Форум » Не только по Дюма » Америка, Нью-Йорк, сентябрь. » Ответить

Америка, Нью-Йорк, сентябрь.

Nika: Эта тема для всех американцев, и не только, тяжелая. Попытка показать, что американцы-такие люди, как и все остальные, не хуже и не лучше, не умнее и не глупее. И еще одна попытка--показать, что во всех, абсолютно во всех нациях есть отрицательные и положительные характеры... тапками больно не бить, если что.

Ответов - 8

Nika: Идет охота на волков, идет охота На серых хищников, матерых и щенков Кричат охотники, и лают псы до рвоты Кровь на снегу, и пятна красные флажков. (В. Высоцкий, «Конец охоты на волков.) Коренной американец, уроженец славного города Нью-Йорка Том Вудсайд всю жизнь, сколько он себя помнил, терпеть не мог своего имени. Стоило ему представиться, как нескончаемые безобидные, на первый взгляд, «Том Сойер», «Том и Джерри» и прочие герои преследовали его до конца учебного года. Фамилию никто уже и не думал трогать, хотя по ней тоже можно было пройтись основательно. Том всегда недоумевал, о чем думали родители, когда назвали его именно так. Может быть, действительно в честь папиного любимого писателя Марка Твена? Неужели нельзя было выбрать кого-то другого, хотя бы Гекльберри? Впрочем, нет уж, там тоже непочатый край для изощренных умов... Том, пожалуй, все же лучше... Поступив в престижный Ньйоркский университет, Том было уже уверился, что к имени перестанут придираться. Не тут-то было. На уроке начальной экономики Том один из первых дал правильный ответ. --Вы молодец, молодой человек! Простите, не запомнил вашего имени,--сказал довольный профессор. --Меня зовут Томас, профессор. --Вы хотите сказать, что вас зовут Том? --Чук и Гек спешат на помощь на помощь Тому Сойеру. Папа Гека был бодибилдером, поэтому всем злодеям каюк,--хмыкнул студент за соседней партой, за что тут же получил пинок ногой. Тома не остановил факт того, что он находиться в аудитории Нью-йоркского государственного университета. Парень хотел было ответить, но профессор, не долго думая, чуть ли не за шкирку выволок обоих в коридор. --Вы, мой юный гений, можете вернуться на мою лекцию тогда, когда поймете, что в жизни есть вещи гораздо более неприятные, чем просто насмешка,--сказал профессор Тому.—А вы, мой юный демагог, вернетесь на мою лекцию тогда, вспомните известную поговорку о том, что молчание—золото! «Надо же, я его почти совсем не знаю, а уже люблю, как родного,»--подумал Том о профессоре. --Ну что, Томми, когда пойдем забор красить?—произнес неугомонный весельчак, едва профессор закрыл за собой дверь, бессовестно проигнорировав совет о золотом молчании. Это было глобальной ошибкой. В следующий момент Том вспомнил, что в не столь далеком детстве посещал занятия джио-джитсу. Прелесть этой китайской борьбы заключалась в том, что противник нокаутировался окончательно и бесповоротно, в отличае от бокса и других военных боев. Парень попробовал отчаянно сопротивляться, он был не из слабых и кое-что у него получалось, хоть и не ожидал подобного нападения. --Эй, парни, вы что, последний разум потеряли?—спросила проходившая по коридору симпатичная девушка с большой чашкой кофе из фирменной кофейни.—Немедленно перестаньте, или я вылью на вас свою дозу утренних наркотиков! Девушка появилась во-время—ни один из двух не желал сдаваться, а если бы их заметили, неизвестно, чем бы все закончилось. --Простите,--буркнул парень девушке с кофе.