Форум » Крупная форма » Перевод романа "Частная жизнь кардинала Ришелье" » Ответить
Перевод романа "Частная жизнь кардинала Ришелье"
Прекрасная Маргарет: Частная жизнь кардинала Ришелье У нас, духовных, отняты права Обыкновенных смертных: мы не можем Избрать себе любимую подругу - Мы лишены семейных утешений, А все мы не безгрешны и должны Любить, закон природы исполняя. Так для себя избрал я идеалом Мой край родной... что с этою любовью Сравниться может? Почести, богатства Все суета, пустая суета; Бессмертны только слава и народ!.. (Э.-Д. Литтон. Ришелье или заговор) Всем романтическим женщинам мира и своей сестренке посвящаю. Эва Мёнч От автора Как только роман прочитали, так сразу пошли отзывы, типа: "Ну, просто Марыся и Наполеон" и "Каждый хочет примазаться к биографии великого человека!". И только мой старинный друг профессор Антоний, знаменитый своими монографиями и книгами о Ришелье, восторженно сказал: "Верю! Если адюльтер, то именно так! И с такой женщиной!" Могу только сказать, что идея написать книгу родилась не из желания похвастать родословной, а лишь для того, что показать великого французского министра не с традиционной стороны. Самым первым звоночком, который побудил меня заняться изучением факта существования некой Ядвиги-Эльжбеты Слуцкой явилась запись, сделанная в книге регистрации брака краковской церкви св. Юстыны, что рядом с местечком Казимеж, где говорилось, что герцог Лианкур Генрих-Робер де Мерей взял в жены вдову Потоцкую Ядвигу-Эльжбету ур. Слуцкую из Слуцких-Мазовецких. Сразу вспомнился замок Липовецкий, где в семейной летописи, восстановленной в 1901 году, было записано, что основателем родов Липовских и Липовецких был Давыд по прозвищу Ясногорский, который был байстрюком Ядвиги Потоцкой. Пришлось выехать до замка и там провести несколько часов в поисках каких-либо упоминаний о Ядвиге. Сложности заключались в том, что имя было распространенное, а род Потоцких обширный. Но, как говорится ищите да найдете, в небольшой папке, где лежали документы датированные XVII веком нашлась запись о крещении Давида-Жана Слуцкого в часовне св. Себастьяна вблизи Альгамбры. Матерью была записана герцогиня де Лианкур Ядвига-Изабелла ур. Слуцкая. Там же нашлась и запись о даровании Давиду земель и прозвища Ясногорский. А затем и королевская грамота, в которой Давид получает поместье Липовская мельница и получает право именоваться Липовским. Казалось бы связь восстановлена, но становится очень интересно почему долгое время Давид (Давыд) оставался бесфамильным, да и вообще каким образом он из Испании, где был крещен, попадает в Польшу. И что сталось с его матерью? Вопросы, вопросы, вопросы… Самое печальное было то, что после фашисткой оккупации в замке Липовецком мало что сохранилось. И хотя в семейное летописи были даны ссылки на некие документы – этих документов не было. Ниточка оборвалась… Спустя некоторое время мне пришлось заниматься архивом мазовецкого воеводства. Вот тут мне попались любопытные письма позабытого на чужбине французского вельможи, который когда-то составлял свиту Генриха Валуа. В письмах рассказывалось о смерти дочери и о том, что оплакивала бедную девушку лишь маленькая панночка Слуцких Ядзя. Может быть я бы и не обратила внимание на эту Ядзю, если бы не упоминание о том, что панночка очень хорошо владела французским. Поскольку усадьбы тех Слуцких совершенно не сохранилось, пришлось искать по церковным архивам. Вот оттуда и сложилась более стройная картина существования некой шляхтенки Слуцкой, которая своими чудачествами удивляла добрых соседей и которая стала женой князя Потоцкого, а затем и была вывезена французским герцогом в Париж. Информация появилась, но что с ней делать? Подивившись на перепитии судьбы я занялась другой работой и о Ядвиге вскоре забыла. Но видимо наступила пора вспомнить о злоключениях этой дамы. Ибо восстанавливая свои семейные документы оставшиеся от репрессированных родственников я нашла упоминание об «святыне» Липовских – дневнике княгини Потоцкой. Дневник нашелся в одном из музеев. Записи были частично зашифрованы и частично смыты. Но пока шла расшифровка дневника нашлось много писем, домашних летописей, да и просто сказок о Ядвиге-лекарке, которая исцеляла одним своим прикосновением. Оказывается даже небольшой пойменный луг назывался в честь этой панночки - Ядзевы волосы. Время многое что запутала и Ядвига через столетия смешалась с великой королевой Ядвигой в легендах и преданиях. Самое интересное произошло, когда профессор Антоний пригласил меня в США изучить частный архив, который из-за большого количества документов по Бонне Сфорце назывался архивом Сфорца. В этом архиве оказались документы и более позднего времени. Некоторые были подделками, а часть мы после ряда различных анализов посмели считать подлинными. Так среди этих документов нашлись обрывки дневника частного медика великого французского министра Ришелье – мэтра Шико. Мэтр писал различные рецепты, а также любопытные на его взгляд способы лечения многочисленных недугов кардинала, которыми он был измучен в свои последние годы жизни. В записях несколько раз промелькнуло упоминание о герцогине Лианкур, которая была вхожа в круг Ришелье из-за родственных уз связывающих ее супруга и кардинала. Мадам Лианкур умела врачевать, а также была способна к легкому усвоению любых языков, в связи с чем и выполняла некие поручения. Медик в отличии от Ядвиги не шифровал свои записи, но и не писал подробно. Однако в одном месте на мы с профессором обнаружили описание интересной сцены тайной прогулки по парку и возможно свидания герцогини и кардинала. После этого описания медик как будто чего-то испугавшись перестал упоминать о герцогине. Однако упоминание о ней нашлись в мемуарах поэта Антуана Годэ, который писал, что избрал бы герцогиню дамой своего сердца, если бы она не принадлежала хозяину. На этом мое везение закончилось. Никаких документов в Париже о супруге Лианкура я не нашла. Как и о самом герцоге. Догадки я выстраивать не любила, а поскольку о личной жизни Ришелье ходило множество слухов и сплетен, то придумывать новые желания не имела. Но опять упоминание о Ядвиге всплыло на поверхность. Теперь уже мои коллеги из Миланского архива предоставили мне опись документов инквизиции, в которых существовала запись о том, что была заключена, до выяснения некоторых обстоятельств, в Гранаде некая миледи Сомерсет, которая при первом браке носила титул княгини Потоцкой, а во втором – герцогини Лианкур. Что сталось с заключенной покрыто мраком веков. Позднее мне попалась статья моего соотечественника Анджея Влоха, который перебирая папский архив также нашел материалы о Ядвиге и поведал миру о ее лекарских способностях. В заключении своего исследования я просто более подробно изучала семейную летопись Липовецких, в которой нашла отголоски тайны происхождения Давыда Липовского. Сохранилась опись драгоценностей, которые были переданы польской королеве Людвики-Марии, а также подарены дочери Анне в день ее бракосочетания. Украшения эти были уникальными и опись некоторых совпала с украшениями приобретаемыми Ришелье для собственного города. Далее я, как историк, не хотела придумывать. Но мои коллеги стали убеждать меня создать нечто романтическое, ибо сухие научные факты канут в небытие, а роман сохранится в памяти. Ядвига, описанная в романе, не является в полной мере историческим персонажем. Так же как и герцог Лианкур, Антуан Годо (специально изменила фамилию), милорд Сомерсет. Происхождение Давида также остается невыясненным, поэтому романные утверждения остаются лишь гипотезой. Мне только еще раз хочется поблагодарить милейшего профессора Антония за то, что именно он позволил мне смело живописать бредовые идеи. Он убеждал меня, что лучше написать роман о высоких чувствах, чем повторять грязные слухи и сплетни, которыми всегда был окружен образ сурового министра. Пролог Из письма герцога Лианкура Его Высокопреосвященству кардиналу герцогу де Ришелье: «Могу уверить Вашу Светлость в том, что все знания сей благочести-вой дамы будут направлены исключительно на пользу французскому госу-дарству! А знания, которыми она располагает, чрезвычайно обширны. К тому же сердце княгини разбито и принадлежит только малолетнему сыну. А уте-шение она находит в книгах и новых знаниях… В связи с вышеизложенным нижайше молю Ваше Высокопреосвящен-ство похлопотать перед Его Святейшеством о признании моего брака дейст-вительным перед Богом и перед людьми». Глава I. Маленькая герцогиня 1.1. Балет в Лувре Уста без слов – любить никто не мог, Взор без огня – без запаха цветок! Летний вечер освежал. Гулять по улицам было сплошное наслаждение. Но двор собрался в Лувре, где проходил балет «Солнце». Сейчас была не первая постановка этого балета. Первый раз его танце-вали в начале марта 1621 года. Теперь, в связи с тем, что продвижение Том-мазо Савойского в глубь Франции было приостановлено, необходимо было потешить парижский свет. Людовик XIII, несмотря на нездоровье, выступал в образе солнца с яв-ными чертами божества. Знать ликовала несмотря на то, что после праздне-ства многие из мужчин должны были отправиться на войну. Герцог Лианкур, приехавший вместе с супругой, раскланиваясь с мно-гочисленными придворными, пробирался поближе к зрелищу. Внешность герцог имел примечательную. Уже в 18 лет волосы его на-чали стремительно седеть, и сейчас он имел снежно-белую шевелюру. Глаза его, немного навыкате, были серого цвета. Лицо скорее мужественное, чем привлекательное. Стоило также обратить внимание и на новоиспеченную герцогиню Ли-анкур, брак с которой был заключен в далекой Жечи Посполитой, а уж после официально признан папой и ратифицирован во Франции. Цвет глаз у супруги Лианкура был весьма неопределенный: пестрая ра-дужка состояла из серых, голубых и зеленых вкраплений, наподобие мозаи-ки. Сами глаза были круглыми, большими, но глубоко посажеными. Более темные, чем волосы, брови и ресницы, выделялись на бледном лице. Рот был маленький. Губы бледные, к тому же по стойкой привычке всегда крепко сжаты. Роста она была среднего. Казалась худой, поскольку имела длинную шею и выпирающие ключицы. Главное, что привлекало внимание в молодой женщине (герцогине бы-ло 20 лет), так это густые волосы темно-русого цвета, которые явно не хотели быть покоренными заколками и, вопреки моде, не были скреплены жиром. Казалось, один небрежный поворот головы, и герцогиня окажется перед пуб-ликой с распущенными волосами. Герцог неодобрительно смотрел на при-ческу супруги и что-то постоянно поправлял, пока чета продвигалась к сцене. Перед самой сценой им повстречалась племянница кардинала Ришелье Мари-Мадлен Виньеро, госпожа де Комбале, которая с милой улыбкой при-ветствовала герцога. – О, любезный Лианкур, наконец-то я снова могу вас лицезреть. Я уже вовсе не чаяла вновь увидеть вас во Франции! Скольким опасностям вы под-вергаете свою жизнь, беспрестанно совершая длительные путешествия в ба-ронства и далее на восток, а затем обратно! Представьте, любезный герцог, меня вашей супруге! – Мадам, – обратился герцог к своей жене, – перед вами самая умная и самая прекрасная из женщин Парижа, которая могла только появиться на свете! Де Комбале покраснела и бросила на герцога укоризненный взгляд. Смущалась она зря, так как у нее была совершенная красота античной статуи, сочетавшая силу и изящество, тонкость черт и богатство форм. Ее фигура, пусть вытянутая и слегка раздавшаяся, была изящна и пропорцио-нальна сложена. К тому же у нее были восхитительные плечи, и она была красива той красотой, которая, вкупе с красивыми руками и кистями, была в большом почете при королеве Анне Австрийской. Ее тонкое и скромное лицо также располагало к ней, но больше всего восхищались чрезвычайной кротостью ее очень ясных глаз. Ее ресницы не знали краски и, как и брови и волосы, имели цвет лесного ореха, то есть каш-таново-русый. – Это не лесть, любезнейшая маркиза, – герцог склонился перед пле-мянницей кардинала в любезном поклоне, – это просто поверхностная оценка ваших, сударыня, бесконечных достоинств. Во время раздачи комплиментов у новоиспеченной герцогини Лианкур зачесалось в носу, она изо всех сил пыталась сдержаться, не чихнуть. Достав из поясной сумки-муфты маленький кусок батиста, она зажала им свой чуть удлиненный польский носик, но в итоге чихнула очень громко. Звук полу-чился смешной: свист и писк... Ядвига почувствовала, как взгляды устремились на нее. От придворно-го внимания ей стало неуютно. Она зябко повела плечами. Душно, но холод-но было в большой и полутемной зале. Мари-Мадлен де Комбале с покровительственной улыбкой на лице нежным голоском произнесла на ушко герцогине Лианкур: – Не обращайте внимания, любезная герцогиня, на то и двор, чтобы тешиться любым проступком новичков. В сущности, они все не злые, просто вы для них новая забава. – Вот уж, досточтимая маркиза, я не привыкла быть забавой! – с ус-мешкой высоким, но глубоким голосом ответила Ядвига. – А вот и дядюшка! – Мари-Мадлен поспешила прочь от герцогини на-встречу их светлости кардиналу Ришелье. Кардинала не окружала свита. В толпе было еще несколько священно-служителей в подобном звании. Но облик несравненного красного герцога отличался некой магической притягательностью. Безусловно, часть этой при-тягательности давала власть. Однако не только… В Ришелье было нечто те-атральное, но для театра трагедии. Надменность сочеталась с маской страда-ния, то и дело проступавшего на его лице, что он старался скрыть холодной придворной улыбкой. Впрочем, некая живость на лице обозначилась, когда взгляд его коснулся племянницы: вымученная улыбка сменилась улыбкой человеческой, а взгляд из стеклянного стал просто грустным взглядом изму-ченного человека. Ядвига смутилась от того, что подсмотрела эту перемену во взгляде. «Худо мне будет, если я выдам эту тайну», – подумала женщина. – За кем наблюдаешь, Ядзя? – поинтересовался неожиданно появив-шийся рядом герцог Лианкур. С первых дней супружеской жизни, если мож-но назвать так тот альянс, в котором пребывали Ядвига и герцог, они свобод-но общались «на ты» и по именам. – Смотрела на твоего покровителя, дорогой Анри, – голос герцогини стал слегка хриплым, – такое величие и столько горечи и боли! – Ну, за все, девочка, надо платить! Кто высоко взлетел, то продал либо душу, либо тело! А поскольку наш Несравненный пытается сохранить свою бессмертную душу, тело его терзают демоны. – Он так болен? – Ядвига повернулась всем корпусом к мужу и вперила в его лицо свой вопрошающий взгляд: – Чем, давно ли, кто лечит? Герцог неслышно рассмеялся в ответ. – О, взыграло ретивое! Мадам-лекарь вспомнила о своем предназначе-нии! Душа моя! Об этом тебе надо побеседовать с его докторами или пле-мянницей. Для меня лично – это тайна за семью печатями. Впрочем, есть бо-лезни, о которых даже чернь поет. Это геморрой, который подкрался к ус-пешному министру, и мигрени, которые успешно сводят его в могилу. – Анри, прекрати иронизировать. Это действительно интересно. Если он твой покровитель, то я как твоя супруга должна способствовать его здра-вию, – при этих словах Ядвига лукаво улыбнулась мужу. – И кто спорит, лекарка! – отозвался герцог, – Я же говорю, спроси у племянницы, раз уж вы начали с ней общаться, то думаю, что душка мадам Комбале с превеликим удовольствием расскажет тебе о всех болезнях дя-дюшки, если ты согласишься их лечить. Но бойся доставить ему какие-либо неудобства! Ибо в гневе Ля-Комбалетта страшна! – Что за прозвище – «ля Комбалетта»? – удивилась Ядвига. – Это значит буквально – моя маленькая Комбале. Таковой она являет-ся для своего обожаемого дядюшки. Это с его легкого слова так пошло. – Она его ангел-хранитель? – Вроде того. Но ангел несколько назойливый. Ибо охранитель должен быть совсем незаметным, а Мари-Мадлен слишком уж на виду. Теперь настал черед Ядвиги хохотать. – Дорогой, женщинам свойственно становиться навязчивыми. Для нас мужчины – дети малые! Всё делают не так. Герцог вдруг резко развернул жену от себя. Герцогиня снова оказалась смотрящей на пеструю толпу в середине залы. Ей стало заметно, что карди-нал вместе с племянницей направляется в их сторону. – Прошу тебя, Ядзя, – раздался над ухом голос супруга, – сделай более милое выражение на лице и не смотри исподлобья. Ядвига успела только любезно улыбнуться приблизившемуся Ришелье, однако тяжелый и пристальный взгляд его, остановил ее робкую попытку сделать лицо любезным. Вместо этого она уставилась в светло-карие глаза министра, как завороженный кролик на удава. Ей казалось, что в глубине этих странных глаз, в радужке, где рядом с карими крапинками присутствуют серые, искрится живой юмор. «Дика, смущается, взгляд исподлобья», – отметил про себя кардинал. – Так вот какое сокровище вы, любезный мой Анри, откопали в холод-ной стране! – произнес он вслух. – О, я вовсе не сокровище, ваше высокопреосвященство! – вступила вдруг Ядвига и резко замолчала, сконфузилась от своего поступка. Мадам де Комбале пришла ей на помощь. – О, любезнейшие господа! Зачем мы смущаем герцогиню! – пафосно воскликнула она. – Мадам Лианкур еще не знает наших обычаев, да и неожи-данно ей внимание подобного рода. Губы кардинала искривились в усмешке. А Лианкур, приобняв жену за плечи, чуть встряхнул ее. Ядвига отошла от первоначального окаменения и вполне прилично улыбнулась. – Простите мою бестактность, ваша светлость, – обратилась она к Ри-шелье, – наверное, местный воздух сыграл со мной злую шутку, но я возра-зила вашей светлости лишь потому, что в Жечи Посполитой очень много действительно прекрасных дам, которых можно назвать скарбьем, что по-польски означает «сокровище». Я же просто серая придорожная трава по сравнению с этими садовыми розами. – Скорей придорожный цветок, сударыня, – улыбнулся на сравнение кардинал. – Как вы находите Париж, любезная герцогиня?
Ответов - 30, стр:
1 2 All
Прекрасная Маргарет: Частная жизнь кардинала Ришелье (продолжение-2) У нас, духовных, отняты права Обыкновенных смертных: мы не можем Избрать себе любимую подругу - Мы лишены семейных утешений, А все мы не безгрешны и должны Любить, закон природы исполняя. Так для себя избрал я идеалом Мой край родной... что с этою любовью Сравниться может? Почести, богатства Все суета, пустая суета; Бессмертны только слава и народ!.. (Э.-Д. Литтон. Ришелье или заговор) Всем романтическим женщинам мира и своей сестренке посвящаю. Эва Мёнч
Прекрасная Маргарет: Частная жизнь кардинала Ришелье (продолжение-1) У нас, духовных, отняты права Обыкновенных смертных: мы не можем Избрать себе любимую подругу - Мы лишены семейных утешений, А все мы не безгрешны и должны Любить, закон природы исполняя. Так для себя избрал я идеалом Мой край родной... что с этою любовью Сравниться может? Почести, богатства Все суета, пустая суета; Бессмертны только слава и народ!.. (Э.-Д. Литтон. Ришелье или заговор) Всем романтическим женщинам мира и своей сестренке посвящаю. Эва Мёнч
Прекрасная Маргарет: – И очарованна, и испугана, ваше высокопреосвященство, – ответила Ядзя. – А чем вызван ваш испуг, сударыня? – удивился Ришелье. – Тем, что город, ваше высокопреосвященство, очень большой, шум-ный и грязный, – смело ответила герцогиня. – Да… – с грустью произнес кардинал, – тут не хватает чистого ветра, шума листвы и… много того, что приятно взгляду и сердцу, любезная герцо-гиня. Герцог, – кардинал слегка повернулся к Лианкуру, – приглашаю вас с вашей милой супругой в мое рюэльское уединение не далее, чем завтра около четырех. Там вам, герцогиня, понравится, – вновь переведя взгляд на Ядвигу, прибавил он. – Жаль, мой любезный друг, что я не смогу вас завтра сопровождать в этой прогулке, – подала голос мадам де Комбале. – Что ж, дорогая племянница, – кардинал насмешливо взглянул на Яд-вигу, – тогда я приглашу еще дэ Куни с супругой и маленькую Витри, кото-рая так прелестно поет. Надеюсь, герцогиня Лианкур, не будет возражать против присутствия незнатной, но весьма талантливой особы? Услышав явную смешинку в голосе премьер-министра, Ядвига неволь-но улыбнулась сама. – Зная от своего дорогого супруга о безупречном вкусе вашей светло-сти, я даже не помыслила бы возразить против присутствия певицы! – Да… еще бы… – тихо произнес Ришелье, – вы бы не посмели возра-зить! – Глаза его при этом смеялись, болезненность лица сменилась просто светским выражением. – Ваша супруга, мой дорогой герцог, весьма повесе-лила меня! Надеюсь, что на прогулке она также проявит себя с заниматель-ной стороны. Ведь я не люблю тусклых прогулок. Тем более, ваша протекция супруге позволяет судить о ней как о существе с занятным умом. После этой длинной фразы кардинал лихо развернулся и отправился снова в центр залы. Племянница последовала за ним. Супруги Лианкур оста-лись в одиночестве, если можно назвать одиночеством присутствие в зале, полной придворных. – Уфффффф. Можно, наконец, передохнуть, – с облегчением выдохну-ла Ядвига. – Да. В первый момент я подумал, что ты сейчас превратишься в соля-ной столб, как жена Лота. Но Господь миловал. Впредь, я прошу тебя, будь красноречивой в присутствии Его Высокопреосвященства. Если желаешь, чтобы твой супруг был по-прежнему одним из приближенных его высоко-преосвященства. – Прости, мой милый друг, – просто ответила герцогиня. – Я засмотре-лась в его глаза. Он скрытный человек, но и великий насмешник. И болен… Сильно болен, но скрывает это за надменностью. А когда он поворачивался, то я поняла, что у него что-то с суставами. – А ты все о своем, – вздохнул герцог, – надо вас подружить с племян-ницей. Будете оба пользовать его разными снадобьями. – А это возможно? – удивилась Ядвига. – Вполне! В этом мире нет ничего невозможного! Главное только тебе быть любезной и остроумной и найти ключик к сердцу Мари-Мадлен. – Я постараюсь. Только вот вряд ли это получится прямо завтра. – Не торопи время, малыш, – герцог слегка зевнул, прикрывшись ру-кой, – мы только начинаем нашу шахматную партию. Главное терпение, такт и понимание… Ядвига тоже зевнула. И, как всегда, смутилась. Народ в это время начал покидать залу, в которой воздуха уже практически и не было. За серыми стеклами поднимались такие же серые сумерки. Герцог взял жену за руку и повлек ее из залы в сад… 1.2. Прогулка по Рюэлю В тумане слез, печалями повитый, Я в этот сад вхожу, как в сон забытый; И вот к моим ушам, к моим глазам Стекается живительный бальзам, Способный залечить любую рану; Но монстр ужасный, что во мне сидит… . Маленькая пристройка во внутреннем дворике была отдана герцогом жене под лабораторию. Попавший туда ощущал себя, наверное, в избушке колдуньи. Везде были развешаны пучки трав. На длинной выскобленной до блеска столешнице стояли ступки, разные реторты и колбы… Прежде чем отправиться по приглашению, герцогиня зашла в свою ла-бораторию. – Возьму-ка я мой любимый настой, – шептала тихо ученая полячка, – вот только надо туда добавить сироп с эфедрой. Еще возьму порошок Али. Жаль, что нет свежего иссопа, но на крайний случай сойдет и так. Теперь еще флягу с водой надо положить. Герцогиня с изрядной сноровкой отмеряла какие-то порошки, делала из папирусной бумаги пакетики и ссыпала туда разные ингредиенты. Так же ли-хо она приготовила какую-то смесь в маленькой бутылке, а потом флакон, вырезанный из полудрагоценного камня, наполнила водой из красивого стек-лянного кувшинчика. Роскошные волосы Ядвиги при ее священнодействиях с порошками и жидкостями выпали из прически. Тени падали на лицо, делая его загадочным и даже страшноватым. – Колдуешь, ведьма! – раздался громкий возглас. Герцогиня вздрогнула и чуть не уронила стеклянный графин. На пороге «лаборатории» стоял, улыбаясь, герцог Лианкур. – Матерь Божья! Не будь таким громогласным, мой любезный друг! Ты заставил трепетать мое сердечко, подобно пойманной пташке! – произнесла Ядвига, переводя дух. – Через несколько мгновений мы должны выезжать! Кардинал не лю-бит опаздывающих гостей! А ты, лесная дева, еще не одета и не причесана подобающим образом! – попенял герцог супруге. – К тому же на твою гриву надо уйму времени, а ты… занимаешься ерундой! – Мой дорогой! – Ядвига попыталась засунуть выбившуюся прядь в прическу. – Мне легче выехать непричесанной, чем без моих лекков (ле-карств)! Ты знал, кого брал в жены. Сам убеждал меня ехать с тобой во Францию, говоря, что тут меня на костер не поведут.
Прекрасная Маргарет: – Не будем спорить, шипширица, – герцог только вздохнул. – Ступай в свои комнаты, там уже камеристка с парикмахером маются от ожидания. Вскоре должным образом одетая и относительно не лохматая Ядзя са-дилась вместе с мужем в карету… Рюэль встретил их журчанием фонтанов и пением птиц… – Так, наверное, выглядит рай! – едва слышно прошептала герцогиня Лианкур. Пройдя через красивую арку, увитую туберозами, а затем через не-большую калитку, супруги остановились перед небольшой беседкой, возле которой уже стояли две дамы и один мужчина. Обе дамы были очень юны. По наряду и осанке было заметно, что яр-кая брюнетка, которой едва ли сравнялось лет восемнадцать, принадлежала к презираемому классу комедиантов или что-то вроде того. А скучная шатенка с чуть рябоватым лицом была из знати. Худой важный господин явно был мужем второй. Ожидающие поклонились чете Лианкуров. – Мадам, – громко произнес герцог, обращаясь к своей жене, – это бла-городные супруги Куни. Барон Куни из Нидерландов, но предпочел воспе-вать французскую культуру, чем опасаться испанского вмешательства в свои личные дела. А вот это наша певичка, мадемуазель Витри. Очень надеюсь, что вскоре наш любезный монарх сделает ее виконтессой. Ядвига небрежно кивнула, но при этом любезно улыбнулась. Она пом-нила, как всю длинную дорогу до Франции герцог долго и упорно наставлял ее, как вести себя с людьми ниже ее, теперь герцогини, по знатности. К их компании приблизился офицер. Он учтиво поклонился собрав-шимся и пригласил их следовать за ним. Дамы, поддерживая пышные юбки, довольно быстро продвигались по дорожкам за офицером. Герцог с де Куни завершал процессию. Впрочем, нет… Последней шла Ядвига с весьма изум-ленным лицом и даже чуть приоткрытым ртом. Казалось, она забыла о цели прогулки, о присутствующих… Она широко открытыми глазами смотрела на красоты парка: небольшие фонтаны, кусты роз, клумбы в виде геометриче-ских фигур, а также на стройные чудесные деревья. – Как тут красиво! – восторженно произнесла она. Ответом ей была лишь тишина. – Если я заблудилась, то Анри сам виноват! – громко крикнула она в пространство. Взгляд ее упал на небольшой куст, покрытый белыми души-стыми цветами. – О, padus racemosa Gilib! И еще цветет! Наклоняясь над кустом черемухи, она не видела, что за ней уже неко-торое время ведется наблюдение. Чуть далее, за кустом, была построена не-большая беседка, увитая вьюнком. Возле беседки находилась скамья с высо-кой спинкой, застеленная ярко-зеленым сукном. На ней восседал Ришелье и, поигрывая тростью с тяжелым позолоченным набалдашником, с усмешкой наблюдал за герцогиней. Рядом с ним сидел седоволосый мужчина с очень бледным лицом. – А она забавна, мой дорогой Рошфор. Ты слышал, что куст она назва-ла по латыни? – Да, монсеньор, я слышал, – произнес бледный господин. – Эта жен-щина мне напоминает ребенка, которого потеряли няньки и который наслаж-дается свободой и удивляется, как велик, оказывается, мир. – Ла Мот повел всех через главную аллею, а герцогиня, судя по всему, пошла боковой тропинкой и первая оказалась тут. Что ж, надо обозначить се-бя, а то еще она лишится чувств. Кардинал постучал тростью о скамью. Ядвига вздрогнула и обернулась на шум. – Ваше Высокопреосвященство! – Приблизившись, она сделала глубо-кий реверанс, но не поцеловала кардинальский перстень, а выпрямилась и продолжала с детской восторженной непосредственностью: – Такой велико-лепный сад! Как тут красиво! И черемуха, – она махнула рукой на куст, – она до сих пор цветет! В Жечи Посполитой она цветет только в мае! Я очарована садом! Заворожена им! Сколько редких растений! В куявском поместье моей бабушки было много цветов и деревьев, но они не были подобраны с таким вкусом! И еще… у нас не было фонтанов! Пока Ядвига переводила дух от выпаленной тирады, с противополож-ной ее приходу стороны появилась процессия. Дамы все так же чинно шага-ли, а мужчины продолжали беседу. – Похоже, ваше исчезновение, сударыня, осталось незамеченным, – с обычной усмешкой сказал кардинал. – Слышу, что вы знаете и латынь. Не зря герцог с таким упоением описывал ваши немалые таланты, коими наде-лил вас господь, а также личное ваше усердие и терпение умножили их… Так значит, вам понравился сад? – Я бы осталась здесь навсегда, любезнейший из герцогов! – мечта-тельно прошептала герцогиня. – Я бы тоже хотел не покидать его, мадам, – согласился с эти предло-жением Ришелье. – Но государственные дела… Дела войны и мира – они требуют моего непосредственного участия. Процессия тем временем уже оказалась перед скамьей. Дамы присели, а затем склонились над кардинальским перстнем. В это время герцог Лиан-кур посылал гневные взгляды своей супруге. После приветствия мужчин кардинал, не без помощи бледного Рошфо-ра, поднялся и взмахом руки отправил процессию продолжать прогулку. Во время прогулки Ришелье беседовал сперва с обеими Куни, потом мадемуазель Витри пела. Далее беседу вел Рошфор. Через полчаса он откла-нялся и вместе с певичкой ушел в сторону отеля. Дошел черед до личной беседы с Ядвигой. Вначале герцогиня смуща-лась и от волнения теряла нить беседы, но Ришелье, с присущим ему тонким умением направлять беседу в нужное ему русло, сумел разговорить женщи-ну. Ядвига начала рассказывать о своей семье, затем о своих познаниях в ле-карском искусстве, о любви к растениям и равнодушию к придворной жизни. Тут кардинал начал мягко ей возражать, что придворная жизнь все-таки не-обходима для супруги герцога и пэра. Госпожа Лианкур проявила также недюжинные знания в области тео-логии. Но когда Ришелье спросил ее о том, могла ли бы она дать обеты и пойти в монастырь, полячка строго ответила, что при нынешней малотерпи-мости церковников к лекарям ей проще жить в лесу, нежели монастыре. Это весьма повеселило кардинала. Чета Куни повернула влево по дорожке. Ришелье же повернул направо. Герцог последовал за кардиналом и Ядвигой. На небольшой площадке, кото-рую образовывала эта дорожка, стояли два священнослужителя. Небо, до этого ясное, потемнело. В ветвях деревьев зашумел ветер. Священники склонились перед Ришелье. Ядвига же слегка заскучала и стала озираться, надеясь найти нечто, достойное взгляда. Вдруг раздался дружный «ох!». Герцогиня обернулась. Кардинал, сжав руками виски, медленно опускался на колени. На секунду задержавшись в коленопреклоненной позе, он резко упал навзничь. Полячка наклонилась над кардиналом, снимая с плеча холщовую суму. Герцог Лианкур, встретившись взглядом с супругой, подхватил обоих священников под руки и стремительно повлек их в сторону отеля. – Отцы, мы должны позвать на помощь! – яростно шептал он им. – Я за охраной. А вы за врачами. Ядвига осторожно капнула настой на бледные губы Ришелье. Затем ос-торожно с помощью двух палочек приоткрыла губы погруженного в беспа-мятство, всыпала порошок. Когда она стала отвинчивать крышечку у флако-на, то кардинал уже открыл глаза. – Я рада, что вы, Ваша Светлость, приходите в себя! – произнесла она. – Вот, запейте сей порошок, ваше самоощущение улучшиться настолько, что вы сможете собраться с силами и подняться, – и поднесла к его губам флакон с водой. Кардинал сделал несколько глотков. Восковая бледность лица сме-нилась легким румянцем. Опершись на руку герцогини и на трость, Ришелье с большим трудом, но и с большим достоинством наконец поднялся. На площадку уже вбежал Ла Менардье, личный врач кардинала, и гер-цог Лианкур с Рошфором и двумя офицерами. Ришелье уже, как ни в чем не бывало, принял свой обычный надменно-независимый вид и позволил охране и медику усадить себя на скамью для дальнейших бесед и процедур. Пере-хватив взгляд кардинала, герцог Лианкур взял супругу за руку, отчего та вздрогнула, и повлек ее с площадки на главную аллею. – Ты помогла ему, малыш? – спросил Лианкур, уже приближаясь к ка-литке. – Средство хоть безопасное? – Полноте, Анри, – обиженно посмотрела на мужа герцогиня, – я не Локуста! А кардиналу стала плохо от перемены погоды. Так что тут особых средств не нужно, главное снять стискивание сосудов. – Что ж, – произнес герцог задумчиво, – будем надеяться, что это по-может осуществлению нашего плана. – Расскажи мне о нем больше, чем я теперь знаю, – попросила Ядвига. – Что рассказать? – Лианкур вздохнул. – Время сейчас тяжелое и для Франции, и для него. – Это я понимаю, но я должна знать, и чем он живет. Чтобы знать, как продолжать поддерживать твою карьеру. – Хмм… Чем он живет?.. В сущности, он – аскет. Он не отличается ни легкомыслием, ни потаканием своим слабостям. Как видишь, он обладает слабым здоровьем, пребывает в постоянном нервном напряжении и в вечном ожидании опасностей, грозящих людям его положения. Он не знает иного отдыха, кроме коротких прогулок по своему саду, а удовольствие получает преимущественно от анализа ситуации и удачных политических ходов, будь то в масштабе страны или в более крупном европейском контексте.
