Форум » Благородный Атос » Мари и Оливье (продолжение) » Ответить
Мари и Оливье (продолжение)
Черубина де Габрияк: Автор: до сих пор не верю, что я на это решилась. Бета: Lumineuse Фэндом: «Три мушкетёра», «Двадцать лет спустя», «Юность мушкетеров», «Мушкетеры» Пэйринг и персонажи: виконт затем граф Оливье де Ла Фер/Герцогиня де Шеврез, Атос/Герцогиня де Шеврез, Атос/Миледи Винтер Атос, Герцогиня де Шеврез, Миледи, Рауль де Бражелон и, в разной степени, большинство персонажей романа "Три мушкетера" плюс герцог Эркюль де Роан-Монбазон, герцог де Люин, герцог де Шеврез, граф Шале... Жанр: Любовный роман с элементами авантюризма Рейтинг: R Размер: планируется макси (я в ужасе от того, насколько макси) Описание: Что могло быть, если бы Атос узнал раньше, какое очаровательное создание эта Мари Мишон... Вот такая, несколько сказочная фантазия родилась очень давно на данную тему. Очень хотелось знать, что могло бы получиться у героев, если б они встретились в ранней юности в иных обстоятельствах. Посвящение: Мэтру, прежде всего. Огромная благодарность бете и моей подруге Светлане, без которых я бы не решилась это написать. Спасибо Стелле, за то, что стала моим путеводителем по дюманским форумам и миру фанфиков, и всем, кто мне помогал и консультировал. Примечания автора: Это - AU со всеми вытекающими. Действие начинается до изложенного в "Юности мушкетеров" и "Трех мушкетерах", но события этих произведений Дюма остаются без изменений. Возможно изменение того, что у Дюма происходило за кадром. Автор постаралась положить все это на определенную историческую базу, но позволила себе ряд отступлений. Есть сдвиг по датам исторических событий. Орфография имен, по возможности, приближена к тому, как они звучат по-французски. Ну что, поехали? Сильно не бейте. Но, на всякий случай, достала каску и броник.
Grand-mere: Идеи Алекстара дали плоды, и я дожила-таки до экзамена? Как я понимаю: привнесенные штрихи 1. действительно усиливают эффект присутствия; 2.психологически точны: наше первоначальное отношение к человеку подсознательно складывается из многих мелочей, в т. ч. запахов; 3. все более приближает героя к канону; 4.характеризуют его как натуру чуткую, тонкую, поэтичную - каковые черты он вскорости и припишет Анне. Как-то так. Про музыканта молчу, ибо не я его заметила.
Черубина де Габрияк: Grand-mere пишет: Идеи Алекстара дали плоды, и я дожила-таки до экзамена? Grand-mere , В мыслях не было, ради бога простите, если возникло такое ощущение. Никогда не позволила бы себе подобной бестактности. С моей стороны это была попытка, не раскрывая замысла прямо, навести на мысли. Мне, как автору было важно понять, читается он или нет. Спасибо, что поделились своими ощущениями. Кэтти пишет: Черубина де Габрияк , я так понимаю у тебя М-ль де Ла Люссе де Рошфору сестрой не приходится?+ Нет. Мне, как человеку говорящему по-французски, сложно провести связь между Rochefort-Luçay и мадемуазель de La Lussaie. Я понимаю, что для русского уха они звучат почти одинаково, за вычетом артикля. Но для француза два этих имени совершенно различны. Да и брошенной невесты в каноне не было. Уж тем более сестры одного из персонажей. Поэтому я не использую данную версию. Мне только нужно дальше по сюжету, чтобы Рошфор знал Атоса как графа. Мини-спойлер. ))
stella: Мне кажется, Атос, своей дуэлью с англичанином, открыто бросил предупреждение всем, кто его узнал: "Вы меня знаете - это ваше дело. Но лучше вам, для вашего же здоровья, делать вид, что я вам незнаком."
Черубина де Габрияк: stella пишет: Мне кажется, Атос, своей дуэлью с англичанином, открыто бросил предупреждение всем, кто его узнал: "Вы меня знает - это ваше дело. Но лучше вам, для вашего же здоровья, делать вид, что я вам незнаком." stella , я помню. Не будет же он кузена убивать пусть и троюродного. Хотя мог бы. Пока без комментариев. Как напишу эпизод, дашь оценку.
Черубина де Габрияк: Глава 10. Франции нужен дофин Своей летящей поступью Мари быстро шла через опустевшую с началом ночи анфиладу Лувра по направлению к апартаментам короля. Так больше продолжаться не могло, и ей было необходимо срочно увидеть герцога де Люина. А когда Мари было что-либо необходимо, она, как правило, находила способ этого добиться. Чуть раньше Люину была отправлена записка, в которой Мари назначала герцогу свидание в галерее, примыкающей к покоям Людовика. Именно туда сейчас и держали путь ее резвые ножки, бойко стуча каблучками по начищенному паркету королевской резиденции. Все существо молодой женщины кипело негодованием, и этому негодованию нужно было дать выход. И не просто дать выход, а, не откладывая больше ни единой минуты, найти способ устранить причину, это негодование породившую. Люин был обязан ей в этом помочь. Иначе Мари не уснет! К тому же она поклялась… Своим появлением при дворе Мари была обязана тому, что королевский фаворит, наконец, убедил Людовика отправить обратно в Испанию придворных дам Анны Австрийской, сопровождавших инфанту в момент заключения брака, и заменить их француженками. Испанская свита молодой королевы, слишком чопорная, слишком набожная, по мнению герцога, мешала Анне стать истинной королевой французов. Кроме того, Люин стремился упрочить и расширить свое влияние при дворе, поэтому испанок сменили его родственницы, его сестры и его ставленницы. В числе последних была Мари, которую герцог в скором времени чаял видеть своей женой. Испанки вернулись в Мадрид, куда их с посольством сопровождал Луи де Роан, родной брат нашей героини. У нас пока не было случая вывести его на сцену, но читателю пора узнать, что у Мари имелся старший брат, с которым она была очень дружна в детстве и поддерживала регулярную переписку и возвращения которого теперь с нетерпением ждала. Анне позволили оставить подле себя только свою кормилицу донью Эстефанию. Лишившись привычного окружения, Анна стала испытывать стойкую неприязнь к Люину, которую поначалу перенесла и на всех его протеже. Однако Мари сумела быстро растопить лед отчуждения в сердце гордой испанки неподдельным и искренним дружеским участием. Понемногу Анна начала выделять Мари, не считаясь с ревностью, которую это могло вызвать у остальных придворных дам. И вскоре между молодыми женщинами