Форум » Крупная форма » Житие НЕсвятого Рене, история восьмая. Текст переработан! » Ответить
Житие НЕсвятого Рене, история восьмая. Текст переработан!
Джулия: История восьмая, про то, что цель оправдывает средства …- И что я, по-вашему, должен делать в такой ситуации? – Жуан Жужан схватил со стола ножик и запустил им в стену. Нож со свистом рассек воздух и, пропоров шелковую обивку, вонзился в дерево. Закачался, издавая еле уловимый певучий звук. - Прежде всего – не нервничать. – аббат д`Эрбле встал с кресла, выдернул нож и вернул его на место. – Это все, что я могу посоветовать вам, мой друг, по поводу того, что мы только что обсуждали. А что до той части, которая касается меня... Конечно, я отвечу на ваш вопрос. Вас интересует, есть ли у меня родственники, не так ли? Разумеется, есть. Просто я с ними не общаюсь. По многим причинам. Такой откровенности с моей стороны достаточно? Жужан кивнул. Вяло подтянул к себе какой-то листок, валявшийся на секретере поверх всех прочих документов, черновиков и прошений. Д`Эрбле, сам постоянно имеющий дело с различного рода бумагами, всегда про себя удивлялся: как Жужан ориентируется в том хаосе, который вечно царит у него на столе? Одно дело – беспорядок в черновиках новой поэмы или в набросках для проповеди. Другое дело – совершеннейшая бессистемность в бумагах деловых, многие из которых имеют совершенно секретное содержание? Однако, Жужан еще ни разу не ошибся. Нужный документ появлялся в его руках как по мановению волшебной палочки… Свойство, воистину бесценное для секретаря папского нунция. - Некий маркиз де Сессак. Поль-Оноре де Сессак. Кем он вам приходится? - Это… кузен моей матери. Но я последний раз видел его еще когда служил в мушкетерах. Подождите… припомню точно. Это был 1628 год. Я тогда помог ему в качестве секунданта. Больше мы не виделись. Жужан, почему вас так заинтересовала моя родня? Я действительно не поддерживаю ни с кем из них никаких отношений. Знаю имена – не более того… Какое это имеет значение? Жуан вздохнул, рассматривая бумагу. - Раз вы ответили на вопрос, я могу объяснить, какое это имеет значение. А уж как поступить с тем, что вы сейчас узнаете - это решать не мне, а вам… Аббат понял по тону, что разговор предстоит долгий. И снова опустился в кресло – у него в последнее время сильно болела спина. Жужан некоторое время хранил молчание. Затем устало потер лоб широкой пухлой ладонью. - История довольно давняя. Но недавно она получила продолжение. Поскольку Поль де Сессак является вашим близким родственником, и вы поддерживали с ним хоть какие-то отношения… Вам ведь случалось быть в доме маркиза? - Да, пока он жил в Париже. Потом он во второй раз женился, и покинул столицу. - Правильно. У него был дворецкий, Исаак Клери. Возможно, вы и его вспомните: высоченный, очень смуглый… Три года назад маркиз де Сессак совершал поездку в Мадрид. - Я об этом ничего не знаю. - А я вам рассказываю! Ваш родственник исполнял дипломатическое поручение, его багаж не подлежал досмотру, который ввели по случаю очередного военного конфликта между странами. Исаак Клери был нашим человеком. Он вызвался доставить из Мадрида в Париж ларец с драгоценностями, которые подлежали продаже. Деньги должны были поступить на счет нашего парижского банкира. - Какая сумма? - Почти пять миллионов. - Недурно! - Это только за драгоценности. Плюс увесистый ларец, который сам по себе представлял ценность, так как был привезен из Нового Света, сделан из редких пород дерева и украшен изумрудами и рубинами. Орден целиком полагался на безупречную честность Клери и на охрану маркиза. Шкатулка благополучно попала на территорию Франции, но затем случилось непредвиденное. На маркиза и его людей напали. Охрану перебили, маркиз чудом остался жив. Клери погиб. Шкатулка исчезла. Маркиз уверял, что ничего не знал и шкатулку не видел. Но Клери ясно указал в последнем своем письме, что шкатулка находилась среди личного багажа маркиза – вещи остальных досматривали… Аббат кивнул головой в знак понимания. - На какое-то время Сессака оставили в покое. Маркиза ранили, он потерял много крови, и был слаб. Одновременно наводились справки о финансовом положении вашего родственника. - И?.. - Долги, разумеется. Солидные долги. На сумму, много большую, чем та, которую можно было извлечь из продажи шкатулки и ее содержимого. Рене слегка наморщил лоб и опустил глаза. - Насколько я помню, он покинул Париж под предлогом того, что жизнь в столице дорога, и доходы от придворной должности не покрывают расходов. - Плюс к тому – женитьба. Женщине при дворе требуется денег еще больше, чем мужчине. Ну, вы понимаете, о чем я. Аббат чуть улыбнулся и утвердительно кивнул. - Орден все это время наблюдал за ювелирами и продажей драгоценностей. Ни малейшего следа от нашей посылки. Д`Эрбле пожал плечами. - Может быть, она так и валяется где-нибудь в кустах у дороги? - Может и так. А может… - Дорогой мой, вы подозреваете маркиза в нечестности? Жужан выпрямился. Лицо его напряглось и приняло жесткое выражение. - Да. Его подозревают в том, что он узнал о шкатулке, инсценировал нападение, и пожертвовал всем, вплоть до своего здоровья, ради того, чтобы сорвать солидный куш. Недаром, согласно рассказу самого Сессака, Клери погиб в числе первых. История темная… Недавно мы узнали о том, что маркиз через подставное лицо купил себе доходную плантацию в Новом Свете. Откуда у него деньги, когда он еле-еле сводит концы с концами и всячески это подчеркивает? Зачем ему фальшивый покупатель, когда ему лично покупка обошлась бы несколько дешевле? Он не воспользовался ни своим положением, ни связями... Согласитесь, почва для подозрений имеется. - Да уж… - аббат д`Эрбле задумчиво переплел пальцы рук. – Значит, мне нужно поехать к нему в имение и выяснить, справедливы ли эти подозрения. - Маркиз, согласно нашим сведениям, очень подозрительно относится ко всем новым людям, которые возникают в поле его зрения. Вас он не заподозрит, вы – его родственник. Но с сутаной придется расстаться на время. Ни слова о том, что вы священник. Тем более ни слова, что вы – член Ордена. Аббат усмехнулся. - В таком случае, что я должен ему рассказать? - Это мы сейчас решим… Но вы согласны? - Вы спрашиваете так, словно у меня есть выбор. - Вы правы. Выбора нет… В случае успеха вы выигрываете, и немало. Если ваш родственник честен, вы восстановите его доброе имя… и отправитесь в Мадрид на год. Если вы убедитесь в обратном… вас ждет не только Мадрид, но и Рим. Щеки аббата д`Эрбле слегка порозовели. Он вновь опустил глаза – но уже не в задумчивости, а чтобы скрыть полыхнувшее в них пламя. Мадрид… Рим… Аббат по-прежнему был беден и незаметен. Урок смирения затянулся. Довольно. Это шанс выбраться из нищеты, шанс показать себя. - Это не предательство. Это справедливое наказание, - в тон его мыслям произнес Жужан. - Считайте себя орудием божественного правосудия. Вам будут даны все полномочия. - Включая крайние меры? – тонкие нервные пальцы аббата выстучали по столешнице затейливую дробь. - Разумеется. Цель в данном случае полностью оправдывает средства. - Аминь! – д`Эрбле склонил голову. – К вящей славе Господней. Два девиза Ордена, произнесенные один за другим, доказали полное взаимопонимание.
Ответов - 29, стр:
1 2 All
Джулия: *** …Появление нового человека в сельской местности всегда вызывает повышенный интерес всех обитателей поместья. Любопытным лакеям управляющий объяснил: в крохотном домике на берегу пруда поселился дальний родственник господина маркиза. Он одинок, долгое время служил в гвардии. Теперь получил тяжкое увечье и вынужден был оставить полк. Он не слишком-то обеспечен, к тому же обладает скверным характером. Потому и решил поселиться не в большом доме вместе с господами. Домишко был как раз для старого холостяка, привыкшего к самому скромному быту: две комнаты, одна из которых приспособлена под спальню, да еще кухня и закуток для лакея. Личного слуги у нового жильца не было: он обходился со своими нуждами сам. Раз в три дня к нему приходила служанка, чтобы прибраться в комнатах, а еду приносили из большого дома. Приезжий действительно оказался редкостным домоседом. Мало кто из домочадцев маркиза мог похвастаться тем, что видел его. Но с появлением этого человека в усадьбе многое начало меняться. Маркиз вдруг стал отдавать на редкость разумные, четкие указания по поводу ведения хозяйства. Вызвал всех своих арендаторов по отдельности, с каждым имел долгую беседу, после чего люди уходили от него, задумчиво почесывая затылок - что это вдруг нашло на Сессака, который всегда с удовольствием забирал полагавшуюся ему часть прибыли, но никогда не заботился о том, как эта прибыль производится. Маркиз выделил деньги на починку мельничной плотины, отдал в аренду заливные луга на берегу Луары, приказал прочистить пруд. Через Луару наладили паромную переправу - тотчас дорога стала куда более оживленной, чем раньше, когда путешественникам приходилось делать изрядный крюк. Вечерами Сессак часто наведывался в домик к родственнику, и выходил оттуда с довольным и веселым лицом. Он понимал, что поймал в свои сети золотую рыбку, способную исполнять его желания. Пусть не все, но... У парня не было денег - откуда они у человека, который никогда не имел своей собственности? Зато он знал, как эти деньги заработать. И маркиз, поначалу отнесшийся к шевалье д`Эрбле с настороженным недоверием, теперь начинал проникаться некими теплыми чувствами к младшему сыну безвременно умершей кузины. Условия сделки, которую они заключили во второй же день пребывания шевалье в поместье Сессака, честно выполнялись. Одна только переправа оправдала затраты на ее устройство в течение месяца, а затем начала приносить прибыль. Луара в этом месте была широкой и быстрой, потому не замерзала даже в самые сильные морозы. Паромом пользовались постоянно. В ночные часы стоимость за перевоз возрастала вдвое - и все равно находились желающие воспользоваться возможностью быстро пересечь реку. Да, бедный родственник явно был парень с головой, и дурных советов не давал. Хорошо, что хромота не мешает быстро соображать!
