Форум » Не только по Дюма » Сказка нашего двора. Два года спустя. » Ответить
Сказка нашего двора. Два года спустя.
Nika: Автор: Nika Размер: макси Жанр: лирика, фентези, приключения Статус: в процессе, обязательно будет закончено Фандом: А. Дюма, "Двадцать лет спустя". В эпизодах упоминаются: роман Э. Рязанова "Предсказание", "Мастер и Маргарита", "Сто лет одиночества" Габриэль Гарсия Маркеса и другие увлекательные вещи.
Ответов - 12
Nika: Володя возвращался домой со службы перед праздничными выходными. Впереди была целая неделя Шавуота. Целая неделя ничегонеделанья в обществе папы—лучше этого не могло быть ничего на свете. То есть, нет, конечно, могло. Эта мысль в последнее время мелькала все реже и реже и он уже даже понадеялся, что вскоре перестанет мелькать совсем. Видно, не так просто такое забыть. При папе он, конечно не подавал вида, что иногда еще вспоминает Сашу, но прекрасно догадывался по папиному внимательному взгляду, что тот сам прекрасно все понимает. Эта тема никогда не поднималась в их беседах, Володя знал, что если ему нужно поговорить об этом, то папа все поймет. Однако он почему-то именно с ним не хотел об этом говорить. Служить оказалось легко и интересно. Армия напоминала большой пионерский лагерь. Во всяком случае уж точно не была похожа на ту армию, о которой рассказывали там. Израиль вобще оказался маленьким и уютным. Об Иерусалиме можно было говорить много. Вовкиному отцу, обожавшему Булгакова, тут бы явно понравилось. Совершенно не обязательно было быть евреем, чтобы влюбиться в этот необычный город.. --Эй, молодой, красивый, дай погадаю! Тьфу ты пропасть! Ну и от цыган тут конечно тоже деваться некуда—они прекрасно обжились на центральном арабском рынке, куда он, конечно, забрел по дороге домой за булочками с вишней. Таких булочек нигде в мире наверняка больше не было, даже в самом Париже. Однако, почему она прицепилась именно к нему и как она определила, что он говорит по русски? Ну это как раз легко. --Мне некогда,--попробовал отвертеться Володя, прекрасно зная, что с ними лучше не связываться, хотя у него и так ничего не было, кроме автомата, да и тот, как полагалось, был не заряжен. Впрочем, нет, как это он забыл о только что выплаченной стипендии—вот за нее-то он и опасался.—Мена папа ждет,--зачем-то добавил он. --Пять шекелей зажал, молодой, красивый? Кто только вас воспитывает, современную молодежь, а? Цыганка наступила на любимую мозоль. --Черт с вами,--не очень прилично ответил Володя и протянул руку. --Та-ак... была у тебя большая дорога. --Слушайте, проницательная вы моя, с которого раза вы догадались, что я не местный? --С первого. Не перебивай... будет у тебя большая и красивая любовь. --У меня уже была большая и красивая любовь,--отмахнулся Володя.—До конца жизни воспоминаний хватит. --Молод ты еще такие вещи говорить! Будет у тебя большая и красивая любовь,--повторила женщина.—И еще... Она долго разглядывала руку, как будто там в самом деле можно было что-то увидеть, так, что Володя уже начал терять терпение, и вдруг отпустила. --Ну иди, иди,--неожиданно сказала она.—Нечего всякими глупостями голову забивать в наш век техники и прогресса... --Вы чего-то недоговариваете. --Иди, говорю! Да убери свои копейки, не за деньги старалась... Володя пожал плечами и направился к выходу с рынка. --Эй, защитник святой земли! Володя обернулся. --Увидимся еще, это я тебе точно говорю... с хаверой придешь в следующий раз. Володя хотел ответить, что это не входит в его ближайшие шланы, но время уже близилось к шести часам вечера пятницы, когда закрывались почти все магазинчики на выходные, а самое главное, переставали ходить автобусы. Кроме того, ничего из ряда вон она ему не сообщила—как будто он итак не собирался за всю свою жизнь появиться на центральном арабском рынке Иерусалима. Поэтому он еще раз пожал плечами и направился к автобусной остановке. Примечания (автора): Шавуот—один из еврейских праздников Шекель, агорот—израильские деньги Сабра—рожденный в Израиле Хавера--подруга
Эжени д'Англарец: Ох, Володя - помесь Рауля с Арамисом! Интересно! Только название темы можно поправить, если не затруднит - досадная очепатка вкралась в название?
Nika: Подходя к дому, Володя обнаружил, что забыл ключи. Придется теперь куковать во дворе в ожидании папы—тот любил засиживаться на работе допоздна, даже в пятницу. Но ничего, папу можно и подождать. Тем более, что были булочки, так что с голоду не умрет. Володя уже почти удобно расположился на скамейке, как вдруг к нему подошел какой-то парень и спросил довольно бесцеремонно: --Вы не скажете, как пройти в библиотеку? --Да она все равно закрыта,--машинально ответил Володя, и тут ему показался знакомым этот голос.—Вовка?!!! Это ты, на самом деле? Что ты тут делаешь?! --Да ведь ты меня в гости приглашал, помнишь? Адрес у папы узнал. --Да, но как... --Как я узнал про Шавуот? Есть такая штука—гугл, жаль, не я изобрел. --Но откуда ты узнал, что я домой приеду сегодня? --Да ты же сам говорил, что я вундеркинд. Слушай, ты знаешь, у меня сейчас молодой растущий организм, он все время пищи требует, может ты меня к себе пригласишь все-таки? --Да я ключ забыл, а папа телефон в пятницу отключает. Придется ждать. На вот, у меня булочки с вишней. --Ах, сударь, да вы меня спасли от голодной смерти,—Вовка набросился на булочки с нешуточным аппетитом. --Оставь папе хоть одну,--напомнил Володя. --Угу,--ответил Вовка с набитым ртом.—Я кстати тебе привез кое-что. --Да? Интересно, что? --Золото-бриллианты,--Вовка набил рот очередной булочкой.—Может у тебя еще и запить есть чем? Володя вздохнул и достал бутылку с водой. --Привыкай, здесь все воду пьют. --Да, я уже заметил. --Так что там у тебя за бриллианты? --Да не здесь, а на Бен Йегуде. --Откуда ты... впрочем, я понял, гугл. Я все равно не понимаю, о чем ты говоришь. --А тебе не требуется понимать, тебе требуется показать дорогу на Бен Йегуду, а то я оттуда на такси приехал. --Да от нас пешком дойти можно. Идем, вундеркинд. --Слушай, я случайно все булочки сьел. --Ладно, я так рад тебя видеть, что уже не важно. --Вот и хорошо, только я еще и всю воду случайно выпил. --Ладно... воду у арабов купим. --Ой, теперь осталось только вспомнить, где это было. --Вов, ты может скажешь, о чем речь? --Не, не скажу, сюрприз. Автомат дашь подержать? --Дам, только не сейчас—народу вокруг много. --Да я же не буду стрелять. --Да он итак незаряжен. Просто я его всегда при себе иметь должен. --Не заряжен? Это как? --Очень просто. Потом обьясню. --Ладно, что-то у вас загадок много. --Да уж, хватает. Кстати, слушай, ты в предсказанья веришь? Вовка от удивления даже остановился и перестал разговаривать, но только на одну минуту. --Это ты меня спрашиваешь?—на всякий случай спросил он.—А что такое? --Да так, всякая ерунда в голову лезет. --Например? --Да нет, совершенная ерунда. Извини. --Ладно, захочешь—расскажешь. Мы пришли. --Ты что, опять есть хочешь?--к удивлению Володи Вовка остановился рядом с еще открытым ларьком, где продавали мороженое из йогурта со свежими ягодами и орехами.—Сколько в тебя влезает, троглодит? --Много,--скромно ответил Вовка.—Но как раз сейчас я совершенно сыт. Я просто кое-что ищу, точнее, кое-кого. --Чего?—окончательно не понял Володя.—Может ты уже перестанешь морочить мою ясную голову? Вовка вместо ответа принялся прыгать и кому-то махать, а потом дернул Володю за рукав: --Получай свой бриллиант. Володя обернулся и увидел... Сашу. Если бы вокруг не шумела центральная улица, он бы точно решил, что спит. Он даже на всякий случай заморгал, но Саша не только никуда не исчезла, а напротив, медленно подошла к нему и положила руки на плечи и видя, что он все еще ничего не понимает спросила: --Ты меня поцелуешь или как? --Прямо здесь?