Форум » Клуб вдумчивых читателей » Сценарий Евтушенко "Конец мушкетеров" » Ответить

Сценарий Евтушенко "Конец мушкетеров"

Grand-mere: Дамы, а я нашла-таки сценарий Е. Евтушенко "Конец мушкетеров" ("Искусство кино" 8-9 за 1988 год). Полагаю, что это первая публикация, но в ней нет ни той странноватой песенки Атоса, которую мы обсуждали, ни той сцены на кладбище, запомнившейся Стелле, когда граф спускается в могилу. Что могу сказать?.. Евтушенко не был бы Евтушенко, не обладай он своим, оригинальным взглядом на общеизвестные вещи; но здесь поэт превзошел самого себя. Читала с интересом, но порой возникало чувство неприятия: автор балансирует на грани - фарса? - пародии? -, иногда и переходит ее. Однако, как говорится, "я все простила" за финальные сцены. Вещь довольно большая (около 60 стр. мелким шрифтом), но эти фрагменты я бы выложила, если не возбраняется юридически ( Ленчик, что скажете?) и интересно форумчанам. Но в таком случае неизбежно придется спойлерить, чтобы понять, что к чему у автора.

Ответов - 196, стр: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 All

stella: Черубина де Габрияк , а давайте дочитаем до конца. Страсти разгорелись нешуточные , и хорошо, а то застой был приличный. Но я придерживаюсь своего мнения: Жигунов мне омерзителен, и омерзительны все персонажи, кроме Кокнарши, Портоса и Бэкингема. Меня вы в этом не переубедите. Игрища Евтушенко мне не по душе именно обилием грязи, но он играл персонажами, перекрашивал их. Дальше - посмотрите сами. Я такое не люблю, но это делают. Жигунов много говорил о том, как он стремится донести Дюма до молодежи. Вы молодые, может до вас он что-то и донес, для меня он просто сделал пошлую карикатуру на Дюма. Причем, сделал с претензией на серьезность. Евтушенко же - хулиганит, как простите, какой-то босяк. Но он не претендует на серьезного Дюма. А то, что он не снял: знаете, а у меня все время перед глазами ролики из фильма, которые я не могла видеть. Прочитанное рождает, и все это оказалось для меня очень зримым.

