Форум » Не только по Дюма » Эта замечательная жизнь » Ответить
Эта замечательная жизнь
Лея: Название: «Эта замечательная жизнь» Автор: Лея Фэндом: «Три мушкетера», фильм «Эта замечательная жизнь» Фрэнка Капры Жанр: кроссовер, праздничная сказка, юмор Персонажи: герои мушкетерской трилогии и Кларенс, ангел второго класса Отказ: Александру Дюма, Фрэнку Капре; Ленчику, Рыбе и Стелле, вдохновившим меня своими сказками, и вообще всем участникам форума. Статус: в процессе Причина: устала работать над серьезными и нескончаемыми проектами, решила последовать примеру наших сказочниц, тем более, что их фики напомнили фильм Фрэнка Капры «Эта замечательная жизнь» - одну из лучших праздничных кинолент всех времен и народов, в которой простодушный ангел Кларенс (родившийся, по фильму, в 1653 году!) помогает главному герою, впавшему в отчаяние. Судите, но не слишком строго
Ответов - 122, стр:
1 2 3 4 5 6 7 All
Лея: Глава I Ангелы в небе светятся как звезды и передвигаются со скоростью молнии. Даже ангелы второго класса, которые не имеют крыльев и не отличаются стремительностью своих крылатых собратьев, моментально откликаются на зов Всевышнего или архангелов и предстают перед ними, вытянувшись по струнке. А вызывают ангелов главным образом в те минуты, когда нужна срочная помощь людям – блудным детям Творца, в которых есть что-то ангельское, но и что-то звериное, причем эти странные существа никак не могут привести составляющие своей натуры в равновесие. Кларенс – ангел молодой, неказистый и простодушный – не обладает ни харизмой, ни внушительным видом многих своих соратников, поэтому ему достаются в основном легкие задания, и он почти отчаялся, решив какую-нибудь сверхсложную задачу, перейти из второго класса в первый, то есть, – заслужить и получить крылья. «Что ж, каждому свое», - печально и смиренно вздыхает иногда Кларенс. У него менталитет подростка-идеалиста, но он страстно любит читать и запойно смотрит фильмы и сериалы, поэтому, несмотря на некоторую наивность, часто настраивается на философский лад. В сущности, Кларенс вполне способен испытывать зависть (пусть только белую) к другим ангелам и даже жалеть себя, но добродушие и любознательность всегда берут верх над этими низменными чувствами, и он хватается за любое поручение с интересом и энтузиазмом. Вот и сейчас он стоит перед суровым, величавым архангелом, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и ожидая указаний. Под их стопами – огромное облако, переливающееся всеми цветами радуги, точнее, всеми теплыми и холодными цветами. Оно кажется живым и движущимся, хотя стоит на месте: его очертания постоянно меняются, а цвета варьируются, образуя причудливые гаммы. Кларенс знает, что яркая, пестрая масса начнет постепенно растекаться к краям облака, образуя в его середине пустоту и придавая ему сходство с огненным кольцом, через которое укротители в цирках заставляют прыгать тигров и львов. Вглядываясь в пустоту, он, Кларенс, увидит своего очередного подопечного, попавшего в затруднительное положение, и бегло ознакомится с некоторыми фактами его биографии. А потом начнет действовать... Облако на сей раз больше, грознее и мрачнее, чем те, которые Кларенсу доводилось видеть раньше, и он надеется, что ему, наконец, повезло: поручение не сведется к поискам потерянного ожерелья, утешению одинокой девушки или примирению подравшихся мальчишек: ему дадут серьезное, ответственное задание. - Речь пойдет о спасении человеческой жизни и души, - изрекает суровый архангел, без труда прочитавший мысли Кларенса, - и если тебе удастся это сделать, ты, наконец, перейдешь из второго класса в первый. Потом, приподняв одно из своих тяжелых крыльев и указуя им, как перстом, добавляет: «Смотри, вот он, твой подопечный. Его зовут Оливье де Ла Фер, он – человек верующий и добрый католик, но пребывает в таком отчаянии, что вполне способен лишить себя жизни. Впрочем, он считает, что уже загубил свою душу, и терять ему нечего...» Подопечному на вид лет тридцать. Красивый стройный мужчина среднего роста с правильными чертами узкого, бледного лица, с темными волосами и большими светлыми глазами, в которых видно отчаяние, граничащее с безумием. Кларенс читал достаточно исторических романов, чтобы определить, что живет Оливье в первой половине XVII века, – брусчатка вместо асфальта, отсутствие фонарей на улицах, грязь под ногами, униформа и шпага самого Оливье, его длинные волосы, усы и эспаньолка. Он стоит, опираясь на перила моста, перекинутого через реку (хочет броситься вниз головой и утопиться?!), глядит на темную массу воды внизу и что-то бормочет себе под нос. «Я всем причинял только зло, - удается расслышать Кларенсу. - Я всегда сбивался с пути истинного. Лучше бы я вообще не рождался на свет...» «Прежде чем помочь этому человеку, ты должен узнать, что его довело до такого состояния», - наставляет суровый архангел Кларенса, и тот кивает: эта процедура ему давно знакома. Потом, как кадры из фильма, вернее, как эпизоды сериала, перед глазами Кларенса проносятся моменты из жизни Оливье. *** Первый эпизод, правда, Кларенса немного разочаровывает: он видит мальчишек (опять будет драка?!), которые весело играются на замерзшем пруду, дразня и подзадоривая друг друга. Среди них – Оливье, которому на вид лет десять: ловкий и смелый, с румянцем на щеках, с улыбкой на устах. На заднем плане – большой, мрачный средневековый замок, а еще дальше - огромный, густой лес, в котором наверняка водятся и кабаны, и волки, а может быть, даже страшные и загадочные существа вроде Жеводанского зверя... Один из мальчиков, долговязый, худой, неуклюжий и робкий на вид, катается по тонкому льду, то и дело оглядываясь на Оливье. «Видимо, мой подопечный – кумир этого мальчишки, и он хочет произвести впечатление», - догадывается Кларенс, прочитавший множество повестей для детей и юношества. Тут, увы, происходит нечто вполне предсказуемое: лед трещит под ногами неуклюжего мальчика, и он проваливается в воду. - На помощь, Гримо упал в воду! - кричит Оливье, а потом, недолго думая, прыгает в полынью. Через несколько минут долговязый мальчик – целый и невредимый – снова лежит на льду, а товарищи помогают ему прийти в себя... Эпизод второй: Оливье, которому на вид уже лет пятнадцать, беседует с очаровательной юной шатенкой, взирающей на него влюбленными глазами. «Луиза, я понимаю, что вы сочувствуете Джиневре, но я считаю, что долг превыше любви», - говорит Оливье тоном старшего, умудренного брата, и Кларенс радостно улыбается: его подопечный, подобно ему самому, любит легенды о Рыцарях Круглого стола! И для него тоже важны понятия долга, верности, чести. Да и зовут его, как одного из героев "Песни о Роланде!" Две роскошно одетые дамы – видимо, мамочки обоих подростков, – сидят на скамье в увитой цветами беседке и тоже о чем-то мило болтают, порой бросая на своих отпрысков взгляды, полные умиления и ностальгии. «Вспоминают свою юность, - предполагает Кларенс, прочитавший, правда, без особой охоты, и энное количество психологических романов. - И уверены, что спустя несколько лет их дети поженятся, станут едины плотью, едины духом». Одна из дам, величественная и немного чопорная – мать Оливье, судя по ее сходству с ним, – перебирает четки, и на безымянном пальце ее левой руки Кларенс видит роскошное кольцо с огромным сапфиром, обрамленным бриллиантами. Эпизод третий: Оливье в библиотеке того самого, мрачного замка, в сопровождении высокого, импозантного дворянина с гордым лицом, судя, опять-таки, по их сходству, - его отца. На стенах висят портреты их предков и родственников. И хотя они чем-то похожи на хищников, которые прыгают через огненные кольца, Оливье, видимо, воспринимает их как рыцарей без страха и упрека: в глазах юноши – смесь восхищения со священным ужасом, какой сами ангелы испытывают в присутствии Творца. «Моя догадка оказалась верной! - ликует Кларенс. - Оливье, безусловно, любит легенды о рыцарях короля Артура и, подобно им, верит, что справедливость выше права сильного. Right over might! Хотя предки Оливье, возможно, не всегда следовали этому девизу". - До сих пор была идиллия, сейчас начнется трагедия, - произносит суровый архангел, не меняя ни выражения лица, ни интонации. Действительно, Кларенс видит очаровательную шатенку, Луизу, уже повзрослевшую: она читает письмо (от Оливье?) и заливается слезами. Потом он видит другую девушку – высокую, статную блондинку с внешностью королевы, но в скромном, темном платье старой девы: она стоит на пороге домика местного кюре и беседует с Оливье, совсем уже взрослым, элегантным кавалером, отвечая скупой улыбкой на его фразы, а он кажется одурманенным любовью. "Все ясно: соперница", - думает Кларенс. Он прочел достаточно любовных романов, чтобы распознать треугольник: один мужчина - две женщины. Только в большинстве романов хорошая девушка была блондинкой, а злодейка-разлучница – брюнеткой. Величественная красавица, тем временем, беседует уже с другим молодым человеком, худощавым и бледным, в сутане священника – наверное, тем самым местным кюре. - Такие, как виконт де Ла Фер, не привыкли хоть в чем-то себе отказывать, - говорит молодой человек, и в его голосе слышится боль в сочетании с ненавистью. – У него есть все: богатство, знатность, блестящее будущее, красивая невеста, но он хочет еще и тебя! А у меня есть только ты, Шарлотта. Ты – вся моя жизнь, и если я потеряю тебя, моя жизнь будет кончена! Но и тебе следует опасаться его: если он узнает правду, он вряд ли воспримет тебя, как жертву обстоятельств или заблудшую овечку... "Может быть, эта Шарлотта, все-таки не злодейка-разлучница, а будущая жертва самого Оливье или его очаровательной невесты? Может быть, в этой невесте, как в тихом болоте, черти водятся?" - думает Кларенс. Но тут Шарлотта, глядя на священника презрительным и в то же время торжествующим взглядом, произносит: «Ничего, я готова рискнуть», а потом Кларенс видит в глубине ее голубых, до странности светлых глаз что-то пугающее и зловещее, будто в них отражается тьма ее души... «Нет, она не жертва, и даже не заблудшая овечка, она – одна из тех львиц, которые прыгают через огненные кольца, надеясь, что пронесет», - решает Кларенс, - И кем она приходится кюре? Кузиной? Сестрой? Бедной родственницей? Во всяком случае, любит он ее явно не "любовью брата". И еще одна сцена с Шарлоттой: к ней заявляется долговязый Гримо, который, судя по его ливрее, стал слугой и доверенным лицом своего кумира, и приносит ей письмо от Оливье. «Виконт не женится на мадемуазель де Ла Люссе, - по секрету сообщает Гримо. – Он даже поссорился из-за нее с отцом, старым графом. Он любит только вас». Гримо, видимо, гордится тем, что помогает настоящей любви восторжествовать, а двум созданным друг для друга молодым людям - соединиться. Но в глазах Шарлотты опять видно мрачное удовлетворение, даже злорадство, и они снова загораются пугающим огнем. «Вот в ком водятся черти, - вздыхает Кларенс. - Неудивительно, что Оливье попался в ее ловушку. А ведь он утверждал, что долг превыше любви! Может быть, он тогда еще не знал, что такое настоящая любовь? Или его никто еще по-настоящему не околдовывал?» Дальше действительно начинается трагедия. Кларенс видит Луизу де Ла Люссе в постели: ее лицо горит, волосы разметались по подушке, глаза закрыты, а из спекшихся губ то и дело вырывается одно слово, точнее, одно имя: «Оливье...» Еще один человек на смертном одре – отец Оливье, граф де Ла Фер, седой и истощенный, с потухшими глазами и смиренным выражением некогда столь гордого лица. Граф прижимает к груди миниатюрный портрет сына и шепчет молитвы. Потом трагедия вроде бы сменяется волшебной сказкой, с которыми Кларенс тоже прекрасно знаком – не только по фольклорным сборникам народов мира, но и по голливудским фильмам со счастливым концом. Венчание в скромной церкви: Оливье и Шарлотту сочетает браком тот самый, худой священник с бледным, осунувшимся лицом. Золушка вышла замуж за своего принца? Только Шарлотта не Золушка, а скорее злая колдунья. Волшебная сказка продолжается: бал в замке Ла Фер, Шарлотта в роскошном наряде принимает гостей, улыбается в ответ на комплименты кавалеров, отвечает остроумными фразами на уколы дам. Тут же - Оливье, сияющий от счастья и гордости. Когда начинаются танцы, и молодой граф берет супругу за руку, Кларенс замечает на ее безымянном пальце роскошное кольцо с сапфиром, обрамленным бриллиантами... И снова трагедия, вернее даже – страшная сказка. Шарлотта – уже не в замке, а в... петле! Она висит на огромном дереве, ее платье разорвано, руки связаны за спиной. Она похожа на античную статую, которую какой-то вандал или любитель черного юмора решил вздернуть на виселицу. На одном из ее обнаженных округлых плеч Кларенс с ужасом видит цветок лилии – клеймо, налагаемое позорящей рукой палача! «Вот оно что, - думает он. – Вот в чем заключается правда, о которой говорил кюре! Значит, Шарлотта действительно хищница, преступница. Ей не удалось проскочить через огненный круг. Оливье все узнал, и не воспринял жену как жертву обстоятельств или заблудшую овечку». Сам Оливье – под деревом, на своем горячем скакуне, кажется то ли больным, то ли обезумевшим: он с трудом пытается унять дрожь, усмирить коня. Наконец, вонзает шпоры в его бока, и скакун с оглушительным ржанием встает на дыбы, а потом уносится прочь вместе со всадником... «Мудрый Оливье превратился в неистового Роланда?! - ужасается начитанный Кларенс. - Хотя, конечно , в то время люди убивали за поруганную честь, за оскверненную любовь". Потом он приходит к выводу, что у Оливье, который уже стал графом, есть полномочия и обязанности судьи, и он скорее казнил преступницу, чем убил предательницу-жену. Значит, он не изменил девизу рыцарей Камелота и не поставил право сильного выше справедливости!" И все же его подопечный кажется молодому ангелу, в первую очередь, именно рыцарем, а не судьей, человеком моральным и чувствительным, а не сухим законником-крючкотвором, чьи малосимпатичные образы встречаются в сатирических произведениях. "Со временем он, возможно, будет казнить самого себя - не только как предателя (рода, отца, невесты) но и как убийцу! - думает Кларенс. - А ведь еще неизвестно, умрет ли Шарлотта. Злые волшебницы так просто не умирают...» «Сейчас начнется второй сезон, - бесстрастно сообщает суровый архангел. – Действие происходит уже не в провинции, а в Париже, твой подопечный – уже не аристократ, а простой солдат, мушкетер короля Луи XIII, а зовут его не Оливье де Ла Фер, а Атос». - Это же название горы, где находятся православные монастыри! – удивляется Кларенс, проштудировавший все подряд статьи в Энциклопедии для подростков. - Вот именно, - говорит архангел. – Мужские монастыри. И женщины туда не допускаются.
Черубина де Габрияк: Лея , поздравляю с почином. Очень интересно, что вы задумали. Идея весьма любопытна...
Лея: Черубина де Габрияк пишет: Идея весьма любопытна... Черубина де Габрияк, спасибо! Идея, по большому счету, та же, что в фильме Капры: человеку кажется, что он всем приносил только зло, когда на самом деле он сделал много добра.
stella: Лея , мысль отличная, интересно, что будет основным: вид сверху, с небес, над разворачивающейся жизнью подопечного, или впечатления, переживания поднадзорного. Или - их взаимодействие? Атос - как сосуд зла для себя самого: это немного неожиданно. Вчера прочла поздно, не могла сформулировать.
Ленчик: Лея, спасибо Фильм не смотрела, но идея занятная. У меня один только вопрос - как же так получилось, что такой начинанный, "насмотренный" и весьма разносторонне образованный ангел, как Кларенс, умудрился не ознакомиться с творчеством Дюма?
stella: По сути, это тот же "эффект бабочки".
Камила де Буа-Тресси: Лея, очень интересно, что будет дальше! Спасибо! Позволите ли немножко режима беты? Лея пишет: Сейчас начнется второй сезон Не слишком ли современная фраза для сурового величественного архангела?
stella: Камила де Буа-Тресси , Ангелы - вне времени.)))
L_Lada: Лея , А мне как раз понравилось про второй сезон. Вносит тонкую самоиронию.
Лея: Уважаемые дамы, Stella, Ленчик, Камила де Буа-Тресси, Черубина де Габрияк, L_Lada, огромное спасибо за ваши отзывы! Камила, с удовольствием приму любые замечания "беты" - я сама без конца вношу правки в свои тексты (вот и сейчас что-то изменила и добавила). Но в данном случае согласна со Stella и L_Lada. Ангелы вне времени. К тому же суровый архангел читает мысли Кларенса, и слегка иронизирует над ним, зная, что он воспринимает все происходящее, как эпизоды сериала. Ленчик, спасибо за самый важный вопрос. Дело в том, что образование у Кларенса - не системное, у него менталитет подростка, он читает все, что ему попадается под руку и увлекает. Так что Творец, который "видит далеко, на много лет вперед", сделал все возможное, чтобы Трилогия о мушкетерах не попалась в руки молодого, еще бескрылого ангела. В фильме Капры у Кларенса вообще менталитет ребенка, и его любимая книга - "Приключения Тома Сойера", но я решила это немного изменить.
Luisante: Лея, спасибо, очень интересная задумка. Я фильм тоже не смотрела. Даже не могу предположить (и это здорово), как вы будете вести сюжет. Жду продолжения!
Лея: Luisante, большое спасибо!
Lumineuse: Любопытное начало :)) Возникло желание посмотреть фильм, чтобы познакомится с очаровательным героем )))
Grand-mere: Лея, с успешным дебютом! А не можете ли дать ссылочку на фильм? - Он, похоже, заинтересовал многих, в т.ч. меня. Тронул образ ангела -подростка, мечтающего о крыльях. Кто из нас не мечтал о том же?.. Не всем удалось их обрести, тем более - сохранить... Понравилось, как несколькими штрихами создается образ Гримо.