—зачем-то глупо спросил Володя. Они поцеловались. --Я, кажется, таки снова хочу есть,--сообщил Вовка.—Володь, дай десять шекелей на йогурт. --На, сгинь только,--Володя сунул ему бумажку и Вовка в задумчивости остановился у ларька. --Саш, как... что ты тут делаешь? --Я о тебе каждый день думала. Я больше не могу без тебя... не могу, не хочу, не буду. --Я тоже,--тихо ответил Володя и снова поцеловал ее.—Но что же мы теперь делать будем? --Как это что? Ты же обещал на мне жениться. --Ты... ты что, насовсем приехала? --Пока на лето, а там видно будет. --Ну слава богу, а то напугала. --Володь, ты не понял... я сказала—я не хочу больше без тебя. А на лето потому, что во мне ведь ни капли еврейской крови, ты же понимаешь. Я бы еще в прошлом году приехала, но меня мама не пустила, а в этом я ее просто перед фактом поставила. --Сашка, ты сумашедшая... господи, как же я тебя люблю... завтра утром все обсудим. --Да что тут обсуждать? Ты что, не хочешь на мне жениться? --Очень хочу, глупенькая, но тебе надо сначала институт закончить. --Володь,--снова возник Вовка.—По моему, у тебя с головой не все в порядке. --Вовка, сгинь! Вместе со своим йогуртом! --Стойте, люди!—вдруг вспомнил Вовка.—Люди, мы же должны Димку из аэропорта забрать! Слабо до Тель-Авива прогуляться? --Как это Димку?—не понял Володя. --Он с нами в один самолет не влез,--обьяснил Вовка.—Мест не хватило, следующим рейсом пришлось лететь. --А при чем тут Димка? --Как при чем? Мы ведь один за всех, или нет? --А, ну да, конечно. И как ты предлагаешь добраться до Тел-Авива, умник? --Такси. --Н-да, плакала моя степендия. Слушайте, а что ж вы его не подождали? Зачем надо было сначала сюда ехать а потом обратно? --А это ты Анжелику спроси... хочу прямо сейчас, хочу прямо сейчас, а у нас ведь желание дамы закон. --Правда, Саш? --Ну конечно, я ведь здесь. Они опять поцеловались, уже совершенно не обращая на Вовку никакого внимания. --Люди, ну я пойду такси поймаю? Так как ответа не последовало, Вовка совершенно справедливо принял молчание за знак согласия и через десять минут они уже мчались по шоссе Иерусалим-Тель-Авив. Володя все еще не верил происходящему, однако непрестанно тикающий счетчик безжалостно напоминал о том, что это все-таки реальность. --Я есть хочу,--пожаловался Вовка со своего переднего сиденья. --Ты шутишь,--ответил Володя. --Нисколько,.—совершенно жалобным голосом сказал Вовка. --Молодой человек, хотите чипсов?—весьма любезно предложил водитель.—У меня тут в бардачке, возьмите. Я вас прекрасно понимаю—у меня сын в таком же возрасте, тоже все время ест. --Ой, спасибо, не знаю, как вас зовут. --Можете называть меня дядя Шломо. --Дядя Шломо? А по русски это как?—поинтересовался Володя. --А по русски я был дядя Ваня. Чего смеетесь, у меня жена еврейка! Мне здесь так нравится! Назад ни за что не вернусь! --Ай!—вдруг пискнул Вовка.—Что это я такое ем? --Что такое, сынок?—с ехидной улыбкой поинтересовался дядя Шломо-Ваня.—Это чипсы с перцем чили, у нас в Вологде таких отродясь не было, прелесть что такое. --Вы моей смерти желаете?—поинтересовался Вовка. У него даже слезы на глазах выступили от перца.—Что я вам сделал? --Да господь с тобой, я пошутил. Ты же платящий пассажир, на что мне твоя смерть, типун тебе на язык. Возьми воды в бардачке. Господа, я вам, между прочим, услугу оказал—до утра он есть просить не будет. Я на сыне проверял, работает. --Как?—в ужасе спросил Володя.—Они еще и ночью едят? --Круглые сутки, это возраст такой. --И долго этот возраст продолжается? --Месяца два. --Плакала моя стипендия,--повторил Володя. --Да ладно, защитникам любимой страны я всегда полцены скидываю. Хорошие вы ребята, и девушка такая красивая. --Спасибо,--ответила Саша. --Дядя Шломо, а может вы нас подождете тогда? Нам приятеля захватить только и сразу обратно,--предложил деловитый Вовка, немного прийдя в себя после чипсов. --Отчего не подвезти--все равно обратно возвращаться. Обратно добрались без приключений. Дяде Шломо настолько понравился Димка, который почему-то всю дорогу пересказывал ему «Трех мушкетеров»--Димка, несмотря на прошедшие два с половиной года, обожал мушкетеров не меньше, чем в первый день, что дядя Шломо проникся окончательно и не взял с них денег вобще. Папа бы это вряд ли одобрил, но Володя решил, что им еще Вовку надо будет кормить целых два месяца, поэтому неожиданная доброта водителя пришлась весьма кстати. Водитель оставил им свою визитную карточку и сказал обязательно звонить, в случае чего—особеннно если надо будет ехать обратно в аэропорт. Пока Вовка выгружал Димкины вещи из багажника, Саша почему-то задумчиво смотрела на карточку. Ей показалось, что они еще обязательно увидятся, но не потому, что им будет нужно, а просто по стечениям обстоятельств. Внезапно у нее мелькнула какая-то странная мысль, на самой глубине подсознания. Она совершенно не могла дать себе отчет, откуда эта мысль возникла, и поскольку мысль почти сразу пропала, она списала это на усталость. Однако Володя заметил, как она вздрогнула, взглянув на карточку, положил руки на плечи и прижал к себе. --Саш, ты чего? --Я... не знаю... мне просто вдруг показалось. --Что? --Ты веришь в предсказанья? --Что? Это ты меня спрашиваешь? После того, что с нами было? Ты просто устала. --Да-да, ты прав... пойдем, удивим твоего папу.
Nika: Малявки—хотя на малявок Димка с Вовкой уже походили с трудом, так они изменились и вытянулись за два с половиной года—с трудом угомонились еще через пару часов. Им решительно понравилось здесь все, хотя они почти ничего еще не видели, но то, что увидели приводило в бурный восторг. На вопрос Володиного папы что им тут пока понравилось больше всего, Димка, со свойственной ему восторженностью отвечал, что они приехали в другую страну, а тут почти все говорят по русски. Наконец они улгелись валетом на диване в гостинной и приготовились уснуть. Володя с Сашей еще долго шептались у себя в темноте о всякой всячине и спать явно не собирались. Наконец уже почти под утро Саша все-таки уснула, а Володя так и лежал с открытыми глазами, точно зная, что сегодня уже не уснет, тихонько отворилась дверь и на пороге показался Димка с ворохом бумаг в руках. --Володь, ты не спишь?—поинтересовался он громким шепотом. Саша проснулась, увидела Димку и бумаги и поняла, что со сном на сегодня можно распрощаться. --Димочка, радость моя, уйди пока цел. --Стойте, подождите! Я тут такую штуку нашел! --Отстань,--Володя демонстративно повернулся к стенке.—Саш, передай ему, что я сплю. И вобще, что за ерунда... За Димкой показался Вовка со слоенным творожным пирожком в руках. Володя вспомнил слова таксиста о том, что они едят еще и ночью и вздохнул. --Это я виноват,--признался Вовка.—Я ему гугл показал, чума на оба наших дома. Володь, а такие пирожки только с творогом? --Нет, еще и с котятами. Дим, у тебя дома компьютера нет? --Есть, но у вас быстрее. --От нас космос ближе,--сьязвил Володя.—Сгиньте, иначе я перестану быть добрым. --Вах, баюс! Я тут такое нашел, люди, вы не поверите! --Он предсказамуса распечатал,--опередил Димку Вовка.—Володь, неужели больше пирожков нету? --Подожди-подожди,--сказал Володя.—Что ты там распечатал, Дим? Вов, там еще пачка с картошкой есть, тебе хватит? --Говорят что картошка питательная... хватит до утра,--пообещал Вовка и удалился на кухню. --Через два дня у нас будет лунное затмение,--обьявил Димка.