Прекрасная Маргарет: 1.3. Приватная беседа Лианкура «Стой! Стой! Отвечу пред гордым мужчиной, Вспомня отцовский обычай: В голосе вашем привет соловьиный, В сердце же помысл лисичий! Страшно! Любви я не верю, робею; Хитрый обман злонамерен… (Адам Мицкевич. Свитезянка) Отправив супругу в Париж одну, Лианкур решил остаться еще немного в Рюэле, что бы узнать из первых рук о здоровье Его Высокопреосвященства. Через час Ситуа, один из врачей Ришелье, разрешил герцогу зайти в спальню кардинала. Кардинал был бледен, но улыбался. – Очевидно, я сильно напугал вашу супругу, мой наилюбезнейший гер-цог! – иронично произнес он. – О, полноте, ваша светлость! Герцогиню Лианкур этим не испугать. Она, пока мы ехали по дорогам немецких княжеств, столько раз врачевала раненых, принимала роды и даже пыталась спасти охотника, упавшего в мед-вежью яму на кол, что ваш обморок вряд ли произвел на нее сильное впечат-ление. – Значит, мой дорогой друг, как больной я для герцогини не так уж ин-тересен? – съехидничал Ришелье. Герцог улыбнулся и развел руками. – Раз вы, ваше высокопреосвященство, так быстро пришли в себя, то значит, не интересны! – Он знал, что мог себе позволить подобную фразу и в подобном тоне. – Вот если бы вы так быстро не пришли в себя, то тогда гер-цогиня бы вами глубоко заинтересовалась как любопытным медицинским феноменом. Она вожделела бы сложный случай, наипаче теперь, когда она в чужой для себя стороне пытается в наиболее ярком свете предоставить на наш суд свои, бесспорны выдающиеся, достоинства. Кардинал искренне рассмеялся. – Я дважды читал ваше письмо, мои хитроумный герцог, о вашей не-обычной супруге, но мне хотелось бы знать многие подробности ее жизни, раз уж она будет служить мне. Герцог спрятал усмешку в усы. «Знакомая фраза, – подумал он, – Ядзя мне говорила то же самое в пар-ке Рюэля». – Как Вашей Светлости будет угодно! – ответил он. – Спрашивайте, и я поспоспешествую услаждению слуха Вашей Светлости. – Что ж, – задумчиво протянул кардинал, – начните с того, почему у нее разбито сердце и она способна думать не только о своих переживаниях, но и отдавать силы на пользу государству для нее иному. Я спрашиваю не от простого человеческого любопытства, а лишь потому, что меня удивляет ва-ша трактовка образа супруги. Обычно сумбур в личной жизни женщин ниче-му не учит, они все время пытаются войти в одну и ту же реку снова и снова. – Ее история обычна для многих женщин, но все же мне ее жаль, ибо в отличие от большинства она имеет цепкий пытливый ум и огромное желание приносить пользу людям, – начал герцог. История Ядзи. Там где Висла сливается с Бугом, жило гордое племя – мазуры. Отец Ядзи Слуцкой, Лукаш, происходил из этого древнего племени, поэтому был свободолюбив и свободомыслен. Жена его, Лаура, была из племени ловчан, так что под стать своему мужу – гордячка и умница, вот только здоровьем ее Бог обделил. Князья Слуцкие имели большой удел и несколько замков. Шляхта их уважала за открытый нрав. Одно было плохо. Князь Лукаш был вспыльчив. Из-за этого и случались у него ссоры с соседями. Получилось так, что из-за необузданной вспышки гнева в одночасье потерял князь и часть земель, и супругу свою горячо любимую, и многих друзей. О подробностях этой ссоры князя Лукаша со своим другом князем Мачеем никто не смог рассказать гер-цогу Лианкуру, даже сама Ядзя, ибо родилась она уже после. Результатом ссоры была страшная рубка обоих князей на палашах. Причем оба пали на землю залитые кровью, и нашлись доброхоты, которые донесли княгине Лауре, что муж ее лежит мертвый. А княгиня была на сносях, и начались у нее преждевременные роды. Родилась, правда, здоровенькая девочка, кото-рую нарекли Ядвига-Эльжбета. Ядвигой в честь святой королевы Ядзи, ибо крестили ее в день именин королевы – 15 октября, Эльжбетой – в честь ба-бушки, матери отца, которая и стала для девочки за всю семью. Ибо умерла мать сразу после родов, а отец хоть и выжил в глупой дуэли, но без супруги своей стал совсем дикий и сам стал искать своей смерти. Одно доброе дело успел сделать отец перед погибелью: отбить двух арабских лекарей от турецкого плена. Лекари эти, дядя и племянник, были очень искусны, они помогли старой Эльжбете выходить маленькую Ядзю и стали понемногу приучать девочку к искусству лекарскому, а также обу-чать различным языкам, каллиграфическому письму и рисованию. Отец Ядзи умер через три года после ее рождения от какой-то пьяной драки. Бабушка крепко взяла все хозяйство сына в свои руки. Благо она была женщина умная и очень практичная. А чтобы не разоряли ее и сироту сосе-ди, она часть земель передала им в долгосрочную аренду. Посему они с внуч-кой жили в мире и спокойствии до 16 внучкиных лет. Вот тогда и начался снова беспокойный период. Ядвига росла дичком. Бабушка ее дружила с семьей французского дворянина, которого в свое время бросил в Польше будущий король Франции Генрих III, как и боль-шинство своей свиты. Благодаря этой дружбе Ядвига прекрасно знала французский, потому что была у французского дворянина только одна дочь, к тому же очень болезненная, и Ядзя ее развлекала, читая красивые фран-цузские книжки про разных рыцарей и прекрасных дам. Правда, французская девочка прожила недолго (с Ядвигой они были одногодками) и умерла 15 лет от роду. С той поры Ядзя общалась только с арабскими медиками да со сво-ей дворней. К простым людям она, как и отец, относилась с теплотой, а больше всего, как покойная матушка, любила читать книги, но не француз-ские романы о рыцарях, а книги о врачеваниях или далеких путешествиях. Бабушка по возможности выписывала для внучки книги из Кракова. Когда исполнилось Ядвиге 16 лет, посватался к ней князь Станислав Потоцкий, сын князя Мачея. Но Ядзя, зная от дворни, что именно из-за отца жениха она осталась сиротой, отвергла его. Бабушка пыталась уговорить внучку, да куда там! Гонор отца мешал девушке разобраться в том, что до ссоры князья дружили между собой и что сам Сташек не может быть виновным в сих печальных обстоятельст-вах. Польская кровь – вещь страшная. Кипит на морозе, застывает на жаре. Сташек затаил злобу. Несмотря на то, что отец уговаривал его по-дождать, пока девка образумится, и что все они Слуцкие – дикое мазурское племя, долго бузить не будут, Станислав решил наказать отвергшую его не-весту. Наказание было не ужасным. Он всего лишь хотел испугать девушку в лесу, куда Ядвига выбиралась теперь почитать под предлогом обучения верховой езде. Ездить без седла Ядзя умела уже с 5 лет благодаря друже-ским отношениям с бедняками, но теперь, невесте на выданье, ей необходи-мо было научиться ездить, как приличная дама, в дамском седле. Она чест-но демонстрировала бабушке, что усиленно этим занимается: выезжала из поместья в дамском седле и в сопровождении грума. Но, доехав до леса, рас-седлывала лошадь, отправляла грума гулять, а сама на мягкой мураве лежа читала очередной краковский манускрипт. Станислав Потоцкий ожидал девушку в лесу, на ее любимой поляне, спрятавшись за кустом лещины. Но испугать Ядвигу не получилось. Хруст-нула ветка под его сапогом, когда он тихо пробирался к погруженной в чте-ние невесте. Увидев сконфуженного жениха, гордая шляхтенка начала сме-яться. Но потом она успокоилась и даже любезно пригласила Стаса при-сесть рядом и посмотреть на прекрасный краковский манускрипт. Ядвига, как и отец, была очень отходчива по натуре и вот теперь горела желанием поделиться своей радостью, что такая замечательная книга попала ей в ру-ки. Но Сташек не понял подлинного чувства девушки. Он решил, что она на-конец перестала бузить и согласна стать его невестой, раз уж разрешает рядом сидеть. Поэтому Станислав не стал церемониться, а лихо по куявски обнял Ядзю и попытался поцеловать ее. Что тут было! Девушка вырвалась из его объятий, надавала пощечин и, осыпая его страшными бранными сло-вами, которые она знала от дворни, вскочила на лошадь и ускакала: без сед-ла, грума и простоволосая. Станислав Потоцкий больше не делал попыток испугать бывшую не-весту. Ядвига успокоилась, ибо прошел год, а от Потоцких никаких известий не было. Живя в мире книг, Ядзя мало слышала и воспринимала новостей. Она не знала, что Станислав принимал участие в одной из противотурецких кумпаний, был серьезно ранен, ему отняли левую руку, вместо которой отец достал ему механический протез, изготовленный немецкими часовыми мас-терами… Встреча с новым для нее Станиславом произошла также в лесу, ибо Ядзя не изменила своим привычкам читать на воле. Но вот пан Станислав изменился как внешне, так и внутренне. Потеря руки да шрам, рассекающий бровь, – это только внешние изменения, которые произошли с ним. Внутри его сжигал какой-то странный жар, который вдруг возродил ненависть к былой невесте и страшное желание отомстить ей за оскорбление его, то-гда еще юношеского, чувства. Собрав пять шляхтичей, вместе с которыми он участвовал в кумпа-нии, Сташек подкараулил Ядвигу в дубраве. Ядвига не была беспечной, но она привыкла к свободе и к тому, что на эту свободу никто не посягал. Поэтому она спокойно приехала на свою из-любленную поляну и расположилась читать. Впрочем, какое-то предчувст-вие все же томило шляхтенку. Она время от времени отрывалась от книги и оглядывалась, но на поляне было тихо. Молодой князь Потоцкий появился бесшумно, он научился быть осто-рожным за время военной службы. Ядвига все же успела вскочить на ноги, прежде чем страшная механическая рука легла ей на плечо. – Светлая панночка, не ждала ли ты тут своего суженого? – издева-тельски поинтересовался Станислав. – Сташко! Матерь Божья! Что сталось с твоей рукой? – спросила пораженная Ядвига. Но князь Потоцкий не стал продолжать беседу. Он со всего маху за-лепил девушке пощечину здоровой правой рукой. – Это ответ на твои! – гордо сказал князь. Горячая кровь Слуцких бросилась в голову Ядзи. Она кинулась на князя, собираясь вернуть ему пощечину. Но пан Станислав был уже опытным во-якой и со смехом отбивал атаки девушки, а вскоре, распалившись, стал на-падать сам. Впрочем, Ядвига крепко держала оборону и, как князь ни ста-рался, ему не удавалось повалить бывшую невесту. Она пиналась и царапа-лась, как дикая кошка, твердо стоя на ногах. Причем девушке дважды уда-лось оцарапать, и довольно глубоко, лицо князя. Эта потасовка могла бы долго продолжаться, если бы из-за старого мощного клена не выбежал шляхтич Якуб и не сбил Ядвигу с ног неожидан-ным толчком. Ядвига упала, а распаленный Станислав набросился на нее и стал буквально кромсать девичье тело механической рукой. Единственное, что он не трогал, – лицо. Даже в таком положении Ядзя сопротивлялась. Платье ее давно пре-вратилось в кровавые лохмотья, но девушка продолжала царапаться, ку-саться и пихать князя коленками. И в какой-то момент она освободилась от сидевшего на ней верхом Станислава и поднялась. Но тут к ней подкрался второй из дружков шляхтича – Тадек, вооруженный дубинкой. Этой дуби-ной он и нанес удар по голове Ядвиги. Оглушенная девушка упала. Станислав отправил всех дружков прочь. А сам вволю натешился над бесчувственной невестой. А когда она начала приходить в себя он, привязав ей ноги к разным деревцам и крепко связав руки, продолжал насилие-истязание. Через час подобного издевательства Ядвига впала в глубокое беспамятство. К заходу солнца князь Потоцкий привез бесчувственную девушку в имение бабушки и бросил во дворе. Выбежавшей служанке он крикнул, что теперь пусть пани Эльжбета сама посылает в его имение сватов и на коле-нях умоляет жениться на ее внучке, ибо кому она такая еще будет нужна. Выздоровела Ядвига не скоро. Чудо совершили арабские медики, кото-рые не отходили от девушки, убеждая ее жить дальше и посвятить себя целительству. Ядвига приняла эту идею как надежду и стала поправляться, но вскоре к своему ужасу она поняла, что беременна… А к тому времени старый князь Потоцкий сам приехал в поместье Слуцких и имел долгую беседу с пани Эльжбетой. Он убеждал ее уговорить Ядвигу все-таки выйти замуж за его сына, ибо тот покалечен войной и не знал, что творил. Эльжбета обещала подумать. А узнав о беременности внучки, сразу поставила ей условие, что либо она выходит замуж за князя Потоцкого, либо уходит из дому с ее проклятьем. Разумная Ядвига покори-лась… Свадьба была скромной. Из костела супруги ехали верхом. И тут вдруг вмешалось провидение. Станислав был великолепным наездником, но неожи-данно конь его встал на дыбы и князь вылетел из седла. Упав, он сильно уда-рился головой о камень. Болел он долго. Возле него три дня неотрывно дежу-рила бледная до синевы Ядвига, памятуя о клятве, которую дала перед Бо-гом и людьми. На четвертый день Станислав очнулся. Сначала всем каза-лось, что он идет на поправку, но на седьмой день он стал заговариваться, дико хохотать и пытался поджечь свечой постель. Умерла бабушка Ядвиги, оставив внучке все еще довольное большое княжество Слуцкое. Старый князь Потоцкий отказывался верить в то, что его единст-венный сын сошел с ума. Для Ядвиги началась новая череда кошмаров. Теперь она скрывалась от сумасшедшего мужа, которому всегда удавалась к вечеру обмануть свою ленивую охрану… В такой обстановке родился Владислав, будущий князь Потоцкий и Слуцкий. Таким был и первый год его жизни. Кошмар длился до той поры, пока безумный Станислав не пробрался со свечой в пороховой склад, нахо-дившийся под кухней замка. И не положил этим конец своим мукам, утащив с собой на тот свет несколько ни в чем не повинных людей, в том числе сво-его отца и старшего из арабских медиков. Благо Ядвига вместе с сыном и младшим из арабских медиков находилась в своей лаборатории в дальней части замковых построек. Взрывной волной разрушило лабораторию, но Яд-вигу вместе с годовалым сыном весьма нежно вынесло на проселочную доро-гу, по которой и проезжал герцог Лианкур. Лианкур вздохнул и попросил воды. Один из секретарей кардинала по-дал ему кубок. – Любопытная история. герцог, – тихо произнес Ришелье. – А что же было дальше? Вы ведь, любезный герцог, не сразу женились на ней. На-сколько я умею считать, прошел год после тех событий. – Я привез княгиню Потоцкую к ее свекрови, ваше высокопреосвящен-ство, – продолжил герцог Лианкур. Свекровь жила в старом имении Потоцких. Она два года как находи-лась в ссоре с мужем и практически не общалась с сыном. Но, увидев Ядвигу с ребенком, пустила ее в дом и нежно прижала маленького Владислава к груди. Он напомнил ей ее младшего рано умершего сына, которого она люби-ла сильней, чем Станислава. Ядвига была сломлена двумя годами ужаса жизни с безумным мужем, поэтому она даже не пыталась сопротивляться тому, что свекровь сделала из нее фактически прислугу. Впрочем, сказать к слову, свекровь и сама вме-сте со служанками работала в поместье на равных. Через 7 месяцев молодая вдова снова встретилась с герцогом Лианку-ром, который ради нее вернулся в Жечь Посполиту перед окончательным отъездом во Францию. Герцог сразу после спасения княгини навел справки и был изумлен ее способностями. Знание медицины, философии, математики, а также сво-бодное владение ею 15 языками навело его на мысль использовать ее способ-ности на «благо французского государства». А также для поддержания собственной карьеры. Так как возраст, герцогу минуло 47 лет, давал о себе знать. Появлялось уже много молодых талантливых конкурентов, способ-ных оттеснить герцога от милостей премьер-министра в ту пору, когда герцог надеялся на пенсион и тихую старость. Большая часть его имения находилась под секвестром. А поскольку своих детей он иметь не мог, он был не против соединить свою жизнь с женщиной, которая имела собственного ребенка и после вышеописанных событий не переносила мужчин. Герцог сделал Ядвиге предложение, объяснив, что не собирается тре-бовать от нее выполнения плотских супружеских обязанностей, а желает просто иметь рядом друга и соратника, который своими талантами будет помогать плыть к счастливой далекой земле под названием «зажить спо-койно». Княгиня быстро согласилась, поставив лишь одно условие – дать блестящее образование ее ребенку. На что герцог также согласился. И вот он венчается с Ядвигой в Кракове и выезжает вместе с новой семьей и лекарем-арабом во Францию. Впрочем, о лекаре-арабе Лианкур ничего не сказал кардиналу, по-скольку побоялся, что кардинал возжелает сделать араба своим лекарем, а Ядвига останется без последней поддержки. – Так вот княгиня Потоцкая стала герцогиней Лианкур и помогла Ва-шей Светлости превозмочь болезнь, – закончил герцог. – Да, весьма-весьма занимательная история, – сказал Ришелье. – Так герцогиня, значит, ненавидит мужчин? – Она терпит их присутствие в этом мире. Но только если они не со-прикасаются с ней… Можно даже сказать, если они не касаются ее. Она во-обще вздрагивает, если ее касается кто-либо. А прикосновения мужчин не переносит. – Бедняжка, – с ехидцей в голосе изрек Ришелье, – она многое теряет, замыкая себя в таких рамках. А впрочем, все женщины весьма странны и противоречивы. Взять даже Комбалетту. Она согласилась вести светскую жизнь лишь тогда, когда папа разрешил ей, соблюдая монашеские обеты, на-ходиться в миру, а не в святой обители. Сколько теперь теологов ломают го-ловы над тем, правильно сделал папа или нет, а Комбалетта спокойна, ибо нашла для себя компромисс. 1.4. Посольский прием Нет на свете царицы краше польской девицы. Весела, что котенок у печки, И, как роза, румяна, а бела, что сметана; Очи светятся, будто две свечки! (Адам Мицкевич. Баллада) Процедуры убивали большое количество времени, а постоянное при-сутствие секретарей и медиков рядом порождало сильное желание куда-нибудь спрятаться. Спасение приходило в виде пушистых мурчащих созда-ний или тайного бегства в сады. Но сегодня это было невозможно. Вечером намечался публичный прием. Кардинал ненавидел публичные приемы. Его противоречивая натура и расшатанное здоровье часто не ладили между со-бой, усиливая бесконечные мигрени, которые портили его политический имидж и снижали авторитет у народа… Он был по натуре честолюбцем и ему необходимо было признание и почитание, но природная застенчивость, кото-рую он прятал глубоко внутри, порождала чувство скованности, которое не-обходимо было постоянно преодолевать на публичных приемах, то есть со-вершать насилие над своей натурой. После этого, как правило, происходило обострение болезни. Вот поэтому Ришелье со страхом думал о вечерней ау-диенции. А она была необходима, потому что по агентурным данным полу-чалось, что прямо у всех под носом, в Париже, работает турецкая шпионская сеть. Сведения были даны двойным агентом, а посему их надо было прове-рить досконально, а тут турки сами направили посольство на прием к мини-стру. Совпадало еще и то, что английский пэр, герцог Соммерсетский, также напрашивался на прием к кардиналу. И желание столкнуть лоб в лоб эти две стороны, а также выяснить, что они знают друг о друге, ибо турки очень ин-тересовались развитием английского флота, пересиливало знание того, что потом будут боль и страдание плоти. Появление талантливой супруги герцога Лианкура было очень карди-налу на руку, поскольку сия дама имела редкие способности к быстрому ус-воению языков и к усвоению акцентов.
Прекрасная Маргарет: Приобщение герцогини к службе осведомителя Ришелье хотел все же сохранить в глубокой тайне, чтобы только самые доверенные сотрудники знали, что герцогиня не только супруга своего мужа, но и агент кардинала. Пока кардинал мучался ожиданием вечерней аудиенции, в парижском доме Лианкуров также готовились к ней. Ядвига за день до того имела длительную беседу с прекрасной карди-нальской племянницей про то, что ей надо достойно представить Францию, которая стала теперь для нее второй родиной, перед представителями двух настолько противоположных держав. Знавшая уже о необходимости быть на этом приеме и до этого относительно спокойная Ядвига разволновалась, опа-саясь ответственности, тяжким грузом ложившейся ей на плечи. Мари-Мадлен нежным голоском все продолжала увещевать герцогиню выглядеть достаточно привлекательно, а у Ядвиги от тоски сжималось сердце и холодели кисти рук и ступни. Прибыв домой, герцогиня Лианкур заперлась в библиотеке, чтобы все обдумать в спокойной обстановке. Пока она там находилась, герцог осматри-вал ее парижские платья и драгоценности. Выйдя из библиотеки, Ядвига увидела свой гардероб разбросанным по всей комнате. Любезный супруг поведал ей, что он искал такое платье, кото-рое понравится и туркам, и англичанам. Будучи насмешницей по натуре, по-лячка сразу предложила герцогу два разных платья разрезать пополам и сде-лать одно, чтоб одной стороной поворачиваться к турецким гостям, а другой – к английскому посланнику. – Может, мне еще и волосы перекрасить? – спросила она мужа. – Ты ведь знаешь, что англичане любят рыжих, а турки, наверное, светловолосых. – А это блестящая мысль! – воспламенился герцог. – Твоей серой внешности не хватает красок, вот и добавь их. – Вот так всегда, – с притворной горечью произнесла Ядзя, – стоит только предложить, как… Впрочем, это идея! Возьму у Али хны и басмы. Стану медноволосой. Утром следующего дня Лианкур не сразу узнал свою супругу и очень веселился по этому поводу. Веселье явно имело нервную подоплеку. Прибыл парикмахер, который должен был придать гриве герцогини приличный вид. От средства для закрепления прически пахло салом. Ядвигу затошнило, и она начала отказываться от этой «дивной мази» для волос. Чтобы как-то скрепить непослушные пряди, ей пришлось самой изготовить смесь из ревеня и корня солодки. Наконец она была одета, причесана и даже накрашена. Лианкур вос-торженно прищелкнул языком, увидев новую Ядвигу, которая из серой мыш-ки превратилась в хорошенькую улыбчивую женщину, лихо «стрелявшую» подведенными глазами и трепетной рукой весьма возбуждающе перебирав-шую шнурки на корсаже. Прием состоялся в Рюэле. Поскольку король передал все полномочия в данной ситуации Ришелье, тот решил проводить аудиенцию в «родной» об-становке. Супруги Лианкур прибыли загодя и теперь ждали появления всех дей-ствующих лиц, довольствуясь общением с Рошефортом. Затем появилась племянница, которая вошла в залу с озабоченным грустным лицом. – Я переживаю за дядюшку, – сразу пожаловалась она Лианкуру. – Ут-ром ему нездоровилось, как бы все это не закончилось мигренью. Лианкур пожал плечами. – Он привык балансировать между здоровьем и болезнью, – спокойно ответил герцог мадам Комбале, – с Божией и вашей помощью он справится… – О, герцогиня! – с удивлением произнесла Мари-Мадлен, глядя на Яд-вигу. – Вы изменились таким чудесным образом ибо теперь предо мной иная краса. Ядвига успела только любезно кивнуть, как «на сцене» появился новый «персонаж». Герцог Сомерсет вошел в зал с гордо поднятой головой, в сознании собственной красоты. Возможно, что некоторым ценителям его красота и по-казалась бы несколько приторной, но от этого она ничуть не проигрывала. Герцог был высокого роста, широкоплечий, но тонкий в талии. От ма-тери испанки, в крови которой к тому же еще были «чернила» (так называли тех, кто имел предков-мавров), он имел смуглую кожу и смоляно-черные природные кудри, пухлые яркие губы и миндалевидный разрез глаз. Отец-англичанин подарил этим глазам редкий сине-фиолетовый цвет. Также имен-но благодаря наследству отца герцог был столь именит и обласкан при анг-лийском дворе. Скучающим взглядом герцог скользнул по толпе. «Что ждать от этих французов!» – говорил весь его вид. В это время из других дверей вошли три невысоких колоритных турка в ярких одеждах. После их появления в залу начала стекаться толпа дворян. Турки растерянно озирались. И в этот патовый момент появился кардинал. Послы, нашедшие, наконец, цель, к которой можно устремиться, стали про-двигаться к Ришелье. Милорд Сомерсет также двинулся к кардиналу. В это время герцог Лианкур наклонился к супруге и сообщил, что вы-нужден покинуть ее, так как он не мастак в таких переговорах. И, оставив жену в изумлении от сообщенного, спокойно удалился. В это время турки, отвесив церемониальные поклоны, уже приготови-лись вести переговоры. Правда, сама возможность вести переговоры со свя-щенником несколько смущала их. Мало того, переводчик, который находил-ся рядом с Ришелье, не внушал им доверия, ибо все их цветистое приветствие перевел всего лишь тремя фразами. Видя всеобщее замешательство, умница Мари-Мадлен направила гер-цогиню Лианкур к посольству. Турки нервно переговаривались между собой, когда услышали рядом вежливое приветствие, произнесенное с характерным восточным придыхани-ем, нежным женским голосом. Подняв головы, троица увидела рыжеволосую женщину в европейском платье. Женщина по-восточному поклонилась им и продолжила свою речь с традиционной восточной заботой в голосе. И пора-женные турки решили, что перед ними башкадуни – главная и любимая суп-руга властелина этой страны… Милорд Сомерсет наблюдал за посольством с великим вниманием. Один из шпионов туманного Альбиона уже докладывал королю, что была обнаружена целая сеть турецкой разведки, которая очень интересовалась со-стоянием английского флота. Чтобы слышать, о чем говорят турки с карди-налом, он вынужден был подойти поближе, язык он немного понимал. Како-во же было его удивление, когда он услышал весьма быстрый разговор по-слов с обворожительной дамой. Причем и Ришелье, и его переводчик, оба стояли с кислыми минами, так как практически ничего не понимали. Первой оценила сложившуюся ситуацию опять-таки мадам де Комбале. Она тихонько подергала герцогиню Лианкур за поясное украшение. Герцо-гиня слегка скосила глаза в сторону племянницы, та, в свою очередь, показа-ла ей взглядом на стоящих в напряженной позе Ришелье и переводчика. Яд-вига, поняв некую абсурдность складывающейся ситуации, широким жестом пригласила послов к беседе с кардиналом. Сама при этом переводила и той, и другой стороне, позволяя переводчику изредка вставлять несколько фраз. Сомерсет забавлялся зрелищем. Он искренне восхищался незнакомкой с такими по-английски рыжими волосами и нежными чертами лица. «Откуда во Франции появилось это чудо?» – удивлялся герцог, любуюсь женщиной. Когда послы ответили на все вопросы кардинала, а Ядвига перевела их ответы, она поняла, что менее важную часть беседы может провести и пере-водчик. Любезно освобожденная от обязанностей небрежным кивком Рише-лье, Ядзя направилась к выходу, надеясь получить порцию свежего воздуха. Сомерсет, решив оставить обмен вежливыми фразами с кардиналом на потом, направился к загадочной переводчице. Почти возле самого выхода ему удалось перехватить ее. Он раскланялся и представился женщине. Герцо-гиня представилась в ответ. Услышав, что привлекшая его дама – супруга герцога Лианкура, Сомерсет не смог сдержать смех. – Вот уж неисповедимы пути Господа-творца! – смеясь, воскликнул милорд. – Лианкур, мой личный враг, смог снова мне досадить! Он женился в ту пору, когда я – вдовец, да еще на самой прекрасной женщине во Франции. – О, велеречивый незнакомец! Не так уж давно я нахожусь во Франции, а уже услышала столько комплиментов, что хватит чтобы с верхом напол-нить чащу юдоли! – с иронией ответила Ядвига. – Наверное, особые флюиды, которым наполнен свежий французский воздух, заставляют мужчин делать комплименты дамам без всяких весомых на то оснований. – Поскольку, о, прекрасная супруга врага моего, вы все равно намере-вались скрыться из залы, то могу ли я осмелиться напроситься вам в кавале-ры? – спросил Сомерсет. – Буду признательна, любезный кавалер! – скромно ответила Ядвига. Прогуливаясь с малом парке Рюэля, который был доступен для многих, милорд с удовольствием слушал меткие выражения герцогини Лианкур, ко-торыми она сыпала в изобилии. Видно, был такой удачный день, располо-живший Ядвигу на утонченное красноречие. Он щедро навешивала ярлыки попадающимся изредка придворным, высмеивала парижские нравы и моды. Умело изображала равнодушие к политике. Осмеливалась посмеяться над самим Ришелье. Сомерсет смеялся постоянно. Сам рассказывал о нравах английского двора. Герцогиня слушала его, казалось бы, рассеяно, но ее цепкая память удерживала все, что говорил лорд… Нагулявшись волю по парку, милорд и Ядвига возвратились в залу. Там почти не осталось народу, но кардинал еще не ушел. – Еще немного, наипрекраснейшая из герцогинь, – с грустной улыбкой обратился Сомерсет к герцогине, – и я бы стал самым неучтивым послом в истории Англии. Увлекшись прелестной супругой врага, я позабыл засвиде-тельствовать свое почтение господину премьеру! Это ваша вина, мадам Ли-анкур! – Ну вот, то я была самим совершенством, то теперь становлюсь ви-новницей всех бед, – надула губы Ядвига, – ступайте к кардиналу, а пойду искать своего супруга. – Смогу ли я надеяться на встречу с вами, наилюбезнейшая сударыня? – совсем тихо произнес милорд. – На все Божья милость, велеречивый герцог! – лукаво ответила герцо-гиня Лианкур. Поскольку медлить было уже нельзя, Сомерсет вынужден был поки-нуть Ядвигу без положительного для него ответа и направиться к грозному министру. Полячка же поспешила на поиски супруга, свято веря в то, что тот не мог совсем уехать из Рюэля и явно находился где-нибудь поблизости. И гер-цог нашелся в небольшом кабинете, примыкающем к зале. – И как тебе англичанин? – сразу же начал он. – Остроумен, но неосторожен, – ответила супруга, – или это такая иг-ра… Впрочем, сомневаюсь. Скорей всего, он просто посчитал, что все, что он говорит, во Франции уже знают. – Это не помешает тебе, драгоценная моя, сообщить обо всем, что он тебе сказал, кардиналу, причем лично. – Зачем? – искренне удивилась Ядзя. – Разве ты не можешь передать это ему? И имеют ли эти сведения значение для государства? – А вот это не нам с тобой судить! – строго ответил Лианкур. – Глав-ное, передай все дословно и с интонацией милорда, а уж Его Высокопреос-вященство сам решит, нужны ему эти сведения или нет. – И когда я должна все сообщить кардиналу? – Сегодня, дождемся, когда Сомерсет покинет Рюэль, и ты все расска-жешь, пока ситуация благоприятная. – Но ведь уже скоро ночь? – сново удивилась Ядвига. – Дорогая супруга! – Лианкур улыбнулся наивности жены. – Их Свет-лость работает по ночам, так как ему ночью легче думается. Потерпи, вскоре ты будешь нежиться в своей постели в доме, а кардинал будет обдумывать всю ночь, ибо спит он 3–4 часа, не более, важность твоей информации… А с турками ты была неподражаема! – добавил герцог… Кардинал расположился в том кабинете, в котором Ядзя нашла супруга. Лицо его было пергаментно бледным. Погрузившись глубокое раздумье, он, казалось, не замечал никого из собравшихся в комнате. Его извечный ангел-хранитель – Мари-Мадлен, находилась по левую руку. Лианкур сразу спро-сил у женщины, как чувствует себя Его Светлость и можно ли с ним беседо-вать. – Я еще в состоянии сам за себя ответить, – усмехнулся Ришелье, ус-лышав вопрос. – Слушаю вас, герцог. – Да, собственно, говорить будет герцогиня, – Лианкур сделал знак ру-кой, чтобы Ядвига приблизилась к кардиналу. – Монсеньер, – начала она. – Мне понравилось, мадам Лианкур, как вы провели аудиенцию с пере-говорщиками из Турции! Правда, сначала я почувствовал себя элементом не-кой несообразной декорации, но, к удовлетворению моему, после вы мило-стиво ввели меня в курс, – перебил Ришелье Ядвигу с глубоким сарказмом в голосе. – Простите, монсеньер! Я, право, не думала, что получится так. Воз-можно, виной тому правила восточного этикета. С кем в беседу вступают – к тому и поворачиваются. – Что за выражения употреблял главный из послов? Он обращался к вам со словами «башкадуни» и «абла». Месье де Курнин сказал, что «абла» – это сестра, а вот перевести «башкадуни» он не смог. – Башкадуни – это значит главная в гареме, – усмехнулась Ядвига, – так называют обычно любимых жен падишаха или султана. Чаще всего эти женщины становятся и старшими женами, но не всегда. Женщина на Востоке живет изолированно. Поэтому переговорщики решили, что и тут важными делами может заниматься жена главного человека в государстве. – Хотите сказать, что они вас посчитали королевой? – с насмешкой спросил кардинал. – Вовсе нет! Монсеньор! Они знают, какая тут королева! – поспешно ответила герцогиня. – Они решили, что я супруга какого-нибудь главного са-новника, визиря. На этой фразе Лианкур не сдержался и хохотнул в кулак. Ришелье, об-ладавший тонким слухом, взмахом пригласил герцога приблизиться. – Мне бы хотелось узнать причину вашего смеха, сударь! – строго спросил он у Лианкура. – Да простит меня Ваша Светлость, но мне показалось, что после анг-лийских путешествий турки не знают, что у наших священников целибат, – герцог почти минуту помолчал, все, затаив дыхание, ждали продолжения его фразы. – Они подумали, что герцогиня де Лианкур ваша жена, Ваше Высоко-преосвященство. Кардинал захохотал. – Как долго вы шли к этому словосочетанию, любезный герцог, – от-смеявшись до слез, сказал, наконец, он. – Я понял это с самого начала, после того, как мадам Лианкур сказала, кто такая башкадуни. – Что ж, герцогиня, – обратился Ришелье к Ядвиге, – вы сыграли пре-красно с Востоком, а теперь мне интересен ваш исход на Запад. – Самое главное, что сказал милорд Сомерсет, не подумав, – это поиск долгот или, как его зашифрованно называют, – симпатическая пудра. Англи-чане продолжают плавания в желании и далее расширять свои владения. Кардинал обвел взглядом пеструю толпу собравшуюся в кабинете и, приняв какое-то решение, полушепотом сказал герцогине: Мадам Лианкур, напишите подробный отчет о вашей беседе с Сомер-сетом, мне будет очень любопытно его почитать. А сейчас, – тут он слегка повысил голос, – вы можете быть свободны. Лианкуры откланялись и удалились. 1.5. Хворь кардинала Входи! Цветной ковёр нам выстлала весна. Текут сквозь зелень лоз лучи и ароматы. Беседка – славная. В ней дивно пахнет мята … - Мой драгоценнейший супруг, - начала Ядвига с усмешкой, - почему вы не предупредили меня, что милорд Сомерсет ваш враг? Или это очередной политический ход? - Послушай, Ядзя, если я буду называть всех моих врагов, то лучше просто не выходить из дому, - парировал герцог. - Но я должна знать почему он стал врагом? Вдруг мне еще раз при-дется с ним встретится? Герцог обречено вздохнул. Поскольку беседа супругов происходила в библиотеке, то он опустился в глубокое кресло, в котором обычно любил си-деть и читать. Супруге он указал на маленькую низкую скамейку. Другой ме-бели, разумеется кроме стола и стеллажей, в библиотеки не было. Пока жена ожесточенно отцепляла платье от плохо обструганной ножки скамейки, гер-цог начал повествование о своей истории вражды с Сомерсетом. - Сомерсет приезжал вместе с Букингемом. Последний вел себя весь-ма фривольно, ибо был чрезвычайно о себе высокого мнения. Впро-чем талантами он обладал многими и мог себе позволить спесь. - Вроде, Анри, ты мне рассказывал историю английского сватовства со всеми вытекающими последствиями, - перебила супруга Ядвига, которой удалось наконец освободить платье и относительно удобно усесться, - мне бы хотелось, что бы было ближе к теме вражды. А то потом ты скажешь, что тебе пора и я останусь с сомнениями и непо-нятками. - Как ты порой бываешь невыносимо ехидна! – вздохнул прерванный супруг, - ну да ладно, ближе к теме, так ближе. Герцог Сомерсет также вел себя не лучшим образом, чем Букингем. Он правда не добивался чувств ни от каких знатных дам, но всегда находил повод над кем-нибудь едко пошутить. Герцог Лианкур вспыльчивостью не отличался, но именно его Сомерсет выбрал мишенью и планомерно доводил до «белого каления». Особенно герцога задело, когда милорд прошелся по внешности его тогдашней жены, ныне покойной Анны-Элизы… Несмотря на то, что Лианкур был дальним родственником успешного французского премьер-министра, который составил ортоданс о запрещении дуэлей благосклонно воспринятый августейшим величеством, т.е. Людови-ком XIII, все же он в тайне от кардинала вызвал Сомерсета на дуэль. К сча-стью, оба противника не были выданы своими секундантами, и к тому же остались живы. Правда Сомерсет получил два глубоких ранения в плечо, а Лианкур… в такое место, что перестал получать удовольствие от брака. Правда Анна-Элиза в скором времени умерла от плеврита. - Теперь мне понятна суть твоего доброго отношения ко мне, Анри! – с тихой горечью сказала Ядвига, - как это по-мужски! Ты заверял меня в своих чисто платонических чувствах всего лишь для того, чтобы я тебе пригодилась во Франции. А можно было просто ска-зать, что ты изувечен, да и все. - Дорогая! Мои чувства к тебе, причем самые нежные, вполне суще-ствуют. И увечье тут не причем. Просто если бы его не было, то чувства стали бы не платоническими, а со временем, конечно, впол-не плотскими. – парировал герцог. *** Летом камин все равно протапливали на ночь. Ближе к рассвету Рише-лье часто мучился приступами «внезапного замерзания», которые чередова-лись с накатыванием жара. Но от жара было легко избавиться, достаточно скинуть шлафрок, а вот озноб не исчезал даже при укутывании в теплое одеяло. Впрочем, не все было так плохо. Были и приятные вечера и ночи, когда после прогулки по парку и бесед с Буаробером, кардинал спокойно засыпал и просыпался отдохнувшим. Лето это года было очень напряженным. Враг, в виде испанской армии, фактически стоял поблизости от стен Парижа. 9 июля испанцы взяли Ла-Катель. 25 пал Ле-Катле. Часть городских стен Парижа было разрушено из-за постройки Пале-Кардиналя. Что не добавляло Ришелье хорошего настроения и самочувствия. Близкие старались развеивать приступы черной меланхолии, которая липкими волнами отчаяние накрывала кардинала. Впрочем, когда испанцы перешли Сомму, и жители Парижа внезапно почувствовали опасность, то даже бунтовщики Гиени решили выделить лю-дей на защиту сердца Франции… Еще вчера ранним утром кардинал прочитал отчет герцогини Лианкур о беседе с Сомерсетом. Отчет приятно удивил его грамотностью, которую он пытался привить своим секретарям, что, впрочем, не всегда удавалось. Слог отчета также пришелся по нраву. В голове французского премьера стал складываться план по отправке обоих супругов Лианкур к шведам… Но прежде, чем отправить, он решить сделать приятное для «маленькой герцогини», так окрестил он Ядвигу из-за детской непосредственной реакции на красоты рюэльского парка, то есть, Ришелье решил подарить молодой женщине еще одну более длительную прогулку по парку. А также и самому развеяться, чтобы не сойти с ума от пе-реживаний за Париж. Мадам де Комбале опять была затянута в какие-то формальные дела с королевой, поэтому она вновь была вынуждена отказаться от прогулки в об-ществе герцогини Лианкур. Рошефорт выехал по делам «черного кабинета». Поэтому прогулка должна была состояться лишь при участие двух главных персонажей: Ришелье и Ядвиги. Плюс охрана кардинала, которая всегда была ненавязчива. А также медик мэтр Шико должен был находиться поблизости. «Маленькая герцогиня» по прибытии была бледна и задумчива. Но прогулка по полянам, где еще алел редкий долгоцветущий сорт тюльпанов, улучшила ее настроение. Тем для беседы было много. Кардинал начал рас-спрашивать об оставшихся в Жечи Посполитой французских вельможах. За-тем беседа плавно перетекла на растения. Поскольку бордюром прекрасных тюльпанов служили желтые, а кое-где уже и белоголовые taraxacum officinale, полячка очень тактично начала расспрашивать Ришелье использу-ют ли его медики это растение, в просторечие обычный одуванчик, для лече-ния от разлива жёлчи.