—Я его только ради вас отпускаю. --Тебя профессор ждет, умник,--заметил Том парню. Тот не стал спорить и вернулся в аудиторию.—Нет, как тебе это нравится—ради вас он меня отпустил... да я бы его одной левой! --Да вас обоих надо одной левой, а потом еще и правой,--заметила девушка.—Нашли, где драться! Что вы там не поделили—«Капитал» Маркса? --Да если бы. Он меня оскорбил. --Ты шутишь! Ладно, вижу, что не шутишь. Давай встретимся в кофейне Питта на ланче и ты мне все расскажешь. --Тебе не много кофе будет?—Том смерил взглядом чашку внушительного размера. --Я сама заплачу за свой кофе, если у тебя трудности с деньгами. --Я не об этом! Я просто беспокоюсь—я слышал, что не стоит злоупотреблять этим напитком. --Это очень мило с твоей стороны, но о себе я тоже могу побеспокоиться сама. Так у Питта, в двенадцать? --Подходит,--кивнул Том. Обыкновенный московский программист Дмитрий Панкратов никогда не мог предположить, что в 35 лет он будет работать на 98ом этаже всемирного торгового центра в Нью-Йорке. Однако это произошло, почти невероятно, но как известно, человек довольно быстро привыкает ко всему хорошему. Мешало лишь одно—отсутствие хотя намека на нормальное расписание. Иногда работа заканчивалась в 8 вечера, тогда, понятное дело, приходил он на следующее утро не раньше 10ти утра. Дмитрий на жаловался—смущало лишь одно, как при таком образе жизни можно познакомиться с приличной девушкой и обзавестись семьей, тем более, что иногда приходилось работать и в выходные, и по ночам. Именно о том, как же обзавестись семьей он и размышлял в очередной раз, когда спускался в перерыве на лифте. На 80ом этаже в лифт зашел китаец. Дмитрий задумался и не поздоровался, что в Америке считалось крайней невежливостью. --Добрый день, коллега,--спокойно произнес китаец.—Мы с вами, кажется, не знакомы. Позвольте представиться, меня зовут Хунь-Сунь-Вынь. --Как?—переспросил Дмитрий. --Хунь-Сунь... Китаец не договорил. Дмитрий давно уже так не смеялся. Это, конечно, было ужасно не прилично, но он ничего не мог с собой поделать. --Что я такого сказал?—поинтересовался китаец. Ну, что ему скажешь—это ведь он и есть, непереводимый местный жаргон. «Дима, перестань смеяться,»--строго сказал себе Дмитрий.—«Немедленно перестань, это же просто детский сад, ясельная группа! Ну подумаешь, так его зовут... а то у нас на заре советской власти не называли Октябринами, Даздрапервами и Искрами... Так это же просто их нормальное имя...» При этой мысли Дмитрия понесло примерно, как незабвенного Остапа Бендера. Хорошо, что лифт остановился на 50десятом этаже и вошла белокурая американка лет сорока. --Над чем так бурно смеемся, коллега?—спросила американка. --Простите, я вспомнил одну российскую шутку. --Ах, ну теперь я понял!—обрадовался китаец.—А я уже подумал, что дело во мне... кстати, мэм, меня зовут Хунь-Сунь-Вынь (Дмитрий собрал всю силу воли, чтобы смеховая истерика опять не повторилась.) --Очень приятно. Меня зовут Грейс Вудсайд. Кстати, а вы, коллеги, любите кофе? Тут неподалеку есть одно прекрасное кафе, его держит мой знакомый иранец, он варит кофе лучше всех кафе в обоих центрах, вместе взятых. --Давайте вместе пойдем туда, и Дмитрий расскажет нам свою российскую шутку, от которой он так сильно смеялся,--сказал китаец. «Выкручивайся теперь,»--подумал Дмитрий. Однако отказаться было бы слишком невежливо... 