Форум » Благородный Атос » Охота » Ответить
Охота
Luisante: Название: Охота Автор: Luisante Фэндом: А. Дюма "Три мушкетера" Пэйринг: граф де Ла Фер, Анна де Бейль Размер: мини Жанр: пропущенная сцена, ангст, драма Рейтинг: PG-13 Статус: закончен Описание: Та самая роковая охота
Ответов - 36, стр:
1 2 All
Luisante: От кромки луга, отделяющего замок от дубовой рощи, было хорошо видно, как из ворот выехала небольшая кавалькада с зажженными факелами и повернула в сторону леса. Его искали. Значит, кобыла Анны вернулась домой, и управляющий Жером поднял всех на ноги. Старый преданный Жером. Он и не подумал об этом. Нужно было возвращаться. Ему тоже нужно было возвращаться. Нужно. В пустой и оскверненный дом. Нужно. Надо встать и идти. Или он, словно затравленный зверь, будет скрываться по окрестностям? Ну уж нет, он хозяин и господин на здешних землях! Нехорошая кривая усмешка исказила губы, и граф резко поднялся с земли, еле устояв на ногах. Во всем теле была непонятная слабость, голова кружилось, перед глазами стоял туман. Несколько минут пришлось стоять, обнимая ствол дерева, приходя в себя. Унизительно и жалко. Отцепившись наконец от молодого дубка, граф дрожащей рукой провел по лбу, стирая испарину. Постепенно все вокруг приобретало четкие очертания, шагах в десяти от него его конь мирно жевал траву. С трудом преодолев это расстояние, Ла Фер уткнулся в его жесткую гриву. О том, чтобы сесть в седло не могло быть и речи – на это у него просто не осталось сил. Ухватившись за повод, граф потянул верного друга за собой и, путаясь в высокой траве, побрел к замку. Когда он достиг крепостных стен, уже совсем стемнело. Ворота были не заперты, и он медленно и как-то неуверенно прошел внутрь. Во дворе не было ни души, дом также встретил его тишиной. Наверняка кто-то был в кухне, но она располагалась в подвальном этаже, а по пути, пока он тяжело и тихо шел по длинным коридорам, ему никто не встретился. Словно вор или преступник в своем родном доме. Почему же словно? Он и есть преступник, самый настоящий, совершивший преступление против семьи и себя самого. Остановившись возле спальни, Ла Фер взялся за ручку и толкнул массивную дверь, наваливаясь чуть не всем весом. Комната тонула во мраке. Несколько шагов, и носок сапога зацепился за что-то мягкое. Не удержав равновесие, граф оперся рукой на кровать. Ту самую, на которой еще утром они были вместе… «НЕТ!» – разрезала сознание, наверное, первая ясная мысль за весь день. Ладонь резко съехала вниз по покрывалу, и он осел на медвежью шкуру, закрывая лицо руками. И зарыдал – беззвучно, содрогаясь всем телом. Чудилось, что вокруг ничего нет, что он висит в какой-то страшной и безысходной пустоте, руки и ноги онемели – он проваливался то ли в сон, то ли в беспамятство. … Анна, его милая Анна, буквально только что радостно смеющаяся и улыбающаяся ему, так страшно неподвижно лежала у его ног. Опустившись на колени, он приник к ее груди, слушая сердце. Оно билось – жива! Только без сознания, и дыхание неровное и неглубокое. Чертов корсет! Вытащив кинжал и аккуратно приподняв жену, он разрезал заднюю шнуровку. Богато расшитый шелк соскользнул с плеч, и пальцы ощутили какую-то неровность. Отнял руку – крови не было. Значит, не рана. Тогда что?... Прелестное белоснежное плечо было изуродовано лилией. Цветком с мантии королей и символом несмываемого позора на теле преступников. Ему