бы достойна любви. Все они лгут, даже лучшие из лучших. - А так ли много вы прожили на свете, мой друг? Лет двадцать пять, если мне память не изменяет, - Рошфор с иронией посмотрел на своего приятеля детства. – Я тоже не большой поклонник женских добродетелей, но должен вам сказать, что не так давно видел сущего ангела. Эта женщина могла бы затмить всех красоток мира, если бы у меня не было серьезных сомнений в ее порядочности. - Вот, видите, - Атос кивком головы поблагодарил трактирщика, принесшего, наконец, его ужин. - Кстати, она из этих мест. - Вот как… - Атос взялся за вилку и нож, не проявляя ни малейшего интереса к ангелу, но Рошфор, выйдя на интересовавшую его тему, бросать ее не собирался. - О ней ходят легенды в ваших местах, Арман. - Я давно не был у себя в поместье, так что все слухи и сплетни прошли мимо меня. Рошфор едва не воскликнул: "А с кем я тогда общался у вас в замке?", но у него промелькнула мысль, что граф так дает ему знать, чтобы он никому не говорил об их встрече в Ла Фере, и он прикусил язык, и вернулся к волнующей его теме. - Она тоже покинула Пикардию года три-четыре назад. Там вообще странная история произошла. - Бог мой, да в наших краях чего только не услышишь, - графа занимали мысли о том, кого же все-таки Рошфор увидел в замке Ла Фер кроме Фархада: его самого или Рауля. Он уже совсем собрался задать наводящий вопрос, когда то, что он услышал, заставило его замереть. - Белокурая монахиня, прекрасная как ангел, соблазнившая священника и подбившая его на кражу церковной утвари: как вам такая сплетня, Арман? Граф де Ла Фер молчал. "Это когда-нибудь кончится?" вертелось у него в голове, но словам этим он не дал прозвучать. Этот кошмар шел за ним всю жизнь, временами дышал в затылок, временами маячил на горизонте, но так и не отпустил его ни в той, ни в этой жизни. Плохо было, когда такие приветы приносили знакомые, совсем плохо – если друзья. Мордаунт как-то пообещал ему встречу с Анной, но пока далее привета дело не пошло, и вот теперь появился шанс столкнуться при дворе. - Вам не кажется, Сезар, что в этой истории есть что-то пошлое, - Ленивые интонации в голосе графа можно было списать и на усталость, и на желание поесть в тишине, и, наконец, на нежелание общения. Рошфор усмотрел в этой манере именно то, что Атос показывать не хотел: желание немедленно закончить разговор: граф что-то знал, и знал слишком хорошо. Рошфор, уже не таясь, разглядывал лицо былого друга, и его вдруг поразило, что за неделю между их встречами, граф де Ла Фер ощутимо изменился. Этот, сидевший напротив мужчина, выглядел хоть и моложаво, но куда старше того юноши, что принимал его в замке. И как это он, такой наблюдательный, не обратил внимание на седую прядь в волосах графа. У хозяина Ла Фера ее точно не было, и выражение лица было другим, а усы и изящная бородка на испанский лад не могли отрасти так за неделю. Неужели за эти дни случилось в жизни Его сиятельства нечто настолько страшное, что он смог так измениться? Атос понял сейчас окончательно то, что они с Арамисом давно уже подозревали: их появление в реальном мире обусловлено уже не только востребованностью в них читателей; незаметно они стали свободны в собственном волеизъявлении и обрели способность проникать в любую эпоху не как наблюдатели, а как активные участники. Реально прожившие свою жизнь в середине 17 века, подарившие свою историю писателю, приобретшие благодаря его роману бессмертие, они все равно вернули себе весь спектр бытия обычных людей, с их радостями и горестями. И только возможность перемещаться во времени делала их сродни богам, налагая чудовищный груз ответственности за каждый свой шаг. И каждое такое "ныряние" из прошлого в будущее и обратно могло быть чревато совершенно непредсказуемыми последствиями. Им уже никогда не спрятаться от того, во что они ввязались в этот раз. Идти придется до конца и вместе со всеми. А пока… пока нужно вытащить отсюда Фархада. Он в этом прошлом лишний. И, как он начинал понимать, лишними стали и они: слишком многое станет их выталкивать теперь на поверхность, в новый век. А вот теперь – Рошфор. Кажется, он успел побывать в Ла Фере до него, и свидеться с виконтом. Что ему нужно, что за сведения собирает кардинал и причем тут его история с Анной? С эти придется разбираться: если в будущем никого не шокирует его брак с клейменной, то в этом мире не для того он ушел в солдаты, чтобы все стало известно кардиналу. Были в его прошлом моменты, которым не место было в досье Его высокопреосвященства. - Рошфор, вы не могли бы оказать мне одну услугу? – спросил он севшим голосом. - Какую, граф? _ Я бы попросил вас не упоминать при Его высокопреосвященстве о своем знакомстве со мной. Все, к чему я стремлюсь, это остаться для всех мушкетером Атосом, человеком без прошлого и будущего.