38летний иранец Похаб Аль Сохейл на самом деле родился в Америке, но уважительно чтил традиции предков. А они были не такие уж и плохие—и дед, и отец просто потрясающе готовили кофе и с удовольствием научили этому Похаба. Попробовав учиться в университате, Похаб понял, что никакого ученого из него не получится, к тому же, совершенно не хотелось работать на чужого дядю. А тут еще оказалось, что американцы просто обожают хороший кофе и если подобрать правильное место, то можно неплохо зарабатывать на этом замечательном напитке. Похаб недавно расправился со всеми долгами, которые появились при покупке небольшого кафе на Манхеттене и теперь уж действительно работал на самого себя, не отдавая около половины прибыли дядям в банке. Кстати сказать, дяди из банка сами с удовольствием забегали на кофе, но не соглашались даже немного снизить проценты долгов. Кофе-кофе, но бизнес--бизнесом, как гласит народная американская поговорка. Единственно, чего Похаб никогда не смог принять, это был холодный кофе, который один раз жарким июльским днем попросила американка, которая работала в Южном торговом центре. Похаб возмутился до глубины души. Кофе, если это только, конечно, нормальный кофе, а не тот, который варит фирменная кофейня Питта, или того хуже, Старбакс, должен быть только горячим, иначе это просто кофеин со льдом или вобще непонятно что. После нескольких эмоциональных восклицаний на арабском языке Грейс поняла, что она не уйдет отсюда, не купив кофе в исполнении Похаба. С тех пор не проходило ни одного дня без захода в эту кофейню, а уж повести сюда новых знакомых было просто делом чести, как любил повторять Том Вусайд. --Рекомендую двойной экспрессо, коллеги,--сказала Грейс.—Он здесь просто бесподобный, вот увидите. --Двойной экспрессо будет сейчас как нельзя кстати,--согласился Дмитрий. --Послушайте, дорогой, а можно мне двойной зеленый чай без кофеина?—спросил китаец. --Чего?—удивленно произнес Похаб. --Похаб, что я тебе говорила? Клиент всегда прав, если Хунь-Сунь-Вынь (у Грейс получалось на редкость правильно выговорить заковыристое имя нового китайского приятеля) просит двойной зеленый чай, ты должен приготовить ему двойной зеленый чай, иначе он к тебе больше никогда не придет. --Да, но я не знаю, что значит двойной зеленый чай! --Очень просто,--сказал китаец.—Кладете в чашку два пакетика чая вместо одного. Проще, чем варить двойной экспрессо. Похаб полез под прилавок, достал упаковку чая и поставил перед китайцем вместе с чашкой. --Не в чем себе не отказывайте, о покупатель, который всегда прав. Может быть чашечка должна быть с голубой каемочкой, или просто белая вам подойдет? --Похаб! Что ты себе позволяешь?—строго произнесла Грейс. --Ничего страшного, мэм, мистер Похаб наверняка просто не очень хорошо себя сегодня чувствует,--совершенно спокойно произнес Сунь-Вынь.—Я не в обиде на него, правда. --Ну кто, кто приходит в «Лучший кофе Манхеттена» и просит там зеленый чай, да еще двойной?—ворчал Похаб за своей стойкой, как будто один пакетик чая удивил бы его меньше, чем два в одной чашке, пока приятели мирно болтали за столиком, как самые старинные знакомые.—Шел бы в чайхану, если ему так приспичило, был бы там самым правильным клиентом на свете! Только ради Грейс, только ради Грейс... Рабочий день закончился сегодня сравнительно рано—в восемь вечера, поэтому Дмитрий не рассчитывал столкнуться ни с Грейс, ни с китайцем, зато с удивлением обнаружил, что «Лучший кофе на Манхеттене» еще открыт. --Давай-ка двойной экспрессо,--не раздымавая, сказал Дмитрий. --Слушай, Де-митр... --Слушай, Похаб, скажи лучше просто «Дима.» --Слава богу, я знал, что у тебя должно быть имя покороче! Ну так вот, Дима, мне, конечно, более чем все равно, тем более, что, как говорит мадам Грейс, клиент всегда прав, но не слишком ли поздно ты пьешь двойной экпрессо? Как ты собираешься спать ночью? --Как младенец,--пообещал Дмитрий.