Форум » Господин, который редко смеется » Ифис » Ответить
Ифис
jude: Название: "Ифис" Автор: jude Фэндом: Дюма "Три мушкетера", Куртиль "Мемуары графа де Рошфора", биография Анриетт де Роган Персонажи: Рошфор-отец (Шарль-Рене), его сестра, Анриетт де Роган, и кузина Изабо де Пон Жанр: Джен Рейтинг: G Статус: в процессе Отказ: Дюма, Куртилю Краткое содержание: девичья болтовня :) Примечание: этот фанфик сюжетно связан с фанфиком "Золушка". Время действия: август 1585 г.
jude: Д'Артаньян-отец знал Тревиля как соседа. Я имею в виду господина де Тревиля, который был некогда моим соседом. Он был другом короля, как всем известно, глубоко чтившего память своего отца, Генриха IV. Отец г-на де Тревиля так преданно служил ему в войнах против Лиги... И, умирая, главный соратник великого Генриха оставил в наследство сыну всего только шпагу свою и девиз. Благодаря этому наследству и своему незапятнанному имени г-н де Тревиль был принят ко двору молодого принца Получается, что Тревиль младше д'Артаньяна-отца. В войнах за веру участвовал его батюшка, а не он сам. А он уже был в свите дофина. То есть он несколько старше Людовика. Это почти совпадает с биографией исторического Тревиля. По сюжету в 1625 г. он уже капитан. Значит, в романе он мог родиться или в 1590-х или в конце 1580-х. Франсуа де Ларошгийон - один из самых старших молодых дворян в свите Людовика родился в 1586. А про канонического персонажа - действие в финале истории необязательно будет разворачиваться в том же году, что и основной сюжет)
Черубина де Габрияк: jude пишет: А про канонического персонажа - действие в финале истории необязательно будет разворачиваться в том же году, что и основной сюжет) Моя догадка тут была верна.
Лея: Jude пишет: А про канонического персонажа - действие в финале истории необязательно будет разворачиваться в том же году, что и основной сюже Jude, в таком случае это может быть и племянник Анриетт, и младший сын Изабо
jude: Эпилог. Зима 1619-1620 гг. - Я и не знал, что матушка хранила мои волосы... - удивленный голос Ларошгийона отразился от стен гулким эхом. Пусто. В материнском кабинете теперь было пусто. Нет, все оставалось, как прежде. Все было на своих местах, словно графиня де Ла Фер ненадолго отлучилась и вот-вот вернется. И, все-таки, Оливье преследовало ощущение пустоты. И в ушах стояло эхо, словно он опять был в шотландских горах. Господи, как давно это было... - ... оut of my way!.. Way... ay... ay... ay... Он так залюбовался на дерзкую юную наездницу, что не сразу понял, чтó она ему говорит. Ей было лет десять или около того, но взгляд у нее был внимательным и не по годам взрослым. А глаза... Такого цвета почти не встретишь в природе: выгоревшее, выцветшее южное небо в жаркий полдень, талый прозрачный лед... Он не смог бы подобрать определение. - ... out of my way!.. Way... ay... ay... ay... - горы многократно повторили звонкий окрик, и он замер, оглушенный, а она смеясь двинула коня вперед. Они едва разминулись на тропке над обрывом. Ветер сорвал с ее головы берет, растрепал белокурые волосы, и она снова расхохоталась. Она, наверное, была не человеком - феей из местных сказок, или предводительницей дикой охоты, от встречи с которой предостерегают юношей. Кто бы отпустил маленькую девочку одну в горы, где она рисковала сорваться в пропасть?.. Господи, какие глупости лезут в голову... Нет, надо больше спать... Оливье поднял глаза, оторвавшись от чтения, и строго потребовал: - Положите! - протянул руку за медальоном и, очевидно, осознав, что был слишком резок, добавил: - Положите, Франсуа. Это не ваши волосы, матушка завещала этот медальон мадемуазель де Роган. Его, эту тетрадь, - виконт де Ла Фер закрыл тонкую книжицу в темно-зеленом переплете, - и еще связку писем. - А, этой милой старой деве? - Франсуа неохотно положил медальон на стол. - Милой? - Оливье поднял бровь. - Я слышал о ней совсем другое. - Язвительна, не без этого, - Франсуа тонко улыбнулся. - Как все Роганы. Но меня она любит. Хотите, я