Форум » Благородный Атос » Рок » Ответить

Рок

stella: Фандом - последние главы " Виконта" Размер- миди Пейринг:-Атос, виконт, вымышленные персонажи Жанр - АУ отказ- наверное, мое бредовое сознание. [more]Вообще-то это зарисовки с мест. [/more]

Ответов - 23, стр: 1 2 All

stella: Мне предложили два варианта участия в событиях и дали сутки на решение. Завтра утром надо дать ответ. Вариант номер1: меня никто не видит и не слышит. Я незримой тенью присутствую при всем, что происходит. Вариант номер 2: я буду в толпе. Я смогу не просто приблизиться; я смогу быть пассивным участником, но влиять на события, пытаться что-то изменить в трагическом финале не будет в моей власти. Первый вариант ни к чему меня не обязывает, но заставит мучиться от бессилия. Второй даст ощутить все полноту человеческого участия и горя. Готова ли я просто созерцать финал человеческой трагедии, и присутствовать при последних днях тех, кто уже давно стали для меня близкими людьми? Это куда страшнее, чем просто читать, обливаясь слезами. Я еще не знаю, что отвечу Совету. Я даже не очень уверена, что от меня ждут согласия на второй вариант: не известно, что я могу на куролесить, если потеряю контроль над собой. А я элементарно трушу: я не представляю себе, что я могу идти за гробом, сохраняя при этом соответствующий моменту вид простой знакомой. А ведь я буду не только на кладбище: придется присутствовать не только там, но и при других трагических событиях. Если бы можно было использовать оба варианта! Но, нет! Выбор может быть только один. Этой ночью мне не уснуть: я прекрасно отдаю себе отчет в том, что это решается моя жизнь. Это не будет прогулкой туда -и- обратно. Я вынесу оттуда нечто большее, чем просто впечатление от увиденного. Я не знаю, смогу ли жить по-прежнему по возвращении. Наверное, у меня изменится отношение к самой себе: если я приму первый вариант, я буду просто смотреть на все как с экрана монитора, но это для меня равносильно предательству. К утру я поняла, чего я хочу: я хочу изменить все так, чтобы всем было хорошо. Прекрасно сознаю, что это глупость: человек не бессмертен, а отсрочка мало что изменит в итоге. Но, если мне удастся... ничего мне не удастся. Утром на Совете меня предупредили: малейшее вмешательство в события, попытка изменить финал и меня немедленно возвращают. Я пообещала быть простым наблюдателем. Всего лишь. Итак, как это все начиналось...

stella: Жаркий август 1660. Мы сидим в беседке у реки. Солнце уже почти зашло и от воды тянет прохладой. Приближающаяся осень особенно ощущается по- вечерам. Чуть ниже беседки проходит тропинка: по ней удобно спускаться к купальням; их несколько здесь: господа частенько пользуются возможностью поплавать. -Смотрите-ка, да это Ла Фер с сыном. Или мне кажется?- местная сплетница, мадам де.... не пропустит никого. Я здесь человек новый, и у меня это имя вызывает сразу море ассоциаций. -Так виконт вернулся от Принца? -По-видимому, раз они оба здесь. Они верхом? -Да нет!- дама привстала, чтобы разглядеть получше.- Нет, они, наверное, в купальню пошли. Что это они на ночь глядя решили плавать? -А вода еще теплая. Говорят, граф сына никогда не баловал. Они оба все же солдаты. Дамы качают головой, обмениваются понимающими улыбками. Что они имеют в виду? Нынешним летом мне сравнялось девяносто. После того, памятного лета, я очень тщательно веду счет годам: спасибо нашему старому барину, который разрешил мне учиться: я многое могу понять в этом мире, потому что грамотен. А тогда, когда началось это все, мне едва десять исполнилось. Я стар, но видно, не пришло еще мое время. Господь хочет, я думаю, чтобы кто-то рассказал историю великой любви, историю, где отец и сын были связаны таинственными нитями до самой смерти. Теперь никого не осталось, кто бы помнил об этом, а владение и титул нашего господина ушли в королевскую казну. Говорят, потом король отписал все кому-то из своих вельмож, но для нас это уже не важно: новый хозяин никогда не бывал в наших краях и поместье постепенно ветшает. А в пору моей юности...

