Форум » Крупная форма » Житие НЕсвятого Рене, история десятая. Текст переработан! » Ответить
Житие НЕсвятого Рене, история десятая. Текст переработан!
Джулия: История десятая. Про то, что некоторые мужчины – до старости мальчишки …Вода в речке, судя по всему, была уже холодная, осенняя. Она не больно-то прогревалась и летом – разве что в тихой заводи, где веселые прачки полоскали белье. Сейчас же календарь показывал вторую неделю сентября. Календарю противоречила погода: лето, кажется, не спешило покидать Тулузу. Солнце палило вовсю, во время занятий в иезуитской коллегии педагоги вынуждены были распахивать окна. Студенты, одежда которых была сшита из темного сукна, изнывали от жары, но ничего поделать не могли: ректор, преподобный Морис де Фоссо, строго следил за тем, чтобы правила внутреннего распорядка соблюдались до мелочей. Он мог специально остановить ученика, который посмел расстегнуть лишний крючок на форменном камзоле, и отчитать при всех за «непотребный вид». Выйти за стены коллегии без разрешения – это был проступок, за который наказывали куда строже, чем просто выговором. Но Луи-Бастьену де Картье, Николя де Вильруа, Филиппу де Понсару и Марселю де Тисье наказание не грозило: четверка молодых людей, старшекурсников колледжа, отправилась после обеда прогуляться в сопровождении педагога по риторике. Они чинно спустились в парк, окружавший ограду коллегии, не спеша прошлись туда-сюда. О том, чтобы попробовать искупаться, никто даже не заикался. Толстяк Филипп очень страдал от духоты, но и он мужественно терпел неудобства. Под прикрытием деревьев солнце не так допекало. - Господа, - вдруг сказал отец Рене, когда они завершали третий круг по аллеям. – А не освежиться ли нам? Вы все выросли в этой местности. Где найдется удобное местечко, чтобы поплавать? Приятели растерянно переглянулись. Купаться? Возможно ли? Нет, никто не отрицал, что это разумный поступок, но… Но – при педагоге? Впрочем, они уже достаточно успели узнать нового куратора своего курса. Отец Рене был ДРУГИМ. Уже то, что он оказался самым молодым педагогом в коллегии, выделяло его из числа других преподавателей. Он не стал возмущаться, когда ему предложили занять едва ли не самые скромные комнаты в жилом корпусе, где квартировали наставники. Вещей у него было – три небольших сундучка. Вильруа помогал отцу Рене разгружать их, и лично мог убедиться: в одном сундуке личные вещи, в двух – книги. Затем студенты поняли: их куратора не любит преподобный де Фоссо. Это само по себе было лучшей рекомендацией. Остальные педагоги, глядя на ректора, тоже сторонились новичка. А он и не переживал. Кое-как общался только с отцом Ламболем – да и то лишь в фехтовальном зале. Остальное время проводил у себя в комнатах или в библиотеке. Лекции по риторике читал интересно, заставлял готовиться к диспутам. Речь у него была ясной и четкой, а по остроумным, язвительным замечаниям, которые то и дело вырывались из уст отца д`Эрбле, молодые люди быстро уяснили: на язык аббату лучше не попадаться. Умен и свое дело хорошо знает. Не пытается заискивать перед богатыми учениками, оценки ставит по справедливости. Не ябеда, не склочник и не взяточник. С таким человеком стоило иметь дело.
Ответов - 42, стр:
1 2 3 All
Джулия: *** - Аббат, почему вы раньше не проповедовали? У баронессы Луизы де Боде - низкий, чуть хрипловатый голос. - Не представлялось такой возможности, сударыня. - Надеюсь, что теперь такая возможность у вас будет. Как вы смотрите на то, чтобы каждое воскресенье произносить проповедь в нашей домашней часовне? Мое поместье довольно далеко отсюда, и я не могу быть примерной прихожанкой. Попробуйте хотя бы раз. С господином де Фоссо, вашим начальником, я договорюсь. - Право, мадам, я не знаю… Зеленые глаза пристально взглянули на него. - Аббат, будем откровенны: вы молоды, у вас впереди карьера. Сколько вам лет? - Тридцать пять, мадам. Она позволила себе короткий смешок. - Выглядите как мальчишка, который не так давно закончил семинарию. Ну, что ж… Сюда просто так не попадают. Отец Рене остановился и опустил глаза. - Почему вы так уверенно об этом говорите? - Потому что знаю. Со временем узнаете и вы. Всегда нужно интересоваться правилами, которые установлены в том или ином месте… Итак, шалость обошлась вам дороговато. Потеряете лет пять, затем вас простят. Это не страшно, если вы будете иметь постоянную практику в исповедальне, будете проповедовать, будете преподавать. У вас есть курс? Вы куратор? Или Фоссо тоже считает вас совершенным мальчишкой? Разговор больше походил на допрос. При иных обстоятельствах аббат нашел бы способ прекратить эту беседу и удалиться, но сейчас он не имел права раздражаться. Нельзя. Играть роль светского щеголя, вынужденного носить сутану в силу обстоятельств. Госпожа баронесса уверена в том, что он попал сюда из-за любовной истории. Не надо ее разочаровывать. Напротив – нужно окончательно убедить ее в том, что причина его бед – некая высокопоставленная дама. Новый быстрый взгляд зеленых глаз. - Вы умны, аббат. Это несомненно. Глупец не скажет тех слов, которые я сегодня услышала. - Проповедь можно купить, мадам. Баронесса рассмеялась. - Нет уж. Эту вы написали сами для себя. Она была искренней, я почувствовала! Милый аббат, признайтесь: вы ведь очень честолюбивы, не правда ли? - Не отрицаю, мадам! Она легко ударила его веером по руке. - Луиза. Меня зовут Луиза, и я разрешаю вам называть себя по имени. «Неужели она позволила убить своего мужа из-за любовной интрижки? Всего лишь… Она ведет себя так, словно я – вещь, которую она намерена купить…». - Госпожа баронесса удостаивает меня незаслуженной чести. Снова короткий смешок. - Вы думаете? Тогда я даю вам шанс заслужить эту честь. Что вы делаете… скажем, послезавтра вечером? Я намерена пригласить вас на чашечку взбитых сливок и миндальный пирог…
