Форум » Крупная форма » Житие НЕсвятого Рене, история седьмая. С минимальными изменениями » Ответить
Житие НЕсвятого Рене, история седьмая. С минимальными изменениями
Джулия: История седьмая. Про то, что настоящие друзья найдут выход из любого тупика Вторые сутки комендант испанского гарнизона, осажденного во французской крепости Корби, ломал голову над трудной задачей. По законам военного времени любой шпион должен быть расстрелян на месте. Но нынче война шла такая, что не каждого француза можно было считать врагом. Этот шпион попался совершенно случайно. Можно сказать, что ему крупно не повезло. Но парень - невысокий, жилистый, глазастый - оказался не простой птицей. Он сразу велел провести его к начальнику гарнизона и там прямо заявил, что является перебежчиком, сторонником его высочество принца Гастона Орлеанского. Вздергивать на виселице или ставить к стенке слугу союзника было как-то не слишком любезно со стороны дона Манрике. Потому комендант, поразмыслив, принял некий промежуточный вариант: пленника поместили в комнату с решетками, у дверей выставили охрану. Но это была комната со всеми удобствами, а не камера. Испанцы, предупрежденные о намечающемся заговоре в пользу Гастона Орлеанского, со дня на день ждали снятия осады. Потому с пленником обращались почтительно. Но тут выяснилось, что кардинал Ришелье по-прежнему жив, на тот свет не собирается, заговор Гастона провалился... и что осада продолжается. Смуглому французу повезло: его не расстреляли. Но поскольку Гастон теперь не мог подтвердить, что это действительно его человек - перевели из удобной комнаты в тюремный каземат. Комендант чесал в затылке и думал, что расстрелять пленника он всегда успеет. А вот сделать живым мертвого человека - это только одному Господу под силу. Дон Манрике на роль божества не претендовал. Он как раз раздумывал над вопросом недолговечности всего живого, как к нему пришел с докладом дежурный офицер и сказал, что внизу ожидает аудиенции еще один шпион. Правда, этот дворянин действительно бежал с французской территории. Он легко ранен - пулевая царапина на плече, но в полном сознании. И еще – настойчиво добивается встречи с господином комендантом. Дон Манрике пробормотал невнятное заковыристое ругательство. Поправил воротник и приказал привести очередного шпиона. Не дай бог, и этот окажется гасконцем, говорящим по-испански с жутким акцентом... …Комендант, образцовый солдат и старый служака, только поморщился, бросив оценивающий взгляд на наряд предполагаемого лазутчика: в таком не воюют. Люди, с которыми можно разговаривать как мужчина с мужчиной, имеют обветренные, загорелые лица. Они не завивают локоны. В их пальцы намертво въелись крошки пороха, а на ладони легко можно прощупать плотные, годами наработанные мозоли от эфеса шпаги. Они могут говорить громким голосом и не стесняются того, что этот голос сорван бесконечными командами. С нежными красавчиками, по-женски слабыми и изящными, толком не нюхавшими пороха и бледнеющими при звуках канонады, дон Манрике говорить не желал. Ни по-испански, ни тем более – по-французски. Комендант поморщился и велел разыскать переводчика, иезуита отца Карлоса. Отец Карлос был человеком незаменимым – он переводил, исповедовал, служил мессу, а в свободное время брал мушкет и помогал солдатам на стенах. Без сомнения, в нем как нельзя лучше воплотилась сама суть иезуитского ордена: и Богу, и кесарю… и кое-что для собственного удовольствия. Иезуит явился в одеянии священника – видимо, в том была необходимость. Как и все последователи Игнасия Лойолы, отец Карлос предпочитал светское платье. В военных условиях это было вполне оправданное стремление. Но серебряный крест с драгоценными камнями и строгий белый воротничок в его одежде присутствовали всегда. К моменту появления отца Карлоса дон Манрике успел выяснить две вещи: перед ним стоит француз, и этот француз утверждает, что принадлежал к свите Гастона. - Похоже, что все здесь принадлежат к свите Гастона! – пробормотал комендант. – Сейчас разберемся, милейший. «Милейший» почтительно опустил голову. «Нет уж. Лучше бы он был гасконцем как тот, первый» - уныло подумал дон Манрике. В глубине души он презирал трусов и предателей, а Гастон Орлеанский был и тем, и другим. Стало быть, это определение вполне подходило и к тем, кто ему служил. Заговор провалился… сколько еще вот таких напомаженных юнцов с нежной кожей приведут к коменданту? Ишь ты… брюссельское кружево на манжетах. С золотой нитью. В таком – воевать? Отец Карлос приступил к допросу. Поскольку своего происхождения пленник не скрывал, собеседники перешли на французский. Дон Манрике равнодушно слушал разговор, не выдавая своего знания языка. С тем же успехом можно было разговаривать по-испански, но человек, контролирующий свою речь при разговоре на не родном для него языке, контролирует и свои мысли, тщательно подбирая фразу и имея время задуматься вроде как для подбора