показалось, что он оглох, а в легких закончился весь воздух. Разжал руки, и безвольное тело жены повалилось на землю. «Воровка… Воровка… Распутная девка… Лгунья! Лгунья! Лгунья!» – раскаленными иглами впилось в мозг, во все его существо, выжигая, калеча, убивая. Нет…Нет… Этого не может быть… Это какое-то безумие… Сон… Всего лишь плохой сон… Все что угодно, кроме правды… Он протянул руку. Убедиться, убедиться еще раз. Анна издала какой-то звук: то ли всхлип, то ли стон. Ресницы ее дрогнули, и она приоткрыла глаза. Рука дернулась, будто сама собой, будто не его, сжала край ткани и с силой рванула вниз. Платье разорвалось надвое. Голова Анны откинулась, и она вновь лишилась чувств. Лилия была на месте. Рядом заржала лошадь. Вскинувшись, граф обернулся на звук. К седлу была приторочена охотничья сумка и веревка. Веревка. Как она оказалась у него в руках, он не знал. Зато знал для чего. Руки не слушались, его трясло как в лихорадке, он задыхался. В груди что-то рвалось и билось. А потом все исчезло: петля в руках, женщина на земле и, казалось, он сам. Или это был не он? Тот, который стоял спиной к высокому дереву и боялся обернуться назад. Тот, который, вскочив в седло, дал шпоры коню – не видеть и не помнить этого места!... Щеку обожгло что-то холодное. Граф вздрогнул и с трудом разлепил глаза. Камень. Он лежал на каменном полу возле кровати. Шкура валялась рядом. Приподнявшись на локте, он обвел взглядом комнату. Усмехнулся. Нечего сказать, достойное место для его сиятельства графа де Ла Фер. Самое место – на полу. Как собака. После всего, после всего содеянного. Граф поднялся на ноги. После кошмарной ночи силы, как ни странно, вернулись. А вот внутри зияла рана. Она ныла и кровоточила, и он чувствовал, что затянется она не скоро, если вообще затянется. Только-только начинало светать. Он подошел к окну, тяжело оперся на подоконник. Вот и все. Конец. Конец всему. Конец жизни, конец династии Ла Феров. Граф обхватил себя руками. Да, теперь он не имеет права на это имя. Не имеет права на этот замок, на эту землю, на людей, который служат ему. Он откажется от всего. Добровольно. Только закончит еще одно дело. Осталось еще одно дело, которое он должен исполнить как судья. Ла Фер позвонил, и на пороге почти сразу появился Жером. Будто он всю ночь стоял за дверью. Граф поднял взгляд на управляющего и увидел, что тот был бледен и смотрел на него с плохо скрываемым ужасом. Неважно. – Найдите кюре. Я хочу говорить с ним, – хриплый голос был лишен всяких красок. Низко поклонившись, Жером поспешно вышел. Вернулся один на удивление нескоро. – Ваше сиятельство, отца Этьена нигде нет. Везде искали. Церковь заперта и в доме никого, – в голосе управляющего слышалась растерянность. Вот, значит, как! Вот он, последний недостающий фрагмент дьявольской мозаики. Значит, его догадки верны. Но теперь уже поздно, слишком поздно… Браво, браво, отец Этьен! Вы оказались куда более умны и прозорливы, чем ваш господин, сиятельный господин граф… Священник! Священник ли? Сообщник и скорее всего любовник его… этой женщины… Она же не была невинна… Господи! Что же это было? Как он мог оказаться таким дураком? Ла Фер опустился в кресло, прикрыл глаза, а когда открыл их снова, понял, что управляющий все еще стоит в комнате. Сколько же времени прошло? – Идите, Жером, – устало произнес он, помолчал и добавил: – И соберите дорожную сумку. Вечером я уезжаю. В