Лея: Grand-mere, Lumineuse, большое спасибо за отзывы! Постараюсь найти ссылку - причем именно на фильм, а не клипы.
Лея: Глава II Второй сезон начинается не только для Оливье, но и для самого Кларенса. Граф де Ла Фер переехал из провинции в столицу и превратился в мушкетера Атоса. Ангел второго класса Кларенс спустился с неба на землю и превратился в незаметного, причем немолодого (!) человека. Суровый наставник-архангел выбросил Кларенса из гнезда, хотя у него еще нет крыльев. Как всегда, это случилось неожиданно для него и даже помимо его воли. Он бы предпочел еще некоторое время наблюдать за своим подопечным сверху, через «огненное кольцо», но вынужден изучать его уже в непосредственной близости от себя. Отныне Кларенс будет видеть Оливье не издали и извне, а вблизи и «изнутри» - следовать за ним, читать его мысли, разделять его воспоминания и видения. Юного ангела не устраивает и его временная «оболочка». Он предпочел бы попасть в век «плаща и шпаги» в образе галантного красавца-кавалера с длинной шпагой на боку, в темном плаще, накинутом поверх элегантного костюма. Кларенс согласился бы принять и другие, не столь эффектные обличья. Охотно стал бы, к примеру, бродячим актером вроде Капитана Фракасса. Или пиратом вроде Капитана Блада. Даже наемным убийцей поневоле вроде Капитана Алатристе. И, конечно же, поэтом, бунтарем и дуэлянтом вроде Сирано де Бержерака. Так нет же, архангелы дали ему роль доброго, чудаковатого, немного смешного дядюшки! Единственное, что вполне устраивает Кларенса, так это его временная обитель – легендарная церковь Сен-Сюльпис, недалеко от которой поселился мушкетер Атос. И дело не только в малом расстоянии, отделяющем ангела-хранителя от охраняемого им человека. Дело в том, что в церкви Кларенс чувствует себя как дома: днем, во время богослужений, он может присоединяться к пастве, ночью – отдыхать и размышлять, никому не попадаясь на глаза, а заодно – любоваться интерьером. В крайнем случае, он может мысленно обратиться к архангелам, и те моментально сделают его невидимым... Впрочем, превратился ли он, наконец, в ангела-хранителя, или эта метаморфоза (повышение!) ожидает его в будущем вместе с прекрасными крыльями, а пока что он все еще ангел-посыльный? Кларенс часто пытался понять, что он должен сделать, чтобы, наконец, заслужить крылья. Как-то раз один из наставников-архангелов, без труда прочитав его мысли, лаконично изрек: «Ты должен повзрослеть». Сейчас, в полночь, сидя на полу в церкви Сен-Сюльпис, Кларенс вспоминает ответ архангела. Что тот подразумевал под взрослением? Дальнейшее расширение кругозора? Более серьезное отношение к наукам, литературе, кино? Большую проницательность? Или (тут Кларенса внезапно осеняет!) большую способность на сопереживание? Способность воспринимать своих подопечных не как героев увлекательных книг или фильмов, а как живых людей, которым можно и нужно сочувствовать? Может быть, он, Кларенс, сам того не осознавая, уже сделал шаг на пути к взрослению, и именно поэтому ему доверили заботу о жизни и душе человека, а не поиски пропавшего ожерелья или установление мира между подравшимися мальчишками? И если его догадка верна, то что это был за шаг?.. Кларенс также вспоминает, что суровый архангел позволил ему, в качестве то ли поблажки, то ли подсказки, рассмотреть еще две сцены через огненное кольцо, прежде чем спустить с неба на землю. Отбросив эгоистичные соображения (даже устыдившись их), молодой ангел решает воскресить в памяти эти сцены, чтобы вставить их в складную картинку, в пазл под названием «Трагедия графа де Ла Фер». Главное – спасти Оливье, а крылья, ранг, класс – это все приложится... *** Сцена первая: Кларенс видит своего подопечного, совсем еще юного, в большом белом доме, окруженном высокими кленами. Оливье с ужасом и жалостью смотрит на хозяина дома - господина лет пятидесяти, похожего на Дон Кихота (худое лицо, острые скулы, горбатый нос, бородка клинышком), который сидит за длинным столом и пьет вино, осушая стакан за стаканом. На столе лежит письмо, извещающее о «героической гибели» некоего Жюля де Бражелона, который, как догадывается Кларенс, был сыном «Дон Кихота». Оливье осторожно подходит к нему, видимо, желая утешить, но случайно задевает локтем одну из бутылок с вином, выстроившихся на столе. Бутылка скатывается на пол и разбивается вдребезги. Пьяного «Дон Кихота» это приводит в бешенство: он вскакивает с места, хватает подростка за плечи и начинает яростно его трясти. «Чего ты от меня хочешь?! – кричит он. - Почему ты стоишь у меня над головой, как надзиратель? Ты думаешь, что моя любовь к тебе позволяет тебе меня опекать? Ты не мой сын! Ты не заменишь мне сына! Никто мне его не заменит!...» «Дядюшка, простите меня! - восклицает Оливье, еле сдерживая слезы, - Я знаю, что никто и никогда не заменит вам кузена Жюля! Но ведь он не хотел бы, чтобы вы губили себя! Вот это – мальчик указывает на ряд бутылок на столе, - может стать ядом для тела и для души! Я тоже не хочу, чтобы вы себя погубили! Я ведь тоже очень вас люблю!» Слова Оливье, видимо, действуют на "Дон Кихота" отрезвляюще. Он обнимает племянника и разражается рыданиями, что делает его похожим на дряхлого, беспомощного старика. «Прости меня, мой мальчик! - говорит он, стараясь взять себя в руки, - прости! Я знаю, что ты меня любишь и заботишься обо мне...» Вторая сцена: мушкетер Атос сидит за столом в своей маленькой квартирке на улице Феру и пьет вино, осушая стакан за стаканом. Длинные волосы растрёпаны, глаза кажутся погасшими, рубашка - помятой. Комната напоминает келью монаха: минимум мебели, почти голые стены. На одной из них висит портрет знатного вельможи с орденом Святого Духа на груди, похожего и на самого Оливье, и на его отца; на другой красуется фамильная шпага, богато отделанная, с эфесом, осыпанным драгоценными камнями. Атос подает какой-то знак слуге – тому самому долговязому Гримо, который играл роль посредника в его отношениях с Шарлоттой. Слуга бросается исполнять приказ хозяина, и через несколько минут возвращается, неся в руках шкатулку с письмами. Но, видимо, Гримо неправильно истолковал жест мушкетера: тот, пожав плечами, встает со стула, берет прислоненную к стене палку и без малейшего гнева наносит около десяти ударов по спине бедного малого, который молча терпит эту экзекуцию. Потом, махнув рукой (будто решив, что от его слуги толку не будет), Оливье снова садится за стол, а Гримо, укоризненно покачав головой, на цыпочках выходит из комнаты... Впервые увидев эту сцену, Кларенс, прекрасно знакомый с фильмами о восточных боевых искусствах, подумал, что Оливье воображает себя монахом-молчальником, обитающим на горе Атос, а беднягу Гримо муштрует, как послушника. Сейчас, сидя на полу в церкви Сен-Сюльпис, Кларенс приходит к другому выводу: наверное, королевский мушкетер готовит своего неуклюжего и робкого слугу к роли храброго и бдительного оруженосца, который должен его понимать с полуслова или вовсе без слов. В любом случае сам Гримо уже воспринимает Оливье не только как кумира, но и как сошедшего с ума младшего брата, которого надо опекать и спасать от него самого, даже если для этого придется терпеть его выходки. «Все это очень печально, - думает Кларенс. – Но мне надо рассматривать отношения Атоса и Гримо как часть большой картины, вернее, складной картинки, пазла под названием «Трагедия графа де Ла Фер». Как, впрочем, и другие сцены, которые я видел через огненное кольцо..."
stella: Как же здорово это все можно раскрутить, Лея! Тут нужно столько эмоций! Кларенс не может, не должен быть только наблюдателем, он обязан идти на прямой контакт, иначе это все будет просто перечислением событий. Я, наверное, упреждаю события , но мне начало нравиться то, что вы пишете. И с Бражелоном - интересный ход.
Лея: stella пишет: Кларенс не может, не должен быть только наблюдателем, он обязан идти на прямой контакт, иначе это все будет просто перечислением событий Stella, огромное спасибо! Конечно, Кларенс пойдет на контакт. Он спустился с неба на землю - это одна из стадий его сближения с подопечным
Grand-mere: Кларенс согласился бы принять и другие, не столь эффектные обличья. Охотно стал бы, к примеру, бродячим актером вроде Капитана Фракасса. Или пиратом вроде Капитана Блада. Даже наемным убийцей поневоле вроде Капитана Аллатристе. И, конечно же, поэтом, бунтарем и дуэлянтом вроде Сирано де Бержерака Неплохую компанию Кларенс выбирает!.. Способность воспринимать своих подопечных не как героев увлекательных книг или фильмов, а как живых людей, которым можно и нужно сочувствовать? Может быть, он, Кларенс, сам того не осознавая, уже сделал шаг на пути к взрослению, и именно поэтому ему доверили заботу о жизни и душе человека Мудрое замечание! Стелла пишет: он обязан идти на прямой контакт, иначе это все будет просто перечислением событий Вот и мне показалось, что начало "2 сезона" несколько конспективно. А вот с Бражелоном - уже развернутая картина.
Лея: Grand-mere пишет: Вот и мне показалось, что начало "2 сезона" несколько конспективно. А вот с Бражелоном - уже развернутая картина. Grand-mere, огромное спасибо! Да, по мере взросления Кларенса и его сближения с героем, картина будет меняться
L_Lada: Лея , Интересно, как в предлагаемых обстоятельствах будет действовать "чудаковатый дядюшка".
Лея: L_Lada, большое спасибо! Кларенсу еще надо понять, почему его втиснули в образ чудаковатого дядюшки
Лея: Глава III Кларенс просыпается в холодном поту (да, на земле ничто человеческое ему не чуждо!). Ему снились кошмарные сны, в которых, будто подхваченные вихрем, крутились люди, вернее, образы: старый граф на смертном одре; пожилой рыцарь, оплакивающий сына; хорошая девушка в горячке; злая волшебница в петле; неуклюжий мальчик, ставший преданным слугой; молодой граф, ставший королевским мушкетером. Вот он, стоит на мосту, перекинутом через реку, и смотрит вниз, на темную массу воды... Все эти образы, однако, вызывали у Кларенса не обычное желание наклеить на них какой-то ярлык или втиснуть их в рамки какого-то жанра: они вызывали бурю чувств, от которых его сердце (?!), казалось, готово было разорваться: боль и гнев, любовь и отвращение, надежда и отчаяние, раскаяние, смирение, протест... Кларенс понимает, что он "подключился" к Оливье, вернее, архангелы подключили его к подопечному – неожиданно для самого Кларенса, даже помимо его воли. Он предпочел бы еще некоторое время походить следом за мушкетером Атосом, почитать его мысли, подумать о превратностях его судьбы и составляющих его души. У молодого ангела даже были приготовлены с этой целью карты Каэло (1), небесные карты, чем-то похожие на карты Таро... *** Среди собратьев Кларенса, обладавших чарующей внешностью и прекрасными крыльями, были ангелы-лирики и ангелы-физики; ангелы-поэты с мечтательным взором и ангелы-ученые с острым, пытливым взглядом. Первые, подобно экстрасенсам, разделяли радости и горести охраняемых ими людей; последние, подобно детективам, расследовали обстоятельства жизни подопечных и, подобно биологам, изучали их души под микроскопом. Для ангелов-ученых и были предназначены карты Каэло – безразмерная колода, включающая бессчетное число образов, мужских и женских. Прошлой ночью Кларенс вытащил несколько карт из этой колоды и разложил их перед собой на полу церкви Сен-Сюльпис: дворянин, судья, рыцарь, любовник, монах, солдат... Потом молодого ангела сморил сон, и он так и не смог определить соотношение этих образов в душе Оливье де Ла Фера. Сейчас Кларенс смотрит на выбранные им карты с некоторым презрением. Они напоминают ему детскую считалку: царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной... Может быть, его, Кларенса, путь к взрослению (и обретению крыльев!) несколько иной, чем ему представлялось? Может быть, ему суждено стать не ангелом-детективом, а ангелом-экстрасенсом, а для этого надо научиться не просто сопереживать подопечному, но действительно переживать его чувства, и помогать ему, опираясь на интуицию и озарения, а не эрудицию и логические выводы? Хотя, способности начитанного детектива не надо сбрасывать со счетов, напротив, их тоже надо использовать. Более того, можно использовать и карты Каэло. Накануне Кларенс наблюдал за мушкетёром Атосом в мрачноватом трактире, где тот играл в карты с однополчанами, проигрался в пух и прах, но даже бровью не повел и глазом не моргнул. Атос не заметил Кларенса, сидевшего через два-три столика от него, но не обратил бы на него внимания, даже если бы заметил. Какой-то чудаковатый дядюшка в выцветшем камзоле и старомодной шляпе... Трактир находится на улице Феру, которую Бальзак считал самой мрачной в столице Франции. Писатель даже поселил на этой улице своего жутковатого героя, Мельмота-Скитальца (2), продавшего душу дьяволу. Оливье, в отличие от Мельмота, душу силам зла не продавал, но ее заразила скверной женщина, в которой водились черти... «Стоп, стоп, притормози! – одергивает себя Кларенс. – Опять тебя понесло не в ту сторону, в сторону литературных произведений и вымышленных персонажей. А Оливье – не книжный герой, это реальный, живой человек, которому срочно требуется помощь! Вот именно, срочно!» Наблюдая за мушкетером Атосом, Кларенс старался понять, как его склонность к спиртным напиткам и азартным играм сочетается с ролью монаха, которую, судя по его прозвищу, молодой граф выбрал, покинув родные края. Он воспринимает службу как монашество, а будни солдатской жизни – пьянки, карты, драки – как разновидность монашеских обязанностей вроде постов и богослужений? Сейчас Кларенса отмахивается от давешних мыслей, как от назойливых мух: самым важным становится слово «срочно!». Да, не надо ждать, пока Оливье дойдет до ручки, вернее, до точки невозвращения и окажется на мосту, перекинутом через реку. Надо идти ему навстречу и выходить с ним на контакт сейчас, когда его еще можно спасти! На минуту Кларенса опять заносит в мир литературных произведений и вымышленных героев: он вспоминает «Рождественскую песнь» (3) Диккенса, легендарную книгу, которая вернула Англии запрещенное пуританами Рождество. Три духа – дух Прошлого, дух Настоящего, дух Будущего - пришли к постаревшему и очерствевшему душой герою, Эбенизеру Скруджу, когда того еще можно было вернуть на путь истинный, спасти от окончательного вырождения и погибели. Кларенс даже вспоминает, что «Рождественская песнь» была издана в 1843 году... Потом молодой ангел снова одергивает себя, отмахивается от старика-Скруджа, трех духов-спасителей и почему-то всплывшей в памяти даты, как от назойливых мух, и обдумывает следующие свои действия. *** Спустя час Кларенс снова приходит в трактир «Сосновая шишка» на улице Феру. Как он и предполагал, мушкетер Атос тоже находится в трактире, где завтракает вместе с тремя однополчанами. Один из них, рослый парень с высокомерным лицом и лихо подкрученными усами, болтает, хохочет и ест за четверых. Другой, изящный молодой человек с черными глазами и нежными как персики щеками, кажется задумчивым и печальным. Третий, совсем еще мальчишка, худенький, с живыми умными глазами, острыми скулами и горбатым носом, смотрит на приятелей, как бы оценивая их возможности и обдумывая какой-то план. Сам Оливье не выглядит угрюмым и подавленным: напротив, поддерживает беседу, отпускает язвительные шутки и даже улыбается. Улыбка у него приятная: печальная и ироничная. Более того, она становится почти нежной и ласковой, когда он смотрит на худого мальчишку. На минуту Кларенса как бы окутывает какое-то теплое облако, он чувствует странную смесь боли с нежностью и слышит слова, произнесенные глубоким, мелодичным голосом: «д’Артаньян, ты даже не подозреваешь, как ты похож на моего дядюшку Бражелона и на моего покойного, героически погибшего кузена Жюля. Дон Кихот в восемнадцать лет, готовый сражаться с ветряными мельницами... Я сам был Дон Кихотом и в восемнадцать, и в двадцать лет, да и сейчас не многим отличаюсь от сошедшего с ума рыцаря... У меня мог быть сын, похожий на д’Артаньяна... Но сына у меня никогда не будет...» Очнувшись, Кларенс осознает, что опять «подключился» к мушкетеру Атосу и увидел его «изнутри». «Этих троих объединяют с Оливье теплые, почти дружеские отношения, - с радостью думает молодой ангел, - Они для него не просто однополчане или собутыльники. А мальчишку, д’Артаньяна, он воспринимает как сына, о котором, наверное, мечтал в юности, и которого, как ему кажется, у него никогда не будет... Интересно, при каких обстоятельствах эти четверо познакомились и сблизились? Они кажутся такими разными! Но в любом случае, это хорошо: Оливье к кому-то привязывается и, значит, возвращается к жизни. Надо и мне, подобно д’Артаньяну, столь самоуверенному и сообразительному на вид, придумать какой-то план действий, которые еще больше сблизят четырех товарищей... Но для начала надо с ними познакомиться...» Чудаковатый дядюшка в выцветшем камзоле и старомодной шляпе садится за соседний столик, заказывает хлеб с сыром и кружку подогретого вина (утро прохладное, как впрочем, любое летнее утро в этот период глобального похолодания!), а потом достает из кармана карты Каэло и начинает их раскладывать на столе перед собой, как пасьянс. **************************** Примечания (1) Выдумка автора - от латинского слова caelum - небеса (2) Речь идет о повести О. де Бальзака "Прощенный Мельмот" (3) Фильм «Эта замечательная жизнь» основан на рассказе Филиппа Ван Дорена Стерна «Величайший дар», который, в свою очередь, написан по мотивам «Рождественской песни в прозе» Ч. Диккенса. Интересно, что рассказ был напечатан в 1943 году, спустя ровно сто лет после выхода в свет «Рождественской песни».