Джулия: *** Маркиза Матильда де Сессак никаких изменений не замечала. Она была далека от всех житейских проблем. Любая попытка управляющего задать вопрос хозяйке вызывала дамскую истерику. Маркизу интересовали только наряды, развлечения и разговоры с подругами. Инвалид, которого маркиз пустил в дом пожить из милости, ее не волновал тем более. Она собиралась было возмутиться, что этот человек будет занимать комнату в доме, но муж ее успокоил: новый родственник никак не нарушит порядок дел, установившийся в поместье. И Матильда попросту забыла про существование какого-то шевалье д`Эрбле. Ей хватало собственных забот: она совершала визиты к соседям, играла в карты, составляла шарады, бренчала на клавесине. Все эти незатейливые забавы скрашивали скучный сельский досуг… но отдавали провинциальностью. «Провинциальность» - вот слово, которое Матильда ненавидела. Люди с тонким вкусом - а маркиза считала, что, несомненно, обладает таковым, - всегда отличат настоящий столичный шарм от его провинциального варианта. Те, кто прожил в провинции более пяти лет, сами становятся провинциалами. В своей спеси маркиза забывала о том, что почти все соседи переселились сюда по причине неких политических разногласий с его высокопреосвященством. Ее окружали представители самых знатных родов Франции - но они были провинциалы. Провинциалы! Она сама меньше года назад три недели гостила в Париже, и вернулась назад в состоянии, близком к истерике. Это не модно, то - просто устарело! Но муж в ответ на ее указания ласково, но твердо отвечал: «Денег нет, радость моя!». Денег нет ни на более модную обивку для будуара, ни на новые платья, ни на то, чтобы принимать гостей чаще, чем раз в месяц. А уж балы - только раз в год. Ну, два. Конечно, он не страдал, как и любой человек преклонного возраста: Сессак уже давно переступил порог сорокалетия, и приближался к полувековой отметке. А ей – лишь двадцать четыре! Самое время блистать и покорять. Ей хочется быть самой красивой и элегантной дамой в провинции, ей хочется поклонения и галантного обожания со стороны мужчин! Она - парижанка, и таковой останется! К тому же Матильда знала, что деньги у мужа есть. Он втайне от нее делал крупные покупки, и год назад через своего парижского торгового агента приобрел плантацию в Новом Свете. Она сама видела соответствующие бумаги. Ничего. Она найдет способ заставить супруга раскошелиться. Она - умная женщина, и умеет ждать. Матильда не сомневалась в том, что люди вроде нее всегда достигнут успеха в любом деле. Им назначена особая судьба, улыбка Фортуны сияет над ними… Молодая женщина возвращалась от госпожи де Шон. Ближайшая подруга была в интересном положении, потому шумных приемов не устраивала. Но посплетничать и пошептаться - это же совсем другое дело! Матильда уехала раньше обычного лишь потому, что г-жа де Шон почувствовала себя нехорошо. Сияло солнце, день был чудесный. Даже не верилось, что зима уже близка. Матильда смотрела в окно кареты и слегка жмурилась. У ворот усадьбы она увидела мужа, который разговаривал с незнакомым ей мужчиной. Матильда дернула за шнурок, кучер осадил лошадей. Подбежавший лакей открыл дверцу и помог госпоже выйти. Мужчины тут же прервали разговор. Матильда привычно подставила мужу щеку для поцелуя. - Дорогая, позволь тебе представить шевалье д`Эрбле, о котором ты наслышана. Это мой кузен. Матильда нехотя оглянулась... и застыла на месте. Пожилой скучный инвалид с безобразным шрамом во все лицо, которого она вообразила себе, исчез бесследно. Не было ни обветренной кожи, ни запаха табака, ни дурных манер. Перед ней стоял потрясающий красавец не старше тридцати лет - стройный, изящный, статный. Роскошные шелковистые локоны цвета воронова крыла падали на плечи в тщательно продуманном беспорядке. Черты лица были изысканно тонкими и в то же время строгими. Единственное, что напоминало о его недостатке, когда он стоял неподвижно - трость в левой руке. Несмотря на заметную - досадную! - хромоту, его движения оставались легкими и грациозными. Видно было, что он и сам не вполне привык еще к своему увечью, и очень стесняется. Во всяком случае, щеки его слегка порозовели. - Мадам, польщен знакомством с вами. Он почтительно поцеловал протянутую ему ручку, которая еле заметно подрагивала. Красив до головокружения… но будь он и страшен как смертный грех – это бы ничего не изменило. Внешность – не главное, когда от мужчины исходит странный, не поддающийся объяснению магнетизм, который заставляет женщин сходить с ума и делать глупости. Матильда несколько раз сталкивалась с подобным, и лишь чудом оставалась верна мужу. Но то было в Париже… а встретить вот такое сокровище здесь… Однако, было попросту опасно хранить молчание и тонуть в этих бездонных темных глазах. Маркиза сделала над собой усилие и спросила: - Почему вы не бываете у нас? Вопрос был задан тоном капризной маленькой девочки, не привыкшей к отказам. - Сударыня... у вас собирается блестящее общество, и я буду только мешать вашему веселью. Черные глаза играли озорными лучистыми искрами. Затягивали в свой омут. - Вот ерунда! Дорогой, меня он не послушает. Пригласите вашего родственника отужинать с нами. - В самом деле, Рене, довольно играть в отшельника! «Ах, его зовут Рене...». Последовал почтительный поклон. - Придется подчиниться! - и ослепительная улыбка, от которой сердце маркизы окончательно сбилось с ритма. Боже, Боже! Этот человек уже не первый месяц находится совсем рядом, а она... ах, глупая! Маркиза, чувствуя, что не вполне владеет собой, сочла за лучшее удалиться. Остаток дня она была рассеянна и, сидя за вышивкой, несколько раз больно укололась иголкой. Вечером, готовясь отойти ко сну, Матильда подошла к зеркалу и вгляделась в свое отражение. Надо признать, она чертовски хороша собой. Может быть, кому-то ее свежее личико покажется простоватым, но в целом - весьма и весьма ничего. Невероятно, если дражайший кузен окажется равнодушен к ее чарам. Просто невероятно. Да чего там - быть такого не может! Матильда хлопнула ладошкой по туалетному столику. Внутри у нее что-то сладко трепетало. Ей не хватало приключения, ощущения остроты жизни. Теперь это появилось. Ах, этот человек выпадает из общего ряда лиц, которые ее окружают! В нем есть тайна, есть тонкость, есть загадка. Это не мужлан, это не искатель легких побед. Впрочем, ему придется изрядно потрудиться, прежде чем она... Матильда вспыхнула и поспешно отвернулась от зеркала. Почему она думает не о легком флирте, а о серьезном романе? Вот так – сразу? Впрочем, почему бы и нет? Она молода, красива, образованна. Все парижанки имеют любовников. Почему она, оказавшись по милости мужа в провинции, обязана отступать от заведенных правил? Пожилой супруг, пусть любящий ее, но скуповатый и не отдающий должное ее уму - это скучно. Право, очень даже скучно.
Джулия: *** Теперь Матильда сама искала встреч с шевалье и очень злилась: он постоянно был не один. Чаще всего она заставала его в обществе управляющего, между мужчинами неизменно шел оживленный разговор. Завидев хозяйку поместья, оба почтительно кланялись, но тотчас снова возобновляли беседу с таким деловым видом, что мешать им у Матильды не хватало духа. Как нарочно, и рядом с ней неизменно возникали разные люди: то муж, то кто-то из домочадцев. Однажды ей все же удалось застать г-на д`Эрбле одного. Задумчиво покусывая губы, он стоял на берегу пруда, под почти облетевшей липой, и делал какие-то пометки на листке бумаги. - Ужасно холодно! Вы легко одеты, вы простудитесь! – это был самый невинный повод завязать разговор, и в то же время показать, что она заботится о здоровье драгоценного родственника. – Распорядиться, чтобы вам принесли другой плащ? - Благодарю, сударыня, но мне вполне удобно. Последовал легкий поклон. После чего молодой мужчина вновь углубился в изучение столбцов цифр, написанных на листке. - Что это? – с детской непосредственностью поинтересовалась маркиза, приоткрыв пухлые губки. Она знала, что эта гримаска делает ее лицо особо привлекательным. - Расчеты, маркиза. Скучные цифры. Вряд ли они вас заинтересуют. - Ну почему же? – Матильда кокетливо наклонила голову. - Я наблюдал за вами. Точные науки вам, верно, никогда, не давались. Правда? Маркиза рассмеялась. - Да. Вы правы. Но откуда вы это знаете? - Вы вчера считали расходы на предстоящий прием. И, складывая в уме пятнадцать и семнадцать, легко получили тридцать семь. - А сколько будет в действительности? - Тридцать два. - Вы уверены? - Совершенно! Извините, сударыня, мне трудно стоять долго, я вынужден просить у вас разрешения присесть. Разрешение было тотчас получено, и шевалье уселся на пенек. Он старался придать себе самый сосредоточенный вид. - Так вы уже знаете, что будет прием? – маркиза пристроилась на пеньке напротив, и с любопытством разглядывала шитье на камзоле своего собеседника. - Да, знаю. Знаю так же, что вы, вопреки воле маркиза, все же заказали новую обивку для стен в вашей гостиной. Для чего даже продали кое-что из своих личных украшений. - Вы ясновидец? – ахнула Матильда. - Нет, я просто наблюдателен. Говорить сухими, короткими фразами с хорошенькой женщиной было забавно. Арамис достаточно наблюдал за жизнью в поместье кузена, чтобы сделать вполне определенные выводы и выделить из всех источников информации наиболее безопасный. Маркиза была хороша собой – но и только. Ни ума, ни особого очарования аббат в ней не замечал. Но с женщинами ему всегда было легче общаться, чем с мужчинами. К тому же он ей нравился. За два месяца он нашел едва ли две-три слабые зацепки, способные привести его к ответу на поставленный Жужаном вопрос. Маркиз либо был невиновен как младенец, либо очень хитер. Ни про драгоценности, ни про шкатулку, ни про значительные суммы денег никто не слышал. - Мой муж скуп! – голос Матильды трогательно дрогнул. - Он бережлив, сударыня. А вы не можете смириться с тем, что ваша гостиная – не в парижском особняке. Ответ попал в точку. Матильда скорбно сложила руки. - А вы… вы разве не скучаете по Парижу? – тихо спросила она. - Скучаю... – д`Эрбле заставил себя улыбнуться. – Любой парижанин скучает в провинции, как бы прекрасна она ни была. Вам ведь это знакомо, не так ли? Обронив фразу, которая заставила Матильду затрепетать – она наконец-то нашла родственную душу! – шевалье с прежним спокойствием вернулся к расчетам. На самом деле его душил смех. Определив, к какому из типов принадлежит женщина, можно легко ею манипулировать. Настолько легко, что даже странно, почему мужчины этим так редко пользуются. Пожалуй, нужно постепенно завязывать с маркизой более доверительные отношения. Она может стать полезна, маркиз любит свою молоденькую жену. Матильда тем временем разразилась длинным монологом. Она с восторгом описывала столичную жизнь едва ли не три четверти часа. Остановить словесный поток не представлялось возможным. Аббат слушал и видел, что его почтительное внимание к женской болтовне не осталось незамеченным. Когда она умолкла, Рене вставил только одно замечание – самым небрежным тоном, с все той же легкой улыбкой на устах. - Я понял, что вы заказали бордовую обивку. Но на вашем месте я отменил бы этот заказ, если еще не поздно. Комната и так небольшая, вам нужно зрительно расширить ее. Вы, как знаток оттенков и женщина со вкусом, должны понимать, что обивка должна быть… скажем… цвета майских листьев. Не идите на поводу у общественного мнения. Будьте смелее. - Вы думаете? – маркиза наморщила гладкий лоб, расширила глаза и уставилась на кузена с выражением полной растерянности. - Посмотрите на вашу гостиную не при свечах, а при дневном свете. И вы убедитесь, что я прав. Вдобавок мадам Рамбуйе… - Ах, вы знакомы с маркизой, дорогой кузен?! В этом восклицании было больше, чем просто удивление. В глазах хозяйки собеседник моментально поднялся до положения равного. Рене слегка поклонился в знак согласия, и словно не заметил обращения «дорогой кузен». Тщеславие маркизы перестало страдать от общения с «бедным родственником». Близкое знакомство со светским человеком, парижанином не могло навредить ее репутации. Напротив, общаться с таким человеком лестно и приятно. - У маркизы будуар обит голубой тканью. Сообщив эту важную новость, шевалье сосредоточил свое внимание на листке. На некоторое время его оставили в покое: маркиза, подобрав юбки, бросилась искать мажордома. Это действие можно было истолковать двояко: и как неуважение к собеседнику, и как очередное проявление на редкость непоседливого, непостоянного характера Матильды. Шевалье лишь облегченно вздохнул, перевернул листок и принялся записывать не цифры, а слова: начатый два дня назад сонет наконец-то обретал нужную форму и изящество. Это важное занятие было почти закончено, когда маркиза появилась снова. - Спасибо за совет, дорогой кузен. Я едва не совершила ошибку. У вас редкая для мужчины наблюдательность в вопросах, которые обычно являются важными только для женщин. Вы правы. Зеленый цвет оживит гостиную. К тому же я прослыву законодательницей мод. Можно сослаться на госпожу Рамбуйе? - Конечно, маркиза. - Вы часто даете такие дельные советы? И моему мужу – тоже? – Матильда вновь пристроилась на пеньке, и, похоже, жаждала длинного разговора. Глаза ее светились любопытством. Ну уж нет! Последняя строфа требовала доработки… - Если я рискую давать совет, то всегда точно знаю, что и как нужно сделать! – слегка пожал плечами «дорогой кузен». И равнодушно повернул голову в сторону, демонстрируя с самого выгодного положения точеный профиль. Взгляд его был устремлен на листок бумаги. Маркиза попыталась еще дважды завязать разговор. Дважды ей самым вежливым тоном ответили на поставленные вопросы, но не сказали ни фразы сверх этого. А затем с той же изысканной вежливостью принесли извинения, подкрепленные очаровательной улыбкой – и молодой мужчина, опираясь на трость, поднялся с пенька и удалился. Матильда готова была лопнуть от досады. Но в то же время она не могла не признать, что такая ситуация ей нравится. Надо же – ее привлекают мужчины, способные не кокетничать с хорошенькой женщиной! Она топнула ножкой и дала себе твердое слово пробить незримую стену, возведенную перед ней этим человеком. Она заставит его потерять голову и влюбит в себя! Сама она была уже совсем близко от опасной грани, разделяющей увлечение и влюбленность.
