Форум » Крупная форма » Слабость человеческая » Ответить
Слабость человеческая
Леди Лора: Автор/-ы, переводчик/-и: Леди Лора Бета: Keoh и Vorobeika Рейтинг: G Размер: макси Пейринг: Локи, Арес, Гефест и др. Жанр: Humor Отказ: Цикл: Игры богов [5] Фандом: Оригинальные произведения Аннотация: Политика это скучно? Да что вы говорите? А как насчет пары-тройки увлекательных интриг, развязки войны, и семейных разборок? А началось все с небольшого дружеского спора двух богов. Что получится? Читайте сами и не жалуйтесь на последствия!
Ответов - 10
Леди Лора: Глава первая. Огромный черный кот лениво щурился на пламя в камине. Он, вероятно, был единственным существом в Париже не интересовавшимся политикой и не искавшим каких-либо выгод от сосуществования рядом со своим господином. Хотя, нет, он обожал дремать на коленях этого человека рассеянно почесывавшего его уши. Сам хозяин кота был задумчив и обеспокоен. Великий кардинал, оставаясь наедине с собой, совсем не чувствовал себя великим, наоборот, он ощущал себя одиноким и разбитым. Усталость, боль и, чего греха таить, страх старательно спрятанные за ледяной маской, теперь навалились почти неподъемным грузом на плечи Красного герцога. Бесконечные интриги, борьба с протестантами, свары с Испанией…. Все это утомило Ришелье и он, запершись в кабинете мечтал о покое. - Не стоит мечтать слишком много, ибо мечты могут сбыться… - пробормотал кардинал с кривой усмешкой и взял со стола какое-то донесение. Его вновь хотели убить, и вновь убийцами оказались вчерашние друзья… Ришелье прикрыл глаза и прислушался: через закрытую дверь в комнату не доносилось ни звука. Казалось, что Пале-Кардинал вымер. Так было всегда: лесть и преклонение днем и абсолютное одиночество ночью. Впрочем, Арман дю Плесси с детства привык к одиночеству. И, хотя оно не переставало угнетать его, научился мириться и уживаться с ним, как мирятся со сменой дня и ночи. Локи погасил хрустальный шар и зевнул. Ему вновь было скучно и в качестве развлечения бог решил отправиться на Олимп, ибо там всегда можно было найти развлечение в лице Ареса или Аполлона… Не учел Локи одного: в это время на Олимпе изнывал от скуки еще один бог. Не успел главный шутник Асгарда войти в чертог, как над его головой раздался характерный щелчок. - Очень смешно, Гермес! А главное, свежо: запихнуть бога в стеклотару. Хромает воображеньице-то? Да я такими выходками в младенчестве занимался! - Зато действенно! – ухмыльнулся коллега Локи и поставил фиал на стол – Как выбираться будешь? - Да уж как-то буду… - проворчал пленник размышляя как бы поэффектнее выйти из создавшейся ситуации. В итоге, он просто взорвал посудину и вышел вон. С минуту оба вершителя молча смотрели друг на друга. Потом на их лицах синхронно начала появляться хитрая улыбка: - Ну что, померяемся силами? – Гермес похоже уже был свято уверен в своей победе. - Угу, чтоб я согласился мериться силами с тобой на твоей же территории? Нет, приятель, лучше в Асгарде там и поспокойнее, и уничтожать в сущности нечего… - А ты значит, преимуществом своей территории пользоваться не будешь? Ну, и кому ты это говоришь? Давай тогда людей в качестве плацдарма использовать. - Хорошо, но жертв в таком случае выбираю я! Знаю, я одно местечко, где народу очень скучно живется без нашего чуткого руководства… Париж гудел, как гудел теперь любой мало-мальски крупный город Европы. Его величество, христианнейший король Франции Филипп ІІ Август собирал войско в крестовый поход. Это была уже далеко не первая попытка освободить Гроб Господний, но в успехе этого похода никто не сомневался, ведь в поход войска вел не только Филипп-Август, но и знаменитый на весь мир король-поэт Ричард Львиное Сердце. Это был редкий случай, когда два заклятых союзника Англия и Франция вместе шли к победе… Локи покосился на шар и огляделся. Судя по сногсшибательному амбре, он попал куда надо: грязные узкие улочки, крикливые люди и неторопливые лошади, обречено тянущие свою лямку. - И чего Ареса вечно тянет в хлев? Да еще и в чужой… Хлев, в который неугомонного бога войны занесло на этот раз, скромно именовался Лувром. Найти Ареса было делом нетрудным – грохот на плацу, сопровождаемый звоном оружия и короткими лающими приказами, совершенно точно указывал место пребывания блудного бога. Локи поудобнее, перехватил плащ и бодро отправился в волчье логово. Арес закованный в латы, с мечом наголо усердно муштровал будущее крестовое воинство и появление закадычного приятеля дражайшей супруги в его планы явно не входило. Во всяком случае, великий полководец оборвал команду на полуслове и, рыкнув несчастным «Перерыв пять минут!» быстро направился к незваному гостю. - Локи! Ты что здесь делаешь?! - Тише и спокойнее. Я хочу слегонца помочь тебе в творческом деле наведения шороху. - Лучшей помощью будет, если ты… отправишься на пикник к Аиду и по возможности, навсегда! - Эээй, приятель, за такое, шашлык сделают из тебя, причем быстрее, чем добрый католик успеет прочесть «Credo». Да и вообще, тебе нужна героическая размахаловка? Я тебе ее устрою. А насчет каменного ящика – так эта идея малость устарела и на ее место пришла иная. Поверь, вместе мы устроим грандиозную бучу! - А тебе что с этого? – сварливо поинтересовался бог войны, постепенно успокаиваясь. - Хм, я разомну мозги и насолю нашему общему знакомому, которого недолюбливаю с детства. - На сегодня все! – Гаркнул Арес солдатам и, отбросив шлем в сторону, повернулся к Локи. Тот поморщился и, подхватив гиганта под руку, отправился прочь со двора. - Вот таким вот примерно образом – закончил Локи и осторожно взял со стола кубок. Скептически осмотрев посудину, он вздохнул, и извлек из воздуха новый. - Я не понимаю, чем мы досадим Христу, сделав Ричарда королем мира? Локи тяжело вздохнул - Не напрягай мозги, приятель, это вредно для здоровья… хотя… короче, просто скажи, сможешь изобразить этого гениального и, я не побоюсь этого слова, сверхбезмозглого человечища? - А что будет с Ричардом? - Арес, ты поражаешь меня своими вопросами! Ну, какая, в сущности, разница, куда он денется? Ну, прихвачу я его с собой пока ты здесь побузишь. Опять же, если Афродита вдруг узнает, где тебя носит, – она не обрадуется. А на людей эта подруга внимания обращает преступно мало… - А так она меня не найдет? – с робкой надеждой в голосе поинтересовался бог войны. - Нет, если задастся целью, то, конечно, найдет, но я обещаю придумать ей достойное занятие. В общем, отправляйся в Англию, через два часа там освободится престол. И постарайся, пожалуйста, не уничтожить страну. Вдруг она нам еще пригодится? – и с этими словами Локи встал из-за стола и шагнул в стену. Бог огня влетел на Олимп, довольно потирая руки: - Гермес, плацдарм почти готов, только нужно капитально занять одну твою родственницу с певучим именем Афродита. Ибо она скоро рванет искать загулявшего супруга, а он сейчас замещает место нашей жертвы… - Да без проблем! что мы одну богиню не заболтаем? - Ну, и кого же вы собрались забалтывать, вредители? – в дверях стояла Афродита собственной персоной и недобро щурилась на «заговорщиков». - Опять норовите втравить кого-то в неприятности? Хотя почему кого-то? Я даже знаю кого! Своего благоверного я не видела уже подозрительно давно, вы двое вместе и еще не попытались изничтожить друг друга… где Арес?! - Помилуй, подруга, да мы его и не видели в последнее время! – протянул Гермес, глядя на родственницу кристально чистым взглядом. – Ну подумай, станет Локи лезть под горячую руку этому дуболому… Ладно, твоему не слишком далекому мужу после его контузии? Он же не мазохист… - И вообще, между прочим, от хороших жен мужья не сбегают! – нравоучительно влез Локи. – Вот ты когда мужу в последний раз готовила обед, воспитывала детей, брошенных на несчастную (святая корова, что я несу?) Геру, и делала ему подарки собственными руками? - Какой обед? Какие подарки? Локи, ты хочешь, что бы я испортила свои руки?! - Ну вот, а говоришь, муж сбегает… Конечно, он же не видит от тебя тепла, заботы, любви, наконец! - Да как ты смеешь? – похоже, Афродиту таки проняло – Это я плохая жена? - Да ты и готовить-то не умеешь – снова встрял Гермес – помню я твои потуги, так потом месяц на накрытый стол смотреть не мог… А уж когда ты решила соткать плащ… Афродита, не пытайся больше работать руками, ты не создана для этого… - Чтооо? Да я собственноручно сейчас…. Да для любимого мужа…. Да я… - Кольчугу свяжи! – услужливо подсказал Локи. – Работа долгая, кропотливая, как раз к его дню рождения управишься…. Хотя ты не сможешь… - На что поспорим? - Поинтересовалась Афродита, недобро прищурившись. - Хм, если проигрываем мы с Гермесом, то полгода ты не видишь нас на Олимпе и в Греции в купе с Римом. А если выигрываем мы и кольчуга у тебя не выходит – тогда… ты будешь эээ… - Локи задумался, что бы такое предложить позаковыристее, но тут его перебил соучастник - Тогда, мы могли бы восстановить наши былые, теплые гм, отношения. – Гермес выжидающе уставился на богиню. Афродита ответила насмешливой улыбочкой из своего бездонного арсенала. - По рукам, мальчики, только смотрите, как бы потом каяться не пришлось… В этот момент со стены со звоном рухнуло зеркало являясь незаинтересованным свидетелем состоявшейся здесь сделки. Через полчаса богиня любви и красоты с остервенением осваивала искусство вязания кольчуг. Стальные нити в изобилии нашлись в кузнице Гефеста, а сам кузнец, дав несколько технических советов, отправился восвояси, давясь от смеха при мысли о том, как его экс-супруга будет пытаться вязать означенный предмет амуниции ничего, не зная о технологии его действия. Кардинал автоматически листал какой-то фолиант, задумчиво глядя в камин. Он настолько ушел в себя, что не заметил, как пламя свечей на секунду вспыхнуло и выровнялось, а в полированном стекле книжного шкафа отразились две ехидные физиономии. Его высокопреосвященство и не подозревал, что это последние минуты покоя перед марафонским забегом в Неприятности… - Ну-с, и как тебе клиент? – Локи победоносно смотрел на Гермеса. - Да какой-то он вялый… пассивный… такой не выиграет. - Ладно, его я оставлю себе, а твой прибудет через пару минут… Здесь по соседству, школяры развлекаются некромантией… пора пояснить ребятам, что нехорошо лезть туда, куда их лезть не просят. - Хочешь сказать, что этот не будет знать о появлении хм, соперника? - Ну почему не будет, твой клиент настолько активен и бодр, что не заметить его сможет только слепо-глухо-немой в обмороке. - Нну посмотрим… - А здесь и смотреть нечего, Гермес. Только учти, твой клиент появится здесь из другого измерения. В этом его жизнь закончилась лет 500-т тому назад, если не больше… так что ты уж ему растолкуй, как себя надо вести, что бы не оказаться в доме презрения или в застенке… - Ладно, значит я, при своем что-то вроде няньки. А кем будешь ты при своем? - Ха, приятель, ты меня плохо знаешь. Я буду при нем правой рукой, третьим глазом и мозгом одновременно. А победителем станет тот, чей клиент устроит большую бучу, с наименьшим вредом для себя. - По рукам! - Тогда в дорогу, к школярам!
Леди Лора: Глава вторая. Темную комнату освещали четыре свечи зажженных по углам пентаграммы. Участники «церемонии» мертвой хваткой сжимали в кулаках красные камни, боясь признаться друг другу в страхе перед предстоящим действом. Конечно, любопытно было призвать самого Люцефюже – первого министра князя Тьмы и заставить его выполнять свою волю, но в их головах прочно сидели наставления преподавателей «Нельзя безнаказанно играть с чернокнижием, за такие шалости и мэтры черной магии расплачивались жизнью!» Ну как после такого наставления не попробовать призвать, в тесной компании, темного духа? Короче говоря, однажды набравшись храбрости в харчевне «Фазан и лилия», юные некромантусы решили покорить Преисподнюю. Доблесно выдержав первую четверть лунного месяца без женского общества, питаясь дважды в сутки и выполняя весьма трудоемкие ритулы согласно указаниям «Великого Гримуара», изготовив Громовой жезл и старательно превратив шкуру жертвенного козленка в священный круг юноши переглянулись. Пора было читать первое заклинание. Симон неуверенно оглянувшись на однокашников, бросил в тлеющую жаровню горсть ладана и плеснул немного водочного спирта. Пламя с гулом взлетело почти под потолок и тут же осело, наполнив воздух дурманящим туманом от благовоний. Студент сжал в кулаке жертвенную монету и начал читать: - Приношу тебе, о великий Адонай! сей ладан, ибо он наичистейший; и так же приношу тебе эти угли, ибо они - от наилегчайшего дерева. Приношу все это, великому Адонаю, Элоиму, Ариэлю и Иегове, от всей души моей и от всего сердца моего; снизойди, о великий Адонай, принять сие благосклонно! С последними словами он бросил за пределы круга золотую монету, обернутую в бумагу. Не прислушиваясь и не задаваясь вопросом отчего же денежка не застучала по дощатому полу юноша немного окрепшим голосом начал читать дальше: - О великий Господь живой! Отец, Сын и Дух святой во едином лице, поклоняюсь вам с глубочайшим почтением и вручаю себя вашей священной и достойной опеке с глубочайшим доверием: верую самой искренней верой, мой благодетель, моя поддержка и мой господин, и объявляю вам, что нет у меня других намерений, кроме сего, чтобы вовеки принадлежать вам. Да будет так. Шумно сглотнув, Симон продолжил не сводя взгляда с тлеющей жаровни - О великий Господь живой! сотворивший человека, дабы быть ему счастливым в жизни сей, создавший все для нужд его, и сказавший: "Все будет подчинено человеку", - будь ко мне милостив и не попусти мятежных духов владеть сокровищами, созданными для нужд наших мирских. Даруй мне, о великий Боже! власть распоряжаться ими посредством могущественных и устрашающих слов твоего Ключа. - Адонай Элоим, Ариэль и Иегова; Тагла, Матон, будьте ко мне милостивы. Аминь. После этого к углям добавили несколько кусочков ладана и камфары и вновь плеснули спирта. После вспышки комнату наполнил сизый туман. И студент, облизнув пересохшие губы начал читать заклинание приношения : - Приношу тебе сей ладан, ибо он наичистейший, какой только я смог найти, о великий Адонай, Элоим, Ариэль и Иегова! снизойди принять его благосклонно; о великий Адонай! благоприятствуй мне милостиво властью твоей, и дай мне преуспеть в великом этом предприятии. Аминь. Когда последние слова растворились в воздухе, студенты неуверенно переглянулись, нервно вцепившись друг в друга. Следующими шли два обращения к Люциферу и юноши до дрожи в коленках боялись получить ответ. Сам Симон ощутил предательский спазм в горле, но опасение прослыть трусом оказалось сильнее его и вновь в жаровне вспыхнул огонь и комнату наполнила латынь: - Император Люцифер, князь и господин мятежных духов, приглашаю тебя покинуть твое местопребывание, в какой бы части света оно ни находилось, с тем чтобы явиться говорить со мной; повелеваю тебе и заклинаю, именем великого Бога живого, Отца, Сына и Святого духа, явиться, не издавая зловония, дабы ответить мне громко, внятно и членораздельно на все, о чем спрошу тебя, - в противном случае будешь ты к тому принужден могуществом великого Адоная, Элоима, Ариэля, Иеговы, Таглы, Матона и всех остальных высших духов, кои принудят тебя назло тебе. Venite. Venite. Повинуйся, ЛЮЦИФЮЖЕ, иначе будешь вечно терзаем великой силой этого громового жезла. In subito. Повелеваю и заклинаю, император Люцифер, именем бога живого и могуществом Эммануила, его единственного сына, господина твоего и моего, равно как силой драгоценнейшей крови его, кою пролил он, дабы вырвать род людской из твоих цепей; приказываю тебе покинуть твое местопребывание, в какой бы части света оно ни находилось, и клянусь, что не дам тебе покоя и четверти часа, если тотчас не явишься говорить со мной громким и внятным голосом; если же сам не можешь явиться, направь ко мне посланника твоего Астарота в человеческом обличье, без атовония и грохота, - иначе поражу тебя и весь твой род вплоть до самого дна глубокой бездны устрашающим громовым жезлом, - и все это властью великих сих слов Ключа: Именем Адоная, Элоима, Ариэля, Иеговы, Таглы, Матона, Алъмузена, Ария), Пифона , Магота, Сильфы. Кабоста, Саламандры, Гнома, Земли, Неба, "Грызущего", Воды. In subito. Последние слова говорящего слились с истошным воплем, переходящим, почти что в поросячий визг – пламя в жаровне вспыхнуло без посторонней помощи и в сизом дыму материализовались две фигуры. Одна, закованная в доспех и опирающаяся на меч, стояла неподвижно, словно статуя. Вторая же, громовым голосом взвыла: - О, несчастные смертные, как посмели вы беспокоить светозарного Императора, повелителя могущественнейших из магов и достойнейших из некромантов, своими низменными желаниями и пошлыми вопрошаниями? – бедные студиозусы сбившись в кучку, только жалобно поскуливали, мелко крестясь и путано вспоминая «Pater Noster». - О, погрязшие в разврате и прочей мерзости бездари, – продолжал разоряться силуэт яростно жестикулируя посохом с черепом на вершине. – Да как ваши нечестивые языки повернулись произнести само имя Светоносного владыки Ада?! За подобную дерзость на ваши головы падет мое проклятие: отныне не выпить вам глотка вина, что бы не исторгли его ваши грязные глотки! – и с этими словами «посланец Ада», разразившись хохотом, исчез, увлекая за собой безмолвного спутника. - Учись, мой друг, как надо воспитывать подрастающее поколение! Теперь ребятки месяц спать не смогут. Да и с заклятиями баловаться еще дооолго не захотят… - Гермес только восхищенно хмыкнул. - Да уж, спектакль, для непросвещенного ума, получился очень и очень эффектным. И не стыдно тебе детей пугать? - А нечего мешаться под ногами… Вот такие бездари ручонки свои к книгам магическим тянут, а потом вся комбинация летит непонять куда… Пусть уж лучше перебоятся, зато больше играть без разрешения с Силой не станут. А то бывает поймает такой недоучка некоего абстрактного бога в кувшин, а потом начинает требовать исполнения трех пресловутых желаний одно другого тупее… - Неужто попадался? – хитро прищурился Гермес глядя на рыжего коллегу. - Да нет, со стороны наблюдал… Но лучше перебдеть чем недобдеть… Мало ли чем они решили бы поиграть потом? Короче, забирая своего дикого Дика, размараживай и вводи в курс дела. А мне еще нужно эффектно явиться второму потерпевшему. – и с этими словами, Локи отвесил заклятому приятелю поклон, шагнул в пылающий камин и исчез сопровождаемый снопом искр. - Пижон! – фыркнул Гермес и обернулся к Ричарду, все еще пребывающему в ступоре. Тем временем, в Пале-Кардинал догорали свечи. Донесения были прочитаны, распоряжения подписаны… Правда, бессонница, как и в большинство иных вечеров, не давала уму отдыха и покоя. Зато работа ночами давала гораздо более высокие результаты, чем днем. По утрам многочисленные секретари, разбирая бумаги и выслушивая распоряжения, только диву давались как этот человек, все еще не превратился в собственную тень, тогда как сами они, уходя на отдых, чувствовали себя выжатыми лимонами. Впрочем, мысли прислуги мало интересовали Красного герцога, а вот неоконченная поэма, вероятнее всего и была причиной затянувшейся бессонницы. Во всяком случае, застрявшая строфа упорно отвлекала от забот государственных и уж тем более, семейных…. Если бы враги знали, как же, оказывается, легко манипулировать великим кардиналам дергая всего лишь за, одну единственную ниточку – страсть его высокопреосвященства к сочинительству и почти болезненное тщеславие в этой области! Ришелье не нужна была слава политика или репутация святого, но он мечтал остаться в истории великим литератором, хотя и не признался бы в этом никому даже под страхом смерти. Итак, кардинал задумчиво смотрел на шахматную доску с неоконченной партией. Внезапно, звенящую тишину дворца разрушил громкий то ли треск, то ли хруст. Ришелье удивленно оглянулся, – комната была пуста «Может, дрова в камине?» подумал он, но огонь уже почти догорал, и трещать там было вроде бы и нечему. Треск повторился, на этот раз громче и отчетливее, явно доносясь от массивного книжного шкафа. Брови кардинала удивленно поползли вверх – уж где-где, а там точно трещать было нечему: мыши, при том количестве кошек, обитающих во дворце, исключались, человеку там и подавно было не спрятаться…. Он подошел к расшумевшемуся предмету обстановки и открыл его. Хруст усилился, а теперь еще и стало видно, как «Государь» Макиавелли дергается на полке. - Любопытно…. Так значит, у нас уже рехнулись и книги? – пробормотал кардинал и взял трясущийся том. – Ну, и что же с тобой происходит? Он раскрыл фолиант и, внезапно, оказался вдавленным в кресло, тогда как свихнувшаяся книга валялась на ковре, а рядом с ней сидел незнакомец удивленно озирающийся по сторонам. Был он худощав, рыжеволос, а довершали портрет ярко-зеленые, нахальные глаза. Вернее, не нахальные, а нагло-хитрые. Нежданный гость огляделся и удовлетворенно хмыкнул: - Это я удачно зашел. Прямо скажем, оччень удачно… - Вы кто? – выдавил из себя кардинал, ошарашено глядя на незнакомца. – И как попали сюда? - Кто я? Ну, уж во всяком случае, не этот умник Макиавелли. Хотя его опус весьма полезен. Так, сказать курс молодого бойца для политиков. Между прочим, это я ему помогал! – хвастливо добавил рыжий, поднимаясь с ковра. – Позвольте представиться, Локи Асгардский тот самый бог хитрости, остроумия et cetera. – и гость отвесил полунасмешливый поклон. - Да, правду говорят врачи много работать вредно, можно свихнуться…. Вот уже и галлюцинации начались…. – Ришелье вынул платок и промокнул лоб. - Ну, если и галлюцинация, то уж поверьте, самая что ни на есть полезная. Тем более, для политика. Вы ведь читали сию книгу? Ну а кто может быть лучшим подспорьем в столь нервной и неблагодарной работе политика, как не бог, всю свою жизнь положивший на интриги? - А с какой стати я должен вам верить? – похоже, психика кардинала оказалась значительно более крепкой, чем ожидал сам Локи, который был готов к чему угодно, но не к спокойному вопросу, так сказать, по существу. - Кхм, все зависит от того, какие доказательства и гарантии вам нужны. Что касается моей божественной сущности, то можете попытаться меня убить, некоторых это очень успокаивает. Или может быть, желаете полюбоваться на огненное представление? - Я имею в виду не вашу сущность. Эффектный выход из книги достаточно убедителен. А вот что касается намека на плодотворное сотрудничество, я достаточно хорошо знаком с мифологией, что бы знать о некоторых ваших проделках, а, следовательно, не склонен доверять словам. – Бог пододвинул к себе кресло и плюхнулся в него, ошарашено глядя на хозяина кабинета. - Нет, я могу понять, когда смертные, тем более христиане, начинают креститься, закатывать истерики брызгаться святой водой и совершать прочие бесполезные действия, но когда священник спокойно принимает на веру существование другого бога, да еще и требует от него гарантий…. Нет, вы мне скажите, куда катится этот мир? - Куда он катится виднее как раз небожителям…. А что касается вашего замечания, если бы каждый раз, сталкиваясь с чем-то необъяснимым, или непостижимым я впадал в истерику, боюсь, что сейчас меня бы уже не было среди нормальных людей. И все же меня интересует цель вашего хм, визита. - Н-дааа, - протянул Локи, все еще приходя в себя. – Собственно визит мой вызван несколькими причинами. Первая из них – это появление во Франции еще одного бога, так сказать, коллеги, Гермеса Трисмегиста в компании такой одиозной личности, как Ричард Львиное Сердце. Что эта парочка может здесь натворить, так это лучше не представлять, особенно нервным и беременным – опасно для здоровья. Ну, а вторая причина… скажем так, в Асгарде, как и в любой иной обители, в последнее время стало невыносимо скучно, так что я решил спуститься к людям, но если мое общество по каким-то причинам нежелательно, то я всегда могу отправиться в Англию или Испанию…. Но предупреждаю сразу, с диким королем, Гермесом и последствиями моего общения скажем, с Бекингемом, будете разбираться самостоятельно. - Это… угроза? – вкрадчиво поинтересовался кардинал, чуть подавшись вперед. - Ну что вы, просто я пояснил вам цель своего визита. Что же касается гарантий, то, по крайней мере, пока Гермес со своим подопечным пребывает здесь, я уж точно в стороне не останусь, ну а позже посмотрим… - А с какой же целью оказался в наших краях ваш… коллега, да еще и в компании англичанина? Было бы логичнее, если бы они оказались как раз в Англии… - Зато это было бы слишком просто, да и объявиться языческому божеству в компании пуритан – это ж будет просто сезон охоты на загулявшего бога. Поверьте, общение с фанатиками еще никого не доводило до добра. Да и бесконечные попытки уничтожить нас, так утомляют…. Кроме того, позволю себе напомнить вам, что сила любого бога, помимо всего прочего, заключается и в вере в него смертных – отсюда и традиция жертвоприношений. Причем поверьте, суть жертвы значения не имеет, важен сам акт веры. Впрочем, кому я это все рассказываю! Короче, Христианская семейка слишком сильна в протестантской среде, что бы кто-либо рискнул там дебоширить. А католицизм – самое то, на него уже давно махнули рукой в надежде «авось, само рассосется…». Но я заболтался. Итак, я предлагаю свою помощь по обезвреживанию Гермеса. Предвосхищая ваш вопрос, что я буду с этого иметь, отвечу сразу: этот сопляк не так давно заманил меня в настолько банальную ловушку, что как вспомню, так и хочется отблагодарить родственничка…. Да и наше пребывание здесь может повысить веру некоторых людей в частности, в меня, а это дополнительная сила, что поверьте мне, не так мало как вам кажется. - Ну, что ж не могу сказать, что ваши аргументы неопровержимы, но они достаточно убедительны. Однако совместное сотрудничество подразумевает не только доверие и общность интересов. Мне все же хотелось бы получить гарантии вашей… лояльности. Перспектива падения Франции из-за стычки двух богов меня, честно говоря, не греет, слишком много сил вкладываю я в родное, пусть и не слишком благодарное отечество, что бы спокойно смотреть на чьи-либо дебоширства, пусть и божественные. - А вы наглец! – Локи уставился на своего визави с плохо скрытой смесью удивления и восхищения. – Думаю, мы с вами сработаемся. Что же касается гарантий, даже и не знаю, что вам предложить…. Договора, да еще и кровью подписанные банально и не по моей части. Хотя… В отличие от коллеги, дела Гермеса продвигались не такими семимильными шагами. Во-первых, Ричарда ІІІ Плантагенета можно было назвать поэтом, рыцарем, с серьезной натяжкой, но все же королем и политиком но… назвать его здравомыслящим было невозможно при любом раскладе…. “А чего еще можно ожидать от идиота, который, наплевав на собственный народ, сгребя последние деньги и всех мало-мальски здоровых работников, поперся покорять никому не нужных мусульман…” – думал Гермес, задумчиво наблюдая, как его подопечный воодушевлено пытается разнести вдребезги вековую каменную кладку. Вообще-то Львиное Сердце изволил предаваться, таким образом, отчаянию уже часа полтора и бога подобное поведение успело несколько утомить… Хорошо еще, что затерянный во французских лесах замок тамплиеров был рассчитан и не на такие атаки…. - Ваше величество, ну, сколько можно тупить меч? Он вам еще может пригодиться…. – «Дзинннь!» – М-даа, уже не сможет…. Ну давайте поговорим цивилизованно, от ваших напрасных попыток уничтожить эту многострадальную комнату, домой вы не вернетесь! - Зато подпорчу жизнь тебе, проклятый демон! – прорычал король, примериваясь обломком клинка к буковой столешнице. – Я тебе покажу, как королей похищать!