нужного слова. Потому дон Манрике предусмотрительно лишал возможного соперника этого преимущества. Несколько вопросов. Несколько ответов. Неожиданно отец Карлос перешел на латынь. Дон Манрике растерялся – он не знал этого языка в нужном объеме и не был готов к такому повороту событий. Пленник вскинул голову и ответил на латыни же. Еще несколько вопросов – несколько ответов. После чего иезуит подошел к коменданту и отвел его в сторону. - Он тот, за кого себя выдает. Я вспоминаю, что видел его в свите его высочества принца. Более того, я видел его в Мадриде. Этот молодой человек принадлежит к тому же ордену, что и я! – тихо сказал он. – Ручаюсь, что ему можно доверять. Под мою ответственность. - Я не смогу вывести его из крепости! – так же тихо ответил комендант. – Со вчерашнего вечера мы окружены полностью. Он зря сюда явился. - Тогда ему ничего не остается, как разделить нашу участь. Он говорит, что его все равно ждет смерть. Долгая и мучительная. Он предпочитает погибнуть в бою, а не на плахе. Он был среди тех пяти, которые должны были убить Ришелье. Его разыскивают, потому что заговор был раскрыт. Он все эти дни прятался в разных местах. Но теперь у него такой возможности нет… Дон Манрике оглянулся - и вдруг заметил то, чего не разглядел поначалу. Бледное, изможденное лицо. Ввалившиеся глаза и веки, воспаленные после нескольких бессонных ночей. В волосах – запутавшиеся соломинки. Камзол, щегольской по покрою, в нескольких местах разорван, рукава испачканы глиной и речным илом. Один башмак с пряжкой, на другом пряжки нет. Чулки порваны и обильно заляпаны грязью. К тому же по левому рукаву расплывается пятно крови. - Все равно ему никуда не деться, – вздохнул дон Манрике. – Ладно. Берите его и ступайте. Кажется, вам требовался помощник? Он рукоположен, надеюсь, и имеет право совершать служение, исповедовать и причащать? - Он аббат, так же, как и я. Дон Манрике утвердительно кивнул. - Сеньор, ступайте с отцом Карлосом. И благодарите Мадонну за то, что вас не пристрелили ни свои, ни наши. А еще за то, что гарнизон еще не знает, что мы полностью окружены. Иначе бы вас не привели сюда, а расстреляли на месте. Или вздернули бы. Щеки молодого иезуита вспыхнули румянцем гнева. Он сверкнул глазами и сказал на чистом кастильском наречии: - Я дворянин. Дворян не вешают. - Вешают предателей, - дон Манрике еще раз вздохнул. – Ну, ступайте... ...- Вот ваша комната, сеньор! Это была совсем не та комната, в которой несколько дней провел д`Артаньян. В той мог жить и вельможа, а эта была предназначена для аскета, чуждого мирских слабостей. Аббат д`Эрбле опустился на жесткое ложе и огляделся по сторонам. Разумеется, решетка на окне присутствовала. И слуга, приставленный к новому помощнику отца Карлоса, больше напоминал надзирателя. Аббат успел умыться. Ему оказали необходимую помощь: перевязали поцарапанное случайной пулей плечо, нашли всю необходимую одежду. Правда, далеко не вся подходила ему по размеру, но отец Карлос заверил, что подогнать по мерке будет не сложно, портной в городе имеется. К портному аббат и направился. Портной был француз. На своего посетителя он посмотрел с плохо скрытой ненавистью, но заказ принял. Большего от него пока и не требовалось. Остаток дня аббат провел в занятии, которое пристало его сану – он молился. Молитва помогала сосредоточиться. Мысли текли плавно и размеренно, пальцы перебирали четки. Четки были тяжелыми, после какого-то круга пальцы начинали уставать, движения замедлялись. Как это обычно бывало, Рене погружался в какое-то безвременье и, казалось, дремал с открытыми глазами. Но губы шевелились, повторяя давным-давно заученные слова. Молитва была ремеслом, привычным и не тяжелым. Он слышал, что несколько раз скрипела дверь – кто-то заходил в комнату, выжидал некоторое время, но затем исчезал. «Церковь… алтарная часть… панель под образом святого Иосифа отходит в сторону… в подземную галерею. Галерея выводит к часовне святого Николая, которая уже за городскими стенами, в лье от позиции французской армии. Там предупреждены обо всем. Нужно ждать ночи и идти… Нас ждут вдвоем…» Щёлк… За спиной снова стояли. Но мешать не решались. Ничего, под коленями была подушечка, а в семинарии приходилось часами выстаивать на коленях на голых плитах… он привык… Что там сказал комендант? «Похоже, здесь все принадлежат к свите Гастона?». Кто еще принадлежит к свите Гастона? Жив ли д`Артаньян? Если жив, то где он? Щёлк… - Ваше преподобие… Ваше преподобие! Слуга. Черти его принесли. Только какой-то план начал прорисовываться… - Да? - Ваше преподобие, утро. Вы не ложились даже. Подумать только, какая забота… - Ничего. Что случилось? - Ваш завтрак, ваше преподобие. И потом вас ждет отец Карлос. Если не молиться, а просто не спать, то голова после бессонной ночи тяжелая и горячая. Молитва же и созерцание творят чудеса. Он не спал – что правда, то правда, но чувствует себя вполне отдохнувшим...