Джулия: ...Званого приема у маркиза Арамис ожидал с тайной надеждой увидеть на Матильде либо на самом хозяине хотя бы что-то из длинного перечня, который он выучил наизусть - с подробным описанием того, как должно выглядеть конкретное украшение. Тщетная надежда. Украшения, конечно, были, но не те. Шевалье пребывал в самом мрачном настроении. Он уже третий месяц играл какую-то дурацкую роль. Даже сейчас, когда все веселились, ему приходилось изображать страдальца. Он мог бы танцевать и кокетничать с дамами - когда ему еще представится возможность забыть о своей сутане! - но сидел на месте и временами выразительно дотрагивался до якобы поврежденной ноги. Эта самая нога давала ему возможность бывать там, где его не ждали. Все знали, что кузен маркиза передвигается крайне медленно, очень неохотно ходит пешком дальше, чем от одной постройки к другой, а отправляться по делам предпочитает на небольшой крепкой лошадке, смирной и послушной. Но помогло ему это хоть на шаг приблизиться к цели? Шевалье завел полезное знакомство с управляющим, несколько раз хорошенько напоил его - и через неделю имел дубликаты ключей от всех комнат и помещений. По ночам он теперь часто сидел в библиотеке, тщательно закрыв окна и позаботившись о том, чтобы ни один лучик света не проникал в коридор. Библиотека была именно тем помещением, в которое заглядывали редко - следовательно, безопасным. Он несколько раз побывал в кабинете маркиза, причем однажды чуть не попался на месте и чудом избежал встречи с хозяином. Зато именно в тот вечер ему посчастливилось - папка с планами замка, построенного в середине прошлого века, попала к нему в руки. Эти планы предназначались лично для хозяина, и на них были обозначены многие вещи, о которых домочадцы не подозревали. Например, то, что к стене кабинета примыкала, оказывается, некая небольшая кладовая. Рене произвел замеры - и понял, что план не врет. Декоративная кладка, пущенная по стене снаружи, искусно скрадывала тот факт, что расстояние между окнами в этом месте больше, чем между всеми остальными. На первом этаже пустоты не было - там располагались комнаты для слуг. Это был первый, но не единственный сюрприз. Мелких грешков у маркиза нашлось немало, но аббата они не волновали. Его интересовала только шкатулка... - Шевалье, почему вы не танцуете? Арамис сделал страдальческое лицо. И очередной раз похлопал себя по колену. Он бы и рад, но нога... когда-то он считался неплохим танцором, а теперь... Матильда покраснела, оценив степень собственной бестактности. Шевалье надеялся, что она уйдет и оставит его в покое, но не тут-то было! Вокруг бедного шевалье образовался целый кружок щебечущих дам, которых пришлось развлекать. Шевалье мило улыбался, отвечал на все вопросы, легко ориентировался в мире дамских интересов, давал советы, выслушивал ответные рекомендации... словом, через четверть часа был совершенно принят за своего и единодушно признан «лапочкой». И вдруг… Молоденькая м-ль де Биньи обратилась к хозяйке: - Матильда, дорогая, а почему вы сегодня без тех прелестных сережек, в которых приезжали ко мне? Ну тех… с изумрудиками? Шевалье увидел, как Матильда изменилась в лице и быстро сказала: - Они в ремонте, я повредила застежку. - Какая жалость... - протянула м-ль де Биньи. - Они прелестны... букетики из цветов с изумрудами. Очень тонкая работа. Потом покажешь еще - я хочу заказать что-то подобное... О, женская болтовня! Будь благословенна! Оказывается, Матильда несколько раз приезжала к м-ль де Биньи в «тех прелестных сережках»... да, еще подвески были... и перстенек очаровательный... всякий раз маркиза являлась одна... ссылалась на то, что муж у нее в отъезде. Мадемуазель де Биньи и герцогиня де Шон - вот были две ближайшие приятельницы Матильды. Следовало наведаться к герцогине де Шон. Кажется, Жужан был прав... Вот она - ниточка.
Джулия: *** Шкатулка существовала. И хранилась у маркиза. Он теперь точно знал, как ее добыть. Но почему-то медлил… Хотя что может быть проще – соблазнить женщину, которая сама жаждет быть соблазненной! Мадам де Шон рассказала ему, что Матильда с полгода назад начала часто приезжать к ней в гости в изумительных по изяществу украшениях. Маркиза ссылалась на неожиданно появившегося поклонника и его щедрость. Женское тщеславие не позволяло ей скрывать дорогие подарки, но в то же время она была лишена возможности носить свои сокровища открыто. Женщины вместе любовались прелестными вещицами. Марижан втайне завидовала подруге: при всем своем богатстве, она не имела возможности покупать бриллианты такой чистой воды и в таком количестве. Если бы речь шла только о бриллиантах! Герцогиня с точностью, присущей только наблюдательным женщинам с природным вкусом, описывала то одну безделушку, то другую. Значит, маркиза случайно обнаружила тайник, в котором Сессак хранил шкатулку. Она знала про драгоценности. Теперь сам маркиз был не слишком нужен аббату. Маркиза. Глупенькая, тщеславная, болтливая Матильда де Сессак. А в Мадрид так хотелось… так хотелось финансовой независимости и карьерного роста. И он, наконец, решился. Стал кокетничать с маркизой. Они то и дело сидели в гостиной, рассматривая ее вышивки или музицируя. У нее обнаружилось красивое сопрано. Она кое-как играла на клавесине. Он отлично владел клавесином и лютней, петь тоже мог. Настал день, когда маркиз уехал – и Матильда тотчас вставила в свои ушки те самые «прелестные сережки». А белоснежную шейку украсило изумрудное колье тончайшей работы. Отношения между молодой хозяйкой и «дорогим кузеном» становились все более тесными. Она все больше спрашивала его о прежней жизни. Ах, он принимал участие в войнах! Ах, он дрался на дуэлях! А женщины? Арамис отшучивался и уходил от ответа. Матильда дулась, бледнела от ревности и требовала немедленной исповеди. Он ей, разумеется, ничего не говорил. Зато распустила язычок Марижан де Шон. Герцогиня относилась к той категории женщин, которые воспринимали шевалье д`Эрбле воспринимали исключительно как умного собеседника, отдавали должное его обаянию и личным качествам, но никогда бы не переступили правил допустимого. Это была не возлюбленная, а как бы младшая сестра – серьезная и рассудительная. О многих вещах герцогиня знала только понаслышке, и вряд ли стала бы говорить о них утвердительно. Скорее всего – даже и не упомянула бы. Однако, она пыталась удержать подругу от ложного шага и рассказала то, что знала наверняка. А знала она достаточно. Например, про то, что прекрасная Шевретта семь лет удерживала рядом с собой простого мушкетера. Видимо, у нее были причины так поступать… как и у мадам де… и еще у мадам де… а еще говорят, что сама мадам де… тоже не устояла. Реакция Матильды на разумное предостережение была самой неожиданной: она появилась в малой гостиной в донельзя откровенном платье – благо, показать ей было что. Смелое декольте украшало бриллиантовое колье – еще одна вещь из пресловутой шкатулки. Арамис посмотрел на хозяйку поместья – и счел за благо ретироваться. Предаваться преступной страсти прямо в гостиной было бы пределом глупости. А хозяйка намеревалась брать неприступную крепость решительным штурмом. Матильда была из тех особ, которые любую свою глупость решительно доводят до конца с упорством, достойным лучшего применения. Отправляясь в домик на берегу пруда, она сама не могла быть уверена в том, что поступает правильно. Но отступать ей не давало уязвленное самолюбие: она куда моложе и красивей, чем мадам де Шеврез! Тщеславие и желание доказать себе самой непонятно что благополучно довели ее до цели. И когда Матильда поняла, что поступает не вполне разумно, было уже поздно отступать. Да и не хотелось. Полученный опыт многократно превзошел то, что она ожидала. Опыт был таков, что утро маркиза встретила, будучи по уши влюбленной. Тщеславие было удовлетворено и убаюкано, а рассвет навеял романтические грезы и любовные мечтания о будущем. Это было в субботу… Сессак вернулся домой в среду утром, привез с охоты три пары оленьих рогов - реальное подтверждение славы лучшего стрелка провинции - и вкусную дичь. Он не подозревал, что у него на голове выросли рога не хуже оленьих…
