Форум » Клуб вдумчивых читателей » Сокровища кардинала Мазарини. Обсуждение книги Антона Маркова » Ответить

Сокровища кардинала Мазарини. Обсуждение книги Антона Маркова

Джулия: НЕОБХОДИМОЕ ПОЯСНЕНИЕ Ну вот, мои цепкие ручки добрались до произведения г-на Маркова. Я не пожалела денег и купила книгу, о которой давно слышала. Года четыре тому назад благодаря любезности Treville целая группа мушкетероманов имела возможность ознакомиться со сценарием очередной, финальной части саги о мушкетерах. Тогда сама мысль о возможности воплотить сценарий на экране вызывала улыбку. Да, хотелось. Но все мы люди взрослые и понимаем, что кино просто так не снимается. Нужны огромные деньги. Честно говорю – в сценарии не было и половины того, что я теперь нашла в книге. Был сценарий как сценарий – это вообще жанр крайне специфический. Когда начались съемки фильма, лично мне стало как-то не по себе. Но я надеялась. Надеюсь и до сих пор, несмотря на то, что шедевр г-на Маркова уже прочитан весьма внимательно. Ибо фильм и книга, как известно, часто никак не стыкуются. Из всех известных мне попыток написать книгу по сценарию удачной нельзя признать ни одну. По сценарию может выйти весьма приличная компьютерная игра. Но книга – нет. Если честно, мне искренне жаль бедного Антона Маркова, милого мальчика, который теперь будет козлом отпущения. Ибо ему вообще не стоило связываться с уважаемым режиссером Г.Э. Юнгвальд-Хилькевичем. Конечно, автор книги «Сокровища кардинала Мазарини» А. Марков и идейный вдохновитель проекта в целом Г.Э. Юнгвальд-Хилькевич сразу оговорились: да, господа, вы имеете дело с нашим замыслом. Дюма здесь ни при чем. Ну, раз авторский замысел по мотивам Дюма – мы получили экранизированный фанфик. Экранизацию обсуждать пока нечего, ее никто не видел. А книга – вот она. Раз она издана – мы имеем полное право ее обсуждать. Что отметила я? Задумок, примерно равных по масштабу той, что воплотил Антон Марков, у каждого из нас рождается по сотне в день. Но, к счастью для человечества, большинство этих задумок умирает тут же – под тихое и слегка удивленное хихиканье аффтара: «Не, ну как моя умная голова могла выдумать такую муть/дурь/нелепицу?!». Задумка этого уровня, воплотившаяся в текст и показанная паре самых близких друзей, обычно тоже долго не живет. Во время разбора накопившихся бумажных завалов каждый из нас хотя бы раз в жизни отправлял свое творение в ведро для мусора. Поорвав на мелкие клочки. Потому как – стыдно. Хорошо. Допустим, вы работали на заказ, сделали то, о чем вас попросили (наспех!) и согласились поставить свое имя на обложке. Заказчик шесть месяцев или около того трепал вам нервы и требовал максимального соответствия литературного текста и сценария, издательство требовало выдерживать сроки, вы были ограничены ЧУЖОЙ волей. Ваши творческие крылья были подрезаны до основания. Вы даже могли с самого начала осознавать, что ваша левая пятка выдала очевидную халтуру. За которую получит от читателей не только она, но и все тело, включая голову. Но издать книгу, в которой 447 страниц, БЕЗ ЛИТЕРАТУРНОЙ РЕДАКТУРЫ?! Ребята, да я сама нынче утром обалдела! Три раза проглядывала чуть не под лупой выходные данные - вдруг понапрасну обижу людей? Выпускающий редактор. Художественный редактор. Технолог. Операторы компьютерной верстки. Корректоры. И ВСЕ!!! Результаты труда всех людей, чьи специальности я только что перечислила, очевиден. Но корректура – это совершенно иной процесс. Литературного редактора нет! И пометки «Книга издана в авторской редакции» тоже нет! Осознав это, я уже не удивляюсь тому, что творится внутри. Что там? Море ляпов чисто стилистических, которые вызывают здоровый смех даже у тех, кто Дюма не любит. Разваливающийся на куски сюжет. Персонажи, которые похожи на картонных кукол и к Дюма не имеют никакого отношения, кроме имен. Достаточное количество глупых пафосных кусков. Несколько интересных идей, которые напрочь убиты авторским воплощением. Штампованные фразы и суждения. Знаете, я почувствовала невольную гордость за тех авторов, которые выставляют свои фики здесь. Девчонки, мы – гениальные. Без шуток. Ибо если «Вагриус», солидное издательство с именем, принял в печать творение Маркова, то мы имеем полное право открывать дверь в издательства пинком. Для того, чтобы вы поняли, о чем я, рискну нарушить закон об авторских и смежных правах и выложить на форум ДЛЯ НЕКОММЕРЧЕСКОГО ИСПОЛЬЗОВАНИЯ первую главу. Хотя бы несколько отрывков. Остальные «перлы» уйдут в тему про нелепости в фанфиках. Читайте. Те, у кого есть весь текст книги, или те, кто хотя бы видел ее – добро пожаловать в эту тему для обсуждения.