Lumineuse: Лея пишет: «д’Артаньян, ты даже не подозреваешь, как ты похож на моего дядюшку Бражелона и на моего покойного, героически погибшего кузена Жюля. Дон Кихот в восемнадцать лет, готовый сражаться с ветряными мельницами... Я сам был Дон Кихотом и в восемнадцать, и в двадцать лет, да и сейчас не многим отличаюсь от сошедшего с ума рыцаря... У меня мог быть сын, похожий на д’Артаньяна... Но сына у меня никогда не будет...» Очень понравилось это :)) Тепло так Лея пишет: дворянин, судья, рыцарь, любовник, монах, солдат Да, сложно придется неопытному ангелу с такой гремучьей смесью образов в одном... Очень любопытно, что же он будет делать, какова его роль во всем, что и как будет происходить в такой известной нам истории...
Черубина де Габрияк: Lumineuse пишет: Да, сложно придется неопытному ангелу с такой гремучьей смесью образов в одном... Очень любопытно, что же он будет делать, какова его роль во всем, что и как будет происходить в такой известной нам истории... Мне тоже очень интересно. Задача у ангела не простая. Любопытно, как он с ней справится и что будет дальше просиходить.
Лея: Lumineuse, Черубина де Габрияк, большое спасибо за отзывы! Буду стараться, чтобы все, происходящее в хорошо нам известной истории, было интересным
Ленчик: Пока ясно одно - ангел конкретно влип, работка не из легких... Ну как-то же надо крылья получать
Лея: Ленчик пишет: Пока ясно одно - ангел конкретно влип Ленчик, большое спасибо! Да, Кларенс влип: ему надо спасать подопечного и одновременно работать над собой; опираться на энтузиазм и самоуверенность юности и одновременно... взрослеть, становиться мудрее, сомневаться в своей правоте. Нелегкий путь
stella: Лея, не надо ему "работать над собой"! От этого выражения сразу скукой потянуло. Ему надо действиями сопереживать подопечному, а не карты раскидывать. Его послали помогать конкретно.
Ленчик: Одним сопереживанием (даже действенным) погоды не сделаешь. А наворотить лишнего - запросто. Так что пусть раскидывает на здоровье, если это поможет ему вникнуть в ситуацию)))
stella: Зато упустить контроль над событиями - это сколько же разных сюжетов, встреч и непредвиденных ситуаций! Жизнь - это не тотальный контроль, это череда случайностей, в которых усматривается закономерность.
Ленчик: stella, не поняла, где в моем сообщении есть хоть слово про тотальный контроль)))
stella: Ленчик , вы не имели в виду контроль, но карты же предсказывают, по какому пути следовать и направлять? Или я неправильно понимаю их предназначение?
L_Lada: stella , вы правы. Карты отсекают варианты развития событий и оставляют иллюзию предначертанности. Как и любое другое гадание. Но именно поэтому их, по идее, не должно быть у ангелов. Или у небесных карт какое-то другое назначение? В таком случае интересно какое. И, уж если на то пошло, Кларенсу достался клиент, абсолютно несовместимый ни с какими гаданиями. Там же сплошной свободный выбор. И ответственность за последствия.
Ленчик: stella, сдается мне, нам надо ждать пояснения автора) Или смиренно ждать продолжения, и мы все увидим.
stella: Будем ждать.
Grand-mere: Мне кажется, Кларенсу надо определиться с приоритетами: либо он "работает над собой", либо сосредотачивается на том "крепком орешке", каким оказалась вверенная ему душа - и, возможно, неожиданно для самого себя обнаруживает, что и он уже не прежний. А карты - что ж, они дают только подсказку, совет, которому можно следовать, а можно и нет.
Лея: Grand-mere, Ленчик, Stella, L_Lada, Lumineuse, Luisante, Черубина де Габрияк, огромное спасибо за отзывы, советы и предположения! Несколько пояснений: а) карты Каэло предназначены не для гадания, а для ангелов-ученых или ангелов-детективов, которые с помощью многочисленных образов колоды определяют составляющие душ своих подопечных; б) Кларенс должен одновременно взрослеть и помогать Оливье: оставаясь юным, самоуверенным "книжным червем", который даже реальных людей воспринимает как вымышленных героев, он со своей задачей не справится; в) Кларенс уже это понял и перешел с наблюдений на сопереживание, а потом решил, что надо действовать, причем срочно; "Первые, подобно экстрасенсам, разделяли радости и горести охраняемых ими людей; последние, подобно детективам, расследовали обстоятельства жизни подопечных и, подобно биологам, изучали их души под микроскопом. Для ангелов-ученых и были предназначены карты Каэло – безразмерная колода, включающая бессчетное число образов, мужских и женских" *** «Стоп, стоп, притормози! – одергивает себя Кларенс. – Опять тебя понесло не в ту сторону, в сторону литературных произведений и вымышленных персонажей. А Оливье – не книжный герой, это реальный, живой человек, которому срочно требуется помощь! Вот именно, срочно! » г) в последней сцене Кларенс раскладывает карты уже с совсем другой целью - хочет привлечь к себе внимание четырех друзей. Может быть, это спойлер, но не страшно. Еще раз спасибо!
Лея: Глава IV Первым нового посетителя «Сосновой шишки» замечает д’Артаньян с его способностью молниеносно реагировать на любые перемены вокруг. Потом, проследив за взглядом юноши, Портос и Арамис тоже видят необычного человека. Но чувствует его первым Атос. Теплом и одновременно свежестью веет из угла, в котором тот устроился, и мушкетер невольно на него смотрит. Пожилой человек маленького роста, одетый как обедневший дворянин, но с лицом простолюдина: кустистые брови над небольшими глазами, нос картошкой, седые, всклокоченные волосы. Выцветший камзол, старомодная шляпа, покрытые пылью ботфорты. Чудаковатый, немного смешной дядюшка. Однако из угла, где он сидит за столом, с аппетитом уплетая хлеб с сыром и одновременно раскладывая карты, по-прежнему веет теплом, чистотой, покоем... На минуту Атосу вспоминается библиотека в Бражелоне: весеннее солнце, пробивающееся сквозь витражи и обволакивающее юного Оливье, который с аппетитом ест свежеиспеченную булку и одновременно листает страницы какого-то рыцарского романа – в доме любимого дяди ему позволялись такие вольности... Когда-то он доверял своему внутреннему голосу, своей способности чувствовать добро и зло, отличать чистоту от скверны. Увы, эта способность подвела его в самый важный момент жизни, когда решалась не только его судьба, но и судьба других, близких и любимых людей: его отца, невесты, дяди, а также его слуг и живших в его владениях вилланов, о которых он обязан был заботиться. В сущности, тогда решалась и судьба женщины, которую он назвал своей супругой и ввел в замок своих предков. Женщины, которая хотела пробиться в высшее общество, но кончила жизнь на виселице. Воровки и мошенницы, которая прекрасно справлялась с ролью графини и первой дамы провинции. Да и только ли графини? Она ведь с блеском играла и роль юной, даже несколько наивной девушки с пылким духом и поэтическим восприятием мира! Она выбирала и носила именно те маски, которые могли очаровать его. И он до сих пор не может понять, была ли она достаточно коварна, чтобы угадывать и изображать то, что от нее требовалось, или он сам позволил себя ослепить, дал опьяняющему чувству к ней затмить его разум и заглушить его внутренний голос? Скорее всего, она была старше и опытнее, чем ему казалось, и ее юность, пленительно сочетавшаяся со страстностью, была такой же фальшивой, как документы, которые она ему показала незадолго до венчания. Он ведь до сих пор многого о ней не знает, не знает даже, как ее на самом деле звали. Ангел, оказавшийся демоном... *** Мысленно отмахнувшись от воспоминаний, которые, вопреки обыкновению, стали роиться вокруг него утром, а не ночью, Атос видит, что один из его друзей, простодушный, шумный гигант Портос, уже подошел к столу пожилого чудака и, подбоченившись, с интересом рассматривает его карты. - Поразительно! – басит Портос. – Какой букет лиц, мужских и женских! Простите, сударь, но что это у вас за карты? Никогда таких не видел! Они предназначены для игры или для предсказания будущего? - Предсказания будущего - тоже игра, причем опасная, - уверенно отвечает чудак. – Человек начинает в них верить и покоряется судьбе, вместо того, чтобы с ней бороться. Он плывет по течению, а не против него, и течение может унести его в открытый океан или затянуть в бездну... Предсказывать будущее человека, значит, частично отнимать у него свободу выбора! Нет, эти карты не для гадания. - А жаль! – добродушно смеется Портос. – Я бы попросил вас предсказать, когда моя герцогиня начнет проявлять большую щедрость, чем сейчас. Кстати, позвольте представиться: я - мушкетер его величества Луи XIII и зовут меня Портос. - А меня зовут Сен-Клер, - отвечает старый чудак, привстав и энергично пожимая Портосу руку, а затем снова садится и, отпив вина из своей огромной кружки, продолжает раскидывать карты. Портос устраивается напротив него и, как зачарованный, за ним наблюдает. Атос невольно улыбается своей печальной и ироничной улыбкой. Он знает, что Портос, который хвастается своими победами над знатными красавицами, на деле заводит интрижки со скучающими женами судейских, а щедрость этих дам не всегда соответствует толщине кошельков их мужей... Изящный красавчик Арамис, воин и поэт, считающий себя священником в глубине души, тоже подходит к столу господина Сен-Клера и смотрит на его на карты со смесью удивления и какого-то жадного любопытства. Атос опять улыбается: возможно, Арамис тоже предпочел бы, чтобы карты предназначались для гадания, и даже попросил бы предсказать, когда его возлюбленной (действительно знатной красавице) позволят вернуться из изгнания... Но священник берет верх над мушкетером, богослов – над любовником и искателем приключений. - Вы часто размышляете о свободе выбора и предопределении? – с неподдельным интересом спрашивает он господина Сен-Клера. - Безусловно, - таким же уверенным тоном отвечает тот. – Свободу выбора нам подарил Творец, и мы пользуемся ею каждый день, каждую минуту. Отнимать ее у человека нельзя! Но и злоупотреблять ею нельзя – это то же самое, что прыгать через огненное кольцо, надеясь, что тебя пронесет и огонь тебя не заденет... - Странное сравнение, но впечатляющее! – одобрительно кивает головой Арамис. – Вы не пробовали писать стихи, господин Сен-Клер? Д’Артаньян «сдается» третьим, и, став за спиной Портоса, тоже разглядывает карты Сен-Клера. Но, видимо, особого интереса они у юноши не вызывают. Напротив, на его лице отражается досада, будто появление старого чудака в трактире прервало ход его мыслей и отвлекло его от обдумывания каких-то планов. - Так для чего предназначены ваши карты? – нетерпеливо спрашивает он, как бы желая покончить с этой странной беседой и вернуть друзей к их столу, где они могут обсудить более важные дела. - Для решения задач, отгадывания загадок и изучения людей, - не задумываясь, отвечает господин Сен-Клер. У него все тот же уверенный тон, хотя в нем нет ни назидательности, ни фанатизма. Скорее это тон наивного подростка, удивляющегося тому, что люди могут сомневаться в простых истинах или даже не подозревать об их существовании. Наконец, Атос сам решает присоединиться к друзьям и подходит к столу господина Сен-Клера. Спустя минуту мушкетер невольно хватается за соседний стул, чтобы удержаться на ногах: изображения на картах как бы отражают воспоминания, совсем недавно роившиеся вокруг него... Старый вельможа со строгим лицом, шепчущий молитвы. Молодая девушка, со слезами на глазах читающая письмо. Похожий на Дон Кихота рыцарь со стаканом вина в руке. На минуту Атосу даже чудится, что лицо «Дон Кихота» сменилось его собственным: вот он, сидит за столом в своей квартирке и тоже пьет вино, а в дверях стоит Гримо, и укоризненно качает головой... У Атоса темнеет в глазах и начинает кружиться голова. Еще некоторое время он продолжает опираться на спинку стула, а потом, взяв себя в руки, вновь смотрит на необычные карты. За считанные минуты его слабости образы на них изменились, стали обобщенными и безликими: величавый король вместо молящегося вельможи; молодой всадник вместо пожилого, пьяного рыцаря; прекрасная дама вместо плачущей девушки; подтянутый оруженосец вместо печального Гримо. Что произошло? Ему, Атосу, все это померещилось? Может быть, он болен? Рана, полученная четыре месяца назад во время дуэли на улице Феру, недалеко от этого самого кабачка, все еще дает о себе знать? Или господин Сен-Клер способен заглядывать в чужие души, читать чужие мысли, бередить чужие раны? Может быть, он вообще чернокнижник? Почему же от него веет теплом, покоем и свежестью? "Наверное, мне опять изменяет внутренний голос, и я принимаю зло за добро, демона за ангела", - обреченно думает Атос. *** Между тем достопочтенный мэтр Годо, хозяин «Сосновой шишки», начинает с тревогой поглядывать в угол, где пожилого чудака, который появился в трактире лишь во второй раз, окружили его завсегдатаи: три неразлучных королевских мушкетера и их дерзкий юный приятель, недавно приехавший в Париж. От этой четверки можно ждать любой выходки, и хотя в трактире сейчас (слава Богу!) нет гвардейцев кардинала, а значит, драться им не с кем, они вполне способны затеять ссору и с этим смешным стариком, к которому подсели - один за другим. А потом ему, мэтру Годо, с супругой опять придется наводить в трактире порядок и подсчитывать убытки: разбитые кувшины, сломанные табуретки, пол, залитый вином, а может быть, и кровью... Наверное, надо выставить этого чудаковатого дядюшку вон, несмотря на его почтенный возраст. Хотя не исключено, что именно его почтенный возраст удержит четырех буянов от очередной драки. Вмешаться в разговор и тем самым рассердить своих постоянных посетителей мэтр Годо не осмеливается: эти четверо всегда платят вовремя, в отличие от многих других завсегдатаев трактира. Причем чаще всех расплачивается за себя и товарищей старший и самый спокойный из них, господин Атос, который держится так, будто он знатный сеньор, а не нищий солдат. Но, судя по всему, именно господина Атоса в какой-то момент расстраивает поведение смешного старика. Лицо мушкетера вдруг вспыхивает, потом становится смертельно бледным. Мэтру Годо даже кажется, что господин Атос вот-вот лишится чувств, но он, видимо, взяв себя в руки, садится на стул, за который минуту назад держался, и спокойно беседует со старым чудаком. Где-то через полчаса приятели начинают расходиться: юный д’Артаньян выходит из трактира, бряцая шпорами и шпагой; гигант Портос на прощание похлопывает чудаковатого дядюшку по плечу, а красавчик Арамис, подойдя к дверям, с любопытством и даже с сожалением оглядывается назад. В трактире остаются лишь странный посетитель и господин Атос, и мэтр Годо с облегчением вздыхает: кажется, пронесло... *** - Наконец-то мы одни! - заявляет Кларенс своему подопечному, потирая руки, а потом отламывает и с удовольствием кладет в рот очередной кусок сыра. – Можно поговорить по душам... - Поговорить по душам? – иронично и удивленно переспрашивает Атос, хотя Кларенс догадывается, что именно с этой целью он задержался в трактире. – Что, ж, я ничего не имею против философских бесед, правда, люблю их в меньшей мере, чем мой друг Арамис. Так вы считаете, что люди злоупотребляют свободой выбора? - Конечно, - с обычной уверенностью отвечает Кларенс. – Вот вы, например. Вы знаете, что вино – это отрава, яд для тела и для души, вы говорили об этом своему дяде, а сейчас сами напиваетесь каждый божий день, усугубляя свое отчаяние. Вы ставите справедливость выше права сильного, но поколачиваете беднягу Гримо, который вас обожает. Обманываете себя, считая, что учите его, готовите его к роли оруженосца, но на самом деле не можете простить ему старые ошибки и обиды... Это слова производят на Атоса впечатление взорвавшейся бомбы (хотя бомбы в XVII веке еще не изобрели). Кровь бросается ему в лицо, он вскакивает со стула, хватает собеседника за плечи и начинает трясти. - Откуда тебе все это известно? – яростным шепотом спрашивает он, и в его больших светлых глазах видно отчаяние, граничащее с безумием. – Кто ты, откуда ты меня знаешь и чего ты от меня хочешь?! - Я тебя знаю с детства, - без всякого страха отвечает Кларенс, хотя Атос уже приподнял его над полом, а мэтр Годо за стойкой стал испуганно креститься. – Ты, можно сказать, рос у меня на глазах. – Я ведь твой ангел-хранитель! - Ангел-хранитель? - повторяет Атос и, отпустив Кларенса, удивленно на него смотрит. - Ты - мой ангел-хранитель? Потом садится на стул и начинает хохотать...
stella: Ну, вот, это уже совсем другое дело! Атос, распустивший руки с простолюдином - это уже действие. А проблема выбора, так мучившая Арамиса, что он ей диссертацию посвятил, на деле - это проблема каждого из четверки. А вот что что означает? Вы ставите справедливость выше права сильного, но поколачиваете беднягу Гримо, который вас обожает. Обманываете себя, считая, что учите его, готовите его к роли оруженосца, но на самом деле не можете простить ему старые ошибки и обиды... Надо понимать, что детьми виконт и слуга изрядно дрались и не всегда виконт оказывался победителем? И у меня ма-а-аленькое замечание: вы думаете, Портос бы жал руку простолюдину? В молодости он не в меру заносчив.
L_Lada: Лея , Лея пишет: и начинает хохотать... Интересно над кем/чем... Поверил или нет? И еще - не могу отделаться от вопроса: а что это Небесная канцелярия так долго раскачивалась со срочной помощью? Предоставляла свободу злоупотребления свободой выбора? Всё... молчу, молчу, молчу... Жду.