Джулия: *** Визит к баронессе изрядно испортил аббату настроение. Мадам де Боде весь вечер задавала ему вопросы, на которые он не хотел отвечать. Это напоминало фехтовальный поединок. Уровень мастерства у обоих игроков оказался одинаковым. Победу не вырвал никто. Баронессе было некуда спешить, а аббат думал о том, что малейшая его промашка может стоить слишком дорого не только для Денизы и Николя, но и для него самого. Он приехал в коллегию в самом дурном расположении духа. Пошел в фехтовальный зал, застал там Ламболя, который давал урок Луи-Бастьену. Напросился на бой – и вынужден был раньше срока откинуть рапиру в сторону. У него было темно в глазах и после первой же минуты боя он понял, что способен нанести увечье мальчишке Картье. Он отошел в сторону и замер у стены, положив обе ладони на холодный камень. - Отец Рене… - Луи-Бастьен, ничего не понимая, смотрел на него, не решаясь подойти близко. Аббат с трудом преодолел колотившую его дрожь. Заставил себя улыбнуться. - У меня... тоже могут быть неприятности... - Вы расстроены из-за Николя? Или что-то еще случилось? Аббат отрицательно покачал головой. - Прошу извинить меня, шевалье. Я… не должен позволять себе того, что только что позволил. Это недостойно дворянина и человека старше вас по возрасту и опыту. Юноша присел на скамейку, опустив голову. - У меня и в мыслях не было обвинять вас. Я сам виноват. Я знаю, как должен был парировать правильно. Все, что вы мне показывали, я затем отрабатывал с отцом. Он говорит, что вы куда более сильный фехтовальщик, чем отец Этьен, и хотел попросить вас, чтобы вы давали мне уроки. Он вообще желает познакомиться с вами. Мне сегодня разрешили ночевать дома. Хотите, поедем вместе? Отец будет очень рад! Комната для вас найдется… Аббат подумал – и согласился. В дальнейшем он не раз вспоминал тот вечер – и благодарил Бога за то, что разговор с Робером де Картье получился длинным и откровенным. В небольшом доме жили всего трое: отец и двое детей, сын и дочь. Картье-старший был вдовцом. Жена умерла при рождении дочери, второй раз шевалье так и не женился. Детей воспитывал сам, стараясь передать им самое лучшее. Отец Луи-Бастьена чем-то напомнил аббату Атоса. Та же стать, та же величавая грация в движениях, та же скромность и та же приветливость. Мужчины сидели, распивая вместе третью бутылку вина. Общие темы для разговора нашлись сразу, но аббат ясно чувствовал, что его позвали в этот дом не только ради праздного любопытства. Однако Робер был не тот человек, чтобы доверять кому-то, не присмотревшись как следует. Вот он и присматривался. Серьезный разговор начался не раньше, чем Луи-Бастьен отправился спать. - Мальчишки часто ко мне прибегают. У них пока что на уме, то и на языке, и все их хитрости я вижу сразу. Так что спасибо вам, аббат. Не дали Николя совершить глупый поступок. Я им про то же говорил, но они разве меня послушают? Вы правильно решили. Нужно не побег готовить, а расстраивать свадьбу иными способами… Аббат почтительно склонил голову. - Я присматривался к вам довольно долго, - продолжал Робер, помешивая дрова в камине. – Теперь вижу: вы действительно желаете вывести на чистую воду убийц барона де Боде. Только потому, что у вас есть причины не любить вашего начальника? - У меня нет личных причин для неприязни к нему, но я знаю, что это скользкий человек, у которого темное прошлое! – искренне сказал аббат. - А его брат – что вы знаете о нем? - Почти ничего, но этого «ничего» достаточно, чтобы решить, что братья друг друга стоят. Робер помолчал некоторое время. Затем открыл новую бутылку вина. - Я буду предельно откровенен, святой отец. Луи-Бастьен мечтает о военной карьере, я хотел бы видеть его в королевской гвардии. Но у меня нет никаких связей в столице. А у вас, как мне кажется, есть… - Есть! – Рене кивнул. – И я помогу вашему сыну. Из него действительно получится отличный офицер. Слово дворянина. Это даже не услуга, это мой долг. Луи-Бастьен попадет в гвардию. Картье-старший подкинул в камин еще пару поленьев, выпрямился и пожал аббату руку. - Я верю вам, аббат. Вы честный человек и тоже служили, как и я. Потому я хочу расплатиться с вами за доброе намерение помочь моему сыну. Прямо сейчас. Я знаю одну занятную историю про славного охотника, маркиза де Фоссо… Видите ли, я много лет дружил с бароном де Боде. Могу сказать, что был его ближайшим другом, хотя встречались мы редко. Я никогда не ездил к нему. Наоборот, он приезжал сюда при любой возможности. Как мне кажется, я был одним из последних, с кем Боде разговаривал в день своей гибели. Аббат вздрогнул. - Вы кому-нибудь рассказывали об этом? – быстро спросил он. - Кому мне было рассказывать? – шевалье пожал плечами. – Тем, кто прикончил бы и меня, если бы знал о том, что я видел ссору маркиза и барона? Пейте, аббат. Пейте и ешьте. История долгая… Начать, пожалуй, нужно с того, что для Луизы это был второй брак. И для Армана-Мерсена – тоже. Что из себя представляет Луиза, вы уже поняли. А вот барон влюбился в нее как последний дурак. И женился на ней, поскольку был на редкость честным человеком…
