Форум » Клуб вдумчивых читателей » Сокровища кардинала Мазарини. Обсуждение книги Антона Маркова » Ответить

Сокровища кардинала Мазарини. Обсуждение книги Антона Маркова

Джулия: НЕОБХОДИМОЕ ПОЯСНЕНИЕ Ну вот, мои цепкие ручки добрались до произведения г-на Маркова. Я не пожалела денег и купила книгу, о которой давно слышала. Года четыре тому назад благодаря любезности Treville целая группа мушкетероманов имела возможность ознакомиться со сценарием очередной, финальной части саги о мушкетерах. Тогда сама мысль о возможности воплотить сценарий на экране вызывала улыбку. Да, хотелось. Но все мы люди взрослые и понимаем, что кино просто так не снимается. Нужны огромные деньги. Честно говорю – в сценарии не было и половины того, что я теперь нашла в книге. Был сценарий как сценарий – это вообще жанр крайне специфический. Когда начались съемки фильма, лично мне стало как-то не по себе. Но я надеялась. Надеюсь и до сих пор, несмотря на то, что шедевр г-на Маркова уже прочитан весьма внимательно. Ибо фильм и книга, как известно, часто никак не стыкуются. Из всех известных мне попыток написать книгу по сценарию удачной нельзя признать ни одну. По сценарию может выйти весьма приличная компьютерная игра. Но книга – нет. Если честно, мне искренне жаль бедного Антона Маркова, милого мальчика, который теперь будет козлом отпущения. Ибо ему вообще не стоило связываться с уважаемым режиссером Г.Э. Юнгвальд-Хилькевичем. Конечно, автор книги «Сокровища кардинала Мазарини» А. Марков и идейный вдохновитель проекта в целом Г.Э. Юнгвальд-Хилькевич сразу оговорились: да, господа, вы имеете дело с нашим замыслом. Дюма здесь ни при чем. Ну, раз авторский замысел по мотивам Дюма – мы получили экранизированный фанфик. Экранизацию обсуждать пока нечего, ее никто не видел. А книга – вот она. Раз она издана – мы имеем полное право ее обсуждать. Что отметила я? Задумок, примерно равных по масштабу той, что воплотил Антон Марков, у каждого из нас рождается по сотне в день. Но, к счастью для человечества, большинство этих задумок умирает тут же – под тихое и слегка удивленное хихиканье аффтара: «Не, ну как моя умная голова могла выдумать такую муть/дурь/нелепицу?!». Задумка этого уровня, воплотившаяся в текст и показанная паре самых близких друзей, обычно тоже долго не живет. Во время разбора накопившихся бумажных завалов каждый из нас хотя бы раз в жизни отправлял свое творение в ведро для мусора. Поорвав на мелкие клочки. Потому как – стыдно. Хорошо. Допустим, вы работали на заказ, сделали то, о чем вас попросили (наспех!) и согласились поставить свое имя на обложке. Заказчик шесть месяцев или около того трепал вам нервы и требовал максимального соответствия литературного текста и сценария, издательство требовало выдерживать сроки, вы были ограничены ЧУЖОЙ волей. Ваши творческие крылья были подрезаны до основания. Вы даже могли с самого начала осознавать, что ваша левая пятка выдала очевидную халтуру. За которую получит от читателей не только она, но и все тело, включая голову. Но издать книгу, в которой 447 страниц, БЕЗ ЛИТЕРАТУРНОЙ РЕДАКТУРЫ?! Ребята, да я сама нынче утром обалдела! Три раза проглядывала чуть не под лупой выходные данные - вдруг понапрасну обижу людей? Выпускающий редактор. Художественный редактор. Технолог. Операторы компьютерной верстки. Корректоры. И ВСЕ!!! Результаты труда всех людей, чьи специальности я только что перечислила, очевиден. Но корректура – это совершенно иной процесс. Литературного редактора нет! И пометки «Книга издана в авторской редакции» тоже нет! Осознав это, я уже не удивляюсь тому, что творится внутри. Что там? Море ляпов чисто стилистических, которые вызывают здоровый смех даже у тех, кто Дюма не любит. Разваливающийся на куски сюжет. Персонажи, которые похожи на картонных кукол и к Дюма не имеют никакого отношения, кроме имен. Достаточное количество глупых пафосных кусков. Несколько интересных идей, которые напрочь убиты авторским воплощением. Штампованные фразы и суждения. Знаете, я почувствовала невольную гордость за тех авторов, которые выставляют свои фики здесь. Девчонки, мы – гениальные. Без шуток. Ибо если «Вагриус», солидное издательство с именем, принял в печать творение Маркова, то мы имеем полное право открывать дверь в издательства пинком. Для того, чтобы вы поняли, о чем я, рискну нарушить закон об авторских и смежных правах и выложить на форум ДЛЯ НЕКОММЕРЧЕСКОГО ИСПОЛЬЗОВАНИЯ первую главу. Хотя бы несколько отрывков. Остальные «перлы» уйдут в тему про нелепости в фанфиках. Читайте. Те, у кого есть весь текст книги, или те, кто хотя бы видел ее – добро пожаловать в эту тему для обсуждения.

