Форум » Нас четверо! » Арамис, прощай навсегда! » Ответить
Арамис, прощай навсегда!
stella: Фандом: Трилогия о Мушкетерах Герои: д'Артаньян, Арамис Размер: мини Отказ: Мэтру Статус: закончен
Ответов - 34, стр:
1 2 All
stella: Ночь с 24 на 25 июня 1673 г. Лагерь под крепостью Маастрихт В ночь перед штурмом д”Артаньяну приснился сон. К старости он часто видел сны, в основном о своих друзьях, но этот сон был не похож на другие. Они сидели с Арамисом в саду на дерновой скамье и избегали смотреть друг на друга. Арамис его сна был молод, как в день, когда они впервые праздновали победу в кабачке после триумфальной драки с гвардейцами кардинала. Его лиловая сутана совсем не смущала гасконца: Арамис был то воином, то церковником, то дамским угодником – в зависимости от того, чем он ощущал себя в данный момент, или что ему было выгодно. "Ах, мой лицемерный друг!" Но себя д’Артаньян молодым не ощущал. Он неотрывно смотрел на свои руки, покрытые старческими пятнами, и чувствовал, как внутри нарастает боль. Не гнев, не досада при виде этого красивого и самоуверенного молодого человека, а давняя застарелая боль, с которой он свыкся, так что перестал ее замечать. Но оказалось, она никуда не делась и лишь ждала момента, чтобы напомнить о себе. Она и напомнила: говорить надо было о Портосе, но как же тяжело было начать этот разговор! Д'Артаньян не понимал, как такое вообще могло случиться? Как мог умный Арамис завлечь Портоса в сети заведомо проигрышного заговора? Что посулил простодушному другу? Вопросов было много, они теснили друг друга, то один, то другой выскакивал вперед, просясь на язык. "Как ты мог?" "Как посмел?" "Использовать нашего Портоса – и жить дальше? Ка-ак?!" Мог. Посмел. "Ах, мой лицемерный друг…" Арамис впервые поднял глаза и, наверное, прочитал во взгляде гасконца этот вопрос-приговор. Он сильно вздрогнул и попытался заслониться ладонью, подняв ее к глазам, но взгляд мушкетера прожигал его насквозь. И тогда Арамис заговорил. - Ты хочешь знать, как случилось, что я втянул Портоса в этот заговор? А кого я мог еще взять себе в помощники? Только Портос, верный и бескомпромиссный друг, не стал бы мне задавать вопросы, а просто пошел бы со мной. - Так ты боялся вопросов, Рене? Не потому ли ты стал вилять, как лиса, когда я прямо спросил тебя, не злоумышляешь ли ты на короля? Портос не я, ему можно просто пообещать герцогство, о котором он бредит, и он пойдет за тобой просто потому, что верит тебе и верит нашей дружбе, - д’Артаньян нервно сжал кулаки. - И ты решил воспользоваться им, как грубой силой! Это было не просто нечестно, это было предательством по отношению ко всем нам! Во имя нашей дружбы, во имя нашей клятвы на Королевской площади, ты не имел права поступать так с Портосом, - мушкетер вскочил со скамьи, прошелся несколько раз взад-вперед перед Арамисом, пытаясь сдержать гнев, овладевший им вопреки его воле, и заставил себя сесть. - Тогда я помнил и о другой нашей клятве: «Все за одного, один за всех». Мы всегда приходили на помощь друг другу, - тяжкий вздох вырвался из груди д’Эрбле, вздох, который мог означать и раскаяние, и попытку хоть как-то оправдать свой поступок. - В этом случае ты обязан был рисковать в одиночку, потому что это была история, не имеющая ничего общего с нашим столкновением во времена Фронды. Ты подставил Портоса под монарший гнев, ты лишил его не только всего, ты виновен в его падении, даже если это и случилось вопреки твоим замыслам, - наступал д’Артаньян. - Стоит ли бросать мне такие обвинения, мой старый друг? Моя совесть денно и нощно спрашивает меня о мере моей вины. И, поверь, нет ничего страшнее ее вопросов, - незнакомым голосом ответил Арамис. - Как же тяжело тебе жить с таким багажом! – произнес д’Артаньян, вновь вставая со скамьи, испытывая уже не гнев, который он излил на склоненную голову епископа, но сострадание. – «Я не знаю, смогу ли утешить тебя, Арамис, и нужно ли тебе мое сочувствие, о мой лицемерный друг. Но ты все еще дорог мне, Арамис, ведь нас всего двое», - думал он, испытывая тупую сердечную боль. Арамис подался вперед, готовый вскочить, обнять друга, спрятать у него лицо на груди. А Атос? – вдруг вспомнил мушкетер, которому не менее, чем епископу, хотелось этого дружеского и покровительственного объятия. – Атос знал, что ты с Портосом? - Атос дал нам лошадей, когда мы бежали. Я рассказал ему в двух словах всю историю: у нас было мало времени, за нами уже была погоня. - И что сказал наш друг? – д’Артаньян подумал, что вопрос был лишним: он знал, о чем мог попросить Атос Арамиса в такой ситуации. - Он попросил беречь Портоса, - помолчав, с трудом уронил Арамис. Эти слова жгли ему губы, но именно они и объяснили все д’Артаньяну. - Он все понял, - произнес потрясенный