Джулия: …История в самом деле была долгой. Аббат молчал и хмурил брови. Картье-старший смотрел на своего собеседника с одобрением: ему нравилось и это молчание, и эта хмурая мина на лице. - Я рассказал вам все, что знал. Вам это поможет. После краткой паузы Рене д`Эрбле кивнул. - Вы правы, что до сих пор молчали. Там, где сейчас находится барон, довольно места для вас… и для меня тоже. Если я допущу ошибку. - Они его все же убили, так? Аббат снова кивнул. - Вы верите в Божье возмездие? - Я предпочитаю сам быть орудием в руках Господа! – глаза священника сверкнули. - Есть одно обстоятельство, которого убийцы не учли, - спокойно заметил шевалье. – Охота была устроена вон там, в долине. Сейчас темно, вы плохо разглядите. Они приехали с другой стороны… Ночью Арман был у меня. Сидел там же, где сидите вы в эту минуту. И писал письмо. Длинное. - Вы знаете его содержание?! - Не знаю. Но вы можете узнать. - Каким образом?! - Письмо осталось у меня. Оно написано шифром, который я так и не разгадал. Я даже не знаю, кому оно адресовано…. Он говорил, что собирается отправить его в Париж при первой же возможности. Вот, аббат… - шевалье достал из кармана камзола незапечатанный конверт. - Это вам. Берите - и попытайтесь прочитать. В вашей голове больше ума, чем в моей. Армана убили потому, что у него тоже была умная голова. Если нужно свидетельствовать – готов сделать это. Мне терять нечего. Луи-Бастьен и Жанна уже достаточно взрослые, чтобы справляться с трудностями самостоятельно... Было уже поздно, хозяин хотел провести аббата в комнату для гостей, но отец Рене заинтересовался книгами. Он вспомнил про пометки, которые действительно нашлись на полях томика трудов Фомы Аквинского. И про красивую закладку с цитатой, лежавшую на начале «Суммы теологии». Она прилипла к странице. Шевалье де Картье не препятствовал. Наоборот, сразу вспомнил, что Боде привез такой же томик и к нему домой, часто брал в руки. Когда барон сочинял последнее письмо, книга лежала рядом с ним, и он то и дело обращался к ней. Видимо, шифровал какие-то цитаты. Кому? Зачем? Аббат вдруг подумал, что ключ от шифра мог содержаться на закладке. Просто барон настолько часто пользовался шифром, что заучил его наизусть. Закладка осталась лежать в домашней книге, подсказки можно было найти и в томе, который Боде привез другу. Если догадка была верна, то остальное оказывалось делом времени. Утром отец Рене и Луи-Бастьен уехали. Аббат прошел к себе, заперся на пару часов – благо, до обеда он был свободен от лекций и дел. Он внимательно изучил закладку. Еще раз пересмотрел пометки барона и свои собственные записи. Положил полоску шелка так, как она лежала изначально. Взялся за письмо с шифрованным текстом. И вдруг понял, как это читать. Первая же расшифрованная строчка дала ответ на вопрос «Кому было адресовано письмо». Адресатом был его высокопреосвященство кардинал Арман-Жан дю Плесси, герцог де Ришелье…
Джулия: Долгожданная почта из Парижа пришла на следующий день. Аббат вскрыл конверты прямо в монастыре урсулинок – дело не требовало отлагательств. Мадемуазель де Бурбон, передавшая ему корреспонденцию, деликатно вышла из комнаты. «Рене, дружище! Не спрашиваю, почему ты заинтересовался Морисом Фоссо, но заклинаю опасаться его. Никто в целом мире не может быть уверен, что этот человек его не предаст. Для Фоссо существуют только личные цели и задачи. Поскольку я считаю себя твоим должником, рискну доверить бумаге историю того, как он оказался в Тулузе. Как там оказался ты – знаю. Крайне удивлен твоей неосмотрительностью. Не мы ли с тобой говорили о том, что пора прекращать быть пажом у ног мадам де Шеврез…» «Милый Рене! Польщена тем, что вы все еще про меня помните, и скромное имя Камиллы де Буа-Траси не изгладилось из вашей памяти. Вы прекрасно знаете, что я крайне расположена к вам, и сделаю все от меня зависящее, чтобы вы вернулись в Париж. Право, без вашего обаяния и остроумия салон Катрин много потерял. Вы интересуетесь маркизом де Фоссо. Милый шевалье, что у вас может быть общего с этим человеком? Впрочем, не спрашиваю, поскольку вы всегда были подобны ларцу, набитому своими и чужими тайнами. Про Анри де Фоссо я знаю не так много, но если мои впечатления о нем помогут вам – я буду рада оказать вам услугу…» «Дорогой аббат, что вы делаете в Тулузе, и почему письма от вас приносит слуга в ливрее дома Конде? Неужели вы оставили служение нашей святой матери-Церкви и вновь вовлечены в водоворот мирской жизни? Впрочем, это меня совершенно не касается. А вот ваш вопрос, касающийся негодяя Фоссо, застал меня врасплох…» «Господин аббат! Да, я являюсь крестной матерью Денизы, и воспитывалась вместе с ее матерью, Луизой Иссуден…» «Д`Эрбле, спасибо за предупреждение, постараюсь помочь вам. Первым делом обратитесь за помощью к вашему провинциалу, но постарайтесь сделать это таким образом, чтобы об этом никто из ваших коллег не знал. Во-вторых, ради вашей личной безопасности должен открыть вам обстоятельства, о которых вы не можете знать…». Отлично. Просто лучше нечего и желать. Аббат сложил письма в карман сутаны. - Хорошие ли новости? – спросила мадемуазель де Бурбон, которую он встретил в саду. - Пожалуй… - Но вы все же чем-то озабочены? - Я не могу уехать отсюда сам, но мне необходимо отправить в Париж очень надежного гонца. Срочно. Чтобы он летел как стрела и столь же быстро вернулся с ответом… - Наш курьер еще не уехал! – живо откликнулась девушка. – Этот человек служит нам двадцать лет, и его отец тоже служил у нас. Я уверена в нем как в самой себе. - О, ваше высочество! Могу ли я просить вас… Личико Анны-Женевьевы просияло. - Какие пустяки, господин аббат! Ведь я, кажется, помогаю не только вам, но и Николя с Денизой. Правда? - Правда, ваше высочество. От скорости и надежности курьера зависит, сумеем ли мы расстроить свадьбу вашей подруги и маркиза. Я надеюсь, что она выйдет замуж за того, кого любит. Если письмо вовремя будет доставлено в Париж, я ручаюсь за то, что маркизу будет не до женитьбы. - В таком случае, гонец отправится тотчас, как только будет готово ваше письмо! – воскликнула девушка. - Оно готово, ваше высочество, - с поклоном ответил аббат. - Давайте его сюда. И не беспокойтесь. Оно будет доставлено по адресу. - Ваше высочество, но адрес... - Что вас смущает, аббат? «Меня смущает то, как вы на меня смотрите, ваше высочество. Я ясно вижу в ваших глазах то, чего не имею права видеть...» - Прочитайте его сами, - аббат протянул ей конверт. Она торопливо перехватила его, как бы случайно скользнув кончиками пальцев по его руке. Все же мадемуазель де Бурбон нельзя было отказать в выдержке. Она прочитала адрес - и лишь прикусила губку. - Все будет передано по назначению, - серьезно сказала она. Ее высочество сдержала свое обещание. Через полторы недели, когда несчастная, заплаканная Дениза де Боде примеряла свадебное платье, из Парижа примчался запыленный гонец. Бирюзовые глаза Анны-Женевьевы были печальны. Но она, подавая письмо адресату, смотрела на аббата без осуждения. Грусть, понимание, усталость. Отчаянная надежда. И еще много того, что заставило аббата торопливо отвести взгляд. Он вскрыл конверт. Пробежал глазами содержимое письма. - Ну? – не выдержала девушка, и, нарушая этикет, схватила его за руку. Руки у нее были ледяными. - Дениза выйдет замуж. Но не за маркиза Фоссо. Теперь я могу поручиться за это, - тихо сказал Рене, не пытаясь отстраниться и словно не замечая того, что молодая принцесса ведет себя недопустимо вольно. Все же они в святом месте, он – в сутане, а она… А она – вскрикнула от радости, поднялась на цыпочки и… ...