stella: Мы, окрестные арендаторы и крестьяне привыкли видеть нашего господина в любую погоду на коне и в полях. Старики поговаривали, что так было не всегда, что граф первое время по приезде своем в замок то почти не выходил из дому, то носился по окрестностям как оглашенный, затевая ссоры и драки в трактирах. Видно, душа у него была не на месте, все гнала его куда-то. А потом появился в замке мальчик и граф присмирел. Мне было лет десять, когда я впервые увидел виконта. Он был с опекуном. У нас в округе давно поговаривали, что они очень похожи лицом друг на друга, но мне было не до того, чтобы особенно рассматривать маленького барина. Я прекрасно отдавал себе отчет, что между мной и этим мальчиком лежит пропасть, но было очень интересно посмотреть, чем же он так от меня отличается. Мне он показался худым, хотя и сильным. Я среди своих сверстников славился тем, что мог уложить на обе лопатки ребят и старше меня самого, но, глядя, как легко этот ребенок управляется с взрослым конем, а на боку у него висит самая настоящая, хотя и по его росту, шпага, я впервые подумал, что у дворян детей приучают и к коню и к оружию не так, как это бывает у деревенских. Стрелять меня учили тоже( а как же иначе, когда вокруг было не спокойно), кинжал я кидал точно в цель, даже верхом ездить умел, но не так, как господа. Мальчик сидел на коне как влитой, спина ровная, рука привычно держит повод. Я позавидовал, какой у него конь и как он одет, и тут только до меня дошло, что граф спрашивает меня о чем-то. Я поднял глаза и застыл: я еще никогда так близко не видел нашего сеньера. Красивый, очень красивый! Никогда таких красивых я не видел... и конь под ним, как из сказки: черный, как смоль с белой звездой на лбу. - Где твой отец?- голос у сеньора глубокий, звучный. Меня охватила такая робость, что я не решился рта открыть, а вот глаз отвести не мог. -Ну, что это ты молчишь? Ты ведь сын мельника Мало, не так ли? Я уже видел тебя на мельнице с отцом. Где я могу его найти? -Там...- больше ничего я из себя выдавить не смог и только махнул рукой в сторону мельницы. Толпа запрудила окрестности. Казалось, сюда собрался весь Орлеаннэ. Наверное, так оно и было, потому что каждый считал своей святой обязанностью отдать долг памяти тем, кого сегодня должны были предать земле. Местное дворянство, арендаторы, окрестные крестьяне в мрачном молчании, изредка обмениваясь скупыми репликами, направлялись к небольшому замку, чьи башенки просматривались сквозь густые кроны окружавших его деревьев. Никому не было дела до двух, бедно одетых путников, внимательно поглядывающих по сторонам. Женщина куталась в старую, выцветшую шаль, а простой чепец надежно скрывал ее седые волосы. Шедший рядом с ней парнишка тоже ничем особенно не выделялся среди попутчиков, местных крестьян. Разве что взгляд его был внимателен и пытлив, как у человека, который все хочет увидеть, понять и запомнить. Женщине на вид было около пятидесяти, но странное выражение, застывшее на когда -то красивом лице, добавляло ей лет. Казалось, она пытается что-то увидеть в самой себе, настолько отрешен и неподвижен был ее взор. Она казалась скованной холодом, таким же холодом, что сковывал ее много лет назад. Тогда был Париж, Турнельский мост и зимняя ночь.


