Форум » Благородный Атос » Монолог Гримо » Ответить
Монолог Гримо
jude: Название: "Монолог Гримо" Фэндом: "Три мушкетера", "Юность мушкетеров", совсем чуть-чуть "Виконт де Бражелон" и де Куртиль "Мемуары д'Артаньяна" Персонажи: Гримо, шевалье де Ла Фер Жанр: преканон, POV (от первого лица) Рейтинг: G Размер: мини Статус: закончен От автора: Когда-нибудь и самому молчаливому персонажу надо высказаться. :) Примечание: По версии, изложенной в "Юности мушкетеров", Гримо - личный слуга еще виконта де Ла Фер. Нередко камердинеры дворян служили им с самого детства и были старше своих господ всего на год-другой. Такого лакея называли "мальчиком" или "маленьким слугой". Часто это был сын кормилицы. Он сопровождал юного хозяина в коллеж и обратно, носил его вещи, сидел с ним на уроках. Я читала, что в других фанфиках Атос встречает Гримо уже после злосчастной охоты. Поэтому мой рассказ - всего лишь одна из версий.
Ответов - 18
jude: - Господин Огюст, просыпайтесь! - Отстань, Гримо... - Господин Огюст, семь часов утра! В меня летит подушка. Конечно, читал вчера до полуночи. Поди, добудись его теперь. А все эти Катуллы с Цицеронами! Ну, разве можно так мучать бедное дитя латынью? Ему же еще восьми нет. Мне десять лет, я уже совсем взрослый, и кое-что понимаю в жизни. Ой, я же не представился! Простите великодушно. Я Дьёдонне1 Гримо. Имечко мне матушка выбрала – язык сломаешь, пока выговоришь. Нет, чтоб там Жан или Поль. Поэтому все зовут меня просто Гримо. Батюшка мой – мажордом в поместье графа де Ла Фер, а сам я – личный камердинер господина шевалье. - Сударь, опоздаем! – опаздывать в коллеж не годится, и хозяин прекрасно это знает. - Да встаю я, Гримо, встаю. Подай халат. Я поливаю ему на руки, а он смеется и плещет на меня водой из умывального таза. Нашел время ребячиться! До первого урока – меньше часа. Пока господин Огюст читает утренние молитвы, я собираю книги, тетради, перья, - словом, все, что нужно для занятий. От завтрака мы отказываемся, поедим в коллеже. Но мать тайком сует мне кулек с пирожками: - День длинный, вы не раз успеете проголодаться, - она крестит нас, велит быть благоразумными, слушаться наставников и не шалить. Мы прощаемся и отправляемся в путь. На улице темно, хоть глаз выколи. Когда мы сворачиваем в Латинский квартал, я крепче прижимаю к себе сумку с книжками и прошу господина Огюста дать мне руку. - Ты трусишь, Гримо? – снисходительно спрашивает он. А вот и напрасно. Осторожность еще никому не повредила. В Латинском квартале полно всякого сброда. Одно название – студенты, а на деле – сущие головорезы. Им ближнему шею свернуть – раз плюнуть. За воротами коллежа нас обступают четыре фигуры в серых сутанах. Это стипендиаты. Мальчики, которым из милости позволили учиться бесплатно. Здесь их дразнят церковными крысами и презирают за нищету, за вечно голодный взгляд, за то, что они таскают хлеб из столовой. Мы с ними воюем. Ну, то есть, не я, разумеется, а хозяин и его товарищи. Однажды, когда господа пансионеры играли на заднем дворе в мяч, эти побирушки забросали их грязью. Шевалье говорит, что они благородные. Не знаю, наверное, ему виднее. По мне, так – настоящие разбойники с большой дороги. Глаза завидущие, руки загребущие. Пройти спокойно не дают. Я уже хочу позвать привратника, но господин Огюст вдруг приветливо улыбается главарю шайки – чернявому скуластому пареньку и приказывает мне отдать этим бандитам кулек с пирожками. Я пытаюсь возразить, однако хозяин хмурит брови: - Не умничай, Гримо. А я что? Я молчу. Плакали наши пирожки. «Церковные крысы» ни крошки не оставят. Главарь, едва