Форум » На самом деле было так » св. Венсан де Поль » Ответить

св. Венсан де Поль

Гиллуин: Возможно, вы помните, что этого человека неоднократно упоминали в своих фиках Джулия и Лис. Поэтому мне кажется, что ему нужно посвятить отдельный раздел.

Ответов - 5

Гиллуин: Его имя может звучать как Винсент или Викентий, но мне кажется, что Венсан - самый французский вариант. Краткая биография: Родился 24 апреля 1581 г. в местечке неподалёку от Дакса. Родители Винсента были бедными крестьянами. В 19-летнем возрасте он стал священником и через двенадцать лет священнического служения был назначен настоятелем небольшого прихода возле Парижа. В 1617 г. священник дал обет до конца своей жизни служить бедным и в том же году организовал Братство милосердия — сообщество светских сестер. Через три года он основал мужское сообщество служителей бедных, а в 1625 г. — законную конгрегацию миссионеров, заданием которой стала подготовка миссий и забота о воспитание духовенства. Поскольку резиденция конгрегации миссионеров находилась рядом с парижским костелом святого Лазаря, законников начали называть лазаристами. В 1633 г. Винсент де Поль вместе с Луизой де Марийак основал конгрегацию Дочерей милосердия, главным делом которой стала помощь бедным, больным, брошенным детям и каторжникам. Преданный священник, служитель бедных, покровитель сирот и больных организовывал столовые для простого народа, а также полевые госпитали (лазареты) во время кровавых восстаний против королевской власти, которые происходили в стране в середине XVII ст. На момент его смерти 27 сентября 1660 г. во Франции существовало уже около 800 миссий лазаристов, которые позже распространились по всему миру. Святой считается покровителем благотворительных организаций, а также сирот и детских домов. Источник katolikos.ru

Гиллуин: А теперь более полный вариант, авторства Антонио Сикари, из книги "Портреты святых" Если бы мы хотели выбрать эпоху и страну, где величайшая нищета сочеталась бы с величайшим блеском — в христианском понимании этих слов, — быть может, нам пришлось бы остановиться на Франции первой половины XVII века. Это было время, когда страна была разорена Тридцатилетней войной, которая в значительной степени была войной гражданской, а потом, сразу же после нее — крестьянскими бунтами и восстаниями в городах, объединившимися в грозное движение — Фронду, ставшее отдаленным прообразом Французской революции. Однако здесь нас, конечно, интересуют прежде всего не политические события, но трагические и горестные судьбы людей, бесчисленное множество которых оказалось в ту пору отверженными. Чтобы охарактеризовать сложившуюся ситуацию, приведем письмо, которое Винсент де Поль написал Папе Иннокентию X с просьбой вмешаться и усмирить междоусобную рознь: "Как описать бедственное и, несомненно, достойное всяческого сожаления состояние нашей Франции? В королевском доме раздоры; народ разбит на враждебные партии — города и села разорены гражданскими войнами; предместья, поселения и замки разрушены, разграблены и сожжены; крестьяне не могут собрать то, что посеяли, и сеять на следующий год. Солдаты безнаказанно позволяют себе любые бесчинства. Они не только грабят народ и разбойничают, но и совершают убийства и мучают людей: крестьян они пытают или убивают; девушек бесчестят; даже монахини беззащитны против их распутства и ярости; церкви ими осквернены, разграблены, разрушены; те же, которые еще сохранились, брошены пастырями, и народ почти лишен таинств... Недостаточно слышать или читать об этом, нужно это видеть и убедиться в этом своими глазами". С другой стороны, положение Церкви в силу многих причин тоже нельзя было назвать благополучным, и, казалось, она не могла противопоставить свою нравственную и духовную силу всеобщему распаду. Реформы Тридентского Собора остались практически мертвой буквой: многие епископские кафедры по-прежнему находились в руках знатных семейств, которые передавали их по наследству и были совершенно равнодушны к духовным вопросам. С другой стороны, назначение кандидатов в епископы находилось в ведении королевского совета, который часто пользовался этим правом в корыстных целях. Впоследствии, когда Винсента де Поль призвали в корне изменить этот порядок вещей, он с горечью сказал обличительные слова: "Я боюсь, что эта проклятая торговля епископскими кафедрами навлечет проклятие Божье на наше королевство!". Положение в рядах духовенства было еще более тревожным: там, где не было открытой безнравственности (впрочем, достаточно широко распространенной), царила непобедимая лень и неслыханное невежество: некоторые священники не умели ни читать, ни писать, другие не знали, как совершать таинства. Сам Винсент де Поль рассказывал, что ему довелось познакомиться со священником, который, выслушав исповедь, что-то бормотал, потому что не знал формулы отпущения грехов, и с другим, который по любому поводу читал "Богородице Дево" — единственную молитву, которую знал. В монастырях дисциплина пришла в упадок, традиции были забыты, а нравы испорчены. Многое можно объяснить тем, что в те времена знатные люди, по справедливому замечанию одного историка, "доверяли Церкви рождавшихся в чрезмерном количестве сыновей и дочерей, которых надо было как-то пристроить" (к тому же времени относится рассказ Мандзони о монахине из Монцы). С другой стороны, многим молодым людям низкого социального происхождения Церковь казалась единственно возможным способом вырваться из нищеты и безвестности. Поэтому многие молодые люди, еще почти юноши, абсолютно лишенные призвания, принимали рукоположение от покровительствовавших им епископов. Сам Винсент де Поль стал священником, по-видимому, в возрасте 18 лет и был незаконно рукоположен престарелым, почти слепым епископом. Однако рассмотрим и другую сторону медали: начало XVII века во Франции было ознаменовано появлением святого Франциска Сальского — личности, наделенной великой притягательной силой. Его "благочестивый гуманизм", его пастырская деятельность и его блестящие книги положили начало обновлению церковной жизни. После него самой видной фигурой стал тот, кого называли "учителем ученых и наставником святых", знаменитый кардинал Пьер де Берюль, возглавивший движение глубокого духовного и культурного обновления. Повсюду возникали новые веяния: можно назвать 27 святых, которые действовали на всей территории Франции и начали в самых разных сферах дело возрождения. Духовное учение кармелитов и иезуитов распространялось и в самых образованных и в низших слоях общества, и ученые говорят о "великом нашествии мистики", Бремон, написавший фундаментальное одиннадцатитомное исследование "История религиозности во Франции XVII века", жаловался, что ему пришлось многое опустить. Кроме того — хотя и с другой точки зрения — мы не должны забывать, что этот век был также веком Корнеля, Мольера, Декарта, Паскаля, Боссюэ. Однако первое место в любом случае принадлежит Винсенту де Поль, сумевшему претворить "великое нашествие мистики" в разнообразную деятельность, часто почти невероятную, — именно он был предтечей и наставником Церкви во всей ее социальной деятельности в течение трех последних веков. На протяжении всей его жизни, исполненной неутомимого труда, его уважительно и ласково называли господином Винсентом. Сегодня написано около 1500 его биографий. Когда де Поль был еще мальчиком, жучок, подтачивавший его сердце, как бы сидел в самой его фамилии, которую он произносил с иронией: "де Поль" — в частичке "де" содержался намек на благородное происхождение, однако имя "Поль" указывало всем, что его далекий предок был обычным человеком, таким безвестным, что у него даже не было фамилии или прозвища. Маленький Винсент — который был одарен поистине необычайным умом — рос с желанием вырваться из мира нищеты, доставшегося ему в удел: он жил в селенье из пятидесяти глинобитных домов, затерянном среди болот, в крестьянской семье, в которой его обязанностью начиная с шести лет было присматривать за свиньями. Счастливый случай представился, когда местный помещик, проезжая через свои земли, отметил необычайный ум мальчика и