Прекрасная Маргарет: - Сударыня, - правая бровь на лице кардинала «сломалась» домиком. – а вот это проще узнать у моего медика. Сейчас я приглашу его, если вы види-те в этом необходимость! Полячка отказалась, в связи с тем, что посчитала, что это будет нелепо и оскорбительно для кардинала, если во время прогулки с Его Высокопреос-вященством она начнет общаться с медиком, вместо общения с великим пре-мьер-министром. - Поскольку медицина – ваша любимая тема. То расскажите мне как вам, герцогиня, удалось так глубоко приобщиться к сим корням, - решил несколько смягчить резкость ситуации кардинал. - С раннего детства у меня обнаружились способности к языкам, и, чтобы занять меня, два медика, которые жили в нашем поместье, да-вали мне читать медицинские трактаты Абу Али Ибн-Сины, извест-ного в Европе как Авиценна, и китайского травознатца Ли Шич-Женя. По ним я изучала язык фарси-дари, то есть диалект арабского, и китайский. 15 лет от роду я выучила немецкий по трудам Паре-цельса, который отошел в своих книгах от канонической латыни и писал фармакологические заметки на родном языке. - Удивительные познания для женщины! – резюмировал ответ Ядвиги Ришелье при этом сделав взмах кистью. У премьера Франции вообще была стойкая привычка подкреплять свое красноречие энергичными взмахами рук. Также, к оригинальным или вред-ным, можно было отнести привычки: часто щелкать пальцами как канстанье-тами при доброй новости или мысли; ломать костяшки пальцем при плохой. Так вот при взмахе запястье Ришелье открылось, в этот день он не на-дел перчаток, и польская знахарка увидела несколько крупных язв. Нарушая все правила придворного этикета женщина быстро, но осторожно схватила кардинал за пястье руки. - Молю Вашу Светлость о прощении, но я заметила раны на вашей ру-ке! – с испугом, но и интересом тихо проговорила она, - быть может мои по-знания будут полезны Вашему Высокопреосвященству в лечении сих ран. Кардинал, уже придя в себя от изумления от подобной наглости, воз-ражает – ему медики на ночь делают перевязки. Но отчаяние написанное на лице «маленькой герцогине» так велико, что он, внутри искренне забавляясь ее желанием лечить его язвы, разрешает ей осмотреть свою руку. Смело касаясь гнойных ран на руке Ядвига рассказывает Ришелье о том, как лечатся подобные высыпания. - Я не даром спрашивала у Вашей Светлости используют ли ваши ме-дики taraxacum officinale для лечения. Дело в том, что это растение Абу Али Ибн-Сина использовал при застое в воротной вене, таким образом употреб-ляя эту траву можно обойтись и без кровопускания. Также одуванчики мож-но прикладывать как повязку из свежего растения на место укуса. Помогает наземная часть собранная в период бутонизации и как средство от мигрений. Моя бабушка, княгиня Эльжбета Слуцка, спасалась от головных болей еще и настойкой из корней taraxacum. - Я обязательно познакомлю вас, герцогиня, с моим медиком мэтром Шико, он единственный, кто считает, что и у дам бывает острый ум, - усме-хаясь произнес премьер-министр, - поскольку его матушка занималась тра-вознатством. Вы ему подробно расскажете о том, что бы вы могли предло-жить для лечение моей персоны. - Ваш чудесный сад полон тех трав, которые могут спасти Вас, Ваше Высокопреосвященство, и даже значительно улучшить Ваше физическое и душевное состояние, - упоенно продолжала Ядвига, - Я увидела тут и so-lanum nigrum, и plantago major. И даже tanacetum vuigare. Если сделать удач-ный сбор в правильное время, то Ваша Светлость надолго забудет о черной тоске и душевном разладе. Продолжая рассказывать о травах имеющих лекарственное действие, Ядвига из своей медицинской торбочки извлекла баночку с мазью. Кусок мха и рулон ткани для бинтования. Ее ловкие руки быстро смазали раны, поло-жили на них мох и аккуратно забинтовали. Делала все это она очень легко и нежно. Отчего кардинал стал размышлять о том, что нежно ухаживать за ним может не только ясноглазая племянница. Он предложил герцогине присесть на скамью возле небольшого фонта-на. Скамья была выполнена из камня, но покрыта тканью, на которой лежали небольшие подушечки, которые должны были охранять сидевших от холода, который впитал себя камень в этот несолнечный день. Ядвига села, но как всегда без происшествий не обошлось. Ее тяжелое платья сбило и подушечки и ткань. Пришлось ей вставать и накрывать скамью сукном. Когда она ракла-дывала подушечки было заметно, что она сильно смущена так как у нее дро-жали руки и сильно покраснели уши. Кардинал тихо смеялся наблюдая за ее хлопотами. - Вы редко выходили в свет, герцогиня? – задал он ей вопрос, когда скамья приобрела наконец достойный вид для сидения министра и его гостьи. - При дворе в Жечи Посполитой я никогда не была. Но гостила у «брошенных французов», так у нас называют часть свиты, которую оставил Генрих Валенжи, когда недолго королил у нас. Но никаких балов они не давали, они были сломленные и несчастные люди. Ко-нечно манерам у них я тоже научиться не могла, - горько резюмиро-вала Ядвига, - Я вам кажусь неотесанной? - Да нет, - усмехнулся кардинал, - скорей…, - он по привычки при-щелкнул пальцами, - непосредственной. Дикой, но милой. От такой фразы герцогиня, которая до этого смотрела только на фонтан и нервно теребила шнурок от пояса, повернулась и вопрощающе посмотрела на Ришелье. - Мне импонирует то, что вы, мадам Лианкур, можете обыграть свою неловкость, либо хлопотливостью, либо остроумной шуткой. Среди женщин редко встретишь существо, которое способно посмеяться над собой. Вы же составляете приятное исключение. А с неловко-стью, я надеюсь, вы научите справляться. - Благодарю вас, Ваше Высокопреосвещенство, за столь высокую оценку моей серой персоны! – улыбнулась Ядвига. - О, герцогиня, не умаляйте своих достоинств, - небрежно взмахнул рукой кардинал, - вы не серы, только несколько неотесаны, но жен-ская интуиция и жизненный опыт помогут вам избавиться от этого в скором времени. Вам стоит почаще заглядывать в гостинную к ма-дам де Комбале, а также есть еще в Париже несколько таких мест, в которых женщина может поучиться искусству представления себя в обществе. Также вам стоит по-больше уделять времени на совер-шенствование собственной внешности. Она у вас не идеальна. А мужчин притягивает либо правильность черт, либо беспечность нра-ва. Это лишь эстет Сомерсет смог попасться в ваши сети. Впрочем, в тот день вы были достаточно хороши собой и ловки. Вот можете же, когда есть необходимость! Ядвига внимательно слушала этот монолог, удивляясь, что Ришелье, вроде как занятый послами и прочим, все же заметил как она выглядит. Хоть Лианкур и говорил ей, что Несравненный Арман видит все и вся, но внима-ние к ее персоне было для нее несколько удивительным. Это ее смущало. Она снова начала смотреть на фонтан. Кардинал же забавлялся ее смущением. Как будто для того, чтобы до-бавить ее растерянность он небрежно коснулся своей рукой ее руки. - Вы плохо ухаживаете за руками, мадам Лианкур, кожа на руке у вас шершава, а должна быть нежной как лепесток розы! – наставительно произнес он. - О, простите, Ваша Светлость! – вздохнула Ядвига, от смущения продолжавшая теребить шнурок так, что он уже весь измочалился, - я ухаживала за своим аптекарским садиком и не успела приготовить для рук мазь, перед приездом сюда. - О, это возмутительная небрежность, - с издевкой попенял Ришелье, - дама всегда все должна успевать! И оставьте шнурок в покое. Умей-те держать себя в руках. Ядвига отпустила шнурок и посмотрела на кардинала таким жалобным взглядом, что он снова расхохотался. - Пусть ваш испуг и растерянность, сударыня, останутся навсегда здесь, на этой скамье. Не буду больше вас пугать и мучать. Вы мо-жете идти. Дорожка, которая приведет вас к нужной калитки, имеет красный бордюр. – снова манерный взмах рукой и повязка развяза-лась. Бывшая польская княгиня легко перехватывает руку Ришелье и осто-рожно закрепляет повязку. - Вы удивительное существо, мадам Лианкур, - резюмирует кардинал, - то вы смущаетесь как дитя, то ведете себя так, будто вам все по-зволено. Ступайте, у меня много неотложных дел, которые уже об-разовали очередь, ибо мы с вами слегка увлеклись беседой… *** Дома Ядвигу ждал объемистый пакет с разнообразными инструкциями. Герцог с поникшим видом сидел в кресле возле бюро и механически переби-рал какие-то бумаги. Смысл в его глазах появился лишь тогда, когда его пальцы наткнулись на свиток перевязанный красивой крученной голубой ни-тью с которой свисала восковая печать. - Ядзя! – позвал он жену, - сегодня тебя ждут еще в одном месте. - О! День визитов! – вздохнула полячка, - а ты что такой кислый, Ан-ри? - Я надеялся на покой, но наш неугомонный министр желает, что бы мы с тобой отправились в долгий путь. - Но… а как я оставлю Владка? – Ядвига побледнела и вопрошающе посмотрела на мужа. - О, раны Господни! – возведя очи горе буквально застонал герцог, - что ему сделается в Париже, под присмотром слуг и твоего лекаря? Поверь мне, дорогая, ему будет намного лучше, чем нам. - Придется с этим согласится, - герцогиня подошла к супругу и выну-ла свиток из его руки, - А это к кому приглашение? - Разверни и прочитай. Хотя могу тебе сказать сразу, что это от пле-мянницы Несравненного… *** - Обычно женщины редко восхищаются друг другом, - произнесла Ядвига, - но вы, мадам Комбале, достойны чувства восхищения! И право, я с великим удовольствием распишу вам подробно как упот-реблять черный паслен от головных болей. А в случае лихорадки стоит давать настой коры белой ивы. - Вы очень любезны, Ваша Светлость, - ответила Мари-Мадлен. Она сегодня имела «интересную бледность» на измученном каким-то напряжением лице. На коленях у нее лежал пушистый белый коте-нок. – Мне хотелось бы с вами обсудить еще один вопрос, который касается только моей особы. - Мое ухо, как говорят на востоке, висит на гвозде внимания! – с улыбкой сказала полячка, - я почту за честь знать и хранить в себе то, что касается только вас, мадам. Прекрасная племянница поднялась мягко спихнув с платья котенка. Нервно прошлась вдоль стола на котором Ядвига разложила принесенные снадобья. - Так вот, - начала Мари-Мадлен, - постукивая пальцами по краю сто-лешницы, - я хотела бы узнать… Если такое средство, которое по-может мне.
Прекрасная Маргарет: - Вы нездоровы, мадам? – тихо спросила герцогиня. - Не то чтобы я больна, но у меня какой-то порок, который стал вол-новать меня именно сейчас… Трудно сказать даже почему… Воз-можно я боюсь, что это какая-то болезнь, которая неожиданно мо-жет привести к моей гибели и он, - тут она судорожно вздохнула, - останется один без поддержки в этом враждебном для него свете… Ядвига, подчиняясь душевному порыву вскочила с кресла, как всегда сбросив с него подушку и снеся со стола свою холщовую сумку, обняла Ма-ри-Мадлен. Так расплакалась в дружеских объятиях. - Мне тяжело! Все давит! – вслипывая шептала Ла-Комбалетта, - все противоречит моим самым любимым вкусам! Но я готова ради Гос-пода и него все это терпеть, не видеть и не замечать! Я могу быть кроткой, могу быть здравомыслящей, но иногда… - Успокойтесь, не плачьте. Я все понимаю. Даже о ком идет речь, - тихо-тихо произнесла полячка, - Жизнь женщин – суровая штука. Всегда приходится жертвовать тем, что дорого, ради чести семьи, воспитания детей и прочее-прочее-прочее. Вы там мужественны, как и прекрасны. И, я уверена, имеете еще достаточно душевных сил и для себя и для вашего родственника. И, в этом я еще более укрепле-на, не имеете никаких страшных болезней. Поверьте мне, я бы по-чувствовала. 1.6. Следствие по делу королевы Анны Королева пыталась быть спокойной. Она размышляла. - Шахматы кардинала - ничто по сравнению с интригами двора Габс-бургов, - думала она, - Но как меня все раздражает порой! А ведь так нельзя. Они ищут повод сделать меня еще более несчастной и еще более зависимой, хотя куда уж более... Во французском дворе ее томила скука, причем самая банальная и глу-пая. Потому что это не была ипохондрия, а просто - хандра, в том уменьши-тельном смысле, который ей дал Фарро. Не хватало красок, не хватало легко-сти. Тут все казалось подделывалось под первого министра, т.е. требовала благочестия, скромности, благоразумия и прочих благ ставших муками. О, и как ее этот первый министр раздражал! Раздражал именно своей обходительностью. Как любая женщина она инстинктивно поняла, что попа-ла в тот тип, который нравится кардиналу: женщины с пышными формами и полудетскими лицами. И, хоть ее и раздражала племянница-послушница, она понимала, что во внешности их обоих есть много общего. - Вкус, несомненно, есть у старого ястреба! - с кокетливой злостью прошептала Анна. Ее раздражало даже та мысль, которая ей часто приходила в голову, что все дамы-шпионки, да и не шпионки в тайне сохнут по кардиналу. Уж больно много разговоров о нем среди дам высшего света, а уж на ранг ниже... Потом она отметала эту мысль вспоминая о тех проявлениях болезни, которые тот старательно прятал перчатками с высокими раструбами... Королева выпря-милась, чтобы придать себе еще более строгую осанку. И снова начала сма-ковать свое раздражение. Теперь ее раздражало то, что она вообще задума-лась о мнимых амурах кардинала. - Сам соблюдает обеты, или их видимость, и других истязает! - снова вздохнула королева. Далее мысли ее немного изменили русло. И она начала раздражаться четой Лианкуров, где особенно неприятна была новоиспеченная герцогиня, прямолинейность и резкость которой уже стало поводом для злословия. - Окружил себя родственниками, которых только мог собрать! А родст-венники притащили своих жен. Эта герцогиня… Они ведь чем-то похожи с кардиналом, - вдруг пронеслось у Анны в голове и она смешно наморшила носик и выпятила нижнюю губу. Ей захотелось рассмеяться. - Тощая иностранка и тощий министр! Оба язвительны, но пытаются быть сдержанными. Оба умны или считают себя таковыми и от этого потеря-ли вкус к жизни и к развлеченьям... Королева не зря ненавидела и министра, и герцога Лианкура. Разведка Ришелье неустанно следила за каждым движением королевы. После осады Корби шпионы кардинала сумели раздобыть целый ворох пи-сем, собственноручно написанных Анной Австрийской и адресованных гер-цогине де Шеврез. И теперь Ришелье стремился окружить Анну Австрий-скую преданными ему людьми, чтобы королева, выступавшая против внеш-ней политики кардинала не поддерживала тайную переписку с Мадридом и Веной. Впрочем, преданные слуги королевы учились обходить ловушки по-строенные умом премьер-министра. Конюший Пютанон, дворецкий Ла Порт и прелестница герцогиня де Шеврез своей ловкостье попортили не мало кро-ви Ришелье. Однако этим летом Ришелье удалось взять реванш, одна из его «сирен» сумела завладеть письмом бывшего испанского посла во Франции маркиза Мирабела, являвшимся ответом на письмо королевы. Проследя всю цепочку доставки писем кардинал установил, что главную роль в доставке корреспон-денции играл Ла Порт. Тогда опасаясь, что Анна Австрийская успеет унич-тожить компрометирующие бумаги, кардинал добился разрешения Людовика XIII произвести обыск в апартаментах королевы в аббатстве Сент-Этьен. Обыск дал мало. Что нимало повеселило королеву. Анна Австрийская утверждала, что она в своем письме к Мирабелю и другим лицам в Мадриде просила передать выражение своих родственных симпатий и осведомлялась о состоянии здоровья членов испанской королев-ской семьи. Королева попыталась искусно разыграть комедию полного при-мирения с ненавистным кардиналом. Ей казалось, что она преуспела в этом, в действительности же дело было не столько в неотразимых чарах испанки, сколько в политической необходимости. Кардинал не был влюблен в королеву, как пытались показать это неко-торые из памфетистов. Однако ему необходимо было ее сотрудничество. Первое время пребывания Анны при дворе он старался оказывать ей те знаки внимания, которые выказывает благородно воспитанный человек, но окру-жение королевы, состоявшее из записных сплетниц и интриганок, издевались над его учтивостью ведя слабовольную королеву на своем поводу. В этот год положение Франции было особенно напряженным. Все на-чинания проводимые королем и кардиналом могли рухнуть в любой момент умри король и взойди на престол Гастон Орлеанский. Король был слаб здо-ровьем и не имел до сих пор наследника. Ришелье понимал, что ему не уда-стся добиться от Рима согласия на развод короля, так что матерью дофина могла стать только Анна Австрийская. Следствие, которое шло на протяжении этого лета зашло в тупик. И премьер-министру ничего не оставалось как соблюсти все условности цере-монии примирения с королевой. Людовик XIII также прекрасно понимал, что его царственная супруга женщина слабовольная и движимая лишь знамени-тым упортсвом Габсбургов будет стоять на своем даже тогда, когда можно было и принять взгляды совершенно противоположные. В силу этого король также решил сыграть в строгого супруга, чтобы королева испугалась и не мучила и так изболевшегося министра, который при всех его недостатках все же импонировал королю своей целеустремленностью и любовью к государ-ству. «Я желаю, — написал Людовик XIII, — чтобы мадам Сеннесе отдавала мне отчет обо всех письмах, которые королева будет отсылать и которые должны запечатываться в ее присутствии. Я желаю также, чтобы Филандр, первая фрейлина королевы, отдавала мне отчет обо всех случаях, когда коро-лева будет что-либо писать, и устроила так, чтобы это не происходило без ее ведома, поскольку в ее ведении находятся письменные принадлежности». Анна Австрийская написала внизу этого документа: «Я обещала королю свя-то выполнять содержание вышеизложенного». Обещание это стоило недоро-го. 21 августа в своем дворце Ришелье в присутствие Лианкура лично до-просил Ла Порта, тот заявил, что сможет давать показания, если получит приказ королевы. Людовик XIII потребовал от жены, чтобы она письменно повелела Ла Порту сообщить все ему известное, угрожая, что иначе ее дво-рецкий будет подвергнут пытке. Обеспокоенная королева поспешила сделать дополнительные признания: она действительно дала шифр Ла Порту для поддержания связи с Мирабелем, принимала переодетую герцогиню де Шев-рез, но, по словам Анны Австрийской, корреспонденция носила сугубо не-винный характер. Королева должна была написать Ла Порту, что она предпи-сывает ему открыть все ее тайны. Весь вопрос заключался в том, примет ли Ла Порт, которого теперь допрашивал страшный Лафма, прозванный «кар-динальским палачом», за чистую монету предписание королевы. Приближенная Анны Австрийской Мария д'Отфор, совмещавшая роли фрейлины королевы и фаворитки короля, переоделась в мужское платье и сумела проникнуть к одному из узников Бастилии, смертельному врагу кар-динала, кавалеру де Жар. А тот ухитрился пробить отверстие в камеру Ла Порта и передать инструкции королевы. Ла Порт, как искусный актер, когда Лафма передал ему приказ королевы, сначала сделал вид, что сомневается в том, каковые действительные намерения его повелительницы, но потом, буд-то бы уступая угрозам «кардинальского палача», дал показания, в точности совпадающие с тем, что согласилась признать Анна Австрийская. Мадемуазель д'Отфор отправила к герцогине де Шеврез гонца с извес-тием о благополучном окончании дела. Однако в спешке д'Отфор перепутала шифр и вместо часослова с переплетом из зеленого бархата послала томик в красной обложке — знак опасности. Переодевшись в мужской костюм, гер-цогиня де Шеврез бежала в Испанию. 1637 год был очень труден и для Франции и для Ришелье. Можно с полной уверенностью сказать, что именно он окончательно подорвал здоро-вье великого кардинала. Нежная и чувствительная фрейлина Луиза Лафайет, чей печальный об-раз так нравился королю ушла в монастырь, но ее окружение продолжало ин-триговать против Ришелье. Король же стремился встречаться и в монастыре со своей романтической возлюбленной. Милашка Луиза так искренне воз-мущалась политикой, проводимой кардиналом, что Людовик при всей своей сообразительности, все же стал недобро посматривать в сторону своего со-ратника. Что не сделаешь ради прекрасных женских глаз! Тем более, что ря-дом еще усердно интриговал против кардинала исповедник Людовика XIII иезуит Коссен. Коссен обладал даром красноречия. Он натравливая короля на карди-нала, упоминал о 6 тысячах церковных зданий, сожженных в Германии про-тестантами, которых Ришелье сделал союзниками Франции. Кардинал же давил на патриотические чувства короля, со своей сторо-ны, вновь и вновь доказывал Людовику, что нельзя осуждать договоры с про-тестантскими князьями, поскольку они направлены против габсбургских держав, угрожавших самому существованию Франции как независимого го-сударства. Людовик отличался разумностью в политике, унаследованной от отца, поэтому при всем желании угодить прекрасной богомолки Лафайет, он принимал сторону Ришелье. В это напряженное время Буаробером, верным соратником Ришелье и его поэтом, был рекомендован в круг близких кардинала Антуан Годэ. Антуан Годэ был поэтом. А еще он умел обращаться с животными. Кошки, например, его просто обожали. Находчивый Антуан решил исполь-зовать эту влюбчивость пушистиков и устроил кошачий спектакль, где гра-циозные создания выполняли роль придворных дам и некоторых врагов пре-мьер-министра. То ли Антуан был докой в дрессировке, то ли кошки кардинала отлича-лись особой сообразительностью, но в целом, спектакль удался. Кардинал замечательно повеселившись, отдал приказ, чтобы Антуана поселили в Рю-эле. Антуан с восторгом согласился на должность кошачьего присмотрщика, поскольку своим слугам Ришелье платил очень щедро. По совместительству же Годэ стал шутом кардинала, чем несколько огорчил Буаробера. Впрочем, Антуан должностью своей на злоупотреблял: Буаробера не теснил и к Ришелье на «ты» не обращался. За вдохновением Годэ часто об-ращался в Канцелярию, где общались друг с другом криптологи, шпионы и «сирены». В одно из таких посещений Антуан заприметил интересную даму про-изводившую на своем пути разрушения подобно лавине сходящей с Альп. Когда смятение секретарей и прочих служащих стало всеобщим, то дама опа-саясь за свою жизнь затаилась в небольшой уютной гостинной. Там карди-нальский шут и решился с ней познакомится. Ядвига с интересом разглядывала маленького человечка, который га-лантно раскланивался перед ней держа при этом роскошную шляпу в одной руке, а маленькую ангорскую кошку в другой. Причем кошка абсолютно спокойно переносила это издевательство. Поэтому первое, что сказала герцо-гиня Лианкур, это было: «А кошечка живая?» - Да что с ней станется! – Антуан при ответе весьма энергично встряхнул животное, на что оно все-таки мявкнуло. - Удивительно, что кошка все это терпит! – с большим интересом Яд-вига разглядывала карлика и кошку. - Привыкла, мадам! Она знает, что если будет терпеливой, то получит больше всех еды! - Я думала, что кошки только у премьер-министра, - потеряв интерес к животному сказала Ядвига. - Ну так Мюзетта и есть одна из его кошек! – Антуан пристроил кош-ку более удобно для нее, - Просто она главная актерка моего театра, поэтому находится на дополнительном довольствие, а также терпит наглость устраителя и автора в одном лице, то есть меня. - О, так вы служите у кардинала? – удивилась Ядвига, - Что же вы де-лаете тут? - Да, мадам, я князь кошек и шут Их Светлости! Хотите стать короле-вой кошачего царства? - Предложение заманчивое! – улыбнулась герцогиня Лианкур, - Стоит над ними подумать! - Подумайте-подумайте! И если решитесь, то будете постоянной гос-тьей в Рюэле. Даже не гостей, а хозяйкой! Ядвига искренне расхохоталась, представив себя гуляющей вместе с кошками и забавным уродцем по рюэльскому парку. - Мечта приятная, но думаю сам хозяин Рюэля врядли будет рад такой перспективе. Он, как я поняла, любит сам владеть своим замком и парком. - Ну так мы ему не скажем, что владеем парком! А во дворец и ходить не будем! – нашелся Антуан. Ядвига снова весело засмеялась. - А с кем я имею честь говорить? – спросила она коротышку. - Антуан Годэ! – гордо ответил тот и снова низко поклонился, - Поэт, драматург, шут и по совместительству кошачий дрессировщик. - Герцогиня Лианкур! – полячка любезно кивнула. - Я ранен в самое сердце! – пафосно воскликнул шут, - Мадам, а да-вайте совершим с вами прогулку по парку моего господина! Я по-кажу вам такие места! – при этом он закатил глаза и прищелкнул языком. - Но понравится ли это вашему высокому покровителю? – спросила разумная дочь Жечи Посполитой. - Ну… - Антуан лукаво улыбнулся, - Он многого не знает, что тво-риться в его парке! А там такое бывает! Ну неужели вам, Ваша Светлость, не хочется просто рассмотреть это блистательный парк? - Очень хочется! – ответила герцогиня, - Но ведь это чистейшей воды авантюра! Разве вы не боитесь гнева герцога Ришелье? - Не будет никакого гнева! Заверяю вас, прекрасная герцогиня! Кар-динал хворает, а мы прогуляемся по парку вечером, когда ему будут делать процедуры. У меня есть ключ от секретного входа, через ко-торый входят только близкие из круга министра. К ночи в парке за-жигают свечи и факелы и будет на что посмотреть. Вы можете взять с собой охрану, если опасаетесь навязчивости с моей стороны, а я тогда соберу всех моих кошек, чтобы они охраняли меня. И с низким поклоном Антуан подал Ядвиге красивый ключ. - Я буду ждать вас недалеко от входа в шесть часов вечера. Шут откланялся и убежал, оставив задумчивую герцогиню с ключом в руках… 1.7. Причащение телом пациента Розы были слишком красны, Были так плющи темны! Дорогая, как опасны Эти прелести весны. (Поль Верлен) Герцог был слишком занят, чтобы попытаться отговорить супругу от этой авантюры. Поэтому полячка со всей головой окунулась в грезы о про-гулке по Рюэлю. Почему женская интуиция молчала? И обычно рассудочная Ядвига вдруг превратилась в глупую сумасбродку? Наверное, потому, что череда событий подчинялась лишь персту судьбы, от которого, как общеиз-вестно, уклониться было невозможно. Уже показанная ранее неловкость герцогини приобрела просто фанта-стические размеры. Она ухитрилась подобно цунами снести все с туалетного столика, а также произвести множество средних и мелких разрушений. Поскольку камеристка Анна была отпущена к больной матери, Ядвига решила одеться сама. Так как одеться аккуратно и достойно герцогини у нее одной явно не получиться, то она решила воспользоваться нарядом, который использовала для работ в своем аптекарском садике. В сущности это был на-ряд служанки Жильберты, которая недооценила свои размеры, покупая его на рынке, но добрая госпожа Ядвига компенсировала женщине финансовую потерю, а платье взяла себе для домашних дел. Костюм этот состоял их белой рубашке с пышными рукавами к низу которых была подшита коричневая ткань, корсажа из плотной серой ткани и черной шерстяной юбки. Конечно, под верхнюю юбку надевались три нижние, для предания некоторого объема. Волосы, это вечное огорчение, Ядзя собрала в косу, которую уложила вокруг головы. И, так как погода показалась ей теплой, на плечи она накину-ла дорогой, но тонкий шелковый плащ с глубоким конусообразным капюшо-ном. На маленькой карете без герба она отправилась в Рюэль. Ядвиге показалось, что путешествие прошло в один миг: только села в карету и уже на месте. Она была страшна взволнована предвкушением про-гулки, что мелкие события просто выпадали из ее сознания… И вот, наконец, дворец и пресловутая «голубая» калитка, т.е. только грязно голубым цветом обозначенная на толстой стене потайная дверь. Ключ легко вошел в скважину и плита отодвинулась, пропуская удивленную герцо-гиню в святая святых – рюэльский сад. Памятуя о том, что Антуан живет в отдельном павильоне, герцогиня направилась на его поиски и очень быстро нашла небольшой домик очень удачно скрытый деревьями, кустами и примыкающим к нему розарием. Яд-вига дважды обошла вокруг павильона, но никаких признаков Антуана нигде не было. Тогда, не долго мучаясь сомнением, герцогиня Лианкур решила са-ма совершить небольшую прогулку вблизи от павильона. По небольшой до-рожке она углубилась в заросли шиповника, который довольно широким бордюром окружал розарий. Зацепив несколько раз юбку о колючие ветки Ядвига решила выбраться из этих зарослей и, заметив, что в метре от нее пе-реплетении кустов образует что-то типа арки, в которой виден просвет, она направилась туда. Уже почти миновав эту арку Ядвига все-таки снова заце-пилась за шипастую ветку. Помянув всуе имя нечистого она отодрала ветку от одежды, подхватила развевающие поля юбки, и стремглав выпрыгнула из шиповничего царства. Своим лихим прыжком чуть не задев стоящего непо-далеку Ришелье…
Прекрасная Маргарет: Целый день великий министр мучился мигренями. Вечер же подарил облегчение и кардинал, спровадив секретарей и лекаря, выскользнул на про-гулку в сад. Впрочем слово «выскользнул» тут было не совсем уместно. Как может просто выскользнуть истерзанный болями человек, который никогда не бывает в одиночестве? Ришелье воспользовался потайным ходом. В глу-бине души он прекрасно осознавал, что многие знают об этом ходе, что на-верняка где-то неподалеку прячется его охрана и кто-нибудь из медиков. Но хотя бы ему не мешали и не навязывались. Гулял министр уже около часа и, обладая замечательной способностью много чего замечать, он видел женский силуэт, который несколько раз обо-шел павильон его шута-поэта, а затем скрылся в зарослях шиповника. В этом месте слуги обычно не появлялись, а если и вынуждены были тут оказаться, то не прогуливались по кругу. - Неужто Антуан завел себе подружку? – подумал кардинал, - стоит понаблюдать и потом попенять этому наглому чудовищу за подоб-ную выходку. Когда женщина оказалась перед ним он узнал ее сразу, несмотря на бедный наряд и странную прическу. «Маленькая герцогиня» практически не изменилась за год, вот только волосы ее снова из рыжих стали русыми, хотя заходящее солнце и придавало им золотистость, но все равно было ясно, что герцогиня вернулась к прежнему цвету. - Вы, герцогиня Лианкур, смыли краску с волос или перекрасили их? – громко спросил Ришелье. Ядвига сильно вздрогнула, но смогла дать ответ. - Покрасила, отваром ревеня. - А зря. Рыжий цвет шел вашему лицу, он лишал вас унылости. Ну а теперь расскажите мне, что вы тут делаете без моего дозволения? Неужели вы решили так низко пасть, что завели интрижку с моим шутом? Полячка сильно покраснела. - Молю вас о прощение, Ваше Высокопреосвященство! – женщина склонилась перед кардиналом в глубоком реверансе. – Мы познако-мились с Антуаном в канцелярии… Он пообещал мне показать тай-но рюэльский парк. А так влюблена в это место, что не удержалась от подобного приглашения и пришла сюда призрев все правила при-личия. Ядвига низко склонила голову боясь даже посмотреть на Ришелье. В ответ на ее монолог он фыркнул совсем по-кошачьи. - Ох, герцогиня, может быть вы и лукавите, но я прощаю вашу входку только из-за того, что в былое время вы искренне демонстрировали любовь к этому саду. - О! Ваша Светлость! Благодарю вас! Я сейчас же покину парк. – об-легченно воскликнула герцогиня. - Ну уж нет, - кардинал помотал пальцем перед лицом Ядвиги, - раз уж пришли погулять, так давайте продолжим прогулку вдвоем и вы будете развлекать меня всякими былями и небылицами. - Да, Ваше Высокопреосвященство! – смиренно произнесла полячка, - вы чрезвычайно добры! И я польщена оказанной мне честью. Солнце начало садиться и парк был пронизан золотисто-розовым све-том. Тихо журчали фонтаны. Из розария поднимался легкий теплый аромат. Голова бедной женщины начала кружиться от запахов и пережитого нервно-го напряжения. Кардинал упорно расспрашивал герцогиню о ее путешествии, а также о ее мнение об идущей войне. Ядвига старалась давать четкие ответы. Но воз-можно из-за старания, ответы получались односложные. Тогда Ришелье пе-решел к повествованию о саде. Он решил сам рассказывать какие растения где растут и какие новшества появились за прошедший год. Беседа потекла более плавно и доброжелательно. Как всегда, по привычке, кардинал подкре-плял свою речь выразительной жестикуляцией. Глазастая полячка узрела, что на запястьях кардинала вместо язв бывших в прошлом году остались лишь темно-коричневые пятна. - Я рада, Ваша Светлость, что раны благополучно затянулись, - в бла-гоприятный момент, вставила герцогиня. - О, да, раны затянулись не только на запястьях, - ответил премьер-министр, - они полностью исчезли на левой руке и почти полностью на пра-вой. - Могу ли я посмотреть Вашу правую руку? – с легким удивлением в голосе, как будто кто-то подвергал сомнение ее лекарское искусство, попро-сила Ядвига. - Да, пожалуйста, благо сегодня облачение позволяет, - с легкой ирони-ей произнес Ришелье, - я покинул свои покои пренебрегнув помощью камер-динера, а точнее, я просто сбежал от всех в постельном наряде лишь накинул шлафрок и плащ. Впрочем, вы, сударыня, оделись еще более небрежно, то ли не хотели волновать по таким пустякам камеристку, то ли подготовились к интересным приключениям с Антуаном! Ядвига сильно покраснела. - Боже упаси, Ваше Высокопреосвященство! – с дрожью в голосе, от обиды, произнесла она, - и в мыслях подобного не допускала! Просто жела-ние как можно быстрее оказаться в чудесном парке затмило мой разум и я за-была о приличиях. - О приличиях, герцогиня Лианкур, забывать никогда нельзя, этим мо-гут воспользоваться ваши недоброжелатели. Что ж, осмотрите руку, а потом вам стоит заняться вашей прической, ветви шиповника изрядно ее потрепа-ли! Ядвига очень осторожно закатала до локтя рукав шлафрока и ночной сорочки на протянутой к ней руке премьер-министра. Чуть выше запястья на руке были лишь коричневые пятна, но вот возле сгиба локтя – красные гноя-щиеся высыпания. Женщина тихонько коснулась одной из язв, на пальце ос-талась капелька гноя. Внимательно разглядывая ее в лучах заходящего солн-ца полячка прошептала несколько слов по латыни. Затем стала отвязывать от пояса свою извечную медицинскую торбочку. - А вы, как всегда, со своей волшебной суммой! - опять понасмешни-чал Ришелье. - Я без нее как без рук! – герцогиня мило улыбнулась, но потом лицо ее стало серьезным, - эти язвы говорят о том, что у вас есть еще одно заболева-ние, которое надо лечить другим составом! И не только наружно, но необхо-дим и длительный приём лекарств внутрь. Я сегодня же составлю сбор и пе-редам его мадам де Комбале. Ну а сей момент доступную часть смажу имеющейся у меня мазью. Пока Ядвига священнодействовала над рукой Ришелье солнце зашло. - В этом розарии есть удивительный куст, - сказал кардинал при завер-шении процедуры, - его доставили из Неаполя. Бутоны этого куста светятся перед наступлением полной темноты. Пойдемте, я покажу вам, герцогиня, это чудо. Куст роз сорта с женским именем Аньес действительно был растением удивительным. Этот сорт отличался прекрасными белыми цветами на очень высоких и прямых стеблях. И как бы для защиты подобного совершенства стебли были утыканы очень густо очень длинными шипами. Пока кардинал с Ядвигой двигались по направлению куста, женщина пыталась облагородить свою прическу, но, после продолжительной борьбы со шпильками, коса, которая была обернутая вокруг головы, теперь стала опущена вдоль спины. От цепкого взгляда Ришелье не укрылась толщина и длина этой косы. Ибо в эти годы мадам де Комбале сильно теряла волосы. - А вот и сокровище розария! – произнес кардинал, когда они оказались напротив куста. Зрелище и правда было волшебное. Нежные белые цветы казались светло-голубыми в сумерках, а бутоны напоминали язычки белого пламени. Недалеко от куста стояла небольшая скамейка. Премьер-министр сразу опустился на нее и с досадой отметил, что вся деревянная конструкция за-вибрировала под тяжестью его тела. «Очевидно кто-то из животных обитате-лей