Ответов - 454, стр: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 All

Леди Лора: Лейтенант Чижик пишет: Ну, тогда за Кольбера он получил вообще какую-то отрицательную оценку. А про Лавальер приходил рассказывать к злому историку домой. Четыре раза. Ага... А про Ришелье и вовсе писал диплом и года два пытался его защитить.....

Лейтенант Чижик: Леди Лора пишет: про Ришелье и вовсе писал диплом и года два пытался его защитить......от посягательств злобных профессоров, оттачивавших на бедняге фехтовальные приёмы указками и оравших, что они не допустят такого наглого и бездарного перевирания истории.

Anna de Montauban: Лейтенант Чижик пишет: ...от посягательств злобных профессоров, оттачивавших на бедняге фехтовальные приёмы указками и оравших, что они не допустят такого наглого и бездарного перевирания истории. Именно, именно!


Джулия: Лейтенант Чижик пишет: ...от посягательств злобных профессоров, оттачивавших на бедняге фехтовальные приёмы указками и оравших, что они не допустят такого наглого и бездарного перевирания истории. Что вы, господа! Г-на Фоменко с его завиральными идеми до сих пор никто не убил - Маркова и подавно пощадят. Он же не историк...

Anna de Montauban: Джулия пишет: Г-на Фоменко с его завиральными идеми до сих пор никто не убил - Маркова и подавно пощадят. Он же не историк... А за издевательства над русским языком и стилистикой у нас и подавно не убивают...

Anna de Montauban: Видела в одном из московских "Ашанов" (точные координаты давать не буду, ибо магазин жалко ) дивную картинку: Стеллажи с книгами. Надпись: "Документальная литература". В центре самого верхнего ряда красуется... да-да-да, наш обожаемый г-н Марков с "Возвращением мушкетеров"!

Джоанна: Anna de Montauban пишет: "Документальная литература". В центре самого верхнего ряда красуется... да-да-да, наш обожаемый г-н Марков с "Возвращением мушкетеров"! Видно, у кого-то не поднялась рука ставить эту кладезь косноязычия в раздел художественной литературы))

Anna de Montauban: Джоанна, если так, то я прощаю этих мерчендайзеров!

Белошвейка: Что не художественная, - это. с одной стороны, хорошо :) а с другой - с учетом всех обнаруженых исторических ляпов документальная проза из серии "И я там был, бургундское пил, по небесам бродил..." плавно перемещается в раздельчик вроде "С собой в дорогу"

Anna de Montauban: Белошвейка пишет: а с другой - с учетом всех обнаруженых исторических ляпов документальная проза из серии "И я там был, бургундское пил, по небесам бродил..." плавно перемещается в раздельчик вроде "С собой в дорогу" Скорее, в раздел "Анекдоты"...

