Форум » Не только по Дюма » Эта замечательная жизнь » Ответить

Эта замечательная жизнь

Лея: Название: «Эта замечательная жизнь» Автор: Лея Фэндом: «Три мушкетера», фильм «Эта замечательная жизнь» Фрэнка Капры Жанр: кроссовер, праздничная сказка, юмор Персонажи: герои мушкетерской трилогии и Кларенс, ангел второго класса Отказ: Александру Дюма, Фрэнку Капре; Ленчику, Рыбе и Стелле, вдохновившим меня своими сказками, и вообще всем участникам форума. Статус: в процессе Причина: устала работать над серьезными и нескончаемыми проектами, решила последовать примеру наших сказочниц, тем более, что их фики напомнили фильм Фрэнка Капры «Эта замечательная жизнь» - одну из лучших праздничных кинолент всех времен и народов, в которой простодушный ангел Кларенс (родившийся, по фильму, в 1653 году!) помогает главному герою, впавшему в отчаяние. Судите, но не слишком строго

Ответов - 122, стр: 1 2 3 4 5 6 7 All

L_Lada: Лея , Интересно, как в предлагаемых обстоятельствах будет действовать "чудаковатый дядюшка".

Лея: L_Lada, большое спасибо! Кларенсу еще надо понять, почему его втиснули в образ чудаковатого дядюшки