—Со всеми вытекающими для нас последствиями. --Хм,--сказал Володя.—А мне, если честно, уже больше не хочется... Саш, а тебе? --Не знаю... вобще-то мне понравилось. --Люди, да вы чего? Разве такое вобще обсуждается? Я высчитал, мы там сможем быть всего неделю... повидаемся с д'Артаньяном и обратно! Как можно от такого отказываться! --Подожди, почему только с д'Артаньяном? Может мы уже и всех остальным сможем увидеть?—спросил Володя. --Я высчитал, что попадать прямо в «Двадцать лет спустя» несколько опасно. Фронда и все такое, ну нафиг нам это надо? А вот после, когда он опять один в Париже останется, будет самое оно... Володь, ну пожалуйста! --А я бы хотела на Атоса посмотреть, хоть один разочек,--вздохнула Саша. --Саш!—удивленно протянул Володя.—Ты это вобще о чем? То «я твоя жена», а то на Атоса посмотреть? Пойми вас женщин... --Да что тут понимать, у всех свои слабости. --Я совершенно перехотел,--мрачным голосом обьявил Володя. --Володь, ты дурной, как пробка,--не унимался Димка.—Не будет там уже Атоса, успокойся... вот ведь дурак, отказываться. --Ты чего обзываешься? Сам дурак. --О господи,-- вздохнула Саша.—Это надолго. На шум из своей комнаты вышел Володин папа. --Что тут происходит? Димка не успел спрятать бумаги и теперь лихорадочно соображал, что же говорить. Вовка на кухне с пирожками с картошкой сделал вид, что он не при чем и принял решение не показываться, пока Лев Давыдович не вернется обратно к себе. Саша зачем-то залезла обратно под одеяло, хотя все были взрослыми людьми и в данный момент Льва Давыдовича интересовало совершенно не это. --Ничего, папочка. Извини, мы больше не будем. --Рассказывай сказки... знаю я вас. Дима, что это у тебя? --Предсказамус,--вздохнул Димка. --Что? --Володь, скажи ему сам. --Ох, не хотел я этого... Саш, вылезай, сейчас тебе надо будет доказать, что я не сошел с ума. --Да о чем речь?—нетерпеливо спросил Лев Давыдович. Володя вздохнул и принялся рассказывать в общих чертах то, что с ними произошло два года назад в один прекрасный майский вечер. Он рассказывал медленно и осторожно, наблюдая папину реакцию и уже даже Вовка расправился с пирожками и появился за Димкой, поддакивая и кивая на всякий случай. --Вы меня разыгрываете?—наконец медленно произнес Лев Давыдович, начисто отметая гипотезу о том, что его сын сошел с ума. --Па! Да делать нам больше нечего! --Ну малявок я допустим еще могу понять... но тебе-то уже третий десяток! Пора эти глупости из головы выкинуть! Сашенька, ну ты же умная женщина, в конце концов! --Это правда,--улыбнулась Саша, вспоминая красное, как рак, лицо де Жюссака. --Но даже если предположить, что это правда,--начал сдаваться папа под таким натиском,--даже если хоть на секунду предположить... как ты это предлагаешь обьяснить научно? Дубли, как у Стругацких? А-Янус и У-Янус? --Не думаю, что это были дубли...—задумчиво ответил Володя.—Дублей как минимум надо запрограммировать. Во всяком случае, когда меня ударили по голове, больно мне было совершенно по настоящему. --Кто же это тебя ударил?—уже почти совсем сдался папа. --Де Жюссак,--спокойно ответил Володя.—Правда, он потом сам извинился. --О господи,--схватился за голову Лев Давыдович.—А вот сейчас-то я сплю иль грежу? --Я есть хочу,--обьявил Вовка.—У вас яйца есть яичницу сделать? --Ты шутишь?—спросил Лев Давыдович. --Нет,--вздохнул Вовка.—Зато теперь вы по крайней мере точно знаете, что не спите.
Nika: На другой день Володя с Сашей отправились на рынок, ибо Вовкин аппетит стал напоминать кадавра обыкновенного. Малявки остались дома обрабатывать Льва Давыдовича по поводу того, что они его не разыгрывали вчера вечером. Саша со своей стороны пообещала Димке, что она обработает Володю, потому что без него Димка в Париж не собирался—он твердо следовал девизу «один за всех и все за одного». --Эй, молодой, красивый, я же говорила—с хаверой придешь! --Это кто?—спросила Саша --Она сама прицепилась... Это не хавера, это моя жена. --Еще лучше! Купи жене безделушку,—навязчивая цыганка тут же извлекла непонятно откуда коралловое ожерелье. Саша никогда в жизни не видела такой красоты. --Ох!—вырвалось у нее.—Как только такое делается? --Хочешь?—спросил Володя. --Конечно, очень! --Двести шекелей!—тут же заявила цыганка. --Вы издеваетесь надо мной? Вы знаете, сколько в армии платят? --Володь, не надо,--добавила шепотом Саша.—Идем, она мне совсем не нравится. --Ладно! Сто! Защитникам святой земли скидываю половину... дай ручку, молодая, красивая, погадаю. Да бесплатно, бонус к покупке! --Лучше дай, быстрее будет,--шепнул Володя немного растерявшейся Саше. --Так, была у тебя дальняя дорога. --Слушайте, вы повторяетесь, тетя... --Эсмеральда. --Что? --Я говорю, Эсмеральда меня зовут, а тебя, кстати, как? --Вольдемар,--почему-то ответил Володя. --А меня Анжелика,--сказала Саша.—Ну давайте, гадайте быстрей, у нас дела еще. --Есть у тебя большая, красивая любовь. --Слушайте, тетя Эсмеральда, так я и сам гадать могу! --Погоди, не перебивай! будет у тебя большое приключение, весьма загадочное, какого ни у кого больше не было и не будет... вот как. --Ага,--Саша выразительно посмотрела на Володю.—Дальше давайте, это уже интересно. --Дальше... дальше...—цыганка вдруг выпустила Сашину руку, так же быстро, как тогда Володину.—Нечего себе голову глупостями забивать. На вот, серьги лучше возьми, от тети Эсмеральды подарок. --Да что вы! Я не могу! Володь, скажи ей. --Бери, говорю, я редко такие вещи делаю, только очень хорошим людям, а вы—очень хорошие люди. Идите, идите, нечего тут мои глупости слушать! С этими словами она вдруг собрала свои сумки и удалилась сама. Саша стояла, задумчиво разглядывая переливающиеся на солнце серьги—ожерелье она, не удержавшись, одела на себя сразу. --Саш, ты чего? Опять, да? --Какая-то она странная. почему не закончила гадание? --Да брось, нашла на что обращать внимание. --Нет, подожди. Mне кажется... --Саш, да она сама сказала, что глупости все это. Ну, перестань, что ты, в самом деле? --Мне кажется, причем уже второй раз, что нас всех ждет что-то очень нехорошее,--упрямо закончила Саша. --Да почему же нехорошее,--попытался отвлечь ее от грустных мыслей Володя.—Ладно, хочешь в Париж, будет тебе Париж. --Да не там, а потом. --Саш, ну перестань. Глупости это, глупости, этому нет никакого физического обьяснения.—Он прижал ее к себе и поцеловал.—Ты очень красивая в этой штуке... --Пойдем домой?—наконец повеселела Саша. --А Вовка? --Да ну его, кадавра обыкновенного. Пусть питается духовной пищей. --Хм, а если он не захочет питаться духовной пищей? Впрочем, у него не будет выбора. Только домой я не хочу. --Вобще-то я тоже,--сказала Саша.—А какие у нас есть варианты? --Ты про царя Давида что-нибудь слышала? --Чего?—не поняла Саша. --Царь Давид. Гостиница тут такая, самая крутая. Я понятно выражаюсь? --Мне нравится ход твоих мыслей... а что ты папе скажешь? --Сейчас,--Володя достал телефон и набрал папин номер.—Слушай, пап, мы задерживаемся. Решили выставку Шагала посмотреть в здании парламента... пап, ну в Эрмитаже одно, а у нас другое. Нет, кормите Вовку сами, я умыл руки. Папа сказал, что я предатель,--вздохнул Володя, закрыв телефон. --Точно, предатель... почему ты мне не писал все это время? Чтобы ты делал, если бы я не приехала? --Не знаю... наверное, в конце концов, я сам бы к тебе приехал. --Мне нравится ход твоих мыслей... Пошли к царю Давиду, чего мы тут встали?
