Форум » Не только по Дюма » Сказочка к празднику (продолжение) » Ответить
Сказочка к празднику (продолжение)
Ленчик: Название: "Баллада о переселении душ" Nika, спасибо! :) "Хорошую религию придумали индусы: Что мы, отдав концы, не умираем насовсем" В.С. Высоцкий Автор: Как ни странно, Ленчик. Сама удивилась. Фандом: предположительно - Дюма. Размер: сколько получится... Статус: неокончено, в процессе. Жанр: Видимо, ООС / кроссовер / "попаданцы" В качестве эпиграфа: Почти двадцать лет назад мы со школьными подругами собрались встречать новый год. Было нам лет по четырнадцать. Первый раз без родителей, совсем, типа, взрослые и самостоятельные, ну, вы понимаете :) И вот минут за десять до боя курантов тогдашняя моя соседка по парте рассказала верную примету - от первого до последнего удара часов нужно успеть загадать желание, написать его на бумажке, сжечь ее, размешать пепел в шампанском и выпить. И тогда все точно-точно сбудется. Ну, разумеется, мы так и сделали. Кто-то успел, кто-то нет. Кто-то загадывал хорошего кавалера, кто-то - успешное поступление, кто-то - разрешение завести собаку, кто что. В прошлом году на встрече выпускников мы вспомнили тот новый год и знатно похихикали над загаданным, поделились, у кого что сбылось. Я тогда промолчала - меня бы все равно не поняли. Хотя я успела и написать, и сжечь, и выпить. Этот клочок тетрадного листа в клеточку я помню до сих пор. На нем простым карандашом было написано: "Хочу, чтобы Дюма был неправ"...
stella: Ленчик , говоря о будущем я совсем не думаю о таком разговоре сию минуту, я вообще не думаю, что они напрямую будут говорить об этом. Для них, двоих, достаточно и взглядов. А за ответом Атоса, за тем, в чем он себя винит - вот где целая поэма может прятаться. Он себя винил в том, что не сделал из Рауля светского весельчака. Но, по сути, ни ему, ни самому Раулю никогда бы не жилось легко и непринужденно - не те характеры. Так в чем же свою вину граф видит сейчас? В том, что может случиться так, что Рауль останется в этом мире один слишком быстро? И напоследок Атос, который готов уже к своему концу, хочет слышать смех сына, как утверждение Рауля в новом мире?
Ленчик: stella, особенно, когда там некоторые ржут в коридоре, как кони стоялые...
Камила де Буа-Тресси: stella, а вы думаете, что он в два часа ночи, сам не слишком здоровый, сидя в палате рядом с сыном, думает в чем же он провинился? Мне кажется это скорее выражение его эмоций, он так чувствовал, вот и сказал, на контрасте с "ржущими как кони" медиками. А эти поэмы или обдумывались ранее, или будут обдуманы позже, как следствие, или их нет вообще. Человек поэмами, мне кажется, не мыслит. А мы как читатели, те, кто сидит снаружи, их домысливаем прямо сейчас. (Это я не вас, если что, критикую, я рассуждаю скорее в слух. ) Мне кажется, что он может винить себя в том, что невольно являлся свидетелем такой несложившейся счастливо судьбы, и как отец считает, что сделал недостаточно, раз не сложилось. И просто хочет таки видеть сына счастливым. Может эта фраза - робкая надежда? что им дан еще один шанс?
stella: А такой смех может напомнить ему, что они чужие... совсем чужие этому веселью. Даже звонок телефона действует на Рауля, что уж говорить об остальном: все непривычно, даже эта непринужденность обстановки, где все давно свои, кроме них, подчеркивает их чужеродность. Но это для них чужеродность, а окружающие, похоже, уже воспринимают их, как своих. Своих больных. Камила де Буа-Тресси , так я тоже рассуждаю вслух, ставя себя на их место. И завидуя Атосу в одном: какое у него взаимопонимание с сыном. ( Я вчера получила такую гадкую отповедь от своего, что мне особенно хочется теперь туда, к Атосу и Раулю, где понимают и любят без слов).
