Форум » Клуб вдумчивых читателей » Не могу понять... » Ответить
Не могу понять...
Капито: Предлагаю в этой теме делиться вопросами по поводу Дюма, чтобы могли друг другу объснить то, чего не понимаем в произведениях Сан Саныча. Лично я многие вещи поняла только после неоднократного прочтения. И даже потом стыдно было, что раньше не осознавал чего-то. Ну так вот... Первое что мне непонятно. В ДЛС в главе "Обед на старый лад", когда после очередной смешной истории, друзья разразились хохотом, хозяин гостиницы срочно прибежал к ним посмотреть.. и далее фраза, которая меня просто каждый раз вышибает "Он думал что они дерутся". Обалдеть!!! Мне всегда казалось, что Дюма эту фразу вставил случайно. А вы как думаете? И пока что второе. В "Виконте" в главе,когда Фуке представляет королю Арамиса, а Дарт соответственно Портоса. Епископ в ответ на вопрос дАртаньяна говорит "Бель-Иль был укреплен бароном". А потом через несколько абзацев король многозначительно говорит про Арамиса "И он укрепил Бель-Иль". Что это? Людовик глуховат? Или туповат? Вроде нет. Или может это я, убогая, не дошла еще до понимания этой главы? Помогите осознать:))))
Варгас: Lys пишет: И просит у Ришелье французский титул, зная, что на английские титулы сын рассчитывать не может, ибо незаконный?Вы с фильмом текст книги не путаете? У Ришелье она только дАртаньяна просила.:)
Варгас: Мать ведёт бурную жизнь тайного агента и имеет виды стать графиней де Вард.Так почему она дитя за собой возить должна?Он помеха во всех отношениях. *Задумчиво* А с рождением может и не чисто. И Кэтти в разговоре с миледи упоминает, что она (миледи)наследница титула и состояния брата...
Джулия: Еще в эту же тему. Примерно с какого момента миледи начинает работать на кардинала? В ТМ она уже агент, и проживает в Англии! Во Францию она возвращается только после того, как Бекингем ее разоблачил - то есть после истории с подвесками!
стелла: Юля но ведь дАртаньян ее встретил в Менге до подвесок. Видимо она курсировала между берегов как челнок. А ее поспешный отъезд из Англи и как следствие-что ребенок остался там... Может она просто не успела его забрать ?
Джулия: Lys пишет: Я думаю, она сына вообще никуда не возила. Даже не сомневаюсь в этом. Мордаунт сам признается, что видел мать всего три-четыре раза в жизни. Вообще, если вдуматься, отношение к детям в ту эпоху выглядит странным для нас. Цитирую: Арьес Ф. Ребенок и семейная жизнь при Старом порядке. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 1999, с. 44-59, 136-141. Ссылочка для заинересовавшихся тут: http://www.ec-dejavu.net/c/Childhood.html А вот и сама цитатка: В надгробных барельефах (фигурках), описание которых сохранилось в каталоге Гэньер, ребенок начинает фигурировать очень поздно, в XVI веке. Любопытная деталь — он появляется сперва вовсе не на детской могиле или могиле родителей, а на могиле учителя. На надгробиях болонских профессоров изображается урок, который дает учитель в окружении учеников. Начиная с 1378 года кардинал де ла Гранж, амьенский епископ, заказывает изображение двух принцев, чьим опекуном он является, десяти и семи лет, на портале своего собора. Мысль о сохранении образа ребенка не возникала, если ребенок выжил и стал взрослым или если он умер в младенчестве. В первом случае детство — всего лишь переходный период, память о котором не стоит фиксировать; во втором случае, в случае смерти ребенка, ранний конец чего-то столь маленького не заслуживал запоминания — детей много и далеко не все переживут критический возраст! Это отношение преобладало довольно долгое время и люди старались родить побольше детей, дабы сохранить из них хотя бы нескольких. Еще в XVII веке одна соседка, жена судейского чиновника, так успокаивает жалующуюся роженицу, мать пятерых «сволочат»: «Прежде чем они станут способны доставить тебе немало хлопот, ты потеряешь половину, если не