Форум » На самом деле было так » Обычаи и обряды » Ответить

Обычаи и обряды

Джулия: Деревенские свадьбы Несмотря на то, что духовенство начало бороться с некоторыми суевериями, многие сельские священники остаются столь же суеверны, как и их прихожане, и изобретают свои собственные средства для разрушения колдовских чар. Свадьбы (и не только деревенские) часто справляются ночью, когда, как полагают, слабее всего действуют наложенные завистливыми соседями заклятия. Также в большом ходу «завязывание шнурков» с целью помешать браку свершиться. В 1591 году Фреми де Куайе был подвергнут пытке, оштрафован на двадцать луидоров и изгнан за то, что «завязывал шнурки, чтобы помешать производить потомство не только молодым мужчинам, но и псам, котам и прочей домашней живности». Излюбленный способ противодействия колдовству такого рода, который часто отстаивают деревенские священники, состоит в том, что новоиспеченный муж должен помочиться сквозь обручальное кольцо. Этот акробатический трюк останется в большой моде до XIXв. Немногие просвещенные умы, сознают, что одного лишь страха перед колдовством вполне достаточно, чтобы жених в брачную ночь «осрамился», и все дело при этом только в воображении, однако такая разумная теория слишком прогрессивна для нашей суеверной эпохи. Вступать в брак в мае по-прежнему считается дурной приметой, но в этом месяце существует очаровательный обычай ухаживания, особенно в районе Пюизэ. Этот обычай, называется lа сhаlаndе (старофранцузское слово, означавшее «любовник» или возлюбленный»), сохранится, примерно до 1830 года и принимает форму песенного диалога между страдающими от безнадежной любви пастухами и их подружками, чьи фермы обычно находятся поблизости. Пастух влезает на самую верхушку дерева и принимается петь, высовываясь из листвы в конце каждого куплета или строфы. Пастушка, заслышав голос своего chalande, влезает на свое дерево, чтобы ему ответить. Несколько пар могут перекликаться так на закате, укрывшись среди цветущих ветвей, их жалобные голоса разносятся на многие мили, и нельзя вообразить себе ничего более милого и более похожего на пение птиц. Не все крестьянские обычаи столь очаровательны. Популярный aillade (соус, заправка с чесноком), имеет явно раблезианский характер: «После свадебного пиршества жених и невеста скрываются. Музыкант играет на скрипке или лютне всё быстрее. "Они сбежали, они сбежали! Пора готовить aillade — орут самые внимательные из гостей. Все, испуская восторженные вопли, кидаются на кухню, чтобы помешать догорающие угли в камине. Ставят кипятить воду и, как только на ее поверхности появляются первые пузырьки, засыпают в нее пригоршни чеснока, соли и перца, за ними следуют самые зверские ингредиенты, до каких только могут додуматься парни и девушки: зола, сажа, даже паутина. Когда каждый гость добавит в aillade, щепотку-другую своей излюбленной «пряности», ужасное варево объявляется готовым, и все пускаются на поиски новобрачных. Ищут долго-долго — на чердаке, в амбаре, в доме у соседей. Умнее всего поступают те пары, которые потихоньку удаляются в приготовленную для них спальню и, забаррикадировав дверь достаточно неплотно, чтобы она открылась от малейшего толчка, тихо забираются в большую двуспальную кровать, прислушиваясь к топоту гостей, бегающих по лестнице вверх и вниз, пока те, дико завывая от радости, наконец не откроют их убежища. Обычай предписывает жениху и невесте при виде aillade изображать удивление; когда им подносят полную миску этого зелья, они должны бодро улыбаться, выпить хотя бы один большой глоток и провозгласить, что тошнотворная бурда удалась лучше некуда. Невеста краснеет и прячет сияющее лицо меж простыней, пока хохочущая, разнузданная толпа не удаляется, затянув какую-нибудь непристойную песню вроде «Ya pas uno pallio at leit…» («Нет соломинки в этом тюфяке, которая не будет плясать, не будет плясать,— нет соломинки в тюфяке, которая не будет плясать всю эту ночь до зари»)." Другой нелепый обычай, бытующий не только в деревне, позволяет гостям всю свадебную ночь подглядывать в окна и подслушивать под дверями спальни молодых. Иногда присутствие посторонних глаз и ушей так стесняет жениха и невесту, что они оказываются не в силах совершить соитие. Друзья жениха, несущие караул у окон и дверей, бурно аплодируют каждому скрипу кровати или вскрику невесты.