Лея: Глава III Кларенс просыпается в холодном поту (да, на земле ничто человеческое ему не чуждо!). Ему снились кошмарные сны, в которых, будто подхваченные вихрем, крутились люди, вернее, образы: старый граф на смертном одре; пожилой рыцарь, оплакивающий сына; хорошая девушка в горячке; злая волшебница в петле; неуклюжий мальчик, ставший преданным слугой; молодой граф, ставший королевским мушкетером. Вот он, стоит на мосту, перекинутом через реку, и смотрит вниз, на темную массу воды... Все эти образы, однако, вызывали у Кларенса не обычное желание наклеить на них какой-то ярлык или втиснуть их в рамки какого-то жанра: они вызывали бурю чувств, от которых его сердце (?!), казалось, готово было разорваться: боль и гнев, любовь и отвращение, надежда и отчаяние, раскаяние, смирение, протест... Кларенс понимает, что он "подключился" к Оливье, вернее, архангелы подключили его к подопечному – неожиданно для самого Кларенса, даже помимо его воли. Он предпочел бы еще некоторое время походить следом за мушкетером Атосом, почитать его мысли, подумать о превратностях его судьбы и составляющих его души. У молодого ангела даже были приготовлены с этой целью карты Каэло (1), небесные карты, чем-то похожие на карты Таро... *** Среди собратьев Кларенса, обладавших чарующей внешностью и прекрасными крыльями, были ангелы-лирики и ангелы-физики; ангелы-поэты с мечтательным взором и ангелы-ученые с острым, пытливым взглядом. Первые, подобно экстрасенсам, разделяли радости и горести охраняемых ими людей; последние, подобно детективам, расследовали обстоятельства жизни подопечных и, подобно биологам, изучали их души под микроскопом. Для ангелов-ученых и были предназначены карты Каэло – безразмерная колода, включающая бессчетное число образов, мужских и женских. Прошлой ночью Кларенс вытащил несколько карт из этой колоды и разложил их перед собой на полу церкви Сен-Сюльпис: дворянин, судья, рыцарь, любовник, монах, солдат... Потом молодого ангела сморил сон, и он так и не смог определить соотношение этих образов в душе Оливье де Ла Фера. Сейчас Кларенс смотрит на выбранные им карты с некоторым презрением. Они напоминают ему детскую считалку: царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной... Может быть, его, Кларенса, путь к взрослению (и обретению крыльев!) несколько иной, чем ему представлялось? Может быть, ему суждено стать не ангелом-детективом, а ангелом-экстрасенсом, а для этого надо научиться не просто сопереживать подопечному, но действительно переживать его чувства, и помогать ему, опираясь на интуицию и озарения, а не эрудицию и логические выводы? Хотя, способности начитанного детектива не надо сбрасывать со счетов, напротив, их тоже надо использовать. Более того, можно использовать и карты Каэло. Накануне Кларенс наблюдал за мушкетёром Атосом в мрачноватом трактире, где тот играл в карты с однополчанами, проигрался в пух и прах, но даже бровью не повел и глазом не моргнул. Атос не заметил Кларенса, сидевшего через два-три столика от него, но не обратил бы на него внимания, даже если бы заметил. Какой-то чудаковатый дядюшка в выцветшем камзоле и старомодной шляпе... Трактир находится на улице Феру, которую Бальзак считал самой мрачной в столице Франции. Писатель даже поселил на этой улице своего жутковатого героя, Мельмота-Скитальца (2), продавшего душу дьяволу. Оливье, в отличие от Мельмота, душу силам зла не продавал, но ее заразила скверной женщина, в которой водились черти... «Стоп, стоп, притормози! – одергивает себя Кларенс. – Опять тебя понесло не в ту сторону, в сторону литературных произведений и вымышленных персонажей. А Оливье – не книжный герой, это реальный, живой человек, которому срочно требуется помощь! Вот именно, срочно!» Наблюдая за мушкетером Атосом, Кларенс старался понять, как его склонность к спиртным напиткам и азартным играм сочетается с ролью монаха, которую, судя по его прозвищу, молодой граф выбрал, покинув родные края. Он воспринимает службу как монашество, а будни солдатской жизни – пьянки, карты, драки – как разновидность монашеских обязанностей вроде постов и богослужений? Сейчас Кларенса отмахивается от давешних мыслей, как от назойливых мух: самым важным становится слово «срочно!». Да, не надо ждать, пока Оливье дойдет до ручки, вернее, до точки невозвращения и окажется на мосту, перекинутом через реку. Надо идти ему навстречу и выходить с ним на контакт сейчас, когда его еще можно спасти! На минуту Кларенса опять заносит в мир литературных произведений и вымышленных героев: он вспоминает «Рождественскую песнь» (3) Диккенса, легендарную книгу, которая вернула Англии запрещенное пуританами Рождество. Три духа – дух Прошлого, дух Настоящего, дух Будущего - пришли к постаревшему и очерствевшему душой герою, Эбенизеру Скруджу, когда того еще можно было вернуть на путь истинный, спасти от окончательного вырождения и погибели. Кларенс даже вспоминает, что «Рождественская песнь» была издана в 1843 году... Потом молодой ангел снова одергивает себя, отмахивается от старика-Скруджа, трех духов-спасителей и почему-то всплывшей в памяти даты, как от назойливых мух, и обдумывает следующие свои действия. *** Спустя час Кларенс снова приходит в трактир «Сосновая шишка» на улице Феру. Как он и предполагал, мушкетер Атос тоже находится в трактире, где завтракает вместе с тремя однополчанами. Один из них, рослый парень с высокомерным лицом и лихо подкрученными усами, болтает, хохочет и ест за четверых. Другой, изящный молодой человек с черными глазами и нежными как персики щеками, кажется задумчивым и печальным. Третий, совсем еще мальчишка, худенький, с живыми умными глазами, острыми скулами и горбатым носом, смотрит на приятелей, как бы оценивая их возможности и обдумывая какой-то план. Сам Оливье не выглядит угрюмым и подавленным: напротив, поддерживает беседу, отпускает язвительные шутки и даже улыбается. Улыбка у него приятная: печальная и ироничная. Более того, она становится почти нежной и ласковой, когда он смотрит на худого мальчишку. На минуту Кларенса как бы окутывает какое-то теплое облако, он чувствует странную смесь боли с нежностью и слышит слова, произнесенные глубоким, мелодичным голосом: «д’Артаньян, ты даже не подозреваешь, как ты похож на моего дядюшку Бражелона и на моего покойного, героически погибшего кузена Жюля. Дон Кихот в восемнадцать лет, готовый сражаться с ветряными мельницами... Я сам был Дон Кихотом и в восемнадцать, и в двадцать лет, да и сейчас не многим отличаюсь от сошедшего с ума рыцаря... У меня мог быть сын, похожий на д’Артаньяна... Но сына у меня никогда не будет...» Очнувшись, Кларенс осознает, что опять «подключился» к мушкетеру Атосу и увидел его «изнутри». «Этих троих объединяют с Оливье теплые, почти дружеские отношения, - с радостью думает молодой ангел, - Они для него не просто однополчане или собутыльники. А мальчишку, д’Артаньяна, он воспринимает как сына, о котором, наверное, мечтал в юности, и которого, как ему кажется, у него никогда не будет... Интересно, при каких обстоятельствах эти четверо познакомились и сблизились? Они кажутся такими разными! Но в любом случае, это хорошо: Оливье к кому-то привязывается и, значит, возвращается к жизни. Надо и мне, подобно д’Артаньяну, столь самоуверенному и сообразительному на вид, придумать какой-то план действий, которые еще больше сблизят четырех товарищей... Но для начала надо с ними познакомиться...» Чудаковатый дядюшка в выцветшем камзоле и старомодной шляпе садится за соседний столик, заказывает хлеб с сыром и кружку подогретого вина (утро прохладное, как впрочем, любое летнее утро в этот период глобального похолодания!), а потом достает из кармана карты Каэло и начинает их раскладывать на столе перед собой, как пасьянс. **************************** Примечания (1) Выдумка автора - от латинского слова caelum - небеса (2) Речь идет о повести О. де Бальзака "Прощенный Мельмот" (3) Фильм «Эта замечательная жизнь» основан на рассказе Филиппа Ван Дорена Стерна «Величайший дар», который, в свою очередь, написан по мотивам «Рождественской песни в прозе» Ч. Диккенса. Интересно, что рассказ был напечатан в 1943 году, спустя ровно сто лет после выхода в свет «Рождественской песни».