всех». Странное утешение! Люди не могли слишком сильно привязаться к тому, что считалось возможной скорой потерей. Это объясняет слова Монтеня, немного странно звучащие для нашей чувствительности: «Я потерял двоих или троих в грудном возрасте, не то чтоб я не сожалел о них, но не роптал»; или мольеровскую фразу относительно Луизон из «Мнимого больного»: «Малышка не в счет». Общественное мнение, видимо, как и Монтень, «не различает в малых детях ни душевных движений, ни узнаваемых телесных черт». Мадам де Севинье приводит без тени удивления подобное выражение мадам де Коткен, упавшей в обморок при вести о смерти маленькой дочери: «Она была потрясена и сказала, что у нее никогда уже не будет такой милашки». Никто не думал, что ребенок уже заключал в себе человеческую личность, как мы полагаем сегодня. Слишком многие умирали: «У меня они все умирали во младенчестве»,— отмечает Монтень. Такое безразличие — прямое и неизбежное следствие демографической ситуации в ту эпоху. В деревенской глубинке оно сохранялось вплоть до XIX века, конечно, с поправкой на христианство, уважающее у крещеного ребенка бессмертную душу. Известный факт — в Стране Басков очень долго держался обычай хоронить в доме, под порогом или в саду умерших некрещеными детей. Может быть, это отголоски очень древнего обряда принесения жертвенных даров. Но хоронили рано умершего ребенка просто где придется, как закапывают сегодня какое-нибудь домашнее животное, кошку или собаку. Младенец столь мало значил и был связан с жизнью столь тонкими нитями, что никто не боялся, что он будет возвращаться после смерти, чтобы докучать живым. Отметим, что на гравюре, открывающей Tabula Cebetis, Мериан поместил маленьких детей в некую маргинальную зону между землей, откуда они выходят, и жизнью, куда они еще не вошли и от которой их отделяет портик с надписью: "Вхождение в жизнь". Не говорим ли мы еще сегодня «войти в жизнь» в смысле «покинуть детство»? Это довольно безразличное отношение к детству, как к хрупкому материалу, из которого лишь немногое сохраняется в целости, недалеко ушло от «бесчувственности» китайского или римского общества, где существовала практика детских базаров. Пропасть, пролегающая между нашим пониманием детства и его восприятием до демографической революции и появления ее предпосылок, очевидна. Она не должна нас удивлять, так как выглядит совершенно естественно в демографическом контексте той эпохи.
стелла: В любом случае он знал что этот брак кончился трагически. Не Винтер ли что-то ему брякнул?
Калантэ: Поправьте меня, если я ошибаюсь, но на графа Мордаунт взъелся не за повешение, иначе бы непременно припомнил. Либо он считал, что граф играл главную роль в поимке и казни, либо?...
Atenae: Либо он в глубине души подозревал, что это мог быть его родной папочка. Даже если это не так, но вот мог быть, сволочь такая, а не стал! Убить его, гада, за это мало! Да ещё с мамой у них что-то непонятное сделал. Да ещё казнь её организовал. В общем, самый отъявленный враг получается. Виновник всех несбывшихся надежд.
Джулия: Я тут зацепилась глазами за вопль Мордаунта, когда он топит Атоса в Ла-Манше. По поводу того, что может принести в жертву только одного, но зато это будет тот, кого бы выбрала сама миледи. Значит, знал больше, чем сказано в тексте у Дюма? Предательство дАрта, выдавшего себя за де Варда, оценено меньше, чем казнь графини де Ла Фер?
Atenae: Вот чего она точно сыну не могла доверить, это историю своего первого брака и того, чем он закончился. И не думаю, чтобы она какие-то письма оставляла на случай смерти на тему: "Прощай, прощай, и помни обо мне!" А вот иррациональная обида на то, что мог бы я, Джон Френсис, быть Жаном Франсуа, жить при папеньке, быть уважаемым графским отпрыском, а не шпаной подзаборной - это наверняка было. Ибо если бы граф чего-то с мамой не сотворил, и моя жизнь наперекосяк не пошла бы.