Джулия: *** Двухдневную поездку в Орлеан аббат воспринял как благословение. Матильда сошла с ума и требовала ежедневных свиданий. Близость наспех невыносимо раздражала Арамиса, не терпевшего суеты в делах любовных. Когда экспромт получается сам собой – это прекрасно. Но когда это единственно возможная форма отношений… да еще приходится буквально насиловать себя, потому что он не испытывает к маркизе ровным счетом никаких нежных чувств. Она непроходимо глупа и тщеславна – вот уже два качества, которые не дают ему ни малейшего шанса испытать хотя бы тень влюбленности по отношению к Матильде. А без влюбленности соответствовать славе любимчика мадам де Шеврез трудно. К тому же ему не двадцать лет… еще две недели такой жизни – и он сбежит из поместья Сессаков. Сам. - Выглядите ужасно. На вас лица нет! – сказал Жужан, наливая приятелю вино. - Посмотрел бы я на вас, милый мой, если бы вы три недели прелюбодействовали с женщиной, к которой испытываете почти отвращение. Причем она узнала, что… - казалось бы, тема давно перестала вызывать в нем слишком острые эмоции, но он все еще не мог говорить о Мари спокойно. Жужан понял и пришел на помощь. - Что вы долго были любовником мадам де Шеврез – так? И теперь стремится показать все, на что способна? - И даже не способна… - Почему вы с таким презрением говорите о ней? - Жуан, я прощаю женщинам любые слабости, кроме глупости. - Лучше пожалейте ее… - со вздохом сказал Жужан. – Вы еще так молоды, мой друг… - Жуан, отпустите мне этот грех. - Молодость – это не грех. Это недостаток, и он быстро проходит. Поверьте мне… - Вы отшучиваетесь? А я говорю всерьез. Святой отец, я согрешил… и по вашей прямой указке. Иного пути не было. Отпустите мне этот грех. - Смотря с какой целью вы это совершаете, друг мой. Рене поморщился и потянулся за куропаткой. - Она обнаружила тайник мужа. Шкатулка там. Мне ее выкрасть? - Мадам Матильду? - Жуан, вы невыносимы! – аббат отбросил в сторону грязную салфетку и с брезгливым раздражением посмотрел на собственные руки, испачканные жиром. - Можете выкрадывать и мадам Матильду, но меня интересует только шкатулка. Вы помните, что для вас это цена поездки в Рим. Да, аббат помнил. Если он в чем-то ущемляет себя, то должен получить достойное вознаграждение. Шкатулка стоила резкого продвижения в иерархии Ордена. Но стоила ли она того, что он вынужден был делать изо дня в день? - Жуан, она в меня влюбилась. Действительно влюбилась. - Отлично! Тем скорее отдаст вам то, что требуется. - Пока что она отдает только себя. - Не лицемерьте, друг мой. Этот процесс неизбежно доставляет вам хоть какое-то удовольствие. Утешайтесь этим. - Я не постельная принадлежность! - аббат не выдержал и повысил голос. Пальцы его нервно подрагивали на резной ручке кресла. - Я уже знаю, что шкатулка есть, и она цела. Этого довольно для того, чтобы снять с себя ответственность и дать свободу действий другим? Лицо Жужана приняло жесткое выражение. Он встал, прошелся по комнате. Посмотрел на друга. - Ты можешь быть кем угодно, но только при условии, что драгоценности окажутся у тебя в руках… Каким способом ты этого добьешься – это твои проблемы. Это тебе, а не мне предоставили полную свободу выбора. Ты выбрал самый приятный путь достижения цели. Я не понимаю, на что ты сейчас жалуешься?.. Повисла пауза. Раз уж разговор пошел в таком тоне – следовало говорить правду. Жужан очень редко говорил кому-либо «ты». - Я не могу бесконечно обманывать женщину. Беззащитную женщину, которая не виновата в том, что родилась красивой, тщеславной и глупенькой. - Тогда заканчивай все это скорее. По тому, что ты рассказал, я могу судить, что не ты ее обманываешь, а она сама себя. - Ты всегда все поворачиваешь с ног на голову. - Когда того требуют высшие интересы. Учись тому же, и как можно скорее. Настоятельно советую… На этом месте в комнату вошел слуга и принес ужин. После его появления разговор после перешел на другую тему.
Джулия: *** Аббату удалось проникнуть в тайную комнату, которую он обнаружил благодаря плану. Но там его ожидало горькое разочарование. Маркиз баловался алхимическими опытами. Колбы, тигели, маленький горн. Характерный запах химикатов. Интересно, но бесполезно. Аббат старался двигаться, не производя шума и по мере сил не дотрагиваясь ни до чего. Вот еще полка, на которой стоят пособия по алхимии, труды средневековых авторов… В иное время, в иной обстановке он бы непременно уделил им должное внимание – не потому, что верил в возможность добыть золото из любого материала, а потому, что ему было любопытно. Панель, закрывавшая дверь в потайную комнатку, оставалась чуть приоткрытой. Час был поздний, визита маркиза в кабинет ожидать не приходилось. Потому шевалье не без удивления услышал, как дверь кабинета хлопнула. Тяжелая, добротная дверь из мореного дуба. Потом в комнате зажгли свечи. Заскрипел пол под тяжелыми шагами. Пока маркиз в кабинете, выйти из потайной комнаты невозможно. Приоткрытая панель может привлечь внимание хозяина. Как тайная дверь открывается изнутри – Рене не знал, и не мог обезопасить себя, закрывшись в потайной комнате-лаборатории. Затаив дыхание, он наблюдал за тем, как маркиз садится в кресло. Видно было чуть-чуть, скорее – движения угадывались по перемещению теней на потолке и стенах. Шаги. Еще один посетитель. Но его ждали. - Присаживайтесь, Валье. Я жду вас. - Добрый вечер, ваша милость. - Вы принесли то, о чем я просил? - Да, ваша милость. Вот оно… Шорох бумаги. Неужели они пойдут в лабораторию? Нет, пока остались на местах. - Все бумаги выправлены на имя барона Ла Ферте, как вы и просили. - Корабль зафрахтован? - Да, как вы и изволили просить. Через месяц вас будут ждать в Ла-Рошели. Корабль называется «Шалунья». Короткий смешок. - Никому ни слова. Жене я объясню, что уезжаю по делам и вскоре вернусь. Вы, полагаю, едете со мной, милейший Валье? - Смею надеяться на то, что вы не забудете моих усилий. У меня те же враги, что и у вас. Валье? Луи-Жером Валье? Аббат сжал кулаки так, что ногти вонзились в ладони. Ах, вот как. Искали предателя на стороне, а предатель – вот он, среди своих же… Интересно. Чем дальше, тем больше. Дальнейший разговор окончательно расставил все по местам. Маркиз почувствовал, что за ним следят, и собирается бежать. Разумеется, прихватив с собой все, что нужно для безбедной жизни. Он уже выправил фальшивые документы на чужое имя. - Так мы договорились, ваша милость? - Да-да, все остается в силе. Вы уверены, что за мной следят? - Вполне, поскольку видел распоряжение. Но кто именно… - Я уверен в людях, которые живут вместе со мной. - Речь шла не о подкупе. Гонорар агенту назначен совсем небольшой… Разумеется. Настоящую награду деньгами не выплатить, ее смысл в другом… Те, за стеной, продолжали говорить. Арамис стоял, затаив дыхание, и превратившись в слух. Итак, Валье – предатель, и собирается бежать вместе со своим патроном. Отъезд назначен через месяц. Маркиз – умный человек, он заранее начал приучать соседей и домочадцев к своим отлучкам по различным благовидным предлогам. Он не знает только, что о шкатулке известно его супруге… Маркиз, проводив гостя до дверей, вернулся в кресло. Прошли мучительно долгие полчаса, прежде чем хозяин встал. Прошелся по комнате туда-сюда. На счастье Арамиса, мысли его родственника были слишком далеки от того, чтобы заподозрить возможность проникновения шпиона в его лабораторию. Он не думал и об алхимии. Он не заметил чуть приоткрытой панели, которую аббат придерживал изнутри. Маркиз подушил свечи и покинул кабинет. Шевалье, выждав время, выскользнул из лаборатории, тщательно закрыл панель, открыл дверь своим ключом и поспешил в домик у пруда. Ему было, о чем подумать. Теперь стоило спешить. Три недели – и будет поздно что-либо предпринимать. Если шкатулку добудут другие, все его страдания и метания окажутся напрасными. Задание поручено ему, ему и ответ держать. Идея пришла на рассвете. Она была не слишком нравственной, но… Нужно, чтобы Матильда как-то узнала о планах дорогого супруга оставить ее соломенной вдовой, без средств к существованию. И начала действовать сама.