глазах управляющего застыла тревога и немой вопрос. Он не двинулся с места, словно прирос к полу. Совершенно недопустимое поведение, если не дерзость. Граф молчал, не выказывая никаких признаков недовольства. На абсолютно бесстрастном бледном лице резко проступили скулы. – Госпожа графиня скончалась, – наконец выговорил он, очень тихо, без всякого выражения. – Я буду не скоро. Все необходимые распоряжения вы получите, Жером. Теперь идите. *** Граф де Ла Фер уехал, когда солнце начало клониться к закату. Возле мельницы стояли две крестьянки. – Сгинула ведьма. На болоте, видать, сгинула, – со знанием дела говорила одна из них, краснощекая толстуха. – Откуда же это известно? – Откуда? Лошадь графини, говорят, со стороны топей вернулась. – Со стороны топей? Так охотились-то господа не там, – засомневалась вторая. – В том все и дело, – понизила голос сплетница. – В чем же? И почему ведьма? – ее подруге не терпелось узнать правду. – Почему ведьма? Видели ее на болотах. Несколько раз видели. – Ну так и что же? – Ну и глупа же ты! – возмутилась толстуха. – Или не помнишь? Жена кузнеца тоже на болота ходила, всё травы собирала (1). Да у нас многие к ней лечиться ходили. А потом, говорят, с нечистой силой спуталась. Пошла раз на болота и не вернулась. Никто ее с тех пор и не видел. – Сама не знаешь, что мелешь! Графиня-то тут при чем? Что она, знахарка какая? – А при том! Знахарка не знахарка, а только видела я. Прямо ужас, что видела, – и толстуха сплюнула на землю. – Ведьма она! – Что уж такого ты видела? – А вот что. Пришла я как-то в церковь. До мессы еще долго было. Народу никого. Ну я поднялась по ступеням и слышу вдруг – голос. Надрывно так, а слов не понять. Меня любопытство разобрало, я внутрь-то и заглянула. А там кюре наш на коленях перед графиней стоит, лицо дикое такое, «люблю» говорит! Я перепугалась, и быстрее назад. Вот что! – Да он же брат ее! – ахнула вторая крестьянка. – А я что говорю! Ведьма! Мыслимое ли дело? Разве может брат, да еще и священник по своей воле такое сделать? Приворожила она его, порчу навела. И на графа нашего тоже. Толстуха вдруг замолчала и истово перекрестилась. Подруга в страхе глянула на нее. – Думай, что говоришь-то! – прошипела она, также осеняя себя крестным знамением. Мимо них галопом промчался всадник и, скрывшись за поворотом, поскакал по дороге на Орлеане. (1) Автор подозревает вех ядовитый – болотное растение, которое использовали в народной медицине (наружно) при лечении ревматизма, подагры и некоторых кожных заболеваний. Однако растение очень токсично. 100-200 г сырого корневища убивают корову, а 50-100 г – овцу. Известны случаи отравления детей, наступившие после того, как они поели сочное и аппетитное на вид корневище. Яд поражает центральную нервную систему, понижает двигательную активность и кровяное давление. По преданию, сок веха ядовитого вместе с соком болиголова входил в состав яда, которым в 399 г. до н. э. по приказу афинских властей отравился Сократ. Наказание отравлением ядовитыми растениями было широко распространено в древнем Риме и Греции.
Grand-mere: Аплодирую стоя! Только сомнение, была ли - или умело представлялась - Анна невинной. Мне кажется, ради такого случая она бы подсуетилась и подстраховалась.
Кэтти: Luisante , хорошо написано, сильно. И очень по Ла Феровски- в смысле, эмоции сильнейшие, но они все спрятаны внутри текста, внутри смысла.