—Утром приду еще за порцией, только не раньше 12ти часов, я сегодня отпахал за себя и за того парня. --За кого? --Да это у нас фраза из одной известной песни. --А, теперь понял... слушай, Дима, можно я кое-что у тебя спрошу? --Валяй, попробуй. --Скажи мне, чтобы ты делал, если бы был влюблен в одну женщину и знал, что никогда, не при каких обстоятельствах у тебя не было бы не малейшего шанса быть с ней вместе? --Ты это серьезно? --Я сейчас похож на шутника? «Опа! Похоже, наш Похабушка ненашутку втюрился в мадам Вудсайд... там, конечно, есть в кого, но если я прав, то дело это совершенно гиблое и ему-таки ничего не светит ни в каком плане...» --Неблагодарное это занятие—любить кого-то безответно. --Это я и сам знаю... не скажешь, что мне с этим делать? --Откуда же я знаю? Ну, соверши что-нибудь героическое. --И что будет? --Думаю, что ничего. --А зачем мне тогда совершать что-нибудь героическое? --Для самоутверждения. Вот, например, я всегда боялся высоты, так чтобы не упустить классную работу на 98ом этаже, я решил прыгнуть с парашютом... --Но ты-то получил свою работу! --Послушай, Похаб, у нас есть такая пословица... --Я устал от ваших пословиц. --Не хочешь—не надо. --Ладно, давай, только последний раз. --У нас говорят—клин клином вышибает. --А если я не хочу ничего вышибать? --Ну тогда сам решай, что тебе делать, упрямая башка, что ж ты просишь совета и все тебе не слава богу? --Что-то? --Это наша... --Понял, понял. Так тебя утром завтра не ждать? --Не раньше двенадцати, это точно. «Вот лягу спать и не проснусь, пока из пушек не запалят,»--решил Дмитрий. --Тысбах аля хайр,--сказал Похаб.—Это значит «доброй ночи.» --Увидимся,--кивнул Дмитрий и отправился к себе домой. “Как он там сказал, клин клином вышибает? Надо будет спросить у него, какой клин мне подойдет больше всего,”—подумал иранец и тоже решил отправится домой, чтобы не проспать ранние утренние часы, когда бизнес шел лучше всего. У Тома на сегодня было запланированно собрание на работе на час дня, поэтому до собрания он решил поработать дома. Младший сын Джон опаздывал в школу на первый урок физкультуры столь бессовестно, что у Тома уже просто закончились все слова, а Розмари как раз собиралась выходить на лекцию в университет. Том усердно упрашивал Джона не пить кофе перед телевизором, но Джон уверял, что так гораздо вкуснее и больше пользы, тем более, что он уже почти ушел и это вобще всего лишь тень отца Гамлета. Том, как обычно, не устоял перед цитатой Шекспира даже в таком виде и решил, что Грейс все равно лучше разберется в воспитательном моменте. --Па!—вдруг закричал Джон.—Па, иди-ка сюда, смотри, какой-то крутой детектив, наверняка со Шварцнеггером! --Сколько раз я тебе говорил, Джон, Шварцнеггер не может быть одновременно и в Голливуде, и в Сакраменто! Усвой уже эту простую истину! --Па, ну иди же сюда!—не унимался сын.—Нифига себе спецэффекты пошли... --Ты, кажется, куда-то шел?—спросил Том без всякого энтузиазма и вдруг замер перед телевизором.—Что... что это такое?