убедил его отца отпустить его учиться в ближайший город в колледж. Итак, Винсент уехал из дому, твердо решив забыть о своем происхождении и выбиться в люди. Однажды, когда его отец в кои-то веки приехал навестить его в колледж, где он учился, юноша отказался выйти в комнату для свиданий с родными, потому что не хотел, чтобы товарищи увидели, как он беседует с бедняком. Когда он стал стар и свят, он всегда помнил этот случай и сам, плача, много раз рассказывал о нем: "Не захотев выйти поговорить с ним, я совершил великий грех". К тому времени он был самым уважаемым священником Франции и толпы людей приходили к нему, но никому он не забывал доверительно сказать: "Я — всего лишь бедный крестьянин и был свинопасом. Моя мать была прислугой". Однако прежде чем с любовью и достоинством принять бедность Христову и свою собственную бедность, Винсент, как сам он говорил впоследствии, попал в "паутину", сотканную из тщеславия и ухищрений с целью сделать блестящую карьеру. После того сомнительного рукоположения в священники, о котором мы говорили, в его жизни был неясный период со странными происшествиями (тюремное заключение в Тунисе, где он был в рабстве у хозяина-мусульманина). Затем мы видим его неизвестно как попавшим в свиту папского легата, который привез его с собой в Рим — центр христианского мира. Бурная политическая и дипломатическая жизнь в Риме произвела на Винсента большое впечатление. В Риме он познакомился с послом Франции и через несколько лет вернулся с ним в Париж. К тому времени их связывали настолько дружеские отношения, что Винсенту удалось заручиться верительными грамотами, чтобы добиться приема у короля Генриха IV. Так ему наконец-то удалось получить скромный церковный доход. Это было не Бог весть что. Однако ему удалось стать одним из капелланов королевы Маргариты де Валуа. Именно здесь ожидал его Господь. Капелланы иногда получали пожертвования или даяния на дела милосердия. И вот однажды некто вручил Винсенту сумму, по его представлениям, баснословную. Что произошло в сердце бедняка, который мечтал о деньгах, однако неизменно сострадал неимущим? Нам это не известно. Однако нам известно, что на следующий день господин Винсент явился в близлежащую больницу и оставил все эти деньги больным и увечным. Конечно, это было не единственное "да", сказанное Винсентом Богу, но именно тогда он принял призвание, уготованное ему от вечности. Он понял, что прежде всего должен стать настоящим священником: он избрал себе духовным отцом де Берюля, который указал ему на необходимость серьезного и бескорыстного священнического служения, добившись для него прихода на окраине Парижа. И впервые среди своих бедных прихожан Винсент понял, что такое счастье. "Я счастлив, — писал он, — потому что вокруг меня такие хорошие люди, которые исполняют все, что я им говорю... Даже Папа не так счастлив, как я!". Но Промысел Божий исполнен тайны. Именно Берюль потребовал, чтобы Винсент оставил свой приход, став воспитателем в знатной семье Гонди. Это была одна из самых знаменитых и могущественных семей страны. Ее предками были итальянские банкиры, приехавшие во Францию вслед за Медичи: Филипп Эманюэль Гонди командовал королевским флотом и имел чин генерала галер, его брат был архиепископом Парижским, а его жена была духовно одаренной натурой, одной из самых замечательных женщин королевства. В уютном замке Монмирай Винсент, которому в то время было уже 32 года и который должен был бы заниматься только воспитанием трех детей, стал высоко чтимым духовным наставником всей семьи. Однако для того, чтобы побороть ощущение внутреннего дискомфорта, он также учил катехизису бедных крестьян, живших в обширных владениях его господ. И вот настал день, когда, стремясь разделить с бедными их нищету, он тайно бежал из замка, чтобы стать приходским священником бедной и заброшенной общины в Шатийон ле Домб. Он оставался там недолго, но именно в это время произошло событие, определившее его жизненный путь. Однажды, когда он собирался начать воскресную Литургию, к нему пришли сказать, что в одном далеко затерянном доме целая семья умирает без какой-либо помощи: все тяжело больны и ни один не может помочь другому. Во время проповеди Винсент рассказал о происходящем своим прихожанам, препоручив эту всеми забытую семью милосердию своей паствы. Но вот что произошло — об этом с некоторой иронией рассказывает сам Винсент, который смог отправиться в путь только во вторую половину дня: "После вечерни я взял с собой одного славного человека из города и мы пустились в путь, чтобы навестить этих бедняков. По дороге мы встретили женщин, пришедших раньше нас, а немного дальше — тех, которые уже возвращались обратно. А поскольку было лето и стояла жара, эти добрые женщины садились у дороги отдохнуть и подкрепиться, и их было так много, что можно было подумать, будто это целая процессия". Все это было трогательно, но Винсент немного рассердился: стремление творить дела милосердия было велико, но не было организовано. За обильными даяниями и щедрой помощью вскоре последовали дни забвения и лишений. Поэтому Винсент решил объединить всех своих "дам-благотворительниц" в общество. Он дал им правило, которое, по мнению историков, было "маленьким шедевром организованности и милосердия", правило, в котором предусматривалось все: как найти подход к нуждающейся семье, как и в каком порядке нести поочередное дежурство, как раздобыть необходимую помощь и вести отчетность, как ухаживать за больными ради любви к Иисусу, как их кормить, как разумно использовать время... Винсент назвал это первое общество мирян (на несколько веков предвосхитив некоторые современные начинания!) словом, воспламененным огнем христианства: "Каритас", милосердие, любовь. Это слово, в христианском учении обозначающее Самого Бога и богословскую добродетель, которую Он изливает в наши сердца, стало для Винсента (по традиции, восходящей к Средневековью) как бы общим, "семейным" наименованием, которое он дал своим обществам. И вскоре маленькие благотворительные общества возникли по всей территории Франции. Однако тем временем семейство де Гонди потребовало, чтобы его наставник вернулся: в дело вмешался архиепископ Парижский, вновь вмешался Берюль, вмешались другие видные люди королевства, и Винсенту пришлось уступить: он хотел быть с бедными, а ему приходилось жить с богатыми. Но парадок-сальным образом именно в этом заключалась его миссия. В домах богатых он обрел чувство ответственности перед бедными. В то же время ему довелось встретиться с Франциском Сальским, и под влиянием дружбы с этим святым в нем на всю жизнь запечатлелось стремление к святости, исполненной мира, доброжелательности, энергии, нерушимой, но нежной силы. Ему уже было более сорока лет и в сердце его было одно желание: творить волю Божью и не выказывать нетерпения, если воля эта проявляется лишь постепенно: "Дела Божьи совершаются не тогда, когда этого желаем мы, — говорил он, — но тогда, когда этого желает Бог. Не нужно упреждать Провидение". И еще: "Нужно предаться Богу, чтобы Он мог действовать через нас". Позже, когда у него уже было много детей и сотрудников, Винсент утверждал: "Когда вы отрешитесь от самих себя, Бог наполнит вас". И именно это произошло с ним. Он предоставил Богу исполнить его благодатью, и Бог даровал ему энергию, чтобы творить бесчисленные дела. Он ничего не планировал заранее. В свое время он хотел забраться повыше, чтобы "удобно устроиться" в жизни, и Бог вознес его высоко, в замок, чтобы он оттуда приготовил место бедным. Он научился пользоваться всем — дружбой со знатью и сильными мира сего, государственными законами и свободными даяниями, скупкой и ремонтом мебели, — чтобы повиноваться призванию, врученному ему Богом. Вот как описывает его один историк: "Находясь под властью обстоятельств, приспосабливаясь к среде, в которой он работал, он всегда извлекал максимальную выгоду из людей и обстоятельств; был точен, осторожен, предусмотрителен; знал, что Бог никогда так охотно не помогает людям, как тогда, когда они помогают себе сами. Он одинаково строго следил за всеми делами, большими и малыми. Он