сложились близкие и доверительные отношения. Мари была младше Анны, но, благодаря замужеству, имела чувственный опыт общения с мужчиной, хоть и держала это в тайне. Молодой королеве, которой ее собственный супруг всячески пренебрегал, отдавая предпочтение делам государства, охоте и постановке балетов, такого опыта недоставало. Мари исподволь принялась давать королеве советы не только в выборе туалетов, но и в том, как держать себя с мужем. Сама Мари науку галантного общения с противоположным полом, принятую при дворе, постигала на удивление быстро. Очаровывать мужчин получалось у нее виртуозно, но при этом Мари столь же мастерски умела удерживать их на расстоянии, не позволяя им преступить некую грань… Что делало ее саму только более вожделенной в их глазах. Эта игра забавляла ее, заставляла испытывать азарт и приятно щекотала нервы: поманить, увлечь, подпустить и ускользнуть – все это вызвало пьянящие ощущения и хоть немного скрадывало беспокойство о судьбе Оливье, от которого по-прежнему не было никаких вестей. Но только он один безраздельно царил в ее мыслях и сердце. Анна была красива, но несколько холодна. Людовик – замкнут и до крайности робок, а в минуты волнения начинал заикаться. Вернувшаяся ко двору Мария Медичи постоянно провоцировала стычки с невесткой, в которых король избегал принимать сторону матери или жены. И после неудачной брачной ночи, произошедшей, когда юным монархам было по четырнадцать лет, близости между Людовиком и Анной так ни разу и не случилось. Страна меж тем нуждалась в наследнике престола. Вот и сегодня в конце дня Людовик зашел к жене и, как обычно, пробыл у Анны не более четверти часа. Обменявшись с нею парой ничего не значащих фраз, король бросил дежурное: «Покойной ночи, мадам!», стараясь не задерживать на жене свой взгляд. После чего развернулся и вышел вместе с сопровождавшими его придворными мужчинами, даже не заметив, что платье из зеленой тафты, так любовно выбранное для Анны лично Мари, дивно оттеняет изумрудные глаза королевы. Едва за монархом закрылась дверь, Анна бессильно упала на подушки. Мари со всех ног бросилась к ней. – Вот видите, моя милая Роан, все тщетно! Ваши усилия ни к чему не ведут – мой царственный супруг их попросту не видит, – произнесла Анна, заливаясь слезами. – Ах вот значит как? – нахмурилась Мари и негодующе топнула ногой. – Ну уж нет! Будь Его Величество хоть трижды король нашей доброй Франции, я не позволю ему так обращаться с вами, Мадам! Мари на секунду задумалась и, очевидно, приняв какое-то решение, энергично тряхнула кудрями: – Не извольте плакать, моя королева, от слез краснеют глаза, а это никого не красит. Клянусь, эту ночь Его Величество проедет в вашей постели, или я – не Мари де Роан! – Разве только вы приведете его сюда силой! – ехидно хмыкнув, подала реплику со своего места Клер д’Айи, ставшая недавно герцогиней де Шон. – Только это не в вашей власти, моя дорогая. – А хоть бы и силой, вам-то что? – невозмутимо пожала плечами Мари, даже не повернув головы в сторону своей бывшей монастырской приятельницы, и вновь обратилась к самой Анне: – Велите подавать ужин, Мадам, и положитесь во всем на меня. Я знаю, кто нам поможет. Герцог де Люин ни в чем не может мне отказать. Мари и впрямь все больше убеждалась, что если Люин имел почти безграничное влияние на Людовика, то она сама обладала почти такой же властью над самим Люином. В ответ Анна презрительно поморщилась: – Всюду этот Люин! Порой мне кажется, что он полностью подчинил короля своей воле. – Он просто заменил Его Величеству отца, который, как вам известно, Мадам, трагически погиб, когда Людовику было всего десять лет. К тому же герцог мягок и деликатен, если король к кому и прислушается в таком щепетильном вопросе, то только к нему. Нам это и нужно. Мари взяла перо и бумагу и быстро набросала несколько строк: – Господин де Ля Порт, ступайте и отнесите эту записку Его Светлости, герцогу де Люину. – Не много ли вы на себя берете, мадемуазель? – снова прозвучал язвительный голос герцогини де Шон. – Девицу не должны занимать такие вещи, как отношения между супругами. А может, мы чего-то не знаем, и вы не столь невинны, как хотите казаться? Подобная ремарка удивила Мари, но она не подала вида, а лишь парировала с нарочито любезной улыбкой: – Речь о деле государственной важности! У Франции до сих пор нет дофина, и меня, как верную подданную моих государей, не может это не занимать! Папский нунций, господин Бентивольо, не далее как сегодня пенял на это Его Величеству. По окончании трапезы Мари сама расчесала роскошные русые волосы Анны, сбрызнула их легкими духами и уложила красивыми волнами: – Мадам, соблаговолите ложиться. Госпожа де Монморанси, извольте подать сорочку королевы, донья Эстефания, будьте любезны, положите рядом с Ее Величеством валик и вторую подушку. Как только король войдет в спальню, немедленно удалите всех дам. Анна испуганно следила за распоряжениями Мари, а та отдавала их так решительно, словно единолично управляла Домом королевы, и делала это таким тоном, что больше никто не осмеливался ей возразить. – Вы уверены, что у вас получится, мадемуазель? – все же решилась робко поинтересоваться королева. В ответ Мари молча присела в глубоком реверансе, склонившись коснулась губами руки Анны и выскользнула за дверь, прихватив со столика ключ. *** Во всем Лувре уже погасили огни, и дворец полностью погрузился в темноту. В коридорах не было ни души, если не считать караульных, изредка попадавшихся навстречу Мари. Она вошла в галерею, ведущую к апартаментам Людовика, и увидела мужчину, направляющегося в ее сторону, которого вначале приняла за Люина. Но вот тот вошел в узкую полосу лунного света, тускло брезжащего сквозь высокий оконный проем, и Мари поняла, что ошиблась. Это был брат Шарля д’Альбера, герцог де Шон. Герцог преградил молодой женщине дорогу, небрежно ей поклонился и насмешливо произнес: – Мадемуазель Привереда, какая встреча! Не ожидал застать вас здесь в этот час. – Мне нужно увидеть вашего брата, – чуть смутившись ответила Мари. – Да ну! И зачем же, позвольте узнать? Неужто вы решили, наконец, одарить его своим снисхождением? Быть не может! Бедняга Шарль д’Альбер только вами и грезит, но вам и дела нет до него. Это