Ответов - 14
Джулия: *** За трое суток своего пребывания в Корби отец Рене успел обойти весь город – и запомнил много полезного. Он теперь знал, в какие часы город обходят караулы, какая улица куда ведет, где можно сократить путь, а где, напротив – максимально удлинить его. Запоминал адреса кабачков, где отдыхали господа испанские офицеры. Оружия у него при себе не было. На стены его не пускали. Слуга с мушкетом сопровождал его повсюду, но аббат старался не раздражаться. Это ему удавалось. Когда постная рожа Эрнике очень уж надоедала, он начинал развлекаться: мысленно пририсовывал испанцу рога, хвост, копыта, павлиньи перья, представлял его в париках, в различных нарядах, менял цвет кожи. Получавшиеся образы изрядно скрашивали действительность… А на четвертые сутки они с отцом Карлосом отправились в тюрьму. Все заключенные, за редким исключением, были католиками и имели право требовать священника. Чисто арестантов превышало три десятка, большая часть была ранена или больна. Отец Карлос не справлялся с таким объемом работы и был рад переложить часть своих забот на молодого коллегу. Когда они зашли в общий коридор, то услышали хохот стражников, гулко перекатывавшийся под сводами. Между взрывами хохота явственно слышался чей-то голос. Голос пел по-гасконски, затем скороговоркой переводил слова на испанский, после чего все присутствующие покатывались со смеху. Арамис вздрогнул. К счастью, этого никто не заметил. - Кто это? – отлично изображая удивление, обратился он к шедшему впереди отцу Карлосу. - Это? Еще один дворянин, который утверждает, что принадлежит к свите его высочества герцога Орлеанского. Правда, в отличие от вас, он попал к нам раньше, чем был разоблачен заговор. Хотите посмотреть на него? - Не отказался бы. - Что ж, пойдемте. Возможно, вы быстрее, чем я, склоните его к признанию. Кстати, предупредите его и о том, что у него на раздумья осталось не так много времени. Через три дня все пленники, не перешедшие добровольно на службу испанскому королю, будут расстреляны. А те, кто оказал вооруженное сопротивление в момент ареста, будут повешены в любом случае. - Значит, его повесят? – Арамис не сомневался, что д`Артаньян свою свободу продал дорого. - Ну да! – с замечательным простодушием ответил испанец. – Но если он окажет содействие нам, то в качестве исключения его расстреляют. Согласитесь, для дворянина разница есть, и значительная… Беседуя таким образом, оба священника достигли нужной камеры. Арамис затрепетал от радости: она находилась в дальнем конце коридора, рядом был второй выход, который охраняли два часовых… и д`Артаньян сидел в камере один! Песня смолкла. Часовые, в нарушение инструкций вставшие поближе к шутнику-пленнику, моментально заняли свои места. Шурша подолами длинных одеяний, оба священнослужителя зашли в камеру. - Ну вот, мой несговорчивый друг, я привел вам утешение, - сказал испанец. – Возможно, со своим соотечественником вы захотите поговорить более подробно. Пленник, звякнув цепью кандалов, сковавших его ноги, поднялся с соломенной подстилки. Свет факелов прекрасно освещал вошедших. - Вы знаете этого человека, отец Рене? – спросил отец Карлос. - Припоминаю… - небрежно сказал Рене. – Это человек Ришелье. Иезуит утвердительно кивнул. - Отлично! Д`Артаньян в долгу не остался: - А, этот индюк перебежал к вам! Какая жалость, что я не прибил его в свое время! Он продолжал язвить, но Арамис видел, что шок, который испытал гасконец в первую секунду, сменился радостью. Рука аббата, словно поправляя четки на поясе, сделала давний тайный жест, смысл которого был понятен только им четверым. А затем прибавила еще один. Обычно этот жест предназначался Портосу и гласил: «Молчите, не делайте глупостей!». Д`Артаньян понял. К тому же Арамис, пользуясь тем, что отец Карлос стоял впереди, и не мог видеть его лица, улыбнулся вновь обретенному другу. - Я не буду с ним разговаривать! – гордо сказал д`Артаньян. И очень убедительно скорчил презрительную мину. - Придется! – вздохнул отец Карлос. – Отец Рене попробует вам доказать, что пуля предпочтительней веревки. Д`Артаньян улыбнулся. - Пусть попробует! - Будьте уверены, попробую! – холодно ответил Арамис. Но глаза его сияли и говорили все, что не могли произнести губы…