Ленчик: В королевском саду - Молодец, бабушка! - весело кричит д’Артаньян, кружась в вихре маскарадного танца с девушкой. А ты не боишься сердечного удара? - Он уже произошел, дедушка... - смеется она. - И он мне очень по- нравился! Их неожиданно разнимают чьи-то руки, втягивая в разные хороводы. - Дедушка! - кричит девушка, видя вокруг себя только прыгающие маски. - Бабушка! - пытается прорваться к ней д’Артаньян. - Почему вы, как маленький мальчик, зовете бабушку? - смеется женщина в платье служанки и черной полумаске, обнимая его и танцуя с ним. - Ведь вы д’Артаньян, человек из легенды... - Из могилы... - отшучивается д’Артаньян, ища глазами «бабушку». - А кто вы? - Да разве может капитан мушкетеров узнать скромную служанку королевской кухни, влюбленно глядящую на него только издали? Слава богу, что в придворной толпе мое платье служанки принимают за маскарадный костюм... - втанцовывает с ним в кусты женщина. Д'Артаньян недоверчиво косится на ее холеную руку, лежащую на его груди. На пальце поблескивает золотое кольцо со сдвоенными бриллиантовыми сердцами. - Я замечаю у вас легкий испанский акцент, - слегка настороженно говорит д’Артаньян. - У нас на кухне много испанок. Мы дешевле француженок. Кроме того, наша королева до сих пор предпочитает луковому супу свое родное «гаспачо». А какое ваше любимое блюдо? - щебечет женщина, все сильней прижимаясь к д’Артаньяну и увлекая его в темную глубину сада. - Гиена в сиропе, - бурчит д’Артаньян, в растерянности чувствуя, что он в ловушке. - Ах, как мне нравится ваша мужественная грубоватость... - шепчет женщина, засовывая упирающуюся руку д’Артаньяна себе за корсаж и валя его на траву. - Но гнушайтесь любовью простой служанки... - Мой пенсионный возраст, - растерянно заикается д’Артаньян.- Изнури- тельная государственная служба... Восемь огнестрельных ран. Пятнадцать сабельных. Д'Артаньян насколько можно вежливей пытается вытянуть руку из-за корсажа. - Прямое попадание пушечного ядра в пах! Все в осколки! Трагическое сочетание полного уважения к вам с полной импотенцией... - еле обороняется д’Артаньян. - Ах, вот ты где, дедуся! - раздается грозный крик. Д’Артаньян поднимает голову и в еще большем ужасе видит, что над ним, уперев руки в бока, стоит его «бабушка». - А это что за шлюха подзаборная с тобой? - кричит «бабушка» и бросается на соперницу, вцепляясь в ее прическу. Они катаются в траве, визжа и царапаясь. Наконец, женщина в полумаске вырывается и исчезает в кустах. Д'Артаньян сидит на траве, закрыв лицо руками. «Бабушка» колотит его кулаками, трясет: - Старый развратник! Козел со шпагой! Д’Артаньян машинально продолжает бормотать: - Мой пенсионный возраст... Изнурительная государственная служба... Восемь огнестрельных ран... Пятнадцать сабельных... По тропинке стремительно идут Арамис в костюме бедуина, Портос в костюме римского легионера и узник в железной маске, укутанный в черный плащ. Навстречу им бежит, взявшись за руки, стайка придворных дам и кавалеров в костюмах бабочек и стрекоз. Пьяненькая придворная дама, щелкая веером по маске, восклицает: - Какая оригинальная масочка! - и исчезает, взмахивая крылышками. Из темноты выступает королева-мать в костюме монахини, прикладывая палец к губам. Арамис открывает ключом железную маску. Королева-мать нежно целует узника. - Сын мой... Мужайся! - С вами рядом мне ничто но страшно, матушка... шепчет узник. - О, неужели я буду теперь иметь счастье видеть вас каждый день! Королева-мать внимательно оглядывает костюм узника, его лицо и подпудривает родинку на его подбородке. Королева-мать вздрагивает, видя в руках узника крысу. - Что это? - Я но мог оставить в тюрьме моего самого преданного друга Изабель… - говорит узник. Королева-мать смотрит на крысу и потом на сына со страхом, К танцующим Кольберу и его жене подходят два солдата и офицер. - Госпожа Кольбер, вы арестованы по обвинению в шпионаже в пользу Англии. Вот приказ короля, - говорит офицер. Жена Кольбера с полными ужаса глазами умоляюще смотрит на мужа, прижимается к нему. Кольбер выхватывает из рук офицера приказ, неверяще вглядывается в него. - Это недоразумение... бормочет Кольбер и старается принять высокомерный вид. - Вы что, разве не знаете, кто я такой? Это моя жена! - Это - арестованная... - коротко отвечает офицер. В беседке королевского сада Белоснежная беседка, увитая цветами, прячется среди деревьев. Внутри нее расставлены уютные кушетки. На столике в золотой клетке прыгает соловей. Посредине беседки бьет розовый фонтан. Монтале подставляет два бокала под его струн. - Какое нечаянное совпадение фантазии вашего величества и моего вкуса - сделать фонтан из анжуйского, моего самого любимого вина... - говорит Монтале, обворожительно улыбаясь. Монтале на мгновение поворачивается к королю спиной и с изменившимся сосредоточенным лицом молниеносно что-то капает из перстня в один из бокалов. Когда Монтале оборачивается к королю, на ее губах прежняя обворожительная улыбка. - Я что-то загадала, - говорит Монтале, - и поэтому мы оба должны осушить бокалы до дна. Король выпивает с ней и восклицает: - Ах, Монтале, как я мог ошибиться, остановив свое внимание на Луизе, а не на вас. Она так однообразна в своей провинциальной слезливости и похожа на скисшее вино. А вы играете и пенитесь, как это анжуйское! Я, пожалуй, отпущу Луизу к этому бедняге Бражелону. Да и с графом де ла Фером я, пожалуй, поступил слишком жестоко, отдав приказ арестовать его... Хотя...- король запинается и чуть-чуть задремывает, - хотя... власть перестает быть властью, когда ее не боятся. Я вовсе не так жесток, каким, возможно, кажусь, но вынужден подавлять свою доброту. Тот, кто хочет сохранить власть, обречен носить маску... – Король борется с охватившей его дремотой, но глаза его все тяжелеют. - Я, видимо, утомился. Вас не обидит, если я чуть вздремну? - Ну что вы, ваше величество. Дайте-ка_ я сниму вам башмаки... нежно шепчет Монтале. - Вот так! А пока вы будете дремать, я поглажу ваши ноги, ласково-ласково, как вы любите... Монтале напевает королю колыбельную песню. - Как было бы прекрасно государство, если бы, если бы все были такими преданными, как вы, - вздыхает король, засыпая. Монтале, убедившись, что король спит крепко, поднимается и делает знак цыганским веером в сторону кустов, окружающих беседку. Из кустов выходят Арамис с железной маской, королева-мать, Портос, узник. - Ваше задание выполнено, монсиньор, - говорит Монтале, целуя руку Арамиса с печаткой генерала иезуитского ордена. - Вы - один из наших самых блестящих агентов, говорит Арамис. - Орден иезуитов не забудет вас. За плечами Арамиса слегка вздрагивают слышащие, запоминающие глаза бесшумно вошедшего узника и тут же отодвигаются вглубь, как бы не слыша и не запоминая. Узник приближается к спящему брату, напряженно вглядывается в его лицо, продолжая поглаживать крысу, посверкивающую хищными бусинками глаз в руках. Портос, вытаращив глаза, переводит взгляд с одного брата на другого. Глаза королевы-матери, глядящие на спящего короля, по-детски чмокающего губами во сне, вдруг наполняются растерянностью, жалостью, болью. Узник замечает это, и когда Арамис делает шаг с железной маской к королю, останавливает его, положив ему на плечо руку с выглядывающей из нее крысой. - Маску должны надеть вы, матушка, - ласково, но с новой властной интонацией говорит узник. Королева-мать вздрагивает. Она неуверенно берет железную маску и неуверенно приближает ее к лицу короля. Руки ее дрожат, из глаз вот-вот прорвутся слезы. - Подожди меня, Изабель, - решительно говорит узник, выпуская крысу в золотую клетку с соловьем. Освободив руки, узник выхватывает маску из рук королевы-матери и опускает ее на лицо брата. - Ключ! - говорит узник, протягивая руку. Арамис подает ему ключ. Уз- ник спокойно и четко закрывает замок маски и вешает цепочку с ключом себе на шею. Затем он стряхивает свои башмаки и вбивает ноги в башмаки с бриллиантовыми подвесками. Движения его молниеносны и уверенны. Королева пораженно смотрит на него. Это уже не узник, а король. - Поручаю доставку самозванца в Бастилию лично вам, дорогой дю Вал- лов, говорит король Портосу, дружески, но с чувством дистанции полуобнимая его. - Кстати, мне кажется, что ваш дворянский титул слишком тощ... Постараюсь сделать его достойным вашей физической комплекции. - А вы позаботитесь о том несчастном поэте? - шмыгает носом добро- сердечный Портос. - Государство должно заботиться о своих поэтах, улыбается углами губ король. - Я надеюсь, дорогой епископ, что вы присоедините вашу мудрость к мужеству дю Валлона в исполнении этой государственной миссии. Думаю, что эта мудрость достойна более высокого положения, чем епископский приход. Завтра утром я жду вас и господина дю Валлона на завтрак, где мы поговорим обо всем, что я могу сделать для вас. А пока с богом! Укутав черным плащом спящего в железной маске короля, Портос берет его, как ребенка, на руки и уносит. Уходя, Арамис оборачивается и бросает на короля тревожно-изучающий взгляд. Король перехватывает этот взгляд и легким вежливым кивком дает понять Арамису, что он уже простился с ним. Король обращается к Монтале - Страна нуждается не только в артистизме, как таковом, но и в артистизме государственности. Это ваше драгоценное качество не останется без применения. А пока предупредите мадемуазель де Лавальер о том, что я хотел бы потанцевать с ней. Монтале удивленно, но покорно исчезает. - Я удивлена, сын мой, тем, что вы хотите видеть мадемуазель де Лавальер, а не вашу жену Марию-Терезию… - сухо говорит королева-мать. - Матушка, ну разве можно быть королем, не продолжая делать того, что предыдущий король? - усмехается король. - Не беспокойтесь, я не удалю де Лавальер, но приближу Марию-Терезию, Слыша какие-то странные звуки за спиной, король резко оборачивается. - Кто это? - вырывается у него. По ступеням беседки, скуля, как побитая собака, на коленях вползает Кольбер в костюме средневекового рыцаря. В зубах Кольбера - королевский приказ. - Это ваш интендант - Кольбер,- подсказывает королева-мать на ухо королю. - Что с вами, дорогой Кольбер? - участливо склоняется над ним король. - Моя жена. Моя несчастная жена. Она арестована... Это ошибка! Умоляю вас, отмените ваш приказ, ваше величество, - бормочет Кольбер, протягивая королю приказ. За спиной короля возникает Монтале, шепча с чуть излишне подчеркиваемой преданностью: - Мадемуазель Лавальер ждет вас у скульптуры фавна с пастушками. Какие будут следующие поручения? Король отвечает ей тоже шепотом, с легкой усмешкой поглядывая поверх приказа на всхлипывающего, раздавленного Кольбера: - Может быть, неожиданные, но приятные для вас. Ведь не всю жизнь быть вам скромной фрейлиной. - Кто вам сказал, мой дорогой Кольбер, что ваша жена арестована? - медовым голосом говорит король. - Ваша жена ждет вас, чтобы потанцевать с вами, а затем развеять своими ласками мрачную игру вашего воображения. - Где она? - вскакивает Кольбер, с надеждой и одновременно с недоверием озираясь затравленными глазами. - Она здесь, - с обескураживающим настойчивым очарованием говорит король, вкладывая руку Монтале в руку Кольбера. Монтале мгновенно подхватывает элегантную изобретательность короля, прижимается к рыцарским доспехам в страхе отдергивающегося от нее Кольбера, - Но это... это... вовсе не моя жена... - вытягивает свою руку из руки Мон- тале Кольбер. - Вы всегда говорили, дорогой Кольбер, что для вас нет ничего выше государства, - мягко, но твердо соединяет их руки король. - Если государство говорит вам, что это ваша жена, то она ваша. Возникший за спинами Кольбера и Монтале Сент-Эньян, покачивая белыми крыльями ангела, беззвучно аплодирует словам короля. Королева-мать в страхе смотрит сначала на своего сына, потом на золотую клетку. Крыса доедает останки соловья.

stella: Власть - это для интриганов.


