Форум » Благородный Атос » Бастион » Ответить

Бастион

stella: В общем-то, просто попытка угадать чужое состояние. Отказ, более чем всегда, Мэтру.

Ответов - 25, стр: 1 2 All

stella: После ночной встречи с кардиналом и миледи Атосу было о чем подумать: сомнения насчет жены у него исчезли после состоявшегося разговора, зато появилось масса новых мыслей и, прежде всего, довлел над всем страх за д’Артаньяна. Впутавшись во все мыслимые и немыслимые интриги, гасконец, осторожный и, одновременно, бесшабашный юноша, неожиданно для самого Атоса оказался для него едва ли не самым дорогим человеком. Мысль о том, что его жизни угрожает та самая женщина, которую он так опрометчиво не числил среди живых, приводила мушкетера в бешенство. Мысли кружились в голове вперемежку с этой яростью, и ему никак не удавалось выстроить их так, чтобы спокойно обдумать. Он и уснул, вконец обессилив в этом сражении. Зато утро принесло если не успокоение, то какую-то трезвость в рассуждении. Атос ждал д’Артаньяна и, когда тот явился, поразился взъерошенному виду гвардейца. Д’Артаньян был настроен весьма воинственно, с удовольствием рассказал о ночной вылазке на бастион, и вывел из состояния отрешенности всех троих: Портос перестал крутить усы, Арамис прервал молитву, а Атос недовольно нахмурился на попытку Портоса пересказать ночную встречу, приключившуюся с ними. Мысль уйти в какую-нибудь забегаловку на отшибе пришла Атосу в голову внезапно. - Арамис, мне помнится, вы говорили, что позавчера обедали в «Нечестивце»? Арамис не понял вопроса, ему припомнилось, что он плохо поел, потому что не было рыбы. Но Атоса интересовало совсем другое: спокойное ли это место, можно ли найти там уголок, чтобы поговорить без риска, что услышат посторонние уши? Ответ удовлетворил его: там спокойно и народу немного. Компания отправилась в «Нечестивец», но увы: едва перешагнув порог, Атос понял, что поговорить наедине им не удастся. Харчевня была переполнена в этот ранний час: мушкетеры, швейцарцы, шеволежеры, гвардейцы… кажется, здесь была представлена вся армия. Все эти люди входили, уходили, обменивались мнениями и новостями, и каждый считал своим долгом поприветствовать друзей. Те сидели мрачные, едва отвечая на вопросы окружающих и Атос, ушедший в себя, как только понял, что они пришли не туда, куда рассчитывали, встрепенулся и бросил вокруг себя быстрый взгляд. Надо было что-то предпринимать: или уходить, оставшись голодными и не поговорив или остаться, и влиться в этот утренний поток посетителей. История с взятием бастиона, которую д’Артаньян все же соизволил рассказать шеволежеру Бюзиньи заинтересовала и Атоса. Бастион, населенный мертвецами… вряд ли кому-то придет в голову посетить его. У него часто бывало так: мысли крутятся вокруг одного предмета, выстраиваясь в порядок, понятный только ему, а потом наступает озарение. Атос понял, как обеспечить и славу, и возможность поговорить беспрепятственно, без риска быть подслушанным. А может, здесь сработала и его натура игрока: он любил играть с судьбой в карты, на дуэли, любил заключать пари, делая ставку на самое ценное, что у него было в тот момент: будь то жизнь или лошадь, обед, или деньги. Сейчас истинной ставкой была жизнь д’Артаньяна, и для этого он готов был поставить на кон самого себя. Где-то в глубине души шевельнулся старый червячок: а вдруг повезет, и сегодня все для него закончится? Какой повод для красивой смерти, в которой никто не усмотрит тайного умысла! И какая возможность выиграть роскошный обед, не говоря о славе. Насчет славы Атос не сомневался ни секунды: он знал, как рады будут скучавшие на осаде вояки такому развлечению, и что они будут думать о такой победе. - Итак, я предлагаю пари: мы, трое моих друзей, господа Портос, Арамис, д’Артаньян и я, позавтракаем на бастионе Сен-Жерве в течение часа, не менее, и продержимся там, что бы противник не предпринимал. По тому, как обменялись взглядами Портос и Арамис, Атос понял, что они стали догадываться об истинной причине пари. А вот гасконский мальчишка готов был бы возражать, правда пока не вслух. - Помилуй Бог, нас же там убьют, - прошептал он на ухо Атосу. - Нас еще вернее убьют, если мы не пойдем туда, - ответил ему мушкетер, почти не разжимая губ. По тому, как радостно включились в пари присутствующие, Атос понял, что его затея и вправду недурна. Пока в корзину укладывали заказанный завтрак на четверых, пока Гримо, который подвернулся им на дороге в трактир, примеривался, насколько тяжела его корзина, пока хозяин, умирая от любопытства, пытался выяснить, где будут завтракать господа, Атос