Лея: Luisante, спасибо! Написано прекрасно. Диалог двух деревенских сплетниц - отличная находка! Одна из этих простых баб разгадала "сатанинскую" суть графини раньше ее мужа. "Драму на охоте" я считаю одной из тех "литературных загадок" (вроде "Тайны Эдвина Друда" Диккенса), которые так же волнуют литературоведов и читателей, как волнуют историков тайны реальных деятелей и событий. Дюма - вольно или невольно - "вложил" эту загадку в Трилогию, которую и без нее относят к разным жанрам - от мифов о французском рыцарстве до романа плаща и шпаги. Как и все дюманы, я читала много версий "драмы на охоте" и невольно подхожу к ним с точки зрения классификатора (что от канона, что от фанона, за что казнит граф жену, за что он казнит себя самого после происшедшего и т.д.) В вашем рассказе: - Супруги на охоте были одни (что соответствует пьесе "Мушкетеры") - Граф использует веревку, а не уздечку, вожжи и т.д. (это тоже соответствует канону, той же пьесе "Мушкетеры") - Граф вешает жену в бессознательном состоянии (одна из интерпретаций канона) - Сам он в это время - на грани помешательства - распространенный и самый правдоподобный, ИМХО, диагноз его состояния - Граф сразу умчался прочь от "этого проклятого места" (соответствует пьесе "Мушкетеры") - Кюре исчез накануне драмы, что соответствует самому роману ТМ - и, кстати, это совпадение вызывает у меня подозрения, о которых напишу позже. Зовут кюре не Жорж, как в каноне (в пьесе "Юность мушкетеров"), а Этьен - но он мог, как и Шарлотта, жить в Берри под вымышленным именем - Граф относится к себе как к преступнику, но считает, что совершил преступление против семьи и самого себя, но не Анны (Шарлотты) - самая распространенная версия оценки графом своей трагедии. - В то же время, он воспринимает себя, как затравленного зверя - ваша находка, и прекрасная! Этот отзыв - результат первого впечатления. Поправьте меня, если ошибаюсь Позже, наверное, добавлю другие соображения - с учетом не только этого рассказа, но и других ваших произведений Еще раз спасибо
stella: Яркое пятно платья мелькнуло впереди и пропало. Граф соскочил с Баярда и кинулся к жене: - Господи, Анна! Она лежала на траве и не двигалась, неподалеку всхрапывал конь, нервно перебирая ногами. Граф прикоснулся к шее жены: «Сердце бьется, жива, дышит, просто без сознания. Чертовы тряпки, она же так задохнется». Он попытался освободить ей грудь, понял, что не выйдет, достал охотничий нож и осторожно стал подрезать шнуровку на спине. Делать это было неудобно, потому что второй рукой он поддерживал голову: «Нет, так не получится, надо ее перевернуть». Граф прислонил к своей груди голову жены, и, освободив обе руки, быстро справился со шнуровкой. Он отбросил уже не нужный нож и стал осторожно отгибать жесткий от вышивки и кружев верхний край платья. Кожа под пальцами была нежная и гладкая, пока пальцы не наткнулись на какую-то неровность. «Вот черт, неужели поранилась!». Граф сильнее рванул ткань и увидел лилию. Он не понял и снова потрогал ее пальцем – рубец отчетливо прощупывался. Он поднял голову – деревья закружились у него перед глазами, и он почувствовал, как что-то сдвинулось у него в голове, будто выпала часть памяти. Он смотрел на женщину и думал: «Как ее имя... я должен его знать. И почему у нее кольцо моей матери… это я подарил?…. я ….. ей… кольцо матери…..да, кольцо и свое имя… у нее мое имя… подарил имя моего отца». Колокольный звон, как эхо, отдавался у него в голове. На самом деле в лесу было тихо, но граф отчетливо слышал колокольный звон и чей-то голос: «Мое имя и честь ничем не запятнаны и Вы можете быть уверены, что не я буду тем человеком, что отдаст их на поругание! Не я… не я…». Он поднялся. Движения были медленными и тяжелыми, будто граф внезапно разучился ходить. Руки сами сняли поводья с коня. Тот, кто был сейчас вместо него, знал, что надо делать, а сам граф чувствовал только боль, которая выжгла его сердце. Это было все, что он чувствовал – что у него нет сердца. Когда все было кончено, граф пошел прочь. На опушке слуги испуганно жались друг к другу. Низким, глухим голосом граф сказал: - Ее брата-кюре – ко мне. Челядь исчезла в мгновение ока. Он стоял один. Кто-то мягко коснулся плеча графа – это был Баярд. Граф