навещу ее, когда вернусь в Париж, и передам... - он указал на медальон. - Вы ведь останетесь в Ла Фере, с... его сиятельством? Эта краткая заминка не ускользнула от Оливье, и он внимательнее пригляделся к брату. Франсуа был бледен, небрит, под глазами у него залегли тени. Виконт мог только догадываться, что переживает сейчас Ларошгийон. Они, увы, не были близки. Разница в возрасте и... И много еще чего. Их матушка, выданная за графа де Ларошгийон совсем юной, овдовела менее, чем через год после свадьбы, будучи на сносях, и не спешила вступать в новый брак, отказывая одному претенденту за другим. Лишь восемь лет спустя графу де Ла Фер, тоже вдовцу, удалось пленить ее сердце. Но Франсуа, нервный, балованный ребенок не ужился с отчимом и его детьми. Старые слуги говаривали, что он будто бы даже пытался наложить на себя руки, когда граф поколотил его за какую-то провинность. Говаривали еще, что Франсуа-де слишком похож на наместника Берри - и лицом, и нравом, и якобы поэтому его сиятельство, господин граф де Ла Фер, так не любил, когда ее сиятельство, госпожа графиня, ездила в Берри. Эти беспочвенные слухи отец и бабка жестоко пресекали: старуха-нянька, распустившая язык, в тот же день лишилась места и была отослана в деревню. Но Оливье никогда и не верил этим сплетням. Матушка внушала ему нечто среднее между безмерной любовью и священным трепетом. Усомниться в ней было бы сродни кощунству. А что до сходства Франсуа с Рошфором, то оно легко объяснялось обычным родством: в жилах обоих текла кровь Роганов и Партене. И все, никаких тайн. Однако матушка, сочтя, что будет разумнее держать беспокойного старшего сына под присмотром, увезла его ко двору. Потом, заметив, что Франсуа чересчур много времени проводит в обществе обоих Вандомов, поспешила женить его на Катрин де Гойон, прелестной, но несколько экстравагантной особе. Брак этот, как утверждали, был наредкость счастливым, хотя и бездетным. Для Оливье же отец не хотел придворной карьеры и приложил в свое время немало усилий, чтобы оградить сына от развращенных столичных нравов. Вот так и вышло, что виконт де Ла Фер, воспитывавшийся вдали от двора, почти не знал родного брата. И исправлять это упущение теперь, наверное, было поздно. - Нет, - Оливье покачал головой и вздохнул: - Матушка просила меня навестить мадемуазель де Роган. Меня, а не вас, Франсуа. Не знаю, почему. Но... - он погладил обложку тетради, лежавшей у него на коленях, - не обижайтесь, но я намерен выполнить ее последнюю волю в точности. - Какие могут быть обиды? - Ларошгийон криво улыбнулся и вдруг зевнул: - А-ах... Оливье, знаете, я не сплю, кажется, с самых похорон. Все пытаюсь осознать, и в голове не укладывается, что мамы больше... Что она больше не с нами... У Оливье аж глаза защипало от этого детского "мама". Франсуа уже тридцать три года - а туда же: "мама"! - Она с нами, смотрит на нас с небес, - не поднимая головы от тетради, промолвил он. - И... ступайте спать, Франсуа. Вы себя доведете до мозговой горячки. Нет, я серьезно. Когда брат, наконец, оставил его одного, виконт распахнул тетрать нервным движением, перечитывая эпиграф снова и снова. Он сам сейчас был близок к горячке. "Изабо, сводившей меня с ума..." Кто дал этой женщине, этой Ифис, право так обращаться к его матери? Почему матушка хранила эту тетрадь? Почему она хранила ее письма? Он не посмел их читать, ему хватило стихов в тетради. Он слишком хорошо знал Овидия, чтобы не понять, чтобы не догадаться... Он бы охотнее бросил всю связку в камин, и тетрадь - туда же, и белый локон из медальона. И забыл бы все, что видел. Заставил бы себя забыть. Никто не смел очернять память его матери. Усилием воли Оливье захлопнул тетрадь, взял со стола медальон, закрыл и его. У Франсуа, в самом деле, росла такая же белесая прядь надо лбом. И Франсуа знал мадемуазель де Роган, говорил: она любит его. Нужно было расспросить брата подробне. Но тогда бы он тоже потребовал подробностей... Ладно, решено, он сам поедет в Париж.