Nika: Льву Давыдовичу снился довольно-таки странный сон. Сны ему вобще снились редко и если снились, то были не очень приятными, по вполне понятным причинам. Здесь же было, выражаясь малявкиным языком, черти-что и сбоку бантик. Ему акзалось, что он падает в черную дыру, а точнее, в колодец, прямо как «Алиса в стране чудес». Дьявол, пронеслось у него, не хватало только еще проснуться в этой самой стране чудес. Что там Володя рассказывал, про какие-то волны света? Ну, это ерундистика, дорогие мои. Такого не бывает. С Володи станется, он ведь еще ребенок, несмотря на двадцать один год. Они его разыгрывали все в четвером, включая Александру Яковлевну. Правда, с некоторого времени ее перестали так называть. Ах, что за девочка, в самом деле. Светочка, она бы тебе обязательно понравилась. В последнее время Лев Давыдович ловил себя на мысли, что когда ему было трудно или что-либо неясно, он все чаще разговаривал с покойной женой. А с кем еще прикажете. С Володей еще не обо всем можно беседовать. Хотя, в последнее время он очень изменился. Особенно, за последние дни. Лев Давыдович особенно порадовался, когда Володя сказал, что Саша должна вернуться, чтовы закончить институт—Лев Давыдович прекрасно видел, чего ему стоило это решение. Может, это и хорошо, что в них еще не до конца умерло ребячество, иначе все было бы совсем грустно. Размышляя так, Лев Давыдович обратил внимание на то, что он все еще продолжает проваливаться в колодец. Успокоив себя тем, что это все-таки всего лишь очень странный сон, он тут же почувствовал, как обо что-то ударился головой, правда, не очень больно. Открыв глаза, он увидел себя на кровати. «Ну вот, я же говорил. Малявки вышли на тропу войны развлечений,--успокоил он себя.—Честное слово, уже можно было бы и привыкнуть к их выходкам.» Размышляя о том, к каким санкциям ему следует прибегнуть в плане наказания за подобные развлечения, он поднялся и собрался одеться, однако вместо привычных синих джинс, которые были чрезвычайно практичны и весьма удобны для всех случаев жизни, он обнаружил весьма странное одеяние, висевшее на спинке плетеного кресла. Белая рубашка еще могла сойти для сельской местности, но вот предложенные брюки были уже ни на что не похожи. Завершали все это великолепие черные сапоги, в которые все-таки пришлось влезть, поскольку других вариантов не наблюдалось, а ходить босиком по деревянному полу не возникало ни малейшего желания. Лев Давыдович сделал заключение, что малявки получат и под пятое число, и по десятое, и это как раз один из тех случаев, когда он не станет советоваться с их родителями, хотя Вовкина мама вошла во вкус и в последнее время уже даже готова была выслушать его гипотезы о том, почему его любимый литературный герой был прав. Вначале она даже слышать об этом не хотела, хоть и признавала, что мушкетер Атос был ей вполне симпатичен. Лев Давыдович натянул сапоги и только тут заметил шпагу, стоявшую рядом с кроватью. Так как шпага для него ничего удивительного не представляла, поскольку фехтованием он увлекался еще с юности, он уже почти ничему не удивляясь, водворил сей предмет туда, где ему положено было находиться. В голове он уже мысленно составлял начало письма Вовкиной маме. «Уважаемая Елена Аркадьевна, я вынужден был изменить дату отлета вашего сына, поскольку его нахождение в моем доме...» Как бы дальше составить покрасивей? «Слушайте, дорогие бывшие соседи, получайте назад вашего кадавра и кормите его сами. У вас хоть квартира приватизированная, а я за свою сам плачу». При этой мысли он решился взглянуть на себя в зеркало и пришел к выводу, что такое письмо будет звучать вполне прилично. «Ибо моя чаша терпения переполнилась»,--мысленно закончил он письмо и вышел из так называемой спальни в совершенно отвратительном настроении. Однако то, что он увидел, заставило его еще раз задуматься о том, спит он или нет, ибо увидел он малявок и Володю, в приблизительно том же одеянии, да еще и слегка изменившихся—лица у них были какие-то совершенно другие. Собственно, это были они же, только во взрослом возрасте. Саша была в черном бархатном платье с желтыми полосами, как у миледи из фильма, которое она нашла там же, где его и оставила в прошлый раз, то есть, на чердаке. Саша тоже смотрелась старше, платье ей невероятно шло, но это совершенно не меняло дела, ибо Лев Давыдович вышел из себя, а если уж он, обычный флегматик, выходил из себя, значит, дело действительно того стоило. --Слушайте, дети мои, что тут у вас происходит? --О, вот и папа проснулся!—обрадовался Володя.—Пап, пойдем фехтовать потренеруемся? --Что все это значит? Димка и Вовка довольно хихикали. Ну точно—их штучки. Где только они шпаги добыли? Лев Давыдович отметил, что плюс ситуации хотя бы был в том, что обыкновенный кадавр не просил есть. Пока, во всяком случае. --Да я же тебе говорил, пап. Предсказамус, лунное затмение. --Ты с ума сошел? --Пап, ну ты бы хоть при моей супруге так со мной не разговаривал бы. --Лев Давыдович, мне идет это платье?—спросила Саша. --Сашенька, тебе идет исключительно все, я это всегда говорил. --Благодарю вас,--Саша присела в реверансе. Малявки снова захихикали. --Что в этом смешного? Верните меня обратно, немедленно! Мне проект в понедельник сдавать! Прекратите ваши дурацкие шутки! --Это не шутки, пап,--серьезно ответил Володя.—А в понедельник ты прекрасным образом будешь на месте, потому что теорию Бредбери- Марка Твена я тебе уже обьяснял. --Ты с ума сошел?—повторил папа. Володя устал с ним препираться, взял за руку и потащил к окну. --Сам посмотри,--сказал он, открывая занавеску. «Таллин»,--сказал сам себе Лев Давыдович, выглянув за окно и увидев вымощенную булыжниками улицу и соответствующие дома.—«Точно, Таллин. Бьют часы на старой башне, провожая день вчерашний... только зачем им это все понадобилось?» --Верните меня...—начал снова Лев Давыдович без всякого энтузиазма и уже практически мало на что рассчитывая. --Пап, ну почему ты просто не можешь поверить, что чудеса бывают и мечты сбываются?—еще более серьезно спросил Володя. Лев Давыдович оглядел компанию. Похоже было, что никто его не разыгрывал. --Похоже, что ничего другого не остается,--пробурчал Лев Давыдович.—И что мы теперь будем делать?
Nika: Д'Артаньян, мрачный, как туча, а вернее, еще мрачней, хотя мрачней, пожалуй, уже было некуда, сидел в гордом одиночестве на первом этаже «Козочки» и поглощал анжуйское стакан за стаканом. Заглянувшие на огонек мушкетеры хотели было высказать слова поддержки, но увидав его в обществе бутылки тут же ретировались. Д'Артаньян с самого начала обьявил себе, что не уйдет наверх, пока не напьется до состояния «Атос 13го числа», хоть это и было не очень красиво, а главное, не очень исполнимо. Но гасконец пребывал в отвратительном настроении после последнего визита к Мазарини. В конце концов Мадлен надоело бегать туда-сюда, а главное, надоело ждать, пока разжалованный капитан соизволит обратить на нее внимание. Ей даже, что уж было совсем из ряда вон выходящее, надоело его утешать, поэтому она отправилась наверх сама, будучи совершенно уверена в том, что гасконец уснет прямо там, где пил. Д'Артаньян пытался найти логическое обьяснение тому, что сделал Мазарини, но Мазарини был не Ришелье, посему логического обьяснения просто не могло быть. Д'Артаньян посчитал, что еще легко отделался, после того, что они с Портосом натворили. Они ведь оказались практически государственными изменниками. Портосу так вобще повезло—под шумок про него просто забыли. Хорошо еще, что Мазарини у него не потребовал обратно баронства. Хотя, с Портосом до этого точно бы не дошло. Д'Артаньян вынужден был признать, что в одиночку он ничего не значит в политических интригах. Что бы сделал Атос на его месте, подумал д'Артаньян и добавил еще вина. Ну, Атос тоже не допустил бы до такого—вот кто мастер зубы заговаривать. Д'Артаньян призвал было в очередной раз Анну вспомнить прошлое, но королева на сей раз повернулась к нему столь презрительно, что гасконец чуть было не выругался вслух, но вовремя сдержался. Нет, положительно сегодняшний день конечно нельзя было назвать самым печальным, но с полной уверенностью можно было считать одним из печальных дней... недели, мысленно закончил д'Артаньян, ибо не хотел гневить бога. Д'Артаньян не хотел признаваться, что до конца не был честен сам с собой—он пил не из-за капитанской грамоты, хотя это было достаточно неприятно, но он должен был признать, что нагрянувшее одиночество оказалось еще сильнее, чем в прошлый раз, ибо теперь они уже были далеко не молоды. Конечно, хотелось верить, что эта встреча не последняя. Интересно, как бы выкрутился Арамис? Ну, тому-то проще их всех—все его герцогини что-нибудь да значили при дворе. Особенно последняя. Д'Артаньяну на какое-то мгновение даже стало жалко герцога. Ну не олух ли, в самом деле? Уж там-то и ежу понятно все. С другой стороны, а что он должен делать—драться с Арамисом на дуэли? Да ведь Арамис, кажется, уже итак подрался на дуэли. Не с герцогом, так кое-с кем другим. С него, Арамиса, станется. Ну в конце концов, это не его, д'Артаньяна, забота—у него и своих хватает. Д'Артаньян подумал, что вино пожалуй не есть самый лучший способ решения проблем, затем подумал еще раз и все-таки решил закончить бутылку. --Сударь, не кажется ли вам, что вам на сегодня хватит? «Друг мой д'Артаньян, поздравляю тебя, ты допился до чертиков и тебе мерещиться госпожа Бонасье. Только этого не хватало»,--сказал себе д'Артаньян и упрямо потянулся за бутылкой. --Я же сказала—вам на сегодня точно хватит,--мягко, но настойчиво повторил женский голос, показавшийся во второй раз знакомым д'Артаньяну. Он стряхнул с себя оцепенение, протер глаза и уставился на женщину лет тридцати пяти, сидевшую напротив него. Женщина казалось ему знакомой, а уж платье на ней—тем более, только вот он никак не мог вспомнить, откуда... точнее, не хотелось, чтобы и это оказалось всего лишь приятным видением. --Мадемуазель Анжелика?—наконец выговорил он, на всякий случай поморгав еще раз.—Это вы, в самом деле, вы мне не снитесь? --Не снюсь, дорогой господин д'Артаньян, это я. Вольдемар, поди сюда, пациенту хватит на сегодня,--позвала Саша Володю. --Какой еще пациент?—не понял гасконец.—И что, черт возьми, вы здесь делаете? Вы же были совсем не тут и сюда обратно не собирались. --Рад вас видеть, сударь,--подошел Володя.—В самом деле, очень рад. --Так это действительно вы,--убедился д'Артаньян.—О, как же это приятно, и я бы с удовольствием послушал о том, как вы тут оказались, но сейчас, боюсь, мне придется попросить вас о помощи, дорогие друзья, если, конечно, вы позволите так к вам обращаться. --Конечно, господин д'Артаньян, конечно. Пойдемте к нам, мы поселились неподалеку отсюда. В этом нужно было отдать честь Димке—он устроил все свои подсчеты так, что они действительно поселились чуть ли не напротив «Козочки», а кроме того, попав во время после сюжета «Двадцать лет спустя» они, самым непостижимым образом, стали выглядеть на соответствующий возраст. Димка давал голову на отсечение (тут, правда, с этой фразой стоило быть поосторожней) что, вернувшись обратно, они снова будут выглядеть на свой нормальный возраст. Лев Давыдович уже даже перестал спрашивать, как все это происходит и уж тем более искать этому физическое обьяснение. Логечнее всего было бы довести горе-капитана на второй этаж, но Володю распирало—ему хотелось удивить отца, и кроме того, д'Артаньян назвал их своими друзьями... к тому же свежий воздух сейчас был полезен гасконцу, окончательно убедил себя Володя и они направились домой через дорогу.