капитан. – Он все понял и, разрази меня гром, он все предвидел. Как же вы, ваше преосвященство, - не скрывая боли, исказившей его черты, добавил гасконец, - как же вы не поняли, что это не просто просьба: это было предостережение. Он знал вас, Арамис, знал глубоко и полно, и он предвидел такой финал. - Атос был холоден со мной, хоть я и поклялся, что у нас с нашим братом Портосом будет одна судьба, - страшно побледнев, заново переживая прощание с графом, непослушными губами едва вымолвил Арамис. - Атос вас знал лучше, чем вы сами, Рене, - слова мушкетера заставили Арамиса втянуть голову в плечи, это было уже слишком для него. - Наверное, - Арамис закрыл лицо руками. – Если бы ты знал, д’Артаньян, как страшно, как тяжко мне жить с этим знанием. Я любил Портоса больше всех из вас. С тобой мне всегда было тяжело: поначалу это было скорее соперничество, потом пришло раздражение, а к старости я понял, что опасаюсь тебя. Мне было что скрывать, а ты, со своим умением читать мои действия и со своим вечным любопытством, мог стать помехой на моем пути. И все же я любил тебя, ведь ты был частью меня самого, частью нашей дружбы. Я мечтал, что, придя к власти, став во главе нашей матери Церкви, я сумею всем воздать по заслугам. Потому и привлек я Портоса – для него это был верный шанс получить герцогскую корону. - А взамен он получил надгробную скалу Локмарии, - не удержался д’Артаньян. - Я бы отдал все, чтобы остаться там вместе с ним, - Арамис поднял глаза на мушкетера, и д’Артаньян вздрогнул: Арамис плакал. Слезы катились по бледным щекам и на глазах молодой человек старел, превращаясь в древнего старика. – Вот она, цена моего просчета, - произнес Арамис, протягивая трясущуюся руку старому другу. – Одиночество. И д’Артаньян проснулся, но еще не сразу смог осознать, что это был всего лишь сон, так реально было все, что он видел и слышал. И боль по утраченному сжала сердце: Арамис, единственный, кто остался из друзей, был далеко, и д’Артаньян знал, что больше никогда они не увидятся. Старый мушкетер с тоской осознал, что прошлое живет только в его памяти, в его воображении.
stella: 1630г. Париж, кабачок «У толстухи Марго». Трактир был полон, д”Артаньян с порога оглядывал помещение, ища свободное место подальше от шумных компаний. Подходящего ничего не было, и он уже подумывал сменить место, как вдруг его окликнули из глубины зала. Всмотревшись, д’Артаньян, сквозь дымную пелену, различил профиль Арамиса и удивился: Арамис был один. Как правило, бывший семинарист не любил бывать в таких местах в одиночку: шум и суета мешали ему сосредоточиться, но раз он не стал скрываться от друга, то и лейтенант не стал игнорировать его приглашение. Они обменялись крепким рукопожатием, и д’Артаньян отметил про себя, что Арамис непривычно хмур и не расположен к беседе. Его поведение до странности напоминало поведение Атоса не в лучшие для того часы, и все же он позвал друга к столу. Не хотел завтракать в одиночестве? Хотел дружеского участия? Ну, что ж, д’Артаньян с удовольствием готов разделить с ним трапезу, и не прочь выслушать его откровения. Но Арамис молча обгладывал куриную ножку, и не спешил изливать душу. В ожидании своего заказа бравый гасконец бросал выразительные взгляды на Арамиса и, наконец, не выдержав, налил ему полный стакан из кувшина и, вынудив его, таким образом, отпить несколько глотков, подмигнул, поощряя к беседе. - Друг мой, что-то вы сегодня подозрительно напоминаете мне нашего Атоса. Неужто и у вас прошлое не дает покоя настоящему? - Скорее, наоборот: грядущее беспокоит прошлое, - натянуто улыбнулся будущий аббат. – Д’Артаньян, я твердо решил вернуться к своему призванию. - А что скажет Тревиль? А что подумает Атос, и как примут это решение наши однополчане? Портос бы вас точно не одобрил: он всегда считал, что из вас выйдет только сельский священник, слишком силен в вас дух противоречия, Арамис, - д’Артаньян предчувствовал нечто подобное, но ему не хотелось верить в неизбежное. - Я покину полк в любом случае, - твердо заявил молодой человек, и д’Артаньян удивился вновь: в мягком и ласковом голосе Арамиса прозвучали совсем незнакомые нотки. – Я только не знаю, когда это произойдет. - Так эта отставка связана с обстоятельствами, не зависящими от вас? – удивился лейтенант мушкетеров. - В некотором роде она связана с событиями, где понадобится мое посильное участие, - признался Арамис, и д’Артаньян в который раз подумал, что все эти герцогини, с которыми Арамис водит близкое знакомство, и все его знакомые белошвейки просто используют его в своих целях. Но говорить это Арамису не стоило: отчасти, он и сам это понимал, отчасти это было то, что говорить ему мог только Атос. «Ах, мой лицемерный друг!» - Значит, скоро мы с Атосом останемся