Lumineuse: Лея пишет: «д’Артаньян, ты даже не подозреваешь, как ты похож на моего дядюшку Бражелона и на моего покойного, героически погибшего кузена Жюля. Дон Кихот в восемнадцать лет, готовый сражаться с ветряными мельницами... Я сам был Дон Кихотом и в восемнадцать, и в двадцать лет, да и сейчас не многим отличаюсь от сошедшего с ума рыцаря... У меня мог быть сын, похожий на д’Артаньяна... Но сына у меня никогда не будет...» Очень понравилось это :)) Тепло так Лея пишет: дворянин, судья, рыцарь, любовник, монах, солдат Да, сложно придется неопытному ангелу с такой гремучьей смесью образов в одном... Очень любопытно, что же он будет делать, какова его роль во всем, что и как будет происходить в такой известной нам истории...

Черубина де Габрияк: Lumineuse пишет: Да, сложно придется неопытному ангелу с такой гремучьей смесью образов в одном... Очень любопытно, что же он будет делать, какова его роль во всем, что и как будет происходить в такой известной нам истории... Мне тоже очень интересно. Задача у ангела не простая. Любопытно, как он с ней справится и что будет дальше просиходить.

Лея: Lumineuse, Черубина де Габрияк, большое спасибо за отзывы! Буду стараться, чтобы все, происходящее в хорошо нам известной истории, было интересным

Ленчик: Пока ясно одно - ангел конкретно влип, работка не из легких... Ну как-то же надо крылья получать

Лея: Ленчик пишет: Пока ясно одно - ангел конкретно влип Ленчик, большое спасибо! Да, Кларенс влип: ему надо спасать подопечного и одновременно работать над собой; опираться на энтузиазм и самоуверенность юности и одновременно... взрослеть, становиться мудрее, сомневаться в своей правоте. Нелегкий путь

stella: Лея, не надо ему "работать над собой"! От этого выражения сразу скукой потянуло. Ему надо действиями сопереживать подопечному, а не карты раскидывать. Его послали помогать конкретно.