бросил на стол два пистоля, сверил часы с часами господина Бюзиньи и вся компания, в сопровождении участников пари и сочувствующих, двинулась к границе лагеря французской армии. Атос шел спокойным, размеренным шагом, так же спокойно и размеренно отвечая на нетерпеливые вопросы д’Артаньяна, а в голове у него крутилась одна и та же мысль: «Зачем я это делаю?». Он рисковал уже не собой, не деньгами, не лошадью, не верным слугой, он рисковал друзьями, их жизнями. И он непрерывно сравнивал две опасности, подстерегающие их: оказаться убитыми посланцами миледи или ларошельцами. Получалось, что смерть от козней миледи была вернее, чем от пули осажденных гугенотов. От нее защитой были стены бастиона, меткая стрельба и кое-что еще, о чем он подумал, но не стал объяснять изнывавшему от любопытства Портосу. Это старый прием, но в условиях бастиона он мог сработать, и он вряд ли знаком ларошельцам. От этих мыслей Атоса отвлек Гримо, который уселся на дороге, категорически отказываясь продолжать путь. Пришлось прибегнуть к крайней мере: ругаясь про себя, потому что это все же была задержка в пути, Атос вытащил пистолет, проверил, заряжен ли он и приставил дуло к голове Гримо. Зная норов своего хозяина, бедняга живо вскочил на ноги и припустил в авангард шествия, оказавшись у подножия бастиона намного раньше мушкетеров. Бастион был стар, и орудия французов довольно легко оставили от него только развалины. По сигналу Атоса, который самым естественным образом принял на себя командование всей операцией, друзья взобрались на стену. Отсюда отлично были видны укрепления, на которых расположились человек триста всех родов войск – участники пари и свидетели, все, кто с интересом следили, чем закончится эпопея с завтраком на бастионе. Атос улыбнулся: затея приобретала размах. Он насадил свою шляпу на шпагу и несколько раз покачал ею в знак приветствия. На этом вступительная часть авантюры закончилась, пора было заняться делом. Пока считали подобранные заряды, пока заряжали найденные мушкеты и ружья, пока решали, что делать с покойниками, Атос распорядился, и Гримо занялся убитыми. Атос наблюдал за ним краем глаза, мысли его были о вчерашнем, так что, когда Портос выразил сомнение о его вменяемости по случаю пригодности покойников, у него, чисто автоматически, выскочил ответ: «Не судите опрометчиво, - говорят Евангелие и господин кардинал.» И тут же он потребовал итог количества найденных ружей и боеприпасов. Результат был утешительный: в случае атаки они спокойно смогут отстреливаться. Вот теперь можно было садиться за стол, приступать к трапезе и, в процессе, обсудить то, ради чего мушкетер притащил друзей на бастион. Необходимость говорить о том, что произошло вчера, погрузила Атоса в состояние, когда лучше всего иронизировать, и делать это в мрачном свете. Но д’Артаньяна трудно было отвлечь даже шутливой тирадой о пользе прогулки на стены бастиона, его волновал лишь секрет, ради которого затеяна была вся прогулка. Его вопрос заставил Атоса внутренне застыть. Он знал, что разговор будет при всех, он понимал, что в ходе его могут выплыть кое-какие подробности, он боялся вопросов, боялся, что д’Артаньян, в силу своей молодости, может перейти какую-то грань оказанного ему доверия, но пуще всего боялся разочароваться в друге. Он уже успел его впустить в душу, впустить очень глубоко, и страшно было оказаться простаком и в этот раз: разочарования он боялся не меньше, чем огласки. Гасконец испугался: одно имя миледи заставило его вздрогнуть так сильно, что он вынужден был поставить стакан на землю, и с уст его сорвался возглас, едва не сказавший слишком много Портосу и Арамису. Атос вовремя его остановил и жестом, и словом. Поэтому, на закономерный вопрос Портоса, кто же эта женщина, о которой столько говорят, он собрался спокойно ответить, но иронизировать не получилось, и пришлось отвлечь внимание друзей на вино, которое всучил им трактирщик вопреки заказу. Дальше Атос уже довольно спокойно и опять же, не без иронии, перечислил подвиги Миледи по отношению к д’Артаньяну и в довершение сообщил, что голову врага миледи получит по расписке кардинала. Отчаяние д’Артаньяна вызывало сочувствие, но Атос не собирался утешать его банальностями, просто отметил, что количество его врагов соответствует количеству друзей. И тут стало не до рассуждений: реальные враги в лице ларошельцев замаячили на дороге к бастиону Сен-Жерве. После короткого боя, закончившегося победой «неразлучных», Атос опять поймал себя на странном, совсем новом для себя чувстве: отдавая команды он ощутил себя на своем месте. Не