Ленчик: Одиночная камера в Бастилии Портос опускает спящего короля в железной маске на постель. - Ты знаешь, Арамис, мне его жалко, хотя он и самозванец. Он так сладко посапывал у меня на руках - совсем, как дитя, - вздыхает Портос. - Как ты думаешь, король простит его когда-нибудь? - Те, кто способны прощать, не могут быть королями, - качает головой Арамис. В королевском саду Монтале, торжествующе улыбаясь, кружит Кольбера в танце. Ему неловко в средневековых доспехах. Лицо Кольбера как будто парализовано. Он движется, словно во сне. Он задыхается, обмахиваемый цыганским веером Монтале. Неподалеку король танцует с мадемуазель де Лавальер. - Ваше величество, зачем вы меня мучаете? - шепчет Луиза. – Ведь вы же не любите меня. - Кто вам это сказал? - с наигранным удивлением спрашивает король. - Вы сами дели мне это понять вашей жестокостью, - с усилием говорит Луиза. - Вам показалось. Поцелуйте меня. Я хочу, чтобы все это видели, - говорит король, обворожительно улыбаясь и Луизе, и направо, и налево. - Вы слышите - мне нужно, чтобы вы меня поцеловали. - Ваше величество, простите, но я поняла, что не люблю вас. Я люблю виконта де Бражелона, - шепчет Луиза. Король меняется в лице, но побеждает усилием лицевых мускулов свое замешательство. - Я не хотел вам этого говорить сегодня, но... - говорит король со сдержанной траурностью на лице, виконт де Бражелон пал смертью храбрых на поле битвы. - Это неправда! - потрясенно вырывается Луиза из рук короля. - Король не говорит неправды, - холодно отвечает король и обращается к Кольберу, который танцует в цепких руках Монтале, еле стоя на ногах: - Кольбер, подтвердите мадемуазель де Лавальер печальную весть о смерти виконта де Бражелона, которую вы сами только что мне сообщили в беседке, - приветливо, но тяжело опускает руку на плечо Кольбера король. Кольбер не поднимает глаз. Это смятый, уничтоженный человек. - Прости, дорогая, у меня от горя не нашлось слов, чтобы сказать тебе об этой трагедии, - бросается Монтале к Луизе. - Но мой муж сказал, что Рауль погиб, как герой. Монтале толкает Кольбера в спину. - Как герой, - еле выдавливает Кольбер, не поднимая глаз. - Проводите мадемуазель де Лавальер, госпожа Кольбер... - говорит король с состраданием. - Госпожа Кольбер? - глядя на Монтале глазами, полными растерянности, силится хоть что-то понять Луиза. - Да, да... ты разве еще не знаешь, что я теперь госпожа Кольбер? - говорит Монтале, обнимая ее. - Пойдем, дорогая, я разделю твое горе. Монтале уводит Луизу. Король снова кладет свою руку на плечо Кольбера: - Я сказал, что виконт де Бражелон убит, а король не говорит неправды. Вы меня поняли, Кольбер? Если не поняли, то ваша жена поможет вам понять. Коридор Бастилии Портос и Арамис идут по коридору Бастилии, сопровождаемые тюремщиком. - Я никогда не была английской шпионкой! Выпустите меня! - раздается женский крик. - Разве в Бастилию сажают женщин? - удивляется Портос. - Когда вместимость тюрем отстает от их строительства, различие полов стирается, - усмехается Арамис. - Быть английской шпионкой, конечно, нехорошо, но ведь поэт не может быть шпионом, - вздыхает Портос. - Поэты - это шпионы будущего, - говорит Арамис. - Трусливое настоящее боится таких шпионов. Арамис обращается к тюремщику: - Прежний пароль для посещений железной маски отменяется. - А какой будет новый, монсиньор? - раболепно спрашивает тюремщик.. - Нового не будет, - кратко отвечает Арамис. В королевском саду На плече у короля рука, на которой кольцо со сдвоенными бриллиантовыми сердцами. Король танцует с Марией-Терезией, уже переодевшейся из платья служанки в костюм русалки. - Вы приятно поражаете меня, ваше величество, тем, что вдруг обратили на меня внимание, - иронически говорит Мария-Терезия. - Чем я обязана? Вы поссорились с этой хромоножкой Лавальер? - Ну, зачем вы ее обижаете... Право, она не представляет никакой опасности для вас. Вы несравнимы ни по красоте, ни по уму, ни, наконец, по положению, - мягко отвечает король. - У меня положение брошенной жены, над которой вое смеются, - всхлипывает Мария-Терезия. - Видите ли, существует традиция - король должен быть покорителем сердец, иначе что это за король - успокоительно объясняет король. - Увы, из государственных соображений мне иногда приходится жертвовать своим телом, но, поверьте, мое сердце полностью принадлежит только вам... - А ваши ноги - этой грязной потаскухе, как ее, Монтале? – ядовито спрашивает Мария-Терезия. - Ну зачем вы принимаете обыкновенный массаж за интимные отношения? Кстати, я ее выдал замуж за Кольбера и надеюсь, что когда Монтале переключит свою артистическую энергию на его ноги, они будут с еще большим вдохновением поспешать по государственным делам,- улыбается король, все ближе и ближе привлекая к себе королеву. - Надо, чтобы мы были с вами союзниками, а это невозможно, если мы с вами не станем любовниками... Кстати, что у вас за свежая царапина на щеке? - Стыдно сказать, что я оцарапалась сегодня ночью о шиповник, когда с мучительной ревностью следила из кустов, как вы танцуете с другими, - шепчет Мария-Терезия, скромно потупив глаза.- Я потрясена вашим столь невероятным в наше время предложением, исходящим от мужа, - соблазнить собственную жену. А что это у вас за родинка на подбородке? Я ее раньше не замечала. - Вы просто давно не видели моего лица вблизи, в чем виноват не только я сам, но отчасти и государственные обстоятельства, - сохраняет выдержку король. - Родинки сами иногда вырастают. Кстати, вам весьма идет костюм русалки, хотя хладнокровность отнюдь не ваша черта. - Ваше величество! - раздается пьяный восторженный крик. Король и Мария-Терезия недоуменно останавливаются. Из кустов вываливается д’Артаньян, сияющий от счастья, размахивая недопитой бутылкой в одной руке, а другой обнимая «бабушку». Д'Артаньян, увлекая за собой «бабушку», падает на колени. - Ваше величество, преданный вам капитан мушкетеров д’Артаньян просит у вас благословения на брак со своей бабушкой! Мария-Терезия отступает за плечо короля. - Относительно благословения я еще должен подумать в связи с преклонным возрастом вашей бабушки, - холодно говорит король. - Встаньте. Мне кажется, что вы несколько пьяны… - Извините за банальность, но я пьян от счастья... - говорит д’Артаньян, отхлебывая из бутылки. - Общество нашей прекрасной королевы, надеюсь, не может не пробудить в вас милосердия. Благословите нас и заодно отмените ваш приказ арестовать графа де ла Фера, отданный под влиянием минутного настроения. - Минутное настроение иногда может определить целую эпоху, в зависимости от того, чье это настроение... О вашем браке я подумаю, но приказ короля вот закон, - спокойно отвечает король. - Чтобы проверить вашу верность, я даю вам дополнительный приказ, сохраняя в силе первый. Вы меня слушаете или пьете? - Бургундское способствует остроте слуха, - невесело говорит д’Артаньян, прихлебывая. - Завтра утром ко мне на завтрак прибудут два государственных преступника с целью покушения на меня. Арестуйте их и отправьте в Бастилию, - говорит король. - Слушаюсь, ваше величество, - мгновенно вытягивается по струнке д’Артаньян.- Их имена? - Барон дю Валлон и епископ Ванский. - Портос, Арамис, - шепчет д’Артаньян, сразу теряя молодецкую воинскую выправку. - Вы что, не слышите приказа его королевского величества? - ледяным голосом спрашивает Мария-Терезия, кладя руку на плечо короля. Д'Артаньян замечает кольцо со сдвоенными бриллиантовыми сердцами на ее руке, узнает. Д'Артаньян медленно трезвеет, с трудом выдавливает из себя: - Ваше величество, эти трое - мои самые близкие друзья. - Я - ваш самый близкий друг… - приближается к нему король, в упор глядя на д’Артаньяна ласковыми и страшными глазами. - Арестовать их для меня все равно что арестовать собственное прошлое,- бормочет д’Артаньян. - Если это необходимо государству, то можно арестовать и будущее, - жестко говорит король. - Проспитесь. А утром выполняйте приказ... Давая понять, что разговор закончен, король оборачивается к Марии-Терезии, снова обнимая ее за талию: - А теперь мы можем потанцевать, дорогая. - Восхищена вами, ваше величество, - шепчет королева, бросая мстительный взгляд на д’Артаньяна и «бабушку». - Пойдем отсюда, бабушка, - говорит д’Артаньян, пошатываясь, как от удара. - Подальше от нежных рук государства. - Я узнала эту шлюху, - говорит «бабушка». Неужели это и вправду королева?

