Форум » Благородный Атос » Солнечные зайчики » Ответить
Солнечные зайчики
stella: Автор -stella Фандом - трилогия Дюма Размер- мини. Еще чуть- чуть из воспоминаний.( нашего незабвенного) . Набралась нахальства вспоминать за графа.
Ответов - 4
stella: Солнечные зайчики бывают разноцветными. А если стать так, чтобы яркий лучик попал тебе на лицо, то окажется, что разные цвета еще и греют по разному. Те, что прошли через красное или желтое стеклышко – горячее. А те, что синие или ярко- зеленые и вовсе холодны. А еще очень интересно наблюдать, как пляшут пылинки в разноцветных столбиках света. Они становятся тоже цветными и если прищуриться, вокруг каждой возникает крохотный цветной ободок. -Огюст, чем это вы занялись? –строгий негромкий голос призывает к порядку шалуна.- У вас что, уже сделаны все уроки? -Да, Ваше сиятельство! Я все выполнил, что мне задал мэтр Грие. – мальчик еще очень мал , но, вопреки обычаям, его уже передали в руки учителей. -Что это вы распрыгались, как козленок, дитя мое?- старая графиня не может без улыбки смотреть на внука. -Я играл с солнечными зайчиками, мадам. Они такие смешные! И лапки у них совсем разные: у одних теплые, почти горячие, а у других- холодные, как снежинки. -Вы фантазер, мой милый. Ну, это свойственно вашему возрасту. Дайте мне руку и мы пойдем знакомиться с нашими дорогими гостями. -Знакомиться? А с кем? -К нам приехали ваши родители. Ваша мать и раньше навещала вас и ваших сестер в нашем замке, но тогда вы были еще очень маленьким и не помните этого. Пока они шли с бабкой, мальчик все пытался вспомнить, как выглядит его матушка. Напрасный труд: он не помнил ее, а те ощущения, которые могут возникнуть у ребенка при виде матери, пусть и не живущей с ним, но навещающей его у кормилицы, никак не могли возникнуть у этого малыша. Мать не видела его уже три года. Простому человеку трудно понять эту знать: как могла женщина, родившая в муках дитя, быть к нему равнодушной до такой степени, чтобы не видеть годами! Но Ее сиятельство графиня де Ла Фер все эти годы была при дворе, а должность статс- дамы королевы Марии Медичи не давала ей права на отпуск, чтобы съездить в Берри и повидать детей. Мальчик не мог ,конечно, знать, как боится этого свидания его мать. От того, что скажет и как примет мальчика граф, зависело так много, что графиню прошибал холодный пот, когда она думала о встрече отца и сына. До сих пор всесильного вельможу их общий в браке сын никак не интересовал: у него были два сына от первого брака, которым и надлежало стать основными наследниками. Этому же достанется самая малость, разве что от щедрот бабушки перепадет какая-то доля богатств. Только благодаря ее стараниями, Ангерран вспомнил, наконец, что у него есть еще один сын. Вслух не говорилось никогда о том, что у него была размолвка с королем и причиной этого была графиня де Ла Фер. Ссора была так серьезна, что, прежде верные друзья расстались. Граф не желал ни слышать, ни видеть короля, король- графа, но его жена умудрялась царить над фрейлинами Марии Медичи, оставаясь в прекрасных отношениях и с королевской четой и со всем двором. Изабо была прирожденным дипломатом, чего нельзя было сказать о ее супруге. Мальчику пошел пятый год. Бабка много писала об успехах своего любимчика, но заинтересовал графа только последний портрет, на котором так ясно проступили фамильные черты Ла Феров, что он сдался. Подозрительно быстро сдался и сделал все, чтобы выхлопотать жене отпуск. Мария Медичи покрутила носом, но за Изабо просил уже сам Кончини. У графини было серьезное подозрение , что у маршала есть свои виды на ее должность, но она обязана ехать с мужем: это будет ее торжество над всеми подозрениями и недомолвками, которые сопровождали ее отношения с графом последние пять лет. Схватки начались у нее , когда показались башни материнского замка. " Успела!"