рядовым, который покорно исполняет отданный приказ, не задумываясь ни о последствиях, ни о целях, а настоящим командиром, способным принять на себя ответственность за свои команды. То, к чему его готовили и что не суждено было ему исполнять, неожиданно вызвало горький осадок. И тем не менее он ощущал подъем, некое вдохновение от происходящего. И понял – это его игра в поддавки. Он играл со Смертью, предлагая ей свою жизнь взамен жизней друзей. Все, что происходило потом, он так и воспринимал. Игра захватила его, он уже всей душой ощущал призрачную грань, отделяющую два мира. Сегодня у него был реальный шанс сделать шаг за черту и остаться чистым перед людьми. Но не перед своей совестью, с которой компромиссы нереальны. Стоило только Арамису выразить сочувствие еретикам, как Атоса подхватил черт, прятавшийся в глубине его души. «А вот сейчас и посмотрим, кто прав: нечистый или Господь? И кто из них принимает участие в моей судьбе?» -пронеслось в голове у мушкетера уже после того, как он стал взбираться по камням на брешь, пробитую в стене. С ружьем в одной руке и шляпой в другой, он появился перед ошарашенными гугенотами и обратился к ним с таким приветливым видом и такой дружелюбной речью, что понадобилось несколько секунд, чтобы они пришли в себя от такой наглости. В ответ последовала пальба, он выглядел прекрасной мишенью, но Атос остался без единой царапины. А потом они вернулись к трапезе и разговору. И опять пришлось говорить о миледи, и решать, что делать с угрозой, которую представляло из себя это существо. Потому что считать ее женщиной он больше не мог. Он слушал, что предлагали друзья, что-то отвергал, с чем-то соглашался, и внутренне словно бы остывал. Они обо всем договорились, все решили, распределили все роли, и оказалось, что он в этой игре лишний. Он не мог ничем помочь, он мог только командовать в этой забавной с виду, но не ставшей от этого менее опасной, экспедиции. Он еще раз скомандовал, когда ларошельцы в очередной раз пытались взять приступом бастион, а на них сбросили кусок стены. На этом пари было исчерпано, можно было уходить. Они уже начали спускаться со стен, когда Атос вспомнил о салфетке. Он буквально взлетел на брешь, сорвал знамя и, повернувшись лицом к лагерю и спиной к осажденной Ла Рошели, взмахнул салфеткой, приветствуя зрителей. Он ждал выстрелов, он уже видел, как десятки пуль летят в него, чувствовал, как горячие толчки сотрясают его тело… но ничего не произошло, если не считать, что три пули разорвали салфетку в его кулаке, превратив ее в настоящее знамя. Вокруг него что-то кричали друзья, какой-то шум долетал до его сознания со стороны лагеря, где народ буквально вопил от восторга, яростные крики неслись со стороны нападавших, но он стоял словно в защитном коконе, который не могло пробить ничто и медленно осознавал, что Бог и в этот раз заступился за него. Зачем? Почему? Для чего? Он остался живым для какой-то высшей цели? Что могло быть важнее того, что он уже совершил? Оставалась только Анна и эти молодые воины, у которых вся жизнь еще впереди. Если он еще жив, значит он должен защищать их, пока они вместе, быть для них щитом. С этим он согласен, это миссия, которую он сам себе присвоил, и которую старается исполнять. Но остается еще миледи. Если она не поняла, о чем он достаточно ясно ее предупредил, то ее может ждать еще один суд, и будет это не только суд Божий, но и самый реальный, человеческий суд. С Богом и лордом Винтером пусть она сама договаривается, а он будет молить о том, чтобы Рок не заставил его еще раз вспомнить о своем праве решать жизнь и смерть человеческого существа. Он шел неспеша, во власти тех мыслей, что охватили его на стене бастиона. Друзья пытались заставить его идти быстрее, но он все еще был в игре. Да, все эти два-три часа он играл с самим собой и Судьбой в опасную затею. Это чудо, что все завершилось благополучно, ни капли их крови (если не считать ободранный в каменной кладке палец гасконца) не пролилось, но это ли не доказательство, что высшие силы на их стороне? Если получится все, о чем они договорились на бастионе, он будет думать, что Бог хранит не только его друзей, но и на него начал смотреть с некоторой долей благосклонности. Впрочем, у него еще хватит времени все обдумать, а пока надо принимать поздравления. Авантюра, превращенная в театральное действо со множеством действующих лиц и сотнями зрителей, удалась. Теперь они, чего доброго, еще войдут в историю, но никому в голову, даже Ришелье, не придет, что это было деловое совещание. Нет, у него, все же, бывают неплохие мысли.