Рене Д'Эрбле: Nika пишет: Д'Артаньян с самого начала обьявил себе, что не уйдет наверх, пока не напьется до состояния «Атос 13го числа», Nika За эту фразу -отдельное спасибо!
Nika: --Папа, это д'Артаньян,--ответил Володя на молчаливый вопрос отца. Лев Давыдович перестал было удивляться происходящему, но увидав перед собой совершенно живого, правда, несколько нетрезвого любимого героя детства (Атос стал любимым героем с возрастом, причем, что интересно, ближе к годам тридцати) вынужден был снова спросить себя, не спит ли он. --Раньше ты голубей и кошек домой таскал, а теперь д'Артаньянов,--пробурчал Лев Давыдович вполгосола, но можно было не опасаться—гасконец уже почти совсем спал. --Ура, д'Артаньян пришел!—запрыгал Димка и тут же получил по шее от Вовки. --Веди себя на свой возраст, олух,--зашипел Вовка. Димка вспомнил про Гревскую площадь и сразу утихомирился. Д'Артаньяна уложили и оставили отсыпаться. --Интересно, а почему это он никапельки на Боярского не похож,--задумчиво произнес Лев Давыдович. --Это ты лучше у Хилькевича спроси, почему Боярский на д'Артаньяна никапельки не похож,--ответил Володя.—Кстати, пап, я тебе никогда не говорил, что ты здорово похож на Атоса? Особенно сейчас... --Со Смеховым меня еще не сравнивали до сих пор... --Да не на Смехова, а на Атоса. Разницу чувствуешь? --Хм, какой ты у меня умный... кстати, сколько мне сейчас должно быть лет? --Шестьдесят,--безжалостно ответил Володя. --С вашими шутками я не доживу до шестидесяти, это точно! --Пап, да типун тебе на язык! --Хорошо, хорошо! А что мы теперь должны с ним делать, по твоему? --Я думаю, ничего. Выспиться—домой пойдет. --И все? Ты хочешь сказать, что это все самое интересное, что ты мне можешь предложить? --Я думаю, пап, с д'Артаньяном мы не соскучимся. Это я тебе точно гарантирую. Только заруби себе на носу, ради бога, что тебя зовут Леон де Дюма. --Господи... неужели что-нибудь по благозвучней нельзя было придумать? --Если честно, ничего не лезло в голову. Ну, я пошел—меня мадам Анжелика ждет. --Постой... Володя обернулся и вопросительно взглянул на отца. Ему вдруг пришло в голову, что именно так они и должны будует оба выглядеть через двадцать лет—если доживут. Tо есть, что значит—если? Конечно, доживут, куда они денуться? Это в молодости кажется, что двадцать лет—огромный срок. А если разобраться, то целая жизнь. А если разобраться получше, то в наше время и шестьдесят еще ничего не значит. Как будто им кто-то случайно решил приоткрыть окно в будущее. Даже, если это и есть многосерийный сон. А точнее, это все-таки больше напоминало, как он выразился сам, самое что ни на есть паранормальное явление. Нелепее всего смотрелись малявки—выглядели они лет на тридцать, а в голове у них было, самое большее, пятнадцать. Правда, Вовка, и без того всегда более спокойный, старался изо всех сил, а Димка изо всех сил брал с него пример. Удавалось это не всегда, но Вовка взял над ним шефство, так что можно было быть спокойным. --Я уже давно не видел тебя таким счастливым,--сказал папа.—Я очень рад за тебя. Правда. --Я сам иногда не верю своему счастью. Послушай, папа, а ты почему до сих пор не женился? --Тебе что, плохо? --Нет, это тебе плохо. --С чего ты взял? --Хм. Такой большой, а такие странные вещи говоришь. А все-таки? --На папу кандидатов не нашлось,--отшутился папа Высоцким.—Настоящее бывает один раз в жизни. Главное—не перепутать. У тебя—настоящее. У меня уже было. Я понятно выражаюсь? --Что тут непонятного? Ясно, как день. Я пошел? --Спокойной ночи. --Смотри, на д'Артаньяна не наступи. --Постараюсь.
Nika: Выкладываю следующие два кусочка с народного благословения. Вобще-то это следовало бы поместить в соседний раздел, поскольку реальность сильно перевешивает. Обещаю вернуться к мушкетерскому сюжету в следующей части. Огромная благодарность Стелле, Калантэ и Лис за моральную поддержку. Ровно через неделю, как и было обещанно, все вернулись на свои половенные места. Саша долго убеждала д'Артаньяна, что она обязательно найдет средство отобрать у Мазарини капитанскую грамоту, а кроме того ей хотелось вглянуть на королеву. Но д'Артаньян наотрез отказался, мотивируя тем, что он уже вышел из этого возраста и кроме того вобще устал после последних приключений. После этого последовал длинный пересказ событий «Двадцати лет спустя». Затем Лев Давыдович, не веря самому себе, подрался с гасконцем и не веря самому себе еще более, уложил его на землю. Д'Артаньян совсем расстроился и заметил, что стареет. Лев Давыдович долго упрашивал Володю изобрести какую-нибудь причину, чтобы попасть в Блуа, но Володя заметил, что прошлое менять нельзя. Неделя пролетела незаметно, чему Вовка с Димкой тоже совершенно расстроились. Но все-таки д'Артаньян был д'Артаньяном и это было самое главное—воспоминаний хватило бы до конца жизни всем. В последний день Володя сказал д'Артаньяну, что они возвращаются в Америку, поскольку приехали сюда по кое-каким семейным делам, но теперь уже вряд ли окажутся здесь снова и это уже более всего походило на правду. Д'Артаньян окончательно расчувствовался и протянул Володе кинжал на память, сказав, что это кинжал Атоса. Володя совершенно растерялся и попробовал отказаться, но д'Артаньян был упрям. Оказавшись дома, Лев Давыдович с удовольствием обнаружил, что снова выглядит на свои сорок пять лет. Он так и не нашел никакого обьяснения паранормальному явлению, поэтому приходилось удовлетвориться Димкиным обьяснениям. А кроме того, они все дали друг другу клятву что ни один живой человек не узнает, что это с ними было. Праздничная неделя, за которую произошло столько событий, подходила к концу. Саше совсем не улыбалось провести целую неделю без Володи, но Володя убедил ее, что в Израиле масса всего интересного, время пролетит незаметно, а с малявками тем более скучать не придется. Так и получилось: в течении недели они разьезжали по разным городам, а на выходные собирались дома и это было сказочное время. Вскоре лето подходило к концу, а с ним заканчивался срок Володиной службы. В конце выходных перед последним Володиным отьездом Саше приснился кошмар. Она сама не могла понять, что ей сниться, ясно было только одно—это было что-то очень жуткое, потому что напугать ее в принципе было не так легко, а тут она проснулась от своего крика в холодном поту. Володя, видимо, не спал—у него в последнее время появилась дурацкая привычка долго смотреть на спящую Сашу, перед тем как уснуть—поэтому она тут же оказалась в его обьятиях. Он гладил ей волосы, обнимал и шептал что-то очень нежное, но ничего не помогало—у нее продолжали стучать зубы и трястись руки. --Успокойся, успокойся,--уговаривал он ее как ребенка.—Ну что с тобой? --Мне холодно. --Саша, на улице тридцать градусов! Даже ночью! --Мне холодно,--жалобно повторила Саша. В дверях появился отец с чашкой чего-то горячего и вкусно пахнущего. Володя уже не удивлялся тому, что папа всегда и везде появлялся во время и с чем-то спасительным. --Что тут у вас такое?