сада погрыз ножку» - подумал он. Герцогиня Лианкур же напротив подошла близко к кусту и присела возле него на корточки. - А вот мне просто очень интересно, почему бутоны светятся белым, а уже распустившиеся цветы кажутся голубыми! – спросила она у кардинала, обернувшись к нему лицом. - Наверное, потому, что бутоны плотнее, чем цветы, а может быть еще потому, что бутоны выделяют какие-нибудь флюиды, например, флюид не-винности! – пошутил Ришелье. - Прекрасное зрелище, но начинают летать ночные бабочки! – со вздо-хом поднялась на ноги герцогиня. - Они вас чем-то смущают? – удивился кардинал. - Я их боюсь! – ответила Ядвига, - они такие неприятные на ощупь! Их прикосновения напоминают мне прикосновения моего первого мужа, князя Потоцкого. У него были всегда влажные руки. - Интересное у вас, герцогиня сравнение. – рассмеялся Ришелье. Почва возле куста было неровная, кочковатая. Поднявшись во весь рост Ядвига балансировала на одной ноге намериваясь опустить вторую на более ровную поверхность. В это время одна из ночных бабочек сделала резкий кульбит и врезалась в лоб нетвердо стоявшей женщины. Ядвига испуганно вскрикнула, поднесла руку ко лбу, отступила на шаг. Это шаг был роковым, так как кочка на которую полячка наступила стремительно ушла у нее из-под ног. Герцогиня взмахнула руками, но не смогла обрести равновесие и стала падать на скамейку. Кардинал быстро оценив положения понял, что скамейка с подгрызенной ножкой не выдержит падения на нее и поспешил встать со скамьи, что ему почти удалось, но в последний момент глубоко врытая ножка скамейки вывернулась и сбила его с ног… Через секунду он очнулся. Голова его покоилась на растрепанной пе-пельно-русой косе, а щека соприкасалась с нежной женской щекой… Спустя два часа после вышеописанных событий из павильона Антуана вышел лохматый лекарь мэтр Шико и направился в сторону небольшой бе-седки, вытирая при этом лоб платком. Зайдя в беседку он сел на скамью, вздохнул, вдруг увидел кого-то на противоположной стороне от себя вздрог-нул и жалобным голосом спросил: «Кто здесь?» На что ему сразу был дан от-вет: «Антуан Годе, не бойтесь мэтр Шико, это всего лишь я!» - О, любезный Антуан! – горестно вздохнул мэтр Шико, - я сегодня многое пережил, что просто выведен из равновесия. - Я не меньше. – ответил шут. - Я видел, что вы заходили к себе, - отозвавался лекарь. - Да… А, значит вы были за портьерой! - Ну, конечно, я же обязан наблюдать за Их Светлостью, а тут он убе-жал один в сад. Пришлось звать Ла Мота, что бы тот неслышно охранял про-гулку Его Высокопреосвященства. Да и самому не отставать. Боже, как мне пришлось спешить! - Так… - Антуан печально произнес, - Еще и Ла Мот. - О, нет, Антуан! – быстро ответил Шико, - Ла Мот остался у розария. Эта тайна четырех, не более. - Если бы кто сказал мне два часа назад, - Антуан опять горестно вздохнул. Я бы сказал, что это бредни! - Ну, любезный, это игра судьбы. Я то как раз видел, что герцогиня Ли-анкур запала в душу нашему покровителю. А тут такое стечение обстоя-тельств! Сад, вечер, падение… - Какое падение? – спросил шут. - Уж подробности я не видел, но они упали вместе со скамейкой. От-сюда все и началось. - Упали? – Антуан пересел на скамью к лекарю. – И кардинал не по-страдал? При его-то хвори! - Он упал удачно! – мэтр усмехнулся, - На герцогиню. Так что постра-дала она во всех смыслах этого слова. Хотя у меня создается впечатления. Что она тоже не ровно дышала к Их Светлости. Не такой она человек, чтобы просто подчиниться чей либо власти, пусть даже это премьер-министр Франции. Хотя, конечно, испуганна была очень. Да кто тут не испугается… Пришла в сад без приглашения, уронила министра, и, узнала, что он не толь-ко политик, но еще и человек и даже мужчина. А вот где были вы, Антуан? Ведь это вы пригласили герцогиню на прогулку. - Искал Мюзетт! Эта противная мурлыка провалилась в подвал и орала диким криком. – Антуан нахмурился и потер небольшую шишку на голове. – Залез я туда, и стукнулся головой о притолку. В глазах искры, я сполз на пол… Очнулся – дверь закрыта… Пришлось кричать. А когда докричался, то сразу побежал в условленное место, хотя не верил, что меня там еще ждут. Потом подумал, а вдруг герцогиня зашла в павильон. Захожу, и…вижу, что полог кровати опущен. Думаю, что же это означает… и специально роняю подсвечник на пол. На шум из-за полога отзывается кардинал: «Это ты, Ан-туан? Пойди прочь!» Я озираюсь дико… Дикая уж больно ситуация. И вижу приоткрытую дверь гардеробной, а там на полу женские юбки… Ну я и по-бежал прочь что было сил. Хотя опять таки в этом момент слух играл со мной странные шутки ибо я услышал как за пологом велась беседа о том, что необходимо иметь династическую монархию, ибо тогда можно контролиро-вать слабых монархов и … «Поэтому Ваша страна, Изабель, и лежит в разоре и каждый пытается оторвать от нее лакомый кусочек». - Да… любопытно, - мэтр Шико посмотрел на окна дворца. – разве гер-цогиню зовут Изабель? - Имя у герцогини Ядвига-Елизавета. По-французски можно Елизавету и в Изабель превратить. - Я смотрю, что вам герцогиня не безразлична? – осведомился медик кардинала. - Да. Я влюблен в нее! – пылко ответил шут. - Ох, с огнем играете, сударь! Герцогини для герцогов! Забудьте о ней. И постарайтесь забыть все, что тут случилось. Я вот стоя за портьерой и об-ливаясь холодным потом думал, что больше вызовет гнев Их Светлости. То, что я знаю о ситуации или то, что я не оказался рядом, когда они упали? Мо-жет быть надо было себя показать и все предотвратить? А может я бы и не успел… Еще появился бы при этом поцелуи… И тогда прощай служба… Ох, даже не знаю. Как теперь быть возле Их Светлости. - Вот и я не знаю, - едва слышно произнес Антуан. – Вы слышали мэтр, что выходя он пел. - Да, - ответил лекарь. – И еще он назвал ее «самое прекрасное лекар-ство» и мне стало страшно уже за нее. Хотя, Бог с ними, герцогиня-ми и прочими… Ну… Прощайте, Антуан, мне надо перед их светлы очи предстать… Ночные процедуры еще никто не отменял! *** Герцог Лианкур вошел в комнату для омовения, где принимала ванну его супруга, и застал герцогиню в слезах. - Ядзя, слезы тебя не красят! Неужели твоё шаловливое чадо заболело? Или жара уничтожила какую-нибудь траву в твоем садике? - Нет. – тихо ответила полячка. – Владек здоров, а травы растут. Я пла-чу от собственной глупости и неловкости. - Ну, дорогая, - герцог присел перед ванной на низкую скамеечку, - не-ловкости стало уже меньше. Ты привыкаешь к парижским модам и скоро не будешь сносить платьем мелкие предметы на пути… Надо только больше хо-дить на приемы и в салоны! Закреплять успех в ношении фижм! Ядвига уже более-менее пришла в себя. - Увы и ах, дорогой, - ответила она на реплику мужа, - сегодня я сби-ла отнюдь не мелкий предмет, а очень даже значительного человека. Я даже не представляю, что теперь будет со мной… с нами… Может быть мне с Владеком уехать в Жечь Посполиту? - Это еще почему? – удивился герцог. - Анри, сегодня я упала во всех смыслах этого слова. То есть я упала на землю и пала нравственно. - Ого! Это интересно, каким же образом? – продолжал удивлять Ли-анкур. - Я по приглашению шута попала в рюэльский парк, там встретила кардинала. К счастью он не гневался, а даже предложил мне прогул-ку. Но на этой прогулке я совершила не ловкость. Я упала и пала… Объясню так. Я потеряла равновесие, упала и еще и невольно утяну-ла за собой и кардинала. Ну а потом… - Ядвига судорожно вздохну-ла, - я разделила с ним ложе… - Право первой ночи! – громко произнес герцог. - Что ты сказал. Анри? – изумилась герцогиня. - Да это так, каламбур. Понимаешь, малыш, буквально вчера был раз-говор о том, что ты уж очень строга с мужчинам, а для твоей хм… должности, это не очень подходит… Вот я и решил, что таким обра-зом наш великий циник Ришелье, решил тебя перевоспитать, так сказать «правом первой ночи». Хотя я удивлен, конечно, что у вас все получилось… Он не долюбливает женщин, кроме племянницы, болен и … Ну, в общем… Признаю, что был не прав. Или в тебе есть нечто. Не зря я вытащил тебя из такой глуши. - Ты тоже циник, Анри. Я же была в ужасе! Хоть это тебе и смешно. К тому же язвы на его теле наводят меня на мысль, что он в молодо-сти не долечил одну из венерических болезней. Наверное подцепил ее в ранней юности. Поэтому и не любит женщин, что из-за них на-страдался. А болезнь коварная! При переохлаждении или простуде она поднимает голову. Дает общее ослабление организма. Ну и, на-верняка, привела к бесплодию. Хотя как кардинал, врядли он подоб-ное проверял. - Думаю, что интриг с дамами у него не было лет 30. Пока одна по-лячка его не сбила с ног… 1.8. Ловушка собственного приготовления Очнулись наши души лишь теперь, Очнулись — и застыли в ожиданье… (Джон Дон) Отец Жозеф составил подробную инструкцию, каким образом необхо-димо отправить посольство к арабам. Хоть и большинство их территории за-хвачено турками, но все же арабы еще представляли некоторую силу, кото-рую поверни в нужную сторону и сразу нарушится равновесие в мире. Тор-говали арабы с Испанией и Англией. Но этого было мало. Франция вполне могла тут вмешаться, а заодно и попробовать освоить какую-нибудь пустын-ную территорию сыграв на войне между племенами. Один из вождей – Орту, имеющий бешенное честолюбие, вполне мог подойти как козырная карта. Только возглавить посольство должен был человек, который смог бы заста-вить гордых сынов пустыни уважать себя, а значит и Францию. Де Курнин на эту роль не подходил, он был слишком обходителен. А эту его обходитель-ность кочевники вполне могли принять за слабость. Кардинал погрузился в раздумье, глядя и не видя карты лежавшей на столе. Минут через 15 он почувствовал глубокое раздражение. Раздражало все: бумаги разбросанные по столу; кресло, с которого сполз плед; грызня двух котят, которые не могли поделить какую-то игрушку. Хотелось порядка на столе, в комнате и в мыслях. Но нельзя было доверить убрать стол секре-тарям, а мысли не направлялись в нужное русло. Единственное что можно было заставить сделать, так это перестелить плед на кресле, но для этого на-до было встать, а он сидел удобно. Оставалось одно, чем-нибудь отвлечься, но и это не получалось. Ангел-хранитель в виде любимой племянницы на данный момент был занят раздачей милостыни, а только она могла взбодрить министра умным словом или просто ласковым взглядом. Вспомнив о племяннице Ришелье вспомнил об обещание на ужин в ее салон. А до этого надо было заехать в Лувр. Необходимо было посетить и строющийся Пале-Кардиналь… Уже по дороге в Лувр министр вдруг обнаружил, что забыл надеть под одежду ладанку с мощами святого, которые должны были ограждать его от плохого самочувствия. Испугав себя этим он почувствовал горечь во рту и тяжесть на затылке, - предвестники наступающей мигрени.
Прекрасная Маргарет: - Как трое суток было хорошо! И вот снова началось, - с тоской подумал кардинал. Мэтр Шико остался в Рюэле вместе с микстурой и порошком герцоги-ни Лианкур. Вспомнив о герцогини Ришелье сразу вспомнил о посольстве к арабам. Так как в голове его сразу отчетливо всплыл рассказ герцога Лианкура о том, что его супругу растили и воспитывали два медика-араба. Она знает арабский как и турецкий, а турки ей были просто заворожены. Впрочем, маленькую герцогиню не возможно явно назначить главной при посольстве, но вот при случае она возьмет управление в свои маленькие, но сильные ручки. Воспо-минание о герцогине вызвали в нем легкое внутреннее смущение. Еще три дня назад он мечтал о встречи с отцом Жозефом, которому мог бы поведать все как есть, но тот был далеко. Испанцы, королева, мадемуазель Лафайет, Коссен… А тут романтиче-ское свидание с женщиной. За прошедшие три дня он вспоминал об этом из-редка и весьма отрывочно. Порой презирал себя за способность к подобной слабости, порой оправдывал. Герцогиней же продолжал удивляться. Он то ненавидел ее за слабость, то чувствовал к ней некое подобие нежности, но в обоих случаях восхищался ее выдержкой и терпением. Часто перед глазами его возникала картина как спокойно, без всякой брезгливости, исследовала эта благородная дама содержимое его раны. Не всякий из его личных меди-ков был так спокоен и так полон решимости оказать помощь. Маленькая гер-цогиня оказалась вторым после племянницы существом женского пола, кото-рая имела право на доброе к ней отношение кардинала. - Мысли о полячке будто прогнали головную боль. Может тому виной была перемена погоды, а может просто, наконец, сложи-лось правильное решение и был найден нужный для посольства человек. Ришелье надолго остановился в Люксембургском дворце, где провел ряд аудиенций и совещаний. Не смотря на ненастную погоду совершил про-гулку по Пале-Кардиналю. Вместе с некоторыми художниками просмотрел вновь прибывшую коллекцию скульптур. А на ужине у племянницы он даже согласился отведать некоторые из блюд (кардинал с Ла Рошели стал отказы-вать себе в ужине) и прекрасно председательствовал за столом. Однако на следующий день он почувствовал приближение черной ме-ланхолии. Ночью началась лихорадка. В таком плачевном состоянии министр все же доехал до Рюэля. Поскольку необходимо было закончить трактат о гражданине, а также обращение к генеральным штатам, Ришелье вынужден был прибегнуть к процедуре кровопускания, но она не принесла ему облегчение и только осла-била больного. Приехавшая в Рюэль мадам де Комбале была вынуждена со-брать консилиум медиков, чтобы они приняли какое-нибудь решение для поддержания здоровья кардинала в столь важный момент. Мэтр Шико решился конфиденциально сказать Мари-Мадлен, что ран-нее кардинал принимал некий порошок и ему помогало. И что этот порошок давала ему герцогиня Лианкур. Порошок закончился три дня назад. Мари-Мадлен вспомнила о том, что герцогиня и ей рассказывала об этой лекарстве и что даже просила проконтролировать его употребление, но к своему стыду, мадам де Комбале о нем просто забыла. С покрасневшими от стыда щеками Мари-Мадлен вызвала Базена Шато и велела ему отвезти в па-рижский дом Лианкуров записку с просьбой к герцогине о приезде. В записке она также написала о нездоровье дяди и просьбе взять с собой лекарство. Герцогиня Лианкур прибыла через час. Она была мрачна и долго отка-зывалась вместе с Комбале пойти в покои Ришелье и самолично дать лекар-ство кардиналу. Когда Ядвига вошла в спальню кардинала, то ей сразу стало дурно от запаха крови и тяжелого аромата каких-то снадобий. Серебряная чаша со свежевыпущенной кровью стояла возле постели. Кардинал полусидел в по-душках сжимая виски тонкими пальцами, но при этом еще ухитрялся дикто-вать что-то весьма заумное секретарю, который быстро записывал длинные фразы. Герцогиня остановилась возле подстамента кровати и обвела комнату взглядом. Большое окно было закрыто тяжелой портьерой, чтобы свет не раздражал больного. По углам кровати были зажжены канделябры, в глубине комнаты, где толпилось человек десять, пылал камин. - Камин потушить! – властно распорядилась Ядвига. - Но у дядюшки озноб, - возразила Мари-Мадлен, - ему станет холод-но! - У него жар! А озноб, это обманная сущность организма. Прошу Вас, послушайте меня! – Ядвига твердо посмотрела на мадам де Комбале. – Попросите унести чашу с кровью. Еще нужно слегка приоткрыть окно. Не бойтесь он не простудится, но вот свежий воз-дух ему сейчас необходим. Прекрасная племянница поспешила отдать распоряжения и слуги за считанные секунды выполнили все указания. К тому времени министр уже прекратил диктовать и весь отдался нарастающей боли. Он, откинувшись на подушки и крепко сжав зубы, постукивал пяткой о столбик полога в ритм пульсации в голове. Герцогиня Лианкур поднялась на возвышение, на котором стояла кро-вать Ришелье и наклонилась над страдальцем. Свежий ветер, впущенный в окно, слегка пошевелил завитые локоны пахнувшие луговой травой. Карди-нал приоткрыл глаза в тот миг, когда на его губы упала капля микстуры. - Опять эти волосы волшебные, - прошептал он тихо в полузабытье. Ядвига поднесла к его губам фляжку с водой. Министр сделал глоток. После принял разведенный порошок. Герцогиня присела на край кровати и на маленьком клочке бумажке начала писать предписание по приему лекар-ства. Затем она поднялась, чтобы отдать этот квиток Шико. В этот момент кардинал захватил своими пальцами край ее юбки. - Присядьте герцогиня, - еле слышно прошептал он, - мне легче, когда вы рядом. - Хорошо, Ваша Высокопреосвященство, я посижу тут, только молю Вас, ничего не говорите. Но двое из присутствующих в комнате увидели, как Ришелье задержал герцогиню. Мэтр Шико сразу решил прийти на помощь полячке, он прибли-зился к кровати и забрал из рук Ядвиги квиток с предписаниями. Племянница же кардинала удивленно распахнула глаза. Быть у постели больного было только ее привилегией. Сердце кроткой Мари-Мадлен больно сжалось. Она почувствовала как задрожали ее руки, пришлось соединить пальцы в замок, а на лицо навесить улыбку. Правда, возникшее по отношению к полячке чув-ство раздражения не проходило. Ядвиге же пришлось сидеть, так как кардинал так и не выпустил из пальцев край юбки. Она жестом подозвала мэтра Шико и попросила его при-нести ткань смоченную холодной водой. В это время в покои вошли еще два медика. Шико быстро дал им распоряжение о приготовлении компресса, а сам потихоньку удалил из спальни секретарей и прочую челядь. Ришелье уже стало легче, однако неожиданно началось обильное слезотечение. Тогда уже мадам де Комбале поднялась к кровати и протянула герцогине Лианкур не-сколько платков. - Раз уж вы так близко, мадам, то оботрите дядюшке лицо, - весьма сурово бросила она Ядвиге. Прибыл и компресс. Полячке была вынуждена провести все необходи-мые процедуры. Наконец кардинал, очевидно почувствовав себя лучше, от-пустил ткань юбки. И герцогиня быстро вскочила и спустилась с возвыше-ния. - Прошу меня простить, - обратилась она к Мари-Мадлен, - но я вы-нуждена срочно выехать в свой отель, - мой сын тоже не здоров, - солгала она, - мне необходимо быть рядом с ребенком. *** Мигрени проходят бесследно. Человек переживший приступ после, как правило, удивляется почему полчаса назад он так страдал. Через 40 минут после того как Ядвига покинула Рюэль, Ришелье уже дописывал философский трактат, а через два часа вместе с Мари-Мадлен вышел на прогулку. Прогулка была весьма короткой и к тому мадам Комбале была грустна, на что министр абсолютно не обращал внимания наслаждаясь летним вече-ром. После прогулки он продиктовал секретарю несколько распоряжений, касающихся африканской экспедиции. Затем сам сделал несколько приписок на них. Отправил гонца в канцелярию. После исполненной работы он попро-сил на несколько мгновений оставить его одного и позвать к нему Антуана… *** Весь день Ядвигу лихорадило. Но лихорадка шла к ее бледному лицу: розовые губы были пунцовыми, а на слишком бледном лице появился румя-нец. Герцога не было дома и полячка недолго пробыв в детской решила по-раньше лечь спать. Камеристка уже помогла ей разобраться, как молоденькая служанка Мадлон сообщила о том, что к герцогине прибыл посланник от герцога Ришелье. Расспросив служанку о посланнике и выяснив, что это Антуан, герцо-гиня решила принять его в домашнем наряде отправив камеристку в свои комнаты. Антуан выглядел смущенным. Он с низким поклоном протянул Ядвиге ключ от пресловутой калитки и маленький клочок бумаги на котором пля-шущими цифрами было написано – «полночь». - Cholera jasna! – прошептала женщина, - Бог знает, что вообразил се-бе он. Она посмотрела на маленького Антуана грустным взглядом. - Ступайте сударь, в полночь я буду! *** Она опоздала на несколько минут, но Антуан уже замерз ожидая ее возле входа. - Вашей Светлости не стоило бы опаздывать! – запинаясь от смуще-ния начал шут, - Он ждет вас уже 5 минут. - Любезный друг, - ответила герцогиня, - женщина, которую так пре-зрительно ваш покровитель называет существом, просто обязана опаздывать, чтобы продолжать соответствовать всем требованиям существа, а не человека. Она легко поднялась по лестнице и вошла в комнату через любезно распахнутую забежавшим вперед Антуаном дверь. *** Спустя час Ядвига аккуратно перелистывала тетрадь с записями, кото-рые сделал один из агентов отца Жозефа находясь в странах Леванта. - Почему именно в Африку? – обратилась она к кардиналу, сидевше-му в низком кресле возле холодного камина. Сказывалась длитель-ная привычка садиться именно возле источника тепла. - Ну, Изабель, если ты читала достаточно внимательно, то не должна была бы задавать этих нелепых вопросов. Но я отвечу – потому что в Африке больше сопротивления туркам. - Но, Ваша Светлость! Ведь Франция заключила договор о торговле с турками! - Но арабы этого не знают… И что мешает заключить Франции дого-вор и с арабами в противовес Габсбургам? – парировал Ришелье. - Африка – это смерть! – горько сказала герцогиня. - Смерть для вас или всей миссии? – спросил кардинал. - Для миссии. Арабы врядли будут общаться с миссионерами. А уж женщины у них и более не в почете, чем у турок. - Старшим послом будет мужчина, а женщин будет мало, только что-бы составить небольшой экскорт тебе. Все… молчи и ступай. Анту-ан, надеюсь, где-нибудь неподалеку. И будь готова отбыть через де-сять дней. - Прощайте, Ваша Светлость, - Ядвига стремительно выбежала из па-вильона Антуана. Вернувшись домой она так и не обнаружила признаком присутствия супруга в его комнате. Узнав от слуги, что герцог дома так и не появлялся она вошла в темную детскую и присела возле кроватки сына. - Владко, неужели ты останешься сиротой! – прошептала она гладя спящего мальчика по кудрявой русой головке, - Он хочет меня убить, чтобы никто ничего не узнал, так и не иначе! - Госпожа, - раздался голос из темноты. Ядвига вздрогнула. - Али, ты испугал меня. Почему ты еще не спишь? - Я сидел с твоим детём, ибо он не мог успокоиться и звал мать. А те-перь я слышу, что помощь нужна и его матери. - Чем ты можешь помочь мне, Али? – скептично голосом спросила герцогиня. - Советом, госпожа! Добрый совет многого стоит! – ответил арабский лекарь. - Тогда дай мне совет, мой друг, как мне выжить в Африке, или как сбежать из Франции! - Сбегать нельзя. А вот выжить можно, если госпожа не боится боли и имеет достаточно мужества, чтобы бросить вызов судьбе! – торже-ственно произнес Али. - Я мать, а значит у меня есть необходимое мужество. И я женщина, значит не боюсь боли! – ответила герцогиня. - Тогда, госпожа должна пожертвовать рукой. Я сделаю на ладоне специальный знак, который знают все племена, которые собрал во-круг себя Орту. Процедура это болезненная, нужно иголками ввести специальную краску под кожу. Но если госпожа все вытерпит и не забудет вовремя предъявить этот знак, то она останется жива, если ее мужество действительно таково, какое она мне сейчас показала. - Я согласна, Али. Неси свои иголки. Я хочу жить и хочу вернуться к сыну. *** … С улюлюканьем всадники окружили фигуру в плаще. Некоторые даже стали разматывать волосяные арканы, чтобы сбить с ног чужеземца, ко-торый проник на их территорию. Чужеземец вдруг громко произнес привет-ствие на родном для них языке, а затем поднял вверх руку и раскрыл ладонь. - Посланник! - пронеслось среди осаждавших. Тогда незнакомец откинул свой капюшон и перед взорами всадников предстало измученное женское лицо. - Отведите меня в ставку султана! – громко сказала женщина. – У ме-ня для него грамота и подарок. Один из всадников спешился и подвел лошадь к чужеземке. - Садись, сестра, мы привезем тебя к Орту целой! И пусть султан сам решит, что делать с посланником, который оказался женщиной. Ядвига на удивление всем окружившим ее берберам легко вскочила в седло. Арабы двинулись по-прежнему держа ее в кольце и изредка бросая недобрые взгляды. 1.9.Племянница Да, верю я, она прекрасна, Но и с небесной красотой Она пыталась бы напрасно Затмить венец мой золотой. (Сопернице. М. Лохвицкая) Благочестивая вдова мадам Комбале весь день была не в духе. Обычно кроткие сияющие глаза сегодня метали молнии. И слуги привыкшие к тихо-му нежному голосу вздрагивали от резких приказов. Каждый раз она собиралась пойти к кардиналу и высказать все. И каж-дый раз не находила достаточного мужества отвлечь дядюшку от государст-венных дел. Впрочем она бы отвлекла с удовольствием, но вот внутри ее жи-ло опасение, что ее речь вызовет гнев, а гнев вызовет болезнь. Надо отдать Мари-Мадлен должное в том, что она честно пыталась оп-равдать поступок дядюшки по удержанию герцогини Лианкур на собствен-ной кровати. Но в том момент, когда она уже почти себя уговорила в памяти всплывали какие-то новые детали общения кардинала и полячки. Гнев снова поднимал голову в ее кроткой душе. Сейчас она сильно себя жалела, вспоминая весь свой жизненный путь. Особенно ей было памятно 1 января 1625, когда она нашла на своем туалет-ном столике, среди чудесных подарков и редкостей, которыми кардинал лю-бил ее осыпать, указ короля о ее назначении фрейлиной королевы Марии Медичи . Эту должность, которую попросил для нее отец и которую Людовик XIII даровал ей в знак милости, нельзя было не принять, но для Мари-Мадлен она была лишь новой тягостью. Обязанность повсюду следовать за короле-вой, вопреки всем своим вкусам и привычкам, была очень тяжкой. Сперва она не хотела ничего слушать и желала вернуться в Кармель. Кардинал ду-мал, что со временем это отчаяние утихнет, он снова пустил в ход мольбы и слезы и, наконец, получил от племянницы обещание остаться на какое-то время при дворе. Это время затянулось. Уже 12 лет прошло с тех пор. Двена-дцать лет светской жизни и постоянной заботы о человеке, который посте-пенно вытеснил из ее сердца всех, даже господа Бога. Привычка Мари-Мадлен без промедления повиноваться приказам ко-ролев и кардинала, заниматься лишь другими, делала ее обязанности легки-ми, и никто, выполняя их, не выказывал более усердного рвения, более крот-кого спокойствия и более здравого рассудка. Перетерпев муки дня за различными светскими обязанностями позд-ним вечера мадам Комбале все-таки решилась побеседовать с дядюшкой. - О, моя драгоценная племяница! – С улыбкой приветствовал Мари-Мадлен Ришелье. По его внешнему виду можно было с полной уверенностью сказать, что чувствовал себя он прекрасно. Он не сидел в кресле, а мерял шагами комна-ту, что-то диктовал поддерживая свое красноречие выразительными жестами. Глаза его возбужденно блестели. - Вижу, дорогой дядюшка, что ваше состояния сегодня просто заме-чательно! – нежно пропела племянница, - А вот я чувствую себя не столь хорошо. - Дорогая, Ла-Комбалетта! Могу посоветовать вам Ситуа или Шико, а также несколько прогулок по парку. Вчера вы были грустны, а сего-дня как я вижу еще и рассержаны. Вам, дорогая моя, не идет хму-рить брови! Между ними появляется складочка, которая вас слегка взрослит! - Вы правы, Ваша Светлость! – обращение к Ришелье Мари-Мадлен несколько выделила интонационно, - Вы знаете, как я отношусь к правилам этикета, а тут я наблюдала вопиющие нарушение с вашей стороны. А вы, любезный мой дядюшка, должны быть чрезвычайно осторожны. Неужто мало вам тех сплетен, что распускают завсегда-таи «Голубой гостинной» или жалкие памфетисты? - О чем вы, сударыня? – кардинал остановился и небрежным взмахом показал секретарю что диктовка закончена и тот обязан удалиться. - Я о том, - благоразумно понизив голос мадам Комбале продолжала, - как Ваша Светлость изволила за край платья удерживать герцогиню Лианкур на своей кровати, когда в спальне было достаточно много прислуги. Лицо кардинала до этого вопроса было довольным. После оно приняло жестко надменное выражение. - Бог с ними, сплетниками и памфетистами, это их хлеб. Но вам то, моя дорогая, какое дело то того, что я позволил себе таким образом повелеть продолжить герцогине Лианкур свою заботу о моей в тот момент нуждающейся в заботе персоне? Или вы не сами ее позвали? В чём тут попрание правил этикета? - Но… - начала было племянница. - Никаких «но»! Герцогиня Лианкур – существо застенчивое и вполне могла из-за ложных представлений о приличиях, коими и вы, мадам, страдаете, покинуть меня в моей немочи. А так она осталась и про-должила оказывать помощь. - Все, что она делала, вполне могла бы сделать я сама! – возмутилась Мари-Мадлен – Разве не я всегда клала на ваш лоб компрессы? И разве я не смогла бы обтереть ваше лицо платком? Почему же пред-почтение вы отдали этой особе? На глазах у племянницы появились слезы. - Какие страсти, дитя моё! – с ледяной улыбкой Ришелье посмотрел на плачущую, - вам ли, сударыня, так по-женски упрекать меня! Вы для меня отрада, светочь моего мрачного существования. И вдруг… Совсем недавно вы пеняли мне, что я не дал вам возможность запе-реть себя в монастыре. Потом благодарили, что после удаления ко-ролевы-матери мир двора стал более благосклонен к вам. Теперь уп-рекаете вниманием к герцогине Лианкур. И это в высшей степени глупо! Я был о вас более высокого мнения. - Что ж, Ваша Светлость, если я и совершила ошибку, так только в том, что позвала герцогиню к вашей постели. Она дерзкая и резкая особа, которая может скомпроментировать кого угодно! Разве жен-щине нужно так яро демонстрировать свои познания. А как она вела себя с посольством! Так как будто она была с ними одна! - Она просто увлеклась беседой! – ответил кардинал с интересом на-блюдая за гневом Мари-Мадлен. - Ну что вы, дорогой дядя! – племянница всплеснула руками. – Она просто была увлечена своей персоной! Весь ее вид показывал: ах ка-кая я умная, ах, какая красивая! Хитрая ведьма. Кто знает, как они учатся врачеванию в своей варварской стране. - Ну это у же излишне, дорогая! – попытался прервать поток упреков Ришелье. – Я понимаю, что каждый, даже самый кроткий человек способен на приступ ярости, но ваша ярость уж слишком узкона-правлена. Если вы считаете, что бывшая княгиня Потоцкая, а ныне герцогиня Лианкур чернокнижница, то это просто смешно. Не вы ли, милостливая госпожа, считали образованность женщины необ-ходимым качеством. Сами вы настолько же образованы, насколько прекрасны! И… такие нападки на герцогиню? Да даже то, что ее ле-карства мне помогли, должно заставить вас смотреть сквозь пальцы на признаки ведьмы, которые вы в ней увидели! Нервное напряжение прошедших суток сыграло с мадам Комбале злую шутку. У нее началась неконтролируемая истерика. Бедная женщина не мог-ла уже сдерживать поток слез и дрожание рук. - Возможно стоит позвать аптекаря, чтобы дали вам что-нибудь для успокоение? – холодным тоном осведомился Ришелье. – Или по-звать врача, чтобы отворили и выпустили дурную кровь? - О, нет, благодарю! – Мари-Мадлен попыталась взять себя в руки. Кардинал же почувствовал, что из-за раздражения его состояние здоро-вья ухудшается. В висках начала пульсация. Мадам де Комбале для успокоения налила дрожащими руками себе во-ды в высокий кубок, из которого обычно пил воду сам Ришелье. Она успела сделать только один глоток, как чуть не выронила сосуд из-за услышанного. - Вам, сударыня, стоит пересмотреть свое отношение к герцогине Ли-анкур, если вы не хотите углубления моей болезни! Какой бы ведь-мой девчонка с севера не была, но ее лекарство помогает! Или вы ждете моей смерти, чтобы стать наследницей и наконец выйти за-муж за достойного человека? Скольких женихов вы отвергли ссыла-ясь на свои выдуманные хвори. Может проще вам самой обратиться к маленькой ведьме-герцогини и вылечиться наконец от ипохонд-рии? - О. Боже! Простите меня, дядюшка! – в отчаяние вопрошает племян-ница. - Возможно, у меня это получится, если вы немедленно покинете ме-ня! – продолжает Ришелье. – И, кстати, для вашего успокоения, ма-дам, могу сказать, что герцогиня Лианкур сегодня по утру покинула Франции дабы послужить ей на пользу… Выехав из Рюэля мадам де Комбале вдруг почувствовала облегчение. Как будто все ее раздражение осталось там. Сильные чувства были не в ее натуре. Раненное в юности сердце, чтобы постоянно не кровоточить, нашло выход в том, что принимало все неприятности по христиански смиренно. - Я сама во всем виновата, - думала Мари-Мадлен в карете, - я позво-ла эту женщину, я навоображала себе Бог весть что. Я вызвала раз-дражение у дяди, которого должна оберегать от всяких напастей. Надо будет отправиться в лекарский дом и раздать там милостыню. А завтра съездить в Кармель и помолиться… *** Ришелье же после произошедшего отправился в парк, чтобы вернуть себе душевное равновесие. В сопроводители он взял Антуана, который в свою очередь прихватил спокойного пушистого котенка. Животное было по-лусонным, поэтому не возражало прогуляться и очень уморительно зевала, чем вызвало смех кардинала. Еще Антуан прочел несколько восьмистишей, где высмеивал Коссена и печальную послушницу Лафайет. - Я сочинил стихи, - начал вдруг Ришелье, - дурные, но должен я их кому-нибудь прочитать. Они касаются той особы, которая была тут вчера. И из-за которой у бедной девочки Комбалетты, был такой приступ. - Ваши стихи не всегда дурны, - попытался польстит Антуан. - О, да! – улыбнулся премьер-министр, - Лучше чем у пьяного школя-ра, хуже, чем у платного памфетиста. - Ваша Светлось их где-нибудь записали? – полюбопытствовал шут. - Нет, конечно, нет. Это слабость! И стихи слабость, и Изабель. Сего-дня столько обязанностей, а в голове стоят эти дурацкие строки, ко-торые надо поскорей забыть. Поэтому готовь свои уши для этого душераздирающего слога. И надо завершать сей моцион… *** Антуан торопливо записывал в свою тетрадку стихи, которые услыхал в парке. - Может быть они понравятся герцогини, кто их женщин разберет, - шептал он, - А может они выгодно оттенят мои стихи посвященные ее прекрасным глазам. Хотя достаточно процитировать уличного поэта… Как там у него: «Твоих речей умнее нет, Твои глаза - как знанья свет!» *** Лекарь Али ждал, когда Владислав проснется. Ядвига не доверила сына французским нянькам. Покой маленького князя Потоцкого охраняли мужчи-ны: дядька Зых, дальний родственник князя получивший в юности страшные увечья и поэтому отправленный свекровью Ядвиги во Францию; Якубус Лю-сус – силезец, учитель фехтования; и сам Али – арабский медик, фактически вырастивший вместе со своим дядей Ядвигу. Поэтому малыш имел кучу мелких царапин и цыпки на руках. Пока мать была в отлучке он возился в грязных лужах. Да и вообще делал все, что только можно делать не причиняя себе тяжких телесных повреждений. Мужчины считали, что ясновельможный пан должен все познать сам. Больший минус был лишь в том, что с мальчи-ком никто из дядьев по-французски не говорил. Поэтому юный князь из язы-ка страны, в которой проживал, знал только две фразы: «пошел прочь, ма-ленький негодник» и «спокойной ночи, малыш», - которые ему говорила Жильберта. Да может несколько отдельных французских слов. Наконец Владек проснулся. Али взял ребенка и повел на задний дворик для процедуры обливания. Малыш безропотно подчинялся… Герцог Лианкур второй день отсутствовал. Он не был на задании. Про-сто решил отдохнуть от суеты города и отправился в свой охотничий домик. Об этом знали только Рошефорт и Ришелье. Супруге он не успел поведать о своих планах, но был уверен, что в случае чего сможет послать весточку из своей охотничьей резиденции… Али уже обтирал Владка жестким льняным полотенцем, как растерян-ный слуга сообщил ему о том, что одна высокородная дама просит разрешить ей посмотреть аптекарский садик хозяйки. Араб подхватил малыша подмыш-ку и решительным шагом направился к центральному входу. Возле главного подъезда стояла небольшая карета. Из нее с помощью двух слуг спускалась очаровательная дама в скромном, но дорогом платье, без маски на лице и вуали. Али поклонился поясным восточным поклоном, при этом зажатый ма-лыш слабо пискнул. Тогда араб поставил его на ноги и еще раз поклонился незнакомке.