Джулия: *** …- На их языке разговаривать нельзя. На нашем – рискованно. - Говорите по-гасконски, я учил вас. - Я попытаюсь, хотя давно не практиковался. Друг мой, я не предатель. - Отличное произношение, друг мой. Я понял. Так, что дальше? - Красный герцог беспокоится о вашем здоровье. - Ого! Вы были в лагере? - Да. Он сказал, что общее задание я должен узнать у вас лично. И попытаться выполнить… разумеется, мне хотелось бы, чтобы вы тоже в этом приняли участие. - Черт! Вы прекрасно все помните. Сутана вам, кстати, очень идет. - Спасибо. Но это мое нынешнее платье, а не маскарад. Я все же стал аббатом. - Тьфу, пропасть! Вы все же совершили эту глупость? - Увы… зато мне не составляет труда разговаривать с вами елейным голосом. - Не смешите меня. Это было бы некстати. Ну, и как вы собираетесь меня отсюда вытаскивать? - Сам пока не знаю. Первым делом постараюсь вооружить вас. И вооружиться сам. - Хорошая мысль. Может быть, при ваших связях вы достанете и ключ вот от этой железки? Признаюсь: она такая неудобная! - Постараюсь. Где вас схватили? - Я направлялся к ремесленнику, которого зовут Франсуа Мерсье. Того, кому он честно служит, не стоит называть: у этого господина, которого мы с вами знаем, чертовски характерное имя, и испанцы прекрасно понимают его на любом языке. - Отлично. Я к попаду к агенту, не опасаясь патрулей. У меня право свободного прохода по городу до заката. - Говорят, нас через три дня пустят в расход. - Успокойтесь, через три дня нас будут награждать орденами Франции. Все, мне пора. Постараюсь появиться вечером. И принести вам утешение… - Буду ждать вас, дорогой друг. Арамис, вы не представляете, как я рад вас видеть. - Видимо, так же, как и я вас. Кстати, д`Артаньян, я вспомнил. Атос всегда признавал, что вы самый умный из нас. Поэтому думайте тоже... Часовые переглянулись - француз-священник и пленник дружно рассмеялись. …«Честный француз», как охарактеризовали Франсуа Мерсье, оказался тем самым портным, у которого Рене заказал себе одежду! Мастер Мерсье был так же неприветлив с посетителем, как и в первый раз. Вручив сверток с переделанной одеждой заказчику, он намеревался удалиться к себе, но его крепко ухватили за рукав и развернули лицом к прилавку. - Эээээ!!! Полегче! – попытался запротестовать портной. Аббат свободной рукой снял со своей шеи крестик и показал его достойному мастеру. Портной выразительно крякнул и склонил голову. Когда он ее поднял, то лицо его изменилось разительным образом. - Сударь, мой дом и я к вашим услугам. - Мэтр Франсуа, вы, верно, знаете, что к вам шел другой человек. - Да, сударь. Я знаю, что его схватили в квартале от моего дома. Я ничем не мог помочь ему. - Вы можете помочь ему сейчас. Ему и мне. Он в тюрьме, ему грозит смертная казнь. - И это я знаю, сегодня объявили об этом на площади. - Но его не должны казнить. Слушайте меня внимательно и не считайте меня сумасшедшим. Нужно сделать вот что… На следующее утро после этого разговора аббат принес в камеру ключ, размыкающий ножные кандалы. Д`Артаньян, таким образом, получил свободу передвижения – но только по камере. Друзья продолжали думать. У Арамиса благодаря портному появился длинный кинжал, который он прятал под сутаной. Таким же кинжалом вооружился д`Артаньян. Но пройти по коридору мимо двух десятков охранников незамеченными было нечего и думать. На допросы гасконца не вызывали – и эта возможность отпадала. Истекали вторые сутки. Друзья мрачно смотрели на потолок и занимались крайне интеллектуальным занятием: поочередно плевали в стену горохом, который был выловлен из миски с обедом заключенного лейтенанта. У д`Артаньяна это получалось лучше. У них не было и тени плана. - Завтра я вам исповедуюсь, - вздохнул д`Артаньян. – Боюсь, вы узнаете про меня много нового. - Не говорите глупостей! – сердито оборвал его Арамис. - Но не отцу Карлосу же исповедоваться! – пожал плечами д`Артаньян. – Я на такое не согласен, потому что... И осекся, не закончив фразы. Арамис, вместо того, чтобы выплюнуть горох, прожевал его и ласково спросил: - А почему бы и не отцу Карлосу? Д`Артаньян не менее медоточивым голосом ответил: - Вы шутите. Друзья посмотрели друг на друга. - Д`Артаньян, я знал, что вы что-нибудь придумаете. И не ошибался в вас, – заметил Арамис. - Но я ничего не придумал! – изумился гасконец. - Ну да? А мне показалось, что вы поняли, что вам с отцом Карлосом нужно поменяться местами. Вечерами он, как правило, накидывает плащ. Длинный плащ с капюшоном. Нужно оглушить испанца как следует, раздеть и оставить на вашем месте. Вам же покинуть сию юдоль скорби вместе со мной. Выход из крепости я знаю. Д`Артаньян с секунду сидел неподвижно. - Нет, Арамис. Тюрьма несколько ослабила мои умственные способности. Это придумали вы. - Меня наш дорогой Атос ставил на второе место по сообразительности! – с самым кротким видом отозвался Арамис. И опустил глаза. Гасконец только ухмыльнулся.
