Форум » Благородный Атос » Грабители » Ответить

Грабители

jude: Название: "Грабители" Фэндом: "Три мушкетера", "Юность мушкетеров" Персонажи: Оливье де Ла Фер, его отец, Гримо и предок с портрета Тип: пропущенная сцена Жанр: драма Рейтинг: PG-13 Размер: мини Статус: закончен Отказ: Дюма, Стелле и Lys Краткое содержание: Отец и сын, дед и внук, господин и слуга...

Ответов - 24, стр: 1 2 All

jude: Этот сон снился ему часто, особенно в последние месяцы. Заснеженная дорога, хрипы бьющейся в агонии лошади, стоны раненого егеря и холод лезвия у горла. - Убери-ка пистолет, ваша милость, не то я глотку твоему щенку перережу. - Режь! Лица графа он не видит, он почти ничего не видит и не слышит в этот миг. Сердце трепещет, точно запутавшаяся в силках птичка. «Не смей трусить! – приказывает он себе. - Ты – де Куси! Не смей… - по щеке ползет горячая капля, - да будь мужчиной, наконец!» - Режь! Что ты медлишь? Думаешь, меня заботит этот сопляк? Я легко произведу на свет еще четверых таких же! – кажется, отец смеется. Наверное, умирать не больно. Раз – и ты на небесах. Уши закладывает от грохота, бандит вздрагивает всем телом и криво оседает на снег, увлекая его за собой. На губах – солоно. Слезы? Алое на белом. Тела на обочине. Тяжелый запах крови в морозном воздухе. Егерь пытается встать, падает, кричит от боли. Пуля разбила кость. Через неделю бедняге отнимут ногу. Лошадь затихла. Кудрявый мальчуган лет семи-восьми гладит ее по холке, шепчет что-то на ухо. Кто это? Неужто он сам? - Оливье! – откуда-то издалека доносится отцовский голос. Он хочет ответить, но язык прилипает к гортани. А мальчуган поднимается с колен и идет на зов, медленно, будто сомнамбула. - Оливье! – граф хватает сына в охапку, оглядывает, ощупывает со всех сторон, - Не ушиблись? Не ранены? - Нет, сударь, - ребенок, в самом деле, невредим, только бледен, как полотно, и удивительно спокоен. - Вы держались молодцом, шевалье! Едем! – Ла Фер подсаживает мальчика в седло, - Мы порядком замешкались. - А егерь? - Я пришлю за ним слуг. Едем! Ветер свистит в ушах, мелкий колючий снег забивается в глаза, в нос, не дает вдохнуть. Левое плечо противно ноет. Он не станет жаловаться. Он – де Куси. *** Плечо, и вправду, горит. Только не левое, а правое. Шпага Каюзака чудом не задела легкое. Лекарь сказал, повезло. Повезло, ха! Как бы ни так. Каждый вдох отзывается болью. Сорвать бы эти повязки к чертям! - Гримо… - во рту тошнотворный привкус лекарства. Гримо соткался из воздуха, точно джин в арабских сказках,1 и подал хозяину кружку. Вода. Притом омерзительная на вкус. - Ты шутить со мной вздумал? Парень покорно склонил голову: мол, хочешь – бей, а вина не получишь. - Вот еще! Силы на тебя тратить. Забери! – раненый сунул кружку слуге и устало прикрыл глаза. Прояви отец тогда слабость, грабители убили бы их обоих. А, возможно, захватили бы и замок: он помнил, как граф, всмотревшись в лицо мертвого бандита, потрясенно воскликнул: "Молодой Колас! Явился, значит, за своим наследством..."2 Был ли риск? Несомненно, был. Но, что такое гибель ребенка, по сравнению с гибелью целой семьи? Отец родил бы еще сыновей… Все верно… Все правильно… Ах, дьявол! Неужели нельзя хотя бы ослабить эту повязку? *** Плечо, нет – весь левый бок нестерпимо ноет, холодный воздух обжигает щеки, и на глаза наворачиваются непрошеные слезы: «Не смей реветь! Девчонка! Плакса!» Впереди уже виднеются башни Ла Фера. Осталось потерпеть совсем чуть-чуть. Оливье хочет попросить отца ехать потише, но язык снова предает его. Внезапно боль отступает, и тело становится легким-прелегким, точно пушинка. Они галопом влетают во двор замка, граф бросает поводья конюху, а сам спешит в дом, прижимая к груди какой-то сверток. Зачем зовут лекаря? Оливье здоров, он никогда не