Форум » Не только по Дюма » Сказочка к празднику » Ответить
Сказочка к празднику
Ленчик: Название: "Баллада о переселении душ" Nika, спасибо! :) "Хорошую религию придумали индусы: Что мы, отдав концы, не умираем насовсем" В.С. Высоцкий Автор: Как ни странно, Ленчик. Сама удивилась. Фандом: предположительно - Дюма. Размер: сколько получится... Статус: неокончено, в процессе. Жанр: Видимо, ООС / кроссовер / "попаданцы" В качестве эпиграфа: Почти двадцать лет назад мы со школьными подругами собрались встречать новый год. Было нам лет по четырнадцать. Первый раз без родителей, совсем, типа, взрослые и самостоятельные, ну, вы понимаете :) И вот минут за десять до боя курантов тогдашняя моя соседка по парте рассказала верную примету - от первого до последнего удара часов нужно успеть загадать желание, написать его на бумажке, сжечь ее, размешать пепел в шампанском и выпить. И тогда все точно-точно сбудется. Ну, разумеется, мы так и сделали. Кто-то успел, кто-то нет. Кто-то загадывал хорошего кавалера, кто-то - успешное поступление, кто-то - разрешение завести собаку, кто что. В прошлом году на встрече выпускников мы вспомнили тот новый год и знатно похихикали над загаданным, поделились, у кого что сбылось. Я тогда промолчала - меня бы все равно не поняли. Хотя я успела и написать, и сжечь, и выпить. Этот клочок тетрадного листа в клеточку я помню до сих пор. На нем простым карандашом было написано: "Хочу, чтобы Дюма был неправ"...
Ленчик: Трель звонка разорвала привычную тишину отделения. Нина кинула быстрый взгляд на бегущую по экрану равномерную молнию кардиограммы, еще раз осмотрела капельницу и поспешила в коридор. Телефон на столике звонил резко и требовательно. - Реанимация, - девушка осталась стоять у стола, повернувшись так, чтобы видеть только что покинутую палату. - Ниночка, ты к нам спустишься? – затараторила трубка, - девочки уже на стол накрывают. - Попозже, Валентин Иванна… У меня бабулечка послеоперационная с аппендицитом. Не знаю, как тут пойдет… Может, через час, спустим ее, и я сразу к вам. - Что, совсем спустите? К Гончарову?! - Нет, нет, - поспешила успокоить старшую сестру Нина, - Это ж Вятичева наша любимая, из хирургии. Она - дама крепкая, даром, что под восемьдесят. Сердце, прямо как хороший мотор. В отделение спустим, когда проснется. - Больше у тебя никого там нет? - Никого, ждите. Повесив трубку, девушка вернулась в палату. Часы показывали без четверти девять. Нина подобрала со стула книгу. Еще несколько секунд она прислушивалась к мерному попискиванию кардиомонитора. Потом постаралась вернуться к чтению, поминутно поднимая глаза на свою единственную пациентку. Книга манила и отталкивала одновременно. Нина со школьных времен обожала Дюма, и души не чаяла в его героях. Однако, последние главы последней книги трилогии она всегда пропускала. Почему-то Нине казалось, что стоит ей прочитать о гибели мушкетеров и обязательно случится что-то непоправимо ужасное. Что-то оборвется и исчезнет безвозвратно. Это стало смахивать на навязчивую идею и она твердо решила – в этом году дочитать все, во что бы то ни стало. Будь, что будет. Она – медсестра-анестезист, работает уже почти пять лет. Она видела многое, и считает себя сильной. В конце концов, должна же она проявить характер. И она проявляла. В запасе было еще три часа. Привычный запах больницы смешивался с ароматом свежей хвои. Вчера медсестры по мере сил приводили отделение в праздничный вид, расставляли букеты еловых лап, украшая их жидкими ниточками «дождика», клочками ваты и игрушками. С утра выволочку от заведующего отделением получили все, кто попался ему под горячую руку. Начиная с дежурившего ночью молодого ординатора Шуры Шнайдера, который, вроде как, оставался за главного, до санитарки бабы Клавы. Горский шумел долго и проникновенно, призывал вспомнить про антисанитарию и пыль, однако ликвидировать украшательства так и не приказал. После отчаянного возгласа бабы Клавы: «Да что ж деется-то, Юрь Василич! Везде новый год, а тут все, выходит, лишенные?!» заведующий сник, махнул рукой и потребовал только не ставить «эти чертовы йикибаны» вплотную к койкам. Зав. отделением анестезиологии и реанимации новый год не любил. Краем уха Нина слышала, что Горский ни разу не отмечал его с тех пор, как лет десять назад в канун праздника погиб в автокатастрофе его единственный сын. Анестезиолог был с ним на протяжении шестичасовой операции, но все было напрасно. Парень из комы не вышел. А Юрий Васильевич крепко запил тогда и с головой ушел в работу. Он почти переселился в отделение и за пару лет из простого дежурного врача поднялся до заведующего. Нина перевернула последнюю страницу книги, так пугавшей ее на протяжении многих лет, и невидящим взглядом уставилась в окно. Вот, значит, как… Снаружи беззвучно и медленно кружился снег. Просвечивая через голые деревья больничного парка, подмигивали фары бегущих по шоссе машин. Кардиограмма пляшущей зеленоватой нитью отражалась в блестящем елочном шаре, в пушистом хвосте мишуры и в простой стеклянной банке, куда прошлой ночью хохотушка Риточка водрузила еловый букет. - Ох, дочечка, и понацепляли ж вы на меня проводов-то, - слабый голос бабули Вятичевой вернул Нину к действительности. Девушка улыбнулась: - Ничего, скоро все снимут. Как спалось? - Новый год-то я не проспала часом? Нина тихо поразилась неуемной энергии, только что пришедшей в себя старушки. - Не проспали, еще почти два часа до него. Вас, наверно, соседки по палате заждались.
stella: Ленчик - милая моя! это уже отлично! И слог какой хороший. И сердце прямо замирает. А с такой бабулечкой я неделю назад сама столкнулась. Бабке- 90 лет, так она двое суток глаз на смыкала, всю палату чуть не до комы доводила, а сама- после операции.
Калантэ: Присоединяюсь - просто здорово! Если с занудно-литературной точки зрения, то придраться совершенно почти не к чему. А если с эмоциональной - то и придираться не хочется, хочется умильно канючить "а дальше"? Только предисловие, а атмосфера получилась... уже совершенно новогодняя. И очень живая. Такая... осязаемая, хоть пощупай, хоть понюхай!
Камила де Буа-Тресси: И правда! Присоединяюсь к вышесказанному! Продолжения!
Ленчик: Спасибо огромное! Я продолжу, чесслово - вот от работы оклемаюсь (10 суток даже меня малость уработали) и облизательно будет продолжение. Калантэ пишет: то придраться совершенно почти не к чему А вот с этого места поподробнее, плиз ;) У меня по жизни 3/5 за сочинения. 3 - содержание, 5 - грамотность. Так что, я жажду разбора по косточкам
Ленчик: Пока чуть-чуть... Через час, препоручив энергичную пациентку заботам хирургического отделения, Нина тихонько заглянула в ординаторскую. Горский сидел за столом, заваленном папками и общими тетрадями, и что-то писал. - Юрий Васильевич, - тихо окликнула девушка. Заведующий молча поднял на нее глаза. - Хирургия эпикриз на Вятичеву ждет. - Дописываю, - он снова занялся бумагой, - я сам отнесу. Нина потопталась в дверях, но не ушла. Обычно она за словом в карман не лезла и отпрашиваться из отделения не стеснялась, но сегодня ей было необъяснимо стыдно. Горский отложил историю болезни, поставил локти на стол и, уперевшись подбородком в сплетенные пальцы, вопросительно посмотрел на медсестру. Мало кто из подчиненных выдерживал внимательный взгляд его карих глаз, и Нина, растерявшись, принялась внимательно изучать пальмообразное растение в кадке у стола. - Вы опять цветы не поливали… - зачем-то сказала она. - Что? - Катерина Петровна завтра из отпуска выйдет, ругаться будет. - Я передам ей, что ты о нас заботилась, - мягко сказал врач. - Обо мне и о пальме. Нина теребила пуговицу на голубой форменной курточке, собираясь с духом. - Юрий Васильевич, я спущусь в приемный на часок? – выпалила она. – Там уже все собрались… - А, - Горский склонил седеющую голову над историей болезни, - конечно. - Спасибо! - Трубку с поста захвати. - Хорошо! – девушка стремительно развернулась на каблуках, потом на секунду замерла и снова заглянула в кабинет, - Юрий Васильевич… - Внимательно? - Вы тоже к нам спускайтесь, если время будет… Все равно плановых у нас никого, а всех экстренных мы в приемном покое увидим. - Посмотрим, - заведующий не поднимал головы. – Не обещаю.
stella: У меня ощущение, что это готовый сценарий к фильму. и что вам уже известно все, до последней строчки.
Ленчик: Еще кусочек... Готовьте тапки :) Нина бежала вниз по лестнице с пакетом апельсинового сока в руках и коробкой «Родных просторов» под мышкой. Это был ее вклад в праздничный стол. По традиции все, кому выпало дежурство в новогоднюю ночь, собирались в приемном покое, чтобы посидеть, выпить, поговорить за жизнь. Телефонный звонок заставил девушку замедлить бег. «Наши меня потеряли» - мелькнуло в голове, – «а Михайлова скучает по соку…» - Реанимация слушает, - привычно, как «дважды два четыре». - Здорово, реанимация! Вы там уже пьете или еще лечите кого? – веселый голос подруги разогнал остатки Нининой задумчивости. - Ленко! С наступающим! Почти пьем - бегу в приемный. - Вас так же и тем же самым. Тебя завтра ждать или отсыпаться будешь? - Ждать! – Нина остановилась на лестничной площадке. – Часам к двум доберусь. Какие у нас планы? - Федя мой к своим «в аул» просится на пару дней, так что на наши хрупкие женские плечи падает вся конюшня, - Ленка усмехнулась. – Готовься. - Да, я как пионер! Всегда. Нина болтала с бывшей сотрудницей, а теперь просто самой лучшей, самой задушевной подругой и рассматривала привычный пейзаж за стеклом. В окнах стоящего напротив родильного дома горел свет. На первом этаже скорой помощи, в диспетчерской – тоже. Там кто-то повесил гирлянду, и разноцветные огоньки, заманчиво перемигиваясь, бегали вдоль рам. Они уже собрались попрощаться, как Лена вдруг спросила: - Нинко, а ты дочитала? - Угу… - И? - Не знаю, Ленчик. Странно. Неправильно. - У тебя все нормально? – подруга была серьезна, от шутливого тона не осталось и следа. - Как ни странно, да. Хотя я упорно ждала какой-нибудь гадости. - Не жди, а то накликаешь. Помолчали. Нина наблюдала, как внизу разъезжаются на узкой аллее две машины скорой помощи. Старенький серый УАЗик с красными крестами на боках возвращался в гараж. Ему навстречу, моргая синими тревожными огнями, шел новый реанимобиль – подарок главы района – бело-оранжевый, с гордой надписью «медицина катастроф» во весь борт. «Лукашин без сирены идет, - автоматически отметила Нина. – Знать, не сильно торопится.» Она фыркнула, вспомнив свой несостоявшийся роман с человеком, сидящим сейчас за рулем. Подруги, пожелав друг другу хорошего праздника, попрощались. Впервые за несколько лет им предстояло встретить новый год порознь. Ленчик уволилась из больницы по зову мечты и теперь работала берейтором в небольшой конюшне, при районном санатории. Лошадьми, как и мушкетерами, они грезили вдвоем, но Нина понимала, что сама она никогда бы не решилась на такой шаг. Она привыкла к больнице, к людям, привыкла быть нужной. Еще из коридора Нина услышала сочный бас травматолога Куликова, рассказывающего бородатый анекдот: «И парашютист этот, ну задолбал!» Его перекрыл дружный взрыв хохота. Сеня Куликов был отпетым балагуром и душой компании. Самые старые анекдоты в его исполнении встречались «на ура». Нина толкнула дверь и окунулась в атмосферу такой родной предпраздничной суеты. Ей навстречу, всплеснув руками, кинулась Михайлова: - Ниночка, ну где ты со своим соком ходишь? Тебя двадцать человек ждут. - Хм! Меня или сок? – шутливо возмутилась девушка. - Экая вы, Валентина Ивановна, максималистка! – Сеня восседал посреди комнаты верхом на стуле. – Допустим, не двадцать, а восемь… - Какая разница восемь или двадцать? – старшая медсестра по боевому уперла кулаки в бока. -У меня коктейль недоделан! – Нинон, слышишь? - Куликов задорно подмигнул. – Без тебя не начинали. Кстати, куда ты своего Шнобеля дела? - Кого? - Ну, Шнайдера. - Горский за него. Они поменялись. Сеня хотел сказать что-то еще, но тут с громким хлопком открыли шампанское, и Михайлова скомандовала: - Все за стол! Салат стынет! - Спирт греется, - беззлобно передразнил травматолог. Первым тостом, как водится, проводили уходящий год. Большая кастрюля с оливье – главное украшение стола – пошла по кругу. Кроме нее по рукам ходил допотопный радиоприемник, невесть откуда взявшийся здесь, который никак не хотел ловить хоть какую-нибудь волну. Шампанское расходовали экономно, чтобы хватило не только проводить старый год, но и встретить новый. Его временно заменила смесь спирта и апельсинового сока, причем последнего в смеси было в аккурат для цвета. Закусывали салатом и дешевыми абхазскими мандаринами, рассказывали байки, шутили. Никто не смотрел на часы, поэтому раздавшееся вступление к традиционному бою курантов застало всех врасплох. Всеми любимая «бабушка» Анна Романовна, санитарка приемного покоя по прозвищу Страж Ворот испуганно охнула и едва не выронила приемник, который вертела в руках. Куликов подхватил несчастный аппарат и ринулся на подоконник, спеша высунуть антенну в открытую форточку. Помехи почти пропали. Гулкий бой курантов провозглашал Новый год. К часу ночи веселье было в самом разгаре. Надюша Бунина операционная медсестра взахлеб рассказывала, как она год назад ассистировала напраздновавшемуся Ланцеву. - Вот, зря вы его ругаете! Я с ним рядом всю операцию простояла, я своими глазами видела, как он работает. Трезвый он был! - Трезвые, Наденька, сигарету с фильтра не поджигают, - задумчиво ответил Сеня. - А он? - А он поджигал. - Блин, Сеня, где ты видел беломор с фильтром? Вдалеке, где-то на окраине города взвыла сирена. Смех оборвался. - Уж не к нам ли? – прислушиваясь произнесла Анна Романовна. - Не похоже, - Михайлова невозмутимо продолжала чистить мандарин. – Голос больно резкий. Менты, наверно. - У ментов сирена отрывисто крякает, - возразила Надюша, - а эта воет. Только наши все воют высоко, а эта какая-то... басистая. - Может, кто-то неместный? Мимо едет? – Куликов оставался внешне спокоен, но все заметили, что он подобрался и готов действовать. Нина вспомнила, вызжавшую за ворота "медицину катастроф" и вздрогнула. - Это наша, - тихо сказала она. – Новая машина Костика Лукашина. Это ее голос. Мужчины вскочили, отодвигая стол, чтоб освободить место. Анна Романовна уже звонила диспетчерам на скорую: - Римма, ваш Костя кого нам везет? Как так не знаешь? А как же он на вызов-то ушел без связи?! Она повесила трубку и повернулась к остальным. - На новой машине какая-то мудрёная московская рация, ее не настроили еще… Сейчас Дорохову позвонят на мобильник, он с Лукашиным ездит… Будут выяснять… Ползли вязкие секунды ожидания. Нина вдруг поняла, что выспаться не получится. В голове бился страх – только не кто-то из своих! Наконец раздался звонок. - Ну что, Римм? Все замерли. Анна Романовна молча слушала, потом побледнев, выдохнула: - Господи, да что ж это творится-то?!... Ждем. Семь пар глаз вопросительно уставились на нее. - Кто? – первым спросил Сеня. - Парень. Молодой, лет двадцать - двадцать пять. Восемь огнестрельных.
Калантэ: (задумчиво) - сдается мне, что калибр огнестрела я примерно представляю...
stella: Безобразие! вот теперь сиди и гадай: Кто же это! После первого же глотка утреннего чая( вредно читать натощак) -дошло!
Камила де Буа-Тресси: А я вот что-то не соображаю... Так, догадки только...
Natasha: Основательный такой подход к "сказочке". )) Надеюсь, что финал будет в лучших традициях жанра.
Ленчик: Черт, дамы! Теперь меня разбирает любопытство, кто что додумал
stella: А вот мы не скажем! разве что- по секрету!
Эжени д'Англарец: А я поняла (хотя тоже не сразу). Но говорить не буду.
Navarre: Прочитав комментарии, я наконец-то тоже поняла
stella: Ленчик , а как бы это побыстрее разрешить все сомнения? Не тяните. а?
Диана: А я вот тоже догадалась, но не скажууууууууу
Камила де Буа-Тресси: Все, теперь и я догадалась... на 99% уверена.
Ленчик: Бессовестные! Столько мыслей у всех, и только один человек поделился догадкой! К слову сказать, сегодня наконец-то вырвалась на конюшню, поцеловала два гнедых носа, зацепилась языками с любимым тренером... С ее легкой руки, похоже, в сказочке дополнительно появится вторая линия...
Ленчик: Вступление малость растянулось, потерпите еще чуточку - На, котенок! С новым годом! Крупный гнедой «котенок» породы владимирский тяжеловоз доверчиво потянулся к рукам. Теплые бархатные губы осторожно собрали с ладони сахар. Удостоверившись, что угощение кончилось, конь начал искать добавку. Ленчик в задумчивости погладила лобастую голову. - Закажут нас с тобой завтра, братец… Чую, закажут. И никаким карантином мы не отмажемся. Все нормальные люди будут спать лицом в салате, а мы с тобой – катать на саночках особо выспавшихся… Черная несправедливость, правда, лошадь? Мерин согласно вздохнул, переступил с ноги на ногу и ткнулся носом в ладони. Ленка всегда любила тяжеловозов и немудрено, что Канзас числился ее негласным фаворитом. Он был не просто высоким, он был огромным. Под густым зимним мехом цвета молочного шоколада бугрились канаты мощных мышц, спина шириной с диван, крепкие мохнатые ноги и копыта размером с добрую суповую тарелку. Густая волнистая челка, черная, как вороново крыло, спускалась до самых ноздрей, почти скрывая белую проточину. В общем, Канзас был красавцем-мужчиной и достойным потомком богатырских коней. Он без видимых усилий возил сани, в которых сидело шесть крепких мужиков. - Надо было их не от сибирки прививать, а от бешенства. Ленчик дернулась от неожиданности, конюх подошел сзади абсолютно безшумно. - А что? – как ни в чем не бывало продолжил он, протягивая мерину огрызок яблока. – Начальство слова «бешенство» оченно бояться должно. Таджик сверкнул белозубой улыбкой. - Слова «сибирская язва» и «карантин» их уже не пугают. - Так болезни-то нет, - Федя пожал плечами, - только прививка. В соседнем деннике нервно фыркнула Секунда. Повышенное внимание к соседу начало ее раздражать. Кобыла явно напоминала, что вкусные вещи надлежит делить на всех, но начинать желательно с нее. - Да, моя девочка, моя рыжая, тебя все забыли и бросили, – шутливо запричитала девушка, протягивая сахар. Ленчик с конюхом прошли по всему проходу, угостив и погладив лошадей, когда из тренерской раздался металлический лязг. Во втором часу ночи посторонних в конюшне быть не могло. Не сговариваясь, они устремились на звук. - Это что за наглое животное сидит на праздничном столе? – протянула девушка, остановившись на пороге. Между тарелками и кружками, воровато озираясь, сидела пестрая кошка и отчаянно пыталась подцепить когтем картонную крышку от коробки с тортом. На полу валялись чайные ложки, сброшенные мелким хищником в пылу «охоты». - Брысь! – резко скомандовал Федя. – Быстро! Кошка последний раз царапнула картон и, одним прыжком перелетев через стол, упорхнула под шкаф. Спустя полчаса берейтор и конюх сидели на диване, по-турецки поджав ноги, пили горячий чай и за обе щеки доедали «птичье молоко» - новогодний дар директора санатория. К сожалению, щедрость начальства на этом заканчивалась – зарплату к празднику не дали. - У меня хоть муж деньги получил, - говорила Ленчик, - а ты-то как? - Нормально, - конюх широко улыбнулся, - я с прошлой зарплаты половину отложил и вчера ее домой своим перевел. Подарок будет. Снаружи послышался басистый лай. Девушка покосилась на окно: - Варьке не спится. Может, сюда ее возьмем? - Не гоже сторожевой собаке в комнате жить. Охранять перестанет. - Ну, пусть охраняет… Подарок семье – это круто. А есть-пить теперь на что будешь? Федя ответил с неистребимым оптимизмом: - Нууу… Пойду вот на болото, наемся жабонят… Ленчик засмеялась: - Пойди-пойди, меня позови посмотреть. - Позову, только там же ничего интересного – зима, болото замерзло, жабонята спят. - Я тебя знаю, ты их и из-подо льда достать сможешь. - И достану! Я же голодный буду, я туда поесть пойду, а не просто так! Они дружно расхохотались и чокнулись кружками: - За нас с вами! - И хрен с ними! Собака залаяла снова, потом зарычала низко и угрожающе. - Да кого ж она там вынюхала, в два часа ночи? – Федя подошел к окну, но никого не увидел. Только сыпал с черного ночного неба снегопад, и сосны беззвучно несли вечный караул, протягивая к забору лапы в белых шапках. Лай доносился из-за угла, от ворот. Конюх направился к двери: - Твои ставки: кабан, пьяный дачник или Варежкины глюки? - Дачник. Кабаны у нас почти кончились, а собака не глючит, в принципе. Ленчик соскочила с дивана, на ходу накидывая овчинную жилетку. - Я тоже прогуляюсь, - она наскоро нахлобучила «кочевничью» шапку из лисьих хвостов. – В четыре глаза надежнее. Снаружи мела метель. Единственный фонарь над входом в конюшню словно стеснялся нарушать темноту новогодней ночи. Его свет едва доставал до забора, вдоль которого туда и обратно с лаем носилась похожая на медведя пятнистая кавказская овчарка. Временами она останавливалась у невысоких, чуть выше плеча взрослого человека, ворот, прижимаясь носом к щели у самой земли, шумно принюхивалась и рычала. - Кому не спится в ночь глухую? – вопросил Федя в темноту. Ответа не последовало. В свете фонаря, кружась, танцевали снежинки. Ветра не было, и мороз почти не ощущался. Варежка, гулко брехнув, подпрыгнула и толкнула ворота передними лапами. Снаружи резко дернулось что-то большое, прянув в сторону леса. Над створками показалась испуганно вскинутая конская голова. - Федя, да там лошадь! В слабом свете фонаря блеснул мундштук и пряжки на уздечке. - И, как минимум, взнузданная…
stella: Ленчик -всадник в больнице, лошадь к конюшне прибилась? Все, делюсь догадкой вслух!
Камила де Буа-Тресси: Она еще и белая как снег должна быть, если я ничего не путаю!
stella: Камила де Буа-Тресси
Roni: А я , судя по всему, жирафа...Прочитала вчера, "дошло" только сегодня. Зато теперь еще интереснее стало ;)
Диана: Ленчик, продолжайте! Пожаааалуйста!
Natasha: А я вот думаю, какие еще гости могут нас поджидать? Новый Год - это время такое. ))
Ленчик: Natasha, это намек? Хочу честно предупредить, что ввиду появления в моей жизни выходных (в декабре их практически не было) и прочих праздников, могу пропадать из поля зрения ажно до старого НГ. Больно не бейте, посильно постараюсь делиться с вами продолжениями
Natasha: Ленчик, это мои предположения, что сюрпризы не закончились. А вдруг за первой ласточкой прилетит вся стая? ))
Ленчик: На несколько секунд в приемном покое стало так тихо, что все услышали, как тикают часы на стене. - Гусары, молчать! - предупредила Михайлова. Сеня изумленно присвистнул: - Неслабо кто-то новый год встретил! Анна Романовна уже звонила в хирургию, Нина тоже набрала номер ординаторской. Горский невозмутимо выслушал новость и скомандовал: - Быстро наверх! Готовь палату и наркоз. Бунину из приемного покоя гони в шею, пусть займется операционной, – потом добавил, – Разбудите рентгенологов по дороге, они все проспят, а Куликов будет пули искать наощупь. Я сейчас спущусь. Нина кивнула, забыв, что заведующий ее не видит. - Летим. Подцепив под локоток Надюшу, она устремилась наверх. Уже на лестнице девушки столкнулись с Горским и незнакомой серьезной женщиной лет сорока пяти, тоже одетой в хирургическую бело-голубую форму. - Это наш новый доктор, хирург, - шепотом сообщила Нине Бунина, пока они поднимались на четвертый этаж. - Неделю назад к нам пришла. То ли из Москвы, то ли из Израиля. Кандидат наук! Но, говорят, такая стерва… Нина слушала эти новости в пол-уха. Наденька была кладезью последних сплетен. Она знала почти все и почти про всех, а чего не знала – додумывала на ходу. Выскочив в холл, девушки расстались. Бунина побежала в оперблок, Нина – в реанимацию. Она действовала на полном автоматизме – лампы, кварц, «Фаза» готова, чистое белье на койке – голова была занята совсем другим. Было что-то поразительно знакомое во всем произходящем. Знакомое, но до сих пор неузнанное. Где-то она это уже слышала. Как будто знала заранее. Восемь огнестрельных… Черт, ну почему их восемь? Не пять и не десять, а именно восемь. Нина подхватила оставленную на подоконнике книгу и убрала ее в стол. Бросив последний критический взгляд на палату, девушка поспешила в операционную. _______________________________________ Стоило конюху откинуть засов и распахнуть створку ворот, как Варежка скользнула наружу. Ее никто не удерживал, знали, что коню, даже незнакомому, она вреда не причинит, а от чужого человека защитить может. Метрах в десяти от ворот топталась вороная лошадь. Она оказалась не только взнузданной, но и оседланной. Животное само пошло навстречу протянутой руке. - Чего делать будем? - спросил Федя. - Завтра милицию вызывать, вот чего, - мрачно ответила девушка. – Будем объяснять, что скотинка не наша, и мы ее не крали. - А сейчас? – таджик завел коня во двор и остановил почти под самым фонарем. Ленчик удивленно уставилась на них. Лошадь оказалось на редкость спокойной кобылой верхового типа, вороной масти с тремя белыми ногами и маленькой звездочкой на лбу. Она смирно стояла рядом с Федей, позволяя людям себя осмотреть. Но удивительным было не это. Вся амуниция выглядела так, словно ее срисовали со старинных картин. Глубокое седло с высокими луками, больше всего напоминающее испанское, было украшено галуном, как и лежащий под ним чепрак. Трензеля не было, лошадью управляли одним только мундштуком. Не было и второй пары щечных ремней на уздечке, а значит, двойного железа во рту лошади и не предполагалось. - У нас тут что, кино снимают? - вполголоса пробормотал Федя. - Потом разберемся. Тащи ее внутрь, она же стриженая, смотри, стоит трясется. Поставь на дальние развязки, где Кузя. И будем ловить Варежку… Она в загул пошла… Овчарка, вырвалась на свободу и возвращаться во двор явно не планировала. - Варвара! – позвала Ленка от ворот. – Иди домой! Свободолюбивая охрана стояла у самого леса, на краю тропинки и обнюхивала снег. Потом оглушительно залаяла, виляя хвостом и подпрыгивая на месте. Из конюшни раздалось многоголосое ржание - разбуженные лошади учуяли чужака. - Днем помышкуешь, псина! Домой! Никакой реакции. Ленчик вышла за ворота и нарочито медленно шаг за шагом начала подбираться к беглянке. От конюшни уже спешил Федя, снег скрипел под валенками. - Ва-реж-каа! – протянула девушка, делая вид, что ищет что-то в кармане. Все внимание собаки было сосредоточено на сугробе. Она замолчала, прислушиваясь наклонила голову в одну сторону, потом в другую, копнула снег тяжелой лапой. Воспользовавшись этим, Ленка в два прыжка оказалась около нарушительницы и ухватила ее за ошейник, мельком бросив взгляд на то место, которое так привлекало Варежку. - Федя… - тихо позвала она внезапно севшим голосом. – Мы сегодня милицию вызываем… Тут человек…
stella: Ленчик - я пас! Но сразу после новогоднего отсыпа разрешайте этот детектив! потому что уже и Нового Года не хочется так сильно, как продолжения. Держу пари, что в этот раз мало кто догадался!!
Камила де Буа-Тресси: stella, так это, наверное, взгляд назад... как бы то, что произошло до машины, приехавшей в больницу...нет?
stella: Камила де Буа-Тресси -честно! Я теряюсь в догадках. Вороной конь! Да ещё оседланный так, как в Европе! У Бофора тоже был белый конь. Придется ждать продолжения.
Диана: Ленчик отомстила за невысказанные догадки! Да еще предупредила, что это писать будет медленно! Ну пожаааалста, давайте дальше. А то я оливье не делаю, сижу и жду
stella: Диана , а вот Лена, наверное, сейчас и делает оливье, поэтому застопорилась. Похоже, раньше будущего года нам не видать продолжения!
Ленчик: Лена тоже без оливье сидит, и даже еще не закупалась. Лена отсыпалась после смены
Ленчик: В качестве подсказки - данная конкретная лошадь упоминается в первоисточнике один единственный раз, причем без точного указания пола и масти, так что "вороная кобыла с тремя белыми ногами" - плод моего воображения. Думаю, такой подсказкой, я запутала всех еще больше
stella: Лошадь де Гиша в дуэли с де Вардом?
Ленчик: Я не играю с хронологией настолько
stella: Черного андалузца купил Атос перед Ла Рошелью. Больше черных не припоминаю. а вот разные другие...
Ленчик: Раз уже все равно не сплю и бегаю мимо компа... :) Камила де Буа-Тресси, не угадали :) Стараюсь, насколько это возможно, не отрываться от хронологии: К часу ночи веселье было в самом разгаре. ... Вдалеке, где-то на окраине города взвыла сирена. Собака залаяла снова, потом зарычала низко и угрожающе. - Да кого ж она там вынюхала, в два часа ночи? Таки это одна и та же ночь. С разницей +/- полчаса. stella, в первоисточнике (по крайней мере в русском его варианте) нет ни единого слова о масти искомой лошади. Упоминается только ее покладистый характер.
Камила де Буа-Тресси: Ленчик, согласна, читала не настолько внимательно. Ленчик пишет: в первоисточнике (по крайней мере в русском его варианте) нет ни единого слова о масти искомой лошади. Упоминается только ее покладистый характер. Ох, все совсем запуталось... вот сейчас всю ночь буду сидеть и искать... думать по крайней мере точно... Ох, почему я так давно читала ВдБ?..
stella: нашла! Вспомнила! Хорек дАртаньяна в Бретани!
Natasha: Ленчик, а можно спросить, Вы всех товарищей приведете разубеждать гл.героиню в столь трагичном финале романа или ограничитесь неполным комплектом?