Джулия: *** …- Он просит, чтобы вечером мы с вами явились к нему вдвоем. Это то условие, которое он ставит для своей исповеди. – Рене с несколько рассеянным видом вертел на пальце перстень. Движения пальцев помогали сохранять самообладание. Он был готов молиться каким угодно богам и святым для того, чтобы отец Карлос согласился. Иначе ничего не выйдет, а времени изобретать что-то другое уже нет. – Полагаю, что вам нужно согласиться. В исповеди нашего гасконского приятеля наверняка найдутся не только рассказы о битвах, мародерстве и задирании юбок у служанок. Он, несомненно, умен. Исповедь, произнесенная перед смертью, не роняет его чести – так поступают все хорошие христиане, заботящиеся о спасении своей души. Гасконец честен и не сможет нарушить данную клятву. Но он не хочет быть повешенным. Для того, чтобы получить пулю в сердце, а не веревку на шею, ему нужно выполнить наши условия и кое-что рассказать. Исповедь, произнесенная в присутствии свидетеля, можно расценивать как добровольное признание. Согласитесь, разумное решение. - Вполне разумное, - кивнул испанец. Некоторое время он сидел в задумчивости. Затем встал и утвердительно кивнул. – Что ж, навестим его. Возьмите с собой все, что необходимо для исполнения треб. Наверняка он захочет причаститься, и не только он. Завтра с утра у нас с вами, друг мой, будет достаточно работы. - На сколько назначена процедура… мммм… Отец Карлос чуть усмехнулся. - Как вы еще молоды и деликатны. Казнь назначена в полдень. Вам приходилось исповедовать? - Да, конечно. - Предсмертная исповедь ничем не отличается от обычной. Кроме того, что кающийся более многословен и слушать нужно более терпеливо. Будьте снисходительны, как подсказывает вам сердце. Нет такого греха, который нельзя отпустить. Мы – только орудия Божественной справедливости, а вершить высший суд нам не дано. Отпускайте грехи, и вам отпустится тоже. - Аминь! – аббат д`Эрбле наклонил голову. - Пойдемте в часовню и помолимся. Рене предпочел бы заняться более земными делами, но отказать своему патрону в совместной молитве не посмел. Ему нужно было продолжать изображать смирение и спокойствие. К счастью, молитва была краткой: отца Карлоса также влекли земные дела. Приближалось время ужина. Рене вежливо отказался от предложения разделить трапезу, и торопливо направился к портному. Его никто не сопровождал: по-видимому, проверка на благонадежность была закончена. У мэтра Мерсье все было готово: два комплекта испанской военной формы ждали своих новых обладателей. И не только форма, но и латы, и пара мушкетов, и надежные шпаги. Мерсье заверил, что вещи оставит в условленном месте и переодеться в случае необходимости будет очень просто. Он также заверил, что постарается немного задержать проход патруля под каким-нибудь пустяковым предлогом. Это было отважное предложение – за «пустяковый предлог» тоже можно было оказаться в тюрьме. Осмотрев все снаряжение, аббат остался доволен увиденным. Он попытался было вручить портному кошелек с золотом, но тот, низко поклонившись, отвел руку молодого дворянина в сторону. - Не стоит, сударь. Мне заплачено, и заплачено щедро. Скорее освободите нас – это будет самое достойное вознаграждение. Но прежде предстояло освободить д`Артаньяна. Шагая по каменным плитам следом за отцом Карлосом, Рене чувствовал, что сердце в его груди колотится гулко и часто. Перед глазами плыл туман. Он, всегда полагавшийся скорее на свое терпение и ум, чем на милость Божью, сейчас молился про себя – отчаянно и истово. Трудно одному действовать за троих! Его неистовое волнение все же прорывалось наружу, и было замечено внимательным отцом Карлосом. Но иезуит истолковал такое поведение своего молодого коллеги вполне понятными причинами. - Вы впервые будете видеть казнь? Аббат молча кивнул. - Вы раскаиваетесь в том, что будете отправлять на смерть ваших соотечественников? Молодой человек, но это война, здесь свои законы. Все эти люди попали в плен. Неважно, к какой нации они принадлежат. «Пусть считает меня придворным щеголем… трусоватым и недалеким… пусть… не имеет значения». Порой он ненавидел себя за свою внешнюю тонкость и нежность. Порой – благословлял эти качества, поскольку они позволяли ему получать неожиданное психологическое преимущество перед противником. Сейчас речь шла не о дуэли, но преимущество в вопросах, подобных тому, что предстояло решать сейчас, было еще более ценно. Когда они подошли к камере д`Артаньяна, Рене был совершенно спокоен и хладнокровен. Это качество было присуще ему самому, но сейчас точно тень невозмутимого Атоса встала рядом и помогала аббату сохранять самообладание. Слишком многое было поставлено на карту. Скрипнула дверь – тюремщик открыл проход. Д`Эрбле затрепетал от радости: отец Карлос сам отдал распоряжение, которое значительно облегчало исполнение плана. Он велел стражникам отойти от камеры. Те повиновались, причем проявили неслыханное рвение – расстояние оказалось значительным. Если испанца удастся оглушить как следует и сразу – подозрительных звуков никто не услышит. В соседних камерах что-то шуршало, слышались обрывки разговоров, да и сами часовые в отсутствие начальника караула позволяли себе поговорить друг с другом, не покидая постов. …Д`Артаньян оказался молодцом. Сначала разыгрывал сомнение. Потом дал себя «уговорить» на очень подробную исповедь. При этом он говорил достаточно правдивые сведения, не имеющие отношения к делам спасения души, но зато напрямую касающиеся дел военных. Несколько дней назад