Ответов - 454, стр: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 All

Райме: Anna de Montauban пишет: Мне тоже интересно, что пьют сценаристы и г-н Марков вместо чая/кофе. Видимо, настойку галлюциногенных грибовЪ...

Лал: Evgenia пишет: Атос отложил книгу, вернее — убрал ее в облако и подошел к другу: И на небе встроеные шкафы? Вот это откровение. Экономят на жилплощади? Проблемы перенаселения или удачное дизайнерское решение? Evgenia пишет: — Почему вы так долго молчали, граф? — с печалью произнес несчастный отец. Везде обман. Вот так попадешь на небо, послушаешь дружеские откровения и света белого не взвидешь! Evgenia пишет: Свет вокруг его головы звенел каким-то гулом. Как только облако приобрело цвет тучи, оно распахнулось дверью, и д'Артаньян с возгласом «ах!» опрометью бросился в раскрытое пространство. Никто из мушкетеров не успел даже опомниться, как дверь захлопнулась, и лишь стон мушкетера еще какое-то время витал в воздухе. А так рождаются шаровые молнии. Evgenia пишет: Когда земля уже была близка и показался дом его верной подруги, перед д'Артаньяном, словно из воздуха, возникли странные люди с крыльями. Они моментально окружили мушкетера, схватили его и стали быстро подымать вверх. Гвардейцы кардинала?? ))) Evgenia пишет: Слышался страшный свист, мелькали звезды в полном беспорядке, шелестели крылья, но люди оставались бесстрастны. Так продолжалось довольно долго Большой взрыв? Джоанна пишет: Опять Атос страшную историю о женщинах рассказал Ну! Страшные истории о женщинах не помешали ему заиметь сына. ))))

Джоанна: Evgenia пишет: Они несли бренную душу Это ДУША бренная??? Ну, у кого-то, конечно, возможно, да только: "бренный - 1) подверженный разрушению, тлену, смертный. 2) временный, преходящий" (Толковый словарь русского языка).


Anna de Montauban: Мгновенно вспоминается чье-то высказывание о теории Дарвина: "Ну, всякому его предки лучше известны". К сожалению, не помню, кто автор :(

Evgenia: Anna de Montauban пишет: Уж очень интересно, кто там на небесах верховный канцлер по версии Маркова... Делаем ставки?.. :)))

Anna de Montauban: Evgenia, никак Ришелье?

Джулия: Райме пишет: Почему-то "верховный канцлер" вызывает ассоциации то ли с Бисмарком, то ли с, простихосспади, Меркель... Открываю страшную тайну: это Ришелье!!!

Anna de Montauban: Джулия пишет: Открываю страшную тайну: это Ришелье!!! А я угадала!!! Не полагается ли мне какая-нибудь виртуальная конфетка?

Леди Лора: Джулия пишет: Почему-то "верховный канцлер" вызывает ассоциации то ли с Бисмарком, то ли с, простихосспади, Меркель... Открываю страшную тайну: это Ришелье!!! *В истерике бьется головой о клавиатуру* Он поэтом быть мечтал! По-э-том! Ну не мила была власть мужику! И не надо рассказывать, что пределом мечтаний кафа в вечности у бедного монсеньора опять стала бумажная рутина! Не верю!!!!!

Джоанна: Джулия пишет: Открываю страшную тайну: это Ришелье!!! Даже в Раю отдохнуть не дали!

Лейтенант Чижик: Леди Лора пишет: Он поэтом быть мечтал! По-э-том!*Шепотом* Обешаю из цеховой солидарности помочь ему в этом, как только руки дойдут до русской клавиатуры ;) С меня ведь ещё "Царствие"... И не надо рассказывать, что пределом мечтаний кафа в вечности у бедного монсеньора опять стала бумажная рутина!По версии Маркова - именно так... Ещё развод д´Арта на партию в шахматы.