в одиночестве, - грустно подытожил лейтенант. - Видимо, так и будет, - печально промолвил Арамис и, неожиданно, схватив свой стакан, выпил его едва ли не одним глотком. – Но военная карьера – это ваше призвание, д’Артаньян, тогда как для нас, остальных, это вынужденное пристанище. - Атос останется со мной! – непререкаемым тоном заявил гасконец. - Атос тоже покинет вас, - со странной, двусмысленной улыбкой возразил Арамис. – Полк – это не место для графа де Ла Фер, и Атос это прекрасно понимает. Пока он не знает, как вернуться к тому образу жизни, который вел в силу своего положения до известных вам событий, но выход найдется. - Вы провидец, мой милый, - д’Артаньян отставил тарелку, на которой только косточки свидетельствовали о существовании каплуна, и встал, бросив на стол несколько монет. – Марго, - крикнул он хозяйке, - сдачу оставь своему сынишке. Арамис, я рад буду вас видеть не только на построении. В последнее время вы избегаете друзей. - Как видите, не всегда, - Арамис протянул лейтенанту руку, и мушкетер заметил у него на пальце пятнышко чернил; Арамис писал перед тем, как позвал к столу д’Артаньяна. *** 1630г Париж. 13 ноября Манера Арамиса исчезать на несколько дней давно не удивляла его друзей, но на этот раз его отсутствие затягивалось дольше обычного, и лейтенант мушкетеров обратился к капитану Тревилю. На вопрос своего лейтенанта Тревиль ответил не сразу: он рассматривал какие-то бумаги и, прикрываясь этим, обдумывал ответ. Поразмыслив, капитан в свою очередь, задал вопрос. - А разве господин д’Эрбле не уведомил своих друзей, что написал рапорт об отставке? Так д’Артаньян впервые узнал настоящую фамилию Арамиса. - Нет, господин капитан, он не оказал нам этой чести, - ответил задетый за живое мушкетер. - Ваш друг передал прошение через третьих лиц, лейтенант. Видимо, он не посчитал нужным явиться для этого самолично, как и следует делать в подобных случаях. Впрочем, у него нашлись достаточно влиятельные заступники, - де Тревиль был оскорблен подобным поведением своего бывшего солдата. – Я надеюсь, что его примеру не последует никто из его друзей, - и капитан выразительно посмотрел на своего мушкетера. «Атос! Неужели на очереди Атос?» - промелькнуло в голове у д’Артаньяна, который даже почувствовал легкое головокружение. – Не думаю, что кто-то из нас в ближайшие годы подумывает об отставке, - успокоил он капитана. – Впереди еще немало ратных дел. - Как бы то ни было, я рассчитываю на вас и господина Атоса, - уронил де Тревиль, совсем не разделявший уверенности лейтенанта. *** 1666г. Дорога из Бражелона в Париж После окончания Фронды Арамис остался в Нуази-ле-Сек. Правда, в последний год он стал уделять особое внимание своему положению. Д’Артаньян пару раз замечал его в компании с Фуке, улыбнулся на приветствие, раскланялся с господами, но не особо удивился: у Арамиса всегда было неплохое чутье на власть имущих, а Фуке, судя по тому, как приблизил его Мазарини, входил в силу. Но на тот момент д’Артаньян был просто рад видеть друга живым, здоровым и исполненным каких-то грандиозных планов, судя по тому, как живо они обсуждали с господином Фуке общие дела. И все же, узнав, что Арамис стал главным викарием, д’Артаньян порадовался за друга: Арамис начал продвижение по службе, а то, что он пока заместитель епископа, не имеющий своего прихода – явление временное. Главное, господин д’Эрбле стал устраивать, наконец, свои собственные дела. А что он не делится с друзьями своими успехами, так в этом весь Арамис, соблюдающий таинственность даже тогда, когда это ему вредит. И все же закрытость Арамиса напрягала д’Артаньяна: ему чудилось в ней нечто запретное для друзей, Д’Артаньян, по старой памяти, всегда хотел знать, что же от него скрывают. Ему казалось, что за этой таинственностью скрывается нечто, что может угрожать не только самому Арамису, но и его друзьям. Но клятва и старая привязанность были сильнее, и следуя ей он и попытался вызвать Арамиса на откровенность. «Ах, мой лицемерный друг, ты все же не до конца смог обмануть меня на той нашей встрече. Я понял, что ты злоумышляешь на короля, но ты сумел меня опередить!» Чутье не обмануло мушкетера. Ах, если бы он знал действительное положение дел, уж Портоса он сумел спасти наверняка, не дал бы втянуть его в эту безумную интригу! Внезапно, д’Артаньян замер, сраженный одной мыслью: «А если бы у Арамиса все бы получилось, вернулась ли Луиза де Ла Вальер к Бражелону? И принял бы он ее?» Это была страшная мысль, безжалостная мысль, потому что она предполагала совсем другой финал: все живы, все счастливы, и только одно бы омрачало жизнь старого мушкетера: он не сумел защитить своего короля. Что важнее: жизнь короля против жизни узурпатора или жизнь друзей, которым этот