Lumineuse: Кстати. Рауль не спрашивает, почему за окном снег, где они, что вообще происходит... Почему? Он уже начал догадываться? Или боится потерять хрупкое равновесие близости с отцом и узнать правду, какой бы она ни была?...
Ленчик: Lumineuse, на окне жалюзи. Реанимация на 4м этаже, из положения лежа (а койка стоит далеко не вплотную к окну) будет видно максимум кусок неба. Проверено на себе лично) Камила де Буа-Тресси пишет: И просто хочет таки видеть сына счастливым. В яблочко, я бы сказала. Угадала. Довольно простое желание, без поэм и скрытого смысла.
Камила де Буа-Тресси: Lumineuse, возможно, когда человек в реанимации, ему не очень до того, чтобы думать о глобальных вещах. Когда плохо, не особо думается, да и когда спишь тоже. А снег не факт что он видит, мы не знаем какой там вид из окна и на что. Может только небо и видно? Думаю, скоро автор ответит на часть наших вопросов.. или нет) Upd: Ленчик уже ответила))
Lumineuse: То есть, Рауль полагает, что он все ещё в Африке, оказался в каком-то местном (но явно европейском) лазарете с очень крутым уровнем медицинской помощи, и к нему приехал отец?
stella: Lumineuse , не думаю, что он так себе представляет ситуацию. Скорее, в перерывах между сном и недолгим бодрствованием не пытается обдумывать: просто радуется, что рядом может быть отец. Хотя, есть вещи, которые его раздражают. Вот Атосу не позавидуешь: знать, что тебе немного осталось, и оставить, едва обретя сына, его одного, наедине с непонятной реальностью... Мне кажется, это мучит Атоса больше всех остальных проблем, потому как он понимает - из этого мира вряд ли удастся вернуться. И нужно ли возвращаться Раулю? В прошлом ему уже нет места, а вот как быть с будущим?
Lumineuse: stella пишет: недолгим бодрствованием не пытается обдумывать: Я и не думаю, что он способен к обдумываниям и философствованиям. Но люди обычно даже во сне имеют некоторое, пусть и ошибочное, представление о том, где они и что происходит. На интуитивном уровне. Инстинкт, так сказать.
Кэтти: Дамы, а мне кажется, Атоса несколько другое заботит. Он понимает , что в любое мнгновение может быть вместе с сыном перенесен туда, где они были: т.е. в роман. Он в свою смертную постель, а Рауль раненный в госпиталь в Джиджелли. И он благодарен этому разрыву пространства романа, которое дало возможность им с сыном нежданно увидеться еще раз перед неотвратимым концом.... Ведь все всегда будет так как их создал Творец, а в нашем случае-это Дюма.
Рыба: Кэтти, а как же предпосылка автора: "Хочу, чтобы Дюма был неправ"...
Lumineuse: Кэтти кстати, да Рыба но Атос же не знает всей подоплеки ) Для него это необъяснимое чудо, милость Божья.
Камила де Буа-Тресси: А сам Дюма нам завещал "Ждать и надеяться";)
Кэтти: Наднжда, конечно умирает последней, и Мэтр мог бы оставить открытый финал, но он этого не сделал.. Хотя Сказочка на то и Сказочка... Но Атос то на данный момент сюжета не знает, что из романа попал в Сказочку.
Рыба: Lumineuse , Кэтти , но по законам жанра героям их будущее неизвестно. Однако над ними есть всемогущий автор, который о них знает всё.
Ленчик: Lumineuse пишет: Но люди обычно даже во сне имеют некоторое, пусть и ошибочное, представление о том, где они и что происходит. На интуитивном уровне. Инстинкт, так сказать. Хммм... Очень индивидуальная особенность сна, я бы сказала. Лично я, если сплю, то уже абсолютно не воспринимаю окружающее. Рыба, а автор сидит и молчит. И тщательно старается сильно не спойлерить
Рыба: Ленчик пишет: Лично я, если сплю, то уже абсолютно не Хе-хе, особенно когда укатают сивку крутые горки. Или крутые сивки... Ленчик пишет: автор сидит и молчит Ну так и я. А то настроили тут версий! Всё-всё, динамитом не надо!!! Ныряю... буль-буль-буль...