- пронеслось у Изабо в голове прежде, чем сознание затмила пелена боли. С третьим ребенком это происходит быстрее, чем с первым. Она загодя послала нарочного к матери и повитуха с врачом уже были на месте. Через три часа на руки Изабо положили пищащий комочек: сын. Наконец-то сын! Она жадно рассматривала крохотное существо, пытаясь уже сейчас разглядеть сходство с мужем. Старая графиня, не отходившая от дочери все время родов не спеша взяла внука, откинула покрывало с личика младенца и уверенно заявила:- Это вылитый Ла Фер! ЭТОТ будет наследником рода! Изабо с изумлением посмотрела на мать: откуда такая уверенность? Старуха стояла перед кроватью, высоко подняв плачущего малыша и их обоих освещали разноцветные лучи солнца. Готический витраж окна с изображением взятия Иерусалима казался сейчас иллюстрацией к словам графини. Бабка провозглашала: этот сын будет достоин своих предков – крестоносцев. Откуда у нее такая непоколебимая убежденность? Изабо бы хватило и того, что рождение мальчика примирит ее с мужем, а мать прочит новорожденному власть. Совесть ее была не совсем чиста. Король просто не понимал, что женщина может быть верна супругу и осаждал ее не только намеками и нежными прикосновениями. Веселый король французов не стыдился пускать в ход руки, и чтобы не поднимать излишний шум, Изабо пришлось вынести парочку яростных атак Его Величества. Придворные что-то заметили и этого оказалось довольно: поползли слухи один другого фантастичнее. Как все это докатилось до Ангеррана, который находился безвыездно в своем замке в Ла Фере, для графини осталось загадкой. Скорее всего, графа предупредили письмом. Муж примчался в Париж, у него состоялся разговор с Генрихом и, прежде чем он уехал, графине стоило немалого труда дать ему доказательства своей любви и верности. Когда родился Оливье, граф оставался равнодушен к сыну пока, наконец, фамильные черты не выступили так явно, что даже на детском портрете служили теперь доказательством верности Изабо. Прошло долгих 4 года, пока отец соизволил приехать взглянуть на сына. Теперь мальчик стоял, с интересом разглядывая незнакомых ему людей. Бабушка подвела его к отцу и отпустила руку. -Поклонитесь вашему отцу, Огюст!- приказала она, но тон ее был мягок. Граф бросил на тещу недовольный взгляд: старуха при малом крещении дала мальчику имя, с которым у нее были связаны свои воспоминания и упорно называла его так. -Расскажите нам, шевалье, чем вы занимались только что.- попросила графиня, не без удовольствия наблюдая, как кланяется мальчик. Больше всего ей хотелось прижать ребенка к груди, но она не решалась на нежность в присутствии мужа. -Я играл с солнечными зайчиками.- с достоинством, словно он охотился на них, ответил шевалье. Родители переглянулись между собой: это что еще за странные фантазии? - С солнечным зайчиком нельзя играть.- совершенно серьезно заметил граф.- Я прикажу вам принести настоящего зайца. -С настоящим я не смогу играть: он будет бояться меня.- ответил мальчик с самым рассудительным видом. - Вам пора поинтересоваться, как охотиться на дичь, сын мой! – заметил граф и Изабо бросила быстрый взгляд на мужа. " Он назвал мальчика сыном!"- в восторге она забыла о том, что не следует слишком проявлять свою радость. Ангерран подмечал все, но далеко не всегда показывал свою осведомленность. Ее радость могла быть истолкована и превратно: ей удалось провести мужа. Пришлось срочно брать себя в руки и изображать чопорную холодность. От старой графини не ускользнула эта игра и в душе дама выругалась.- " Черт знает, что происходит! Неужели не надоело изображать из себя равнодушных ? Ребенок так и не понял, что это его отец с матерью!"
stella: Все эти встречи в замке бабушки казались теперь сном. Детским сном, когда просыпаешься, а в памяти остается ощущение полета и чего-то невыразимо прекрасного. Родители долгое время были для мальчика полусном- полуявью. Сколько лет понадобилось, чтобы он узнал цену материнским поцелуям украдкой и суровым выговорам отца! А уж когда Оливье стал наследником, душевная дистанция между ним и графом стала вообще чем-то необъяснимым. Иногда виконту казалось, что стоит ему попытаться прижаться к отцу и тот обнимет его. Но чаще граф оставался недостижим на том пьедестале, на который вознесли его сын и светские условности. Только после возвращения виконта из плавания, когда совсем драматические обстоятельства заставили Ангеррана де Ла Фер вспомнить, что сын у него остался один и больше наследников нет, граф немного сблизился с Оливье. Правда, Ангерран больше не разрешал себе проявлений душевной слабости чувств в отношениях с сыном. Все так же требовал от него безукоризненного поведения и послушания. Все так же загружал делами и требовал скрупулезного отчета во всем. Свободолюбивого по природе юношу эти требования держали в постоянном напряжении. Внутренняя борьба между долгом и желаниями заканчивалась победой долга. Так было всегда, с тех пор, как он стал наследником, а потом и графом. Всегда… пока он не увидел Анну. Оливье уступил своим желаниям не из