stella: Одинокая фигура на мосту привлекла внимание жалкой нищенки. Мужчина стоял, опершись о парапет моста и смотрел в воду. Накануне прошли дожди, потом ударил мороз и все сковало льдом. Но у опор моста вода бурлила, как обычно. Господин не чувствовал мороза: наверное, он был пьян так сильно, что распахнул длинный плащ. Под ним смутно голубел казакин мушкетера: форма, известная всему Парижу. Мушкетер не шевелился, застыл как статуя на мосту, разглядывая что-то внизу. Нищенка замерла: у нее мелькнула мысль, что мушкетер не зря так уставился на бурный поток: недобрые намерения прочитались женщине и в позе и в неподвижности военного: его явно влекла к себе вода. Нерешительность ночной прохожей не была нерешительностью женщины, ищущей приключений, но и боящейся, что ее прогонят; нет, ее останавливали совсем другие соображения. Она узнала стоявшего на мосту военного. И их встреча не могла принести для женщины ничего хорошего. Атос был пьян. Пьян, как обычно... Хотя нет, сегодняшнее опьянение чем-то все же отличалось от его ежедневного состояния. Может быть, потому, что у него впереди были три дня, которые он не представлял чем занять? Портос, как всегда в дни финансовых затруднений уехал в Бретань, Арамис исчез к своей герцогине, д'Артаньян был послан с каким-то личным заданием Тревиля, а Атоса капитан освободил на Рождество на целых три дня. Проклятие! Остаться одному на праздники: хуже не придумаешь! Семейное торжество в его положении выглядело просто издевкой. Скоротать эти дни грандиозной пьянкой не получалось. Деньги у него были и с лихвой хватило бы напоить всю роту, но вот незадача: ему совсем не хотелось пить без друзей. Какой-то черт( самое место ему в Рождественскую ночь) потянул его на улицы Парижа. Он довольно долго болтался без цели в окрестностях Лувра, не отдавая себе отчета, где он находится, пока ноги не принесли его сюда, на Турнельский мост. Он порядком промерз, хмель начал выветриваться из головы, но состояние странной отрешенности от мира не только не развеялось, но стало еще сильнее. Хорошо, что его никто не видит сейчас: в такие минуты он походил на сомнамбулу. И выйти из такого состояния, если вдруг ситуация станет опасной, он быстро не сумеет. Но эта мысль вяло проскользнула где-то на окраине сознания и он снова уставился в воду. Его занимало это беспорядочное движение бурунов, в которых он силился разглядеть какую-то закономерность. Постепенно в искрении мелкой водяной пыли ему показалось нечто, что заставило его подобраться. Так взгляд охотника ищет в прибрежных зарослях малейший след присутствия дичи и видя колебание ветвей, выдавшее ее появление, заставляет напрячься тело. Внизу, у опор моста, в кружении алмазной пыли проступили очертания крон цветущих каштанов. Едва заметные в небесной голубизне, над ними кружили голуби. Атос, словно со стороны, увидел себя на дороге. Он шел, ведя в поводу коня, к видневшейся в конце аллеи кованой решетке. Что-то смутно узнаваемое было во всем этом, но вспомнить он не успел, потому что его захлестнуло ощущение счастья. Не Атос, граф де Ла Фер шел домой, шел пешком, нарочно растягивая эту радость ожидания. Это было так невероятно, так неожиданно и так безосновательно- это счастье, что он на какое-то мгновение пришел в себя, очнулся от своих грез. Поднял голову, смутно почувствовав, что рядом кто-то есть, но тут же опустил ее на сцепленные руки: то, что обещало