Джулия: *** …Слово – это семя, которое прорастает в свой час в голове человека и приносит свои плоды. Матильду де Сессак многие считали дурочкой, а потому не стеснялись говорить при ней вещи, которые, как казалось, были недоступны ее пониманию. Но Матильда дурочкой не была. Непостоянной – да. Легкомысленной – еще как. Но ум у нее был: пусть небольшой, но очень цепкий. Она моментально находила связь между различными вещами, и очень тонко чувствовала, как люди к ней относятся. Например, она прекрасно знала, что личный камердинер мужа ее терпеть не может. И управляющий с трудом терпит капризы молодой хозяйки. Капризы? Она отлично разбирается в тонкостях ведения хозяйства… просто ей это откровенно скучно. Но в последнее время муж требовал, чтобы она пару часов в неделю уделяла работе со счетами и долговыми книгами, принимала арендаторов и вообще – не делала вид, что ее окружает воздух и все на свете свершается само собой. Матильда, прикусив кончик языка, выводила на листке бумаги цифру за цифрой. Ах, Рене прав: точные науки с трудом ей даются. Она нервничает, допускает ошибки и в итоге получает совсем не то, что должно бы получиться. К тому же она так неусидчива… Она сидела в библиотеке, закрыв дверь. В одиночестве было скучно. Цифры утомляли. Куда приятней была вышивка. Или разучивание новой пьесы… Матильда отложила перо и подошла к окну. Ах, с каким удовольствием она бы сейчас прогулялась… ну, хотя бы до домика у пруда. Но милый кузен тщательно следит за ее добрым именем, да и за своим тоже. К чему лишние толки? Они встретятся нынче вечером… маркиз снова должен уехать. Какое счастье – иметь мужа, который так часто уезжает по делам! - …и опять уедет! – отчетливо донеслось откуда-то сбоку. - Уедет – возьму расчет. Накопил достаточно, чтобы купить домик где-нибудь в Бретани, женюсь, и буду жить, не кланяясь перед господами. - Правильно. А что с маркизой будет? - Тебе-то какая разница? Маркиз тебя берет с собой. Будь уверен, еще раз он не женится… Оказывается, в этом углу библиотеки было прекрасно слышно все, о чем говорили в лакейской на первом этаже! И как интересно то, о чем говорят! Матильда превратилась в слух. Сначала ей было любопытно. Потом, когда до нее дошел смысл разговора, она едва не задохнулась от ярости и готова была немедленно бежать – давать негодникам взбучку! Ах, негодяи! Говорить про госпожу подобные вещи… Но сдержалась. Осталась на месте, постаралась взять себя в руки и снова начала слушать. Через несколько минут она задыхалась от ярости. Маркиз готовит побег, о котором знают только три доверенных лица. Двое едут с ним. Третий собирается прикрывать отъезд, затем брать расчет и покупать домик в Бретани. Оказывается, у Сессака в Новом Свете не одна плантация, а две. Он намерен выдавать себя за протестантского барона, покинувшего Францию по религиозным соображениям. А ей, Матильде, предназначена роль ширмы. Она остается во Франции. Выходило, что маркиз ввязался в какое-то достаточно темное дело, и за ним следят очень опасные люди. Маркиз не поладил с орденом иезуитов. Дальше Марсель Рюсто, управляющий, понизил голос, и Матильда, даже напрягая слух, ничего не могла разобрать. Она со злостью стукнула кулачком по подоконнику и опустилась на подвернувшийся стул. Хорошо. Она теперь знает то, о чем не должна знать. Как это можно использовать? Можно устроить мужу скандал и уйти, хлопнув дверью. Можно выдать маркиза иезуитам. Только она не знает, в чем смысл его аферы и где именно он перешел дорогу Ордену. Нет, это исключено. Ее не поймут. Что он попытается скрыться – святые отцы и так догадываются. А можно… При мысли о том, что можно опередить мужа, забрать ту прелестную шкатулочку, которую он так тщательно и любовно прячет, а также все свои сбережения, и бежать вместе с любимым шевалье хоть на край света, Матильде стало жарко. Маркиз намерен выставить себя вдовцом? Почему бы и ей не сделать то же самое? Она будет мадам д`Эрбле – ведь Рене так честен, он наверняка предпочтет жениться на ней. Большая часть ее приданого пущена на ветер маркизом, но какая разница? Она – женщина, она понимает, что в шкатулке спрятано драгоценностей на баснословную сумму. Достаточно продать их, и… она не только с лихвой вернет утраченное, но и вытащит из нищеты своего возлюбленного. Мысль о совместном побеге в ближайшие две–три недели никак не желала покидать головку Матильды. Она уже вообразила себе домик где-нибудь в Лангедоке или Пуатье… домик пастушка и пастушки, увитый плющом и диким виноградом. Райский уединенный уголок, где никто не будет знать, откуда приехала ослепительная красавица и ее спутник. Они с Рене поженятся… уж она найдет способ стать вдовой, можно не сомневаться. Ну, а не найдет – все равно. И потекут тихие, счастливые дни. Какая-нибудь искусная знахарка поставит Рене на ноги – это наверняка возможно, ведь он сильно хромает только на улице, а, очутившись с ней наедине, точно забывает про свое увечье… ах, любовь и нежность, которыми она его одаряет, творят чудеса… От грез о грядущем счастье и от мысли устроить это счастье своими руками Матильда едва не запела. Нужно будет только убедить Рене не противиться ее решению. К тому же он хорошо разбирается в драгоценностях и имеет свободу передвижения… нужно будет принести и показать ему шкатулку маркиза. Пусть ахнет. Это ее приданое.
Джулия: Шкатулка… Матильда обнаружила ее случайно. Подоконник в ее спальне, оказывается, открывался при нажатии на определенный участок доски. И там, в темной нише, завернутая в холщовый мешок, находилась дивной красоты вещь. У маркизы дух перехватило. Некоторое время она даже дышать боялась – просто стояла и любовалась. Затем открыла крышку – и сияние камней и золота почти ослепило ее. Это было великолепно, это было невероятно… но шкатулка и ее содержимое существовали. Сначала Матильда решила, что муж подарит ей этот чудесный ларец на день ангела или годовщину свадьбы. Как у нее хватило выдержки не признаться ему в том, что она нашла шкатулку раньше срока – она и сама не понимала. Но, однако, придержала язык за зубами. В день ангела муж подарил ей кольцо – но оно и рядом не стояло с волшебными украшениями из тайника. Обиженная молодая женщина решила, что шкатулка предназначена возможной сопернице. Однако, маркиз любовниц не имел. Пришлось признать, что драгоценности отложены для иных целей. Год она любовалась, просто любовалась. Осторожность ей не изменила – она аккуратно складывала драгоценности ровно в том порядке, в каком они лежали, муж ни о чем не подозревал. А полгода назад женское тщеславие заставило ее надеть сначала сережки с изумрудами, затем колье, затем – перстни и диадему. Из опасения, что муж узнает обо всем и заберет шкатулку, она выходила из дома в совершенно обычном виде, и наряжалась уже в карете. К тому же хвастаться Матильда решила только самым близким своим подругам. Спору нет, ей нравилось почти все, что было в шкатулке. Нынче утром, придя к окончательному решению бежать, она взяла самые никудышные серьги и отправилась в Орлеан – к ювелиру. Она считала, что разбирается в камнях и оправе. Но ее ждал удар. То, что она ценила так невысоко, оказалось вещью баснословной стоимости. Девять тысяч ливров за пустяковые сережки. Ювелир даже не задумался, и – в этом она была вполне уверена! – назначил цену несколько ниже, чем реальная. А ведь в шкатулке находились по-настоящему прекрасные вещи… Серьги она продала, не раздумывая. Тут же, не сходя с места, договорилась о новом визите. Таким образом, деньги на бегство у нее появились сразу и без особых проблем. Она вернулась в поместье, сияя от счастья и гордости – дело, которое она задумала, начиналось так удачно! Каково же было ее изумление, когда она обнаружила, что ее дражайший супруг, который вроде как собирался ехать по делам, стоит на крыльце дома и разговаривает с милым кузеном! - Дорогая, вы были в городе? – спросил маркиз. - Да! – небрежно ответила она. – Ездила к ювелиру. На последнем приеме у меня из перстня вывалился камень, пришлось отдать в починку. Заодно посмотрела кое-что для себя. Она врала уверенно и вдохновенно, что с ней случалось очень редко. Матильда прошествовала в дом, не забыв одарить любовника нежным взглядом. Вечером ее везение продолжилось: муж все же уехал. Пора было начинать уговоры. …- Я не могу больше это терпеть! – восклицала она, заламывая руки, и, кажется, сама искренне верила в то, что говорит. – Я только теперь понимаю, что такое быть любимой. Я женщина, и я нуждаюсь в опеке и ласке. То, что я имела до встречи с тобой – это жалкая подделка под настоящие чувства. Он грабил меня, ему нужна была не я, а мое приданое. Он презирает меня, считает дурочкой, истеричкой, он вечно ставит меня в положение неразумной крохи, которой нужна опека. Рене, я более не в силах врать себе. Я хочу принадлежать тебе, только тебе. Я не способна лицемерить. Поток слов продолжался уже второй час. Начался он еще до полуночи, а теперь луна переместилась ровно на две половицы, и подбиралась к письменному столу. Матильда сначала лежала, потом ходила по комнате, потом у нее замерзли ступни ног, и она вновь перебралась на кровать, в тепло. Рене понимал причину снедающего ее беспокойства, но никак не проявлял свои эмоции. Просто слушал. И эта якобы спокойная отрешенность действовала на Матильду как красная тряпка на быка. Она убеждала, вкладывая в свои слова максимум эмоций. Эмоции – вот то, на что она была мастерица. Актрисы на роль Героини из труппы Бургундского Отеля могли бы позавидовать экспрессии и богатству интонаций голоса маркизы де Сессак, а также позам, которые она принимала. Это было в высшей степени эффектно. И влюбленный мужчина, пожалуй, поверил бы искренности ее заверений. Но Рене был нисколько не влюблен, а потому слышал все иначе, трезво и холодно. Он уже устал от употребления своей нежной подругой местоимения «Я». Она говорила о совместном будущем, рисовала райские кущи – но рассказ велся от первого лица. «Я сделала», «Я уверена, что мне и тебе там понравится», «Моя безопасность», «Мое будущее». Было ясно, что редко возникавшее в этом вдохновенном монологе «нас» и «ты» значения не имеет. Ей важно было пережить волнующее приключение, она ощущала себя героиней любовного романа, невинной жертвой, которая убегает из лап злодея, принцессой из зачарованного замка, которую сторожит огнедышащий дракон. Ее рыцарь - увечный калека? О, пустяки! Он беден? Она отдаст ему все, чем владеет. Естественно, что брак подразумевался сам собой. Маркиза намерена была тотчас забыть, что двоемужницы караются по законам светским и церковным. Она упоенно лелеяла мечту стать мадам д`Эрбле. Сначала она сказала, что они убегут к нему в поместье. Рене мягко сказал ей, что поместья у него нет. Он не беден, он попросту нищий. Матильда не понимала. Когда до нее, наконец, дошел смысл его слов, она на секунду нахмурилась. Затем взор ее просиял. - О, Рене, это не преграда! Забудьте! Мы купим землю, и все наладится! - Каким образом, мадам? Разозленная официальным обращением «мадам» вместо какого-либо более интимного и нежного, Матильда вскочила с постели. - У меня есть средства! Я очень богата! Вот, смотрите! Она схватила его за обе руки и решительно стянула с постели. Рене только в последнюю секунду вспомнил, что ему полагается неловко спрыгнуть вниз – он вообще частенько забывал о мнимом увечье, когда они оставались наедине с Матильдой. Но сейчас – убедительно дохромал до окна. Матильда с самым торжествующим видом открыла тайник. Не без труда вытащила на свет божий шкатулку. И распахнула крышку. Сияние в лунном свете. Дивное зрелище для знатока. Непосильный соблазн для слабого духом. Ничего удивительного, что за эту красоту дражайший родственник пошел на преступление. Он прекрасно знал, сколько стоят все эти цепочки, колье, перстни и печатки, диадемы и серьги, застежки для поясов и прочие вещицы… Шкатулка была. Шкатулка принадлежала Ордену, но ее можно было забрать, как забрал маркиз. Уехать в Лангедок или еще куда. И сделать все так, как нарисовала в мечтах Матильда. На секунду шевалье позволил воображению представить себя самого на крыльце собственного дома. Богатым. Независимым. Но – только на секунду. В следующую секунду его пальцы осторожно коснулись колье, лежавшего сверху. Подняли изящную безделицу. Поместили в ладонь. А затем – перенесли украшение на шейку маркизы. Между ним и шкатулкой стояла женщина. И пока она была там, он не мог сам взять шкатулку. Это тоже было бы воровством. Пусть весьма условным, но… Матильда, словно зачарованная, смотрела, как тонкие чуткие любовника расправляют звенья колье на ее груди. Крупные рубины блеснули зловещим огнем, когда она повернулась к камину – отблеск пламени скользнул по ее лицу. Лицо было напряженным, глаза пылали. Еще несколько минут назад Рене было жаль эту женщину. Он презирал себя за то, что вынужден был делать с ней, почти ненавидел свое лицедейство. Но сейчас… сейчас ему хотелось, чтобы не он взял шкатулку – чтобы она отдала ее сама, добровольно. Маленькая личная победа на фоне победы Ордена. Неожиданно приятное сознание того, что женщина ради тебя готова на все – даже на преступление. - Это мое приданое. Я отдаю его тебе. Эта шкатулка не принадлежит моему мужу. Она принадлежит мне. Теперь – и тебе. Это наше будущее, любовь моя. Наконец-то – «наше». Нет, красавица, это не наше будущее. Это будущее аббата д`Эрбле. Но – победа, все же победа. - Любимый, согласись. Умоляю тебя. Завтра я начну искать покупателя на эти драгоценности. Наше счастье дороже этих побрякушек. - Ты не сможешь поехать сама. Это будет подозрительно. - Поедешь ты. Ее руки берут его ладони и прижимают к бокам шкатулки. Отдала. Отдала сама. Сама поручила. Значит, и вправду решила предать мужа ради любовника. Ради него самого. Якобы хромого и увечного. - Скажи да! И он - говорит. С чувством восторга и облегчения. С каким-то еще чувством, ранее незнакомым, но таким сладким и острым. Чувство превосходства? Торжество? Удовлетворенное честолюбие? Она, трепеща, жмется к нему, глаза, только что блестевшие от нервного возбуждения, теперь блестят иным огнем. Женщину, которая только что одарила его по-королевски и дала то, к чему он так стремился, стоит одарить столь же щедро, и так, как она того желает. Удивительно: первый раз за время их отношений он желает того же…
Джулия: *** Жужан разглядывал драгоценности. Арамис, сохраняя внешнее спокойствие, сидел напротив него. Он знал, что поездка в Рим состоится. Но теперь ему хотелось довести дело до конца. Он не любил оставлять долги. - Когда она отдаст тебе остаток драгоценностей? – наконец, спросил Жужан. Аббат вздохнул. - В этом вся проблема. Она намерена взять их с собой. - Это уже не проблема, - возразил Жуан. – То, что ты должен сделать: в назначенный час оказаться на дороге. Остальное – не твоя забота. - А деньги? – спросил Арамис. - Вот сумма, которая должна убедить маркизу в твоей честности. Вряд ли она в ней сомневается, но все же… Аббат вздрогнул. - Жуан, что вы намерены с ней сделать? - Ничего. Не воевать же с такой красоткой. Напротив, мы должны будем принять меры по обеспечению ее безопасности. Вряд ли маркиз придет в восторг, обнаружив пропажу… Кстати, за сведения о человеке, который нас предал, тебе будет вынесена отдельная благодарность. Арамис молча кивнул. - Жуан, вы точно обеспечите ей безопасность? - Не сомневайтесь, мой дорогой. Повторяю: это уже не ваша забота, вы свою часть дела сделали. Оставалось только молча склонить голову. Хотя в глубине души аббат д`Эрбле был уверен, что Жужан говорит только половину правды.