узурпатор мог дать надежду и счастье? Д’Артаньян этот вопрос готов был решить ценой собственной жизни и карьеры, которую он выстраивал столько лет, но Луи сумел подчинить старого воина своей воле. Даровав свободу графу де Ла Фер, а потом помиловав Портоса и Арамиса, король ничем не рисковал: он купил волю и беспрекословное подчинение своего капитана. И теперь, играя с герцогом д’Аламеда в свои политические игры, он мог быть уверен: все, что потребуется для победы, д’Артаньян исполнит. А что будет думать при этом его верный мушкетер, не слишком волновало короля. Обещанный жезл маршала был отличной наградой для бедного гасконского кадета, прибывшего в Париж на желтом коньке. *** 25 июня 1673г. Крепость Маастрихт Боли д’Артаньян не чувствовал: странная легкость охватила все тело, как бывает только во сне и только в детстве, когда, оттолкнувшись, легко и непринужденно взлетаешь над землей. Это был сон, только сон без конца. В этом сне он потянулся к тем, кто ждал его там, в сияющей голубизне Вечности. Он бросил последний взгляд на землю, уже затянутую дымкой ушедшего, на землю, где еще оставался Арамис, и пробормотал: «Атос, Портос, до скорой встречи! Арамис, прощай навсегда!»
Кэтти: stella , глава о сне Д Артаньяна перед последним боем прошибла прям до мурашек... Но далее я немного запуталась с продолжением. То ли сон то ли явь? И еще не поняла морали. По твоему смерть разделила Четверку на 3 и 1: одинокого Арамиса , которому не соединиться с друзьями даже в вечности? Или Четверка все же неделима?
stella: А там дальше - воспоминания и довольно конкретно привязанные к определенным местам. Мораль? Все наказуемо, а 3+1 - так это же финал Дюма.
L_Lada: stella , Как всегда. Слезовышибательно. Особенно если учесть, что Арамиса, помимо его недостатков, я считаю жертвой предательства. И да, действительно, а что было бы, если бы Фуке не предал? То есть я-то думаю, что ничего бы не изменилось, но д'Артаньян и правда не мог об этом не думать. Вопросы. 1. Я где-то читала, что последние слова д'Артаньяна, с учетом гасконского диалекта и исторических изменений, могут быть переведены как "Арамис, храни тебя Бог". М? 2. Точно 1966 год?
stella: Эти последние слова д'Артаньяна долго и многократно обсуждались на Дюмании. Была такая версия, а Орхидея вообще помнит строчки, которые потом не входили в издания.
Черубина де Габрияк: stella пишет: Мораль? stella, а я мораль увидела вот эту: stella пишет: Луи сумел подчинить старого воина своей воле. Даровав свободу графу де Ла Фер, а потом помиловав Портоса и Арамиса, король ничем не рисковал: он купил волю и беспрекословное подчинение своего капитана. И теперь, играя с герцогом д’Аламеда в свои политические игры, он мог быть уверен: все, что потребуется для победы, д’Артаньян исполнит. А что будет думать при этом его верный мушкетер, не слишком волновало короля. и от нее очень грустно. Я понимаю, что Дюма не мог менять историю, но я всегда хотела, чтобы заговор с подменой близнецов удался. И еще ждала, что после того, как д'Артаньян угрожал проткнуть себя шпагой, он с Луи не останется. Но это тоже было бы вопреки истории.
stella: Черубина де Габрияк , я уже пробовала сочинять с другим финалом, но, увы, правда все же у Дюма. Против логики того, что уже произошло, не попрешь, как бы не хотелось. В нашей власти только будущее, и то, в основном это не проследить.
Grand-mere: Пронзительно, особенно 1 часть. И мне увиделось, что это прощение не только со стороны капитана, но и автора - Стоит ли бросать мне такие обвинения, мой старый друг? Моя совесть денно и нощно спрашивает меня о мере моей вины. И, поверь, нет ничего страшнее ее вопросов, - незнакомым голосом ответил Арамис. - Как же тяжело тебе жить с таким багажом! – произнес д’Артаньян, вновь вставая со скамьи, испытывая уже не гнев, который он излил на склоненную голову епископа, но сострадание. – «Я не знаю, смогу ли утешить тебя, Арамис, и нужно ли тебе мое сочувствие, о мой лицемерный друг. Но ты все еще дорог мне, Арамис, ведь нас всего двое», - думал он, испытывая тупую сердечную боль. Боли д’Артаньян не чувствовал: странная легкость охватила все тело, как бывает только во сне и только в детстве, когда, оттолкнувшись, легко и непринужденно взлетаешь над землей. Это был сон, только сон без конца. В этом сне он потянулся к тем, кто ждал его там, в сияющей голубизне Вечности. Он бросил последний взгляд на землю, уже затянутую дымкой ушедшего, на землю, где еще оставался Арамис, и пробормотал: «Атос, Портос, до скорой встречи! Арамис, прощай навсегда!» Вот так и захотелось сказать: легкой дороги тебе, капитан, на звездном пути и встречи с друзьями. Будьте счастливы в вечности!
stella: Grand-mere , автор все же любит Арамиса, как часть неделимого.))