ему верчение водяных струй было куда важнее того, что происходило за спиной. Вода не обманула его: Атоса вновь затянуло в колодец не то воспоминаний, не то предчувствий. На этот раз он ощутил, что находится в какой-то комнате. Тишина, закат и тихое сопение спящего ребенка: от этого всего веяло таким покоем и домашним уютом, что ему отчаянно захотелось никогда не выходить из этой комнаты. Но мушкетера подхватил вихрь сменяющихся ощущений, то нежных и полных совсем не любовной неги, то мрачных, похожих на ожидание приговора. Воля совсем исчезла, он ощутил себя каплей воды, застывающей на морозе и желание стать частью бурлящего потока стало непреодолимым. Там, внизу, было нечто, что могло дать ему покой. Это нечто не просто манило- оно обещало что-то, что могло его примирить с миром вокруг. Атос наклонился так низко, что, казалось , сделай он еще одно усилие и тренированное тело без труда сумеет встретиться с несущейся водой. Чья-то рука схватила его за локоть и заставила обернуться. Еще какое-то время мушкетеру понадобилось, чтобы выйти из состояния отрешенности: перед ним стояла нищенка, одетая в живописные лохмотья. -Господин, не надо! Не надо, прошу вас!- жалобно лепетала она, пытаясь оттащить Атоса от парапета. -Ты что, с ума сошла! Как ты смеешь? Да какое твое дело что я делаю или что хочу сделать?- мушкетер схватил ее руку и с силой отшвырнул от себя. Женщина подскользнулась и упала, но вместо того, чтобы закричать или заплакать, неожиданно подняла на Атоса твердый, немигающий взгляд. - Вы с ума сходите, господин граф? И хотите, чтобы я спокойно смотрела, как вы, во власти то ли вина, то ли бреда, спокойно сведете свои счеты с жизнью? Рано вам еще туда, слишком рано! Я говорю вам то, что знаю. -Кто вы?- Атос напряженно вглядывался в ее лицо, пытаясь в темноте понять, кто это и откуда она его знает. - Несколько брошенных фраз изобличали отнюдь не жалкую нищенку. -Кто я? Этого я вам сказать не могу, но мы с вами уже встречались,- не вставая с земли, женщина протянула руку и повинуясь ее молчаливому требованию мушкетер помог ей встать.- Вы увлеклись опасной игрой, господин мушкетер, - с легкой насмешкой добавила странная обитательница Двора Чудес. Что-то знакомое, но прочно забытое, почудилось Атосу в этом существе. Он пристально всмотрелся в накрученный вокруг головы тюрбан из пестрых тряпок, в странное лицо, словно выплывшее из зыбкого марева восточных легенд и великолепная зрительная память выдала нужное воспоминание: эта нищенка уже гадала ему. Тогда, перед самой его женитьбой. Разгневанный ее предсказанием, он велел ей никогда не показываться ему на глаза, исчезнуть, раствориться . Она оказалась права. Все, что она ему нагадала — сбылось. Он тогда чуть с ума не сошел от досады, злости: посчитал, что ему родня подсунула эту гадалку. Не смогли скандалами и убеждениями заставить его отказаться от своей избранницы, так решили пустить в ход предсказание! Но гадание оказалось правдой. А теперь? Как она сказала? « Рано вам еще туда, говорю вам то, что знаю.» -Что ты мне хочешь еще нагадать? От чего еще хочешь предостеречь? - с вымученной улыбкой спросил мушкетер. -А что бы тебе хотелось еще узнать, граф?- ответила она вопросом на вопрос. -Скажи мне тогда, когда все это кончится... -Не скоро, господин, очень не скоро! Ты еще будешь счастлив, очень счастлив, но не так, как подумал сейчас.