Anna de Montauban: Лейтенант Чижик пишет: *Шепотом* Обешаю из цеховой солидарности помочь ему в этом, как только руки дойдут до русской клавиатуры ;) С меня ведь ещё "Царствие"... Вот это обещание так обещание! Жду продолжения с удвоенным нетерпением!

Джулия: Лейтенант Чижик пишет: *Шепотом* Обешаю из цеховой солидарности помочь ему в этом, как только руки дойдут до русской клавиатуры ;) С меня ведь ещё "Царствие"... УРРРРА!!!!!

Леди Лора: Лейтенант Чижик пишет: Обешаю из цеховой солидарности помочь ему в этом, как только руки дойдут до русской клавиатуры ;) С меня ведь ещё "Царствие"... Ловлю на слове))) Лейтенант Чижик пишет: Ещё развод д´Арта на партию в шахматы. Ага, при жизни с велкими математиками играл, а в раю бедолаге кроме как с дАртом при всем моем к нему уважении, более достойных соперников не нашлось... Бедный Риш! Маркова пора пристреливать, пока он Красного сфинкса не вздумал переписать...

Шушерка: Anna de Montauban, не надо. Тогда он больше ничего не напишет. Весело же!!!

Anna de Montauban: Шушерка, вот это чистая правда - ни над одним фанфиком я не смеялась так, как над творением Маркова!