Ленчик: Кто там просил диагноза? Получите, распишитесь. Даже назначения бонусом прилагаются. – И кто-то может подтвердить всю эту ахинею, что ты мне сейчас рассказала? – с сомнением поинтересовался заведующий отделением. – Федя, – тихо ответила Ленчик. – Конюх наш. Горский прошелся по ординаторской, в задумчивости потирая подбородок, потом остановился перед девушкой и серьезно спросил: – Пили? Курили, может быть? Или еще что поинтереснее? Я не собираюсь бороться за твой моральный облик, но я обязан понимать, что происходит. Мне нужно знать, во что вы все вляпались, чтобы иметь возможность вас оттуда вытаскивать. Ленчик понуро посмотрела на него из-под густой, как у пони, каштановой челки. – Пила. Пиво. Недели две назад. Больше ничего. Могу кровь сдать. На все, что скажете. Вытаскивать нас необязательно, Юрий Васильевич. Сами вылезем. Анестезиолог сумрачно усмехнулся: – О да! Самостоятельности вам со Шнайдером не занимать! Девушка сидела на кушетке и молча рассматривала шнурки на своих кроссовках. Крыть было не чем. Да и не за чем. Дверь распахнулась под натиском шуриковой спины, и в ординаторскую вошел Шнайдер, неся в одной руке дымящуюся пенопластовую миску, распространявшую вокруг себя довольно ядреный аромат лапши и китайских специй, а в другой - кружку черного чая, заваренного до состояния дегтя. – Не помешаю? – поинтересовался он. Заведующий сдвинул на край стола свою кружку с дымящимся кофе и сделал приглашающий жест. – Кому ты тут помешаешь? Сядь уже, поешь нормально. Ординатор устроился за столом, а Горский передвинул к кушетке стоявший в углу стул и уселся на него верхом, положив на спинку скрещенные руки. – Хорошо. Твоя версия происходящего? Ленчик медленно подняла голову и твердо посмотрела на бывшего шефа. – Я не строю версий. Я верю тому, что видят мои глаза. – Ты веришь в свои детские мечты. Назови мне хотя бы две причины, почему и я должен принять на веру этот бред? – Да хоть двадцать две! – вскинулась девушка, но тотчас взяла себя в руки и начала размеренно перечислять. – Потому что я ролевик, и видела кучу игровых костюмов разной степени достоверности. Даже самые аутентичные из них не дотягивают по качеству ткани, пошиву, отделке и крою. Потому что я реконструктор, и я могу отличить боевой клинок от игровой реплики. Потому что я конник, и не представляю, где в ближайших областях можно взять лошадь с короткой летней шерстью в середине зимы! Даже при небольшом выгуле они уже к началу ноября обрастают, как медведи. Даже на Кавказе, где вроде бы теплее. Потому что современные седла и уздечки выглядят совсем не так. Потому что, в конце концов, для того, чтобы устроить «карнавал» такого уровня, нужно быть, как минимум, миллионером. Юрий Васильевич! Это все слишком реально для мистификации! Слишком по-настоящему! Без единого прокола! А главное, кому это надо?... Горский невозмутимо выслушал ее доводы, изредка кивая в особо проникновенных местах. – И еще вопрос, – подал голос Шнайдер, на минуту отрываясь от лапши, – зачем дырявить живого человека в восьми местах? Чтобы что? Заведующий отделением перевел взгляд с девушки на молодого врача и со вздохом опустил голову на руки. – Ладно, – заключил он. – Умники... Давайте о более насущном. Анализы готовы? Ленчик соскользнула с кушетки и передала ему со стола три свежих бланка, за которыми полчаса назад бегала в лабораторию. Горский выпрямился, потянулся, отгоняя дремоту, и мельком пробежал глазами результаты анализов. – Прекрасно! – саркастически усмехнулся он, протягивая бумаги ординатору. – Вещай, Александр Абрамович. Формально это твой пациент. Шурик отставил свой запоздалый обед, изучил все три листка и привычно доложил: – Мужчина, шестьдесят два года. В сознании. Ориентирован. Состояние стабильное, средней