- гадалка ободряюще улыбнулась на протестующий жест мушкетера. Разочарование, досада, тень любопытства промелькнули на гордом лице прежде, чем Атос сумел спрятать свои переживания под маской обычной невозмутимости. -Не ищите меня, господин граф. Я сама найду вас, когда придет время!- женщина смотрела ему прямо в глаза.- Только в следующий раз не вздумайте швырять меня на землю. Я ведь могу и обозлиться. Неожиданно пошел снег и нищенка растворилась в нем так быстро и неожиданно, что Атосу показалось, что все происшедшее только что было не более, чем бред его воспаленного сознания. Но появление гадалки вернуло его на несколько лет назад. Он поспешно направился домой, испугавшись, что эти воспоминания застали его на улице. Справиться с ними следовало поскорее и испытанным методом. Но он все равно не успел. Прошлое догнало графа и прочно окопалось в сознании. Опять всплыл в памяти последний день перед венчанием, день, когда в его силах было все изменить. Однако данное слово и честь не давали задумываться даже над мелочами, порой царапавшими сознание. « Потом! Я подумаю над этим потом!» успокаивала его властность, вошедшая в его плоть и кровь. Самому себе он мог втихомолку признаться, что жажда обладания любимой женщиной стала едва ли не основной причиной, заставившей его сократить до десяти дней период от помолвки до венчания. Быстрее было бы просто вне всяких приличий, а он не имел права делать из любимой посмешище. Ну что же, он сделал посмешище из себя. В последний день ему повстречалась гадалка. Он не искал ее, она сама оказалась у него на пути, возникла на тропе так внезапно, что напугала его коня. Боевой конь, привыкший к неожиданностям, не раз выручавший графа, храпел, плясал, и не желал успокаиваться. Цыганка стояла неподвижно, в слегка расслабленной позе и улыбалась так безмятежно, словно весь мир был ей защитой. Она вытянула руку, ухватила коня за повод, а другой рукой нежно провела по шее коня и конь, коротко всхрапнув, замер. -Что за черт! Кто ты?- граф взглядом сверлил странную красотку, чье лицо ему не удавалось хорошо рассмотреть: мешало солнце, пробивающееся сквозь листву. -Я твоя судьба, сеньер.- просто ответила цыганка.- Сойди с коня, господин и дай мне свою руку, я тебе погадаю. -Я не нуждаюсь в гадании!- гордо вскинул голову молодой человек. -Так ли? -Я сам властелин своей судьбы. -Хочешь им быть- не женись, граф! -Отпусти коня, ведьма!- он в бешенстве занес хлыст. -Я не враг вам, господин граф,- печально проговорила цыганка.- Вы упрямы, но Рок ведет вас прямо в пропасть. У вас будет много горя в жизни, Ваше сиятельство, если вы женитесь на этой девушке. -Тебя подослали мои родичи?- он задохнулся от догадки. -Я не знаю никого из Вашей семьи. Я гадалка и я вижу то, что Вы видеть не можете и не хотите. -За твое гадание тебе положено не позолотить ручку, а отдать в руки Инквизиции. Скажи спасибо, что я тебя отпускаю восвояси. - он резко рванул повод из рук цыганки и тронул коня.- И не вздумай попасться мне на глаза!- крикнул он, уже отъехав на несколько шагов. -Дурак!- женщина в сердцах плюнула, провожая его глазами. - Влюбленный дурак. На такого и обижаться бессмысленно.

Ленчик: stella пишет: -Я сам властелин своей судьбы. -Хочешь им быть- не женись, граф! Пять баллов! Дальше ведь будет, да?...

stella: Ленчик , ну конечно продолжение следует.

Rina: Хлопаю в ладоши и ерзаю на месте от нетерпения!....

анмашка: Требую про-дол-же-ни-я!