обхватил его шею и зарыдал, глухо, без слез. "Почти первая любовь миледи" автор Lys. Эти слова пьянят его как старое выдержанное вино. Они целуются, быстро, нетерпеливо, страстно, как и подобает молодоженам во время вынужденного воздержания. Она чуть отодвигается, глубоко вдыхает холодный осенний воздух и оглядывается по сторонам. Он наблюдает за ней с легкой улыбкой. -- Мы заблудились,-- испуганно говорит она. Он прикусывает губу, что бы не рассмеяться. Дурочка. Умница-разумница и все же дурочка. Конечно же, они не заблудились. Это его лес и он знает даже этот безлюдный уголок как гостиную замка. Надо направить коня к тому огромному клену, по левую руку будет родничок и через пять минут начнется тропа, которая выводит прямиком к деревне. Но говорить об этом он не спешит – приятно наблюдать, как Анна пытается решить, что надо делать. -- Я думаю, нам надо ехать туда – наконец произносит она, указывая как раз на тот великанский клен рядом с родником. Приятно иметь дело с умной женщиной. Он чуть кивает, уже не пытаясь сдерживать улыбку. Торжествующе вспыхнув лицом, она пускает коня вскачь сквозь полыхание осеннего леса – тонкая фигурка в изумрудной амазонке на золотом фоне, юная фея из его снов… Он пришпоривает коня, и пускается следом, несется, не подозревая, что этот волшебный сине-золотой день, все их невероятное счастье и невозможная, неземная любовь, как и вся его жизнь – жизнь богатого знатного юноши, избалованного удачами и благосклонностью судьбы – все уже измерено, взвешено и оценено, а на бездонном пустом небе начертаны огненные знаки. Анна оглядывается на скаку— следует ли за ней муж, и не замечает нависшего низко над тропой сука. Он ловит ее взгляд и тоже не догадывается глянуть чуть вперед. Огромная ветвь дерева, видно сломанная недавно ветром, выбивает Анну из седла как пушинку… Вскрикнув от ужаса, он бросается к жене… Потом он долго отмывал в ручье кинжал, хотя разум – какая то его часть-- и протестовала против таких ненужных действий -- клинок был совершенно чист. Но надо было что-то делать и он долго сидел на берегу, раз за разом втыкая нож в землю и полоща его в ледяной воде. Разрозненные части мозаики сложились наконец в единое целое и теперь он в полной мере оценил свою непроходимую глупость. Теперь было по-новому понятно и мрачное перевернутое лицо ее брата на их венчании и ее ужас перед брачной ночью и многое-многое другое, что замечалось, но не осмысливалось за эти три месяца… Как называлась та комедия? Синьор Остолоп. Сидеть возле ручья всю вечность было невозможно, хотя и очень хотелось. Он тяжело поднялся, подошел к коню, который уже давно нетерпеливо фыркал под ухом, уткнулся лицом в жесткую гриву. Стало чуть–чуть теплее, но ненадолго. С трудом сел в седло. Долго и с интересом рассматривал все, что попадалось по дороге – каждый предмет стоял отдельно и не сочетался с другими. Управляющий, поймав взгляд хозяина, испуганно отшатывается в сторону. Но он состоит на службе и должен доложить. -- Ваша светлость, вы приказали, что бы доктор осмотрел Апиля. Он с усилием кивает. Апиль—охотничья собака – сдохла вчера. И сотни лет назад он распорядился, что бы установили причину смерти. -- Доктор сказал, что он отравлена. Он поворачивается всем телом к управляющему. -- Кому надо было травить мою собаку? – слова выходят из горла с таким трудом, как будто он нем от рождения. Не дождавшись ответа, продолжает: -- Соберите в моем кабинете тех слуг, которые служили отцу. Когда рушится мир, надобно держаться за то, что внутри тебя. Принципы, заложенные с рождения, гласили, что преданность должна быть вознаграждена. Еще они гласили, что благородный сеньор не выдает никому своих переживаний. Поэтому все собравшиеся в кабинете получили по пятьдесят пистолей вместе с благодарностью за службу. Он вручил кошелек управляющему для раздачи остальным слугам. Сделал ему знак не уходить, попросил – уже не имея прав приказывать— оседлать лошадь и собрать кое-какие вещи. Прошел в свою спальню, старательно не глядя на постель. Шкатулка значительно полегчала за последние три месяца, но Готье, сын тетушки Марготон, который явится сюда незамедлительно, все равно будет счастлив. Возникшая непонятно откуда мать нахмурила брови – негоже оставлять