Ответов - 2

Джулия: Бракосочетание его величества короля Людовика XIVПо доверенности свадьба была отпразднована в Фуэнтарабии. Церемония совершалась в большой церкви, украшенной великолепными коврами. Король Испании и его дочь восседали в креслах в приделе, обтянутом золотой парчой. Священники тотчас начали маленькую мессу, по окончании которой и король и инфанта встали, дом Луис де Харо прочитал вслух доверенность короля Людовика XIV, подтверждавшую желание монарха жениться на инфанте, и тогда епископ Пампелони совершил обряд венчания. Прежде чем дать свое согласие стать женой Людовика XIV, инфанта сделала реверанс своему отцу-королю, Филипп IV позволил ей сказать «да» и был так растроган, что у него на глазах появились слезы. Тотчас же, как только венчание состоялось и она стала королевой, король, ее отец, посадил новобрачную рядом с собой по правую руку. Французские свидетели находили, что Мария-Терезия, хоть и меньше ростом, похожа на Анну Австрийскую: «такое же одухотворенное лицо», «такой же здоровый вид» и «великолепный цвет лица». Во время церемонии Мария-Терезия была сдержанна, но вид имела весьма довольный. Казалось, что в этот день все друг друга видели через розовые очки. Испанцы, со своей стороны, восхищались Мадемуазелью, старшей дочерью Гастона Орлеанского: «Как она красива! Как хорошо выглядит!» Девятого июля свадьбу отпраздновали в Сен-Жан-де-Люзе. Она была похожа на свадьбу из волшебной сказки. Королевы, каждая из которых сидела под высоким балдахином, были самыми красивыми в мире. Людовик был одет в одежды, сшитые из золототканой материи. У Марии-Терезии было знаменитое большое королевское манто из фиолетового бархата с вытканными золотыми лилиями, в котором ее можно видеть с золотой короной на голове на картинах. Месса была долгая и торжественная, по окончании ее короля и королеву посадили под балдахин. Весь двор, как вы понимаете, был в этот день в церкви, и придворные сверкали великолепными одеждами. Из церкви вышел кортеж так же, как вошел туда. Впереди шли король и королева. Платье Марии-Терезии несли принцессы. Затем шла королева-мать, за ней графиня де Флекс несла ее шлейф. За королевой-матерью следовала Мадемуазель, и ее шлейф нес г-н Манчини (в будущем герцог де Невер, племянник Мазарини и единственный его наследник). Мадемуазель появилась во всем великолепии, блистала красотой и с виду казалась счастливой, хотя она потеряла в этот год отца и надежду выйти замуж за короля. У ее сестер платья были из феррандины, с широкими накидками из крепа, и на всех троих были жемчуга. Улицы, которые отделяли церковь от резиденции принцесс, были покрыты коврами, украшены гирляндами, привязанными к столбам, выкрашенным в белый и золотой цвета. Завершение свадьбы обычным ритуалом, рассматриваемым как уплата за приданое, не заставило себя ждать. В тот же вечер королева-мать задернула занавес, закрывающий супружеское ложе, и тотчас же ушла. На следующий день у молодых супругов, как у одного, так и у другого, вид был счастливый. Теперь надо было, не спеша, устраивая по дороге веселые празднества, возвращаться в столицу, где готовился триумфальный въезд монархов. И совсем на короткое время король себе позволил сделать маленькое отклонение от намеченного пути, заехал в Бруаж с небольшим кругом приближенных и распростился с легкой грустью со своей юношеской любовью. В Париже все было приготовлено для пышного въезда, такого еще никогда не было. Улицы были украшены листвой, коврами и картинами; и в разных местах были подняты триумфальные арки с девизами и надписями. Летнее горячее солнце ярко освещало эти изящные украшения. Париж уже забыл Фронду. Король уже забыл некоторые из своих детских воспоминаний. К парижанам присоединились люди из провинций, чтобы отпраздновать одновременно два радостных события: королевскую свадьбу и прочный, славный мир. С восьми до полудня молодые монархи, восседающие на троне, «который им был приготовлен на окраине предместья Сент-Антуан, принимали клятву верности и изъявления покорности от всех корпораций и крупных компаний. Таким образом, прошли столичное духовенство, держа кресты и хоругви, университет (42 доктора медицины, 116 докторов богословия, б докторов по каноническому праву, все одетые в мантии и пелерины, отороченные горностаевым мехом), все шесть корпораций и другие ассоциации, затем верховные суды, парламент прошел последним как самая престижная корпорация. Торжественный марш начался в два часа дня. Король ехал верхом, впереди шли войска королевского дома, рядом — принцы и вельможи двора. Затем ехала королева в открытой карете, за ней следовали кареты принцесс и самых высокородных дам. С таким пышным кортежем Их Величества проехали по столице от ворот Сент-Антуан до Лувра, и не было места, проезда, где народ не выражал бы приветственными криками радость, которую он испытывал в такой счастливый день.