Ленчик: Natasha, очень сильно надеюсь ограничиться, ибо нарисовать "опупею" габаритами с "Войну и мир" я морально не готова :)
Natasha: Выхожу я на поляну, а на ней сидит Толстой, Первый том "Войны и мира" пишет правою рукой, Левой том второй катает - лучше сразу, чем потом! В пальцах ног перо мелькает - на подходе третий том! (с) Пятигорск, КВН
Ленчик: Ну, закидывайте тапками :))) Можно больно. Можно по голове. Стоило девушке переступить порог операционной, как все сомнения и раздумья вылетели у нее из головы. Здесь начиналась работа. Серьезная, ответственная и все еще очень любимая. Пока эту романтику не убили даже маленькая зарплата и компания неумолкающей Надюши. Под аккомпанемент ее рассказа о чьем-то третьем муже, Нина успела проверить наркозный аппарат, включила мониторы. В который раз пробежалась глазами по полочкам – маски, интубационные трубки, клинки, ларингоскоп… Едва ли понадобятся, но лучше знать, что они рядом и в порядке. Катетеры, система для капельницы, шприцы – а вот это должно быть под рукой. Флаконы с препаратами… Все бы хорошо, но этот эпический чей-то муж решительно не давал сосредоточиться. - Нин, ты меня слушаешь?! – взорвалась Надя. - Не совсем… Бунина обиженно замолчала. Нина, торжествуя победу, перебирала в голове названия лекарств, шприцы с которыми она раскладывала на тележке. Она давно не работала с Горским, что заставляло девушку слегка волноваться, как бы не ударить лицом в грязь – заведующий все-таки. Случись что, скажет потом: «А ведь подраспустил тебя Шнайдер!», и опять Шура крайним окажется, как с украшенными к празднику палатами… С другой стороны, вспомнила Нина, Горский, со слов его анестезистки, всегда большую часть манипуляций делает сам. Значит, ей останется роль «подай-принеси-запиши-подержи», так что особенно бояться нечего. Колеса каталки застучали по кафельному полу коридора. Начиналась настоящая работа. Пациента еще не успели переложить на стол, а Горский уже коротко скомандовал: - Диазепам в вену, – и показал глазами на бланк наркозной карты. – Заполняй. Скорая премедикацию не делала. «Прикольно… А могли бы...» - подумала Нина, - «Один укол и бумаги? На этом мои обязанности сегодня заканчиваются?» Вся операционная бригада кроме нее и Горского собралась в дальнем углу возле подсвеченных экранов, на которых Куликов развешивал еще сырые снимки. Внезапно раненый открыл глаза. Таких глаз Нина еще не видела – на смертельно-бледном лице под черными ресницами они казались просто огромными. На мгновение девушка замерла от удивления, держа в руке шприц. Она словно окунулась в морскую лазурь. Через секунду Нина улыбнулась и, как всегда, забывая, что под маской пациенты ее улыбку не видят, тихонько попросила: - Немножко потерпите. Один укол. Не больно, как комарик кусается. - Хорошо, - едва слышно, одними губами. - Будет немного жечь, совсем чуть-чуть, – Нина медленно вводила лекарство и продолжала говорить, отвлекая внимание собеседника. – Вот и отлично. Конечно, вести продолжительный разговор на светские темы раненый был неспособен, но пара-тройка простых вопросов попросту не дадут ему толком задуматься о предстоящей операции. - Как вас зовут? - Рауль де Бражелон. - Что, простите?! – Нина почувствовала, как глаза у нее лезут на лоб. - Я умру? Девушка окончательно остолбенела. - Я тебе щас умру! – негромко рыкнул Горский, отстраняя медсестру. И уже мягко по-отечески спросил: – Ну, что ты на меня глазами хлопаешь? Ночь на дворе, спи давай. Веки раненого затрепетали и послушно опустились. Дыхание постепенно становилось поверхностным и редким. Нина прицепила к его пальцу датчик пульсоксиметра и вопросительно взглянула на заведующего. - Пиши «Неизвестный». На входе в наркоз можно хоть папой римским представиться. На позапрошлой неделе вон, Николая Второго прооперировали…
Белошвейка: Зачем же тапками? Лучше - Полностью одобряю идею всех пострадавших ТАМ поместить в реанимацию ЗДЕСЬ. Пыталась об этом писать, но не владею матчастью, поэтому ушла немножко в другую степь
Камила де Буа-Тресси: Какие тапки, сударыня!!! А продолжение?
Калантэ: "Где у нас прокурор? - В третьей палате, где раньше Наполеон был!" Это я так, для снижения собственного пафоса. Не дождешься ты от меня тапок, не дождешься! Босиком побегаешь! :-) Очень здорово, но мало (облизываюсь). Белошвейка - а где эта другая степь лежит? Туда можно заглянуть?
stella: Ленчик - еще!( Ух, эта манера на полдороги останавливаться) Я - слабонервная !
Белошвейка: Калантэ пишет: Белошвейка - а где эта другая степь лежит? Туда можно заглянуть? http://dumasfera.forum24.ru/?1-15-0-00000028-000-0-0-1305464901
Ленчик: Белошвейка, кстати, ведь мега-позитивная другая степь-то получилась ;) Камила де Буа-Тресси пишет: Какие тапки, сударыня!!! Камила де Буа-Тресси, теплые. Меховые. Можно, унты. На улице, говорят, январь-с... Будет продолжение, просто я не умею писать большими кусками... Калантэ, и ты без тапок??? Как Петька в анекдоте, отстреливая очередного крокодила: "И этот без сапог..." А я ведь, надо сказать, надеялась... А сразу много - тоже вредно :) stella пишет: Я - слабонервная ! stella, будем лечить
stella: Доктор, а как бы лечить порадикальней, дозы увеличить?
Ленчик: Порадикальней - это пустырничку перед прочтением, дабы нервы успокоить
мимоходом: Переместиться во времени,это не так удивительно,это что.Вот переместившись, одним махом русский язык выучить,это да.Николаю Второму в этом плане проще, он русским с детства владеет.
stella: мимоходом - так Рауль же полиглот был! А вообще-то, раз переместился во времени, значит, и язык автоматом воспринимает! Это же ООС.
Диана: Да здравствует снятие языковых барьеров!
Ленчик: мимоходом, мне вот даже интересно, какой именно ответ вы ожидали на свой комментарий? stella и Диана уже опередили меня со всеми возможныит пояснениями
мимоходом: stella пишет: так Рауль же полиглот был! А вообще-то, раз переместился во времени, значит, и язык автоматом воспринимает! Это же ООС. Хоть и полиглот,а русским не владел.Это же правление Алексея Михайловича. Тогда во Франции и о России-то не слышали.Ну поляки и литовцы,ну кое-кто из англичан, которые имели в России торговые интересы,а француз...То-то он удивился:"Батюшки, да я никак русским владею!".Ленчик пишет: мне вот даже интересно, какой именно ответ вы ожидали на свой комментарий? Разве задавая вопрос,ожидаешь предсказуемый ответ?Ожидалась самоирония.
Калантэ: мимоходом, ну уж не посетуйте, если Ваших ожиданий не оправдали...
Nika: мимоходом Вот не удержалась, просто интересно стало--у вас было трудное детство, да? Прежде, чем требовать самоиронию у других, не мешало бы найти ее у себя. Кого-то вы мне напоминаете, честное слово...
Ленчик: мимоходом, как-то вот не в моих правилах развлекаться самоиронией с абсолютно незнакомым человеком, хотя в кругу друзей с удовольствием поржу над собой первая. Уж не обессудьте. Я с вами согласна, что в оригинале Рауль никоим образом, вот вообще никак-никак, русского языка знать не мог. Не буду проводить параллели с отечественной историей (учителя в школе обладают волшебным навыком отбивать любовь к предмету на диво качественно), но насколько хватает моих скромных познаний мода на гувернеров-французов в России появилась существенно позже. Лично для себя я вижу несколько причин: Во-первых, подняли глазки к названию топика - ключевое слово "сказочка". В сказках даже серые волки и колобки говорят человеческим голосом. И их понимают. Во-вторых, автор сам не блещет знанием французского. Автор умеет пользоваться гугл-транслэйтером/мультитраном/промтом/еще кучей полезных программ, но не видит не малейшего смысла мордовать этим еще и читателя. В-третьих, мне местами жаль глав.героиню (и не только), а наделять ее кууууучей супер-полезных именно в данной ситуации навыков... беее :) не есть хорошо. В-четвертых, "знакомы ли вы с теорией о множественности миров?" (С) В данном случае имеет место быть не просто перенос во времени и пространстве. На планете Земля существовали, конечно, прототипы (плюс/минус километр) героев Дюма, но не точь-в-точь. Я бы расценила сие, как перенос литературных персонажей - из книги в реальность. По-моему будет логично, если персонажи переведенной на русский язык книги будут говорить по-русски. Ну и напоследок, в-пятых, я натурально развлекаюсь. Без малейшей претензии на логику, обоснованность и прочая, и прочая. Сие не претендует на какую-то литературную ценность, если кого-то порадует, хорошо. Не порадует? Ну, я не в обиде. "Я не 100 долларов, чтобы всем нравиться". ЗЫ: мимоходом спасибо за сей тапок , т.к. постоянные похвалы несколько напрягают. Когда меня гладят только по шерстке, мне странно. Калантэ, номер поста-то какой получился!... говорящий :)
Диана: А пусть еще Рауль поговорит, по-русски, а? А еще Арамис, Атос и хозяин лошади. И Портос тоже... Ну очень сказки люблю
stella: А я только такие сказки и люблю. От народных, с назиданием и моралью, меня с детских лет воротит.
мимоходом: Nika пишет: Вот не удержалась, просто интересно стало--у вас было трудное детство, да? Зачем вам моя биография? Nika пишет: Кого-то вы мне напоминаете, честное слово... Мы знакомы?
мимоходом: Калантэ пишет: мимоходом, ну уж не посетуйте, если Ваших ожиданий не оправдали... Оправдали.Вы мне лично глубоко симпатичны и за виртуальным образом угадывается творческая личность и хороший человек.(Закутывается в плащ и уходит)
Ленчик: Извините, что мало - "аффтар" очень хотел спать... :) - Черт бы их побрал, этих ваших реконструкторов вместе с ролевиками! – выругался Куликов, без сил опускаясь прямо на ступеньку лестницы. - Сами по-нормальному не празднуют и другим не дают... - При чем тут ролевики-то? - удивилась Бунина. - Ах, вы ж не видели! Ты у Анны Романны спроси, в чем он был одет. Хоть в кино снимай! Я чуть дара речи не лишился... - Ты не можешь лишиться дара речи, - язвительно хмыкнула Нина. - Молчаливый доктор Куликов - это фантастика. – Ироды… - простонал Сеня, доставая сигарету, – Дайте хоть огоньку, кому не жалко… Нина чиркнула зажигалкой. Сама она бросила курить полгода назад, но по привычке продолжала таскать с собой запас «огня и дыму». Горский отправил ее передохнуть "на пять минут!" в импровизированную курилку, а сам остался в палате. Врачи и медсестры выползли из операционной в начале восьмого, вся бригада с ног валилась от усталости. Пока шла операция, Ада Артуровна («такая стерва», если верить всезнающей Надюше) безжалостно обрывала все намеки на перекуры. Однако сейчас это была совсем не та подтянутая строгая красавица, которая пять часов назад вошла в операционную. В углу лестничной площадки сидела на корточках бледная, осунувшаяся женщина и торопливо докуривала вторую сигарету подряд. Пряди черных волос выбились из-под габардиновой шапочки, вокруг больших темно-серых глаз залегли тени, плечи были понуро опущены. - Из чего в него стреляли, Сень? – усталым голосом спросила она. – Я такой «красоты» еще не видела. Самострел какой-то? - Может и самострел… - Куликов задумался, - пули точно самодельные, зуб даю. Ни маркировок, ничего! Такое впечатление, что куски свинца поплавили и по форме кое-как отлили. Тьфу, маньяки ж ненормальные! Нина стояла на ступеньке за спиной Сени, прислонившись с перилам лестницы, и обеими руками сжимала кружку с дымящимся кофе. Девушка никак не могла забыть слова раненого и теперь внимательно прислушивалась к разговору. Куликов, обернувшись назад, дернул ее за полу курточки: - Садись, в ногах правды нет. Не настоялась что ли? Она присела рядом с травматологом, протянув ему кофе. Тот благодарно кивнул. - А вообще парень в рубашке родился – долго молчать Куликов был просто неспособен, - Это ж надо, как по нему шикарно мазали! - Ничего себе, мазали! – откликнулась Бунина. - Восемь раз… - Мазали, Надь, - кивнула Мамедова. – Именно мазали. Пять из восьми ран просто ни о чем. А левое плечо? Это же прекрасно! Выглядит жутковато, а на деле что? Входное под ключицей, выходное над лопаткой, пуля прошла в двух сантиметрах от верхушки легкого. И задела только мышцы! Специально будешь целиться, а так не попадешь! Сеня подхватил: - Кисть я ему собрал. Если не левша, то через пару месяцев и не вспомнит. От гипса еще никто на моей памяти не умирал. Ободочную заштопали, ребра срастутся. Неприятно, но не смертельно. Самая пакость – это, пожалуй, правый бок, там легкое хорошо покоцано... Но не ужас-ужас-ужас. Кровь из плевральной полости убрали, все сосуды поперезашили. Парень молодой, выцарапается. - Кстати, скорая на пять баллов сработала, сразу эритроциты лить начали. И плазму. Кровопотерю практически восстановили. - Во! - вспомнил Куликов. - Надо будет Дорохова допросить с пристрастием, какого хрена их вообще в район понесло вслепую, без рации? Он затушил сигарету и поднялся. – Все, дамы, я пошел сдавать нашу прекрасную смену. С наступившим! Нина попрощалась и тоже поспешила в отделение. К ее удивлению Горский стоял посреди палаты, повернувшись спиной к пациенту, и внимательно изучал букет еловых лап в трехлитровой банке. Девушка заметила, что он слегка кивает головой в такт писку кардиомонитора, медленному, но равномерному. - Юрий Васильевич, вы б хоть присели, - Нина указала глазами, на стул. Горский усмехнулся. - Если я присяду, я засну. Тут же. А нам еще надо дождаться, когда это чудо, - он кивнул на раненого, - проснуться изволит.
stella: Я не зря так рано на Форум явилась- как чуяла! теперь вместе с врачами и всеми буду ждать, пока это " чудо" проснется!
Ленчик: Все тухлыми помидорами запаслись? А давайте-ка я вас малость раскулачу? Курсивом в тексте - единственная фраза из первоисточника. Виконт де Бражелон медленно приходил в себя. Вязкий туман забытья упорно не хотел его отпускать, обнимал серыми мохнатыми лапами, обступал со всех сторон густым сонным маревом. Как странно… Оказывается, умирать это больно. И очень страшно. Почти так же больно и страшно, как продолжать жить… Сейчас боли не было. Была только жажда и какой-то мерный навязчиво-противный писк. Постепенно сквозь завесу полусна стали проступать другие звуки. Где-то рядом с ним негромко разговаривали два человека. Мужчина и женщина. Оба эти голоса показались Раулю смутно знакомыми. Он был уверен, что слышал их совсем недавно, но никак не мог вспомнить, где и когда. Ноздри щекотал терпкий запах влажной хвои, почти как в лесу после дождя. Какой лес?... Какие сосны? Какой дождь?! Ведь в Африке не было ни того, ни другого, ни третьего! Виконт рывком открыл глаза, но вынужден был сразу же зажмуриться, все вокруг заливал ровный яркий свет. - Ну, вот и отлично, - раздался справа спокойный мужской голос, - с добрым утром. Перед глазами плавали разноцветные пятна, комната медленно вращалась. Все это было решительно не похоже на привычные палатки в ставке герцога де Бофора. Рауль почувствовал прикосновение теплых пальцев к правому запястью, видимо, лекарь щупал пульс. - Ну что, передумали умирать, молодой человек? Виконт хотел было спросить, почему этот усталый проницательный эскулап с седыми висками задает такой вопрос, но обнаружил, что голос его почти не слушается. Справа в боку начала всплывать тупая боль. Зато стены комнаты прекратили свое вращение. - Это был риторический вопрос. Не надо пока разговаривать. Рядом послышались шаги. - Доктор, шли бы вы спать, - женский голос, незнакомый… Мягкий и чуть насмешливый, - вы и сами с ног валитесь, и больного смущаете своими странными мыслями… Ниночка, ты тоже собирайся, я сейчас журналы по наркотикам и сильнодействующим проверю и приду тебя подменить. Какая же у вас тут новогодняя ночка-то была… - Катерина Петровна, я вас тут подожду. А вот этот голос он уже слышал… Чтобы рассмотреть его обладательницу, Рауль начал медленно поворачивать голову, опасаясь вспугнуть только что остановившиеся стены. В то же мгновение совершенно другой голос рванулся из глубин памяти, словно острыми когтями полоснув свежую рану: «…я люблю его больше жизни, больше самого бога. Простите мою вину или покарайте мою измену…» Луиза! Виконт медленно вздохнул и закрыл глаза. Правая рука, сама собой потянувшаяся к медальону, бессильно опустилась на одеяло. Нина, подошла ближе и тихонько опустилась на краешек койки. - Тише, - негромко сказала она, - тише, эк вы руками-то размахались. Лежите спокойно, пока доктор не разрешит. А еще лучше – поспите. Сон – самое лучшее лекарство. В этих словах Раулю послышалась насмешка. Он заставил себя открыть глаза. На него внимательно смотрела худенькая зеленоглазая девушка с коротко остриженными русыми волосами. - Вы в кого такой упрямый? – похоже, она и не думала смеяться. – Я говорю, что нужно спать, а вы? Виконт сделал еще одну неудачную попытку дотянуться до хранилища заветного локона. - Что случилось? Что вы такое ищете? - Медальон… Нина растерялась. - Нет никакого медальона… И не было вроде бы… Рауль похолодел. В палату быстрым шагом вошла полная женщина лет пятидесяти в белом халате. - Все, Ниночка, беги домой. Девушка встала и ободряюще коснулась правой руки раненого: - Отдыхайте, поправляйтесь! Нина ухватила за рукав Катерину Петровну и потащила ее в коридор, торопливо шепча: - Вы тут первый день из отпуска, а мы вам такой сюрприз… - Что такое? - Заглядывайте к нему почаще, боюсь, что есть там легкий суицид… А, может, и не легкий... - Вот оно что, - добродушное круглое лицо медсестры разом посуровело, - хорошо, что сказала. Я с него теперь глаз не спущу. Горский предупредил, что парень не от мира сего, но чтоб настолько…
stella: - Вы в кого такой упрямый? –- есть в кого...
Ленчик: stella пишет: есть в кого... Вопросы наследственности мы рассмотрим несколько позже
Камила де Буа-Тресси: stella пишет: есть в кого... ППКС! Ленчик пишет: Вопросы наследственности мы рассмотрим несколько позже С предвосхищением ждууу!
stella: Значит, ожидается появление еще одного упрямца со склонностью к суициду? Ох, и мучаете вы народ!
Evgenia: stella Ну так уже ж появился: Ленчик пишет: - Федя… - тихо позвала она внезапно севшим голосом. – Мы сегодня милицию вызываем… Тут человек… Тот, который прибыл на лошади Ленчик пишет: В качестве подсказки - данная конкретная лошадь упоминается в первоисточнике один единственный раз, причем без точного указания пола и масти, так что "вороная кобыла с тремя белыми ногами" - плод моего воображения... ...в первоисточнике (по крайней мере в русском его варианте) нет ни единого слова о масти искомой лошади. Упоминается только ее покладистый характер. "...самая смирная во всей графской конюшне лошадь..." *с надеждой* Ленчик, ведь у вас в больнице хорошее кардиологическое отделение? Так? :)
Ленчик: Evgenia пишет: "...самая смирная во всей графской конюшне лошадь..." Evgenia, нет, ну вот как это называется, а? Сама знаю - безупречное знание материала :))) Я так хотела попридержать этот козырь в рукаве, а вы его у меня...))) Да на всеобщее обозрение stella, спокойствие, только спокойствие! (С) Карлсон Давайте я вам пустырничку пришлю? У меня есть, мне не жалко Все, дамы, не скучайте, я уехала использовать выходной по назначению, надо берейтором поработать Главное, никого нигде не находить, никого нигде не находить, никого нигде не находить! (это мантра такая :))
stella: Evgenia , мда, склероз крепчает.
Камила де Буа-Тресси: Стелла, у меня тоже крепчает... ведь именно про эту самую лошадь в первый момент и подумала, хоть до конца и не была уверена.
Ленчик: Таааак... Овощных культур от вас не допросишься... Может, хоть лишний валенок у кого завалялся? Тапок уже не жду, ибо в -25 неактуально – Мое имя граф де Ла Фер… Ленчик выпустила из рук белый пластмассовый чайник. По счастью воды в нем оставалось на донышке и шуму получилось намного больше, чем разрушений. Она, не оборачиваясь, принялась вытирать стол бумажной салфеткой. Федя за ее спиной негромко произнес, ни к кому конкретно не обращаясь: – Шутку понял. Смешно. Девушка медленно попросила: – Когда вы в следующий раз решите так пошутить, хотя бы предупреждайте заранее… – Сударыня, я очень редко шучу. – В таком случае… Тряхнув гривой непослушных каштановых волос, Ленчик резко развернулась и пристально посмотрела в лицо незнакомцу. Она хотела еще что-то сказать, но передумала и махнула рукой. Не было ни малейшего настроения спорить с ним сейчас, да и, что греха таить, в глубине души ей просто хотелось поверить в новогоднее чудо. Как в детской песенке, которую они пели на елке в третьем классе: Говорят под новый год, Что ни пожелается, Все всегда произойдет, Все всегда сбывается… Оно, конечно, желалось, но лет двадцать назад и совсем не так. Тогда, полузабытым ярким летом, деревенская детвора носилась с ясеневыми ветками вместо шпаг и играла «в мушкетеров». И тянули жребий каждое утро, кому быть гвардейцами кардинала. И старая как мир колхозная Лыска, привозившая в сельпо телегу с ароматным свежим хлебом, превращалась в лихого английского скакуна - дар герцога Бэкингема. И с замирающим сердцем, сломя голову, мчались в клуб, когда услышали, что будут показывать настоящий французский фильм. Тот самый! Ленчик задумчиво ломала сухие веточки душицы и бросала их в заварочный чайник. Туда же отправилась щепотка липового цвета. Она заваривала чай, краем уха слыша голос конюха, который что-то рассказывал их ночному гостю. Пусть. Федя плохого не скажет, он добрый и на диво честный. А ей, тем временем, можно было еще немножко повитать в облаках. В кои-то веки. В детских мечтах мушкетеры всегда были молодыми, сражались с врагами Ее Величества, привозили подвески. Правда, и сами мечтатели тогда были лет на пять-шесть младше восемнадцатилетнего д’Артаньяна. Ну что, моя прелесть, домечтались? Граф де Ла Фер, говорите? Вот этот седой, весь какой-то замученный человек с потухшим взглядом? Прелестно! Девушка украдкой покосилась через плечо. «Вот что, - решила она, - как там говорила незабвенная Скарлетт О’Хара? Я подумаю об этом завтра! Завтра будет утро, вот завтра и разберемся, а сегодня пусть будет сказка.» По комнате плавал душистый аромат свежего травяного чая. На подоконнике лежала перевязь и ножны со шпагой. – Заварилось? – спросил конюх. Девушка кивнула и достала из шкафчика третью кружку. Граф до подбородка укрытый стеганой зимней попоной полулежал на диване, его била крупная дрожь. Ленчик скинула с себя камуфляжную флисовую куртку с пушистым начесом изнутри. – Наденьте-ка вот это. Федя набросил куртку на плечи Атоса поверх белоснежной сорочки. – Вы ранены? – казалось, во взгляде графа проскользнула тень удивления. Тугие витки широкого эластичного бинта перехватывали ребра девушки поверх черной футболки. Ленчик миролюбиво отмахнулась, накидывая меховую безрукавку: – Я? Нет, это так... Пустяки, шальное копыто не пролетело мимо. Умные люди говорят, нельзя подходить к лошади сзади. А если уж подходишь - уворачиваться надо. А я вот… не успела. Девушка опустила глаза и удивленно произнесла: – А вы, кстати, целы? – на полу красовались несколько пятен крови.
stella: Ленчик , вам кто-нибудь говорил, что вы невыносимы? Следующий кусок - через неделю? Я приготовлю торт! Из вредности!
Ленчик: stella пишет: Ленчик , вам кто-нибудь говорил, что вы невыносимы? stella, вы первая Вообще-то я белая и пушистая. Просто сейчас болею С нетерпением жду торт ;)
stella: Торт будет за продолжение.
Ленчик: Хм...stella, вы, похоже, решили всерьез взяться за мою дрессировку?
stella: А вы будете сильно брыкаться и бить копытом?
Ленчик: stella А это будет зависеть от того, какие методы дрессировки вы выберете ;) Я, кстати, веду себя почти прилично, еще вот кусочек нашкрябала... Все трое в недоумении переглянулись. – Варя? – Федя, забыв про чай, выскочил за дверь. Действительно, Варежка вроде бы заходила в тренерскую, пока двери были открыты. Вскоре конюх вернулся, ведя за ошейник скачущую на трех лапах собаку. Левую переднюю она поджимала и поминутно пыталась лизнуть. – Опаньки! – Ленчик вскочила, отставив нетронутую чашку. – Ты чего это с собой сделала? Она подошла к овчарке и наклонилась, осматривая лапу. Собака напряглась и глухо заворчала. – Да, не бойся, не съем я тебя! Конюх покрепче перехватил ошейник, Варежка сморщила переносицу и предостерегающе приподняла верхнюю губу. Девушка распахнула дверцу шкафчика, служившего аптечкой, и вооружилась бинтом и ножницами. – Феденька, – попросила она, – отпусти животину. Вот, спасибо. А теперь исчезни в сторону дивана и, пожалуйста, никто… Никто! Не тяните руки к собаке, я очень не хочу вас обоих зашивать. Говоря это, Ленчик, пятилась к окну, прямо под лампу, маня за собой Варьку кусочком печенья, и продолжала негромко с ней разговаривать. – Тихо, девочка, я тебя не трогаю, я только посмотрю. Глазами! Глаза у меня не кусаются. Слово за слово она заставила овчарку лечь на бок и уселась верхом, не давая ей вскочить. – Такая большая собака… И такая трусливая! Как тебе не стыдно, а? Никак не стыдно... Убери рожу, свет загораживаешь, – из-под ножниц сыпались окровавленные клочья шерсти. – Фееедь, кинь в меня перекисью. Лежи уже, не паникуй, не оторву я тебе ногу. Источник кровотечения обнаружился чуть выше подушечки, на запястье. Дырочка была совсем маленькой, но глубокой, больше похожей на укол. Ленчик выстригла шерсть на лапе и потянулась к ранке с тампоном, щедро смоченным в перекиси водорода. Собака опять заворчала, дернувшись оскаленной мордой к рукам девушки. – Не смей! – мягкие мурлыкающие нотки мгновенно исчезли. Рычание смолкло. – Ну, овца бестолковая... Куда ты отползаешь, а? Я не пойду за тобой под стол – там темно… Тише, тише… Вот, молодец… Умница. Моя хорошая девочка... Пушистая, храбрая медвежутища… Спустя четверть часа на лапе красовалась свежая повязка, раненую утешили печеньем и временно решили на мороз не выгонять, заодно побудет на виду и не успеет снять бинт, если захочет. Пока Ленчик возилась с собакой, Федя успел напоить графа горячим сладким чаем и более-менее привести в порядок испачканный пол. Варежка под шумок свернулась клубком между столом и маленьким диваном у окна и оттуда наблюдала за людьми. Вымыв руки, девушка вернулась в теплую комнату, вертя в руках намордник: – Я идиотка. – С чего бы? – поинтересовался Федя. Ленка фыркнула и махнула в сторону собаки: – Надеть надо было, а не выпендриваться. Конюх философски пожал плечами. За все это время Атос не произнес ни слова. Он оставался пассивным наблюдателем, откинувшись на подушку и полузакрыв глаза. Озноб практически прекратился, лишь изредка граф зябко передергивал плечами. И все же что-то в нем Ленчику очень не нравилось – сказывались годы работы в больнице, обострившие обычное чутье до легкой паранойи. Одно девушка помнила твердо, при переохлаждении первое время нельзя давать человеку спать. Может и не проснуться. Мысленно пожелав себе удачи, она потормошила Атоса за плечо: – Не спать! Зима приснится – уши замерзнут. Медленно, словно через силу он приподнял веки. – Я был бы рад увидеть во сне всего лишь зиму. От его взгляда Ленчику захотелось немедленно удавиться. Вот прямо сейчас. А еще лучше пойти и удавить кого-нибудь виноватого в том, что этому человеку сейчас так паршиво. Где б их еще откопать, этих виноватых… Она присела около дивана и, заставив себя улыбнуться, предложила: – Давайте, я вам лучше зиму завтра наяву покажу? Атос не ответил. По полу процокали когти, Варька перебралась из своего угла поближе к людям и устроилась, положив на диван тяжелую голову. Машинально граф погладил собаку, ледяные пальцы утонули в густой пепельно-серой шерсти. Девушка затаила дыхание – сторожевая «медведица» могла и не стерпеть от чужого подобной вольности. – Свои, Варежка, это свои, - повторяла Ленчик. – Спокойно, девочка, все хорошо. Свои… Собака тоненько заскулила и, повернув голову, лизнула приласкавшую ее ладонь.
stella: Со снами Атосу давно не везет.
Диана: Я, конечно, не претендую на правильность понимания, но вроде как для героев Дюма наш мир - это "тот" свет. Интересно, а рай или ад?
Ленчик: Диана, вы не совсем угадали принцип, но теория интересная Я думаю "каждый выбирает по себе"...
Ленчик: Все, дамы, я готова к расстрелу через повешение Варежка неосознанно взяла на себя роль внимательного слушателя и ответственной сиделки, всем своим видом показывая: «Это мой человек и я его бдю!» Как все собаки, она прекрасно чувствовала настроение людей вокруг. Не вникая в причины и подробности, она просто пришла посочувствовать. По-своему, по-собачьи, не ожидая ничего взамен. От такого искреннего и бескорыстного участия Атосу вдруг показалось, что внутри него что-то треснуло. Разлетелись вдребезги казавшиеся непробиваемыми доспехи, в которые он всю жизнь прятал свои чувства, не подпуская никого близко к тому, что творилось в его душе. Он закрыл глаза, продолжая перебирать пальцами густой мех овчарки. Потом, сам того не ожидая, начал говорить, обращаясь к Варежке. Медленно, борясь с самим собой за каждое сказанное слово. Собака неподвижно стояла рядом, только хвост покачивался из стороны в сторону. Ленчик неслышно поднялась, почувствовав, что эта исповедь предназначена единственному, но самому благодарному слушателю. Федя жестом поманил ее в коридор. Не сговариваясь, они занялись стоящей на развязках лошадью. Девушка поняла, что ошиблась, подумав, что кобыла стриженная. Шерсть ее была летней, короткой и блестящей. Видимо, за животным очень хорошо ухаживали. Но эта шерсть абсолютно не защищала от мороза. Ленчик сняла с кобылы уздечку, заменив ее на простой нейлоновый недоуздок ярко-желтого цвета. – Ей идет, – заулыбался конюх. – Сейчас еще попону принесу. – Казбекову возьми, – сказала девушка, – она самая теплая. Он положил перед кобылой тюк сена, и та, понюхав и разворошив его носом, начала есть. Седло и уздечка заняли свободные кронштейны в амуничнике. Федя вернулся с новенькой флисовой попоной в желто-оранжевую клетку. – Ставим Дождика к Зойке, а эту на место Дождика? – Если Зоя его не замает… – Вот и проверим. Ленчик вывела косматого светло-серого пони и приоткрыла денник напротив тренерской. Ей навстречу тут же высунулась любопытная безрогая морда. – Зоюшка, пусти мальчика переночевать! Снежно-белая коза встретила гостя недоверчиво, но нападать не стала. Ленчик постояла у двери, наблюдая за животными, готовая вмешаться в случае конфликта. Все было спокойно: Зойка в драку не лезла, а пони, похоже, так до конца и не проснулся. Федя отвел вороную в освободившийся денник, за ней последовало недоеденное сено из прохода. – Пойдем покурим, а? – Да ты что?! – удивился конюх. – Ты ж не куришь! – Пошли, – Ленчика трясло так, словно это она недавно выбралась из сугроба, – сегодня курю. Федя пожал плечами: – Только у меня кроме «Тройки» ничего нет… – По фигу… Я сегодня готова беломор сжевать… Дверь в тренерскую была полуоткрыта. По дороге к выходу конюх подошел закрыть ее поплотнее, чтобы тепло не уносило в коридор, и ошарашенно застыл на пороге. Потом тихонько прикрыл дверь, выругался и поспешил вслед за девушкой. Они сидели на корточках у подветренной стены конюшни. Ленчик рассматривала переливающийся огненными искрами пепел на кончике сигареты. – Федь… Ты понимаешь, что происходит? Конюх отрицательно помотал головой. – Нет… Но книжку читал. – Поздравляю! Что делать будем? – А мы должны делать что-то особенное? У нас не царские палаты, но места и еды на всех хватит. Этот человек – наш гость… «Как же у него все восхитительно просто! – подумала девушка. – Вот оно восточное гостеприимство.» Она затушила недокуренную сигарету о снег и только сейчас поняла насколько замерзла. Не май месяц, чтоб без рукавов на улице разгуливать. Хотя овчинная жилетка грела на славу. Ленчик повертела в руках телефон, набрала номер Нины. Вот кто ей сейчас нужен. Автоответчик услужливо сообщил, что "аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети". – Ладно... Пошли проверим, может наша "злая" собака уже гостя загрызла. На пороге конюх придержал ее, покачав головой, и сделал неопределенный жест в сторону амуничника. Ленчик в недоумении последовала за ним. – Не надо туда ходить, – негромко сказал таджик, – попозже. – Что "попозже"? Что еще случилось? Федя отвел глаза. – Плачет. Варежку нашу за шею обнял и плачет. Не надо мешать. Мы тут пока посидим.
stella: Ленчик - Ленчик, а я " такому" Атосу верю больше, чем супергерою девичьих бредней!( может оттого, что мы с ним почти однолетки). Умирать пойдем вдвоем. А срыв был и при Бофоре и на набережной в Тулоне и кто знает, сколько их могло быть по дороге домой?!
Ленчик: stella пишет: Умирать пойдем вдвоем. А это еще что за похоронные настроения?!
stella: Ленчик - я только хочу сказать, что я с вами солидарна.
Калантэ: stella пишет: я " такому" Атосу верю больше, чем супергерою девичьих бредней! - подписываюсь, несмотря на несколько двусмысленный намек на девичьи бредни...
stella: Калантэ - А вы не про то подумали!
Ленчик: Калантэ, спокойно, Маша! Я Дубровский. Я не хотела... Чесслово не хотела сравнений! И уж тем более противопоставлений! Ибо, как выясняется сказочных сказок у меня таки не получается, все сплошь упадочно-реалистичные...
stella: Девчата, какие противопоставления? Человеку здесь 62 года. Он все в жизни теряет!