фамильные драгоценности кому бы то ни было. -- Как вы себе представляете, мадам Изабо, я потащу это в мушкетерские казармы? Тень Изабо неодобрительно покачала головой. Ее сын продолжал оставаться идиотом. -- Хорошо, мадам, я заеду в Бражелон, тем более мне по пути. Он опустился в кресло, и мысль о надвигающемся безумии не испугала, а обрадовала. Управляющий, не решившись постучать, из-за двери доложил, что лошадь готова. Он рывком распахнул дверь. -- Кстати, графиня скончалась… и, кажется, я тоже. Судя по всему, через неделю сюда прибудет сеньор Готье … и станет тут хозяином. Удачи вам, Никола. Улыбнувшись легкой светлой улыбкой, он сошел с крыльца и вспрыгнул в седло "Попыта биографии Сами -Знаете-Кого" Nataly (Дюмания и в первом и во втором случае) Хотела еще выложить отрывок на ту же тему у Атенае в "Проказе", но я ушла с "Перекрестка" и туда мне вход заказан.)) Эти два отрывка я выложила, как пример того, как себе представляют этот эпизод другие авторы. Натали была первой среди дюманов, кто взялся за эту тему, потом Lys. После них многие писали фанфики с этим эпизодом (уж больно он хорош и завлекателен), но изобрести что-то новое в чувствах, испытываемых графом, сложно. Поэтому уже какая-то схема выработалась с этими страстями. Мне больше всего понравился эпизод с кумушками. Хотя ведьмой Анну увидели виллане и в "Проказе".
Лея: Stelle, да, у Афины в "Ангеле для героя" ("Проказа" - глава из этого произведения) - тоже драма на охоте прекрасно описана. А у вас, насколько я помню, есть еще "альтернативная версия" - граф везет Анну (Шарлотту) к бальи, и лицо у него при этом страшное, каменное
stella: Лея , там альтернатива, это не в счет.
Лея: Stella, но это - сильная и правдоподобная альтернатива, в отличие от смехотворной, ИМХО, альтернативы Галаниной - граф приказывает слугам вздернуть жену, а сам, как ни в чем не бывало, мчится вместе с гостями дальше - за зверем. А еще есть версия К. Костина, тоже вполне правдоподобная
stella: А вот версия Атенае Она была так весела, так задорна, что у него не хватило духу признаться, что ему стало ещё хуже. Он с трудом взгромоздился на коня и пришпорил его, чтобы догнать жену, которая вдруг припустилась галопом, словно дразня его. В голове сделалось пусто и гулко, все звуки словно исходили у него из затылка, но он продолжал каким-то чудом держаться в седле… Всё шло к тому, что это он должен был свалиться без чувств на той охоте. И может быть, свернуть себе шею. А вместо этого упала она. Она только на миг обернулась, чтобы удостовериться, что муж скачет за ней – и не вовремя возникшая над тропой ветка буквально выбила её из седла. А для него время внезапно стало вязким, как персидская нуга. Кажется, он остановил коня и соскочил к ней. Кажется, он очень спешил при этом. Но все движения были вялыми, будто тело отказывалось повиноваться его воле. Напрасно эта воля взывала, побуждала двигаться быстрее. Граф словно раздвоился, оказался вовне и снаружи следил за своими попытками привести жену в чувство. Он разрезал шнуровку корсажа и… За всё, что происходило в дальнейшем, он уже не мог поручиться, реальность перемешалась в памяти с бредом. Клеймо на обнажённом плече внезапно разрослось, заняв всё пространство, его начало душить… он обнаружил, что лежит навзничь… кажется, он не терял сознание, но ветви над ним плясали какую-то дьявольскую сарабанду…Он снова подстегнул свою волю, как шпорят изнемогшую лошадь… Действие не отложилось в сознании, он просто понял, что уже сидит, нечеловеческим усилием заставил кусты перестать кружиться… Лучше бы он этого не делал! Анна лежала на спине, обнажённая по пояс. И клеймо на лилейно-бледном плече никуда не исчезло. Кошмар безумия продолжался. Внезапно он понял, что она тоже пришла в себя. Они встретились глазами. Её глаза… светлые, до странности светлые голубые глаза... Эти глаза сковали его волю, словно он встретился взглядом с ядовитым африканским гадом… тонкая рука медленно, очень медленно поползла к кинжалу, который он обронил, разрезав на ней платье. Он следил за этой рукой, как завороженный. Ему казалось, что пальцы с невероятно красными ногтями, удлинились, став щупальцами паука. Вот эти пальцы коснулись золочёной рукояти… - Дьявол! Она – Дьявол! Этьен снова