Черубина де Габрияк: Лея , о, пользуясь выражением Дюма, "интрига завязывается". И автор нас погрузила в действие. stella пишет: И у меня ма-а-аленькое замечание: вы думаете, Портос бы жал руку простолюдину? В молодости он не в меру заносчи Тоже смутило. И еще, Лея, если позволите, вот это: Лея пишет: Какой букет лиц ИМХО, не портосовская фраза. Мне кажется, он проще говорил.
Grand-mere: На минуту Атосу вспоминается библиотека в Бражелоне: весеннее солнце, пробивающееся сквозь витражи и обволакивающее юного Оливье, который с аппетитом ест свежеиспеченную булку и одновременно листает страницы какого-то рыцарского романа – в доме любимого дяди ему позволялись такие вольности... Штришок очень теплый, только... ему-то, может, и позволялись, а сам себе он позволял?.. Стелла пишет: А проблема выбора, так мучившая Арамиса, что он ей диссертацию посвятил, на деле - это проблема каждого из четверки. Как и любого из нас... Вспомнилось с опозданием: есть у В. Крапивина повесть "Прохождение Венеры по диску Солнца", где герой тоже встречается со своим ангелом-хранителем - мальчишкой.
Лея: Stella, L_Lada, Черубина де Габрияк, Grand-mere, огромное спасибо за отзывы, за обратную связь! Постараюсь ответить на все вопросы: - Кларенс одет как обедневший дворянин, но у него простецкое лицо, так что друзья не могут точно определить, к какому сословию он относится. Поэтому Портос пожимает ему руку; - "Букет лиц" - не совсем обычная фраза для Портоса, согласна, сама об этом думала. Но наш добродушный великан общается с красноречивым Арамисом, так что мог нахвататься каких-то его слов и выражений; - хохочет Атос не потому, что верит Кларенсу: он совсем недавно думал, что потерял способность отличать добро от зла, ангелов от демонов, а тут этот странный субъект, которого он записал было в чернокнижники, заявляет, что он - ангел-хранитель! - под старыми ошибками подразумеваются не детские драки юного господина со слугой, а то, что Гримо, являясь доверенным лицом Оливье и посредником в его отношениях с Шарлоттой, был чрезмерно болтлив и выдавал какие-то семейные тайны (да, с благими намерениями), что, в конечном итоге, ускорило брак Шарлотты с виконтом де Ла Фер. В ТМ подчеркивается, что Атос колотил Гримо "без малейшего гнева", но также отмечается, что "в эти дни он был разговорчивее". Может быть, я ошибаюсь, но, ИМХО, Атосу казалось, что он Гримо "учит", а не наказывает, делает из него идеального, бдительного оруженосца. Но в глубине души оставалась обида, и колотушки были не только муштрой, но и вымещением злости, причем злился граф не только на Гримо, но и на самого себя, и, конечно, на мошенников, которые его обманули и погубили. - что же касается медлительности "небесной канцелярии", то в фильме "Эта замечательная жизнь" Кларенса посылают на землю в тот момент, когда герой, Джордж Бейли, действительно дошел до ручки и хочет утопиться. Здесь Кларенсу тоже показывают Атоса, когда он дошел до предельного отчаяния, но Кларенс решает действовать задним числом и оказать своему подопечному "превентивную" помощь. Что из этого получится, посмотрим... Grand-mere,, конечно, проблема выбора - проблема каждого из нас, и даже ангелов вроде Кларенса Черубина де Габрияк, спасибо за фразу "интрига завязывается. Очень понравились и следующие высказывания Stella и L_Lada: Stella пишет: Надо понимать, что детьми виконт и слуга изрядно дрались и не всегда виконт оказывался победителем L_Lada пишет: Предоставляла свободу злоупотребления свободой выбора? Первая, ИМХО, иронический парафраз описания спортивных единоборств между Атосом и Портосом, в которых гигант не всегда оказывался победителем. Вторая вообще, ИМХО, достойна Оскара Уайльда!
Luisante: Лея, спасибо, мне понравилось. Особенно вот этот порыв Атоса в конце, когда он тряханул Кларенса. Мне вообще нравится, когда графа показывают таким живым. А вот что касается того, почему Атос захохотал, то мне представляется это так: он не поверил, что перед ним его ангел-хранитель, потому что ранее разуверился, что он у него есть.
Лея: Luisante, большое спасибо! Luisante пишет: А вот что касается того, почему Атос захохотал, то мне представляется это так: он не поверил, что перед ним его ангел-хранитель, потому что ранее разуверился, что он у него есть. Согласна, у хохота графа есть такой "подтекст". К тому же Атос как раз думал, что утратил способность отличать добро от зла, ангелов от демонов. И тут этот странный, подозрительный, к тому же смешной тип заявляет, что он - его ангел-хранитель!
stella: А мне представляется, что Атос, в своем отчаянии, почти разуверился в Боге, и только остатки веры еще удерживали его на поверхности, не давали покончить с собой. Поэтому появление чудака, претендующего на роль его ангела-хранителя вызвали взрыв нервного смеха. Атос - и ангел-хранитель? Это нелепость какая-то, издевка над ним, над его судьбой. Если он у него есть, то где он был раньше. когда нужно было предостеречь юного болвана от рокового шага?
Lumineuse: Так наш ангел решил сразу раскрыть все карты, и в прямом, и в переносном смысле ))) Неожиданно и любопытно.
Лея: Lumineuse пишет: ангел решил сразу раскрыть все карты, и в прямом, и в переносном смысле Lumineuse, большое спасибо! Кларенс тоже пользуется свободой воли, хотя многие интерпретаторы Библии считают, что у ангелов этой свободы нет.
Лея: Глава V Приступ нервного смеха немного разрядил атмосферу и успокоил Атоса, но он все еще слишком взволнован, чтобы трезво оценивать происходящее. Он заказывает еще вина для себя и еще хлеба с сыром для своего «ангела-хранителя», а потом, снова опустившись на стул, смотрит на сидящего перед ним Сен-Клера, стараясь понять, кто он, и обуздывая свои чувства. Очень уж необычно все, связанное с господином в выцветшем камзоле и запыленных ботфортах, чтобы считать его лишь старым чудаком, который вообразил себя ангелом. Его странные карты, исходящее от него ощущение тепла, даже его появление в трактире в то время, когда Атос завтракал там с друзьями. И, конечно, способность не только читать его мысли и бередить его раны, но и рассказывать о его прошлом и настоящем, будто он всегда стоял у его дверей и смотрел в замочную скважину... Он, Атос, должен был хладнокровно разобраться в том, что происходит, а вместо этого он опять сорвался, опять позволил чувствам управлять им и направлять его, определять его поведение. Знакомые принимают его за человека уравновешенного, невозмутимого, даже флегматичного, не подозревая о том, какие бури бушуют за этой спокойной маской, как трудно ему с этими бурями справляться. Иногда они вырываются наружу, и тогда он либо поддается гневу, либо погружается в отчаяние, уподобляясь нелюдимому старику, угрюмо потягивающему вино и с трудом ворочающему языком. В эти минуты (часы, дни!) он не властен над собой, а потом, когда мрачные чары развеиваются, его охватывают раскаяние и стыд, будто он виноват не только во временной потере самообладания, но и во всех бедах, которые произошли с его близкими и с ним самим... *** В «Сосновой шишке» к тому времени уже появились другие мушкетеры, а также несколько гвардейцев кардинала, которые с мрачным видом сидят за столом в другом конце кабака и то ли наблюдают за своими вечными противниками, то ли обдумывают, как их спровоцировать на очередную стычку. Мэтр Годо на всякий пожарный знаком подозвал хорошенькую служанку, разливающую вино по бутылкам, и что-то шепнул ей на ухо, и сейчас девушка ходит между столиками, флиртуя с мушкетерами и пытаясь отвлечь их внимание от угрюмых гвардейцев. Комедия, да и только... *** Люди, которых Оливье любил, не позволяли его жизни выйти за рамки трагедии, хотя сам он, наверное, предпочел бы, чтобы она была ближе к комедии, во всяком случае, к истории со счастливым концом, где добро торжествует, а зло наказывается, но не жестоко; где есть место любовному томлению и печали, но также – увлекательным приключениям, забавным мелочам и веселым шуткам. Много шума из ничего... Мать умерла молодой и прощалась с ним так драматично, будто бросала его, нищего сиротку, на произвол судьбы. Отец постепенно угасал после кончины жены, даже не пытаясь взять себя в руки и походить на прежнего, гордого, грозного графа де Ла Фер. Кузен Жюль героически погиб на войне, в которой мог не участвовать, а дядюшку Бражелона его гибель превратила в дряхлого старого пьяницу. Нареченной Оливье, Луизе де Ла Люссе его измена разбила сердце. Шарлотта Баксон, его избранница, которая достойно справлялась с ролью графини, оказалась обычной воровкой с клеймом в виде цветка лилии на левом плече... Друзья, частично вернувшие его к жизни, тоже впутываются в какие-то сомнительные истории, особенно Арамис, который ест из всех кормушек и мечется между ролями мушкетера, священника, поэта и интригана. А юный д’Артаньян, которого Атос начинает любить, как мог любить родного сына, нетерпеливо рвется вперед и вверх, к подвигам и славе, хотя многие на этом пути лишались и чести, и головы. И вот сейчас этот старый чудак, присутствие которого в трактире почему-то согревало сердце Атоса, анализирует его поведение и читает ему наставления. Кто он? Бывший слуга или нахлебник его дяди Бражелона, которому тот поручил следить за племянником? Чернокнижник, выживающий из ума? Шпион всевидящего и всезнающего кардинала Ришелье? Да, надо и ему, Атосу, опереться на свою склонность к анализу, которая часто помогает ему справиться в внутренними бурями, разложить по полочкам их причины и составляющие. И надо рассматривать все происходящее, как комедию, а не трагедию, чтобы снова не поддаться чувствам. Ну хотя бы вспомнить, с каким интересом совсем недавно Портос и Арамис рассматривали Сен-Клера и его диковинные карты, с каким нетерпением д’Артаньян пытался от него отделаться, как испуганно мэтр Годо смотрел на своего странного посетителя... *** - Я – твой ангел-хранитель, - повторяет господин Сен-Клер мягко и терпеливо, как бы объясняя способ решения трудной задачи не слишком сообразительному ученику. - Хорошо, - соглашается Атос. – Ты – мой ангел-хранитель. Но ты, наверное, падший ангел. Иначе у тебя были бы крылья. - У меня еще нет крыльев, - поясняет Сен-Клер. – Я их еще не заслужил. Я же ангел второго класса! Я перейду в первый класс и получу крылья только в том случае, если помогу тебе. В сущности, это ты должен мне помочь получить крылья... Достопочтенный мэтр Годо за стойкой продолжает боязливо смотреть в сторону собеседников, то ли принимая Сен-Клера за сумасшедшего, то опасаясь, что королевский мушкетер Атос опять выйдет из себя. Но тот снова смеется – на это раз скорее весело, чем истерично. - В сущности, именно такой ангел-хранитель у меня и должен быть, - говорит он, наконец, горько усмехаясь, - Неказистый и бескрылый, которому, к тому же, я сам должен помочь! Получается, что это я – твой ангел-помощник? - Что ж, можно думать и так, - кивает головой Сен-Клер. – Но ты как раз – падший ангел, хороший мальчик Оливье де Ла Фер, который мог стать рыцарем без страха и упрека, а стал угрюмым мушкетером Атосом, пьяницей и игроком, который, с одной стороны, пытается, как монах, замолить грехи, а с другой – еще больше погружается в грязь и скверну. Атос, опять сверкнув глазами, невольно тянется рукой к шпаге, но Сен Клер, качая указательным пальцем правой руки перед его носом, предостерегает: «Только не надо снова хватать меня за грудки!» Мэтр Годо, видимо, не слишком доверяющий миротворческим способностям Сен-Клера и не отказавшийся от намерения выставить его вон из трактира, снова подзывает хорошенькую служанку и что-то шепчет ей на ухо. Девушка скрывается за дверью, ведущей в погреб, и вскоре выходит оттуда в сопровождении слуги, рослого, разбитного малого, к тому же вооруженного внушительных размеров палкой, которой он как бы невзначай помахивает. Атос, от которого обычно ничего не ускользает, замечает эти маневры и снова начинает смеяться. - Вот так-то лучше, - говорит Сен-Клер, широко улыбаясь. - Хорошо, допустим, что ты действительно мой ангел-хранитель, - вздохнув, говорит Атос. – Ты знаешь мое настоящее имя и мое нынешнее боевое прозвище, тебе известно все о моем прошлом, настоящем и будущем. Что дальше? - Не совсем так, - честно признается Сен-Клер. – Мне показывали отрывки из твоего прошлого, как кадры из кинофильма, хотя (тут чудак устало машет рукой) ты не знаешь, что такое кинофильм. Но я более менее имею представление о твоем прошлом. Из твоего настоящего мне показали только одну картину – тебя с Гримо, которого ты муштруешь то ли как послушника-молчальника, то ли как оруженосца. А вот о твоем будущем я вообще ничего не знаю, кроме того, что в определенный момент тебе отчаянно понадобится помощь небес. - Может быть, тогда тебе и следует появиться? – иронично осведомляется Атос. – Почему ты опережаешь время? - Я думаю, мне надо сыграть три роли: духа Прошлого, духа Настоящего и духа Будущего – совсем как в «Рождественской песни» Диккенса, хотя (тут Сен-Клер опять устало машет рукой и даже вздыхает) ты, конечно, не читал «Рождественскую песнь» и не знаешь, кто такой Диккенс! Не исключено, однако, что духом Настоящего и моим проводником в этом мире придется временно стать тебе самому. Видишь ли, за тобой в прошлом я мог наблюдать с небес; в настоящем я могу к тебе «подключаться», разделять твои чувства и читать твои мысли. Но я должен тебя везде сопровождать, чтобы понять, что происходит с тобой и твоими друзьями, к которым ты привязан... - И что я должен им сказать? Что, несмотря на бедность, я нанял еще одного слугу в придачу к Гримо, причем слугу еще более неуклюжего и непонятливого? – опять иронизирует Атос. - Я очень даже понятливый, - обиженно возражает Сен-Клер. - А друзьям ничего объяснять не надо: они не всегда будут меня видеть, да и ты тоже. Но ты всегда будешь меня чувствовать....
stella: - Может быть, тогда тебе и следует появиться? – иронично осведомляется Атос. – Почему ты опережаешь время? Лея , а ведь это вы все время пытаетесь опередить время, позволяя Сен-Клеру аппелировать к примерам их будущего. Знаете, что мне мешает в вашем тексте? Две вещи: первое: вы все время пересказываете книгу и пьесу. А зачем? Мы ведь все это знаем наизусть, тут какой-то фразы нам достаточно, простого намека, чтобы понять что к чему. второе: вы очень много знаете, очень много читали фиков на эту тему, и все это хотите всадить сразу в текст. Получается анализ текстов по роману и пьесе, то, что уже было у вас многократно. Пусть вы пересказываете цитаты своими словами, но это не сильно меняет дело. Не обижайтесь на меня, но пока текст выглядит в моем восприятии пособием по изучению Трилогии с помощью художественной формы.))
Лея: stella пишет: Не обижайтесь на меня, но пока текст выглядит в моем восприятии пособием по изучению Трилогии с помощью художественной формы.)) Stella, конечно, я на вас не обижаюсь! Обратная связь - это наше все! В чем-то я с вами согласна: да, это повторение некоторых моих теорий (анализа ТМ), уже приведенных в других разделах форума, - в художественной форме. Но, говоря о том, что Атосу в какой-то момент отчаянно понадобится помощь небес, Кларенс намекает не на будущее графа, которое нам известно по ВДБ: он говорит о сцене, которую ему показал архангел: мушкетер Атос на берегу реки, на грани самоубийства. А еще это - кроссовер с фильмом "Эта замечательная жизнь", что тоже диктует условия. И ассоциации с "Рождественской песнью" Диккенса, с которой этот фильм связан. Но не буду спойлерить
L_Lada: Лея пишет: - У меня еще нет крыльев, - поясняет Сен-Клер. – Я их еще не заслужил. Я же ангел второго класса! А мне было показалось, что Атос сейчас оскорбится, что ему выдали осетрину второй свежести ангела второго класса... Даже падший как-то респектабельнее. Во всяком случае, мэтру Годо было чего опасаться.
Лея: L_Lada пишет: Даже падший как-то респектабельнее. L_Lada, спасибо!
Grand-mere: - В сущности, именно такой ангел-хранитель у меня и должен быть, - говорит он, наконец, горько усмехаясь, - Неказистый и бескрылый, которому, к тому же, я сам должен помочь! Получается, что это я – твой ангел-помощник? Диалектика!
Lumineuse: Лея пишет: Я перейду в первый класс и получу крылья только в том случае, если помогу тебе. В сущности, это ты должен мне помочь получить крылья..... Типичное поведение подростка "Я уже большой и самостоятельный, но вы мне обязаны помогать" Лея пишет: как кадры из кинофильма, хотя (тут чудак устало машет рукой) ты не знаешь, что такое кинофильм. Смешно ))) Расскажу о своих впечатлениях о начале этой истории. С одной стороны , кое в чем согласна со Стеллой: немного утомляют пересказы того, что я и так знаю. Если честно, я эти моменты проглядываю по диагонали. С другой стороны мне нравится ангел и его поведение ))) Но пока непонятно, зачем он, собственно, там появился, и какая у него будет роль. Очень интересно, что и как он будет делать дальше. Так что, я жду проду
Черубина де Габрияк: Grand-mere пишет: Диалектика! Lumineuse пишет: Расскажу о своих впечатлениях о начале этой истории. С одной стороны , кое в чем согласна со Стеллой: немного утомляют пересказы того, что я и так знаю. Если честно, я эти моменты проглядываю по диагонали. С другой стороны мне нравится ангел и его поведение ))) Но пока непонятно, зачем он, собственно, там появился, и какая у него будет роль. Очень интересно, что и как он будет делать дальше. А я согласна и со Стеллой и с тобой. Лея , задумка очень интересная и небанальная. Но лично мне бы хотелось больше внутреннего мира героев, что ли. Lumineuse пишет: Типичное поведение подростка "Я уже большой и самостоятельный, но вы мне обязаны помогать" Похоже. Интересно было бы узнать, что сам Кларенс об этом думает.