stella: Зебра. Окапи - это не лошадь, а жираф.

stella: Глава 6. Встречи… встречи… Рошфор, поняв, что из своего старого приятеля ему ничего не вытянуть, и что в лице Атоса он не найдет себе помощника интересам Ришелье, постарался свернуть разговор на общие темы. Но, какой бы стороны жизни он не касался, так или иначе, он упирался либо в политику, либо в частную жизнь, а граф де Ла Фер не был готов обсуждать ни первое, ни второе. Разговор очень быстро увял, не найдя общей темы, и собеседники просто молча ели и пили. - Вы останетесь на ночь или поедете дальше? – совсем не праздный вопрос графа, Рошфор с удовольствием оставил без ответа, но вместо этого задал в свою очередь вопрос, от которого Атос приметно вздрогнул. - Арман, а у вас, случайно, не имеется родственник, который чрезвычайно похож на вас лицом и статью? - Имеется, - сухо ответил граф. - Достаточно дальний, но вам должно быть известно, что у нас в роду очень сильна наследственность черт. Сходство передается по наследству даже весьма отдаленным ветвям. А вы что, встретили кого-то, кого приняли за меня? - Встретил. В Ла Фере. Этот молодой человек называет себя графом де Ла Фер. - Вот как! – Атос пожал плечами. - Он делает это несколько преждевременно: я пока жив. Этот молодой человек официально считается моим наследником, поскольку я так и не обзавелся потомством. – Он криво ухмыльнулся. - В таком случае, граф, не задерживайтесь здесь, потому что именно этому нахалу срочно требуется врачебная помощь, - Рошфор встал из-за стола и кинул пару монет подбежавшему трактирщику. – Милейший, приготовь мне комнату: я уеду завтра утром. Хоть высплюсь сегодня, - повернулся он к графу. – А вам не мешало бы поискать по дороге хирурга: ваш наследник ранен на охоте, а присутствие его друга-перса вряд ли быстро поможет ему. Ну, прощайте, граф, - он протянул руку, которую Атос пожал с несколько рассеянным видом. Рошфор улыбнулся, и наклонив голову в прощальном приветствии, не спеша направился на второй этаж, где ему уже готовили комнату. Атос, в свою очередь, тоже заторопился: новость о ранении Рауля заставила его изменить свой план: теперь он поедет прямо в Ла Фер, и не важно, что поедет на ночь глядя: ему, как владельцу графства, известны и тайные тропы. **** Рошфор, поднявшись к себе в номер, потребовал несколько листов бумаги подороже, принадлежности для письма, и уселся воплощать идею, мелькнувшую у него во время ужина с графом де Ла Фер. Как и всякого знатного дворянина, его, в свое время, обучали основам рисунка и живописи. Наблюдательность и живое воображение должны были помочь ему: он помнил лицо интересующей кардинала женщины до мельчайших деталей. Легкий абрис, нанесенный пером, постепенно обретал материальность живого, прелестного лица: огромные, светлые глаза, четкие черные брови, маленький пухлый рот, с насмешливо приподнятыми уголками, нежная линия носа, с изящными, трепетными ноздрями… Волна белокурых волос, свободно ниспадающих на грудь: это он добавил от себя, представив Анну де Винтер не светской дамой, а молоденькой девчонкой. Портрет был готов, Рошфор оставил его на столе… собрался совсем было лечь в постель, но мелькнувшая мысль заставила снова сесть к столу. Теперь уже на листе вырисовывалась монахиня-бенедектинка. Сначала, вокруг овала лица возник сам традиционный убор, и только потом Рошфор внес в него