кричал где-то очень близко, побуждая его встать, действовать, защищаться. Но граф не мог… И лишь когда её лицо, искажённое яростью, нависло над ним, он вдруг опомнился. Перехватил занесённую руку с ножом, сдавил пальцами хрупкое запястье, а другой рукой - горло обезумевшей ведьмы. Теперь он точно знал, что это вовсе не его жена, что это дьявол, которого он обязательно должен убить… Он ослабил свой натиск лишь после того, как она перестала сопротивляться… Разум вернулся к графу только через некоторое время. Он снова лежал на траве, а создание, которое он называл своей женой – чуть поодаль. Кажется, она не дышала. Тело вновь повиновалось ему. Он поднялся на ноги, подошёл к ней и долго смотрел на отметку палача на этом прекрасном теле. Преступница… всего лишь преступница… Всё тем же ножом он перехватил поводья её кобылы, неловко обвязал ремень вокруг её шеи, с трудом затянув узел. У него не хватило сил поднять тело высоко, её ноги оказались всего в каком-нибудь пье от земли. Он не чувствовал себя судьёй. Он не чувствовал себя убийцей. Он вообще ничего не чувствовал. Только стук копыт коня, которого он вёл за собой в поводу, был невероятно громким. И шум ручья тоже был очень громким. А громче всего – собственное дыхание, которое всё не желало выравниваться. Больше информации на сайте рекламодателя Кажется, весь путь до дома кюре он так и проделал пешком. Отец де Бейль подрезал цветы в маленьком палисаднике, разбитом её рукой. - Вы знали, святой отец? Вы это знали... Священник обернулся, с удивлением глядя на безумного человека в растерзанной, перепачканной грязью одежде, с растрёпанными волосами. А потом он понял… И лицо его снова стало мраморно бледным. - Тот бенедиктинский монастырь – там тоже она?.. Как Демуленов… Молодой человек протестующе затряс головой. - Нет, нет! Она сама боялась, умоляла, чтобы я увёз её оттуда, чтобы я спас её от этого кошмара. Она ни в чём не была виновата! Это всё я, я сам… - голос священника упал до беззвучного шёпота. И всё равно для графа он звучал слишком громко... - Где она? - Мертва. Должно быть, отец де Бейль кричал. Граф уже не слышал этого. В голове у него снова зашумело, колени подогнулись, а потом он распростёрся без чувств на пороге церкви. Там он и пришёл в себя на рассвете. Вся его одежда была мокрой от росы. Роса слезами стекала по лицу. Но это были не слёзы. Говорят, что иногда прокажённые утрачивают способность плакать… Почуяв временный прилив сил, он вышел на дорогу и побрёл по ней, не видя ничего, кроме камней под ногами. Каким-то образом доковылял до трактира, где его не узнали – и там граф де Ла Фер перестал быть…
Лея: Stella, у версии Афины - несколько особенностей: - подобно Костину, она считает, что Анна пришла в себя и даже пыталась напасть на графа; - его состояние частично объясняется чисто физическим недомоганием - жена его понемножку травила, и он должен был погибнуть на той охоте; - граф подготовлен к тому, чтобы увидеть в жене ведьму - он помнит страшную сцену у Демуленов; - Афина, насколько я помню, считала одним из прототипов Анны печально известную серийную отравительницу маркизу де Бринвилье; - граф, вопреки канону, встречается с кюре, который, видимо, уже после гибели Анны вернулся в Лилль и повесился в тюрьме Кстати, я тоже - подобно К. Костину и Афине - считаю, что Анна пришла в себя на охоте, и вела себя так (не обязательно напала на мужа), что он увидел чудовище вместо любимой женщины. Много лет спустя в "Красной голубятне" Атос опять видит это "существо, в котором не было ничего от женщины", и оно вызывает в нем не только страшные воспоминания, но и аналогичную реакцию: жажда убийства охватывает его, как лихорадка
stella: Да, Ирина версия стоит немного в стороне от Дюма. Но я ее показала, как один из вариантов, который, между нами говоря, уже был использован так или иначе. Я повторюсь - эти цитаты всего лишь иллюстрируют варианты, которые в дальнейшем отработали многие фикрайтеры. Использовали, как идею, как толчок к собственным версиям, но практически никто и никогда не оговорился, что толчок был дан тем или иным автором. Все мы вторичны, идем за Дюма. И все мы - с авторским самолюбием. Но мне кажется, что критика помягче - это все же не сюсюканье с младенцем.