… Все-таки терпение Гермеса лопнуло. Мельтешение и грохот он терпел уж слишком долго и уже успел пожалеть, что так бездарно купился на выходку своего коллеги. Но было поздно, да и отступать без боя Гермес не привык. Поэтому, он просто-напросто временно парализовал Ричарда и принялся излагать ему свою версию событий. События разворачивающиеся в Европе к середине семнадцатого века в вольной интерпретации греческого бога, были способны заставить давиться от зависти всех пророков, проповедников, адвокатов и прочих ораторов. Все их обличения и откровения меркли по сравнению с красочным рассказом олимпийца. Помимо всеобщего падения нравов, религиозного запустения и поклонения страшному идолу Монете, Гермес не обошел своим вниманием и лидеров всего этого начала конца. - Вот взять, хотя бы местного первого министра! Ведь священник же, и не просто какой-то там падре, а кардинал, князь церкви. Думаете, он печется о спасении заблудших душ? Как же, он их еще больше заблудит, только бы удержаться у власти! А как правит? Король в делах и вовсе не разбирается, дворянство полузадушено, так и этого ему мало! Он же еще и королеве в ухажеры набивается! Бедной женщине, что бы отвязаться от него приходится искать защиты где ни попадя, ибо муж ее весь во власти вездесущего кардинала! Из-за этого чудовища она не имеет права написать письма родным, что бы его не вскрыл десяток соглядатаев! Кстати, об Испании! Об этом оплоте католицизма! Думаете, дон Филиппе радеет о защите святынь? Как же, Испания наелась колониального золота до полной потери религиозной ориентации и теперь только и думает, как бы отхватить солидный кусок от Франции, дабы поставить на колени гордую Британию…. А британские властители? Вашего уважаемого потомка, сир, если верить хотя бы третьей части сплетен, гораздо больше интересуют мальчики, нежели вся Британия и все заповеди вместе взятые! И только вмешательство величайшего из королей способно отвести от человечества преждевременную гибель, ибо, сразив кардинала и испанца, вы тем самым, лишите эти страны голов и стравите их друг с другом, сделав же отеческое внушение королю английскому. Вы завершите свою миссию и с честью вернетесь в свое время! Успевший «оттаять» к тому времени Ричард, уже не рвался ничего крушить, но побелевшие костяшки пальцев сжимающие остатки клинка, выпученные глаза и мерно открывающийся рот говорили сами за себя. Бедняга был шокирован таким беспределом. Да, Европу XI века сложно было назвать «Золотой эпохой человечества», но что бы государи распустились настолько…. Бедолага, и предположить не мог, что министр может иметь совершенно неограниченную власть, а короли ничем в этой жизни, кроме своих причуд не интересуются. С большим трудом Гермесу удалось втолковать Львиному сердцу, вернее, как окрестил подопечного про себя сам бог, «Куриным мозгам», всю нелепость его порыва бежать устанавливать справедливость в миланском доспехе пятисотлетней давности, с обломком меча. Да еще и вопя о том, что он тот самый Ричард Плантагенет, почти король Артур, восставший из гроба в конце времен…. В общем, день прошел в трудах, нервах и пренеприятнейших хлопотах. - Так, до Парижа полтора дня езды…. Плюс обжиться, завести полезные связи – это еще полтора-два месяца… плюс мы фактически уже в розыске, а это существенно усложняет задачу…. Можно, конечно, применить личину, но Локи ее раскусит в момент, даже не приглядываясь, значит, придется действовать тупым механическим методом… - так рассуждал Гермес в ожидании, пока его подопечный приведет себя в надлежащий вид. - И как же ты собираешься помогать мне, колдун? - Я не колдун – поморщился Гермес. – А, кроме того, мое истинное имя чрезмерно известно в некоторых кругах…. Называйте меня граф Сен-Жермен…. - Сен-Жермен, так Сен-Жермен… - пожал плечами король, выходя из-за ширмы. Новоиспеченный представитель французской аристократии молча уставился на короля, еще раз подивившись дивному чуду которое делают с человеком стрижка, бритва, расческа, мыло с водой и подходящая одежда. Теперь Ричард мог соперничать, с любым придворным хлыщем. - Ваш величество, вы прекрасны, аки Аполлон в кругу муз! Однако, в этой распустившейся эпохе, Ваши манеры нуждаются в серьезной коррекции… - Ричард удивленно приподнял брови. – Не беспокойтесь, я уже обо всем подумал, Ваши манеры, хоть и несколько отличаются от принятых здесь, но все же имеют твердую основу, которая не менялась веками…. Ваше величество, что вы делаете?! - Сморкаюсь, Сен-Жермен. Или в этом веке люди столь развиты, что в подобных мелочах отпала необходимость? - Нет, ваше величество, необходимость не отпала, но и ваш плащ здесь абсолютно не при чем! Для этой цели у вас есть носовой платок! - Ты имеешь в виду тот клочок ткани с кружевами? Так этой тряпочки и на один чих не хватит! - Значит, вам сир, придется учиться чихать экономнее, если, конечно, вы хотите спасти своих потомков и вернуться домой раньше, чем ваш братец приберет к рукам Англию… - Чтооооо?! – буквально взвыл Плантагенет, запуская в стену подвернувшийся под руку кубок. - И еще, сир, здесь устраивают истерики и швыряются предметами обстановки только крайне неуравновешенные и агрессивные дамы. Не уподобляйтесь им, коли вы, собираетесь завоевать уважение и авторитет. - И чего же еще не может в этом времени делать король? - Король может почти все, а вот вам совершенно не следует пить без меры, говорить чрезмерно громко и возвещать всех и каждого, что вы Ричард Львиное Сердце. Кстати, вам бы следовало взять себе псевдоним… нуууууу… как вам нравится имя Антуан де Виль, сеньор Донжюльен? – видя презрительную гримасу своего подопечного, Гермес тяжело вздохнул. – Ваш славный предок, имя которого вы, кстати, носите, оказал в свое время немало услуг королевскому дому. В частности, он был одним из командующих, призванных удержать для французской короны Неаполитанское королевство, и удерживал замок Монте-Сант-Анджело почти три года без какой-либо поддержки, до падения Неаполя. С тех пор, ваша семья обретается частично в Италии, частично – на юге Франции. Ваш отец, Франсуа де Виль, женился на дочери торговца сукном Марии Солер. Вскоре после заключения этого брака, который оборвал любые отношения с родней де Вилей, ваше семейство перебралось в небольшое имение неподалеку от Марселя. Ныне, похоронив батюшку и оставив отчий кров, вы подались в Париж на поиски счастья. Учитывая прошлое вашей семьи, вы естественно, будете искать поддержки и благоволения у Монсеньора и государыни. Памятуя о шатком положении обоих при дворе, они с радостью предоставят вам поддержку, а заодно, привлекут к очередному заговору против… Ваше величество!!! - А? Что?! – от рева Гермеса, новоиспеченный синьор Донжюльен аж подпрыгнул в кресле, хватаясь за эфес. - Сир, я понимаю, что ваши мысли далеки от истории захудалого французского рода, но без нее вам не обойтись, ибо при дворе вы можете встретить если и не родственников, то чьих-то знакомых и должны будете отвечать на вопросы, да и дофин с королевой будут вас расспрашивать. – На этом Ричард откровенно зевнул. - Что ж, я предлагаю нам прерваться до завтра, шевалье. Распорядитесь об ужине и покажите мне опочивальню. - Граф, - автоматически поправил Сен-Жермен и глубоко вздохнул. – Вы правы, ваше величество, нам следует отдохнуть, поскольку завтра будет крайне трудный день. Ужин, созданный легендарным кадуцеем, по большому счету не предназначенным для столь тривиального применения, отбил сон и аппетит обоим участникам трапезы. - Ваше величество! Не прилично раскачиваться на стуле сидя за столом и вытягивать ноги во всю длину! – стонал Гермес, хватаясь за голову. – Не следует запивать каждый кусок вином! Если управились с тарелкой блюда, то можете выпить только половину кубка, прежде чем испить, утрите чисто рот и усы. – Ричард, тоскливо глядя на своего наставника, подхватил с тарелки кусок мяса, что вызвало новый вопль Трисмегиста. - Не лезьте в тарелку руками! И не вздумайте бросать кости себе за спину либо под стол! Для того, что бы вытереть руки, привести в порядок руки и лицо существуют салфетки! Воспитанные люди не обсасывают пальцы и не сплевывают в тарелку! А о том, чем следует вытирать нос, мы с вами ведь уже говорили! – Несчастного бога уже начинало трясти. И он малодушно подумывал, а не прикончить ли ему этого тупицу, и спать себе спокойно, пусть даже победа и останется за Локи…. - Мсье, а вам не кажется, что вы несколько… зарываетесь? – голос Ричарда был тих и спокоен, но Гермесу почему-то вспомнились такие же нотки в голосе Зевса, когда склоки отпрысков окончательно выводили его из себя. - Сир, не нужно так нервничать, я понимаю как вам сложно, но это нужно перетерпеть для вашего же блага! Разумеется, вас будут воспринимать как провинциала, но хотябы элементарные правила поведения в обществе вам необходимо усвоить! - В общем, так, Сен-Жермен, сейчас я отправляюсь спать, а завтра, насвежую голову так и быть, обдумаю твои слова. Возможно. – и Ричард гордо вышел из комнаты, вполне удовлетворенный тем, что последнее слово осталось за ним.
Леди Лора: Глава третья. Пока Гермес и Локи знакомились и договаривались со своими подопечными, прикидывая, как бы помасштабнее насолить оппоненту, прекрасная Афродита героически сражалась со стальной проволокой, пытаясь связать кольчугу любимому супругу. Дело не клеилось – мало того, что сталь, временно получившая мягкость и гибкость пряжи постоянно путалась, так еще и спицы, ну как назло, норовили выскользнуть из рук и угробить плоды усилий. Богиня уже неоднократно успела пожалеть, об опрометчиво заключенном пари и теперь, глядя на груду стальной пряжи, усиленно соображала, как бы привести этот кошмар к общему знаменателю. Правда, мыслительный процесс был не то, что бы совсем уж не знаком богине любви и красоты, но все же…. Она создана для другого! Вот если бы ей предложили составить список самых действенных диет для смертных и богов, или привести в порядок копну, которую Афина гордо именует прической, - здесь ей не было бы равных, а изображать из себя паучиху…. Нет, все-таки права свекровь, ей нужно больше думать. А что бы думать, нужно много знать, а что бы много знать, нужно читать. Вон, Аполлона все умником обзывают, а все почему? Потому что он читает все буквы, которые встречаются у него на пути. Воодушевленная этой идеей, Афродита отправилась прямиком к Аполлону в библиотеку. - Знать бы еще, что нужно прочитать… - пробормотала богиня, проводя пальчиком по одному из свитков, занимавших все пространство необъятной комнаты. - Ого, кого я вижу! Сама Пеннорожденная посетила мое пыльное логово, не убоявшись испачкаться в книжной пыли! – Аполлон, как всегда слегка навеселе и в обнимку с хихикающей Эрато, взирал на невестку. – И каким же ветром тебя сюда занесло, дорогая? - Ну, Аполлон, у тебя же большая библиотека, а мне срочно понадобилось пособие по вязанию кольчуг… - услышав такое, Феб аж поперхнулся и вытаращил глаза. - Нет, я, конечно, слышал сплетни, о том, что ты ударилась в рукоделие, но что бы настолько…. К тому же, в моей библиотеке ничего подобного ты не найдешь. Тебе, милая родственница, нужно обратиться за помощью к Афине. Правда, не знаю, согласится ли сестрица тебе помочь, но попытаться стоит, раз уж в твою белокурую головку пришла шальная мысль угробить руки и осанку. – с этими словами, бог ухватил с ближайшей полки несколько свитков, отбыл восвояси. Афродита, в ярости, закусила губу. С небожительницами, за редким исключением, у нее отношения не складывались – сказывалась женская зависть и природная стервозность обеих сторон. А с Афиной и вовсе были особые отношения, на уровне «не буди лихо, пока тихо»…. Так что идти на поклон к этой мегере ну очень не хотелось, а иного выхода Афродита придумать не могла. Хотя… внезапно, богиню осенило воспоминание о Радаманфе, вернее не о нем самом, а о его легендарной библиотеке-архиве, из недр которой он всегда умудрялся извлекать информацию обо всем на свете. Правда, с архивариусом богиня не практически не общалась, но надеялась, что старина Рад, в прошлом наломавший не мало дров и весьма не равнодушный к прекрасному полу, не откажет в помощи столь очаровательной посетительнице. С этими мыслями заботливая супруга и отправилась в Эльзийский лес. Несмотря на непосредственную близость к Елизиуму, лес этот пользовался дурной славой даже у богов. Что Радаманф прячет в его непролазных чащобах, - не знал никто, кроме самого хозяина, но оберегал он его почище, чем иной дракон свои сокровища. Вообще, о темной личности Радаманфа среди богов ходили легенды. Этот незаконнорожденный сын Зевса, в юности наломал немало дров, а его авантюры, по остроумию выдумки и изяществу исполнения, могли соперничать с выходками Локи и был бы еще вопрос, кто кого обставит. Со временем, правда, Радаманф остепенился, не без папочкиного влияния, поработал судьей у Аида, всерьез заинтересовался политикой, закопался в архивы и… так там и остался. Правда, авантюрная натура архивариуса, время от времени все же прорывалась наружу, и тогда миры содрогались. В основном же, он бродил в своем лесу, ковырялся в свитках и фолиантах. Между прочим, некий гений, не зря заметил, что рукописи не горят. Автор сего афоризма, конечно, имел в виду литературные шедевры, но поверьте, разного рода документы уничтожаются не лучше. Они все элементарно оседают в уже упомянутом нами архиве. А потом, при необходимости, как оригиналы так и копии всплывают в самый неподходящий момент и в самом неподходящем месте. Иногда. Если Радаманфу или кому-то из богов такое развитие событий покажется достаточно правильным. Впрочем, компромат – это не только оригиналы, а и фальсификаты – занятие, в котором у архивариуса не было и нет соперников. Когда Афродита впорхнула в комнату, ее хозяин возился за столом с какой-то перепиской и, сначала, просто не заметил своей гостьи. Богине пришлось несколько раз старательно прокашляться, что бы Радаманф соблаговолил нехотя поднять голову. Однако, рассмотрев кто к нему пришел, он тут же вскочил из-за стола: - Афродита, дорогая моя, каким счастливым ветром тебя занесло в мою берлогу? Только не говори, что по делам, грязные интриги никак не подходят такой очаровательной богине, красоте которой завидуют чистейшие алмазы в сокровищницах черных гномов и светлые звезды… - вообще-то, нести подобную ахинею архивариус мог часами, а Афродита, в другой ситуации, с удовольствием бы повнимала, но сегодня, как ни пародоксально, ей нужны были знания, поэтому, она решительно прервала свояка. - Я знаю, что ты великий льстец, Радаманф, но что бы до такой степени…. Ведь я отнюдь не идеал, так, рядовая богиня. – и она скромно потупила взор, ожидая возражений, которыми Радаманф и не замедлил излиться. – Но я действительно пришла к тебе по делу. Мне срочно нужно пособие по вязанию кольчуг. - Какое тебе нужно пособие?! - По вязанию, мой друг, по банальному вязанию. Неужели это такая редкость? - Ну, по вязанию, конечно, не редкость…. Но чтоб кольчуг… - Ну Радаманф, мне очень нужно! Во-первых, у мужа скоро день рождения и я хочу доставить ему удовольствие, а во-вторых, я поспорила с Локи и Гермесом, что свяжу Аресу кольчугу своими руками! - Поспорила с Локи? Ну-ну… - Радаманф задумчиво потер руки. – Что ж, невестка, почему бы и не помочь тебе по родственному? У меня тут недавно, целый ящик образовался с разной макулатурой, посвященной декоративно-прикладному искусству, в том числе, и вязанию… так что владей! - Рад, ты просто душка! – чирикнула Афродита и, чмокнув архивариуса, испарилась вместе с кипой иллюстрированных журналов. Радаманф проводил богиню взглядом, постоял с минуту прислушиваясь и… упал в кресло, сотрясаемый приступом гомерического хохота. И тут, когда архивариус, вроде бы успокоился, в кабинет неожиданно ввалился Локи, вызвав в хозяине новый приступ веселья. - М-да, как говорит мой потерпевший, «много работать вредно, можно свихнуться…»… Радаманф, у меня хвост прирос, или я чего-то о себе не знаю? - Ты кое-чего не знаешь об Афродите! – сумел-таки выдохнуть Радаманф, вытирая проступившие от хохота слезы. – Она только что была здесь, просила пособие по вязанию… - И она его получила?! Теперь наша красавица научится ваять кольчуги?! Нет, Рад, это ты сделал зря. - Что? Ей нужно было пособие по плетению кольчуг?! Ну надо же… а я-то думал, что она решила заняться рукоделием… там пеленки-распашонки и прочие юбки с блузами…. Ай-яй-яй, как не хорошо получилось… что ж теперь будет? – посокрушался бывший судья, ехидно поглядывая на оппонента. – Может, догнать ее, извиниться? - Ну, зачем отвлекать даму от свободного творчества? Пусть читает и просвещается…. А я, собственно, к тебе тоже по делу. - Как, Локи, ты тоже решил заняться вязанием?! Вот незадача… я все отдал Афродите… Может, тебя устроит художественная вышивка? - А с помощью художественной вышивки можно надавить на Швецию? - Хм… не знаю на кого можно надавить вышивкой, но зачем тебе понадобилась именно Швеция? Насколько я понял, вы с Гермесом безобразничаете несколько дальше… - Понимаешь, политика – дело запутанное и странное… - Короче, кого ты хочешь натравить на ни в чем не повинное государство и с какой целью? - Ну, Радаманф, вот исчезает в тебе романтика… где тот полет мысли и погоня за выпуклым образом? Я, может, чье-то отечество спасаю в своих интересах, а ты мне «короче!» - Локи, ты же знаешь, я очень терпелив, но иногда, и безграничные запасы терпения могут иссякнуть. Например, когда у меня лежит не разобранной переписка весьмааа любопытного содержания… - Ладно, нужно максимально оттянуть открытый конфликт с Испанией. Желательно, лет на пять. У тебя есть толковые мысли по этому поводу? - Был у меня тут пакетик документов, обеспечивающий давление на Испанию… и не надо изобретать велосипед… - О, с этого момента поподробнее, хотя, на шведов я бы все же надавил…. Засиделись они, понимаешь, без дела… - Радаманф ехидно хмыкнул и открыл дверь в хранилище - Посиди спокойненько часа полтора, я быстро тебе скомпилирую материалы. Только учти, что будут копии. - Да о чем речь! Твои копии, дорогой друг, всегда лучше оригиналов! Локи уселся на подоконник и уставился в окно. По сравнению с кавардаком в кабинете хозяина, парк вокруг замка был настолько чистым, правильным и скучным, что при взгляде на него хотелось пробежаться по газону или бросить под куст какую-нибудь ерунду, что бы сей зеленый остров нес на себе признаки хоть какой-то разумной жизни. А вот лес, начинавшийся сразу за декоративной оградой, явно никогда не знал руки человека. Бог невольно вспомнил, сколько любопытных сюда отправлялось, что бы постичь тайну Эльзийского леса. В подавляющем большинстве своем, они оттуда не вернулись. Была конечно, парочка счастливцев, которые попали домой живыми, но назвать их здоровыми было невозможно. Даже боги перешептываясь между собой о содержимом заповедника и размышляя о способах безопасного проникновения в чащу, но соваться туда не рисковали. Тут, любопытство взыграло в рыжем авантюристе не на шутку. Он покосился на хозяина, что-то старательно ваявшего из целой кипы документов. Он осторожненько протянул ментальное щупальце, и уцепившись за что-то интересное… Пробуждение было тяжелым и казалось не нужным в принципе. Очертания комнаты медленно выплывали из туманного марева. Но самым омерзительным было язвительно-участливое выражение лица Радаманфа. - Локи, вот тебе никогда не говорили, что попытка вторжения в частные владения может оказаться чреватой для здоровья? Между прочим, здешние ловушки рассчитаны не только на психов смертных, но и на чрезмерно любопытных богов, так что считай, что отделался легким испугом. - Святая Корова, что ты там прячешь? – простонал неудавшийся исследователь. - Что и где прячет упомянутое тобой млекопитающее, мне неизвестно, а вот за вмешательство в мои дела, я могу гарантировать тебе крупные неприятности. Поверь, Локи, нам лучше дружить и я стремлюсь к этому, но влезать в мою жизнь без спросу не позволю никому. - Ладно, усвоил…. А что там с компроматом? - Да лежи, не дергайся, ждет тебя твой компромат, но он никуда не денется, а тебе излишняя активность еще часа полтора противопоказана… - Это мне-то активность противопоказана?! – Локи вскочил было с дивана, но тут же плавно осел обратно, любуясь, какую карусель закружила вокруг него комната. – Вот это покатался… слушай, что за дрянь у тебя в качестве охранки? Не считывается, а убойная мощь – миры крушить можно! - Хорошая такая дрянь, надежная. Я сам ее разрабатывал! – хвастливо добавил архивариус. - Слушай, поделись рецептиком, а? - Ага, щас! А ты потом начнешь бомбить сигнализацию? Нет уж, дорогуша. Пусть все остается как есть. Придет время или возникнет необходимость – сам позову и покажу. - Эххх, нет в этой жизни счастья! Ладно, залежался я здесь… - Локи бодро вскочил на ноги и потянулся. – Пошел плести интриги и создавать тайны парижского двора… - Ну, давай-давай, плети… а я таки закончу разборку переписки. Кстати, возможно, тебе она покажется интересной… - Дааа? Так может, ты сразу мне ее отдашь? - Нет уж, лучше я, если сочту нужным, приму участие в конкретной интриге, но попозже. Кстати, ты там под какой личиной прячешься? - В качестве адъютанта-секретаря потерпевшего. Короче, обязанностей практически никаких, а полномочий – хоть продавай. Так что я контролирую ситуацию, и если бы был смертным – был бы уже богаче короля. Ладно, думаю, мой клиент уже заждался, так что я имею честь откланяться! – и непрошеный гость отбыл восвояси. Радаманф вздохнул и с тоской посмотрел в сторону леса, но потом, встряхнулся и, насвистывая какой-то легкомысленный мотивчик, вернулся к прерванному занятию. Арес в образе Ричарда Львиное Сердце не уставал удивлять британцев. Причем, удивлял исключительно в лучшую сторону. Лорды, да и простой люд, не могли нарадоваться на резко изменившегося короля, как-то резко потерявшего интерес к Крестовому походу. Лже-Ричард поселился в Тауэре и вплотную занялся текущими делами, а точнее, разборкой счетов, коих скопился громадный сундук, набитый под завязку. Нет, король не оставил воинских забав, наоборот, он начал лично муштровать солдат, да и политик из него был такой же аховый… Но, как ехидно заметил архиепископ Кентерберийский, то что его величество в принципе начал интересоваться чем-то еще помимо войны – уже достижение! Вот таким занятым, сосредоточенным и в долгах по уши и застал Локи своего приятеля. - Арес, а почему ты не на плацу? И вообще, ты ж бучу собирался устраивать! А я вижу усиленную работу мысли, прости за грубость, и полный завал в бумажках… еще немного, и ты разучишся держать меч в руках и будешь только читать, на манер Радаманфа. - А ты знаешь, Локи, я тут подумал, поосмотрелся, и пришел к выводу, что здесь не так уж плохо…. Бардак, конечно, первостатейный, но за пару-тройку лет я тут все обустрою…. Зато как же хорошо быть монархом, причем, неженатым монархом! Ты хоть понимаешь, что значат эти слова? – Локи медленно сел мимо табурета и ошалело уставился на товарища. - Арес, ты что, решил заняться политикой? Это же нездорово! Посмотри на меня, или на Гермеса, я уже молчу о смертных, кто бы не ввязался в это гиблое дело, он сразу если не сходит с ума, то превращается в комок раздраженных нервов! Опять же, супругу на кого ты бросишь? Дело ведь не в том, что ты ее уже не так обожаешь, как в первые дни совместной жизни, а в том, что она без тебя пропадет. В твое же отсутствие весь Олимп только и слышит: Арес, Арес, Арес…. Бедная богиня сама не своя становится, недавно, даже в библиотеку забрела… - Локи, ты меня не переубедишь, - беспечно отмахнулся Марс – Я решил, что мне здесь нравится и вернусь разве что в том случае, если Афродита займется чем-то еще кроме внешности. О, точно, я вернусь, если моя благоверная сделает что-то толковое своими руками. Вот! И бог войны победно посмотрел на родственничка, уверенный в своей победе над хитрецом. Малость обалдевший Локи, захлопнул рот и, молча помахав рукой, забыв отвесить свой фирменный поклон, сиганул в камин. А довольный Марс потер руки и отправился в тронный зал, где его уже ожидали члены королевского совета.