Ленчик: В одиночной камере Бастилии Утренние лучи пробиваются сквозь решетку одиночной камеры. Узник просыпается. Узник непонимающе проводит руками по железной маске, оглядывается. Узник вскакивает, пытается содрать с себя маску. Он стучит кулаками в дверь. - Отворите! Я король Франции! Я король Франции! Во дворе королевского дворца Брусчатка двора королевского дворца, золотящаяся от утренних лучей, усеяна смятыми масками, серпантином. Старый слуга, сгребая маски метлой: - Маски, маски. А вот попробуй найди человеческое лицо. Из кареты, подъехавшей к королевскому дворцу, выходят уже переодевшиеся к завтраку с королем Арамис в лиловом епископском облачении и расфуфыренный Портос с огромным пером на шляпе, с золотой перевязью, в расшитом камзоле и плаще мушкетера. - Арамис, тактично будет напомнить королю за завтраком про того несчастного поэта? - спрашивает Портос. - Горькие вопросы о заключенных лучше поднимать за десертом, - усмехаясь, говорит Арамис и вдруг восклицает: - Смотри, это д’Артаньян? Растянувшись во весь рост на ступенях лестницы, ведущей в королевский дворец, богатырски храпит капитан мушкетеров. Голова его покоится на коленях прислонившейся к мраморному льву спящей «бабушки». Между ботфортами д’Артаньяна зажата недопитая бутылка. Портос подходит на цыпочках к спящему старому другу и опускается на корточки, чтобы поближе разглядеть его лицо. - Как ты постарел, д’Артаньян, - грустно шепчет Портос. - Присутствие этого очаровательного создания отнюдь не говорит о старости нашего друга, - улыбаясь, поправляет его Арамис. Портос осторожно пытается вытащить бутылку, зажатую ботфортами д’Артаньяна. Д'Артаньян вскакивает, хватаясь за шпагу, но, увидев старых друзей, обнимает их, поспешно представляя проснувшуюся «бабушку»: - Это моя бабушка... Как вижу, вы приоделись для завтрака с королем. Но прежде вами могут позавтракать тюремные крысы. Король отдал приказ о вашем аресте. - Этого не может быть - пыжится Портос. - Король сам назвал меня своим другом. Мы же его выручили из Басти... Рука Арамиса бесцеремонно затыкает ему рот. - Самозванец, видимо, бежал и опять на троне, шепчет Арамис Портосу так, чтобы не услышал д’Артаньян. - Лошади есть? - быстро спрашивает д’Артаньян. - Только эти, - показывает Арамис на четверку, запряженную в карету. - Командую я! - говорит д’Артаньян и бросается к карете, рассекая шпагой постромки лошадей. Портос! Арамис! Бабушка! За мной! Старый слуга, подметавший двор, в изумлении смотрит, как почтенный епископ в лиловом облачении молниеносно взлетает на коня. Кряхтя, на коня взбирается Портос и, словно кошка, прыгает «бабушка». - Базен! - кричит д’Артаньян остающемуся слуге Арамиса. - Отправляйся в замок Планше. Пусть ждет нас. Д’Артаньян нагибается с седла, ловко подхватывает со ступеней недопитую бутылку. - Вперед, мушкетеры! Все четверо мчатся к выезду из ворот. - Передайте королю, что капитан мушкетеров д’Артаньян ушел в отставку! - весело кричит д’Артаньян, прихлебывая на полном скаку из бутылки. Спальня Марии-Терезии На одном из башмаков с бриллиантовыми подвесками лежит изящная женская туфелька. Король спит, обнявшись с Марией-Терезией. Короля теребит чья-то рука. Это Кольбер. - Ваше величество, - шепчет Кольбер. Король, не открывая глаз, зевает, потом машинально нащупывает маску на своем лице и не находит. Он вцепляется в собственную кожу, как в маску, пытаясь ее стащить, мычит, дергается. - Ваше величество, - все настойчивей трясет его за плечо Кольбер. Король вскакивает и прижимает одеяло к подбородку, непонимающе глядя на спящую Марию-Терезию. - Кто это? - Это ваша жена, королева Мария-Терезия,- испуганно шепчет Кольбер. - А кто вы? - в страхе отшатывается от него король, все еще не в силах прийти в себя. - Интендант двора Кольбер, ваше величество, - король, шепчет Кольбер. Король наконец все осознает. Король закрывает лицо руками и хохочет, Мария-Терезия просыпается и испуганно смотрит на него. - Измена, ваше величество, - шепчет Кольбер, запинаясь. - Д'Артаньян бежал вместе с двумя государственными преступниками, которых он должен был арестовать. Только что хохотавший король отнимает руки от лица. Оно так же холодно и неподвижно, как железная маска. - Принять все меры, - говорит король решительно. Бросить всех в Бастилию, включая д’Артаньяна. - Бастилия по нему давно тоскует, - злорадно говорит Мария-Терезия. Кольбер сокрушенно вздыхает: - В Бастилии все переполнено - негде яблоку упасть, ваше величество. - Но там же есть камеры, набитые какой-то незначительной мелюзгой типа сумасшедших поэтов, - раздраженно говорит король, - Освободите их! - Кого, поэтов? - растерянно спрашивает Кольбер. - Да нет, дурак, камеры! - досадливо морщится король. - А что делать с поэтами? - никак не может сообразить Кольбер. - Разве они настолько бессмертны, как об этом заявляют в своих самонадеянных стихах? - язвительно спрашивает король. - Понял, ваше величество... кланяется Кольбер и поспешно выходит. - Только сейчас я начинаю вас по-настоящему любить, ваше величество, - обвивается вокруг короля Мария-Терезия. - Мне так понравилось, когда вы на меня набросились сегодня ночью так жадно, как будто после одиночной камеры. - Выбирайте выражения, - неприязненно говорит король и вдруг снова впивается в ее губы. Поле битвы Виконт де Бражелон медленно скачет на коне, медленно размахивая шпагой в одной руке и знаменем Франции в другой. Солдат во французском мундире, медленно скачущий за виконтом, медленно вскидывает пистолет, целясь в спину. Из спины виконта медленно вырывается крошечный кусочек мундира и медленный фонтанчик крови. Виконт медленно падает с коня, и знамя Франции медленно накрывает его. Над мертвым телом и упавшим знаменем Франции медленно летят конские копыта. Фамильное кладбище Атоса Старые товарищи-мушкетеры подводят под руки Атоса к фамильному кладбищу. Атос больной, исхудалый, с развевающимся ореолом седых волос полушепчет, еле ступая неверными шагами по земле: - Я даже не знаю, где могила моего сына. Как я и боялся, его предательски убили в спину... Но где могила моего оружия, я не забыл. Атос, оглядываясь почти невидящими глазами, указывает рукой на землю, Д'Артаньян, Арамис, Портос начинают рыть землю лопатами. - История - это миледи, - медленно говорит Атос. - Она убивает и убивает лучших людей - ядом, пулями, шпагами, интригами, предательствами. Если бы я мог, я бы повесил историю. - А кто такая миледи? - спрашивает «бабушка» д’Артаньян. - Тебе не стоит этого знать,- ласково говорит Атос, гладя ее золотые волосы. - Скажи мне лучше, кто ты, дитя мое. - Я бабушка д’Артаньяна, - кокетливо делает книксен «бабушка». - Несмотря на то, что я плохо вижу, даже слепому трудно не увидеть, как ты красива, - печально говорит Атос. - Но ты не должна быть несчастной. Конечно, твой внук д’Артаньян невыносимый мальчишка, но зато он - настоящий король. - Я это знаю, - гордо отвечает «бабушка». - И я знаю, что мой король в опасности. Я буду защищать его. Вы научите меня стрелять? - Я бы хотел не учить людей стрелять, а отучить их это делать, - грустно улыбается Атос. - Но пока живы те, кто стреляет в спины, рано хоронить оружие. Могила уже разрыта. Стоя по грудь в могиле, Портос недоуменно вынимает один за другим портреты, стряхивая с них землю. По лицам на портретах ползают могильные черви. - Сплошные короли, - недовольно бурчит Портос. - Сплошные черви... - горько усмехается Арамис. Портос, кряхтя, с жилами, вздувающимися от натуги, поднимает из могилы гроб. - Самый тяжелый покойник в моей жизни, - сопит, отдуваясь, Портос. Д'Артаньян открывает крышку гроба и восхищенно ахает при виде груды мушкетов, пистолетов, шпаг: - Ну, с таким арсеналом нам не страшны все гвардейцы Ришелье, если бы они воскресли! Д'Артаньян протягивает руку: - Помните нашу старую клятву, друзья? Один... Арамис продолжает: - за всех... Портос продолжает: - и вес... Атос продолжает: - за одного. Старые друзья соединяют руки над гробом с оружием, и поверх их рук ложится маленькая рука «бабушки».