Джулия: Такой образ получился... философский. Жизнь прожил, сына воспитал - а плакать приходится рядом с псиной. Заметим - незнакомой... Первый раз читаю про такого Атоса. Верю.
Ленчик: Джулия пишет: Жизнь прожил, сына воспитал - а плакать приходится рядом с псиной. Заметим - незнакомой... Об том и песня... ну, веселых сказок никто и обещал... Какие получаются... Хотя, мне кажется, что совсем одному было бы еще хуже... Тут хоть псина.
stella: Хотя, мне кажется, что совсем одному было бы еще хуже... Тут хоть псина. В том и коренное отличие от книги!
Камила де Буа-Тресси: А я вот тоже верю в такого Атоса... хоть еще совсем не вышла из девичьего возраста. Просто во всех этих бреднях он молод, а здесь уже нет. Ленчик! Еще!
Ленчик: Оооочень хотела сегодня закончить кусочек, но "не шмагла я, не шмагла..." Ленчик заметалась между двумя рядами кронштейнов с седлами, как волчица по клетке. – Не истери, а? – попросил конюх. – И так тошно. – Извини… Она села на деревянный ларь у стены, но тут же вскочила. – Не могу я так сидеть… Пойду хоть делом займусь, кобылу с автопоилкой познакомлю… – Лен! Не лезь в таком настроении к незнакомой лошади! Тебя уже Реплика приголубила с двух задов, тебе мало? – Не с двух. Второй ногой промахнулась. – Угу, одной тебе явно не хватило... – Ну, и я же к ней не со шприцом полезу… Вороная наотрез отказывалась просвещаться. Лошадь явно хотела пить, но стоило ей надавить носом на язычок поилки, как шум воды и брызги заставляли животное испуганно отскакивать к противоположной стене денника. Ленчик успокаивающе заговорила с ней, замахнула скребницей сбившуюся в заклейки шерсть, по очереди взяла все четыре ноги, обнаружив при этом утерю одной подковы. Кобыла не проявляла ни капли сопротивления ровно до тех пор, пока ей не предлагали попить из жутко фыркающей «миски». После нескольких бесплодных попыток, мысленно послав упрямое животное к лешему, девушка принесла ей воды в ведре. Лай, неожиданно тонкий для Варежки, донесся из тренерской и сработал почище стартового пистолета. Федя влетел в комнату, готовый в случае чего оттаскивать собаку. Ленчик переминалась с ноги на ногу, дожидаясь, пока лошадь допьет, чтобы она не поранилась об оставленное в деннике ведро и не разлила воду на опилки. – Лена, бегом! – Шут с тобой, кобыла, – шепнула девушка, торопливо закрывая задвижку денника. Атос был без сознания. Собака в недоумении толкнулась носом в руку, безжизненно лежащую на серой попоне, и снова отрывисто тявкнула. – Началось в колхозе утро! – Ленчик ногой пододвинула табурет к дивану и села. – Варя, марш на место! Лицо графа покрывала смертельная бледность, он дышал поверхностно и часто. Так дышат люди после быстрого бега, но не лежа в постели. «Вот оно – узнала девушка, – наглядное пособие на тему: Сердечная недостаточность второго типа – одышка в состоянии покоя… За-ши-бись!» Она держала руку графа в своих, и уже в третий раз сбивалась, пытаясь сосчитать едва уловимый пульс. Господи, как же жутко, когда надо вытаскивать «своих». Она много раз видела такое же судорожно-сбивчивое дыхание, такой же нитевидный пульс, такую же холодную испарину на коже, и была спокойна. Абсолютно спокойна. Но это были «другие» люди. За них не было так страшно. И тогда под рукой был весь арсенал отделения интенсивной терапии, и рядом стоял врач, который говорил, что и как надо делать... Чтобы хоть как-то успокоиться, она заговорила вслух: – Не, господин граф, вот так вот мы с вами явно не договаривались. Мы, правда, никак не успели договориться, но на такой расклад я бы точно не согласилась. Большой и безымянный пальцы привычно легли с двух сторон в ямки у основания шеи. То ли это прикосновение, то ли зазвучавший рядом голос привели Атоса в себя. Не вполне сознавая что происходит, он попытался резко отстраниться, дернувшись в сторону. – Шшшшш! Тише. Тииише... – теперь надо говорить, что угодно, лишь бы слушал и держался в сознании. – Ну, что вы от меня так шарахаетесь? Я ж не кусаюсь. Ей Богу, ну, хуже собаки… Вы тоже врачей боитесь? – Врачей - нет, – этой короткой фразы оказалось достаточно, чтобы у графа перехватило дыхание. – Отлично, тогда сегодня считайте меня врачом и не бойтесь. «Потому что я буду бояться за двоих» – мрачно добавила она про себя. Только сейчас Ленчик поняла весь кошмар ситуации. У нее в шкафу жила отличная ветеринарная аптечка. На все случаи жизни. Там был и раствор инозина, был и купленный из чистой запасливости гептаминол с дипрофиллином, но она понятия не имела, сколько их нужно человеку… Не лошади. Вроде бы где-то там же должны были быть и отложенные «про запас» людские лекарства… Там должен быть сульф, просто должен. Она вспомнила, как колола его осенью Гвинее, когда у той подозревали эмфизему. – Федь, жгут, полотенце, шприц-«двойку»… Поищи сульфокамфокаин… И спирт. «А вот и пульс нашелся… Здрасьте, давно не видались! И даже на запястье. Только куда ж так быстро-то? Слишком быстро, черт, овечий хвост какой-то… То пропадает, то появляется. Вот только аритмии нам тут не надо!» Атос замер, пережидая резкую колющую боль в груди. Ленчик почувствовала, как напряглась его рука, и спросила: – Где болит? Граф мучительно перевел дыхание и чуть слышно ответил: – Все в порядке. – О да! Верю! И все же? С таким же успехом можно было вопрошать статую. – Здесь? Колет? Он медленно кивнул. – Хорошо. Точнее, плохо… – А сульфа только восемь кубиков осталось, – растерянно сообщил Федя, успешно завершивший раскопки в аптечном шкафу. – Господи, а восемь-то куда? Ленчик подложила под локоть Атоса свернутое полотенце. – Ты же всегда по десять колешь… – смешался конюх. Девушка задохнулась от невольного смеха. – В лошадь, Федя! В лошадь! Уже ломая ампулу, она вспомнила строчки из справочника «при пониженном давлении применять с осторожностью». Мерить некогда и нечем, но точно не повышенное. Кубик? Нет, все же полтора. От упавшего давления в крайнем случае есть кофе. Если весь не догрызли… Медсестры реанимации всегда славились легкой рукой и способностью с первого раза попадать в любую вену. Увидев, руку Атоса, Ленчик поняла, что это будет достойной проверкой «на вшивость». Вены на ней можно было только угадать… Когда прозрачная жидкость в шприце с первой же попытки окрасилась алым, девушка облегченно вздохнула – опыт не пропьешь. Теперь «внутривенно медленно»… – Терпите, возможно, будет больно. Вот так... Еще чуть-чуть и я от вас отстану. Терпим, терпим. Честное слово, отстану! Отлично. Все хорошо, очень хорошо. Браво, граф! Все, я уже вся отстала. Ленчик замолчала, придерживая руку Атоса в согнутом положении, и посмотрела на часы. Без четверти четыре... Новогодняя ночь в разгаре…
stella: Знаете, подумалось... Атос. единственный из них, понимал, что такое одиночество, понимал смолоду , и боялся его пуще всего на свете. В конце жизни одиночество досталось всем, кроме Портоса. которого от него спасла смерть. Остальным оно досталось в полной мере. Счастье, что у вас он,Ленчик , пока еще не осознает, что к чему и как. Это одиночество еще и вне своей среды. И все- на старости лет! Не оставляйте его и нас надолго в таком подвешенном состоянии!
Калантэ: Да он, думаю, вообще не очень понимает, где находится. Впору подумать, что уже на том свете... :-) А вот одиночество ему там не грозит, что хорошо - то хорошо... Ленчик, спасибо! И Варьке спасибо - что вовремя залаяла! Умница псина...
Ленчик: С собакой перестали говорить - собака заволновалась. Варькин прототип нагулялся, лежит пузом кверху, ждет, когда ее почешут и велит всем кланяться
Ленчик: Стелла сделала мне воистину царский подарок. Вчера вечером долго на него смотрела. Очень. Потом взялась за чашку с кофе и обнаружила, что у меня трясутся руки. Неслабо так трясутся. Полночи это лицо перед глазами стояло. Стелла, огромное вам спасибо! Ссылка на рисунок в оригинальном размере (1200*1660): http://namo.users.photofile.ru/photo/namo/200625027/207722391.jpg
stella: Ленчик - Спасибо на добром слове, но надеюсь, что смогу нарисовать его и не в таком состоянии.
Камила де Буа-Тресси: Оно и понятно, что трясутся... Стелла, это шедевр! stella пишет: но надеюсь, что смогу нарисовать его и не в таком состоянии. И я надеюсь! И очень жду!
Белошвейка: Ленчик, я тоже надеюсь на его скорое выздоровление!
Ленчик: А у меня пока нашлась в запасниках еще одна "Варежка". Собака-улыбака, целовака и вообще обнимательная девочка. Просто ростом с теленка и с виду очень страшная
stella: Девочка на цепи? Вай, как жалко! Я , конечно, понимаю- это сторож! Но- ненавижу цепи и поводки, хотя понимаю, что они необходимы.
Ленчик: Девочку приходится привязывать на время занятия детских групп - родители не оценивают юмора при виде такой махины в свободном полете.
stella: А вот для детей и овец она безопасна.
Ленчик: Ошибаетесь - она агрессивна к маленьким детям. Не любит.
stella: Это- редкость для большой собаки.
Ленчик: Лекарство начало действовать довольно быстро. Быстрее, чем Ленчик успела всерьез запаниковать. Дыхание графа почти успокоилось, пульс еще оставался частым, но не настолько, чтобы внушать серьезные опасения. «А надо было тогда, по осени, Гвинею в вену колоть… Меньше бы мордовались…» – внезапно подумала девушка и невольно улыбнулась несвоевременности этой мысли. Она сидела на старенькой табуретке, подпирая кулаком подбородок. Взгляд перебегал с графа на конюха, потом на часы и снова по кругу. «Еще полчасика посидим на стреме, и спать надо. А то ведь завтра мы с Федей точно не встанем.» За спиной послышалось тихое торопливое чавканье. Ленчик подняла глаза на таджика: – Это то, о чем я думаю? Тот с улыбкой кивнул. – Сидит и на столе и доедает твой торт? – Нет, – ответил Федя, – твой. – Совсем страх потеряла… – Может, мы ее в форточку выкинем? – Я вчера выкидывала, не помогает… Через десять минут вернулась. В любом случае, такое уже следовало покарать. Прежде, чем обернуться к кошке, девушка быстро взглянула на Атоса. Он, молча, смотрел прямо перед собой, но Ленчик готова была поклясться, что пейзаж за окном графа не интересует. Он просто не видел его, полностью поглощенный своими мыслями. Плохо. Много хуже, чем только что купированный приступ. Она подошла к столу и сгребла кошку в охапку. Конюх, не говоря ни слова, занял ее место рядом с больным. – Я ж тебя, скотина черепаховая, зачем тут держу? – вопросила девушка, обеими руками держа перед собой кошку. – Мышей ловить! Слышишь меня, животное? Слышишь. Знаю, что слышишь. И что ты хочешь сказать? Что уже всех переловила? А если проверю? Пестрая воровка не сопротивлялась и вела себя, как покорная тряпочка, смиренно свесив лапы и глядя вокруг невинным взором золотисто-оранжевых глаз. Животное громко затарахтело. Ленчик прижала ее к себе и с кошкой на руках начала ходить по комнате. Внезапно она остановилась. – Господин граф? Атос не сразу, но все же перевел на нее отрешенный взгляд. – Как зовут вашу лошадь? Он помолчал, казалось, перебирая воспоминания, потом ответил: – Шери. – Милая? Действительно, довольно милое животное. Только местами упрямое… – Что с ней? – Расседлали, накормили, поставили под попону. – Благодарю. – Не за что. К сожалению, возить вас она пока не сможет… Атос мрачно усмехнулся. Ленчик отрицательно мотнула головой и продолжила: – …Потому что стоит на трех подковах. И не говорит, куда дела четвертую... Ее осенило: – Кстати, вот это мы сейчас решим. Девушка передала кошку конюху и вытащила из кармана телефон. Отыскав номер коваля, она уселась на подоконник, сдвинув в сторону перевязь и шпагу. – Мишка не простит, если ты опять его разбудишь, – запоздало предостерег Федя. – Миша, с новым годом! Чем занимаешься?... Как это спишь?! Тогда с добрым утром! – Ленчик подмигнула конюху, слушая ответ невидимого собеседника. – А завтра что делаешь? ... Мишенька, рыба моя пушистая! Мне совсем горит – кобыла подкову потеряла, я ее даже в леваду выпустить не могу… Да, прямо сейчас… Да, прямо в пять утра и потеряла… Ну, она мне не сказала, где именно… Либо вообще расковать, либо на шипы… Вечером? Хорошо, пусть вечером… Я тоже тебя люблю, примерно так же! – она состроила забавную гримаску и рассмеялась, - Ми-ша! У меня муж есть! Я люблю тебя как коваля, а не как мужчину! – Ругался? – спросил Федя после того, как она закончила разговор. – Да, наплевать. Первый раз что ли? Зато приедет. Следующие несколько минут прошли в молчании, нарушаемом только громким урчанием. Кошка, о проступке которой все забыли, уютным клубком свернулась на коленях у конюха и старательно выводила свою колыбельную. Убаюканный кошачьим мурлыканьем Атос понял, насколько он устал. Устал от постоянной тревоги, сомнений и невыносимого ожидания самого страшного для него известия. Варежка подошла к дивану, со вздохом положила голову на подушку и замерла, почти касаясь мокрым носом щеки графа. Теплое дыхание собаки шевелило седые волосы. В комнате было тепло и тихо. Где-то совсем близко, за стеной, фыркнула лошадь, переступила с ноги на ногу. Атос почувствовал, что начинает засыпать. Он хотел было напомнить про африканскую почту, но не успел - Морфей оказался проворнее. Граф уснул. Он настолько привык к странному состоянию полузабытья, что крепкий сон стал для него неожиданным лекарством. Сновидений не было, кошмары исчезли вместе с тяжелым невидимым обручем, который в последние недели все сильнее сдавливал грудь, не давая свободно дышать. Впервые за долгое время Атос спал глубоко и спокойно.
stella: Теперь немного тишины?
Ленчик: stella Мне кажется, она никому не помешает :)
Ленчик: Зимой на конюшне жизнь просыпалась около семи утра, и даже первое января не могло изменить заведенного порядка. Прежде всего, и конюх, и берейтор убедились, что они все же не умудрились вчера напиться чаем до лиловых кроликов, и им ничего не приснилось. Нервы у обоих были крепкие - переглянулись, шикнули друг на друга и вышли. Будить графа не стали, оставив с ним Варежку. Раздали сено, запарили овес. Заглянув в крайний денник, Ленчик весело прищурилась и шепотом напомнила конюху: – Это твоя коза, и ты ее доишь… Тот замялся и так же тихо спросил: – Давай, может, по очереди? – Ну, нет! Кто меня убеждал, что она пользу приносит? – Она молоко дает! – Вот и отбирай у нее это молоко, – девушка отодвинула задвижку, – Ты сильный, ты сможешь! А я пока Дождика пошагаю. Маленький пони цокал копытцами по проходу между денниками, а Ленчик считала, сколько времени ей нужно, чтобы размять после прививки всех своих подопечных. Девять голов… Ну ладно, восемь. Директор явно не шутил, когда обмолвился насчет катаний в санях первого числа. Кузю она подвигала еще вчера, на всякий случай. Значит, восемь голов примерно по часу... Восемь часов! Одна надежда, что Нинка все-таки приедет, и вдвоем они справятся быстрее. После Дождика, настала очередь Реплики. Крупная темно-гнедая ганноверо-латвийка заартачилась в дверях, отказываясь выходить в морозные утренние сумерки. – Пошли-пошли, – утешила ее девушка, – мне тоже туда не хочется. Сначала Ленчик попыталась погонять кобылу на корде, но через несколько минут обнаружила, что холод и ветер не дают стоять на месте. Тогда она взяла Реплику под уздцы, и повела рядом с собой. Рассвело. День занимался морозный и солнечный. По искристому снегу скользили две длинные причудливые тени – девушки и лошади. В начале десятого, гнедая была возвращена в теплый денник, а Ленчик инспектировала холодильник. – Федь, делите тут завтрак... На двоих – как раз, а я в городе поем. Нинку захвачу и поймаю всякого полезного… Еще через четверть часа девушка выводила из конюшни следующую лошадь. Рыжая Фанта была потомком тяжеловозов всех разновидностей, опознать в ней процент той или иной крови не взялся бы и самый знающий ипполог. Невысокая, крепкая, с кудрявой соломенного цвета гривой, белыми гольфами на всех четырех ногах и тоненькой белой проточиной на морде, она была любимицей детей и фотолюбителей. Ленчик подвела лошадь к скамейке и оттуда забралась на широкую теплую спину. Так гулять по морозу было намного приятнее, можно даже съездить в лес без риска сильно замерзнуть. Они были на полпути к конюшне, когда писк телефона оторвал девушку от созерцания заснеженных сосен. – Нин, ну ты как? Отсыпаться будешь или все-таки к нам? – К вам, но отсыпаться все равно буду. – Да вы там, никак, веселились? – Ленок, я скоро поверю в примету, насчет того, что в новогоднюю ночь обязательно будет операция часов на шесть… – Ясно, – кивнула Ленчик, – веселились. Развлекались вовсю. – Ты меня с электрички подхватишь? – Я тебя в городе подхвачу, через полчаса-час выезжаю. – Что-нибудь взять с собой? – Встретимся и решим. Во! Возьми что-нибудь почитать не очень ужасное. А то у меня тут кроме распечаток карачаевской племкниги и ветеринарных справочников ничего нет... На том и порешили. Ленчик тронула пятками бока Фанты, и лошадь мягкой рысцой потрусила домой. Низкое зимнее солнце красной медью подсвечивало зимнюю шерсть лошади, ослепительно сверкало множеством искр по рассыпчатому снегу. Девушка подъехала к конюшне, легко соскользнула с мохнатой конской спины и повела кобылу внутрь. – Доброе утро! – Ленчик с порога поприветствовала всех разом. Атос сдержанно кивнул в ответ. Варежка вскочила, размахивая хвостом. – Тепло ли тебе, девица? – добродушно отозвался Федя. – Еще как! – ее челку и меховой воротник куртки покрывала бахрома инея. – Фанта меховая, греет, как печка. Она сняла со спинки стула небольшой рюкзак. – Я в город, сегодня буду. Постараюсь шустро. – Если ты встретишь и поймаешь мясо, – начал конюх, – я сделаю шурпу. – Тогда я его не только поймаю… Я его сюда привезу! По дороге к двери, Ленчик едва не наступила на Варежку. – Кстати, пёса, а ты что тут до сих пор делаешь? Давай-ка, легкораненая, чеши на улицу. Тебе пора на пост заступать. Иди-иди, проветришься полчасика, свежим воздухом подышишь… Собакой поработаешь. Девушка попыталась ухватить за шкирку вальяжно развалившуюся посреди комнаты Варежку, но та мученически закатила глаза и, тяжело вздохнув, уронила голову на пол. – Подъем, Варь! Собака с умирающим видом вяло шевельнула хвостом. Конюх придушенно фыркнул, сдерживая смех. Казалось, происходящее заинтересовало даже Атоса. – Варенька, душа моя, пойдем гулять? На морде у «души» была написана вселенская скорбь и глубочайшее презрение к столь банальному предложению. Ленчик села на пол рядом с собакой и принялась активно тормошить ее. Варежка перевернулась на спину, предлагая почесать мохнатое брюхо. Девушка взяла ее за заднюю лапу, потрясла и отпустила. Лапа безвольно упала на пол. Передние конечности проявляли не больше активности, чем задние. Федя, изо всех сил стараясь не расхохотаться, глубокомысленно уставился на свой недопитый чай. Овчарка в надежде, что от нее все же отстанут, упорно изображала из себя труп. Только, по странному стечению обстоятельств, труп этот жизнерадостно постукивал хвостом по половицам. – Я ж тебя не подниму, слониха, – взвыла Ленка. – Ладно, не хочешь по-хорошему, будет как всегда. Она отступила на пару шагов назад и скомандовала: – Сидеть. Саботажница еще раз печально вздохнула и села. – Ай, хорошо! Теперь иди ко мне. Овчарка явно колебалась. – Ко мне, – чуть строже повторила девушка. И через секунду добавила: – Быстро! Понуро опустив голову, Варежка потопала к хозяйке. Встала перед ней и снизу вверх заглянула в глаза, заискивающе вильнув хвостом. Ленчик присела на корточки, так что ее лицо оказалось на одном уровне с собачьей головой, и обняла огромного зверя за шею, что-то ласково нашептывая в куцее ухо. Пушистый хвост замахал активнее. Девушка чуть отодвинулась назад, улыбаясь, поцеловала холодный нос и встала. Ведя собаку за ошейник, она вышла в коридор. Через несколько минут дверь распахнулась. – Господин граф, – уже без тени улыбки Ленчик стояла на пороге, – вы не могли бы пообещать мне одну вещь? Атос обернулся и вопросительно приподнял бровь. Девушка смотрела ему в глаза, внимательно и неожиданно серьезно. – Я уезжаю... Возможно, надолго, до вечера, – она собралась с духом и быстро попросила, – Сделайте одолжение, постарайтесь тут без меня не умирать, хорошо? – Кому-то, – граф говорил медленно, экономя силы, – нужно, чтобы я продолжал жить? Два звенящих от волнения голоса хором откликнулись: – Нам! И оба замолчали, напуганные собственной храбростью. – Это почему же? – Атос, не в силах скрыть недоумения, взглянул на конюха. Темно-карие глаза смотрели на графа прямо и твердо. – Человеческая жизнь не может быть ненужной, потому что… - Федя замолчал, подбирая слова, но взгляда не отводил. Девушка вошла в комнату и остановилась за спиной графа, положив руки ему на плечи. – Потому что, – тихо продолжила она, – когда ты не нужен совсем никому… это очень плохо… и очень страшно. Атос не сказал ни слова. Он даже не сделал попытки освободиться. Только побледнел еще больше и устало опустил седую голову. Ленчик ободряюще сжала худые плечи графа. – Так вы обещаете? – Обещаю… – Спасибо! Не прошло и минуты, как она снова заглянула в тренерскую, подобрала с дивана забытую шапку и, лукаво прищурившись, предостерегла: – Феденька! Солнышко! Если ты по доброте душевной опять выпустишь кошку из фуражной, ловить мышей мы с тобой пойдем вместе. Ага? И собаку на улице не забудьте.
stella: Если граф позволяет фамильярничать с собой людям, даже спасшим его - он по-настоящему плох. Ничего, вечером Ленчик подкрепление привезет. Да, сюрпризов хватит всем сторонам!
Ленчик: Ленчик дернула машину с места так резко, что мотор, до того момента негромко урчавший, обиженно и норовисто взревел. Комья грязного снега полетели из-под шипованных шин. Ага, мать, таки психуем! Ну, на самом-то деле, все логично. Нет повода не попсиховать. Только заниматься этим мы будем тихо. В индивидуальном порядке. Не попадаясь никому на глаза. – Извини, котя, – девушка примирительно погладила руль. – Ты тут не при чем, ты – моя прелесть. Ты хороший. Злилась она на себя страшно. И ругала себя, почем свет стоит. Потянула ж нелегкая за язык, да в самый неподходящий момент! Вот жеж, надо было полезть к человеку в душу, да еще с таким результатом. Хотела, как лучше, а получилось… Чего уж греха таить? Фигня получилась! Мда. «Поздравляю тебя, Шарик! Ты балбес!» Результат превзошел все ожидания… Хотела расшевелить. Ждала хоть какой-то реакции на свое неприкрытое нарушение всех мыслимых и немыслимых правил: строгого слова, жеста, взгляда, да можно и по ушам получить – все не так страшно. Только не глухой отрешенности, не бесцветного «обещаю», не покорно опущенной головы. Все это было дико, до одури нехорошо. И глаза у графа были нехорошие, больные глаза. Глаза человека, который не хотел жить и просил только об одном – не мешать. А хуже всего была твердая решимость в его взгляде, проглядывавшая под безграничной усталостью и тоской. Магнитолу оживило одно прикосновение. Ленчик несколько раз встряхнула головой в такт музыке. У меня есть дом, только нет ключей. У меня есть солнце, но оно среди туч. Есть голова, только нет плечей, Но я вижу, как тучи режет солнечный луч. Правильно! Цой всегда пел правильные песни! «Ничего, господин граф, повоюете еще. Ишь, тоже… помирать удумал… Не по правде это!» - подумала девушка, включая поворотник. Серебристый форд плавно выехал на скоростное шоссе. Но все, что мне нужно - это несколько слов И место для шага вперед! ________________________________ «Ты у Анны Романны спроси, в чем он был одет» - эту фразу доктора Куликова Нина восприняла, как прямое руководство к действию. Заодно она твердо решила забежать на скорую и попробовать застать ночную смену, чтобы расспросить про подробности странного выезда. Выпитые в курилке полчашки кофе вкупе с еще не выветрившимся адреналином заставляли забыть о бессонной ночи. Приемный покой гудел, как растревоженный улей, там тоже вовсю обсуждали необычного пациента, так что придумывать, как получше завести разговор в нужное русло Нине не пришлось. Достаточно было спросить: «Анна Романовна, а правда?…», чтобы общительная старушка, кивая, поманила ее за собой в подсобку, где хранились разложенные по полочкам вещи больных. С ролевиками и реконструкторами Нина дружила давно и тесно. Она с первого взгляда поняла, что лежавшая на полу груда окровавленной одежды – не реконструкция. От кружевного воротника сорочки до пуговиц на камзоле – это не реплика. Девушка несколько минут поддерживала разговор ни о чем с Анной Романовной, потом распрощалась с сотрудниками и заторопилась на скорую. Пересекаться с Костей не было никакого желания. Нет, они не сделали друг другу ничего плохого, не ругались, не били посуду. Расстались без скандала, интеллигентно. Но почему-то у Нины сохранилось ощущение, будто ей старательно плюнули в душу. Поэтому она даже обрадовалась, когда не обнаружила Лукашина в ангаре. Его сменщик, дядя Коля Селезнев, ходил вокруг новой машины, заботливо протирая фары и зеркала. – Дядь Коль, с новым годом! – окликнула девушка. – Поедете обновлять супер-технику? – С новым, с новым! – отозвался водитель. – Так ее уже без меня обновили… Нет, ну ты ж глянь, каков обормот, а! Новая машина, единственный раз на линию вышла, и уже крыло поцарапал… Ну, я ему руки-то повыдергаю и в другое место приставлю… Чтоб рулил впредь аккуратнее! Селезнев понятия не имел о том, как могло получиться, что машина ушла на вызов без рации, зато с удовольствием пустил девушку внутрь, полюбоваться современной «начинкой». Ему, без сомнения, было приятно, когда хвалили его железную подопечную, и Нина, почувствовав это, щебетала без умолку. Машина была уже вымыта и продезинфицирована, но девушка сама, не зная почему, продолжала внимательно осматривать салон. Ее старания не пропали даром. На полу у дальней стенки, за стопором, который фиксировал передние колеса каталки, лежало что-то блестящее. ________________________________ Подруги сели в машину, но Ленчик не спешила заводить мотор. Нина вопросительно взглянула на нее. - Нинко, я хочу тебя предупредить – у меня… это… гости. Один… Ну и Федя. В общем, один гость и один Федя. - Насколько я тебя знаю, абы кого ты в гости не зовешь, - Нина пожала плечами, - а значит, все нормально. Мне после сегодняшней ночи уже ни один гость не страшен. - Я смотрю, вы там тоже весело отметили. Ты просто не поверишь, что свалилось к нам на головы… - А ты не поверишь, кого полночи оперировал Куликов! - Кого? - А кто у тебя в гостях? - А я первая спросила! Нина замолчала, собираясь с духом. - Я надеюсь, что ты меня поймешь и сможешь мне поверить… И не пошлешь меня в баню. - Если ты начнешь призывать в свидетели нашего славного доктора Куликова, и весь оперблок во главе с Буниной, то я сильно подумаю… - с немного натянутой веселостью начала было Ленка. - Не начну. Сеня не знает. И оперблок тоже. В карте поставили «Неизвестный». - Ну?! - Рауль де Бражелон. - А ты-то откуда знаешь? Неужто сам сказал? - Не поверишь, да! Кстати, - замялась Нина, - подозреваю, что все слышал Горский… Но сам он не скажет, какие выводы сделал, а мне не с руки спрашивать… Она полезла во внутренний карман куртки. Ленчик молчала и старательно водила пальцем по контуру эмблемы, украшавшей руль. - И вот это, - продолжила Нина, протянув подруге открытый медальон, - валялось на полу в машине, которая его привезла. Под носилки закатилось. Наступила тишина. Обе, молча, рассматривали белокурый локон. - Блин… - процедила Ленчик. - Что, блин? - Все, блин. Доорались, зажглась наша елочка… У нас гостит его отец. Теперь выругалась Нина. Душевно, длинно и заковыристо, как умеют ругаться только медики. - И он там сейчас…? - С Федей. Без паники! У меня уникальный конюх с высшим образованием и хромолапая Варюха в качестве охраны – ничего там с ними не случится, - и, помолчав, добавила. – Надеюсь… - Мать моя родная, а с собакой-то вы что сделали? - А шут ее знает. Бурьяном, наверно, лапу распорола, пока ночью скакала вдоль забора. Девушки замолчали, созерцая снежинки, падающие на лобовое стекло. Валяющаяся в пепельнице между сидений старенькая нокиа пискнула и моргнула экраном. Ленчик мельком взглянула на сообщение. - Поехали… Господин директор возжелал через два часа видеть меня, Кузю и сани…
Ленчик: Да. Йа кусочничаю. Безбожно. В чем заранее и каюсь. - Короче, жить будет? - Будет! Если ему Горский голову не оторвет за упаднические настроения. Теперь ты рассказывай! - потребовала Нина, изложив подруге все подробности ночной жизни отделения. – Что у вас с графом? Ленчик прищурившись смотрела на дорогу. Низкое зимнее солнце било в глаза, слепило до слез. - У меня? Ничего. - Не откручивайся! - Как бы тебе сказать… - Желательно, по-русски. Можно матом. Не первый день замужем. - Тогда я тебе процитирую Куликова – имеет все шансы на победу в конкурсе «Краше в гроб кладут». Под утро решил немножко поумирать, но полтора кубика сульфа его переубедили… Вопрос, надолго ли. - Сердце? - Угу… Недостаточность есть и нехреновая, скажу я тебе. - Смешанная что ли? - Да, леший его знает, - Ленчик задумалась, - Мне кажется, левый желудочек накрывается. Если я права, то дыхательная сердечную рано или поздно догонит. - Кстати, мать, а чего ты сульфа-то так скромно сделала? Там же два кубика – нормальная дозировка. В принципе, если все плохо, даже два с половиной можно… - Да, как бы, давление-то ни разу не повышенное, куда его еще опускать? - Логично, - протянула Нина. Жмурясь от солнца, она с наслаждением слушала шорох шин и шум мотора, - У вас, в санатории ЭКГ снять можно? - После десятого числа. У них каникулы. А лично мне докопаться до аппаратуры никто не даст - должность не та. Да, мы с тобой ее и не прочитаем нормально. - Хреново. Поликлинику нашу я даже не предлагаю… - Еще б ты предложила, без документов-то... Ленчик оценивающе посмотрела в зеркало на прижавшуюся к самому багажнику форда черную "девятку", потом фыркнула: - А представь! Бабули бы в очереди легли. Штабелем… Слушай, ты не помнишь, когда Шурик работает? Его я бы попробовала уболтать… - Шнайдера? – Нина недоверчиво покачала головой. – Не знаю... Ну, это ты с ним три года отпахала, тебе виднее… Вроде со мной завтра в ночь, но точно не помню. Они с этими праздниками так друг с другом переменялись, что теперь в графике сам черт ногу сломит. Я, по-моему, с Балашовым аж до февраля в одно дежурство не попаду… - С ним всем работать нравится, так что, держи ухо востро, - Ленчик оторвала взгляд от шоссе и назидательно посмотрела на подругу, - а то уведут твоего доктора в другие смены! Четверть часа спустя она остановила машину у КПП и несколько раз моргнула «аварийкой». Это был давно установленный сигнал – сотрудники. Зеленая створка ворот бесшумно поползла в сторону. Нина, не сдержавшись, съязвила: - У вас охрана территории, как та перевязь Портоса. С главного входа без роты спецназа не прорвешься, зато со стороны дач можно ходить, как к себе домой. Я три дырки в заборе за осень насчитала, пока к тебе в гости ездила. - Слушай, ну тебе крупно повезло, ты дырки находила! Я все мечтаю найти в лесу хоть кусочек этого самого забора… И ни фига!