Черубина де Габрияк: stella , я помню твою позицию. Это было не в упрек тебе, и тем более не в упрек Дюма. Я о своем восприятии событий и поступков персонажей. В какой-то момент случилось противостояние Арамиса и короля, на сторону которого стал д'Артаньян. Так вот я всегда болела за "команду Арамиса". Даже при том, что где-то он взял на себя слишком много. И то не уверена. Я не знаю, каким королем стал бы Филипп, вполне возможно, что получилось бы, как у Евтушенко. Который, кстати, финал Дюма поменял, другое дело, что мне не понравилось. Причем, скорее форма, чем содержание. Но я бы точно не расстроилась, окажись Луи на месте "маски". А Портоса Арамис любил и берег, и пытался спасти. Другое дело, что спасти было нельзя.
stella: Черубина де Габрияк , я бы все же не назвала это противостоянием: не было открытого разговора, был заговор. И цель у него в первую очередь была одна: Святой престол. Все остальное было второстепенным, что бы Арамис не говорил. Работал он, в первую очередь, для себя любимого, хотя, конечно, не забывал и о друзьях. И тот, кто ему помогал, даже помимо собственной воли, должен был быть вознагражден: Портос, Фуке, Рауль. Филипп был не целью, Филипп был орудием. Справедливость в этом случае Арамис видел со своей колокольни, так ему было удобнее: владеть тайной близнецов и не использовать ее мог по-настоящему только такой честолюбец, как Арамис. Он хотел быть великим папой Римским и мог стать им, но немного просчитался...
Черубина де Габрияк: stella , заговор, я не спорю. Обычное явление для того времени, и не только. О чем говорить с Людовиком и с кем он стал бы говорить? Атос вон поговорил, и я ему искренне аплодирую. Как и за его выбор уйти в сторону. Но Людовик услышал? Да ну, оно ж "Солнце". Но и Арамиса за желание занять престол я не осуждаю. Странно и неправдоподобно было бы, если б он делала это исключительно из филантропии. stella пишет: Он хотел быть великим папой Римским и мог стать им, но немного просчитался... Он играл и проиграл. Но я болела за его "команду". Тренером он там был или капитаном, не знаю, да и не суть. Я даже знаю, что Рауля это не спасло бы. Но если б Людовика чуток спустили с небес на землю (и даже не чуток, в моих глазах он на Бастилию себе честно наработал. И не только. Филиппа мне жаль. Людовика? да ни в одном глазу), я была бы только "за".
stella: Черубина де Габрияк , и все же к власти надо готовить. Хуже нет, когда на престоле оказываются случайные люди. И, к сожалению, никогда тот, кто приходит с добрыми намерениями, не сможет воплотить свою программу в жизнь надолго: людьми надо уметь руководить и надо уметь работать в команде. Как не странно, а Луи 13 умел. Его сын сделал свои выводы: истину знает только он. До определенного времени у него получалось.
Кэтти: stella ,Людовик14 ( как исторический так и романный) не прприменул воспользоваться советом Мазарини: Никогда не брать себе Первого Министра. Такой совет Мазарини действительно королю давал и готовил его к правлению. Именно он учил Луи управлять людьми, разбираться в искусстве и литературе, понимать в военном деле ,в психологии царедворцев ит.д. Многое король понял сам пока был в тени Мазарини.Кстати, понял силу искусства в промоушене власти . И пользовался этим вовсю. Филипп же у Дюма чистый, без всякого опыта, умный, чуткий молодой человек. Любитель прекрасных цветов. Ну какой из него король? Арамис просчитался, прежде всего психологически. Он не понял, что даже под его руководством, Филипп не Луи. Характер не тот. И близкие люди это заметили бы очень быстро.