Evgenia: На земле начинались поминки. Мажордом его величества стоял как вкопанный перед дверями во дворце и готовился объявить королевскую семью на всю Францию, если не дальше. Он всегда волновался перед этим действом, прекрасно зная, что если мажордом при выходе спотыкается, то первое, что слетает с него, — это его голова, а если он даст какого-нибудь галльского петуха, то ему придется кукарекать всю оставшуюся жизнь с вырванным языком. И вот зазвучали трубы, мажордом побледнел сквозь пудру; набрав в грудь воздуха, распахнул двери и появился на крыльце парадного выхода. Настало мгновение мажордома, когда все придворные тут же стихают и оборачивают свои взоры на громогласного лакея, словно тот сам король. Бледный человек на крыльце уверенно сделал несколько шагов, не пошатнулся и приятным, сильным голосом, выработанным еще в церковном хоре мальчиков, огласил: — Его величество король, ее величество королева-мать! Он отошел в сторону, и на этом мгновение мажордома кончилось. Грянула музыка. Людовик Четырнадцатый и Анна Австрийская вышли на крыльцо и стали спускаться по лестнице, слегка раскланиваясь с гостями, присевшими в почтительных поклонах. Кого-то они замечали, кого-то не забывали, на кого-то не обращали внимания. Десятки спектаклей, где актерами служили глаза их величеств и их придворных, были сыграны, пока Людовик и Анна продвигались к возвышению с небольшим навесом во главе стола, где виднелась черная фигура Кольбера. На самом деле монархи внимательно смотрели под ноги, чтобы не оступиться, потому что оступившийся король хуже хриплого мажордома; а взоры на своих подданных они бросали только для того, чтобы рассмотреть слишком медленно приближавшийся к ним стол. Наконец они вошли под навес. Музыка стихла, и стали слышны слегка трепещущие флаги на ветру. Все обратили свой взор на Людовика, ожидая от него слова. Король держал паузу, чтобы дать возможность присутствующим прочувствовать важность момента, а самому, между тем, разглядеть каре столов и черно-золотые наряды за ним. Удовлетворившись внешним видом каре, сын Анны начал: — Господа!.. Сегодня мы чествуем четырех героев Франции. Их имена невозможно забыть! Их заслуги нельзя перечислить! Будем же кратки, как они, — король подумал и добавил: — Виват Франция! Грянул первый пушечный залп. В это время на том свете Портос бросил стопку бумаг на стол верховного канцлера. А на земле Кольбер взглянул на королеву, которая кому-то едва-едва улыбалась среди придворных. Грянул второй залп. Кольбер перевел взгляд на того, кому улыбалась королева, и с превеликим изумлением увидел де Лонгвиля-младшего. Это крайне насторожило финансиста, потому что такая теплота между Анной Австрийской и отпрыском рода, что участвовал во Фронде, едва не свергнув юного Людовика, была явно подозрительной. Анри же преданно-вопросительно взирал на Анну. Грянул третий залп. Кольбер скользнул взором по лицам придворных, но с первого прохода не обнаружил нужного себе лица. Тогда он скользнул взглядом в обратную сторону, детально и спешно пройдясь по щекам, носам, глазам и многочисленной глупости придворных, и увидел то, что искал. В него брызнули два глаза, выкованные Марсом. Эти глаза могли принадлежать исключительно госпоже де Круаль. Кольбер указал ей бровями на Анри де Лонгвиля, и та понятливо кивнула. Грянул четвертый залп. Теперь финансист вернулся зрачками к Людовику и застал его в некотором потрясении от пушечного грома. То ли парадная канонада войны застала врасплох неподготовленный слух короля, то ли до чуткой монаршей души донесся далекий гром упавшей на стол книги судеб кардинала Ришелье, но Людовик стоял молча с глазами, обращенными внутрь. — Ваше величество, — тихо окликнула Анна сына, когда пауза чуть-чуть затянулась. Тот вспомнил, где находится, и вернул свой взор Франции. Получилось довольно проникновенно, словно король слегка задумался о превратности людских жизней, а особенно жизней поминаемых мушкетеров. Затем их величества сели на стулья, а подданные продолжили стоять у столов. По незаметному знаку Кольбера вновь зазвучала музыка, и начался балет. Король услышал рядом с собой легкий восторженный вздох и оглянулся. Рядом с ним в полностью золотом платье находилась Луиза де Лавальер, сидящая, согласно этикету, на табуретке. Она умиленно похлопала ресницами вышедшим танцовщикам, а потом и тому, чьей фавориткой она была, и улыбнулась прекрасной и непроходимой улыбкой глупости. Король отвернулся от нее и вынужденно начал смотреть балет. Надо сказать, что Людовик не то чтобы не любил балеты — он их ненавидел. В них не было слов, а только одни телодвижения, изрядно портящие музыку. Однако это не мешало ему постоянно устраивать танцевальные представления и даже танцевать самому. Дело в том, что окончательно загубленная разнообразными па музыка приводила Людовика в пикантное состояние: он начинал следить за весьма патриотичными ножками танцовщиц и увлекательно игривыми руками танцовщиков. И вот это сочетание легкой откровенности с чарующей