Nika: Ленчик пишет: Под утро решил немножко поумирать, но полтора кубика сульфа его переубедили… Хорошо, что "немножко" хорошо закончилось! А то ведь граф еще тот упрямец!
Ленчик: Nika, ну... Во-первых, все медики немножко циники. Во-вторых, если человека можно "переубедить" одним уколом - это еще несерьезно. stella, затащим, не волнуйтесь. Никто не уйдет обиженным
Ленчик: Ленчик толкнула дверь конюшни, и застыла на пороге. Нина, заглянувшая через ее плечо, тихо ойкнула. Картина, представшая их глазам, была довольно обычной, но в данный момент абсолютно неожиданной. В проходе на развязках мордой ко входу стоял Казбек, вычищенный до атласного блеска, ни единой опилочки не затесалось в густой угольно-черной гриве. Прямо у него под ногами голова к голове устроились Атос и конюх, осматривая не то копыта, не то путовые суставы лошади. Граф молчал, зато Федя заливался соловьем... Девушки уловили что-то про непревзойденных карачаевских лошадей, их резвость, выносливость и покладистый нрав. «Лихо ж вы, батенька, поете! Ой, лихо! – про себя отметила Ленчик, - Про нрав это ты, дружочек, его с кем-то спутал…» Загрохотали по бетонному полу подкованные копыта – караковый жеребец, испугавшись внезапно открывшейся двери и хлынувшего с улицы яркого света, резко дернулся, заплясал на месте, храпя и раздувая тонкие ноздри. Мужчины дружно отшатнулись в стороны. - Ну, заходите уже, - как ни в чем не бывало позвал конюх, - холоду напустите. Девушки проскользнули внутрь и прикрыли за собой дверь. Убедившись, что опасности нет, Казбек мгновенно успокоился и снова принял горделиво-неприступный вид. Атос медленно выпрямился, придерживаясь за гриву жеребца, и чуть заметно перевел дыхание. Ленчик с некоторым облегчением подумала, что не знай она, к чему присматриваться, могла бы и не заметить. Неплохо. Хотя, больше было похоже на то, что лекарство просто еще не полностью «выветрилось». Видимо, в ее отсутствие конюх развил бурную деятельность по утеплению графа. Как раз ко двору пришелся серо-бежевый свитер из некрашеной верблюжьей шерсти, связанный фединой мамой, от которого сам Федя упорно открещивался третий месяц. То он светлый, то он кусается… А вот надо же пригодился… Граф кивком головы указал на правую переднюю ногу лошади: - Путо греется. - Хромает? Атос пожал плечами. Чутье подсказывало Ленчику, что граф чувствовал себя не настолько хорошо, как старался показать, однако озвучивать свои подозрения и задавать наводящие вопросы она не стала - не хотела оскорблять его гордость. Девушка присела перед жеребцом и, скинув варежки, быстро пробежала пальцами по сухим точеным ногам от копыта вверх и обратно. Внешне все выглядело абсолютно нормально, однако правая нога в районе путового сустава действительно была ощутимо теплее левой. Сердце у Ленчика медленно, но верно поползло в сторону пяток, она хорошо знала, сколько стоит эта лошадь, и что скажет директор санатория, если с конем что-то случится… Потянув за щетку, девушка заставила Казбека поднять ногу и осмотрела копыто снизу. Безрезультатно. Подошва была сухой и чистой, подкова сидела идеально. - Что ж за фигня? – задумчиво произнесла она. – Федь, проведи его туда-сюда пару раз. Конюх отстегнул карабины развязок, развернул коня и повел его по проходу. Караковый карачаевец был великолепен, и, казалось, сам прекрасно знал об этом. Он словно красовался напоказ – гордо вскинул горбоносую голову и легким танцующим шагом поплыл по коридору, выгнув шею и настороженно прядая ушами. Никакой хромоты не было и в помине. Пока Ленчик в растерянности возилась с Казбеком, Нина искоса поглядывала на Атоса. Он присел на сложенные в углу мешки с собачьим кормом и, скрестив руки на груди, наблюдал, как движется жеребец. Несомненно, сын был на него похож. Очень похож. Это было то самое фамильное сходство, которое незримой нитью связывает поколения. И все же Рауль был другим, и дело тут было не только в возрасте. Черты его лица были мягче и чуть более плавными, даже глаза, так похожие на отцовские, смотрели на мир совсем иначе. «А симпатичный, в общем-то, мальчик получился» - подумала Нина и сама себе удивилась. Виконт был примерно на год младше Феди, а назвать мальчиком конюха у нее бы язык не повернулся. Это взрослый мужчина, самостоятельный и умный. Достаточно самостоятельный, чтобы взять на себя ответственность и кормить семью. И достаточно умный, чтобы от его самостоятельности никто не пострадал... А еще где-то далеко, за много километров отсюда у него уже подрастали двое сыновей… От размышлений Нину оторвал резкий запах ментола, подруга растирала ногу Казбека охлаждающим гелем. - Пока в денник, а к вечеру посмотрим, - решила она и добавила. – Федь, откапывай сани, запрягаем Кузю. Она задумалась, понимая, что нужно, как минимум, представить подругу графу, и пытаясь сообразить, кого кому нужно представлять первым – мужчину женщине или младшего старшему. Затянувшуюся паузу нарушил конюх. Он с шутливой церемонностью представил девушек и, подхватив лопату, вышел на улицу. Атос первым нарушил молчание: - Сударыня, я бесконечно благодарен вам за оказанное гостеприимство. Ленчик с улыбкой пожала плечами: - Мы не сделали ничего особенного… - Сделали, - граф был чрезвычайно серьезен, - вы сделали очень много особенного. Могу я задать вам вопрос? - Сколько угодно. Они неспешно шли вдоль денников. У одного из них Атос остановился и, пристально взглянув на девушек, указал на табличку на двери: - Что здесь написано? Ленчик начала объяснять: - Ласка – это кличка лошади. Самоцвет и Ладога – происхождение, ее отец и мать. Орловская рысистая – это порода. Тысяча девятьсот девяносто восемь… Она запнулась. - Тысяча девятьсот девяносто восемь? Девушка подняла на него глаза и еле слышно ответила: - Год рождения… Граф задумчиво смотрел на лошадь: - Ей не меньше десяти лет… - Ей скоро будет четырнадцать, господин граф. Сегодня первое января две тысячи двенадцатого года.
stella: Атос начал складывать один и один и анализировать. Лапшу ему, похоже, никто на уши вешать не будет? Правда и только правда!
Ленчик: – Забавно, – ни к кому конкретно не обращаясь, произнес граф. Казалось, его внимание было полностью посвящено лошади. – И что же, в таком случае, я здесь делаю? Ласка не отвечала и продолжала невозмутимо поглощать свой обед, поглядывая на людей из-под пушистой челки, в которой запутались золотистые сухие травинки. На голубом недоуздке тоже висело несколько соломинок – прежде чем приступить к еде, животное старательно разворошило носом кучу сена, выбирая клочки повкуснее. – Простите мою прямоту, – осторожно начала Нина, – в данный момент вы рассматриваете ни в чем не повинную белую кобылу… – Светло-серую, – машинально поправила ее подруга. Ленчик не спускала с Атоса цепкого взгляда, пытаясь предугадать любую возможную реакцию. Наконец граф повернулся к ним и, чуть склонив голову набок, изучающе посмотрел на девушек. Разумеется, взволнованы. Обе. Но не боятся и глаз не отводят. Неплохо… Так будет проще вести разговор. И проще будет его закончить. На долгие беседы не было ни желания, ни сил. Предательская слабость, отступившая было, спрятавшись от утреннего солнца, снова подбиралась все ближе. С самым небрежным видом, на который он был способен, Атос оперся локтем на дверь денника и прикрыл глаза, борясь с нахлынувшим головокружением. В следующую секунду граф почувствовал, что его крепко, но очень аккуратно держат под руку. – Давайте, такие серьезные вопросы мы будем решать в более удобном месте? Голос Ленчика не выдал. Она давно научилась сохранять спокойные интонации в самых критических ситуациях, независимо от того, человек перед ней или животное. Частенько приходилось успокаивать запаниковавшую лошадь, разговаривая с ней тихо и ровно. Выдало другое - в устремленных на него карих глазах Атос прочитал абсолютно искреннюю, неподдельную тревогу, почти страх. Он смутно припоминал, что точно такое же выражение уже видел. Прошлой ночью. Болезненно застывший взгляд графа едва заметно потеплел. Он несколько мгновений позволил поддерживать себя, потом мягко отстранился. Извинившись, Ленчик отступила на пару шагов назад. Быстро оценив ситуацию, Нина решила перехватить инициативу и мирно возобновить разговор. Она улыбнулась и сделала движение в сторону тренерской: – Я даже знаю очень близко одно такое место. Там совсем даром раздают вкусный чай с плюшками и больших меховых собак. Стоило толкнуть дверь, как в коридор, от всей души размахивая пушистым хвостом, повизгивая и игриво припадая к полу, выскочила Варежка. Будучи некоторое время предоставлена сама себе, она успела благополучно избавиться от повязки на лапе; ошметки погрызенного бинта были разбросаны по полу. – Так, – констатировала Ленчик, подбирая белые клочья, – больная занялась самолечением… Нина поспешила прислониться к ближайшей устойчивой поверхности, понимая, что уклониться от бурных проявлений Варькиного восторга сегодня не удастся. И вовремя – собака, на морде которой было ясно написано: «Во-о-от кого я давно не видела! И как же я по тебе соскучилась!», проскочив мимо Ленчика и графа, радостно кинулась к ней и со всего размаху поставила передние лапы на плечи. Тяжелая, как у медведя, голова кавказской овчарки оказалась на одном уровне с лицом девушки. Нина в очередной раз поблагодарила про себя надежные бревенчатые стены конюшни. Она обхватила собаку за шею и от души запустила пальцы в косматый серо-белый мех. – Варюха! Здравствуй, красавица! Здравствуй, собакина! Так, тихо. Тихо! Без поцелуев... Стопчешь же меня, лошадь… Свали в туман! Дурища лохматая… Свали, кому сказала! – понимая, что силы явно неравны, девушка позвала на помощь подругу. – Лен, забери свою любвеобильную охрану! Я сегодня и без нее уже умывалась… Выставленная в коридор «охрана», с минуту размышляла снаружи, потом царапнув дверь мощной лапой, вернулась в комнату и уселась на пороге. Нина решительно показала ей кулак, и собака сочла за лучшее ритуал дружеского приветствия не продолжать. На пороге, чуть не налетев на Варежку, возник конюх. – Блин, Лен! Я-то сани откопал, а вы еще чиститься не начинали?! Ты хоть в курсе, сколько времени? – он указал на часы. – Пошел я хомут принесу, давай шустрее, уже. Сама же от Юдина огребешь… Времени действительно оставалось в обрез. За сорок минут нужно было вычистить Канзаса, запрячь его и доехать до площади перед главным корпусом. Нормально, если забыть о необходимости выбирать из густого Кузиного хвоста великое множество опилок, которые конь там старательно коллекционировал. Опозданий директор не терпел, раз сказал «к четырем», значит, без пяти надо уже стоять, как лист перед травой… Ленчик, с сожалением пожав плечами, сделала приглашающий жест: – Гостеприимной хозяйки из меня не получилось. Простите великодушно, но мне действительно оторвут голову, если я опоздаю… Располагайтесь, как дома! Нин, ты знаешь, что где – еда, чай, плюшки. Собака прилагается. В общем, рефрижераторное право помнишь? Оно тут на всех распространяется. Нина улыбаясь кивнула. Рефрижераторное право она помнила. – Сударыня, – неожиданно подал голос граф, – у вас принято позволять столь… вольное обращение со стороны слуги? При слове «слуга» Ленчик разом подобралась, и перевела на графа недобро полыхнувшие глаза. Улыбка и полушутливый тон исчезли в один миг. – Какого такого слуги? – медленно, слишком ровным голосом спросила девушка. Нина знала, что подруга заводится с пол-оборота, в особенности, когда решает, что обижают «своих». Этих «своих» было немного и посягать на них строжайше запрещалось кому бы то ни было. Сейчас Ленчик напомнила ей бычка на корриде, разъяренно роющего землю копытом. Не сорвалась, конечно… Скорее всего, всерьез и не сорвется, но так и пританцовывает на грани. – Вашего конюха. – Сейчас я вас, пожалуй, сильно удивлю… У нас нет господ и слуг. Совсем нет. И нет их уже довольно давно, – она говорила тихо, каждый раз отчетливо выделяя слово «нет». – Поэтому я бы очень попросила не причислять моих друзей к лакеям. Это лишнее. ******************** В четыре руки почистить огромного владимирца оказалось намного быстрее. - Что ты с ним сделал? – шепотом спросила Ленчик, смахивая последние пылинки с лоснящегося крупа лошади. Конюх неопределенно повел плечом: - Ничего. Разговорил. Сказал, что гибель близкого человека невозможно не почувствовать… Ну и… Короче, раз не почувствовал, значит все нормально и надо просто ждать… Девушка прислонилась к теплому шоколадно-коричневому боку Канзаса и задумчиво сказала: - Памятник тебе надо ставить… Блин, самородок от психотерапии… - Не надо мне памятник, - отмахнулся таджик, – лучше… В его черных глазах запрыгали лукаво-шальные чертенята. Ленчик вопросительно уставилась на Федю. Тот хитро подмигнул: - Лучше отбери у Зойки молоко. Девушка несколько секунд недоверчиво смотрела на него, потом уткнулась лицом в черную волнистую гриву и расхохоталась так, что лошади в ближайших денниках подняли головы, оторвавшись от сена. Смеялась она долго, сказывалось накопившееся напряжение. Успокоившись, Ленчик повернулась к конюху и тихо сказала: - Знаешь… Если бы это могло хоть как-то помочь, я б твою грешную козу всю жизнь доила. Он покачал головой и, на ходу застегивая куртку, направился к выходу. - Кстати, что у Казбека с ногой? Федя вернулся к ней и с видом матерого заговорщика шепнул: - Ничего. - Как это ничего? Может, в деннике ударился? Втроем же смотрели - сустав реально греется… Конюх загадочно ухмыльнулся: - Я думаю, уже перестал. Девушка ухватила его за куртку: - А ну-ка рассказывай, Айболит хренов! - Чего тут рассказывать? Замотал правую ногу флисовым бинтом, вот она и стала теплее левой. Я его чистил долго, минут двадцать, нога нагрелась... В общем, вы вовремя приехали, и окончательно спалиться я не успел.
Nika: Ленчик, как же у вас здорово получается! Ну почему вы каждый раз на самом интересном месте пропадаете? (Кстати, про кое-кого я вобще уже молчу. Совести у людей совсем нет )
Ленчик: Nika, спасибо Я не пропадаю... Меня аццки жрет работа. "8 марта" - цвяточки же... С 20го февраля по 6 марта - сутками без выходных. Спасибо, хоть из дома по удаленке можно. Но, чую, я такая интересная становлюсь, когда сплю по 2-4 часа в сутки
Nika: Ленчик Ну знаете, так же тоже нельзя, совсем вы себя для общего дела не бережете есть такая народная поговорка--если пиво мешает спорту, то ну ее, эту спорту
Ленчик: Выползая на белый свет из-под руин навалившейся работы... Начинало смеркаться. Потряхивая косматой гривой, Канзас широкой рысью бежал по укатанной лесной дороге. Звенели бубенцы на праздничной черно-голубой сбруе, под конскими копытами и полозьями саней пронзительно скрипел снег. В этом шуме Ленчик не сразу обратила внимание на доносящийся из кармана звонок. Она тихонько засвистела, притормаживая гнедого, перевела его в шаг и собрала вожжи в одну руку, второй доставая телефон. – Слушаю. – Где у тебя сульфокамфокаин? «Опаньки... Если Нина сразу взяла с места в карьер, даже без «привет»… Похоже, дело снова запахло чем-то нехорошим». – Шкаф у двери, третья полка снизу, бело-зеленая упаковка с желтой полоской. Спирт там же. Шприцы и жгут в нижнем ящике. – Не-не, жгут не нужен, - Нина поспешила успокоить подругу, - Все еще не очень страшно, я подкожно сделаю. – Если что, пни Федю, он в курсе, что где лежит... – Феди нету, Федя занят, – ответила она и повесила трубку. «Не маленькая уже, – подумала Ленчик, – пора бы запомнить, что такие вещи сами по себе не проходят… Можно сколько угодно снимать внешние симптомы, только причина, которая их вызвала, от этого никуда не денется». Семь лет медицинского стажа в самых «развеселых» местах – скорая и реанимация – существенно поубавили в ней врожденный оптимизм, раз и навсегда сняв розовые очки. Остался здравый смысл, и он теперь настойчиво твердил, что в этой ситуации нужен врач. Знающий врач, который прочитает ЭКГ, поставит диагноз и назначит лечение. Без врача она ощущала себя слепым котенком, который бестолково тычется из стороны в сторону, зря теряя драгоценное время. Девушка слегка шлепнула вожжой по широкому крупу и причмокнула, подгоняя лошадь: – Кузя, рысь! Давай, мальчик! В санях за ее спиной шутили и смеялись. Застоявшийся конь взмахнул хвостом, с явным удовольствием лег в хомут и потрусил дальше, постепенно ускоряя бег. Прозрачный морозный воздух снова огласился перезвоном бубенцов. На конюшню они вернулась уже в полной темноте. Ленчик, усталая и замерзшая, мельком заглянула в тренерскую, окликнула конюха: – Федь, пошли распрягаться… – Вы чего сегодня так долго-то? На улице ни разу не май месяц… Хвосты не приморозили? – Еще как приморозили… Народ как прорвало… Я даже не знала, что у нас столько в санаторий помещается. Юдин сказал – или до шести, или до последнего клиента. Так, клиенты, блин, в шесть-то и не закончились… Одно хорошо: я в качестве подарочка выгрызла из нашего любимого директора зарплату, – она полезла в карман. – Держи конвертик. – О, спасибо! А я тебе в качестве подарочка пошагал Тунгуса и Казбека. Больше никого не успел, извиняй… – Феденька, ты ж умница неописуемая! Я как раз с тихим ужасом представляла, как пойду темной ночью шагать застоявшегося Казбека, и где меня потом надо будет искать… Ты посильно отвлекал графа? Конюх смутился. –Вообще-то я об этом не думал. Просто решил, что эти двое гавриков первыми начнут от безделья денники разбирать… Ну и…Не до лошадей ему как-то. – Не до лошадей, – эхом откликнулась девушка. – Я, конечно, не врач ни разу, и не сильно-то разбираюсь… Мне кажется, сердце у него больное. Сильно. Я помню, как с бабкой моей было… Очень похоже. Только она у нас боевая была, до последнего дня держалась, нас с братьями строила… В шеренгу по двое… А тут… Как посмотришь, так кажется, что он и живет-то… через силу. А то и вовсе… Федя не договорил, отвернулся и начал раскручивать петли гужей, освобождая оглобли и дугу. Они в молчании распрягли Канзаса, обтерли его соломой, разобрали и развесили по местам сбрую. Едва переступив порог своего денника, конь с довольным фырканьем улегся валяться в чистых опилках, по-своему сушил пропотевшую шкуру. – Завтра опять весь хвост перебирать, – заметил конюх – Нет уж дудки… Я его перед сном сегодня заплету полностью, чтоб больше так не мордоваться. Походит пока с косичками, – Ленчик подхватила на руки крутившуюся рядом кошку. – Иди сюда, животная! Дай я хоть об тебя погреюсь… – Ты лучше об ужин погрейся, – посоветовал Федя. Она кивнула: – Обязательно. Вы ели уже? – Мы с Нинкой ели… – В смысле? – В прямом, блин! Кошка, переливчато мурлыча, вывернулась из рук девушки и забралась к ней на плечи, устроившись там теплым воротником. – Я сейчас пойду… и оторву голову, – со вздохом пообещала Ленчик. – Нежно и ласково. Я еще не решила, кому из вас троих, но кому-то точно… Конюх предостерегающе придержал ее за рукав: – Слушай… Ты потише все-таки… – Я буду тиха, как украинская ночь, – мрачно успокоила она и шагнула в комнату. Атос поднялся ей навстречу: – Сударыня, я должен попросить у вас прощения… Девушка опешила. – За что, если не секрет? – За неудачный вопрос о слугах. Я не хотел оскорбить вас своей бестактностью. Разговор повернулся настолько неожиданной стороной, что боевой настрой стремительно улетучивался. Ленчик вдруг ясно и отчетливо поняла, что больше никогда и ни под каким видом не позволит себе резкого тона по отношению к графу. И никому другому, пожалуй, тоже. Она всегда делила мир на «своих» и «всех остальных». Все остальные ее мало интересовали, в то время как за своих можно было, не задумываясь, порвать на тряпки весь белый свет. Своих было мало. Очень мало. Едва ли набралось бы с десяток. И седой, измотанный человек, который, едва держась на ногах, стоял сейчас перед ней и извинялся за какую-то, прости Господи, фигню… с этого момента тоже был своим. – Но вы же не могли знать заранее… Вы не оскорбили меня. Все хорошо. Честное слово, все нормально. Кошка, которой тем временем надоело изображать воротник, грациозно встала и, выгнув спину, принялась переминаться с лапки на лапку, вцепляясь в свитер острыми когтями. Ленчик перехватила за шкирку протестующе мявкнувшее животное, сняла с плеча, но на пол не отпускала, продолжала держать на руках. – А вы уже успели обсудить, насколько изменился мир? – Совсем немного. К сожалению… – К сожалению, мы только сейчас добрались до этого разговора, – Нина за спиной графа делала подруге жесты, которые та перевела примерно как «Улыбаемся и машем!». Ленчик не поняла из этой пантомимы ровным счетом ничего. Она пробралась к маленькому дивану у окна и устроилась там, накинув на плечи спальник. – Если что, я тоже готова отвечать на вопросы. Насколько смогу. Атос согласно кивнул. – Я вижу, вам непривычно обращение «сударыня». Как я должен вас называть, чтобы все мы избежали неловкости? – Верно, – ответила Нина. – Непривычно - это мягко сказано. Сейчас можно назвать женщину «сударыня», но, скорее всего, вас не поймут. В лучшем случае, решат, что вы пошутили. Обычно между собой мы называем друг друга по имени. Наверное, это будет самым простым вариантом. Титулы у нас не в ходу, да и мало у кого они есть. По фамилии… тоже не лучший выход. – Просто по имени? – Да, – поддержала Ленчик. – Просто по имени. Она указала рукой в сторону подруги, как бы представляя ее еще раз: – Нина. Потом повернулась к только что вошедшему конюху: – Федя. – Чего? – не понял тот. – Ничего. В смысле, Федя – это ты. Следом очередь дошла до кавказской овчарки, которая дремала у двери, свернувшись лохматым пегим клубком. – Варя. Она же Варежка. Она же собака страшная. – Варежка… Атос повторил непривычную кличку. Собака подняла голову, услышав, что речь идет о ней, перевела взгляд с Ленчика на графа и неуверенно вильнула пушистым хвостом. Конюх, устроившийся на краешке стола, присоединился к разговору. – Кошка. Он кивнул на сосредоточенно умывающегося изящного хищника. – Кошка? – Кошка. – Имя? – в голосе Атоса прозвучало непонимание. – Это и есть имя, – с улыбкой пояснила Ленчик, почесывая зверька под челюстью. – Все просто. Это кошка, которую зовут Кошка.
Ленчик: Снаружи, за окном просигналила машина. – Мы еще гостей ждем? – невинно поинтересовалась Нина. Конюх, пожав плечами, направился к двери, Варежка вскочила и потрусила следом. Из конюшни она выскочила первой, оглашая морозную темноту угрожающим низким лаем. Вернулся Федя в сопровождении рослого, крепко сложенного мужчины лет тридцати пяти-сорока. Нина подумала, что, если бы викинги могли носить черные куртки-«косухи» с бахромой, джинсы, выцветшие до полной цветовой неопределенности, и кожаные перчатки без пальцев, то перед ней, несомненно, стоял бы один из них. Сходство с древними скандинавскими воинами усиливали светло-голубые глаза, густые, соломенного цвета волосы, собранные в хвост, и пышные усы. У плеча красовался прицепленный к погону куртки лисий хвост. Незнакомец остановился на пороге и поднял правую руку в приветственном жесте. В левой он держал объемистый рюкзак. – Ого, сколько у вас тут народу! Вдвое больше, чем обычно, – прогудел он, окинул взглядом комнату и рявкнул. – Так!!! А ну, иди сюда, поганка! С этими словами он шагнул внутрь, неся с собой запахи промасленной кожи, конского пота и автомобильной смазки. В тренерской сразу стало шумно и тесно. Атос заставил себя вскинуть голову и смерил незваного гостя ледяным взглядом. Однако, хорошим манерам никого учить не потребовалось. – Мишка!!! Ленчик отбросила спальник, под которым грелась в обнимку с кошкой, вихрем промчалась через всю комнату и, смеясь, повисла на шее у гостя. Тот легко подхватил ее свободной рукой, приподнял и аккуратно поставил на место. – Ну?! Редиска нехорошая! Тебе еще не надоело добрых людей по ночам будить?! – Слушай, конунг! Я ж не виновата, что ты спишь, когда у меня лошади расковываются. Нина усмехнулась про себя. «Объяснила!... А ему идет прозвище! Такому в самый раз ходить на драккаре по бушующим волнам и славить грозных северных богов». – Только у тебя, – коваль грохнул рюкзак на пол. Внутри что-то лязгнуло, – вот только у тебя они вечно расковываются, когда я сплю. Ни в Васильевском, ни в «Альфе», ни в «Пируэте»! Нигде больше! – Так получилось, – Ленчик шутливо возвела глаза к потолку – И вообще, ты откуда? Ты же сказал, что завтра вечером приедешь. – Так я и приехал… уже завтра. – Погоди-ка, мы с тобой говорили сегодня в пятом часу утра… – Не спорь со старшими! – «викинг» погрозил девушке пальцем. – Когда я выспался, тогда и завтра! И вот еще что… Я, конечно, спал, но прекрасно помню, как кое-кто высказывался о разнице между мужчиной и ковалем. Можешь бухтеть дальше, я внимаю! – Все, братец, тема закрыта. Нисколько не обидевшись, он добродушно хохотнул и полез в рюкзак. – Закрыта, значит, закрыта. Тогда, я вас сейчас отпоздравляю… А потом, моя маленькая сестренка по прозвищу Биврёст, мы с тобой займемся копытами и подковами. – Мама дорогая! – изумилась Ленчик. – Ты все еще помнишь это имя?... Мишка серьезно кивнул. – Конечно. Идет оно тебе, – и подмигнул с улыбкой. – Заметь, и ты продолжаешь звать меня конунгом. Из глубин рюкзака он вытащил кое-как смотанную в большой бесформенный клубок гирлянду и, помедлив секунду, вручил ее Феде. – Держи вот, у меня в гараже все равно без дела валяется… С наступившим! Ты в этом доме за хозяина, тебе ее и вешать. А то как-то у вас тут вообще… Непразднично. И добавил, обращаясь к девушке: – Давай шустренько, тащи… Кто там у тебя разутый? Вороная Мишке понравилась. Он только в самом начале поинтересовался: – Где это ее так интересно подковали? – Понятия не имею, – искренне ответила Ленчик. Оставшиеся три подковы было решено снять и ограничиться расчисткой, все равно, в ближайшее время серьезной работы ей не предстояло. Шери показала себя прекрасно воспитанной лошадью, ни разу не проявив страха или недовольства, не сделала ни одной попытки ударить или укусить незнакомого человека. Закончив возиться с копытами, коваль с видом знатока несколько раз обошел вокруг кобылы и одобрительно похлопал ее по шее. – Хороша девка! Ладная! Красотка, ну, какая ж ты красотка! Он трижды плюнул через левое плечо и пояснил: – Чтоб не сглазить! Ганновер с кем-то? – Вроде того, – уклончиво ответила девушка. – Сколько? – Как обычно, штука. Одна расчистка. Ленчик полезла в карман джинсов, где лежала только что полученная зарплата, и протянула деньги. Тот удивился: – А что не переводом? – На карточку тебе за Реплику и за Тунгуса после праздников скинут. Ковка и расчистка… А это не санаторская лошадь. – Ясно, – понял Миша, – частная, что ли? Она кивнула: – Частная. Вороную вернули в денник. Коваль снял фартук и, перешучиваясь с девушками, торопливо собирал в рюкзак инструменты. – Мишк, может, мы тебя хоть чаем напоим? – Ленчик стояла снаружи, в проходе, подпирая дверную притолоку. – А можем заодно и ужином накормить. Какой-то ты сегодня стремительный, как не знаю кто - прискакал, расчистил и умчаться норовишь, сломя голову… В ответ он только замахал руками: – Не-не-не, сестренка, никакого чая! У вас тут хорошо - природа всякая, сосны, гитара настроенная… Но сегодня никак не могу! Пойдем-ка, ты торжественно выпроводишь меня за ворота и помашешь мне лапкой. Я обещал к ночи быть в Коломне… А уже почти десять! Короче, поехал я, меня отец ждет. Нина увидела, как при этих последних словах внезапно потемнели глаза графа. «Ой, конунг!...» – мелькнуло у нее. – «Ой, как же зря ты это ляпнул!» Атос не выдал своих чувств ни единым вздохом, только тонкие пальцы, расслабленно лежавшие на подлокотнике дивана, едва заметно дрогнули. Девушка лихорадочно соображала. «Сульф будет действовать еще часа три, это в самом худшем случае. Чтобы поговорить этого хватит. Случись что, Ленка вроде не пила, машина под окном, до города минут сорок ехать… Время есть, так что, хватит ходить кругами...»
Ленчик: Огромное спасибо Стелле :)
Ленчик: Я даже с опережением собственного графика )) Придерживая створку ворот, Ленчик терпеливо ждала, пока старая, видавшая виды темно-синяя мишкина «паджера», деловито урча многократно перебранным двигателем, выбиралась на лесную дорогу. Свободной рукой девушка придерживала за ошейник собаку, чтобы та случайно не подвернулась под колеса. Когда машина отдалилась на достаточное расстояние, она отпустила Варежку, но возвращаться в конюшню не спешила. Иссиня-черное небо было сплошь усыпано яркими звездами. На заснеженных верхушках сосен уютно устроилась почти полная луна, как всегда в морозные ночи окруженная мутно-радужным ободком. В лесу что-то зашуршало, с веток посыпался снег. Собака устремилась в темноту, но вскоре вернулась, не обнаружив ничего интересного. Ленчик наблюдала за ней, слушая в трубке длинные гудки. Наконец Шнайдер отозвался. Судя по шуму на заднем плане, он вовсю отмечал новый год. Куда Ленка пропала? Почему не заходила в гости? Да, вот, как-то у Ленки с гостями не складывалось… Но она может исправиться хоть прямо завтра… Только ей нужен не только он лично, но еще и кардиограф не помешает. Да, он завтра работает. Да, можно заскочить, но лучше ближе к ночи, когда не будет Горского, дабы не огрести за бардак в отделении. Конечно, огребать никому не хочется. Ну, разумеется, он понял, что ей нужна помощь и постарается сделать все, что сможет, но лучше обсудить при встрече. Давай при встрече… Скрипя валенками по рыхлому снегу, подошел Федя и сунул девушке в руку свернутую в трубочку жесткую бумажку. Повесив трубку, Ленчик разжала кулак и к своему удивлению обнаружила там пятьсот рублей. – Ты с дуба рухнул, сын Рокфеллера? Конюх упрямо качнул головой, отступая так, чтобы она не могла дотянуться до его карманов и вернуть деньги. – Даже не думай отказываться. – Это что еще такое? – Половина расчистки. Девушка с улыбкой тряхнула головой: – Ты балда… – Ты не лучше. Договорилась с врачом? – Почти. Осталось договориться с графом. Федя ободряюще хлопнул ее по плечу: – Не бойся, как-нить прорвемся! Нина перебралась к столу и устроилась напротив графа. – Я вынуждена задать вам вопрос, который может показаться некорректным. Поверьте, я не хочу вас обидеть… Но я просто обязана спросить… – Спрашивайте. Слишком ровный голос. Слишком спокойный. Такое спокойствие уже граничит с безжизненностью. Девушка глубоко вздохнула, словно собиралась нырнуть в ледяную воду. – Простите меня, господин граф. У вас есть сын? Атос вздрогнул. Он медленно склонил голову, волнистые волосы упали вперед, закрывая лицо. За стеной раздавалось размеренное похрустывание – Казбек получил свою порцию сена и теперь, не спеша, воздавал ему должное. После долгого молчания граф глухо ответил: – У меня был сын. – Почему вы так говорите? – Я хорошо помню, какое сегодня число. Между нами три с половиной столетия... Но почему вы об этом спросили? – Сейчас попробую объяснить, – она пыталась поймать взгляд собеседника, – хотя это будет довольно непросто. Атос резко выпрямился и, откинувшись на спинку дивана, в упор посмотрел на девушку. – Говорите прямо, – посоветовал он. – Правда будет наименьшим злом. Нина почувствовала, как по спине до самого затылка колючей волной хлынули мурашки. «Господи, таких совпадений просто не бывает! Я уже видела эти глаза! Буквально сегодня ночью…» И все же контраст был неимоверный. Под испытующе-строгим взглядом графа, ей стало не по себе. Она мысленно попеняла и ковалю, и подруге. Первому за то, что утащил Ленчика, второй – за то, что согласилась проводить Мишку и оставила ее в одиночку вести разговор. – Хорошо. Если что-то будет непонятно, сразу спрашивайте, я буду объяснить. Он кивнул. На пустующий табурет у стола бесшумно запрыгнула кошка, немного посидела, уставившись в пространство, словно рассматривала что-то интересное, видимое только ей, и принялась сосредоточенно умываться. – Я работаю в больнице… В госпитале, – девушка старалась подбирать наиболее понятные формулировки, – Я была на дежурстве вчера ночью, когда привезли одного человека… Само по себе это не странно – к нам поступает много людей. Но есть несколько неувязочек. Сейчас, как правило, никто не носит при себе оружия. Ни холодного, ни огнестрельного. Конечно, народ иногда друг в друга постреливает, но достаточно редко. Так вот… Наш ночной пациент был ранен… В него стреляли, но у нас никто не смог определить, из чего. Мне кажется, что оружие было совсем не современным… Равно как и его одежда. И наконец… Граф не сводил внимательных глаз с рассказчицы, словно боялся упустить хоть слово, он слушал молча, не перебивая, необычайно собранный и напряженный. Нина собралась с мыслями и закончила: – И наконец, он молод и очень похож на вас. Она замолчала. – Где сейчас этот человек? – спросил Атос, голос его едва заметно дрогнул. – Я могу его увидеть? – Сейчас он в больнице. Насчет увидеть… Тут все довольно сложно, но можно попробовать… Девушка задумалась. С посещениями в реанимации все было более чем строго. Хлопнула входная дверь. Первой, улыбаясь во всю пасть, в тренерскую ввалилась Варежка, за ней последовал конюх, третьей заглянула Ленчик и с порога сообщила: – Завтра после десяти вечера нас ждут в реанимации. Я договорилась со Шнайдером. Нина от неожиданности подпрыгнула на стуле. – Господи! Ты мысли читаешь? – Еще нет, а надо? – Когда будет надо, я скажу… И, обращаясь к графу, уверенно договорила: – Да, вы сможете его увидеть. Завтра вечером.