stella: Кэтти , так и я о том, что с чистыми руками во власть не идут. Удался бы заговор Арамиса, правил бы он какое-то время за Филиппа, а потом? Или (это мысль у меня сейчас родилась), став папой Арамису не надо было бы уже думать о таких мелочах? Собственно, он и сказал себе, поняв, что заговор провалился, что Филипп - отыгранная карта. И что спасать того, кто обречен на забвение - бессмысленно. "Уезжать одному?.. -говорил сам себе Арамис.- Предупредить о случившемся принца?.. Проклятие!.. Взять принца с собой?.. Повсюду таскать с собой это обвинение во плоти и крови?.. Или война?.. Бспощадная гражданская война?.. Но для войны нет ни сил, ни средств... Немыслимо!... Но что же он станет без меня делать? Без меня он падет, падет так же. как и я!.. Кто знает?.. Так пусть же исполнится предначертанное ему!.. Он был обречен, так пусть же останется обреченным и впредь! О боже! Погиб! Да, да, я погиб!... Что же делать?.. Бежать на Бель-Иль!.. Да!,, Но Портос останется тут, и начнет говорить, и будет всем обо сем рассказывать!.. И к тому же, может быть, пострадает!.. Я не могу допустить, чтобы Портос пострадал. Он - часть меня; его страдание - мое страдание. Портос отправится вместе со мной, Портос разделит мою судьбу. Да, да, так нужно". Совершенно потрясающий монолог Арамиса, того Арамиса, которого сотворила его двойная жизнь. И оригинальный текст: - Partir seul ?.. se dit Aramis. Prévenir le prince ?.. Oh ! fureur !... Prévenir le prince, et alors quoi faire ?... Partir avec lui ?... Traîner partout ce témoignage accusateur ?.. La guerre ?... La guerre civile, implacable ?... Sans ressource, hélas !... Impossible !... Que fera-t-il sans moi ?... Oh ! sans moi, il s’écroulera comme moi... Qui sait ?... Que la destinée s’accomplisse !.. Il était condamné, qu’il demeure condamné !... Dieu !... Démon !... Sombre et railleuse puissance qu’on appelle le génie de l’homme, tu n’es qu’un souffle plus incertain, plus inutile que le vent dans la montagne ; tu t’appelles hasard, tu n’es rien ; tu embrasses tout de ton haleine, tu soulèves les quartiers de roc, la montagne elle-même, et tout à coup tu te brises devant la croix de bois mort, derrière laquelle vit une autre puissance invisible... que tu niais peut-être, et qui se venge de toi, et qui t’écrase sans te faire même l’honneur de dire son nom !... Perdu !... Je suis perdu !... Que faire ?... Aller à Belle-Ile ?... Oui. Et Porthos qui va rester ici, et parler, et tout conter à tous ! Porthos, qui souffrira peut-être !... Je ne veux pas que Porthos souffre. C’est un de mes membres : sa douleur est mienne. Porthos partira avec moi, Porthos suivra ma destinée. Il le faut. Выделенный текст отсуствует в русском переводе.
stella: Черубина де Габрияк, Кэтти - не переведете для коллектива? Я когда-то делала перевод, но его искать долго. Мне что-то лень возится со словарем, у вас лучше получится.
Черубина де Габрияк: stella пишет: Dieu !... Démon !... Sombre et railleuse puissance qu’on appelle le génie de l’homme, tu n’es qu’un souffle plus incertain, plus inutile que le vent dans la montagne ; tu t’appelles hasard, tu n’es rien ; tu embrasses tout de ton haleine, tu soulèves les quartiers de roc, la montagne elle-même, et tout à coup tu te brises devant la croix de bois mort, derrière laquelle vit une autre puissance invisible... que tu niais peut-être, et qui se venge de toi, et qui t’écrase sans te faire même l’honneur de dire son nom ! Бог!... Демон! Темная и насмешливая сила, которую мы называем гением человека (тут варианты: помимо гения, это могут быть дух, ум), ты всего лишь дуновение, более неопределенное, более бесполезное, чем ветер в горах; ты называешь себя случайностью, ты - ничто; ты охватываешь своим дуновением все, ты поднимаешь куски скалы, саму гору, и вдруг ты ломаешься перед крестом из высохшего дерева, за которым живет иная невидимая сила... которую ты, быть может, отрицал, и которая мстит тебе, и которая сокрушает тебя, даже не удостоив вас тебя чести назвать свое имя! stella , вуаля. Спасибо! Однако... Не очень христианский монолог. Жаль, что выбросили Оно многое говорит об Арамисе. Но вот о Портоме, мы видим из куска, который есть в переводе, что о Портосе он беспокоился.
stella: Черубина де Габрияк , спасибо! Арамис был по специальности священником - значит циником и атеистом.)) Д'Артаньян был безбожником вопреки самому себе.(почти цитата) Атос верил всегда, глубоко, вдумчиво и искал ответов в книге Творца на свои философские вопросы. А Портос верил хоть и наивно, но трезво и искренне.
Черубина де Габрияк: stella пишет: Арамис был по специальности священником - значит циником и атеистом.)) Как и Ришелье. Не могу удержаться.)) stella пишет: Д'Артаньян был безбожником вопреки самому себе.(почти цитата) Атос верил всегда, глубоко, вдумчиво и искал ответов в книге Творца на свои философские вопросы. А Портос верил хоть и наивно, но трезво и искренне. Согласна.
