Форум » Не только по Дюма » Сказочка к празднику (продолжение) » Ответить
Сказочка к празднику (продолжение)
Ленчик: Название: "Баллада о переселении душ" Nika, спасибо! :) "Хорошую религию придумали индусы: Что мы, отдав концы, не умираем насовсем" В.С. Высоцкий Автор: Как ни странно, Ленчик. Сама удивилась. Фандом: предположительно - Дюма. Размер: сколько получится... Статус: неокончено, в процессе. Жанр: Видимо, ООС / кроссовер / "попаданцы" В качестве эпиграфа: Почти двадцать лет назад мы со школьными подругами собрались встречать новый год. Было нам лет по четырнадцать. Первый раз без родителей, совсем, типа, взрослые и самостоятельные, ну, вы понимаете :) И вот минут за десять до боя курантов тогдашняя моя соседка по парте рассказала верную примету - от первого до последнего удара часов нужно успеть загадать желание, написать его на бумажке, сжечь ее, размешать пепел в шампанском и выпить. И тогда все точно-точно сбудется. Ну, разумеется, мы так и сделали. Кто-то успел, кто-то нет. Кто-то загадывал хорошего кавалера, кто-то - успешное поступление, кто-то - разрешение завести собаку, кто что. В прошлом году на встрече выпускников мы вспомнили тот новый год и знатно похихикали над загаданным, поделились, у кого что сбылось. Я тогда промолчала - меня бы все равно не поняли. Хотя я успела и написать, и сжечь, и выпить. Этот клочок тетрадного листа в клеточку я помню до сих пор. На нем простым карандашом было написано: "Хочу, чтобы Дюма был неправ"...
Камила де Буа-Тресси: Это очень сильно и очень больно. А надежда истощается. Как-то так. Ленчик, прости мою немногословность.
Grand-mere: Лея, да, это я и имела в виду, просто вчера под впечатлением от прочитанного не хотела и не могла теоретизировать на отвлеченные темы. Несколько лет назад мы уже обсуждали подобные вопросы, и Ленчик четко обозначила свою позицию.click here Автор оставлял читателям право догадываться о чувствах героев по деталям их поведения. Теперь же это зачастую взгляд изнутри. (От Тургенева маятник качнулся к Толстому. ) Я вот недавно перечитывала "Диомед, сын Тидея" А. Валентинова, так у него вообще микс: от гекзаметра до рэпа. И ничего, прекрасно воспринимается, не напрягают такие перепады. И еще: если раньше "закрепленная камера" фиксировала в равной мере все, что перед ней, то теперь "камера" перемещается, приближая к нам то одного героя, то другого. Все мы меняемся. Что уж говорить о манере авторского повествования, если мое (говорю только за себя!) читательское восприятие кардинально изменилось: я бы не хотела, чтобы "Сказочка" кончалась, именно потому, что надежда истончается
Ленчик: У меня тоже как-то отвалилась возможность комментировать. По крайней мере сейчас. Просто, СПАСИБО, Стелла!
stella: На меня находит, периодически.
Черубина де Габрияк: Ленчик пишет: Просто, СПАСИБО, Стелла! Присоединяюсь.
Эжени д'Англарец: Тоже молча одобряю. И тихо жду продолжения. И верю в благополучный исход в первую очередь для графа и для виконта. Аминь.