тяжести. При первичном осмотре выраженная общая слабость, умеренный акроцианоз, одышка, тахикардия. – Ты ешь. Ешь, пока можно, – махнул рукой Горский, – мы же не на обходе. Но Шнайдер упрямо тряхнул копной угольно-черных кудрей и продолжал: – Внешняя симптоматика сглажена на фоне инъекций сульфокамфокаина. Дыхание жесткое, нижние отделы легких прослушиваются частично. На ЭКГ частые продолжительные эпизоды мерцательной аритмии, есть признаки перенесенного инфаркта миокарда, что подтверждается анализом крови. – Диагноз? – поинтересовался заведующий отделением. – Подострый инфаркт миокарда, осложненный мерцательной аритмией и левожелудочковой сердечной недостаточностью во второй стадии течения. В данный момент без легочных проявлений. Третий функциональный класс, со значительным ограничением физической активности. Я бы рискнул предположить начальную кахексию на фоне основного заболевания и длительного психоэмоционального напряжения. Горский удовлетворенно кивнул: – Можешь, когда хочешь. Теперь ешь. Он встал, подхватил со стола недопитый кофе и вернулся на свое место. – Итак, – констатировал анестезиолог, – Что у нас хорошего… Все, что могло стабилизироваться само, уже это сделало. – А плохого? – с подозрением поинтересовалась Ленчик. – Все, что можно было продолбать, – мрачно предположил Шнайдер, – уже продолбано? Горский кивнул. – Терминология твоя оставляет желать лучшего, но по смыслу, идеально. Интенсивная терапия, начатая не позднее полутора-двух часов с момента поражения миокарда…, – заведующий не закончил фразу, вопросительно глядя на Шурика. – Позволяет избежать некроза и повышает выживаемость более, чем вдвое, – прилежно закончил ординатор. – Именно так. Но в нашем случае, полутора часами даже не пахнет. Очаг некроза в наличии и рубцуется сам по себе. Судя по состоянию, даже без ЭХО я бы предположил, что очаг далеко не маленький. Что делать будешь, Александр Абрамович? Шурик в задумчивости подергал свисающий над столом побег традесканции с полузасохшими, желтоватыми листиками и уверенно ответил: – Купировать развившиеся осложнения. Потому что они прогрессируют и становятся опаснее, чем основное заболевание. – Правильно, – согласился заведующий отделением. – миокард, может, и сам спокойно зарубцуется, если ему не мешать. Но ему мешают. Если пробовать сработать на опережение, возможно, получится притормозить декомпенсацию. Назначения? Шнайдер немного помолчал и принялся перечислять: – На сульфокамфокаин есть положительный ответ. От бобра бобра не ищут, его стоит оставить. В обязательном порядке амиодарон, строфантин, иплерон, пожалуй. Хотя инспра, мне кажется, лучше. – Иплерон, – подтвердил Горский, отпивая кофе, – на инспру надо всем отделением скидываться. И еще из оперблока пару человек позвать. Шурик задумчиво помешал свой чай, поправил очки и спросил: – Что я забыл? Я чувствую, что не все сказал! Заведующий придвинул к нему результаты анализов. – На гематокрит посмотри. – Аспирин-кардио! – вспомнил ординатор. – Госпитализация? Горский встал, задвинул стул обратно в угол и, неопределенно пожав плечами, вышел из ординаторской. Молодые люди вопросительно переглянулись. Анестезиолог вернулся буквально через минуту и пристально посмотрел на Ленчика. – Не могу сказать, что я тебе поверил. Но я тебя услышал, – веско произнес он и протянул девушке небольшую бело-зеленую картонную упаковку, в которой оставалось несколько ампул. – Строфантин ты без рецепта нигде не купишь. Мониторов у тебя нет, поэтому никаких экспериментов с инъекциями. Делать будешь только капельно, с глюкозой. И очень медленно. По половинке каждые шесть часов. Остальное тебе Шурик расскажет.
Кэтти: Ленчик, здорово! Надежда на продление жизни графа появилась.
полная версия страницы