Орхидея: Бог!... Демон! Темная и насмешливая сила, которую мы называем гением человека (тут варианты: помимо гения, это могут быть дух, ум), ты всего лишь дуновение, более неопределенное, более бесполезное, чем ветер в горах; ты называешь себя случайностью, ты - ничто; ты охватываешь своим дуновением все, ты поднимаешь куски скалы, саму гору, и вдруг ты ломаешься перед крестом из высохшего дерева, за которым живет иная невидимая сила... которую ты, быть может, отрицал, и которая мстит тебе, и которая сокрушает тебя, даже не удостоив вас тебя чести назвать свое имя! Перечитала свежим взглядом, полезли свежие мысли. Не означает ли это, что Арамис не мог в этот момент ответить себе на вопрос, какая именная сила является причиной его поражения, от бога оно или от дьявола? То, что в начале он восклицает разом: "Бог!.. Демон!.." - а потом отмечает, что сокрушившая его сила даже не потрудилась представиться, наводит на такие мысли.
stella: Орхидея , Рок, Судьба - сие, не поймешь от чего(кого) - Бога ли, Дьявола ли. И против этой силы ничего не поделать, она предопределяет все. Рок столкнул Арамис с тем офицером в салоне дамы, познакомил его с де Шеврез, которая предопределила его жизнь, Рок в ее лице дал ему тайну близнецов, рок свел его с Фуке, рок в лице сюринтенданта свел на нет все усилия. Рок же и привел их в пещеру Локмария. Дюма всегда педалирует тему Рока, но разве он не прав в своем понимании? А Арамис в Бога не верил, кмк, после Шеврез. Она сумела растоптать все лучшие порывы в его душе. А бороться с Роком бесполезно. Опыт Атоса это подтверждает.
Grand-mere: Стелла, говоря об авторском прощении, я подразумевала Вас (Дюма назвала бы мэтром). Черубина, мы с Вами болели за одну команду.
L_Lada: Grand-mere , Черубина , в смысле команды Арамиса - я к вам на скамеечку. Всегда сочувствовала ему в этой истории. Орхидея , вообще-то это нормальное явление - что человек не может сказать наверняка, с какой именно силой имеет дело. Даже верующий человек, а тут - "сила, которую отрицал". Обычно, если уж отрицают, то обе сразу. И вообще, если уж для него не очевидно, какая сила исходит от креста, то о чем говорить. Это, кстати, могло бы быть объяснением последних слов д'Артаньяна. В порядке бреда - сейчас, пока писала, в голову пришло.
stella: Grand-mere , я поняла, что вы обо мне.))) Но, все же, не могу я простить Арамиса от души. Я - не д'Артаньян, это он мог, потому что был намного великодушнее автора фанфика. Я прощать могу, вот только забыть не могу. И память у меня на такие вещи - Ого-го. А есть моменты, которые я вообще ни простить, ни забыть не сумею даже близким. Жизнь научила меня и любить, и ненавидеть с полной отдачей. И отбросить в сторону отработанный (Филиппа) вариант для меня - это самое настоящее предательство. Соблазнить свободой и властью и обречь на вечное заключение - это подло. Его мне жаль, как жалеют близкого человека, не понимая, как он дошел до такого падения. Жаль - но не более того. Это, все же, тот случай, когда д'Артаньян и я - не одно целое.)) L_Lada , и мне кажется, что д'Артаньян давно понял, что Арамиса ведут совсем иные духи, чем остальных друзей. А то, что Арамис, совсем не шутя, называл Атоса полубогом, говорит о том, что он почитал и восхищался другом, в котором видел что-то противоположное себе.
Орхидея: L_Lada пишет: Grand-mere , Черубина , в смысле команды Арамиса - я к вам на скамеечку. Всегда сочувствовала ему в этой истории. Я тоже к вам подсяду.) Тут даже без вариантов.)) Орхидея , вообще-то это нормальное явление - что человек не может сказать наверняка, с какой именно силой имеет дело. Даже верующий человек, а тут - "сила, которую отрицал". Обычно, если уж отрицают, то обе сразу. И вообще, если уж для него не очевидно, какая сила исходит от креста, то о чем говорить. Это, кстати, могло бы быть объяснением последних слов д'Артаньяна. В порядке бреда - сейчас, пока писала, в голову пришло. Это незнание, что за сила, навевает мне ситуации из истории, когда священники пытались понять, человек колдует с помощью нечистой силой или он святой и творит чудеса.)) Как-то на этом форуме я писала про кризис веры у Арамиса, и что он разуверился в возможности вмешательства высших сил в человеческую жизнь. Этот мысленный монолог героя вполне в такую картину вписывается, я держала его тогда в голове. А вот про чертей и не чертей надо подумать. Крест в этом плане может символизировать вообще всё христианское (ИМХО примечательно, что этот крест сухой). В Локмарии, кстати, был момент, когда Арамис попеременно призывал на помощь и Бога, и Дьявола. stella, вот не вижу в Арамисе атеиста.) Сама будучи чем-то средним между агностиком и атеистом, уверяю, что атеисты в таких категориях, как он, свою жизнь не анализируют.)) А если анализируют, значит не очень-то и атеисты. Даже вера в рок, если Арамис имел ввиду это (в чём я сомневаюсь) - уже форма религиозности.
Кэтти: Дамы, не уверенна, что Арамис был верующим человеком в общепринятом смысле этого слова. Но он волей или неволей верил в Дружбу. Именно так. С большой буквы. Правда было в этой вере и некое эгоистичное начало, но руки приподнявшие тяжеленный камень, чтобы увидеть последний взгляд и принять последний вздох Портоса и слезы омочившие борт корабля принадлежали человеку верующему от всего сердца, забывшего о самом себе.