Ленчик: Одним сопереживанием (даже действенным) погоды не сделаешь. А наворотить лишнего - запросто. Так что пусть раскидывает на здоровье, если это поможет ему вникнуть в ситуацию)))

stella: Зато упустить контроль над событиями - это сколько же разных сюжетов, встреч и непредвиденных ситуаций! Жизнь - это не тотальный контроль, это череда случайностей, в которых усматривается закономерность.

Ленчик: stella, не поняла, где в моем сообщении есть хоть слово про тотальный контроль)))

stella: Ленчик , вы не имели в виду контроль, но карты же предсказывают, по какому пути следовать и направлять? Или я неправильно понимаю их предназначение?

L_Lada: stella , вы правы. Карты отсекают варианты развития событий и оставляют иллюзию предначертанности. Как и любое другое гадание. Но именно поэтому их, по идее, не должно быть у ангелов. Или у небесных карт какое-то другое назначение? В таком случае интересно какое. И, уж если на то пошло, Кларенсу достался клиент, абсолютно несовместимый ни с какими гаданиями. Там же сплошной свободный выбор. И ответственность за последствия.

Ленчик: stella, сдается мне, нам надо ждать пояснения автора) Или смиренно ждать продолжения, и мы все увидим.

stella: Будем ждать.

Grand-mere: Мне кажется, Кларенсу надо определиться с приоритетами: либо он "работает над собой", либо сосредотачивается на том "крепком орешке", каким оказалась вверенная ему душа - и, возможно, неожиданно для самого себя обнаруживает, что и он уже не прежний. А карты - что ж, они дают только подсказку, совет, которому можно следовать, а можно и нет.

Лея: Grand-mere, Ленчик, Stella, L_Lada, Lumineuse, Luisante, Черубина де Габрияк, огромное спасибо за отзывы, советы и предположения! Несколько пояснений: а) карты Каэло предназначены не для гадания, а для ангелов-ученых или ангелов-детективов, которые с помощью многочисленных образов колоды определяют составляющие душ своих подопечных; б) Кларенс должен одновременно взрослеть и помогать Оливье: оставаясь юным, самоуверенным "книжным червем", который даже реальных людей воспринимает как вымышленных героев, он со своей задачей не справится; в) Кларенс уже это понял и перешел с наблюдений на сопереживание, а потом решил, что надо действовать, причем срочно; "Первые, подобно экстрасенсам, разделяли радости и горести охраняемых ими людей; последние, подобно детективам, расследовали обстоятельства жизни подопечных и, подобно биологам, изучали их души под микроскопом. Для ангелов-ученых и были предназначены карты Каэло – безразмерная колода, включающая бессчетное число образов, мужских и женских" *** «Стоп, стоп, притормози! – одергивает себя Кларенс. – Опять тебя понесло не в ту сторону, в сторону литературных произведений и вымышленных персонажей. А Оливье – не книжный герой, это реальный, живой человек, которому срочно требуется помощь! Вот именно, срочно! » г) в последней сцене Кларенс раскладывает карты уже с совсем другой целью - хочет привлечь к себе внимание четырех друзей. Может быть, это спойлер, но не страшно. Еще раз спасибо!