Черубина де Габрияк: stella пишет: Черубина де Габрияк , а давайте дочитаем до конца. stella, И что будет, стесняюсь спросить? Я уже на этой стадии, исчерпала свой запас цензурных выражений. И с каждым новым куском все только усугубляется. знамя Франции Вопрос в никуда: Что есть "знамя Франции", применительно к 17 веку? Для перлов по соседству с эти словосочетанием у меня только непечатные комментарии. Потому промолчу.

Ленчик: Черубина де Габрияк пишет: исчерпала свой запас цензурных выражений *заговорщическим шепотом* Поделиться с вами? Черубина де Габрияк пишет: Вопрос в никуда: Что есть "знамя Франции", применительно к 17 веку? Ну зачем задавать такие неудобные вопросы? Я же не прошу уточнить, с каких гор спустился виконт, который проявляет чудеса джигитовки. В общем, не ищите зверя Обоснуя - он там не то что не ночевал, сбежал без оглядки.

Черубина де Габрияк: Ленчик пишет: Я же не прошу уточнить, с каких гор спустился виконт, который проявляет чудеса джигитовки. Ну зачем? Вот зачем? Я прочла бегло по верхам, но теперь пойду перечитывать.

Ленчик: Черубина де Габрияк, как это зачем? Мне одной страдать что ли?!

stella: Я совсем другое подумала.)) Может, Евтушенко рассчитывал, что его сентенции о поэтах разберут на цитаты? Мне сильно мешает девица при д'Артаньяне, и эти "бабушка", "дедушка". А вот Железная маска в таком варианте совсем не мешает: я не раз думала, что он мог бы оказаться похуже своего братца. Интересно, как я это все запомнила после давней читки: все перемешалось, а вот седой ореол волос у Атоса запомнился четко- прямо ореол святости. И могила запомнилась. О каком Обоснуе вообще можно говорить? Да кому он нужен в этом случае? Все, мне кажется, подчинено только одной мысли: Власть - это то, что губит человека. Вот с этим трудно спорить. Власть, которая ничем не ограничена, смертельна. А имена и факты - это только для антуражу: они ничего общего не имеют с книгой. Ну, почти не имеют.