очевидно всем при дворе… кроме брата. – Сударь, я вас не понимаю… – Все вы прекрасно понимаете! Просто вы, вероятно, пришли сюда не ради него. Глазки-то вы мужчинам искусно умеете строить! Ну-ка признавайтесь, кто еще попался в ваши силки? – Да что вы себе позволяете! Герцог де Люин мне нужен по делу, это касается службы. Он сейчас сюда придет. – Он? Не смешите! Он каждый вечер уходит к себе наверх по внутренней лестнице в покоях короля, а то вы не знаете! Да и какая служба может быть ночью, кроме служенья Амуру? Мне отлично известно, чего стоят ваши скромность и напускная невинность... «Что все это значит? – пронеслось в мозгу молодой женщины. – Вначале намеки Клер, теперь герцог де Шон... Неужели в монастыре шпионили?» Но прежде чем она нашлась, что ответить, Шон крепко схватил ее за руку и потащил в ближайшую нишу. Там он попытался обнять Мари и страстно зашептал ей в самое ухо, обдавая горячим дыханием: – Сейчас я сам проверю, такая ли вы недотрога, какой хотите казаться… Мари почувствовала, как по телу расползается липкий, почти животный страх: пережитая однажды история с пьяными рыбаками повторялась. Вот только тогда Оливье подоспел вовремя, а сейчас он где-то далеко и на помощь ей не придет! Осознав, что рассчитывать она может лишь на себя, Мари принялась отчаянно отбиваться и, извернувшись, изо всех сил вонзила зубы в руку Шона, которая удерживала ее запястье. От неожиданности брат Люина разжал пальцы, и, разразившись проклятием, схватился второй рукой за кисть, выпустив при этом Мари. Молодая женщина со всех ног пустилась прочь, размазывая по щекам брызнувшие из глаз слезы, не замечая, что Шон вовсе не собирается ее преследовать, а предпочел ретироваться через дверь, в которую она только что вошла. Мари бежала, ничего не видя перед собой, пока с разгона не уперлась в грудь Люина, руки которого инстинктивно обхватили ее за плечи. – Пустите! Немедленно отпустите, – стала вырываться Мари, глотая слезы и неистово колотя герцога в грудь сжатыми кулаками. – Вы тоже, как он? Тоже считаете меня доступной? – Помилуйте, мадемуазель, мне бы в голову не пришло! – запротестовал Люин, отнимая руки и кланяясь. – Я никогда бы не позволил себе думать о вас дурно. Но кто «он», кто дерзнул вас обидеть? – Ваш брат, герцог де Шон. Он только что был здесь… – И это он стал причиной ваших слез? Да как он смел?! – негодующе воскликнул Люин. – Завтра же он принесет вам свои извинения. Я не допущу, чтобы кто-либо скверно о вас отзывался, даже он. – Правда? – спросила Мари, начиная понемногу приходить в себя. – Даю вам слово! Но вы хотели меня видеть? Не смею поверить своему счастью... – Речь не обо мне! – Мари, успев отдышаться, продолжила уже спокойным деловитым тоном. – Меня прислала Ее Величество, у которой возникло несколько вопросов о тонкостях соколиной охоты. Которые она желает безотлагательно обсудить со своим супругом. – Что обсудить, мадемуазель, простите? Охоту, я не ослышался? Ночью? – ошарашенно переспросил Люин. – Именно ночью, в спальне королевы, – с нажимом произнесла Мари, пристально глядя в глаза герцога. – И было бы желательно, чтобы их беседа продлилась до самого утра. А чтобы Их Величествам никто не помешал, дверь лучше запереть, вот ключ. И прошу вас, не мешкайте. Ее Величество уже легла и ждет! С этими словами Мари протянула герцогу ключ. – Кажется, я понимаю... Вы совершенно правы, мадемуазель, дело действительно важное и срочное. Прошу, подождите меня здесь, я сейчас вернусь вместе с королем. Мари отступила в тень за колонну, в то время как Люин поспешно скрылся в королевских покоях. Вскоре сквозь приоткрытую дверь Мари явственно различила недоуменный голос Людовика: – Люин, т-т-ты уверен, что верно п-п-понял мадемуазель де Роан? Моя жена желает говорить со мной об охоте в эту пору? Н-н-нам лучше оставить это на утро. – Совершенно уверен, Сир! И именно сейчас. Прошу вас, удовлетворите просьбу вашей супруги, ведь это такая малость. Вас должно радовать, что королева разделяет ваши увлечения, – ответил Люин своим привычным мягким, обволакивающим тоном. – Хорошо, так и быть, но не долго. Я еще с-с-собирался обсудить с тобой протеже моей матери, этого епископа Люсонского. Если помнишь, по условиям мирного договора, мать просила для него кардинальскую шапку. Но мне подобное назначение кажется преждевременным. Идем! Я только сниму халат и надену камзол. – В этом нет нужды, Сир. К чему эти церемонии? Ведь речь о вашей жене. Дверь вновь отворилась, и на пороге показался король, за которым шел Люин, держа в руке канделябр с зажженными свечами. Они вдвоем направились в сторону апартаментов, Мари следовала за ними, держась на некотором отдалении. По пути Людовик несколько раз в нерешительности замедлял шаг и оглядывался, но всякий раз шедший позади него Люин мягко не позволял ему остановиться. Когда король с герцогом подошли к опочивальне Анны Австрийской, Мари прошла вперед, широко распахнула двери и громко объявила: – Его Величество, король! И тут же отступила, пропуская мужчин вперед, а сама осталась стоять за порогом спальни. Едва король вошел, как придворные дамы с доньей Эстефанией и герцогиней де Монморанси во главе стайкой выпорхнули из комнаты. Люин поставил канделябр, быстро подошел к Людовику, сдернул с него халат, и, схватив короля в охапку, почти бросил его на кровать, в которой уже лежала Анна*. Герцог отвесил поклон и вышел, заперев за собой дверь на ключ. Затем почтительно поклонился Мари, простился с ней до завтра и, пожелав ей доброй ночи, удалился. Мари поднялась к себе в спальню, которая располагалась прямо над покоями королевы, прислушалась, но, не сумев различить никаких звуков, вздохнула и решила набраться терпения до утра. Молодая женщина велела себя раздеть и испытала огромное облегчение, когда горничная распустила ей корсет. Последнее время Мари все время хотела есть, что начало сказываться на ее фигуре, и корсет доставлял ей больше неудобств, чем обычно. Это досаждало. Несмотря на то, что пленительные округлости у женщин были в то время в чести, Мари гордилась своей тонкой талией. Однако, совладать с усилившимся аппетитом ей никак не удавалось. Сегодняшний вечер выдался особо волнительным, и аппетит у молодой женщины разыгрался не на