Джулия: *** Во временном жилье не хотелось оставлять ничего. Вещей было немного, они умещались в одном небольшом сундучке. Он собрался за какие-нибудь десять минут. Заряженные пистолеты положил на столешницу. Хитроумное приспособление, помогавшее ему не забывать о «хромоте», выбросил за ненадобностью. Наконец-то можно было спокойно ходить и сидеть в седле, не подтягивая одно стремя выше другого. Одно плохо: луна набрала полную силу, ночь обещала быть морозной и ясной. Лунный свет выглядел весьма романтично, но аббат морщился: он бы предпочел ехать по знакомой дороге в темноте. Матильда и ее камеристка явились в назначенный срок. Камеристка была явно лишней, но маркиза никак не решилась ехать без служанки. И от мужского платья отказалась, хотя это было бы удобней. Мадам де Сессак с трудом держалась в седле, хотя слыла неплохой наездницей. Усадьба быстро скрылась за сухими липами. Проехали деревню. Дальше можно было повернуть к переправе через Луару, но шевалье решительно направил коня в другую сторону. Луару они пересекут в другом месте. Вряд ли их хватятся раньше завтрашнего утра, но все же осторожность никогда не бывает излишней. К тому же ночью их должен был ждать Жужан. Объяснение по поводу драгоценностей аббат намерен был переложить именно на него. Жуан умеет быть убедительным. А он… он страшно устал. И ему вновь стыдно смотреть в глаза женщине, которая едет рядом. Ни шевалье, ни маркиза не знали, что через четверть часа после их отъезда домой вернулся маркиз де Сессак. Он решил ускорить свой отъезд на две недели и ехать не через Ла-Рошель, а через какой-либо из голландских портов. Еще через четверть часа маркиз прошел в спальню к жене, и обнаружил, что Матильды нет, постель даже не смята, а тайник пуст. На подоконнике валялось письмо. Матильда не удержалась от театрального жеста – она написала брошенному супругу все, что про него думала. Ярость? О, это не то слово! Вбежавший по звонку камердинер упал на пол, обливаясь кровью – рукояткой виска маркиз оглушил его и рассек лакею висок. Ничего не видя перед собой, Поль де Сессак бросился в конюшню. Денник, где обычно стояла гнедая кобылка маркизы, был пуст. Подняли остававшихся в доме слуг. Маркиз надавал конюху пощечин и застрелил легавого кобеля, который не в добрый час завизжал от радости, увидев любимого хозяина. Подручный конюха, дрожа от страха, признался: госпожа и ее камеристка уехали около часа назад. Кажется, их кто-то сопровождал. Кто-то? Мужчина? Кто посмел?! Из задних рядов до слуха маркиза долетел сдавленный смешок. А то господин маркиз не видел, какими глазами хозяйка смотрела на молодого родственника мужа. А то не видел, что молодой родственник смазлив и галантен. И что с того, что калека? Взревев как раненный, но от этого ставший еще более опасным зверь, маркиз еще раз дал по физиономии конюху и велел спешно седлать лошадей. С собой он взял десяток слуг из самых надежных. Эти, если что, придержат язык за зубами. …А беглецы продолжали свой путь. Очень медленно. Маркизу приходилось поддерживать в седле. Ее колотила нервная дрожь, она то и дело впадала в прострацию, поводья держала неверной рукой. Ночная дорога пугала ее. Вокруг царила тишина, нарушаемая редкими криками совы, стуком копыт и невнятным бормотанием – что-то себе под нос бубнила молоденькая камеристка, которая была испугана куда больше, чем госпожа, и к тому же совсем плохо управлялась с лошадью. Шевалье, как мог, помогал бедной девушке. Вокруг все еще простирались владения де Сессака. Когда они миновали перелесок, и выехали на открытое пространство, шевалье нахмурился. Луна светила так, что поле просматривалось из конца в конец. Не менее получаса пройдет, пока они доберутся до нового перелеска. Лошади еле плетутся. А поле пересечь надо. - Матильда, соберитесь. Вы мужественная женщина, я в этом убедился. – аббат говорил как можно более уверенным, но в то же время ласковым голосом. – Нам нужно как можно скорее покинуть владения вашего мужа. До рассвета мы должны добраться до места, где можно будет переждать возможную погоню. Слово «погоня» было сказано неосторожно. Матильда расширила глаза и потеряла сознание, Пока приводили ее в себя, пока она выражала свою признательность верному рыцарю, пока вновь оказалась в состоянии сесть в седло… Подать стремя маркизе. Подать стремя камеристке. Вскочить в седло самому. - Ах, Рене! Вы перестали хромать! – воскликнула маркиза. - Исцелился… - пробормотал шевалье, наконец-то пуская лошадь в галоп. Наконец, показался приметный ветряк на холме. Там была назначена встреча. До условленного места оставалось не более лье. Шевалье и его спутницы въехали в небольшую рощицу, дорога запетляла, причудливо изгибаясь. Луна светила так, что никакого дополнительного света не требовалось. Маркиза, тихо вздохнув, перекрестилась. - Послушайте, Рене – у меня сердце вот-вот выскочит из груди… Шевалье на ее слова не обратил никакого внимания. Маркиза надула было губки и собралась обижаться. Но тут увидела то, что секундой ранее привлекло внимание шевалье. Между деревьев мелькали какие-то быстрые тени. Матильда де Сессак незамедлительно издала короткий беспомощный стон и потеряла сознание. Ну, что еще она могла сделать – она, такая хрупкая и нежная? Аббат забылся до того, что выругался при даме. Выругался от души, по-мушкетерски. Впрочем, сделал он это по-испански, и камеристка не поняла ни слова. Зато тон, которым было произнесено ругательство, был бы непонятен разве что совсем глухому человеку. Служанка перепугалась не меньше госпожи, но сознание не теряла. - Это люди или звери, сударь? – робко спросила она. - Люди, – коротко ответил Арамис. Он сам был не уверен в том, что это друзья. Совсем не уверен. Жуан не стал бы прятаться.