осажденных не интересовала мощь армии противника. Теперь это стало делом жизненной важности – заговор Гастона провалился, осада продолжалась, французам удалось окружить крепость. Глаза испанца горели фанатичным огнем. Он готовился покинуть камеру в отличном настроении. - Сын мой, вы избавлены от веревки. Это казнь, постыдная для дворянина. Вас расстреляют завтра днем. Вы готовы принять святое причастие и предать свою душу в руки Господа? Д`Артаньян торжественно кивнул. Испанец отвернулся на несколько секунд. Это было его ошибкой. Пленник, ноги которого, разумеется, были свободны, сделал бесшумный быстрый шаг вперед, и… - Браво, друг мой. Портос не сделал бы лучше! – сказал Арамис, помогая гасконцу разоблачать потерявшего сознание патера. Д`Артаньян вздохнул. Как-то очень шумно вздохнул - и ничего не ответил. Времени на проявления радости не было; следовало поторопиться. Вдвоем они справились быстро. Через пару минут испанец, облаченный в наряд д`Артаньяна, лежал на сене в позе мирно спящего человека. Сам же д`Артаньян в сутане и плаще стоял у дверей. - Идите вперед, мой друг. Прямо по коридору. В конце его остановитесь, обернитесь и благословите всех крестным знамением. Ничего говорить не надо. Потом – налево, там лестница наверх. Во дворе возьмите меня за руку, и мы пойдем не спеша к воротам. - Отлично. И эта часть плана удалась блестяще. Д`Артаньян, всегда тонко подмечавший особенности мимики и движений разных людей, убедительно играл в отца-иезуита. Арамис шел сзади и поражался: в темноте действия гасконца были неотличимы от действий настоящего отца Карлоса. Подвоха никто не заподозрил. Друзья благополучно пересекли сначала маленький внутренний двор, затем – более обширный внешний. Наконец, миновали ворота. - Испанца никто не хватится? – шепотом спросил д`Артаньян. - Не думаю. Для всяких незначительных нужд здесь предпочитают звать двух монахов-капуцинов. У нас есть время до утра. Вы ведь говорили, что ночью вас не беспокоили? - Ни разу. Куда мы идем? - В одну гостеприимную каморку, где нас ждет форма испанских солдат. До церкви довольно далеко, мы присоединимся к патрулю. - Какого дьявола мы оставили в церкви? - Не богохульствуйте. Там есть подземный ход, который выведет нас за пределы крепости. Д`Артаньян резко остановился. - Как?! А мое задание? - Д`Артаньян, я выполнил свое. Вы на свободе. Не упорствуйте. Вы нужны кардиналу живым. И мне тоже. И Портосу с Атосом. - Но я не могу не выполнить свое! Где это видано: чтобы я пришел назад с пустыми руками! Арамис покачал головой. - Что вам было поручено? - Сделать так, чтобы Корби сдался, черт побери! Неужели не понятно? Арамис, я не такой человек, чтобы покинуть этот город, не насолив испанцам! Мы уйдем, но уйдем красиво! – воскликнул гасконец. - Тише, д`Артаньян, тише. И что вы предлагаете предпринять? Д`Артаньян огляделся по сторонам. - А что бы сделали вы? Арамис пожал плечами. - Взорвал бы арсенал. Д`Артаньян чуть не подпрыгнул на месте и хлопнул друга по плечу: - Я думал о том же. Тогда чего мы здесь стоим?! Вперед!
Джулия: Положительно, в тот вечер все святые благосклонно взирали на двоих французов. Конечно, не обошлось без пары неприятных моментов. Для начала они нарвались на патруль, и трое караульных пошли сопровождать нерадивых солдат в кордегардию. К счастью, улицы были достаточно узки, чтобы успешно действовать вдвоем против троих. И пустынны – никто ничего не видел. Трупы оттащили в переулок, а сами пустились бегом до ближайшего безопасного места. Коим и оказался небольшой садик рядом с арсенальной башней. Присев на каменную кладку, друзья перевели дух. Вторым неприятным моментом стали три четверти часа, проведенные в размышлениях. В самом деле: как взорвать арсенал, который охраняет два десятка солдат, не имея в своем распоряжении ни бочонка с порохом, ни отряда ловких ребят, ни даже идеи, как проникнуть внутрь помещения. Д`Артаньян ругался и скреб пальцами давно небритый подбородок. Арамис мрачно рассматривал свои пальцы и думал, каким путем можно наиболее быстро и безопасно добраться до домика портного. Может быть, там, втроем или вчетвером, они что-то придумают? В тот момент, когда он готов был предложить д`Артаньяну идти к Мерсье за помощью и советом, к арсеналу подъехало несколько тяжело груженых телег. - Смотрите, Арамис! Аббат и сам видел, что произошло невероятное. - Боеприпасы! Сейчас они будут их разгружать, не правда ли? Лишнего огня разжечь не посмеют - это опасно. Арамис, откуда начальник охраны может знать, сколько солдат послано разгружать ядра и порох? Арамис вскочил с места, глаза его загорелись. - Вы предлагаете присоединиться к ним? - Ну да! Мы проникнем внутрь, я найду подходящий бочонок, и фитиль тоже… то есть то, чего нам так не хватало! - Да! Да! Только скорее! Они подбежали к последней подводе, которая как раз выворачивала на площадь перед арсеналом. И зашагали за ней с тем тупым покорным видом, который свойственен солдатам, несущим ночной караул. Некоторое время они не решались присоединиться к испанцам, которые принялись перетаскивать боеприпасы внутрь арсенала. Наконец, их заметил дежурный офицер. - Чего встали, болваны? Идите и помогайте! «Болваны» подчинились приказу, и принялись усердно помогать прочим солдатам. Они таскали ящики, бочки, корзины, мушкеты. За этим занятием прошло не менее часа: подвод было восемь. Арамис не понял даже, в какой момент д`Артаньян исчез куда-то. Аббат ощущал себя неким неодушевленным существом, которое покорно таскало