чувствовал себя лучше, чем сейчас. Почему у матушки и батюшки такие помертвевшие лица? Почему кормилица голосит, как по покойнику? Почему долговязый Гримо уткнулся лбом в стенку и смешно вздрагивает плечами? Пожилой доктор склоняется над маленькой фигуркой. Кудрявый мальчик в сером бархатном костюмчике. Точно такой же сшили Оливье на восьмой день рождения. Первый взрослый костюм, со штанами. Сбоку на камзоле – прореха. Порвал сегодня, когда падал… жалко… Губы у мальчика тоже серые, словно в земле выпачкал. Шевалье становится скучно, и он отворачивается. За его спиной стоит дед. Деда Оливье раньше видел только на парадном портрете в гостиной у бабушки, но сразу узнал. Антуан де Марен умер за четырнадцать лет до рождения внука. Сердце. Изабо однажды зашла пожелать отцу доброго утра и застала его в кресле с Библией на коленях. Граф уже не дышал.3 Значит, Оливье тоже умер? Странно, ему ничуточки не страшно. - Вы пришли за мной, сударь? Я готов. Дед строго качает головой. - Я не хочу обратно… Там больно. Позвольте мне пойти с вами, дедушка. Предок хмурит брови, точь-в-точь как Оливье, когда сердится. - Батюшка? Матушка? Они утешатся… со временем. Братья? Мы не были близки. Они не станут горевать. Но де Марен непреклонен: «Вот уж не думал, что ты вырастешь таким эгоистом!» - словно говорит его взгляд. - Бабушка! – вдруг спохватывается мальчик. Старая дама не переживет смерти любимого внука, - И Гримо… Пропадет он без меня. Дед одобрительно кивает и легонько подталкивает внука вперед. От этого толчка в груди будто что-то взрывается, и шевалье невольно вскрикивает. - Жив! Жив! Слава Богу! - Воды подайте! - Надо перенести мальчика в спальню… - замок гудит, словно растревоженный улей. Кормилица плачет и смеется одновременно. Гримо так и норовит потрогать хозяина, чтобы убедиться, что перед ним не бесплотный дух. Мать улыбается сквозь слезы и гладит Оливье по руке. Даже отец утирает глаза. А шевалье хочется лишь одного – как следует выспаться. *** Мечтам об отдыхе не суждено сбыться. Ему сегодня стоять в карауле. - Гримо, умываться, бриться! Живо! Прикорнувший у изголовья кровати слуга вскочил, затряс головой и с полминуты таращился на господина, как на помешанного, потом открыл рот: - Нельзя, сударь! Не пущу. Вот ей-Богу, запру дверь и ключ выброшу. А там – хоть убивайте. - Не припомню, чтобы я спрашивал твоего совета. - Эх! – Гримо махнул рукой и поплелся за умывальным тазом. - Так-то лучше. Давным-давно мать подвела трехлетнего Дьёдонне Гримо к колыбели маленького шевалье, сказав: «Смотри, сынок, это твой господин. Люби его и почитай больше всех на свете». С тех пор они стали неразлучны. Кем только ни был Гримо: и волшебным конем Аронделем,4 и пленным мавром, и джином, исполняющим любые желания. На беднягу постоянно сыпались колотушки, а в играх – всегда доставались самые незавидные роли. И все-таки для Гримо не было никого дороже этого своенравного голубоглазого мальчугана. - Пропадет без меня, голова бедовая! – бормотал слуга, накрывая на стол. - Ты что-то сказал, бездельник? – Атос поморщился, застегивая крючки камзола. Рана ныла, пожалуй, еще сильнее, чем накануне. Гримо сделал знак, показывая, что завтрак готов. Де Марен смотрел на внука с портрета и, казалось, посмеивался. А может, во всем был виноват косой луч солнца, заглянувший в окно? Примечания: 1. С "Тысячью и одной ночью" французы тогда еще не познакомились, но шевалье в моих фанфиках побывал на Востоке. 2. Племянник сенешаля Монтеллимара, того Коласа, которого испанский король сделал графом же Ла Фер в 1595 г., во время осады Ла Фера. Унаследовал титул своего дяди, погибшего в 1600 г. 3. Антуан де Марен - дед Оливье по материнской линии. 4. Арондель - конь сэра Бэвиса (в России этот рыцарь был известен как Бова-королевич).