L_Lada: Орхидея , я больше думала о всякого рода видениях, с которыми каждый раз надо разбираться, кто их насылает. Но колдовство и чудо - да, конечно, сюда же. С одним уточнением: священники в этих случаях наоборот уверены в существовании как Бога, так и дьявола, а Арамис, как явствует из текста, сомневался и в том, и в другом. (Уж не знаю, кого тут поминать, но это ж надо было - такой кусок выкинуть!) С точки зрения христианства, совершенно не важно, что крест сухой, важно, что он - крест. Да и по факту все деревянные кресты сухие. А вот то, что это оказывается важным для Арамиса, действительно может иметь значение. Мне кажется, говорить об атеизме в современном смысле слова применительно к той эпохе вообще не очень корректно. Или это должна быть очень специфическая личность с не менее специфической биографией. Но вот агностиком или, что еще более вероятно, деистом Арамиса могу себе представить. Тут вообще скорее вопрос его отношения именно к христианству. А я уже давно трындю, что, начиная аж с ТМ, носитель католического духа не Арамис, а Атос. Что касается рока. Тут, конечно, не худо бы договориться о том, что именно каждый из нас понимает под этим словом. Но вообще-то вера в рок как форма религиозности - это, скорее, язычество, а рок и христианство - вещи взаимоисключающие, и исходить от Бога рок никак не может. stella , в этом поспорю. У вас получается, что рок, который всю жизнь преследовал Арамиса, погубил почему-то Портоса. Это так не работает. На самом деле единственное, в чем там можно усмотреть проявление рока (а можно и не усматривать), так это то, что у Портоса ноги отказали в самый неподходящий момент. А все остальное, что вы перечисляете, - обычные жизненные ситуации, в которых решение принимал сам Арамис. Если в трилогии и действует рок, с которым бороться бесполезно, то имя ему - Александр Дюма история. И опыт Атоса свидетельствует именно об этом.
L_Lada: Кэтти , а вам не кажется, что вы говорите не столько о вере (тем более - в значении "верую"), сколько о любви? Эти слезы и холеные руки, ободранные об камень, - это любовь.
Черубина де Габрияк: L_Lada пишет: Уж не знаю, кого тут поминать, но это ж надо было - такой кусок выкинуть! Вот да! L_Lada пишет: С точки зрения христианства, совершенно не важно, что крест сухой, важно, что он - крест. Да и по факту все деревянные кресты сухие. О том же подумала. Я скорее вижу некий фигуральный подтекст: кусок сухой деревяшки. То есть он спрашивает себя, есть ли что-то в крестах этих. Минуты сомнений свойственны и священнослужителям, ничего в это экстраординарного нет. Они тоже всего лишь люди.
Орхидея: L_Lada, очень со многим согласна. я больше думала о всякого рода видениях, с которыми каждый раз надо разбираться, кто их насылает. Но колдовство и чудо - да, конечно, сюда же Да, видения конечно тоже. Примеры из одной серии. С точки зрения христианства, совершенно не важно, что крест сухой, важно, что он - крест. Да и по факту все деревянные кресты сухие. Я считала это как художественный образ. Крест он и есть крест, зачем уточнять какой? А вот если смотреть через призму разницы между сухой безжизненной деревяшкой и сакральным символом, полным мистической жизни, тогда в этом уточнении смысл появляется. Как уже озвучила Черубина де Габрияк, "есть ли что-то в крестах этих"? Мне кажется, говорить об атеизме в современном смысле слова применительно к той эпохе вообще не очень корректно. Или это должна быть очень специфическая личность с не менее специфической биографией. Вот полностью поддерживаю. Даже в 19 веке, если какой современник Дюма называл себя атеистом, с современной точки зрения он почти наверняка не атеист. А 17 век для деизма прямо расцвет. Дамы, а не пойти ли нам в тему про Арамиса? А то мы сейчас тут понапишем сообщений совсем уже не по теме фанфика, а поговорить, вроде как, есть о чём. :)
Черубина де Габрияк: Орхидея пишет: Дамы, а не пойти ли нам в тему про Арамиса? А то мы сейчас тут понапишем сообщений совсем уже не по теме фанфика, а поговорить, вроде как, есть о чём. :) С языка сняли.
Баксон: Кэтти пишет: Ну какой из него король? Арамис просчитался, прежде всего психологически. Он не понял, что даже под его руководством, Филипп не Луи. Характер не тот. И близкие люди это заметили бы очень быстро. Просчёт прежде всего в ценности этих близких людей для короля. Арамис достаточно разругался с мадам де Шеврез, чтобы сводить своими руками её счёты с королевой. Филиппу волей-неволей пришлось бы стать ещё более отстранённым, чем Луи, что привело бы... к странным последствиям. Моё мнение, никому не навязываю, но с Кэтти из прокомментировавших согласна больше всех.
Лея: Stella, спасибо! Как всегда, прекрасно, показывает неожиданные нюансы характеров героев и, конечно, наводит на размышления
полная версия страницы