Evgenia: Теперь можно было увидеть весь кабинет целиком. Он оказался еще больших размеров, чем виделся вначале. У дальней стены за длинным столом, заваленным бумагами, сидел хозяин кабинета — худой и, судя по всему, высокий человек в белоснежном одеянии. Его лица гасконец не разглядел — настолько далеко он находился. «Если меня привели сюда, значит, я более важен верховному канцлеру, чем он — мне», — подумал д'Артаньян и решил пока не предпринимать никаких действий, а продолжать спокойно сидеть. — Что же вы, д'Артаньян, не идете ко мне? — услышал он наконец голос до того знакомый, что душа его содрогнулась. Этот голос, несмотря на внушительное расстояние, звучал совсем близко. — Разве вы не хотите узнать, кто я такой и почему вы здесь? — Черт побери! Если это действительно вы, боюсь, что я в раю! — вскричал мушкетер, вскочив на ноги. — Не бойтесь, — спокойно отвечал хозяин кабинета, пока д'Артаньян стремительно шел к нему. — И, пожалуйста, не говорите так громко. Здесь слышно лучше, чем в Лувре. Чем ближе приближался гасконец к белоснежному верховному канцлеру, тем меньше сомнений у него оставалось — хозяином кабинета являлся кардинал Ришелье. Он сидел за своим столом и просматривал со своей сдержанной улыбкой книгу с золотистым переплетом, не выражая никаких ярких чувств по поводу долгожданной встречи с мушкетером. — Ваше высокопреосвященство! — подойдя к нему, гаркнул от всей души д'Артаньян, отчего Ришелье слегка поморщился. — Вот уж кого мне менее всего хотелось здесь встретить, так это вас! — Вы все так же прямодушны, — кардинал оторвался от чтения и взглянул на стоящего перед ним мушкетера. Гасконец удивился его взгляду: ни тяжелые труды власти в последние годы жизни, ни страх перехода из мира временного в мир вечный, ни почти четверть земного века на Небесах не смогли рассеять ум, который лукаво сиял в глазах этого высокого во всех смыслах, даже самых низких, человека. Хозяин кабинета небрежным жестом пригласил своего визави сесть в обитое красным бархатом кресло, стоящее по ту сторону стола, и произнес тоном, не предвещавшим ничего хорошего: — Как мы ни старались, жизнь вас мало изменила. Д'Артаньян сделал вид, что туманный намек на некие старания нисколько его не удивил. Он знал, что сильные мира сего имеют обыкновение разъяснять свою многозначительность сами, достаточно только стать незаинтересованным. Похоже, это правило действовало и в мире Горнем. Поэтому гасконец как можно любезнее, но с изрядной долей равнодушия ответил кардиналу: — Вы тоже мало изменились. — Все относительно, мой юный друг. Вы позволите так обращаться к вам? — Юный друг звучит куда приятней, чем старый враг, — ухмыльнулся д'Артаньян. — Вы правы, — Ришелье бросил на него один из своих долгих, пронзительных взглядов, но гасконец даже бровью не повел. — Ну что ж... — многозначительно продолжил кардинал, — перейдем к сути нашей встречи. — Я только этого и жду, ваше высокопреосвященство! Кардинал снова поморщился, словно «высокопреосвященство» имело на том свете кислый привкус. — Не называйте меня так, — он небрежно отодвинул от себя книгу с золотистым переплетом. — Как же мне вас называть? «Ваша святость»? Ришелье не стал парировать ироничное замечание мушкетера, а, наоборот, неожиданно отнесся к нему с полной серьезностью и даже какой-то печалью: — Если бы во мне было достаточно святости, я бы не оказался здесь, — он с тоской обвел свой кабинет рукой, на указательном пальце которой мерцал таинственный перстень со светло-серым матовым камнем. — Но меня попросили, и я смиренно принял сан верховного канцлера и возглавил труды наши. — И что это за труды? — осторожно поинтересовался мушкетер. — Труды наши — неблагодарные, — интригующе протянул Ришелье. — Это и составление книг судеб с указанием событий, их точных дат и духовных происков, предшествовавших им; это и предварительные Страшные суды с возможностью апелляций в самую высокую инстанцию; это и дозволения на встречи с близкими во снах, и разрешения посещений грешной земли. Кстати, вас, д'Артаньян, задержали именно потому, что вы не обратились к нам за разрешением посетить землю. — На земле мне было позволено передвигаться с большей свободой. — Разве? А путешествие в Англию? Кажется, для этого вам нужно было разрешение либо короля, либо, — Ришелье скромно улыбнулся, — кардинала. — Насколько я смел при жизни догадываться, после смерти нас должно было ожидать пространство более безграничное. — Это неосторожная наивность. Границы духа в высях Горних так же строго документированы и суверенны, как и границы государств Старого и Нового света на земле. Любое непозволительное нарушение этих границ ведет, как вы знаете, к войнам. Только войны небесные гораздо разрушительнее, чем земные. Их отголосками являются самые кровопролитные людские противостояния за веру, богатство и земли. И в нашей заботе, чтобы не допустить этого. — Послушайте, господин канцлер, давайте оставим этот трудный для меня разговор и вернемся к моему делу. Я хотел попасть на землю, но у меня не было разрешения. Выдайте мне его, и мы любезно попрощаемся навеки. — Не все так просто... И не все так однозначно... Конечно, вы можете получить разрешение в департаменте призраков или у Хлодвига... — Простите, у кого? — перебил гасконец. — У Хлодвига, — с укоризной ответил Ришелье на невежество своего собеседника. — У первого христианского короля Франции из династии Меровингов. Да вы его видели, это он привел вас в мой кабинет. Перед глазами д'Артаньяна встало лицо коренастого человечка, и мушкетер удивился несоответствию между исторической важностью Хлодвига и его чинопослушным видом и существованием в вечности. — Да, причудливы изгибы истории, — словно дополняя размышления гасконца, произнес кардинал. — Но не в этом суть нашей встречи. Как вы думаете, что это? — Ришелье обвел многочисленные бумаги, толстые тетради и книги, лежащие на его столе, и тут же сам ответил: — Это ваша жизнь, д'Артаньян. Изрядная, надо сказать, жизнь! Обычно получается две-три тетради, у королей бывало и семь, но так, чтобы на моем столе не хватало места... такое мы встретили впервые. И знаете, что самое поразительное? Что вашу судьбу невозможно отнять от судеб ваших друзей — Атоса, Портоса и Арамиса. Поэтому нам пришлось объединить сразу четыре жизни в одно большое дело, и вот что получилось, — кардинал любовно погладил высокие стопки тетрадей. — Какая неимоверно огромная прелесть подробностей: служба у де Тревиля, герцог Бэкингем, леди Винтер, Фронда, несчастный английский король Карл и Оливер Кромвель, тайны дворов Европы, смещение монархов и дьявольское везение с женщинами!.. Особенно меня заинтересовал вот этот том, — канцлер взял книгу с золотистым переплетом. — Тут как раз история вашей поездки в Англию за подвесками. Непостижимо!.. Ришелье посмотрел на д'Артаньяна с легким восторгом, и мушкетер не удержался и милостиво кивнул кардиналу, что должно было означать: «Победители по достоинству оценили поверженного врага». Верховный канцлер тут же отвел глаза, в которых восторг засветился старой враждой.