кивнув, разворачивается, и четыре серых сутаны растворяются в предрассветных сумерках. - Не ворчи, Гримо, - утешает меня господин, - Священное Писание учит нас разделять с алчущими хлеб свой. Так-то оно так, да только, по моему скромному разумению, сначала неплохо было бы поесть самому, а уж потом кормить других. - Сударь, почему Вы не пожалуетесь принципалу2 на этих висельников? Нельзя же допустить, чтобы они безнаказанно Вас грабили! - Грабили? – искренне удивляется хозяин, - Ты ошибаешься, Гримо. Меня никто не грабит. Мы с «кардиналом» - добрые приятели. «Кардинал» - ну и прозвище у этого малого! - И давно Вы дружите, сударь? - Со вчерашнего дня. Представляешь, Гримо, наш принципал безжалостно обирает учеников, находящихся на его попечении! Сии достойные господа не получают даже тех крох, которые им положены. Я чешу в затылке: - Боюсь, госпожа графиня будет недовольна. «Церковные крысы» – неподходящее знакомство для Вашей Милости. - Но ты же меня не выдашь, а, Гримо? – он подмигивает мне. Конечно, не выдам. В дверях мы сталкиваемся с месье де Роаном. Вот с кем стоило бы дружить! Как одевается, как держится! Не то, что те оборванцы. Господина де Роана повсюду сопровождают трое лакеев, не считая наставника – молодого человека лет двадцати, который сидит с ним на уроках и подсказывает, когда юный граф затрудняется с ответом. Звонит колокол. Мы спускаемся в зал. В классе стоит такой гвалт, что можно оглохнуть. Сто пятьдесят мальчишек наперебой обсуждают последние новости, рассказывают, как провели праздники, спорят, ссорятся и даже дерутся. Внезапно раздается крик: - Гортензиус3 идет! Шум мгновенно стихает. Входит магистр Гортензиус, наш регент,4 и начинается перекличка. Мне тоже разрешают остаться при хозяине, если я буду тише воды, ниже травы. Францисканец что-то лопочет с кафедры. Мать велит внимательно слушать учителя – авось, и я что запомню. Однако это не по мне. Пусть монахи забивают голову наукой, мое же дело маленькое – следить, чтобы у господина Огюста не кончались чернила, чинить перья и приносить книжки. Впрочем, несколько латинских фраз мне все-таки пришлось выучить. При старших и при товарищах хозяин любит обращаться к слугам на латыни. У господ школяров это считается особым шиком. Бывает, правда, что я неверно истолковываю его слова (ведь один черт разберет эту тарабарщину), и тогда мне приходится уворачиваться от тумаков. Господин Огюст еще мал, но кулаки у него – будь здоров! Вы только не подумайте, я на хозяина не в обиде. Я ж его с пеленок знаю. Сын у графа родился в тот же день, что и моя сестренка. Девочку Господь скоро прибрал, бедняжка и двух месяцев не прожила. А господина шевалье моя матушка выкормила. Так что мы с ним, вроде как, молочные братья. А между братьями чего ни случается? - Что Вы, сударь, говорите? Занятия закончились? Извините, дамы и господа, нам пора домой. Еще увидимся! Примечания: 1. Это имя встречалось у католиков. 2. Ректор коллежа. 3. Имя заимствовано из романа Сореля "Франсион". 4. Учитель.
stella: jude , вы прелесть! Как у вас здорово получается о детях писать!
jude: stella, спасибо.
stella: Дьедонне- дословно Богоданный. Богданчик, значит. Луи 14 тоже был наречен Луи- Дьедонне.
stella: jude , а кто этот Роан?
jude: Луи - старший сын герцога де Монбазона. Тот самый из фанфика "Ель". Он родился в 1598 году, получается на год старше Огюста.
Nika: А что, теперъ как раз все встает на свои места. Гримо у Атоса еще из "той" жизни, поэтому все время молчит. А иначе Атос его бы просто убрал, как свидетеля .
jude: Ну, я этого совершенно не имела в виду.