Прекрасная Маргарет: - Любезный, - кротким голосом сказала Мари-Мадлен, а это была она, - я знаю, что твоих господ нет, но мне бы очень хотелось просто по-смотреть на сад твоей хозяйки, ибо я хожу завести у себя нечто по-добное. Я, мадам де Комбале, племянница Его Высокопреосвящен-ства, кардинала Ришелье. Думая, что аптекарский садик герцогини сможет помочь моему дяде излечиться от мигрений, которые муча-ют его с детства. - Высокородная госпожа! – снова поклонился Али, - Если ваш свет-лейший родственник страдает мигренями с детства, то они не прой-дут от трав. Тут нужно специальное питание и режим чередующий покой и работу. - Уж не тот ли ты арабский лекарь, любезный, о котором столько го-ворил герцог? – спросила племянница, - Откуда ты так хорошо зна-ешь наш язык? И что за малыш топчется возле тебя? Али подхватил мерзнувшего Владка на руки. - Сиятельная дама! Я лекарь из арабского племени. Знаю 7 языков, которым обучил свою драгоценную госпожу, и она превзошла меня. А этот малыш, сын моей госпожи, князь Потоцкий, Ян-Владислав. Маленький князь сердито сопел у лекаря на руках. - А сколько лет князю Потоцкому? – с улыбкой спросила мадам Ком-бале. - Три года, - ответил лекарь, - и он не знает французского еще. - Почему же малыша не учат языку той страны, в которой он живет? – нахмурила красивые брови племянница. - Госпожа! – Али низко склонился перед дамой прижав руку к сердцу, - моя светлейшая хозяйка все время в разъездах, а дядья, которые воспитывают мальчика, сами только учат французский. - У дитя нет боны-француженки? - Нет. – односложно ответил араб. - Ну что ж, любезный, передайте ребенка кому-нибудь из его песту-нов, а сами покажите мне садик. Али в который раз поклонился и понес Владислава в дом. Мари-Мадлен в это время разглядывала парадный вход отеля Лианкуров. Наконец лекарь вернулся и пригласил племянницу пройти в сад. Аптекарские грядки разочаровали женщину, так как на многих ничего не произрастало, хотя таб-лички перед каждой сообщали длинные латинские названия. - Видимо тут уже ничего не растет? – поинтересовалась мадам Ком-бале показывая на грядку с черной полузасохшей землей. - Нет, о высокородная госпожа! – лекарь опять поклонился, - растение появится осенью. Это озимое растение, оно выходит на поверхность перед первым снегом и очень полезно именно в этот период. - Ты знаешь больше своей госпожи? – провокационным шепотом спросила племянница. - Нет, госпожа, что-то больше, но что-то меньше, я не читал всех книг, которые она прошла, я не знаю всех тех наречий, которые она знает. Лучше я знаю только строение тела, ибо я, как мужчина не боялся резать мертвое тело, а вот госпожа знает только живых. - Ну что же, я ухожу, проводи меня до кареты. Когда герцог Лианкур вернется, я поговорю с ним о французской няне для малыша. Думая, что герцогиня прибудет во Францию не скоро, а ребенку нужна женская рука. Отъезжая от отеля Лианкуров Мари-Мадлен думала: «У герцогини есть ребенок. Пускай она и занимается им, как вернется и не входит ни в мою жизнь, ни, тем более, в жизнь дядюшки. А у меня нет никого, кроме больного и несчастного дяди, которому так необходим мой уход и забота». Глава II. Красный герцог 2.1. Мари-Мадлен и Дева Мария Тут, сходству твоему с Марией в довершенье, Жестокость и Любовь мешая в упоенье Раскаянья (ведь стыд к лицу и палачу!), Все смертных семь Грехов возьму и наточу, И эти семь Ножей, с усердьем иноверца, С проворством дикаря в твое всажу я Сердце - В трепещущий комок, тайник твоей любви, - Чтоб плачем изошел и утонул в крови. Шарль Бодлер Что происходит с человеком, когда его минуют мелкие, раздражающие жизнь невзгоды? Душа его поет. Пела душа и у Мари-Мадлен. Она была ок-ружена заботой и вниманием со стороны своих друзей, которых ее кроткая душа сумела приобрести за этот год. А также обожаемый дядюшка был без-раздельно ее! Тем более, что в этом году его здоровье несколько улучшилось: мигрени не были столь продолжительны и не отнимали столько сил; язвы и нарывы практически исчезли; стыдная болезнь (геморрой) тоже не мучила кровотечениями. Как тут не ликовать? Сама прекрасная племянница в этот год также не жаловалась на свое здоровье. Правда она снова немного пополнела, но это ей шло, да и соответ-ствовало тогдашней придворной моде. Сегодня Мари-Мадлен занималась разбором редкостей, которые были контрабандным образом вывезены из Англии графом де Грие, большим лов-качем. В состав этого тайного груза входило несколько статуй, которых по технике исполнения вполне можно было считать римскими, а также несколь-ко свиткой старинных рукописей, которые были написаны на латыни. Умница Ла-Комбалета не плохо разбиралась в латыни и поэтому перво-наперво она занялась сортировкой свитков. Что-то будет находится в биб-лиотеке кардинала, что-то попадет в хранилище Сорбонны. С документами она просидела достаточно много. Несколько аккурат-ных горок в которые они были складированы так и остались неразобранны-ми, когда Мари-Мадлен решила перейти к осмотру статуй, ибо голова уже кружилась от латыни. Статуи были небольшие и старательно спрятанные от глаз под мешко-виной. Сейчас слуги сняли с них их укрытие и пучками перьев счищали с них мелкий мусор прилипший к поверхности. Чтобы нежные пальчики прелест-ной племянницы касались чистой поверхности. Шесть из привезенных статуй были бюстами каких-то, очевидно, очень важных военноначальников. Седьмая статуя была полноростовая и представ-ляла из себя тщательно выполненную женскую фигуру. Статуя не соответствовала римским канонам того времени, т.е. одеяние дамы никак нельзя было назвать римским. Грубо высеченные складки одеж-ды представляли собой бесформленный балахон. Скульптор особенно не старался высекая одежду. Зато все свое умение он потратил на отточку лица и кистей рук. Лицо было нежным лицом молодой женщины 18-20 лет. Черты были строгими и правильными. Глаза статуи были закрыты, а губы крепко сжаты. Полуспадающий капюшон открывал волосы заплетенные в косу. Прическу стягивал обруч. Выразительны были и сложенные домиком, на уровне подбородка, тонкие пальцы, с короткими ногтями. - Наверное это какая-нибудь святая, - подумала Мари-Мадлен, - а мо-жет быть даже Дева Мария! И ее вполне можно поставить в дядюшкину мо-лельню, так как статуя явно молиться, пусть же она настраивает его на бла-гочестивые мысли. Мадам де Комбале отдала распоряжение хорошенько очистить статую и спустить в молельню кардинала. А сама с робким вздохом снова взялась за свитки. Коллекции кардинала пополнялись уже в течении 11 лет. Первые при-обретения Ришелье начал делать в 1626 году. К созданию Галереи великих людей во Дворце кардинала, портретов коронованных особ и принцев в Лимуре и других замках, скульптур, которых больше всего насчитывалось в замке Ришелье, и к написанию собственных многочисленных портретов кардинал привлекал не только художников и скульпторов с уже установившейся репутацией (Рубенса, Вертело, Бернини), но и молодых людей с признаками таланта - таковыми были Шампань, Лаир, Лебрен. Великий премьер был первым во Франции коллекционером произве-дений искусства в массовом масштабе. В основном, это были пейзажи и кар-тины на библейские сюжеты. Кроме того, среди произведений искусства коллекции кардинала на-считывалось более 400 фарфоровых изделий стоимостью 1732 ливра, 2 хру-стальных изделия стоимостью 5 тыс. ливров, различные предметы быта (одна из трех кроватей Ришелье стоила 45 тыс. ливров и была впоследствии пере-дана шведской королеве Кристине), дюжина гобеленов стоимостью от 3,5 до 32 тыс. ливров. Кардинал располагал и большим количеством серебра и дра-гоценностей. 54 дюжины серебряных и позолоченных блюд были оценены в 237 тыс. ливров, церковное серебро - в 10 тыс. Драгоценности, перечислен-ные в описи Дворца, стоили только 58 тыс. ливров. По сделанному в 1636 го-ду завещанию коллекция Ришелье могла составить гарантийный фонд госу-дарственных займов. *** Уставшая мадам де Комбале направлялась в свои комнаты Рюэльского дворца. В это время из спальни кардинала вышел врач Ситуа вместе с хирур-гом. Испугавшись за здоровье своего родственника Мари-Мадлен решилась заглянуть в его спальню и лично спросить о самочувствии. Кардинал сидел в кресле и довольно резво поднялся при появлении племянницы в комнате. - Моё дорогое сокровище! Ла-комбалетта! Вы решили остаться ноче-вать в Рюэле? – ласково спросил он приблизившуюся женщину. - Да, дорогой мой дядюшка! – мило ответила та. – я подзадержалась с этим английский грузом и решила переночевать тут, что бы утром закончить составлять опись свитков. - Прелестно! Там есть что-то интересное? – поинтересовался Ришелье. - О, да. Много для меня непонятного, но есть и интересные документы. Что-то типа летописи о событиях тех лет. Да и статуи любопытны. Я бы хо-тела, чтобы завтра перед отъездом Ваша Светлость заглянула бы в молельню! Там для вас небольшой сюрприз. - Сюрприз в молельне? – кардинал насмешливо хмыкнул, - Что ж, до-рогая племянница, загляну туда непременно… Ранним утром Ришелье решительным шагом направился в молельню, несмотря на то, что ему в случае нездоровья было разрешено утреннюю мес-су справлять в спальне. Здоровье сегодня милостливо позволяло ему прогу-ляться в нижние покои, где и находилась пресловутая молельня. Представляла она из себя небольшую комнату с высоким потолком, большим распятием на стене и несколькими статуями святых, расположен-ных в глубоких нишах. Ниш было больше, чем статуй, так как кардинал очень придирчиво относился к выбору святых покровителей. Быстро оглядев молельню премьер-министр увидел, что одна из ниш закрыта шторкой, значит сюрприз находился там. Он усмехнулся и отодви-нул портьеру. Перед его взором предстало каменное изваяние женщины. С каким-то нарастающим волнением в груди Ришелье пристально разглядывал статую. Что-то сразу начало смущать его, но он не мог понять что именно. Грубо высеченный балахон раздражал его, как-будто что-то другое должно было составлять одежду этой дамы. Странно сведенные пальцы навели его на мысль, что возможно статую ваяли в период раннего христианства. Да и не было изображено канонического пылающего вечной мукой сердца. Смущала и коса видневшаяся из-под каменного капюшона. А лицо… Чуть нахмурен-ные широкие брови, круглые детские щеки… И глубоко посаженные, но большого разреза глаза. Глаза, которые у статуи были закрыты… - Боже! – шепотом произнес кардинал, - Какое странное сходство! Сходства через тысячу лет… или это только мой морок? Нет, не может быть. Он разглядывал лицо статуи снова и снова. - Нет, это не морок. Я в себе. Но как похожа! Ты, Изабель, решила, та-ким образом напомнить о том, что ты была в моей жизни? Заморочила даже Комбалетту… И та, зачарованная, решила чтобы тебя, в сущности девку, по-ставили сюда, в святая святых. Нет! Ты не будешь тут находиться! Украшай собой сад, но не келью. Тут место для отпущения грехов, а не для грубого напоминания о них. В смятении кардинал вышел из молельни и направился в свой кабинет. Свита практически бежала за ним. Так быстро он шел. - Пусть библиотекарь, - бросил Ришелье в пространство, - придет в мой кабинет с книгами о древних поселениях галлов-кельтов в Англии. Через пятнадцать минут библиотекарь с поклоном вошел в кабинет с тремя огромными фолиантами. - Что именно интересует Ваше Высокопреосвященство? - осведомился тот, - выкладывая книги на стол перед кардиналом, - Я могу помочь вам сам или пригласить шевалье де Маля. - Оставь книги и ступай, - с явным нетерпением произнес кардинал, - я сам разберу, что тут важно! Но де Маль пусть придет. Где-то через час. Премьер-министр быстро открыл один из фолиантов. По скорости, с которой он нашел нужное в книге место, было понятно, что с этой книгой он достаточно хорошо знаком. - «И для сближения с местной знатью, римляне решили взять в жены дочерей некоторый военоначальников. А также для привлечения многих племен в христианскую веру изваяли они скульпторы Христа с кельтскими чертами и мать его Деву Марию подобную женщине фэри, склонившуюся над котлом изобилия». – вслух прочитал Ришелье. – Однако! И именно эта скульптура попала в мою молельню благодаря усилиям Комбалетты. Смеш-но! И удивительно, что женщина фэри так похожа на женщину из Жечи По-сполитой! Странные шутки играет с нами природа! *** Бурное утро давно уже сменилось тихим вечером. После двух часов дня пошел дождь, который не хотел кончаться. Все недуги словно сговорив-шись начали попеременно терзать великого министра. Одна боль сменяла другую. Благо мигрень вдруг отпустила страдальца и мозг его прояснился… А к ночи ему совсем полегчало. Впрочем и дождь прекратился. Вот только время для прогулки уже было позднее. Поэтому кардинала развлекали в его кабинете сначала Буаробер, а потом и Антуан. Антуан решил сыграть с министром в шарады. Тем более, что утомив-шиеся секретари уже были отосланы спать. Прекрасная племянница уехала в Париж, а мэтр Шико в своей лаборатории готовил новое снадобье. Шарады Антуана всегда были двусмысленны и отнюдь не невинны. А сегодня он решил поиграть в числа с личной жизнью Ришелье. Благо тот был в весьма любезном настроении духа, посему милостливо оценил игорные по-туги свое шута. - Число дам, которые приносили Вашей Светлости не неприятности, а наоборот удовольствие для глаз и успокоение для души! – дерзко сказал Ан-туан. - Наглое чудовище! Многие дамы радуют мой взор, но для души никто из них успокоение не приносит! С дамами связываться опасно! Ибо любой правитель рискует все потерять из-за женской ветрености! - парировал Ри-шелье.
Прекрасная Маргарет: - А все же? Неужто не было дам, к которым Ваша Светлость были рас-положены душевно. А может быть и еще ближе! - Ох, ты прямо как исповедник! Ну что ж! Получай, наглец! – с иро-ничной улыбкой ответил кардинал, - Если ты говоришь о любви, то я назову цифру четыре. - Тогда я смеюсь спросить какова в этой цифре цифра любви телесной! – шут осмелел окончательно. Кардинал внимательно посмотрел на Антуана, что-то просчитал в уме. Как будто произвел сложный арифметический расчет и, наконец, произнес. - Два. - А Ваши лета к этим двум? - 20 и 52. В 20 было прощание со светской жизнью. А вот в 52 - отступ-ление. Но я испросил прощение! А если тебя так интересует моя частная жизнь, то могу тебе, чудовище сказать, что цифра 1 – это моя дорогая матуш-ка, цифра 2 – ошибка молодости, цифра 3 – большое чувство моей зрелости, но чувство высокое и поэтому прекрасное в своей чистоте! А четверка – это та, в которую ты так неосмотрительно влюблен. В моей же жизни это та сла-бость, которая простительна потому, что уже больно эта дама была необыч-на, терпелива и мила. И потом – эта была случайность… Нелепая случай-ность! - Хм, а номер 3 продолжает, монсиньор, внушать вам по-прежнему вы-сокие чувства? – Антуан слегка взмок от собственной наглости. - Полноте, шут мой! Это яркая звезда на моем черном небосклоне! Я люблю ее как самое дорогое для меня существо! Как дочь и как святую! Ибо со смирением и покорностью она несет свой крест! О Четверочке я такое ска-зать не могу! Может она и была сломлена, как говорил ее супруг, в свои сем-надцать лет, то сейчас она обрела почву под ногами, она смела и дерзка. - Что же дерзкого в нашей Четверочке? – удивился шут. - То, что она позволила себя любить! – хрипло ответил премьер-министр, - Она позволила себя любить плотски! И заставила помнить о себе! - И поэтому вы решили ее убить? – сказал побледневший Антуан. Ришелье посмотрел на него долгим пронзительным взглядом. Потом вдруг рассмеялся. - Любезный дружок. Я не злодей из новомодных итальянский комедий! Я совершенно не думал о том, что бы услать эту девчонку на смерть! Просто никто, кроме нее, не мог бы справится с этим делом. А я обещал отцу Жозе-фу обязательно послать посольство к Орту. И я был уверен, что эта дама вы-крутится. Ибо в тихом омуте черти водятся. И в этой женщине их спрятано немерянно. Я горячо молился за успех дела. И что посольство пропало, а те-перь говорят, что и погибло, не моя вина. И об этой даме я вспоминал. Она чудесная лекарка и мне не хватает ее умелых перевязок. И я не настолько слаб сердцем, что бы не признать, что в нашем падение виновата не только она. И не настолько мстителен, что бы из-за своей слабости уничтожать предмет, на который эта слабость пала… Закончим твои опасные игры, меня ждут процедуры! Кардинал поднялся и направился к выходу. - Может быть она все-таки выжила, - едва слышно прошептал Антуан. У Ришелье был тонкий слух. Услышав фразу он повернулся на каблу-ках лицом к шуту. - Если она жива, то рано или поздно она вернется во Францию. Тут у нее ребенок. Которого она любила, так, по крайней мере, говорил Лианкур. 2.2. Она все-таки жива? К тебе пришел бы я с цветами мая И музыкой; будь ты не так строга, Ты б и меня любила, ей внимая; Но жизнь у звонких песен недолга … Эдвард Сеймур герцог Сомерсетский сидел в небольшом запыленном экипаже и наблюдал за грузом, выносимым из нео. Нео представлял из себя изрядно потрепанный бурями корабль. На таких обычно плавают отчаянные корсары южных морей. Занесла герцога в этот порт необходимость хоть изредка, но контроли-ровать свои испанские владения. Как правило пэры Англии не могут носить иностранных титулов, одна-ко бывают и исключения, так, например, герцог Гамильтон носил во Фран-ции титул герцога Шательро, так и герцог Сомерсет был испанским герцогом Сьюдад-Родриго. К тому же мать герцога была испанкой с явной примесью мавританской крови. Поэтому милорд Сомерсет не чувствовал себя в Испа-нии чужестранцем и изредка посещал Гранаду, когда был убежден в безнака-занности этого посещения со стороны английской короны. Последними из нео вышли старый монах и дама. Дама была укутана в плащ с головы до ног. Плащ был старый видавший виды. Но очевидна хозяй-ка не спешила с ним расставаться, несмотря на его жалкий вид. При спуске с корабля дама опиралась на руки монаха и были видны тонкие аристократиче-ские пальцы унизанные перстнями, а скромным плащ распахиваясь открывал платье изумрудного цвета из шелка. Оказавшись на твердой земле, хозяйка поношенного плаща откинула с головы капюшон, который мешал ей деталь-но оглядеть порт. Лицо женщины было худым и сильно загорелым, а волосы, собранные в узел и сколотые черепаховым гребнем, издали казались белоку-рыми. На испанку дама не походила несмотря на характерную прическу и чистый выговор. - Может быть какая-нибудь австриячка, - подумал герцог, - но что ее привело в этот порт? Монах тем временем уже разговаривал с тремя рабочими, которые пе-ревозили груз. Дама же стояла и разглядывала местность прищуривщись и прикрывши глаза ладонью как козырьком от солнца. Что-то было знакомое в том, как она смотрела вдаль крепко сжав губы. - Где я мог ее видеть, - Сомерсет потер переносицу, - ну вот ви-дел и как будто несколько в другом виде. Пока герцог размышлял монах очевидно договорившись о чем-то с грузчиками, приблизился к карете и, отвесив церемониальный поклон, обра-тился к герцогу. - Досточтимый сеньор! – слегка шепелявя начал он, - не примете ли вы, благородную даму в спутницы до Гранады, ибо эти люди поведали, что вы едете туда. Скучающему герцогу компания была просто необходима, тем более его очень интересовала незнакомка, напоминавшая кого-то знакомого. Поэтому герцог согласился. Тогда монах побежал к женщине и быстро начал ей гово-рить что-то показывая на карету. Дама внимательно посмотрела на карету, но никаких гербов не увидела и отрицательно покачала головой. Тогда монах пригласил одного из рабочих, который клятвенно заявил, что его господин важный вельможа и испанский гранд и что высокородных дам не обижает. Слушая грузчика женщина еле сдерживалась что бы не рассмеяться. Сомер-сету даже из кареты было видно как сжимает он губы и прикрывает глаза. Наконец она решилась. Важно кивнув рабочему и слегка подобрав подол платья, дама направилась в сторону кареты. Когда женщина оказалась совсем рядом с каретой герцог рассмотрел, что она приподнимала платье вовсе не потому, что не хотела запачкать подол в придорожной пыли, а лишь для того, чтобы скрыть выпирающий живот. Женщина была в тяжести. Увидев это герцог вылез из кареты и любезно по-дал даме руку, чтобы помочь забраться внутрь. Но дама едва коснувшись его локтя пальцами легко впорхнула в карету, сразу присев на противоположную от Сомерсета скамью. Герцог тоже сел и тут в полумраке он вдруг узнал не-знакомку, перед ним было «французское чудо» - супруга герцога Лианкура, с которой он так долго гулял после приема турецкий послов и которой хотел бы отдать свое сердце. - Какими судьбами, герцогиня! – воскликнул он, - Вы, на этом маленьком нео из Африки! - Тише, милорд! – герцогиня приложила палец к губам, - Для всех я испанская донья. Не выдавайте меня, хотя бы в память нашей милой беседы в Рюэле. Тут я не по своей воле и вынесла я столько, что сейчас мечтаю только о покое. Поэтому помогите мне добраться до Гранады, где я поищу приют в каком-нибудь монастыре. До родов, разумеется. - Зачем вам, сударыня, искать приют в монастыре? – с иронией сказал Сомерсет, - сейчас пустует Альгамбра, а у меня есть доз-воление гулять по этой прекрасной резиденции. Если вы не бои-тесь призраков, то вполне можете поселиться в Башне Прин-цесс. И там же произвести на свет потомство. Я, лично, очень даже рад, что мой милейший враг стал рогоносцем! - Ну, - улыбнулась Ядвига, - раз уж он стал бесплодным по вашей воле… - То пусть еще и рогами ветвистыми обзаведется, - перебил по-лячку герцог, - до Гранады я не буду расспрашивать вас ни о чем, но вот потом я осмелюсь задать вам несколько вопросов. - Только после того как я вымоюсь и высплюсь! – улыбнулась герцогиня. *** Один из испанских осведомителей кардинала стоял перед Рошфором. - Так кто же передал вам, сударь, этот пакет, - строго спросил ви-конт. - Служанка. Маленькая такая испанка. Сказала, что это от госпо-жи ее, доньи Изабеллы. И еще добавила, что пакет передать ли-бо герцогу Лианкуру, либо вам. Ну, а поскольку их светлости дома не оказалось, то я поспешил сюда, ибо так и так должен был с вами увидеться. Рошфор внимательно посмотрел на исписанные шифром листки. - Вы свободны, - бросил он осведомителю, а сам, накинув плащ поспешил на задний двор, где его ждал запряженный экипаж для поездки в Рюэль.
Прекрасная Маргарет: *** Ришелье насмешливо смотрел на лежавшие перед ним зашифрованные листки и уже расшифрованные письма. - Ну, виконт, это просто чудо! – обратился кардинал к Рошфору. - Да, монсеньор, ведь герцогиню Лианкур уже пол года как счи-тали погибшей! – отозвался тот. - Вот только почему она не возвращается из Испании. Это мне не нравится, - и грозный премьер-министр нахмурился. - Может и есть на то какие-то важные причины, - ответил Рош-фор, - Герцогиня не промах, если смогла выжить там, где по-гибла вся экспедиция. Значит, какие-то неизвестные нам об-стоятельства заставляют ее оставаться в Испании. - Может быть и то, что ехать оттуда во Францию чрезвычайно за-труднительно, - усмехнулся кардинал, - но мне очень любопыт-но узнать ради какой великой цели она так подзадержалась в Гранаде. - Будем надеяться, монсеньор, что герцогиня Лианкур сама рас-скажет нам об этом, - отозвался Рошфор. *** Ядвига гуляла по великолепному мавританскому дворцу. Альгамбра была столь же великолепна, сколь притягателен был Рюэль. Но Альгамбра еще и подавляла. Любой, слышавший о красотах чудесного мавританского дворца входит в Альгамбру подготовленный к чуду, он ждет плеска фонта-нов, мелкой резьбы, благоухания садов в сменяющих один другой дворах и двориках. Он ждет мавританской сказки. Но, войдя в крепостные ворота, ви-дит массивный квадратный каменный объем. Низенькие корпуса мавритан-ского дворца XIII-XIV веков, примкнувшие к крепостным башням на обрыве, этим объемом отодвинуты и подавлены. Над всей восточной сказкой Аль-гамбры, над всей Гранадой возносится сильная и надменная постройка - дво-рец императора Карла V. Архитектор Хуан де Ареа до 1635 года продолжал достройку дворца. Но сейчас мрачный и холодной дворец был оставлен и лишь несколько служителей охраняют его покой. Впрочем, в Альгамбре ос-талось много различных местечек располагающих и к отдыху, и к греху. Полячке было не до греховных мыслей. Она мало замечала вниматель-но-нежные взгляды английского лорда, который почти всегда сопровождал ее на прогулках. Ядвига жила внутренней жизнью, которая зарождалась в ней, которая шла как-то не так, что тревожило молодую женщину. Она смело поселилась в Башне Принцесс, несмотря на то, что местные рассказывали ей о призраке несчастной Сорааиды, которая бродит тут со своей серебряной лютней. Герцогиня не боялась призраков, а бедную вос-точную принцессу искренне жалела. Легенду о принцессах ей рассказал ее верный спутник искренне желающий ее позабавить о отвлечь от грусти. История Принцессы Сорааиды. Один из властителей Альгамбры Мохамед Эль Хайгари женился в зре-лом возрасте на испанке, дочери алькаида, которая приняла в плену мусуль-манскую веру. Мохамед имел уже двух сыновей от своих наложниц и поэто-му был рад рождению трех прекрасных дочурок. Правда радость его была не долгой ибо астрологи предсказали ему, что он сделает неверный выбор среди сыновей и утратит дочерей. Может быт,ь именно это предсказание и привело к тому, что трех малышек-близняшек поселили в далекую крепость, а после их полнолетия в одну из ба-шень Альгамбры. Мать девочек умерла при их рождении, поэтому мавританские прин-цессы росли избалованными, несмотря на затворничество. Эта их избало-ванность выразилась даже в том, что свой сердечный выбор они останови-ли на неверных. Принцессам приглянулись три плененных испанца из Кордо-вы. Недаром французы говорят, что чего хочет женщина, того зочет Бог. Девушки добились даже из своего заточения внимания молодых пленников и обещания их жениться на них в том случае, если принцессы решаться с ни-ми на побег. Что и произошло. Правда покинули башню для более смелые близняшки Саида и Сораида. А вот робкая Сорааида осталась во дворце. Робкая несчастливица прожила, как гласит легенда, недолго после разлуки с сестрами. А всю грусть свою она изливала в нежных и протяжных мелоди-ях, которым ее научила нянька-христианка. Согласно легенде до сих пор по-является Сорааида бледным призраком в башне и играет пронзительно-тоскливые песни на своей лютне. Ядвиге нравилось ее жилище. Башня принцесс возвышалась несколько в стороне от основного дворца Альгамбры, но была соединена с ним главной оборонительной стеной. Окна башни выходили с одной стороны на внутренний двор крепости, где у под-ножия башни был разбит небольшой сад. В этом саду герцогиня Лианкур в силу своей натуры успела посадить некоторые лекарственные травы. С другой стороны башни из комнат открывался вид на глубокий овраг, который отделял Альгамбру от угодий Хенералифе. Внутри башня была разделена на небольшие комнатки. Но со временем ключи от некоторых их них потерялись и Ядвига обосновалась в той, которая закрывалась только на щеколду. Комнатка эта выходила в высокий сводча-тый зал, потолок которого поднимался почти вровень с вершиной башни. Ко-гда-то стены зала украшеные росписью и резьбой, сверкали позолотой и яр-кими красками, но теперь пауки заткали раззолоченный свод своей липкой паутиной, а в углах гнездились лишь совы да летучие мыши. На мраморном полу посреди зала был сооружен алебастровый фонтан, обсаженный кустами. Фонтан не смотря на все перепития судьбы продолжал работать. Ядвига любила сиживать на низкой скамейке возле него. Тут же, на месяц раньше положенного срока, и произошло разрешение ее от бремени… 2.3. Всякий сверчок знай свой шесток Весь мир как будто ждал, что встанет он; Согласно Трепещут все сердца с его улыбкой властной; Он – ужас, гибель, злоба, смерть и кровь; Он – мир, порядок, сила и любовь! В нем тайна воли одинокой… (Э. Верхарн) Антуан был не у дел. В настоящее время в нем не нуждались. Уж боль-но напряженным был график аудиенций и прочих приемов у Ришелье. В это напряженный период Людовик XIII, почувствовав ущерб, который наносится его первому министру непредвиденными посетителями, поручил господину Ла Фоллену регулировать их поток. Казалось бы это должно было высвободить время для отдыха, но кар-динал сам уже практически разучился отдыхать и вместо длительных прогу-лок по парку диктовал различные трактаты, либо рассматривал научные тру-ды по облагораживанию французского языка. Даже слезы и упреки племян-ницы не заставляли его заняться собой, несмотря на то, что нервные срывы начали учащаться. Он часто злился на порой не в чем не повинных людей. Обижал их своим не вниманием и отказывал в приеме. В своем «Политическом завещании» он написал: «мое плохое здоровье не позволяло мне относиться ко всем так, как я того желал, поэтому, причи-няя мне часто столько неприятностей, заставляло меня иногда думать о своей отставке». Но, несмотря на обидчивость и некоторое малодушие его психики, его мышление оставалось бесподобным. Часто, чтобы показать умение мыслить одновременно в разных направлениях обращаются к примеру Юлия Цезаря, но в сравнении с Ришелье Цезарь выглядел бы жалким несмышленышем. Все те, кто имели дело с кардиналом, оставались под влиянием неизгладимого впечатления, которое на них производит то, что они называют «его живостью ума». В его юности им восхищались преподаватели Наваррского коллежа, и они говорили между собой: «Как, вы уверяете, будто это ребенок?..» Тонкая работа его ума, гибкость и ясновиденье, мгновенность понимания, живое во-ображение, проницательность, - такими были качества, которые констатиро-вали у него, находя, что это исключительный случай. К этой живости ума до-бавлялось особенно твердое и правильное суждение. В «Политическом заве-щании» Ришелье разъяснял, что «разум должен всем управлять и руководить, все следует совершать в соответствии с ним, не увлекаясь эмоциями». Кардинал был всегда самодостаточен, способен к моментальному ана-лизу изложенных фактов и их мгновенной классификации, всегда умел нахо-дить «зерно» дела и моментально «очищать его от плевел». При этом у Ри-шелье голова всегда была полностью свободна от эмоций. Если в первую ми-нуту, стоило лишь объявиться внезапным осложнениям, он испытывал жес-токий нервный шок, то далее он быстро приходил в себя и хладнокровно смотрел в лицо трудностям, анализируя их, рассматривая со всех сторон бес-численное множество раз, чтобы представить происходящее в настоящем свете, упорядочивал их, видел все «за» и «против» с избытком противопо-ложных наблюдений, которые заставляют попутно сомневаться, настолько, что он мог бы никогда не принять решения, и в итоге заканчивал осмысление с четкостью, которая не обнаруживала в его разуме никакого колебания, на-столько его суждение было точным. Однако при всех его достоинствах он имел существенный недостаток – вспыльчивость. Он очень ее опасался и имел смелость признавать, что «ре-шения, которые он принимал в гневе, они всегда были впоследствии на-столько плохими, что он в них раскаивался». Когда герцог Лианкур, спустя месяц после послания доставленного ис-панским осведомителем Рошфору, привез кардиналу второй конверт, то не-которое время он находился в шоке от случившегося. Так как Ришелье пошел на поводу своей, обостренной неврозом, вспыльчивости. Он, на глазах изум-ленного герцога раскрыл пакет и порвал на куски один из выпавших оттуда листков. Герцог, в душе сознавая, что сей порыв вызван всего лишь нервным расстройством, был вынужден собирать эти куски рисовой бумаги. К счастью в те времена бумага не была столь тонкой и рвалась все-таки вполне круп-ными фрагментами. Поэтому Лианкуру успешно удалось собрать документ, который был тут же доставлен для расшифровки Росильону. Кардинал же после своей выходке искренне попросил прощения у гер-цога, объясняя свое поведение тем, что ему нужно само возвращение агента, в данном случае супруги Лианкура, а не послания от нее, хотя он вполне осознает важность этих документов. Лианкур, также обладая изрядной долей ехидства, попенял Ришелье на то, что раз герцогиня не тут, то значит, так сложились обстоятельства, а вот письма с таки трудом доставленные из вражеского стана все-таки надо бе-речь. Измученный и глубоко раскаявшийся Ришелье даже не обиделся на та-кую выволочку от своего дальнего родственника. Но если в близком окружение кардинал и мог дать волю своей вспыль-чивости, то сдержанные и спокойные указания, которые он давал послам, ос-тались образцом в этой профессии на все времена. Одна из форм этой осто-рожности есть глубокая тайна, которой по его желанию, было окружено ве-дение дипломатических дел. Известны его слова: «тайна – душа дела». Он изобрел выражение «совершенно секретное дело». К пониманию и суждению у него присоединяется твердость. В своем «Политическом завещании» он помещает волю следом за ра-зумом, как существенное качество политического деятеля: «Ему необходимо сильно хотеть того, чтобы принимать решения под влиянием подобных мо-тивов, - говорит он, - так как это единственное средство, чтобы заставить се-бе повиноваться». Иностранный посол, пытавшийся заставить его отказаться от того, что он хотел предпринять под определенным пунктом, пишет, что он столкнулся у кардинала с тем, что он назвал «твердое и бесповоротное решение» челове-ка, заткнувшего себе уши и не желающего что-либо слышать. *** Герцог Сомерсет удивленно оглядывал пустую комнатку в Башне Принцесс. Было видно, что от сюда уходили второпях, так как всегда акку-ратно прибранная светлица герцогини имела вид жилища по которому про-шелся ураган: раскиданные вещи, перевернутое бюро, рассыпанные по полу жемчужины. Все это наводило на мысль, что в комнате побывали грабители. Но, когда к герцогу вернулась способность мыслить здраво, он понял, что подобные разрушения произвела сама герцогиня. Ибо в комнате не было ни детских вещей, ни вещей кормилицы, а в разбросе находились только укра-шения да постельное белье. - Убежала, - подумал герцог, - но зачем? Что ей мешало оставать-ся тут еще какое-то время? Что гнало женщину, пережившую тяжелые роды и имеющую грудного ребенка на руках, бросить-ся в бега? Причем вот так неожиданно, без всякой видимой под-готовки? Герцог пожал плечами. Присел на развороченную постель, подобрал одну довольно крупную жемчужину из порванного ожерелья.