недосказанностью было гораздо сильнее в короле, чем его ненависть к балетам. Поэтому их танцевали везде где только можно, что складывало у придворных впечатление о высокой образованности их повелителя и его галантности. Да и сам пылкий монарх поддерживал эти настроения, чтобы иной раз выходить на тропу телодвижений, но не из любви к искусству, а исключительно ради охоты. Одной из таких жертв являлась Луиза, хлопающая сейчас ртом и глазами рядом с его величеством. Людовика раздражало и это и то, что музыка никак не отступала на второй план. Он чуть наклонился в сторону Кольбера и недовольно обратился: — Откройте мне, почему на поминках танцуют? — Французы грустят по-французски, ваше величество. Королю понравился ответ, и он одобрительно хмыкнул. — Как называется этот балет? — Пастухи Франции. — Потрясающе! — подала голос де Лавальер, отчего Людовик Четырнадцатый глубоко вздохнул. — Скажите, господин Кольбер, а какое отношение пастухи Франции имеют к ее героям? Финансист заглянул в свою черную папку, сверяясь с утвержденным либретто, а потом с ходу выдумал его: — Ваше величество, пастушки изображают Францию, а пастухи заботятся о ней, ухаживают, так сказать... — Слишком откровенно, — вставила замечание Анна. — Они открыты друг для друга и не сдерживают своих чувств, — всматривался Кольбер в хаотичные для него движения танцовщиков. — Но и пастухи, и пастушки помнят, что над ними существует всемилостивейший пастырь. — И кто же он? — осведомился Людовик. В этот момент танцовщицы, пропорхав ножками, вскинули руки к небу над Парижем. — Солнце, — очень просто ответил Кольбер, и король глубокомысленно кивнул в знак согласия и стал наблюдать за ножками. Балет начинал ему нравиться. Впрочем, как и всем остальным. Единственным человеком, кто оставался совершенно безразличным к чарующим порханиям ног и рук, являлась де Круаль. Она следила за иным балетом, что разворачивался сейчас за столом и на королевском возвышении. Этот балет состоял из движений глаз, улыбок, бровей, кивков, перешептываний и был гораздо содержательнее, чем нечеловеческие страсти пастухов и пастушек Де Круаль стояла в стороне и наблюдала. Главным образом за молодым человеком, на которого указал ей Кольбер. Несмотря на то что указано было слишком неопределенно, она довольно быстро вычислила свой щедро оплачиваемый интерес — Анри де Лонгвиля. Он все время беспокойно поглядывал на Анну Австрийскую, а королева изредка, плавно и многозначительно — на него. Этого оказалось достаточно, чтобы развеять всяческие сомнения по поводу того, кто все-таки был важен для Кольбера. Продолжив свои упражнения во взглядах, де Круаль определила еще одного адресата беспокойства Анри. Этот адресат располагался рядом с королевским возвышением справа от их величеств и находился среди детей так называемых героев Франции, а именно Жак д'Артаньян. Балет взглядов становился все более и более забавным и привлекательным, потому что на редкость прекрасный сын гасконского маршала с таким же трепетом, что и Анри, искал глазами королеву-мать. И она отвечала ему взаимной, беспокойной улыбкой, после которой, как бы невзначай, переводила взгляд на де Лонгви-ля-младшего и едва заметно кивала ему. И еще одну встречу глазами де Круаль выделила из мимического придворного балета. Выделила исключительно для пущего своего любопытства. Эта встреча состоялась между Раулем, графом де Ла Фером, и Луизой де Лавальер. Ни для кого в Париже не было тайной, что эти двое когда-то любили друг друга, но одна стала фавориткой Людовика, а другой уехал воевать в Алжир, чтобы забыть под пулями и звоном шпаг и мечей свою сердечную боль. Доходили даже известия, что Рауль погиб, что только добавляло трагической завершенности к романтической истории. Но сын Атоса выжил, а единственной его смертью являлась смерть при французском дворе. И вот он снова появился перед ясными очами короля после многолетней отлучки и встретился с любовью своей юности. Как же де Круаль благоговела перед такими шалостями судьбы!.. Но вот музыка оборвалась, и пастухи с пастушками замерли в благоговейном порыве к небесам. Людовик капризно вскинул брови, вопросительно взглянул на Кольбера и слегка захлопал в ладоши. В одно мгновение поле перед дворцом взорвалось овацией изрядно вспотевшим танцовщикам. Они поклонились и упорхнули вон с монарших глаз, и Людовик начал есть. Ел он один. Все остальные стояли и, сглатывая слюну, следили за королевской трапезой. Не глядя ни на кого, лениво, но со значением поедая кусочки мяса, запивая их порой красным вином, которое было как нельзя кстати в этот душный вечер, Людовик сидел с глубокомысленным видом, хотя на самом деле не думал ни о чем. Вернее сказать, что он размышлял о мухе, которая без всякого этикета вилась над блюдом сильного мира сего и не желала признавать в этом человеке кого-то более чем просто человека. Она звучно жужжала в тишине французского двора и наконец села в присутствии короля, и не куда-нибудь, а на лист салата. И монаршая трапеза завершилась.