и поцеловала его. Видимо, хотела в щеку, но он чуть-чуть повернулся – и получилось, что в губы. На несколько мгновений его руки обвили ее талию, прижали девушку к себе. В висках бешено застучала кровь, глаза непроизвольно закрылись. И все это время он, поддавшись собственной преступной слабости, отвечал на этот полудетский, неумелый поцелуй. - Ой… - только и вымолвила она, когда он, опомнившись, опустил руки. Щеки мадемуазель де Бурбон пылали, глаза сияли шальным блеском. Еще секунду аббат и принцесса смотрели друг на друга – ошеломленные, растерянные. Затем она, подобрав юбки, резко развернулась на каблуках, и что есть духу помчалась по дорожке сада. Аббат стоял на месте, ошалело глядя ей вслед. Что он мог поделать с уже случившимся? Что он вообще мог поделать? И куда было ему девать странное, неуместное открытие, которое он сделал в эту секунду? Оставалось самому броситься бежать – в противоположную сторону, но с той же прытью. И молиться, чтобы этой сцены никто не видел, ничьи глаза… Выбегая из калитки сада, аббат едва не сбил с ног мать-настоятельницу. Та мигом забыла о своей роли зрелой, сдержанной особы: по-девчоночьи взвизгнула и со всего размаха шлепнулась на скамейку. Аббат, кажется, даже не заметил этого. Аббатиса смотрела ему вслед круглыми от удивления глазами. Она машинально поправила съехавший набок апостольник и вместо молитвы произнесла совершенно мирские слова: - Ничего себе!..
Джулия: …Молоденький семинарист Рене д`Эрбле, находясь в подобном в состоянии, обычно влетал в комнату и, не раздеваясь, бросался на кровать лицом вниз. Аббат д`Эрбле неторопливо отвел коня в стойло, на несколько минут зашел в преподавательскую, перекинулся парой слов с коллегами, забрал необходимые ему книги и записи. Все это время он казался совершенно спокойным – во всяком случае люди, которые его плохо знали, были полностью уверены, что это так. На кровать он не бросился со всего размаху, а медленно присел на самый краешек своего ложа. Оглядел глазами давно привычную обстановку. Он ненавидел себя за неуместную, глупую слабость, которая возникла помимо его воли. Он ненавидел тех, кто когда-то придумал сословные границы – хотя в инчх обстоятельствах воспринимал их как должное. В конце концов, он – нищий, бесправный, не имеющий ничего своего в этой жизни, кроме чести! - тоже был дворянином по праву рождения. Рука медленно, привычным движением стянула со стола простенькие четки из яблони. Нужно было занять себя чем-то привычным, каждодневным, рутинным. Или же пойти в фехтовальный зал и довести себя до изнеможения, дать себе такую физическую нагрузку, чтобы свалиться без сил – и ни о чем уже не думать. После испанской истории он позволял себе уже не любить Мари так, как раньше. Он вообще старался не обращать внимания на женщин. Даже легкая, ни к чему не обязывающая интрижка казалась ему сейчас пустой тратой времени и сил. Мадам де Боде выдала ему такой аванс, что и полный кретин понял бы, чего от него ждут. Но… даже искушения воспользоваться намеками баронессы не возникало. Он знал, что его нынешнее оцепенение рано или поздно закончится: обет целомудрия был для него непосильным грузом. Он нарушал его постоянно – то с одной, то с другой. Но чтобы очнуться от своего ледяного сна вот так… при таких обстоятельствах… чтобы причиной смятения стала молоденькая девочка, почти ребенок?.. Его целовали слишком многие – но ТАК поцеловали первый раз. Было совершенно очевидно, что мадемуазель де Бурбон сама испугалась своего порыва. Было столь же очевидно, что она совершенно не похожа на прочих великосветских дам. Аббат понял, что ему хочется улыбнуться. Бедная девочка. Как ей сейчас, должно быть, неловко и стыдно… Ничего. У нее пройдет эта блажь, не может не пройти. Стоит ей вернуться в Париж, как она начнет появляться на балах, ей подыщут жениха, и… Дальше думать не стоило. Это его не касалось. Совершенно. Она уедет. Она не может оставаться здесь, в этой глуши, вечно. У нее иная судьба… Это он будет через несколько лет сидеть в своей келье и улыбаться при мысли о том, что когда-то эта девочка любила его… О, женщины, женщины! Вы созданы на погибель роду человеческому. Вы… Четки упали на пол. Аббат вскочил и схватился рукой за стул, чтобы не упасть. Мысли его сделали столь резкий поворот, что и вправду легко было потерять ориентацию в пространстве. Боже, как все просто, когда известен ответ. Он теперь знал – знал наверняка! – почему убили барона де Боде, кто это сделал и кому это было выгодно. Аббат некоторое время стоял на месте, чтобы справиться с головокружением. Затем присел к столу и принялся быстро писать письмо. Какое счастье, что он не поспешил с этим делом! Это было бы непозволительная ошибка. Всякая лирика напрочь вылетела у него из головы… Запечатав письмо, он сам, лично, отвез его по нужному адресу. Такие письма не доверяют посторонним. Теперь оставалось только одно – дождаться вечера и спуститься в склеп. Посмотреть на тело барона де Боде. Лично удостовериться, что возникшая в голове догадка верна, и иного развития событий просто быть не могло!..