шутку. Поэтому, хоть и было уже очень поздно, вместо того, чтобы сразу лечь, она взяла с блюдца профитроль, начиненный паштетом с трюфелями, от королевского повара – точно такой же профитроль, как тот, который так не пришелся ей по вкусу на ее первом балу. Сейчас же она с явным удовольствием откусила кусок и, прикрыв глаза, принялась с наслаждением жевать, наплевав на мысли о фигуре. *** На следующий день Мари, спустившись к утреннему туалету королевы, нашла щеки Анны слегка порозовевшими, а ее саму смущенной, но в чудесном расположении духа. Мари взяла гребень и занялась ее волосами. Анна схватила подругу за руку и с жаром зашептала: – Милая Роан, не знаю, как вам это удалось, но вы настоящая волшебница. Людовик был так обходителен, наговорил мне столько нежных слов… Король обещал сегодня снова остаться на ночь. Мне кажется, я его люблю! Я так вам благодарна, если б вы знали. Никогда этого не забуду, отныне вы мне, как сестра. Мари отложила гребень и, присев в реверансе, поцеловала руку королевы: – Я счастлива, что смогла услужить Вашему Величеству! И ощутила, как искренняя радость за подругу окрашивается примесью тоски: «Ну почему, почему Оливье все не едет?». Ей бы тоже хотелось просыпаться по утрам в объятиях любимого человека и слышать его пылкие признания. Мари стоило все большего труда успокаивать себя и убеждать, что супруг вот-вот появится. Чуть позже посыльный принес Мари записку от брата, извещавшую ее, что он в Париже и ждет ее к обеду в доме отца. А после утренней мессы, улучив минуту, к ней подошел герцог де Люин: – Похоже, все прошло, как нельзя лучше: Его Величество все утро беспрестанно говорил мне, какая восхитительная женщина его супруга. С Божьей помощью, у Франции в скором времени может появиться наследник престола. Неужели счастье Их Величеств вас не окрыляет и не заставляет желать любви для себя? К тому же, мне кажется, я заслужил того, чтобы вы взглянули на меня чуть более благосклонно. Мари подняла на него свои ясные глаза, в которых читалось непритворное недоумение: – Герцог, наш общий долг – заботиться о государственных интересах Франции, а мой – еще и об интересах моей королевы. Разве мы ожидаем награды, исполняя то, что велит нам наш долг? Герцог поник. Мари, заметив это, вдруг почувствовала, что ей становится его жаль, и постаралась тепло ему улыбнуться. После того, как Люин встал на ее сторону против ее собственного отца на том балу, молодая женщина испытывала к нему живейшую симпатию. В конце концов, не вина Шарля д’Альбера, что она любит другого и поклялась хранить ему верность. Ах, если бы герцог согласился удовлетвориться одним ее расположением, все бы значительно упростилось! – В одном могу уверить вас: на мою искреннюю дружбу вы всегда можете рассчитывать, – прибавила Мари. Люин удрученно вздохнул: – Видимо, мадемуазель, сейчас у меня нет иного выбора, как довольствоваться этим! – Видимо, нет, сударь! – в тон ему ответила Мари и задорно засмеялась. – Но чтобы как-то вас утешить, я готова позволить вам поцеловать мне руку. С этими словами она протянула Люину руку, над которой тот склонился с благоговением: – И все же, смею надеяться, мадемуазель, что когда-нибудь добьюсь большего! Шарль д’Альбер попытался удержать ее руку в своей чуть дольше, чем этого дозволяла простая учтивость, но пальцы Мари уже выскользнули из его ладони. – Я не могу запретить вам жить надеждой! Но сейчас мне нужно идти к королеве. Ее Величество обещала мне выходной. Мой брат вернулся из Испании, и мне не терпится его увидеть. *** Войдя в особняк на улице Бетизи, Мари первым делом прошла к отцу и, привычно поцеловав его, тотчас же нетерпеливо поинтересовалась: – Отец, Луи приехал? Где же он? – Ступайте в сад, мадемуазель, вы найдете вашего брата там. Может хоть он вас образумит? Моих сил больше нет! Обедайте без меня, мне необходимо нанести несколько визитов. День выдался ветреным и морозным. Мари накинула на голову капюшон плаща, подбитый мехом куницы, прихватила муфту и вышла на крыльцо через двери, ведущие в сад. Посреди аллеи она сразу заметила темный силуэт Луи де Роана, неспешно прогуливающегося меж старых лип. «Луи!», – звонко закричала Мари, резво спустилась по лестнице и побежала к брату. Она вновь почувствовала себя маленькой пятилетней девочкой, когда, улизнув от Анселины, своей кормилицы, вот так же летела к нему, двенадцатилетнему, по склону Эндра, подоткнув неудобную юбку за пояс и обдирая голые коленки о колючий кустарник. А Луи протягивал сестре пригоршню собранной для нее ежевики. Брат с сестрой усаживались бок о бок, Луи брал ягоды одну за другой и клал Мари прямо в рот. Девочка ждала, пока ее рот заполнится, и только тогда сжимала десны, выдавливая из ежевики кисло-сладкий душистый сок. А потом валилась рядом с братом в высокую траву, заливисто смеясь. Когда Мари, цепко держа Луи за руку, возвращалась с ним в замок, ее щеки, пальцы и передник были сплошь перепачканы этим липким темно-синим соком, что неизменно заставляло сокрушаться Анселину. Кормилица тщетно пыталась урезонить проказницу, ласково журя ее и увещевая, что подобные шалости не пристали принцессе. Но ворчание няни лишь приводило Мари в еще больший восторг, и ее чистый серебристый смех, заполнял тогда все пространство замка Кузьер до самых укромных его уголков. Сейчас Луи едва успел обернуться на голос сестры, как она уже поравнялась с ним и повисла у него на шее. Брат обхватил Мари за талию и принялся кружить. – Мари, сестренка, как же я рад вас видеть! А вы стали совсем взрослой, и мне, вероятно, отныне пристало приветствовать вас иначе, – с этими словами Луи опустил сестру обратно на землю и церемонно ей поклонился. В ответ Мари лишь беспечно засмеялась: – Ах, оставьте, Луи! К чему эти условности, мы же не при дворе. Уж не стали вы меньше любить свою маленькую Мари? Мы не виделись столько лет! – Ну что вы, дорогая Мари, вы всегда были и останетесь моей любимой сестрой, что бы ни случилось. Какая же вы красавица! Вы и ребенком были очаровательны, но сейчас… Даже при моем зрении это бросается в глаза! – А вы, мой милый братец, научились мастерски делать комплименты, – лукаво улыбнулась Мари. – Это при испанском дворе вы овладели этим искусством? – Комплименты говорить легко, когда