Форум » Нас четверо! » ДВАДЦАТЬ ОДИН НОВЫЙ ГОД СПУСТЯ » Ответить

ДВАДЦАТЬ ОДИН НОВЫЙ ГОД СПУСТЯ

Лейтенант Чижик: На Новый год бравые – и в большинстве своём бывшие – мушкетёры решили собраться у Портоса в Пьерфоне, предусмотрительно возложив на Портоса же все расходы по проведению мероприятия. Тот не стал отнекиваться, и все единогласно решили тридцать первого декабря явиться в замок. Д'Артаньян предусмотрительно выехал из Парижа за два дня до условленной даты. Вместе со всем мушкетёрским полком он отмечал наступление Нового года вот уже вторую неделю, следуя поговорке, что как встретишь год, так его и проведёшь. Если верить этой поговорке, то следующий год новоиспечённому капитану предстояло провести не просыхая и без гроша в кармане – то есть как всегда. Разумеется, д'Артаньян, как человек щедрый, не преминул бы захватить с собой к Портосу ещё и роту мушкетёров – чего мелочиться-то? – но после недели празднования во всём полку относительно твёрдо стоять на ногах были способны только лошади: не то в силу большей живой массы, не то им просто меньше досталось. Так как этот факт не ускользнул от внимания гасконца, он, дабы обеспечить себя халявным транспортом, прошёлся по конюшне, выбрав в дорогу четырёх наиболее трезвых лошадей, справедливо рассудив, что наиболее трезвые должны по определению оказаться наиболее выносливыми. Лошадей он связал между собой цугом, взял этот цуг на повод и поехал к Мазарини – попрощаться и стребовать пятое по счёту новогоднее жалование. Жалование из кардинала пришлось выколачивать в прямом смысле этого слова – прикладом мушкета. Мазарини сопротивлялся, грозился епитимией и пищал, что денег нет, казна пуста вследствие новогодних праздников и вообще, он д'Артаньяну уже четыре раза платил. На это д'Артаньян отвечал, что, во-первых, оранжереи, теплицы, парники и грядки никто не отменял, а во-вторых, ему положено, он на вредной работе. Через час кардинал сдался. Гасконец, пряча в карман деньги, рассыпался в благодарностях и даже поинтересовался, будет Мазарини смотреть новогоднее обращение короля к народу по телевизору или живьём. - Я не буду смотреть, - грустно ответил кардинал, - Я суфлировать буду. - Сочувствую, - пожалел его мушкетёр, - у вас тоже вредная работа. Выдайте и себе жалование ещё раз – за счёт её величества, - и ушёл, оставив Мазарини обдумывать высказанную мысль. С королевой д'Артаньян столкнулся в коридоре, раскланялся, рассыпался в комплиментах, получил в подарок на Новый год очередной перстень – он уже начинал коллекционировать эти перстни, сооружая некое подобие олимпийской эмблемы – и успел убежать зигзагообразной походкой раньше, чем пришлось бы поцеловать королеве руку. В последнее время её величество начала пользоваться увлажняющим кремом со змеиным ядом, очевидно, переняв опыт Екатерины Медичи. Д’Артаньян вовсе не рвался становиться жертвой флорентийско-испанских традиций. Вырвавшись, наконец, из столицы, д'Артаньян в первый день заночевал у Арамиса в монастыре. Арамис тоже начинал встречать Новый год загодя, правда, на свой лад. Друзья великолепно провели ночь, но от наплыва желающих присоединиться к ним верёвочная лестница оборвалась под утро. Деревянная не выдержала ещё раньше. Друзья проснулись в осаде – вокруг монастыря встали лагерем не меньше трёх десятков герцогинь и дам с титулами поскромнее. Арамис с ужасом взглянул на это собрание и с воплем «Я тут не при чём!!!» сбежал через подземный ход. Так как дверь он за собой закрыл на ключ, д'Артаньяну пришлось эвакуироваться всё же через окно на обрывках верёвочной лестницы, и переодевшись... В общем, переодевшись. Добравшись-таки до Пьерфона, и оторвавшись по дороге от дюжины наиболее упёртых пассий, д'Артаньян благополучно пережил объятия Портоса, и, убедившись в целости своих