тяжеленные ящики вниз, затем поднималось вверх по лестнице, чтобы принять от стоящих у телеги новую порцию груза. Он понимал, что еще немного – и упадет. Руки уже отказывались держать что-либо. Выносливость и сила – разные вещи. Он был вынослив, он был искусным фехтовальщиком и стрелком не из последних, никто никогда не смел назвать его трусом… но настоящей физической силы у господина д`Эрбле было немного. Переноска корзин с ядрами в арсенал – это не фехтование. Как тут не сожалеть об отсутствии Портоса? Д`Артаньян возник рядом неожиданно. Подхватил корзину с другого края. - Еще много? - Не знаю… - задыхаясь, ответил Арамис. – Как ваши дела? - Отменно. За полчаса мы управимся? Фитиль длинный. Его должно хватить на это время. Управились через десять минут. Двери закрылись. Телеги уехали. Солдаты, сопровождавшие груз, построились шеренгой по двое, и зашагали прочь. Караульные заняли свое место. Офицеры, обменявшись несколькими словами, пожали друг другу руки и расстались. Один побежал догонять удаляющихся солдат. Другой, зевнув, пошел в караулку. Никто не заметил, что в строю стало на два человека меньше. Эти двое во весь дух припустили прочь, на ходу сдирая кирасы и шлемы. Несколько раз они пропускали патрули. Наконец, беглецы оказались у церкви. Двери были закрыты, но Арамис решительно потащил друга за собой к боковому входу, предназначенному для церковного причта. Ключом его снабдили, когда он покидал лагерь. - Подождите немного, Арамис, – попросил д`Артаньян. – Я не столь осторожен, как вы. Я хочу посмотреть на салют, и только потом уйти. - Охотно соглашаюсь, - ответил Арамис. Друзья стали ждать. Шли минуты – но ничего не происходило. Затем появился патруль. Правда, пока еще далеко – в другом конце площади. Арамис видел накануне, что солдаты обходят здание со всех сторон. Более того: офицер заходит внутрь и проверяет, не притаился ли кто на колокольне и не подают ли вражеским войскам каких-либо сигналов. - Это к нам! – тихо сказал Арамис, толкая д`Артаньяна в бок. - Я не покину город, пока не выполню приказ! - Это глупо! - Арамис, но вы же понимаете… Друзья шепотом пререкались. Арамис видел, что аргументы, которые он приводит, не действуют на д`Артаньяна. Гасконец был человеком слова. Кроме того, он обладал изрядным честолюбием. Сейчас честолюбие и упрямство, смешанные с какой-то мальчишеской бравадой, не позволяли лейтенанту королевских мушкетеров согласиться со словами друга. Патруль приближался. - Зачем я вытаскивал вас из тюрьмы, когда вы так ищете смерти! Неразумной смерти! – вскипел, наконец, Арамис. – Внутрь церкви, быстро! Хотя бы в этом меня послушайте! Еще немного, и нас обнаружат! Д`Артаньян раскрыл рот, чтобы что-то ответить. Но не успел. Раздался глухой, совершенно не эффектный хлопок. Земля под ногами вздрогнула. Над крышами домов взлетел сноп пламени. И только после этого до друзей долетел гул и рев. Патруль остановился. В арсенале бушевало пламя. Боеприпасы продолжали взрываться. Остановить огненную стихию не было никакой возможности. - Отлично, д`Артаньян! – сказал Арамис. - Ну, вы тоже в этом поучаствовали! – благородно признал гасконец. Они посмотрели друг на друга – и расхохотались. После чего можно было смело открывать дверь и приступать к поискам крутящейся панели, о которой предупреждали Арамиса. Панель нашлась быстро. - Друг мой, - д`Артаньян неожиданно остановился. – Вы и правда приняли сан? - Ну да, - Арамис, уже наклонившийся над открывшейся дырой, выпрямился. – Вас это удивило? Но я же никогда не скрывал, что… - Да-да! – прервал его лейтенант. – Арамис, значит, вы можете отпустить мне грех? - Ну, конечно! Если вам так угодно, прямо сейчас. - Боюсь, вас это расстроит. - Не бойтесь. Я до этой минуты был лишен права говорить что-то личное, но теперь скажу: д`Артаньян, я безумно рад видеть вас живым и здоровым! Я рад, что мы вместе! Мы поговорим всласть, когда вернемся в лагерь. Пойдемте же. - Погодите минуту. Мы в церкви, и я должен сразу исповедоваться… - Так срочно? Д`Артаньян шумно вздохнул. - Да. Понимаете ли, Арамис… тот иезуит… отец Карлос… он был вашим начальником? - В некоторой степени. - И вам будет жаль узнать о его смерти? Арамис растерянно заморгал глазами. - Разве тюрьма тоже должна была взлететь в воздух? Она далеко от арсенала… - Ни в коем случае. Просто я ощутил странное вдохновение в ту минуту, когда заносил над испанцем кулак… и ударил его слишком сильно. Он умер на месте. - Вы уверены? – Арамис схватил д`Артаньяна за руку. Д`Артаньян вздохнул. - Увы. Вы были слишком возбуждены, чтобы это заметить. - Д`Артаньян, вы не пытаетесь меня успокоить? - Я пытаюсь исповедоваться и получить прощение! А вы почему-то думаете, что я шучу. Я же видел, что вы общались с этим испанцем! И он тоже священник… был… Арамис перекрестился с самым счастливым видом. - Д`Артаньян, я охотно отпускаю вам этот грех. Тем более охотно, что с этой минуты знаю, что обязан вам жизнью – очередной раз. Понимаете ли… история длинная, и меня спасает только то, что я не должен был в ней участвовать. Может быть, и должен был, но не так активно… и на другой стороне. Если бы моя шалость стала известна, то мне бы не поздоровилось. Д`Артаньян улыбнулся своей тонкой, ироничной улыбкой. - Ваша двоюродная сестра… помните – маленькая белошвейка из Тура, о которой вы упоминали несколько раз, отказала бы вам в новом воротничке? Вам, любимому кузену? Арамис усмехнулся. - Примерно так. И решительно полез в люк, давая понять, что разговор окончен.