Ленчик: К конюшне возвращались не спеша. Атос шел медленно, едва ли не каждые полсотни шагов останавливаясь на минуту-другую, чтобы отдохнуть и собраться с силами. Ленчик, для верности взявшая овчарку на поводок, держалась немного позади, не желая торопить его и предоставив Атосу самому выбирать скорость. Малейший намек на то, что они идут недостаточно быстро, мог болезненно ранить самолюбие графа, поэтому девушка старалась шагать как можно медленнее, чем несказанно обрадовала Варежку, которая в кои-то веки без спешки тщательно изучала по дороге все ближайшие кусты и обочины, до которых могла дотянуться, вместо того, чтобы ответственно трусить рысцой у ноги хозяйки. Просека закончилась, они повернули на освещенную фонарями аллею. Снегопад усиливался, зато ветер здесь был немного слабее. Собака потянула в сторону и остановилась, с сосредоточенным сопением обнюхивая снег под фонарем. Ленчик не стала ей мешать. Неожиданная передышка пришлась весьма кстати – Атос, пошатываясь, замер на месте. Мгновение спустя его рука сжала плечо девушки. Она насторожилась. Столь внезапная фамильярность со стороны графа говорила только об одном – ему действительно очень плохо, но вспомнив, что «Атос скорее бы умер, чем позвал на помощь», Ленчик вовремя прикусила язык. Банальное «как вы себя чувствуете?» прозвучало бы сейчас горькой пощечиной. Не проронив ни слова, девушка спокойно стояла рядом до тех пор, пока граф не пришел в себя настолько, чтобы двинуться дальше. Выдернув из сугроба любопытную собаку, Ленчик последовала за ним. Однако, сделав несколько медленных неуверенных шагов, Атос снова остановился. Девушка аккуратно попыталась взять его под руку и обнаружила, что граф прижимает левый локоть к боку. – Болит? – негромко спросила Ленчик. Отворачиваясь от резких порывов колючего северного ветра, Атос отрицательно качнул головой. – А мне кажется, что болит. Граф судорожно перевел дыхание и с трудом выговорил: – Сейчас… пройдет. Девушка согласно кивнула, отчаянно кляня себя за излишнюю уступчивость. «Нельзя же, нельзя сердечникам так долго быть на холоде! Мороз, ветер и нервы… Они же стенокардию провоцируют, как не фиг делать…!» Но к такому развитию событий она уже была готова – с новогодней ночи взяла за правило постоянно держать под рукой нитроглицерин. Вот и пригодился… До заметенной снегом деревянной скамейки было рукой подать. Дрожа всем телом, Атос опустился на промерзшие доски. Быстро расстегнув куртку, Ленчик достала из внутреннего кармана пузырек с лекарством, вытряхнула себе на ладонь таблетку и протянула графу: – Под язык. Убедившись, что назначение выполнено, она присела перед Атосом и внимательно посмотрела ему в глаза: – Так… Только честно. Давно терпите? Силясь улыбнуться, граф отрицательно покачал головой. Ленчик пришла в ужас от его взгляда, переполненного болью и глухим отчаянием, и этой бледной, почти прозрачной тени вымученной улыбки. Она взяла Атоса за руку и продолжала мягко допытываться: – В лесу началось? Или уже здесь, в парке? – Здесь. – Хорошо, – девушка слегка сжала ледяные пальцы графа. – Скоро пройдет. Через пару минут должно стать полегче. Она бросила быстрый взгляд на часы, засекая время. Потому что, если нитроглицерин не сработает, означать это будет только одно – рецидивирующий инфаркт… Рядом плюхнулась Варежка. Ленка обернулась к ней и обнаружила, что та что-то торопливо жует. Девушка взяла собаку за шерсть на щеке и притянула к себе: – Ты что опять нашла?... В свете фонаря, она разглядела длинный голый хвост, безжизненно свисающий между внушительных зубов. – Фу! Овчарка перестала жевать и замерла, с затаенной надеждой поглядывая на хозяйку – а вдруг передумает?... – Фу, я сказала! Сокрушенно вздохнув, Варежка разжала челюсти, и на гладко утоптанный снег выпала задняя половина полевки. Куда делась передняя половина, Ленчик предпочла не задумываться. Она фыркнула и отпихнула собаку: – Тебя дома не кормят что ли?! Девушка встала, носком сапога отбросила недоеденного грызуна подальше в сугроб и вернулась к графу. Варежка