Джоанна: Evgenia пишет: на этом мгновение мажордома кончилось. И свистнуло, как пуля у виска, мгновение... мгновение... мгновение... актерами служили глаза их величеств и их придворных Рты были суфлерами, носы - режиссерами, мозги, ввиду особенностей их расположения, свистели на галерке. взоры на своих подданных они бросали только для того, чтобы рассмотреть слишком медленно приближавшийся к ним стол Стол стеснялся. Кольбер скользнул взором по лицам придворных, но с первого прохода не обнаружил нужного себе лица. .............................. В него брызнули два глаза, выкованные Марсом. Я еще думала, что умею писать ужастики. Да и сам пылкий монарх поддерживал эти настроения, чтобы иной раз выходить на тропу телодвижений, но не из любви к искусству, а исключительно ради охоты. А потом возвращался со скальпами и закапывал томагавк.

Anna de Montauban: Evgenia пишет: Мажордом его величества стоял как вкопанный перед дверями во дворце и готовился объявить королевскую семью на всю Францию, если не дальше. Он всегда волновался перед этим действом, прекрасно зная, что если мажордом при выходе спотыкается, то первое, что слетает с него, — это его голова, а если он даст какого-нибудь галльского петуха, то ему придется кукарекать всю оставшуюся жизнь с вырванным языком. Остальное я дочитаю завтра, пожалуй...

Джоанна: Anna de Montauban пишет: Остальное я дочитаю завтра, пожалуй... Да, на ночь это чревато.

Anna de Montauban: Джоанна пишет: Я еще думала, что умею писать ужастики. А еще глаза умеют ИГРАТЬ!!!

Ertan: цитата: В него брызнули два глаза, выкованные Марсом. Джоанна пишет: цитата: Я еще думала, что умею писать ужастики. А еще глаза умеют ИГРАТЬ!!! Anna de Montauban, меня не хватает даже на то, чтобы представить ВЫКОВАННЫЕ глаза... Чесслово, я зря думала что это у МЕНЯ извращенная фантазия...

Джоанна: Прямо для нашей "Видеотеки": на смену нашумевшей серии фильмов ужасов "Зубастики" приходят "Глазастики"!

Anna de Montauban: Ertan пишет: Чесслово, я зря думала что это у МЕНЯ извращенная фантазия... Куда нам...

Ertan: Ertan пишет: цитата: Чесслово, я зря думала что это у МЕНЯ извращенная фантазия... Куда нам... Anna de Montauban, да, до авторитетов нам далеко....

Джулия: Evgenia пишет: На земле начинались поминки. Все готовились к тому, что их будут снимать в кино про мушкетеров. Кто это такие - толком никто уже и не помнил, но дети мушкетеров почему-то теперь носили то же гордое звание, что и внебрачные дети короля - "Сын/дочь Франции". Evgenia пишет: Этот балет состоял из движений глаз, улыбок, бровей, кивков, перешептываний и был гораздо содержательнее, чем нечеловеческие страсти пастухов и пастушек. Может быть, это все же была пантомима? Впрочем, кто ж знает, что называет балетом обладательница глаз, которые брызгаются...



полная версия страницы