Лея: Grand-mere, Lumineuse, Черубина де Габрияк, спасибо за теплые отзывы! Очень рада, что вам нравится образ Кларенса и комическая сторона этой истории. Мне как раз хотелось показать остроумного, язвительного, даже немного смешного Атоса, который с иронией относится не только к окружающим, но и к самому себе, а не "рыцаря печального образа". Что же касается повторений, отсылок и скрытых (или не очень скрытых) цитат, то это обычный литературный прием. И, кстати, с его помощью, ИМХО, можно иной раз заглянуть во внутренний мир героев: мы видим "изнутри", то есть, глазами героя то, что в книге видели "извне", то есть, глазами автора. Теперь понимаю, что этим приемом нельзя злоупотреблять на форуме, где канон изучали со всех сторон и углов зрения Спасибо еще раз!
Лея: Глава VI Хаос. Кутерьма. Кавардак, Бардак... Кларенс сидит за столом в темном углу трактира «Золотая лилия» и перебирает в уме слова, подходящие к окружающей его обстановке. Наконец, останавливается на слове «бедлам». Да, бедлам, дурдом... Дней десять назад хозяин «Лилии» - маленький, кругленький, лоснящийся от жира и чрезмерно учтивый - напоминал Кларенсу пончик, до отказа начиненный приторно-сладким повидлом. Сейчас трактирщик - бледный, осунувшийся, небрежно одетый и растрепанный, похож скорее на мешок, набитый трухой. Он то впадает в отчаяние и рвет на себе волосы, то, охваченный яростью, вооружается огромным кухонным ножом или вертелом и атакует дверь, ведущую в его собственный, но с некоторых пор недосягаемый для него погреб. Хозяйка, высокая и сухопарая, похожая на копченую селедку, пытается успокоить и утихомирить мужа, но порой сама теряет самообладание, начинает причитать и рыдать, оплакивая свою горькую участь. Слуги передвигаются по трактиру чуть ли не на цыпочках, стараясь не попадаться хозяевам на глаза и под горячую руку, но иногда все же получают тумаки и затрещины. Гости, которым отказывают в еде и питье или подают какое-то пойло, устраивают скандалы и бьют бутылки, а порой даже грозят пожаловаться на трактирщика властям. И все это – по вине мушкетера Атоса, запершегося в погребе «Золотой лилии», где хранятся все съестные припасы ее хозяев. А точнее - по вине самого трактирщика и посланных ему на подмогу солдат, отбиваясь от которых Атос и вынужден был «уйти в подполье»... *** В этом бедламе один Кларенс сохраняет спокойствие: регулярно появляется в «Золотой лилии», довольствуется снедью и пойлом, которые ему подают, и либо посылает своему подопечному мысли на расстоянии (пусть небольшом), либо предается размышлениям... Время от времени трактирщик, как бы завороженный спокойствием Кларенса, подсаживается к нему за стол и начинает жаловаться, точнее, оправдываться. - Я же ничего не знал! Мне сообщили, что в трактире остановятся фальшивомонетчики, даже прислали подкрепление, чтобы помочь мне их задержать! А мне ведь надо подчиняться властям! В сущности, я до сих пор не знаю, кто этот человек! Возможно, он – действительно фальшивомонетчик?! - Это рыцарь Нового времени, - говорит Кларенс, скорее озвучивая свои мысли, чем отвечая хозяину "Лилии". - И его друзья – тоже рыцари, готовые отдать жизнь за любовь своей прекрасной дамы, за честь своей королевы, за мир в своей стране... - Что вы имеете в виду? – недоумевая, спрашивает трактирщик. - Я имею в виду, что в нынешнее, то есть, Новое время, тоже есть место рыцарям, - поясняет Кларенс. – Оливье и его друзья - не шалопаи и дебоширы, не авантюристы, и, тем более, не бандиты, они – настоящие рыцари! Иногда я жалею, что за ними не наблюдает какой-нибудь поэт или романист, который мог бы их впоследствии достойно описать или воспеть! Трактирщик настораживается, но – то ли из любопытства, то ли из вежливости – продолжает слушать своего странного гостя... - Какие у них колоритные характеры! – продолжает Кларенс. - Мудрый и одновременно неистовый Оливье, то есть, Атос; прагматичный, но бескорыстно преданный друзьям Портос; изящный поэт и храбрый воин Арамис; д’Артаньян – отважный и решительный, но здравомыслящий и осторожный! Готовые образы для романа под названием, к примеру, «Великолепная четверка»! Будь я писателем, у меня руки чесались бы в предвкушении труда над такой книгой! - Но вы, наверное, и есть писатель! Во всяком случае, вы так красиво говорите! – испуганно и угодливо вставляет трактирщик, представления не имеющий о том, кто такие Атос, Портос, Арамис и д’Артаньян. - А вы заметили, любезный, какие у этих рыцарей удивительные боевые прозвища? Они похожи на имена героев античных мифов, но в то же время совершенно оригинальны! Никого из древних героев не звали Атосом, Портосом или Арамисом! Не иначе, как один из моих крылатых соратников нашептал эти прозвища на ухо каждому из трех мушкетеров! - Конечно, конечно, - льстиво поддакивает совершенно растерявшийся и струхнувший трактирщик. - Крылатые соратники – это, наверное, другие поэты, ваши братья по цеху? «Да нет, это всего лишь ангелы первого класса! - говорит Кларенс, качая головой и как бы удивляясь тупости собеседника, а потом снисходительно махнув рукой, добавляет: «Впрочем, вам этого не понять...» У трактирщика отвисает челюсть, глаза начинают тревожно бегать по сторонам, и он, сославшись на какое-то неотложное дело, вскакивает с места, а потом, кланяясь и пятясь, отходит от стола. - Единственный гость, который заявляется к нам каждый день и не буянит, когда ему подают скудную снедь и скверное питье, оказался сумасшедшим, - тревожным шепотом сообщает он жене. – Ты бы послушала, что он мелет! Болтает о каких-то новых рыцарях, древних героях, бандитах, поэтах и даже ангелах! - Ну, он хотя бы исправно платит за скудную пищу и скверное питье, так что потерпим его странности, - отвечает здравомыслящая хозяйка, пожав плечами. - Впрочем, надо было нам догадаться, что он чокнутый, глядя на его выцветший камзол и странную шляпу... «Жена, как всегда, права, - думает трактирщик. – С присутствием этого старого чудака в трактире можно мириться. Он, по крайней мере, безобидный сумасшедший, в отличие от того безумца, который заперся в погребе...» «Негодяй и идиот! - думает Кларенс, уловивший мысли трактирщика, а потом вдруг осознает всю важность происшедшего: без труда читать мысли не только своих подопечных, но и всех людей могут лишь ангелы первого класса с их впечатляющей внешностью и прекрасными крыльями! Кларенс даже смотрит - со смесью надежды и страха – через свое правое плечо: может быть, у него уже начали расти крылья? Но нет, конечно, он бы почувствовал появление многообещающих бугорков на своей спине... И все же новообретенная способность «читать» всех встречных и поперечных говорит о том, что он идет в нужном направлении, то есть, взрослеет... *** В течение нескольких недель, прошедших после его первой встречи с Атосом и его друзьями, Кларенс порой недоумевал, почему, его, в сущности, послали на землю и велели помогать молчаливому, угрюмому мушкетеру. Кларенс, конечно, наведывался к нему, беседовал с ним и знакомил его с картами Каэло, хотя Гримо с подозрением смотрел на господина Сен-Клера и, видимо, не разделял благосклонности Атоса к старому чудаку. Будь на то его, Гримо, воля, он бы, наверное, выставил господина Сен-Клера за дверь. Но... Впервые Кларенс радовался тому, что Гримо не позволяется высказывать свое мнение или, тем более, учить своего господина уму-разуму. Но в целом казалось, что ему, Кларенсу, делать нечего. Его подопечный не совершал поступков, за которые мог впоследствии раскаиваться и помышлять о самоубийстве. Напротив, он вел себя как настоящий рыцарь и верный друг: пошел вместо юного д’Артаньяна в тюрьму, а потом, не задумываясь, последовал за ним в Англию, предложил самый практичный план кампании и даже уговорил Портоса с Арамисом ввязаться в опасную авантюру. Правда, по ночам, когда Атос оставался в своей квартире один и коротал время за бутылкой вина, его начинали обступать воспоминания о самом страшном, переломном периоде его жизни. Но как раз в это время Кларенс, увы, пока не мог ему помочь. Он не решался говорить об этом периоде с самим Оливье, памятуя его реакцию в «Сосновой шишке»; не мог открыто ему являться в трудные минуты, опасаясь реакции бдительного Гримо; не мог стучаться в двери дома на улице Феру среди ночи, опасаясь реакции его хозяйки. Конечно, Кларенс мог, оставаясь незримым, посылать Оливье флюиды тепла, чистоты и добра, тем самым спасая его от крайнего отчаяния. Кларенс мог посылать Оливье и свои мысли, но не был уверен, что тот правильно их поймет, а не примет за голоса каких-то демонов, пытающихся ввести его в заблуждение, успокоив его совесть. Но ведь Оливье должен чувствовать своего ангела-хранителя, чувствовать его участие и тепло! *** Что самое удивительное, Кларенс в период вынужденного бездействия и сам стал слышать какие-то странные голоса! Нет, это был не чарующий хор ангелов, прославляющих Творца. Голоса были скорее похожи на крики чаек на морском побережье или на писк птиц, окруживших могучее дерево и устраивающихся на ночь в его густой кроне. Неужели у него, Кларенса, в свою очередь, есть какие-то небесные хранители или искусители, которые наблюдают за ним и посылают ему сигналы, не позволяющие свернуть с пути истинного или, напротив, увлекающие его на другой, губительный путь? Но голоса, точнее, их обладатели, не касались поведения Кларенса и не обращались к нему: они, казалось, вовсе его игнорировали и обсуждали, вернее, сурово осуждали лишь трех мушкетеров и д’Артаньяна. Голоса начинали слышаться (будто кто-то включал радиоприемник!), стоило друзьям Атоса появиться у него в квартире, или встретиться с ним в каком-то трактире. «Вышибала, тупой силач, смертоносная машина!» «Бабник, лицемер, предатель, иезуит!» «Хитрец, карьерист, насильник! Он овладел женщиной против ее воли!» «Недобитый феодал, хищник, самодур!» "Бандиты, гангстеры XVII века!" «Бездельники и дебоширы, ставящие палки в колеса гениальному политику и патриоту!» Кларенсу оставалось лишь удивляться тому, как неадекватно эти загадочные существа воспринимают четырех друзей. Никто из неразлучных не казался ему вышибалой, предателем или самодуром. И никто из них женщин не насиловал: скучающие жены судейских сами вешались на шею статному красавцу Портосу; знатные дамы сами таяли, услышав стихи изящного Арамиса; а юный д’Артаньян и вовсе влюбился в свою квартирную хозяйку, прелестную мадам Бонасье, и даже спас ее от людей всесильного кардинала, устроивших засаду в ее доме. Неужели странным созданиям, чьи голоса Кларенс слышал, вообще изменило чувство добра и зла, и они стали принимать героев за злодеев, а рыцарей – за бандитов? Сам он, напротив, увлеченно наблюдал за четырьмя друзьями, будто читал первые главы романа плаща и шпаги. А когда д’Артаньян предложил трем мушкетерам прекрасный девиз: «Один за всех, и все за одного!», молодому ангелу захотелось оседлать лихого скакуна, накинуть на плечи мушкетерский плащ, повесить на бок шпагу и присоединиться к неразлучным. «То ли еще будет!», - говорил Кларенс самому себе, предвкушая увлекательные приключения... Приключения, действительно, начались. Но, по мере того, как друзья продвигались вперед на пути в Англию, эти приключения выходили за рамки авантюрного жанра и становились пугающе реалистичными. Кларенс терял уверенность читателя и наблюдателя в том, что с героями ничего страшного не случится, и начинал не на шутку за них бояться. За Портоса, попавшегося в ловушку в Шантильи, за Арамиса, раненного в плечо и оставленного в Кревкере. "Я забываю, что это не роман, а настоящая жизнь", - напоминал себе молодой ангел. В Амьене, в трактире «Золотая лилия», мрачный реализм сгустился. Почти осязаемый страх двух друзей, вынужденных провести в трактире ночь; их чуткий сон в общей комнате на матрацах (как тут не вспомнить знаменитое выражение итальянских мафиозо «залечь на матрасы»!); разбитые ноги их скакунов; обессиленная от кровопускания лошадь Мушкетона; Гримо, валяющийся во дворе трактира с рассеченной головой, – все это было гораздо ближе к фильмам, где кровь и грязь жизни выпячиваются на передний план, чем к романам плаща и шпаги. Дальше – хуже: неожиданное заявление толстого и приторно-сладкого трактирщика, что монеты, которыми Атос расплатился за ночлег, - фальшивые; отчаянная схватка мушкетера с вооруженными солдатами, которая помогла бежать д’Артаньяну с Планше... А потом подопечный Кларенса вновь пустился во все тяжкие: заперся в погребе, ушел в запой, погрузился в мрачные размышления и предался угрызениям совести. *** Его приняли за фальшивомонетчика в гостинице «Золотая лилия»! Комедия, да и только, если учесть, что он в свое время принял фальшивую монету за подлинную, воровку с лилией на плече – за «золотую лилию», чистую и незаурядную девушку... По ночам, когда воспоминания начинали роиться вокруг него, Атос не раз думал, что, возможно, сам превратил историю своей любви в трагедию, казнив Шарлотту, вместо того, чтобы просто выгнать ее ко всем чертям. Возможно, происшедшее с ним было лишь забавным рассказом о высокородном олухе, обманутом парой ловких мошенников, эдакой новеллой из "Декамерона", но он возвел эту новеллу в ранг античной драмы, жалкую мошенницу – в ранг демона и чудовища, а себя, обманутого олуха, - в ранг героя, над любовью и честью которого это чудовище надругалось. Много шума из ничего... Он относится с мягкой иронией к интрижкам Портоса с женами судейских, к роману Арамиса со знатной и тоже замужней красавицей. Почему же свою любовную историю он до сих пор воспринимает как кошмар? Потому что это его личная драма, его любовь, его честь? Или потому, что участники драмы преступили некую грань, за которой смешные истории кончаются и начинаются страшные сказки - вроде тех, что рассказывала ему кормилица? И кто именно эту грань преступил? Жорж Баксон, лже-священник, использовавший Шарлотту в качестве приманки в своей борьбе за место под солнцем? Шарлотта, которой удавалось так долго и с таким мастерством обманывать Оливье, вызывать у него доверие к каждому ее слову, к каждому действию (такая задача не по плечу обычной воровке!)? Или он сам, которого вид клейма на ее плече вдруг отрезвил, представив все ее мелкие и крупные промахи и уловки в совершенно новом свете, и вызвал жажду убийства, охватившую все его существо подобно сильнейшей лихорадке?.. В погребе темно, холодно и сыро, рядом посапывает Гримо, от которого разит вином и оливковым маслом, а по полу шастают крысы, стараясь подобраться к остаткам окороков и задевая хвостами осколки бутылок. И все же Атосу кажется, что откуда-то веет жаром и чистотой, будто в один из углов мрачного погреба проникают солнечные лучи... «Ты не предатель и не убийца, - звучит в его ушах голос господина Сен-Клера, полный участия и тепла. – Ты действовал не как обычный ревнивец или взбешенный сеньор, которого обвела вокруг пальца простолюдинка и преступница. Ты действовал как рыцарь, чьей порядочностью и честностью нагло и бессовестно воспользовались. Как влюбленный, чья любимая женщина оказалась чудовищем. Как человек, чей миропорядок вдруг рухнул...» Атос, прислушиваясь к этим красивым и даже высокопарным словам, иронично усмехается. Действительно ли это голос его «ангела-хранителя»? Способен ли Сен-Клер, который кажется то наивным подростком, то старым чудаком, так складно и поэтично излагать свои мысли? Или они преломляются через сознание самого Оливье? А может быть, это вообще голоса каких-то демонов, которые тянут его в ад, усыпляя его совесть?. Ну да, конечно, он не предатель и не убийца! Он не предал отца и невесту, не казнил жену. Он - влюбленный, чья дама сердца оказалась чудовищем. Рыцарь, чей миропорядок рухнул!.. - Пожалуй, стоит проверить верность твоих теорий, дорогой мой ангел-хранитель! - мысленно обращается Атос к Сен-Клеру. - Стоит рассказать кому-нибудь мою кошмарную любовную историю и увидеть его реакцию. Да только рассказывать ее некому, разве что крысам, которые с недовольным писком шастают по полу. Гримо и так знает все или почти все, и бедняга сейчас не в состоянии выслушивать мои пьяные бредни. К тому же мы с Гримо давно перешли на язык жестов, и моя неожиданная словоохотливость может его ошеломить. Он, чего доброго, подумает, что я сошел с ума!. А вот друзья... Возможно, я решился бы рассказать свою историю кому-то из друзей, но, увы, я вовсе не уверен, что снова встречусь с ними. А ведь я мог их уберечь, отговорить от поездки в Англию, но не сделал этого. Я, как всегда, допустил ошибку! Моя жизнь - сплошная череда ошибок... *** - Так я и знал, что он мне не поверит, он ко мне не прислушается! - досадует Кларенс. – Да, мне с ним нелегко придется, хотя пару недель назад казалось, что делать мне нечего! Наверное, надо найти другой подход к Оливье и к его трагедии. Впрочем, как ни подходи, результат один: Шарлотта в петле, старый граф де Ла Фер – в могиле, Луиза де Ла Люссе - тоже, а молодой граф, ставший мушкетером, казнит себя за предательство и убийство... И даже в возможных бедах друзей обвиняет себя. А эти друзья, скорее всего, живы и здоровы! Молодцы вроде Портоса, Арамиса и д'Артаньяна так просто не умирают!.. Вдруг Кларенса осеняет, будто один из наставников-архангелов участливо толкнул его в спину или шире раскрыл его глаза. Он вспоминает свое старое предположение: злые волшебницы так просто не умирают... Может быть, чертова Шарлотта выжила? Может быть, кто-то ее спас? И если да, то станет ли его подопечному от этого немного легче? Было бы, конечно, лучше, если бы в живых остались отец Оливье и его невеста. Но старый граф де Ла Фер, безусловно, скончался: ему и без «помощи» сына недолго оставалось жить. А как насчет невесты? Может быть, она сумела победить свою болезнь? Ведь хорошие девушки тоже так просто не умирают!.. Но как об этом узнать? Временно бросить Оливье в Амьене и отправиться в Берри? Наведаться в Блуа к дядюшке Бражелону, который так любит своего племянника? Нет, пока бросать Оливье, конечно, нельзя! Но в какой-то момент надо будет превратиться из ангела-спутника и ангела-телепата в ангела-детектива...
stella: Меня не оставляет ощущение, что за Кларенсом тоже наблюдают, как за Атосом.)) И это - зрители. Вы словно комментируете за кадром фильм, комментируете непрерывно, неотступно, как беспристрастный судья. - Пожалуй, стоит проверить верность твоих теорий, дорогой мой ангел-хранитель, - мысленно обращается Атос к Сен-Клеру. - Стоит рассказать кому-нибудь мою кошмарную любовную историю и увидеть его реакцию. Да только рассказывать ее некому, разве что крысам, которые с недовольным писком шастают по полу. Гримо и так знает все или почти все, к тому же бедняга сейчас не в том состоянии, чтобы выслушивать мои пьяные исповеди... Возможно, я решился бы рассказать свою историю кому-то из друзей, но я вовсе не уверен, что снова встречусь с ними... А ведь я мог их отговорить от поездки в Англию. Но, как всегда, допустил ошибку... Этот монолог мог бы быть классным, если бы был более экспрессивным. Вы подводите к тому, что Атос уже был готов кому-нибудь изложить свои печали? Вот тут я в корне не согласна - тогда он не устроил бы эту комедию с игрой на Гримо. Спектакль был рассчитан только на то, чтобы запутать друга. А зачем его запутывать, если ты внутренне готов растрепать свою тайну? И неужто Гримо выслушивал пьяные исповеди хозяина? не верю!!! Атос, напиваясь, становился немым. Разве что в бреду, получив очередную рану, мог говорить. Мы знаем про Феру, но драк было предостаточно, и фикрайтеры его тоже "мочат" регулярно.