Железная маска: Ленчик , ну мы же не хотим Вас умучить. Мы подождём. только недолго, ладно? Ну, с денёк-другой я ещё выдержу. Не оставляйте бессонную ночь на моей совести!
Ленчик: stella, Диана, кого утешу, кого разочарую, но до вечера граф доживет, будьте спокойны. Железная маска, я как-то уже объясняла свою позицию по поводу быстрого написания следующих частей. Вся проблема в том, что я слишком привыкла, делать что угодно либо хотя бы относительно хорошо, либо не делать никак. Поэтому и не выкладываю очередной кусок, если вижу, что он откровенно сырой или где-то в чем-то не соответствует вот этой моей собственной внутренней планке. Или просто, если не могу передать нужное настроение (не свое, а текста).
Железная маска: Ленчик , доживёт до вечера - уже хорошо. Я всё понимаю. Просто Вы к такому моменту подбираетесь, который очень хочетсчя прочитать.
Roni: Соглашусь с Железной маской. Момент, о котором хочется прочитать. Но мне еще один вопрос покоя не дает. Гости потом остануться в нашем времени или "до дому , до хаты"? Всё-всё, сидим тихо, автора не сердим,и ждем продолжения
Катарина де Жерен: Ленчик, у Вас замечательно получается! Спасибо, что пишете и радуете нас!
Гиллуин: О, какая история! Подобные истории, несмотря ни на что, милы моему фанатскому сердцу...
Ленчик: – Это некоторых в реанимации ждут к десяти вечера, – Нина перевернулась на живот и, подперев кулаком щеку, рассматривала развешанные вдоль стены седла, – а меня к восьми утра… Ух ты, у вас второй вестерн? Вкусный какой!... Моего любимого рыжего цвета! От удивления Ленчик села на их общем импровизированном матрасе, состоящем из пары туристических ковриков и войлочной попоны, и даже пропустила мимо ушей вопрос про новое седло. – То есть как к восьми утра? – Ну, сутки у меня… – Сутки через сутки? Железный человек! Ты зачем на это подписалась? – Дашенька попросила с ней поменяться, – девушка махнула рукой. – Зато я освободила себе лишние дни в конце месяца. Ленчик покачала головой и притянула к себе дремлющую Варежку. Собака, приоткрыв глаза, несколько раз сонно вильнула хвостом и лизнула ее в ухо. Овчарка не осталась в тренерской, а увязалась с девушками, которые отправились спать в амуничник, и теперь наслаждалась тем, что люди находятся на одном уровне с ней, на полу. – Хочешь сказать, что я завтра вечером буду в одиночку таксистом работать?... – Тебя что-то смущает? – почувствовав легкую неуверенность подруги, Нина попыталась пошутить. – Собак-кошек ты возила, лошадей возила. Что, человека не довезешь? Ответа пришлось ждать несколько минут. – Не знаю я. Случись что по дороге, я ж в две секунды руль-то бросить не смогу… И вообще… у меня самой руки трясутся. – Ленок, не свисти. Трясущимися руками с первого раза в вену не попадают. Хлопни валерьяночки. И Федю возьми. За компанию. – Валерьяночки, как же! Спиртовую-то настоечку, самое оно. И за руль, ага? – Ленчик язвительно фыркнула и продолжила почесывать собачий загривок. – А если мы с Федей свалим отсюда вдвоем, и это дело всплывет, то нас уволят прямо завтра. Обоих, дружно. Более двадцати лет тесной дружбы научили девушек легко находить подход друг к другу. – Ишь ты какая, настойки захотела! – Нина подхватила шутку, раззадоривая подругу. – А валерьянка в таблетках вас, барыня, уже не устраивает? – Так они ж горькие, мерзкие… – Эээ, раз ты такая разборчивая, значит, жить будешь. – Буду, буду, – шутливо проворчала девушка, – куда я от вас денусь? Подолгу заниматься собственными переживаниями Ленчик не любила и не умела. Непоседливая, деятельная натура требовала активно искать и перебирать все возможные выходы. Через минуту она уже читала вслух список контактов из телефона: – «Алена», «Алла». Это мимо. Не наш случай. «Андрюха козел морковь»… – Господи, кто это? – Мужик с овощебазы, морковку нам возит. – А за что он козел-то? – УАЗик у него. «Козлик» тентовый. Но он тоже не подойдет, как ты понимаешь. «Валерий». Хм… Интересно, а это кто такой и откуда у меня его номер?... «Василий Алибабаевич». Только в самом крайнем случае! С ним, конечно, и в разведку можно, но обиженным не уйдет никто. Дальше на «В» - ветеринары всех мастей и профилей… «Горский» Да, отлично просто… «Джампер»… «Джул»… «Дима конюх» - это можно стирать, его года два назад уволили. Пить надо меньше… Устроившись на теплом боку Варежки, как на меховой подушке, Нина слушала длинный перечень с подробными комментариями. Собака абсолютно не протестовала против такой роли, она безмятежно спала, растянувшись во всю длину между девушками. Ленчик тем временем подбиралась к середине списка: – … разнообразные Иры и Ирины в количестве пяти штук. Ага… Кажется, я знаю, кто завтра с нами поедет… Вот надежный человек, почти медик… Которому можно позвонить среди ночи и нести полный бред. И который меня после этого не пошлет подальше. А главное, который не решит, что мы тут все дружно поехали крышей. По крайней мере, сразу не решит…
stella: Наконец-то! Пауза больше так не затянется?
Ленчик: stella, я уже говорила, что я обожаю, как вы задаете вопросы?
Гиллуин: Плюс один вопросу Стеллы
Nika: Гиллуин пишет: Плюс один вопросу Стеллы Плюс много
stella: Каждое утро, вылазя на форум, я питаю робкую такую надежду: а вдруг Ленчик к утру что-то и выставила?
Ленчик: stella пишет: а вдруг Ленчик к утру что-то и выставила? А Ленчик только-только решила попробовала по ночам... спать. И вроде даже понравилось... Но, видимо, сие развлечение придется отложить
stella: Когда до такой степени заводишь народ, что ему не спится... последствия приходится расхлебывать!
Ленчик: Все-все, поняла, прониклась)) Спать - отменяется
Железная маска: Ленчик, иногда лучше думается по утрам...а также дням и вечерам... А ночью тогда, так и быть, можно спать...
Nika: Железная маска пишет: иногда лучше думается по утрам. За утренним кофе таки-да, подтверждаю, причем после хорошего ночного сна
Железная маска: Ой, Ленчик , счас мы тебе здесь столько мудрых советов надаём! Знай, пиши...
Диана: (вздыхая) у Ленчика, похоже, уже не здоровый сон, а летаргия
Железная маска: Соловьи, соловьи, не тревожьте Ленчиков солдат, пусть Ленчики солдаты немного поспят...
stella: Все, я, наверное, так и не дождусь продолжения.
Ленчик: Диана пишет: (вздыхая) у Ленчика, похоже, уже не здоровый сон, а летаргия Мое начальство старательно опровергает сие утверждение Железная маска, ну... иногда, признаться всплывает странный вопрос: "Кто такая "Спать" и почему я ее все время хочу?" stella, меня так и подмывает задать нескромный вопрос... Но я не буду :)
Калантэ: Диана пишет: Ленчика, похоже, уже не здоровый сон, а летаргия - а хотите, я кого-нибудь покусаю? За наезды! За время общения я отчетливо поняла две вещи: Ленчик способен за день переделать столько дел, сколько мне и за три не одолеть, а вторая - это что если Ленчик чего-то не делает, значит, зарез со временем. Полный. Ленчик пишет: Кто такая "Спать" и почему я ее все время хочу? - я слышала другой вариант: "Я люблю Спать и Спать любит меня, но Утро не хочет, чтобы мы были вместе... " :-)
Железная маска: Ленчик способен за день переделать столько дел, сколько мне и за три не одолеть, а вторая - это что если Ленчик чего-то не делает, значит, зарез со временем. Полный. Или Ленчик делает не то, чего ждёт народ на форуме. Что вполне понятно.
Nika: Калантэ Между прочим, кое-кто тоже кое- что начал и незакончил на самом интересном месте... это намек
Ленчик: Калантэ, спокойно, не надо никого кусать. Спасибо за поддержку, но мои способности явственно преувеличены. Я просто мало сплю и много бегаю. Железная маска, ага! Например, работает. И поскольку расставаться с этой работой соооовсем не планирует, то забивать на нее (работу) не будет.
Белошвейка: Дамы, будем иметь терпение! Автор не брал на себя трудовых обязательств Шехиризады Мне тоже давно хочется увидеть продолжение, но когда Муза и осеняемая ей Ленчик заняты сверх меры, наши просьбы и намеки их будут только зря тревожить.
Ленчик: Диана, я не совсем поняла смысловую нагрузку вашего последнего комментария А Ленчик, между тем, не просто выспалась, а, мягко говоря, бессовестно выдрыхлась...)) Было начало двенадцатого. Время, в общем-то, совсем детское, особенно, если вспомнить, как обычно отмечают в России новогодние праздники. Поэтому Ленчик практически без колебаний нажала зеленую кнопку вызова и подошла к окну, кивая головой в такт заводной мелодии, заменяющей привычные гудки. Вскоре в трубке раздался знакомый бодрый голос. После короткого приветствия Ленчик сразу перешла к делу: – А чем ты, моя прелесть, занимаешься завтра вечером? – А что, есть предложения? – Хочешь, я тебя развлеку? «Прелесть» помедлила несколько секунд и задумчиво ответила: – Ну, наверное, хочу… Что-то мне твоя интонация как-то подозрительна. Что затевается? – Уже затеялось. Само... – Топор брать? – Не, жалко. – Да ладно тебе, у меня их два... – Мне не топор жалко, – не сдержавшись, Ленчик фыркнула, несмотря на всю серьезность ситуации. – Твоя сможет завтра прискакать на конюшню в районе восьми-девяти вечера? – Если ты меня на станции подхватишь, то могу. А что такое случилось-то? – Подхватишь, подхватишь… Будучи твердо уверенной, что все случившееся четко подходит под определение «нетелефонный разговор», девушка попыталась незаметно пропустить мимо ушей вопрос собеседницы, но не тут-то было. – Ленчик, твоя немногословность меня пугает. Что у вас там творится? – Новый год у нас творится... Приедешь, тоже напугаешься, за компанию. Нам тут по зарез нужны прямые руки... И трезвая голова с крепкими нервами. Пауза затягивалась. – Ты можешь, блин, объяснить, что случилось? А то будут тебе крепкие нервы... – Не бухти. Я, видишь ли, ищу компанию, чтобы довезти одного... хорошего человека от конюшни до больницы. Рыж, никто ни с кого не падал! И, запоздало сообразив, что с последним заявлением она явно погорячилась, поспешила добавить: – Почти... – Я не бухтю. Я нервничаю. Мало ли что и с кем вы там отчебучили. Приеду, конечно... А что, это все большая тайна - кто, что, почему? Нет, объяснять все сейчас, по телефону было совсем неприемлемо. К тому же Ленчик отчетливо понимала, что сообщить человеку вечером первого января такие новости, а потом пожелать спокойной ночи будет явным издевательством. – Пока давай лучше будет тайна. Смсни мне, как решишь, ко скольки подгребать к платформе. – Надеюсь, пациент не буйный? – Пациент, блин, тихий, – Ленка мрачно уставилась на морозные узоры на стекле. – Совсем тихий… Честно. Не нужен топор. – Тогда почему такая таинственность? – Да потому, что твоя крыша рискует последовать за моей! Догнать ее и перегнать. – О как! То есть ты думаешь, что меня лучше ставить перед фактом? – Я тебя встречу, собственноручно накормлю валерьянкой и все честно скажу! – Валерьянку необязательно, лучше портвейн. На том и порешили. Окончив разговор, девушка бросила телефон на подоконник и резко опустилась на спальник рядом с Ниной. Та оценивающе посмотрела на подругу и слегка подтолкнула ее локтем: – Ленко?... Не истери. – Я не истерю. – Вот и не истери. – А я и не истерю! – Слушай, Малыш… – Слушай, Карлсон!… Несколько секунд они изучающее смотрели друг на друга, и вдруг обе негромко рассмеялись. – Спать давай, – заключила Нина, сворачиваясь клубочком, спина к спине с Варежкой. – Завтра все будет ясно. Утро вечера мудренее.
stella: Ленчик, это ведь предпоследний полустанок? Впереди еще одна- другая встреча, потом поездка в машине... как всегда-отлично, но мало.
Ленчик: Дамы, давайте-ка я немного проясню положение вещей, т.к. сложившаяся ситуация начинает несколько напрягать. Я понимаю, что все дружно ждут от меня душещипательного описания некоего момента. Это прекрасно. А что делать, если я сей момент вижу совсем по-другому? Или вообще его не вижу? Или вижу, но года, например, через пол? И что делать, если байка не про сей момент и вообще не про душещипательные описания? А, например, про то, что в жизни просто случается всякая фигня... Я в данном случае говорю абстрактно, просто стараюсь объяснить, что если все уже заранее ждут каких-то конкретных сцен, то мне проще тихо умыть руки, т.к. на заказ такими вещами я заниматься отказываюсь категорически. Надеюсь, никого не обидела. Извините, если кого-то все же смогла.
stella: по другому- так это же еще интересней!
Диана: Не, конкретных сцен не жду. И за особой душещипательностью не гонюсь. Но что что-то должно произойти - намекают. Вот "чего-то" и жду. С большим интересом
Диана: Поэтому очень надеюсь, что автор сильно нервничать не будет. Совсем без вздохов не получается - я ж лопнуть могу от любопытства
Гиллуин: Ленчик пишет: - Рыж, никто ни с кого не падал! И, запоздало сообразив, что с последним заявлением она явно погорячилась, поспешила добавить: – Почти... Это прекрасно! Почти не падал...
Ленчик: Вновь небеса налились Мёдом янтарной зари, Солнышко Огненный Лис Высунул нос из норы. Звонкое эхо проснулось, подхватило слова и, играя, потащило их по широкому пустому проходу конюшни. Звуки живого человеческого голоса, возникшие где-то на самом краю сознания, вывели графа из глубокой задумчивости. Он вздрогнул и медленно отвел взгляд от неподвижной черноты за окном. Высунул нос из норы И побежал в небеса, Как отряхнулся от сна - Пала на землю роса. Из-под двери пробивалась узкая золотистая полоска света. Поздний вечер или раннее утро? Впрочем, это было не важно. Все, что не «завтра после десяти вечера», не имело сейчас большого значения. Пала на землю роса, Птицы запели в лесах, Солнышко Огненный Лис… Негромкая песня внезапно оборвалась окриком: – Тунгус! Ногу поставь! Последний раз предупреждаю… Со всех сторон разом всплыли другие звуки. Мерно тикали часы, всхрапнула лошадь, что-то сопело и брякало – похоже, собака в коридоре старательно вылизывала свою миску, гоняя ее вдоль стены. Все-таки утро… Еще одна бессонная ночь осталась позади. Будет кататься в траве, Солнечных зайцев гонять, Хвост распустив до земли, Будет до ночи гулять. Граф поймал себя на том, что внимательно вслушивается в незнакомые строки. Он очень давно не слышал песен. Таких песен, пожалуй, не слышал никогда. Ни слова про героев, ни слова про любовь, ни слова про подвиги… Привычным движением Атос потянулся, чтобы поправить сползший плащ и замер, ощутив под пальцами густой кудрявый мех. В глубине души шевельнулось чувство тихой признательности. Видимо, он все же забылся коротким сном, и ночью кто-то, не желая тревожить, накинул ему на плечи теплую овчинную безрукавку. Солнышко Огненный Лис Ловит свой пламенный хвост, Катится к краю земли, Катится день под откос. С ночью пришла тишина… – Тунгус! Звонкий шлепок возвестил о том, что предупреждение действительно было последним. – Бессовестная ж лошадь! Щелкнули об пол копыта, конь переступил с ноги на ногу и, судя по наступившей тишине, наконец замер на месте. С ночью пришла тишина, И улеглась суета. В небе танцует луна - Беленький кончик хвоста. За оконным стеклом жалобно поскуливал ветер. Атос опустил голову на руки и закрыл глаза. В темноте локоть его наткнулся на что-то маленькое и теплое, что тотчас же встрепенулось и отпрянуло в сторону. Разбуженная кошка, коротко муркнув, потерлась пушистой щекой о руку графа, на секунду замерла в раздумье и одним мягким прыжком растворилась в темноте, отправившись по своим кошачьим делам.
stella: Ленчик , а что это за песня? Зрительная какая! Просто обалденная!
Диана: Песня изумительная! А как настроение графа сразу ощущается - как на собственной шкуре...
Железная маска: Ленчик пишет: Таких песен, пожалуй, не слышал никогда. Ни слова про героев, ни слова про любовь, ни слова про подвиги… Да уж. Какая странная песенка. stella, песню можно услышать вот хотя бы здесь: http://sunlyric.net/30206-solnyshko-ognennyjj-lis.html
stella: Слова дивные, а вот исполнение мне не очень... Почему-то представлялась другая мелодия. Вообще без гитары. Что -то прозрачное и широкое... Вижу это, чую музыку, но совсем не такую. Тот же голос, выводит мелодию, но не ту.
Камила де Буа-Тресси: А мне понравилось, и мелодию почти угадала я) Песня - золото. Такая хорошая-хорошая. И графу уж точно непревычная.
Гиллуин: Очень люблю эту песню. Как раз потому что не про подвиги и не про любовь. И жизнерадостная такая, светлая...
Анастасия_Анжуйка: Очень интересная получается сказочка! Жажду продолжения! А меня пару-тройку недель назад осенила идея сделать нечто подобное с Бюсси, миньонами и анжуйцами (чтобы их недоубили, да ещё и вылечили в наше время), только, как назло, я не медик, поэтому могу что-то напутать, и хорошо бы, если бы кто-нибудь смог меня проконсультировать.
Железная маска: Анастасия_Анжуйка пишет: Жажду продолжения! Добро пожаловать в наши стройные ряды
Ульрика: Я тоже тяну руку из заднего ряда!
Nika: Ленчик пишет: А аффтар слушает и медитирует... Дык, чем бы дитя не тешилось, лишь бы сказку писало
Ленчик: А чем вы думаете, "дитя" занималось вчера до шести утра? ;)
Nika: Ленчик пишет: А чем вы думаете, "дитя" занималось вчера до шести утра? ;) Я, пожалуй, лучше промолчу
Ленчик: Nika, черт, я почти боюсь того, что вы там можете этак втихомолку напридумывать А я пока, с позволения Стеллы, выкладываю Солнечного Лисенка:
Nika: Стелла, Ленчик, лисенок прекрасен!!! А втихомолку я мно-гоооо чего могу но не буду
Железная маска: Да, Лисёнок просто великолепен!
Гиллуин: Ух ты, лис! Можно я его позаимствую? Обещаю обращаться хорошо
Диана: Красота какая!
Камила де Буа-Тресси: Стелла, он замечателен!!! Такой солнечный, радостный!!!
Железная маска: stella , если бы Вы не сказали, я бы не заметила. совсем. Поверьте, лисёнок просто сказочно хорош.
Ленчик: Я неправильная пчела. Я делаю неправильный мед. У меня неправильная сказка. Вот, порвите меня на стописят маленьких Портосиков, но я не могу дать людям то, чего они больше всего ждут. Мне жаль. Нет, я в кои-то веки не шучу - мне, правда, жаль. Я могу только делать мелкие зарисовки, хватать кусочки настроения, намекать на линии и контрасты... – Ммя? – скромно поинтересовалась кошка, снизу вверх глядя на Федю влюбленными глазами. Она уже несколько минут старательно терлась о его ноги, выписывая под стулом совершенно невообразимые спирали и восьмерки. – Да ну? – удивился тот, – Не утрируй, ты уже завтракала. Между прочим, на полчаса раньше, чем я! На мгновение, легко приподнявшись на задних лапах, животное толкнулось круглым лбом в колено конюха и разразилось душераздирающим мурлыканьем. – О чем ты, пестрая шкурка? Какая такая сосиска? – Мрря… В круглых янтарно-желтых глазах с узкими вертикальными щелочками зрачков читались надежда и недоумение. – Эта? Она тебе кажется. Матрица что-то меняет… – Мяк! – искренне возмутилась Кошка. Бесшумно вспорхнув на подоконник, она повернулась спиной к черному, покрытому морозными узорами стеклу и уселась так, чтобы как можно лучше видеть содержимое фединой тарелки. Было почти семь часов утра, и снаружи все еще царила непроглядная темень. Впрочем, карликовой хищнице не было никакого дела до темноты и холода улицы. Прямо сейчас ей было тепло и уютно, она была у себя дома, к тому же все внимание кошки было поглощено едой. Вкусной едой, которая лежала совсем близко, на расстоянии вытянутой лапы. И пахла чрезвычайно соблазнительно. Кончик коготка осторожно прихватил конюха за рукав. – Запомни, животное, время всегда работает против нас! Он поспешил наколоть на вилку последний кусочек сосиски и отправил его в рот. – Мя-а?! – Все, Кошка! Я ж тебе говорю - это все матрица. Нет никакой сосиски! – Слушай… Нео! – неожиданно резкий голос Нины едва не заставил конюха подпрыгнуть на стуле. – Я очень тебя прошу, забирай свою трехцветную Тринити и… исчезните отсюда… куда-нибудь! Или хотя бы помолчите немножко оба. Ровно одну минуту! Федя повернулся, готовый выстрелить в ответ очередной цитатой или, как минимум, объявить, что на роль Избранного он не подходит и согласен только на Морфиуса, но, встретившись взглядом с девушкой, захлопнул рот и… против обыкновения промолчал. Правой рукой Нина держала запястье графа и, судя по всему, безуспешно, как и ее подруга прошлой ночью, пыталась сосчитать бешеный, сбивчивый пульс. Откинувшись на спинку дивана, Атос невозмутимо ожидал окончания процедуры. Он был смертельно бледен, но внешне хранил полное спокойствие. Конюх подхватил с подоконника голосистую кошку, негромко шепнул: «Цыц, пеструшка…» и, невзирая на сопротивление, затолкал ее себе под свитер. Оказавшись в теплой темноте, зверюшка тотчас замолчала и только возилась и пихалась, пытаясь выбраться на свободу. Федя держал ее крепко, тем самым обеспечивая тишину, и напряженно думал. С Ленкой у них как-то сразу сложился негласный договор – спрятать поглубже свои нервы и переживания, не дергаться, но и не ходить на цыпочках, в общем, держаться так, как будто ничего из ряда вон выходящего не происходит… Пока им это удавалось и откровенного вреда не принесло. Неизвестно, правда, принесло ли пользу… Спустя пару минут Нина выпустила руку графа и, все еще глядя на часы, медленно, подбирая слова, произнесла: – Ну… почти неплохо… Видя, что соблюдения тишины больше не требуется, Федя задумчиво сообщил: – Суровая ж ты женщина, Нина Батьковна… – Алексеевна я, – рыкнула она, продолжая по инерции рассматривать бег секундной стрелки. Конюх покладисто кивнул. – Суровая ты женщина, Нина Алексеевна, – нарочито уважительно повторил он, позволив наконец кошке высунуть из-за пазухи недовольную встрепанную мордочку, – Но справедливая! – Завязывай с комплиментами, они тебя не спасут, – девушка говорила уже более спокойно. – Сульфокамфокаин достань, пожалуйста.
stella: Лен, вам для стимула продолжать -еще рисуночек?
Ленчик: stella, вы не боитесь меня избаловать? Я ж ведь могу в конец потерять совесть и сказать "да" Диана, да. Винни-Пуха на меня нет! Гиллуин, я заметила. Я же головой-то понимаю, что все хотят читать про любимых героев, а не про то, что происходит вокруг них.
stella: Ленчик , если совсем правду, то мне уже стало интересней читать про зверье, чем про графа. Их много и по-разному, а графа много в других фиках. Это вообще не о нем!
Диана: stella пишет: Ленчик , вы готовите прополис и в мизерных дозах. Чертова медицина! ИЗ гуманных соображений! Дабы не было передозировки - мало ли чего пациент просит!
Диана: можешь теперь с чистой совестью развести здесь целый зоопарк! Кстати, зверье, насколько я могу судить по своему, того стоит. И еще: чем больше пушистиков будет возле Атоса - тем здоровее он будет
Анастасия_Анжуйка: Ленчик пишет: Гиллуин, я заметила. Я же головой-то понимаю, что все хотят читать про любимых героев, а не про то, что происходит вокруг них. А мне нравится, что Вы описываете, что происходит вокруг них. Я просто несколько напряглась, потому что боюсь, не станет ли сказка страшной, в том смысле, что либо отец, либо сын не доживёт ... Смогу ли перенести... А так мне весьма и весьма нравится)))
Камила де Буа-Тресси: Ленчик, все у вас правильное! И весьма замечательное! Животные - просто блеск, обожаю про них читать) Да и собственные персонажи никто не отменял. Потом эта сказка находится в "не только по Дюма", так что пишите смело! Жду продолжения...
Nika: Ленчик Меня "трехцветная Тринити" доконала. Представила эту картинку. Третьему столику больше не наливать (только это я не про вас )
stella: Вам хорошо, а у меня, между прочим, внука назвали Нео. В честь фильма. Вот теперь ребенку так ходить, пока паспорт не получит. Если не оставит это имя насовсем.
Гиллуин: Ленчик пишет: Я же головой-то понимаю, что все хотят читать про любимых героев, а не про то, что происходит вокруг них. C одной стороны как бы да, а с другой, чем больше про то, что вокруг, тем лучше получается про героев. Только про героев тоже нельзя.
Ленчик: Моя дико извиняется. Нет мне прощения... Моя так забегалась с работой и конюшней, что даже не выложила сразу иллюстрацию от Стеллы:
Анастасия_Анжуйка: Ленчик , красивая иллюстрация! Спасибо Стелле)
Диана: Очень большое спасибо Стелле! Хоть на стену вешай!
Ленчик: Анастасия_Анжуйка, Стелле действительно огромное спасибо. И за рисунки, и за терпение Железная маска, я надеюсь, вы просто забыли поставить смайлик? Диана, на стену... Пожалуй, нет. Морально тяжко такое на стену.
stella: Ленчик , мое терпение не бесконечно, потому как ограничено сроком моей жизни... ( Это я , робко так, пподвываю.)
Железная маска: Ленчик, да. Вам какой больше нравится: или ?
Ленчик: Железная маска оба!)) Мне меда, сгущенки и можно без хлеба
Железная маска: Ленчик , йа исправилась.
Гиллуин: Аааааа, какая картиночка! У меня прямо сердце болит, когда я на нее смотрю. Давайте уже что-нибудь предпримем, чтобы все не было так плохо.
Диана: Ленчик пишет: Диана, на стену... Пожалуй, нет. Морально тяжко такое на стену. Тяжело, но прекрасно Для меня - если кошка рядом, то уже не одиноко и все не так плохо.
stella: Ленчик - для начала: создаем полумрак в комнате, включаем нужную по сюжету музыку и главное- отрубаем всякую связь с внешним миром типа мобильника, телефона, скайпа. Получаем имитацию уединения - и работаем. Аналогичные условия подходят и для полноценного дневного сна.
Ленчик: stella пишет: отрубаем всякую связь с внешним миром типа мобильника, телефона, скайпа ... и увольняемся с работы к бениной маме! Думаю, за такое мне даже варианта "по собственному желанию" не предложат
Ленчик: Успели тапкофф накопить? Делитесь теперь! Ибо зачем вам лишние тапки? В коридоре плакала женщина. Очень тихо. И очень страшно. Плакала и сквозь слезы, срывающимся шепотом повторяла: «Ваня, Ванюшка… Сыночек… Не уходи, Ванюшка.» Рауль не мог видеть ее – из палаты просматривался совсем небольшой кусочек коридора, зато он хорошо видел трех людей в белом, обступивших молодого человека, лежащего на соседней койке. Суеты не было. Уже знакомый ему высокий строгий лекарь четко, почти по-военному отдавал какие-то распоряжения, которые, судя по всему, мгновенно исполнялись. «Ванечка, родненький…» Все происходящее вокруг никак не хотело укладываться в привычные рамки. Если этот юноша находится в госпитале, возможно, он, как и виконт, ранен на поле боя… Тогда, что здесь делает его мать? Не могла же она отправиться на войну вслед за своим сыном… Раз за разом пытаясь представить, как такое могло произойти, Рауль не заметил, как задремал, но даже сквозь туман полузабытья до него доносилась отчаянная мольба «Ванюша, сынок, не оставляй маму…» Непринужденно болтая о том, о сем, Нина с напарницей поднимались по лестнице в отделение, когда «лишний» звук заставил их замедлить шаг. Плач. Женский плач. Внутренний голос холодным шепотком неумолимо подсказал: «Покойник…» Девушки переглянулись, и Дашка одними губами выдохнула, как бы отвечая на общий невысказанный вопрос: – Либо у нас, либо... – Либо у нас, – договорила Нина. Они одновременно толкнули дверные створки, распахнув сразу обе, и шагнули в родной коридор реанимации. На кожаном диванчике напротив сестринской, закрыв лицо руками, сидела женщина. Когда девушки поравнялись с ней, она внезапно подняла мокрое от слез лицо. Волнистые русые пряди в беспорядке выбились из-под широкой бархатной резинки. Тонкие пальцы поймали Нину за руку. Женщина еле слышно прошептала: – Девочки… Миленькие… Спасите моего сына!... Я вас умоляю… Богом прошу… Только спасите!... Медсестры обменялись быстрыми взглядами – смена обещала быть веселой… Даша нырнула в сестринскую, переодеваться, а Нина присела рядом с незнакомкой, привычно включаясь в заведомо чертовски неприятный разговор. Ну, как можно что-то обещать смертельно перепуганной матери, когда ты понятия не имеешь о том, что произошло? Она начала с общих фраз, предоставляя возможность женщине самой рассказать ей о случившемся. Годами проверенная тактика полностью себя оправдала – спустя несколько минут, как раз к возвращению напарницы, Нина знала даже больше, чем хотелось бы… Девушка поднялась, осторожно высвободив руку из дрожащих пальцев. Теперь дашкина очередь работать утешительницей, а ей еще нужно переодеться. Из ординаторской выскочил встрепанный Шнайдер, на ходу одной рукой застегивая халат, а другой поправляя очки. Он кивнул девушкам и скомандовал: – В третью палату. Обе. – Доброе утро... Утро? Скосив глаза, Рауль несколько секунд изучал черный провал окна без единого намека на рассвет. Сколько же сейчас может быть времени? В Джиджелли светало около половины шестого… – Доброе утро, девочки, – проворковала в ответ Катерина Петровна, не отводя взгляда от неравномерного зеленого зигзага, который рисовал кардиомонитор. – Сейчас все вам расскажу и побегу домой. Сделав, в карте несколько пометок, старшая сестра передала бумаги Горскому и наконец оглянулась по сторонам. – Здесь у нас все хорошо, – она уютно улыбнулась Раулю. – Не правда ли, молодой человек? – Правда, – еле слышным эхом откликнулся виконт, чувствуя, что совершенно не готов спорить с этой серьезной, строгой, и в то же время какой-то по-домашнему заботливой женщиной. – Вот и ладушки, – кивнула Катерина Петровна и вернулась к соседней койке, – а вот здесь… Здесь у нас все «весело»… Спустя пару минут Александр Абрамович Шнайдер, которого то ли из-за очков, то ли по общей несолидности, никто не звал иначе, как Шурик, уже вкратце пересказывал сестрам ситуацию в том виде, как узнал ее от дежурившего ночью Горского. Восемнадцать лет, суицид на почве несчастной любви, передозировка. Скорее всего, передозировка снотворного. Предположительно шесть часов назад. Аллергии нет. Хронических заболеваний нет. Алкоголя в крови нет. Наркотических средств – тоже. «Шесть часов назад, – Нина поймала себя на недоброй мысли, – Дело труба… Это уже практически без шансов…» Она вздохнула. В любом случае, пока врач не скажет «Все», они будут работать. – Давление падает. Семьдесят на сорок. – Кордиамин. Три кубика. Даша пробежала глазами лист назначений с ночной смены: – Два часа назад уже делали. Столько же. – Значит, еще раз. Больше не будем, это уже максимальная доза. Из коридора доносились приглушенные рыдания и негромкий, успокаивающий говорок Катерины Петровны, которая должна была бы уже уйти домой, но вот… задержалась. Так продолжалось больше часа, пока наконец Шурик не покачал головой: – Отключайте искусственную вентиляцию. Все. В карту – время смерти… Девять, двадцать три. Даш, звони Гончарову, теперь это его клиент. Нина внутренне сжалась при одной только мысли о том, что сейчас им со Шнайдером предстоит выйти в коридор и сообщить матери, что «мы сделали все возможное, но…» Она вздохнула и последний раз посмотрела в лицо юного самоубийцы, прежде, чем опустить на него край простыни. «Балда ты, мальчик… Нечего сказать, сделал маме новогодний подарок…» Рауль тоже слышал рассказ врача, и хотя он понял едва ли больше половины, услышанного с лихвой хватило, чтобы прогнать остатки сна и снова взбаламутить глубокий омут воспоминаний, от которых его оторвал пронзительный непрекращающийся писк и голос врача, прозвучавший, как приговор: – Все… Время смерти – девять двадцать три… Медленно повернув голову, он успел увидеть, как тело с головой накрывают белой простыней. Виконт хорошо знал, что это значит.
stella: Вот это закончить отрывок на "высокой ноте"! Так, чтобы некоторым дурням все стало ясно.( Я про виконта ) Теперь у нас антракт на полмесяца?