Evgenia: Там же, чуть ниже: — До выводов, как понимаете, еще далеко, но что-то я могу сказать прямо сейчас... Если рассматривать вас по отдельности, то вы грешники: убийцы, пьяницы, развратники. Вам должны по праву принадлежать самые глубины ада. Но вас, как я уже сказал, не отделить одного от другого, а все вместе вы — образец благородства, чести, мужества. Вы создали свое удивительное государство, которое ярче и насыщенней, чем любая небесная Франция любого умершего монарха. Ваши отношения прошли испытание смертью, и вы, оставшись после нее вместе, попали в свою благословенную страну дружбы. Это почти рай, не находите? Мы впервые столкнулись с тем, что чьим-то душам прекрасно без Божьего повеления и суда, а это, к счастью, недопустимо. Что же нам с вами делать? Ришелье замолчал, глядя теперь в другой угол. Д'Артаньян терпеливо ждал, что скажет канцлер. А тот, вдоволь насмотревшись на угол, взял тетрадь с надписью «Арамис», отчего гасконец насторожился, словно перед неминуемым боем; затем кардинал быстро полистал тетрадь, заинтересовался одной страницей и даже поводил по ней пальцем с перстнем, который начал светиться гораздо сильнее, как будто в тетради был заключен таинственный огонь. После всех этих священнодействий Ришелье прикрыл тетрадь и обратился к собеседнику: — Я предлагаю вам, дАртаньян, вступить в небесную канцелярию. Вы — маршал, а маршалов у нас еще не было. Нет-нет, — предупредил кардинал возражение мушкетера, — я не призываю вас заниматься рутинной работой в архивах или департаментах. На отпущенную вечность нам нужны опытные воины, которые должны следить за исполнением законов, и такие воины у нас есть. — Я это заметил, — хмыкнул гасконец, вспомнив, как его схватили рядом с домом Мадлен. — Прекрасно, что заметили. Однако этим воинам недостает доблестного руководства в вашем лице. — Насколько я понимаю, вы предлагаете мне стать капитаном гвардейцев канцелярии? — Назовем это так. Д'Артаньян лукаво взглянул на Ришелье и спросил: — Касается ли ваше предложение только меня или оно адресовано и моим друзьям? — Оно касается только вас, — ответил кардинал. — В таком случае, господин верховный канцлер, я вынужден отказаться от столь лестного предложения. Вы сами сказали, что нас невозможно рассматривать по отдельности. Между службой, пусть и в небесной канцелярии, и дружбой, которой я обязан счастливейшими минутами своей насыщенной жизни, — д'Артаньян кивнул на стопы бумаг, — я выбираю более благородное. Честь имею. Мушкетер встал и откланялся его бывшему высокопреосвященству, но кардинал, видимо, не хотел завершать разговор. — Я знал, что вы ответите именно так, — сказал он. — Но не спешите уходить. У меня к вам есть еще одно предложение. — Какое же? Ришелье выдвинул ящик стола и с величайшей осторожностью достал из него шахматную доску, на которой была незаконченная партия. Развернув к д'Артаньяну доску белыми фигурами, канцлер с улыбкой произнес: — Наша партия еще не завершена. Она отложена волею судеб во времени, но теперь у нас есть возможность доиграть ее. Не волнуйтесь, ваши друзья знают, где вы находитесь. Хлодвиг уже известил их. Посмотрите сами... Кардинал указал на потолок, где расходились облака, открывая двигающиеся фрески, и мушкетер теперь разглядел на них Атоса, Портоса и Арамиса, которые распечатывали письмо, принесенное маленьким, коренастым человечком. О чем говорил Атос после прочтения письма обеспокоенным друзьям, дАртаньян не услышал, так как фрески обладали только движением, но не звуком. Вскоре облака вновь скрыли потолок, и гасконец наткнулся на внимательный взгляд Ришелье. — Ваш ход, господин маршал, — пропел тот. — Надеюсь, вы не забыли правил игры? Мушкетер снова сел в кресло и спросил, указывая на ферзя: — Это — королева, если я не ошибаюсь? И она все так же ходит, куда хочет? — Именно так, — кивнул канцлер. Д'Артаньян некоторое время оценивал партию, а затем сделал неожиданный ход конем. И тотчас механизмы, мирно дремавшие вдоль стен, заработали неимоверно скоро: клепсидра хлынула внутри себя, словно ливень, песочные часы перевернулись, зубчатые колеса завращались, издавая чудовищные звуки. Гасконец понял, что механизмы сорвались с места после его хода, и вопросительно посмотрел на своего противника. — Ваш ход на небесах приводит в движение земные судьбы, — ответил тот. — Например, вашей дочери. Так что взвешивайте свои ходы. — В таком случае я отказываюсь продолжать партию! — Увы, это невозможно. Как только вы сходили конем, ваша милая Жаклин или Жак, как вы ее называли, открыла дверь и пошла навстречу одному удивительному событию. Но если вы прекратите играть, она будет бесцельно идти до конца своих дней, так и не поняв, зачем она открыла дверь.