Папаша Б.: Событие в Париже. Евгений Карнович, популяризатор истории и исторический романист XIX века, продолживший на этой ниве славный труд зачинателей русского исторического романа первой половины века, Михаила Загоскина, Ивана Лажечникова, Фаддея Булгарина и других, - один из моих любимых исторических писателей. Художественная отделка романов, его не самая сильная сторона, зато по сбору интересных, часто малоизвестных, фактов, он один из лучших. Таков его рассказ из польского цикла «Польское посольство во Францию». Данный рассказ повествует о сватовстве и свадьбе польского короля и великого князя московского Владислава, к французской принцессе Марии Гонзага, о которой мы читали в романах «Сен-Map, или Заговор во времена Людовика XIII» Альфреда де Виньи , и «Красный Сфинкс» Александра Дюма . Здесь мы встретим и королеву Анну Австрийскую, и юного Людовика XIV. Польское свадебное посольство по размеру и богатству одеяний поразило внимание французов. Ведь как известно, славянам любой страны, хлебом не корми, дай выпендриться, пустить пыль в глаза, и показать, что они не хуже, а то и лучше обитателей неславянской части Европы. Например колымаги: Множество колымаг, обитых золотом, бархатом и шёлковыми материями, и взятых послами в Париж, отличалось таким богатством отделки, что даже самые роскошные экипажи тогдашнего французского двора должны были показаться, в сравнении с польскими колымагами, не более как только простыми повозками. Вот ещё весьма прелюбопытный и показательный факт: Для большей пышности и сообразно с обычаями того края, в который ехало польское посольство, члены его украсили себя почётными дворянскими титулами, взятыми ими только на время. Известно, что конституция 1638 года не позволяла польской шляхте, для поддержания среди неё равенства, носить на родине графские или княжеские титулы; однако, при поездке за границу дело было совсем другое. Каждый шляхтич мог величать себя как ему было угодно. Глава посольства, воевода Опалинский к примеру величался графом. Поляки до такой степени изумили своим богатством и своей тяжёлой восточною роскошью, что тогдашние французские учёные пустились в серьёзные розыскания о том, не происходят ли приехавшие к ним издалека гости от мидян и древних персов, которые оставили в истории память о своих диковинных, почти баснословных богатствах. В свою очередь, поляки, напротив, дивились бедности французов. В глазах поляков, привыкших ко множеству драгоценных камней, к массивным серебряным и золотым изделиям, все принадлежности щёгольских французских нарядов: банты, ленты, шитьё, перья и кружева, которыми так тщеславились французы, казались никуда негодными тряпками. Спутники Опалинского даже дивились между собою тому, как можно было выставлять напоказ такие безделушки перед иностранными гостями. Полному триумфу воеводы помешала Анна Австрийская. На день свадьбы он готовил грандиозный выпендрёж, призванный поразить и уничтожить парижан, но Анна назначила бракосочетание в маленькой дворцовой церкви... Мелочная, женская придирчивость королевы Анны к будущей супруге Владислава дошла даже до того, что она не позволила невесте надеть во время свадьбы королевскую мантию, между тем как самое платье принцессы было сшито так, что без мантии оно должно было казаться чрезвычайно некрасивым по своему покрою... Итак Мария всё же стала королевой "самого сказочного рыцарского королевства", по выражению Дюма, но по прибытию в Польшу её ждал ещё обидный сюрприз... Однако читателям рецензии стоит самим почитать этот интересный рассказ из сборника рассказов Карновича по истории Польши...



полная версия страницы