—спросил он, совершенно не понимая, что показывают на экране. --Я вот думаю, там, наверное, без Стивена Сигала не обошлось,--протянул Джон. --А причем тут новости СиЭнЭн? --Папа, Джон, что тут у вас за бардак? Господи, что это такое? Все трое застыли в позах, в которых только что находились. --Это не боевик,--на всякий случай ляпнул Джон первое, что ему пришло в голову. --Папа, а как же мама?—спросила Розмари прерывающимся голосом.—Папа, куда ты собрался? --Значит так,--голосом, не требующим возражений, произнес Том.—Сидеть дома и никуда не высовываться до моего прихода, вы меня поняли? Джон, повтори... --Понял, не дурак. Может, я лучше с тобой? --Не сметь выходить из дома до моего прихода!—заорал Том и хлопнул дверью. Он еще не совсем понимал, куда надо было бежать и что делать, но знал точно только одно—детям он без Грейс на глаза просто не покажется. Находясь в состоянии полушока, Похаб, ничего не понимая, стоя на пороге своего опустевшего кафе, смотрел на клубы черного дыма, уже минут десять валили с верхних этажей небоскреба. --Я так и знал, что ты будешь тут!—послышался знакомый голос китайца. --Как... --Я обычно всегда прихожу во-время, но сегодня, видимо, по желанию великого Конфуция сломался мой поезд в метро... а я еще нервничал, что опаздываю... звоню несколько раз на ресепшен, а там никто не отвечает, теперь ясно, почему... ты новости видел? --Говорят, что небольшой самолет врезался в здание... сколько надо было выкурить, чтоб такое натворить?! Сунь-Вынь внимательно посмотрел на горевший небоскреб и покачал головой. --Тут, по-моему, не в самолете дело, точнее, не в одном самолете... --Думаешь, Северная Корея до нас добралась? --Я этого не говорил и даже не подумал. Сейчас это вобще не важно. Да что мы тут встали, бежать отсюда надо, он скоро упадет! --Что?—спросил совершенно ошалевший Похаб. --Говорю тебе, я инженер-физик, я точно знаю, что здание развалится максимум через сорок минут! --Но там же куча людей! Надо им помочь! --Я уже слышал и пожарников и медиков, мы только болтаться под ногами будем, да и те, кто мог выйти, точно выйдут. Вот только за Дмитрия мне неспокойно. --Он не собирался приходить раньше ланча... --Тогда все в порядке, бросай кафе и бежим отсюда поскорее, пока еще можно. --Но я столько лет на одни долги работал, и теперь все бросить? --Ты что, совсем дурак? Посмотри на это! Неизвестно, чем все закончится! Видишь, все и так спасаются, кто может! --А... А Грейс? Ее надо найти, ей надо помочь, я никуда не уйду без нее! --Ты сейчас пойдешь со мной,--спокойно произнес Сунь-Вынь,--а потом мы вместе ее найдем, ты меня понял? Похаб послушно кивнул, поскольку вариантов все равно было мало, обвел взглядом в последний раз свое любимое кафе и бросился за китайцем, который, как оказалось, прекрасно знал все переулки и закоулки в нижнем Манхеттене и бегал не хуже олимпийских чемпионов. Стоя у вход в дом в конце этого ужасного дня, Том в оцепенении пересчитывал пропущенные звноки Джона и Розмари, раздумывая, что же он все-таки им скажет и что теперь самому делать дальше. Точки над «I» еще не были расставленны, пропавших без вести было множество, а потому опускать руки и предаваться отчаянью он пока еще не собирался, но надо было что-то сказать детям. Пока он размышлял, на телефоне высветился незнакомый номер. --Да,--машинально ответил Том. --Том, это Стив Паркер, ты меня помнишь? --Простите, мне сейчас не до любезностей. --Я понял. Чук и Гек спешат на помощь, вспомнил? --Тебе не кажется, что шутить сегодня по меньшей