Grand-mere: Как всегда - прекрасно! Как быстро идет - и проходит - жизнь, но события не выстраиваются последовательной цепью, а пронизывают друг друга, переплетаются... Единственное: Гримо не слишком многословен?..

jude: Grand-mere, спасибо! Да... Гримо что-то разговорился :)


stella: jude , да я вас бы расцеловала, если бы не так далеко было! Какое чудо! Даже болтун Гримо болтлив по делу. Додумали все, что было в подтексте и так хорошо, так точно все выразили. Очередной маленький шедевр.

jude: stella, спасибо!

Орхидея: jude, восхитительно как всегда! Получилось ярко и выразительно, перед глазать картины так и вырисовываются. Суровая эпоха. А Атос и Гримо, пожалуй, действительно были связаны очень тесно. Атосу пришлось бы тяжко без Гримо, Гримо - без Атоса. Даже трогательно бывает за ними наблють. Меня всегда удивляло, как бедный слуга терпел крутой норов своего господина и не сбежал к кому-нибудь менее самодуристому. Иначе как впитавшейся во всё его существо преданностью не объяснишь.

Grand-mere: А как провести грань между преданностью и любовью?..

stella: Гримо - это та категория слуг, которые к 20-му веку вымерли, как мамонты. Это слуга, для которого его семья - это семья хозяина, и он сам становится частью хозяйской семьи. Это - уже друг, хоть и стоящий ниже на социальной лестнице, а не просто слуга. Вот ни Планше, ни Оливен таковыми не стали - у каждого из них своя жизнь. Базен - частично таков, но он строит и свою карьеру.( на карьере Арамиса, в котором он углядел того, кто ему подошел). А Гримо - весь в графе. У него нет другой жизни, он посвятил себя Атосу всецело: душой и каждой минутой своего существования. Вся его забота: чтобы Атосу и Раулю было хорошо. Это уже отец и мать в одном лице. И таков же Мушкетон, который жизни себе не мыслит без Портоса.

jude: Орхидея пишет: Меня всегда удивляло, как бедный слуга терпел крутой норов своего господина и не сбежал к кому-нибудь менее самодуристому. Поэтому я и думаю, что Гримо у Атоса с детства. Скорее всего, и отец, и дед Гримо, а может, и прадед служили графам де Ла Фер. Это как в "Собаке Баскервилей" - "Это уже пятое или шестое поколение Бериморов, которое служит в Баскервиль-холле". Господа и слуги рождались и умирали под одной крышей, и жизни не мыслили друг без друга. Найми Атос слугу в Париже, тот бы давно ушел к кому-нибудь, кто платит почаще, а колотит пореже. А Гримо очень подходят слова слуги из "Школяров" Мольера: "Меня вскормили вместе с господином, я люблю его больше всех на свете". Это, действительно, друг, домочадец, как написала Стелла. Ф. Арьес писал, что отношение к слугам в феодальную эпоху было как к детям: и те, и другие нуждаются в крове, пище, защите, и тех и других надо иногда наказывать, чтобы не наделали глупостей.

stella: Вообще-то Дюма в пьесе ( в "Прологе"), ясно пишет, что Гримо у Атоса служит еще до Парижа. Но то, что граф рванул из родового поместья в сопровождении слуги, сразу бы поставило под сомнение, что барин покончил с жизнью. Мог он Гримо вызвать потом, когда страсти немного улеглись. А мог Гримо, ища хозяина по лесу, или в окрестностях, найти его в каком-нибудь трактире в таком состоянии... Короче, версий хватит.

Орхидея: jude пишет: Поэтому я и думаю, что Гримо у Атоса с детства. Мне тоже последнее время так кажется. Версий по поводу того, как Гримо оказался вместе с графом в Париже, можно выдвинуть много. Но если верить пьесе, Гримо у Атоса пользовался особым доверием давно, раз передавал сестре кюре любовные послания виконта де Ла Фер. Значит хозяин в его благонадёжности не сомневался. Вот не думаю я, что граф де Ла Фер сбегал в Париж с бухты-барахты. Шпагу, портрет и шкатулку ведь прихватил. Заодно слугу впридачу. И с феодом надо было что-то сделать. Он ведь его себе потом вернул, родня не присвоила.

stella: Сбегал он, скорее всего, таки обдумано: он же еще ждал, пока кюре найдут. И вообще, у Атоса в характере основательность и продуманность во всем. Эта черта вдруг не появится: даже при том, что кровь у него горячая, он ответственный человек. Но потрясение было, конечно, ужасным.