stella: Вот каков эпилог... jude , надо перечитать с самого начала, освежить в памяти все нюансы. У вас все на таких тончайших нюансах, таких легких нитях построено.
jude: stella, это еще не все) Они встретятся.
stella: jude , а этот юный эльф в шотландских горах, не Шарлотта ли Баксон?))
jude: stella, она у меня дочь шотландского графа и француженки, росшая до поры, до времени совершенной дикаркой, а юный Оливье гостил в Шотландии) Могли и встретиться.
Лея: Jude, спасибо! jude пишет: на у меня дочь шотландского графа и француженки, росшая до поры, до времени совершенной дикаркой, а юный Оливье гостил в Шотландии) Могли и встретиться. Jude, да, я помню ваш рассказ и, на мой взгляд, очень убедительный образ будущей Миледи. А еще вспомнился следующий фрагмент из пьесы "Юность мушкетеров", где Оливье сравнивает Шарлотту со своей покойной матерью и дарит невесте пресловутое кольцо с сапфиром. LE VICOMTE Voici les présents de votre fiancé, Charlotte: les diamants de ma mère, qui me bénira de vous avoir choisie pure et noble comme elle... Ne me refusez pas, Charlotte ! ... .. Quant à ce saphir, pierre de tristesse ! c'est la bague qu'elle ôta de son doigt en me disant l'éternel adieu.. Последние предложения говорят о том, что намечается следующий фик: поездка Оливье в Париж, его встреча с "Ифис"
jude: Лея пишет: Последние предложения говорят о том, что намечается следующий фик: поездка Оливье в Париж, его встреча с "Ифис" Лея, спасибо! Нет, не новый фик, это просто еще не весь эпилог)
Кэтти: jude ,очень интригующе. И написано легко.Вот только боюсь, что , когда появится окончание Эпилога, забудется его начало.
stella: Я перечитала только что.))
Черубина де Габрияк: stella пишет: jude , а этот юный эльф в шотландских горах, не Шарлотта ли Баксон?)) stella, странный вопрос. По-моему это очевидно. jude , спасибо за проду. Нравится ваш стиль. Кэтти пишет: боюсь, что , когда появится окончание Эпилога, забудется его начало. У меня не забывается. Но я вижу задел на большую форму. А здесь - не знаю, как точнее - пунктиром или широкими мазками, а сама история в итоге от читателя скрыта.
jude: Черубина де Габрияк, спасибо! Большую форму я не вытягиваю, бросаю на середине.
Черубина де Габрияк: jude пишет: Большую форму я не вытягиваю, бросаю на середине. Я сама не знаю, как вытяну. Но я поделилась своими ощущениями. хочется больше узнать, что там было, а нету.
L_Lada: jude , спасибо! Очень изящно и очень щемяще. jude пишет: Для Оливье же отец не хотел придворной карьеры и приложил в свое время немало усилий, чтобы оградить сына от развращенных столичных нравов. Вот так и вышло, что виконт де Ла Фер, воспитывавшийся вдали от двора... Вот! Буквально вчера это обсуждали. Ну, что я говорила?! Так и есть - ограждали от двора!