Леди Лора: Глава четвертая. - И каковы дела на политической арене? – Локи жизнерадостно ввалился в кабинет кардинала и уставился на подопечного. Тот, мрачнее туч, тупо пялился на карту, автоматически сминая и разворачивая какой-то листок. – Так, я не понял, меня не было несчастных полдня, за это время, Гермес при всей его дотошности никак не мог здесь очутиться, тем более, что у него такое ядро на ноге. Так в чем же дело? - А дело в том, что император Фердинанд, наложил на мантуанское герцогство секвестр, как на выморочный имперский лен. Франция ни в коем случае, не должна потерять эти земли, а герцогу Неверскому не выстоять в одиночку…. Так что, придется вводить войска…. Проклятье, что бы выбить лишних полгода мира, я прогибался перед Габсбургами как подстилка, а в результате, все усилия псу под хвост! – и Ришелье с чувством саданул кулаком по столу, удачно попав как раз в Испанию. - А в чем собственно проблема? В том, что бы надавать Габсбургам по шее? Так я с этим и пришел, здесь образовался весьма любопытный пакет документов, который, возможно, поможет избежать этого самого ввода, и оставить за собой итальянские владения. – и, довольный дю Лок выложил на стол пакет, экспроприированный у Радаманфа. Кардинал посмотрел на бумаги и болезненно поморщился. - Компромат, это конечно, вещь полезная… и не сомневайтесь, что я не примену им воспользоваться. Одна беда: проблема заключается не только в Габсбургах. Но герцога Невера, видите ли, не устраивает мирное решение проблемы, поскольку задета его чертова честь, а армия Фердинанда, тем временем, опустошает герцогство, Спинола, хотя и без особого рвения, но осадил Казаль. Что же касается герцога Савойского, то он просто наплевал на необходимость выполнения условий Сузского договора… - И что? Я так и не понял, по какому поводу траур? В конце концов, ваше преосвященство, я бог или где?! Каким образом вам хотелось бы решить проблему? Давайте стравим Габсбургов со Швецией! - А почему именно со Швецией? – опешил кардинал - А почему нет? - Ну, в первую очередь потому, что такое развитие событий возможно в том случае, если у шведов будет достаточное финансирование. Конкретно Франция, сегодня не может предоставить им такой поддержки, а кроме нас, короля Максимилиана никто поддерживать не будет. А выступать против Габсбургов в открытую еще рано… - И тем не менее, вы готовы поддержать Невера. Мессир, по-моему, вы противоречите сами себе. - Ничуть. Конфликт вокруг мантуанского наследства можно прикрыть ссорой двух аристократов, претендующих на один лен. В таком случае и Париж, и Мадрид выступают лишь в роли арбитров. - Короче, как я понял, что все-таки нужно лезть в Италию? - Да, это поможет укрепить престиж государства за границей, причем, ценой сравнительно малых затрат… - И что же вас останавливает? Только не говорите, что опасение за его величество. Единственное, что ему угрожает, так это смерть от собственного занудства и… - Вы забываетесь, шевалье! – чуть повысил голос кардинал, покосившись на вошедшего лакея. – В чем дело? - Ваше высокопреосвященство, к вам посланец от Марильяка, он говорит, что дело не терпит отлагательства. - От Марильяка? Любопытно… особенно, после той истерики, которую он сегодня закатил в Совете…. Шевалье, подождите-ка вон за той дверью… - Ладно, только чуть не забыл сообщить вам, что герцог Савойский готов к переговорам о союзничестве, и готов поспорить, что Марильяк решил сообщить вам сию животрепещущую новость, дабы показать свой вес и свою осведомленность. Да, и между прочим, папа весьма недоволен итальянской бучей и порывается встать на сторону Габсбургов, его пока останавливает только то, что Франция может наплевать на Ватикан. Полагаю, что канцлеру будет полезно осознать, что папа не слишком ошибается… - вот только так, оставив за собой последнее слово, Локи с гордо поднятой головой, откинул гобелен, открыл дверь и… оказался в маленькой комнатке, в которой не было ничего кроме кресла, небольшого столика с письменными принадлежностями и окошка, замаскированного со стороны кабинета картиной, несколько не вписывающейся в остальной ансамбль. Локи ехидно хмыкнул, и поставил на стол хрустальный шар, который и показал кабинет первого министра Франции в тот момент, когда туда входил худощавый незнакомец с липкой улыбкой и угодливой физиономией. Ришелье, с деланной неохотой поднял глаза от бумаг и, облокотившись подбородком на руку, выжидающе уставился на посетителя. - Ваше высокопреосвященство, позвольте выразить вам благодарность, за то, что вы нашли время, дабы принять… - Мсье, будьте любезны, покороче. Мое время, крайне ограниченно и я не могу позволить себе тратить его на болтовню, так что переходите сразу к сути вопроса. - Но могу ли я быть уверенным, что то, о чем мы будем говорить останется только в этом кабинете? - Если разговор настолько важен и секретен, то почему ваш господин сам не явился ко мне? Не думаю, что даже самым доверенным людям он стал бы доверять тайну, не предназначенную для посторонних ушей. - Но, мсье Марильяк может войти сюда пэром Франции, а выйти – узником Бастилии. Нет-нет, я ни в коем случае, не обвиняю вас, мессир, но сами понимаете, политическая обстановка требует от нас особой осторожности… - Осторожность необходима, но она не имеет ничего общего с паранойей… но мы снова отклонились от темы. Итак, что велел вам передать Марильяк? - До маршала дошли вести, что герцог Савойский всерьез обеспокоен несколько чрезмерно быстрым развитием событий и готов признать эту область французским леном, в обмен на поддержку в борьбе с габсбургским засильем. – и гость замер в осознании своей значимости. - И что же дальше? Милейший, пока вы не сообщили мне ничего нового, зато отняли массу времени. Ступайте, и передайте своему хозяину, что я в курсе всех новостей и событий, которые так или иначе касаются нашего государства. Кроме того, мсье Марильяку следует меньше беспокоиться о духовности своих подчиненных, для этого существуют священники, а как человека военного его должна волновать и привлекать слава героя многих сражений, нового Александра, а не скромного проповедника, погрязшего в бумагах и политике. Я более вас не задерживаю. – гость, пятясь и поминутно кланяясь, двинулся к двери фактически, выпав из кабинета. Хранитель печати не хотел сдавать своих позиций. Чувствуя за спиной поддержку королевы-матери, он уже видел себя первым министром Франции. Для достижения цели, оставалась самая малость, которая вот уже пять лет никому не удавалась – свержение кардинала. Нынешний заговор оригинальностью не блистал, да и цель была все та же. А вот способ ее достижения претендовал то ли на оригинальность, то ли на приступ клинического идиотизма, постигший разом всех участников интриги. Идея принадлежала Марии Медичи. Дело в том, что с некоторых пор флорентийка стала проводить в церкви чересчур много времени, что, в конечном итоге, сказалось на воспаленном воображении – ей в голову пришла светлая мысль убрать кардинала руками самого папы. Замысел был элементарен: воспользовавшись тем, что Ришелье в стремлении ослабить Испанию поддерживает протестантские державы, обвинить его в ереси. Зная не слишком теплое отношение к кардиналу со стороны Урбана VIII, заговорщики были уверены, что злополучного министра лишат сана и отлучат от церкви, а король, известный своей болезненной набожностью доведенной почти до фанатизма, точно не станет терпеть у подножия своего трона еретика. Вот тогда-то и придет время примирения его величества с семьей. А уж после примирения, матушка никому не позволит отвлекать драгоценное чадо от любимых забав, взяв в свои руки бразды правления и разделив тяжесть власти с преданными людьми. А с приходом новой государыни, Марильяк был в этом уверен, он, сменит звание хранителя печати на кресло первого министра, ибо кто как не Мария Медичи должна наконец-то оценить благие качества вернейшего из своих слуг? Марильяк вдруг так четко представил себя во главе государства, что когда в комнату вошел лакей, что бы зажечь свечи и доложить о возвращении мсье Гийара, он не сразу понял, где находится, и чего от него хотят. - Ну что? - Мессир, его высокопреосвященство велел передать вам и вашему брату, что он знает обо всех событиях касающихся Франции и рекомендует вам не отвлекаться от своих непосредственных обязанностей. Простите, монсеньор, но так мне сказано передать… - и Гийар склонился перед своим покровителем так, словно тело его было подвешено на шарнирах. В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет вошел брат хранителя печати маршал Марильяк. - ну что, Мишель, я оказался прав? Наш долгополый отправил твоего халдея восвояси? - Отправил…. Но видит Бог, я хотел договориться по-хорошему. А теперь… - Что теперь? Братец, ты же знаешь, кардинала я люблю не больше чем ты, но тягаться с ним, у тебя кишка тонка. - Это почему? Король его лишь терпит, но если примирить его с матерью… - То Ришелье найдет дюжину способов удержаться у власти. И первым делом, он напишет прошение об отставке и лично вручит его государю, рассказав, попутно, о слабом здоровье, об усталости от интриг и бесконечных покушений. Король разорвет это самое прошение на глазах у министра, а назавтра – весь двор будет умолять его высокопреосвященство остаться на посту. Королева-мать вновь окажется под замком, ее приближенные, в зависимости от степени заинтересованности и участия в этом деле отправятся в ссылку, на плаху или в Бастилию, а король – заверит кардинала в своей привязанности и отправится в Версаль на охоту, что бы отдохнуть от всей этой суеты. - Так, значит, ты меня не поддержишь? – тихо спросил хранитель тяжело опускаясь и глядя на брата испуганным настороженным взглядом. Маршал вздохнул и сел напротив собеседника. - Поддержу, конечно, куда ж я денусь? А только как по мне, то мы с тобой суем головы в смертельную петлю… Оба брата молча смотрели друг на друга. Один мечтал получить абсолютную власть, и ради этой цели готов был жертвовать чужими жизнями, заранее обвиняя во всем противника, а вот про угрозу расплаты за мечты собственной головой, Мишель Марильяк предпочитал даже и не задумываться. Второй брат – жил звоном оружия, военной муштрой и знал, что есть приказы, которые нужно выполнять, не разглагольствуя об их правильности, есть клятва верности монарху, которую он принес когда-то давно, будучи еще желторотым юнцом и хранить эту верность его обязывала родовая честь. Наконец, была верность семье. И теперь, глядя на брата в свете оплывающих свечей, маршал пытался решить, какой же долг он обязан выполнить в первую очередь? В конце концов, напомнив себе, что в верности он клялся непосредственно королю, а данный конкретный заговор, не смотря на участие в нем королевы и Гастона Орлеанского, не предполагал свержения монарха, следовательно, об измене родине речи не шло. Все патриотично и правильно. Успокоив таким образом свою совесть, маршал довольно улыбнулся и встал. - Я, пожалуй, пойду, дорогой. Дела не ждут. - Как, ты не останешься на обед? Да и какие дела? На границе спокойно, ввод войск в Италию удалось отложить минимум месяца на три-четыре… - Тебе удалось добиться лишь отсрочки, но в Казале до сих пор находятся наши войска, которым нужна помощь, кроме того, поверь мне, если Ришелье решил, что Франция ввяжется в итальянские дрязги, то рано или поздно мы в них ввяжемся. Да и дела свои нужно привести в порядок. Не хорошо, покидая этот мир, оставлять долги и неулаженные проблемы. Не по-мужски это… - Э, братец, да ты, никак, помирать собрался? - Нет, но нас ждет война, с которой мы можем не вернуться. И сейчас я говорю не об итальянской кампании – и с этими словами маршал оставил хранителя печати наедине со своими мыслями и мечтами. Владелец постоялого двора «Каплун и чаша» настороженно смотрел на новых постояльцев. С одной стороны, оба были щегольски одеты, приехали на чистокровных рысаках и расплачивались золотом. С другой же – оба были без слуг и избегали вступать в беседу или игру с другими постояльцами, а это никак не вязалось с привычным поведением молодых дворян не обремененных какими-либо обязанностями. Следовательно, странные постояльцы могли оказаться либо испанскими шпионами, тем более, что оба говорили хоть и с легким, но все же акцентом - Эй, хозяин, долго еще нам ждать заказ?! – окрик одного из странных постояльцев отвлек трактирщика от мрачных мыслей и он, угодливо согнувшись, привычно зачастил. - Сию секунду, ваша светлость, сию секунду все будет подано…. Ленор! Ты заснула там, что ли?! Пошевеливайся! Дочь моя, - пояснил хозяин все еще хмурящемуся сеньору Донжюльену. – Не пойму, в кого она такой уродилась? Ни расторопности, ни прилежания… В этот момент в зале появилась девушка с подносом. Мельком глянув на нее, Сен-Жермен задался вопросом, как одна из харит могла оказаться посреди шумного постоялого двора? Впрочем, второй взгляд показал, что в написание жизненного пути этой барышни похоже, вмешался Локи, поскольку кроме эффектной внешности других достоинств она не имела… - Шо кушать будете? – от явной дисгармонии внешности и голоса Гермеса аж передернуло – Есть каплун в желе с винным соусом, крокеты из сельдерея, жаркое из кроликов. Так шо нести? - Красавица, принесите-ка нам телячьи отбивные, побольше овощей, сыра, луковое пюре и кроличье жаркое – Ричард довольно потер руки предвкушая плотный обед. - Щас принесу… - и Ленор пошла в сторону кухни слегка шаркая ногами и нелепо размахивая подносом, который несколько раз чуть не врезался в головы посетителей, за что и схлопотала от отца увесистый подзатыльник. Когда девушка вернулась и принялась уставлять стол яствами, в Гермесе вдруг что-то взыграло…. Не сдержав порыва, бог обратился к служанке самым своим отеческим тоном: - Сударыня, а вам не говорили, что сейчас, в лучших домах Вены и Мадрида на стол подают именно так, как это сейчас сделали вы, а порядочные люди не смешивают божий дар с яичницей. То бишь, вначале аперитив, потом – закуски, горячее, десерт. А вина… - Граф, позвольте узнать, вот в данный конкретный момент вы с кем разговариваете? – глаза Донжюльена буквально лучились участием. - Со служанкой. Она должна знать, как подаются блюда, что бы иметь хоть малейший шанс получить место в приличном доме. - Сен-Жермен, если она и получит хорошее место, то будет обязана им отнюдь не своему уму или таланту прислуги. Полагаю, что внешность и умственная отсталость делают ее идеальной кандидатурой на роль наложницы. Покладиста, глупа и красива – чего еще хотеть обеспеченному аристократу? - Фи, мсье! Какая пошлость! Вы еще напророчьте ей карьеру султанской гурии ! - Во всяком случае, это лучше, чем разносить кувшины с вином и закуски. И вообще, вам не кажется, что девушку уже можно отослать? Впрочем, Ленор в ожидании указаний не вслушивалась ни в нотацию Сен-Жермена, ни в последующий диалог спутников. Красавица увлеченно наблюдала за тщетными попытками жирной мухи выбраться из полупустого стакана с вином. Вот на эту саму муху и нацелились змеи с кадуцея, заскучавшие без дела и не любившие прятаться под одеждой. Они высунули треугольные головы из своего убежища, зашипели и… через секунду там где только что стоял стакан, среди осколков посуды копошился черный уродец. Дальше события разворачивались со скоростью снежного кома. На пронзительный визг Ленор сбежались все постояльцы, Ричард, опрокинув стул, истово крестился, нервно сжимая в руке обнаженную шпагу почти бесполезную в левой руке. Кто-то громко молился, кто-то – еще громче сыпал проклятия, местный кюре хаотично размахивал серебряным распятием перед носом несчастного карлика вжавшегося в стену. Наконец, Сен-Жермену надоело это чрезмерно шумное и нелепое представление. Он выждал момент, когда падре в очередной раз взвыв «Et expecto resurrectionem mortuorum, et vitam venturi saeculi. Amen!», ткнет в лицо несчастного карлика крестом, и отдал кадуцею приказ вернуть муху в нормальное состояние. Увидев, как мохнатый уродец стремительно сжался в муху, которая истерично жужжа вылетела из трактира в неизвестном направлении, толпа радостно взревела и отправилась праздновать счастливое избавление от неведомой напасти. Празднование затянулось на два дня, так что путешественники выехали лишь в воскресенье ранним утром, начисто развеяв все подозрения на свой счет. Ричард, мерно покачиваясь в седле, в который раз задавался вопросом, какого черта ему понадобилось мешать прекрасное анжуйское вино с сивушной крестьянской брагой? Результат подобных экспериментов уверенно читался на лице подгулявшего монарха – от гордой посадки осталось жалкое ее подобие, а лицо, скорее напоминало карту дорог Франции, так благородный Донжюльен постарался износить его в кратчайшие сроки. Гермес похмельем не страдал, а потому был бодр и весел. Бог даже насвистывал разудалую песенку – результат местного народного творчества – повествующую о том, как святой отец Дени обратил в бегство коварного дьявола. Вспомнив об этом «поединке», Сен-Жермен зашелся в хохоте. - Что вас так развеселило, граф? - Да я представил, как местные певцы и сплетники разнесут эту историю по всей стране и как скоро, население этого чудного городка будет названо еретиками, а несчастный падре обвинен в ее распространении со всеми вытекающими последствиями… - Но за что? - За неучтенные и незапланированные чудеса, мсье. Духовенство их не любит и, весьма оправдано. - Это почему же? - Ну, как бы вам объяснить на пальцах? Обывателям в принципе вредно касаться материй, подвластных лишь избранным, а обывателям в сутанах возиться с непознанным, да еще и просвещать людей вовсе противопоказано. Иначе, они, уверовав в собственную святость, теряют разум и всякое чувство самосохранения. - И каким же образом это проявляется? Священники прыгают со скал, или совершают акты самосожжения? – ехидно поинтересовался Ричард, довольный возможностью скоротать время в пути занимательной беседой, вместо нудных наставлений Сен-Жермена. - В принципе, как наиболее крайнее проявление, возможны и такие случаи. Но обычно, все гораздо прозаичнее. Да вот вам недалекий пример. Произошло все дело в Неаполе, лет пятнадцать тому назад. Некая монахиня Джулия, имела такую репутацию святости, что все называли ее блаженной, и состоявшая с одним монахом ордена в отношениях значительно более близких, нежели это допускается уставом, перешла от духовной близости к телесной. Но, будучи уверенной в своей непогрешимости, эта сестра уверовала, что оставаясь любовницей означенного монаха она делала это на законных основаниях. А поскольку уважение к набожности в которой она пребывала, приводило к ней практически всю женскую часть Неаполя, то очень скоро город окунулся в захватывающую и разудалую жизнь, не особенно задумываясь о последствиях. Однако, очень скоро в сей город нагрянула инквизиция и сладкая жизнь резко кончилась. И если жители города ограничились исповедью да епитимьей разной степени тяжести, то бедняжка Джулия со своим приятелем были отправлены в Рим, где с них и спросили по всей строгости. Вот поэтому и не следует слабые неокрепшие натуры уверять в собственной святости, ибо это приводит к непредсказуемым последствиям. - М-да… поучительно…. Вот что бывает, когда люди не придерживаются заповедей. - Полноте, вы сами-то, когда эти заповеди в последний раз блюли? Нет, так бывает когда обыватели не умеют скрыть того, что игнорируют их. - Вы полагаете, что монахиня заплатила не за грехи? Граф, да вы безбожник! - Я всего лишь здравомыслящий, Донжюльен. Ведь пока их с монахом отношения не были преданы огласке, монахиню продолжали считать святой. – парировал Гермес наблюдая, как рыбаки, красуясь перед девушками, размахивали веслами, стараясь, вытолкнуть друг друга из лодок. Предметы их стараний полоскали белье на берегу хихикая и отпуская в адрес «борцов» ехидные замечания. Бог чуть шевельнул кадуцеем, отметив про себя, что в последнее время многострадальный жезл слишком часто используется не по назначению. А тем временем, уже выполосканная сорочка выскользнула из рук одной из прачек и понеслась вниз по течению. Девушки завизжали, а их кавалеры – попрыгали в воду, наперегонки пытаясь вернуть беглянку. Некоторое время, Сне-Жермен занимался тем, что заставлял кусок ткани старательно улепетывать от рук «охотников», пока сия забава ему не надоела и рубашка не зацепилась за выступающую из воды корягу. Рыбаки с радостными воплями потащили добычу к берегу, а путники – повернули коней и неторопливо скрылись с глаз. повернули коней и неторопливо скрылись с глаз.