stella: Ух и неистовый вы народ. Продолжение им давай! А сами как годами пишите? Но я добрая, я сначала все пишу, а потом быстренько выкладываю. Корочке, вот вам продолжение: Я после встречи с графом и его воспитанником потерял представление кто я и что мне дозволено. Желание учиться пришло внезапно. Я пошел к нашему кюре, который на радостях, что у него появился ученик, стал учить меня грамоте и Катехизису. Учение показалось мне неожиданно легким, чем-то сродни игре. Это вначале разозлило моего учителя, но потом он понял, что я просто быстро все запоминаю. Катехизис я вскоре стал читать сам и страницы из него послушно вставали перед глазами, если кюре задавал мне вопрос. Как-то раз, когда мы занимались и я попросил разъяснить мне одно место в тексте, казавшееся мне непонятным, дверь внезапно отворилась и на пороге показался господин граф собственной персоной. Мы оба дружно встали. -У вас урок? Прошу прощения, но меня к вам привело дело, господин кюре,- граф с интересом посмотрел на меня, а я снова словно воды в рот набрал, не в силах ни двинуться, ни слово вымолвить. -Это мой ученик, Жанно, Ваше сиятельство. Толковый парень, быстро все схватывает. Граф чуть улыбнулся мне, и у меня сразу полегчало на душе: улыбка у него была замечательная, светлая какая-то. -Как- нибудь расскажете мне об этом мальчике, Ваше преподобие. Мне нужны толковые люди. Ты ведь сын мельника, не так ли? Я кивнул, все еще не в силах слово вымолвить. Граф с кюре ушли в соседнюю комнату, а я по-прежнему смотрел им вслед, все еще не веря в то, что сказал господин де Ла Фер: ему нужны толковые люди. Значит, меня могут забрать с ненавистной мельницы в господский дом! Прошло около года, но граф не забыл свое обещание: меня взяли в услужение к господам. И господин Гримо стал меня учить. Так учить, как в молодости его самого учили. А потом, когда я уже много чего знал и умел, отправили меня в Париж, управляющим в парижскую квартиру господина графа. Я попал в столицу, я был одет, обут, жил в доме, который господин граф снимал постоянно и моей обязанностью было держать его в порядке к приезду господ. Когда господин виконт начал служить у Принца, он тоже стал снимать квартиру и, хотя у него был Оливен, я стал вести и его дела. Работы мне хватало, мотаться приходилось много между Парижем, Блуа, а порой и ставками принца Конде. Постепенно я так поднаторел в делах, что граф стал мне давать поручения и в Ла Фере. Вот так и получилось, что я оказался в курсе многих событий, которые происходили в семье господ. Жизнь потихоньку наладилась, я был доволен всем, о женитьбе, как наш Блезуа, не помышлял. И правильно делал: женушка Блезуа оказалась болтлива не в меру и наш граф не выдержал: велел ее из господского дома отослать подальше. Теперь у Блезуа был повод лишний раз съездить в Париж, но жена требовала денег на дорогую столичную жизнь и Блезуа через господина Гримо время от времени передавал их. Наш Блезуа не терялся: парень он был видный, женщины на него заглядывались, положение свое он использовал с толком: жена под присмотром родственников, а он- далеко от ревнивого взгляда супруги. Господин граф только посмеивался в усы, но не выговаривал Блезуа. Говорили, что в 1648 году, когда граф ездил в Англию, Блезуа был с ним и показал себя героем. Вообще, господин граф был строг, все подмечал, но очень редко кого-то ругал. Местом своим все слуги в доме очень дорожили: хозяин никого не унижал, руки ни на кого не поднимал, жалование платил исправно, как бы тяжело не приходилось в неурожайные годы, всегда готов был помочь советом и деньгами, но не терпел лжи, подлости и наушничества. Таких людей просто в замке не держали. Все, что в доме происходило, в его стенах и оставалось, поэтому, когда с господином виконтом случилась беда, по округе бродили только слухи. Пока не приехал кто-то из столицы со свежими сплетнями , толком ничего сказать в провинции не могли.