проводила полевку голодным взглядом и попыталась незаметно ретироваться следом за ней, но резкое «Куда?!» заставило собаку остаться на месте. Овчарка обиженно засопела и облизнулась. Немного потоптавшись около людей и придя к неутешительному выводу, что вожделенная мышь абсолютно недоступна, собака уселась рядом с Атосом, привалившись к его ногам теплым меховым боком. Граф медленно втянул воздух сквозь стиснутые зубы и откинулся на спинку скамейки, отрешенно наблюдая за полетом снежинок, чтобы хоть как-то отвлечься от жгучей боли, толчками разливающейся в груди. Яркий свет фонаря резал глаза, мешая сосредоточиться на чем-то чрезвычайно важном. Атос устало опустил веки. Бездонное черное небо щедро рассыпало крупные пушистые хлопья снега. Они медленно порхали в воздухе, неотвратимо укутывая все вокруг своей мягкой глухой пеленой. Привычные, милые сердцу графа воспоминания, сглаживались, застилаемые этой беззвучно-белой круговертью, не стираясь безвозвратно из памяти, они, тем не менее, шаг за шагом неуклонно отступали на второй план, становились похожими на изящные гравюры, замершие на страницах старинных книг. Прошлое истиралось, словно через силу соглашаясь перебраться в тень, позволяя порывистому и яркому, но болезненно-изломанному настоящему занять свое законное место. Настоящее завораживало и отталкивало одновременно. Атос не готов был принять его, стать его частью, но отчетливо понимал, что обязан хотя бы подпустить его поближе, потому что в этом неизвестном и неизбежном настоящем был Рауль, и второй раз потерять сына в безумии абсолютно чужого им обоим мира стало бы слишком жестокой пыткой. – Пожалуйста, господин граф… Атос открыл глаза, с огромным трудом стряхивая с себя холодное оцепенение, и осторожно попытался сделать глубокий вдох. Почти удалось – резкая боль постепенно уходила, уступая место ознобу и слабости. – Не молчите, когда вам больно. Не пытайтесь перетерпеть, не надо. Это очень опасно. Вот эта светлая идея «само пройдет» свела в могилу столько людей, что вы и представить себе не можете… – Вам случалось видеть смерть? – медленно спросил Атос. Девушка нервно усмехнулась: – Вы можете показать мне хотя бы одного медика, которому не случалось? – Вам не было страшно? – Было. Местами даже очень… Сначала. Нам просто нельзя ее бояться. Иначе мы не сможем ее победить. – Ее невозможно победить, – чуть слышно произнес граф, – все люди смертны… Неожиданное смирение в его голосе мешалось с такой пронзительной и острой грустью, что Ленчик невольно вздрогнула. – Совсем победить, конечно, невозможно… Но иногда ее можно хотя бы на время отогнать куда-нибудь… Ну, подальше… Атос улыбнулся. Печально и тихо, одними глазами. Цепочка фонарей, освещающих плавный изгиб аллеи, отражалась в глубине его зрачков теплыми золотистыми искорками. – Зачем вы остались? – с мягким укором спросил граф. – Я же просил вас уйти… Немного помолчав, Ленчик бережно взяла его за руку, считая слабый, неровный пульс. – А вы бы ушли?... У дверей конюшни Атос повернулся к девушке и негромко попросил: – Не нужно… исчезать. Ленчик вопросительно посмотрела на графа, чуть наклонив голову. Он ответил неожиданно спокойным и ясным взглядом. Это уже не было напускное спокойствие, призванное скрыть от посторонних глаз бурю переживаний и сомнений. Было что-то другое. Еще теплые, но уже не обжигающие угли дотла прогоревшего костра, подернутые тонким, трепещущим пеплом. – Из моей жизни… исчезло почти все… И вам… не нужно исчезать из нее. Девушка молча кивнула. Она еще сомневалась тогда, в лесу, слушает ли ее граф? Зря сомневалась. Он все услышал. И все понял. И даже нашел в себе силы ответить. Ленчик отвернулась, понимая, что точно не подберет сейчас нужных слов, и легонько потянула Атоса за рукав, увлекая его в тепло бревенчатой конюшни. Официально - конец. Неофициально - конец первой части.
stella: Вот умеете вы,Ленчик , обойтись малым слогом. Пожалуй и я обойдусь и в этот раз без слов. Только вот, дожила я до окончания! И потому: спасибо! Спасибо вам за этого Атоса.