Леди Лора: Глава пятая. Гера сидела в любимом золотом кресле и барабанила ногтями по подлокотнику. Настроение у богини было ни к черту, по причине настойчивых подозрений, что ситуация в семье выходит из-под ее контроля. По этому поводу, волоокая и прекрасноплечая усиленно искала виноватых. Вернее, виновников она даже подозревала, но поймать за руку никак не могла, поскольку Зевс, чинно сидел дома развлекаясь исключительно метанием молний, да выпивкой в компании Посейдона и Аида. Афродита с Афиной тоже не порывались скандалить и выяснять между собой отношения. Первая – с головой ушла в вязание, вторая – сутками пропадала в кузнице Гефеста, якобы осваивая азы кузнечного ремесла…. Гера вспомнила, было, про Ареса, но учтя спокойствие Афродиты не стала на нем останавливаться, зная, что не смотря на все свои недостатки, невестка контролирует благоверного похлеще, чем Цербер аидовых подопечных. И все же, на душе было неспокойно. Гера еще раз окинула окрестности всевидящим оком и, раздраженно пожав плечами, отправилась выгуливать своих истошно вопящих павлинов. Тем временем, Афродита продолжала неравный бой с мотками стальной проволоки. Подчинив кое-как спицы и сталь, богиня теперь отчаянно сражалась с петлями, накидами и их подсчетом. То, что свешивалось со спиц, на кольчугу, честно говоря, походило мало. Зато она успокаивала себя тем, что в пособии все написано предельно доступно и даже задумываться над содержанием не нужно – достаточно повторять изображение на картинках, а то, что конечный результат несколько отличался от привычного вида амуниции, Афродиту нисколько не смущало – в конце-то концов, кто сказал, что кольчуги обязаны быть грубыми и неэстетичными? В общем, работа с переменным успехом медленно, но все-таки двигалась. Афродита даже определилась с фасоном, и с гордостью представляла супруга в кольчуге с воротником-стойкой, растительной аппликацией, и узкими манжетами на рукавах… Арес о крупномасштабных планах супруги не подозревал, а потому, спокойно продолжал играть роль сознательного монарха. Теперь, что бы рассчитаться с долгами и обеспечить покой в провинциях, он назначил своим наместником «горячо любимого брата», принца Джона. А что бы родственничек не особенно бузил, английские послы вели усиленные переговоры с императором Исааком о браке английского кронпринца с царевной Ириной. Правда, в этих переговорах у Джона был соперник – норманнский принц Рожер, но Лжеричарда мало волновали такие мелочи. Тем более, что этот марьяж давал возможность не только сохранить право свободного судоходства у берегов Византии, но и открывал новые торговые пути на Восток, обеспечивал весомую поддержку Константинополя на международной арене, да и приданое императорской дочери могло с лихвой окупить все текущие расходы. Короче говоря, брак этот был выгоден со всех сторон, однако, любезный брат отнюдь не стремился расстаться с холостяцкой жизнью. Впрочем, официальное признание его наследником и титул принца Уэльского несколько подсластили Джону пилюлю подсунутую королем. Он согласился на брак с далекой принцессой, продолжая, впрочем, вести весьма вольную переписку с королевой Элеонорой – супругой короля Филиппа Второго Августа. Ричард возмущался этому безобразию, настаивая, что любовная переписка – недостойное мужчины занятие и вообще, связываться с несколькими женщинами вредно для здоровья. А Джон еще узнает, почем фунт лиха. Когда одна дура будет пилить его из Франции, а другая при этом начнет зудеть в непосредственной близости…. Остановил короля вездесущий епископ Кентерберийский, который резонно заметил, что переписка политике пока не вредит, особенно, ежели она ведется осторожно, а лояльно настроенная королева потенциально враждебной державы – отнюдь не самый слабый козырь, который можно спрятать в английском рукаве. Таким образом, в Британии наступила видимость стабильности. Единственное, что печалило как рыцарей, так и их прекрасных дам – это категорическое неодобрение государем турниров, балов и прочих излишеств мало относящихся к военному или военно-политическому делу. Члены же парламента, и так не слишком воодушевленные чрезмерным интересом короля государственным и, в первую очередь, финансовым делам, теперь и вовсе подумывали о побеге за границу. Или, лучше, о коронации более удобного и покладистого, на первый взгляд, принца Джона. Дело в том, что Лжеричард установил в парламенте железную дисциплину. Понятие о том, что истина рождается в споре, было предано забвению. Отныне, доклады членов обеих палат больше напоминали военные рапорты, чем образцы риторического искусства. Малый королевский совет чувствовал себя значительно спокойнее, хотя и был разобщеннее, чем обычно. И над всей этой растерянностью, запуганностью и озлобленностью царил несколько недалекий бог войны, нашедший свое предназначение в нелегком ремесле монарха. За окном уже вечерело и мрак залы разгоняли несколько дымящих факелов. Джон устало опустил меч и… едва успел увернуться от рубящего удара. - Никогда не расслабляйся, братец, противник тебе передышки не даст. Впрочем, настоящему воину она и не нужна. - Но Ричард, мы ведь не на поле брани, - несколько фальшиво усмехнулся младший Плантагенет – И в конце концов, что за неуемная страсть к муштре? Ты же всегда тяготел к стихам, музыке, подлунной романтике… - Но в итоге, я понял, что все эти развлечения не достойны настоящего мужчины! – раздраженно отрубил король, делая замах палицей. – И тебе давно пора понять, что удел мужа – ратные подвиги, а розы, лилии и прочие фиалки-лютики созданы для слабых женщин и желторотых юнцов! - В таком случае, любезный братец, твоя юность чрезмерно затянулась. И если принимать твою августейшую персону за эталон поведения – то у меня есть еще несколько лет привольной желторотой жизни. Я могу делать долги, приносить массу неприятностей, годами пропадать за границей и при этом, оставаться любимцем нации! - Не забывайся, Джон! – чуть повысил голос Арес, размышляя, насколько могут расстроиться англичане, если их лишить наследника престола? Но сии мысли нарушило появление лорда-канцлера. - Прошу прощения за вторжение, Ваше величество, но пришла депеша из Константинополя и думаю, вам необходимо взглянуть на нее. Да, кстати, к депеше прилагается и сувенир для его высочества – портрет царевны. – при этих словах принца перекосило, но Джон быстро справился с обуревающими его эмоциями. - В таком случае, пойду знакомиться со своей будущей супругой…. Вы позволите, Ваше величество? - Да, ступайте, брат мой. И обдумайте на досуге мои слова. - Всенепременно! – Джон поклонился и, развернувшись на каблуках, стремительно вышел вон. Принц Уэльский несся по коридорам замка не замечая ни поклонов придворных, ни разбегающихся слуг. Его переполняла ярость пополам со жгучей обидой и завистью. Ричард должен был отправиться в этот чертов поход, что бы уже не вернуться! Так было бы лучше для всех и, в первую очередь, для многострадальной Британии! Джону с раннего детства забыли рассказать о том, что младший из королевских сыновей не должен претендовать на трон, тогда как придворная жизнь рано научила юношу не особенно считаться с собственной семьей и упорно добиваться цели, не останавливаясь ни перед чем. Опыт интриг у принца был уже весьма богатым, а Британия казалась особенно лакомым куском в комплекте с Элеонорой, которая в случае своего вдовства, принесла бы в приданое еще и французские земли. И вот, когда счастье было уже так возможно, этот осел братец, вместо того, что бы войти в старательно расставленную для него мышеловку, как и было запланировано, внезапно воспылал интересом к политике и, якобы временно, свернул военную деятельность. В комнате, служившей принцу гостиной, Джона уже дожидался незнакомец, в несколько потрепанной, но добротной одежде. - Прошу прощения за нежданный визит, ваше высочество, но я обещал моей госпоже, что прибыв в Лондон, я прежде всего вручу вам ее послание, что и спешу исполнить. – и курьер с поклоном протянул принцу пакет. - Когда вы возвращаетесь на родину? – поинтересовался младший Плантагенет, вскрывая письмо. - Как только милорду будет угодно, вручить мне ответ. - В таком случае, отправляйтесь в трактир «Резвый монах». Тамошний хозяин предоставит вам все необходимое. Через три дня вам передадут ответ. У посланца будет серебряный крест с сапфиром в центре. Без этого опознавательного знака никому не верьте. - Как прикажете, ваше высочество. – еще раз поклонился посланник. - В таком случае, отдыхайте. – и принц, отпустив взмахом руки нежданного гостя, уставился в письмо. Франция начала семнадцатого представляла собой раздираемое усобицами и перманентным состоянием войны государство. После окончания регентства Марии Медичи, когда аристократия и, особенно, принцы крови имели сплошные полномочия не признавая никаких обязанностей, за исключением разве что собственных интересов. Но пять лет назад ситуация изменилась – Людовик XIII, с подачи маменьки, назначил на пост первого министра ее ставленника кардинала Ришелье. В краткие сроки даже до самых законченных оптимистов дошло, что сказка кончилась и ей на смену свалилась жестокая реальность. Фраза «На благо государства» стала знаковой, а любимейшим развлечением двора стало плетение заговоров против неудобного и несговорчивого министра. Руководили этими самыми заговорами королева-мать и королева. Как уж Ришелье умудрился нажить себе аж двух заклятых врагов женского пола так и осталось загадкой для истории, хотя сплетен по этому поводу невероятное количество. Кстати, обе королевы относились друг к другу с такой приторной внимательностью, что сразу становилось ясно: после расправы с общим недругом они перейдут к уничтожению друг друга. Внутренние отношения королевской семьи вообще не отличались гладкостью и семейные скандалы были нормой жизни. Оно и понятно, королева-мать хотела править, но раз выпустив из рук руль, ей нечего было и надеяться, что кто-то вернет ей его добровольно. А порулить хотелось и сильно. Анна Австрийская, воспитанная в Мадриде, на удивление мало внимания уделяла рукоделию. Впрочем, для представительницы Габсбургского дома это было нормально, но поскольку других занятий не находилось – приходилось интриговать, причем интриговать против всех: министра, свекрови и мужа. А интриговала королева, хоть и не слишком тонко, но зато с душой, увлеченно роя ямы как всем одновременно, так и каждому в отдельности. В семейной традиционной забаве не принимал участия лишь король, который всему предпочитал охоту, бренчание на гитаре, скучание и варку варенья. Последнее хобби удивляло и раздражало как мать, так и супругу, но в конце концов, женщины наплевали и занялись своими делами, предоставив монарху самостоятельно размышлять о несправедливости бытия и изливать душу кардиналу за партией в шахматы. Впрочем, за редким исключением, кардинал не особенно вслушивался в королевские страдания, занятый либо обдумыванием более важных дел, либо размышлениями, как бы свести безнадежную для мнительного монарха партию хотя бы вничью. Оставался еще младший брат Людовика Гастон, герцог Орлеанский, но здесь все ясно и без пояснений завидующий к брату и мечтающий получить его трон и жену, Мсье с удовольствием ввязывался во все интриги на стороне королевы, лишь бы достигнуть желаемого…. Хотя на самом деле, управление государством он себе представлял весьма приблизительно, зато был готов к экспериментам… Вечерело. Сделав вид, что пейзаж за окном представляет собой захватывающее зрелище, Ришелье медленно сосчитал до десяти. - Ваше величество, вы как всегда мыслите на шаг впереди меня, однако, пока Германия все еще слаба и ее усобицы не должны беспокоить величайшего монарха Европы. Сегодня, после падения Ла-Рошели, наша единственная, непременная задача, - ограничить рост могущества Испании. Кроме того, я уверен, что Людовик Справедливый не станет рисковать своей честью, оставив без поддержки герцога Неверского. - Ваше преосвященство, вы безусловно правы, тем более, что герцог остается нашим вассалом, однако, если мне не изменяет память, герцог не пожелал согласиться на мирное решение проблемы… - Но сир… - Оставьте, кардинал, все это на редкость суетно и утомительно…. Добейтесь согласия Совета и воюйте, с кем хотите! Меня же оставьте наедине с моей хандрой! – Ришелье придал лицу изумленно-участливое выражение. - Но что могло вызвать приступ хандры у вашего величества? - Исключительно собственная ненужность! В Лувре я чувствую себя чужим, лишним! Моя супруга все еще оплакивает своего проклятого англичанина, матушка спит и видит, как отдать мою корону Гастону… и даже вы со мной не считаетесь! - Как можно, ваше величество! – кардинал склонился в глубоком поклоне, прикидывая, как бы успокоить мнительного монарха. – Никто не смеет усомниться в величии и властности первого среди монархов! Мое же место подле вас оправдано только завышенной оценкой моих скромных способностей со стороны вашего величества и вашей безграничной милостью… - Герцог, не старайтесь, я все равно больше не хочу слышать ни об Италии, ни об Испании. Я уезжаю в Версаль, на охоту. А вам препоручаю текущие дела. Вы можете идти, мсье. – И король сопроводил свои слова нетерпеливым жестом, не позволившим министру раскрыть рта. Домой он возвращался в прескверном расположении духа. Во-первых, разговор с королем практически ничего не дал, и кардинал чувствовал себя связанным, поскольку уломать Совет в ближайшие полтора месяца не представлялось возможным, Ришелье боялся потерять имеющееся преимущество или, в худшем случае, отдать его Испании. К тому моменту когда карета подъехала к подъезду, министр успел прокрутить в уме создавшуюся ситуацию, поспорить сам с собой, помянуть недобрым словом семейство Марильяков и прийти к выводу, что ему необходим отдых. Впрочем, под отдыхом кардинал понимал лишь смену деятельности. Пасьянс вот уже в который раз категорически не желал сходиться. Пиковая дама, всякий раз выпадая в самый неподходящий момент, портила всю игру. Мария Медичи со вздохом пригубила остывающий кофе и в который раз вспомнила Элеонору. Ее заклятая подруга, как никто другой умела развеять королевскую хандру и дать пояснение любым знакам судьбы. А то что пиковая дама была именно таким знаком, королева не сомневалась ни минуты. Флорентийка вздохнула, сожалея, как быстро пролетели годы. Генрих, ее покойный супруг, часто повторял, что она глупа и недальновидна. Но ведь сейчас, по прошествии более чем десяти лет, королева вновь и вновь убеждалась, что ставка на молодого епископа Люсонского была верной. Вот только где она просчиталась? В какой момент пропустила не просто амбициозность, но силу воли пополам с черной неблагодарностью? Ведь молодой Ришелье тогда отличался скромностью, даже робостью…. Откуда в этом мальчишке взялась железная хватка? Мария Медичи поднесла к губам чашку и пожала плечами, раздражаясь собственным мыслям. Власть выбили из ее рук, как опытный дуэлянт выбивает шпагу из рук противника и сожалеть о чем бы то ни было уже поздно. В стареющей итальянке уже не оставалось ничего, кроме ненависти и раздражения. А раздражало королеву-мать буквально все: отношения между детьми (Луи всегда недолюбливал бедняжку Гастона!), давление со стороны Испании (как будто это она, Мария, в чем-то ущемляет права католиков!), но самое главное, это почтительно-ироничное отношение кардинала, которого королева давно уже мечтала спровадить прямым этапом в ад. Единственное, что спасало министра – его невероятное везение. Дверь тихо приоткрылась и в комнату заглянула мадам де Симье. - Ваше величество, мессир де Марильяк просит аудиенции. - Хорошо, впустите его и проследите, что бы нам не мешали. - Как прикажете. – фрейлина присела в реверансе и бесшумно скрылась за дверью. Королева подняла взгляд на позднего гостя. Канцлер несколько сдал за последние месяцы, но по прежнему сохранял гордую осанку и несколько высокомерный взгляд, в котором в последнее время вспыхивал тревожный блеск. - Что с вами, Марильяк? Вы больны? – поинтересовалась Мария Медичи, благосклонно протягивая руку хранителю печати. – Вы так бледны… - Благодарю за беспокойство, государыня. Вы слишком внимательны к своим слугам…. Я пришел к вам с письмом императора Фердинанда - Вена обеспокоена политикой нашего кабинета касательно немецких протестантов. Его величество находит, что события в Италии выходят из-под контроля… Франция уже не оплот католической церкви и папа неоднократно отмечал, что… - Тише, мсье, не стоит называть никаких имен. В этом доме слишком много ушей и далеко не все они дружественные… - Мадам, вы хотите сказать, что здесь в Люксембургском дворце полностью примирившись с его величеством… - Да, мой дорогой канцлер, я остаюсь пленницей, за которой установлен негласный надзор. – итальянка печально вздохнула и лениво взмахнула веером. – В наше страшное время так мало осталось преданных друзей… - Ваше величество! - Да, да, даже мой августейший сын не считает нужным прислушиваться к моим советам, так как же я могу требовать послушания и подчинения от окружающих? - Государыня, я уверен, что как бы государь ни был подчинен чужому влиянию, мы в конце концов сумеем убедить его направить свой взор в сторону его преданных слуг и друзей. - Ах, Марильяк, вы проливаете бальзам на мои раны! Однако здесь и сейчас не время и не место обсуждать подобные темы. Послезавтра я устраиваю небольшой прием, на котором надеюсь среди прочих увидеть так же вас и вашего брата. - Желание вашего величества – закон для нас. – канцлер склонил голову и, сопровождаемый прощальным кивком королевы-матери направился к выходу. Афродита отложила вязание в сторону и потянулась. Ей явно требовался перерыв на отдых, в тишине, покое, с обязательными ваннами, масками, примочками, притираниями и прочими женскими радостями. Ни о чем подобном в помещении, где богиня изводила себя созданием шедевра, для любимого супруга, не могло идти и речи, поэтому она решила отдохнуть в тихом и уютном гроте на своем любимом Кипре, в компании нимф и наяд. Уже выходя, богиня, словно предчувствуя неладное, подозрительно осмотрела комнату, но не заметив ничего подозрительного, вышла. Афродита уже предвкушала отдых с солнцем, родниковой водой, смехом, песнями и сплетнями, так что обращать внимание на глупые предчувствия пеннорожденной совсем не хотелось. Итак, Афродита отправилась на заслуженный отдых, а в это время в чертог матери заглянул мучимый бездельем Амур. Юному богу как-то вдруг надоел лук со стрелами и охота на зазевавшихся смертных, поэтому он старательно искал приключений на головы окружающих. Большая часть олимпийцев уже успели получить свою дозу внимания, и теперь пришла очередь горячо любимой маменьки. В покоях Афродиты царил сногсшибательный кавардак – картинки, мотки стальной проволоки, разномастные спицы и крючки, но нигде не было видно ни привычной косметики, ни духов или ароматических масел или хотя бы банальной расчески. Амур удивленно почесал в затылке, пытаясь придумать, чтобы такое сотворить, в уже наведенном кавардаке. Впервые, за несколько веков, богу пришла в голову благая мысль заняться уборкой… но, как заметил один мудрец, благие намерения ведут к большим неприятностям, так что, когда чертог, наконец, засверкал, найти выкройки и разобрать плотно утрамбованную в ларь пряжу представлялось маловозможным… Исполненный чувством выполненного долга, Амур отправился восвояси, и на полдороги, был пойман любящей бабушкой. Разъяренную Геру весьма интересовали причины массового облысения ее обожаемых павлинов. Дать исчерпывающие объяснения оказалось чрезвычайно сложно – обмануть всевидяще око Геры не всегда удавалось даже Зевсу. Так что после часовой нотации Амур благополучно отправился придавать любимым птичкам волоокой богини первозданный вид. Занятие это было длительным, хлопотным и на редкость тоскливым. Чтобы разнообразить его, мальчишка решил придать павлинам немного… лоска. Фосфоресцирующие хвосты птиц, призванных тащить бабушкину колесницу, должны были придать зрелищу особенное величие. Правда, посмотреть на реакцию Геры Амуру не захотелось и он, прихватив неизменный лук, отправился по своим делам. Гера зашла в вольер и закричала. Вернее, заорала, что есть мочи. Хвосты птиц излучали сияние, а сами павлины, как ошалелые, с криком носились по птичнику шарахаясь, друг от друга. Изобретательного внука, естественно, простыл и след, так что весь гнев богини обрушился на родителей не в меру одаренного юнца. Однако и Ареса с Афродитой на Олимпе не оказалось. Гера, доведенная до белого каления, была вынуждена выпускать пар в пространство, ибо остальные боги почли за лучшее на время исчезнуть из поля зрения верховной богини. Тем временем Гера, мучимая необходимостью найти благодарного слушателя и выговориться, отправилась на поиски ничего не подозревающей невестки. Афродита нежилась в теплом молоке ослиц, лениво прислушиваясь к щебетанию нимф, расчесывающих волосы неподалеку. - Ты слышала, говорят, что прекраснейшая открыла секрет молочных ванн той смертной, отец которой был спутником героя Эллады, Александра, кажется? - Да, ее зовут Клеопатра, и она признана прекраснейшей из смертных женщин. - Ну, дорогая моя, людская молва так необъективна… Она коротконога, со слишком смуглым лицом и крупноватым носом. - Но покровительство Афродиты делает ее прекрасной, не смотря на все недостатки… Сонная идиллия была нарушена появлением грозной свекрови, имеющей неотложный разговор к ненаглядной невестке. Гера, во всем своем величии грозно взирала на желтовато-белую поверхность молока, в которое поспешила нырнуть Киприда. Впрочем, припомнив, что дражайшая невестка бессмертная, а молоко полезно для кожи в любых количествах, Гера решила не ждать милости от судьбы и легким движением руки заставила содержимое ванны покрыться тонкой корочкой льда. Сообразив, что