все те же черты. Оставалось только проверить, прав ли он в своих предположениях. А для этого у него был еще один путь: постановления суда, которые он мог, пользуясь письмом кардинала, просмотреть как в Лилле, так и в Бетюне. Первый результат появился уже поутру, когда ему принесли завтрак. Жена трактирщика, собираясь накрыть стол к завтраку, поставила поднос на стол и только тут заметила оба рисунка. - Господи! – тихо ахнула она, - Так это же наша травница, упокой Господь ее душу. Как живая! - Похожа? – обрадовался Рошфор. - Точно такая она и была, господин. Только глаза редко поднимала. Но уж если поднимет, то утонуть в них можно было. Прозрачные такие, словно лед весной. А это кто? Разрешите посмотреть? - Смотрите, конечно, - граф с интересом следил за реакцией женщины. – Может, вам она и знакома, эта, вторая. - Вроде, знакома. Да, похожа… очень похожа. - А на кого? - Да на графиню нашу, ту, что на охоте сгинула. Очень похожа… Рошфор, решив, что узнал более, чем достаточно, забрал оба листа, тщательно свернул их, вложив в кожаный футляр, который он носил на груди, пряча в нем важные документы, и только потом уселся завтракать. – Милочка, про эти портреты не трепись языком, если жить хочешь. Его высокопреосвященству кардиналу Ришелье нужны преданные и неболтливые люди. Запомни это, и мужу передай. Портреты оказались волшебным средством: те несколько человек, что опознали в них монахиню Анну и графиню де Ла Фер, окончательно убедили Рошфора, что он может быть уверен: это одна и та же женщина. И это – жена Атоса. Уж не ее ли мнимая смерть привела его в Париж, в роту мушкетеров, не ™ она ли заставила принять это странное, много говорящее посвященному, имя, отказавшись от всего, что положено по рождению человеку его достоинств и титула? Но возвращаться в Ла Фер он не собирался: тех данных, что были в его руках, было достаточно, чтобы искать дальше уже в архивах. Лилль оправдал его надежды: он снял копии со всех бумаг по делу о суде над вором-священником и его подельницей. Теперь можно было возвращаться: у него были все доказательства, чтобы держать в руках миледи Винтер. *** Атос погонял лошадь: не то, чтобы он боялся ехать ночью один, но он отдавал себе отчет в опасности: его потайные тропки могли быть известны и испанцам, которых черт постоянно приводил с той стороны границы. Было бы глупо попасть в засаду в собственных владениях. Шорох в кустах заставил его придержать коня: кто-то чужой никак не мог отдышаться в придорожной канаве. Граф протянул руку, вытащил пистолет из-за пояса и взвел курок: с той стороны дороги донесся похожий звук. - Черт побери! - произнес кто-то хрипловатым голосом, но с таким неискоренимым гасконским акцентом, что Атос, в свою очередь, выругался. - Атос, друг мой, что же вы в одиночку по дорогам носитесь? Жизнь вам надоела? – д'Артаньян вылез на дорогу, таща за собой странного вида клячу. - Шарль? Какого черта вы здесь делаете? – Атос едва не расхохотался: даже при свете луны было видно, какого удивительного коня приобрел гасконец. – Уж не та ли это кляча, на которой, по рассказам, вы въехали в Париж. И не за мной ли вы сюда прибыли? А где все остальные? - Где все – не имею представления. Нас разбросало в стороны, но мы договари вались местом сбора считать ваш Ла Фер. А коня моего не обижайте: хоть он и неказист, но верен хозяину. И