Nika: stella пишет: Вот это закончить отрывок на "высокой ноте"! Это,вероятно, скорее из серии "лучше один раз увидеть"
Гиллуин: Да уж, после такого и отдохнуть не грех! Глупый, глупый мальчик, я бы ему сказала пару ласковых хотя сама в свое время была не умнее, но это уж как всегда. Зато соседу по палате, глядишь, ума прибавится.
Ленчик: stella пишет: Вот это закончить отрывок на "высокой ноте"! Ну... Уж извините, на какой получилось... Nika пишет: Это,вероятно, скорее из серии "лучше один раз увидеть" Это из серии "Фигня случается..." Мир большой, и фигни в нем случается много. stella пишет: Все отдыхают! Да-да-да, "танцуют все!" (С) Иван Васильевич
Ленчик: Иллюстративное... Кошка. Просто Кошка.
Ленчик: Время близилось к обеду, когда в приоткрытую дверь отделения негромко постучались. – Ау, девочки! – пропела Олечка, секретарь главного врача, засовывая внутрь рыжеволосую голову. – Анестезиология-реанимация! Есть кто живой? – Все живые, – задумчиво откликнулась Нина, – других не держим. За неживыми это не к нам… Она тщательно переписала маркировки с использованной ампулы в журнал и только после этого подняла глаза на Ольгу. – Нет, ну ладно, мы тут без выходных, без проходных… Нам можно, мы – экстренная служба, а ты-то что сегодня на работе забыла? Второго января, когда все нормальные русские люди водку пьянствуют… – Вот и да! – вошедшая энергично кивнула, яростно тряхнув коротко стриженными кудряшками. – Одни водку пьянствуют, другим морды бьют, третьи потом начинают искать первых, пока мы лечим вторых… И так далее. Да и чего мне дома сидеть? Мой-то сегодня на сутках, дай думаю, и я схожу поработаю, хоть спокойно почту разберу, а то после праздников тут будет кошмар твориться, «Большой Ю.Ю.» меня загоняет в хвост и в гриву. При столь вольном упоминании глав.врача Нина тихонько хихикнула и, спохватившись, приложила палец к губам, взглядом указав на распахнутую дверь, ведущую в кабинет заведующего. Олечка только рукой махнула. Она не боялась ничего и никого – ни Бога, ни черта, ни выговоров, ни руководства – чем вызывала восхищение и зависть многих сотрудников. Худощавая, остроносая, похожая на молоденького лисенка, в официальной обстановке она умела непринужденно вести вежливую деловую беседу. И при этом могла, залихватски матерясь, призвать к порядку пьяных санитаров или подгулявшего слесаря Саныча, которого даже завхоз не всегда мог добудиться… Нина отложила журнал и, по-детски подперев кулаком щеку, устремила на секретаршу заинтересованный взгляд. – И чего? – Да ничего нового, прокуратура шлет свои вечные запросы. Зазвонил факс, а я, как дура, трубку сняла. Могла бы, между прочим, и не отвечать на звонок. Аппарат-то умный, он бы и сам все принял. Короче, пришлось мне им представиться по полной форме и дать честное пионерское, что я все сразу передам, кому надо, и не протяну до десятого числа… Кто у вас сегодня за старшего? – Самый старший. – Горский? Нина улыбнулась и кивнула: – У нас один самый старший. – Передашь? – Оля протянула ей бумагу, которую все это время вертела в руках. – В ночь на первое число привезли парня с огнестрелом, он у вас еще или уже в хирургии? – У нас еще, – эхом отозвалась Нина, чувствуя, что будь она животным, ее уши уже стояли бы торчком на макушке, выдавая крайнюю заинтересованность их владелицы. Напустив на себя безразличный вид, девушка положила письмо на край стола, отчаянно борясь с искушением хотя бы бегло взглянуть на текст. – Еще на пару дней точно у нас. А что случилось? – Ну, огнестрел же, Нин. Милиции… – Полиции, – поправила медсестра, привычно скользнув взглядом по ровному ряду маленьких лампочек на стене. Двенадцать штук. Десять из них не горели вовсе, две светились ровным зеленым светом. Двенадцать аппаратов в четырех палатах. Пока все спокойно, да и отделение практически пустое. Вторая палата – виконт. И первая – восьмилетняя девочка после операции, которую к вечеру уже должны перевести в травмотологию. – Ой, да какая разница… Одна ведь контора… Короче, им, видать, отчитываться надо. Нам теперь тоже… Кстати, на скорой, говорят, скандал страшенный. Слышала уже? – видя недоумение собеседницы, Олечка продолжила, немного понизив голос. – Тогда слушай. Машина… Та, которая новая и навороченная... Так вот, она шла не на вызов. Эта машина вообще не могла ни под каким видом на линию выходить, потому что на нее рацию только сегодня ставить будут. Говорят, они там всей сменой новый год отмечали и решили за добавкой сгонять. По-быстрому, ага? Ну, вот и сгоняли, блин... «Это ж какую надо харизму иметь, – подумала Нина, – чтобы этак, вроде бы случайно, узнавать все, что происходит в радиусе пары километров... И отдельный талант – абсолютно не перевирать события, как Бунина…» Она с интересом слушала свежие «развед.данные». – Я сейчас к ним заходила, там ужас! Все орут, как потерпевшие, дым столбом, гараж на ушах стоит. Врача с водителем чуть не под увольнение. "Служебный тра-анспорт в личных це-елях…" – Оленька выразительно закатила глаза, в лицах пересказывая услышанное, и в сердцах фыркнула. – Тьфу! Нет, как будто в первый раз, а?! Нашли крайних просто... теперь пытаются на мужиков всех собак повесить… Блин, да им спасибо сказать надо, их никто не просил останавливаться. Могли бы, кстати, проехать мимо. Нет, Дорохов рогом уперся: «Повезли! Я врач, я клятву давал!» А ведь пьяный же был просто в дупель... Нина согласно кивнула. Вся операционная бригада в один голос уверяла, если б не «скорая», не вытащили бы. Позабыв про письмо из прокуратуры, девушка слушала этот поток новостей, едва успевая складывать их в единую картинку. И то, что получалось, нравилось ей все меньше и меньше. Сейчас на Костика и Дорохова свалят все шишки. Да, они виноваты, но они далеко не первые, кто воспользовался простаивающей без дела машиной. И не они последние. И все это понимают! Рыженькая секретарша попрощалась и убежала к себе, а Нина еще несколько минут сидела, обдумывая услышанные новости, потом взгляд ее вернулся к письму. Девушка встала и направилась в кабинет к Горскому. Отдав запрос, Нина не успела вернуться за свой стол, чтобы вновь заняться списанием использованных ампул из-под сильнодействующих, как услышала за спиной голос заведующего. «Никаких тайн от моих сотрудников» было у него делом принципа. Горский закрывал дверь в свой кабинет только в исключительных случаях, и сейчас его телефонный разговор был довольно хорошо слышен в коридоре. – Геннадий Палыч, дорогой мой человек, ну вот что твои девочки-мальчики опять нам понаписали?... Я вижу, что запрос. Я его в руках держу, – он помолчал, вероятно, слушая собеседника, потом твердо ответил, – Нет. Нет и все. Никакой дачи показаний. В данный момент никак невозможно... У тебя план, а у меня человек. Поэтому сейчас нет… И завтра нет. Сначала пусть стабилизируется, потом консультация психиатра, а потом посмотрим… Гена, у тебя не первый нераскрытый огнестрел!... Не раньше пятого числа. А скорее, позже. Никуда эти твои показания от тебя не денутся, в таком состоянии из отделения сами не уходят, будь спокоен. «Спасибо, добрый начальник! – про себя Нина искренне поблагодарила заведующего отделением. – Значит, у нас есть минимум три дня форы до явления сюда стражей порядка. Правда, я и за три дня, пожалуй, не придумаю правдоподобную версию того, что произошло…»
Калантэ: Эээ... дорогие форумчане... короче говоря, не корысти ради, а токмо волею пославшей мя Ленчика... в общем, Ленчик захотел, чтобы я сюда написала кусочек... в общем, вот. Я написала. «Осторожно, двери закрываются… следующая станция – Серпухов», - профессионально неразборчиво пробурчали в динамиках. Двери с лязгом сдвинулись, полупустая электричка тронулась, оставив на совершенно пустой платформе одного-единственного пассажира, которому вечером второго января почему-то не сиделось дома под елочкой. Пассажир, вернее, пассажирка, огляделась по сторонам и размашисто зашагала к концу перрона, рядом с которым в свете одинокого фонаря поблескивала крыша автомобиля. Двигатель тихо урчал. Правая передняя дверь с тихим щелчком приоткрылась навстречу. - Привет, моя прелесть! - Сама такая, - коротко ответствовала «прелесть», закидывая в теплый салон рюкзачок, плюхаясь на переднее сиденье и колотя каблуком о каблук, чтобы отряхнуть налипший снег. Строго говоря, назвать прелестью рыжее существо в черной «аляске» и потертых джинсах, заправленных в армейские ботинки, было трудно. – И тебе привет! Ленчик молча ждала, пока пассажирка устроится поудобнее и захлопнет дверь. Наконец «прелесть» откинулась на спинку сиденья, сбросила капюшон «аляски» и вопросительно уставилась на подругу поверх мгновенно запотевших очков. - Ну? - Баранки гну! Несколько секунд они молча и одинаково оценивающе разглядывали друг друга. Первой не выдержала Ленчик. - Анька… Продолжения не последовало. Рыжая подняла левую бровь. - Я уже сорок лет Анька. Но вряд ли это актуально. Ленчик, не тяни резину! Машина сияет, - Анька покосилась на сверкающий чистотой салон, в котором против обыкновения не было видно ни следов собачьей шерсти, ни соломинок, - ты как-то тоже... излучаешь, только не пойму что... А ну колись! Ленчик нервно фыркнула. Она сидела, положив обе руки на руль и внимательно глядя на посверкивающие в свете фонаря редкие снежинки. - Машина сияет, потому что давно не возила людей. Все больше фигню какую-то... Собак, сено… мешки с опилками… Логика этого объяснения хромала на обе ноги. - Да уж конечно, от людей грязи куда как больше, - понимающе покивала Анька. – Ясненько… - Ленчика она знала достаточно давно и достаточно хорошо, чтобы понять: та на изрядном взводе. Господи, да кого ж им предстоит везти и куда? Арабского террориста? Брата по разуму с планеты Глюк? По ее представлениям, ничто другое не могло НАСТОЛЬКО выбить авантюрную подругу из колеи. Ленчик наконец повернулась, не снимая рук с руля. - Ну что, села, пристегнулась, собрала нервы в кучу? Анька демонстративно щелкнула ремнем безопасности - Нервы в куче, - кратко отчиталась она. – Но честно предупреждаю, что это ненадолго. Ну?! Вместо ответа Ленчик внимательно заглянула ей в глаза. - Может, еще рефлексы проверять будешь? – не выдержала Анька. Ленчик покачала головой. - Везем… на ЭКГ… к доктору Шнайдеру… - раздельно начала она, не отводя взгляд, глубоко вздохнула и закончила: - господина графа. Сама знаешь, какого! В машине повисла долгая пауза. Глаза рыжей медленно расширились. Ленчик никогда не увлекалась глупыми шутками и подколками. Ленчик знала, что для нее «сама-знаешь-какой-граф» - это больше, чем литературный персонаж, значительно больше. Ленчик сама пребывала в состоянии, явно близком к невменяемости. Из этого мог следовать только один вывод… - Вы что там курили, а? – внезапно охрипшим голосом поинтересовалась Анька. - Федину «Тройку», - задумчиво поведала Ленчик. – Сутки назад. Чудо-травы не было. - Приплыли… - медленно проговорила Анька. – Скажи-ка мне еще раз: кого и куда мы везем? - Я представляю, что ты думаешь. Для тех, кто в танке, повторяю. Мы сейчас с тобой едем на конюшню. Забираем оттуда графа де Ла Фер. И едем ловить единственного доступного в данный момент кардиолога. Я ясно выражаюсь? - Яснее некуда, - буркнула рыжая. – Имей в виду, если это такая шутка… - То? - То это не смешно. - Я смеюсь? – Ленчик всем телом повернулась к подруге. - Вроде нет. – Анька вздохнула. – Дурацких шуток за тобой сроду не водилось. Стоп, а почему кардиолог… - Она вскинула голову. – Он что… «Десять лет спустя», да?! Ленчик кивнула. - Рассказывай, а, - почти жалобно попросила рыжая. - Ну что рассказывать… Свалила сюда в новогоднюю ночь, сидели, чай с Федей пили. Варежка разлаялась, ну мы и вылезли посмотреть, что там. Сначала нашли поседланную и взнузданную лошадь, потом графа. В сугробе. - Без сознания? – тихонько уточнила Анька. - Ну… почти. Обоих в тепло… короче, отогрели, и тут здрасте, стенокардийка-то и вылезла… С нефиговой такой сердечной недостаточностью. Невооруженным глазом диагностируется. Рыж… - Ленчик помолчала. – Он плакал, понимаешь? С Варькой разговаривал и плакал… - М-мать… Удавила бы… кого-то… да не доберусь. – Анька откашлялась. – Вот почему кардиолог… - Ну да. - Та-ак… Слушай, можно, я закурю? Пока в салоне сердечников нету… - Окошко открой. Скрипнуло опускаемое стекло, щелкнула зажигалка… Ленчик скосила глаза – язычок пламени дрожал. Рыжую проняло всерьез. Глубоко затянувшись, Анька стряхнула в окно пепел и вопросительно посмотрела на подругу. - А дальше? - Дальше… еще интереснее. Утром Нинка рассказала. В общем, она тоже весело Новый Год встретила. У них там полночи из Рауля де Бражелона пули вытаскивали. Вот тут Анька подпрыгнула на сиденье, едва не выронив сигарету. - Что, и этот тут?! И… как? То есть в каком состоянии? - Нинка говорит – в живом. Вроде как все в один голос сказали, что жить будет. - Так может, устроить им встречу на Эльбе? - Я бы для начала глянула на ЭКГ, а то… как бы чего не вышло, - покачала головой Ленчик. – Я не трус, но… человек второй день живет на сульфокамфокаине. Что не есть хорошо. - Блин, - сосредоточенно стряхивая пепел, отозвалась Анька. – Поняла. Ну так поехали! На ЭКГ – к Нине, да? - Все равно больше проситься не к кому. – Ленчик тронула машину. С полминуты в машине царило молчание: Ленчик сосредоточилась на ночной дороге, Анька – на том, чтобы пепел с сигареты не сдуло в салон. Струя ледяного воздуха из приоткрытого окна резала словно ножом, так что рыжая торопливо докурила, подняла стекло… и неожиданно почти с паникой в голосе пробормотала: - Елки-палки… - Что? – не отрываясь от дороги, осведомилась Ленчик. - Да ничего. Осмысливаю. Инструкции давай, медик. - Не дергайся. Покараулишь в машине, пока я доктора убалтываю - просто чтобы всем спокойнее было. Ну и по дороге будешь поглядывать. Если что померещится – проверишь пульс, на предмет тахикардии… Я тебе в карман суну шприц и флакон, если что – пнешь меня и набираешь лекарство, пока я останавливаю. Два кубика. - Я человеку в вену колоть боюсь, - предупредила Анька. – Собаке – пожалуйста, а человеку… - Уколоть я уколю, но надеюсь, что не понадобится… - Я тоже надеюсь… Остаток дороги проделали в молчании. Наконец Ленчик заехала на территорию санатория и притормозила перед воротами конюшни. Из-за дощатых створок тут же донеслось гулкое басовитое «Гав!» - Варежка бдит, - усмехнулась Анька и выскочила из машины. – Я открою! Варя, не ори, все свои! Наученная не то чтобы горьким, но весьма познавательным опытом, калитку Анька приоткрыла довольно аккуратно – так, чтобы у Варежки была возможность исчерпать дружеский порыв, никого не валяя в снегу. В щель тут же просунулся усиленно пыхтящий черный нос. - Варенька, девочка, подвинься, золото мое… Варя, лошадь, дай пройти, я ж через тебя не перелезу! Во откормили… Варвара, кому говорят! Видимо, Варежка была уверена, что это говорят кому-то другому, потому что стоило калитке приоткрыться пошире, как медведеподобная «девочка» тут же взгромоздила лапы на гостью, и Рыжая, не успев увернуться или прислониться к чему-нибудь надежному, с размаху села в снег. - Ва-арька, солнце, я тебя выдеру! – Угрожающий смысл совершенно не вязался с веселой интонацией. – Или дай встать, или сама ворота открывай! - Отпихнув тяжелую морду, Анька выбралась из сугроба и загремела засовом. Автомобиль, тихо шурша покрышками по снегу, вполз во двор. Собака, убедившись, что никаким важным делом человек больше не занимается, а спокойно стоит у открытой створки и вдобавок утратил бдительность, немедленно повторила свой коронный трюк. С большим успехом. - Варя, блин!!! Перспектива впервые в жизни быть представленной графу де Ла Фер, лежа в сугробе, неожиданно перестала пугать – может быть, потому, что… Анька вдруг поняла, что это как раз то, что нужно. И потому, что ей, черт побери, уже сорок лет; и потому, что выглядеть леди совершенством ей все равно не светит, равно как и юной красавицей. Нет, она все равно любила графа, как сорок тысяч братьев… эээ… сестер любить не могут. Вот именно! Мечты об Атосе, как о прекрасном принце на белом коне, остались в розовой восемнадцатилетней юности (ну, почти остались, поэтому хорошо, что ей все-таки сорок лет и Варька изваляла ее в снегу). Ухватившись за Варькин ошейник, Рыжая приняла сидячее положение и махнула рукой вышедшей из машины Ленчику – иди, мол, подождем. Ленчик фыркнула, защелкнула дверь и исчезла в недрах конюшни. - Варь, - Анька обняла собаку за шею, - это ты его нашла, да? Хорошая девочка… Умница. Собака запыхтела и усиленно замотала хвостом. - Умница, - повторила рыжая. – А теперь подвинься. Философствовать о любви и дружбе, сидя в сугробе и обнимаясь с овчаркой, было романтично, но холодновато. - Хорошо, что ты меня уронила, - шепотом сообщила Варьке Рыжая, поднявшись на ноги и отряхивая джинсы. – И хорошо, что у меня есть друзья-мужики. Вот Ленчик понимает, как это можно любить друга как друга, а не как мужчину… И ты понимаешь. Я его очень люблю, собака. Что? Варька наставила остатки купированных ушей и морду на дверь, за которой скрылась Ленчик, и через пару секунд Рыжая расслышала, почему - изнутри донеслись шаги, голоса… Дверь тихонько скрипнула и распахнулась. Из конюшни вышла Ленчик, а за ней… Седой человек в потертых джинсах, унтах и распахнутом пуховике поверх толстого свитера выглядел здесь настолько чужим и уместным одновременно, что на какой-то миг ощущение реальности утратилось напрочь, а потом наконец вернулось в полной мере. Словно совместились две несовместимые картины и все детали паззла встали на свое место. Анька, сообразив, что забыла дышать, судорожно втянула морозный воздух. - О, Рыжая, привет! – Из-за спины Атоса показался Федя; его привычная улыбка на этот раз выглядела несколько напряженной. - П-привет, Федь, - чуть запнувшись, отозвалась Анька, с трудом заставляя себя перестать глазеть на Атоса. Кто-то прагматичный до мозга костей у нее в голове уже отметил, что граф, хотя и выглядит смертельно усталым и каким-то… погасшим, прямо сейчас падать с сердечным приступом явно не собирается. - Господин граф, это – Рыжая… то есть, извините, Аня, - Ленчик кивнула на подругу. – Едет с нами. - Пудинг, это Алиса, - пробормотала Анька, - Алиса, это пудинг… унесите Алису… Атос, расслышавший с пятого на десятое, чуть поднял брови. - Что, простите? – Особого интереса в его голосе не было, только легкое недоумение. - Извините, это я о своем, - тряхнула головой Рыжая. – Господин граф, я рада с вами познакомиться. Прозвучало это на редкость суконно, но сейчас Анька была не в состоянии придумать ничего более подходящего. Во всяком случае, шаблонная фраза помогла соблюсти правила хорошего тона. - Так, церемонии на этом закончили, прошу в машину, - преувеличенно твердо объявила Ленчик. – Федь, подержи Варьку… Она распахнула перед Атосом заднюю дверь. Можно было подумать, что граф только и делал, что разъезжал в легковых автомобилях – настолько спокойно он уселся в салон. Впрочем, скорее всего, ему просто было не до того. Рыжая вздохнула, проводила глазами выползающий со двора автомобиль, закрыла ворота и, обежав машину, забралась на заднее сиденье рядом с графом. - Ну, с Богом… - Ленчик, перегнувшись, сунула Рыжей пакетик с ампулой и одноразовым шприцом, перекрестилась и тронула машину. По совершенно пустому шоссе до города можно было долететь минут за двадцать, даже не превышая скорость, но Ленчик на этот раз превзошла саму себя: она вела машину так бережно, словно на заднем сиденье стояла не просто хрустальная ваза, а хрустальная ваза с водой. Первые несколько минут Атос почти без интереса поглядывал в окно, за которым проносились редкие огоньки, потом откинулся на сиденье и прикрыл глаза. - Господин граф, как вы себя чувствуете? - почти тут же тихонько окликнула его насторожившая Рыжая. В зеркале заднего вида отразился встревоженный взгляд Ленчика. - Не беспокойтесь, сударыня, - отозвался Атос. – Со мной все в порядке. Если вы волнуетесь, я не буду больше закрывать глаза. Несколько секунд Анька приглядывалась к его лицу и, насколько это было возможно в движущемся автомобиле, прислушивалась к дыханию, но ничего подозрительного не обнаружила. Тем не менее… У нее защемило сердце. Рядом сидел… нет, не Атос, тень Атоса. Исхудавшие пальцы, бледные губы, взгляд смертельно усталого человека… Только на мгновение в том, как Атос пообещал не закрывать глаза, промелькнул живой человек. - Если вам не трудно. Иначе мне придется все время считать у вас пульс, а это вам скоро надоест, - сообщила Рыжая. - Или вам, - на лице Атоса мелькнуло подобие улыбки. – Я обещал Лене не умирать и постараюсь сдержать слово. - Уж пожалуйста! Атос кивнул, и в салоне снова воцарилось молчание. Минут на десять. Когда же, наконец, впереди замаячили городские огни, граф снова подал голос. - Лена… - Да? – Ленчик немного сбросила газ – так, на всякий случай. - Я смогу сегодня увидеть Ра… того молодого человека? И опять в зеркале заднего вида Анька увидела глаза Ленчика. Странный это был взгляд – то ли ей хотелось улыбнуться, то ли зареветь, то ли и то и другое вместе. - Да. Пролетающие по салону светотени не давали возможность разглядеть, дрогнуло в лице Атоса что-нибудь или нет, но Рыжая увидела, как медленно скомкали край куртки худые пальцы…
stella: Ну вот что, " сестры Стругацкие" у вас не просто хорошо, у вас здорово получается. Как одной рукой! Так что, как одну затормозит- сразу вторая подстроится. Может, так к Новому году и закончите. К 2013. А я очень рада, что не поленилась перед сном заглянуть. Девчата, а если по-правде, это то, что так ждалось. Миленькие, не тяните , давайте пишите. Вместе, порознь- но пишите. У вас очень натурально получается. Спасибо Аня- от своего имени. Ленчик вас тоже наградит, я думаю!
Ленчик: Эпизод в приемном покое основан на реальных события. Небольшая кудлатая дворняжка ржаво-бурой масти, захлебываясь хриплым лаем, носилась вокруг остановившегося форда и безуспешно пыталась укусить его за колеса. Замершая на пандусе, у дверей приемного покоя «газель» скорой помощи лениво подмигивала всполохами тревожных огней. – Так, Рыж, смотри сюда… Ленка щелкнула переключателем, погасив фары машины, и покосилась в зеркало на своих пассажиров. – Движок я не глушу. Потому что вместе с ним вырубится печка. А без печки сейчас – каюк. Наскочив на острый, напряженный взгляд графа, она замолчала, понимая, что не сможет улыбнуться в ответ и просто коротко ободряюще кивнула. Снова встретившись глазами с подругой, Ленчик продолжила инструктаж: – Серый стоит на «паркинге». Плюс ручник. Сам он никуда не поедет. Захочешь заглушить – поворот ключа на себя. Разговаривать с отражением было неуютно, неудобно и даже почти неприятно, и девушка, положив руку на рычаг коробки передач, обернулась назад. – Я быстро. – Давай, – отозвалась Рыжая. Всю дорогу Анька поражала своим немногословием. Она вообще была подозрительно молчалива и даже ни разу не попросилась выпустить ее покурить. Впрочем, какое уж тут курить?... Очередной поворот мигалки осветил салон форда, мертвенным синим светом хлестнул по глазам всех троих, слепя и заставляя прищуриться. Ленчик хотела еще что-то сказать, но только прошипела нечто не очень ласковое в адрес «Газели» и выскользнула из машины навстречу морозу и шумливой дворняге. Пес мгновенно оставил в покое шипованное колесо и, не прекращая лаять, запрыгал вокруг девушки. – Жулик, не звени, – попросила та, отстраняя пса. Она торопливо захлопнула дверь и продолжила вполголоса, – и без тебя весело… Греешься что ли? Так иди в диспетчерскую и грейся там. Чего ты по морозу рассекаешь? Нету у меня ничего вкусного, собакин. Ну, нету, извини. Прихватив из багажника пакет с формой и белым халатом, Ленчик в сопровождении дворняги взбежала по пологому пандусу. Взгляд ее автоматически упал на металлическую табличку с номером на переднем бампере красно-белого автомобиля, и напряжение от предстоящего разговора с врачом на миг уступило место теплому узнаванию. Двести пятая. Родная старенькая двести пятая. Когда Ленка переводилась со скорой работать в реанимацию, машине уже было лет восемь. А то и все десять. Прошло почти четыре года, а надо же, еще бегает… Интересно, кто на ней сейчас? Ленчик резко хлопнула ладонью в теплой перчатке по кроваво-красной передней двери «Газели», на которой красовались всем с детства знакомые цифры «03». – Ильшат? Ответа не последовало. Она постучалась сильнее. Над рулем медленно поднялась знакомая чернявая голова. – Ильшат Кирамович! Светомузыку-то выключи уже, приехали! Голова сонно кивнула. Мигалки на крыше машины погасли, дверь распахнулась. Натягивая вязанную шапку, водитель выбрался наружу. – Выключил, выключил… – Спишь что ли? – задала риторический вопрос девушка. – Сплю, конечно, – безропотно согласился Ильшат и, в конце концов, узнал Ленку. – Ёкарный бабай! Я, значит, сплю, а ты мне снишься? – Неа, не снюсь. Я тут так… В гости. – В гости? На ночь глядя? Обидно, да! Я только понадеялся, что мне хоть что-то хорошее приснилось, – водитель разочарованно прищелкнул языком, зевнул и полез обратно в теплую машину. – Иди-иди. Наши сейчас там, в приемном такое колоритное тело сдают, еще успеешь полюбоваться… Многозначительно хмыкнув, Ленчик еще раз похлопала машину по белому боку, на сей раз почти ласково, как верного коня, и устремилась внутрь. В приемном покое шла обычная праздничная работа – скорая привезла одно из последствий бурных торжеств, которое, слегка покачиваясь, гордо восседало на кушетке, взирая на дежурного врача мутными, но кристально честными глазами. Ильшат не обманул – тело, привезенное бригадой, было и впрямь колоритным, а витавший вокруг него стойкий запах водочного перегара, заставляющий уважительно кивать видавшего виды санитара Витька, у людей менее подготовленных вышибал слезу почище баллончика «Черемухи». Ленка немного понаблюдала эту картину, подпирая притолоку и прикидывая, насколько они «вовремя»… – И снова здравствуйте! – она шагнула в комнату. – И с наступившим! Собравшиеся нестройно загалдели, отвечая на приветствие. Ленчик отловила за рукав, пробегающую мимо знакомую медсестру и полушепотом спросила: – Девочки, я тут у вас переоденусь по-быстрому? Можно? – Господи, – фыркнула та, – она еще спрашивает, а! Можно, конечно. Сбросить куртку, переодеться в привычную бирюзовую форму и накинуть сверху халат было делом пары минут. Через чисто символическую дверь сестринской Ленка слышала, как ДядьПаша Коваленко, дежурный хирург, расспрашивает позднего пациента. – Чем, говоришь, тебя били? – ровный бас врача невозможно было ни с чем спутать. – Сначала вроде ничем особенным, – прилежно ответило тело. – Руками. Ну, ногами еще. – А потом? – Потом мы поругались… и они били меня табуреткой. Вы представляете, доктор?! Табуреткой! Ленчик уже собралась было, поблагодарив коллег за гостеприимство направиться к лестнице, но мизансцена заставила ее задержаться на несколько секунд. – Представляю, – ДядьПаша был невозмутим, как удав. – А сначала они, стало быть, просто так тебя мутузили? Любя? – Ну, типа того, – тело икнуло и жизнерадостно заржало. Девушка и сама едва не рассмеялась, своеобразный юмор медиков оказывал на нее отрезвляющее действие и, как ни странно, заставлял смотреть на вещи более оптимистично. – Ясно. Подъем, – скомандовал пациенту Коваленко, вставая из-за стола. – Шагом марш в процедурную. Голову я тебе зашью и иди домой, проспись что ли. Тело бодро рвануло с кушетки вслед за врачом, чуть не вписавшись по пути сначала в задумчивого Витька, потом в дверной косяк, и по загадочно-кривой траектории поспешило на исцеление.