то, что хочешь сказать, – истинная правда, – Луи взял руку Мари и коснулся ее губами. – Только вы все такой же рассеянный: на ваших перчатках разная вышивка! Вам следует гнать взашей вашего камердинера, – смеясь продолжила Мари. – А еще лучше, поскорее жениться. – Но вы же знаете, что мне прочат в жены нашу кузину, Анну де Роан, принцессу де Гемене, а ей пока всего двенадцать лет. Кстати, к вопросам брака… Сестра, господин герцог, наш отец, в полном отчаянии и просил меня поговорить с вами. Отчего вы тянете с помолвкой с герцогом де Люином? Он – прекрасная партия! С браком можно и подождать до вашего шестнадцатилетия, но что мешает сделать оглашение сейчас? Мари тут же помрачнела и закусила губу, нервно сцепив пальцы под муфтой. Неужели Луи больше ей не союзник, а стал на сторону отца? Не добившись ответа, Луи меж тем продолжал: – Шарль д’Альбер хорош собой. Что вас смущает? Его возраст? Поверьте Мари, возможно сейчас для вас это не очевидно, но мужчина в возрасте герцога еще полон сил. Мари продолжала молчать и все так же сжимать пальцы. Во всей ее позе читалась напряженность, и это не ускользнуло от Луи: – Сестра, прошу вас, не молчите! Мы всегда понимали друг друга, и сейчас я чувствую, что есть какая-то иная причина, о которой вы не хотите мне сказать. Вы больше не доверяете мне, как прежде? Мне кажется, я не заслужил подобного отношения. Мари отвела взгляд в сторону и, наконец, вымолвила, как можно более небрежным тоном: – Герцог?.. Он весьма мил. Но для меня он только друг. – Друг? Так ведь это замечательно! Дружба – прекрасная основа для брака. Нет, я вижу, есть что-то еще. Мари, наконец, взглянула брату в глаза: – Луи, вы не выдадите меня? – Сестра, милая, вы можете мне открыться. Что бы вы ни сказали, клянусь, я сохраню наш разговор в тайне, так же, как раньше хранил ваши детские секреты. Мари вздохнула поглубже и решилась: – Я люблю другого. – Другого? – Да, моего супруга, с которым обвенчана. Принять предложение герцога, значило бы пойти на клятвопреступление. – Мари, погодите, как такое возможно? Обвенчаны? Как, где, когда? – Там, в Ванне… Точнее в Аррадоне. – Но, если наш отец ничего не знает, значит, брак был тайным? Мари, вы ведь понимаете, что его легко расторгнуть? – Луи, его нельзя расторгнуть! – с чувством перебила брата Мари. – Откуда такая уверенность, сестра? Вместо ответа молодая женщина лишь потупилась и покраснела, Луи уловил ее смущение. – Таааак… Верно ли я понимаю, что консумация была? – медленно переспросил он сестру. – В монастыре?! Все так же, не поднимая глаз, Мари качнула головой. – Кто этот человек? – Луи все еще не мог прийти в себя от изумления. – Граф де Ля Фер. – Потомок Куси? Это очень древний и благородный род. Барония*, которой несколько веков. Герцог де Люин с ними в знатности не сравнится, хоть он сейчас и в большой милости, а его возможности почти безграничны. И, насколько мне известно, Ля Феры очень богаты. Сестра, но тогда, почему вы молчите? Нужно, как можно скорее обо всем рассказать отцу. Герцог, отец наш, возможно и рассердится поначалу, однако уверяю вас, быстро сменит гнев на милость. Хотите, я поговорю с ним, если вы не решаетесь? – Луи на секунду задумался. – Впрочем, об этом должны сказать не вы и не я, а ваш супруг. Где он? Почему до сих пор он этого не сделал? Мари, я ничего не понимаю. Не обманул ли он вас? Вместо ответа Мари вновь порывисто обхватила брата за шею и уткнулась лицом ему в грудь. Луи прижал сестру к себе и почувствовал, как ее плечи неровно вздымаются под его руками. Он отстранил Мари, взял ее за подбородок и, близоруко щурясь, попытался заглянуть ей в глаза. Затем провел ладонью по ее щеке, та была мокрой от слез. – Он обманул вас?! – пальцы Луи сжались в кулак, а голос задрожал от гнева. – Где он? Я найду его! Этот негодяй ответит мне! Мари протестующе затрясла головой: – Нет, Луи, нет! Граф – благородный человек, вы его совсем не знаете! – Сестра, ну-ка, пойдемте в дом, и вы мне там обо всем расскажете. Здесь слишком холодно, а этот колючий январский ветер вкупе с вашими слезами не пойдет на пользу вашим нежным щечкам. Отец собирался по делам и, должно быть, уже уехал. Мы сможем спокойно поговорить. Сидя у камина, отогреваясь пряным горячим вином, глотая и отирая слезы, Мари изложила брату свою историю. – Луи, милый Луи, я в отчаянии! Супруг оставил мне свидетельство о нашем браке, но что мне сказать отцу в отсутствие мужа? Я скоро сойду с ума, не зная, где он, что с ним… И я ничего не могу сделать, я бессильна! Мне даже поговорить было не с кем, – закончила она свой рассказ. – Я очень волнуюсь. Что, если лекарь ошибся, и граф все еще болен? Или хуже того… Мари не смогла закончить фразу: горло будто сжала невидимая рука, настолько испугала молодую женщину невысказанная мысль. Луи ласково накрыл ладонью ладонь сестры, безвольно лежащую на подлокотнике кресла. Затем опустился перед ней на колени, достал платок и принялся осторожно промокать ей глаза. – Мари, сестренка, ну же! Никакой катастрофы пока не произошло, не нужно терять надежды. Вы оказались в непростом положении, но мой долг – помочь вам. Завтра же я повидаюсь с королем и испрошу у него позволения отсутствовать. У меня нет должности при дворе, а мое посольство в Испанию благополучно завершено. Его Величество мне не откажет. А затем я отправлюсь в Ванн разыскивать вашу пропажу. – Вы полагаете, что ехать следует в Ванн, не в Ля Фер? – К сожалению, я не могу оказаться в двух местах одновременно, а дело – деликатное, что исключает возможность прибегнуть к чьей-либо помощи. Думаю, поиски следует начать с того места, где вы видели вашего супруга в последний раз. Граф собирался в свое поместье, но мы не знаем, уехал ли он туда. К тому же в Ванне я смогу поговорить с лекарем, со священником, венчавшим вас… – Луи, вы мне не верите? – Верю. Верю, что в ваших глазах все именно так и было. И все же, сестренка, ваша ситуация довольно необычна, и я должен составить о ней собственное мнение. А потом, если потребуется, я поеду в Ля Фер. Положитесь на меня и ни о чем не тревожьтесь. *Исторический факт. *Барония — изначально (с Х века), баронами называли всех сеньоров, получивших во владение свои вотчины непосредственно от короля или его представителя.