в гроте намечается серьезный семейный скандал, нимфы поспешили скрыться с линии огня за пределами пещеры, на всякий случай, не отходя далеко. - Ну-с, дорогая невестушка, когда ты в последний раз занималась воспитанием своего дражайшего отпрыска? – надо сказать, что вопрос был поистине риторическим – воспитательница из Афродиты была еще худшая, чем рукодельница, поэтому богиня благоразумно сдала не в меру развитое чадо на руки воспитателям и без нужды старалась не вмешиваться в сей процесс, дабы не навредить собственному дитяти. - А что случилось? – Афродита уже вылезла из ванны и, мысленно проклиная свекровь, куталась в громадный кусок полотна. – Мальчик опять пытался вырастить синие груши? - Нет, этот мальчик превратил моих павлинов в ходячие факелы! Ярче сияют только кометы, да и то в открытом космосе! Мало того, что зрелище на редкость безвкусное, впрочем, я догадываюсь, от кого у него такая сорочья любовь к блеску, так вдобавок, птицы только что с ума не посходили, глядя друг на друга! - Но Гера, ты же сама говорила, что нужно поощрять творческие склонности ребенка… уверена, он хотел как лучше… - О, да! Ибо, прежде чем превратить птиц в светляков, он лишил их перьев, а когда сорванца заставили исправить содеянное, он решил продолжить шутку! - Ну вот, видишь, мальчиком управляли благие намерения, просто он перестарался… - однако, утихомирить один раз разошедшуюся Геру было значительно сложнее, чем взглядом остановить разбушевавшийся ураган. Тем более, что волоокая пока добралась до Кипра, успела настроиться на грандиозный скандал. - Вот что я тебе скажу, дорогая моя сноха, вся проблема не в том, что ребенок перестарался, а в том, что его родители совершенно не обращают внимания на дитя! Вот он, бедненький, и не знает, как привлечь ваше внимание! - Нооо… - Никаких «но»! ребенок совершенно заброшен! А тетки его просто в конец избаловали! - О, да! – тут не выдержала и Афродита. – Как раз тетки его и избалуют! Особенно Афина! Только и слышно: «Амур, не подходи!», «Амур не трожь!» будто с собакой разговаривает! А что касается баловства, так дражайшая бабушка у нас в этом деле первая! Между прочим, это не я учила ребенка подобным фокусам! - Разумеется не ты! Будь твоя воля, он бы проводил целые дни за склеиванием вееров и смешиванием духов – очень мужское занятие! - Зато скачки с луком наперевес и причем, не ради боевой славы, а исключительно в хулиганских целях – как раз то, что надо! - В таком случае, тебе придется разбираться и наставлять его на путь истинный самостоятельно! И, кстати, неплохо бы в этом увлекательном процессе принять непосредственное участие и моему дражайшему сыну, кстати, где это его носит? - А он решил пожить в уединении и вдали от женских дрязг. Учитывая, что добровольно я ни в какие дрязги не лезу, то остается только предположить истинных виновниц его отсутствия – ехидно заключила Афродита, разворачиваясь к выходу. – И кстати, не кажется ли тебе, Гера, что ты несколько загостилась здесь? Если твои павлины посходили с ума от собственного блеска, то мои голуби рискуют рехнуться от твоих воплей! – От такой наглости Гера аж поперхнулась - Это я воплю? Да я, к твоему сведению, спокойна, как удав после удачной охоты! Однако, не буду больше утомлять тебя разговорами, вижу, что это бесполезно, но попомни мои слова – Амур еще доставит тебе кучу неприятностей! – На этом Гера благополучно ретировалась, оставив последнее слово за собой.
Леди Лора: Глава шестая Пока Афродита плодотворно общалась со свекровью, Арес действительно вел баталию, правда, не на поле боя, а в кабинете, доказывая византийскому послу, что частная переписка принца Уэльского никоим образом не повлияет на его обязательства по отношению к ее императорскому высочеству царевне Ирэне. Толстый и рыхлый Петр Потон выглядел не слишком убежденным, о чем не преминул сообщить Аресу восседающему за громадным столом. - Помилуйте, магистр (?), неужели вы действительно верите, что увлечение моего брата позволит ему забыть о долге? Кроме того, вспомните собственную молодость, сегодня одна прекрасная дама, завтра – другая, да и вообще, все это можно весьма успешно совмещать… - Ваше величество, я не собираюсь выслушивать оскорбительные намеки… - О чем вы говорите, сударь? Я всего лишь имел в виду, что принцесса Ирена весьма образованная леди и переписка с ней могла бы заменить Джону его увлечение, а, кроме того, позволила бы их высочествам, по крайней мере, получить хотя бы приблизительное представление друг о друге… - Арес выжидающе уставился на расплывшегося в самодовольной улыбке посла. - О, сир, это великолепная идея! Полагаю, что его императорское величество поддержит ее и в ближайшее время принц получит от ее высочества письмо, ни в чем не уступающее письмам французской королевы. - Я более чем уверен в этом магистр! – посол с поклонами удалился, а Лжеричард нетерпеливо уставился на портьеру, из-за которой показался Уильям Лонгчемп в компании секретаря вооруженного огромной папкой и чернильницей. - Ну что? - Видите ли, сир, я не уверен, что идея подобной переписки вдохновит его высочество, но зато подобное предложение действительно позволит успокоить Константинополь. И, тем не менее, меня беспокоит принц… - Не вижу никаких причин для беспокойства, канцлер. – король поморщился и налил себе вина. – Если Джону так не хочется отвечать на письма леди Ирэны, я выделю ему секретаря для этой цели. - Мудрое решение, сир! Полагаю, что такой расклад устроит всех. Но собственно, я шел к вам с несколько иной проблемой… Французские послы ждут вашего ответа, касательно Крестового похода и… - Я уже сказал и повторяю еще раз, Англия в нем участвовать не будет, а если у нашей молодежи слишком много лишней энергии, то я найду, куда ее применить на просторах родной страны! - Как прикажете, сир. – канцлер снова поклонился. – Что касается воинской повинности…. Люди не довольны подобным новшеством, они боятся, что молодежь оказавшись в армии либо останется там окончательно, либо вернется домой несколько… э-э-э-э не в том состоянии, чем отправлялась. - Значит, вам придется разъяснить людям, что мы делаем и для чего. - Но сир, разумно ли отправлять в армию всю молодежь? - Мне это надоело! Кто здесь король, в конце концов?! – могучий кулак его величества с грохотом опустился на столешницу. – Если я говорю что разумно, значит это разумно! - Как прикажете, сир, и все же если бы вы потрудились пояснить мне свой замысел, я бы разделил вашу уверенность. - Проклятье, ну неужели непонятно, что за пару-тройку лет из толпы мужланов, можно сделать более или менее приличное ополчение, которое, в случае военных действий, можно будет использовать как реальную силу, а не просто пушечное мясо! – епископ Эли поклонился, не в силах скрыть удивления. - Поражен вашей мудростью и дальновидностью сир! Но уверены ли вы, что люди пойдут на это? Вспомните, как прятались целые деревни узнав о переписи населения, воинская повинность пугает их значительно сильнее… - Значит, нужно стимулировать молодежь. А это уже ваша прерогатива. Придумайте, чем можно склонить юношей к службе и действуйте. Но учтите, что через месяц я хочу увидеть результаты. - Но сир… - Это не обсуждается, епископ! Как вы будете достигать этой цели меня никоим образом не интересует! Я не собираюсь выполнять вашу работу, мне вполне хватает моей! - Слушаюсь, ваше величество! Лорд-канцлер вышел из королевского кабинета в полной растерянности. Склонить молодежь к службе в армии представлялось ему, мягко говоря, сложной задачей. Если молодежь из благородных семей можно было привлечь посулами стремительной карьеры и денежного дождя, то крестьян гораздо больше волновала земля… Уильям Лонгчемп резко остановился, задумался и, просияв, бросился обратно в королевский кабинет. - Ваше величество, а если мы предложим крестьянам небольшие земельные наделы по окончании военной службы? Для этой цели можно использовать часть конфискованных земель, а за такой приманкой люди пойдут… - Вы полагаете? – в глазах короля зажегся интерес – Ну что ж, пробуйте. Если получится – очень хорошо. Если нет, думайте дальше. Я вас более не задерживаю. Ричард Львиное Сердце, забыв на время о королевском достоинстве и зароке ничему не удивляться, вовсю глазел по сторонам. Сногсшибательная вонь, помноженная на узость улочек и высоту четырехэтажных домов заставляла задуматься, чем же привлекает людей столь неопрятная столица? Действительно, несмотря не неоднократные королевские указы, сложная смесь из навоза, отбросов, овощных и фруктовых очистков равномерным слоем покрывала мостовые. И все это месиво передавленное и перемолотое колесами повозок и разбавленное тиной издавало жуткую смесь трупно-серного аромата христианнейшей столицы. - Мсье, я смотрю, вас не слишком вдохновляет столица вашей родины? – Гермес насмешливо покосился на Донжюльена – Кстати, настоятельно рекомендую осторожнее обращаться с этой пакостью – помимо мерзкого запаха, она еще и действует не хуже иной кислоты… - И такая участь ожидает все города? – неуверенно поинтересовался Ричард брезгливо объезжая особо глубокую канаву. - Ну, практически. А чего вы хотели? Людей много, жизненного пространства становится меньше, как убирать всю эту красоту представляется слабо… Хотя, я думаю, что в момент очередного просветления Локи озаботится этой проблемой…. Как говорит он сам, грязи вполне хватает в политике, так что там, где ее можно избежать ее следует избегать…. - Но если эта грязь так опасна, как же передвигаться по улице? - Ну, кто как – высшая знать ездит в каретах или верхом на лошадях, судьи, врачи, богатые горожане садятся на мулов, менее зажиточные нанимают грузчиков и усаживаются им на плечи, полагаю, вы еще насмотритесь на подобные картины. Те же, у кого нет денег даже на грузчика, носят высокие сапоги либо галоши, что бы защитить чулки со штанами. – пожал плечами Гермес, пригибаясь, что бы не столкнуться с очередной железной вывеской, приглашающей всех делать покупки у «Шаловливой монашки». Какое отношение эта самая монашка могла иметь к тканям, бог представлял довольно слабо, но лавка, видимо имела успех, поскольку при входе в нее толпились несколько хорошо одетых горожанок. - Кстати, мсье, а куда мы все-таки направляемся? Ведь не поедем же мы сразу в Лувр, тем более в столь запыленном виде? - Ну, разумеется, нет! Тем более, что ее величество обладает весьма тонким обонянием…. Гхм! Так что мы отправляемся на постоялый двор «Счастливый олень» - там можно вымыться, переодеться, узнать последние новости и сплетни… - Да уж! Весьма полезное занятие… - ехидно заметил Донжюльен, с интересом наблюдая, как какой-то щеголь пытается увернуться от душа из нечистот выплескиваемых служанкой из окна мансарды. Нелепо выгнувшись и прикрывая руками шляпу (по видимому, самый дорогой предмет туалета), бедолага сделал шаг назад, наступил на подгнивший огрызок и, не удержав равновесия, рухнул прямо в зловонный поток подняв кучу брызг и вызвав хохот окружающих и ругань тех, кому не повезло оказаться в непосредственной близости… - Сеньор де Виль, мне почему-то кажется, что стоит помочь сему замечательному, хоть и не слишком чистому молодому человеку. Судя по нашивкам на камзоле он служит в доме Гастона Орлеанского, причем не на последних ролях… - с этими словами, Гермес соскочил с лошади и, помянув недобрым словом своего приятеля, выбравшего не самый чистый плацдарм для развлечений, направился к несчастному недотепе. – Сударь, я надеюсь, вы позволите нам с другом помочь вам? - Чем вы, интересно, можете мне помочь? – раздраженно вопросил юноша, оглядывая свой костюм. - Ну, как минимум одолжить вам чистый плащ, дабы избавить вас от необходимости идти по городу в столь неприглядном виде…. А как максимум – предложить проследовать с нами до «Счастливого оленя», где вы сможете почиститься и прийти в себя... Впрочем, если наше внимание представляется вам слишком навязчивым... - Нет-нет, благодарю вас, мсье... - Граф Сен-Жермен, а это мой друг сеньор де Виль. - Антуан де Сент-Онор, конюший герцога Орлеанского – знакомящиеся стороны поклонились друг другу, рассыпаясь в комплиментах. - Итак, вы примете наше приглашение? – Гермес с удовольствием усмехнулся про себя, видя, что юноша уже согласен. - Не уверен, что это будет удобно, ведь вы только что с дороги... Но не могу от него отказаться... - Ну что вы! Какие неудобства! Мы будем только рады компании и хорошему собеседнику! Кроме того, - тут Сен-Жермен понизил голос слегка склонившись к собеседнику – Нам весьма приятно встретить в первый же день пребывания в Париже потенциального друга... Ведь, говорят, столица Франции заполонена шпионами вашего преподобного выскочки.... - Простите, граф, но я не понимаю о чем вы! – юный шевалье заметно напрягся и Гермес быстренько сменил тему разговора. - Мда, здесь не место для доверительной беседы... Но, полагаю, в «Счастливом олене» я смогу рассказать вам некоторые особенности нашего прибытия... Через час счастливый хозяин постоялого двора подсчитывал свою возможную прибыль. Вокруг новоприбывших гостей суетились цирюльник и портной тоже активно подсчитывающие прибыль от так кстати подвернувшихся гостей. Наконец, отмытые выбритые и одетые путешественники устроились за накрытым столом вместе со своим новым знакомым. Беседа велась задушевная с легким политическим уклоном. За это время юный шевалье узнал последние сплетни мадридского двора, отношение его величества Филиппа IV и Фердинанда ІІ к политике парижского кабинета и, самое главное, о том, что его новые знакомые приехали в столицу Франции с неким поручением к королеве... Не стоит говорить, что взрощенный при дворе шевалье тут же почуял терпкий аромат заговора, который мог бы привлечь внимание его господина и напрягся, как спаниель, почуявший добычу. Гермес усмехнулся – цель была достигнута и теперь мальчика не отогнать от путешественников палкой. Преданный песик поволочет добычу к хозяину, чего бы ему это не стоило... Кардинал смотрел на проект указа, который к завтрашнему заседанию совета нужно было сделать предельно понятным для короля. Взгляд получился каким-то ненавидящим, таким, будто несчастный документ умудрился нанести личную обиду его преосвященству. В голове было пусто, да и вообще, чувство опустошенности, новое и пугающее владело Ришелье весь вечер. Стихи не писались, работа не шла, окружающие дико раздражали. Через час после возвращения министра из дворца прислуга тихо испарилась из пределов зрения своего хозяина, которого хотя и признавали неплохим господином, но в минуты эмоционального ступора стоило избегать. Причем даже больше, чем в минуты гнева... Дверь тихо открылась и на пороге появилась мадам де Комбале. Не обращая внимания на то, что любимый дядюшка даже не поднял головы и, тем более не соизволил поздороваться, она подошла к столу и села в кресло напротив. - Дядя, нам нужно поговорить! - О Боже, Мари, вы уверены, что в этом есть настоятельная необходимость? – Ришелье поднял на нее взгляд и вновь уставился на проект указа. – Вы же видите, я крайне занят! - Вы заняты всегда! Но сейчас вы просто сидите! Я специально понаблюдала за вами – за последние десять минут вы ни разу не перевернули страницы и не взяли в руки перо. Значит, можете уделить мне несколько минут! – Девушка уставилась на дядю с чувством легкого превосходства, но тут же пожалела об этом, увидев скользнувшую по губам родственника ехидную улыбку. - Дорогая моя, неужели вы думали, что ваше присутствие останется для меня незамеченным? Для этого вам следовало бы с меньшим рвением пользоваться духами мсье д’Амбре… Этот… аромат… он же за несколько минут оповещает окружающих о вашем появлении. - Ах, дядя, вот всегда вы так! Между прочим, этот аромат – последний писк моды! Им пользуется сама королева! - Вместо воды и мыла… - тихо проворчал кардинал и добавил, уже обращаясь к племяннице – Но Мари, это же не повод обливаться ими в буквальном смысле слова? Тем более, что эти духи имеют слишком резкий запах, а потом вы жалуетесь на приступы мигрени. Уверен, они бы так не докучали вам, если бы вы помнили об умеренности в использовании парфюмерии. Да и мне было бы значительно легче дышать… - Вот видите, время обсуждать мое поведение у вас находится всегда, а поговорить со мной… - Ришелье обреченно возвел очи горе, понимая, что отослать девушку все-равно уже не удастся. - Мари, обсуждать ваше поведение у меня всегда есть время по одной причине – я желаю вам добра и не желаю, что бы моя племянница позволяла себе неподобающим поведением позорить семью! – тут голос кардинала слегка повысился. – Вам, душа моя, еще придется дать свои объяснения некоему инциденту, произошедшему в мое отсутствие. И учтите, я не поверю, что ткани вдруг стали в Париже дефицитным товаром, так что хотелось бы услышать правдоподобное пояснение вашим прогулкам в полуголом виде. Глаза герцогини правдоподобно округлились. Ну не рассказывать же любимому дядюшке, что среди фрейлин ее величества появилась мода играть в вист на желание? И она, Мари, еще оччень легко отделалась. Вон мадам де Ланнуа и вовсе пришлось изображать в дворцовом парке леди Годиву… То-то караульные развлеклись! Но оповещать дражайшего родственника об этих проделках явно не стоило, девушка хорошо помнила его реакцию на появление весьма пикантных сплетен после того, как она перебралась в Пале-Кардинал. Но удобоваримого пояснения как-то не получалось, поэтому, пришлось ляпнуть первое, что пришло в голову: - Ах, дядя! Ну, при чем здесь ткань? Просто шнурок порвался, вот и пришлось возвращаться домой в несколько фривольном виде… - нда… очень убедительно… - Шнурок значит… - кардинал, похоже, уже понял, что правды ему все равно никто не скажет и, мысленно, сделал себе пометку разобраться, чем там черт подери, занимаются фрейлины в свободное от выполнения прямых обязанностей время. – Ну хорошо, Мари, будем считать, что я сегодня наивен и глуп. Так о чем вы хотели поговорить? - Я хочу знать, когда я смогу покинуть тот гадючник, который вы называете двором? Мне надоело выслушивать колкости, королева меня не выносит, я уже молчу о чересчур ретивых ухажерах… - Ну, об ухажерах молчите правильно, ибо я еще не видел женщины, которой бы досаждало излишнее внимание – улыбка Ришелье стала почти искренней. Он прекрасно знал, что племяннице приходится нелегко при дворе. Но с его точки зрения это была полезная школа. В конце концов, он не вечен, а девочка получила слишком правильное воспитание, что бы выжить одной в этом мире. Он уже сделал попытку выдать ее замуж и тем самым раз и навсегда устроить судьбу. Но затея, мягко говоря, провалилась. Мало того, что новоиспеченный супруг предпочитал держаться подальше от не в меру агрессивной племянницы всемогущего министра. Любящий дядя просил, убеждал, а потом, смирился и махнул рукой, уповая на авторитетное заявление сестры «Перебесится!». Но перебеситься девушка не успела – супруг скончался значительно раньше и молодой вдове пришла в голову дикая фантазия уйти в монастырь. Ришелье, услышав об этом схватился за голову и категорически запретил племяннице заживо хоронить себя в каменном мешке. Племянница пообещала послушаться, но при условии, что замуж ее больше не отправят. Обрадованный дядя поспешил заверить, что отныне она может жить так, как сочтет нужным. Герцогиня переехала в Пале-Кардинал, ее назначили фрейлиной Марии Медичи и вот тут-то двор понял, что стенания великого кардинала о мягкости и беззащитности молодой женщины несколько преувеличены. Возможно, с точки зрения железного характера кардинала, Мари и казалась невинной овечкой, но окружающие видели ее в несколько ином свете. Начать с того, что подчинялась она только Ришелье, да и то лишь в той степени, в коей находила нужным. С остальными это была непокорная и когда надо, даже властная женщина. Она неплохо скрывала от окружающих острый ум, семейную хитрость и талант к интригам. Но, повторимся, в глазах кардинала племянница была хрупким беззащитным существом, которое только предстояло учить борьбе за место под солнцем. – Что же касается ее величества… Мне казалось, что вы сумели притереться с остальными придворными… Мари только раздраженно передернула плечами. Честно говоря, ее сегодня банально подмывало поскандалить, а дядя, в который раз попался на ту же удочку… - Притерлась?! – голос начал постепенно набирать диапазоны. – Вы хотя бы приблизительно представляете, что мне приходится там выслушивать?! - Не думаю, что что-то новое… Мари, я знаю, как ко мне относится королева-мать, знаю обо всех сплетнях, но это не повод впадать в истерику. Тем более, – глаза любящего дядюшки иронично блеснули – Вы уже далеко не та шестнадцатилетняя девушка, которая, как мне казалось, пугалась собственной тени… Или вы думаете, что до меня не дошли истории о том, как вы поставили себя при дворе? Дорогая, еще немного и у меня создастся впечатление, что вы метите на мое место… Столь неприкрытая лесть возымела действие на которое кардинал и рассчитывал – девушка сидела с отвисшей челюстью и уже не порывалась скандалить. «Вот так-то, дорогая, манипулировать мной вам еще предстоит долго учиться и набираться опыта» подумал герцог, а вслух сказал: - Если это все, Мари, то я собираюсь вернуться к работе. И проследи, что бы меня никто не беспокоил. - А? Да, конечно… - мадам дЭгильон встала и пошла к выходу. Уже у двери она обернулась – Да, чуть не забыла… Дядя, вы сегодня ужинаете? - Не знаю…. Разбирайся с ужином сама. Я поем, когда освобожусь. И не спорь! – прикрикнул он на племянницу открывшую было рот, что бы разразиться лекцией о здоровом образе жизни. – Я сам знаю, что мне делать и когда! - Как скажете, дядя! – Мари, наконец вышла из кабинета, в качестве мелкой мести довольно сильно хлопнув дверью. Ришелье только усмехнулся на эту ребяческую выходку и вернулся к многострадальному указу.