L_Lada: Мне кажется, именно там, в амьенском погребе, Атосу действительно был необходим ангел-хранитель. Собственно, в пределах действия романа я вообще вижу всего три таких момента, но в Амьене больше, чем в двух других (в Красной Голубятне и на бастионе Сен-Жерве), вместе взятых. Амьен - критический момент для Атоса, и не из-за исповеди. Это читателю его исповедь нужна. Д'Артаньяну нужна. Но не самому Атосу - он просто спьяну разоткровенничался, о чем тут же и пожалел. Для самого Атоса Амьен - это, прежде всего, днище. Мало ему было отказаться от своего дома, круга, имени и проч., мало было сдать самого себя в солдаты, так он еще и запер сам себя в погребе с крысами (думаю, насчет крыс не преувеличил) - и что дальше? Там же, по сути, обратный отсчет пошел, можно даже приблизительно прикинуть, сколько бы он еще продержался. За две недели из 50 колбас осталось 10, против 150 выпитых бутылок - 25 целых... То есть навскидку дня через 3-4 наш дорогой Атос потребовал бы вина, и терпение хозяина лопнуло бы вместе с надеждами на сохранность винных запасов. Не говоря уже о том, что англичане, например, могли на час опередить Д'Артаньяна и не испугаться. Или их могло быть не двое, а четверо, как в итоге и оказалось. Или вообще туда мог заехать отряд гвардейцев. Да кто угодно, кто не купился бы на этот блеф. А так как Атос, даже упившись до зеленых чертей, сохранял способность мыслить, он не мог не понимать всего этого. И что-то я слабо себе представляю его выходящим из этого погреба как ни в чем не бывало. Тут уж оставалось только молиться, чтобы рядом и правда случились дворяне не из пугливых, а не озверевшая чернь. В общем, это едва ли не самый самоубийственный момент в романе. Дальше или наверх, или конец. И только появление Д'Артаньяна конец предотвратило. Не потому, что подоспела лишняя шпага и пара пистолетов, а потому, что хоть кто-то позаботился, даром что самому хреново было. Так что ангелу тут надо было нашептывать на ухо Тревилю, когда тот отправлял гасконца разыскивать друзей, а потом дуть в... спину Д'Артаньяновой лошади.
stella: В первой книге у Атоса несколько точек невозврата: первая - это Феру. Тут его вывез крепкий организм. Потом, как верно заметила L_Lada - Амьен. И тут снова - удача на его стороне, ниже падать, это в канаве валяться, но погреб - почти аналог ее. А потом - "Красная голубятня" - тут уже проверка на выдержку. В этот раз он устоял, гнев - не советчик, он выше обычной мести и у него другие точки отсчета. Ну, и бастион Сен-Жерве. Он считает, что сделал все, что мог, друзья в курсе, можно самоустраниться, благо "пуля-дура", но у Судьбы свой расклад: ей надо этого человека сохранить для будущих даров и испытаний, вновь бросить его почти на дно, чтобы поднять потом до небес и еще не раз бросать в пучину отчаяния.
Черубина де Габрияк: Лея пишет: А ведь я мог их отговорить от поездки в Англию. Но, как всегда, допустил ошибку... К слову, я не припомню, чтобы он кого-то собирался отговаривать. Это в нашем фильме он задает вопрос: "Это нужно королеве, или это нужно вам?" Вопрос- абсурдный в логике Дюма, но у нас нужно было показать, что все ради дружбы. В романе Атос говорит: "Пойдем умирать, куда нас посылают. Стоит ли жизнь того, чтобы так много спрашивать!".
L_Lada: Черубина де Габрияк , он помог уговорить Портоса и Арамиса,хотя вполне мог этого и не делать.
Черубина де Габрияк: L_Lada , ну то такое. Сам он не сомневался. У Люма я слабо представляю Атоса, когда надо спасать честь королевы, а он говорит: неее. Арамиса, вроде помог уоговорить намек дАрта на Шеврез.
L_Lada: Черубина де Габрияк пишет: Арамиса, вроде помог уоговорить намек дАрта на Шеврез. Уговорить уехать из Парижа - да: - Но я сейчас не могу оставить Париж, не узнав... Арамис умолк. - ...что с нею сталось, не так ли? - продолжал за него д'Артаньян. Но, когда речь заходит об опасности, Арамис тоже колеблется: - Черт возьми! - воскликнул Портос. - Но раз мы рискуем быть убитыми, я хотел бы по крайней мере знать, во имя чего. - Легче тебе от этого будет? - спросил Атос. - Должен признаться, - сказал Арамис, - что я согласен с Портосом. - А разве король имеет обыкновение давать вам отчет? Нет. Он просто говорит вам: господа, в Гаскони или во Фландрии дерутся - идите драться. И вы идете. Во имя чего? Вы даже и не задумываетесь над этим. - Д'Артаньян прав, - сказал Атос. -... И т.д. (ничего, что без французского? вряд ли тут что-то сильно переврали)
stella: Вот оригинал: - Ah ça ! mais, puisque nous risquons de nous faire tuer, dit Porthos, je voudrais bien savoir pourquoi, au moins ? - Tu en seras bien plus avancé ! dit Athos. - Cependant, dit Aramis, je suis de l'avis de Porthos. - Le roi a-t-il l'habitude de vous rendre des comptes ? Non ; il vous dit tout bonnement : « Messieurs, on se bat en Gascogne ou dans les Flandres ; allez vous battre », et vous y allez. Pourquoi ? vous ne vous en inquiétez même pas. - D'Artagnan a raison, dit Athos, voilà nos trois congés qui viennent de M. de Tréville, et voilà trois cents pistoles qui viennent je ne sais d'où. Allons nous faire tuer où l'on nous dit d'aller. La vie vaut-elle la peine de faire autant de questions ? D'Artagnan, je suis prêt à te suivre. Атос никогда никого не отговаривал и не давал советов, разве что - самым близким друзьям. Риск во имя идеи для него был естественен. Кроме того, им ли, четырем сорвиголовам, говорить о риске?
Лея: Уважаемые дамы, большое спасибо за отзывы и анализ! Коснусь нескольких моментов. Пьяные признания Гримо. Stella, согласна полностью с вашим мнением. Более того, что-то добавлю к тексту, чтобы стало ясно, что Атос иронизирует над собой и никогда в откровения с Гримо не пускался. Честь королевы. В сущности, три мушкетера не знали, почему они едут в Лондон, хотя могли догадываться, что это связано с королевой и герцогом. И хотя Атос, как напомнила Stella, никогда не давал советов, он все же пользовался авторитетом среди друзей, и поддержка им намерений д'Артаньяна, ИМХО, сыграла определенную роль в решении Портоса и Арамиса. Задним числом Атос, как ему свойственно, думает, что ошибся и не уберег друзей, за которых, как старший, чувствовал себя ответственным. Исповедь д'Артаньяну. Конечно, эту исповедь отчасти спровоцировал сам д'Артаньян, подчеркивая, что Атос никогда не любил, хотя знал от Портоса, что: он пережил большое горе, причиной которого была любовь, и что чья-то подлая измена якобы отравила жизнь этого достойного человека. Возможно, подсознательно д'Артаньян ждал этих признаний. В то же время Атос, я думаю, и раньше порывался рассказать о своей трагедии кому-то из друзей, но не мог. Как заметила Stella, он от вина немел, а не становился разговорчивее. Но в Амьене он достиг той степени опьянения, когда, как говорит Дюма, другие люди валятся под стол и засыпают, Атос же как бы грезил наяву. Поэтому у него, ИМХО, и развязался язык. Впоследствии он, конечно, пытался "замять дело". Но в целом эта исповедь, ИМХО, оказалась для него благотворной: он как бы сбросил какое-то бремя, и, начиная с этого момента, стал больше говорить, больше смеяться, чаще брать на себя роль лидера четверки. L-Lada, особое спасибо за анализ ситуации в Амьене. Согласна с вами. Да, это для Атоса днище, и да, дальше - или наверх, или конец Но и сама исповедь, ИМХО, была для него важна
Grand-mere: Мудрый и одновременно неистовый Оливье, то есть, Атос; прагматичный, но бескорыстно преданный друзьям Портос; изящный поэт и храбрый воин Арамис; д’Артаньян – отважный и решительный, но здравомыслящий и осторожный Влюбился Кларенс в своего подопечного и его друзей! Да и можно ли хранить - без любви? «Вышибала, тупой силач, смертоносная машина!» «Бабник, лицемер, предатель, иезуит!» «Хитрец, карьерист, насильник! Он овладел женщиной против ее воли..» «Недобитый феодал, хищник, самодур!» "Бандиты, гангстеры XVII века!" «Бездельники и дебоширы, ставящие палки в колеса гениальному политику и патриоту!» А это демоны искушают, не иначе!
stella: Grand-mere , это демоницы с дюмановских форумов.
Лея: Grand-mere, большое спасибо! Конечно, Кларенс влюбился в Атоса и его друзей! Более того, он, как книжный червь, жалеет, что о таких замечательных людях некому писать
Черубина де Габрияк: stella пишет: В первой книге у Атоса несколько точек невозврата: первая - это Феру. Тут его вывез крепкий организм. Потом, как верно заметила L_Lada - Амьен. И тут снова - удача на его стороне, ниже падать, это в канаве валяться, но погреб - почти аналог ее. А потом - "Красная голубятня" - тут уже проверка на выдержку. В этот раз он устоял, гнев - не советчик, он выше обычной мести и у него другие точки отсчета. Ну, и бастион Сен-Жерве. Он считает, что сделал все, что мог, друзья в курсе, можно самоустраниться, благо "пуля-дура", Дамы, вы меня простите. Но кто о чем, а... Так вот, если б одной даме не пришло в голову развлечься с сельским кюре, то был бы вам и Амьен и все остальное. Атос постепенно открыл свое инкогнито. Но к жизни его вернул Рауль. Иначе наблюдали бы вы в "20 лет спустя" картину маслом, которую представлял в красках д'Артаньян. Иными словами, продолжил бы наш граф медленно себя убивать: - О, мой бог, да! Именно он причина перемены во мне, которую вы видите. Я засыхал, как жалкое одинокое дерево, которое ничто не держит на земле; и только глубокая привязанность могла заставить меня пустить новые корни в жизнь. Любовница? Я был для этого стар. Друзья? Вас уже не было со мной. И вот в этом ребенке я вновь обрел все, что потерял. Не имея более мужества жить для себя, я стал жить для него. Наставления много значат для ребенка, но добрый пример еще лучше. Я подавал ему пример, д'Артаньян. Я избавился от своих пороков и сделал вид, что обладаю добродетелями, которых не имел. Перевод я подкорректировала.
stella: Черубина де Габрияк , так до конца уж цитируй.))) Я ж и указала на то, что будет у него подарок, с которым придут под конец и испытания. А подарок был не в радостях с Шевреттой (уж прости, там твоя Мари повела себя именно как шевретта), а в последствиях.
L_Lada: Черубина де Габрияк пишет: Так вот, если б одной даме не пришло в голову развлечься с сельским кюре А если бы он загнулся в том погребе или был убит на выходе из него, даме со своеобразным чувством юмора пришлось бы развлекаться именно с кюре. Ну, или немного поскучать. Процесс возвращения к жизни не обязательно должен быть линейным. В любом случае, как тут уже говорили, после Амьена происходит перестановка в системе образов, затрагивающая уже ТМ, а не только Трилогию в целом. Для того, чтобы говорить о развитии литературного героя, этого более, чем достаточно.
Черубина де Габрияк: stella пишет: Черубина де Габрияк , так до конца уж цитируй.))) А что я не процитировала? Про совершенного дворянина? Мне показалось, он уже чуть свернул на другую тему. Но я могу весь роман процитировать, мне не трудно. stella пишет: А подарок был не в радостях Даренному коню....
Кэтти: Н-да, '' свезло" графу де Ла Фер . Благодаря своему характеру и упрямству женился вместо порядочной знатной молодой дворянке на красавице- авантюрьере ( читай из тех про которых говорят " клейма негде ставить", хотя на этой клеймо таки стояло.). Ну и дальше по тексту. Такому характеру никакой ангел-хранитель не указ. Нет он может нашептывать и подсказывать. Только кто ж его послушает?
Лея: Кэтти пишет: Такому характеру никакой ангел-хранитель не указ. Нет он может нашептывать и подсказывать. Только кто ж его послушает? Кэтти, большое спасибо! Да, ангелу нелегко с графом. Тем более, что он не слишком-то и верит в "ангела-хранителя" - только допускает, что Кларенс может быть посланцем небес.
Кэтти: Лея , а хотите честно? Тот Атос, которого мы знаем в Три Мушкетера, при столь открытом признании Кларенса, что он его Атоса ангел- хранитель, получил бы от Атоса если не пощечину, то крепкое ругательство и вопрос типа, а где ж ты был хранитель- хренов когда я на этом белокуром демоне женился? И дальше послал бы он этого ангела второго класса по всем известному адресу.
L_Lada: Кэтти , +100! И... ни в коей мере не хочу давить на автора, но вот такое бы я почитала!
stella: Вот и я жду взрыва, вспышки. Атос очень эмоционален, и в том состоянии, в котором он пребывает после погреба, запросто может взорваться. когда под руку лезет какой-то ангел.)
Кэтти: stella , вот именно. И нет бы тогда, когда молодой виконт затем граф де Ла Фер в нем нуждался , принимая демона за ангельское существо, или когда несся не разбирая дороги- только бы подальше от проклятого леса и ужасного дерева с повешенной на нем всей прошлой жизнью графа. А ангел появился, когда у Атоса уже были самые надежные, потому что земные и настоящие ангелы-друзья: Портос, Арамис, Д Артаньян. Появилась привязанность к жизни и почти отеческое чувство к гасконцу.
stella: Кэтти , как же ты точно подметила! И как это мы такой момент просмотрели: Троица друзей - вот они, АНГЕЛы Атоса!
Кэтти: stella , вот именно. А потом ангелом- хранителем стал Рауль. Почти в прямом смысле. Ибо , несмотря на то, что его смерть оч.похожа на самоубийство- видение Атоса, где сын поднимается с горы на небо и зовет отца за собой, это же прямая реминисценция сцены Вознесения Иисуса на глазах учеников. Ученики Иисуса все погибли мученической смертью. А Рауль дал Атосу спокойную смерть в своей постели и граф все время в агонии видел, зовущего его сына. Самая прекрасная для отца картина. И еще- видение Атоса с возносящимся сыном это указание на то, что даже если Небеса не приемлют самоубийство, считая его смертным грехом, в случае виконта -он прощение получил. Видимо, были приняты во внимание те муки , которые к этому привели.
stella: Меня давно уже поражает эта способность Дюма: по сути, отрицая Церковь, верить в Высший суд. Одно совсем не противоречит другому, но это бунт! Атос, самый совестливый из четверки, проведший свою душу через ад духовного самоистязания и очищения, не нуждался в других ангелах, кроме тех, кого он сам выбрал. Лея, а ведь это сама по себе уже дискуссия, поднятая вами тема: нуждается ли личность, подобная графу де Ла Фер, в проводнике и опекуне из небесных Сфер?