Джулия: На дороге показался всадник. Он стремительно приближался к ним. В тот момент, когда он почти поравнялся с живописной группой: служанка, которая держит в поводу трех лошадей, лежащая без сознания маркиза и шевалье, приводящий даму в чувство, луна вышла из-за облачка и залила своим мертвенно-голубым светом все вокруг. Всадник осадил коня, конь заржал, встал на дыбы и тут же опустился, повинуясь сильной руке хозяина. Маркиз де Сессак какое-то время смотрел в глаза любовнику своей жены. Затем поднял руку. Выстрел на таком расстоянии может быть только смертельным. Рене не успевал ни увернуться, ни достать свой пистолет. Дальнейшее развитие событий аббата д`Эрбле уже не касалось. Мертвым все равно. Но в тот момент, когда маркиз нажал на курок, очнулась Матильда. Она резко приподнялась и... Мужчины – ни тот, ни другой – не ожидали этого. Пуля, которая должна была прошить сердце шевалье, попала в грудь маркизе де Сессак. Женщина беззвучно откинулась назад. На лице ее отразилась не боль – изумление и непонимание. Затем она закрыла глаза, дернулась и затихла. На корсаже начало быстро проступать темное пятно. О втором заряженном пистолете маркиз не позаботился. Несколько мгновений он дикими глазами смотрел на жену. Затем вновь перевел взгляд на ее любовника. Аббат успел встать, передать госпожу маркизу на руки камеристке и вынуть из ножен клинок. - Вы хорошо стреляете, милый маркиз! – холодно сказал он. – Я – тоже. Видимо, эта способность у нас в роду передается всем мужчинам. Но у меня – два заряда, а вы не позаботились о дополнительном пистолете. Губы маркиза дрожали. - Мальчишка! Дрянь! Бастард! Парижский щеголь! Я пришью тебя, не сходя с места. Шевалье усмехнулся. Ледяная ярость медленно, но верно подступала к вискам. Так бывало всякий раз перед поединком. Он никому не позволял насмехаться над собой. На иную шуточку можно было ответить шуткой, разящей сильнее шпаги. Но здесь дело мог решить только поединок. Только звон клинков. И каждый раз, когда у него вот так начинало покалывать виски, он знал, что будет сражаться без пощады. В таком состоянии он только однажды – ранил. Остальные поединки заканчивались смертью противника. Ярость не давала ему промахнуться. Он выматывал соперника целой серией обманных финтов, фехтовал на грани фола, словно издеваясь, открывался для ударов – и все же отражал их. Противники, как правило, его недооценивали. Какую опасность мог представлять для них он – мальчишка в мушкетерской форме, невысокий, такой хлипкий с виду, внешностью больше походивший на хорошенькую женщину, чем на опытного бойца-фехтовальщика? А ведь он стрелял с дьявольской меткостью, и весьма, весьма неплохо управлялся со шпагой… Впрочем, как он управляется со шпагой, милейший родственник сейчас оценит. В полной мере. - Вы посмели назвать меня бастардом, сударь? Вот этого он не прощал. Никогда. Никому. Если он поразительно похож на мать, и ничего не взял от отца, и если с его рождением связана история, которой злые языки силятся запятнать честь его матери – это не значит, что история правдива, а он – незаконнорожденный. И если он с девяти лет воспитывался в монастыре – это не повод думать, что его отправили туда замаливать грехи матери. Он был спокоен. Абсолютно. И смотрел на маркиза как на мертвеца. Заранее. С той секунды, когда маркиз нанес оскорбление ему лично, он имел право на такой поединок. Маркиз, кажется, считал то же самое. Свое отношение к происходящему он выразил вслух – через плечо. Не глядя на противника, сделав несколько разминочных движений. - При необходимости прочитаю над тобой отходную молитву. Я умею, не сомневайся. Правда, покаяться будет некому. Священника я с собой не прихватил. - Я тоже умею. – Рене улыбнулся. – Вам, сударь, повезло больше, чем мне. Я не имею права умереть без покаяния. Зато вам отпущение будет дано точно. - Кем? – маркиз тоже изобразил на лице улыбку. - Я рукоположен. Брови маркиза поползли вверх. - Вы? Священник? Учтивый поклон в ответ. Изящный настолько, что вполне сгодился бы для приема коронованных особ. - Да, я рукоположен уже три года с лишним. До Сессака медленно начал доходить смысл сказанных слов. - И ваша орденская принадлежность, милый родственник? - Догадайтесь. Долгая, бесконечно долгая пауза. И – еле слышно: - Отлично сыграно, шевалье. Отлично. Вам ведь нужна была не Матильда, правда? Вы воспользовались глупостью моей жены… и моей доверчивостью. Я всегда слишком любил свою милую кузину, чтобы подозревать ее сына в подобной подлости. Аббат улыбался так, что у него челюсти сводило. - Где шкатулка? Отдайте ее мне, и убирайтесь ко всем чертям. - Шкатулка не принадлежит вам, сударь. Вспомните о людских жизнях, которые вы, не задумываясь, принесли в жертву своей алчности. Маркиз побелел. Это было видно даже при лунном свете. - К черту! Вставайте в позицию, дражайший племянник. Я пришью вас и не буду читать над вами молитвы. Это непозволительная роскошь по отношению к вам. Подыхайте и отправляйтесь к дьяволу. Самое место для таких, как вы! - Рассчитываете уложить немощного калеку в три выпада? Не получится! – аббат принял боевую стойку. - Шевалье, куда пропала ваша хромота? - Я исцелился. Чудом. Как раз затем, чтобы дать вам полное удовлетворение, о котором вы меня просите. К бою. И скажите вашим людям, чтобы не вмешивались. Надеюсь, вы поняли, что наши разногласия касаются только нас. Вас и меня. Словесный поединок был закончен. Клинки скрестились. Стылая земля предательски скользила под ногами. Любой подвернувшийся под каблук комок мог изменить ход дуэли. Шевалье старался не только тщательно парировать выпады противника - кстати, весьма искусного фехтовальщика, но и держаться таким образом, чтобы избежать мушкетной пули, которая могла прилететь из-за деревьев. Наверняка маркиз взял в погоню надежных людей. Но вряд ли эти надежные люди умеют метко стрелять в темноте. И еще. Единственный выстрел, раздавшийся в ночной тишине, вполне мог долететь до ушей других надежных людей. Тех, которые призваны были обеспечить безопасность маркизе де Сессак. Аббат не сомневался, что Жуан ждет на условленном месте. И не только потому, что Ордену требовалась шкатулка. У Жуана был долг перед аббатом д`Эрбле: полтора года назад Рене спас ему жизнь... Дружбу двух священников не стоило сравнивать с боевым братством, которое связывало мушкетера Арамиса с тремя его друзьями. Но все же это тоже была дружба...
Джулия: ...Он пропустил удар. Скрипнул зубами от боли и перекинул шпагу в левую руку. Правая противно заныла, почти онемела. Рана не была опасной: так, длинная глубокая царапина, возможно, чуть-чуть рассечена мышца. Кровь будет течь, пока не перевяжешь… Опасность от подобных ран именно в потере крови. В пылу схватки незначительное на первый взгляд повреждение часто замечаешь не сразу. Зато потом, если бой затягивается, неизбежно наступает момент, когда рука неожиданно немеет, и впору сознание терять от слабости. Шпага становится тяжелой, темп боя падает, нападать невозможно, обороняться получается с трудом. Все это были смутные воспоминания – когда-то, в самом начале службы в мушкетерском полку, он попал в подобную переделку. Потом – во время Ла-Рошельской кампании. Больше – никогда. Но совет Атоса, гласивший «Если вас ранили в правую руку, перекладывайте шпагу в левую» - помнил четко. Маркиз оказался отличным фехтовальщиком. Если изначально аббат имел преимущество в позиции и в силе, то теперь шансы уравнялись. Оба это прекрасно понимали. Маркиз удвоил скорость движений, шевалье стал вдвойне осторожней в обороне. Хотя… если Сессак рассчитывал, что его двоюродный племянник владеет левой рукой хуже, чем правой, то он заблуждался. Фехтование входило в программу обучения в коллегии, и все воспитанники без исключения посвящали этой дисциплине не менее двух часов три раза в неделю. Воспитанник д`Эрбле занимался с индивидуальным педагогом, и не пропускал ни дня. Если мушкетера Арамиса можно было упрекнуть в недостаточной техничности (что требовать с человека, который к моменту вступления в полк всего полтора года держал шпагу в руках), то аббат не без основания считал свою технику близкой к идеальной. Он стал куда более опасным соперником, чем раньше. Сессак это вскоре прочувствовал на своей шкуре. Он тоже пропустил удар - и получил рану в бедро. Покачнулся. Но устоял на ногах. - Продолжаем! Не думайте, что я попрошу пощады! – крикнул маркиз, снова принимая боевую позицию. Такая ситуация, как у них, миром не заканчивается. Бой пойдет до тех пор, пока один не упадет мертвым. Поединок возобновился с прежней яростью. Оба допускали ошибки, но пока это не приводило к развязке. Мужчины совершенно забыли о том, что они не одни. Перепуганная камеристка, оправившись от первого шока, принялась кричать что есть силы и звать на помощь. Видимо, ее несчастная госпожа еще подавала признаки жизни. Маркиза эти истошные крики раздражали. В голове у Рене мелькнула мысль о том, что если Матильда выживет, он лично год будет служить ежедневные мессы в честь ее избавления от смерти. Если его самого не отправят на тот свет. Рука ныла все сильнее, левое запястье устало и начало терять привычную гибкость. Он уже не понимал, сколько времени продолжается противостояние. Маркиз, казалось, и не ранен вовсе. Оба сумели еще раз зацепить соперника: маркиз был ранен в плечо, Рене вторично поцарапало руку. Ту же. Правую. Он был сам виноват - неудачно парировал удар. Но все же парировал. Маркиз совершил выпад, чуть сильнее, чем нужно, выставил вперед правую ногу - и открылся для ответной атаки. Аббат увидел это и молниеносно нанес удар. Но успел понять, что его атака уже не имеет смысла. Маркиз упал ничком на мерзлую землю. Сам. Казалось, без посторонней помощи. Шпага даже не успела его толком задеть. До сознания аббата запоздало дошли две вещи. Первая заключалась в том, что он, кажется, услышал звук выстрела. Вторая... вторая заключалась в том, что из-за деревьев вышел человек, державший в руках мушкет. - Доброе утро, аббат! - прокричал он. Аббат ответил далеко не сразу. Он опустился на колени рядом с телом маркиза и торопливо приложил ладонь к груди поверженного – не им! – соперника. Труп. Без сомнения. Пуля, вылетевшая из дула мушкета, оказалась смертельной. Тем временем человек с мушкетом приблизился настолько, что стало возможным без труда четко разглядеть его лицо даже при лунном свете. - Убит? – спросил человек. Д`Эрбле поднял голову. - Жужан, зачем вы это сделали? ЗАЧЕМ ВЫ ЭТО СДЕЛАЛИ?! Его колотило. Он даже не старался это скрыть. - Кажется, вы спрашиваете у вышестоящего по рангу о целесообразности его поступка? – холодно, даже с надменностью ответил Жуан Жужан, также опускаясь на колени рядом с маркизом. Арамис прикусил губу. Голос отказывался ему повиноваться: предательски срывался на крик, становился резким и неприятно металлическим. - Да, спрашиваю, черт вас подери! - Хорошие слова в устах священнослужителя. Не воображаете ли вы, что подобное поведение будет вам прощено? В голосе Жужана явственно послышалась нотка презрения и высокомерия, которую аббат тотчас уловил. - Это был честный поединок, зачем вы вмешались? Моей жизни ничто не угрожало! А женщина, безопасность которой вы должны были обеспечить, пострадала! Жужан усмехнулся, вставая и отряхивая с колен снег. - Аббат, вы ведете себя как дурак. - Я веду себя как дворянин! - Вы прежде всего священнослужитель! - Я дворянин, и у меня есть понятия о чести! А вы… Жужан, со спины не убивают! - Аббат, опомнитесь и возьмите себя в руки. - Если бы я не держал себя в руках, вы бы отправились вслед за маркизом. Жуан усмехнулся еще раз. - У вас хватит благородства убить человека, который держит в руках разряженный мушкет, и у которого нет при себе иного оружия? - Берите шпагу! Немедленно! Берите мою шпагу, я возьму шпагу маркиза! - И не подумаю. Во-первых, я заведомо слабее вас в искусстве фехтования. Это будет не поединок, а убийство. Во-вторых, я – лицо духовное. В-третьих, и вы – лицо духовное, а не мушкетер его величества. В-четвертых, я ваш друг, Рене. - Подите к черту с вашей дружбой! – прошипел Арамис, вскакивая. –Друзья так не поступают! Он в ярости сломал о колено свой клинок и бросился к деревьям. Прислонился к стволу огромного бука и замер, точно обессилев. Гнев и отчаяние душили его. К нему никто не подходил. Он видел, как подъехали люди Жужана, как унесли мертвого Сессака, как быстро и сноровисто соорудили носилки для бедной маркизы – значит, она все же была жива… Все это замечали его глаза, но не замечало сознание. Холодный ветер мало-помалу помогал ему опомниться. Луна закатилась за набежавшие перед рассветом облака. Все вокруг стало блекло-серым. Аббат дрожал уже не от ярости, а от холода. Боль в руке окончательно отрезвила его. Черт… он же ранен. Причем дважды. Рукав дублета был липким от крови. Так нельзя, нужно дойти до мельницы и позаботиться о себе. Сзади заскрипел снег. Арамис не оглянулся. Он и так знал, кто это. Жужан прислонился к тому же дереву – чуть левее. - Прежде, чем послать меня к черту и вызвать на дуэль, уясни себе одну вещь, Рене. Я желал и желаю тебе только блага. Я думал, ты – взрослый мужчина. Но сейчас увидел перед собой неразумного мальчишку, который сошел с ума от одной мысли о том, что он размахивает шпагой. Тебя несло, Рене. Ты был невменяем. Тебе хотелось самому прикончить Сессака. Да, ему самому хотелось прикончить Сессака. - Жуан, дуэль – это разговор двоих. Мое мнение насчет выстрела в спину остается неизменным. За упоминание черта прошу прощения. За глупый срыв – тоже. Применяй какие угодно наказания, но… Озябшего плеча коснулась рука, чем-то напоминавшая тяжелую длань Портоса. - Он бы уложил тебя через секунду. У него в руке был стилет. Он нагнулся, чтобы достать его из голенища и метнуть в тебя. Это было первое соображение, заставившее меня выстрелить. Ты спас мне жизнь. И я об этом никогда не забуду… Второе соображение, господин любитель честных поединков, заключалось в приказе человека, который является начальником для меня. Мне было приказано не дать вам самому стать палачом предателя. Маркиза, вашего кровного родственника, покарало божественное правосудие. Его покарал Орден. Отдайте эту победу Ордену, Рене. Вы помните о своих победах и постоянно забываете, что каждый из нас – лишь орудие в руках всемогущего Господа. Я сказал вам все, что хотел. Помолитесь, и ступайте к мельнице. Да не задерживайтесь. Там врач, он оказывает помощь бедняжке де Сессак, и окажет ее вам. Впрочем… рана маркизы – это вынужденная плата за оказанные нам услуги. Орден умеет быть щедрым. Если мадам де Сессак выживет, то она не будет ни о чем жалеть, поверьте мне. - Правосудие Ордена всегда выглядит так, как сегодня? – горько усмехнулся Арамис. - Не всегда. Но всегда настигает виновного. К вящей славе Господней. - К вящей славе Господней, - эхом откликнулся аббат, склоняя голову.