предписывал себе и другим правила, соблюдая которые, никто не может прогореть. Он воспрещал себе в другим ненужный риск, предприятия, плохо подготовленные, из-за которых часто терпят крах благие религиозные начинания. Как настоящему руководителю, ему было свойственно одновременно целостное, всеобъемлющее видение вещей и внимание к частностям". Первое великое достижение Винсента — это те друзья, или, лучше сказать, те сыновья и дочери, которых даровал ему Бог, чтобы они стали сопричастны его харизме, чтобы они пошли по французской земле, а потом — по всему миру, дабы вдохнуть новую жизнь в Церковь. Францию того времени можно назвать де-христианизированной. Три врага одновременно атаковали ее: протестантизм (религиозные войны еще не закончились!), широко распрост-раненное дремучее невежество в вопросах религии и — среди наиболее ревностных верующих — нарождающийся янсенизм (богословский и нравственный ригоризм), тем более опасный, что он заражал морализмом живые церковные силы. Своих "сыновей" Винсент де Поль называл "священника-ми миссионерами". Он сам вместе с тремя друзьями начал обдумывать, как по-новому организовать пастырскую деятельность: они поочередно и планомерно посещали деревни, жители которой были лишены духовного окормления (хотя там подчас жили многочисленные бездеятельные священники), останавливались там на 15 дней и проповедовали — дух их проповеди сохранился до наших дней. Винсент говорил: "Я повсюду произносил лишь одну проповедь, которую переиначивал на тысячу ладов: проповедь о страхе Божьем..., а тем временем Бог делал то, что предвидел от вечности: благословлял наш труд". Происходили трогательные обращения, иногда даже массового характера; люди, отвыкшие от слова Божьего, вновь слушали его со смиренной, глубокой тоской: впервые им казалось, что они видят новых апостолов в этих бедных, решительных и пламенных священниках, и они признавали их. Все ждали миссионерских проповедей; иногда случалось даже так, что во время них прекращали работать рынки. По словам Винсента, "воспламенялись даже души, которые казались твердыми, как камень". Винсент заботился о своей нарождающейся конгрегации: он запрещал проповедовать в том стиле, который господствовал в те времена (а дело было в XVII веке!). "Украшаться павлиньими перьями красивых речей, — говорил он, — значит совершать святотатство, святотатство!". Деятельность новых священников произвела на короля такое впечатление, что он захотел, чтобы миссия проповедовала и при его дворе, а затем — в тех кварталах Парижа, которые пользовались самой дурной славой. К концу жизни Винсента во Франции проповедовало 840 миссий, и в распоряжении святого было 25 домов, 131 священник, 44 клирика и 52 коадъютора. Но этого было недостаточно, необходимо было вдохновить и других священников и образовать их. Поэтому Винсент — в то время, когда семинарий еще не существовало, — начал проводить Духовные упражнения для кандидатов в священники. Его священники выступали на них с проповедями в разных епархиях. Иногда за несколько дней напряженной аскетической и богословской подготовки им удавалось восполнить лакуны в образовании тех, кто должен был принять рукоположение. Чтобы придать этим начинаниям постоянный характер, сам Винсент стал собирать по вторникам священников, которые хотели его послушать, и проводить с ними беседы. Он вел этот семинар в течение всей своей жизни, каждую неделю, почти без перерывов. Из этой свободной школы вышли все лучшие священники Франции (к их числу принадлежал и Боссюэ, впоследствии сказавший: "Казалось, Сам Бог говорил его устами!"). Наконец (спустя почти сто лет с тех пор, как это было рекомендовано Тридентским Собором), удалось организовать Большую и Малую Семинарию.

Гиллуин: Дочерьми св. Винсента сначала были дамы из аристократической или буржуазной среды. Их называли "дамами милосердия". Вокруг Винсента их сгруппировалось очень много: от них он получал всю экономическую помощь, в которой нуждался, от них он требовал всего милосердия, в том числе и деятельного, на которое они были способны, прекрасно отдавая себе, впрочем, отчет в том, что общество того времени не позволяло им заниматься всей ручной работой, в которой бедняки остро нуждались. Винсента не смущало и то, что то здесь, то там возникала как бы "мода на благотворительность". Тем не менее среди его сподвижниц, кормивших бедных в больницах, были герцогини и княгини и даже королева Анна Австрийская и принцесса Мария Гонзага, будущая королева Польши. В то время Мольер высмеивал "смехотворных жеманниц", накрашенных и с буклями, праздно проводивших время в салонах, но если бы он беспристрастно судил свое время, он знал бы и о том, что сотни знатных женщин собственноручно ухаживали за бедными уличными бродягами, движимые той свежей, жгучей милосердной любовью, в которой всегда, даже в самые критические времена, находит свое живое выражение вера. Однако трудностей было немало, и решить их помогла одна из тех встреч, которые становятся знамениями истории. 14 июня 1623 года молодая тридцатидвухлетняя вдова из знатной семьи пришла к Винсенту, чтобы попросить его быть ее духовным отцом. Однако пришла она к нему против воли. До самой смерти св. Франциска Сальского она исповедовалась ему, но не обрела успокоения. Это было измученное существо, исполненное страхов и сомнений, со сложным прошлым. Даже святому женевскому епископу не удалось внести мир в ее душу, а теперь, после смерти Франциска Сальского, ей рекомендовали этого "неказистого коренастого священника, крестьянина с проницательным взглядом, одетого слишком бедно". Госпожа де Марийяк — в замужестве Легра — преодолев брезгливость, повиновалась. Винсент также не хотел становиться духовным наставником закомплексованной знатной дамы, но не смог отказаться. Он зачислил ее в ряды своих дам-благотворительниц и стал наблюдать за ней, не подавая виду. И вот он обнаружил нечто странное: эта женщина, внутренне скованная и мучимая страхами, с расшатанной нервной системой, с бедными становилась спокойной и нежной, как мать. Это стало для Винсента отправной точкой во всем деле духовного руководства ею, и он стал учить госпожу де Марийяк "открыть свое сердце, взяв на себя чужое бремя". Так госпожа де Марийяк стала его ближайшей сподвижницей на службе бедным, и сегодня Церковь почитает ее как святую Луизу де Марийяк. Вплоть до того времени в церковной жизни перед женщиной, которая хотела посвятить себя Богу, открывался только один путь: путь общей монашеской жизни с монахинями, принесшими обеты, в затворничестве, за решеткой, в монашеских одеждах, за стенами монастырей с долгими молебнами. Апостольская деятельность тогда считалась не подходящей для женщин, потому что она могла привести женщин, посвятивших себя Богу, к слишком прямому, опасному столкновению с миром. Прежде чем над этим смеяться, нужно отнестись к этому реалистически. Достаточно вспомнить о том, что даже знаменитый Франциск Сальский пытался найти новый стиль монашеской жизни для женщин, основав институт "визитандинок": как указывает само его название, девушки, его избравшие, должны были подражать Пресвятой Деве, которая со смиренной любовью посетила свою двоюродную сестру св. Елизавету. Но перед ним встали такие огромные, непреодолимые трудности, что визитандинкам также пришлось стать монахинями-затворницами (и они остаются таковыми по сей день!). С некоторой иронией, но не без грусти, св. Франциск Сальский говорил: "Не знаю, почему все называют меня основателем, коль скоро я разрушил то, что хотел основать!". Само общество того времени обрекало любые реформы на неудачу. Однако Винсенту удалось сделать то, чего не удавалось никому: вместе с Луизой де Марийяк он собрал несколько девушек из народа, которые хотели посвятить себя Господу, по-прежнему оставаясь в миру, безраздельно служа бедным и отверженным: так родились "дочери милосердия", которых в народе называли "серыми сестрами". Вот известные слова, знаменовавшие важнейший переворот в традиционной женской монашеской жизни, сказанные Винсентом о новом, в те времена неслыханном юридическом установлении: "Их монастырем