Джулия: *** …Пламя в фонаре металось от стенки к стенке. Свет, который падал сверху, из узких длинных окон, имел мертвенно-голубой оттенок, что придавало помещению жуткий вид. Человек робкий или излишне впечатлительный упал бы без чувств, так и не сумев переступить порог. Чтобы иметь возможность переступить порог, аббат пошел на хитрость. В итоге у ключаря на связке оказалось на один ключ меньше, чем было до того момента, когда вернувшийся из поездки озябший аббат д`Эрбле откупорил бутылку вина, обнаружившуюся у него в дорожном сундучке, и протянул один стакан хозяину каморки. Ключарь уснул минут через десять после того, как принял сильное снотворное. В каморке же были позаимствованы веревка, ломик и фонарь – вещи весьма полезные, когда отправляешься в склеп. Аббат не был излишне впечатлительным. Его никто не назвал бы трусом. Мушкетеру Арамису приходилось видеть вещи куда более страшные, чем полуподвальное помещение, в котором лежат совершенно безвредные мертвецы. Бояться нужно живых, а не мертвых. Живых аббат тоже не боялся, но понимал, что осторожность в таком деле лишней не будет. Дверь он оставил открытой поневоле – она не закрывалась изнутри. Ответ на вопрос «Почему именно могила Пьера Мезьера привлекала внимание» оказался прост. На саркофаг из белого мрамора падал свет из окна. К тому же его крышка, видимо, довольно легко поднималась. Аббат перекрестился и торопливо прочитал молитву. Одному пришлось туговато, но он справился. Верхняя плита сдвинулась в сторону. Да, Арамис был человеком не робкого десятка, но он не ожидал, что им овладеет дрожь. Было трудно заранее представить, что тело настолько хорошо сохранилось. Казалось, трагедия произошла совсем недавно. Рене вгляделся в черты лица барона де Боде. Действительно, этого человека можно было принять за святого: смерть не обезобразила его. Затем аббат осторожно откинул тонкий саван. Да, вот они – следы кровавых пятен на белой ветхой ткани. Так и есть. Мертвого барона спрятали сразу после убийства. Значит, Николя не почудилось: он действительно все видел. Видел только потому, что лежал в палате для приболевших школяров – и никто не мог знать, что именно в ту ночь у него пройдет жар. И ему захочется открыть окно и глотнуть свежего воздуха… Окна лазарета – единственное место, откуда видно двор за церковью и вход в склеп. Труп барона затащили внутрь, и ректор сам, посреди ночи, бегал по каменным плитам двора и подтирал кровавые пятна. Убийцам очень нужно было, чтобы барона считали без вести пропавшим, чтобы никто не видел его мертвым – иначе бы состояние и титул моментально ушли в руки отца Николя. В противном случае права сохраняла Луиза. Какая заботливость, какая предусмотрительность… На теле обнаружились восемь ран, одна – огнестрельная и семь колотых. Выстрелили в спину и добили для верности. Сейчас уже невозможно было определить, какая из ран стала смертельной. Отец Рене перекрестился еще раз, прошептал молитву и торопливо вернул тело де Боде в прежнее положение. Расправил саван. Фонарь коптил и чадил, нужно было торопиться. Аббат узнал все, что требовалось. Он мог свидетельствовать в суде. Крышку удалось поставить назад только после десятка неудачных попыток. Аббат вытер тыльной стороной ладони пот с лица и почти без сил опустился на пол. Сердце в его груди билось так сильно, что Рене казалось: он вот-вот умрет от перенапряжения. Пора было возвращаться. Фонарь погас, когда Рене почти поднялся на верхнюю площадку – его задул порыв ветра. Ветер? Сквозняком открыло и входную дверь? Больше ничего он подумать не успел: сзади раздался шорох. А затем на голову Рене д`Эрбле обрушился удар страшной силы, от которого аббат упал. Вниз по ступенькам покатилось уже бесчувственное тело…
Джулия: *** …Потолок. Высокий белый потолок. И расплывающееся в тумане нежное личико с бирюзовыми глазами. Глаза распухли от слез. Какое дивное видение… - Матушка Регина, матушка Регина! Он очнулся! Он очнулся лишь затем, чтобы вновь впасть в забытье. Но пожилая монахиня, перекрестив раненного, встала на колени перед распятием, висевшим на стене. - Ваше высочество, теперь я ручаюсь за его жизнь. Мадемуазель де Бурбон опустилась на колени рядом с монахиней и погрузилась в молитву. Пять дней ни у кого не было никакой уверенности в том, что аббат выживет. Слишком большая потеря крови. Слишком тяжелые повреждения. К тому же он долго пролежал на ледяном полу склепа. Все вместе наверняка погубило бы отца д`Эрбле – он никогда не отличался геркулесовым здоровьем. А уж с раскроенным черепом – и подавно. Из ловушки его вытащили Филипп и Марсель. Но привела их Анна-Женевьева. Именно в ту ночь юная принцесса решила вторично посетить могилу «святого Пьера». Причина была неизвестна сопровождающим, но очевидна для самой девушки. Она получила письмо от матери, в котором Шарлотта-Маргарита извещала ее, что герцог де Бофор отказался от своих претензий на руку мадемуазель де Бурбон. Анне-Женевьеве было о чем попросить доброго святого Пьера, который с такой легкостью исполнял даже несбыточные желания. Школяры проникали в склеп своим путем: в одном из окон вынималась решетка, рама легко раскрывалась, вниз спускалась лестница. Вся троица без проблем очутились внутри. И Марсель, отошедший в сторону из деликатности – негоже подслушивать чужие молитвы! – увидел аббата, распростертого на полу. Надо отдать должное принцессе: она не упала в обморок. Напротив, тут же показала, что характер у нее весьма решительный. Она распорядилась, чтобы молодые люди немедленно бежали за помощью и была в склепе одна все время до возвращения Марселя. Тисье привел врача. Аббата увезли к урсулинкам: в колледже не было целителей, которые могли бы помочь несчастному. Все происшествие каким-то чудом удалось сохранить в тайне… Все это Рене узнал еще через пару дней, когда сознание вернулось к нему окончательно.