рёбер, спросил, где Арамис. Выяснилось, что Арамис за три часа до него примчался в замок карьером на лошади, похожей на жертву геля для душа, и влетел прямо в окно – без верёвочной лестницы, зато вместе с лошадью. Д'Артаньян усомнился в достоверности рассказа, и списал бы его на белую горячку друга, если бы ему не продемонстрировали коня с оконной рамой на шее, в котором гасконец узнал свою же эскадронную лошадь. После этого обида переросла в возмущение, и мушкетёр со словами «Ну, Арамис, погоди!» отправился искать друга с очевидной целью возместить ущерб. К счастью, в это время в замок удалось прорваться Атосу, который первым делом спросил, с какой радости Пьерфон осаждён каким-то женским батальоном, а вторым вытащил орущего «Живым не дамся!» Арамиса из чулана. Д'Артаньяна и Арамиса насильно помирили ящиком бургундского. Ещё ящик отправили герцогиням – чтоб не очень зверствовали. Меж тем близилась полночь, и мушкетёры сели за стол, поставив в центр стола телевизор. Д'Артаньян хихикал, пересказывая придворные анекдоты. Когда на экране появилась слегка перемазанная шоколадом физиономия юного Людовика, которой наскоро и не очень удачно придали официальный вид, он не удержался и рассказал, что выступление проходит под суфляж Мазарини, и мушкетёры единогласно решили, что в таком случае им точно ничего хорошего не скажут. Мужественно вытерпев монаршее обращение, друзья под бой часов открыли первый за вечер ящик шампанского. Д'Артаньян не особенно усердствовал при загадывании желаний, потому что на его совести это был уже пятый ящик за неделю. Вообще на момент наступления нового года худо-бедно трезвым из мушкетёров был только Атос: то ли не желал подавать дурной пример сыну, напиваясь дома, то ли протрезвел в дороге. Наивные друзья решили, что первое – на самом деле правильным был второй вариант. После первого ящика шампанского мушкетёры начали коллективно допрашивать Атоса, почему он не взял Рауля с собой. - Его де Гиш в Лувр забрал, - сказал Атос, подавив желание ответить, что лучше виконту этого не видеть, - У них там не то ёлка, не то пальма, не то ещё какое дерево. На втором ящике шампанского Атос и Арамис пели дуэтом, подражая советской экранизации. В результате вышло нечто странное, не то лилии, цветущие семь раз на неделе, не то дуэль в пруду. Потом присоединился д'Артаньян, и всё встало на свои места: дуэль на дне пруда семь раз на неделе, в кромешному дыму среди цветущих лилий. Они, конечно, не дуэлянты, но почему бы нет? На третьем ящике шампанского мушкетёры, вспомнив бурную молодость, расстреляли из пушки собравшихся вокруг замка герцогинь – к счастью, расстреляли только салютом. - Может, впустим их? – с некоторой опаской предложил Арамис, - На улице холодно, совсем отморозятся... После трёх голосов за и одного воздержавшегося – Атос вообще позиционировался как человек воздержанный в некоторых вопросах – герцогинь пустили в замок. Произошедшее дальше может легко досказать любой желающий с наличием воображения. Было первое января, девятнадцать часов утра. Портос ещё мирно дрых в обнимку с десятком герцогинь. Возле спящего на диване Атоса из-под пледа торчали чьи-то босые пятки, на которые Арамис косился со смешанным чувством ревности и подозрения. Сам Арамис спорил с д'Артаньяном, размахивавшим калькулятором: под дружный треск голов со вчерашней попойки друзья пытались сосчитать, сколько им лет... Новый год уже наступил, но всё ещё только начиналось.

Ответов - 4

Тюльпанчик:

Настикусь: Ай-ай-ай, Атос так нельзя: напиваться перед сыном. Хотя...это поможет ему Луизу забыть.

Диана:


Ленчик: Да, именно - Лейтенант Чижик пишет: Было первое января, девятнадцать часов утра. Что-то они как-то скромно. Мы в общаге и то гуляли, "в ночь с 31го на 5е"... Не взирая на сессию...



полная версия страницы