—спросил папа, хотя все и так было понятно. --По моему, Саша простудилась. --В тридцатиградусную жару? --Да не простудилась я,--так же жалобно сказала Саша.—Господи, никогда ужасы не снились, а тут... --Пей,--папа протянул ей чашку.—Только осторожно, горячо. Ромашковый чай с медом, лучшее средство для успокоения нервов. Саша отпила несколько глотков и перестала стучать зубами. --Ох, как вкусно! Спасибо, Лев Давыдович, а малявки не проснулись? --Сашенька, не вспугни кадавра, а то опять есть будет просить,--Лев Давыдович присел рядом с ними.—Ну вот, ты уже получше выглядишь. Кстати, на какое число у вас билет? --Да как же вы не понимаете, Лев Давыдович, что я никуда не поеду. --Сашенька,--как можно ласковей сказал Лев Давыдович,--Сашенька, родная, если ты не закончишь сейчас образование, ты себе всю жизнь этого не простишь. Поверь мне, я старше тебя, я знаю, что я говорю. --А от вас, Лев Давыдович, мне вобще странно это слышать. --Что ты хочешь этим сказать? --С любимыми не расставайтесь,--одними губами произнесла Саша. Это фраза окончательно добила Льва Давыдовича и судя по всему, Володю тоже. --Пап, ну не могу я больше ругаться с ней на эту тему. --А вы ругаетесь?—усмехнулся Лев Давыдович. --Ну конечно. Я говорю, что надо, а Саша, видишь... --Я уже больше ничего не говорю,--заметила Саша.—Я просто никуда не уеду. --Ох, Сашенька, пропадет в тебе актриса больших и малых театров,--сдался Лев Давыдович. --Папа!—удивленно произнес Володя. --Бесполезно, сын мой, бесполезно. Когда так любят, с этим нельзя бороться, да и не нужно. Все остальное приложиться. Ну и куда же вы думаете отправиться на эту неделю? --Я думаю, пап, им неплохо бы было сьездить в Эйлат. Когда еще малявки на наши аттракционы попадут? Да и для Саши там тоже много чего интересного. Эйлат был местным туристическим центром на самом юге страны с кучей интересных вещей, включая лунапарки. Древние города, конечно, тоже было ужасно интересно расследовать, но Вовке с Димкой все-таки было пятнадцать лет, а Димке так на самом деле четырнадцать с половиной. Поэтому идея с аттракционами пришлась всем по вкусу, а Саша окончательно развеселилась. В четверг вечером она даже позвонила Володе и сказала, что Димка выпросил еще два дня аттракционов, поэтому дома они будут в понедельник, а не в пятницу. А на среду у малявок уже был самолет, поэтому Володя пожалел Димку и согласился подождать Сашу целых два дня. Автобус сломался почти на подьезде к Тель-Авиву в приморском городке Натания. Водитель извинился, сказал, что ничего нельзя сделать и придется ждать следующего автобуса. Следующий автобус должен был быть через два часа. Володя не любил сидеть без дела, а неподалеку был торговый центр. Володя почему-то обратил внимание на охранника, который просто наглым образом спал на своем посту, но с другой стороны кругом все было спокойно. В кафе-мороженице веселилась компания молодежи приблизительного возраста малявок. Они горланили какую-то знакомую песню—ах да, про зайцев, а нам все равно, а нам все равно... у нас бы во дворе обязательно пели бы «пора-пора-порадуемся» но это уж кому что ближе. Володя почти машинально подошел к ювелирному отделу и попросил продавщицу показать обручальные кольца. Затем он вспомнил про коралловое ожерелье, которое Саша носила не снимая, и спросил, нет ли чего-нибудь подходящего под кораллы. Продавщица показала кольцо из красного и белого золота. Володя плохо разбирался в драгоценных камнях, но подумал, что Саше это обязательно должно понравиться. --Двести шекелей,--сказала продавщица. Володя понял, что тут скидки защитникам отечества явно не будет и положил деньги на прилавок, а продавщица отправилась за коробочкой покрасивее, как вдруг его внимание привлек странный челожек в форме израильского солдата. Во первых, у него не было автомата, а во вторых он шел, все время озираясь по сторонам. Володя взглянул на него еще внимательней и сразу все понял. Ничего этого сейчас не будет. И его в том числе. "А нам все равно", раздалось из кафе еще раз, как насмешка. Там же дети. Второй Дельфинарий. --Возьмите, пожалуйста,--сказала продавщица, протягивая коробочку. И ее не будет тоже. И этой маленькой кудрявой девочки, которая упрямо тащила маму в кафе за холодным мороженым. Он принял решение за сотую долю секунды. Человек в форме израильского солдата не успел даже увернуться, так быстро Володя прижал его к стенке. Все произошло в считанные секунды—никто даже не обернулся, все были заняты сами собой, охранник продолжал спать на рабочем месте... --Отдай устройство и я тебя отпущу к чертовой бабушке,--тихо произнес Володя, ни на секунду не веря в то, что это произдойдет, потому что обычно в случае провала им нечего было терять и они в любом случае шли до конца. Но ничего не сделать Володя тоже не мог. --Я не понимаю иврита,--ответил камикадзе на чистом иврите, пытаясь вырваться, но Володя держал его крепко. --А это ты понимаешь?—еще тише произнес Володя, доставая кинжал. Он увидел, как человек куда-то потянулся правой рукой. Пистолет. Понятно теперь, почему он без автомата. Вот и кинжал Атоса пригодился. Знал бы только сам Атос, где сейчас его кинжал... Господи, только бы попасть, ведь папа же учил... сонная артерия, это легко... раз—и нету... Два движения произошли почти одновременно. В самые последние мгновения, когда перед ним мелькала вся жизнь, в которой всегда был папа и затем родное, прекрасное Сашино лицо, он успел подумать, что судя по крикам и завывшим откуда-то издалека сиренам, ему все-таки это удалось... Охранник трясущимися руками снимал пояс смертника с мертвого шахида. Если бы не этот мальчик, который еще все-таки дышал, хотя шансов на то, что он выживет после такого, не было никаких, он сам, и все, столпившиеся вокруг жуткой картины, были бы мертвы. Охранник в принципе не должен был снимать пояс, это должны были сделать спецслужбы, но он чувствовал себя виноватым в случившемся. Наконец он понял, что должен делать для успокоения своей совести, хотя бы частично. --В какую больницу вы его повезете?—спросил он санитаров.—Я сам позвоню его родным. --Они уже знают,--мрачно ответил санитар, не зная, с какой стороны лучше всего подступиться, хотя Володя был без сознания и все равно ничего не чувствовал.—По всем радиостанциям и телеканалам передают. Это поступок с большой буквы. --Господи, да не трогайте вы его,--сказала мать кудрявой девочки, прекрасно понимая, что Володя спас жизнь ее ребенка и ее самой тоже.—Дайте ребенку умереть спокойно. --А если у него хоть какой-то шанс, что он выживет?—сказал санитар. --Выстрел в упор?—сказал охранник.