stella: Блуа гудел. Луиза, крошка Луиза, простушка Луиза, которую все не сговариваясь считали дурочкой, в одночасье стала почти королевой. Было от чего сойти с ума. Осуждая бедняжку на все лады, дамы в глубине души были уверены: если эта плакса сумела покорить сердце короля, то что говорить о них! Им просто не выпало счастья попасть в придворные фрейлины. Злость и зависть так и сочились с языков местных дам, на все лады обговаривавших Лавальер. М-м де Сен- Реми, ее мать, вообще перестала бывать в обществе. Я слушала все, что говорят, слушала молча, хотя мне часто просто хотелось встать и уйти. Но я здесь для того, чтобы все запоминать, чтобы моими глазами все видели, а моими ушами- все слышали те, кто послал меня сюда. Только ни во что не вмешиваться! Я отделывалась улыбками, ничего не значащими словами и репутацией не самой умной дамы. Ну и пусть! Я отлично видела пустоту и глупость местного общества. Несколько умных стариков с насмешкой вкушали весь тот вздор, что несли местные клуши, но ни один из них не выступил в защиту виконта. Дамы его жалели, но в этой жалости было столько лицемерия и злорадства! Мужчины осторожничали не зря: жалея виконта они осудили бы короля. А юный Людовик уже показал свою силу и власть. Хорошо, что здесь никто не догадывался о сцене, которая произошла у короля с графом. Я знала о ней, как знала и о многом другом, но это не для местных ушей. За последнее время я только раз случайно увидела графа де Ла Фер и меня поразило, как он изменился. Нет, он по-прежнему красив, строен, моложав, но в выражении глаз появилось что-то новое, пугающее. Люди его склада могут молчать, но глаза их выдают. А в глазах у графа была явная тоска. То, как много для него значит сын я имела повод убедиться сама. Граф не мог обойти вниманием приглашение вдовствующей герцогини Орлеанской, которая после смерти мужа жила забытая всеми. Обычный визит вежливости, но он стоил графу де Ла Фер немало сил. Чувствовалось, что он рвется домой, болтовня герцогини его утомляла и он едва сдерживал себя. Я стояла в амбразуре окна и отлично все видела. Герцогиня умирала от любопытства, ей хотелось последних сплетен о Париже, где, по слухам, недавно побывал граф де Ла Фер. Она осторожно стала расспрашивать его о сыне, граф отделывался ничего не значащими репликами и герцогиня так и не узнала ничего. Досадуя на себя и на господина графа она, наконец, отпустила его. У самых дверей какой-то человек передал ему записку. Граф поспешно распечатал ее и я увидела, как он пошатнулся и слуга поддержал его за локоть. Но Его сиятельство тут же овладел собой и стремительно удалился. «Что-то случилось серьезное!»- промелькнула у меня догадка. «Что-то с виконтом!» Как плохо, что я не имею права вмешаться. Достаточно того, что я уже натворила... -Ваше сиятельство, господин виконт заперся у себя, не отвечает на просьбу господина Гримо открыть дверь! Мы перепугались и послали за вами.- Я стоял перед графом де Ла Фер с совершенно беспомощным видом, сознавая, что моя беспомощность его выводит из равновесия, но действительно не зная, как мне быть. - Мы не решились ломать двери. -Хорошо, я сам разберусь. Где Гримо? -Там же, в коридоре. Граф, сбросив мне на руки плащ и шляпу, стремительно поднялся на второй этаж, шагая через две ступеньки. Я не поспевал за ним. Гримо стоял, прижавшись к стене, напряженно вслушиваясь, не донесется ли из-за двери хоть какой-то звук. -Рауль, откройте дверь. Это -я! Никакого ответа. -Гримо, ты давно здесь? Гримо знаком показал, что уже час. Граф, чуть отступив от двери, неожиданно ударил в нее плечом. Я раньше не подозревал, что Его сиятельство по-прежнему так силен, но тяжелая дубовая дверь поддалась. Еще один удар и створка повисла на одной петле. Кабинет виконта был пуст. Его не было и в спальне, зато окно там было открыто настежь. Граф выглянул наружу и, кажется, что-то заметил, потому что негромко чертыхнулся. Потом он вернулся в кабинет и тут я увидел, как сильно он побледнел. Заметил это и Гримо, потому что подхватил графа под руку и усадил в кресло. -Пошлите людей в Шаверни!