Lumineuse: Ах... Спасибо. Просто спасибо. За длинную, снежную, добрую, красивую, грустную, местами страшную, но очень теплую зимнюю сказку и такое же ее окончание. Которое, на самом деле, не окончание, а начало чего-то нового. Ну, мы будем надеяться, что сможем не только напридумывать себе, что там дальше, а ещё и прочитать когда-нибудь... ))
Черубина де Габрияк: Ленчик, спасибо! И спасибо за надежду на Lumineuse пишет: начало чего-то нового. Я тоже надеюсь, что мы сможем прочесть. Хотя это новое, оно в любом случае есть и останется с нами. Может даже, это та надежда, которой так не хватило у Дюма. Еще раз, спасибо.
Камила де Буа-Тресси: Спасибо, Ленчик! Это было местами даже страшно, местами смешно, но всегда проникновенно, чутко, правильно одним словом. Мне подумалось, что в этой Сказочке столько реального, именно так, как бывает в жизни, правдивого, но вместе с тем всё-таки, как ни крути, сказочного. Финальная сцена со снегом великолепна! И да, спасибо за такого Атоса. А вообще, поздравляю с завершением! Это был огромный труд!
Lumineuse: Камила де Буа-Тресси пишет: А вообще, поздравляю с завершением! Это был огромный труд! Да, присоединюсь. Ты это сделала, Лен )
Ленчик: Во-первых, спасибо всем читателям, потому что только ваши целебные (и не очень))) пинки помогли-таки добраться до... до того, до чего добралась Во-вторых, мои благодарности Камиле де Буа-Тресси, моей бессменной, строгой и дотошной бете! Без тебя все было бы не так) В-третьих, низкий поклон stellе за абсолютно волшебные, атмосферные иллюстрации, которыми вы передавали то, на что мне не хватало красноречия stella пишет: Пожалуй и я обойдусь и в этот раз без слов. Ну воооот... А поговорить?...)) Lumineuse, спасибо, пока я просто лежу в сторону "ещё и прочитать когда-нибудь..." Черубина де Габрияк, но самое же главное - гештальт закрыт)) Дюма не очень прав) Lumineuse пишет: Ты это сделала, Лен ) А что, кто-то сомневался? Зря, зря))
stella: Ленчик , пожалуй, я на днях просто поговорю своим языком. Может, получится передать.))
Лея: Ленчик пишет: но самое же главное - гештальт закрыт)) Дюма не очень прав Ленчик, новая (последняя) глава прекрасна! Да, гештальт закрыт, и, как отметила Черубина де Габрияк, есть надежда, которой нет в конце ВДБ (в сущности, ДЛС - единственная книга Трилогии с более-менее оптимистичным концом). Есть надежда, что Рауль сумеет найти себя в этом новом, незнакомом мире, что Атосу удастся "отогнать смерть подальше" хоть на время и провести остаток дней с сыном , а Ленчик и Федя "не исчезнут из их жизни". Более того, есть надежда, что прошлое героев "отступит на второй план", уподобившись "гравюрам из старинных книг", и граф сможет понять и принять "порывистое и яркое настоящее", в котором предстоит жить его сыну, даже если не сможет войти, вписаться в это настоящее и "стать его частью". Привычные, милые сердцу графа воспоминания, сглаживались, застилаемые этой беззвучно-белой круговертью, не стираясь безвозвратно из памяти, они, тем не менее, шаг за шагом неуклонно отступали на второй план, становились похожими на изящные гравюры, замершие на страницах старинных книг. Прошлое истиралось, словно через силу соглашаясь перебраться в тень, позволяя порывистому и яркому, но болезненно-изломанному настоящему занять свое законное место. Настоящее завораживало и отталкивало одновременно. Атос не готов был принять его, стать его частью, но отчетливо понимал, что обязан хотя бы подпустить его поближе, потому что в этом неизвестном и неизбежном настоящем был Рауль, и второй раз потерять сына в безумии абсолютно чужого им обоим мира стало бы слишком жестокой пыткой. Этот фрагмент - просто потрясающий! Ленчик, спасибо!