Lumineuse: Хороший разбор эпизода. Только два вопроса. Первый: разве Атос тогда уже подумал о суде над миледи, не преждевременно ли это, мог ли он настолько предвидеть будущее? И второй вопрос: какие действия дАртаньяна на тот момент, в контексте разговора о миледи, могли приаести к разочарованию в нем Атоса?

stella: Lumineuse , Если бы д'Артаньян начал объяснять остальным, кто такая для Атоса миледи, не обратил бы внимание на его предупреждение, он бы разочаровался в его такте, в умении промолчать в нужный момент. Атос же вынужденно признался гасконцу, время, когда он сам начинал разговор о себе придет только через 20 лет. Ну, а на второй вопрос могу сказать только, что граф, после столкновения с миледи в Старой голубятне, понимал, что Анна может и не внять доводам рассудка, и так просто не отступит. Потому и Винтера предупреждали, чтобы ее хоть как-то остановить. И, в общем-то, Атос был настроен не слишком оптимистично на свой лад, так что вполне мог ожидать от жизни плохих подарков.


Черубина де Габрияк: stella , спасибо. Интересный взгляд на события, которые были нам известны только с внешней стороны.

stella: Черубина де Габрияк , а теперь будет "Актриса".)) Что-то я расписалась нынче не в меру.

L_Lada: stella , точка зрения Атоса аутентична и убедительна, как всегда. stella пишет: Что-то я расписалась нынче не в меру. Да кто ее измерил - ту меру? Пишите, пишите... Пожалуйста

Лея: Stella пишет: У него часто бывало так: мысли крутятся вокруг одного предмета, выстраиваясь в порядок, понятный только ему, а потом наступает озарение Stella, мне кажется, что и с вами как с автором происходит что-то аналогичное. Вы постоянно думаете о герое, пытаетесь понять весь подтекст его поведения, все нюансы его характера, а потом наступает озарение, и вы пишете новый рассказ. Можно соглашаться или не соглашаться с вашей трактовкой поступков героя и их мотивов, их психологической подоплеки, но это, в данном случае, не имеет значения, потому что сам процесс мне знаком и понятен. Спасибо!

stella: Лея , не знаю, к счастью это или к сожалению, но я себя постоянно "под Атоса чищу"))) Это продолжается так долго, что я уже не всегда разбираюсь, кто к чему.))))) Либо это маразм, либо полная отключка от своего "я". Так или иначе, но моему "я" комфортно в обществе его сиятельства, даже если речь идет о современных реалиях.

Лея: Есть многое на свете, друг Горацио,/Что и не снилось нашим мудрецам. Согласно иудаизму, случайностей не бывает, все, что с нами происходит, служит какой-то высшей цели

Кэтти: Лея , ну встреча дюманов с творчеством Дюма и любовь к определенным его романам, а в них к конкретным героям- явно не случайность. Эти герои, меня, как и многих здесь с 8 и лет и по сей день сопровождают. И Стеллу-ее сопровождает Атос, и Давида -он фанат Д Артаньяна и у каждого дюмана есть свои любимые герои и они на нас влияют. А Стеллины фики- это на мое ИМХО, внутренние диалоги с Атосом и Дюма , поскольку Мэтр- литературный отец персонажа.

stella: Кэтти, ты точно определила - это внутренние диалоги. Действия в них мало, приключений особенно не бывает, скорее получаются какие-то мысленные дуэли.