Лея: Глава IV Первым нового посетителя «Сосновой шишки» замечает д’Артаньян с его способностью молниеносно реагировать на любые перемены вокруг. Потом, проследив за взглядом юноши, Портос и Арамис тоже видят необычного человека. Но чувствует его первым Атос. Теплом и одновременно свежестью веет из угла, в котором тот устроился, и мушкетер невольно на него смотрит. Пожилой человек маленького роста, одетый как обедневший дворянин, но с лицом простолюдина: кустистые брови над небольшими глазами, нос картошкой, седые, всклокоченные волосы. Выцветший камзол, старомодная шляпа, покрытые пылью ботфорты. Чудаковатый, немного смешной дядюшка. Однако из угла, где он сидит за столом, с аппетитом уплетая хлеб с сыром и одновременно раскладывая карты, по-прежнему веет теплом, чистотой, покоем... На минуту Атосу вспоминается библиотека в Бражелоне: весеннее солнце, пробивающееся сквозь витражи и обволакивающее юного Оливье, который с аппетитом ест свежеиспеченную булку и одновременно листает страницы какого-то рыцарского романа – в доме любимого дяди ему позволялись такие вольности... Когда-то он доверял своему внутреннему голосу, своей способности чувствовать добро и зло, отличать чистоту от скверны. Увы, эта способность подвела его в самый важный момент жизни, когда решалась не только его судьба, но и судьба других, близких и любимых людей: его отца, невесты, дяди, а также его слуг и живших в его владениях вилланов, о которых он обязан был заботиться. В сущности, тогда решалась и судьба женщины, которую он назвал своей супругой и ввел в замок своих предков. Женщины, которая хотела пробиться в высшее общество, но кончила жизнь на виселице. Воровки и мошенницы, которая прекрасно справлялась с ролью графини и первой дамы провинции. Да и только ли графини? Она ведь с блеском играла и роль юной, даже несколько наивной девушки с пылким духом и поэтическим восприятием мира! Она выбирала и носила именно те маски, которые могли очаровать его. И он до сих пор не может понять, была ли она достаточно коварна, чтобы угадывать и изображать то, что от нее требовалось, или он сам позволил себя ослепить, дал опьяняющему чувству к ней затмить его разум и заглушить его внутренний голос? Скорее всего, она была старше и опытнее, чем ему казалось, и ее юность, пленительно сочетавшаяся со страстностью, была такой же фальшивой, как документы, которые она ему показала незадолго до венчания. Он ведь до сих пор многого о ней не знает, не знает даже, как ее на самом деле звали. Ангел, оказавшийся демоном... *** Мысленно отмахнувшись от воспоминаний, которые, вопреки обыкновению, стали роиться вокруг него утром, а не ночью, Атос видит, что один из его друзей, простодушный, шумный гигант Портос, уже подошел к столу пожилого чудака и, подбоченившись, с интересом рассматривает его карты. - Поразительно! – басит Портос. – Какой букет лиц, мужских и женских! Простите, сударь, но что это у вас за карты? Никогда таких не видел! Они предназначены для игры или для предсказания будущего? - Предсказания будущего - тоже игра, причем опасная, - уверенно отвечает чудак. – Человек начинает в них верить и покоряется судьбе, вместо того, чтобы с ней бороться. Он плывет по течению, а не против него, и течение может унести его в открытый океан или затянуть в бездну... Предсказывать будущее человека, значит, частично отнимать у него свободу выбора! Нет, эти карты не для гадания. - А жаль! – добродушно смеется Портос. – Я бы попросил вас предсказать, когда моя герцогиня начнет проявлять большую щедрость, чем сейчас. Кстати, позвольте представиться: я - мушкетер его величества Луи XIII и зовут меня Портос. - А меня зовут Сен-Клер, - отвечает старый чудак, привстав и энергично пожимая Портосу руку, а затем снова садится и, отпив вина из своей огромной кружки, продолжает раскидывать карты. Портос устраивается напротив него и, как зачарованный, за ним наблюдает. Атос невольно улыбается своей печальной и ироничной улыбкой. Он знает, что Портос, который хвастается своими победами над знатными красавицами, на деле заводит