вообще, здравствуйте, мой милый, – и он протянул руку товарищу, – будет сюрприз виконту. Когда мы его найдем. - Кажется, мы его уже нашли, - Атос соскочил с коня. – Я по дороге встретился с кое-кем, он как раз из замка ехал. - Неужто кто-то из наших знакомых объявился? - с тревогой спросил бывший мушкетер. - Вы никогда не догадаетесь – кто? - невесело улыбнулся граф. - Так кто же? - Рошфор! Д'Артаньян только присвистнул. - Ищейка кардинала? - И знаете зачем он тут рыщет? - Собирает сведения о нас? - Ошибаетесь. Его высокопреосвященство интересуется прошлым миледи. - Так куда же нас занесло? - Думаю, в год 1624-25. Шарль, мы сильно рискуем. - Чем, Атос? - Рискуем встретиться с "четверкой неразлучных". Надо действовать осторожно и быстро. Вытаскивать Фархада и виконта, и уходить самим. В этом периоде истории нам оставаться нельзя. - Хорошенькое дело! - д'Артаньян и сам не мог бы объяснить, почему ему стало так неуютно в родной стране. Он еще ни с кем толком и не успел ни поговорить, ни повздорить, а чувство, что он лишний в этих краях не отпускало его с первой минуты пребывания на этой земле. Д'Артаньян вспомнил, что Атос еще не знает, какая компания отправилась в прошлое, а ведь сюрпризы его ожидали в самом ближайшем времени. Но, пожалуй, рассказывать об этом пока не стоило: что-то его порадует, а кто-то и шокирует. Гасконец хитро улыбнулся, но в темноте все равно было не разобрать его мимики. - Далеко еще до ваших владений? – спросил он, взбираясь на свою клячу, - я чертовски устал. Знаете ли, я как-то привык последнее время к джипам. - Мы почти добрались, - Атос привстал на стременах, ища какой-то, ему одному ведомый, ориентир. – Это охотничья тропа, но ее давно не посещали: кустарник так разросся, что я сам начал сомневаться, в том ли направлении еду. Но нет, инстинкт меня не подвел – мы у цели. - У цели? – гасконец покрутил головой. – Ну, я вам доверяю, это же ваш дом. Надеюсь, у Рауля найдется чем нас накормить. - В замке могло и не остаться слуг, - неохотно признался граф. – Я, уезжая, не очень и надеялся на возвращение, и не слишком задумывался о будущем и своих владениях. - Так нам грозит голодная смерть? Бедный Портос! - Не смотрите так мрачно на наши перспективы, - улыбнулся граф, - Рауль, как я узнал, охотился. Так что чем-то нашу компанию накормят. А когда ждать остальных? - Думаю, в ближайший день-два. - Долго ждать. Могли бы и поторопиться, - недовольно прокомментировал Атос, но д'Артаньян тут же возразил товарищу. - Вы ушли так быстро, что никто не успел сообразить, что происходит. - Меня позвал Рауль, - сухо оправдался граф, уверенный, что эти слова объяснят гасконцу все. – Впрочем, через полчаса мы сами все узнаем: здесь в остатках крепостной стены должна быть дверь, которой я частенько пользовался, когда возвращался домой. Дверь нашлась довольно быстро, и была она не заперта. Более того, графу показалось, что ею уже пользовались не раз и не два. Он отдал поводья д'Артаньяну, а сам прошел немного, и открыл небольшие ворота: как раз достаточные, чтобы провести лошадь. Так, держа лошадей в поводу, они и прошли до самых конюшен. Конюх спал так крепко, что у него над ухом стрелять можно было, но, когда одна из трех, стоявших в стойле лошадей тоненько заржала, вскочил, как подброшенный пружиной, и уставился на гостей одуревшими от сна глазами. Д'Артаньян знал, что