L_Lada: jude , а если не вытягиваете большую форму, то, может быть, еще пару-тройку маленьких, а?
jude: L_Lada, спасибо! L_Lada пишет: Вот! Буквально вчера это обсуждали. Ну, что я говорила?! Так и есть - ограждали от двора! Если я не ошибаюсь, то, что Оливье относительно редко бывал при дворе, и отец старательно ограждал его от столичных нравов - уже часть общего фанона) Это было и у Lys, и у Стеллы, может, и у других авторов. Вообще, Дюма сам устроил путаницу)) В "Трех мушкетерах" он выводит на сцену обоих сыновей Антуанетты де Пон, статс-дамы Марии Медичи, - Ларошгийона и Лианкура, как молодых дворян из королевской свиты. А в "Двадцать лет спустя" - говорит, что матушка Атоса была статс-дамой. Исторически, у Марии Медичи с 1600 по 1632 гг. была только одна статс-дама - Антуанетта де Пон. Если пытаться увязать два этих факта, то получается два варианта: - в трилогии (в отличие от реальности) у Марии Медичи было две статс-дамы: матушка Атоса, умершая около 1620 г. (по "Юности мушкетеров") и затем Антуанетта де Пон. Этот вариант был выбран, например, на "Французском романе", насколько я знаю. - матушка Атоса = Антуанетта де Пон, у нее было больше сыновей, чем в реальности и она умерла раньше, чем ее исторический прототип. Тогда у Атоса два родных брата в Париже, которые почему-то упорно его не узнают. Еще интересный исторический момент: в семье Антуана де Пон, графа де Марен было две дочери по имени Антуанетта: первая - унаследовала графство Марен, вторая - стала статс-дамой Марии Медичи. Сен-Симон их различает, а вот современные интернет генеалогии часто смешивают - еще и потому, что сестры, кажется, умерли в один год. Что получается: - Антуанетта, графиня де Марен, если верить генеалогии, в 1591 г. вышла замуж за Анри д'Альбре, умершего примерно 4 года спустя, и успела подарить ему четырех детей: Анри (сира де Пон и графа де Марен), Аполлона (принявшего сан), Франсуазу и Клер. - Антуанетта, маркиза де Гершвиль, в 1586 г. вышла замуж за Анри де Сийи, графа де Ларошгийон, в том же году овдовела и родила сына Франсуа. В 1590-х гг. происходит ее легендарная встреча с Генрихом IV, а в 1594 году - брак с Шарлем Лианкуром, от которого рождается Роже де Лианкур. Составители генеалогий, смешивая биографии сестер, приписывают маркизе де Гершвиль брак с д'Альбре, помещая его как раз во временной промежуток между браком с Ларошгийоном и Лианкуром.
Кэтти: jude , а самое интересное как его единоутробные братья не признали в мушкетере Атосе? Может он им проплатил за неузнавание. Только это уже фик на фик получается....
Лея: jude пишет: Если пытаться увязать два этих факта, то получается два варианта: - в трилогии (в отличие от реальности) у Марии Медичи было две статс-дамы: матушка Атоса, умершая около 1620 г. (по "Юности мушкетеров") и затем Антуанетта де Пон. Этот вариант был выбран, например, на "Французском романе", насколько я знаю. - матушка Атоса = Антуанетта де Пон, у нее было больше сыновей, чем в реальности и она умерла раньше, чем ее исторический прототип. Тогда у Атоса два родных брата в Париже, которые почему-то упорно его не узнают Первый вариант, ИМХО, логичнее, несмотря на сходство судеб Атоса и Роже Лианкура. Зато второй дает простор воображению Кэтти пишет: а самое интересное как его единоутробные братья не признали в мушкетере Атосе? Может он им проплатил за неузнавание. Только это уже фик на фик получается.... Кэтти, с языка сняли! Только я хотела написать - может быть, Атос договорился с братьями, чтобы на публике они его "не узнавали"? Jude, спасибо за интересную информацию
полная версия страницы