интрижки со скучающими женами судейских, а щедрость этих дам не всегда соответствует толщине кошельков их мужей... Изящный красавчик Арамис, воин и поэт, считающий себя священником в глубине души, тоже подходит к столу господина Сен-Клера и смотрит на его на карты со смесью удивления и какого-то жадного любопытства. Атос опять улыбается: возможно, Арамис тоже предпочел бы, чтобы карты предназначались для гадания, и даже попросил бы предсказать, когда его возлюбленной (действительно знатной красавице) позволят вернуться из изгнания... Но священник берет верх над мушкетером, богослов – над любовником и искателем приключений. - Вы часто размышляете о свободе выбора и предопределении? – с неподдельным интересом спрашивает он господина Сен-Клера. - Безусловно, - таким же уверенным тоном отвечает тот. – Свободу выбора нам подарил Творец, и мы пользуемся ею каждый день, каждую минуту. Отнимать ее у человека нельзя! Но и злоупотреблять ею нельзя – это то же самое, что прыгать через огненное кольцо, надеясь, что тебя пронесет и огонь тебя не заденет... - Странное сравнение, но впечатляющее! – одобрительно кивает головой Арамис. – Вы не пробовали писать стихи, господин Сен-Клер? Д’Артаньян «сдается» третьим, и, став за спиной Портоса, тоже разглядывает карты Сен-Клера. Но, видимо, особого интереса они у юноши не вызывают. Напротив, на его лице отражается досада, будто появление старого чудака в трактире прервало ход его мыслей и отвлекло его от обдумывания каких-то планов. - Так для чего предназначены ваши карты? – нетерпеливо спрашивает он, как бы желая покончить с этой странной беседой и вернуть друзей к их столу, где они могут обсудить более важные дела. - Для решения задач, отгадывания загадок и изучения людей, - не задумываясь, отвечает господин Сен-Клер. У него все тот же уверенный тон, хотя в нем нет ни назидательности, ни фанатизма. Скорее это тон наивного подростка, удивляющегося тому, что люди могут сомневаться в простых истинах или даже не подозревать об их существовании. Наконец, Атос сам решает присоединиться к друзьям и подходит к столу господина Сен-Клера. Спустя минуту мушкетер невольно хватается за соседний стул, чтобы удержаться на ногах: изображения на картах как бы отражают воспоминания, совсем недавно роившиеся вокруг него... Старый вельможа со строгим лицом, шепчущий молитвы. Молодая девушка, со слезами на глазах читающая письмо. Похожий на Дон Кихота рыцарь со стаканом вина в руке. На минуту Атосу даже чудится, что лицо «Дон Кихота» сменилось его собственным: вот он, сидит за столом в своей квартирке и тоже пьет вино, а в дверях стоит Гримо, и укоризненно качает головой... У Атоса темнеет в глазах и начинает кружиться голова. Еще некоторое время он продолжает опираться на спинку стула, а потом, взяв себя в руки, вновь смотрит на необычные карты. За считанные минуты его слабости образы на них изменились, стали обобщенными и безликими: величавый король вместо молящегося вельможи; молодой всадник вместо пожилого, пьяного рыцаря; прекрасная дама вместо плачущей девушки; подтянутый оруженосец вместо печального Гримо. Что произошло? Ему, Атосу, все это померещилось? Может быть, он болен? Рана, полученная четыре месяца назад во время дуэли на улице Феру, недалеко от этого самого кабачка, все еще дает о себе знать? Или господин Сен-Клер способен заглядывать в чужие души, читать чужие мысли, бередить чужие раны? Может быть, он вообще чернокнижник? Почему же от него веет теплом, покоем и свежестью? "Наверное, мне опять изменяет внутренний голос, и я принимаю зло за добро, демона за ангела", - обреченно думает Атос. *** Между тем достопочтенный мэтр Годо, хозяин «Сосновой шишки», начинает с тревогой поглядывать в угол, где пожилого чудака, который появился в трактире лишь во второй раз, окружили его завсегдатаи: три неразлучных королевских мушкетера и их дерзкий юный приятель, недавно приехавший в Париж. От этой четверки можно ждать любой выходки, и хотя в трактире сейчас (слава Богу!) нет гвардейцев кардинала, а значит, драться им не с кем, они вполне способны