Лея: Уважаемые дамы, большое спасибо за отзывы, анализ и предложения! stella пишет: Лея, а ведь это сама по себе уже дискуссия, поднятая вами тема: нуждается ли личность, подобная графу де Ла Фер, в проводнике и опекуне из небесных Сфер? С одной стороны, наверное, не нуждается - с учетом его совестливости и гордости. Но с другой стороны, нуждается в помощи именно поэтому: угрызения совести, постоянный суд над собой могут завести очень далеко. К тому же тема моя не новая: у графа уже были ангелы - небесные и земные, которые пытались его спасти, уберечь или даже изменить курс его жизни. Тут и девочка Ира из "Ангела для героя", и "Хозяйка с улицы Феру", и очаровательная кошечка Бланшетт, которой фамильяр Вельзевул дал ответственное поручение - беречь своего человека. Stella, одно из ваших произведений даже называлось "Гены, или Ангел-хранитель". Друзья, безусловно, ангелы-хранители Атоса, но ведь и он - их ангел-хранитель, и к тому же, ИМХО, - моральный компас. Задача Кларенса другая: показать графу, что его жизнь - не "сплошная череда ошибок", что не за все надо себя наказывать и казнить. Кэтти пишет: потом ангелом- хранителем стал Рауль. Почти в прямом смысле. Ибо , несмотря на то, что его смерть оч.похожа на самоубийство- видение Атоса, где сын поднимается с горы на небо и зовет отца за собой, это же прямая реминисценция сцены Вознесения Иисуса на глазах учеников. Ученики Иисуса все погибли мученической смертью. А Рауль дал Атосу спокойную смерть в своей постели и граф все время в агонии видел, зовущего его сына. Самая прекрасная для отца картина. Кэтти, очень интересная мысль. Вспомнила, что глава об уходе Атоса в лучший мир называется "Ангел смерти". Тут есть, над чем подумать. Что же касается "взрыва и вспышки", то постараюсь учесть "соцзаказ", не идя при этом против канона: ведь Атос после выхода из погреба еле держался на ногах В придачу, граф привык себя обвинять во всех своих бедах, а не сваливать вину на других, пусть даже ангелов.
L_Lada: Прошу прощения за занудство, но самоубийство не прощается ни при каких обстоятельствах. И никакие муки во внимание не принимаются по определению, иначе оно вообще не считалось бы непрощаемым грехом. От хорошей жизни, как правило, не самоубиваются. Мне кажется, дело немного в другом. Рауль, строго говоря, самоубийцей не является. Это больше эмоции читателей. А по факту Рауль - воин Христов (раз уж решил вступить в Мальтийский орден), павший в бою с иноверцами. По-дурацки павший, но тем не менее. И самым последним его порывом, с локоном этим, будь он неладен, было отнюдь не самоубийство. Последним порывом была любовь и, возможно, прощение. Прощение Луизы самим Раулем, имею в виду. Неисповедимы пути Господни, но, мне кажется, этого могло хватить для искупления греха уныния, который явно имел место. stella пишет: по сути, отрицая Церковь, верить в Высший суд. Не потому ли он и развел по разным героям церковную атрибутику (Арамис) и собственно религиозное восприятие людей и поступков (Атос)? stella пишет: нуждается ли личность, подобная графу де Ла Фер, в проводнике и опекуне из небесных Сфер? Вопрос не мне, но попробую высказать версию. Любая личность нуждается в ангеле-хранителе. И любая его имеет, скорее всего. Но только не для душеспасительных бесед, иначе мы все бы в них увязли. И не для удержания от срамной женитьбы, как бы того ни хотелось. Свобода выбора есть свобода выбора. Но кто-то же наладил д'Артаньяна со всей дури головой в графское плечо. Вот это как раз вполне себе функция ангела-хранителя - создать условия, а дальше, ребята, уж как-нибудь сами.
stella: L_Lada,то есть Судьба - это, своего рода Ангел-хранитель, а Рок - Ангел-погубитель?
L_Lada: stella , я бы сказала так: ангел-хранитель - это то, что можно назвать и судьбой. Понятием "рок" я вообще стараюсь не пользоваться. В принципе, если мы допускаем, что у человека есть ангел-хранитель, то можно допустить и то, что у него есть злой гений, свой личный бес. Но решение человек все равно всегда принимает сам. Тем более, такая высокоразвитая личность, как граф де Ла Фер. И... нам не дано предугадать, как наше слово отзовется. (с) И уж тем более наше решение. Взять хоть того же д'Артаньяна с его буйной головой. Атос ведь мог и не лезть на рожон. "Да провались ты, валенок деревенский, у меня плечо болит!" И вроде было бы правильно, но... А он, по обыкновению, полез в бутылку и вон оно как обернулось. Про ангелов-хранителей вот это очень люблю. Ну а вдруг кто-то не знает. В. Шендерович БЕЗ СМЫСЛА Когда Павлюк уже стоял на табуретке с петлёй вокруг тощей кадыкастой шеи, ему явился ангел и сказал: - Павлюк! Павлюк оглянулся. В комнате было совершенно пусто, потому что ангел не холодильник, его сразу не видать. Так, некоторое сияние у правого плеча. - Павлюк! - повторило сияние. - Ты чего на табуретке стоишь? - Я умереть хочу, - сказал Павлюк. - Что вдруг? - поинтересовался ангел. - Опостылело мне тут всё, - сказал Павлюк. - Ну уж и всё, - не поверил ангел. - Всё, - немного подумав, подтвердил Павлюк и начал аккуратно затягивать петлю. - А беленькой двести? - спросил ангел. - На природе? Павлюк задумался, не отнимая рук от верёвки. - Если разве под картошечку... - сказал он наконец. - Ну, - согласился ангел. - С укропчиком, в масле... Селёдочка ломтиком, лучок колечком... Павлюк сглотнул сквозь петлю. - А пивка для рывка? - продолжал ангел. - На рыбалке, когда ни одной сволочи вокруг. Да с хорошей сигаретой... Павлюк прерывисто вздохнул. - А девочки? - не унимался ангел. - Какие девочки? - Ну, такие, понимаешь, с ногами... - Ты-то откуда знаешь? - удивился Павлюк. - Не отвлекайся, - попросил ангел. - А в субботу с утреца - банька, а в среду вечером - "Спартак"... - Чего "Спартак"? - не понял Павлюк. - Лига Чемпионов, - напомнил ангел. - Неужто выиграют? - выдохнул Павлюк. - В четвёрку войдут, - соврал ангел. - Надо же, - сказал Павлюк - и улыбнулся. Петля болталась рядом, играя мыльной радугой. - Ты с табуретки-то слезь, - предложил ангел. - А то как памятник, прямо неловко... Павлюк послушно присел под петлёй, нашарил в кармане сигарету. Ангел дал прикурить от крыла. - И что теперь, на работу? - робко спросил Павлюк. - На неё, - подтвердил ангел. - А потом что? Опять домой? - Есть варианты, - уклончиво ответил ангел. Павлюк ещё помолчал. - Ну хорошо, - сказал он наконец. - Но смысл? - Какой смысл? - Хоть какой-нибудь, - попросил Павлюк. - Зачем? - поразился ангел. Павлюк помрачнел. - Потому что без смысла жить нельзя! - Вешайся, - сказал ангел. - Смысла ему! Вешайся и не морочь людям голову! Вот как-то так, в моем понимании, должен вести себя ангел-хранитель.
Кэтти: L_Lada , а я думаю, что Д Артаньяна наладил в раненное графское плечо Его Величество Случай. Ну и гасконская Удача, ее никак нельзя отрицать: в нужное время тюкнулся носом в плечо самого необходимого ему на тот момент, ( как оказалось), человека. Удача была с гасконцем практически всю книгу Три Мушкетера до момента смерти Констанции, которую они с друзьями не успели предотвратить. После этого Удача отвернулась от гасконца на 30 лет. Ну за исключением получения звания лейтенанта королевских мушкетеров, но это смотрится как небольшая компенсация за потерю любимой и расставание с друзьями на долгие- долгие 20 лет.
L_Lada: Кэтти , а мне кажется, что "Его Величество Случай", судьба, ангел-хранитель и проч. - это понятия, больше характеризующие мировоззрения каждого из нас, чем происходящее в романе.
stella: Ну, Дюма как раз очень интересовался именно Роком, его влиянием на жизнь человека.
Лея: L_Lada пишет: мне кажется, что "Его Величество Случай", судьба, ангел-хранитель и проч. - это понятия, больше характеризующие мировоззрения каждого из нас, чем происходящее в романе. L_Lada, согласна. У самого Атоса - мировоззрение христианина, а не древнего грека или римлянина, то есть он верит в то, что в иудаизме называется "мида ке-негед мида" (мера за меру), а не в трех сестер-мойр, определяющих зигзаги судьбы и длительность жизни человека. Перевод Трилогии на русский язык, ИМХО, не совсем адекватно отражает особенности мироощущения графа: так, слово "Бог" в ДЛС (глава "Обед на старый лад") подменяется словом "судьба". Глава о смерти Мордаунта у Дюма (во всяком случае, в том варианте, который дается на сайте dumaspere) называется "Fatality". Это даже не французское, а английское слово, которое можно перевести как "несчастный случай" (хотя, можно перевести и как "фатальность"). В русском переводе глава называется "Перст судьбы".
L_Lada: stella пишет: Ну, Дюма как раз очень интересовался именно Роком, его влиянием на жизнь человека. Мне кажется, это веяние эпохи. Рок (ананке) очень важен у Гюго. Да и вообще в эпоху романтизма этому придавали большое значение.
Кэтти: Лея , согласна. В оригинале герои гораздо больше похожи на людей 17 века, чем в русском переводе.
Ленчик: Лея, спасибо! У вас получается очень небанальная вещь Не знаю, как кому-то может надоесть перечитывать изложение знакомых моментов... Ну да, матчасть мы знаем, но и герои же не абы какие. О любимых героях могу читать бесконечно. И еще перечитывать не по разу. И колоритный "ангел второго ранга" Кларенс вполне вписывается в сюжет)) stella пишет: нуждается ли личность, подобная графу де Ла Фер, в проводнике и опекуне из небесных Сфер? Ангел-хранитель по умолчанию есть у любого крещеного человека. Другое дело, что такой общительный и осязаемый достается явно не каждому L_Lada пишет: Прошу прощения за занудство, но самоубийство не прощается ни при каких обстоятельствах. ППКС! L_Lada пишет: Рауль, строго говоря, самоубийцей не является. Ой, я б поспорила... Но это будет лютый оффтоп)
stella: И кто у нас только не был в Ангелах для Атоса.)) (Я говорю о фикрайтерах) И дети, и друзья, и романисты. А Варежку забыли!
Ленчик: stella, спасиииибо Видимо, потому что Варежка не деть и не романист)
L_Lada: Ленчик пишет: Ой, я б поспорила... Да я бы тоже. Но... "– Королева... ухо вспухнет... Зачем же портить бал вспухшим ухом?.. Я говорил юридически... с юридической точки... Молчу, молчу... Считайте, что я не кот, а рыба, только оставьте ухо." (с)
Лея: Ленчик пишет: У вас получается очень небанальная вещь Не знаю, как кому-то может надоесть перечитывать изложение знакомых моментов... Ну да, матчасть мы знаем, но и герои же не абы какие. О любимых героях могу читать бесконечно. И еще перечитывать не по разу. И колоритный "ангел второго ранга" Кларенс вполне вписывается в сюжет)) Ленчик, огромное спасибо! Я тоже могу без конца перечитывать трилогию. Всегда замечаешь что-то новое и думаешь: "Как ты могла такое пропустить?!" Очень рада, что вам понравился Кларенс. Stella пишет: А Варежку забыли! Ну нет, Варежку я не забыла! Просто Варежка - ангел, который не претендует не эту роль, а помогает графу инстинктивно, охотно делясь своим теплом и добротой.
Ленчик: L_Lada, нет-нет, бал мы портить не будем!)) Точно не в этой теме)) Лея, Варежка "помогает графу инстинктивно", чувствуя человека, который готов поделиться своей едой "Ты же не хочешь эту ватрушку? Вижу, что не хочешь. А я хочу... И вообще я три дня не ела, а что миской гремела полчаса назад, так это не я, это все Кошка... Давай ты отдашь мне ватрушку, а я тебе хвостом повиляю? И голову на колени положу!")))
Ленчик: Вот написала же - бал портить не будем. Здесь не будем. Не здесь, сколько угодно, сама даже присоединюсь Шагом марш в соответствующую тему! https://dumasfera.forum24.ru/?1-5-0-00000032-000-240-0-1611507771
Кэтти: Возвращаясь к фанфику Леи, и действующему там ангелу- хранителю. Поскольку Канон написан, как не говори в рамках христианской католической традиции, то и судить о действиях героя- ангела хранителя второго класса надо тоже по ней.Я так думаю.
Luisante: Лея, я вот только-только добралась до главы, когда все уже прочитали)). Спасибо за продолжение. Но все же хочу отметить, что я очень жду действия, активного действия и от Кларенса, и от Атоса. Раз уж Кларенс нетипичный ангел, то, в моем представлении, он должен совершать какие-то неординарные поступки. Но возможно я забегаю вперед, и автор что-то уже придумал.
Лея: Кэтти, Luisante, большое спасибо за отзывы! Конечно, Кларенс будет действовать, и Атос тоже, но в рамках канона. События и персонажи, которых в каноне нет, не приведут к альтернативному концу (извините, если это пояснение похоже не спойлер ). Как я уже писала, главная задача Кларенса - не изменить курс жизни своего подопечного, а показать ему, что не всякий его выбор - ошибочный, и не за все надо себя казнить. Возможно, Кларенс не всегда будет себя вести в строгом соответствии с католическими представлениями о функциях ангелов-хранителей, но ведь это сказка, да еще юмористическая
Черубина де Габрияк: Лея , мы ждем проду. Вы нас заинтриговали. Интересно, как будет действовать Кларенс, чтобы Лея пишет: показать ему (подопечному), что не всякий его выбор - ошибочный, и не за все надо себя казнить.
Лея: Черубина де Габрияк, большое спасибо! Обязательно продолжу, только покончу с одним проектом - наверное, еще неделя понадобится. Сама на днях просматривала, чтобы вспомнить все основные линии.
Черубина де Габрияк: Лея пишет: Обязательно продолжу, только покончу с одним проектом - наверное, еще неделя понадобится. У самой та же история - не дают насущные дела полноценно заняться творчеством. Я начала переживать, что, вы случайно не бросили. Лея пишет: Сама на днях просматривала, чтобы вспомнить все основные линии. О1 это классика. Я теперь понимаю, откуда ляпы у Мэтра. Тут размеренно пишешь и гадаешь, где чего было-не было, а него сроки-то какие были!
stella: Черубина де Габрияк , он, в отличие от тебя, сразу несколько канонов писал.)))