Черубина де Габрияк: stella пишет: Мне сильно мешает девица при д'Артаньяне, и эти "бабушка", "дедушка". Я как раз хотела написать для форума: Фоном крутится старый фильм, в котором вслух читают письмо: "Дорогая бабушка". И тут меня накрывает приступ хохота. Мой мир никогда не будет прежним. stella пишет: а вот седой ореол волос у Атоса запомнился четко- прямо ореол святости. У меня персонаж Евтушенко (язык не поворачивается его Атосом назвать) вызвал стойкие ассоциации с "Вием". stella пишет: А имена и факты - это только для антуражу: они ничего общего не имеют с книгой. Ну, почти не имеют. Еще раз повторю вопрос: что он тогда там делают? Зачем Евтушенко использует чужих и чуждых ему персонажей. stella пишет: я не раз думала, что он мог бы оказаться похуже своего братца. Возможно. Но он не производил такого впечатления в романе и, думаю, у Арамиса, были рычаги воздействия. Он был не дурак и не самоубийца.

stella: Ну, зачем использовать персонажей для своих бредней - это вопрос не ко мне.))) Я для своих фиков стараюсь образы в характере держать. Но я всего лишь графоман. Вообще, этот вопрос следует задавать не только покойному Евтушенко, но и сотням девочек, которые с удовольствием паруют мушкетеров между собой. Я не считаю это правильным ни для кого, но кто меня спрашивает? По крайней мере, Евтушенко устроил этот компот не из сексуальных побуждений, и на том спасибо. Хотя , подозреваю, что любители Миледи и слэша придут в восторг, а те, кому Дюма до печки, могут принять именно так, как и хотел поэт. Мне недавно попались воспоминания о Тарковском. Гений, оказывается, был достаточно мерзким человеком, у него все были бездари и идиоты и признавал он только себя. Так что надо разделять то, как Автор живет - и что он создает.

Ленчик: stella пишет: О каком Обоснуе вообще можно говорить? Да кому он нужен в этом случае? Девочек, которые забивают на канон и обоснуй, значит, надо прилюдно казнить и предать анафеме. А Евтушенко можно без него? Однобоко как-то. stella пишет: Все, мне кажется, подчинено только одной мысли: Власть - это то, что губит человека. Мыслей там было намного больше - раскрутиться на чужом (более известном и любимом!) творчестве, в первых рядах показать, что ему не только цензура не указ, но и банальное уважение к читателю. Или это только у меня ощущение - как в помоях искупалась? Даже с учетом того, что я-то не пусечка ни разу. Сама при необходимости выражаюсь, как пьяный боцман. На трех языках (чтоб точно поняли))).

Черубина де Габрияк: Ленчик пишет: Или это только у меня ощущение - как в помоях искупалась? Как минимум, у меня тоже. Ленчик пишет: раскрутиться на чужом (более известном и любимом!) творчестве, в первых рядах показать, что ему не только цензура не указ, но и банальное уважение к читателю. Не могу не приплюсоваться.

Камила де Буа-Тресси: Если всё-таки отложить тему фикбука и девочек (ибо не нам их судить, и уж точно не в этой теме, да и надо ли? В современном интернете в целом, мне кажется, проще придерживаться идеи "не любо - не слушай, а врать не мешай", нервы целее будут, это же не у нас на форуме они такое пишут, у нас слэш запрешен к публикации) остаются следующие вопросы к собственно автору: - зачем использовал мушкетеров (уже успешно поняли, что потому что популярные герои) - как так вышло, что достаточно именитый литератор выдал такое, да ещё и без редактуры, еще и в журнале издали (останется, скорее всего без ответа, и на совести уже почившего автора)

Черубина де Габрияк: Камила де Буа-Тресси , даже добавить нечего. Еще к главреду вопрос. Уж не знаю, на каком он свете нонче. Уже не знаю, хотелось ли им то, что сейчас называют импортным словом "хайп". Или Евтушенко сам приплатил за это, или нашлись те, кто это сделал за него. Это как раз было началом того, как то, что было искусством покатилось в подзаборное самовыражение. Можно вспомнить широко обсуждавшиеся скульптуру в Москве, кажется, на Болотной. В принципе, я бы даже пошла дальше, и сказала бы, что это всякие евтушенки породили девочек на фикбуке. Он им дорогу открыл.