Кэтти: Я считаю, Дюма поступил умнее всех. Он Не Описал " Сцену на охоте".
stella: Кэтти , замечательно подметила. Но цветочек и Дюма, потому как оставил возможность страдать для героя и за героя.)
Лея: Кэтти, верно! И предоставил нам всем ломать головы и копья Зато способствовал появлению стольких талантливых версий!
Lumineuse: Писать про Атоса – это как писать закат... Сидят художники рядом, пишут один и тот же закат, подглядывают друг к другу, перентмают друг у друга приёмы. И у каждого получается что-то своё...
stella: Писать про Атоса - это еще и смотреть в себя. Потому как каждый приносит в него очень много от себя, от своего отношения к бытию. Так что давайте будем честными с собой и с графом: он для нас стимул и мерило собственной совести.
Лея: stella пишет: Писать про Атоса - это еще и смотреть в себя. Потому как каждый приносит в него очень много от себя, от своего отношения к бытию. Stella, согласна на 100%. Я также думаю, что о нем изначально пишут и его любят люди, которые чем-то на него похожи. Та же история - с другими книжными героями.
L_Lada: Спасибо, Luisante! Без комментариев. А теперь, милые дамы, представьте себе чайника, который еще три месяца назад вообще никаких фанфиков не читал. (Это я о себе.) И вот - четыре варианта на выбор. Нельзя так... Я на лавочку к тем, кто считает, что Анна приходила в себя. Из всех соображений приведу одно, для меня - главное. Она должна была знать, что это казнь, и понимать, за что он ее казнит. Ну и еще - иначе не представляю себе, как ей удалось выбраться, чисто физически. Но не думаю, что она нападала и вообще включала "тигрицу". Граф ее такой никогда не видел, да и не к месту это. Она обычно проблемы иначе решала. Скорее, она в очередной раз попыталась... опьянить. Но в тот момент это уже вызвало омерзение. Уфф... кажется, я еще никогда так подробно не выговаривалась на эту тему. Всё, пошла отлеживаться.
L_Lada: Нет, еще не ушла... Кэтти пишет: Я считаю, Дюма поступил умнее всех. Он Не Описал " Сцену на охоте". Кэтти, это прекрасно! Умри, лучше не скажешь. Вот теперь ушла...
Luisante: stella, согласна с вами, что изобрести и описать что-то совсем новое в чувствах графа очень сложно, а может уже и невозможно. И конечно многое получается похоже, потому что этот эпизод уже столько раз обсуждался под разными углами, сам Дюма дал четкие ориертиры, что должно быть описано, плюс логика действий человека при, так сказать, оказании помощи. Ну и все мы читаем друг друга и примерно смотрим в одну сторону). Хотя "Проказу" я не читала, как-то она мимо меня прошла, и это для меня что-то другое. То, что писала Натали, я помню, но читала давно. Работу Lys припоминаю, но без подробностей (я у нее по сути от и до только "Спасение" читала). Спасибо за оценку эпизода с крестьянками, значит задумка удалась.
полная версия страницы