Прекрасная Маргарет: - Вот интересно, - продолжил он беседу сам с собой, - что она скажет мужу, если вернется во Францию? А куда пристроит ре-бенка? Ведь не в дом же Лианкура? Вопросы, вопросы, вопро-сы. Непредсказуемая женщина. А, впрочем, может быть все они, полячки, такие вот странные. *** Несколько забулдыг довольно свирепой наружности поглядывали на стол в углу зала. Гостиница была третьесортной. Но публика тут редко скан-далила. Так как останавливались тут люди занятые каким-то важным делом, и, на короткий срок. Были тут и свои завсегдатаи, как правило - воры, но они работали в соседних районах, а тут свято блюди добрососедские отношения к хозяину постоялого двора. Но на данный момент раздражали одного из воров, спускающего тут свой заработок, двое из сидящих за угловым столом. Это были две женщины. Причем одна служанка и испанка по крови. Другая же не из простых. Но с простыми общающаяся свободно, чем именно она и раздражала вора. А так-же и тем, что вела себя как простая, подмигивая то прислужнице, то хозяину. Взгляд же женщины был холодный и цепкий. Одета она была просто, но видно, что за большие деньги: дорожное коричневое платья из дорогого шел-ка и льна, на поясе висел кинжал с простой без украшений рукояткой, плащ был шерстяной и подбит мехом. На шее женщины болтался весьма любо-пытный кулон похожий на глиняный сосудик, подвешенный на серебряной цепи. Ноги были обуты в высокие сапоги, которые она довольно бесстыдно выставила из под своего платья. - Такую пташку не зажмешь в темном углу, - прошептал пьяный вор и сплюнул через плечо. Вскоре к сидевшим женщинам подошел офицер и поинтересовался кто они такие. Сделал он это весьма нелюбезно. Женщина откинула со лба воло-сы, которые у нее были острижены практически по мужской длине и как-то устало начала рыться в складках плаща. В это время испанская служаночка испуганно хлопала огромными ресницами. Наконец госпожа извлекла из складок свиток и с ленивой грацией протянула его офицеру. Тот увидев пе-чать на свитке слегка побледнел, а прочитав приказ, низко склонился перед дамой. - Ваша Светлость! Я рад приветствовать, Вашу Светлость во времен-ном мне округе! – с подобострастием произнес он. – Только почему Ваша Светлость без охраны? Время сейчас смутное! - А вот охрану, милейший, ты мне и предоставишь! – ответила герцо-гиня Лианкур, прибывшая во Францию вместе со своей новой служанкой Ха-синтой, - Там, где я была, охраны бы мне только мешала, а вот теперь, меня необходимо сопроводить в Париж! И сделать это бережно! 2.4. Французский калейдоскоп Уже более 20 лет длился брак Людовика XIII с Анной Австрийской, а наследника все не было, несколько выкидышей и ухудшение здоровья – вот и весь тогдашний итог этого брака. Королеве было уже 36 лет, она находилась в натянутых отношениях с супругом из-за своего участия в политических ин-тригах. Стране был нужен наследник престола: здоровье короля было шат-ким, и возможный переход трона к его брату, принцу Гастону Орлеанскому, связанному с оппозиционной аристократией, грозил непредсказуемыми по-литическими последствиями. Ришелье и молился Богу о том, что бы король почаще посещал спаль-ню своей супруги, и увещевал короля в необходимости не пренебрегать суп-ружеским долгом. Людовик XIII то подшучивал над своим премьером и его желаниями, то возмущался этими наставлениями. Но все же старался угодить и жаждующей наследника стране и своему ворчливому премьеру. После по-лумнимого, но все же примирения между королевой и Ришелье, король ре-шил побольше уделять внимания супруге, а королева, в свою очередь, стала более спокойна и более расположена к своему мужу. И вот произошло долгожданное чудо - королева забеременела! Когда это стало несомненным, Людовик XIII посвятил свое королевство Богомате-ри. Все ждали и гадали, каким же будет пол новорожденного? И снова небеса оказались благосклонны к Франции: 5 сентября 1638 г. родился дофин. Рождение сына преобразило Анну. Постаревшая от хандры и невнима-ния супруга, она наконец почувствовала свою значимость, так как стала ма-терью наследника престола, более того - сопричастной явленному Франции чуду. Французы увидели в счастливом рождении знак божьей милости и на-зывали новорожденного дофина «Богоданным». Еще через десять лет епи-скоп Флеше (1626 — 1710) оценил это событие как «рождение на грани чуда, которое обещало всему миру полную чудес жизнь». По правилам этикета королевского двора, официальные обязанности наследника престола начались сразу после его рождения. Уже 6.09 Людовик давал аудиенцию. Делегации Парижского парламента, главного суда и дру-гих судов были приняты в тот день Людовиком XIII и передали королю по-желания счастья от своих корпорации. Эти делегации были также допущены в покой наследника престола. О первой встрече будущего Людовика XIV с представителями французского парламента и судов рассказывает генераль-ный прокурор, ставший позже хранителем печати, Матье Моле (1584 — 1656): королевский отпрыск возлежал под большим балдахином из вышитого цветами белого дамаска на белой шелковой подушке, которую держала его няня мадам де Ланзак. Перед его ложем находилась большая балюстрада, так что наследника престола можно было лицезреть лишь с десяти-пятнадцати шагов. Мадам де Ланзак сказала, что дофин открыл глаза, чтобы видеть сво-их верных слуг. Королева же ликовала. После рождения сына она снова помолодела и похорошела. Даже ненавидимый её кардинал уже не так раздражал ее. А его племянница так и вовсе стала пользоваться вполне заслуженным вниманием. Так как кроткая Мари-Мадлен не могла не нравится. А еще набожной коро-леве импонировала набожность герцогини д’Эгийон, которой Мари-Мадлен стала в этом году. Анна Австрийская теперь не пропускала ни одного поста, ни одного большого религиозного праздника, постоянно посещала монастыри, особен-но основанный ею и перестроенный в ознаменование рождения сына париж-ский Валь-де-Грас, еженедельно. Ей доставляло удовольствие наблюдать за своим прекрасным крохой. Который был действительно хорош собой, в от-личие от многих новорожденных. Когда он болел, Анна не отходила от его постели. Пока страна ликовала, радуясь наследнику, премьер-министр был по-прежнему озабочен политическим положением страны внутри и вне. Кардинал весьма преуспел в контроле над общественным мнением в своем государстве, но несколько переусердствовал в этом направлении. Большинство памфлетов тех лет контролировалось и поддерживалось прави-тельством. Также Ришелье тайно спонсировал оппозицию и некоторых заго-ворщиков, чтобы подстегнуть свои реформы. Он регулярно просматривал статьи и задавал их тематику в основанной по его инициативе в 1630-1631 гг. официальной французской прессе "Le Mercure francais", "Gazette de France". Первоначально официальная пресса Франции была представлена «Mercure français», политическим и литературным периодическим изданием, основанным Жаном Ришаром. Став первым министром Франции в 1624 г., кардинал Ришелье прибрал к рукам «Mercure français», поставив во главе это-го издания отца Жозефа. Однако малотиражный «Mercure français», выхо-дивший в свет один раз в год, не соответствовал политическим задачам вели-кого премьера. Кардинал искал возможность систематического воздействия на общественное мнение, а для этого было необходимо периодическое изда-ние иного типа. В начале 1631 г. Мария Медичи, мать Людовика XIII, развернула ши-рокую кампанию по дискредитации политики кардинала в виде ругательных писем, направленных лично против Ришелье. В составлении многих из них принял участие опытный памфлетист Матье де Морг, который одно время входил в окружение Ришелье, а затем перешел на сторону его врагов. Анонимные памфлеты заставили Ришелье искать выход, и он обратил внимание на Теофраста Ренодо, хорошо зарекомендовавшего себя удачной журналистской работой в «Mercure français». Именно Теофрасту Ренодо было суждено создать первую национальную французскую газету. По профессии Теофраст Ренодо был королевским медиком, получив эту должность в 1612 г. благодаря протекции все того же отца Жозефа, который и привлек своего протеже и к работе в «Mercure français» в 1624 г. Первый номер официальной французской газеты увидел свет 30 мая 1631 г. Ее название – «La Gazette» – возводится исследователями к названию мелкой серебряной монеты (gazetta), которой платили венецианцы в XVI веке за рукописные «avvisi». С легкой руки Теофраста Ренодо слово «газета» во-шло во многие европейские языки. «La Gazette» выходила раз в неделю на 4 страницах. Публикации Ренодо отличались почти литературным стилем, сам ко-роль читал «La Gazette» и даже назначил редактору денежное вознагражде-ние за его журналистский труд. Сам Теофраст Ренодо не стремился к кон-фронтации с правительством, что грозило утратой королевского патента. По-этому публикации в его издании отождествлялись с позицией кардинала, ко-торый неоднократно сам корректировал тональность и направленность мате-риалов. При помощи «La Gazette» Ришелье постарался установить государст-венную монополию на информацию. Он был убежден, что стране нужна только та информация и только в том освещении, которые выгодны прави-тельству и отвечают интересам его политики. Как внутренняя хроника, так и сообщения из других стран подвергались самой тщательной обработке. Кар-динал не только сам писал в газете, но и приобщил к «журналистике» самого Людовика XIII. Король писал неплохие эссе об охоте, но этим не ограничивался. Не-сколько раз были опубликованы замечательные кулинарные рецепты, кото-рые Людовик XIII тщательным образом отбирал для своей практики и час-тенько добавлял, чем придавал неповторимый изыск. Но это лишь скромная толика того, чем научился заниматься король благодаря возможности писать в газету. Так вот, Людовик XIII, будучи язвительным по натуре, умел напи-сать прекрасные характеристики на некоторых своих министров, либо про-чих знатных людей окружения. Это было то, что в нынешнее время называют «черным» пиаром. Сам же Ришелье боялся проявить свой острый стиль в газете. Посколь-ку он был автором большого количества теологических публикаций, то он старался писать нечто отвлеченное от политики, дабы не распознали его стиль. Поэтому он публиковал свои рассуждения о науке, о праве и нравах. Иногда, углубляясь в своеобразный розыгрыш он писал разгромную статью, например, об откровенной моде при дворе, а потом, в следующем номере становился сам себе оппонентом и писал опровержение. 2.5. Смерть отца Жозефа В декабре этого года отец Жозеф внезапно заболел… Франсуа Ле Клерк дю Трамбле (1577-1638), принявший имя Жозефа при пострижении в монахи, происходил из весьма знатной и влиятельной се-мьи. Его отец, Жан Ле Клерк дю Трамбле, принадлежал к чиновному дворян-ству, дворянству мантии, служил канцлером при дворе младшего сына коро-ля Генриха II и Екатерины Медичи герцога Алансонского, занимал пост пре-зидента Парижского парламента (высший королевский суд) и выполнял важ-ные дипломатические поручения французской короны, в том числе былпо-слов в Венецию. Мать его, Мари Мотье да Ла Файет, происходила из родови-той и богатой семьи провинциального дворянства. Получив хорошее гумани-стическое образование в Париже в академии Плювинеля и проявив незауряд-ные способности, он рано проникся сильным религиозным чувством и жаж-дой борьбы с неверными и еретиками - протестантами. В начале 1599 года он вступил в орден капуцинов, образовавшийся в XVI веке как одна из ветвей францисканского ордена и взявший на себя (как и орден иезуитов) задачу обеспечения торжества католицизма. Став членом ордена, отец Жозеф развил очень активную деятельность по искоренению протестантизма. С этой целью он, в частности, при под-держке папы Павла V создал женский монашеский орден дочерей Св. Креста и основал обитель близ Фонтевро в Пуату, составив для монахинь специаль-ный молитвенник. Но более всего занимала его идея крестового похода про-тив турок. Он был одержим ею и готов был положить все силы на его органи-зацию. Первая встреча Ришелье, уже в 24 года епископа Люсонского, и Фран-суа дю Трамбле (уже — отца Жозефа), состоялась в 1609 году. Молодые лю-ди сразу обнаружили много общего во взглядах, характере и симпатиях. Карьера Ришелье тоже не была лишена взлетов и падений; но и в самые трудные времена, когда королева- мать Мария Медичи, а затем сам юный ко-роль Людовик ХIII отправляли будущего первого министра из Парижа в ссылку в провинцию (в Люсон) — и тогда Ришелье не забывал о своем дав-нем друге, переписывался и виделся с ним. Тем более выросла роль «отца Жозефа» в 1624 году, с назначением его покровителя первым министром Франции с практически неограниченными полномочиями от короля. Несчастливая Ядвига своим дальним путешествием была обязана именно чаяния отца Жозефа и нежной, но крепкой дружбой связывающей священника в красном и священника в сером. Красный герцог очень внима-тельное внимал серому преосвященству и верил во все его начинания. А отец Жозеф давно уже посылал своих миссионеров на ближний Вос-ток, к тому же он получил неожиданную поддержку в этом своем начинание от герцога Нэверского и Мантуанского, который еще в 1602 году воевал с турками в Венгрии и с той пор очень их не взлюбил. Его серое преосвященство был человек чрезвычайно талантливый на дипломатическом поприще! И Ришелье, обожавший и глубоко уважающий отца Жозефа во многом полагался на его опыт и интуицию. Он знал, что там где «завязнет» светское посольство монах Жозеф всегда найдет дорогу. В то время ходил анекдот: ««говорят, что когда кардинал Ришелье хочет провер-нуть какое-нибудь дельце (чтобы не сказать обман), он всегда использует людей благочестивых и набожных». Эти слова были сказаны итальянцем, ко-гда он по служебным делам столкнулся с отцом Жозефом. Серое преосвященство, как разносторонний и находчивый человек, очень быстро разбирался в назревающей ситуации. Если раньше он уважал католические страны. То во время тридцатилетний войны со знанием дела предлагал кардиналу активнее сотрудничать с протестантскими князьями. При этом он не забывал об освобождении. Пусть в мечтах, гроба Господнего, но и советовал Ришелье поддерживать торговлю с турками и развивать от-ношения с арабами… Осень-зима 1638 года были изобильны событиями. 21 сентября умер Карл Гонзага – герцог Мантуи и Нэверы, 7 октября – Виктор Амадей Савой-ский. 8 декабря Людовик XIII исповедовался у Коссена. Тот прочел ему но-тацию о том, что король пренебрегает обязанностями сына по отношению к королеве-матери, а также об ужасах войны. Целью этой нотации было подор-вать доверие короля к политике кардинала. 9 декабря Коссен приезжает в Рюэль, его проводили в приемную и не позволии увидеться с королем до тех пор, пока Ришелье не ответил пункт за пунктом на все выдвинутые им тезисы. Успешно восстановив дух короля и его доверие к себе. 10 декабря Коссен был удален от двора. Больного отца Жозефа 13 декабря перевезли в Рюэль. Он исповедовал-ся, его мысли все еще полностью были заняты крестовым походом, совер-шить который он продолжал надеяться. Он ждал известий и от герцогини Лианкур, которая потерялась где-то в Испании… Когда больной был доставлен в Рюэль, Ришелье смотрел спектакль в своем театре. Узнав о прибытии своего друга, причем сильно заболевшего, кардинал бросил все и приказал, чтобы отец Жозеф был удобно размещен и после пожелал его немедленно навестить. В этот момент ему сказали, что ка-пуцина постиг еще один удар и он в забытьи. Ришелье старался сдержать себя, но слезы лились потоками из его глаз. Верный друг уходил, даже не сказав слов напутствия, так необходимых кар-диналу! Ла Менардье передал Ришелье. Что последним словом до удара, бы-ло слово Брейзах. Премьер долго молил Господа о ниспошление его закадычному другу либо выздоровления, либо легкой смерти. В эти дни кардинал напрочь забыл о собственных недугах и вместе с врачами бдил у постели обреченного мона-ха. Умер отец Жозеф 18 декабря после продолжавшейся три дня комы. В день произнесения надгробной речи, через два дня после заупокой-ной мессы, Ришелье услышал известие о Брейзахе. *** После стольких страданий Ришелье, конечно же слег. Мигрени накаты-вали подобно сильному морскому прибою. После приступов он чувствовал себя медузой оставленной живительной водой во власти жестокого солнца. Его раздражал любой шум, яркий свет, сильный запах. Теперь возле него собрались врачи. Герцогиня д’Эгийон заведовала компрессами, Шико микстурами, Ситуа мазями. После очередного приступа. Когда кардинал уснул, Мари-Мадлен ото-звала мэтра Шико в сторону и стала расспрашивать его о том, куда делись порошки, которыми герцогиня де Лианкур пользовала кардинала. - Все закончилось, Ваша Светлость, - вздохнул лекарь, - Там были не только порошки, но и микстура. Она закончилась первой. Еще был со став для компрессов и перевязок для руки Их Светлости. Племянница вдруг вспомнила, что при беседе с герцогиней в Люксем-бургском отеле, та ей оставила баночку с порошком. - Мэтр! Вы со мной сейчас съездите в Париж. Эта… высокородная да-ма, - воспоминание о беседе с полячкой каким-то образом вызвало раздраже-ние у кроткой племянницы, - дала мне баночку с порошком и записку к ней. Но я, к стыду своему, забыла об этом! По прибытию в Люксембургский отель проворная герцогиня быстро отыскала в своем бюро и баночку и рецепт. Она, даже не глянув на свиток, сразу передала его лекарю и попросила его как он во всем разберется самому донести до нее смысл написанного, ибо она после всех переживаний и ноч-ных бдений не может мыслить четко. Шико внимательно прочитав рецепт сказал, что это именно то, что нужно, ибо этот порошок снимает спазм. А вот все остальное зависит от чис-того воздуха и хорошего сна. А еще он надеется, что прием этого средства хотя бы увеличит время между приступами, что даст кардиналу возможность набраться сил. - Да, досточтимый мэтр, - вздохнула герцогиня д’Эгийон, - хоть и я не могу со всей душой принять характер и поступки мадам де Лианкур, но все же я ей весьма признательна, за то, что ее лекарства помогают дядюшке. - Так вы тоже, драгоценная герцогиня, в курсе происшедшего? – мэтр Шико зачитался рецептом и потерял бдительность. - В курсе какого происшествия? – Мари-Мадлен нахмурила свои иде-альные брови и внимательно посмотрела на врача, - Я вас не поняла? О чем вы говорите? Бедный медик сообразил, что сказанул лишнее и начал лихорадочно придумывать, что бы этакого изобрести, чтобы избежать допроса кардиналь-ской племянницей. - Ваша Светлость! – он поклонился герцогине д’Эгийон, - я пожалуй поспешу, чтобы приготовить побыстрее порошок для Его Высокопреосвя-щенства. - Ладно уж, ступайте, - Мари-Мадлен не стала упорствовать в расспро-сах, по опыту, подчерпнутому частично от своего драгоценного дяди, она знал, что удобней нужную информацию добывать в непринужденной обста-новке. 2.6. Павильон Антуана Все получил, о чем мечтал в тот миг. Лишь изредка тревожил мой покой Исполненный тоски совиный крик . Ядвига прошла через заснеженный сад. В этот год зима была неожи-данно снежной и сегодня снег еще не успел растаять. Полячке на миг показа-лось, что она оказалась на родине, где снег зимой – достаточно обычное яв-ление. В спальне Антуана камин был растоплен. Ришелье нервно прохаживал-ся перед ним, опираясь на трость, которой времени от времени пользовался, когда ноги его начинали ему изменять после приступов ревматизма. - Откуда у вас столько смелости, герцогиня, – начал он едва Яд-вига появилась на пороге комнаты, – чтобы настолько пренебре-гать интересами государства! Отсутствовать неизвестно сколь-ко! Находиться неизвестно с кем! Не давать о себе знать! Полячка тем временем спокойно развязала шнурки плаща. Скинула его на руки подоспевшего Антуана и смело подошла почти вплотную к кардина-лу. - Простите меня, Ваше Высокопреосвященство! – спокойно отвечала она, - Я просто сильно захворала в Гранаде. А агент там был только один. С его отъездом все сношения с Францией и были прерваны! Я очень сожалею, что держала Вашу Светлость в неизвестности какое-то время, но как только я оказалась в Нераке, то сразу направила еще один пакет. А затем и с границы. - Слишком долго вы хворали, герцогиня! – уже более спокойно сказал кардинал, - это похоже на государственную измену. - Помилуйте, Ваша Светлость! – Ядвига всплеснула руками, - Я не француженка, но у меня во Франции остался мой любимый сын, супруг, и наконец, долг перед премьер-министром. Ришелье услышав такой расклад, где долг и премьер-министр занимали последние места, снова нахмурил брови. - Вы много себе позволяете, герцогиня, - он картинно оставил ногу так, как будто хотел сделать поклон, - и более высокорожденные дворяне расста-ются с головами, если не хранят верность королю и государству. - Королю и государству я верна, - герцогиня горько усмехнулась, - но вот вы, монсеньор, очевидно, сомневаетесь в моей личной верности и верно-сти несколько другого рода! Антуан выронил из рук плащ полячки, которому так еще и не нашел места. Ришелье быстро, в два больших шага приблизился к Ядвиге и залепил женщине пощечину с такой силой, что та буквально отлетела к двери. Анту-ан же поспешил ретироваться за дверь. Герцогиня Лианкур первая пришла в себя. Она, потирая свою щеку од-ной рукой, другой подняла брошенный плащ. - Я несколько вызывающе себя вела, Ваше Высокопреосвященство, - почти смиренно начала она, - но я не ваша, монсеньор, собственность! И вы не имеете права поднимать на меня руку! – уже громко и решительно закон-чила Ядвига, собираясь открыть дверь. - Постой… те, герцогиня! – голос Ришелье был глух, лицо бледным, а с уголка левого глаза стекала слеза, - Слишком много печальных событий. Вы в курсе, что отец Жозеф покинул нас? Оттого мои нервы напряжены до пре-дела. Наверное не следовала настаивать на встрече с вами, но позже я должен буду предпринять путешествие, да и вам врядли придется задержаться в Па-риже. Ядвига приблизилась к премьер-министру и протянула ему батистовый платок. - Могу ли я осуждать вас! – вздохнула она, - Антуан рассказал мне ка-кими напряженными были осень и начало зимы. Просто я сама замкнулась в собственном себялюбие и перестала мыслить разумно. Кардинал смахнул слезу предложенным платком и опустился в кресло, которое Антуаном было заботливо придвинуто к камину. Напротив кресла стояла небольшая скамейка на которую обычно ставят ноги, чтобы погреть их перед камином. Полячка придвинула эту скамейку поближе к креслу и спокойно присела на нее, не смотря на удивленный взгляд Ришелье. - Считаете меня, монсеньор, неотесанной? - с улыбкой спросила герцо-гиня. - О, нет, - кардинал тоже улыбнулся, - скорей считаю тебя, Изабель, попирающей многие условности. Но в данной ситуации наша беседа приват-на и подобное поведение вполне допустимо. Он коснулся пальцами полуобнаженного, согласно испанской моде, плеча Ядвиги. - Я вижу новый шрам! - А у вас замечательная память, Ваша Светлость! Шрамов действитель-но стало больше. Значительно больше. Женщина вздрогнула, потому что кардинал смахнув локон с ее шее до-вольно ощутимо надавил на шрам извилистой змеей спускающийся от затыл-ка и далее вниз, скрывающийся одеждой. - Это чем же его сделали, что до сих пор причиняет боль? – спросил Ришелье. - Это всего-навсего плеть! – ответила герцогиня. – Плеть в умелых ру-ках. Подарки от палача Орту. Хотя я им очень благодарна! Арабам. Не убили, даже не изнасиловали! Всего лишь наказали кнутом и отпустили! - Про наказание кнутом ты не писала! – тихо сказал премьер-министр, нежно гладя шрам. - Это не стоило порчи бумаги. К тому же у португальских иезуитов, где я скрывалась до прибытие корабля, бумаги было очень мало. Я очень благо-дарна Педру Паише, который принял меня в своей миссии, помог всем, чем мог, даже подарил испанское женское платье и нашел провожатого до Грана-ды. Кардинал хмыкнул. - Я наслышан об этом добром миссионере, который хочет потихоньку прибрать всю Африку к рукам португальцев. Вижу, что ты умеешь очаровы-вать врагов. А кто же тебе помогал в Гранаде. Ядвига чувствовала себя кошкой, которой забавлялся Ришелье. «Еще немного и я замурлыкаю», - подумала она нежась под рукой кардинала. - В Гранаде мне помог милорд Сомерсетский. Он там проводил ин-спекцию своего поместья. И пока я болела, его слуги ухаживали за мной. Жила я в Башне Инфант в Гранаде, так что внешнее приличия были соблю-дены. Кардинал убрал руку с шеи женщины. - Английский пэр в Испании. И еще в компании французской шпионки. Неправдоподобная версия, - жестко сказал Ришелье. - Испанские владения получил еще его дед, - спокойно продолжала рассказывать Ядвига, - К тому же мать Сомерсета испанка. Да еще и с маври-танской кровью. Он сам себя считает потомком мавританской принцессы Саиды. Я как-нибудь расскажу красивую легенду об этом… Так получилось, что герцог был первым европейцем. Кто встретил меня в Гранаде. Он, как га-лантный кабальеро, и оказал мне вежливый прием, тем более, что я нравлюсь ему.