Джулия: *** …Мадам де Сессак была жива. Жизнь маркизе спасли пластинки корсета и ладанка, сдвинувшаяся в сторону. Пуля не задела жизненно важных органов. В тот момент, когда оба иезуита зашли в комнату, маркиза вновь находилась без сознания – болевой шок оказался слишком серьезным испытанием для хрупкой, изнеженной аристократки, самой тяжелой травмой которой до этого являлась вывихнутая когда-то в детстве рука: Матильда неудачно упала с лошади. Операция была закончена, лекарь мыл руки. - Ну как? – спросил его Жужан. - Монсеньор, она выживет. Я уже удалил пулю. Постарался сделать так, чтобы мадам и в будущем смогла носить декольтированные платья, но, боюсь, ее красоте все же нанесен некий неизгладимый урон… Кому-нибудь еще нужна моя помощь? - Шевалье ранен, посмотрите, чем ему можно помочь. Арамис, морщась от боли, скинул одежду. Рука отказывалась двигаться. Эскулап, привезенный из Орлеана, одобрительно покачал головой. - Хорошая работа, ничего не скажешь. Придется потерпеть, сударь. Первая рана пустяковая, а второй раз вас зацепили основательно. Выпейте вина, это поможет вам не так страдать. Аббат отказываться не стал: знал по опыту, что больно будет На чужую кровь бывший мушкетер взирал бестрепетно и мог оказать любую помощь, как не раз и случалось. Но своей не выносил совершенно. Стыдно признаться, но он всякий раз бывал на грани обморока при виде собственных ран. Хорошо еще, что лекарь не стал вдаваться в подробности того, что собирался сделать. Видимо, разглядел несколько характерных белых отметин, которые явно имели то же происхождение, что и нынешние раны. Понял, что успокаивать пациента не надо. Крепкое вино ударило в голову, аббат на некоторое время забылся. Больно не было вовсе. С чего это Жужан смотрит на него страдальческими глазами? Распорядился бы лучше, чтобы приготовили свежую одежду. Не ехать же неизвестно сколько в неизвестно каком направлении в костюме, пропитанном кровью? Сейчас он и вовсе сидит обнаженным по пояс… рубашку пришлось разодрать. Она пришла в негодность. Одеть на голое тело дублет? Ехать так? Ловкие пальцы хирурга сноровисто делали свое дело. На рану наложили швы, царапину обильно смазали целительной мазью и перевязали с величайшим искусством. Острая боль не возвращалась. Аббат поблагодарил лекаря. Ему подали чистую одежду: Жуан все предусмотрел. - Можете передохнуть полчаса, потом мы поедем. Арамис подсел к постели маркизы. Оглянулся на Жуана. - Вы позаботитесь о бедняжке? Не оставлять же ее здесь. - Мы и ждем сестер из монастыря Святой Сесилии. Это община бенедиктинок, она здесь неподалеку. Они возьмут маркизу к себе до тех пор, пока она будет нуждаться в помощи. - Но как вы объяснили им, что она… Жуан вновь положил руку на плечо приятелю. - Все предусмотрено. Не волнуйтесь. Лучше подремлите… В комнате остались только аббат и маркиза. Арамис хотел перебраться в кресло и отдохнуть. Но его остановил слабый, как дыхание, голос: - Вы живы, шевалье? - Не надо разговаривать… - Что со мной? – она говорила очень медленно и очень тихо. - Вы ранены. Серьезно. Вам нужен покой. Она судорожно вздохнула. Прикрыла глаза. Попыталась пошевелить рукой – Рене торопливо остановил ее, накрыв сверху своей ладонью. Бедняжке, видимо, только это и требовалось, она тотчас затихла. - А… маркиз… там был мой муж? Или… ничего не помню… Рене секунду колебался. - Маркиз убит, мадам. Она даже не удивилась. Только чуть кивнула в знак того, что поняла. - Это сделали вы? - Нет, мадам. Не я. - Слава Богу… Но теперь… нет причины бежать… вернемся… Аббат отрицательно покачал головой. - Почему? Ответить на этот простой вопрос было неимоверно сложно, хотя сам ответ был очевиден. - Потому, что я священник, мадам. В ее глазах мелькнул слабый огонек. - Вы? - Да, я. Потребовалось некоторое время, чтобы она начала осознавать это признание. Нужно было что-то говорить, чтобы поддержать ее, объяснять ситуацию. Но сил не было. И слов нужных не было. Те, что приходили в голову, прозвучали бы цинично. Или банально. Или фальшиво. Матильда просто смотрела в потолок. Совершенно спокойными глазами. Она понимала – и не понимала одновременно. - Не волнуйтесь. Я буду молиться за вас так сильно и искренне, как только умею. Теперь все будет хорошо. Вы поправитесь, вы унаследуете земли мужа… вы молоды и еще найдете свое счастье. Аббат поцеловал ее маленькую, холодную ладошку. - Я буду вашей любовницей… Возражать женщине, которая находилась на грани сна и яви, было невозможно. - Мы подумаем об этом потом, - мягко сказал Арамис. – Хорошо? Сейчас вам нужно поправляться и отдыхать… - Поправляться и отдыхать… - машинально повторила она. Снадобья, данные ей врачом, действовали: она вновь погружалась в целительное небытие. – Рене… - Да, мадам? На ее бледных губах появилась странная улыбка. - Рене… святой Рене… как мило… быть любовницей святого… Аббат собирался возразить, но опоздал. Пока он подбирал слова, Матильда де Сессак уснула...
Джулия: *** … - Я не святой, - со вздохом сказал аббат, отстраняя от себя прелестную Алису де Шатоден. – Но в шесть утра привык находиться на службе. Отпустите меня, умоляю. Я опоздаю, пойдут толки… - Толки уже пошли! – засмеялась молодая женщина. – Но не про меня, а про вас. Про то, что вы слишком быстро делаете карьеру. Правда ли, что вас отправляют в Мадрид? - Правда! – Рене торопливо натягивал чулки. - Надолго? – Алиса надула губки и тяжело вздохнула. - На год. Это великая честь, вы понимаете. - О, я не сомневаюсь, что после вашего возвращения назад мне предстоит быть любовницей епископа. - Смеетесь? - Ничуть. Вам так пойдет фиолетовый цвет. - Пожалейте вашего мужа. - Муууууж, – мадам де Шатоден усмехнулась. – Муж никуда не денется. Он мой. Увы, до самой смерти. За время этого диалога аббат успел почти полностью одеться. - Ангел мой, помогите мне. Застежка сзади, я не справлюсь… Женщина рассмеялась еще громче. - Надо полагать, что вы представляете меня в роли служки! Хорошо. Буду служкой. Но дайте мне слово, что вечером я буду вас разоблачать. Это доставляет мне куда больше удовольствия. - А господин де Шатоден? - Опять вы о нем! - Мне его жаль, если честно. - А разве не такова участь большинства мужей? – Алиса запустила пальчики в волосы аббата и притянула его к себе. – Не будьте наивным. И моралистом не будьте. Вам не идет. - Вы смеетесь над супружеской верностью? - Боже упаси! Я уверена, что Шатоден в нужный момент отдаст за меня жизнь. Вы слышали романтическую историю? Некая маркиза де Сессак ехала в гости, одна, только в сопровождении камеристки. Ее муж, томимый тревогой за молодую жену, отправился следом. На маркизу напали неизвестные злоумышленники. И вы представьте только – маркиз защищал жену до последней капли крови. Его убили предательски, выстрелом в спину. Но подоспела подмога, и маркиза осталась жива… К счастью, аббат наклонился, обуваясь. Иначе бы Алиса испугалась выражения, которое появилось у него на лице. - Как трогательно! – ответил он, выпрямившись. - В высшей степени! – подтвердила она. – Ну, ступайте… Вам никогда не придется заниматься подобным самопожертвованием. - Это почему же? - Потому что жены у вас никогда не будет. Возразить было нечего.
Мари: очередное чудо!
Камила де Буа-Тресси: Здесь каждая история - маленькое чудо!
Джулия: Завтра постараюсь девятую главу выставить. С участием мадам де Шеврез. Спасибо за комплименты.
Камила де Буа-Тресси: Джулия пишет: С участием мадам де Шеврез. Ооо, это очень, очень интересно... Я читала все, что было написано раньше, но честно говоря не совсем помню в каком порядке, тем более что текст перерабатывается... Вы интригуете...
Мари: Джулия а я уже хочу завтра...
Джоанна: Джулия Ждем)))
Джулия:
Джулия:
Джулия:
Olga: Меня немного смущает имя Жуан Жужан. Кто он: испанец, португалец?
Эжени д'Англарец: Уж точно не испанец, испанец былы бы Хуан. Или португалец, или каталанец.
стелла: Он упоминается у Дюма как секретарь Генерала Ордена чьи полномочия получил Арамис. ПО Дюма Арамис сам передал ему шифр которым были написаны бумаги касательно тайны Филиппа.
Джулия: Меня тоже интересовало это имя. Но буквально на днях, перечитывая дореволюционный перевод издательства Сойкина, нашла там разгадку. В более поздних переводах неправильная транскрипция имени. В действительности - Жан Жужан. Да, это личный секретарь генерала Ордена.
Гиллуин: Ух, какая история! Целый роман... :)
полная версия страницы