Джулия: *** …Через сутки после описанных событий гарнизон Корби сдался на милость победителей. Это была первая и пока единственная крупная удача французов после начала военной кампании в Пикардии. Лагерь ликовал. Лейтенанта королевских мушкетеров шевалье д`Артаньяна наградил сам король – перед строем вытянувшихся в струнку воинов победоносных войск. Это была огромная честь, которой редко удостаивались даже более титулованные офицеры. Людовик XIII сиял. Кардинал сдержанно улыбался. Де Тревиля распирало от гордости за земляка. Шпага, эфес которой сиял драгоценными камнями, заняла место в ножнах на поясе д`Артаньяна. К шпаге прилагался приятно тяжелый мешочек, туго набитый золотыми монетами. Второй герой стоял в общем строю и никаких наград не требовал. Накануне официального награждения они с д`Артаньяном побывали в палатке кардинала. Арамис попросил, чтобы его имя нигде не упоминалось. Кардинал понял. И пообещал. Впрочем, мешочек с пистолями появился и у Арамиса. Это был максимум того, что он мог принять, не компрометируя себя. Армия двигалась дальше, аббату предстояла обратная дорога: его отпуск заканчивался. Друзьям опять предстояла разлука. Но перед расставанием они закатили пир горой – ничуть не хуже, чем в былые времена. Арамиса ожидал сюрприз. В палатке д`Артаньяна, где накрыли стол, обнаружился Планше собственной персоной. Бравый сержант Пьемонтского полка без всякого стеснения суетился вокруг стола, выставляя на него всякие соблазнительные кушанья и бутылки вина. Потом пришел де Тревиль. Затем на огонек заглянул лейтенант де Феррюсак… затем еще кто-то… бутылки из арсенала сержанта Планше все не кончались… Утром в палатке лейтенанта д`Артаньяна мирно храпело не меньше двадцати человек. Планше уверял, что их было ровно двадцать семь, но друзья ему не верили – такого просто быть не могло, маленькая палатка треснула бы по швам. Сами они ушли, прихватив с собой бутылку шампанского, к кавалеру де Рошфору. Это была идея д`Артаньяна, которому не терпелось рассказать еще кому-нибудь про свои приключения в осажденной крепости. А с кавалером он в последнее время неплохо ладил. Рошфор на построении отсутствовал, и наверняка не знал подробностей произошедшего. Но, как всякий человек, наделенный любопытством, не прочь был их узнать из первых уст. Вторая часть гулянки началась вполне мирно, но закончилась скверно: дуэлью. В пять утра, при неярком свете занимающейся на востоке зари лейтенант ловко проткнул руку конюшему его высокопреосвященства… …и в семь утра сдал новую шпагу Ла Удиньеру. Кардинал долго смотрел на приятелей. Наконец, вздохнул и сказал, что награда д`Артаньяна пока будет храниться в личном багаже его высокопреосвященства. Про господина аббата, выполнявшего обязанности секунданта, не было сказано ни слова.
Джулия: *** …Прощание состоялось в двух лье от лагеря. - Возвращайтесь в Париж, д`Артаньян! – сказал Арамис. – Я теперь снова парижанин, и мы сможем чаще видеться. - Кто знает! – д`Артаньян беспечно пожал плечами. – Кампания только началась. Король слишком любит войну, чтобы так скоро ее закончить. - Ришелье не даст ему играть в солдатики долго. Мой дорогой, кардиналу ссудили не так много денег, чтобы он затевал что-то глобальное. Если король любит войну, то кардинал любит мир. Угадайте, чье мнение победит. Д`Артаньян прикусил ус. - Я что-то сказал не так? – встревожился Арамис, знавший взрывной характер гасконца. - Нет, вы правы, Арамис. Конечно, вы правы. Но я хотел бы надеяться, что война будет длиться достаточно для того, чтобы… - Чтобы? - Чтобы я успел вернуть свою новую шпагу! К тому же я решил заделаться коллекционером оружия, и намерен привезти в Париж не менее трех шпаг! Не хуже, чем первая! Вы же понимаете, да? Друзья рассмеялись. - Тогда – за шпагами, шевалье! Они обнялись и расстались. Через пять минут д`Артаньян оглянулся. Никого. Только легкое, быстро тающее облачко пыли над дорогой – дождя давно не было...
Таирни: Джулия пишет: - Меня наш дорогой Атос ставил на второе место по сообразительности! – с самым кротким видом отозвался Арамис. И опустил глаза. Замечательно и самокритично, ага) Спасибо!
Джоанна: Джулия пишет: Кардинал долго смотрел на приятелей. Наконец, вздохнул и сказал, что награда д`Артаньяна пока будет храниться в личном багаже его высокопреосвященства. Не видать ему покоя с этой компанией)))
Эжени д'Англарец: Интересно, это какая по счету дуэль была? Насколько я помню, дуэлей с Рошфором было три.
Джулия: Вторая. :)
Эжени д'Англарец: Ясненько. Значит, на очереди еще одна дуэль, а потом они станут друзьями.
Джулия:
Джулия:
Гиллуин: Они восхитительны! Что называется, два сапога пара
полная версия страницы