Леди Лора: Глава седьмая Королевский дворец вызывал у Локи стойкую ассоциацию с выгребной ямой. На фоне всей роскоши позолоты, лепнины, парчи и бархата, среди роскошной мебели и прочих предметов обстановки особенно остро ощущался страшный смрад, от которого начинали слезиться глаза даже у видавшего виды бога. Он все пытался понять, почему не сделать в королевском дворце пару-тройку нормальных уборных и как заставить придворных щеголей не только поливаться ароматизированной водой, но и хоть изредка мыться. Стараясь пореже вдыхать, шевалье дю Локк следовал к покоям королевы с независимым видом человека облеченного высочайшим доверием. Собственно, зачем ему понадобилась встреча с королевой, Локи еще не совсем понимал. Просто у него возникло ощущение, что узнать врага в лицо будет полезно, а таким ощущениям бог привык доверять. Итак, он стремительно миновал караул, которому уже успел примелькаться в качестве нового и незаменимого секретаря кардинала и остановился перед дверью в покои королевы. Теперь Локи стоял перед дилеммой: то ли явиться ее величеству в образе шевалье дю Локка, то ли просто сделаться невидимым и спокойно посмотреть, послушать и намотать на ус… По некотором размышлении, он пришел к выводу, что второй вариант все же предпочтительнее и, оглянувшись, исчез. Тут, как раз кстати, дверь открылась выпуская молоденькую фрейлину. Не дав себе труда плотно прикрыть ее, девушка почти бегом куда-то убежала, позволяя Локи беспрепятственно войти в покои самой красивой женщины Европы. Бог огляделся в комнате, куда он попал, сидела стайка женщин разной степени юности оживленно переговаривающихся между собой. В воздухе отчетливо пахло малость подостывшей, но от этого не менее острой враждой. Вспомнив, что двор королевы, как и вся остальная часть двора разделен на сторонников королевы и кардинала, Локи не стал задерживаться здесь, хотя и сделал в уме заметку присмотреться к местным дамам. Мало ли, какие выгоды можно извлечь из женской вражды? Тихо скользнув мимо фрейлин, он приподнял край портьеры и попал в помещение, которое, видимо, служило приемной. Несколько кушеток, бюро, стол, зеркала и, даже, книжный шкаф, содержащий довольно увесистые романы с золотым обрезом. Анна Австрийская сидела за бюро и что-то быстро писала. Пожилая полная испанка сидела с пяльцами у окна и, время от времени, бросала на ее величество обеспокоенные взгляды. Радуясь своей невидимости, Локи первым делом решил как следует рассмотреть, ради чьих же это прекрасных глаз Европу пытались поставить с ног на голову без его участия? Результаты осмотра не вдохновили. Круглое, чуть полноватое лицо с уже намечающимся вторым подбородком, рыжевато-каштановые волосы, типично габсбургская выпяченная вперед нижняя губа… Глаза были красивы – большие, черные, когда Анна Австрийская поднимала голову, раздумывая, что писать дальше, в них легким отблеском отражалось пламя свечей. О фигуре судить было трудно даже обладающему неистощимой фантазией богу – абсолютно глухое платье, соответствующее декрету его величества о чрезмерно смелых туалетах, создавало для этого самого воображения непаханную целину, ибо угадать фигуру за тяжелыми слоями ткани было весьма проблематично…. И вот это сокровище всея Европы сосредоточено что-то писало, брызгая пером и пропуская в отдельных словах буквы. Локи осторожно заглянул через ее плечо и аж подпрыгнул от восхищения – ну кто бы мог подумать, что в столь юном возрасте мадам способна на такую жестокость? И ведь ради чего все затевается? Исключительно ради того, что бы убрать с дороги ненавистного кардинала! Но какими окольными путями она идет! Нет, конечно, понятно, что для бешенной собаки и семь лье не крюк, а для истомившейся без дела королевы и свара между крупнейшими державами не свара, но что бы тааак… А его преосвященство сидит, видите ли, и понять не может откуда дует ветер… Да уж, если к этой красавице заявится весь такой бойкий и расторопный Гермес, будет недалеко и до мировой войны… Действительно, содержание письма прямым текстом уверяло его Величество Филиппа IV в необходимости проведения открытых военных действий для того, что бы прижать Францию и, добиться, наконец, смещения Ришелье с должности. Наконец, письмо было дописано и королева повернулась к фрейлине: - Эстефания, вы нашли курьера? - Ох, Анна, это же так опасно! – кормилица тяжело вздохнула. – Что, если его поймают? Девочка моя, сколько раз говорить Вам, что политика не женское дело! Посмотрите на Вашу подругу, герцогиню де Шеврез – игралась-игралась в политику и доигралась. Который год уже домой вернуться не может… - Ну хватит уж! Это письмо должно быть отправлено! И чем скорее – тем лучше! Так ты нашла кому его можно доверить? - Нашла, Ваше величество! Да только все-одно, не нравится мне эта ваша затея! – с этими словами женщина с усилием поднялась и подошла к бюро. – Давайте письмо, я передам кому нужно. А вот лишним людям здесь делать нечего, за вашими комнатами и так наблюдение поставлено зорче, чем в Бастилии… - Возьмите, Эстефания… А кто этот курьер? Я целиком и полностью доверяю Вам, но все же мне хотелось бы лично удостовериться в том, что ему можно доверять… - О, поверьте мне, Анна, человек этот абсолютно надежен и всячески поддерживает ваши устремления! – и фрейлина, поклонившись королеве, направилась к выходу. Рассудив, что проследить за наперсницей королевы будет значительно полезнее, чем оставаться в Лувре и подслушивать сплетничающих барышень из королевской свиты, отправился следом за доньей Эстефанией. Гофмейстерина уверенно прошла доврцовыми коридорами раскланиваясь с встречающимися ей вельможами. Наперсницу королевы знали и даже слегка побаивались – ведь придворная жизнь так переменчива и, качнись чаша весов в сторону королевы, ее любимица получит огромное влияние. Тем временем, испанка вышла из дворца и села в скромную карету без гербов обитую простой темной кожей. Локи еле успел повиснуть на ее запятках, предварительно слегка уменьшившись в размерах. Ехать пришлось долго, так что богу довелось в полной мере оценить героизм лакеев, вынужденных путешествовать подобным образом регулярно. Грязь летела из-под колес во все стороны, тряска была жуткая, вдобавок ко всему, кучер петлял какими-то совсем уж узкими и непригодными для езды в экипажах улочками. Наконец, карета остановилась у малоприметного дома в два этажа. Чистого, опрятного, из тех, в которых живут почтенные торговцы с семьями. На стук доньи Эстефании в двери приоткрылось небольшое окошко, после чего пожилую испанку впустили внутрь. Локи не отставал, с любопытством озирая странный дом. Странность этого жилища заключалась в первую очередь в том, что оно не несло на себе никаких следов личности хозяина. Стены выкрашенные светлой краской, самая что ни на есть обычная мебель, в гостинной, где провожатый оставил гофмейстерину, не было ни книг, ни картин, ни гобеленов. На окнах – темно-серые шторы, на столе – потрепанная Бибилия. В углу комнаты – распятие. Несколько жестких стульев и вытертая циновка. «Это я удачно зашел – подумал Локи внимательно оглядывая помещение – судя по вопиющей аскетичности интерьера мы в гостях у святых отцов иезуитов. Только они принимают гостей столь радушно, что впрочем, не мешает им баловать себя вполне пристойными условиями жизни». Догадка бога оказалась верна. В комнату вошел монах, взгляд и движения которого выдавали в нем последователя покойного Игнатия Лойолы. Он сдержано поклонился Эстефании, та ответила достаточно учтивым и низким реверансом. - Святой отец, я пришла просить вас об услуге, которую, мы недавно обсуждали. Дело это деликатное, но зная, какое доверие к вам питают его величество король Филипп и герцог Оливарес я полагаю, что королева Анна может положиться на вас. - Мой святой долг, дочь моя, всячески поддерживать борьбу с ересями и оберегать его величество от пагубного влияния еретиков. Я безмерно счастлив, что ее Величество, невзирая на годы жизни, проведенные в чужой стране, сохранила верность заветам католической церкви, своей семье и своей родине. - Ее величество всегда блюла, и будет блюсти, интересы Испании, святой отец. Это письмо необходимо доставить его величеству, но как вы понимаете, доверять его почтовому курьеру слишком опасно, а в ваших руках, я уверена, оно дойдет до адресата. – Иезуит взял конверт и задумчиво посмотрел на него. - Хорошо, сеньора, я передам его величеству послание от дочери. Но хочу попросить вас напомнить ее величеству, что хотя мы и рады тому, что она остается верной дочерью Мадрида, ей не следует так же забывать и о долге супруги. Брак их величеств до сих пор не благословлен наследником, а ведь прошло уже более десяти лет! И в случае малейшей неудачи ее ждет обвинение в бесплодии, что наряду с действиями идущими вразрез с официальной политикой Парижа может привести к весьма плачевным последствиям… Орден надеется, что ее величество достаточно разумная женщина, что бы понимать необходимость скорейшего рождения дофина… - Полагаю, святой отец, что об этом следует говорить с самой королевой. Но ведь вы понимаете… - Я в курсе оскорбительного поведения короля. Но это не снимает с ее величества выполнения ее прямых обязанностей! – в голосе иезуита засквозила фирменная стальная нотка – Впрочем, вы правы, донна Вильяргеран, сейчас не время и не место для подобного разговора. Но он должен состояться и я прошу вас подготовить к нему королеву. Ведь насколько я помню, у королевы были две беременности, которые прервались из-за прискорбного стечения обстоятельств? - Все правильно, святой отец! И каждый раз ее величество ожидала требования короля разорвать брак... - Ее величеству не приходила в голову мысль о том, что этими безусловно тяжелыми для королевы испытаниями Господь намекает, - тут по губам иезуита скользнула холодная усмешка. - Намекает о необходимости обновления и... очищения крови правящей династии... - Вы хотите сказать... - Что если Людовик Бурбон не способен продолжить свой род, то следует взглянуть по сторонам. Единственное непременное условие – дофин должен быть истинным королем. - Вы намекаете... - Нет-нет, донна, я ни в коем случае ни на что не намекаю и тем более не хочу сказать ничего сверх уже сказанного! - повысил голос священник. Донна Вильяргеран поднялась. - Но если ее величеству вдруг потребуется помощь и наставление, отец Котон будет пребывать в Париже под именем аббата ле Бри. - Я запомню это, святой отец. И уверена, ее величество не применет воспользоваться его наставлением и добрым советом. С этими словами иезуит коснулся лба королевской камеристки, быстро перекрестил ее и, спрятав письмо в складках сутаны, вышел из комнаты. Эстефания перекрестилась и направилась к выходу в сопровождении мальчика-служки. Локи присел на подоконник. Вмешательство иезуитов во внутрисемейные дрязги августейшей четы его не устраивало – орден был слишком опасен, особенно, если помнить о вмешательстве в те же дрязги его коллеги... Гермес задумчиво созерцал своего подопечного в новом костюме, в котором сеньор Донжюльен должен был быть представленным дофину – зеленые штаны темного сочного оттенка уходили в голенища ботфорт коричневой кожи. Бархат колета оттенялся золотыми пуговицами и желтой рубашкой, кружевные ворот и манжеты которой были расправлены поверх колета. Перевязь и ножны подобраны в тон сапогам. Хорош! - подытожил он осмотр с довольной миной. Сен-Жермен, а вы уверены, что мой костюм соответствует молодому сеньору от которого отреклось семейство? Бог, наряженный в желто-коричневый костюм щедро украшенный золотым шитьем и камнями только фыркнул Все зависит от того, как мы вас подадим. Между прочим, ваш дед, почтеннейший метр Солер за свою долгую жизнь скопил изрядное состояние и помимо солидного приданого ваша матушка с супругом получили немалую сумму по завещанию. Сеньор де Виль знал, как следует правильно обращаться с деньгами. Ваш семейный бизнес процветает до сих пор под присмотром управляющих проверенных вашим батюшкой, временем и обстоятельствами. Вы же хотите заявить о своих правах крови и мечтаете сделать придворную карьеру. Но не логичнее ли быть бедным дворянином ищущим покровительства? У нас – тут Ричард гордо выпрямился – покровительства ищут в основном младшие обделенные наследством сыновья. В таком случае гипотетическому дворянину следовало бы искать покровительства у кардинала, а не у королевы с дофином, которые сами вечно нуждаются в презренном металле, коим вы, как владелец двадцати виноделен, четырех торговых судов и торгового дома «Щедрый суконщик», можете снабжать их практически безостановочно. Лицо бравого Плантагенета брезгливо вытянулось Дворянин занимающийся торговлей! Какой позор! Возможно, сир, но не забывайте, что если бы английская корона так же занималась торговлей, а не только крестовыми походами, вы бы здесь не оказались, да и восстаний в Англии было бы несколько меньше... Да как вы смеете! - рявкнул Ричард хватаясь за спинку стула. Фи, сеньор! Вы же дворянин! Сколько раз повторять вам – швыряться стульями непристойно! В этот момент в дверь постучали и на пороге появился угодливо кланяющийся хозяин за спиной которого маячил месье де Сент-Онор, который и должен был проводить своих новых знакомых в Лувр. При виде раскрасневшегося Львиного сердца он нерешительно застыл в дверях Я, вероятно, некстати? Каюсь, пришел немного раньше назначенного срока... Но не думал, что застану вас ссорящимися.... Ну что вы, милейший Антуан! Просто мы с сеньором де Вилем люди весьма взрывного темперамента, я итальянец, он – вырос на моей родине и даже дружеские беседы у нас могут проходить на настоящие баталии, но мы отнюдь не ссоримся! - поспешил успокоить юношу Гермес, хотя думал он совершенно о другом. - Эге, похоже, что нашего мальчика еще не научили избегать прямых вопросов... Это хорошо, возможно, он не обучен еще избегать и прямых ответов... Вооруженный такими мыслями темпераментный итальянец олимпийского происхождения взял плащ со шляпой и жестом предложил Сент-Онору проводить их.