Lumineuse: Я сделала то, о чем мечтала... давно. Я перечитала всё разом с начала до конца. Не поверите, там, действительно, прошло только шесть дней. Совсем другое ощущение, когда читаешь подряд. Оказывается, в сущности, это короткая история. И те самые, особенные, моменты идут в ней один за другим. Как граф ждал первой встречи с сыном, как сел на Реплику, как приехал на вторую встречу, как сидел с Раулем (там прям пробрало), как Ленка объясняла Горскому про лошадь с летней шерстью, и как Горский назначал лечение... и финальные части, которые ещё не успели забыться – всё сложилось в одну картинку. Есть, конечно, моменты, подвисшие в воздухе... Есть вопросы... Если рассматривать Сказочку как литературное призведение, можно над ней поработать и улучшить, привести к более четкой структуре и завершить композицию... Но вот я сегодня прожила это всё ещё раз, и хочу повторить теперь: Лен, спасибо! За то, что подарила нам этот кусочек жизни, таким, каким он получился! И там, действительно, есть надежда!
Grand-mere: Согласна со всем вышесказанным. А у самой - мысли вразбег... слов нет... Ну прежде всего - огромная благодарность автору (и иллюстратору!) за тревожное и светлое, пронзительное и щемящее творение. Последние страницы вообще потрясающие! И, как частность, меня поразило, насколько автору -летом! -удалось погрузить нас в этот январский снегопад, в котором есть что-то от вечности... Первая ассоциация - тоже Высоцкий: "И все же конец наш еще не конец, конец - это чье-то начало." Мы столько лет жили ожиданием продолжения этой сказки, которая, кажется, и не сказка совсем, что сейчас вдруг чего-то не хватает... И хочется обратиться к героям строчками гайдаровской песенки: " - Вы когда вернетесь? - Я не знаю, скоро ли. - Только возвращайтесь... хоть когда-нибудь..."
Кэтти: Grand-mere ," мысли вразбег" - зачетно сказано. Надо запомнить. А насчет Сказочки, так последняя просьба Атоса, как по мне, это просьба не исчезать, адресована не только Ленчику, но и нам читателям и почитателям Мушкетерской Трилогии и творчества А.Дюма вообще. Ибо ,если читатели перестанут читать и сопереживать, герои романа действительно превратяться в старинные запыленные гравюры, которые пылятся никому не интересные, забытые в запасниках музея, или на чердаке.
stella: Я с одним не согласна: не верится мне, что в течении шести дней картины пршлого превращаются в старинные гравюры. Это происходит, но куда медленнее и тяжело. Только законами жанра и скоростью событий могу это себе объяснить. У меня получилось в жизни две "эмиграции" Первая - это когда я уехала учиться в вожделенную Москву с твердым решением никогда не возвращаться в Киев. А он меня преследовал и во сне и в мыслях. Именно своими улицами и т. д. Во время второй Киев уже и вовсе стирался из памяти, заслоненный новыми впечатлениями. Но это происходило очень медленно, и окончательно оформилось лет через 15. Москву вспоминаю именно как старые картинки.)) У меня очень неплохая зрительная память, могу, если напрячься, восстановить очень многое. У Атоса и восприятие и зрительная память намного сильнее, чем у многих. Поэтому, по моему убеждению, яркие картины прошлого он всегда мог восстановить без проблем. А само сравнение - великолепно, что правда, то правда.
Ленчик: Grand-mere, Лея, спасибо! stella, соглашусь, формулировка не совсем корректна. Не истираются, нет, скорее замирают. Картинка не теряет яркости и объема, но движения больше нет.
полная версия страницы