будут дома больных и дом настоятельницы. Их кельей — комната, снимаемая внаем. Их капеллой — приходская церковь. Их монастырским двором — городские улицы. Их затворничеством — послушание. Их решеткой — страх Божий. Их покровом — святая скромность. Их обетами — неизменное упование на Божественное Провидение и полная жертвенная самоотдача". Св. Винсенту и св. Луизе также пришлось впоследствии отчасти ввести жизнь своих сестер в установленные рамки, однако они положили начало не только всем современным деятельным, апостолическим конгрегациям, но и всем объединениям женщин, принесших обеты, но живущих в миру, — объединениям, которые сегодня рождаются в рамках различных церковных движений. Что это конкретно означало в сложной и жестокой жизни общества того времени, можно понять, лишь увидев их за работой. Приведем лишь одну, достаточно знаменательную оценку. Рассказывают, что однажды Наполеону довелось слушать рассуждения нескольких философов о том, что истинная филантропия родилась в эпоху Просвещения. Император слушал со всевозрастающим раздражением и наконец прервал их, сказав: "Все это прекрасно и мило, но найдите мне хоть одну серую сестру!". Винсент и Луиза занимались именно тем, что находили сотни и сотни "серых сестер" и посылали их туда, где весь народ, а затем и весь мир больше всего страдал от ужасов и жестокости. Они начали с Отель-Дье, огромной мрачной больницы, которая была подобна язве в самом центре города: там было 20 палат, каждая из которых была рассчитана на 50 мест, но в некоторых из них ютилось до 250 человек. До нас дошли страшные описания, в которых рассказывается о том, что на одной койке лежало по шесть больных, три головой в одну сторону, а три — в другую, — месиво из живых, ссорившихся друг с другом, и умирающих в агонии. И это происходило еще в обычное время — когда распространялась зараза или начиналась эпидемия чумы, как это случилось в 1636 году, больница превращалась в настоящий ад. Монахини, которым было поручено управлять больницей (и вот тот парадокс, о котором мы говорили!) были как раз затворницами, и им приходилось руководить ею "на расстоянии". Они попытались привлечь к делу все религиозные мужские общины Парижа, но без особого успеха. Винсент сперва послал туда сотни дам милосердия (до 620 человек), включая королеву, а потом поручил постоянное управление больницей своим "дочерям милосердия", которые полностью взяли руководство ею в свои руки на месте. Как будто этого было еще недостаточно, он одновременно основал "Общество помощи детям-подкидышам"; каждый год в одном Париже сотни бедных или незаконнорожденных детей подбрасывались на порогах церквей или отдавались в приют. Ухаживали там за ними отвратительно. Детям давали таблетки лауданума или немного спирта, чтобы усыпить их. Некоторые дети, о спасении которых никто не заботился, умирали, многих продавали. Винсент пишет: "Их продавали за восемь грошей нищим, которые ломали им руки и ноги, чтобы разжалобить людей, а потом бросали их умирать с голоду". Если в 1638 году серые сестры смогли дать приют 12 детям, то в 1647 году этих детей было уже 820. И дело потребовало таких трудов, что неоднократно само его существование было под сомнением. Не следует питать иллюзий. То была масса малышей, "грязных и крикливых, рожденных от дурных матерей", как говорила Луиза де Марийяк, несмотря на всю свою страстную материнскую любовь к ним. Это было время, когда подойти к "детям греха", как их называли, уже само по себе считалось недостойным и неприличным. И речь шла не только о том, чтобы перепеленать их, но о том, чтобы воспитывать их до тех нор, пока сами они не смогут зарабатывать себе на пропитание. Но вот золотые слова, сказанные Винсентом тем сестрам, которым он поручил это служение: "Вы будете подражать Деве Марии, потому что будете матерями и девами одновременно. Видите ли вы, дочери мои, что сделал Бог для вас и для них? От вечности Он предустановил это время, чтобы вдохнуть в некоторых женщин желание взять на себя заботу об этих малышах, которых Он считает Своими: от вечности Он избрал вас, дочери мои, чтобы вы служили им. Какая это для вас честь! Если люди мирские почитают за честь служить детям сильных мира сего, то насколько большая честь уготована вам — служить детям Божьим!". И он рассказал им о забавной сценке, свидетелем которой стал в то утро: карета с сыном короля (которому тогда было пять лет) поравнялась с каретой королевского канцлера. Гувернантка попросила маленького принца подать руку канцлеру, но канцлер, покраснев, почтительно сказал, что он не достоин прикоснуться к руке маленького короля, добавив: "Я же не Бог!". В заключение Винсент сказал: "Видите, дочери мои! он сказал так потому, что речь шла о сыне короля, тоже короле. И если господин канцлер, одно из высших лиц в государстве, не осмеливается дотронуться до его руки, то с каким чувством вы должны служить этим малышам — детям Божьим!". И сегодня родителям-христианам ясно, сколь многому мог бы их научить такой подход к воспитанию их собственных детей! А Винсент спокойно применял его и к "незаконнорож-денным". И это в то время, когда, по словам одного историка, "жестокость по отношению к новорожденным или нерожденным детям повлекла за собой больше жертв, чем все войны того века". Мы должны подумать и о другом — о том, что сегодня, несмотря на все средства, находящиеся в нашем распоряжении, мы совершаем нечто гораздо худшее, убивая миллионы детей посредством аборта. После детей-подкидышей настал черед узников и галерных гребцов. Тюрьмы того времени не были похожи на современные; то были зловонные, нежилые подземелья, где заключенные гнили заживо, ежедневно ожидая еще более жестокой участи — дня, когда их соберется достаточно, чтобы образовать "цепь", то есть ряд узников, скованных друг с другом, которых отправляли в марсельский порт галерными гребцами: их приковывали цепью к деревянным скамьям вдоль проходов на судне — пять человек на каждое весло длиной в пятьдесят метров — сделав их, по словам одного историка, "живыми рычагами, чтобы корабль бежал по волнам в ритме, отмеренном плеткой с железными узлами". Итак, Винсент стал главным капелланом всех галер королевства и послал на них своих дочерей милосердия, для которых приказал построить маленькие дома рядом с тюрьмами. Вот как он объяснил им их новую задачу и вот какой логикой он руководствовался: "После того как мы создали "общины милосердия" при приходах, Бог в награду нам дал Отель-Дье (больницу); затем, довольный нами, чтобы вознаградить нас, Он доверил нам подкидышей, а потом, увидев, что мы все приняли с милосердной любовью, Он сказал: "Я желаю дать им новое поручение!". Да, сестры мои, его дал нам Сам Бог, никто из нас об этом не думал, ни госпожа де Марийяк, ни еще менее того — я. Но что это за новое поручение? Это помощь несчастным каторжникам! О, сестры мои, какое счастье — служить этим бедным каторжникам, отданным в безжалостные руки! Я видел, что с этими бедолагами обращаются, как со скотом, и именно поэтому Бог сжалился над ними!". По убеждению Винсента, Бог по-прежнему продолжает избирать их потому, что тот, кто говорит: "дочери милосердия", говорит: "дочери Божьи", и Бог хочет, чтобы именно Его дочери служили беднейшим из бедных. Думая об этом предприятии, нам нужно попытаться воочию представить себе, о чем идет речь: Винсент требовал от своих "дочерей", чтобы они оказывали любую материальную и духовную помощь: мыли тюремные камеры, стирали белье каторжников, ежедневно готовили им суп, ободряли их, ухаживали за больными, бинтовали им раны, провожали их крестным путем к кораблям и там, в порту, вновь начинали оказывать им всевозможную помощь. И все это — без ложной стыдливости и без брезгливости: им пришлось опуститься на самое дно общества, слышать грубости и непристойные предложения охранников и каторжников, сносить мучительные тяготы и клевету и уметь себя защищать умно и осмотрительно (и Винсент дает на то очень точные указания!). Одним словом, как он говорил, они должны были "быть как лучи солнца, которые постоянно падают на грязь, но, несмотря на это, остаются чисты".