Атос упрям; собственно, упрямы они были все четверо, но каждый – на свой лад. Гасконец был упрям из горячности, Арамис – из самолюбия, Портос – из уверенности, что ему все сойдет с рук. Атос же был упрям из убежденности, что он, все обдумав и решив – прав. И это был самый опасный вид упрямства, потому что ему редко что можно было противопоставить. К тому же он умел разубедить окружающих, а вот они его – весьма редко. Вот и теперь он действовал из собственных соображений и побуждений. Почувствовал зов сына и рванул на помощь, не предупредив никого. Пришлось друзьям вводить остальную группу поддержки в прошлое своими силами, на что ушло время, хоть и действовали они в авральной ситуации. Вот тогда-то и оценили друзья работу израильтян, которые, казалось бы, долго думали, проверяли и выверяли, а потом уже действовали: и действовали молниеносно. Д'Артаньян при перемещении потерял связь с Портосом, Арамис же должен был вести основную группу. Оставалось только молиться, чтобы разброс в пространстве не был слишком велик. Французским владели все участники, но только четверка, и еще один участник, знала старофранцузский. При контакте с местным населением могли возникнуть казусы, поэтому хотелось рассчитывать, что весь отряд сумеет быстро и без проблем воссоединиться. Гасконец в очередной раз улыбнулся, представив себе, как отреагирует Атос на появление некоторых "бойцов" А пока что граф спешил к себе в замок, с тревогой и нетерпением ожидая встречи с сыном. Но вместо Рауля ему навстречу поднялся из старинного кресла незнакомый молодой человек, невысокий, чуть полноватый, с приятным округлым лицом, и яркой восточной внешностью. - Господин де Ла Фер? – произнес он на чистом французском, и улыбнулся, показав белоснежные зубы. – Господин виконт был уверен, что вы найдете нас.

Rina: Бестужева Наталья пишет: Бесподобная фраза! Она так ассоциируется с вашим фанфиками и ООсными персонажами в них! И, пожалуйста, проверяйте текст, прежде чем выложить: там куча ошибок и опечаток! Сдается мне, что в каких-то детских попытках доказать что-то (что тут уже всем и так понятно и, более того, никому не интересно), Вы уже начинаете хамить. Успокойтесь. НЕ НРАВИТСЯ, НЕ ЧИТАЙТЕ. Оставьте автора в покое со своими придирками, научитесь вежливо общаться и тактично высказывать свое мнение и непонимание, почитайте другие фики в рамках канона (они тут есть и их предостаточно). В конце-концов, напишите сами канонический текст с максимумом точных исторических отсылок, фамилий, соблюдением хронологии и, что самое главное, захватывающим сюжетом. С участием любых героев, какие Вам нравятся. Мы с удовольствием почитаем. Ставлю тельца против яйца, что знатоков канона в самом его глубоком смысле порадует хороший фик. Но предупреждаю, если в авторах этого форума, ради удовольствия и развлечения пишущих ООС, разбудить махровых дюманов, то критические комментарии к тексту могут быть куда более серьезными, чем "куча ошибок и опечаток".

Настикусь: Присоединяюсь к данному здесь совету: если не нравится авторское видение - не читайте. А ещё лучше - напишите своё. А то лично у меня складывается впечатление, что у вас несколько превратные представления о писательском процессе. Попробуйте, и может тогда поймёте, что написать достоверный и интересный текст(пусть даже фанфик) не так-то и просто.



полная версия страницы