Ленчик: Покои короля На рабочем столе короля стоит золотая клетка с крысой. Рядом с клеткой блюдечко с кусочками сырого мяса. Король, лениво накалывая их на гусиное перо, бросает крысе сквозь прутья клетки. Перед королем - разгневанная королева-мать. - Сын мой, как вы могли дать приказ об аресте этих четверых людей, которые представляют собой силу Франции? Вы поступаете еще страшнее, чем ваш брат, - задыхаясь, говорит королева-мать. - Какой мой брат? - спокойно останавливает ее король. - Тот, который в Бастилии, на вашем прежнем месте, - гневно напоминает королева-мать. - Матушка, простите, но у вас, очевидно, некоторые мозговые смещения, возможно, связанные с вашим преклонным возрастом, - ласково бросает король очередной кусочек мяса крысе. - Я никогда не был в Бастилии и всегда был единственным престолонаследником. Проверьте генеалогическое древо. Следовательно, согласно логике, поскольку у меня вообще нет брата, то его не может быть ни в Бастилии, ни в каком другом месте. За спиной короля бесшумно появляется Кольбер, подсовывая на подпись какую-то бумагу. Король небрежно макает в чернильницу гусиное перо, которым только что бросал кусочки сырого мяса крысе, подписывает. Капля крови расплывается на бумаге рядом с подписью. - Кольбер, вы слышали когда-нибудь, что у меня есть брат? - равнодушным тоном спрашивает король. - Никогда, ваше величество, - склоняется Кольбер и исчезает так же бесшумно, как появился. Входит Мария-Терезия, с настороженной недоброжелательностью глядя на королеву-мать. - Милая Мари, - обнимает ее за талию король. - До тебя случайно не доходили слухи о том, что у меня якобы есть брат? - Подобные слухи могут распространять лишь враги государства, ваше величество... - еще более недоброжелательно и высокомерно глядя на королеву-мать, отвечает Мария-Терезия. - Вот видите, матушка, - сожалительно вздыхает король.- Мне кажется, что вы слишком переутомились. На маскараде я обратил внимание, как вам идет костюм монахини. Почему бы вам не отдохнуть в монастыре кармелиток? Потрясенная королева-мать переводит взгляд то на короля, то на Марию-Терезию. Они оба улыбаются, как союзники и любовники. - Значит, вы меня удаляете из сыновней благодарности за все, что я для вас сделала? - медленно спрашивает королева. - В государстве не может быть двух королев, как и двух королей. - надменно говорит Мария-Терезия, положив обе руки на плечи короля. Королева-мать, сгорбившись, старушечьими неверными шагами уходит. Король накалывает кусочек мяса на гусиное перо. На горной дороге По горной дороге, змеящейся среди зеленых долин и вершин, чуть тронутых желтизной осени, движется телега с гробом. Обняв рукой гроб, рядом с ним сидит шарообразный слуга Портоса Мушкетон. Слуга Арамиса - Гримо правит лошадью. - Я думал, что приключения наших господ уже кончились, - вздыхает Мушкетон. - Все-таки их возраст не для приключений. - Смерть - это такое приключение, для которого подходящ любой возраст, - спокойно отвечает Гримо. - Тому, кто никогда не жил скучно, не хочется скучно умирать. - Честно говоря, интересно умирать мне тоже не хочется, - опять вздыхает Мушкетон. - Я так толст, что не пролезу в ворота рая, а в аду меня поджарят на собственном сале. Гримо, а куда, как ты думаешь, попадут наши господа - в рай или в ад? - Они будут фехтовать посредине, - чуть улыбается Гримо. По бокам телеги верхом едут д’Артаньян, его «бабушка», Атос, Портос, Арамис. - Чьи ото покосы? - кричит д’Артаньян крестьянам, укладывающим стога сена. - Господина Планше, - отвечают крестьяне, снимая шапки. - Чьи это виноградники? - кричит д’Артаньян девушкам, несущим корзины с виноградом на головах, - Господина Планше, - отвечают девушки, кланяясь. - Чьи это сады? - кричит д’Артаньян мальчишкам, снимающим с деревьев плоды. - Господина Планше, - отвечают мальчишки. - Пока мы с вами делали так называемую историю, Планше делал деньги, - хмуро усмехается д’Артаньян. - В отличие от нас, его занятие, кажется, оказалось более удачливым. - Нет страшнее хозяина, чем бывший слуга, - роняет думающий о чем-то своем Атос. - Д'Артаньян, ты уверен в том, что Планше не предаст нас? – спрашивает Арамис. Д'Артаньян еще больше хмурится: - Посмотрим. - Где дом господина Планше? - спрашивает Портос уступающего ему дорогу крестьянина с осликом, груженным хворостом. - Вы хотите сказать, замок? - вежливо поправляет его крестьянин. - Во-он там! Вдали, на вершине, которой почти касаются облака, виднеется старинный замок, обнесенный высокими зубчатыми стенами. У ворот Бастилии К воротам Бастилии подъезжает карета с закрытыми занавесками. Дама под густой вуалью, откидывая занавеску, говорит часовому: - Nel mezzo del cammin di nostre vita mi ritrovai in una selva scura… - Пароль отменен, - говорит часовой. Дама под густой вуалью откидывается на подушки, бессильно рыдает. Это королева-мать. Кучер осторожно отодвигает занавеску снаружи. - Куда теперь, ваше величество? - В монастырь кармелиток, - давясь рыданиями, отвечает королева-мать. Во дворе замка Планше У ворот замка, украшенных праздничными гирляндами, стоят музыканты с волынками, разнаряженные в национальные костюмы служанки и детишки с букетами цветов. Из-за поворота показывается телега с гробом и едущие по ее бокам всадники. - Они едут! Едут! - восторженно кричит Планше. – Музыка! Трубы, где эти проклятые трубы? На крепостной стене появляются трое сопливых мальчишек и торжественно трубят в трубы. - Дети с цветами, вперед! Аплодисменты! Приветственные крики! - командует Планше, дирижируя гостеприимством, и опрометью бросается к д’Артаньяну и другим гостям. - Хозяин! - задыхается от счастья Планше, поддерживая стремя д’Артаньяна. - Простите, что не успел подготовить вам достойную встречу, но я так счастлив, так счастлив. Господин Портос, вы в прекрасной форме - у вас ни одного лишнего грамма веса, и потому вам будет позволительно сегодня несколько отступить от диеты... Господин Арамис, вы как всегда благоухаете самыми тонкими в мире духами! Господин Атос, вас, ей-богу, нисколько не старит благородная седина, а лишь украшает... Гримо! Мушкетон! Боже мой, мы все снова вместе! Господин д’Артаньян, какая радость, что ваша бабушка тоже с вами! Я на вершине счастья! Планше выталкивает из толпы пышненькую смазливую хохотушку. - О, господи, от переполняющих меня чувств я забыл вам представить мою жену - Трюшен... Так сказать, моя лучшая половина... - разрывается на части весь лучащийся Планше. - А это наши дети. Но где же пушка, почему молчит пушка? Слуги на крепостной стене неумело возятся с пушкой, и наконец запоздало раздается приветственный выстрел. - Пушка - это пригодится, - деловито отвечает Портос. - Проходите, проходите, - трепещет и изнывает от гостеприимства Планше и вдруг замирает с широко открытыми глазами.- А это, простите, что? - Как видишь, гроб, - усмехается д’Артаньян. - А кто... там... внутри? - начинает заикаться Планше. - Посмотри сам... - предлагает д’Артаньян. Планше боязливо приближается к гробу, однако любопытство побеждает, и он чуть-чуть открывает крышку и сразу же закрывает. - Ну, что, успокоился? - спрашивает д’Артаньян. - Н-не знаю, хозяин… - не попадает зуб на зуб у Планше. - Не знаю, что хуже - просто покойник или то, что делает покойников. А что... оно... это оружие... еще может понадобиться? - Испугался? - насмешливо спрашивает д’Артаньян. - Я н-не то что испугался, хозяин, но как-то н-немножечко отвык… - жалобно говорит Планше. - Ну что же вы стоите, проходите! Планше вводит гостей во двор. Волынщики идут следом за гостями, старательно надувая щеки. Девушки осыпают гостей цветами, кружатся в народном танце с гроздьями винограда в руках. Виночерпии достают прямо из бочек молодое вино черпаками, разливая его в кружки. Портосу вручают гигантский рог с вином. - Я больше привык видеть рога на головах мужей моих любовниц, дорогой Планше! - гогочет Портос, запрокидывая рог. Планше, взглянув на Трюшен, несколько съеживается от его шутки. Крестьяне, помогая Портосу осушить рог, затягивают хором, подбадривающе: «А-а-а!» В такт их подвыванию мощно ходит кадык Портоса, и рог все больше поднимается. Наконец, Портос опрокидывает опустошенный рог над головой, из него не выливается ни капли. - Какая у вас исключительная грудь, господин Портос, - восхищается ведущая его под руку Трюшен. - На ней можно пасти стада... - Честно говоря, дорогая Трюшен, я не обращал на свою грудь внимания, ибо оно было занято грудью существ несколько другого пола, - польщенно улыбается Портос, покручивая ус. Планше жалобно смотрит на них, но Арамис отводит его под руку в сторону. - Дорогой Планше, - испытующе глядит на него Арамис. Знаете ли вы, что все мы объявлены врагами государства? - Знаю, господин Арамис, - со вдохом говорит Планше.- Ваш слуга Базен все рассказал мне. - А вы понимаете, что вас могут казнить за то, что вы принимаете нас, и оставить вашу жену и детей нищими? - спрашивает Арамис. - Вы что, не боитесь? - Еще как боюсь, - признается Планше. - Я был бы неискренним, если бы сказал вам, что я счастлив быть казненным и оставить мою семью нищей. Более того, открою вам одну мою тайну - я всегда был трусом, а сейчас я не меньший, а больший трус, потому что мне есть что терять. Но все же я не настолько трус, чтобы предать. Враги государства... Я простой человек и в политике не разбираюсь, но уже давно сообразил, что почему-то врагами государства чаще всего называют его лучших людей. Дружба - это тоже государство, господин Арамис, и вы не беспокойтесь - этого государства я не предам. - Я вас уважаю, Планше, - пожимает ему руку Арамис. - Но... но... может быть, все обойдется… - еле держа платок дрожащими от волнения руками, вытирает вспотевший лоб Планше. - Дядя, дайте мне поиграть вашей шпагой... просит Атоса обсыпанный веснушками босой крестьянский мальчик, утирая сопли рукавом. - Я играл этой шпагой лет сорок и, кажется, доигрался... – грустно гладит его голову Атос. - Дяди, дайте, ну пожалуйста. Ну хоть на немножечко, - упрашивает мальчик. - Только подержать! Атос нехотя вытягивает шпагу, дает ему. Мальчик, взяв шпагу, вдруг преображается. В его глазах пляшут озорные чертики. Мальчик становится в атакующую позицию, пробуя шпагой воздух. - Я д’Артаньян! - эвонко кричит мальчик. - Кто осмелится скрестить свою шпагу с моей? - Я осмелюсь, - говорит настоящий д’Артаньян, вынимая свою шпагу и начиная осторожно и весело фехтовать с мальчиком. А кто такой – этот д’Артаньян? - О нем мне рассказывал мой дедушка, который сражался вместе с ним в Ла Рошели, - отвечает мальчик, на удивление ловко делая выпады. Это был самый смелый непобедимый мушкетер. - Почему - был? - спрашивает д’Артаньян, сталкивая свой эфес с эфесом мальчика. - Его убили, - отвечает мальчик, разъединяя шпаги и отпрыгивая. – Но все равно он жив... Он - это я... Мальчик прыгает на д’Артаньяна и слегка укалывает шпагой его грудь. Д'Артаньян падает на траву, притворно закрывая глаза. - Ты победил, д’Артаньян... - грустно улыбаясь шепчет настоящий д’Артаньян.