простой прихоти. Он был убежден, что она и только она достойна быть его женой. Молодой человек не слушал и не слышал никого, пугая родню именно этой своей невосприимчивостью к доводам рассудка. Он был убежден, что все ИХ доводы померкнут перед ее красотой, умом и добродетелью. Анна действительно была великой актрисой. Она сумела обмануть не только его, но и всех вокруг. Ее вынуждены были принять если не как равную по рождению, то как достойную занять место, предназначенное для другой. Это был триумф. Счастье, что продлился он всего пару месяцев. Атос вспомнил, как пришел в старый замок в Берри. Пришел не один; привел молодую жену показать те самые витражи, которые украшали высокие стрельчатые окна. И как она стояла, осыпанная разноцветными солнечными зайчиками, словно драгоценными камнями. Он прижал ее к себе и стал осыпать поцелуями, пробуя, как тогда, в далеком детстве, разные ли они на ее лице, плечах и на руках. - Ты сошел с ума, Оливье! – отбивалась Анна со смехом.- Мне щекотно, отпусти же меня! Ты обещал показать мне что-то интересное в этой комнате, а вместо этого дразнишь меня.- она оглянулась на стоявшую в спальне огромную кровать. Но ему показалось кощунством использовать ее по назначению: на ней спала его мать, на ней она родила его, здесь спали его бабка и ее предки. В первый раз в душе у графа шевельнулось сомнение: " А достойна ли супруга ложа ЕГО предков?" Еще в коллеже довелось ему прочитать " Придворного" Кастильоне. Трактат произвел на мальчика огромное впечатление. Он словно выкристаллизовал для Оливье все то, что хотел бы он видеть в себе. Шевалье увидел перед собой цель и цель эта была благородна и возвышенна. Теперь уже он просил отца о дополнительных уроках. Если раньше для него танцы были тяжкой повинностью и он предпочитал им лишний раз занятия в манеже, то теперь его природная легкость и изящество движений радовали окружающих, заставляя придворных дам оценивающе посматривать в сторону мальчика .Музыка и рисование тоже стали для него нужным делом. Учителя только диву давались, с какой легкостью схватывал он все премудрости перспективы, света и тени и как легко давалось ему искусство игры на музыкальных инструментах. Спустя годы эти таланты не раз сослужили ему хорошую службу. И еще был один аспект в этом трактате о "Придворном," о котором не говорилось прямо, но который он отметил для себя, как очень важный: женщины. Женщины, способные не только оценить мудрую речь, но и способные вдохновить на нее многих мужчин. Добродетельные, красивые, образованные и обладающие редким интеллектом. Этот идеал так овладел душой Оливье, что, когда пришел его час, он не сумел углядеть под ангельской оболочкой демона. Почему тогда, целуя ее под старинными витражами, не понял он, что разноцветные зайчики все, как один, холодны, как лед, на ее теле? Почему предки на витражах не предостерегли его? Почему не кричали ему о том же стены:" В доме чужой, враг!" А впрочем, что уже можно было изменить, когда граф так поспешил с венчанием? Арамис все же затащил его в Сен-Сюльпис. Зачем он дал привести себя в церковь, если не собирался ни молиться, ни исповедоваться? Знакомые, с детства заученные ритуалы стали вдруг далекими и чужими. Он отрешенно рассматривал стены и своды церкви. Кажется, он здесь в первый раз с тех пор, как появился в Париже после своей женитьбы… День был солнечный и разноцветные пятна лежали на каменных плитах пола. Как тогда, в замке. Воспоминания, которых он избегал, тонкой ниточкой тянулись из прошлого. Солнечные зайчики с теплыми лапками… Мушкетер, зажмурившись шагнул в столб света, проверяя, не обманули ли его детские впечатления. Нет, все верно… Этот лучик теплый, этот тоже. А вот что- то прохладное коснулось щеки… Он, не веря себе, провел рукой в перчатке по лицу. Наваждение исчезло. - Атос, что с вами? Вам нехорошо?- тихий голос Арамиса вывел его из задумчивости. -Нехорошо? С чего вы взяли? -У вас было такое лицо… словно вы увидели кого-то… по ту сторону бытия. Атос повернулся к другу. –Можно считать и так,- вымученно улыбнулся он.