мере кощунственно? Зачем ты звонишь? --Том, я работаю особенным агентом в ФБР. Мы получили списки, среди погибших Грейс нет. --Что ты говоришь? Какие списки? --Том, возьми себя в руки, постарайся понять, что я тебе говорю! Я—агент ФБР, я видел списки... --Списки? Грейс жива, ты это точно знаешь? --Я этого не сказал, я сказал, что ее нет в списках, значит, надежда есть и не маленькая. Я сделаю все, чтобы ее найти. Только прошу тебя, не бегай сейчас по всему Манхеттену, это самое бесполезное, что можно сделать в этой ситуации. --А что я должен делать? --Ничего, ждать моего звонка. --Ждать... да я просто с ума сойду. --Не сойдешь, это я тебе точно обещаю. --Ладно, спасибо. --Все будет хорошо, Том. --Вы меня достали с вашими «все будет хорошо»!—крикнул Том, хлопнув экраном телефона, хотя прекрасно понимал, что Стив действительно делает все, что только возможно в такой ситуации. Грейс открыла глаза. --Том... скажите мне, где мой муж Том? Скажите... --Грейс, успокойся, Тома здесь нет, но я уверен, что с ним все в порядке. --Что случилось, Похаб? И как ты меня нашел? --Найти тебя в госпитале оказалось проще, чем Тома Вудсайда в Ньй-Йорке. Ты ведь мне не говорила, в каком районе вы живете. Этих Томов Вудсайдов как собак нерезанных. --В самом деле? Впрочем, меня это не удивляет. --Меня тоже. Как ты себя чувствуешь? --Кажется, ничего не сломанно... просто удивительно, как я не успела на работу. --Я тоже удивился. Ты обычно в 8 часов утра уже была у меня. --Попала в пробку, потом искала паркинг, потом увидела что все бегут, побежала за всеми, надышалась дыма... потом ничего не помню... это и есть война с Северной Кореей? --Нет,--буркнул Похаб.—Это гораздо хуже. --Что может быть хуже? Говори, я ведь ничего не знаю. --Я, пожалуй, пойду, а ты позвони своему мужу и детям. --Похаб! --Чего тебе? Если что-то из фруктов, скажи, я все принесу, правда, в магазинах сейчас аврал, но думаю, пару апельсинчиков найдется. --Послушай, Похаб, неужели ты мог подумать, что я перестану с тобой общаться из-за какой-то кучки полоумных фанатиков? За кого ты меня принимаешь? --Мне никогда в жизни не было так стыдно,--сказал иранец. --Ты же даже в Иране никогда не был! И потом, Иран и Ирак—две разные страны. --Во первых, был. А во вторых, Дима рассказал одну российскую шутку... --Господи, он жив? А Сунь-Вынь, что с ним? --Оба живы и здоровы. --Слава богу! Так что сказал Дима? --Бьют не по паспорту, а по морде. --Не поняла... --Дима сказал, что когда в Советском Союзе было много евреев... --Ладно, ладно, поняла... главное, что с ними все хорошо. --Да, только Дима, кажется, немножко сошел с ума. --Что еще такое? --Он собирается идти в армию. Говорит, что когда в такой стране такая беда, нельзя оставаться в стороне. --Я с ним поговорю. --Правильно, я всегда в тебя верил. А теперь попроси у доктора телефон и позвони наконец своему Тому. --Нет, я не буду ему звонить. Похаб удивленно посмотрел на Грейс. --Ты тоже немножко сошла с ума? --Пока еще нет, я просто хочу сделать всем сюрприз. --Вернуться с того света? Но они там, наверное, с ума от неизвестности сойдут. --Подождут еще немного, мне почему-то так хочется поступить... Похаб, ты ведь, наверное, все потерял? --Я об этом даже не думаю. --Не переживай. У нас с Томом есть кое-какой капитал, мы тебе дадим, откроешь кафе в другом районе. Отдашь, когда сможешь. --Спасибо, я у вас ничего не возьму. --Не отпирайся, пожалуйста. Такой талант варить кофе