Гиллуин: К уходу за каторжниками впоследствии, во время частых войн, добавился уход за солдатами. Дочерей милосердия посылали на поля сражений, чтобы "как-то восстановить то, что люди захотели разрушить, чтобы сохранить жизнь там, где люди хотят уничтожить ее". В опустошенных землях и селениях Винсент организовал центры помощи, сбора и сортировки продовольствия и всего необходимого, и дело его приобрело такой размах, что оставило далеко позади помощь, организацией которой занимались королевские министры. Но это было еще не все. На окраине Парижа его сподвижники собирали толпы бродяг-стариков, деклассированных элементов, калек, припадочных, людей, отвергнутых обществом: короче говоря, всех тех, кого в то время называли одним словом: "сумасшедшие". Винсент не питал иллюзий. Он писал: "Все это — люди безумные и отчужденные, душа их крайне искалечена и все они враждебно относятся друг к другу и постоянно ссорятся". Не колеблясь, он вновь повторял свою проповедь и свои обычные рассуждения, в которых был свято убежден: "Сестры мои, вновь повторяю вам, никогда не существовало сообщества людей, которые должны были бы хвалить Бога больше, чем мы! Разве есть какое-нибудь из них, которое занимается нашими бедными безумцами? Нет, такого нет. И вот это счастье досталось вам! О, дочери мои, как благодарны вы должны быть Богу!". Только однажды Винсент решительно отказался от своего дела: это произошло, когда главная организация, которая занималась беднотой, попыталась решить труднейшую проблему: что делать с нищими, которые наводняли город и устраивали там подлинные центры организованной преступности. Эта организация приняла проект "Великого заточения", согласно которому все нищие или те, кто не мог найти постоянной работы, должны были попасть в большие "общие больницы". Таким образом возникло бы два "города": с одной стороны, город, населенный респектабельными людьми, а с другой — город, населенный людьми второго сорта. Первые замкнулись бы в своем эгоизме, вместо того, чтобы проявлять милосердие, а вторые стали бы жертвой своих собственных пороков. Винсент осудил этот проект. Он не мог предложить никакого решения проблемы в целом, но попытался прежде всего пророчески указать новые возможные пути поисков. Среди огромного количества бедноты многие пожилые люди были бывшими ремесленниками, которые пошли по миру из-за безработицы или разорения. Он выбрал из их числа тех, кто казался ему приличнее и трудолюбивее остальных (двадцать мужчин и двадцать женщин) и приставил к ним рабочих, помогавших им снова взяться за дело и обрести вкус к работе, которая бы подходила им по возрасту и могла бы принести им кое-какой заработок. Он даже приказал им проводить нечто вроде производственных собраний. Таким образом возникли центры, помогавшие людям возвращаться к труду. Винсент часто в течение нескольких часов отдыхал там, беседуя со своими старичками, вновь ставшими добросовестными тружениками. Конечно, такой путь был пригоден не для всех, но для общества того времени он стал точкой отсчета, образцом решения социальных проблем с христианских позиций. Винсент стремился также помочь тем, кому насильственное заключение в больницу нанесло бы вред: пожилым людям, которые хотя и были нищими, однако сохранили семейные связи и были бы насильственно разлучены с близкими, так как по закону мужчины и женщины должны были содержаться в разных отделениях. Винсент устроил для них "малые дома", где нищие супруги могли жить вместе. Это начинание также не могло разрешить серьезной проблемы, но указывало путь, вселяло надежду, являло собой пример разумной благотворительности. Что касается всех остальных, Винсент боролся всеми силами за то, чтобы между двумя мирами не было непреодолимой преграды, и многие, вдохновляясь его милосердием, переходили из одного мира в другой, чтобы помогать нищим. И это была не только добровольная помощь: господин Винсент стал фактически чуть ли не королевским министром, он беседовал с королями и королевами, с Ришелье и Мазарини, с провинциальными и городскими властями и организовывал повсюду общества мужчин и женщин, оказывавшие всем нуждающимся самую разнообразную помощь. За это Винсент еще при жизни заслужил почетное наименование "отца отечества". Когда король Луи ХIII, прозванный Справедливым, в 1643 году был при смерти, он приказал позвать к своему одру Винсента и сказал ему: "Господин Винсент, если я выздоровлю, я хочу, чтобы все епископы три года провели в вашем доме". Винсент помог ему умереть как святому. После смерти короля королева Анна Австрийская выбрала Винсента своим советником, и он стал влиятельным общественным деятелем, чем-то вроде министра социального обеспечения, и без стеснения пользовался этим, чтобы укрепить все свои начинания: умножать количество миссий, основывать семинарии, снабжать больницы и благотворительные организации. Однако он защищал и церковное вероучение: когда его назначили членом и секретарем так называемого Совета совести (это было нечто вроде министерства по делам религии во Французском королевстве, и в течение девяти лет Винсенту пришлось иметь дело с кардиналом Мазарини), он, насколько мог, старался оказывать влияние на назначение епископов, чтобы отдать епархии в хорошие руки, и вел непрестанную борьбу с распространявшейся тогда ересью янсенизма. Историки утверждают, что ее осуждение Папой Иннокентием X было заслугой Винсента. Это интересный момент: человек, который был всецело занят вопросами благотворительности, считал еще более важным делом защиту ортодоксального церковного вероучения. "С самого моего детства, — писал он, — я всегда питал в душе тайный страх, и больше всего я боялся, как бы по несчастью не впасть в какую-нибудь ересь, из-за которой я мог бы отпасть от веры и утратить ее". Вот в чем состояло величие в те времена нищеты и смуты: вера оставалась для всех бесспорной истиной, и все — богатые и бедные (Ришелье, боровшийся за власть, и Винсент, боровшийся за дело милосердия) — в конечном счете ощущали себя принадлежащими Христу, Его Церкви и сопричастными к спасению, в них пребывающему. Бремон писал: "Винсент де Поль стал святым не потому, что был милосерден, но именно его святость сделала его поистине милосердным". А святость есть безраздельная самоотдача Христу и Церкви. Это замечание поразительной глубины. Среди христиан часто бытует убеждение, что главное — это делать добро ближнему и что его в конечном счете может творить любой человек, даже если он не верит в Христа и не принадлежит к Церкви, а поэтому со всеми можно установить братские отношения, преодолев различие убеждений в вопросах веры, которое, напротив, может стать причиной разделения. Даже Вольтер с иронией называл Винсента де Поль "своим святым" — единственным, который его устраивал. Но Винсент де Поль не дал бы себя уловить так легко. В фильме Господин Винсент есть эпизод, когда святой наставляет одну из "дочерей милосердия", начинающую