Atenae: Епископ Джаксон поди. Только он был в курсе, по-моему.
stella: Кто-то из матросов фелуки?
Atenae: А Кромвель бы обрадовался без кавычек. Карл без армии переставал быть серьёзным противником, но оставался достаточной фигурой, чтобы пожаловать Кромвелю титул лорда-протектора значительно раньше. Правда, возможно, Ирландия бы уцелела, так как была причина содержать в боевой готовности армию и без интервенции.
Джулия: Тоже склоняюсь к мысли о том, что выдал хозяин трактира. Джаксону незачем было выдавать французов: он роялист.
Арамисоманка: Джулия Или он, или неизвестные нам шпионы.
Atenae: А кто знал о миллиончике в Ньюкастле? Неужто предполагаемый шпион и под эшафотом сидел? Я против трактирщика в роли предателя. Не принимал бы он графа в ВДБ с такой непринуждённостью, когда бы сдал его Кромвелю. Он бы его боялся. И гасконца бы вспомнил. А так, мало ли кто там у него гостил? Никаких воспоминаний. Короче, Мэтр в очередной раз об этом не задумался, а мы теперь копья ломаем. Интересно, кого мы со своей дедукцией обнаружим? И чем это не основа для фанфика?
Atenae: Не-ет, тут психология! Если ты сделал иудино дело, а потом перед тобой возникает парочка твоих предполагаемых жертв, спокойным ты точно не будешь. Я скорее склонна подозревать шкипера Роджерса. Продал, а потом свалил, опасаясь последствий. Вполне в стиле предтеля. Карл Кромвеля лордом-протектором, ясное дело, не провозгласил бы. Это сделал бы парламент. Под угрозой продолжения гражданской войны. Карлом. А вот Карл едва ли смог бы эффективно вести войну, даже с миллионом. Революционный потенциал ещё не был исчерпан, армия парламента ещё не раскололась. Навтыкали бы ему железнобокие снова, а потом бы снова его кто-то продал. Не забудем, что шотландцы сделали это при наличии у Карла миллиона. Закономерность истории, однако!
Джулия: Вы не забывайте, что Кромвель имел свою тайную полицию. Может быть, о ЛЮБЫХ фактах фрахта судов сообщали кому нужно. Если бы Роджерс был предателем - какой смысл было бы заменять его на Грослоу? Наверняка проверяли и людей, которые были наняты работать на эшафоте. Мушкетерам многое удалось сделать именно потому, что Кромвель был заинтересован в "чудесном спасении" короля с эшафота и дальшейшей "божьей каре" в море. То, что похищали короля французы, было просто великолепно: иностранцы и католики к тому же! Кромвель бы был на седьмом небе от счастья, если бы план мушкетеров удался. Но тут в дело вмешался Мордаунт со своей личной местью...
Калантэ: (Задумчиво) - подозреваю, что спасти Карла автору помешал не столько Мордаунт, сколько историческая правда... Потому как у французов был еще отличный шанс успеть исправить ситуацию. Ну, появился палач. Другого нет. Чего проще - занять позицию в толпе и пустить пулю, а еще лучше - арбалетный болт. И ведь почти любой из них махнул бы рукой на последствия - готовы были собой жертвовать. И выкрутиться все равно был шанс. Но увы - Карла казнили, это исторический факт...
Atenae: Lis, после такого в глаза можно смотреть кому угодно, кроме потенциальной жертвы. Особено если эти жертвы возвращаются. А если по мою душу? Нет, трактирщик ни в каком месте не подходит. Иначе бы его Дюма в ВДБ иначе подавал. Я скорее солидарна с Джулией. В такой ситуации фрахт судов был, безусовно, под контролем. А уж фрахт иностранцем! Вот оттуда цепочка и потянулась. Не думаю, что граф за собой хвоста заметил. Дальнейшее - дело техники.
полная версия страницы