Ленчик: Да-да-да. Ленчик - тормоз, редиска, нехороший человек и вообще в своем репертуаре. Всех с наступающим На четвертый этаж Ленчик взлетела на одном дыхании. Доносившиеся с третьего шум и взрывы хохота только придали ей дополнительное ускорение. Еще бы: хирурги празднуют, а значит попадаться им на глаза не стоит – трезвой не отпустят. Нина ждала подругу на лестнице у дверей, над которыми мутно светилась табличка «Отделение анестезиологии и реанимации». – Наконец-то! Я тебя заждалась уже! – Да? – Ленка задержалась в дверях, пытаясь отдышаться. – Чего-то случилось? – Нет. Нормально все. Просто… – девушка замолчала, пытаясь подобрать слова, – Не знаю, короче. Вроде все ничего, но я целый день дергалась. Что-то такое носится в воздухе… – Это до тебя добрались «миазмы» с третьего этажа. В хирургическом стойбище идет масштабное гульбище. И судя по всему, к утру там будет великое складбище… – Ленчик сняла с запястья белую бархатную резинку и вслепую завязала на затылке густой кудрявый хвост. – Еще у меня на языке вертятся «побоище» и «упокоище», но они уже никуда не лезут… Короче, мимо хирургии я летела, как не знаю кто. Боялась, поволокут отмечать - фиг отмахаешься… Нина кивнула, но вопреки обыкновению даже не улыбнулась шуткам подруги. – Второй день уже. Вчерашняя смена тоже веселилась, говорят. Всех домой повыписывали и отрываются. – А Дербенев чего? – Ленка не могла поверить, что заведующий отделением благословил шумную гулянку. – А Дербенев уволился осенью еще. В Москву перебрался вроде. Девушки аккуратно прикрыли за собой двери, оставляя снаружи приглушенный гомон. – Я отстала от жизни, – Ленчик с сокрушенным видом прислонилась к стене. – Каааайф! Тишина. И кто теперь зав.хирургией? Скрестив руки на груди, Нина пристально посмотрела на подругу и внезапно заключила: – Ленок, тебя здорово колотит. Та согласно угукнула. – Еще как. Тебя, кстати, тоже. – И при этом мы обе говорим о фигне. – Фигня неистребима. Правда, сегодня почему-то не помогает, зараза. Шнайдер тут? – Сбежал куда-то. Хотя он тебя ждал, так что надолго исчезать не должен. – Блин! Ленчик по привычке собралась было начать слоняться из угла в угол, но вовремя вспомнила, что в палатах реанимации нет дверей, и ограничилась тем, что слегка пометалась поперек коридора перед ординаторской. – Блин! – повторила она и с жалобным видом поскреблась в закрытую дверь. – Если это угробище сбежало в гулящее стойбище… Нина поймала подругу за рукав халата и от души дернула. – Ты прекратишь стебаться или нет? – Нет. Потому что, иначе я запсихую так, что мало не покажется никому. – Ой... Напугали ведьмачку голым оборотнем! Ну, ты бы хоть для приличия спросила, как он? – Кто «он»? – не поняла Ленка. – Ну… он! – Кто? – Конь в пальто! – с чувством ответила Нина. – Да кто, Господи?! – Ленчик смотрела на подругу с искренним недоумением. – Я не Господи. Я Нина Алексеевна, – произнесла та и, понизив голос, добавила. – Рауль! – Аааааа! – Тихо ты! Ленка понизила голос до трагикомического шепота и, подталкивая Нину обратно к выходу из отделения, спросила: – Ну? И как? Едва очутившись в холле, она получила абсолютно неожиданный ответ. – Ты будешь смеяться… На того котенка похож. Тут Ленчик оторопела окончательно. – На какого еще котенка??? – Помнишь, я однажды к тебе зашла, когда вы с этой твоей знакомой ветеринаршей на кухне котенка оперировали? Черного такого с белой манишкой?... Помнишь? Не видя ни малейшего намека на понимание, Нина замолчала. С минуту девушки прислушивались к отголоскам дружного хохота, доносящимся из «стойбища». Вдруг Ленка задумчиво произнесла: – Помню. Только это был не котенок, а вполне себе уже кот. И потом... мы его... не то чтобы оперировали… Короче, не кот он больше... Я опять всю романтику испортила, да? – Не знаю... – Ма-а-ать, – жалобно протянула Ленчик, – ты часом не влюбиться ли опять собралась? Несколько секунд Нина задумчиво изучала вытертый темно-зеленый линолеум на полу, потом спокойно ответила: – Нет. Я больше не влюбляюсь в котят, мышат, щенят и прочие беззащитные сущности. При необходимости я могу их холить и лелеять. Любить не могу.
Nika: А!!!! Он живой и светится!!! Ленчик пишет: – Нет. Я больше не влюбляюсь в котят, мышат, щенят и прочие беззащитные сущности. При необходимости я могу их холить и лелеять. Любить не могу. Боже, как жизненно .
stella: Черт, знали чем меня из подполья выманить! Лен, спасибо! Это и вправду Новый год я почувствовала. Я, на старости лет, вынуждена признать : про котят и мышат- это " горькая" правда. А " САМ" все в машине сидит... не оставляйте его надолго там.
Камила де Буа-Тресси: Ииии! Какой подарочек к прааазднику!
stella: Я в энный раз перечитала " Сказочку"... Сколько же всего произошло на форуме за это время! Сколько воды утекло и сколько нового случилось! Лена, а мы все же ждем продолжения! Знаете, банальных восторгов и прочих было предостаточно: я же знаю одно : у вас получается что-то, чему я не могу найти объяснения. Что-то очень щемящее и настоящее. Бьющее по нервам, заставляющее подобраться, как перед ожиданием чуда! Нельзя такое оставлять на полпути.
Ленчик: stella, я вас люблю. Очень. Спасибо.
stella: Ленчик, вы знаете, чего я от вас хочу.
Ленчик: Знаю, да Надо быть слепоглухонемым, шоб не догадаться
Ленчик: Шнайдер высунулся из оперблока, как чертик из табакерки – встрепанный и лукавый. Одной рукой он привычно поправлял очки, другой, не менее привычно, галантно приобнимал за талию операционную медсестру Сонечку. – Ооо! – протянул анестезиолог, увидев Ленку. – Взошла звезда моя! Рассветная. А я-то уж и не чаял… – Да, вижу я, доктор, как ты «не чаял»! – девушка лучезарно ухмыльнулась. – Полгода не прошло, как я уволилась, а… Сонечка стремительно покраснела и удивленно хлопнула пушистыми ресницами. Нина понимала, что подруга шутит, но на всякий случай предостерегающе наступила ей на ногу – уж больно та была на взводе. Ленчик некуртуазно хрюкнула и отодвинулась. – … а мой любимый анестезиолог уже, поди, переобнимался с половиной сотрудников! Шнайдер расплылся в довольной улыбке: – Ну, так с прекрасной же половиной! – Так переобнимался же! Абсолютно пунцовая Сонечка сделала попытку что-то вставить, но Шурик мягко подтолкнул ее обратно к дверям: – Я еще зайду попозже… Карты наркозные заберу. Мы тут сейчас пару дел решим… Девочки, давайте, давайте, марш в отделение! Обе анестезистки, бывшая и дежурная, дружно закивали и направились за врачом. В дверях Шнайдер аккуратно подхватил Нину под локоток и негромко произнес: – Не подумай, что я идейно за дисциплину, но… ты почему не на посту? Отделение-то не пустое. Вдруг там это тело подстреленное помереть решит? Кто крайний будет? – Не решит, Сан Абрамыч, – медсестра чуть пожала плечами. – Во-первых, там все стабильно. Уже совсем стабильно. А во-вторых, – она насмешливо прищурилась, – ему Горский запретил. Ленчик про себя облегченно выдохнула. Об «одном единственном» так не говорят. Так говорят «еще об одном». Еще один пациент. Еще одна медкарта. Еще один кусок работы. – Чего запретил? – не понял Шурик. – Помирать. Анестезиолог хмыкнул. – Тогда я ему завидую. Если сам Горский запретил, до ста лет жить будет, – он обернулся к Ленке. – Кстати, Вятичеву помнишь? Бабку такую въедливую? – Забудешь ее… – Позавчера опять у нас прохлаждалась. Она вечная, ёлки зеленые! Талисман отделения, блин, – Шнайдер толкнул дверь ординаторской. – Заходи, чай пить будем. Ленчик коротко оглянулась на подругу. Та ободряюще подняла кулак – «Но пасаран!» – и направилась к палатам. – Только не делай вид, что у тебя тут визит вежливости, – Шурик плюхнулся в видавшее виды кожаное кресло, мгновенно превращаясь из шутника и дамского угодника в серьезного внимательного врача, – я прекрасно понимаю, что уже пожар и все плохо. Так? Иначе б черта с два ты пришла. – Как бы, честно говоря, да, – Ленка осталась стоять, подпирая шкаф, на котором доживала свои нелучшие годы чахлая традесканция в новеньком голубом кашпо. – Я без предисловий, ага? Надо ЭКГ снять. Вот, по зарез просто. Реально? – Тебе что ли? – Ты чего хоть?! Нет, конечно. Надо, чтоб сняли, да, мне. ЭКГ – не мне. Анестезиолог снял шапочку и задумчиво попытался пригладить густую черную шевелюру. – Понял… А чего не в приемном? Девушка возвела глаза к свисающим со шкафа облезлым веткам. – Ууу… Во-первых, в приемном умеренно пьяный Коваленко шьет что-то пьяное уже совсем неумеренно… А во-вторых… В-главных, честно говоря, надо не столько снять, сколько расшифровать, – Ленчик посмотрела на Шурика самыми собачьими глазами, на которые только была способна. – Сможешь, доктор? – Понял, – повторил Шнайдер. – Чаю? – Шур… Ты ни хрена не понял. Мне реально срочно надо. Очень. Из серии «вчера». Сначала ЭКГ, потом чай. Да, у меня тут, если что, к чаю… Она достала из кармана шоколадку и хлопнула ее на стол. Мягкий взгляд врача нехорошо блестнул. – Убрала, – рыкнул он. – Быстро. – Ну, я ж знаю, что ты можешь огрести и вообще… – Я. Сказал. Убрала. Или договаривайся про ЭКГ с Коваленкой, когда он своих бомжей доштопает. Или шоколадку напополам, когда все закончим. – Извини, – Ленка четко, почти по-военному кивнула. – Дура была, фигню подумала. Напополам. Шнайдер достал из ящика стола фонендоскоп и поднялся. – Давай, кому там чего снимать? Волоки в первую палату. Она с краю и там сейчас нет никого. Я пошел все включу пока.
stella: Уф, дождалась! Лена, это без всяких смайликов- так можно и самой стенокардию заработать. Спасибо вашим деду с бабой, что дали вам возможность войти в писательский ритм! И это тоже без смайликов! Все серьезно - согласно ситуации.
Виола: Ленчик, замечательно. И ещё один пациент, и шоколадка, и традесканция, как ни странно)
Ленчик: Автор отрывка - Калантэ с моей минимальной "бэтой". Рыжая, щурясь на тревожные всполохи мигалки, проводила Ленчика взглядом, потом, спохватившись, перевела взгляд на Атоса. Граф сидел очень прямо, невидяще глядя в окно, на заснеженный больничный двор. Анька чуть слышно вздохнула. Негромко хлопнула дверь, «Скорая» моргнула еще раз и погасла, разлаявшаяся дворняжка куда-то убралась, и в машине стало очень тихо. Только чуть слышно урчал двигатель, и шумела печка; на ветровое стекло беззвучно ложились крупные белые хлопья. Наконец дверь приемного покоя снова открылась, и во двор выскочила Ленчик – уже без пакета, но зато в белом халате. - Идемте, - чуть задыхаясь, как после бега, сообщила она, распахивая дверцу со стороны графа. – Рыж, веди внутрь, я пока машину запру. Выбравшись из теплого салона на мороз, Анька зябко запахнула «аляску», Атос же, казалось, вовсе не заметил холода. Движения графа были чуть замедленными, но шел он уверенно, так что Рыжая, нервно ощупывавшая в кармане ампулу и шприц, несколько успокоилась. Ленчик догнала их в дверях. Миновали временно опустевший приемный покой, грохнула, закрываясь, тяжелая дверь лифта для пациентов, и кабина, подрагивая, медленно поползла вверх. Атос, секунду помедлив, прислонился к стене кабины; на седых волосах поблескивали растаявшие снежинки. - Граф, вы как?... – Рыжая тревожно глянула на бледное лицо Атоса. - Я в порядке, - глуховато отозвался тот и снова замолчал, уперевшись взглядом в обшарпанную дверь. В холле четвертого этажа неуловимо пахло лекарствами, кварцевыми лампами и… мандаринами. Отголоски веселья, приглушенно доносящиеся снизу, замолкли, как только Ленчик аккуратно прикрыла белую дверь отделения. - Рыж, ты пока тут подожди, ладно? – Она кивнула на сестринский пост, помахала приподнявшейся на стуле Нине и повернулась к Атосу. – Господин граф, пойдемте. Нам сюда. Дверей в палатах реанимации не было. Анька посмотрела вслед графу, снова вздохнула, скинула куртку и, пристроив ее на клеенчатую скамейку у стены, тихонько подошла к посту. - Привет, - шепотом сказала она. - Привет, - так же шепотом откликнулась Нина. – Куртку в сестринскую закинь пока. - Сейчас. Нин, а… Что с виконтом? - Ну что-что, - Нина пожала плечами. – Обкололи обезболивающими, спит себе. Жить будет. - А где он? Нина молча кивнула в сторону третьей палаты, откуда едва слышно доносилось равномерное попискивание кардиомонитора. Рыжая, беззвучно ступая, подошла к проему и замерла. - Блин, - одними губами прошептала она. – Вот же блин… Молодой человек, лежащий на высокой никелированной кровати и до подмышек укрытый байковым больничным одеялом, действительно очень походил на Атоса – только он был гораздо, гораздо моложе… Черные, как смоль, длинные волосы - вместо седых, ни единой морщинки на красивом молодом лице, бледном настолько, что оно почти не выделялось на фоне подушки. Анька сглотнула: плечи и грудь виконта почти целиком скрывали повязки, а кисть левой руки до кончиков пальцев охватывал гипсовый лубок. К правой тянулись какие-то провода и прозрачная трубочка капельницы. Однако забинтованная грудь размеренно приподнималась и опускалась, змеящаяся зеленая линия на экране кардиомонитора чертила уверенную кривую, и все вместе не производило впечатления, что Рауль находится на пороге смерти. Некоторое время Рыжая молча смотрела на спящего юношу, потом так же бесшумно вернулась к посту. - Похож, - шепотом сказала она. – А мне все казалось, что он должен быть совсем мальчиком… а он взрослый мужик… Нина только кивнула. Анька подхватила со скамейки куртку, отнесла ее в сестринскую и вернулась в коридор. Несколько минут девушки провели в молчаливом ожидании, потом дружно, как по команде повернулись: на пороге первой палаты снова показался Атос. За его плечом маячил Ленчик. На вопрошающий взгляд двух пар глаз Ленчик кашлянула. - Можно, наверное… - начала было она, но тут из палаты донеслось ласково-ехидное: - Эй, куда это ты, мать, собралась, а? А распечатывать кто будет – Пушкин? Ленчик бросила на подруг полный неподдельного отчаяния взгляд, оглянулась через плечо, крутнулась на пятке и, прошипев: - Я скоро! – исчезла внутри. Рыжая, переглянувшись с Ниной, вскочила. - Господин граф, вы садитесь… Атос покачал головой. - Вы… что-то говорили о человеке, похожем… похожем на меня? – медленно, требовательно спросил он. В коридоре повисла пауза. Атос молча смотрел на подруг потемневшими глазами. В этом взгляде было страшное напряжение, и Рыжая, еще раз переглянувшись с Ниной, решилась. - Он здесь, - тихо сказала она. – Вот сюда… Атос проследил за ее жестом и так же медленно, словно через силу, сделал шаг к третьей палате. Еще шаг. Еще. И… застыл на пороге, взявшись рукой за стену. Анька дернулась вперед – даже издали было видно, как побелело его лицо. Губы шевельнулись, и девушки расслышали шепот: - Мальчик мой… Несколько секунд граф стоял неподвижно, затем с невесть откуда взявшейся стремительностью вошел внутрь и опустился на одно колено возле кровати, вглядываясь в лицо сына. Чуть помедлив, осторожно накрыл ладонью правую руку юноши. Ресницы Рауля затрепетали, и он открыл глаза. - Отец?! – неверяще прошептал он. - Рауль… - Атос сжал пальцы юноши. – Мальчик мой… - Отец… - Рауль попытался ответить на пожатие, но пальцы повиновались неохотно. – Отец… Простите меня. - Рауль… Еще несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, затем лицо Атоса осветила слабая, едва заметная, но такая узнаваемая улыбка, что Рыжая, которая, словно мышь под метлой, не дыша затаилась у входа в палату, закусила губу. - Все хорошо, Рауль, - тихо, с невыразимой нежностью проговорил граф. – Все будет хорошо. Теперь… Он запнулся на полуслове. В ушах стремительно нарастал тонкий звон, в глазах потемнело; Атос покачнулся и ухватился за раму кровати, чтобы не упасть. - Отец? Отец! Кто-нибудь, скорее! – Рауль дернулся, пытаясь приподняться. - Нинка! – Рыжая, влетев в палату, подхватила графа под локти. – Сюда! Нина, которая с самого начала ожидала чего-то подобного и все это время буквально дышала Аньке в затылок, метнулась за ней следом. Она помогла Рыжей усадить Атоса на свободную кровать и тут же схватила его руку, считая пульс. - Этого придержи! – отрывисто бросила она, коротко кивнув на силящегося привстать виконта. Рыжая сориентировалась мгновенно: схватила Рауля за плечи и прижала к подушке. - Лежите спокойно! – почти яростно прошептала она в лицо юноше. Краем глаза она видела Атоса, бессильно привалившегося к спинке кровати; глаза у него были полузакрыты. Нина сосредоточенно щупала пульс. - Господин граф! Господин граф, вы меня слышите? Сердце графа не частило, как утром. Медленные, слабые, едва уловимые толчки… Нина даже не пыталась выждать положенную минуту – не до того, да все и так было понятно. «Закусай меня хомяк, – пронеслось у нее в голове, – если это не банальный обморок. Первый курс медучилища… Странно вот только…» – Господин граф! Несколько секунд растянулись на добрую половину вечности. Биение под пальцами постепенно ускорялось, пожалуй, даже чересчур, но все же ускорялось, стало ощутимее… Атос глубоко вздохнул, словно просыпаясь, провел ладонью по лицу и медленно выпрямился. – Со мной… все в порядке, - выговорил он. - Не волнуйтесь. – Угу, – Нина сочла за лучшее согласиться, – скажите мне, вам делали сегодня второй укол? Я колола утром, помните? Еще раз делали? – Да. Лена. – Хорошо… А во сколько? Хоть примерно… – Право, не знаю, – граф чуть качнул головой, – Вечером. Уже стемнело. Он попытался встать, но девушка решительно удержала его. – Так, а вот вскакивать пока не надо. Пожалуйста, – с легким нажимом добавила она. – Все уже хорошо, никто никуда не денется. Так что спешить некуда. Посидите пару минут. – Вы не оставляете мне выбора. – Оставлю, – улыбнулась Нина, – если вы не будете нас больше так пугать. Рыж, можно тебя напрячь? Анька, убедившись, что Рауль внял приказу и больше не пытается шевелиться, только тревожно следит глазами за отцом, обернулась. – Сколько угодно. – Добеги до сестринской, плиз, сделай чайку. Черного. Горячего и сладкого, только не крепкого. Чайник на подоконнике, остальное в шкафу. Кружки сверху, заварка внизу, сахар в банке из-под кофе. - Ага. – Рыжая вылетела в коридор так стремительно, что по палате прошелся ветер. Нина сдула со лба прядку волос, выбившуюся из-под сестринской шапочки, и вдруг ощутила воцарившуюся тишину. Полную тишину. Только привычно попискивает кардиомонитор. Очень успокоительно попискивает, ритмично и уверенно. Нина не отказалась бы прямо сейчас подключить второй к графу, но… Ладно, вернется Ленчик, все выяснится… Она снова взяла Атоса за запястье. Небольшая тахикардия. Но лицо уже не такое бледное. Нет, здесь – здесь уже ничего страшного не произойдет! Атос как будто и не заметил ее движения: он не сводил взгляда с Рауля. И… да-да, точно: в этом взгляде уже не было чудовищной тревоги и напряжения последних часов. - Нина, - внезапно сказал он. – Вы ведь… лекарь. - Помощник лекаря, - Нина молниеносно перевела свою профессию на понятный Атосу язык. – Сестра милосердия. - Виконту можно разговаривать? - Можно, - поколебавшись, кивнула девушка. Попробуй им запрети. К тому же, хоть сегодня и праздничный вечер, а долго постороннему в реанимации находиться нельзя. Так что пусть уж общаются, пока можно. Она остро ощутила себя третьей лишней, но деваться было некуда. – Только недолго. Атос кивнул. - Рауль, - начал он, но Рауль, словно только и ждал Нининого разрешения, произнес почти в один голос с ним: - Отец… - Я здесь, - негромко отозвался Атос. - Отец, - Рауль перевел дыхание. – Я виноват перед вами. - Пустяки, - губы Атоса снова тронула улыбка. - Вовсе нет, - Рауль упрямо качнул головой – насколько вообще можно было качнуть головой в положении лежа. – Я бросил вас. Только теперь… - Виконт помолчал и очень тихо, но твердо закончил: - Я больше никогда, слышите – никогда… вас не оставлю. Больше всего на свете Нине хотелось раствориться в воздухе. А еще заставить замолчать скептический внутренний голос, который ехидно напомнил, что это надо еще посмотреть, что будет через день, через два, через неделю, и, кстати, чего только люди на эмоциях друг другу не обещают… Внутренний голос, вообще был вредоносным параноиком и не верил в светлое будущее. Нина хотела верить. На пороге возникла Анька с дымящейся кружкой в руках.
stella: Девочки, спасибо! Получилось! Я представляю, Калантэ, чего вам стоила эта сцена. Через один тяжкий момент вы перевалили. Получилось не только убедительно, но и реалистично. Зная их характеры иначе эту сцену и трудно представить. Сейчас еще разок перечитаю, а то у меня самой тахикардия началась.
Камила де Буа-Тресси: Это чудесно, прелестно и просто замечательно! Ленчик пишет: Внутренний голос, вообще был вредоносным параноиком и не верил в светлое будущее. Нина хотела верить. И кусочек юмора в конце, для разрядки.
Ленчик: stella пишет: Сейчас еще разок перечитаю, а то у меня самой тахикардия началась. А еще разок это, чтоб тахикардию заполировать чем похлеще что ль??? Камила де Буа-Тресси пишет: И кусочек юмора в конце, для разрядки. Хм... Это не юмор, это констатация факта
stella: Ленчик , без левых номеров: у меня руки так трястись начали, когда первый раз читала. что стакан пришлось поставить на стол. А вообще- раз пять уже перечитывала. Сцену вижу, а вот рисовать пока еще не могу. Доживу до выходных- посмотрим.
Камила де Буа-Тресси: Ленчик, неправильно выразилась. Не юмор, а если и юмор, то грустный. А просто сформулировано так, что дает разрядку нервам. Ну моим нервам.
Виола: Спасибо! Очень неожиданно - встреча, казалось, ещё долго придётся путешествовать по больничным коридорам)
Ленчик: Шнайдер пробежал глазами первые отрезки выползающей из кардиографа ленты, отбросил их на кушетку и вышел из палаты, коротко бросив через плечо: – Пошли со мной. Потом допечатаешь. Он, не задерживаясь, прошагал мимо ординаторской и направился в холл. Ленчик, тихо ругнувшись, поставила печать на паузу и бегом подхватилась следом, по дороге краем глаза успев заметить графа, замершего на пороге третьей палаты и напряженно подобравшихся подруг. Тихонько прикрыв дверь в отделение, она выскользнула за врачом. – Шур, что за…? Ответа не последовало. В молчании они вышли на лестницу и поднялись на один пролет. На площадке было пусто. – И? – спросила девушка, устраиваясь на подоконнике. – Родственники есть? Вопрос сбил Ленчика с толку. – Нууу… – Варианты ответа: да, нет, не знаю. Ну? – Да. Наверно. Не знаю... Я, блин, пока за родственников… – Не похожа, – заключил анестезиолог, окинув ее критическим взглядом, – но лично я не против, с тобой мне объясняться проще. – Валяй, объясняйся. – Сердце ни к черту. – Да, ты гений, доктор! – девушку разбирал нервный смех. – А мы-то, грешные, сами и не догадались! Скажи уж чего-нибудь хорошее что ли… Лестничная площадка освещалась парой ламп дневного света, одна из которых, видимо, уже давно собиралась перегореть, да так и не собралась. Ее дрожащее мерцание выводило из себя практически всех завсегдатаев импровизированной курилки, но никто так и не собрался ее заменить. – Ишь чего захотела. Хорошего ей подавай… Ну, что… блокады я не вижу, каких-то серьезных нарушений проводимости тоже… – Шнайдер, так и не закурив, вертел в руках дешевую пластмассовую зажигалку. – Вот, собственно, и все. – То есть как «все»? – Совсем все. Хорошее кончилось. Дальше, как обычно: тахикардия есть, мерцательная аритмия есть, ишемийка тоже, скорее всего, есть, но не уверен. – Есть, – мрачно сообщила Ленчик, вспоминая новогоднюю ночь, – есть, но не жуть какая страшная. Я вот тупо не верю в ИБС, которая снимается сульфом… – Правильно не веришь. Он так, сердечко поддержать сойдет… но стенокардию не снимет. Да приступ мог и сам, кстати, пройти. Кашель есть? – Нет. – Будет. Хотя, кстати, сейчас по легким на общем фоне… Ну, скажем так, неплохо. Жесткое дыхание при таком раскладе – норма. Хрипов нет, застойных явлений пока тоже нет. Полезут, конечно, со временем… Короче, скажи спасибо, что правая сторона сердца пока в порядке. – Спасибо, Александр Абрамович! – вежливо поблагодарила девушка. – Не мне, а Господу Богу, – анестезиолог помолчал, задумчиво покусывая фильтр сигареты, – Букет, короче говоря. Плюс общее истощение. И нервное, кстати, далеко не в последнюю очередь. Черт его теперь разберет, что на фоне чего полезло. Такие вещи поодиночке не ходят. – Да помню я… Это как про курицу и яйцо, не разберешь, что было раньше. И все-таки глобально что? Нервы? Шнайдер снял шапочку, запихнул ее в карман и задумчиво взъерошил свои черные кудри: – Это ж какой должен быть стресс!... Хотя, кстати, не исключаю… Все возможно. – Ладно, проехали. Дальше что? – А чего тебе дальше-то надо? Дальше – классика. Если сердечный ритм на место не встанет, шансов на «дальше» как-то… небогато. Я бы дал несколько месяцев, не больше полугода. А скорее, меньше. С нарастающей симптоматикой. В курилке повисло напряженное молчание. Новенький стеклопакет надежно заглушал любой шум с улицы. На черном бархате ночного неба беззвучно расцветали и гасли, осыпаясь, причудливые сполохи фейерверков – город продолжал отмечать наступление нового года. Ленчик отвернулась к окну и прижалась лбом к холодному стеклу, рассматривая разноцветные отблески чужого праздника. Синие, золотые… Красные и снова синие... Зеленые… Серебристо-белые… Гроздья ярких огней взлетали в морозный воздух и распадались на тысячи сверкающих искр. Несколько секунд Шурик молча наблюдал за своей бывшей напарницей, пытаясь понять ее реакцию. В конце концов, врач взял ее за плечи и, дружески встряхнув, сказал: – Так, подруга… дней моих суровых! Не кисни. Я сейчас напишу направление на госпитализацию, и чешите в соседний корпус, в кардиологию. – Скажи вот мне честно, Шур, – засунув руки в карманы белого халата, накинутого поверх бирюзовой хирургической «двойки», девушка через плечо посмотрела на анестезиолога, и тот с облегчением заметил, что глаза ее были абсолютно сухими и даже почти спокойными, – Я ж не хуже тебя знаю наш стационар, особенно кардиологию… Тут ведь не Москва. Тут по восемь человек в палате, два десятка палат на этаже и одна постовая медсестра на все это безобразие. И таки у нас в отделении действительно могут дать что-то вот этакое, чего нельзя сделать амбулаторно? Кроме дополнительного стресса? И добавила про себя: «А еще, друг мой Шура, я пока не буду тебя пугать полным отсутствием у больного документов…» Врач несколько раз прошелся из угла в угол. – Вообще-то ты права... Но это только при условии, что рядом есть нормальные руки… – Мои тебя устроят? – Под твою ответственность что ли? – Шнайдер усмехнулся. Он помолчал, потом наконец чиркнул зажигалкой и закурил. – Уверена? Ленчик резко развернулась и шагнула вплотную к бывшему напарнику. – Твою мать! Доктор!!! Ты три года смотрел на мою работу! Не насмотрелся?! Есть претензии?! Шурик обескуражено поднял обе руки и улыбнулся. – Тихо ты!… Я ж… сигарету чуть не проглотил! Нету у меня претензий... Не шуми… Слушай меня лучше. Пойми-ка сейчас вот что, – он присел на край подоконника. – Это ж ведь такая «смена»… которую ты никому уже сдать не сможешь. Уколы, капельницы, бессонные ночи и тонны нервов… И угасание на глазах… Оно тебе надо? Девушка ответила не сразу. Она с ногами забралась на широкий подоконник и уселась, обхватив руками колени и прислонившись спиной к плечу врача. Тщательно изучив оконный переплет, Ленчик коротко вздохнула и медленно, с расстановкой произнесла: – Оно. Мне. Надо… Потому как, похоже, что в данный момент оно не надо больше никому… Врач меланхолично выругался, пожал плечами и выпустил колечко дыма. – Ты сказал, «если ритм на место не встанет». Кардиоверсию делать? Расшифруй-ка поконкретнее, пожалуйста. – А то ты не знаешь? С кардиоверсией, это не я решать буду. Пусть кардиологи копают. По-любому, это надо капать. И капать долго. В принципе-то, может и черт с ним, с ритмом. Есть шанс, что достаточно будет просто ЧСС подзамедлить. Но именно шанс! Я не могу… и не буду гарантировать положительную динамику. Надо пробовать... Давно это все тянется? Ленчик ненадолго задумалась и ответила: – Примерно недели три. Глаза Шурика медленно полезли на лоб. – Сколько?!! – Недели три… Ну, может, больше… Я не знаю. – С дуба рухнула?... Едва не выпустив из пальцев сигарету, Шнайдер вскочил с подоконника и так резко крутанулся на каблуках, что полы расстегнутого халата на секунду взметнулись в воздух. – А ты-то фиг ли бамбук курила?! Три недели, а! Итить твою через коромысло!... Совсем сдурела?! Ты понимаешь, сколько времени упущено? Чего дожидалась-то? Чем ты думала, медработник хренов, головой или чем похуже?! – Абрамыч… Не ори, – тихо попросила девушка. – Я этого человека впервые увидела два дня назад… – Та-а-ак, – медленно протянул врач. – Чем лечили, тебя тоже не спрашивать? – Подозреваю, что ничем. – Господи… Страна непуганых идиотов… Шнайдер выразительно закатил глаза. Долго и тщательно, в самых заковыристых выражениях он вдохновенно перечислял особенности происхождения и подробности личной жизни матери того врача, который «это» смог оставить нелеченным. Ленчик молча сидела на подоконнике в ожидании вердикта. Анестезиолог мерил шагами лестничную площадку. Докурив вторую сигарету, он остановился: – Короче… Слушай сюда. Иди допечатывай, что мы там с тобой наснимали, клей в чистую историю и оставь на посту. К кардиологам я сам схожу, может, они еще что-нибудь хорошее скажут… Завтра я тебе позвоню. Пока, до утра держитесь на сульфе, раз на него есть хороший ответ. Только не от случая к случаю, а каждые восемь часов. Сбрось дозировку. По чуть-чуть. По «половинке», или по «ноль-семьдесят пять», но регулярно. Можешь еще глюкозу сделать, от нее точно хуже не будет. Ленчик кивнула и начала спускаться по ступенькам. Она была уже внизу, на площадке, когда Шнайдер позвал: – Слышь, подруга! Девушка остановилась. – Ты это… Держи хвост пистолетом! Я ж не кардиолог, в конце концов. Давай пока будем думать, что я старый параноик, и зря тебя напугал.
jude: Ленчик, Калантэ, спасибо! Вы очень красиво пишете. Ленчик пишет: На черном бархате ночного неба беззвучно расцветали и гасли, осыпаясь, причудливые сполохи фейерверков – город продолжал отмечать наступление нового года. Ленчик отвернулась к окну и прижалась лбом к холодному стеклу, рассматривая разноцветные отблески чужого праздника. Синие, золотые… Красные и снова синие... Зеленые… Серебристо-белые… Гроздья ярких огней взлетали в морозный воздух и распадались на тысячи сверкающих искр. Шнайдер - просто великолепен. Напомнил мне одного маминого коллегу.
Nika: Девочки, хорошо-то как! Пишите больше и чаще вместе, народ жаждет
Rina: А я просто зашла сказать большое спасибо
Ленчик: Rina, да как бы... не за что.
Ленчик: Как всегда, большое спасибо Стелле:
jude: Stella, слов нет!
Виола: Ленчик, вот это - то, что доктор прописал. Спасибо! Стало всерьёз интересно. И непредсказуемо)
Камила де Буа-Тресси: Стелла, я приросла к стулу... Граф как всегда хорош, но Рауль необыкновенен, прям вот как я его сама вижу.. Спасибо!
Анастасия_Анжуйка: stella , такой прекрасный рисунок! Впрочем, как и всегда! Ленчик , продолжение такое трогательное! Ой, как же я за Атоса переживаю-то!
Констанс: Прочитала.Написано со знанием дела со стороны мед.помощи и коневодства , а также любви к братьям нашми меньшим.Станно , что больное сердце Атоса выдержало прыжок во времени, и большое коичество незнакомых людей возле него.Нет правда, вещь с Изюминкой. ленчик и Каллантэ спасибо большое за фантазию.