Эжени д'Англарец: Мне особенно понравилось имя Гримо - Дьёдонне... Никогда не думала, что у него такое красивое имя. stella пишет: Гримо - это та категория слуг, которые к 20-му веку вымерли, как мамонты. Это слуга, для которого его семья - это семья хозяина, и он сам становится частью хозяйской семьи. Это - уже друг, хоть и стоящий ниже на социальной лестнице, а не просто слуга. А мне вспоминается Консель *кто о чем, а я все о том же - о своем последнем увлечении* :)

stella: Эжени д'Англарец - это имя переводится как Богдан. А вот я не могу читать Жюль Верна, после того, как обнаружилось, что лучший вешатель лапши на уши и собиратель клюквы на деревьях все же он.))))) А ведь Немо до Атоса был моим любимым героем. ))

Рыба: jude! Сбросила вчера на флешку этот фик и полночи упивалась! Спасибо! Не пора ли все тексты Ваши объединить одной сюжетной линией? Классная книга получится!

jude: По следам разговора в ЛС: из фанфика не вполне ясно, кто такой Дьедонне Гримо, и почему он служит Атосу. Я не указала в шапке, что рассказ сюжетно связан с "Монологом Гримо". Гримо - сын кормилицы шевалье де Ла Фера. Сестренка Дьедонне и графский сын родились в один день, но девочка вскоре умерла, и матушка Гримо стала кормилицей Оливье. Поэтому до поры до времени мальчики росли вместе.

jude: В личном разговоре выяснилась интересная вещь. Спасибо Рыбе Оказалось, из текста не понятно, что случилось с Оливье. Я этот момент упустила. Вообще, если автору приходится обьяснять, что он имел в виду, значит текст "сырой" и требует доработки. Но я все же попробую обьяснить. :) Итак, Оливье, на самом деле, не пострадал от рук грабителей. Он не ранен и не ушибся. Сперва кажется, что с ребенком все в порядке, а потом он чуть не умирает прямо на руках у отца. В чем же дело? Отвечаю: у шевалье сердце не выдержало. Это наследственное - в деда. В фанфике "Предок" у Антуана де Марена было больное сердце. Тетка Оливье тоже страдала одышкой. Вот и мальчик унаследовал этот недуг. Просто до поры до времени болезнь не давала о себе знать. А тут сильный стресс - и пожалуйста. Ноющая боль в плече, в боку - это как раз симптом инфаркта. Дети в таком состоянии редко жалуются на боль в сердце. Скорее скажут, что рука болит или даже живот. Другой вопрос - как шевалье с таким недугом служил во флоте, сражался в королевских войсках и, наконец, стал мушкетером? Порок сердца иногда может компенсироваться сам, без лечения, и больше не напоминать о себе. Вот :) Буду рада узнать мнение форумчан. Вообще, критика - полезная штука. А то я так бы и не узнала, что читатели поняли текст иначе, чем было задумано.

stella: И, как однажды разбирали Ленчик с Калантэ, умер Атос, скорее всего, от какой-то разновидности инфаркта. насчет компенсированного порока сердца: это я - пример. В 8-ом классе у меня после тяжелейшей ангины нашли порок сердца. Даже на полгода освободили от физкультуры. А потом диагноз подтвердился, когда я проходила обследование аж в 23 года. Самое интересное, что в 30, когда я ждала ребенка, у меня уже ничего не было: здорова, как лошадь. Беременность все вылечила.)))

jude: stella, я как раз от этого обсуждения Ленчика и Калантэ и отталкивалась :)

stella: Он не только служил, дрался и прочее. Он самым активным образом и любым спортом занимался. Но вот пил же он при этом без меры. Неужто вино в больших дозах лечит сердечные болезни? От любви - не помогало, так попутно вылечил порок сердца?



полная версия страницы