Леди Лора: Глава 8 Быт короля Людовика XIII был, вероятно, одним из самых уникальных в Европе. Пребывая в постоянном поиске панацеи от скуки – этого неизлечимого недуга, монарх постиг массу различных ремесел. Так что если бы Великая Французская революция грянула вдруг на два поколения раньше, король с удовольствием подписал бы отречение от престола и отправился бы в добровольное изгнание. Начать с того, что нудный и безвольный сын анри Четвертого в совершенстве постиг искусство сокольничего, проводя на охоте все свободное время. Однажды заинтересовавшись мастерством брадобрея, Людовик не успокоился до тех пор, пока не научился владеть бритвой в совершенстве. И хотя многим дворянам пришлось выступать учебными пособиями для его величества, король отныне брился только самостоятельно. Не меньшей слабостью его была кулинария. Дворцовые повара безо всякой лести утверждали, что его величество гениально приготавливает разнообразные варенья и омлеты. Король не хуже иного кулинара знал, как именно следует накалывать крыжовник, почему вишни лишенные косточек не стоит смешивать с изюмом и как правильно уваривается персиковое варенье, что бы кусочки фруктов не утратили своего вкуса. А если припомнить, что Людовик XIII интересовался кузнечным и ювелирным ремеслами, в которых достиг некоторого успеха, его любовь к театральным постановкам (костюмы к которым он разрабатывал лично), умение танцевать, поэтические и музыкальные опыты – легко понять, почему в огромном всегда набитом людьми Лувре он чувствовал себя одиноким. Никто из его ближайшего окружения не разделял королевских увлечений, и не только не разделяли, окружающие даже не пытались понять своего монарха. Так что король, переложив большую часть государственных забот на плечи кардинала, развлекался самостоятельно в компании егерей, лесничих, поваров и прочего люда. Но это было днем. Вечерами же, если король не занимался очередным балетом, он оказывался фактически предоставленным самому себе. Разумеется, при дворе имели место быть приемы, а в обязанности придворных входило всячески развлекать их величества. Но... Его преосвященство откланялся около двух часов назад явно прикидывал сейчас в Пале-Кардинале или Люксембурге, как бы добиться согласия короля и Совета на вооруженное вторжение в Италию. Придворные играли в передней, поглядывая на приоткрытую дверь в комнаты его величества и готовые ринуться туда по первому сигналу. Сам король вчитывался в сценарий нового балета одной рукой придерживая на колене исписанные листы, а другой почесывая за ушами крупного пса. Тем временем в замке Блуа никто и не вспоминал о скучающем монархе. Напротив, здесь царило вечное веселье, ибо правил здешним двором его королевское высочество, король взбалмошности и председатель Совета Шалопаев Гастон-Жан-Батист де Бурбон, герцог Орлеанский, младший брат короля. Нынче вечером Месье пришла фантазия последовать примеру легендарного Марка Антония и поискать приключений в городских тавернах. Барон де Бло, правда, в излюбленной своей манере поспешил напомнить сюзерену о том, что Марк Антоний плохо кончил, а потому неплохо было бы поберечь бренное тело во спасение души и на благо Франции... Под конец его выспренной речи Гастон, которому наскучили бесконечные моралите в Лувре отмахнулся от собеседника и вскочив с кресла принялся примерять перед зеркалом новую шляпу – настоящее произведение искусства из атласа, перьев и рубинов. При взгляде на сие сооружение барон болезненно поморщился, но не успел раскрыть рта с очередной остротой, как в комнату вошел лакей. Ваше высочество, к вам прибыл и просит аудиенции шевалье де Сент-Онор, а с ним некие граф Сен-Жермен и сеньор Донжюльен Ах да, помню-помню... Антуан говорил мне об этих людях и стремился представить... - принц взглянул на часы, потом в окно. Вечер только начинается, монсеньор, а кабаки, которые вы собираетесь посетить в семь вечера только оживают... Ну хорошо, пусть войдут! - и дофин с разбегу плюхнулся в кресло. Бло лишь поднял глаза к потолку. Его высочеству шел двадцать первый год, но он упорно отказывался взрослеть. Овдовев около года назад, Гастон неприлично быстро вернулся к привычному образу жизни. Бло, исполнявший в свите принца роль шута, мог позволить себе попытку воспитания его податливого высочества, правда, безуспешно – Гастон подчинялся только сильным, да и то лишь в том случае, если на горизонте маячила вожделенная корона. Итак, пока барон предавался скорбным мыслям по поводу инфантильности его высочества, в комнату вошел Антуан в сопровождении двух весьма колоритных персонажей. Первый – типичный южанин с темными глазами, при взгляде в которые по спине де Бло пробежала крупная дрожь – они напоминали два бездонных ледяных омута. Впрочем, в следующее мгновение они оказались абсолютно нормальными – видимо такую жутковатую глубину глазам графа Германа Сен-Жермена придала игра света в комнате. Задумываться над этим казусом не было времени еще и потому, что в следующий миг внимание присутствующих целиком и полностью привлек к себе сеньор Донжюльен. Высоченный широкоплечий мсье де Виль, казалось, сошел со средневековых гобеленов – так он поражал внешностью и повадкой. Начать с того, что он явно привык к более тяжелому оружию и даже его шпага, невзирая на дорогие перевязь и ножны неоставлявшая сомнений в ее назначении явно казалась гостю слишком легкой. Ди и жизнь в Италии похоже, отучила сеньора от элементарных правил вежливости – в ответ на приветствие принца он едва склонился! Тем временем его взгляд цепко оглядывал роскошно убраную комнату. Однако, неучтивость гостя, похоже, только позабавила обычно крайне тщеславного принца. Итак, сеньор Донжюльен, мой конюший рассказал мне о вашей помощи ему в несколько неприятной ситуации и вашем намерении... Ваше высочество, шевалье помог не я, а мой спутник – Ричард, похоже, решил ринуться в атаку с чисто плантегенетовским апломбом. - Что же касается моих намерений, то главное из них вернуться на родину... Тут уж в разговор поспешил вмешаться Гермес, но стоило ему сделать шаг вперед с полупоклоном, как Ричард опережая его круто повернулся, зацепил шпагой вазу полупрозрачного китайского фафора, попытался поймать ее, но опрокинул несколько стульев и зацепил столик черного дерева, на котором красовались малахитовые часы – подарок польского посланника в париже, заставив гастона птицей взвиться с кресла на помощь безделушке. Но неугомонный король не спешил остановиться. Он сделал шаг назад и налетел на горку венецианского стекла. На грохот и звон сбежался весь замок. Сен-Жермен стоял у окна прикрыв лицо рукой и проклиная про себя тот день, когда он поддался на уговоры своего рыжего коллеги и взялся поднимать бучу при помощи этих проклятых Куриных Мозгов. Наконец, привлеченный появлением охраны, Донжюльен пристыженно замер на месте. Принц в обнимку с часами сидел на полу и хохотал во все горло, барон де Бло являл собой точную копию Гермеса, но с противоположной стороны комнаты. Отсмеявшись, Гастон махнул рукой - Все в порядке, господа! Сеньор де Виль всего лишь наглядно продемонстрировал мне захламленность покоев... Пожалуй, мы продолжим беседу в галерее, а здесь пускай приберут! Галерея замка, недавно перестроенного по приказанию принца, все же так и не утратила до конца своих средневековых очертаний. Свечи разгоняли ранние осенние сумерки, но ни ковры, обильно покрывающие полы, ни гобелены не справлялись с октябрьской сыростью. Принц явно чувствовал себя здесь неуютно и зябко кутался в плащ, чем заслужил снисходительный взгляд Ричарда, вышагивающего рядом с ним со шляпой в руке и плащом через плечо. Дофин, в сою очередь, с нескрываемым любопытством разглядывал этого неуклюжего великана так уверенного в себе даже после столь неприятного казуса. - Итак, сударь, - начал принц, усаживаясь на подоконник, - я помню ваше имя, но как мне шепнул Антуан, ваши родственники вот уже более тридцати лет не осчастливливали своим присутствием двор, хотя и оказывали много услуг короне. - Ваше высочество, я никак не могу отвечать за своих родных, поскольку я их не знал. После того, как отец обвенчался с моей матерью, мы не поддерживали никаких отношений. - Вот как! Что же привело вас в Париж? - Отец всегда говорил, что верность нашего рода принадлежит французским владыкам. И когда я встал перед выбором, кому предложить свою шпагу и свое состояние… - Ваше предложение весьма лестно для нас, - прервал его, - но чтобы принять вас на службу, мы должны проверить, как вы впишетесь в нашу компанию… Ричард удивленно посмотрел на принца и уже открыл было рот, чтобы выдать какую-то колкость, но в последний момент так и застыл с удивленным и несколько глуповатым выражением лица, уставившись в одну точку за плечом Гастона. Месье обернулся, пытаясь проследить взгляд странного гостя, но увидел в стекле лишь вечерние сумерки да блики свечей. Пожав плечами, он повернулся к Донжюльену и продолжил так, точно не терял внимания собеседника. - Да так вы, вы с графом должны знать, что мы здесь не терпим скуки, а потому вы примете участие в выездном заседании нашего совета шалопаев… - Но ваше высочество, может, вначале вы изволите переодеться? – голос де Бло звучал несколько неуверенно, но с той непобедимой верой в лучшее в людях, которая всегда отличала самых верных слуг и друзей. - Что?! Да как вы смеете указывать наследнику престола, как ему одеваться для выхода к подданным?! – Подобного рыка стены старого замка не слышали уже очень давно, но именно он, властный, яростный, безудержный заставлял врагов трепетать, а друзей опасаться львиного нрава Плантагенетов. Подчиняясь какой-то неведомой доселе силе, царедворец умолк. Несмотря на то, что Гастон называл его непроходимым занудой, барон был всего лишь осторожен от природы, что впрочем, нисколько не мешало ему писать скабрезные стихи, пьянствовать в компании других шалопаев и развлекать принца поистине шутовскими выходками, хотя когда дело касалось его личных интересов и целости, он становился необычайно практичен и тих. В Ричарде Бло почти звериным чутьем, присущи любому царедворцу, безошибочно определил человека, пивыкшего и имеющего полное право повелевать, а потому тут же пошел на попятный, с ужасом глядя, как взбешенного Плантагенета, и без того проявлявшего предельную тактичность и осторожность, пытается удержать личная охрана принца. Сен-Жермен, от злости мешающий ругательства на добром десятке языков, пытался потихоньку выпутать кадуцей из складок роскошного рукава. Принц смотрел на разыгрывающийся спектакль с меньшим весельем, зато с гораздо большим любопытством. Не взирая на податливость, недалекость и инфантильность, его высочество, тем не менее, оставался потомком знаменитого рода Медичи и великого Анри Четвертого, а следовательно, если поблизости зарождалась интрига – он чуял ее как легавая чует след. Вот и сейчас он готов был поставить французскую корону против стертого медяка, что Антуан де Виль такой же сеньор Донжюльен, как сам Гастон – папа Римский. Тем не менее, пытаться выяснить подноготную своих гостей принц не собирался. Во-первых, они ясно выразили непреодолимое желание снабжать его высочество звонкой монетой, а обожающий роскошь Гастон вечно нуждался в золоте; во-вторых, судя по намекам Антуана, гости имели прямое отношение к Мадриду, кабинет которого уже который год стремился сместить с должности кардинала, а если получится, то и короля. Возможность потери старшего брата принца не пугала абсолютно, так что он решил покуда присматриваться к новым придворным и ждать предложения, от которого не сможет отказаться. Усмехнувшись этим мыслям, он нахлобучил свою невероятную шляпу и выжидающе поглядел на де Бло – парижские кабаки наслаждались привычной, а потому спокойной суетой. *** От поиска нужной карты глаза уже заболели и начали слезиться. Мария Медичи устало смешала карты и откинулась в кресле. Человеку незнакомому могло бы показаться, что королева-мать задремала, но старый герцог де Гиз слишком много прошел с ее величеством, чтобы не уметь отличить сон от задумчивости. Парадоксально, но герцог никогда не заблуждался касательно умственных способностей как вдовы Беарнца, так и ее младшего отпрыска. Возможность коронации Гастона рассматривалась Гизами только с одной точки зрения: юнец прекрасная марионетка, и за корону на голове будет делать все, что ему велят… Пока же… Герцог тихо, но четко откашлялся. Королева встрепенулась и протянула нежданному посетителю руку. Флорентийка даже не задумывалась, а с какой радости Гизы, сами имеющие виды на корону, вздумали так поддерживать Гастона? - Государыня, мне крайне неприятно разочаровывать вас, но какое-то проклятье тяготеет над нашими планами. Или же кардинала охраняет сам дьявол. Наше последнее покушение закончилось ничем, а он даже ничего не заметил! - Или сделал вид… - флорентийка задумчиво крутила в пухлых пальцах карту. – Забавно, что пасьянс мне путают всего две карты – джокер и дама пик… Герцог придал лицу заинтересованное выражение. Любовь королевы-матери к толкованию предзнаменований была общеизвестна. Временами Карлу Лотарингскому казалось, что в этой жирной женщиненет ни грамма истинного величия. «Банкирша, унаследовавшая куцый умишко ломбардских девок!» - пронеслось в его голове. Но когда герцог вновь взглянул на королеву, в его глазах читалось только любопытство. - Я позволю себе дерзость поинтересоваться, какая связь может быть между пасьянсом Вашего величества и нашими попытками избавиться от кардинала. - Вероятно, никакой, - королева засмеялась нервно и коротко. – Простоя себе загадала, что если пасьянс разложится, и крестовый король окажется в отбое, мы избавимся от Ришелье. Да только, сколько не тасовала колоду, сколько не раскладывала, король трефовый все выходит в голове расклада, а закрывают его джокер с пиковой дамой. - Да, забавная закономерность… Однако будем надеяться, что это лишь причуда карт, а они, как многие люди, склонны ко лжи. Королева вздохнула: - Что же вы теперь предложите, герцог? - Я предлагаю немного выждать. Кардинал стер с лица земли протестантские крепости во Франции, но он продолжает поддерживать еретиков в Европе. Расходы растут, конца войне не видно, так что совсем скоро Ришелье станет слишком сложно контролировать все. Даже при помощи своих подручных… - Так вы предлагаете затаиться, герцог? - Нет-нет, государыня. Чрезмерное затишье скорее обеспокоит кардинала, чем привычное придворное бурление. Собеседники испытующе смотрели друг на друга. Гиз пытался понять, не закрались ли сомнения в душу королевы. Мария Медичи, закусив губу, машинально вертела растрепавшегося уже джокера. Она привычно заблудилась в собственных мыслях и сомнениях. Но в этот раз нить упорно ускользала, и она махнула на шевельнувшийся было червячок сомнения рукой. Ведь если бы она больше верила Элеоноре, упокой Господи ее душу, она до сих пор бы правила Францией вместо жалкого прозябания в тени. Королева отпустила гостя с самой благосклонной улыбкой. В конце концов, Гизам кардинал так же невыгоден, как и ей… Герцог сел в носилки и откинулся на подушки. На пороге своего пятидесятилетия, Карл Лотарингский, герцог де Гиз, так и не смог приспособиться к каретам, предпочитая седло или носилки. Он щелкнул крышкой часов: стрелка подползала к десяти. Следовало поторопиться, чтобы не пришлось проверять надежность охраны в стычке с парижским ворьем… Слуги, повинуясь сигналу, прибавили шаг, но опасения герцога не оправдались – он благополучно добрался до дома, где заперся в кабинете с бутылкой хереса, и категорически запретив себя беспокоить. Герцогиня, как женщина здравая, не стала приставать к супругу с интересующими ее вопросами. *** Радаманф потянулся и запустил пальцы в темную шевелюру. Архивариус впервые за несколько столетий надумал покинуть свое благоустроенное убежище и отправиться на поиски приключений. Единственную сложность составлял выбор направления. Олимп он отмел сразу – ввязываться в женские дрязги ему не хотелось, а в родной обители богини в основном как раз и занимались выяснением отношений… Жизнь в других обителях так же не отличалась особым разнообразием. Правда, в новой обители время от времени случались вспышки оживления, но семейство христианского пантеона предпочитало игнорировать других богов – уж слишком много силы обрели они благодаря повсеместному поклонению людей…Пожалуй, имело смысл проведать Локки, а заодно и его приятелей. Уж там-то точно скучно не будет! Да и самому можно будет от души поразвлечься… Радаманф двинулся по дому. Привычный порядок ничто не нарушало. Единственное, что внушало архивариусу некоторое беспокойство – его архив, где на стеллажах с чуть слышными хлопками возникали все новые и новые бумаги. - Проклятье! Надо бы обзавестись учеником, пока дом не погряз в бесполезной писанине! – проворчал Радаманф, захлопывая дверь в архив. Эльзийский лес был, как обычно, тих, спокоен и тянул к себе не хуже магнита. Архивариус пересек лужайку и остановился у опушки. Ближайшие деревья тихо зашелестели, приветствуя его, но сегодня Радаманф не собирался общаться с природой. Тем не менее, на несколько минут застыл, прижавшись щекой к липе, тут же осыпавшей его мелкими желтоватыми цветами и чуть пожухлой листвой. - Я ненадолго, обещаю! – архивариус резко оттолкнулся от ствола и свистнул. Через минуту послышался перестук копыт, и на опушке показался крупный конь темно-рыжего цвета с черными хвостом и гривой.
Леди Лора: Глава 9 Архиепископ Кентерберийский глубоко вздохнул и решительно направился в покои Его Величества. Направляясь к монарху, он предполагал, что может и не вернуться, но при дворе пошли весьма тревожные сплетни, часть которых подошла к той зыбкой грани, за которой начинается заговор. Из королевского кабинета доносился рык – похоже, Его Величество вновь занимался воспитанием вассалов. И впрямь, за дверью послышался глухой удар и в приемную выкатился лорд Грей. Бедолага мелко дрожал и краем плаща обтирал багровое лицо. Архиепископ вопрошающе поднял брови. А, ваше преосвященство! Благословите меня, ибо, похоже, что его величество всерьез решил отправить меня в изгнание... - Бедный толстяк умоляюще смотрел на собеседника и всем своим видом напоминал перекормленного пса, которого хозяин вышвырнул в бурю на улицу. И куда же вас ссылают? Ох, за море! Король хочет, что бы я ехал в его французские владения, дабы надзирать за производством вина и лучшие образцы отсылать ко двору. Архиепископ чуть не расхохотался, напрочь забыв о сохранении собственного достоинства. Пожалуй, только чудаковатый сэр Джон мог обижаться на столь аппетитный приказ. Усилием воли вернув лицу пастырски-постное выражение, прелат перекрестил «изгнанника» и протянул перстень для поцелуя. - Ступайте с миром, сын мой! Да глядите, не поддавайтесь дьявольским искушениям в солнечной Франции. Помните: женщина – сосуд греха, а вино послано нам не только благословением, но и испытанием нашей воздержанности... С этими словами канцлер бодро направился к королевскому кабинету. Арес, настолько вжившийся в образ, что даже перестал призывать к себе нектар с амброзией, угрюмо пил вино. Брови архиепископа удивленно поползли вверх – сюзерен пил жадно, долго, с сопением и причмокиванием. Так, будто только что покинул святую землю с ее извечной нехваткой питья... Наконец, он соблаговолил заметить гостя. - Ваше величество, у меня для вас дурные новости – среди лордов бродит сплетня, что вас... как бы поточнее выразиться... околдовали... следовательно, вы не можете отвечать за свои поступки и... не надо! - Арес зажмурился и со всей силы швырнул кубок об пол. Сосуд смялся, подпрыгнул и, жалобно звякнув, закатился под стол. Бог войны глубоко вздохнул, вспомнил Афродиту, посчитал до десяти и повернулся к собеседнику. - Ну, и откуда же пошли такие сплетни? - Судя по всему, слухи пошли из покоев Его Высочества... Но это отнюдь не значит, что распускает их лично принц! - Ну, разумеется! Джон, как истинный агнец, сутками сидит у окна, на манер прекрасной дамы и вышивает шелком! - Отнюдь, сир! Я предлагаю, не брать ерунду в голову. С принцем я лично проведу беседу о его заблуждениях, в первую очередь духовных, но что касается лордов... - То все их фантазии – суть плод безделья! Отныне у них не будет недостатка в работе! Садитесь за мой стол, святой отец и пишите! Мы, божьей милостью Ричард, король Англии, герцог Аквитании, граф де Пуатье, герцог Нормандии, граф Анжуйский, Турский и Мэнский повелеваем: Всем нашим подданым не обремененным ежедневной работой, как-то цеховыми обязанностями или же крестьянской повинностью отныне будут проходить ежедневную воинскую подготовку невзирая на возраст и звание. 12 сентября, лета господнего 1... года от Рождества Христова. Ричард Этот приказ звучал третий день на всех городских площадях и герольды торопились во все концы страны, дабы огласить королевскую волю в каждой деревне. Ремесленники, крестьяне и подмастерья только потешались над очередным приступом королевского самодурства, распивая вечером кружку-другую пива после трудового дня. А вот менее занятым, с точки зрения Лжеричарда, теперь приходилось тратить по пять-шесть часов в день на марши по плацу, упражнения с копьями, алебардами и прочую военную муштру. И если в провинции возможность пустить учения на самотек удавалась, то в столице муштрой парламента и высшей аристократии занимался Арес лично, исключение не было сделано даже для принца Джона. Любезного брата не отпускали дальше чем на охоту и в сопровождении внушительной охраны, которая головой отвечала за то, что бы принц в целости и сохранности возвращался домой. Надежда на будущее Плантагенетов расслабленно полулежал в кресле, возложив ноги на стол. Ломило все – от кончиков пальцев на ногах до шеи. Ричард сегодня был в ударе и поэтому случаю, тренировка выдалась особенно тяжелой. Три часа в седле с копьем и два с половиной в рукопашной! Все присутствовавшие с импровизированного плаца буквально расползлись, повиснув на оруженосцах. И это притом, что большинство из них были закаленные в боях воины! А с венценосного братца все как с гуся вода... Пожалуйте, велел малому совету собраться, дабы обсудить текущие дела! Хорошо, хоть ему, Джону, великодушно подарили передышку... Ненадолго, но это уже кое-что... Наследник английского престола раскрыл медальон, с которого ему улыбалась Изабелла Французская. Впрочем, сегодня он слишком устал, чтобы мечтать о зыбкой возможности будущего по своему сценарию... Дверь в комнату бесшумно приоткрылась, и на пороге возник секретарь, приставленный к принцу канцлером для переписки с царевной Ириной. Джон раздраженно закусил губу – Френсис Брантон напоминал ему призрака: унылого, бесцветного и такого же настырного. Секретарь был высок, худ, его волосы до плеч были тусклого серого цвета и висели безжизненной копной конопляных нитей. Желтоватая пергаментная кожа была покрыта мелкими красными пятнышками, а губы вечно шелушились из-за дурной привычки беспрестанно их облизывать. Даже одежда Брантона вся как на подбор была пепельно-серого цвета и казалась покрытой пылью. Френсис неловко поклонился, чуть отставив в стороны острые локти, и посмотрел на принца исподлобья. Он любил эти еженедельные встречи не больше принца, но приказ короля был недвусмыслен – письма к невесте должны быть регулярными. И любезными. Архиепископ лично выбрал в библиотеке роман мсье де Труа и томик стихов для оживления посланий византийской царевне, чей миниатюрный портрет украшал письменный стол кронпринца. С тех пор как было составлено первое письмо прошло почти полгода. И Френсис слишком часто размышлял о ней. Его интересовало, какой у нее голос, сама ли она составляет письма или же, как и Его Высочество, только подписывает уже готовое послание, даже не утруждая себя его прочтением... Френсис оторвал взгляд от темноглазой красавицы с портрета и повернулся к принцу. Оба одновременно испустили глубокий вздох – впереди им предстояло несколько часов работы. Наконец, Френсис нарушил молчание: - Если ваше высочество соизволит, я прочту вам ответ принцессы Ирен. Или вы пожелаете лично с ним ознакомиться? - Там есть что-то новое? Или интересное? Френсис пробежал письмо глазами. Принцесса спрашивает, какое имя вы хотели бы, чтобы она приняла после крещения? - Джон зевнул и с хрустом потянулся Что-нибудь еще? Принцесса выражает надежду на скорую встречу и... Довольно! Составьте ответ сами, а я подпишу... Что же касается имени, то... напишите, что мне и моему августейшему брату будет приятно, если она выберет имя пресвятой Девы, как покровительницы брака и нашей матери. Таким образом, получается Мария Элеонора. Мэри. Френсис опустился на жесткий деревянный стул и, взглянув на портрет принцессы Ирэн, принялся точить перо. Зевс сидел на своем троне, из последних сил сохраняя внешнее величие и достоинство. Тем временем стены обители сотрясались от грохота – богини затеяли очередное выяснение отношений. В чем заключалась суть взаимных претензий - громовержец не успел понять. Да впрочем, и не хотел. Как не хотел и вмешиваться в ссору, прекрасно зная, что будь он хоть трижды верховным богом и четырежды громовержцем – взбешенные богини и его покалечат так, что никакое бессмертие не спасет. Сбежать в мир смертных никакой возможности не представлялось – Гера и в хорошем-то расположении духа была патологически ревнива, почему и покровительствовала браку. Потому каждый визит Зевса на землю заканчивался грандиозным скандалом. Впрочем, следует признать, как правило, небезосновательным. Обуреваемый этими мыслями Зевс почесал бороду и встал. Богини не угомонятся долго, в царстве у старшего братца тишина, покой... Яркая вспышка света и бог исчез с Олимпа. Тем временем три богини разошлись не на шутку. Гера и Афина обвиняли, Афродита – защищалась. Геру раздражала распущенность внука и полнейшее манкирование своими обязанностями невестки. Афина была праведно возмущена резко проснувшейся в золовке страстью к рукоделию. Нет, она ни в коем случае не думала, что Афродита может ее затмить, но все же, она ведь не пытается разжигать в сердцах страсть? Так почему она должна терпеть попытки золовки заниматься рукоделием? ...точнее, рукоблудием, ибо рукоделием назвать это язык не поворачивается! - завершила обвинительную речь Афина, размахивая клоком стальной пряжи, выхваченной из общей кучи в пылу спора. Ты взгляни, во что ты превратилась! - не отставала Гера, потрясая серебряным зеркалом. - Разве тебя теперь назовешь богиней любви и красоты? На такую лесть теперь решится разве что слепой нищий, да и то, если ему вперед дадут милостыню золотом, а после пообещают полное исцеление! Афродита и впрямь выглядела не лучшим образом – волосы потускнели и висели безжизненными космами, вокруг глаз образовались темные круги, ногти обломаны... Короче, претензии Геры были более чем обоснованы. Я вообще не понимаю, как можно довести себя до такого состояния, если ты не смертная! А я, может быть, пытаюсь стать серьезной! Вон вы обе вечно обвиняете меня в легкомыслии, вот я и учусь быть серьезной! - Афродита, как это не удивительно, защищалась вяло, видимо, вязание и впрямь вымотало богиню. Но кто просит тебя заниматься не своим делом? Я же не пытаюсь устраивать демографический взрыв! - вступила обуреваемая праведным гневом Афина. Какой взрыв?! При чем тут взрыв? Я просто пытаюсь сделать для мужа хоть что-то своими руками! Но зачем?! - взвыли обе богини хором. Афродита, деточка, - голос свекрови принял те обманчиво-ласковые интонации, которые всегда и везде использовали для воспитания детей и успокаивания буйно-помешанных. - А почему бы тебе не порадовать моего сына каким-то более привычным и естественным для тебя способом? И вот тут Афродита добила всех. Она сползла по стеночке на пол и, обхватив колени руками, зарыдала в голос. Афина презрительно сморщила нос и фыркнула. Оставь, дорогая! Слезы здесь ни к чему! - ответом были еще более бурные рыдания. Гера немного неуверенно потрясла невестку за плечи. Ну же, прекрати! В конце концов, в том, что ты довела себя до такого состояния виновата ты одна. Но все поправимо, мы сейчас уберем эту кошмарную проволоку со спицами, ты полежишь в ванне с молоком белых ослиц, приведешь в порядок свои роскошные волосы, реанимируешь руки и увидишь, что жизнь не так уж плоха... Но я ни на что не способна! - выдохнула Афродита между рыданиями. - Ни ткать, ни вязать, ни готовить – ничего! Подумаешь, велика важность! Афродита, ты создана не для работы, так что расслабься и занимайся тем, что умеешь лучше всего! - Афина сноровисто сгребала стальную пряжу в охапку. – В конце концов, на готовке и вязании свет клином не сошелся. Попробуй вышивку... только не сейчас, а позже, когда придешь в себя... Или вон макраме... Но у меня все равно не получится! - тем не менее, Афродита подняла голову и вытерла слезы. Ну и плюнешь! Зато ты умеешь делать неповторимые прически! - Гера окончательно перешла со скандального на увещевательный тон. - И потом, зачем такой красавице что-то делать самой? Всегда найдется пара сильных рук, которые облегчат любую задачу... Затихшая богиня уже не рыдала. Она лишь пассивно подчинялась, прислушиваясь к уговорам родственниц. Воспользовавшись затишьем, в чертог впорхнули хариты, на полу оказалась ванна полная теплого молока. Кипа журналов о рукоделии, добытая Афродитой у Радаманфа, перекочевала к Афине. Гера парой взмахов руки вернула чертогу привычный вид: зеркала льстиво засверкали, ароматные масла заполнили помещение благоуханием, склянки с духами, мазями и притираниями призывно позвякивали. В общем, обитель Афродиты вновь превратилась в рай для кокетки. Гера с Афиной тихо удалились, удостоверившись, что Афродита блаженно мурлычет, нежась в теплом молоке. Теперь осталось заставить ее заняться своим делом, – Афина привычно устроилась за ткацким станком, в то время как Гера опустилась в кресло. Не сразу, дитя мое! Ей нужно прийти в себя окончательно. Не забывай, Афродита самая эмоциональная из нас. Ей нужно вернуть себе привычное состояние гармонии. То есть помешательство на своем внешнем виде и поведение загулявшей кошки? Не стоит ерничать, Афина! Такое поведение не очень-то приятно, и все же ты несколько преувеличиваешь. Да и потом, по сравнению с последним временем, оно станет казаться вполне милым. По крайней мере, в этом заключается ее работа... Да уж, а теперь смертные цапаются друг с другом как цепные псы... Да и Амур совсем от рук отбился... Ну, Амур и к Афродите не больно прислушивается... Гера только хмыкнула, откинувшись на спинку кресла и пробегая взглядом обитель. Гефест во всю трудился в кузне. Правда, не над очередным шедевром из металла. Хромой бог разложил на наковальне пергамент и увлеченно покрывал его какими-то записями – видно, ваял очередной сонет... Аполлон в обнимку с Эрато возлежал у себя, правой рукой он меланхолично перебирал локоны музы и, подпирая левой голову, лениво наблюдал за плавным танцем ор. Спокойно было и у Артемиды, точившей серебряный кинжал, и в подводном царстве Посейдона. Даже в подземельях Аида царили тишина и покой. Персефона расчесывала Цербера, пытающегося умостить все три головы у нее на коленях, Аид с Зевсом потягивали амброзию, занятые неторопливой беседой. В общем, обитель олимпийцев погрузилась в блаженную ленивую тишину, не прерываемую даже легким шорохом ветерка. Гера прикрыла глаза, окончательно расслабляясь. Подобное умиротворение было такой редкостью на Олимпе, что Гера даже не придала значения отсутствию Гермеса и Ареса, кстати, уже довольно длительному.... В этой блаженной тишине, задремавшая богиня не заметила еще кое-чего: Амур, вдохновленный всеобщей расслабленностью, решил поискать приключений. Разумеется, не себе.