Evgenia: Анна Австрийская смотрела в окно на площадь перед дворцом, где шли последние приготовления к поминкам: развешивались траурные флаги, застилался скатертью длинный стол, доколачивалась оркестра для музыкантов. После того как ее сын Людовик Четырнадцатый приказал оказать последние почести д'Артаньяну, Атосу, Портосу и даже Арамису и почтить память мушкетеров с подобающим их подвигам размахом, все во дворце окунулось в чуть ли не праздничные хлопоты. Фрейлины шили платья из черного, который в короткое время стал самым модным цветом; танцовщики и музыканты разучивали новые танцы и сюиты, живо написанные к траурным дням; гонцы загоняли лошадей, развозя приглашения на поминки по всей Франции; придворные затевали тихую дипломатию, чтобы добыть себе место за королевским столом поближе к Людовику. Сам же венценосный сын Анны решил лично распорядиться насчет детей мушкетеров, которые в одну неделю стали легендарными. В один из дней он явился к матери за советом. — Я об этом не слишком осведомлена, — уклончиво ответила Анна на вопрос Людовика, кто, по ее мнению, является наследниками навеки упокоившихся героев Франции. — Однако мне известно, что вы знаете гораздо больше, чем неведение, и чуть меньше, чем пикантность. — Сын мой, — ласково взглянула на короля мать, — мы все знаем именно в тех пределах, которые вы так точно обозначили. — То есть вам нечего добавить к тому, что сын графа де Ла Фера — Рауль, дочь барона дю Валлона — Анжелика, а сын господина д'Артаньяна — Жак? — О! Вам известно гораздо больше меня, Луи, — улыбнулась Анна. Людовик же чуть вздрогнул от такого обращения. Он редко в последнее время общался с матерью и уже привык, что все ему говорили «ваше величество», и его собственное имя, так привычно и легко слетевшее с уст королевы, поцарапало монаршую душу детскими воспоминаниями. — У меня нет сведений, кто является наследником аббата д'Эрбле, и, признаться, я рассчитывал об этом узнать у вас. — Ваше величество, — тем же тоном, что и «Луи», произнесла Анна, отчего король подумал, что лучше бы королева обращалась к нему все-таки по имени, — даже если предположить, что мне известен не только духовный наследник аббата, но и кровный, то я не смогла бы назвать его имени. Этим бы я разгласила не только тайну покойного д'Эрбле, но и матери ребенка, которая по каким-то причинам не склонна заявлять о своей любовной связи с Арамисом. Увы, мой сын, я знаю только одну супругу ваннского епископа. — И кто же она? — весь застыл от любопытства Людовик — Церковь, — пожала плечами Анна. Они в полном молчании изучили выражение глаз друг друга. Король заметил, что в распахнутых глубоким простодушием глазах матери пляшут искорки дипломатии. Но они так искусно прятались в синеве невинности, что их было невозможно ухватить и отследить. С другой стороны, королева наблюдала за пристальным взглядом сына, тщательно скрывая в напускном спокойствии пламя тайны Арамиса, чтобы Людовик не смог догадаться, что она знает несколько больше, чем утверждала. Поняв, что королева-мать ничего не добавит к сказанному, его величество широко улыбнулся: — Неужели на чествование героев Франции мы должны пригласить всю церковь? — Достаточно, по-моему, одного кардинала Мазарини. — Возможно, — Людовик Четырнадцатый усмехнулся, — если, конечно, он к тому времени объявится. Кстати, кардинал не извещал вас, где находится? — Я сама обеспокоена не меньше вашего его исчезновением. — Франции сиротливо без своего пастыря, — закончил разговор Людовик и подставил лоб для легкого венценосного поцелуя матери. Конечно, Анна Австрийская знала имя «церкви», которую так страстно посещал Арамис, оставив после себя неизгладимые впечатления в лице сына герцога де Лонгвиля Анри. Более того, королева не смогла отказать в просьбе стать крестной матерью этого чудного малыша, вступив в тайное духовное родство с аббатом д'Эрбле. Вообще вот это — «не смогла отказать в просьбе» — было и мукой, и наслаждением ее гибкой судьбы. В четырнадцать лет она не смогла отказать в просьбе Марии Медичи, и за это ей пришлось расплачиваться двадцативосьмилетним браком с Людовиком Тринадцатым. Потом она не смогла отказать в просьбе герцогу Бэкингему, и за это ей пришлось расплачиваться подвесками, история с которыми чуть не лишила ее трона. Затем она не смогла отказать Франции в рождении наследника престола, и за это ей пришлось расплатиться подозрительностью не сильного к деторождению супруга и железной маской брата-близнеца Людовика Четырнадцатого. В таком чередовании просьб и расплат в конце концов образовался порочный круг, и не существовало сил, которые могли бы его разорвать. Чтобы сохранить свое доброе испанское имя, свое место у трона и на троне, свои и чужие тайны, Анне приходилось все время к кому-то обращаться, потому что одной ей было не справиться с проблемами, которые требовали решительных, смелых, бесстрашных людей. Но иногда, так порою случалось, эти благородные люди, решая тихие вопросы престола, не погибали от ран или казней, и королеве приходилось с легкой радостью и скорбными предчувствиями исполнять просьбы безымянных для остальных людей героев. Так, во времена Фронды она не смогла отказать одному из четырех мушкетеров и стала крестной матерью Анри де Лонгвиля. И сейчас, стоя у окна и наблюдая за приготовлениями к поминкам по не раз спасавшим ее честь людям, она с грустью вспоминала завитки своей судьбы, тяжелыми кольцами обнимавшие ее душу. Анна Австрийская не слышала зловещего скрипа колес фортуны, приведенных в действие шахматной партией между Ришелье и д'Артаньяном. Королеве было одиноко. Она чувствовала, что эта самая фортуна, так щедро дававшая ей в долг и власть, и богатство, теперь требует немедленной уплаты по распискам судьбы Анны. И не к кому было обратиться за помощью: все были в царстве, откуда нет возврата, а Мазарини пропал. Она еще не знала, что фрейлина Жаклин, почему-то пришедшая во дворец ни свет, ни заря, стоит в это время за дверью в платяной комнате и ждет своего пешечного хода в шахматной партии небес и земли. Королева смотрела в окно, и ее сердце теснила непробудная обреченность, несмотря на то, что и многолетний опыт французского престола, и тонкая испанская интуиция, и австрийская музыкальная расчетливость подсказывали ей в глубине души, что не надо путать временные затруднения с остатком жизни.