Grand-mere: Стелла, большое спасибо за чуткое, бережное внимание к внутреннему миру нашего любимого... героя?... персонажа?... нет, не могу, язык не поворачивается так сказать. Особенно почему-то понравился момент Атос опять поймал себя на странном, совсем новом для себя чувстве: отдавая команды он ощутил себя на своем месте. Не рядовым, который покорно исполняет отданный приказ, не задумываясь ни о последствиях, ни о целях, а настоящим командиром, способным принять на себя ответственность за свои команды. То, к чему его готовили и что не суждено было ему исполнять, неожиданно вызвало горький осадок. И согласна с Леей: сам процесс мне знаком и понятен. Но у меня каверзный вопрос: что есть "диалектика души", если не "внутренние диалоги, мысленные дуэли", и что есть Ваше стремление проследить малейшие движения мыслей и чувств, как не "диалектика души"?..

stella: Grand-mere , наверное, я в чем-то вампир.))) Я веду этот бесконечный диалог, задавая емубесконечные вопросы, чтобы подпитывать свою энергию его ответами. В том дурдоме, в который превратился наш мир, граф для меня некая константа, человек на все времена.

Grand-mere: Всем бы такими вампирами быть!.. Но в целом я очень Вас понимаю и полностью поддерживаю. В том дурдоме, в который превратился наш мир, граф для меня некая константа, человек на все времена. Только моя подначка касалась несколько другого: не сути, а художественной формы, литературных приемов.

Лея: Grand-mere пишет: что есть "диалектика души", если не "внутренние диалоги, мысленные дуэли", и что есть Ваше стремление проследить малейшие движения мыслей и чувств, как не "диалектика души"?. Grand-mere,, извините, что вмешиваюсь, но, может быть, разница в том, что Stella не прослеживает все движения души героя, созданного ею самой, а анализирует внутренний мир героя, созданного Дюма? Или добавляет к "внешнему психологизму" мэтра "внутренний психологизм?"

Лея: Stella пишет: В том дурдоме, в который превратился наш мир, граф для меня некая константа, человек на все времена Stella, ППКС! Вспоминается отрывок из статьи Д. Быкова "Дюма как отец: Мама моя в средней школе в сочинении на свободную тему «Как я представляю героя нашего времени» написала, что самый современный и нужный герой -- это д'Артаньян. «Трех мушкетеров» она к тому времени знала наизусть и учила по ним французский язык. Было ей лет двенадцать. За сочинение ей поставили четверку, поскольку были у нас и более актуальные тут герои, чем всякий д'Артаньян, но она от любимца не отказалась и меня воспитала в том же духе. «Три мушкетера» были второй в жизни книгой, от которой я физически не мог оторваться -- в школу таскал, под партой читал (первой была случайно прочитанная лет в восемь «Попытка к бегству» братьев Стругацких). Недавно, увидев у дочери на столе все тех же четырежды перечитанных «Мушкетеров» вместо положенных по программе «Детства», «Отрочества», «Юности», я понял, что ребенок на правильном пути. -- Интересно, мать, -- спросил я недавно, -- а кого бы ты сейчас взяла в самые актуальные герои? Опять д'Артаньяна? -- Ну что ты, -- сказала мать. -- Атоса, конечно.

stella: Я, последнее время, много читала и слушала Быкова. Для него Стругацкие и "Мушкетеры" - это нечто очень важное, почти интимное. Да, это книги, от которых физически трудно оторваться, потому что в них можно найти ответы почти на все вопросы. Как в Книге книг. Именно внутренний психологизм Атоса - это то, что меня привлекает. И чем дальше, тем больше я понимаю, что могло двигать им в Виконте. Вот, начала писать о внутреннем мире миледи в представлении Демонжо и оказалось, что мне совсем не так интересно, как следить за мыслью графа. (((

Кэтти: stella , ну так Милен Демонжо как женщина и актриса- поглубже и поинтереснее будет ,чем персонаж Миледи

stella: Кэтти , так-то оно так, но с Миледи я хорошо и давно знакома, а вот с Демонжо не привелось.

Черубина де Габрияк: stella пишет: Кэтти , так-то оно так, но с Миледи я хорошо и давно знакома, а вот с Демонжо не привелось. Я интервью давала. И есть на видео. У нее потенциал намного больше был того, что в фильме.



полная версия страницы