свою миссию. Его слова не являются исторически достоверными, но прекрасно характеризуют метод его действий и его душевный настрой. "Жаннетта, — говорит он ей, — я хотел видеть тебя. Я знаю, что ты мужественна и добра. Завтра ты пойдешь к бедным впервые. У меня не всегда была возможность поговорить с теми, кто шел к бедным впервые. Увы, никогда не делаешь того, что надо было бы! Но с тобой, самой молодой, последней, я должен говорить, потому что это важно. Запомни хорошенько, запомни это хорошенько, навсегда! Ты скоро убедишься в том, что милосердие — это тяжкое бремя. Более тяжкое, чем ведро с супом и корзина хлеба. Но ты будешь по-прежнему нежна и сохранишь свою улыбку. Дать бульон и хлеб — это еще не все. Это могут делать и богачи. Но ты — маленькая служанка бедных, дочь милосердия, ты всегда улыбаешься и всегда в хорошем настроении. Бедные — твои господа, господа страшно раздражительные и требовательные. Ты в этом убедишься. Так вот, чем более отвратительными и грязными, несправедливыми и грубыми они будут, тем больше ты их будешь любить... И только за эту любовь бедные простят тебе хлеб, который ты им дашь". В фильме это всего лишь удачная сцена, но в жизни Винсент объяснял, какой горячей должна быть эта любовь, искупавшая сами дела милосердия. Он говорил: "Основная цель, ради которой Бог призвал нас, — это любить Господа нашего Иисуса Христа... Если мы хоть на минуту забудем, что бедные суть члены Христовы, то в нас неизбежно оскудеют нежность и любовь". И действительно, любовь рождается от постоянного, неизменного созерцания живого, признанного, любимого Иисуса. Биограф Винсента пишет: ""Иисус!" — это было последнее слово, которое он произнес перед началом агонии".

Гиллуин: Из Католической Энциклопедии: «Отправлюсь служить бедным. Постараюсь сделать это радостно и скромно, чтобы утешать и просвещать их; буду говорить с ними так, как если бы они были моими хозяевами и повелителями... Даже если кто-то станет ругать меня и найдёт во мне вину, я не перестану исполнять надлежащее, а воздам ... с почтением и уважением.» --святой Винсент Также известен как Vincent de Paul. Родился в Пуи (Pouy), Гаскония, Франция, в 1580 году, хотя в некоторых источниках указывается 1576 г.; умер в Париже 27 сентября 1660 г. Родился в крестьянской семье, обучался гуманитарным наукам в Даксе (Dax) у кордельеров (францисканцев) и теологии в Тулузе, сделав короткий перерыв на поездку в Сарагосу. Рукоположен в 1600 г. и оставался в Тулузе и её окресностях в качестве преподавателя, продолжая в то же время собственное обучение. Отправился в Марсель по делам наследства, но когда возвращался морем в 1605 году, был захвачен турецкими пиратами и вывезен в Тунис. Был продан в рабство, но сбежал в 1607 году со своим хозяином, которого сумел обратить в христианство. По возвращении во Францию прибыл в Авиньон к папскому вице-легату, за которым последовал в Рим для продолжения учёбы. Отправлен обратно во Францию в 1609 году с секретным заданием к королю Генриху IV; стал ответственным за раздачу милостыни при королеве Маргарите Валуа и настоятелем небольшого аббатства Saint-Léonard-de-Chaume. По просьбе Пьера де Берюлль (M. de Berulle), основателя конгрегации Оратория, стал настоятелем прихода Клиши возле Парижа, но несколько месяцев спустя (1612 г.) был принят на службу в богатую французскую семью обучать детей Филиппа-Эммануэля де Гонди. Он стал духовником мадемуазель де Гонди. С её помощью он начал проповедовать в её поместье, но чтобы избежать почитания, объектом которого он стал, был вынужден оставить Гонди и с одобрения М. де Берюлль стал кюре в Chatillon-les-Dombes, Bresse, где обратил нескольких протестантов и основал первое общество милосердия в поддержку бедных. Гонди пригласили его обратно, и он вернулся к ним в 1617 г., возобновив миссионерскую работу среди крестян. Несколько учёных парижских священников, по его примеру, присоединились к нему. Практически везде после его проповедей создавались общества в поддержку бедноты, особенно в Joigny, Châlons, Mâcon, Trévoux, где они просуществовали вплоть до революции. Помимо заботы о бедных внимание Винсента привлекло положение осуждённых на галерах, которые находились в ведении М. де Гонди. Перед тем, как попасть на галеры, или после того, когда по причине болезни их списывали на берег, осуждённых держали прикованными цепями в сырых застенках, где пищей им был только чёрный хлеб и вода, тело их покрывали язвы и насекомые-паразиты. Их моральное состояние было ещё более пугающим, чем физические страдания. Винсент хотел улучшить и то, и другое. Взяв себе в помощники одного священника, он начал навещать заключённых галер Парижа, говоря с ними добрыми словами, пытаясь оказать им какую-то помощь, которую они поначалу отвергали. Но вскоре он покорил их сердца, покрестил многих из них, и смог заинтересовать нескольких человек своей деятельностью, которые также стали навещать арестантов. Был куплен дом, где Винсент основал больницу. Скоро Людовик XIII назначил его королевским попечителем галер, и Винсент использовал этот титул, чтобы приехать на галеры Марселя, где положение заключённых было таким же ужасным, что и в Париже. Там он также оказывал помощь и планировал открыть больницу, но планы его осуществились только десять лет спустя. Тем временем на галере в Борде, как и в Марселе, он основал успешную миссию (1625). Конгрегация Миссии Благие дела во всех миссиях вместе с рвением мадам де Гонди побудили Винсента основать собственный религиозный институт для священников, проповедующих в сельской местности - Конгрегацию священников миссий (q.v.). Скоро св. Винсент понял, что миссии не могут быть успешными без священников, которых в то время во Франции не хватало. После Тридентского Собора епископы старались основывать семинарии, но встречались со множеством препятствий, главным из которых были религиозные войны. Из двадцати основанных миссий только десять продолжали действовать к 1625 году. На генеральной ассамблее французского духовенства высказывалось мнение, что кандидаты в священники должны были обучаться несколько дней на реколлекциях. По просьбе епископа Бове, Потьерда Жесврэ (Beauvais, Potierdes Gesvres), в сентябре 1628 года Винсент возглавил первую такую школу. В соответствии с его планом проводились занятия, на которых до священников доводились самые необходимые знания. Их главной задачей было положить начало семинариям, которые позже повсюду появились во Франции. Поначалу они длились только десять дней, но позже их расширили до пятнадцати и двадцати дней, затем до одного, двух и трёх месяцев, и епископы в конце концов продлили срок обучения до двух или трёх лет, где помимо богословия преподавали философию. Курсы назывались seminaries d'ordinands, а позже - grands seminaries, когда были основаны меньшие семинарии. Никто другой не приложил для этого стольких усилий, сколько сделал Винсент. В 1635 