- Мы не властны над своими воспоминаниями. Мне почудилось, что я попал в детство. В нашем доме были витражи и я любил ловить солнечных зайчиков. – он замолчал, коря себя за внезапную сентиментальность:" Зачем Арамису мои воспоминания?" Вот и у Арамиса тоже стало такое лицо. И у него в памяти что-то похожее осталось? Тоже зайчиков ловил? -Мы в семинарии пускали их с помощью зеркальца, когда хотели отвлечь преподавателя от нудной лекции. Он бросался искать шалуна, а мы передавали зеркальце по рядам. -И ни разу не поймали виновника? – улыбнулся Атос. -Поймали. Один раз. -Вас? -Меня. Как вы догадались? - Мне кажется, вы не были созданы для коллективных шалостей. Вы, простите за сравнение, одинокий волк. Все, что вы делаете, вы делаете во имя какой-то цели и в одиночку. И у вас многое написано на лице. Арамис досадливо покраснел.- Вы правы, меня продает то, что я легко краснею. Уверяю вас, Атос, я борюсь с этим своим недостатком, но пока не преуспел. - Милый мой, это не недостаток, а скорее неспособность вашей души оставаться безразличной к уколам самолюбия.- Атос взял товарища под руку. – Вы закончили свои дела? -Да. -Тогда пойдемте. Признаться, меня гнетут эти своды. - Я думал, вам станет легче от присутствия в этих стенах Бога, Атос. -Я пока еще не готов предстать перед ним, прося о чем – либо.- Атос поспешил наружу, увлекая за собой несостоявшегося аббата. Он сам обратился к поверенному после появления в Париже Бражелона. Надо было как-то решить вопрос с поместьями. Неофициально: граф де Ла Фер умер. Его исчезновение и слухи о нем, как о не пережившем кончину любимой жены, весьма устраивали того, кто стал называться Атосом. Но, кроме этой версии, оставались еще и поместья, дома, замки. Все это требовало управления, заботы, наблюдения. Многочисленная родня только и ждала момента, чтобы всем этим завладеть. И раз такая возможность не предоставлялась им в ближайшее время ( тетушки прекрасно знали, что племянничек пока жив), злорадство вкупе с жадностью пересилило. На закрытом семейном совете было решено, что непутевого родственника пока поддержат материально: он может продать дом в Париже и денег этих ему хватит на то, чтобы заливать свое горе вином в кабаках столицы. Если со временем он образумится, вернется к исполнению своих обязанностей, то они рады будут помочь ему и предоставить невесту, достойную его рода. Пока же, семья готова помочь Оливье присматривая за владениями, если он предоставит им право использовать доходы по своему усмотрению. Если же он и через 10 лет не объявится, все перейдет в распоряжение рода. Атос все подписал: он не рассчитывал протянуть так долго. Не для того он безумствовал в тавернах и на поле брани, не для того он ввязывался во все дуэли... Но Судьба распорядилась по-своему. И вот теперь он стоял перед старым домом в Берри. Стоял, оцепенев от боли, потому что его встретили почти развалины. Он отдал повод коня Гримо и на заплетающихся ногах, хватаясь за остатки мраморных колонок, поднялся на крыльцо. Дверь, старая дубовая дверь, рассохлась и едва держалась на петлях. Замирая от предчувствия того, что он мог увидеть, граф де Ла Фер шагнул на порог. В прихожей из-под ног у него с шумом сорвалась стайка голубей. Голые стены, местами выбитые окна… Нигде нет и следа мебели. Он, как сомнамбула , бродил по пустым комнатам и залам. Пусто… ничто не напоминает о том, что здесь жили. Растащили все, даже крупицы былой обстановки не оставили. Портреты со стен сняли, видимо, в первую очередь. Он добрел до той комнаты, что была его детской. Ничего… Только голубь на выщербленных ставнях вел свою песню. В углу валялось что-то… Он подошел ближе, опустился на колени… Смешная рожица в колпаке с бубенчиками на деревянной палочке: его детская погремушка. Седая от времени и пыли… Он взял ее в руки и из треснувшей то ли от лет, то ли от чьего-то неосторожного сапога, игрушки посыпался на пол сухой горох. Граф, как пьяный, встал и вышел из комнаты. Следующей залой была парадная спальня, но в ней не осталось даже колонок, поддерживающих балдахин. А на покрытом пылью полу лежали разноцветные пятна: старинный витраж волею случая остался цел. Это было уже слишком для Атоса; задыхаясь от нахлынувших чувств он опрометью выскочил на двор. Заходящее солнце окрасило мир в золотисто- пурпурные тона. В этом свете старый дом стал выглядеть сказочным и по- домашнему теплым. Легкая дымка окутала массивные очертания средневекового замка и в пляшущих пылинках стали видны крохотные разноцветные эльфы. А может, это навернувшиеся на глаза слезы сыграли с ним такую шутку: превратили солнечных зайчиков в эльфов?
Rina: Это просто прекрасно... как будто кружево соткано...
Диана: Какая интересная версия получения Атосом денег от родственников! И какая правдоподобная! И написано, как всегда, хорошо. Спасибо, Стелла!
полная версия страницы