Прекрасная Маргарет: Кардинал поднялся с кресла скрипнув суставами. Подошел к окну и глянул на зимний сад. Затем вернулся к камину и сел. - Почему вы, герцогиня, молчите? – холодно начал он, - драгоценное время уходит. А я еще не посвящен в ваши гранадские похождения. - Да. Простите, Ваша Светлость. Так вот герцог увидев, что я больна и в таком состояние не могу выехать из Гранады, предложил мне обосноваться в Альгамбре. Это такой прекрасный мавританский замок. Некоторое время назад, он был резиденцией и испанских владык, но после землетрясения 1613 года во дворце идет ремонт и в Альгамбру никто из знати не приезжает. Я поселилась в Башне Инфант, где и находилась до того времени, как … вы-здоровела. Тогда я подговорила испанскую служанку, которую дал мне гер-цог для… ухода за мной. С ней мы потихоньку собрали вещи. Продали дра-гоценности, которые дал мне Орту за то, что я вылечила его сына. Купили хорошей дорожной одежды и оружие и исчезли, когда милорд Сомерсет был в отлучке. Ришелье слушал внимательно, глядя на пламя в камине. Когда Ядвига замолчала, то он выразительно посмотрел на нее. - Про врачевания наследника Орту вы мне не писали! Ну да Бог с ним… А что же англичанин? Он не сделал попытки вернуть вас, мадам. - Англичанин рассудил здраво. Он, я уверена, не собирался делать ни-каких движений на мои поиски, а, думаю, отбыл в Англию. Привязанность к женщине стоит не дорого, а тем более к больной женщине. И он прекрасно сознавал, что я не останусь с ним. Ибо мое сердце в своих руках держит ма-ленький Владек Потоцкий! Для кого я единственная опора в жизни. Меня ждет мой супруг, который спас меня в далекой Жечи Посполитой. Которого я очень уважаю, ибо дружба для меня не пустой звук, а герцог Лианкур – мой друг. И еще… Я думала в Париже ждут мой подробный отчет. Полячка повернулась и посмотрела на министра. - Тебя, Изабель, ждали не только из-за отчета, тебя ждал еще и пациент. Кардинал знаком показал, чтобы она поднялась со скамейки. Ядвига легко вскочила и подошла так близко к камину, насколько позволяла камин-ная решетка. - А ты научилась грациозно двигаться, не производя ужасающие раз-рушения на своем пути, - едва слышно прошептал Ришелье взяв женщину за руку, - полтора года прошло… с тех пор как я не видел порывистую девочку из далекой страны, которая своей неловкостью натворила такие дела… Эти полтора года Бог поселил много страдания в моем сердце ибо друзья и близ-кие покидают меня, я простила и с этой девочкой, как и с другом из-за кото-рого отправил ее на смерть. Эти полтора года и дьявол искушал меня, ибо самая прекрасная из парижских дам сумела отыскать такую статую. Для ук-рашения моей молельни, которая как-будто сделана по образцу и подобию той девочки, которую я так неосмотрительно утратил… Но я не стал посе-щать ту молельню, а девочка выжила и вернулась. Герцогини Лианкур казалось, что юбка ее вот-вот загорится, но она не смела даже пошевелиться. Ришелье поднялся с кресла по-прежнему держа ее руку в своей. - Ты изменилась! – насмешливое лицо премьер-министра оказалось со-всем рядом с лицом Ядвиги, - подрезала свою буйную гриву! Жаль, что ис-чезла эта роскошная коса! Но и короткие волосы не портят тебя. Лицо стало тверже. Черты смелее. Полячке приходилось все сильнее отгибаться в талии, ибо кардинал встал почти вплотную к ней. - Ты боишься меня? – с усмешкой спросил Ришелье, - еще шаг и платье запылает! - Нет, Ваша Светлость, вас я не боюсь, но я помню свое место, - тихо ответила Ядвига, коснувшись рукой щеки, которую полчаса назад так ярост-но ударил кардинал. Министр легко коснулся щеки рукой. - Прости! Я чувствовал себя брошенным. - Но у вас есть ваша племянница, - возразила герцогиня. - Это другое! Ядвига отступила от камина на шаг. Сухие губы министра коснулись пылающей щеки молодой женщины… *** Антуан протоптал довольно широкую тропинку вокруг своего павиль-она. Так как не решался зайти даже в другие комнаты, боясь навлечь на себя гнев его высокопреосвященства. Наконец, дверь домика открылась и на по-роге появилась герцогиня Лианкур. Она сразу же увидела Антуана. - Хей. Милый друг! Она махнула ему рукой. И Антуан вынужден был приблизиться. - Я очень хочу посмотреть на статую в молельне герцога. Ты можешь меня туда проводить? – горячим шепотом прошептала Ядвига в ухо Антуана. - Можно попробовать! – выпалил Антуан, так как был рад уйти по-дальше от своих комнат до того. Как кардинал покинет их. Его невероятно смущал тот факт, что для свидания с герцогиней Лианкур Ришелье выбрал его павильон. Хотя он понимал в разумность этого выбора, тут кардинал был свободен от соглядаев. - Пойдемте, - шут первым направился прочь от дома, - это на той сто-роне сада. Молельня тоже в отдельном павильоне. А вот в Анжене молельня будет во дворце. - Анжен? – удивилась Ядвига, - Что это? - Это несколько отелей, которых в Париже наш красный герцог собира-ется превратить в прекрасный дворец с садом. Теперь его вельможи зовут Пале-Кардиналь, но он вообще-то зовется Анжен. - Его скоро закончат? – спросила полячка. - Вот уж не знаю, сударыня! – Антуан вздохнул, - Война, расходы и прочее. - И где же молельня? Что-то мы долго ходим. - Да вот, уже пришли, - шут показал рукой на маленький павильон с высокой крышей. Герцогиня тихонько заглянула в приоткрытую Антуаном дверь. Внутри был полумрак, только одна свеча трепетала перед распятием. Полячка вошла внутрь, кардинальский поэт последовал за ней. - Поскольку мы тут без спроса, - едва слышно сказала герцогиня, - то быстренько покажи мне, где она стоит и мы пойдем. Антуан подбежал к левой нище и приоткрыл занавесь. Ядвига подошла к статуе и стала ее разглядывать. - Ну, уж не знаю! – громко начала она, - что в этой жрице общего со мной, но вот на Матку Боску она точно не походит! Антуан! Куда вы сударь подевались? Герцогиня оглянулась и вздрогнула, так как Антуана в молельне не бы-ло, но у входа стояла женщина в белом плаще. - Что вы, мадам Лианкур, тут делаете? – спросила дама в белом. По го-лосу Ядвига узнала в ней племянницу. - Добрый день, герцогиня! – спокойно ответила полячка, - поздравляю вас с герцогством! Очень рада за то, что наконец по достоинству оценили ваши заслуги. Очаровательная племянница приблизилась к Ядвиге. - В Париже говорили о вашей смерти, мадам, - Мари-Мадлен разгляды-вала герцогиню в неверном свете свечи, - А тут сразу два дивных события! Во-первых вы живы, а во-вторых в поздний час в молельне моего дяди! - Так сложились обстоятельства, сударыня, - криво усмехнулась Ядви-га, - Я была на аудиенции у Его Высокопреосвященства, он мне рассказал про статую и я решила ее посмотреть, раз уж я в Рюэле. - Аудиенция так поздно? – герцогиня д’Эгийон передернула плечами, - Герцог де Ришелье день тому был сильно болен. А тут вдруг аудиенция, да еще с вами. И вы, мадам, в таком виде… Полячка тряхнула головой, чтобы откинуть со лба волосы. - Простите, дорогая герцогиня, что мой внешний вид оскорбляет ваше понятие о должном виде герцогини. Меня может извинить только то, что я сегодня днем только приехала в Париж и не успела даже повидать своего ма-ленького сына. Хочу вас поблагодарить за няню, так любезно ему назначен-ную вами, милейшее существо, чувствуется, что у вас большое сердце, кото-рое принимает все. Герцогиня д’Эгийон с милой улыбкой приняла комплимент, но потом взгляд ее снова стал настороженным. - Раз вы, герцогиня, уже посмотрели на интересующую вас статую, то прошу вас удалиться и из молельни и из Рюэля. Кардиналу требуется отдых. Ядвига закусила губу, чтобы не рассмеяться. И направилась к выходу. - Прощайте, герцогиня, - бросила через плечо она, выходя из молельни. Мари-Мадлен осталась в комнате одна с сильно бьющимся сердцем и неприятным привкусом во рту. *** Лианкур вошел в комнату жены. Герцогиня сидела в кресле перед камином, положил ноги в грубых шерстяных носкам, которые связала ей Жильберта, на скамеечку. Она пыта-лась согреться, но озноб не проходил. Герцог хмуро посмотрел на вещи супруги, которые были разбросаны по кровати. - Анна, как обычно, болеет, либо ухаживает за кем-нибудь из родственников? – вместо приветствия спросил Лианкур. - Дорогой, не будь занудой! – отпарировала Ядвига, - Во-первых, здравствуй! Во-вторых – я по тебе соскучилась, старый ворчун! Ну а в третьих, я отпустила Анну, так как маленький Годе при-гласил меня в Рюэль. Герцог сел на венецианский стул, который стоял напротив кресла. - Ты хочешь сказать, что видела кардинала раньше супруга? – спросил он жену. - Да, мой дорогой супруг, я была на аудиенции у Ришелье. И, представь себе, мне снова придется в скорости отбыть из Фран-ции! - Это не мыслимо! – брови Лианкура поднялись домиком, - Ты же сегодня утром лишь приехала! Ты сына то хоть видела? Ядвига грустно усмехнулась. - Сына я видела спящим. Зато с его няней имела длительную бе-седу. И скажи, за каким дьяволом это создание направила к нам в дом милейшая племянница? Лианкур тяжело вздохнул и поднялся со стула. Он приблизился к жене. Присел на ручку кресла и внимательно посмотрел в светлые славянские глаза благоверной. - Скажи мне, Ядзя! – прошептал он над ушком герцогини, - У вас началось по второму кругу? Только не лги мне! Полячка правой рукой поправила волосы. Лианкур, внимательно на-блюдавший за женой увидел странный рисунок на ее ладони. - Что это, малыш? – удивился герцог и, схватив руку жены за за-пястье, поднес ее раскрытой ладонью к своему лицу. На ладони был вытатуирован замысловатый рисунок, похожий на по-луприкрытый глаз с какими-то странными буквами вокруг. Ядвига освободила руку из захвата мужа. Она вспомнила, как час назад то же самое говорил ей другой человек и как сокрушался над тем, что ей пришлось перенести. Однако снова отправлял ее навстречу опасности. Быть может оправдывало его лишь святая вера в то, что именно она способна вы-полнить это опасная поручение. Она как будто снова ощутила нежное при-косновение его губ к этому знаку, увидела его глаза полные слез и затаенной нежности. - Это знак посланника, - ответила герцогиня мужу после яркой картинки воспоминаний, - его делают особо важные гонцы. В настоящее время он распространен и у арабов и у турок. Но первые делают его чаще. Ибо от них турки этот фирман и пере-няли. Мне пришлось пожертвовать ладонью для того, чтобы придать себе значимости! Да плюс еще мое врачевание. Если бы не эти две вещи, то мои косточки белели бы уже где-нибудь в пустыне. Ну, а что касается кардинала, то почему ты думаешь, что наши отношения с ним продолжились? Лианкур улыбнулся супруге. - Дорогая, хоть я и не настоящий муж тебе, но все же не идиот при этом. Я достаточно хорошо изучил твои привычки. Да и, как мой родственник и покровитель, я неплохой физиономист. Ты слишком мечтательна сейчас. Да и встреча с гордым мини-стром через посредство Антуана, а также отпущенная камерист-ка, наводят на мысль, что аудиенция должна была иметь пи-кантное продолжение. Ядвига поднялась с кресла. - Не злись, - продолжил герцог, - мне все равно, что там у вас. Я не ревнив, тем более к тому предмету, который мне и не при-надлежал. Мне просто любопытно осознавать, что ты, не такая уж яркая и не соответствующая сложившемуся образу красави-цы, смогла так глубоко заинтересовать Ришелье. А ведь вокруг него много действительно прекрасных дам! Взять хотя бы его племянницу! Правда она начала стариться… - Спроси у него это сам! – Ядвига отошла к окну. - Ну… дорогая! К чему мне лишнее проблемы! Пусть думает, что о ваших с ним амурах знает лишь Антуан…
Прекрасная Маргарет: 2.7. Сумиз Ночь ниспослана людям для отдыха. Но не каждый человек может на-сладиться им. Кого-то этого лишают обстоятельства, кто-то лишает отдыха себя сам. Были завершены и ночные процедуры и диктовка секретарям. Но пре-мьер-министр Франции не спешил отдаться Морфею. Он лежал на высоко взбитых подушках и размышлял, нежно теребя ушко одной из своих люби-мец, красавице ангорке Сумиз. Кошка сладострастно мурчала. - Ну что, распутница, - обратился Ришелье к животному, - нагулялась, а теперь ластишься! Все вот вы такие, обманщицы! Кошка не обращая внимания на упреки своего хозяина, начала яростно вылизываться, при этом продолжая мурлыкать. - Эх ты, грациозное существо! А такая грязнуля! – попенял любимице кардинал, - Вечно забредешь, куда не следует, и измажешься. На кровать к премьеру, привлеченная его беседой с Сумиз запрыгнула Мирама. Тоже белая ангорка. За ней забралась и Мюзетта. Людвика же, при-везенная Лианкуром из Жечи Посполитой, еще до знакомства с Ядвигой, не решалась запрыгнуть на кровать, опасаясь своих товарок по сытой кошачьей жизни. Ришелье погладил всех, а потом прогнал их с кровати. - Милые дамы! – обратился он к изгнанным кошечкам, - я хочу побыть в одиночестве. И попрошу вас не шуметь тут, а иначе вас отправят в холод-ный коридор. Животные как будто бы поняли министра и разбрелись по углам. Лишь одна Сумиз спокойно разлеглась на ночных тапочках кардинала продолжая себя лихорадочно вылизывать. - Сумиз, Сумиз! – в пространство обратился Ришелье, - кто знает, где ты была, в какой дали и с кем. А вот пришла гордая и требовательная и все простилось. Кошечка пошевелила ушками на звук своего имени, но поняв, что ее не зовут продолжила свое обычное занятие. - Кошки – таинственные существа, - продолжал свой монолог карди-нал, - Впрочем женщины тоже. Кто-то из них похож на кошек, а кто-то и на собак. Вот драгоценная Комбалетта скорей второе. Хоть мила и грациозна, но этот вечно кроткий преданный взгляд. Порой излишняя преданность раздра-жает больше, чем излишняя добродетель. Министр задумался о чем-то далеком. А в это время вылизанная Сумиз, которой надоело одиночество, снова запрыгнула на постель и улеглась в но-гах Ришелье, включив свой кошачий моторчик. Кардинал усмехнулся. - Ты удивительно наглое существо, - обратился он к мурлыке, - но так гордо и непосредственно все делаешь, что сердце мое смягчается. Вот если рассматривать супругу Лианкура, то эта скорей кошка, чем собака. Вроде бы преданна, насколько может быть преданна иностранка. Но подобострастия в ней не найдешь даже через огромные линзы. Выполняет все поручения с та-ким видом, будто делает огромное одолжение. Есть ли у нее какие-нибудь чувства? Трудно сказать. Демонстрирует полное равнодушие… Но нежна… Хотя нежность ее опасна, так и ждешь, когда выпустит коготки и оцарапнет. Мари-Мадлен тоже не бессловесна, но ее упреки как лай собаченки. Хотя зря я обижаю милую племянницу, но порой ее честные глаза с мировой скорбью убивают меня. Министр закрыл глаза и попытался заснуть. Но спустя полчаса присел на кровати. - Вот чертовка, - обратился он к кошке, - почему бы тебе не оставить меня в покое. Придется позвать Антуана, что бы он тебя вынес прочь. Антуан в это время находился в коридоре. Он ждал своего определен-ного часа, когда кардинал перед тем как позвать секретарей и начать дикто-вать им свои распоряжения, предпочитал несколько минут поболтать с по-этом. Заслушав звон серебряного колокольчика шут вошел в спальню карди-нала. - Забери эту негодницу, Антуан! – попросил Ришелье шута. – Я устал от ее громкого мурчания и постоянного облизывания, - Потом вернись. Поэт вынес кошечку в коридор. Та с грацией оскорбленной особы ко-ролевской крови удалилась по направлению к покоям шута. Антуан же, про-водив взглядом Сумиз, вернулся пред светлы очи грозного министра. - Ты провожал герцогиню Лианкур до ее дома, - начал кардинал, как только Антуан приблизился к кровати, - что она говорила в дороге? - Она говорила, что соскучилась по своему ребенку, что ее не устраива-ет няня, которую назначила герцогиня д’Эгийон, что в ее планы не входила так быстро снова покидать Францию. Антуан задумался. - Да, - продолжил он увидел вопрошающий взгляд Ришелье, - еще она сказала, что обязательно приготовит для вас новое питье и напишет для мэт-ра Шико новый подробный рецепт. - Это все? – уточнил кардинал. - Да, Ваша Светлость, - поэт улыбнулся, - Мадам Лианкур не много го-ворит. Антуан лукавил, ибо в карете между ним и Ядвигой произошла до-вольно насыщенная и эмоциональная беседа, к тому же карету пришлось один раз остановить и беседа в самой своей эмоциональной фазе проходила на берегу Сены. Там бедный кардинальский шут вынужден был дать клятву, что никогда и никому, в том числе своему высокому покровителю, не рас-скажет о том, что на самом деле случилось в Гранаде. А еще Антуан обещал по своим каналам найти хорошую охрану для домика на улице Бюсси. Трудно было понять, что хотел услышать от своего поэта Ришелье. - Девчонка переменилась, - едва слышно прошептал кардинал, - По-взрослела, стала мягче и красивее. Тебе ведь нравится она, чудовище? - Моё сердце разбито! – пылко отозвался Антуан. - Тут многие говорят, - продолжал Ришелье, - что герцогиня – дама унылого платья, но что они, понимают в совершенной красоте. Они даже римские статуи путают с греческими! А Изабель красива той строгой красо-той, какой римляне наделяли своих богинь. Или взять греческих Артемиду и Афину. Правдау греческих высокие переносицы. Носик же герцогини – само совершенство. Да… Раздражает она своей худобой и гармонией черт наших придворных красавиц. Поэт-шут не смог не вступить в этот монолог. - О. Ваша Светлость! – воодушевленно начал он, - Вот с кого надо бы-ло воять богиню Диану. Я краем глаза видел, как мадам Лианкур выходила из своей купальни, когда собиралась к Вам. Рубашка сильно облегала ее влаж-ное тело. И видны были все ее прелести! Главное, что ноги у нее длинные и стройные! А шея, как стройный стебелек для гордого цветка-головы. А воло-сы. Хоть он и обрезала их, но редко у какой дамы можно найти такие густые волосы! - А худоба, - наставительно продолжил премьер-министр, - это нор-мально! Ты видел когда-нибудь разъевшуюся кошку? Вот откормленных со-бак полно, но они ни на что не годны. - Зачем вы отправляете герцогиню, - Антуан решил идти ва-банк, - сно-ва прочь из Парижа? - А это не твоего ума дело! – нахмурился кардинал. Но он не имел особенности обижаться на слуг долго. Ришелье был добр. В этом сомневались, потому что он не расточался. Его обвиняли в чер-ствости сердца. Но в узком кругу знали, что кардинал не может обижаться более чем 2-3 минуты и всегда готов попросить прощение, если почувствовал себя неправым. Он был уважаем всем своим персоналом, как «лучший из хо-зяев», добрый, внимательный, отзывчивый на услугу, постоянный, верный и надежный. - Прости, чудовище, - продолжил кардинал, - я был не прав. Твой обо-жаемый предмет я отсылаю, не потому, что я слаб душой, а лишь потому, что я не доверяю посольству де Курнин. Герцогиня сможет лучше разобраться что к чему. К тому же она знает некоторые восточные секреты в отличие от этого надутого павлина. Я понимаю, что ей очень хочется побыть дома со своим сыном, но сейчас очень благоприятное время для того, чтобы пооб-щаться с турками. Поэт кивал на речь своего покровителя. - Надеюсь, что это путешествие герцогини не будет долгим. - Я тоже надеюсь, - усмехнулся кардинал, но человек предполагает, а Господь изъявляет свою волю. Год пройдет точно. И я буду еще более стар и более болен. Ришелье грустно вздохнул. Антуан же лукаво ответил на этот вздох. - Может, Вашей Светлости. Тогда самому возглавить посольство! - Не шути, Антуан! Ты знаешь, что это невозможно! Тем более, что мне необходимо вмести с королем совершить объезд военных действий. Поэт посмотрел на часы. Прошло положенное для беседы время, хотя она была начата раньше чем обычно. Министр заметил его взгляд улыбнулся и произнес: - Не торопись! Секретарь и врачи придут лишь через час. К тому же я хотел бы, что бы ты посмотрел в шкатулке в верхнем ящичке бюро отложен-ные драгоценности. Как любителю шарад тебе, мой дорогой, я хочу задать загадку, что из них заготовлено в подарок герцогине д’Эгийон, а что для пре-красной Изабель. Антуан быстро сбегал за шкатулкой и на покрывале постели разложил драгоценности. Это были: прекрасная брошь из большого рубина в витой зо-лотой оправе; поясные рубиновые же подвески – десять штук; странное неф-ритовое ожерелье и такие же серьги. - Тут и думать не надо! – гордый своей проницательностью важно ска-зал поэт, - Брошь и подвески для герцогини д’Эгийон, а ожерелье и серьги для герцогини Лианкур. Мадам Лианкур редкость и ей нужно что-то необыч-ное. Эти нефриты со странной расцветкой, как будто в камне запечатлен крест, очень подойдут для ее тонкого строгого лица. Тем более она совсем не носит украшений и равнодушна к золоту. А тут серебро! Строго и изыскано! У Вашей Светлости отменный вкус: и в дамах и в драгоценностях. Кардинал махнул рукой ибо слегка смутился лести Антуана. - Полноте! Однако ты успешно решил сей ребус, за что можешь про-сить для себя какую-нибудь награду. Маленький поэт на миг задумался. Потом с почтением поклонился и тихо произнес. - Я и так имею много! Но вот умоляю Вашу Светлость об одном! На-значьте побольше охраны для посольской миссии! Хватит уповать на случай! - Ох, Антуан! Не будь глупцом. Охраны будет достаточно, но в данной миссии важна не охрана, а ловкость Курнина и герцогини. Поскольку ты так не использовал свое желание, то я сам назначу тебе награду. Ты можешь по-лучить то маленькое поместье, которое раньше принадлежала твоему деду. А теперь ступай. Я хочу несколько минут побыть с госпожой тишиной один, до прихода секретаря.
Прекрасная Маргарет: Глава III. Лианкур 3.1. Детский спектакль Как уже сообщалось ранее, смерть отца Жозефа подкосила Ришелье. Мигрени стали мучить его почти еженедельно, а на правой руке образовался нарыв, который не проходил даже от мази супруги Лианкура. Близкий круг кардинала пытался его как-то отвлечь от горя. Людовик XIII также принимал в этом участие. В феврале 1639 года король убеждает кардинала организовать в Рюэле 17-го числа балет, где сам он будет танце-вать. Балет назывался «Счастье» и Ришелье был весьма растроган тем, что Людовик, несмотря на некую трещину в их отношениях возникшую из-за ре-чей Коссена, проявил внимание к своему министру. Друзья и близкие не отставали от короля. Аббат Мюло, духовник кар-динала, развлекал его своими шутками. Среди других – его врач Ситуа, Буа-робер, аббат де Бомон, его камергер, Россиньоль. Удовлетворенный таким внимание Ришелье и сам вмешивался в шутливый разговор. - Мои четки доставлены Бассомпьеру? – с улыбкой спросил он у Дебурне. - О, Ваша Светлость! – камердинер широко улыбнулся, - Все сде-лано наилучшим образом! Веселому дворянину передан сверток с вашими четками, а также вашим письмом. - И что же сказал любезный кавалер на сие послание? – с тонкой усмешкой спросил Ришелье. - Он спросил для чего ему четки, на что был ответ для отпущения грехов, раз уж он оставив прекрасных созданий вступил на путь благочестия. А когда он поинтересовался насчет того, зачем ему читать именно первую Ave Maria, то я, как и велела Ваша Свет-лость, сказал ему, что именно там всегда говорится как необхо-димо ценить «милость Создателя», как бывало, он не однажды ценил милости «его созданий». Герцогиня д’Эгийон вбила в свою прелестную и умную головку найти новое развлечение для дядюшки. Она вела переписку со Скюдери: сестрой и братом. Жорж Скюдери был в ту пору уже популярный парижский поэт и драматург. А его сестра, Мадлен, только начинала сиять на литературном не-босводе. «Любезная моя, Мадлен, - писала племянница кардинала обращаясь к писательнице, - здоровье драгоценного дяди подорвано войной и смертью его близкого друга, отца Жозефа. Так хотелось бы отвлечь его хотя бы от печа-лей чем-нибудь блистательным и легкомысленным. Вы знаете, что в его бла-гочестивом доме не так часто раздаются звуки музыки и молодые голоса, так быть может вы сумеете нечто милое написать, а я найти достойных исполни-телей». Конечно, Мадлен де Скюдери не смела оставаться к такой просьбе рав-нодушной. И герцогине была представлена пьеса «Тираническая любовь» написанная в модном жанре трагикомедии. Подбирая актеров на роли Мари-Мадлен долго раздумывала о том, кто бы мог сыграть Кассандру. Ее выбор остановился на юной Жакелин Паскаль. История Жакелин была историей чудо ребенка. (В последствии такую же роль будет играть великий Моцарт.) Младшая из Паскалей с юных лет все любила рифмовать, причем справлялась с этим настолько великолепно, что многие взрослые не верили, что подобные блестящие импровизации творит ребенок и великие приглашали девчушку к себе дабы увериться и насладить-ся искрометными рифмами. Девочка уже проявила себя в Оверни, где жило ее семейство и вот начала покорять Париж, куда ее пригласили по случаю рождения дофина. Правда, совсем недавно, Этьен Паскаль возглавил группу недовольных рантье, протестовавших против решения правительства отменить выплату ренты, и кардинал Ришелье приказал упрятать бунтовщика в Бастилию. Пас-калю пришлось бежать, и дети остались в Париже одни. А бедная Жакелин переболела оспой, которая к счастью не совсем обезобразила ее нежное ли-чико. К тому времени ей было уже 14 лет. Прекрасная кардинальская племянница сначала получила отказ, исхо-дящий от старшей сестры Жакелин – Жильберты. Но умная женщина пре-красно понимала на чем можно сыграть и при повторном приглашении Жа-келин на роль прямо сказала ее сестре, что только это поможет смягчить премьер министра в отношении их отца. И юная Паскаль согласилась. Герцог Лианкур помогал Мари-Мадлен в постановке спектакля. Пока его не отсылали из Парижа, хотя в ближайшем будущем маячили перспекти-вы вместе с двоюродным братом де Ла Мейре отправится на поле боя с ис-панцами. Сейчас же Лианкур наслаждался Парижем, покоем и обществом прелестной герцогини. О супруге своей он вспоминал только, когда видел пасынка, но тот редко попадался ему на глаза. Герцог даже радовался отсут-ствию Ядвиги, ибо тогда бы он опасался за свой острый язык, потому как пе-реговорив с женой он не мог просто смотреть в глаза великому министру. Наконец наступил день спектакля. Был чудесный апрельский день и Ришелье чувствовал себя замечательно. В Люксембургский дворец он прие-хал утром на удобной итальянской карете. Спектакль начался в полдень. На нем помимо близкого окружения кардинала присутствовали также брат пи-сательницы, а также Жильберта и Блез Паскали. Кардинал сидел в удобном глубоком кресле. Больная рука возлежала на подушке, укрытая плащом. Спектакль взволновал министра непосредст-венной детской игрой, отчего началось, уже ставшее для него обычным, сле-зотечение. Жакелина Паскаль превосходила всех своей игрой! Искренность, с ко-торой она произносила александрийские стихи ее героини Кассандры, поко-рила зал. По окончанию действа герцогиня д’Эгийон подвела девочку к своему дяде. - Малышка Паскаль что-то желает спросить? – с милой улыбкой осведомился кардинал. - О! Несравненный Арман! – речитативом пропела Жакелин, - Быть может я плохо удовлетворила вашему слуху и зрению. Но моя душа находится под влиянием мучительной тревоги. Чтобы сделать меня способной нравиться вам, возвратите из изгнания моего несчастного отца, спасите невинного! Этим вы возвратите свободу моему духу и телу, голосу и телодвижениям Ришелье с нежностью посмотрел на чудо-ребенка. - Дорогая моя! – слезы снова потекли из глаз министра, - предлагаю вам свои жесткие колени, ибо одну маленькую вещь я хочу шепнуть вам на ушко. Моя дорогая племянница уже поведала мне о великих талантах вашей семьи, посему ваш батюшка прощен. Герцог Лианкур стоявшей рядом с герцогиней д’Эгийон усмехнулся. «А наш премьер сам себе враг. Вот посмотрят его нелюбимые памфе-тисты на то, как он обнимается с этой юной вертихвосткой и напишут, что слухи о женолюбие нашего прелата не пустой звук». Герцог посмотрел на племянницу, которая уже уводила девочку к сест-ре и брату. «А очаровательная племянница все пышнеет и пышнеет!- подумал он, - Ну а вкусы ее дядюшки меняются на противоположные». Кардинал сдержал свое слово относительно семьи Паскалей: Этьен Паскаль был прощен и назначен на пост интенданта Руанского генеральства. *** Дома Лианкура ждал сюрприз. Супруга вернулась и, пока герцог смот-рел спектакль, она уже смыла с себя дорожную грязь и развлекалась с под-растающим Владиславом. Герцог застал жену, когда она кружилась по комнате с пятилетним сы-ном на руках. - Он тяжел для тебя, Ядзя! – спросил он полячку, - Ребенок рос-лый, да и кормят его неплохо! - Добрый день, мой дорогой супруг! – ответила улыбающаяся герцогиня, - В эту поездку я таскала предметы много тяжелее моего сыночка! К тому же, своя ноша не тянет! Лучше расскажи как вы тут жили без меня! - Дорогая моя! – Лианкур улыбнулся, - Мы только и делаем, что живем без тебя! Для нас это вполне нормальное состояние. Лучше расскажи, что нового припасла ты для кардинала. В ка-кие умопомрачительные передряги снова попадала и что за тя-желые предметы таскала. Ядвига присела на высокий венецианский стул спустив ребенка на пол. Юный князь Потоцкий немного постоял возле матери, но потом вздохнул и пошел в детскую. Герцогиня осталась наедине с супругом. - Без приключений не обошлось! Ты прав. Курнин горд, а турки не лю-бят когда им демонстрируют подобный тип поведения. Им нужно подобост-растие… Турецкие приключения Народы востока загадка для европейцев. Чтобы сбить спесь с фран-цузского посольства визирь Мехмед велел бросить неверных в зиндан. Что и было сделано. Хорошо еще, что женщин и мужчин поместили отдельно. Яд-виге долго пришлось приводить в чувство младшую из свиты – Мадлен-Сесиль. Девушка первый раз отправилась в такое путешествие и заключени-ем была сломлена морально. Герцогиня Лианкур своей внутренней сдержанностью и полнейшим равнодушием к происшедшему вносила покой в смятенные сердца. Мадлен вскоре утерла слезы. А Ядвигу же к себе потребовал Мехмед, ибо у него гос-тил близкий друг и помощник министра внешних сношений Селим, который был послом в Париж. Селим сразу узнал башкадуни, с коей с превеликой ра-достью пустился в длительные беседы. Тем временим Мехмед повелел осво-бодить неверных, но в переговоры с ними не вступать. Таким образом, французы были вынуждены отправляться восвоясие ни с чем. Мало того, печальный отъезд был еще омрачен тем, что один из старших чинов сипахи решил позаигрывать с робкой Мадлен. Девушка испугалась, что на ней вот-вот совершиться насилие, стала плакать и звать на помощь. Французские мужчины схватились за шпаги. Назревал конфликт. Но невозмутимая Ядви-га прекратила выходки турецкого офицера произнеся несколько незнакомых для французов слов и продемонстрировав правую руку с вытатуированным глазом. Сипахи побледнел от страха и поспешил исчезнуть с арены дейст-вий. А злосчастное посольство довольно почтительно рассадили по экипа-жам и отправили прочь. - Значит, - резюмировал герцог, - у тебя теперь появилась подруга? Или ты решила забыть о девушке. - Ты, дорогой Анри, как всегда прав. Мадлен-Сесиль была в полуобмо-рочном состоянии и мне пришлось почти нести ее до кареты. Отсюда нача-лось мое шефство над ней почти до самого Парижа. Очевидно это и называ-ется дружбой! Теперь вот девушка мечтает нанести мне визит. - А ты этого не желаешь? Полячка вздохнула. - Дружескую беседу мне вполне могла бы заменить хорошая книга или прогулка с сыном. - Или прогулка с кардиналом. - Почему бы и нет? – Ядвига грустно улыбнулась, - Прекрасный рюэль-ский парк, журчание каскадов и фонтанов, упражнение в остроумие… Он, естественно, не вспоминал обо мне. Но может быть захочет услышать из мо-их уст подробный отчет о беседе с Селимом?.. 3.2. Анжен. Красный будуар Как небо нам веленья шлет, Сходя к воздушному пределу, Так и душа к душе плывет, Сначала приобщаясь к телу. (Джон Донн) Ришелье имел твердую убежденность в том, что положение первого министра просто обязывает демонстрировать внешнюю роскошь жилища. - Красивый каменный дом – это всегда дополнительный козырь для хо-зяина! – любил повторять он. Приобретать недвижимость кардинал начал с 1620 г., когда закончи-лась опала его покровительницы королевы-матери Марии Медичи. Он по-очередно купил Лимурский замок (через три года продал его Людовику XIII), Буа-ле-Виконт, Флери-ан-Бие, Рюэй, Анжен или Рамбуйе на улице Сен-Оноре, Сийери по соседству с ним, поместья в Шиноне и в Шампиньи-сюр-Вед. Мы уже с вами знаем, что замок Рюэй - творение архитектора Жака Ламерсье и строителя Жака Тирио - был особенно знаменит своими садами с искусственными гротами и оригинальными гидротехническими сооружения-ми. Творцы Рюэя, также за 15 лет, превратили в грандиозный Дворец карди-нала общей стоимостью 400 тыс. ливров и Анжен, который сегодня известен как Пале-Рояль. В конце марта Ришелье въехал в Анжен, который, впрочем, еще не был окончательно отделан. Чтобы недостроенный Пале-Кардиналь, как стали на-зывать Анжен после въезда в него премьер-министра, выглядел более пред-ставительно и ярко герцогиня д’Эгийон закупила великолепный алый атлас, из которого были сделаны большие занавеси. Именно на них фоне Филипп Шампень и начал писать несколько парадных портретов кардинала. Мари-Мадлен теперь имела собственное крыло в Пале-Кардинале и за-нималась всеми финансовыми делами своего дяди. Именно в ее умную го-ловку пришла идея создать для Ришелье комнату-уединение, которая полу-чила название «красного будуара». Герцогиня решила, что эта комната со-вершенно не должна походить на спальню, но и не была кабинетом. Будуар представлял из себя небольшую и от этого уютную комнатку всю задрапиро-ванную алым атласом. В правом от входа углу был сложен огромный камин из белого мрамо-ра с неописуемой красоты каминной решеткой изображавшей заросли вино-града. Рядом с камином находилась невысокая турецкая кушетка. Простран-ство пола перед ней было застелено редким персидским ковром бордовой расцветки, поверх которого лежала медвежья шкура, подаренная кардиналу Рошфором. В левом углу стояло два стула и большое, но очень легкое кресло, ко-торое при необходимости можно было придвинуть к камину. С одной стороны от кушетки стояла подставка для книг, а с другой вы-сокий напольный канделябр.