Джулия:
Джулия: Больного не разрешали навещать никому. Но для одного человека все же было сделано исключение. К аббату впустили главу тулузского провинциала Ордена, Леона де Бьербансе. Провинциал был коренным бретонцем, и это накладывало отпечаток на все его поступки. В частности, он был упрям как осел и верил не умозаключениям, а фактам. К тому он славился качеством, редким для досточтимых отцов-иезуитов: непоколебимой честностью. Как ни странно, собственная честность помогала ему безошибочно распознавать чужое вранье. Юлить господин Леон позволял очень немногим - и то в порядке игры, правила которой он всегда устанавливал сам. В то же время преподобный Бьербансе прекрасно владел даром интриги, имел способность располагать к себе других людей. Господин Бьербансе отлично наладил сеть осведомителей самого разного уровня: от мелких слуг до влиятельных сеньоров. Визит главы провинциала вряд ли можно было считать рядовым явлением. Аббат д`Эрбле попытался хотя приподнять голову, приветствуя важного гостя – но тут же повалился назад. Перед глазами замерцали золотые мушки. Монахиня торопливо поднесла к его носу флакон с нюхательной солью и не удержалась – бросила укоризненный взгляд на провинциала. Аббат быстро пришел в сознание. - Лежите спокойно. Это лучшее, что вы можете сейчас сделать для общего блага! – мягко пожурил его Бьербансе. - Лежите и поправляйтесь! Надеюсь, вы можете говорить? - Могу! – сказать было куда легче, чем кивнуть. Представитель Ордена уселся в удобное кресло. Посмотрел на лицо подчиненного – и покачал головой. Аббат был неестественно бледен. Волосы пришлось сбрить начисто, чтобы обеспечить удобство лечащим врачам – повязка оставляла открытым только лицо. Самый страшный удар пришелся чуть выше правого виска. Рене прекрасно понимал, что его спасло исключительно вмешательство Провидения. - Я получил ваше письмо, аббат, и почти сразу же – депешу из Парижа. Признаюсь: давно уже не был настолько ошеломлен. Мне казалось, что здесь не может быть никаких особых потрясений. Вы вместе с моим парижским коллегой сумели убедить меня, что это далеко не так. Но скажите: каким образом вам, новому у нас человеку, удалось раскрыть такую тайну? - Именно потому, что я здесь новый человек. Никаких личных интересов. Я сам по себе. Если вы желаете, я могу объяснить все. - Сделайте одолжение, любезный аббат… Монахиня, приставленная к больному, вынуждена была покинуть помещение. У дверей она столкнулась с матерью-аббатисой. Женщины переглянулись. Обе знали, что подслушивать нехорошо, но любопытство – порок, присущий всем евиным дочерям до единой. Если монахиня вынуждена была остаться в коридоре и стоять, прислонив ухо к двери, то аббатиса опрометью бросилась в хорошо знакомый ей секретный коридорчик, откуда можно было услышать все до слова и при этом остаться невидимой. К сожалению, самое начало рассказа она пропустила: спуск по лестнице, затем подъем по другой, небольшой променад по коридору – все это отняло некоторое время. Однако, аббатиса торопилась, и потому поэтому все самое интересное услышала. - …после этого я окончательно понял, что в этом деле не все так просто. То, что маркиз желает видеть своей женой именно Денизу де Боде, меня не удивило: девушка красива и скромна. Но Николя сказал, что барон решительно протестовал против этого брака. Естественно: барон был всецело предан кардиналу Ришелье, к тому же ненавидел предателей. Маркиз Фоссо был дважды предателем. Первый раз он предал короля и кардинала, второй раз – Гастона и своего кузена Монморанси… Я написал нескольким людям, с которыми тесно общался прежде. К счастью, в Париже у меня был достаточно широкий круг общения, что позволило мне собрать максимум сведений… Повисла пауза: аббату было трудно много говорить, но он мужественно преодолевал свою слабость. - И я неожиданно выяснил, что ректор был замешан в очень темной истории, из которой выкрутился чудом. Его вина не была доказана лишь потому, что единственного человека, который мог свидетельствовать против него, нашли с кинжалом в сердце на следующее утро после ареста молодой женщины, которая была верной сообщницей Фоссо. Она отказалась сообщать, кто ей помогал. В итоге старший из братьев Фоссо, в тот момент еще не член Ордена и вообще человек, не помышлявший о духовной карьере, скрылся в неизвестном направлении. Это было спасением для него, в противном случае из него вытрясли бы правду и открыли для господина Мориса два пути – на плаху или на гребной флот его величества. Его сообщница была приговорена к клейму и семи годам тюрьмы. Через год ей удалось бежать… Снова возникла пауза. Мать-аббатиса изнывала от любопытства. - Полагаю, что бежала она не куда глаза глядят. У нее появился неожиданный покровитель. Заподозрить его в подготовке побега было невозможно: за месяц до этого события он покинул Париж и отправился куда-то в провинцию. К тому же он носил рясу, был тюремным каноником. Кто упрекнет священника в столь неблаговидном деле? - Вы уверены