Лея: Глава VII Оливье де Ла Фер сидит на скамье в каком-то удивительном сооружении, напоминающем и римский Колизей, и лондонский театр «Глобус». Сидит в центре верхнего ряда, отдельно от многочисленной публики: то ли король, то ли преступник, то ли неприкосновенный, то ли неприкасаемый... Напротив него, в ложах (да, именно в ложах, а не на скамьях) восседают его родственники: почтенные, строгие дамы и господа; молодые, элегантные девицы и кавалеры. Все эти «патриции» кажутся закованными в броню самообладания, но их глаза отражают целую гамму чувств: от гнева и жажды мести до стыда и презрения. А в нижних рядах (на скамьях, а не в ложах) расположились «плебеи»: слуги в темных ливреях, служанки в нарядных чепцах, вилланы с семьями, хозяева ближайших трактиров, их подвыпившие завсегдатаи. В этой пестрой толпе далеко не всем удается спрятать чувства, и их можно прочесть без особого труда: жадное любопытство, злорадство, растерянность, даже ужас. Ужас. Граф де Ла Фер, обладавший правом судить, казнить и миловать подданных, вдруг сам оказался на скамье подсудимых! Да, вешать будут не его, и его жену, но ведь и графа осуждают все: высокомерные родичи, вышколенные слуги, почтительные вилланы! Человек, еще вчера сидевший на местном троне, сейчас привязан к позорному столбу! Значит, в этой жизни нет ничего прочного, надежного, устоявшийся миропорядок может рухнуть в любой момент, и даже знатному дворянину, не говоря уж о простых смертных, не на что опереться... Оливье снова переводит взгляд на родню. Его любимый дядюшка Бражелон выглядит еще хуже, чем обычно: съежившийся, подавленный, даже пришибленный. Зато один из кузенов, самодовольный щеголь и дуэлянт, презрительно морщит нос, и Оливье кажется, что он читает его мысли. «Этот мальчишка думал, что он умнее и благороднее нас всех. Теперь он понял, что на самом деле был просто болваном, и, в придачу, витал в облаках. Надеюсь, что и его подданные это поняли. Как можно вверить свою судьбу человеку, который позволил воровке и шлюхе вскружить ему голову? Как можно предполагать, что тебя защитит человек, не сумевший защитить самого себя от пары мошенников? Надеюсь, что мне удастся натравить на него вилланов, или он сам сведет счеты с жизнью, и тогда его владения перейдут к тому, кто их больше заслуживает...» В это время на арену (сцену) выходит палач – высокий, крепкий мужчина с закрытым маской лицом – и не спеша направляется к установленной в ее центре виселице. А затем появляется подручный палача, который тащит к виселице упирающуюся Шарлотту. Она – все в том же роскошном платье, в котором была на охоте; ее руки связаны за спиной, лиф платья разорван, плечи обнажены и на одном из них видно небольшое, полустертое рыжевато-розовое клеймо. Шарлотта отнюдь не смирилась со своей участью: бешеный гнев в ее глазах то и дело сменяется животным страхом, а с уст срываются проклятия в адрес самого Оливье, его знатных предков и родственников, его преданных слуг, даже Жоржа Баксона, ее "брата" и любовника, который куда-то исчез, избежав позорной казни. Демон, в которого превратилась его красавица-жена. Ведьма из страшных сказок, которые рассказывала ему на ночь суеверная кормилица... При виде этого существа, в котором нет ничего человеческого, родственники Оливье напрягаются как струны; слуги и вилланы начинают испуганно креститься, а подвыпившие молодчики – гоготать и улюлюкать. «Вздернуть ведьму повыше!» - кричит один из них. «Раздеть шлюху догола!» - похотливо осклабившись, требует другой. А он, граф де Ла Фер, рыцарь без страха и упрека, не может заткнуть им рот: Шарлотта - уже не дама его сердца, а преступница, над которой любой подонок может издеваться. Когда Шарлотту подтаскивают к виселице, она вдруг резко меняется, снова превращаясь из демона в ангела. Ее лицо кажется ликом святой мученицы, глаза приобретают небесную голубизну, она смотрит прямо на мужа и своим сильным, чистым, сводившим его с ума голосом произносит фразу, в которой слышатся и укор, и сожаление, и мольба: «Вспомни, Оливье, я любила тебя!..» *** Мушкетер Атос просыпается в холодном поту в погребе «Золотой лилии». Некоторое время он не может пересечь границу между сном и явью, вынырнуть из привидевшегося ему кошмара, осознать, что этот кошмар не был реальностью. Наконец, он понимает, что находится в Амьене, а не в Ла Фере, сидит в погребе, а не в амфитеатре, что уже наступило утро, а, может быть, и полдень: сквозь щели проникает свет, а сверху доносится сильный шум. «Боже милосердный! – думает Атос, оттирая пот со лба дрожащей рукой, - значит, небеса пощадили меня в ту минуту, когда я, в каком-то полубезумном состоянии, решил сам повесить Шарлотту, а не предать ее публичному суду! Я избежал сцены даже более страшной, чем та, что разыгралась в моем лесу; участи даже более трагичной, чем нынешняя! А может быть, уже тогда эта адская сцена мелькнула в моем воспаленном воображении, и я, струсив, взял на себя обязанности не только судьи, но и палача? Потом Атосу вспоминается его ангел-хранитель – неказистый и вроде бы недалекий, но иногда удивляющий его своей проницательностью. Неужели господин Сен-Клер навеял ему этот ужасный сон, чтобы избавить от угрызений совести? Увы, милейший Сен-Клер просчитался: показал ему, что его злосчастный брак мог обернуться не трагедией, а страшной сказкой, но так и не доказал, что он, Оливье де Ла Фер - не предатель, и не убийца ("не обычный ревнивец, и не взбешенный сеньор"), который поставил право сильного выше справедливости... Между тем, наверху разыгрывается привычная для Атоса комедия: слышатся гневные голоса очередных гостей, причитания хозяина, слуги бегают взад-вперед, а хозяйка, спустившись по лестнице, стучится к нему и просит разрешения войти. Вслед за ней спускается, вернее, сбегает вниз еще кто-то, скорее всего, один из гостей, сильно проголодавшийся или крайне раздраженный: он начинает изо всех сил бить ногой в дверь погреба, сопровождая свои действия гневными тирадами на английском языке. - Ничего, - бормочет Атос, толкнув в бок спящего Гримо, - ничего, пусть этот храбрец сюда вломится, и тогда мы посмотрим... Но в эту минуту он слышит знакомый голос, заставивший его встрепенуться, - звонкий, задорный голос своего юного друга, которого он полюбил почти как сына! Д’Артаньян! Д’Артаньян здесь! Значит, он не погиб, а благополучно вернулся из Англии, и сейчас пришел в трактир «Золотая лилия», чтобы вызволить его, Атоса, которого оставил в ловушке!.. - Так вы, господа, желаете драться? – насмешливо произносит д’Артаньян. – Ну что ж, давайте драться! В сердце Атоса поднимается мощная волна чувств – самых разных, но одинаково добрых: радость, благодарность, любовь к жизни, любовь к своему другу, надежда на будущее... *** Солнце пробивается сквозь витражи и греет спину Кларенсу, который с аппетитом уплетает свежеиспеченные булки с сыром, пьет вино и слушает графа де Бражелона, похожего на Дон Кихота в 65 лет: худое лицо, острые скулы, горбатый нос, бородка клинышком. У Кларенса – все тот же облик добродушного, немного смешного дядюшки, но одет он не в потертый камзол, а в грубошерстную темную сутану, перепоясанную веревкой. За окном качаются ветви высоких кленов, в воздухе кружатся рыжие листья, и все же атмосфера этого уютного маленького поместья напоминает скорее о весне и надежде, чем об осени и потерях. За последние недели Кларенс, как ему кажется, прошел курсы повышения квалификации или даже программу ускоренного обучения. От наблюдения за Оливье сквозь «огненное кольцо»- к чтению его мыслей, оттуда – к подключению и сопереживанию, потом – к действию. Кроме того, он научился дистанционно влиять на подопечного, а также – читать мысли других людей, к примеру, туповатого и угодливого хозяина «Золотой лилии". Наконец, он стал понимать, когда можно откровенно говорить о себе и своей миссии, а когда лучше прикусить язык. Словом, он взрослел. Все это происходило быстро и неожиданно, будто суровые архангелы мягко и в то же время настойчиво толкали Кларенса в спину, заставляя перепрыгивать через ступеньки, не позволяя расслабиться и предаться пустым размышлениям. Возможно, архангелы направляли его, одновременно показывая, как надо направлять Атоса? Что ж, по крайней мере, они не бросали Кларенса на произвол судьбы. Сам он тоже не бросал Атоса, пока в «Золотой лилии» не появился д’Артаньян, который вытащил своего старшего друга из мрачного погреба и долгого запоя, оградив его от ярости хозяев, слуг и гостей трактира. Да, Кларенсу пока не удалось доказать Атосу, что он - не предатель, и не убийца, который поставил право сильного выше справедливости. Но ему удалось показать, что исход любовной драмы графа де Ла Фер мог быть не просто трагичным, а кошмарным. Атосу (в этом Кларенс мог поклясться) стало легче после пробуждения от страшного сна, и его можно было временно оставить без опеки. Рядом с ним был д'Артаньян, которого он любил почти как сына, которого сам по-отечески опекал (в сущности, - самый близкий для него человек на данном этапе жизни!). И от д’Артаньяна, молодого и пылкого, исходило тепло, даже жар, так что Кларенсу уже не надо было согревать своего подопечного на расстоянии. Он мог без особых угрызений совести пойти по следам других, когда-то близких Атосу людей. Он мог превратиться из ангела-телепата в ангела-детектива, чтобы потом, после успешного расследования, стать духом Прошлого для Оливье. Тем не менее, Кларенс еще некоторое время витал над трактиром, опасаясь, что Атос действительно расскажет д’Артаньяну свою любовную историю, чтобы увидеть его реакцию и проверить теорию самого Кларенса. Но, убедившись, что друзья выясняют отношения с трактирщиком и заказывают еду, успокоился и устремился в Блуа. *** В Бражелон он прибыл поздно вечером, выдав себя за странствующего монаха, брата Клода, и ему немедленно предоставили пищу, кров и постель. А утром владелец замка (вернее, большого белого дома, окруженного высокими кленами) пригласил его в гостиную и стал любезно с ним беседовать. «Брат Клод» не преминул сообщить своему гостеприимному хозяину, что, будучи в Париже, он случайно встретил некоего мушкетера Атоса и узнал в нем молодого графа де Ла Фер, который куда-то исчез несколько лет назад и считался погибшим. - Я встречал его и раньше, когда бродил по Берри, и даже беседовал с ним о свободе воли и предопределении, - добавил брат Клод. – Замечательный молодой человек - благородный, честный, умный. Мы зашли в какой-то трактир, и он, тогда еще виконт де Ла Фер, рассказал мне о своем любимом дяде из Блуа, который после гибели сына начал спиваться и губить свою душу. Ему хотелось с кем-то поделиться своей тревогой, своей болью, а я, случайный встречный и к тому же монах, был самым подходящим для этого человеком... Я был опечален, когда узнал, что он то ли исчез, то ли погиб... - Да, Оливье спас меня, когда я спивался после гибели моего сына, - со вздохом признался Бражелон. – Его любовь, его забота, его настойчивость вернули меня к жизни или, по крайней мере, остановили мое саморазрушение... Можно сказать, что он стал моим ангелом-хранителем. - Так вот, сейчас ваш племянник сам нуждается в ангеле-хранителе, - сказал брат Клод, – он тоже разрушает себя, спивается и губит свою душу. Я видел его в парижском кабаке, где околачивается всякий сброд: он сидел за столом и пил вино - стакан за стаканом. Он не узнал меня, а я, признаться, даже побоялся к нему подойти: у него был вид человека отчаянного и, к тому же, впавшего в отчаяние.. . - А как вы узнали его нынешнее имя, точнее, боевое прозвище? – с сомнением в голосе спросил Бражелон. - Очень просто, - охотно сообщил монах. – Его окликнул другой мушкетер, который тоже вошел в кабак, - рослый парень с воинственным лицом и грозными усами. Через некоторое время граф де Бражелон, видимо, поверивший в искренность и добрые намерения своего гостя, рассказал ему о том, что произошло с Оливье: брак по страстной любви (и против воли семьи) на сестре местного кюре, трагическое исчезновение молодой графини во время охоты, слухи о смерти графа, который на самом деле скрылся под именем Атоса, мушкетера короля... - Так она исчезла, а не умерла?! – невольно воскликнул «брат Клод». - Да, конечно, - сказал Бражелон, и в его глазах вновь мелькнуло подозрение. – Ведь если бы она умерла, ее бы похоронили в фамильном склепе, и я бы присутствовал на похоронах. Правда, в графстве ходили самые разные слухи об ее исчезновении. Суеверные вилланы даже поговаривали, что графиня была ведьмой, которая приворожила графа, а потом убила его, высосав из него всю кровь, а сама улетела – на поиски новых жертв. - А что, по-вашему, произошло на самом деле? - Не знаю, - пожав плечами, сказал Бражелон. – И я не осмелился вызвать Оливье на откровенность, когда он появился у меня вскоре после трагедии: у него уже тогда был вид человека, впавшего в отчаяние, почти обезумевшего. - Но у вас, наверное, есть какая-то версия событий? - Да, есть. Я предполагаю, что на молодых супругов напали бандиты, когда они охотились в лесу. Возможно, они оглушили Оливье и умыкнули графиню. Или связали его и изнасиловали ее у него на глазах. Может быть, она казалась мертвой, когда они увезли ее с собой, перевесив через седло ее собственной лошади? - Какой ужас! – воскликнул молодой ангел, решивший, что воображение у стареющего "Дон Кихота" такое же богатое, как у самого героя Сервантеса и у суеверных вилланов из Ла Фера. - Да, ужас, - подтвердил Бражелон, кивнув головой. - В любом случае, Оливье был сражен горем и, вдобавок, я думаю, не прощал себе того, что не смог защитить любимую. Он бросил все, уехал в Париж и записался в полк королевских мушкетеров. Его все считают умершим, да и сам он, видимо, так считает. Правда, я не исключаю, что он до сих пор пытается найти жену. - Но ведь будучи всесильным графом он мог легче найти и ее, и похитивших ее разбойников, чем будучи простым мушкетером? - Безусловно. Но Оливье, как я вам уже сказал, не мог здраво мыслить после своей трагедии. И я его понимаю: я сам был не в своем уме после гибели сына... - А возможно, ваша версия далека от истины, и в лесах Ла Фера произошло что-то даже более страшное? - Возможно, - снова пожал плечами Бражелон. – Я не стал допытываться. Я помогал Оливье, как мог. И до сих пор помогаю: управляю его поместьем и не даю нашей хищной родне растащить его имущество. Он сам мне расскажет обо всем, если захочет и сможет. «Потрясающе! – подумал Кларенс, забывший и об аппетитных булках, и о рыжих листьях, кружащихся в воздухе за окном. – "Дон Кихот" уверен, что Шарлотту похитили разбойники, а вилланы распускают слухи о ведьме, улетевшей на метле. Значит, никто не видел ее трупа на виселице, то есть, на дереве! Неужели «ведьма» действительно спаслась и выжила? Или кто-то ее спас? Может быть, молодой священник, который обвенчал ее с виконтом де Ла Фер, хотя сам ее любил? А может быть, выжила и очаровательная шатенка, которая любила виконта?» - А кюре не искал графиню? - осведомился он после паузы. - Кюре? - Ну да, кюре, ее брат. - По правде говоря, не знаю, - покачал головой Бражелон. - Сейчас в том приходе другой священник - дряхлый, согбенный человек. - А невеста Ла Фера? - спросил "брат Клод" , и, в ответ на удивленный, вернее, испытующий взгляд собеседника, добавил: - Много лет назад, когда я впервые встретил виконта, у него была невеста. Знатная девушка, о которой он отзывался с теплом и уважением. Что стало с ней? - О, это тоже печальная история, – снова вздохнул Бражелон. – Бедняжка Луиза де Ла Люсе... Она тяжело заболела, когда Оливье стал ухаживать за сестрицей кюре. Ходили слухи, что она умерла. А потом выяснилось, что она выздоровела и ушла в монастырь. «Потрясающе! – снова подумал Кларенс, со стуком опустив на стол свой стакан с вином. – Они обе живы - добрая девушка и злая колдунья! А Оливье думает, что обе умерли, причем по его вине, и казнит себя за это!» - Удивительное совпадение, - сказал он Бражелону. - Бывшие жених и невеста распускают слухи о своей смерти, а на самом деле она уходит в монастырь, он же становится мушкетером с вполне «монастырским» прозвищем Атос! А он знает, что она жива? - Сомневаюсь, - растерянно ответил Бражелон. – Я сам узнал об этом после того, как Оливье покинул свои владения. Кларенс почувствовал, что ему хочется схватить графа за грудки и как следует встряхнуть его – подобно тому, как Атос встряхнул самого Кларенса в «Сосновой шишке». Старик знает, что Луиза жива, уверен, что Шарлотта просто исчезла, но почему-то не считает нужным поговорить обо всем этом с племянником! Опасается его реакции? Щадит его? Или щадит самого себя? Конечно, он всего лишь дядюшка и опекун Оливье, а не его ангел-хранитель, но все же...». - А в каком монастыре находится мадемуазель де Ла Люсе? – как бы невзначай спросил "брат Клод" после очередной паузы. - Насколько я знаю, это монастырь кармелиток в Бетюне, – сказал Бражелон. – Но если вы там будете, и вам удастся ее встретить, не говорите бедняжке, что Оливье жив и служит в мушкетерском полку. Он не хочет, чтобы люди об этом знали. Да и для нее лучше думать, что он погиб...
Черубина де Габрияк: Лея , спасибо за продолжение. Сцена суда над "графиней" во сне Атоса впечатляет! Не знаю, думал ли об этом граф, когда вершил приговор, но публичный суд был бы ужасен для них обоих. Разве что она опять соблазнила бы тюремщика.
Лея: Черубина де Габрияк, спасибо за отзыв! Да, я с вами согласна. Но Атос в своем репертуаре - подозревает, что он струсил или пощадил себя, избежав этой кошмарной участи
Grand-mere: Лея, спасибо за возобновление повествования. Сон Атоса получился очень впечатляющим, как мне кажется, не в малой степени из-за того, как удачно Вы использовали антонимы. (Правда, представить, как глаза мечут громы и молнии мне несколько сложновато ) Упоминаемые в разговоре разбойники (боюсь, что они скоро материализуются?) - отголосок сериала Жигунова?..
Лея: Grand-mere, большое спасибо за отзыв! За выловленную "блоху" тоже благодарна. Я уже изменила это предложение: по-моему, получилось лучше и даже точнее. Grand-mere пишет: Упоминаемые в разговоре разбойники (боюсь, что они скоро материализуются?) - отголосок сериала Жигунова? Возможно (но не преднамеренно). Я часто думала о том, к какому роману Дюма отсылали авторы сериала, когда показывали логово разбойников.
stella: К "Монте Кристо."
Лея: stella пишет: К "Монте Кристо Stella, возможно, но в "Монте-Кристо" - живописные римские разбойники, а в сериале - мрачные оборванцы, и их "пророк", который дает советы только после того, как съест уши свиньи, очень своеобразен.
Баксон: Лея пишет: Stella, возможно, но в "Монте-Кристо" - живописные римские разбойники, а в сериале - мрачные оборванцы, и их "пророк", который дает советы только после того, как съест уши свиньи, очень своеобразен. Ну, антураж Двора Чудес - скорее уже голоновский оммаж, я полагаю.
Лея: Баксон пишет: Ну, антураж Двора Чудес - скорее уже голоновский оммаж, я полагаю. Баксон, да, скорее всего. Но может быть, и у Дюма в романах есть нечто похожее?
Баксон: Лея пишет: Баксон, да, скорее всего. Но может быть, и у Дюма в романах есть нечто похожее? Не припоминаю эстетики "Двора чудес", а вот "дорисовывать Дюма по Голон" многие охочи. Некоторые даже вспоминают, что "Двор Чудес" в Париже был как бы не один, и один из таковых располагался на... пресловутой Паромной улице (и д'Артаньяну в начале "Виконта" не пришлось заниматься рекрутёрством головорезов сильно далеко от места прописки - тем более не указан его точный адрес, а исторический прототип в тот период жил по рю дю Бак /Паромной улице).
Лея: Баксон пишет: "дорисовывать Дюма по Голон" многие охочи Баксон, верно. В сериале BBC "Мушкетеры" Портос и вовсе родом из "Двора чудес"
Черубина де Габрияк: Лея пишет: В сериале BBC "Мушкетеры" Портос и вовсе родом из "Двора чуде Баксон пишет: Ну, антураж Двора Чудес - скорее уже голоновский оммаж, я полагаю. Для меня "Двор чудес" был всю жизнь эстетикой Гюго, "Собор Парижской Богоматери". Голоны для меня в этом смысле вторичны. Было ли что-то на эту тему у Дюма? Сходу не вспомню, но я не всего его читала.
Баксон: Черубина де Габрияк пишет: Для меня "Двор чудес" был всю жизнь эстетикой Гюго, "Собор Парижской Богоматери". Голоны для меня в этом смысле вторичны. Было ли что-то на эту тему у Дюма? Сходу не вспомню, но я не всего его читала. Википедия говорит, что только Гюго и Голон. Большинство фильмов по семнадцатому веку ссылаются на Голон и Бенцони - "Собор Парижской Богоматери" всё же сильно раньше происходит, хотя не так радикально поменялся антураж, могут и на него. https://fr.wikipedia.org/wiki/Cour_des_Miracles
Черубина де Габрияк: Баксон пишет: "Собор Парижской Богоматери" всё же сильно раньше происходит Я знаю. А Анжелика позже. А дальше мы еще упремся в "Чрево Парижа" Эжена Сю, который не оправдал ожиданий. Но речь не о том. "Двор Чудес" для меня это эстетика Гюго, его мир. Сюда и "Отверженные" впишутся, безотносительно эпох. Эстетика Дюма иная,, хотя сходу не сформулирую. А у Голонов это просто эпизод.
полная версия страницы