stella: Луи де Роан личность приметная. А Мари действительно такая, как ее описывали в этот период. Бойкая и сообразительная. Вот только ее аппетит должен был обеспокоить прислугу.)) И кто же ее просветит насчет ее положения?
Черубина де Габрияк: stella пишет: Вот только ее аппетит должен был обеспокоить прислугу.)) Вам надо, как должно, или интересно? Автор удалил от героини взрослых женщин: Анселина в Кузьере, горничная - молоденькая дурочка. stella пишет: А Мари действительно такая, как ее описывали в этот период. Спасибо. Старалась, чтоб она все же собой оставалась. С поправкой на обстоятельства, в которые я ее поместила.
Кэтти: Черубина де Габрияк , нашла минутку, чтобы прочесть. Очень остроумный ход. Вижу ты успешно выкрутишь эту историю на историческую стезю.
Лея: Характер Мари продолжает вырисовываться. И теперь мы знаем, при каких обстоятельствах королева начала называть ее своей сестрой! Черубина де Гарбияк, спасибо!
Grand-mere: Читая новую главу, вспомнила давнюю детскую забаву: переводные картинки. Что-то загадочное проступает туманным пятнышком через бумагу, осторожно скатываешь ее слой за слоем - и вот появляется яркое, еще блестящее от влаги изображение. Так и образ Мари, намеченный лишь общим контуром у Мэтра (по крайней мере, в "Длс"), становится все более интересным, являет все новые грани.
Черубина де Габрияк: Всем большое спасибо за отзывы. Очень приятно. Не могла сразу ответить. Кэтти пишет: Вижу ты успешно выкрутишь эту историю на историческую стезю. Да, но не забывайте, это все же остается фантазией на историческую тему. Я героине уменьшила возраст, отталкиваясь кстати, от канона: в ДЛС написано, что ей 44-45, а в реальности она 1600 года. Плюс брак и ребенка я ей "организовала", которых у нее не было. Поэтому, мне самой интересно дать исторический контекст., но сдвиги по датам и прочие изменения под мою историю все же будут. Ну истории с подвесками тоже историки подтверждения не находят, так что. Лея пишет: Характер Мари продолжает вырисовываться. И теперь мы знаем, при каких обстоятельствах королева начала называть ее своей сестрой! Ну как-то так было дело, ага. Мне самой хочется характер ее показать. Grand-mere, ваш отзыв особенно тронул. И напомнил любимое занятие из детства. Grand-mere пишет: становится все более интересным, являет все новые грани. Я рада, что он получается интересным и многогранным.
Черубина де Габрияк: Глава 11. О том как Оливье решил пойти на охоту, а его пес Орф едва не съел книгу После Рождества жизнь в Ля Фере мало-помалу вошла в размеренную колею. Теперь Оливье без ложного стеснения разбирал бумаги отца, и постепенно ему открывался весь масштаб личности Ангеррана. Граф не уставал поражаться, как мудро отец распоряжался поместьем, как решал, казалось бы, непреодолимые споры между арендаторами, как поддерживал нуждающихся, как беспристрастно и справедливо вершил правосудие… Оливье все больше хотелось на него походить. Вернувшись домой, Оливье остался верен привычке вставать с рассветом, которую приобрел во время службы на флоте. Каждый день он неизменно просыпался, как только за окном начинало едва заметно сереть, а сквозь закрытые ставни спальни слабо пробивался мутноватый проблеск нарождающейся зимней зари. После легкого завтрака, зябко передергивая плечами от бодрящей утренней свежести, граф шел в кабинет, где в камине уже живо трещал огонь, разожженный Гримо. Так же, как и в первое свое здесь появление, Оливье сам раздвигал шторы, садился за стол и погружался в чтение полученной к этому времени почты. Покончив с этим занятием часам к десяти утра, он обычно отправлялся на охоту, к которой за эти несколько месяцев успел по-настоящему пристраститься. Правда, большая охота являла собой шумное, грандиозное действо. Она требовала времени и подготовки с привлечением множества слуг и стаи из сорока и более псов. Граф, ставивший сейчас во главу угла овладение наукой управления огромным поместьем, позволял себе подобное развлечение нечасто. К тому же, Оливье нравились прогулки верхом в тишине и одиночестве. Потому его привычным времяпровождением была либо охота с ловчей птицей, либо объезд угодий в сопровождении любимой собаки, чтобы проверить не наставили ли силки браконьеры, разведать оленьи тропы и подстрелить мелкую дичь. Обсуждение дел в поместье с Жеромом хозяин предпочитал оставлять на вечер, чтобы управляющий мог начать выполнять его распоряжения с самого утра. В тот день на исходе января Оливье засиделся в кабинете дольше обычного. Внезапная болезнь отца привела к тому, что после его кончины осталось много незавершенных дел и непрочитанной корреспонденции. Оливье уже успел с ней ознакомиться и рассортировать. Но сегодня решил еще раз пересмотреть бумаги, которые больше не требовали от него никаких действий, чтобы окончательно удостовериться, что ничего не упустил, прежде чем убрать все в архив. Граф придвинул к себе ровную стопку бумаг и взял из нее верхний лист. «Недоимки с Ансельма Бодуэна за предыдущий год». Взысканы: лето не было таким засушливым, как прошлое, и пшеница уродила на славу. Оливье отложил бумагу в сторону. «Межевой спор между Грегори Бледом и Адриеном Бонном». Разрешен: граф сам вызывал их в суд в начале года, и после долгих препирательств компромисс в итоге был найден. Документ перекочевал в компанию к первому. Неплотно закрытая дверь кабинета распахнулась шире, и на пороге показался Орф, довольно крупный годовалый кобель с точеной мордой и мощным, мускулистым, но не грузным телом. Он был черного окраса с рыжими подпалинами, будто кто зачерпнул кистью охры и мазнул пса по груди, обоим бокам морды и нижней трети лап. Собака принадлежала к породе из провинции Бос, происходящей, как поговаривали, от диких волков. Этих псов широко