просто не должен пропасть, вот и все. --Ладно, раз так, тогда действительно все отдам, как только смогу. --Спасибо, что согласился. --Спасибо, что предложила... я ведь действительно больше ничего не умею делать. --Тогда увидимся в твоем новом кафе. --Договорились. Ис-саляму алеком. (До свидания, ар.) --А что я должна ответить? --Маа-с-саляма. «Вот открою кафе и скажу все, что я о ней думаю. Даже если это и будет в корне не правильно,»--дал себе слово Похаб. Через несколько месяцев все четверо сидели в новом кафе Похаба в Бруклине. Иранец жаловался, что русские эмигранты, на которых он так надеялся, увидав за стойкой араба, невзирая на чудесный запах свежемолотых кофейных зерен, тут же поворачиваются и хлопают дверью, как будто он им лично чем-то насолил. --А я тебе говорю, делай, как я предлагаю, вот увидишь, будет работать, я тебя плохому не научу,--уговаривал Сунь-Вынь Похаба.—Мадам Грейс, ну скажите ему, что если к кофе предлагать бесплатную булочку, то... --То я разорюсь за два дня,--закончил иранец.—Я не богадельня, чтоб бесплатно кого-то кормить в моем бизнесе! Дома—пожалуйста хоть весь мой холодильник ешьте, но бизнес есть бизнес, скажи ему, Дима! Разве у вас в России что-нибудь дают бесплатно? --А я слышал, что в Советском Союзе была бесплатная медецина,--вставил Сунь-Вынь. --Была, да сплыла, так что я согласен с Похабом,--заметил Дмитрий.—Как говорит одна наша поговорка, бесплатный сыр только в мышеловке. --Все-таки хорошо, что мы все остались живы после этого кошмара, правда, господа?—сказал Сунь-Вынь. --Где эта негодная девчонка?—сказала Грейс, нервно посматривая на часы. --Какая девчонка?—спросил Дмитрий. --Моя племянница, Эмбер, я давно хотела тебя с ней познакомить. --Но я ведь сегодня вечером уезжаю. --Какая разница?—пожала плечами Грейс.—Знакомство ведь ни к чему не обязывает, правда? «Интересно, она действительно видит во мне только кофевара, и больше никого? Я ведь никуда не уезжаю,»--тоскливо подумал Похаб.—«Она бы еще Сунь-Выня с племянницей познакомила, честное слово.» --Благодарю вас за заботу, мадам Грейс. --Да пока еще не за что... --Господа, я, пожалуй, пойду, у меня собеседование на новую работу,--сказал Сунь-Вынь.—Дима, ты мне пиши, пожалуйста, хорошо? --Русский с китайцем братья навек,--заверил Дмитрий приятеля. --Где эта чертова девчонка?—повторила Грейс. --А вот и я, тетя, прости меня, пожалуйста, все этот проклятый паркинг в проклятом Бруклине! Дмитрий обернулся и увидел белокурую девушку лет 25ти в потертых джинсах, синей кофте и замшевых полусапожках, типичный наряд американской молодежи. «Похожи,»--отметил про себя Дмитрий.—«Мама, конечно, не обрадуется американке, но это как раз то случай, когда Дима уже большой мальчик и сам все решает... Стоп, о чем это я сейчас вобще?! Я ведь ее вижу первый раз в жизни!» --Ладно, парковка так парковка... вот познакомься, это Дима, Дима, это Эмбер. Девушка протянула руку для пожатия, но Дмитрий поступил так, как всегда обычно поступал в таких случаях—поцеловал девушке руку. Эмбер округлила глаза. --Так, я вижу, знакомство состоялось,--заметила Грейс.—Пойдем, Похаб, им есть, чем заняться. --Нет уж, уж лучше мы сами пойдем,--сказала девушка.—Дмитрий, наверное, не так уж хорошо знает Нью-Йорк, раз он не здесь родился, а до вечера еще полно времени. --Мадам Грейс, моя благодарность к вам не имеет никаких границ,--шепнул Дмитрий.