Grand-mere: Уй, какие страсти разгорелись!.. Я тоже не в восторге от сценария, меня коробит от натурализма (это уже не реализм), но полного отторжения все-таки нет. Не вдаваясь во все аспекты обсуждения, выскажу свое представление об отношении автора к героям. Как мне кажется, в определенный момент Евтушенко - вольно или невольно - позволил грязи, пошлости (а они в те годы били "изо всех щелей и пор") захлестнуть себя, поверил, что ничего высокого, благородного не было и нет, и, мстя за это разочарование всему и всем, в приступе садо-мазохизма пошел на очень жестокий эксперимент с героями, олицетворяющими честь и достоинство. А вот что они чужды ему, не согласна. Иначе бы он не испугался сам получившегося результата до того, что возопил не своим голосом - а голосом д,Артаньяна - это как утопающий хватается за соломинку: "Не умирай, Портос!.. Не умирай, Атос!.." А мальчик в конце (для меня - крапивинский "мальчик со шпагой") - это все-таки Вера и Надежда. Про ассоциации с Ростаном я уже писала. "Улыбнул"диалог из "Кота в сапогах". А уж если попутно речь зашла о экранизации Жигунова, то для меня итог - "ослика жалко". Я не арамисоманка, но за П.Баршака заступлюсь.

stella: Grand-mere , вот, вы объяснили более-менее вразумительно то, что могло вести Евтушенко. Я не могу донести до более молодых то, что мы испытывали в то время. Возможность открыто высказаться и не угодить за решетку была внове. И полился поток откровений в виде книг, фильмов и статей. Казалось, с глаз упала пелена. Столько мерзости оказалось в прошлом, что все вокруг было пропитано этим запахом тлена. Но появилась надежда, что если можно говорить открыто, то можно будет еще добиться правды, увидеть что-то хорошее, узнать настоящую свободу. Когда народ вышел на площади в день ГКЧП мы увидели революцию в действии, мы были счастливы, что можно противостоять и победить. Грязь действительно била, как из прорвавшей канализации, но все думали, что вот выльется все - и будет чище. До конца сценария уже немного осталось. Что бы вы не говорили, а Евтушенко роман знал хорошо. Только нам неприятно, что он так играет образами - но не для всех они выглядят такими, как мы их видим. И если у Евтушенко они сопротивляются давлению, пусть и старики, пусть и карикатурные подчас - но герои, то теперь их используют для показа всяких мерзостей и отклонений.

stella: Мушкетеры, д'Артаньян, Анна Австрийская - стоит ли тратить на это сегодня драгоценную журнальную площадь? Даже если рядом с именем Александра Дюма оказывается имя Евгения Евтушенко - стоит ли? Конечно, я задавался этим вопросом, приступая к чтению сценария •Конец мушкетеров•. А когда чтение подходило к концу и постаревшие, казалось, навсегда простившиеся со своей молодостью мушкетеры один за другим гибли в благородном неравном бою,- я вдруг почувствовал, что комок подступает к горлу и ничего нельзя поделать с этой моей сентиментальной растроганностью. Всплыло, поднялось давнее - не только из той поры, когда мальчишкой зачитывался •Тремя мушкетерами•, но и из иной, более поздней, когда с эстрады Политехнического Евтушенко бросал в зал свои поэтические дерзости, почитавшиеся неслыханными. Поры смелых упований и надежд поистине романтических. Как густо были они присыпаны пеплом последующих десятилетий и как легко их, оказывается, всколыхнуть ... Евтушенко - разный, это общеизвестно, но прежде всего он неисправимый романтик - романтик до наивности, детскости. Он верит, что да, годы могут истрепать, замотать, приглушить, но если коварство, предательство, подлость попытаются вовсе уж не оставить жизненного пространства для достоинства, дружбы и чести,поседевшие мушкетеры, сильно траченые окружающей их действительностью, смогут, как прежде, вскочить на своих коней и выхватить шпаги из ножен. И о чем бы ни писал Евтушенко, хоть бы и про мушкетеров,- это обязательно и про себя тоже. А, может быть, в первую очередь - про себя . ... Я позвонил Евгению Александровичу, сказал - сценарий будем печатать и добавил: Только надо бы почистить текст, попадаются абзацы и строки, режущие глаз, да, попросту говоря, безвкусные ... - Не надо ничего трогать,- решительно возразил Евтушенко,какой есть, такой есть. Хотите - печатайте, не хотите - верните. - Но если хотя бы немного, чуть-чуть ... Словом, я вполне допускаю, что какие-то строки могут и покоробить читателя, покажутся ему лежащими за границей меры и вкуса. Только вот странная штука ... Пробуешь это убрать, вернуть мере и вкусу надлежащее место - и одновременно уходит нечто существенное в атмосфере, интонации вещи. Евтушенко очень целен как поэтическая личность при всей своей общепризнанной разности, непредсказуемости. Итак, Дюма, Евтушенко, д'Артаньян - потесненный, оттертый, оттиснутый беспощадной реальностью, пусть даже ушибленный и обработанный ею, но не обезличенный и не по~тавленный в общий ряд. •Мушкетеры подъезжают к реке, сближают коней, обнимают друг друга и смотрят в воду. Но в ней - отражения только четырех одиноких коней, заседланных, но уже без всадников•. Убит д'Артаньян, погибли его друзья, но не убить достоинства, дружбы и чести. Наивно? Ну и пускай. Константин Щербаков Это из предисловия к сценарию.



полная версия страницы