—Если только чудо... но я в это не верю. --Я тоже,--сказал санитар и зачем-то укрыл Володю одеялом, хотя на улице было тридцать градусов жары. Лев Давыдович уже почти заканчивал работу на сегодня. Оставалось навести порядок на столе и можно было идти домой. Два дня вдвоем с Володей, как давно этого не было! Он очень любил Сашу, малявки тоже были забавны, но вдвоем они уже тоже очень давно не были. Лев Давыдович любил работать под классическую музыку, собственно радио слушали почти все. Он даже не обратил внимание, когда прервали пятую симфонию Чайковского для экстренного сообщения. В Израиле экстренные сообщения давно перестали быть экстренными. Он уже почти собрал бумаги, которые нужно было проверить уже дома и остановился, поскольку сообщение было об очередном теракте. Собственно, тоже не новость. Но сообщение повторяли, как будто специально для него. Когда он наконец понял, что речь идет о Володе, ему показалось, что земля уходит из-под ног. Сообщение повторили еще раз, в третий. Бог троицу любит—на третий раз он уже слушал не отрываясь. Поднял голову—вокруг столпились сотрудники с белыми лицами. «Этого не может быть. Это не правда. Господи, да что же я тебе, в конце концов, сделал?»--в совершенном отчаянии подумал он. --Лева,--мягким голосом сказал сотрудник, сидевший в соседнем кубике,--Лева, давай я тебя отвезу. Тебе нельзя сейчас ехать в таком состоянии. --Я всегда в таком состоянии. Что изменилось? --Это другое,--сказал Андрей. Лев Давыдович видел, что он совершенно искренне хотел помочь. Сотрудники тоже совали наперебой кто воду, кто зачем-то деньги, кто еще что-то—он почти ничего не видел. --Пожалуй, ты прав, это другое. Но только я сам. Не беспокойся. Кто-нибудь может одолжить мне машину? Все обладатели машин наперебой стали предлагать ключи. --Лева, возьми мою,--сказал Андрей умоляющим голосом, как будто это что-то могло изменить, если он поедет именно на его машине.—Может лучше все-таки я? --Не надо,--повторил Лев Давыдович.—Впрочем... ты непременно хочешь помочь мне? --Я сделаю для тебя все. --Хорошо... тогда узнай для меня, пожалуйста, где можно похоронить русского солдата. --Но ведь ты еврей! --А жена-то моя была русской, не мне тебе это обьяснять! --Он выживет! --Иди к черту, Андрей, после такого выстрела сам бог не выживет. --Хорошо, Лева, я все сделаю. Не беспокойся об этом. Лев Давыдович кивнул и бросился вниз по лестнице, забыв про лифт. В целях экономии Саша с малявками снимали один смежный номер. Димка сказал, что это совершенно шикарная, потрясающая, классная гостиница, а Саша обнаружила маленький телевизор в ванной. Она должна была признать, что пока в Эйлате ее больше все удивило именно наличае этого телевизора. Саша никак не могда понять, для чего он там нужен. Вовке больше всего понравилось, что за завтраком можно было набирать сколько угодно еды. Это называлось «континентальным» завтраком. «Оглянись—так он полцарства заглотнет в один присест»,--определил это Димка. Впрочем, у Вовки в последнее время уменьшился аппетит—Эйлат был самой жаркой точкой страны, а в такую погоду лучше пить, чем есть—это теперь работало даже для Вовки. К вечеру жара немного спадала и можно было гулять по набережной. С определенной точки можно было увидеть египетскую границу. Димка тут же стал ныть, что он хочет на египетские пирамиды, но на это уже не хватало ресурсов. Тогда Димка сказал, что в его глазах это все равно считается, что он был в Египте, и именно это он будет рассказывать в школе—Вовка не стал с ним спорить, ибо это все равно было бесполезно. Вовка с Димкой смотрели какой-то глупый боевик с погонями, а Саша красилась в ванной и тоже смотрела программу, по которой учили готовить—она всерьез собралась подойти к этому вопросу, ибо вечно замороженные пирожки с творогом на завтрак и с картошкой на обед ее давно уже не устраивали. Вовка с Димкой не слишком вникали в суть боевика, как вдруг погоню прервали на самом интересном месте. Димка переключил на другой канал, но там тоже шло экстренное сообщение. И вдруг Димка побелел и посмотрел на Вовку. Вовка был такого же цвета, если не зеленого. --Господи,--прошептал Димка.—Как он вобще там оказался? Это ведь точно он, ты видел? --Точнее быть не может,--белыми губами ответил Вовка.—Наш пострел везде поспел... Димка, а это ведь нам точно не сниться? Димка покачал головой. За пять минут они стали взрослее лет на восемь. --Что теперь делать?—прошептал Димка. Вовка бросился к ванной. --Саш, ты там жива? Саша открыла дверь и медленно обвела взглядом обоих. Вовка затруднялся определить цвет ее лица—он вобще боялся на нее посмотреть. --Сволочи!—закричала Саша.—Что вы сидите? Такси, немедленно! --Ты представляешь, сколько это будет стоить?—спросил Вовка. --Самолет нам нужен реактивный,--добавил Димка. --Наплевать! Быстрее, быстрее! Они выскочили на улицу, Вовка остановил первую попавшуюся машину. Лицо водителя показалось ему знакомым. --А, вечно жующий мальчик,--первым узнал его дядя Шломо. --Как вы тут оказались?—машинально спросил Вовка. --Я вездесущий... да в отпуске мы, а я заодно работаю. --Дяденька Шломо, помогите нам, пожалуйста, нам срочно в Натанию нужно! --В Натанию? Ты в своем уме? Стойте, а где ваш четвертый? --Вы телевизор смотрели только что?—мрачно спросил Вовка. --Нет, я слушал ра...—дядя Шломо обвел всех троих взглядом. Саша едва держалась на ногах.—Ну-ка, садитесь и пристегнитесь. Мы сейчас немножко очень быстро поедем. Эх, и какой же русский не любит быстрой езды по израильским дорогам. Дочка, тебе лучше назад, на всякий случай. --Нет, лучше я рядом с вами поеду. --Не спорьте с ней,--посоветовал Вовка.—Бесполезно. --Ладно, не буду, застегнитесь там только. Дочка, не плачь, возьми успокоительные таблетки у меня в бардачке. --Не поможет,--сказала Саша. Она уже перестала вытирать слезы, они просто текли не переставая. --Мы успеем?—спросила Саша умоляющим голосом.—Правда ведь, мы успеем? Дядя Шломо не ответил и надавил на газ. Машина рванула так, что Вовка с Димкой поскочили сзади, но ничего не сказали. --И какой же русский парень не спасет еврейских детей,--пробормотал дядя Шломо. --Откуда вы знаете, что он русский?—спросил Саша. --Эй, дочка, у смерти нет национальности, вот она, вся правда жизни... разве я не прав, а, дети? --Господи,--прошептала Саша,--как же... как же я буду без него? Как? --Сашка, заткнись!—вдруг закричал Димка.—Заткнись, он не может умереть, не может! Просто потому, что такой человек не может умереть! --Замолчи, Дима,--тихо сказал Вовка, чувствуя себя почему-то самым старшим из всех троих. Димка сник и замолчал. --И когда ты без кожи останешься вдруг, оттого, что убили его, не тебя,--неожиданно для себя произнес Вовка. --Что?—не понял дядя Шломо. --Это Высоцкий. --А, знаю... дочка, у меня его диск в бардачке есть, поставь-ка, хоть отвлечемся. --Слушайте, дядя Шломо,--спросила Саша, доставая диск,--существует хоть что-то, чего нету в вашем бардачке? --Есть,--ответил дядя Шломо.—Точнее, нету. Таблеток для бессмертия. Саша выронила диск и провалилась в темноту.