—Я вам напишу, хорошо? --Удачи тебе, Дима. Будь осторожен, Афганистан все-таки не шутка. --Поверьте, у нас было больше десяти лет для того, чтоб в этом убедиться. Вот президента Америки это почему-то не остановило... --Дима, идите уже, наконец,--вставил Похаб.—И мне тоже напиши. --Похаб, помнишь, что я тебе сказал? --Помню, помню. Клин клином? --Вот именно. «Либо сейчас, либо никогда,»--решил Похаб, когда дверь за Дмитрием и Эмбер закрылась. --Что ты так на меня смотришь, Похаб? --Можно, я тебе кое-что скажу? --Конечно, пожалуйста, говори. --Тебе это может не понравиться. --Ты мой друг, Похаб, ты всегда сможешь мне сказать все, что тебе нужно и не спрашивать у меня на это разрешения. «Клин клином,»--повторил себе Похаб, подозревая, что он все-таки не совсем точно понимает смысл очередной поговорки с родины Дмитрия. --Я тебя люблю, Грейс,--медленно произнес иранец.—Я тебя люблю с той самой минуты, как в первый раз тебя увидел и... --Что ты сказал? --Я тебя... --Замолчи! --Ты мне снишься каждую ночь. --Что? Ты совсем рехнулся? Как ты можешь мне говорить такие вещи? --Прости меня, пожалуйста. --Выйди отсюда вон... впрочем, нет, я сама... и никогда больше не звони мне, слышишь, никогда, не при каких обстоятельствах, иначе я обращусь в полицию, ты меня понял? --Ты все не так поняла! Грейс встала и направилась к выходу. --А деньги?—в совершенном отчаяньи спросил Похаб. --Не надо,--бросила Грейс и хлопнула дверью кафе так, что на стойке подскочили кофейные чашечки для пресловутого двойного экспрессо, с которого все и началось. «Кажется, я опять все неправильно понял,»--уныло подумал Похаб.—«И все оттого, что я опять не спросил, какой клин мне точно нужен...»

Диана: Nika пишет: «Кажется, я опять все неправильно понял,»--уныло подумал Похаб.—«И все оттого, что я опять не спросил, какой клин мне точно нужен...» Чудесно, Ника! ФБР-ровец через 20 лет после вуза, услышав про крушение зданий, первым делом стал искать в списках женщину, ставшую женой другого, да еще и позвонил этому другому. Как много видно по "упавшей шляпе" И в-целом чудесно тоже

Madame de Guiche: Nika, классно!


анмашка: Nika , мне очень понравилось! и никогда я не считала американцев идиотами. По-моему, это тот идиот, кто так считает.

stella: Ника, высший класс! Диалоги- в вашем репертуаре, с вашим юмором! анмашка , самое обидное, что идиотами американцев считают именно многие жители Бруклина, которые сидят на социальных программах, за 20-40 лет, прожитых в Америке, так и не выучили толком английского и все общение и вся жизнь которых проходит в стенах этого Бруклина. Советского человека в былые времена не учили уважать то, что происходит за пределами СССР. Вот эти осколки прошлого и считают всех вокруг себя неправильными.

анмашка: stella пишет: самое обидное, что идиотами американцев считают именно многие жители Бруклина, которые сидят на социальных программах, за 20-40 лет, прожитых в Америке, так и не выучили толком английского и все общение и вся жизнь которых проходит в стенах этого Бруклина. Советского человека в былые времена не учили уважать то, что происходит за пределами СССР. Вот эти осколки прошлого и считают всех вокруг себя неправильными. Ну, сейчас ещё хуже-даже свою родину некоторые уважать не умеют!

Nika: анмашка пишет: Ну, сейчас ещё хуже-даже свою родину некоторые уважать не умеют! Видно, что вас жизнь еще не испортила, и это хорошо! Всем спасибо за позитивные отзывы!

Камила де Буа-Тресси: Ника, чудесно!



полная версия страницы