Леди Лора: Глава 10 Ричард откровенно наслаждался сумасшедшей скачкой по Парижу. Влажная речная прохлада разбавляла липкую дневную вонь, принося обманчивое ощущение свежести. Высокородная молодежь наслаждалась жизнью в одном из лучших ее проявлений. Все прекрасно понимали – что бы они ни натворили, благодаря покровительству Мсье они останутся безнаказанными. Последние несколько месяцев в моду вошло подражание разбойникам с большой дороги – аристократы подстерегали припозднившихся путников и обворовывали их. Правда, дворянское звание не позволяло шалопаям конфисковывать у жертв кошельки, так что приходилось довольствоваться срыванием плащей и шляп. Этим вечером принц не пожелал отказываться от полюбившейся забавы, приняв волевое решение не переступать порога трактира до тех пор, пока улов «грабителей» не составит десятка плащей. И сам принц, и его спутники уже надели черные шелковые полумаски и устроили засаду по всем правилам, благо, у Нового Моста было достаточно темных углов, в которых без труда разместились все «охотники». Барон де Бло и Гермес переглянулись. Шут дофина устроился на крыльце какого-то дома, почти не видимый в тени подгнивших овощных ящиков, сложенных тут наподобие миниатюрной крепости, а Гермес предпочел наблюдательный пункт, максимально приближенный как к Ричарду, так и к Гастону. Бог прекрасно понимал, что для завоевания симпатий принца его подопечному придется проявить недюжинные ловкость, смекалку и остроумие. Из всего перечисленного Ричард в полной мере обладал лишь первым качеством, бывшим чисто королевским – то есть забавляло лишь монарха да его приближенных, не задетых конкретной насмешкой. Смекалка же и вовсе не входила в сильные стороны Львиного Сердца. Тем временем на улице появились двое. Судя по всему, прохожим не впервой было возвращаться домой после наступления темноты: они держались настороженно, хоть и без особого волнения. Во всяком случае, оба были вооружены, но не спешили хвататься за оружие. Маркиз д’Анкр перемигнулся было с Лозеном, но прохожие вдруг резко повернули и направились прямо на сеньора де Виля, который, впрочем, не торопился покидать свое убежище между стеной и сломанной повозкой. Когда припозднившиеся ремесленники прошли мимо телеги, он, с поистине кошачьей гибкостью, метнулся к ним, сдернул оба плаща и вскочил на телегу, умудрившись не потерять при этом равновесия на шатком пьедестале. Один из путников попытался выхватить кинжал из-за пояса, но его приятель схватил его за руку, что-то тихо втолковывая, и оба почти бегом покинули злополучный мост под хохот и улюлюканье вельможных воров. В течение последующего часа улов пополнился еще тремя плащами. Здесь, на краю моста, над лавочками, особо бережливые купцы надстраивали второй этаж, приспосабливая их таким образом еще и под жилье. И только эти лавочники спали по ночам относительно спокойно – сиятельные бездельники, когда им взбредало в голову вломиться в один из магазинчиков, выбирали одноэтажные строения. Впрочем, если в двухэтажном доме располагался винный погребок, количество живущих в нем людей в расчет не принималось – шалопаи отважно грабили его, отвечая на тумаки лавочников ударами шпаг. Наконец, Гастону надоело мерзнуть в ожидании прохожих, и он велел подвести лошадей – после физических упражнений у принца пересохло в горле. А поскольку срывание плащей не утолило жажду приключений - вся компания отправилась в трактир «Под рыжим каштаном». Почему в названии трактира упоминалось именно это дерево, было понятно – рядом с кабаком росло аж пять старых каштанов. Что же касается их якобы рыжего окраса, то во Дворе чудес бродила легенда о том, что дед метра Бартоло был из бывших пиратов. Решив осесть на склоне лет и открыть собственное дело на накопленные деньги, он обосновался в Париже. Тут он и повстречал подругу своих последних лет – Анну Далю, управляющую борделем «Алые чулки». Все шло хорошо, до тех пор, пока однажды вечером Грегуар Бартоло не нашел в своей постели помимо Анны еще какого-то заезжего морячка. Скорый на расправу, Грегуар прикончил и неверную любовницу, и ее дружка. И, якобы, расправа была столь свирепа, что кровь обагрила листья каштана, окрасив их к утру в черно-рыжий цвет. Что было правдой в этой истории – неизвестно. Во Дворе чудес рассказывают много жутковатых историй, однако все мужчины рода Бартоло славились поистине бешеным нравом, а в «Рыжем каштане» всегда можно было найти убежище от закона, сбыть краденый товар или купить чью-либо смерть. Появление членов общества шалопаев во главе с их председателем сначала ошеломило завсегдатаев трактира. Однако, убедившись, что молодые люди не будут пытаться совать носы не в свое дело, они вернулись к выпивке, игре, торгам и хвастливым басням. Андре Бартоло, внук Грегуара, провел всю компанию вглубь зала, туда, где у пылающего камина распевали песенки уличные поэты, хихикали проститутки и не обсуждались действительно важные дела. Гастон уселся во главе длинного стола, потемневшего от времени и пролитого на него вина, его сопровождающие расположились вокруг. Ричард с Гермесом оказались по левую руку от принца, заслужив несколько ревнивых взглядов от остальных придворных. Крепкого вида служанка поставила перед ними стаканы и несколько бутылок. Милейшая, а принесите-ка нам мяса и заварите грог! - принц явно собирался сполна насладиться предоставленной себе свободой. Мессир, быть может не стоит? - барон де Бло выглядел несколько обеспокоенным. – Смешивать вино с этим пиратским напитком... К тому же, мы не знаем, что туда намешают здешние слуги! Вы еще скажите, любезный, что поскольку грог изобрели англичане, то его употребление можно расценивать как измену государству! - Присутствующие расхохотались шутке Гастона, который продолжил: – А ведь, правда, клянусь честью, кардиналу это должно было бы понравиться! Этот старый сухарь только и ждет момента, чтобы совсем лишить нас развлечений! Да какое представление прелат может иметь о развлечениях благородных людей? - возмутился Ричард, со стуком опуская стакан на стол. – Пускай читает свои молитвы и не вмешивается в дела благородных людей! Гермес закатил глаза, но промолчал, позволяя молодежи и дальше отпускать ехидные шуточки, которые, уж он-то точно знал! Через несколько часов станут дословно известны тому самому прелату, о котором с таким презрением отозвался его подопечный. Людовик XIII ворочался в постели с боку на бок. Подушки и одеяла казались чересчур горячими, подголовный валик чрезмерно жестким, а воздух в комнате – спертым. «Это все из-за кардинала!» - пришел к выводу монарх, именно по настоянию Его Высокопреосвященства он остался в порядком опостылевшем ему Лувре, чтобы принять с утра участие в обсуждении возможных компромиссов в вопросе Мантуанского наследства с испанскими послами. Тема эта жевалась и пережевывалась уже давно, и Людовик небезосновательно подозревал, что его министр успел составить и текст договора, и список этих самых возможных уступок. Однако вменить ему в вину подобную предупредительность было невозможно – кардинал с первого дня обращался за одобрением монарха касательно любой мелочи. Король не мог обвинить его и в давлении на свою особу – невзирая на придворные сплетни, министр так деликатно и аккуратно подводил его к необходимым решениям, что они казались целиком и полностью его собственными. Тяжело вздохнув, король сел и в спальне немедленно началось сонное шевеление – дежурившие здесь придворные, подавляя зевки, принялись зажигать свечи, подбрасывать в камин дрова... Людовик недовольно поморщился – согласно требованиям этикета, августейшие особы оставались одни только в момент смерти. До того жизнь монарха проходила у всех на виду. Король принялся выбираться из постели. Сен-Симон уже держал наготове подбитый мехом халат, а Баррада надел на сюзерена согретые у камина тапочки. Людовик нетерпеливым жестом отмахнулся от придворных, почтительно застывших у постели и, подойдя к окну, распахнул тяжелую раму. Почти полная луна блестящей монетой проглядывала сквозь темную рванину облаков, пуская по водам Сены серебряные ленты. Он задумчиво смотрел вдаль, рассеяно потирая подбородок. Там, в Версале, воздух пах полевыми травами и влажной землей. О том, какие ароматы витали в Лувре, так и не утратившем свою средневековую мрачность, да и в самой столице, король предпочитал вовсе не думать. Часы пробили третий час пополуночи. Еще час – и город начнет постепенно просыпаться. Людовик вернулся к постели и решительно потянул с себя рубашку. Уж если все равно не удастся выспаться – лучше воспользоваться предутренними часами и немного поохотиться, пока черти не принесли монсеньора вместе с его бумагами, записями, донесениями и прочими неотложными и непременно важными заботами. Охотничий костюм! - голос короля звучал раздраженно и отрывисто. – Мы едем на охоту! Мне предупредить главного ловчего, сир? Нет, сударь! Мы поедем одни! И проследите, чтобы охрана не составляла весь полк. Мы желаем побыть в одиночестве! Слушаюсь, сир! - поклонился придворный и покинул спальню. Мсье Лавальер, проследите, что бы на конюшне были готовы лошади. Остальные будут ожидать нашего возвращения здесь. Честно говоря, Людовику XIII ужасно хотелось пронестись во весь опор по лесу одному, но совершить подобную выходку значило поставить на уши весь Париж и половину армии... А потом кардинал еще прочитал бы лекцию о недопустимости подобного поведения, опасностях поджидающих монарха за стенами дворца и враждебных намерениях протестантов. Или испанцев. Разумеется, нотация читалась бы предельно верноподданническим тоном! Оставалось надеяться, что ему удастся удрать от сопровождающих уже непосредственно во время охоты. Тем временем, граф де Гиш уже отдавал распоряжения начальнику стражи. Они вместе вошли в караулку, где как раз сидели четыре королевских мушкетера, готовившихся заступить в караул. - Господа, сегодня вам не придется скучать в прихожей. Вам выпала честь сопровождать короля! Его Величество едет на охоту. Вы будете сопровождать его и нескольких дворян. Старайтесь держаться на расстоянии, дабы сохраняя безопасность Его Величества и не теряя его из виду, не мешать охоте. Вы должны быть в седлах через пять минут, - с этими словами, граф развернулся на каблуках и вышел. Мушкетеры бодро шагали по полутемным коридорам Лувра, направляясь во внутренний двор, где располагались конюшни. - Ну, вот и бросили кости, господа! А я так надеялся отыграться после позавчерашнего вечера! - один из солдат подкрутил рыжий ус и огорченно вздохнул. - Да будет вам, Мельвиль! Радуйтесь такому раскладу! Ведь за последние два года вы ни разу не выиграли! - ухмыльнулся его напарник, весело сбегая по ступеням. - Зато теперь мы сможем гордиться участием в королевской охоте. Экая забава нам предстоит! - Тише, господа! Не забудьте, мы должны сопровождать короля тихо и незаметно, – вмешался в беседу третий солдат. Он был старшим в компании: виски его были чуть седоватыми, а вокруг глаз и рта кожа собиралась в паутину мелких морщинок, придавая строгому и спокойному лицу несколько шкодливое выражение, более присущее двадцатилетнему мальчишке, нежели зрелому мужчине. - Вы же трезвоните об этом на весь Лувр, который, как известно, имеет не только уши, но и глаза с языком! - И все они передают любое движение во дворце монсеньору кардиналу! - подхватил весельчак, грозя стене кулаком. Наконец, вся компания вышла во двор, где король как раз садился в седло в сопровождении троих придворных и нескольких егерей с собаками на сворках. Мушкетеры вскочили в седла – благо, их коней еще не успели расседлать – и маленькая кавалькада двинулась со двора под заливистый лай борзых и гончих. Людовик все сильнее шпорил коня, наслаждаясь прохладным, чуть сыроватым ветром, бьющим в лицо, и ощущением абсолютной независимости. Конь с разбегу влетел по бабки в заросший камышом ручей. Еще немного, и благородное животное всерьез рисковало бы увязнуть в заболоченных зарослях. В этой части лениво ползущей Сены, благодаря густым зарослям, избытку воды и корма, любили гнездиться цапли и дикие утки. Дворяне пытались было не отставать от монарха, но получалось у них, прямо скажем, плохо. Единственные, кто выдерживал королевский темп, были два спаниеля и престарелый Фабьен, который, несмотря на свои пятьдесят девять лет, способен был бодро поспевать за своим сюзереном, перезаряжая королевское ружье и держа наготове фляжку с разбавленным вином и хлеб с сыром на случай, если король проголодается. Граф де Гиш уже успел несколько раз пожалеть о том, что не стал в свое время банальным и скучным помещиком, влачащим свое комфортное существование в родовом поместье в компании старых слуг и собственного непозволительно раздутого самомнения. Можирон вспоминал золотые годы правления Генриха III. В данный момент ему не казались смешными рассказы отца о развлечениях королей и дворянства в промежутках между войнами Лиги. Тогда королевские выезды всегда были многолюдными и пышными, обязательно в обществе прекрасных дам, с незаметно присутствующей заботой вышколенных лакеев и пьянящим азартом убийства специально откормленной и выгнанной к месту охоты дичи... Людовик предпочитал дикую радость преследования, точно нищий горец или крестьянин шлепая по колено в воде, весь в грязи и тине. Его белоснежный шарф и светлый плащ были безнадежно испорчены спаниелями, отыскивающими для короля подбитых птиц. Через три часа у пояса Фабьена болтался мешок с десятком уток, а на плече, свесив голову за спину егеря, болталась белая цапля. Ну-с, господа, как поохотились? - довольный король выбрался из камышей мокрый, грязный и непривычно довольный жизнью. Похоже, сир, вы уничтожили всю дичь, которая тут водилась, – попытался пошутить Можирон, косясь на товарищей. Ерунда, сударь! Вы просто боитесь следовать за своим монархом! А дичи тут хватит на сотню охотников! Впрочем, - король достал из кармана часы и щелкнул крышкой, – впрочем, мы увлеклись. Возвращаемся, господа! Людовик вскочил в седло и дал шпоры коню, не заботясь более о своих спутниках. За ним тут же последовал Фабьен, а вслед за ловчим пришпорили лошадей мушкетеры. Впрочем, далеко его величество не уехал. Он осадил скакуна возле кабачка с витиеватой надписью на вывеске, имитирующей арабскую вязь. Вывеска гласила «Кофейный джинн». Это был совсем маленький аккуратный кабачок в двух-трех лье от Парижа, хозяин которого явно не первый раз принимал у себя августейшую особу. Он с поклонами проводил Людовика XIII внутрь, усадив за низкий столик у самого камина, который уже накрывала миловидная служанка, успевавшая, преодолевая расстояние между кухней и королевским столиком, с любопытством поглядывать на мушкетеров. К ним она подошла только после того, как накрыла еще один стол, предназначавшийся, видимо, сопровождавшим короля дворянам. На столе перед молодыми людьми оказался внушительного объема кофейник, несколько тарелок со сдобными булочками и кувшин сливок. Напоследок, девушка, воровато оглянувшись, выхватила из-под передника бутылку мадеры, но поставила ее под стол. Будьте осторожны с вином, метр Джулио очень придирчив на сей счет. По его словам, единственное спиртное, которое не испортит вкус кофе – коньяк не моложе пяти лет, да и то строго дозировано. Но я-то знаю, солдаты, охраняющие короля Людовика, всегда приезжают к нам промерзшими и голодными, - девушка говорила с легким итальянским акцентом, не отвлекаясь от работы. На столе появились свежий хлеб, небольшой круг сыра, украшенного голубоватыми прожилками плесени, солидный кусок ветчины и миска орехов в меду. О-ла-ла! Мадемуазель, держу пари, что наш завтрак ничуть не уступает завтраку самой королевы! - рыжий мушкетер восторженно дернул себя за ус. Клариче, сударь! А завтраки у нас не такие, как у ее величества, – девушка закусила губу и с преувеличенным старанием расправила скатерть. – Ее величество на завтрак предпочитает не мадеру с ветчиной, а шоколад! И, рассмеявшись, девушка убежала, взметнув лиловыми юбками. Похоже, Лелюш, эта сеньорита сдалась тебе в плен без единого выстрела! - подмигнул приятелю Мельвиль, наполняя вином маленькие кружки, предназначенные для кофе. – Младший Крознуа рассказывал об этом кабачке. Эта Клариче еще никому не выставляла ни капли спиртного – говорят, папаша Джулио не допускает и глотка вина для своих клиентов, чтобы не испортить вкус этого варева. Вы недооцениваете кофе, мой друг! Его весьма уважали Екатерина Медичи и несравненная Маргарита Валуа... А они, помимо совершенного очарования отличались острым умом... Ах, оставьте, Полье, как можно пить это пойло? Горькое, густое, тьфу! Разве что в качестве лекарства... Да и то... Ну, Мельвиль, в таком случае, вам понравится кофе по рецепту братьев-капуцинов – разбавленный молоком и подслащенный медом. Благодарю покорно! С меня вполне достаточно мадеры. – Мельвиль лихо наколол на острие ножа солидный кусок ветчины, шлепнул его на ломоть хлеба, добавил сыр и с аппетитом принялся есть. Пока мушкетеры обсуждали достоинства и недостатки кофе, в «Кофейном джинне» появились отставшие придворные. К сожалению для них, Его Величество как раз изволил завершить трапезу и им пришлось вновь садиться в седла. Остаток дороги вызвал у участников охоты практически все известные человечеству эмоции. Приближенные короля боролись с усталостью и раздражением. Упоение от удачной охоты и вкусного завтрака начало сменяться у Его Величества привычной меланхолией, которая усиливалась по мере приближения к городским воротам. Лелюш все оглядывался, пытаясь если не разглядеть, то хоть представить себе стоящую у окна Клариче. Его друзья весело обсуждали стол в итальянском кабачке и его очаровательную и предупредительную прислугу.
полная версия страницы