использовали для охраны, а истинные ценители – для охоты на крупного зверя. Отец Оливье был заядлым охотником и любил, чтобы для него подняли вепря, а то и медведя, потому держал целую стаю таких собак. Ангерран отобрал Орфа как самого перспективного из помета своей любимицы Персефоны и лично натаскивал его. Теперь пес перешел к Оливье, который фактически с ним не расставался. Орф отличался строптивым нравом и никого к себе не подпускал, но сына покойного хозяина признал сразу и слушался беспрекословно. Войдя в кабинет, Орф быстро оценил обстановку, после чего направился прямиком к хозяину и лизнул ему руку. Оливье ласково потрепал собаку по холке и снова углубился в чтение бумаг. Стопка перед Оливье постепенно убавлялась, и теперь в ней оставался только один, последний документ. Розыскной лист из Лилля пришел еще в конце сентября. Граф развернул бумагу и стал пробегать глазами уже известные ему строки. «Кража священных сосудов из алтаря в Тамплемарском монастыре… Виновные схвачены при попытке сбыть ворованное… Молодой священник и монахиня, вступившие в богопротивную связь…» Увидев, что хозяин не намерен прерывать свое занятие, Орф улегся на пороге комнаты, положив голову на передние лапы, шумно вздохнул и стал с грустным видом наблюдать за Оливье. «Священник приговорен судом города Лилля к десяти годам заключения в кандалах и к клейму… Приговор приведен в исполнение…», – продолжил чтение граф, искоса поглядывая на пса, которому очень быстро наскучило лежать без дела. Орф поднялся и подошел к стоящему перед креслом у камина резному пюпитру, на котором лежала раскрытая «Книга об охоте» Гастона Феба*, роскошно оформленная красочными иллюминациями*. – Орф, не сметь! – едва успел выкрикнуть Оливье, в последнюю секунду заметив, как пес схватил зубами фолиант за угол и потянул вниз. Граф быстро положил бумагу, вскочил и, стремительно подойдя к собаке, отнял у нее книгу, с силой захлопнул и водрузил на верхнюю полку в шкафу. – Ах ты, негодник! Решил испортить ценную вещь? Хозяин не повысил голоса, но пес безошибочным чутьем уловил, что на него рассержены, и жалобно тявкнул в ответ. – Ладно-ладно, не обижайся, – примирительно вымолвил Оливье. – Знаю, что давно пора идти на охоту. Но я непременно должен закончить начатое. Вот дочитаю этот документ, тогда пойдем. Орф тявкнул еще раз. – Не спорь, это не обсуждается, – закончил граф тоном, не терпящим возражений, снова сел за стол и взял в руки отложенную бумагу. Орф развернулся и потрусил прочь из комнаты. «Девица, в миру Шарлотта Баксон, бежала из тюрьмы до суда и скрылась… Осуждена заочно… Приметы: 19 лет. Волосы и глаза светлые. Высокая, стройная, весьма красива. В случае обнаружения обойтись на месте безо всякого снисхождения согласно букве закона». Оливье откинулся в кресле, скрестив на груди руки, и прикрыл глаза. «Кража священных сосудов из алтаря и богопротивная связь». Чудовищное преступление. Святотатство. В случае беглой воровки это означало виселицу. Когда-то он радовался, что ему не придется вершить правосудие. Теперь вот приходится. Лилль не так далеко, и, хотя с момента побега прошло четыре месяца, беглянка вполне еще может обнаружиться на его землях. Оттого бумагу и прислали. И тогда «обойтись с ней безо всякого снисхождения» надлежит ему, графу де Ля Фер, унаследовавшему фамильное право верхнего и нижнего суда. Молодой граф уже разбирал тяжбы между вассалами и жалобы крестьян, как тот спор между Бледом и Бонном. Но нижний суд – совсем не то, что верхний, где на кону человеческая жизнь… Что бы сделал отец? Вопрос риторический. Легко ли было ему выносить смертные приговоры? Этого не знал никто и не узнает… А ведь и Ангерран когда-то был молод, ему тоже когда-то был двадцать один год, и ему пришлось учиться управлять поместьем и быть судьей. То, что преступница – молодая красивая женщина, не делает ее менее виновной, а у судьи нет выбора, кого судить. Долг графа обеспечить торжество правосудия и мир подданным на своих землях. А значит, кто бы она ни была, какова бы ни была, ей лучше не попадаться. В комнате послышался какой-то шорох. Оливье провел ладонями по лицу от щек к вискам, словно желая стереть эти мысли, запустил пальцы в волосы и открыл глаза. В кабинет, пятясь, вошел Орф, таща в зубах охотничью сумку. Граф с усмешкой проследил взглядом за псом, который все так же задом пересек пространство между дверью и столом и положил сумку у ног хозяина. После чего уселся перед графом, вытянувшись в струнку, нетерпеливо перемялся с лапы на лапу и, глядя в глаза Оливье, снова подал голос. – А ты молодец, настойчив! Хорошее качество для охотника, вижу, с выбором я не ошибся. Ладно, твоя взяла, уже иду. Только отдам распоряжение Жерому, – граф сложил бумаги в папку, кроме той, которую только закончил читать, и позвонил в колокольчик. В кабинет с поклоном вошел управляющий. Оливье протянул ему документ: – Жером, извольте ознакомиться с этим розыскным листом. Насколько могу судить, данная особа на наших землях замечена не была. Тем не менее, примите все меры на случай, если это произойдет. – Будет исполнено, ваше сиятельство, – управляющий, поклонившись, взял бумагу и удалился. Оливье обвел глазами письменный стол, из-за которого никогда не вставал, не наведя безупречный порядок. И зацепился взглядом за два нераспечатанных письма, доставленных с утренней почтой, которые оставил напоследок и о которых, горя желанием поскорее отправиться на охоту, едва не забыл. Оливье чуть виновато улыбнулся собаке: – Не повезло тебе, дружище, мне придется еще задержаться. Орф, ждать! Хозяин поднял вверх руку, и пес послушно улегся на прежнее место у двери. Оливье достал из ящика изящный серебряный нож для корреспонденции и вскрыл то из писем, на котором сразу узнал