Леди Лора: Evgenia пишет: ни тяжелые труды власти в последние годы жизни, ни страх перехода из мира временного в мир вечный, ни почти четверть земного века на Небесах не смогли рассеять ум, который лукаво сиял в глазах этого высокого во всех смыслах, даже самых низких, человека. Окосела от формулировки пытаясь понять, что же хотел сказать автор... Evgenia пишет: сли бы во мне было достаточно святости, я бы не оказался здесь, — он с тоской обвел свой кабинет рукой, на указательном пальце которой мерцал таинственный перстень со светло-серым матовым камнем. — Но меня попросили, и я смиренно принял сан верховного канцлера и возглавил труды наши. Я не поняла... Риш же вроде в Раю был. Какого ж его ТАК наказали??? Ничего себе блаженство! Evgenia пишет: Верховный канцлер тут же отвел глаза, в которых восторг засветился старой враждой. Тоже мне, человек и светомузыка - два в одном Evgenia пишет: Увы, это невозможно. Как только вы сходили конем, ваша милая Жаклин или Жак, как вы ее называли, открыла дверь и пошла навстречу одному удивительному событию. Но если вы прекратите играть, она будет бесцельно идти до конца своих дней, так и не поняв, зачем она открыла дверь. Моя ж ты лапочка! Господин марков совсем ядовитых грибов объелся?! Монсеньор, конечно, сволочь и интриган, но не припомню случая, что бы он так грязно играл... И, кстати, не поверю что дАрт тут же отказался от партии!!!



полная версия страницы