Диана: Констанс, большое количество незнакомых людей может напугать скорее ребенка, чем взрослого с больным сердцем, ИМХО. А непривычную для него действительность сердце Атоса как раз не очень выдержало, что и обнаружили врачи. А вот изюминок тут - как в кексе. ППКС!
Анастасия_Анжуйка: Очень жду продолжения!
stella: Ленчик , а как с продолжением? С такими темпами скоро год исполнится, как был последний отрывок. Или на этой ноте встречи отца и сына все закончится? Я знаю, вы сейчас, чего доброго, обрушите на меня всю мощь своего темперамента , но я уже к вашей авторской совести взываю!
Анастасия_Анжуйка: Вот и я жду продолжения! И, кстати, эту тему читает моя знакомая, которой нравится Рауль и которая рада, что его спасают. Её, правда, на форуме нет. Но и она тоже ждёт продолжения.
Ленчик: Швыряйте ваши тапки, несвежие овощи томатного происхождения и прочее, что под руку попадется))) Вопрос про сроки - больная тема. Не топчите, люди добрые, любимую мозоль... – Ниночка! Что у нас на Западном фронте? – подозрительно энергичным для четырех утра голосом поинтересовался Шнайдер. – Доложить обстановку! Он стоял в дверях отделения, сверкая очками и легкомысленно вертя на пальце ключ от ординаторской. «Из чего ж ты сделан-то, что отстоял в операционной почти три часа и готов дальше скакать горным козликом?…» подумала девушка, и с готовностью отрапортовала: – На Западном фронте без перемен, товарищ доктор! В Багдаде все спокойно. – Чаи, значит, гоняем на боевом посту? – Никак нет, только кофе, – Нина перевела задумчивый взгляд с врача на давно остывшую кружку с неопределенно пахнущей густо-коричневой жидкостью. – Ну это-то, конечно, другое дело! – Он подошел к столу и заглянул в кружку медсестры. – Обнови уж. И мне тоже сделай, пожалуйста. Убрав ключ в карман халата, Шнайдер деловито уселся на край стола и придвинул к себе распечатки. Больше всего Нине хотелось допросить его с пристрастием о том, что расскажет ему кардиограмма, но кофе им обоим тоже не помешал бы, и она быстрым шагом направилась в сестринскую, оставив анестезиолога всматриваться в исчерченную неровными зубцами ленту ЭКГ. Вернувшись через пару минут, она застала Шурика все еще копошащимся в бумагах. Он уже разложил листы по всему столу и вполголоса бормотал себе под нос что-то умеренно нецензурное. – Что ты бухтишь, доктор? – спросила Нина, высматривая местечко на столе, куда можно было бы пристроить кружку с горячим кофе без риска залить оным добытую с таким трудом кардиограмму. – Что тебе не нравится? – Мне все не нравится. – Шнайдер поднял голову и поправил очки указательным пальцем. – Я сегодня не обедал. Отпуск у меня закончился. Кардиограмма отвратительная. И до зарплаты еще далеко. – Бедный ты, бедный! Все-то у тебя плохо… Выпей кофейку, я готова проявлять сочувствие. Шурик взял дымящуюся кружку, кивком головы поблагодарив девушку. – Все, поздно! У меня было временное помутнение. Теперь у меня есть кофе, и я снова буду оптимистом! Ты не знаешь, кто из врачей сегодня в кардиологии дежурит? – Ильина. Злая как черт. Говорят, рвет и мечет, потому что на работе вторые сутки. – Час от часу не легче, – буркнул анестезиолог, явно разрываясь между кофе и кардиограммой. – Не, она баба умная, но стерва еще та… Съест меня с потрохами и не подавится ведь… А я еще так молод! Обычно жизнерадостный Шурик был… не серьезен, нет, но как-то ненормально задумчив и шутил явно автоматически, без огонька. Даже получив от Горского принародную выволочку за новогодние «йикибаны», которые никто, кстати, так и не убрал, он не утратил своего обычного задора, а сейчас… Часы над входом в отделение показывали без четверти четыре. Нина прошлась по коридору с импровизированным «обходом». Убедившись, что оба ее подопечных мирно спят, она вернулась к столу, по пути заглянув через плечо анестезиолога, и как можно более буднично поинтересовалась: – Что хорошего пишут? – Хорошего - ничего, – отмахнулся Шнайдер. – К нам хоть раз здоровые попадали? Я нормальную кардиограмму последний раз в учебнике видел лет десять назад. Девушка согласно кивнула, прикидывая, как бы половчее продолжить разговор, но хитрить не понадобилось. Шурик указал на частый неравномерный зигзаг: – Вот это видишь? Это мерцалка. Гадкая гадость. И она везде, – он продемонстрировал Нине похожую картину в разных местах ленты, – и вот тут… И в самом начале. Так что черт ее знает, как давно она держится. Более ранних ЭКГ у меня нет, сравнивать мне не с чем. Сердечный ритм сбит основательно. Со всеми вытекающими. Вот здесь частит, дальше провал… Потом опять пошло черт знает что… И тахикардия еще такая, что мама не горюй. Короче, я ж тебе сразу сказал, отвратительная ЭКГ. А кровь не брали, да? Бакланы черноморские! Хоть бы общий надо было б сделать… Сдается мне, гемоглобина там ноль целых хрен десятых… Ленке позвони, скажи, кровь нужна на общий и на биохимию. Направления я напишу. Одним махом Шурик допил свой кофе, собрал со стола ленты кардиограммы и задумчиво посмотрел на медсестру: – Пока все тихо, сдамся на растерзание. Будут искать - я ушел в кардиологию. Если Ильина меня сожрет, не поминайте лихом! – Ни пуха, доктор! – напутствовала Нина, задумчиво глядя ему вслед.
stella: Ленкин, я в абсолютном трансе, я уже боюсь и слово лишнее сказать. Я буду сидеть тихо, как мышка, и ждать очередного кусочка сыра. Мне это не снится, я читаю взаправду.
Ленчик: Не-не, тихо-то не надо) а пообщаться? Я... как бы это помягче... "слегка" соскучилась) Просто для работы над Сказочкой мне нужно спать по паре часов в сутки, а это вот так вот запросто я не всегда могу себе позволить...
stella: Ленчик, я ж с восторгом - пообщаться.)) Я тоже соскучилась, но зная, что вы хороший ежик: колючки дыбом, уже просто ждала. И дождалась же!
jude: Ленчик, ура! Как же я рада.
Ленчик: А я-то как рада)) И отдельная радость, что вы тоже рады!)
stella: Рады, не сумневайтесь.
Lumineuse: Ой, я тоже очень-очень рада (здесь очень сильное эхо(с)). А можно со мной тоже пообщаться? Делаю очередную попытку зарегиться на форуме. Хочется в такую тёплую компанию UPD Урра!!! Получилось!
Эжени д'Англарец: НЕ ВЕРЮ!!! Радость-то какая!!! Сижу перед монитором и тихо завываю от восторга!!! Это же надо, какой сюрприз мне на сон грядущий!!! *голосом Волка из мультика* Сыпасиба!!!
Grand-mere: Ленчик, автор дорогой и любимый, как же рада новой встрече! А мне сегодня, словно по заказу, снилось что-то по "Сказочке..." Вещий сон был! Всего Вам самого доброго и светлого!
Кэтти: Ленчик , рада , что Вы вернулись и со " Сказочкой" И еще рада , что кардиограмма конечно поганая , но...не смертельная. Теперь мерцательная аритмия лечится и лекарственными препаратами и операционно . Так что надежда есть... Grand-mere , рада Вас вновь увидеть после долгого отсутствия.
Орхидея: Ох, Ленчик, до чего приятно увидеть продолжение! Вы даже не представляете насколько. :) Grand-mere, очень рада, что вы вновь появились на форуме.
Ленчик: Эжени д'Англарец, ну вот как некоторым (которые есть в ВК), не ай-яй-яй, а? Меня же там можно запросто потыкать веточкой, и я отзовусь) Grand-mere, рада снова вас видеть) Вот и мне... наснилось всякого. Кэтти, поспорю чуток) Мерцалка лечится медикаментозно. Проблемы начинаются, когда она уже успела "расшатать весь механизм". Консервативными методами ее можно приглушить. При очень большом везении и хорошем отклике организма на препараты - загнать в устойчивую ремиссию. С операцией веселее вдвойне: во-первых, человека в подобном состоянии ни один врач оперировать не возьмется. Во-вторых, как вы себе представляете это все провернуть вообще без документов?))) А платно - такие штуки безумно дороги. Орхидея мурь, стараюсь помаленьку) Lumineuse, я подтвердила вашу регистрацию, теперь все должно быть в порядке.
Кэтти: Ленчик , у нас в Израиле как раз и делают шунтирование,( у нас говорят центур) с прижиганием того места в сосудах сердца, где она и происходит. И люди забывают про мерцалку. Делают по показаниям и в срочном порядке тоже. Про деньги разговор идет, уже когда все проделано ( в случае если пациента привезли на скорой), а потом выясняется, что он не гражданин. Счет выставляют.
Рыба: Кэтти, Вы удивитесь, но у нас в Питере тоже делают. Даже бесплатно по показаниям по полису. Даже вне очереди, если есть необходимость - из кардиореанимации прямиком. На своих родственниках проверено. Это межрегиональный антиаритмический центр.
stella: Кэтти , так что, теперь Атоса в Израиль везти? Так его, еще доброго, за сирийского беженца примут.))) А в остальном - да, правда. Вчера встретила знакомую (она в Москве вела в свое время популярную научную программу в Останкино). Вот ее как раз и забрали с проверки после жалобы на отдышку. Прямо в реанимацию, а оттуда - на операцию. Два электрода в сердце, коробочка кардиостимулятора - и носится по городу, как прежде. Только через рамку контроля на металл нельзя проходить. так у нее справка при себе из больничной кассы. А стоит такая операция для не граждан тысяч 50 долларов.
Ленчик: Кэтти, мне кажется, вы не до конца прочитали мой ответ :) И да, мне кажется немного некорректным сравнение Израильских и Питерских клиник с районной больницей средней руки.
Grand-mere: Ленчик, можно вопрос? - только, пожалуйста, простите, если он покажется не совсем уместным, не соответствующим авторскому вИдению и замыслу. Теперь, когда эта непомерная тяжесть упала с отцовского сердца, не появятся ли у графа мысли о друзьях-мушкетерах?.. Чем старше мы, тем чаще и ярче вспоминается молодость (по себе знаю), тем более, если так нужна душевная опора. И еще: в мире "Сказочки..." ситуация с Портосом и Арамисом та же, что в каноне? Атос о ней знает?
Ленчик: Grand-mere пишет: Теперь, когда эта непомерная тяжесть упала с отцовского сердца, не появятся ли у графа мысли о друзьях-мушкетерах? Да Бог его знает, какие мысли у него появятся...)) Автор вообще не против размышлений о чем бы то ни было. Помните - "Я допускаю любую мысль"? Grand-mere пишет: тем более, если так нужна душевная опора Мне такой подход кажется довольно... саморазрушительным мероприятием. Grand-mere пишет: в мире "Сказочки..." ситуация с Портосом и Арамисом та же, что в каноне? Не поняла сути вопроса. Будут ли другие герои Дюма? Нет. Окончательное и безповоротное нет. Сказочка не про то, как все жили долго и счастливо. Увы, наверно? А может, и не увы :)
stella: Ленчик , про то, как долго и счастливо - уже было и много-много раз. А вот про то, что есть еще в мире то, что не подвластно времени - про это не было.))) Атос собрался в паломничество на могилу Портоса, получив известие о его гибели от Арамиса. Так что о судьбе друзей знал. И понимал, что это конец. Он и оплакивал Портоса и друзей тогда, с Варежкой.
Кэтти: Сказочка, она ведь рассказявается по своим законам и зависит от сказочника.
Grand-mere: Вероятно, я недостаточно точно выразилась, да и теперь не уверена. Про "жили долго и счастливо" мне тоже не очень интересно, да и не верится. А интересно, ЧТО меняется в Атосе и КАК это выражается. Он и оплакивал Портоса и друзей тогда, с Варежкой. -думаю, что не только. И вот встреча с Раулем. Первые минуты - это понятно, а потом, когда эмоции несколько улеглись?... Огромное облегчение? - да, наверное. Умиротворение? - не уверена... И я думала о появлении других героев Дюма не в сюжете, а в мыслях графа. Мне такой подход кажется довольно... саморазрушительным мероп риятием. -а вот тут я не совсем поняла. Сказочка, она ведь рассказявается по своим законам и зависит от сказочника. - вот потому я заранее просила и еще раз прошу прощения у автора.
Ленчик: Grand-mere пишет: А интересно, ЧТО меняется в Атосе и КАК это выражается. Ну вот тут, боюсь, вам придется набраться немного терпения. У меня три тонны разрозненных черновиков, которые я сама боюсь перечитывать. Колбасит потому что)) Слишком многое, видимо, пропускаю через себя. Grand-mere пишет: не в сюжете, а в мыслях графа Автор считает крайне неэтичным ковыряться чайной ложечкой в мыслях персонажей и выставлять их на всеобщее обоРЗение. Поэтому автор в меру своих скромных сил излагает происходящее и предоставляет возможность читателям додумать самим то, что им покажется недосказанным ;) Grand-mere пишет: а вот тут я не совсем поняла Лично, сама как-то активно жила воспоминаниями, прошлым. Получилось плохо, не понравилось. Теперь предпочитаю жить настоящим, хотя ценность воспоминаний от этого для меня не изменилась. Grand-mere пишет: вот потому я заранее просила и еще раз прошу прощения у автора Все в порядке, автор не обижается. Автор вообще по природе своей не очень обидчивая зверюшка.
Кэтти: Ленчик , будем терпеливо ждать., пока автора переколбасит.
Grand-mere: Ленчик пишет: Автор считает крайне неэтичным ковыряться чайной ложечкой в мыслях персонажей - каюсь, в этом отношении меня Лев Николаевич "развратил". Лично, сама как-то активно жила воспоминаниями, прошлым. Получилось плохо, не понравилось. Теперь предпочитаю жить настоящим, хотя ценность воспоминаний от этого для меня не изменилась. А у меня как-то так получается, что только в воспоминаниях берутся силы для настоящего. Там те, кого так не хватает в реале, к кому я по-прежнему мысленно обращаюсь за поддержкой - и чувствую ее. И еще вспомнился эпизод отечественного сериала "Графиня Монсоро",где Бюсси говорит, что не хотел бы дождаться унылых дней, когда будет жить только воспоминаниями о каких-то иных, лучших минутах своей жизни... Мне это очень созвучно, но опять же - уж у кого как сложится... Уважаемая Ленчик! Кажется, мы ступили на очень уж личную почву, лучше, наверное, не углубляться. вам придется набраться немного терпения. У меня три тонны разрозненных черновиков, которые я сама боюсь перечитывать. Колбасит потому что)) Слишком многое, видимо, пропускаю через себя. Готова терпеливо ждать - и благодарю за сказочный подарок к празднику, который автору, очевидно, недешево стоит.
Ленчик: Grand-mere пишет: каюсь, в этом отношении меня Лев Николаевич "развратил". Ах этот развратный Лев Николаевич... Ай-йя-йя просто!
Ленчик: Прозрачного раствора в темном стеклянном флаконе практически не осталось, и Нина плавно перекрыла капельницу. – Сударыня… – Нина. Меня зовут Нина. – Нина, тот лекарь… Он сказал что-нибудь? Девушка не была уверена, что понимает, о чем идет речь, но за годы работы научилась поддерживать относительно непринужденную беседу с самыми разнообразными пациентами и на самые внезапные темы. Она выбрала наиболее невинный ответ: – Сказал, что все у вас хорошо. Через три дня, конечно, не поправитесь, но врачи говорят, что вы большой молодец. – Мне не важно, что будет со мной… Скажите, что с моим отцом? Он болен? «Ах вот вы о чем!...» Игла капельницы мягко вошла в упругую резиновую пробку нового флакона с раствором. Нина установила его на штатив и прямо ответила: – Да. После бессонной ночи ее дипломатичность бессовестно умыла руки, и никакие другие ответы просто не шли ей в голову. – Гримо говорил мне… Но я не думал, что… Боже! Да я вообще ни о чем не думал, кроме собственной боли. Каким самовлюбленным идиотом я был!... – Прекратите-ка это самобичевание, – спокойно попросила девушка. – Сейчас от вашего раскаяния ровным счетом ничего не зависит. Все влюбленные немножко идиоты. А бывает, что и не немножко. Знаете, как я с матерью ругалась, когда у меня была большая любовь? Ууу… Вспомнить стыдно… Она плавно покрутила белое колесико на зажиме системы, впуская новую порцию лекарства в прозрачную трубочку, которая тянулась к катетеру на руке виконта. – А на деле эта «большая и чистая» оказалось совсем не такой, как мне хотелось и казалось. Абсолютно! Но поняла я это далеко не сразу, и глупостей наворотила… огогошеньки сколько... Все. Теперь – отдыхать. Уже утро, скоро доктор придет, ему нужно вас осмотреть. Убедившись, что с капельницей все в порядке, Нина сняла со штатива пустой флакон и уже направилась было к выходу из палаты, но Рауль окликнул ее: – Подождите, прошу вас… Голос его сорвался. Девушка убрала пустой флакон в карман и вернулась к раненому. – Тссс! – Нина легонько коснулась его руки и мягко попросила: – Хватит болтать, пожалуйста. Виконт упрямо мотнул головой. – Сегодня… Я видел… Он потерял сознание… здесь… Что с ним? Я должен знать! Нина вздохнула. – Тогда так. Я говорю, а вы слушаете. Молча слушаете! Договорились? Молодой человек согласно опустил веки. Нина прошлась по палате, собираясь с мыслями, и остановилась у окна. Отсюда ей был виден коридор, ее стол, а главное, пульт с двумя ровно светящимися зелеными лампочками. Она пристроилась у подоконника и начала объяснять: – У вашего отца больное сердце. Довольно давно, точно не день-два. Возможно, он не замечал этого. Возможно, замечал, но не показывал. Сейчас это, в принципе, уже не важно. Важно то, что его сердце работает с перебоями, не ровно, то ускоряясь, то пропуская несколько ударов. Это называется аритмия. Если ее удается быстро снять, она, как правило, не успевает нанести человеку большого вреда, но чем дольше она сохраняется, тем больше осложнений за собой тянет. В этом случае, даже устранив саму аритмию, приходится еще иметь дело со всеми неприятными последствиями, которые она успела натворить. – Значит, его можно вылечить? – глаза Рауля блеснули. – Вы умеете молчать или нет? – притворно рассердилась девушка. – Это же не насморк, который как ни крути, у большинства людей через неделю проходит! Я скажу вам честно – это серьезная болезнь. Бывает, что смертельная, если осложнений много и они тяжелые. А бывает так, что люди живут с ней много лет и ничего. Нина прислонилась к подоконнику. Негромко зашелестели широкие ленты белых жалюзи, закрывающих окно. – Я бы и рада дать вам точный ответ, но я же не врач. Даже доктор Шнайдер не сказал ничего конкретного. Он посоветуется с другими врачами, с теми, кто лечит болезни сердца, и, будем надеяться, что они вместе что-нибудь придумают. Хлопнула дверь отделения, и девушка услышала быстрые шаги Шурика. Она подошла к раненому и вполголоса предупредила: – Сейчас придет доктор и мы с вами оба получим по ушам. Возможно, сильно. Представить себе это самое «по ушам» от миролюбивого и добродушного Шнайдера медсестра не могла, но виконт едва ли мог об этом догадываться. Однако должного впечатления ее слова не произвели. – Мастерство здешних лекарей безгранично! Они же не откажут в помощи моему отцу?! – Они и не отказали. Они попробуют помочь, – мягко сказала Нина. – Но они не волшебники из сказки.
stella: Ну, вот, прозрел, паршивец. некоторым надо хорошо получить по голове, чтобы лучше видеть.
Grand-mere: Ленчик, ловлю себя на том, что Ваши медики мне не менее интересны, чем Атос и Рауль - и Лена (!), и Федя, и "конунг"... И животные - у каждого "лица необщее выражение".
Lumineuse: Grand-mere пишет: Ленчик, ловлю себя на том, что Ваши медики мне не менее интересны, чем Атос и Рауль - и Лена (!), и Федя, и "конунг"... И животные - у каждого "лица необщее выражение". Точно! Подписываюсь )
Ленчик: Grand-mere пишет: у каждого "лица необщее выражение". Grand-mere, может быть, потому что они не просто статисты в этой пьесе? У каждого так или иначе есть своя жизнь, история и характер, которые не связаны с героями Дюма ;)
Диана Корсунская: Ленчик, спасибо за продолжение!
Кэтти: Ленчик , ну уж нет. Для всех ваших героев и героинь; Лены, Нины, Ани и даже узбека Феди с высшим образованием, книга Дюма не просто любимая. Она сопровождает их с юности и несомненно как то влияет на характер и привычки. Они связаны с Дюма, причем настолько эмоционально, что Нина прочитала полностью последние трагические главы уже во взрослом возрасте. Что неудивительно, ибо сам Дюма плакал, описывая гибель Портоса.
Rina: Почувствовала, что меня сюда тянет... и поняла почему. Продолжение "Сказочки" - это просто праздник! Ленчик, благодарю!!!!
stella: Rina , а я вот сидела и ждала, когда же вы появитесь. ))) Остается припомнить, кого еще из "старых" вытянет на "Сказочку". Ленчик, вы отличный рыбак.))))
Ленчик: Rina, чертовски рада вас видеть! Не пропадайте ;) stella, мне, признаться ошшень не хватает Ники...)
stella: Это просто! Думаю, сегодня устрою! Она у меня гостила в октябре, я сейчас ей скажу, что вы ее хотите видеть.))
Nika: Ленчик Надо же, кому-то меня не хватает))) тута я, тута))
Ленчик: Nika пишет: Надо же, кому-то меня не хватает))) Вот ведь как в жизни бывает, правда?) Nika пишет: тута я, тута)) Таки ура?)
Nika: Ленчик Лучше б вы в Питер приехали когда я там два отпуска подряд тусовалась, а)))
stella: Nika , да все приедут в ваш следующий визит. Теперь вы списываться сможете заранее.
Nika: stella Ну теперь уже бог весть когда. Я итак все рекорды по перелетам побила за последнее время)
Ленчик: – Чем занимаешься? – поинтересовалась Нина, носком сапога задумчиво сбивая одну за другой мелкие прозрачные сосульки, притулившиеся на нижней перекладине ободранных железных перил. – Тащу кобылу поработать… – Которую из? У тебя их там табун, на выбор. – Маньку, остальные вменяемые. А она со скуки денник разбирает. Голос Ленчика в трубке смешивался с гулким цоканьем подкованных копыт по бетонному полу. Нина услышала, как скрипнула тяжелая створка двери и всхрапнула лошадь. – Реплику? Такая здоровая гнедая, на которой ты на старты ездила? Слушай, всегда хотела спросить, а почему она Маня? Ведь ничего же созвучного… Скрип повторился. Видимо, девушка, выведя лошадь наружу, прикрывала за собой дверь. – А леший ее знает. Она мне уже Маней досталась. По наследству, так сказать, от предыдущего берейтора. Потому что так короче, наверно. Не, ну правда, выйду я в поле и буду ее звать «Реп-ли-ка…». А так коротко и ясно – Маня. Почти у всех лошадей укороченные домашние клички есть… Считай, что это традиция такая… Ой, Варь, иди отсюда, а? Не лезь под копыта! Без тебя тошно… Нина поплотнее запахнула наброшенную на плечи куртку. Сосульки закончились, и она подняла глаза на замерший под снежным покрывалом больничный парк. – Ну-ка вот с этого места поподробнее, – попросила она, – что там у тебя? – Нормально все, не бери в голову… – Лена! Стоп! Я тебя слышу. Давай четко и внятно, что случилось? – Ничего, – отрезала девушка. Низкие серые тучи цеплялись за голые макушки старых тополей и лениво роняли на притихшие деревья и дорожки редкие хлопья снега. Было тихо и почти тепло, хотя утром в приемном покое Анна Романовна всем обещала, что вот-вот ударят настоящие рождественские морозы. – Ленчик, вот мне только не свисти, пожалуйста, – решительно попросила Нина. – У тебя там, можно сказать, в наличии мечта всей жизни, а тебя при этом так колбасит, что ты на любимую собаку кидаешься. – Нет, дружочек... Мечта – это у тебя. Белая такая, пушистая, и даже местами общительная. А у меня неправильная мечта… Маня, прекрати! Да, это, ёлки зеленые, вообще не мечта… Это какой-то лютый трындец! – Так, тихо! Если ты о графе, то, когда я его видела, он был вполне адекватен. Если ты считаешь, что что-то не так, ты же можешь с ним просто поговорить? – Да как я поговорю с человеком, который… Мань, твою мать! Не жри собаку, я сказала! Она полезная… Как можно поговорить с человеком, который от тебя держится на дистанции, как, блин, от Москвы до Самарканда?! По звенящему голосу подруги Нина поняла, что Ленчик здорово на взводе. – Дружочек, я тебя не узнаю… Может, как-то в добровольно-принудительном порядке? Ну не кусается же он, в конце-то концов? – Ой не знаю… – Клево как! Ты пятые сутки общаешься с человеком и до сих пор не определилась, кусается он или нет? – А что, если я не хочу проверять? Лошадь, ты почему ж такая лосиха-то огромная?!... Так, Нин, я сейчас отключусь, сяду на этого ганноверского мамонта и тебе перезвоню. Я не могу одновременно по телефону говорить и на лошадь карабкаться… – Давай, – девушка убрала телефон в карман и задумалась. Несмотря всю фантастичность происходящего, ситуация упорно не хотела иметь ничего общего с привычными романтическими мечтами. Поудобнее устроившись в седле, Ленчик легонько тронула кобылу шенкелем, и гнедая неторопливо зашагала по пустынной аллее. Снег здесь был нетронутым, и его пышный белый покров мягко гасил стук копыт лошади. Девушка собрала поводья в одну руку, достала телефон и перезвонила подруге. – Всё, я готова к душеспасительным беседам. – Слушай, – Нина решила задать вопрос прямо, – я что-то не могу понять, ты что, боишься графа? Ленчик помолчала, потом задумчиво начала: – Как бы тебе сказать... – Ты? Ты боишься? Это я обычно не знаю, что с мужиками делать, мне лучше дайте кучу бабушек, и я с ними буду мило чирикать про погоду и сериалы… Ты же на скорой с Дороховым моталась по темным подворотням, собирала там бомжей и невменяемых наркоманов. Ты ездила на ДТП с машинами всмятку. Ты со Шнайдером стояла на операциях, когда людей по кускам собирали! И ты не жужжала! Ни разу! Мать, ну ты нашла, кого бояться! Реплика остановилась и, взволнованно раздувая ноздри, с подозрением уставилась на заметенную снегом черную чугунную урну около скамейки. – Топай, Маня… Ты ее уже год пугаешься, не надоело? Лошадь переступила с ноги на ногу, помедлила и тронулась с места. Ленчик продолжила прерванный разговор: – Нин, ты не поняла. Я не его боюсь. Я боюсь его обидеть. Я боюсь причинить ему боль. Я не хочу, чтоб ему было плохо. А ему, блин, плохо! И я это вижу! И сделать не могу ни…чего! Нет, меня никто не кусал, но, честное слово, вот лучше б кусанул пару раз. Я б хоть знала, что ответить. Черта с два… граф просто безупречен. Вежлив и тактичен через край. Нина! Я вчера в вену с третьего раза попала! Ты понимаешь?! Да со мной такого лет пять не было… Я чуть сквозь землю не провалилась, не знала, какими словами извиняться!... Так он же меня и успокаивал! – То есть, тебе надо как с гопниками в травматологии? Все друг друга обматерили и довольные разошлись?! Так? – Не так. Но в каком-то месте ты права. С гопниками, конечно, не особо приятно, зато намного проще. Там прямо спросил, тебе в лоб и ответили… Я же постоянно утыкаюсь в один и тот же ответ… «Все в порядке»… Да, вижу я, в каком оно порядке. А как до него доковыряться, чтобы… Та-ак. Дорогой, ты над чем так задорно ржешь?! – Жжешь, Ленок! – простонала подруга. – Ты сама не представляешь, как ты сейчас жжешь! – Объяснись, уж, сделай милость. Мое чувство юмора что-то немного… не проснулось… Нина подавила нервный смешок и абсолютно серьезно спросила: – Ты себя в зеркале давно видела? Вы же там просто идеально спелись. Кто мне пять минут назад упорно втирал, что «все нормально» и «ничего не случилось»?! Да тебя саму хоть каленым железом пытай, ты о своих проблемах не расскажешь! Тем более, незнакомому человеку. – Мда, – медленно согласилась Ленчик, – уела. Хорошо уела. По самый хвост. Мимо медленно проплывали пушистые лапы огромных молчаливых елей, украшенные мягкими снежными шапками. Людей тут не было практически никогда, конюшня стояла в самой дальней части старого парка, на границе с сосновым бором. – Я задам каверзный вопрос, – предупредила Нина. – А что говорит тебе твоя интуиция? – Моя интуиция говорит, что надо ждать. – И я с ней полностью согласна. Чем мы старше, тем тяжелее адаптируемся ко всякой фигне. А тут фигня случилась прямо-таки… ну очень глобальная… Дай ему время. Как ни крути, а человек – животное социальное. Его отпустит, и он сам пойдет на контакт. Ленчик задумчиво рассматривала короткую густую гриву Реплики. Снежинки лениво кружились в безветренном воздухе и падали на густую бурую шерсть, постепенно превращая гнедую кобылу в чалую. – Спорно, Нин. Адаптация бывает разная. И не всегда успешная. Как бы графа и так ветром качает, а он еще и не ест толком. И отказывается очень вежливо, фиг подкопаешься. Я понимаю, что ему тут не особо нравится, но это ж не повод взять и сдохнуть! – Действительно, вообще не повод… А знаешь, что мы сделаем? Я сейчас наверх пойду, в отделение и непрозрачно намекну виконту, что неплохо бы ему с батюшкой переговорить. Самому. О разном. Шнайдер все равно жаждал графской кровушки, биохимию ему подавай… Вампир проклятущий! – А Шурик сегодня в ночь с тобой? – Вроде да… Не помню точно. Он с утра был, потом в родилку ускакал. Я тебе напишу попозже. Если мы в ночь со Шнайдером, прямо часикам к девяти и приезжайте. Тут уже будет тишь да гладь. Ленчик утвердительно хмыкнула. – Спасибо, Нин. А мы сейчас, пожалуй, поедем в поля и навернем кружочек хорошим таким карьерищем. Чтобы голову проветрить. И мне, и Маньке. А потом уже схемки покатаем, когда лишняя дурь выйдет. Убрав телефон, девушка направила гнедую прочь с аллеи, на широкую просеку. Реплика настороженно подняла уши и прибавила шаг. – Вперед, – тихонько скомандовала Ленчик, отдавая повод, и застоявшаяся кобыла резвой размашистой рысью рванулась навстречу редким, неторопливо порхающим снежинкам.
stella: Все фанфикшеры боятся Атоса, если ему больше тридцати. Потому что не могут себе представить, какие мысли и чувства обуревают старого человека. А тут вообще - ситуация сумасшедшая: граф, постаревший в течение недели, нагнавший свои годы страшно и внезапно, не привыкший и не успевший понять это, но уже отчаянно стремящийся уйти. И вдруг - смена декораций, и еще такая чудовищная. Единственный выход - замкнуться, уйти в свою раковину, сократить внешние контакты до минимума. Только так можно сохранить свое достоинство - так думает Атос, так думают сильные,(в большинстве своем). А Рауль - это, пожалуй, выход. Больше никого он не услышит пока - только сына. Они нужны друг другу.
Lumineuse: stella Все фанфикшеры боятся Атоса, если ему больше тридцати Не все! Ленчик, как тонко и чутко. И в постоянном эмоциональном напряжении... Как хорошо, что у них зима. Снег, животные – это замечательный фон, мягкий и нежный, просто единственно возможный для этой сказки! Снежинки обещают, что всё будет хорошо...
Grand-mere: Ленчик, ну просто до мурашек... Возьмите меня, пожалуйста, к себе на конюшню, подсобной рабочей какой-нибудь... ситуация упорно не хотела иметь ничего общего с привычными романтическими мечтами. - к сожалению, так оно чаще всего и оборачивается в жизни... Единственный выход - замкнуться, уйти в свою раковину, сократить внешние контакты до минимума. Только так можно сохранить свое достоинство - -Стелла, ППКС! Снежинки обещают, что всё будет хорошо... -хотелось бы верить, только мешает бурая слякоть за окном...
Ленчик: stella пишет: Все фанфикшеры боятся Атоса, если ему больше тридцати. Почему все? Не надо его бояться. Его понять надо. Lumineuse пишет: как тонко и чутко. Да ну?! А я-то думала медики - такие циники... На лицо ужасные, добрые внутри))) Lumineuse пишет: Снежинки обещают, что всё будет хорошо... Шамана, однако! Grand-mere пишет: Возьмите меня, пожалуйста, к себе на конюшню, подсобной рабочей какой-нибудь... Боюсь, что Федя добровольно сей пост не сдаст)))
полная версия страницы