Прекрасная Маргарет: Антуан Годэ, который имел несколько комнат поблизости будуара, иногда, в отсутствие министра любил посидеть на полу возле камина любу-ясь отблесками пламени на мраморе. Кардинал, естественно, знал о такой особенности своего поэта и поэтому прежде чем войти в будуар стучал тро-стью в дверь. Это заставляло Антуана отрываться от своих грез и подскаки-вать к двери с любезным поклоном. Сегодня была запланирована аудиенция для герцогини Лианкур, кото-рую Ришелье решил провести именно в этой комнате. Уединение в Пале-Кардинале было невозможным, но в будуар можно было попасть через сек-ретный ход, который шел из небольшого садика примыкающего к централь-ному парку, в отличие от Рюэля, имели доступного многим дворянам. В положенный час Годэ привел полячку через тайный ход в будуар. Ядвига не любила красный цвет, а особенно такое его обилие. Поэтому не испытала восторга от появления в этой комнате. Но камин своей безуко-ризненной геометрией примирил ее с алым блеском стен. Оделась герцогиня Лианкур на аудиенцию в наряд более простой, чем обычно. И это было продиктовано не только нежеланием вовлекать камери-стку во все личные дела герцогини, но и так же невольным ожиданием более близких отношений с министром, ибо час, выбранный для аудиенции был более чем поздний. При этом Ядвига прекрасно осознавала, что ироничный кардинал вполне может понасмешничать над ее внешним видом. Некоторое время Антуан развлекал герцогиню мадригалами, но потом удалился придумав какую-то вескую причину. Полячка осталась одна. Ожи-дание затянулось. Не страдая излишней чопорностью и не почитая особенно придворный этикет герцогиня довольно вольно расположилась на кушетке: полулежа, пристроив голову на один из валиков. Когда она уже почувствова-ла легкую дремоту, дверь отворилась, практически бесшумно, и Ришелье, одетый в темнобардовый шлафрок вошел в будуар. По одеянию можно было догадаться, что и министр рассчитывает не только на беседу, ибо развеваю-щие поля шлафрока продемонстрировали нежный батист ночной сорочки. В домашней обуви Ришелье приходилось ходить на носках, из-за того, что при-вычка с ранней молодости ходить на высоких каблуках вызвала сильное со-кращение икроножных мышц и теперь полностью на пятку министр опус-титься не мог. Прислонив трость, с которой он также не расставался в по-следнее время, к канделябру кардинал, подобно танцовщице на цыпочках развернулся вокруг своей оси и опустился на освобожденное для него Ядви-гой место на кушетке. - Все хорошеешь, Изабель, - без всяких светских условностей начал он, - опять новый цвет волос. Какими же травами ты смогла сделать их золоти-стыми? - Взяла листья шиповника, маковую шелуху, мандрагору, белену. Все смешала и добавила камфары. После такой окраски волосы хорошо смазать фиалковым маслом или маслом желтофиоля, чтобы предотвратить вредное действие краски на волосы. - Алхимия! – прошептал кардинал. - Ничего подобного! – возмутилась Ядвига, - Рецепт этой смеси полно-стью из трав составлен великим Абу ибн Синой! - Хорошо, пусть будет не алхимия, пусть будет колдовство! Герцогиня посмотрела в глаза министра. Они смеялись. Она поняла, что он подтрунивает над ней. - Тебе удалось околдовать турок? – продолжил Ришелье. – Де Курнин страдает и пишет, что официально ничего не удалось. - К сожалению, я мало чем могу усладить ваш слух! Моя приватная бе-седа с Селимом может только прояснить общий настрой. Турки согласны торговать с Францией. После того как они заняли Багдад, в планах Осман-ской Порты война с моей родиной и Россией. - Тебя это печалит? – с участием в голосе спросил кардинал. - Да! Очень! Достаточно Жечь Посполита страдала от них… И вот но-вые планы, новой войны. -Но, из-за тебя, Изабель, я не могу отказаться от выгодной торговли с Портой! – жестко сказал Ришелье. - Матка Боска! Да с чего же вы, Ваша Светлость, решили, что я буду против торговых сношений Франции и Порты? – удивилась герцогиня, - За-чем тогда нужны были мои переговоры с ними? Мои золотые волосы, в кон-це концов? Блондинки для турок редкость. А к редкостям у них почтитель-ное отношение. Селим вот сказал мне по большому секрету, что османы на-правляют посольство. Оно полностью официальное и одобренное султаном Мурадом. Будет в Париже месяца через три. Так что зря маркиз Курнин так убивался. Wszystko bedzie dobrze! - Хоть я и не понял твою последнюю фразу, но догадываюсь, что она означает – все удачно или хорошо! И хоть я и не из Османской Порты, но тоже имею слабость к белокурым волосам. После этой фразы возникла пауза. И герцогиня и министр смотрели на пляску пламени в камини. - Я не хочу в ближайшее время покидать Париж, - наконец прервала молчание Ядвига, - Мне хочется пожить в городе, спокойно, с сыном. - В ближайшее время для тебя, Изабель, никаких поручений не предви-дется. Можешь жить в Париже и помогать Россиньолю. Лианкур же отпра-виться на войну. Ядвига осторожно положила руку на сгиб локтя правой руки Ришелье. Тот болезненно поморшился. - Давайте закатаем рукав и я посмотрю, что с рукой. Вы ее странно на-пряженно держите. Сильно болит? - Да, очень. Но мне не хотелось бы на каждой нашей встречи демонст-рировать проявления своей немощи! – горько усмехнулся министр. - Мне хочется облегчить вашу боль, монсеньор! – тихо произнесла по-лячка, - Как бы я хотела отдать полжизни на то, чтобы вернуть вам здоровье! - А я хотел бы вернуть десять лет назад. Забудь пока о руке! Ненадолго. *** - Здесь ямки от ее спины В земле податливой видны, И глина льнет еще сырая К подолу нимфы, не желая Расстаться с ней. Весной же тут До срока розы расцветут, Вот только полчища влюбленных Не втопчут ли в зеленый склон их? Здесь прозвенел Венеры смех, Что подсмотрела без помех, Как случая слепая сила Стрелу Амура упредила. Не так ли на заре времен И весь наш род был сотворен, Когда вдвоем на глину пали Из глины вставшие вначале И у древесного ствола Сплелись их юные тела? Что ж тут краснеть? На что сердиться? Взгляни на милого, девица, Коснись — и вздрогнет он опять: Ну как тут было устоять? Как не упасть Адама сыну, Коль небеса толкают в спину? Тебе лишь тем нанес урон, Что скоро встать позволил он. – продекламировал премьер-министр. - Чудесные стихи, - вздохнула Ядвига, - но тут не глина, а шкура мед-ведя... *** С мрачным выражением на лице Ядвига заканчивала перевязку. - Я вижу, что ты в ужасе! – Ришелье криво усмехнулся. – Ты можешь обмануть кого-нибудь другого, но не меня. Неужели все так плохо? - Я не знаю, Ваша Светлость, - глухо ответила герцогиня, - надо про-зондировать этот свищ. Скорее всего причина внутренняя. Вы были на войне, замерзали… Может быть еще иные причины. Излишняя нервозность тоже не способствует заживлению. - Это приведет к моей гибели? – спросил министр. - Не знаю! Возможно! - Ого! Великая лекарка из Польши не знает?! - Я не всесильна! Процесс можно приостановить, но ведь для этого ну-жен длительный отдых и длительное лечение! - Это не реально, Изабель! - Это-то я и имею ввиду, - Ядвига тяжело вздохнула, - Вы не умеете се-бя щадить. Но возможно надо шепнуть пару слов герцогине д’Эгийон? - Ла-Комбалетта и так беспрестанно мучит меня своими наставления-ми! Нет уж, герцогиня, увольте! У меня есть врачи, которые обещались мне помочь. - Ах, да… Ваши врачи! Помниться Ситуа давал вам ртутные таблетки из Китая! Я еще удивлялась, что вы вообще выжили после их применения! - Таблетка была одна. Другие я не стал применять. Если ты не знаешь, как меня лечить, то не мешай это делать другим. Кардинал с трудом поднялся с кушетки. Взглядом поискал трость. Яд-вига также встала. Увидел растерянный взгляд министра она подошла к ка-мину и совсем рядом с решеткой подобрала с пола трость. - Она упала, - объяснила женщина протягивая трость Ришелье, - когда брошенный вами шлафрок задел канделябр. Кардинал нахмурился. Ему сейчас не хотелось вспоминать о своей сла-бости. - Обойдусь без подробностей! Благодарю за находку. А еще я хотел сказать, что ныне уже всего было достаточно и все исчерпано. Надеюсь, что ты все поняла! - Да. Простите мой тон и мои слова. Я поняла достаточно. Ришелье быстро покинул помещение. Ядвига осталась одна в ожидании Антуана, который должен был вывести ее через потайной ход. - Черт, черт, черт, - шептала она меряя шагами комнату, - Он ведь так опасается насмешек или отвращения. Да и жалость не пере-носит! Какая я глупая курица. Антуан уже имел честь видеть раздраженного Ришелье, а теперь видел взволнованную герцогиню. - Что вы ему сказали, мадам? – спросил он у мечущейся Ядвиги, - Наш Несравненный был бледен от ярости как полотно и бросил мне так: «Забери ее и больше никогда сюда не води!» Будто бы я осмелился привести Вашу Светлость без его дозволения! - Я ничего не сказала… Я просто показала, что меня пугает нарыв на его правой руке. Впрочем это даже не нарыв, а свищ. И это действительно страшно. - Понятно, - Антуан облизнул пересохшие губы, - Герцогиня д’Эгийон однажды упала в обморок, когда увидела язвы на руке своего дяди. Об этом даже песенка есть. А он так старается скрывать любое проявление своей физической немощи. А тут еще и Ваша Светлость его болячки испугалась. - Антуан! Не мели чепухи! Я испугалась не самого по себе свища, а испугалась за жизнь кардинала. Такими болезнями не шутят! Но смотрю, что и он, и даже ты, истолковали это неправильно. А он… Он просто-напросто отказался от меня… Совсем. Все. Уходим. Я хочу домой. Меня там ждет сын… *** - Проводил герцогиню? - спросил уже лежащий в постели Рише-лье у своего поэта. - Да, Ваше Высокопреосвященство, - Антуан приблизился к изго-ловью, - герцогиня уехала домой. Она была весьма растроенная. - Есть от чего! – министр покусывал ус, - Я был груб с ней. Ду-маю, что девчонка этого не заслужила. Но я не мог справится с собой. Да и поздно каяться теперь. Тем более, что я еще до ее приезда думал о целесообразности разлуки. - Вы разлюбили прекрасную герцогиню? – глаза шута-поэта ста-ли круглыми и влажными. - Эх, мастер Годэ! Не бросайся такими словами как любовь в этих покоях. Моё сердце приучено к печали по близким мне друзьям. Переживу и это. - Ну что же сделала, прекрасная дама моего сердца, - печально произнес поэт, что Ваша Светлость разлучается с ней? - Ни-че-го! - раздельно произнес Ришелье, - Довольно того, что я накладываю на себя мучительные покаяния, за то, что презрев обеты, предался греху сладострастия. Это ведь не может про-должаться вечно? К тому же я уже так измотан душой и телом, что стал стар до срока… Пришло время нашей разлуки. Изабель молода и переживет ее. Я же настолько погружен свои занятия, что просто не буду иметь лишнего повода думать о ней. Ну а ты можешь пытаться завоевать ее сердце… Антуан даже отшатнулся от постели своего покровителя. - О, Ваша Светлость! Мне еще три года назад один мой друг ска-зал, что герцогини для герцогов, и я запомнил это навсегда. Быть пажом, другом, любезным кавалером для герцогини Лиан-кур я могу, но и не более. И есть одно обстоятельство… Договорить Антуану не дала появившаяся в спальне мадам д’Эгийон, которая заглянула сюда, чтобы пожелать своему дяди спокойных снов… 3.3. Библиотека Ришелье Герцогиня де Лианкур в своем маленьком павильона-лаборатории ис-кала в разложенных на огромном столе способы лечения свищей разной этиологии. Лекарь Али расположился на табуретке на против Ядвиги. Он в отличие от хозяйки рылся в архивах своей памяти. - Я точно помню, что в Бэн-цао-ган-му великого Ли Шичженя было на-писано, что еще Ли-Ди знал какими травами можно остановить уплотнения по краю свища и образование гранулятов, - нервно барабаня пальцами по столешнице возмущалась Ядвига, - а вот уже десятый раз смотрю этот трак-тат и ничего не нахожу! - О, госпожа, - отозвался Али, - вполне возможно, что Ли Шичжень ос-тавил просто ссылку. А не сам рецепт. Видимо стоит искать у автора, то есть у Ли-Ди в его «Синь-Сю-Бэн-Цао». Или даже в труде великого легендарного императора Шень-Нун в «Бэн-Цао». - «Бэн-Цао» - это травник по-китайски? – спросила полячка. - Да, госпожа. - Нет у нас ни травника Шень-Нуна, ни Ли-Ди. И ума не приложу где их тут, в Париже, можно найти. - Я думаю, госпожа, - снова подал голос Али, - что труд Ли-Ди можно найти в библиотеке первого министра. Перекупщик книг Равиль поведал мне, что более 800 восточных рукописей было куплено королем Франции у наследника французского посла, который в свою очередь приобрел их в Кон-стантинополе. - Но ты сказал о библиотеке кардинала? - Да, ибо этот же Равиль по своим каналам узнал, что король всю кол-лекцию передал кардиналу. Более того, Лоренцо, книжник из венецианцев, поведал мне, что все книги публичной библиотеки Ла-Рошели также нахо-дятся в библиотеке Ришелье. А публичная библиотека портового города была замечательна! Там есть книги по теологии, истории, географии и литературе. И, конечно же, по медицине. - Может быть твой Лоренцо знает, есть ли к книгам публичный доступ? – спросила Ядвига. - Лоренцо знает много, госпожа! И он говорит, что министр желает от-дать всю свою библиотеку в университет, который он организует. Но пока все коллекции находятся в Пале-Кардинале. Доступ к ним открыт только для избранных. Ядвига смахнула со лба волосы. - Как ты думаешь, Али, а герцогиня д’Эгийон сможет помочь мне в мо-ем авантюрном предприятии? - Не знаю, госпожа. – меланхолично отозвался арабский медик. *** Письмо Ядвиги к герцогини д’Эгийон Высокочтимая и великодушная мадам д’Эгийон! Мне необходим меди-цинский трактат, по слухам находившийся в библиотеке Вашего дяди, кар-динала герцога де Ришелье. Надеюсь, что Вы поможете мне попасть в биб-лиотеку и найти этот трактат, так как содержимое этого травника мо-жет в некотором плане улучшить состояние руки Вашего великого родст-венника. Ответ от герцогини д’Эгийон Любезная мадам Лианкур! Зная Вашу большую ученость я понимаю, что медицинский трактат Вам нужен не для баловства, но я не могу заста-вить моего как великого, так и очень больного родственника, сделать биб-лиотеку доступной для посторонних. Но если сложиться благоприятный момент, то я передам Вашу просьбу. *** Антуан задумчиво теребил в руках письмо герцогини д’Эгийон. - Она интуитивно ревнует вас, герцогиня, к своему дяде, - ответил он полячке. Ядвига сидела в своем саду на небольшой каменной скамье. Антуан же расположился на небольшом камне, низ которого зарос лечебным мхом. - А давайте, мадам, мы сходим в библиотеку сами в то время, когда кардиналу будут делать перевязки и прочие процедуры. Я попытаюсь выпы-тать у Гаффареля где лежат восточные манускрипты, а может быть я даже точно узнаю местонахождение необходимого вам труда. - Антуан, - Ядвига рассмеялась, - одна наша с тобой авантюра кончи-лась тем… Ты знаешь чем. И вот тебя снова тянет на подвиги! Ты не боишь-ся, что твой покровитель может так разгневаться. Что вышлет тебя из Парижа или даже отправит в Бастилию? Поэт министра только вздохнул. - Я нужен вам, только когда вы в безвыходном положении! А я хочу видеть вас каждый день! - Антуан, оставь патетику! – резко бросила Ядвига, - Ты мой друг! Ты даришь мне прекрасные стихи… Мне приятно наше общение… Но не более того! Ты и так в курсе моей тайны и ты поклялся… - Но, я ведь и не говорил, что собираюсь нарушить тайну? – сказал обескураженный поэт. - И думать об этом не смей! – гневно ответила герцогиня, - А также за-руби на своем коротком носу то, что я тебе сейчас скажу! Только для одного человека есть место в моем сердце. Только для одного. Мы, Слуцкие, одно-любы. Моя бабушка всю жизнь любила своего мужа. Она была счастливица, ибо брак их был по любви. Женой она была всего три года, а вдовой 40 лет. Думаешь, что у нее не было заманчивых предложений руки и сердца? Мой отец любил только мою мать! И после ее смерти от родов искал смерти сам… Я не могу похвастаться удачными браками, но сердце мое отдано и верности своему чувству я не нарушу. - Простите меня, Ваша Светлость! – Антуан опустился с камня на ко-лени, - хоть я и поэт, но я не смог правильно вы разить свои чувства! Я не прошу от вас внимания! Я лишь хочу чаще видеть вас! И только! Я вполне доволен вашей дружбой! Верьте мне! Герцогиня Лианкур уже успокоилась. - Ладно, Антуан, думаю, что послезавтра, вполне можно совершить рейд по тылам противника! То есть исследовать библиотеку премьер-министра на предмет поиска вожделенного манускрипта. А теперь мне пора на встречу с Россиньолем. *** Библиотека была собрана в трех залах. В первом стояли стеллажи. Тут и находилась публичная библиотека Ла-Рошели. Зрелище было грандиозное, но Антуан повлек герцогиню Лианкур сначала во второй, а оттуда и в самый маленький третий зал, в котором, по словам библиотекаря, и находились са-мые старинные манускрипты. Именно тут в небольшом закрытом шкафу и лежали «Бэн-Цао» великий китайских медиков. Ядвига с головой погрузилась в чтение, забыв обо всем. Ее феноме-нальная память позволяла ей быстро запоминать целые страницы. Она читала текст, затем закрывала глаза и вызывала в мозгу полное изображение страни-цы, как бы делала на ней определенные пометки, затем переходила к чтению следующей. Антуан с благоговением наблюдал за этим процессом. Оба они так увлеклись, что оставили без внимания приближающийся шум шагов. А стоило обратить на него внимание! Ибо Ришелье в этот день перенес свои процедуры на более позднее время из-за того, что самолично хотел показать Рошфору редкостную книжку-малютку, которую его библиотекарь смог при-обрести на черном рынке у английских перекупщиков. Конечно, кардинал мог потребовать, чтобы эту книгу принесли в его кабинет или спальню, но по иронии судьбы, ему захотелось продемонстрировать своему верноподданно-му графу (в этом году Рошфор получил графство) все великолепие библиоте-ки, а также усладить этим зрелищем и свой взор. Бледный Рошфор с улыбкой наблюдал, как радостно возбужденный министр показывал ему крошечный томик стихов какого-то английского по-эта. Рошфор сам потихоньку коллекционировал книги. Но делал это тайком, так как опасался, что его покровитель захочет посмотреть, а потом и что-то приобрести из его коллекции. Комичность же ситуации заключалась в том, что Ришелье знал о коллекционировании Рошфора и понимал его нежелание это демонстрировать. Возможно для авантюристов Ядвиги и Антуана все прошло бы и спо-койно, но шкаф для манускриптов имел дверцы с тугими пружинами. Герцо-гиня Лианкур лишь легонько коснулась дверцы, как та вдруг закрылась с громким стуком. Кардинал обладал чутким слухом. Прервав на полуслове свой рассказ, он опираясь на трость направился в глубь второго зала. Рошфор последовал за ним, далее на почтительном расстоянии следовало два человека из охраны. Дойдя до конца зала и убедившись, что там никого, Ришелье сделал знак Рошфору, чтобы тот не обнаруживал себя, неслышно вошел в третий зал. В отличии от первых двух, этот зал был более просматриваемый, ибо в нем стояли не стеллажи, а шкафы, и все они были расположены по стенам. Лишь один шкаф, именно тот, возле которого находились Ядвига и Антуан, был полускрыт в нише. Обведя зал цепким взглядом министр заметил, что из ниши выглядывает кончик серого лионского шелка. Кардинал быстро пере-сек зал и встал возле ближайшего к нише шкафа так. Чтобы оттуда его не смогли увидеть. Рошфор следовал за ним, дивясь про себя его прыти. «Оче-видно,что сегодня он чувствует себя не плохо, раз так вот бегает!» - подумал бледный граф. Поскольку ни герцогиня, ни поэт не знали о том, что рядом находится Ришелье, они тихо разговаривали между собой. - Благодарю, Антуан, я все нашла, что мне нужно. Мы можем уходить. - Да, герцогиня, и надо поспешить, что-то мне не по себе, - ответил по-эт. - Мне тоже. А жаль, такая чудесная библиотека. Я бы здесь поселилась бы на всю жизнь! - Так помиритесь с господином министром и будете посещать ее часто, - с убеждением произнес Антуан. - Я не ссорилась с кардиналом, - возразила Ядвига, - поэтому и мирить-ся не могу! Он не желает общаться со мной, почему же я должна настаивать на общении? - Вам, драгоценная герцогиня, достаточно рассказать ему ту тайну, в которую вы посвятили меня. - Антуан! – голос Ядвиги аж зазвенел от возмущения, - Ты же поклял-ся! - Я и молчу. Рассказать все надо вам! И увидите, что все наладится. - Ничего не наладиться! Станет только хуже! – возразила герцогиня. - Что за тайна, господа? – спросил Ришелье появляясь перед изумлен-ными авантюристами, - Хотя вначале я хотел бы узнать еще почему вы здесь в столь поздний час без спроса? Чем вы занимаетесь и что скрываете? Ядвига стала белее мела. Антуан же наоборот покраснел. - Герцогини-и просто необходи-им был медицинский трактат! – поэт пытался справиться с прыгающими губами, - А мадам д’Эгийон не стала ей с пособствовать. Я тогда решил… - Милейший господин поэт, а не много ли вы на себя берете? – с сар-казмом осведомился кардинал. - Я не думал, что нас обнаружат, - честно признался поэт. - Что ж с причиной вашего нахождения тут мы разобрались, - Ришелье снова усмехнулся, - осталось услышать такой же вот честный ответ относи-тельно тайны! И поскольку мадам де Лианкур, как супруга незабвенного Ло-та, решила превратиться в соляной безмолвный столб, то я жду объяснений от тебя, чудовище!
Прекрасная Маргарет: - Эта тайна… - начал Антуан. - Ты поклялся! Ты не смеешь! – воскликнула Ядвига. - Ну, Ваша Светлость! – поэт умоляюще посмотрел на герцогиню, - Ведь рано или поздно! Это же даже опасно скрывать! - Нет! Казалось бы не возможно было стать еще бледнее, но Ядвига поблед-нела еще. Она сделала шаг вперед. Из-за шкафа выглянул Рошфор, для кото-рого ситуация перестала казаться забавной. У выхода из зала стояла подо-шедшая охрана. Окинув все это взглядом герцогиня Лианкур с какой-то бе-зысходностью рванула с шеи ожерелье из нефритов, которое в этот день бы-ло наверчено на ее стройную длинную шею. Застежка ожерелья сломалась и оно со стуком упало к ногам Ришелье. Тот пристально посмотрел на полячку. - Тогда я от вас жду объяснений, мадам Лианкур? – произнес он. - Я ничего вам не могу сказать, Ваше Высокопреосвященство! – тихо произнесла женщина и без чувств упала к ногам министра. Рошфор в два прыжка оказался у входа в зал. - Приведите сюда медика! – дал он распоряжение охране. - И пригласите герцогиню д’Эгийон, - громко сказал кардинал. Офицеры мгновенно исчезли. Рошфор же подошел к лежащей герцоги-ни. - Мне жаль мадам Лианкур, - обратился он к Ришелье, - Не думаю, что она что-нибудь опасного для Франции натворила! Может не все сказала про турков или арабов. А может завела интрижку на стороне? - Может быть теперь ты, Антуан, что-нибудь мне скажешь? – спросил кардинал поэта. - Я поклялся, - только и смог произнести тот, - и я не могу. - Пара идиотов! – возмутился Ришелье. На пороге зала появились охрана, мэтр Шико и герцогиня д’Эгийон. Мэтр Шико повинуясь надменному взмаху руки министра быстро наклонил-ся над Ядвигой. Охрана, также под действием красноречивого жеста, ушла вглубь второго зала, так сказать прочь с глаз. Герцогиня же д’Эгийон подо-шла к своему дядюшке с большим желанием получить объяснения. Но кар-динал начал речь в несколько другом ключе. - Поскольку, дорогая Ла-Комбалетта, ты распоряжаешься посетителями ко мне, то будь добра организуй и отбыв этих посетителей, - тут кардинал указал на все еще бесчувственную Ядвигу, - причем если вдруг кто-то осме-литься спросить о случившимся, то говори, что вы с мадам Лианкур вместе гуляли по библиотеки, ведь все знают о ее учености и тяги к книгам, но воз-дух в последнем зале оказался недостаточно свеж от чего герцогине стало дурно и она упала в обморок. После завершения фразы Ришелье резко развернулся на каблуках и бы-стро пошел к выходу абсолютно не пользуясь тростью. Мари-Мадлен была вынуждена позвать несколько человек из охраны находившихся в данный момент не при исполнении. Один из офицеров помог подняться уже при-шедшей в себя герцогине Лианкур. Рошфор же вместе с мэтром Шико и еще одним офицером проводили герцогиню до кареты. Шико поехал вместе с ней. Рошфор же и офицеры вернулись во дворец. Герцогиня д’Эгийон при-шла в свои комнаты в сильном возбуждении, которое до самого утра не дава-ло ей заснуть. *** Когда мэтр Шико с бледной до синевы Ядвигой переступили порог до-ма Лианкуров, герцог спускался по лестнице. Мгновенно оценил ситуацию, он приказал дворецкому найти Али. Арабский медик явился незамедлительно и увел свою госпожу в ее спальню. Герцог же отправил мэтра Шико с ис-кренними заверениями признательности. Затем сам также отправился к суп-руге. Али уже непоил герцогиню каким-то успокоительным питьем, и теперь сидел подле кровати и что-то тихо говорил ей по-арабски. Лианкур вырази-тельным взглядом отправил медика из комнаты и сам занял его место у кро-вати. - Дорогая моя, - начал он безапелляционным тоном, - расскажи мне все и сразу. И без всяких вывертов. Иначе я рассержусь! Ядвига присела на кровати. Потерла переносицу. Глубоко вздохнула. И начала исповедоваться перед мужем. - Я в очередной раз совершила глупость, - с печальным вздохом начала герцогиня, - мне захотелось быстро и без должных церемоний попасть в биб-лиотеку кардинала в его дворце. - Разве ты не договаривалась с герцогиней д’Эгийон? – удивился гер-цог. - Я писала ей, но она не сочла нужным ускорить процесс. Поэтому я решилась проникнуть вместе с Антуаном без спроса. - Ох уж этот Годэ! – вздохнул герцог, - Он спешит к смоей смерти се-мимильными шагами! Герцог даже не предполагал, насколько пророческими окажутся его слова. - Дорогой Анри! Антуан просто старается угодить мне во всем. Он из-брал меня своей дамой сердца как в стародавние времена и старается достой-но сыграть эту роль, - возразила полячка. – а вот я веду себя неосмотритель-но. - Ты ведешь себя как влюбленная женщина! – оборвал ее Лианкур, - И Скоро очень многие догадаются кто является объектов данной страсти! Ядзя! Угомонись! - Ну, теперь уже я все сделала так, что если я сама не угомонюсь, то меня угомонят, - грустно сказала Ядвига. - Так что произошло в библиотеке? - Кардинал изменил свой распорядок и оказался там, в тот момент, ко-гда я читала манускрипт китайского травознатца. - Не думаю, Ядзя, что он не простил бы тебя застав за манускриптом! - Он был не один, а с Рошфором! - И? - Антуан решил защитить меня и решил рассказать один мой секрет, - уже едва слышно произнесла Ядвига. Герцог пересел на кровать и крепко сжал руку супруге. - Значит в твои тайны посвящен какой-то шут, а не муж? - Прости меня, дорогой! Я не хотела разглашать эту тайну никому. Но моя женская суть помешала мне хранить все в себе. Тем более я боялась, что случись что со мной и… Ядвига замолчала. - Наберись храбрости и расскажи! - Хорошо. В Африке я понял, что беременна. А в Гранаде родила. - Мальчик? Девочка? – шепотом осведомился Лианкур. - Сын. - Он в Париже? - Конечно. Где бы я оставила ребенка? - И поэт знает где ребенок находится? - Да. Но он поклялся молчать! - И поэтому хотел нарушить клятву при столь незначительной опасно-сти! – резюмировал герцог, - Где твои мозги, герцогиня Лианкур? Антуан влюблен в тебя по уши! А часто видеть свой обожаемый предмет он может лишь в том случае, когда ты видишься с Ришелье. Тот же пришел к выводу, что нет ничего более опасного для общественного деятеля, чем то, что он на-звал «увлечением женщинами» и «надо быть свободным от подобных привя-занностей». Антуан поэтому не сможет общаться с тобой далее ибо тебе он просто друг, а более навязчивое его общение скомпроментирует тебя в глазах света. А его в глазах покровителя. Вот он и решил пойти ва-банк. А ты так неосторожно поддалась на его глупый план. - Желание почитать манускрипт затмило мой разум! - Твой жизненный опыт еще мал! – с досадой отозвался герцог, - Вспомни. Как ты обещала делиться со мной всем. - Но это… такого личного свойства… - А с поэтом значит этим делиться было можно? - Прости меня, Анри, - слезы выступили на глазах Ядвиги, - Я решила, что сделала все наилучшим образом! Что мне теперь делать? - Ничего не нужно делать! Посмотрим. Какие действия предпримет Ан-туан. От Его Высокопреосвященства мы все и узнаем. Ты же, если не хочешь сиротить своих детей должна сейчас уснуть. Надеюсь, что твой араб дал тебе что-нибудь успокоительное?.. 3.4. Мэтр Шико После происшедщих событий Ришелье уехал в Рюэль. Антуан последо-вал за своим покровителем, ибо ему было дано указание выехать. Но в тече-ние последующих суток кардинал не вызывал поэта к себе. Антуан мучался неизвестностью. На третий день пришел мэтр Шико и попытался развлечь кардинальского шута дружеской беседа. Для Антуана она стала поводом на-питься. Причем прямо в присутствии медика поэт водрузил на стол перед со-бой неплохого качества эмалевый портрет герцогини Лианкур и беседа по-текла втроем. Шико ничего не понимал из полусвязных реплик Антуана. Смысл до него дошел слишком поздно, когда несчастный поэт выпил залпом полный кубок вина за здоровье прекрасной герцогини упал замертво. Антуан отравил себя ядом, который заранее насыпал в вино, зная, что мэтр Шико не пьет. Отравил потому, что чувства его к полячке были сильны. А обстоятель-ства складывались неблагоприятно. Поэт опасался, что при беседе с кардина-лом он все тому расскажет и тем самым вызовет непреодолимое отвращение Ядвиги к своей особе. Эмоциональный и тонко чувствующий поэт без любви жизнь себе не представлял, потому он и решил свести счеты с жизнью … ***
Прекрасная Маргарет: Герцогиня д’Эгийон осталась в своих покоях в Пале-Кардинале. Жела-ние последовать за дядей в Рюэль она задавила в зародыше, ибо знала, что там ей вряд ли будут даны какие-нибудь объяснения странного происшест-вия. Честно выполняя наказ кардинала она всем из окружения кардинала по-желавшим узнать, что случилась в библиотеке, рассказывала о своей прогул-ки с герцогиней Лианкур, и, особо недоверчивым, показывала письмо герцо-гини. А такие люди были, ибо некоторые из родственников самого Ришелье не являлись для него достаточной опорой и любили позлословить на счет своего благодетеля. Терпение Мари-Мадлен было вознаграждено. На третий день в Пале-Кардиналь прибыл абсолютно подавленный мэтр Шико. Прекрасная племян-ница сразу зазвала его в свои комнаты и со всей присущей ей деликатностью начала расспрашивать. Мэтр Шико прежде всего поведал ей о смерти Антуана. Рассказал, что Ришелье был поражен таким исходом размолвки. А также поведал, что, не-смотря на все треволнения, кардинал чувствует себя неплохо и держится мо-лодцом. Мари-Мадлен же плавно перевела разговор на герцогиню Лианкур. Особенно она заострила внимания медика на том, что уж слишком много внимания оказывается этой женщине и что именно ее она, герцогиня д’Эгийон, считает виновницей смерти поэта. Мэтр Шико не был докой в беседах с дамами, поэтому он честно при-знался племяннице Ришелье, что да, действительно герцогиня Лианкур по-винна в смерти шута-поэта, ибо доверила ему какую-то тайну, которую тот не смог рассказать кардиналу. - Я только не как не могу понять, мэтр Шико, - обиженно произ-несла Мари-Мадлен, - почему дядюшка позволяет этой женщи-не вести себя подобным образом! И даже незвано проникать в свой дом! Я ведь ей не дала согласия находиться в библиотеке и не назначила времени! - Ваша Светлость! – начал как бы оправдываться медик, - По-пасть в библиотеку без спроса герцогиню подбил Антуан. Мир его праху, но он много в последнее время стал себе позволять. А что касается Его Высокопреосвященства… Думаю нежность и деликатность мадам Лианкур в делах интимных создала опреде-ленную привязанность к ней вашего светлейшего дяди. - Какие интимные дела? – удивилась герцогиня д’Эгийон, - я не понимаю вас, мэтр! - Волей случая, благородная герцогиня, светлейший монсеньор и герцогиня Лианкур вступили в близость, которая накладывает на них теперь определенные обязательства, ибо каждый знает о слабостях другого. Мари-Мадлен едва не лишилась чувств. Кровь прилила к ее голове так, что ей показалось, что голова взорвется. Мэтр Шико поняв, что сказал непо-правимое, засуетился, так как герцогини явно требовалось кровопускание. Но Ла-Комбалетта быстро пришла в себя и от услуг цирюльника отказалась. - Дрянь, маленькая потаскушка, - шептала она и сжимала свои красивые руки в кулачки. - Ваша Светлость! – взмолился Шико, - Не Ваш великий дядюш-ка, ни тем более герцогиня Лианкур, не виноваты! Виной тому случай, который, как известно, промысел господни! - Вы свободны, мэтр! – грозно сказала Мари-Мадлен, - Нечего оправдывать эту женщину. Я и раньше видела ее змеиную сущ-ность, но никак не могла растолковать дядюшке об опасности, которая грозит ему при сближении с этой ловкой особой! Сту-пайте и держите свой рот на замке! Если хотите пожить по-дольше! *** Мари-Мадлен немного успокоилась. Она блистала в своем салоне, не остроумием, конечно, и не мудрыми речами, а тем, что с участием внимала речи некоторых недовольных или несчастных, которым обещала свое крот-кое покровительство. В последние годы уже не так часто парижане возноси-ли ее красоту и доброту, но в салоне эта добрая традиция себя еще не исчер-пала. Так вот некоторым образом умиротворенная племянница решила те-перь, уже на «трезвую» голову, встретится с «маленькой» герцогиней. Ядвига не стала отказываться от встречи и сразу же появилась в малом Люксембург-ском отеле, в котором герцогиня д’Эгийон жила в отсутствие своего дяди в Париже. - Я давно хотело побеседовать с вами, мадам де Лианкур, на предмет вашего незваного вторжения в библиотеку! – с улыбкой на губах проговори-ла Мари-Мадлен. - Ах, простите, дорогая герцогиня! – спокойно отвечала Ядзя, - Я про-сто была в каком-то затмении! Все из-за того, что один книготорговец пове-дал мне, что в библиотеке есть древний китайский травник, в котором есть рецепт лечения нарыва. Как раз такого рода, какой образовался у Его Высо-копреосвященства на правой руке. - А откуда вы, мадам, знаете про нарыв? – спросила Ла-Комбаллета. - От самого герцога де Ришелье, - ответила полячка, - я же лично рас-сказывала о турецких приключениях, которое наше посольство испытало. Мари-Мадлен почувствовала как чувство ревности начинает вновь ох-ватывать ее. - Как вы всегда изворачиваетесь, любезная мадам Лианкур! А я вот знаю многое! Я знаю, что вы не только беседами, да врачеваниями с Его Вы-сокопреосвященством занимаетесь! Вы… самым бесчестным образом со-блазняете его! Ядвига расхохоталась. Это было так неожиданно для герцогине д’Эгийон, что женщина чуть не задохнулась от возмущения. - Да как вы смеете! – закричала она. - Простите! – Ядвига платочком смахнула слеза, выступившие от сме-ха, - Простите, дорогая герцогиня, я не хотела! Просто вы так изобразили ме-ня… Надо же… Никогда бы не подумала, что так выгляжу! Этакой соблазни-тельницей! - А кто вы? Добрый и милый агнец? – возмутилась Мари-Мадлен. - О, нет! Агнец – это вы, любезнейшая герцогиня! А я скорей крыса, которую держат алхимики или аптекари для своих опытов. Раз уж вам все доложили, то к чему лгать! Да. Я и кардинал разделили ложе Венеры. Снача-ло это было волей случая. Потом… продолжение опыта. Очевидно, ваш ве-ликий родственник решил проверить насколько он совершенный пастырь и насколько при этом остался мужчиной. - Мне дурно от вашего цинизма, мадам Лианкур! – сказала племянница прикрыв лицо ладонью, - Неужели вы не могли сказать нет? Или вы привык-ли оказывать услуги подобного рода? - Помнится, вы хотели дружбы со мной! А теперь из-за ревности ос-корбляете меня, - печально ответила Ядвига, - смешно! Каждому свое, герцо-гиня д’Эгийон. Герцог де Ришелье любит вас, ну после Франции и церкви. Но любит вас хорошей платонической любовью! Вы занимаете высокое по-ложение при дворе! К вам прислушиваются сановники. Ваше мнение чтит и ваш дядя! Неужели вам стало тяжело жить на Олимпе и вы хотите снизойти в Аид? Вы не похоронили себя в Кармели. Вы ангел-хранитель и советчица! А за женское счастье надо было бороться раньше. Но не мне вам давать советы. Я уважаю ваш выбор. Но только не трогайте меня! И не вмешивайтесь в мои личные проблемы. И раз уж я об этом начала, то я дала вашей няне-наймитке приличный пансион и отправила прочь. Позвольте мне самой определять с кем будет находиться мой сын! Весь пламенный монолог полячки Ла-Комбалетта сидела закрыв лицо руками. В конце же она опустила руки и вперила возмущенный взгляд в Яд-вигу. - Вы слишком много себе позволяете! – гневно воскликнула она. - Возможно. Даже допускаю, что неправа! Но, если вы, герцогиня, при-гласили меня только для того, что бы узнать о моем грехопадении и распе-кать меня за это, то прошу окончить нашу беседу. - Хорошо, - уже более спокойно сказала Мари-Мадлен, - но я все-таки хочу узнать – почему? Почему вы, мадам не смогли сказать нет! - О, Господи! – вздохнула Ядвига, - Вам же снова станет больно! Но раз вы так настаиваете – получайте! Не вы одна, драгоценная герцогиня, обожае-те своего дядюшку. Я люблю его. Без надежды. Без веры! Вопреки здравому смыслу! И с самой первой нашей встречи. - Боже! – теперь наступила очередь прекрасной племяннице обращать-ся к Творцу, - Вы сошли с ума! Он – кардинал! И не просто имеет кардиналь-ский сан! Он был рукоположен в епископство! Он давал обеты! Один из ко-торых – целибат! - Не будьте наивны, - засмеялась полячка, - тысячи священников дают обеты, но сотни их нарушают. Человек научился обманывать Бога с помо-щью индульгенций и покаяний. - Но, кардинал… - Да… Он был добрым пастырем, пока глупая случайность, а может происки того, чье имя не поминают всуе, не добавила ему некой порочности и сомнений. - Что за случайность? - Пустяк. Просто падение, которое привело к грехопадению… Мари-Мадлен решила поменять тему беседы. - Я вызвала вас, мадам Лианкур, не для того, что бы узнавать о подроб-ностях вашей приватной жизни… - Да? – удивилась Ядвига, - Но начали именно с этого, притом с ос-корблений. Но, хорошо, я готова продолжить беседу с вами. - Я хотела бы узнать… Можете ли вы вылечить дядюшку? Я клянусь соблюдать все ваши предписания, отгонять от него этих глупых медиков и все делать сама! Герцогиня Лианкур печально посмотрела на мадам д’Эгийон. - Поздно! То, что образовалось на руке герцога, показывает, что идет внутренний процесс, который вылечить практически невозможно! Ведь он не согласиться бросить все и щадить себя! Только постоянное лечение травами, свежий сельский воздух, приятные эмоции и душевный покой могут спасти кардинала. Ядвига сама расстроилась, нервно затеребила шнурки корсажа. - Значит вы не можете ему помочь? – печально выдохнула племянница, - а я так надеялась на вас… Что ж… Идите… Я не могу вас полюбить как подругу. Но и ненавидеть, почему-то, не могу. - Надо же! Вот спасибо! – усмехнулась полячка, - Я тоже врядли взяла бы вас в друзья. Мне вас жаль. Прощайте!.. ***
полная версия страницы