затеять ссору и с этим смешным стариком, к которому подсели - один за другим. А потом ему, мэтру Годо, с супругой опять придется наводить в трактире порядок и подсчитывать убытки: разбитые кувшины, сломанные табуретки, пол, залитый вином, а может быть, и кровью... Наверное, надо выставить этого чудаковатого дядюшку вон, несмотря на его почтенный возраст. Хотя не исключено, что именно его почтенный возраст удержит четырех буянов от очередной драки. Вмешаться в разговор и тем самым рассердить своих постоянных посетителей мэтр Годо не осмеливается: эти четверо всегда платят вовремя, в отличие от многих других завсегдатаев трактира. Причем чаще всех расплачивается за себя и товарищей старший и самый спокойный из них, господин Атос, который держится так, будто он знатный сеньор, а не нищий солдат. Но, судя по всему, именно господина Атоса в какой-то момент расстраивает поведение смешного старика. Лицо мушкетера вдруг вспыхивает, потом становится смертельно бледным. Мэтру Годо даже кажется, что господин Атос вот-вот лишится чувств, но он, видимо, взяв себя в руки, садится на стул, за который минуту назад держался, и спокойно беседует со старым чудаком. Где-то через полчаса приятели начинают расходиться: юный д’Артаньян выходит из трактира, бряцая шпорами и шпагой; гигант Портос на прощание похлопывает чудаковатого дядюшку по плечу, а красавчик Арамис, подойдя к дверям, с любопытством и даже с сожалением оглядывается назад. В трактире остаются лишь странный посетитель и господин Атос, и мэтр Годо с облегчением вздыхает: кажется, пронесло... *** - Наконец-то мы одни! - заявляет Кларенс своему подопечному, потирая руки, а потом отламывает и с удовольствием кладет в рот очередной кусок сыра. – Можно поговорить по душам... - Поговорить по душам? – иронично и удивленно переспрашивает Атос, хотя Кларенс догадывается, что именно с этой целью он задержался в трактире. – Что, ж, я ничего не имею против философских бесед, правда, люблю их в меньшей мере, чем мой друг Арамис. Так вы считаете, что люди злоупотребляют свободой выбора? - Конечно, - с обычной уверенностью отвечает Кларенс. – Вот вы, например. Вы знаете, что вино – это отрава, яд для тела и для души, вы говорили об этом своему дяде, а сейчас сами напиваетесь каждый божий день, усугубляя свое отчаяние. Вы ставите справедливость выше права сильного, но поколачиваете беднягу Гримо, который вас обожает. Обманываете себя, считая, что учите его, готовите его к роли оруженосца, но на самом деле не можете простить ему старые ошибки и обиды... Это слова производят на Атоса впечатление взорвавшейся бомбы (хотя бомбы в XVII веке еще не изобрели). Кровь бросается ему в лицо, он вскакивает со стула, хватает собеседника за плечи и начинает трясти. - Откуда тебе все это известно? – яростным шепотом спрашивает он, и в его больших светлых глазах видно отчаяние, граничащее с безумием. – Кто ты, откуда ты меня знаешь и чего ты от меня хочешь?! - Я тебя знаю с детства, - без всякого страха отвечает Кларенс, хотя Атос уже приподнял его над полом, а мэтр Годо за стойкой стал испуганно креститься. – Ты, можно сказать, рос у меня на глазах. – Я ведь твой ангел-хранитель! - Ангел-хранитель? - повторяет Атос и, отпустив Кларенса, удивленно на него смотрит. - Ты - мой ангел-хранитель? Потом садится на стул и начинает хохотать...

stella: Ну, вот, это уже совсем другое дело! Атос, распустивший руки с простолюдином - это уже действие. А проблема выбора, так мучившая Арамиса, что он ей диссертацию посвятил, на деле - это проблема каждого из четверки. А вот что что означает? Вы ставите справедливость выше права сильного, но поколачиваете беднягу Гримо, который вас обожает. Обманываете себя, считая, что учите его, готовите его к роли оруженосца, но на самом деле не можете простить ему старые ошибки и обиды... Надо понимать, что детьми виконт и слуга изрядно дрались и не всегда виконт оказывался победителем? И у меня ма-а-аленькое замечание: вы думаете, Портос бы жал руку простолюдину? В молодости он не в меру заносчив.



полная версия страницы