аккуратный, похожий на бисер, почерк и печать графа де Бражелон. В письме дядя пенял племяннику, что уже три года его не видел. Оливье и сам испытывал потребность взять паузу, сменить, пусть ненадолго, обстановку, чтобы разобраться в себе и осмыслить перемены, которые так нежданно случились в его судьбе. А еще решить, как отныне строить свою жизнь. Оливье хотелось поговорить обо всем этом с единственным оставшимся у него родным человеком. Это намерение зрело в нем с первых дней приезда в Ля Фер, но граф запрещал себе даже мысль о том, чтобы его реализовать. Сейчас же дела в имении больше не требовали от него постоянного присутствия, а Жером вполне мог на время его заменить. Вторым оказалось приглашение от барона де Ля Люссе на ужин по случаю его именин. Оливье задумчиво повертел в руках послание соседа. На том рождественском обеде графиня де Рибмон не преминула позаботиться о том, чтобы за столом племянник занял место рядом с Катрин де Ля Люссе. Оливье, как мог, поддерживал с ней светскую беседу, сплошь состоявшую из обмена любезностями и дежурными фразами, и чувствовал, как внутри растет почти непреодолимое желание броситься прочь оттуда: «С этой девушкой он должен будет связать свою жизнь до конца своих дней? Нет, это невозможно, он совершенно не создан для брака!» При этом граф понимал, что подобные мысли были абсолютно иррациональными. Ему совершенно не в чем было упрекнуть ту, которую отец рассматривал для него в качестве возможной невесты. Оливье не находил в Катрин де Ля Люссе никаких явных изъянов: девушка была неглупа, недурна собой… и все же представить ее в качестве спутницы своей жизни граф, как ни силился, не мог. Он злился на себя, пытался призвать на помощь доводы рассудка, убеждая себя, что должен думать о продолжении рода, что дочь барона де Ля Люссе – прекрасная кандидатура для брака… Все было тщетно. Чем настойчивее Оливье старался себя убедить, тем сильнее в нем все восставало, и ничего поделать с этим он не мог. Эта гамма эмоций никак тогда не отразилась ни на лице, ни в голосе Оливье, и стороннему наблюдателю могло показаться, что он ведет приятный, непринужденный разговор, внимательно и с неподдельным интересом слушая собеседницу. Полученное нынче от соседа приглашение заставило графа задуматься. Что, если на семейном торжестве у барона создастся ситуация, когда Оливье невольно подаст ложную надежду мадемуазель де Ля Люссе? Этого граф нисколько не хотел, а потому колебался недолго. Он взял со стола перо и в самых учтивых выражениях написал барону о своем искреннем сожалении, что обстоятельства вынуждают его отсутствовать в назначенную дату. Затем Оливье позвал своего лакея: – Гримо, приготовьте мой багаж и соберитесь сами. Завтра я уезжаю в Блуа месяца на два. Предупредите Жерома, вечером мне будет нужно оставить ему указания на время моего отсутствия. Решение ехать в Бражелон было отчасти похоже на бегство. Но, приняв его, граф испытал явное облегчение. Брак – дело слишком серьезное, и, прежде чем связать себя неразрывными обязательствами, Оливье должен быть полностью уверен в себе. В конце концов, он может позволить себе пару месяцев отсрочки, чтобы окончательно все обдумать. Граф поднялся и бросил последний взгляд на свой стол: – Вот теперь точно все. Орф, охотиться! Оливье подхватил сумку, пристегнул себе на пояс и вышел из комнаты. Орф радостно выбежал впереди хозяина. * «Книга об охоте»− знаменитый иллюстрированный манускрипт о псовой охоте, написанный в период между 1387 и 1389 годами Гастоном III Фебом, графом де Фуа и виконтом де Беарн, гасконским военачальником времен Столетней войны. * Иллюминация - в одном из значений, раскрашенные красками миниатюры и орнаменты в рукописных книгах.
Кэтти: Черубина де Габрияк , хорошо написано. Только вот, Оливье 21 год, а у него что склероз? Он раздумывает о женитьбе на мадемуазель де Ла Люссе , он что забыл ,что уже женат на мадемуазель де Роан? А двоеженство не меньший грех, чем кража священных сосудов и богопротивная связь. Или он так и не излечился после травмы и через полгода амнезия не прошла?
stella: А что может присоветовать Бражелон, если он сам холостяк?))
Черубина де Габрияк: Кэтти пишет: Черубина де Габрияк , хорошо наптсано. Только вот, Оливье 21 год, а у него что склероз? Он раздумывает о женитьбе на мадемуазель де Ла Люссе , он что забыл ,что уже женат на мадемуазель де Роан? А двоеженство не меньший грех, чем кража священных сосудов и богопротивная связь. Или он так и не излечился после травмы и через полгода амнезия не прошла? Спасибо. Амнезия штука коварная, врачи так и не научились делать прогнозы, пройдет ли она. Но, обычно, вспоминают не просто так, должен быть толчок. Да, на данном этапе, конечно же не помнит. stella пишет: А что может присоветовать Бражелон, если он сам холостяк?)) Ну что за попытки развести автора на спойлеры?
stella: Ну, прочитав, полагается задавать вопросы. Мне этот момент интересен, вот я и спросила.))
Черубина де Габрияк: stella пишет: Ну, прочитав, полагается задавать вопросы. Мне этот момент интересен, вот я и спросила.)) Вопросы полагаются о прочитанном, а с Бражелоном он пока не встретился. Встречный вопрос: что тебе известно о личной жизни Бражелона в моем фике? Да и Оливье вроде собрался "за жизнь поговорить", а не конкретно о браке.
stella: Кроме того, что родственник и, вроде, нет семьи. Больше ничего не помню.
Luisante: Черубина де Габрияк, я все же добралась до форума). С вашей работой знакома, так что просто напишу, что буду ждать продолжения и здесь тоже. Надеюсь благополучно пройти регистрацию и влиться в коллектив форума. Буда рада познакомиться с участниками.
Черубина де Габрияк: Luisante, добро пожаловать! С успешным прибытием. Ждем вашу работу тоже.
полная версия страницы