Nika: Ну, я этого совершенно не имела в виду jude, Это понятно, просто после прочтения сразу появился сам собой ответ на давний вопрос "почему молчал Гримо".
Диана: Заика с детства
Камила де Буа-Тресси: jude пишет: Ему же еще восьми нет. Мне десять лет, я уже совсем взрослый, и кое-что понимаю в жизни. Я, конечно, понимаю, что взрослели раньше в те времена... но лично мне уж очень режет глаз и не вяжется с текстом такой возраст. Хоть года на три старше бы их сделали... А так замечательно и бойко. Спасибо, jude;)
stella: Камила де Буа-Тресси , а вы не смотрели фильм" Королевская аллея"? В российском прокате, кажется" Путь короля" Там есть очень интересный момент: как малышка лет пяти приветствует свою маман, которая ее пришла навестить. По манере общения дети лет 8 могли дать форы 17 -ти летнему балбесу наших времен. Словарный запас и манера общения были богаче. И читать начинали рано( если их учили). Язык меняется, он развивается, но иногда и в противоположную сторону. Прошло всего 20 лет, а я не понимаю, глядя кое-что из сериалов, на каком языке там говорят. Как по мне, так это больше на феню смахивает. Впрочем, фени я не понимаю тоже. Впрочем, статья " Ученье - свет" во многом поясняет возможности учебы в раннем возрасте. Лично меня поразила нагрузка в коллеже.
jude: Ладно, не стану сильно спорить, раз читателю режет взгляд. :) Но все же попробую объяснить, из чего я исходила. В 17 в. мальчики считались "взрослыми мужчинами" с 8 лет. Граница между этими двумя состояниями "ребенок" - "взрослый" была очень четкой, ее было видно даже по одежде: до 4 лет - платье, как у девочки, с 4 до 8 - уже штаны, но с длинным одеянием, вроде сутаны. А с 8 - костюм взрослого - камзол, плащ и, у благородных, - шпага. Их даже в школе и в церкви рассаживали по возрастам: "не годится смешивать длинные и короткие платья". С 8 лет мальчик принадлежал миру взрослых и от него требовали мужских поступков. Простолюдинов в этом возрасте отдавали учиться ремеслу, а дворян - в коллеж. Поэтому для десятилетнего Гримо - семилетний Огюст еще ребенок, а сам он уже совсем взрослый, и потому так солидно рассуждает. Еще год - и слуге даже в голову не придет назвать хозяина "дитя". А если восьмилетнему дворянину вдруг захочется порезвиться, его будут одергивать: "Вы уже не дитя, сударь, Вы мужчина". Если я сделаю их старше, то десятилетнему Ла Феру, отданному в коллеж в пять лет,* не нужен будет провожатый. Он уже станет старшим учеником. А сопровождать обязаны были только младших. Тут дело не в возрасте, а в классе, в котором учился мальчик. Эти детки в 10-11 лет, случалось, убивали друг друга на дуэлях. *у Стеллы и у Lys. Это, и на самом деле, практиковалось: так, некто Жан Ру в 4 года свободно читал на латыни, его отвезли в коллеж, когда он еще носил платье, как у девочки.
Камила де Буа-Тресси: jude, спасибо за подробные объяснения;)
Рыба: Огюст встает в семь утра, первый урок в восемь? Не жизнь - малина! Мне кажется, занятия начинались раньше. Или я чего-то путаю?
jude: Рыба, ничего не путаете :) Для пансионеров подьем был назначен в четвертом часу утра, они присутствовали на мессе. А Огюст как экстерн приходит сразу к "большому утреннему уроку". Согласно диалогам Кордье, экстерны вставали часов в шесть, успевали собраться, позавтракать, да еще по пути в школу поиграть в классики или сбегать на рынок (те, у кого не было слуг).
Рыба: А большой утренний урок начинался... в котором часу?
jude: Большой утренний урок шел с восьми до десяти часов утра.
полная версия страницы