в этом? - Совершенно уверен. Девушка оказалась именно там, куда он был назначен. Бедная сиротка, нежная, тихая, благочестивая. К тому же восхитительно красивая… Неудивительно, что через какое-то время один местный дворянин пожелал на ней жениться. Его желание окрепло после того, как выяснилось, что девушка не бесприданница – кое-какое наследство у нее есть. Свадьбу справили на славу, через год дворянин стал счастливым отцом. А еще через полтора – умер от лихорадки, оставив жене и ребенку свое незапятнанное имя и около десяти тысяч ливров годового дохода… Молодая вдова хранила верность его памяти семь лет. Срок достаточный для того, чтобы соблюсти все приличия. Потом она вновь обрела семейное счастье. И стала носить фамилию и титул нового мужа. - Мадам де Боде – преступница? - Да. По милости этой женщины погибли семь человек. По ее милости… и по милости ее любовника. - Но вы в своем письме упоминали и имя его старшего брата, маркиза… - Его нельзя было не упомянуть. Анри де Фоссо все эти годы снабжал брата деньгами и всячески помогал ему. Он знал все, кроме имени Луизы де Иссуден… - Вам трудно говорить, аббат. Довольно. Я знаю историю о том, как Фоссо хлопотал, чтобы его отправили именно сюда. И кто ему помогал в этом. Отдыхайте. - Еще немного, с вашего позволения. Барон де Боде был тем человеком, который косвенно пострадал от действий Фоссо-младшего и мадемуазель де Иссуден. Он поклялся отомстить - и почти докопался до истины. За это его и убили. Как только баронесса поняла, что один чиновник продал ее мужу копии материалов судебного дела, и Боде вот-вот узнает правду – она тотчас связалась с Морисом Фоссо и предупредила его об опасности. Фоссо согласится взять еще один грех на душу: у них просто не оставалось времени на то, чтобы действовать более осторожно и продуманно. Баронесса не знала о том, что бумаги еще не в руках ее супруга. Он должен был получить чуть позже… Спонтанность этого убийства породила множество проблем. Там же, в лесу, где они подстерегли барона, она поняла, что если тело мужа найдут, то это повредит прежде всего ей самой. Она останется без денег. Титул, согласно брачному контракту, перейдет к младшему брату барона, наследство – тоже, а она будет получать лишь пенсию от нового барона де Боде. Потому сообщники спрятали труп… - После ваших слов полагаю, что… там был еще один труп? - Были еще два. Чуть позже. Луизе пришло в голову, что можно инсценировать побег барона с любовницей. В него была влюблена молоденькая мадемуазель д`Оржемон. Убили ее и ее горничную. Где искать их несчастные останки – я не знаю. А труп барона лично Фоссе привез в церковь колледжа и спрятал в склепе. С помощью отца Сильвана. - Что?! - Вы удивлены? Прочитайте внимательно его послужной список. Этот человек с самого начала знал, кто такая Луиза де Иссуден, поскольку он и помог ей бежать из тюрьмы, снабдил деньгами на дорогу. Правда, в истории с убийством барона отец Сильван возник случайно. Один из учеников коллегии заболел так сильно, что возникла необходимость в присутствии священника. Больница колледжа, как вам хорошо известно, находится напротив заднего входа в церковь. Ночью там никого нет. Отец Сильван, совершив обряд, возвращался к себе и увидел, что братья Фоссо снимают с лошади бездыханное тело барона де Боде. Он помог им спрятать труп, а затем смекнул, что своими знаниями можно воспользоваться в личных целях. Каждые три месяца ректор вынужден был доставать кругленькую сумму для того, чтобы отец Сильван продолжал молчать. Порой приходилось пользоваться казной коллегии – и это замечали воспитанники… Если бы Николя де Вильруа не пожаловался мне, я бы никогда ни о чем не узнал. Аббат говорил все тише, все чаще вынужден был делать паузы. - Труп барона лежит там, где я его обнаружил: в усыпальнице под церковью колледжа. Есть десятки свидетелей. Дело в том, что наши школяры выдумали культ «святого Пьера Тулузского» и активно поклонялись новоявленному святому, которого сами же и придумали… Отец Сильван получал деньги за молчание и пособничество. Маркиз де Фоссо решил, что в качестве платы за свое молчание потребует ни больше ни меньше, как наследство барона и руку его падчерицы… Забыл сказать: не трогайте мадемуазель Денизу. Она ничего не знала… и мне бы не хотелось, чтобы она узнала, что из себя представляет ее мать. Я не хочу, чтобы… - Я понял, аббат. Кажется, ее руки просил еще один претендент? – судя по изменившейся интонации голоса, Бьербансе улыбался. - Да. Николя де Вильруа. Мой воспитанник. Но есть препятствие… - Полагаю, препятствий нет. Я все понял. Спасибо за рассказ, любезный аббат. Поправляйтесь скорее. Не буду более мучить вас своими расспросами. Остальное зависит уже не от вас… Аббатиса перевела дух и перекрестилась с истовостью глубоко верующей христианки. И тут до ее ушей долетел испуганный девичий вскрик. А затем – голос Бьербансе. - Ваше высочество! И вы, юная сеньора… Вас до сих пор не научили тому, что подслушивать под дверью нехорошо?..