Nika: После третьей попытки завести машину Лев Давыдович уже почти склонился к мысли, что надо бы вернуться и попросить Андрея--он действительно предлагал помощь от всего сердца. Перед глазами стояла пелена, руки тряслись и не хотели слушаться, но в конце концов с третьего раза машина завелась и он приказал себе успокоиться. Машинально достал диск их обожаемого Высоцкого—в тишине ехать было бы невыносимо, а радио слушать не хотелось. «Купола в России кроют чистым золотом, чтобы чаще господь замечал»--одна из его любимых песен... только бы доехать, держи себя в руках... только бы успеть, всего один час езды... «И дожить не успел, так хотя бы допеть»... точно, точнее быть не может. Час между жизнью и смертью, светом и чернотой. Господи, неужели ты допустишь, чтобы я с ним не простился? Не сказал ему, как я его люблю, горжусь им? Мой мальчик, мой сыночек, плоть от плоти моей, кровь от крови моей, мой маленький герой... я должен успеть... Володя открыл глаза и с удивлением обнаружил, что еще жив. На мгновение у него проснулась надежда, однако он был реалистом и потому, как он не смог шевельнуться и потому, как все внутри жгло огнем, сразу же понял, что осталось немного. Еще бы, с такого расстояния. Наверняка даже в самом плохом голливудском фильме не решились бы оставить в живых героя после такого. Удивительно, что он еще и сейчас жив. Наверное, бог не мог допустить, чтобы он умер, не увидя Саши. Это было бы слишком жестоко. И хотя он чувствовал, что его руку держит сильная мужская рука, он почти машинально произнес ее имя. --Это я, Володенька. Папа. Кощунственно так думать, но папа сейчас пожалуй даже лучше. К тому же он вспомнил, что Саша была в Эйлате. Сколько это часов езды от Натании? Нет, в самом деле, так лучше, чтобы она не видела его смерти. Не надо ей этого видеть. --Папочка... --Не двигайся. --Не буду. Папа, где Саша? Лев Давыдович не знал, как сказать ему что он всю дорогу не мог дозвониться до Саши и теперь волновался еще и за нее. Он прекрасно понимал, что они должны были знать о случившемся, но не мог понять, почему ему никто не перезвонил. --Не волнуйся. Ты ее обязательно увидишь. --Папа... папочка, это конец, я это точно знаю. --Все будет хорошо, Володя. --Папа! --Я сказал—все будет хорошо! --Папа, перестань... ты же мне никогда не врал... прости меня, пожалуйста. --Господи, да за что же тебя прощать? --За то, что я тебя оставляю... тебя и Сашу... я прекрасно знал, что я делаю, и все равно я не мог иначе... там были дети, много детей, это счастье, что я его заметил...папочка, не плачь... --Господи, как ты у меня только таким правильным получился? --А каким я еще мог у тебя получиться? --Знал бы только Атос, на что его кинжал пригодился,--Лев Давыдович выдавил из себя жалкое подобие улыбки. --Я тоже об этом успел подумать... папа, ты передашь Саше? --Что, родной мой? --Что я ее люблю и буду любить где бы я ни был... папа, не плачь, помнишь, Атос сказал--мужчины не плачут. --К черту,--прошептал Лев Давыдович, вытирая слезы.—Иногда и мужчинам можно поплакать... говори, Володенька, я ей все передам. --Что я хочу, чтобы она обязательно была счастливой... она не должна меня всю жизнь оплакивать, скажи ей это, обязательно скажи, папа... --Хорошо, я все скажу. --Что передать маме? --Что ты сказал? Льву Давыдовичу происходящее казалось кошмарным сном. Не может двадцатилетний мальчик говорить таких вещей. И однако говорит. --Ничего, она итак все знает. Впрочем, нет... скажи ей, что я ее люблю. --Папа, неужели я не увижу Сашу? Лев Давыдович отошел в сторону, чтобы Володя не слышал, и набрал Сашин телефон. Вовка наконец услышал звонок и взял трубку. --Лев Давыдович, мы в такси в районе Ашдода. Саша не может говорить. --Не надо, не надо, все понятно. Вовочка, ты не можешь попросить ехать быстрее? --Не можем, Лев Давыдович, мы итак уже летим, а не едем. Не успеют, подумал он. Тут нужно действительно чудо, а ближайшее лунное затмение со всеми вытекающими последствиями, как это называл Димка, намечалось не раньше чем через пять лет. Да и то, ни одно чудо не устоит против смерти. --Что там у вас за шум, Вовочка? --А нас полиция за превышение скорости остановила. Так мы им сказали, куда мы едем, они нам свою мигалку дали, чтобы нам на дороге не мешали. Уже вся страна знает, что он сделал. Лев Давыдович вернулся к Володе. Хотел сказать снова, что все будет в порядке и не смог. Они поняли друг друга без слов. Володя вздохнул и закрыл глаза. Лев Давыдович опустился на колени и прижался лбом к его руке. Он не помнил, сколько так простоял не двигаясь и почти не дыша, полчаса или час. Время перестало для него существовать. Не только время—весь окружающий мир. Не может ребенок умереть. Его ребенок. Не может—и однако умирает... вот теперь я вас по настоящему понял, господин граф, в самом конце. И однако же я, в отличае от вас, буду жить. Должен постараться, во всяком случае... Лев Давыдович вздрогнул оттого, что стало холодно. Поднял глаза—Володя лежал неподвижно. Подумал, что надо закрыть ему глаза, но понял, что в отличае от д'Артаньяна, у него не хватит на это сил. Он наклонился, поцеловал его в лоб и вышел из комнаты, почему-то тихо закрыв дверь, как будто боясь его разбудить. Доктор, женщина лет сорока, поднесла ему чашку с чем-то горячим. --Мы ничего не смогли сделать,--виновато сказала она, боясь посмотреть ему в глаза. --Я знаю. Спасибо. --Выпейте, прошу вас. Должно немножко помочь. Он отпил два глотка обжигающего чая. Вкус показался ему знакомым. --Что это? --Ромашковый чай с лимоном, а что? --Я завариваю такой же, только с медом. --В самом деле? Попробую... простите, мы должны его увезти. Вы позволите? --Подождите... подождите хотя бы еще час. Я жду его жену, поэтому сам не ухожу еще. --Хорошо. Хотите, я подожду с вами? Вам будет легче. --Легче мне уже никогда не будет. Но все равно спасибо вам. --Хотите еще чаю? --От этого не откажусь... Доктор ушла за чаем, он сел прямо на пол и принялся размышлять о том, как же так все получилось, что он остался совсем один и как теперь жить дальше. А жить дальше обязательно было нужно, хотя он еще точно не знал, ради чего... --Лев Давыдович... он умер? Он поднял голову. Перед ним стояла Саша, белая, как стены больницы. Вовка стоял позади, на всякий случай готовый ее поддержать. Димка помог ему подняться. У Димки предательски дрожали губы, однако он держался изо всех сил. Саша рванулась к двери, он едва успел схватить ее за руку. --Сашенька, не надо... не надо тебе этого видеть. --Я хочу с ним попрощаться!—закричала Саша.—Имею я на это право или нет? --Не спорьте с ней,--сказал Вовка совершенно чужим голосом.—Это бесполезно. --И я не спорю,--вздохнул Лев Давыдович и сам открыл ей дверь. Зайти с ней у него не хватило сил, да это наверное итак было бы лишним. --Как вы, ребята?—спросил он Вовку. --В полном порядке,--все тем же чужим голосом ответил Вовка. Димка наконец не выдержал—он и так держался всю дорогу—и разрыдался как маленький ребенок. Вовка вздохнул, покачал головой и крепко прижал его к себе. Прошло около получаса. Димка продолжал всхлипывать, но уже почти успокоился. Лев Давыдович тихонько открыл дверь—Саша стояла на коленях, прижавшись к его плечу. Он почему-то подумал, что за все время она, наверное, не произнесла ни одного слова, да все итак было понятно. --Сашенька, пойдем. Он помог ей подняться и тут увидел, что глаза у Володи закрыты. У девочки хватило сил сделать то, чего не смог он, взрослый мужчина. Значит, он был прав—это было настоящее... самое настоящее. --Пойдем, Сашенька,--повторил он. --И каждый раз навек прощайтесь, когда уходите на миг,--едва слышно произнесла Саша и пошатнулась—он едва успел ее подхватить. --Что с ней?—испугался Вовка, увидев неподвижную Сашу на руках у Льва Давыдовича. --Ничего страшного, все будет в порядке. Вовочка, нужно найти такси. --Не нужно,--сказал Вовка.—У нас таксист знакомый, он нас внизу ждет. Только Димка, наверное, уже не влезет, раз Саше плохо. Я, пожалуй, с ним поеду. --Да не маленький я,--буркнул Димка.—Сам до дома доберусь. Только напишите хоть пару слов на бумажке, я в иврите ни бум-бум. --Какие тебе слова нужны, кроме адреса?—спросил Вовка. --Ну, какие... пароли, явки, улица, фонарь... --Димочка шутит, значит, все в порядке,--заметил Лев Давыдович. Женщина-доктор, которая приносила чай, случайно зашла в лифт вместе с ними и сказала, что отвезет Димку, тем более, что им все равно нужна будет ее помощь с Сашей. Лев Давыдович хотел отказаться, Вовка совершенно по взрослому заметил, что спорить с упрямыми женщинами совершенно бессмысленное занятие. Дядя Шломо терпеливо ждал внизу, выкуривая сигарету за сигаретой. Он дал Вовке слово, что не сдвинется с места, сколько бы времени им не потребовалось и чтобы они ни в коем случае не спешили. --Дяденька Шломо, это...—начал было Вовка. --Понял, не дурак... что с дочкой? --Будет в порядке,--ответил Лев Давыдович, осторожно укладывая Сашу на заднем сиденье.—Спасибо вам за моих детей. --Это вам спасибо за вашего сына. Он у вас настоящий герой. --Был,--едва слышно поправил Лев Давыдович.—Вы правы, герой... вы нас подвезете в Ерушалаим? --Почту за честь. Женщина-доктор, имени которой он так до сих пор и не узнал, помахала рукой из своей машины и показала, что поедет за ними следом. Из окна ее машины пел Сергей Трофимов. Сегодня в городе моём печаль От ощущенья неземной свободы, Как будто распахнулись двери небосвода, Но на земле ещё так многого мне жаль. И я смотрю в обетованную мне даль, Не зная выхода и входа. Как точно, подумал Лев Давыдович. Почти как у Высоцкого. Почти... Вовка тоскливо заметил, что жизнь все-таки продолжается и он опять хочет есть. Дядя Шломо сказал взять чипсы из бардачка и что на этот раз они без чилийского перца. Доктор ждала, пока дядя Шломо заведет машину и вдруг открыла окно. --Лев Давыдович, положите девочкe голову на колени, ей же неудобно так... да-да, вот так гораздо лучше. --Простите, как вас зовут?—вдруг неожиданно для себя спросил он. --Что? --Я говорю, забыл спросить, как вас зовут. --Ах да, конечно... Элиор, в переводе с иврита—божественный свет, а по нашему—Светлана. Лев Давыдович покачал головой и усмехнулся. Вот ведь как бывает. Если она свободна, он этому совершенно не удивиться. Вовка заметил правильно—жизнь продолжается.
Камила де Буа-Тресси: Nika, я рыдаю, дальше!!!
полная версия страницы