году он основал семинарию в Collége des Bons-Enfants. Помогал ему в этом Ришелье, выделивший на это 1 000 крон. В Бонз-Анфан преподавались только богословские дисциплины (grand seminarie), а в Сен-Лазаре (Saint-Lazare) была открыта меньшая семинария, названная семинарией Св. Лазаря (1642 г.). Нескольких священников он направил к епископу Аннеси (Annecy) в 1641 году, чтобы они возглавили там семинарии, помогал он и другим епископам подбирать священников для семинарий. К своей смерти таким образом он возглавлял руководство одиннадцати семинарий. До революции его конгрегация руководила во Франции пятидесятью тремя большими и девятью меньшими семинариями, что составляло треть от их общего количества во Франции. Церковные конференции закончили работу, начатую в семинариях. Начиная с 1633 года каждый вторник в монастыре Сен-Лазар Винсент собирал священников, желавших обсудить вопросы веры и управления приходами. В них также принимали участие Боссе и Тронсон (Bossuet, Tronson). На этих встречах в Сен-Лазаре св. Винсент принимал и размещал мирян и священников. Подсчитано, что в последние 25 лет жизни св. Винсента туда ежегодно приезжало более 800 человек, или всего 20 000 человек. Эти собрания серьёзно подняли христианский дух в людях, но причинили серьёзный ущерб монастырю. С приезжающих ничего не брали; когда вопрос стоял о спасении души, Винсент мало думал об издержках. Монахи просили, чтобы вход в монастырь закрыли, и Винсент согласился на один день закрыть ворота. А когда вечером смущённый брат пришёл сообщить, что все кельи заняты, святой просто ответил, «что ж, возьмите мою». Труды для бедных Винсент де Поль основал общество Дочерей милосердия практически одновременно с exercises des ordinands. Поначалу они должны были помогать конференциям милосердия. Когда они были открыты в Париже в 1629 году, дамы охотно приносили милостыню и хотели ухаживать за бедными, но часто случалось, что вместо себя они посылали своих слуг, так как не знали, как в своём высоком положении они смогут сами помогать беднякам. Винсент тогда придумал приглашать для этого добрых девушек. Их распределяли по разным приходам, где были учреждены конференции, и они вместе со знатными дамами, или одни в их отсутствие заботились о бедных. При найме, формировании и в руководстве этими служанками Винсенту очень помогала мадемуазель Легра (Legras). Когда их стало много, он разбил их на группы под её началом, приходя сам каждую неделю на встречи с ними. (Более подробные сведения см. Сёстры милосердия). Помимо Дочерей милосердия, Винсент по просьбе парижского архиепископа основал общество Дам милосердия. В это общество, основанное в 1634 году, вступали благочестивые женщины, желавшие ухаживать за больными бедняками, которых каждый год в Hotel-Dieu попадало от 20 000 до 25 000 человек, и навещать заключённых в тюрьмах. В этом обществе состояло 200 дам самого высшего общества. Когда устав этого общества был закреплён, Винсент поддерживал и поощрял их благотворительные порывы. Собирались значительные суммы, которые он распределял на помощь несчастным. Среди других дел, которыми он заведовал, наиболее значительным была забота о сиротах. Некоторых из подкидышей негодные матери в то время сознательно калечили, чтобы нарочно вызвать жалость. Других принимали в муниципальные приюты, называемые «la couche», но зачастую с ними просто плохо обращались или оставляли умирать от голода. Дамы милосердия начали с заботой о двенадцати детях, которых поместили в специальный дом, где за ними ухаживали Дочери милосердия и четыре сиделки. Уже годом позже число детей достигло 4 000, для них было собрано 30 000 ливров, а скоро, с увеличением числа детей, сумма возросла до 40 000 ливров. При помощи неизвестного благотворителя, пожертвовавшего 10 000 ливров, Винсент основал богадельню Имени Иисуса, где сорок пожилых людей обоих полов нашли прибежище и работу по их возможностям. Говоря сегодняшним языком, это был приют для неизлечимых. Забота распространялась на всех бедных Парижа, но главная больница создавалась при участии Дам милосердия, среди которых была герцогиня d'Aiguillon. Винсент одобрил идею и сделал больше других для воплощения того, что сейчас называют величайшим делом благотворительности XVII века - приют для 40 000 бедняков, где они смогли найти для себя работу. На призыв Винсента благотворители откликнулись щедрым потоком пожертвований. Король даровал землю в Salpétriere для возведения больницы стоимостью 50 000 ливров и 3 000 ливров пожертвований; кардинал Мазарини выделил 100 000 livres как первый взнос; Président de Lamoignon внёс 20 000 крон, госпожа Bullion - 60 000 ливров. Святой Винсент организовал работу Дочерей милосердия и поддерживал их всеми своими силами. Деятельность святого Винсента не ограничивалась только Парижем, но распространялась на все провинции, охваченные несчастьем. В то время Тридцателетней войны французские провинции Lorraine, Trois-Evechés, Franche-Comté и Champagne испытали на себе все ужасы, которые принесла с собой война. Винсент настойчиво обращался к Дамам милосердия за помощью; подсчитано, что в то время он собрал 12 000 ливров, что составляет $60 000 по ценам 1913 года. Когда деньги закончились, он снова собрал пожертвования, которое тут же распределил по пострадавшим районам. Когда благотворители начинали отказывать, он решил напечатать и разослать счета от всех попавших в беду провинций. Это начинание увенчалось успехом, как и печать периодической газеты Le magasin charitable. Средства от неё он вложил в potages économiques - труд, направленный на восстановление разрушенных провинций. Эта традиция до сих пор существует в современных экономических кухнях. Он сам тщательно составлял рецепты этих potages, и подбирал количество жира, масла, овощей и хлеба, нужных для их приготовления. Он способствовал созданию организаций по захоронению мёртвых и уборке нечистот, остававшихся после чумы. Их всегда возглавляли миссионеры и Сёстры милосердия. Через них Винсент также распределял помощь. В то же самое время, чтобы оградить людей от жестокостей войны, он привёз в Париж 200 девушек, размещённых в различных приютах, и большое количество детей, отправленных в Сен-Лазар. Он даже основал специальную организацию по защите беженцев в Париже. После заключения перемирия он направил свою помощь ирландским и английским католикам, высланных со своей родины. Вся эта деятельность сделала Винсента популярным в Париже и даже при дворе. Ришелье иногда принимал его и милостиво внимал его просьбам; он помог ему в создании первых семинарий и основал дом для миссионеров в своём имении. На смертном одре Людовик XIII желал, чтобы он был рядом: «О господин Винсент», говорил он, «если я поправлюсь, то назначу епископами только тех, кто провёл с вами три года». Его вдова, Анна Австрийская, сделала его членом Совета Совести (Совет по делам религии), удостоив чести стать бенефицием (доходная должность). Эти звания не изменили скромность и простоту Винсента. Он посещал двор только при необходимости в подобающей, но простой одежде. Он не делал для себя никакой выгоды из своего влияния, - всё в интересах бедных и Церкви. Во времена Мазарини, когда весь Париж восстал под влиянием Фронды (1649 г.) против регента, Анны Австрийской, вынужденной уехать в St-Fermain-en-Laye, Винсент, невзирая на опасности, отправился к ней и убеждал её величество от имени жителей Парижа хотя бы на время отправить в отставку кардинала, чтобы народ не пострадал от войны. Он также убеждал в этом самого Мазарини. К его совету не прислушались. Святой Винсент только удвоил свои усилия, чтобы оградить Париж от войны. Благодаря его заботе ежедневно раздавалось питание для 15 000 - 16 000 беженцев; от 800 до 900 девушек находили кров в приютах; в одном только приходе святого Павла Сёстры милосердия каждый день раздавали суп для 500 бедных, помимо ухода за 60 - 80 больными. В то время Винсент, не обращая внимание на опасности, которым подвергался, писал множество писем и наносил визиты во двор в Сен-Дени, чтобы покорить сердца миролюбием и добротой; он даже писал Папе, чтобы он вмешался и стал посредником для заключения мира между двумя партиями. В то время распространялся янсенизм, и Винсенту пришлось приложить усилия для защиты веры. Когда Duvergier de Hauranne, прославленный позднее как Аббат Сен-Сирана (Abbé de St-Cyran), приехал в Париж (ок. 1621 г.), Винсент проявил к нему интерес как к простому сельскому жителю, набожному и интересующемуся образованием. Но лучше поняв его идеи, касающиеся спасения, он арестовал его. Проанализировав Augustinus Янсения и «Частое причастие» Арнольда, Винсент начал борьбу с сектой; он убедил епископа Лавора, Абра де Ракониса, выступить против них (Jansenius, Arnauld, Lavaur, Abra de Raconis). На Совете Совести он был против приёма в бенефиции всех, кто разделял их взгляды, и присоединился к канцлеру и нунцию, чтобы остановить распространение секты. Несколько епископов в Сен-Лазаре по его инициативе написали об этих заблуждениях Папе. Святой Винсент убедил 85 епископов осудить их пять знаменитых предложений, и склонил Анну Австрийскую написать Папе, чтобы ускорить его решение. Когда эти принципы были осуждены в 1655 году Папой Иннокентием X и в 1656 году Александром VII, Винсент боролся за то, чтобы эти решения были приняты всеми. Его старания в вопросах Веры, однако, не мешали делам благотворительности. Он давал показания в защиту аббата Сен-Сирана, которого в 1638 году Ришелье отправил за решётку, и, по некоторым сведениям, помогал при его захоронении. Когда Иннокентий X огласил своё решение, он поехал поздравить с этим событием отшельников Порт-Руаяля, которые ранее высказывались за полное его одобрение; он даже просил этих проповедников, известных своим анти-янсенистским рвением, в своих проповедях избегать всего, что могло бы озлобить их противников. Винсент оказывал поддержку также и монашеским орденам. Он возглавлял не только Сестёр Посещения, основанных Франсиском Сальским, но и парижских Монахов Блаженного Таинства, помогавших Дочерям Креста (чьей задачей было обучение девочек в сельской местности); поддерживал реформы бенедиктинцев, цистерцианцев, антонинцев, августинцев, премонстратенсианцев и Конгрегации Грандмонта; помогал кардиналу де de Rochefoucault, проводившего реформы монашеских орденов Франции и называвшего Винсента своей правой рукой и убедившего его остаться в Совете Совести. Усилия и благотворительность Винсента не ограничивались одной Францией. В 1638 году он направил своих священников проповедовать пастухам в Романской Кампаньи; преподавал им в Риме и Генуе exercices des ordinands, проповедовал в миссиях Савойи и Пьемонта. Других проповедников он направлял в Ирландию, Шотландию, Польшу, на Гебриды и Мадагаскар (1648-1660 гг.). Из всех трудов, которые он проводил за границей, один наиболее сильно заинтересовал его - положение несчастных рабов в Барбарии (Barbary), чью участь он однажды разделил. Это было от 25 000 до 30 000 человек, находившихся преимущественно в Тунисе, Алжире и Бизерте (Bizaerta), в основном христиане, захваченные турецкими корсарами. С ними обращались как с животными, обрекали на рабский труд, оставляя без физического и духовного попечения. Винсент предпринял всё возможное, чтобы помочь им, в 1645 году он направил к ним священника и монаха, за которыми последовали остальные. Винсент даже облёк одного из них полномочиями консула, чтобы более действенно помогать рабам. Они совершали частые поездки туда, духовно окормляя узников. В то же время они выступали посредниками между захватчиками и семьями пленённых, и способствовали освобождению некоторых из них. До момента смерти святого Винсента миссионерами было выкуплено 1 200 рабов, на что потребовалось 1 200 000 ливров. Они не боялись опасностей и преследований, которыми сами могли подвергнуться от турков. Это был результат глубочайшей веры и напряжённого духовного труда. Он скурупулёзно исполнял обязанности, положенные ему по должности, тщательно соблюдал предписания веры и благочестия, посвящал себя молитве, размышлениям и всем видам духовных и аскетических упражнений. Будучи человеком практического и рассудительного ума, он ничего не оставлял на волю случая; недоверие его себе равнялось его вере в Провидение; основав Конгрегацию Миссии и Сестёр милосердия, он не стал ограничивать их рамками жёсткого устава; только после долгих испытаний и обсуждений он решился в последние годы жизни дать им окончательный устав. Его старания соделать всё для спасения души не знали преград, он использовал все возможности для этого. С его смертью бедные Парижа потеряли своего самого лучшего друга и благодетеля, непревзойдённого и в наше время. Спустя сорок лет после его смерти, в 1705 году, Генеральный настоятель лазаристов предложил начать процесс его канонизации. Множество епископов, среди которых были Bossuet, Fénelon, Fléchier, и кардинал de Noailles, поддержали эту инициативу. 13 августа 1729 г. Бенедикт XIII объявил Винсента блаженным, а Климент XII канонизировал его 16 июня 1737 г. В 1885 г. Лев XIII объявил его покровителем Сестёр милосердия. За свою долгую и насыщенную жизнь Винсент написал большое количество писем, насчитываемых не менее 30 000. Их стали собирать после его смерти; в восемнадцатом веке было собрано 7 000, много было утрачено. Оставшиеся были напечатаны с некоторым количеством неточностей в книгах Lettres et conferérences de s. Vincent de Paul (дополнение, Paris, 1888); Lettres inédites de saint Vincent de Paul (Coste in Revue de Gascogne, 1909, 1911); Lettres choisies de saint Vincent de Paul; (Paris, 1911); общее число напечатанных писем составило 3 200. Также собраны и напечатаны его труды Conférences aux missionaires (Paris, 1882) и Conférences aux Filles de la Charite (Paris, 1882).



полная версия страницы