Джулия: *** Что сказать, чтобы история оказалась полной? На следующий день стало известно, что маркиз де Фоссо неожиданно покинул свой замок и отбыл в неизвестном направлении. Почти одновременно ректору де Фоссо было предложено уйти в отставку. Прихожанки роняли слезы по безвременно почившему от сердечного приступа отцу Сильвану. Правда, в их скорбных речах то и дело возникала робкая надежда на то, что светоч учености святых отцов не погаснет, и проповеди регулярно начнет произносить новый преподаватель коллегии, отец д`Эрбле. Луиза де Боде объявила, что после свадьбы дочери она покинет сей грешный мир и удалится в монастырь. Рене встал на ноги только в январе, а больничный покой покинул только в конце зимы. Все это время его регулярно навещала мадемуазель де Бурбон. Девушка вела себя как ни в чем не бывало: просто теперь она появлялась в сопровождении то Тересы, то Денизы, и никогда – одна. Все шло к тому, что Дениза станет со временем приближенной в доме Конде, а Николя и Луи-Бастьен получат превосходные рекомендации для поступления в королевскую гвардию. Николя и Дениза объявили о помолвке. Все было хорошо.
Джулия: *** Аббат и молодая принцесса увиделись наедине только в день отъезда мадемуазель де Бурбон. Весна 1639 года была ранней. Уже начинали набухать почки на деревьях. Пахло сырой землей. Девушка сидела на скамейке в полном одиночестве и задумчиво смотрела на небо. - Ваше высочество, у меня до сих пор не было возможности поблагодарить вас… Я обязан вам жизнью… - Не стоит, аббат! – оборвала его Анна-Женевьева. – Точно так же я поступила бы для любого из тех, кого уважаю. - Я не сомневаюсь в вашем благородстве, но все же… Я буду молиться за вас – это единственное, чем я могу выказать свою благодарность. Бирюзовые глаза затуманились. Затем девушка вскинула голову. - Аббат, я попрошу вас… - она запнулась на мгновение, а затем тихо продолжила. – Дайте мне слово, что вы поможете мне в тот день, когда я скажу вам, что нуждаюсь в вашей помощи. Слово честного и благородного дворянина. - Слово! – так же тихо сказал аббат. Она чуть улыбнулась и кивнула в знак согласия. Аббат хотел сказать еще что-то, но не успел: к беседке бежали Тереса и Дениза… Тремя месяцами позже, в середине июня состоялась свадьба Николя и Денизы. Невеста была восхитительно прекрасна в своем белом платье и венке из флердоранжа, жених – трогательно взволнован. Не менее взволнован был и священник, совершавший священный обряд. Аббат д`Эрбле ужасно боялся заглядеться молоденьких очаровательных девушек из числа подружек невесты и в итоге перепутать слова или порядок действий. Это волнение поневоле заставляло его сохранять серьезность. Луиза де Боде старательно отводила глаза в сторону. Она понимала, что ее пощадили только ради счастья дочери. Но вот аббату д`Эрбле не довелось произнести проповедь, столь трепетно ожидаемую прихожанами – а особенно приходанками Прямо на свадебном торжестве к нему подошел Леон де Бьербансе, мужчины некоторое время тихо разговаривали между собой, старательно сохраняя при этом приветливое, беззаботное выражение на лицах. На этот краткий эпизод никто, казалось, не обратил внимания. Аббат некоторое время побыл на празднике, но затем, улучшив момент, торопливо удалился – не по ярко освещенной главной аллее парка, примыкавшего к дому Боде, а по боковой. Милый, любезный аббат д`Эрбле тотчас превратился в шевалье д`Эрбле, который вполне осознавал степень нависшей над ним опасности. Его предупредили, что необходимо немедленно покинуть Тулузу – причем так, чтобы никто не знал, куда исчез скромный преподаватель риторики. Как заверил господин Бьербансе, почтовые подставы были приготовлены. О вещах, оставшихся в коллегии, тоже не стоило беспокоиться – верный человек позаботился о том, чтобы собрать их и доставить к месту, где аббата дожидалась лошадь. Покинув территорию усадьбы через неприметную калитку в ограде, аббат огляделся по сторонам и тихо свистнул. Из темноты донесся такой же свист, послышался перестук копыт лошади, которую кто-то вел в поводу. - Полагаем, послезавтра риторику у нас будет вести кто-то другой… - многозначительно произнес знакомый голос. Аббат вгляделся в лицо подошедшего – и не мог сдержать смешок. Филипп. Ну, разумеется. - А ты все равно не собирался готовиться к уроку! – сказал кто-то второй. - Картье, вы обещали быть благоразумным и успешно закончить год! – кусая губы, чтобы не расхохотаться, ответил Рене. Впрочем, никакой строгости не требовалось. Он уже не был педагогом. Он снова стал непонятно кем: перекати-поле, ни дома, ни туго набитого кошелька в кармане, ни перспектив в жизни… Они пришли провожать: все, кроме Николя. - Святой отец, вы нам напишете? Аббат кивнул. - С вами, Картье, я надеюсь увидеться в Париже. Мое изгнание не вечно. Рано или поздно я вернусь. Долгое прощание – не для мужчин. Все ограничилось крепким рукопожатием напоследок. Аббат торопливо переоделся в светское платье – в неприметный дорожный камзол. Затем занес ногу в стремя и легко вскочил в седло. - Берегите себя, святой отец! – Филипп перекрестил уезжающего. Аббат все же не выдержал – рассмеялся. - Друг мой, вы говорите мне так, словно я – маленький ребенок, впервые уезжающий из дома! Так строго, так веско… Филипп вздохнул и переглянулся с Луи-Бастьеном и Марселем. - Святой отец, извините за нахальство, но… но вы мальчишка хуже, чем мы все, вместе взятые! Аббат на секунду потерял дар речи. Собирался было гневно свести брови, но вдруг понял, что Филипп не так уж и преувеличивает. Через мгновение хохотали все четверо…
Джулия:
Коза Маня: Стало лучше. Текст более компактно выглядит, убраны незначительные эпизоды, которые раньше мешали. Спасибо за работу!
Nika: А иллюстрации какие! Особенно последняя, глаз не отвести
Джулия:
Джулия:
Джулия:
Эжени д'Англарец: Как романтично! Особенно иллюстрация с поцелуем!
Камила де Буа-Тресси: Прекрасно, и текст и иллюстрации!
Джулия: Проповедь в соборе
полная версия страницы