- негромко приказал мне Его сиятельство, не сопротивляясь Гримо, который ему поспешно расстегнул камзол и воротник. Что происходило в кабинете потом я не видел, потому что стал собирать людей. Видимо, граф не на шутку испугался, если велел искать виконта в лесу. Я заглянул в конюшню: коня виконта там не было. Я начал понимать, что произошло; господин Рауль, не желая никого беспокоить, понимая, что пройдись он по дому, он точно разбудит отца и Гримо, попросту спустился вниз, держась за ветви дикого винограда и плюща, плотно завивших стены замка со стороны его покоев. Он сызмальства проделывал такой путь, когда удирал пораньше в парк или к этой чертовой Лавальер. Граф точно знал, где следует искать сына: в лесах Шаверни. Но только почему он так испугался? Рауль не спешил: у него еще оставалось время до назначенного. Дорогу он знал прекрасно, луна давала достаточно света, а окружавший его ночной лес как нельзя более подходил под его настроение и не мешал наслаждаться той болью, которую вызывали у него эти, слишком хорошо знакомые места. Как часто гуляли они здесь с Луизой! И как влетало им обоим за опоздания! Все осталось в прошлом... настоящее стало чем-то нереальным, а будущего не было. Странная записка, переданная ему маленьким оборванцем, заставила его покинуть дом таким, давно не испытанным способом. Он очень надеялся, что его не хватятся раньше времени, не хотелось излишних волнений для отца, но сама эта странная встреча на мосту в Париже заставила его всерьез призадуматься. Они были вместе с графом тогда. Это было... когда же? Ах, да: на следующий день после того, как король отложил его сватовство. Да-да, именно тогда. Отец с утра возвращался в Бражелон: сказал, что ему опротивели Париж и двор. Они немного прошлись пешком; Гримо ехал за ними, ведя коня графа в поводу. Поднялись на Новый мост и тут к ним приблизилась старуха, одетая в лохмотья. При виде ее граф вздрогнул: они обменялись странными взглядами и женщина тут же исчезла в толпе. Когда Рауль стоял, провожая графа глазами и остро ощущая свое одиночество, кто-то решительно взял его за локоть. Молодой человек резко обернулся: все та же нищая цыганка сделала ему знак следовать за собой. Они прошли пару улиц и старуха, наконец, остановилась. -Ваше имя виконт де Бражелон? Я бы не хотела ошибиться. -Кто вы? -Мое имя ничего вам не подскажет, господин виконт.- женщина была очень серьезна, и он увидел, что она не так стара, как ему показалось в первую минуту. -Господин, с которым вы только что распрощались- ваш отец? -Это относится к делу? -Самым непосредственным образом. Я не видела его много лет и боялась ошибиться. Он стал совсем другим. Рауль пожал плечами и этот, совсем отцовский жест, заставил женщину улыбнуться. -С моей стороны было глупо сомневаться в вашем родстве: вы его копия в молодости. В особенности, когда у вас такой мрачный вид. -Что вам нужно от меня? - Рауля начал раздражать этот разговор. -Я хочу вас предостеречь, виконт.- Цыганка быстро огляделась по сторонам.- Выбросьте из головы вашу женитьбу. -Что?! -Говорю вам, откажитесь, пока еще не поздно, от мысли о женитьбе на девице Лавальер. -Сумасшедшая! -Цыганки говорят правду, запомните это, молодой человек! Ваш отец не прислушался к моему предсказанию и потом горько пожалел об этом!- она выпалила эти слова и тут же сама пожалела об этом; виконт собирался уйти, но услышав, что старуха гадала и отцу, схватил ее за руку с такой силой, что она сразу вспомнила давнюю ночь и взбешенного мушкетера на мосту. -Ну, вот что, старая ведьма!- ее рука попала в стальные клещи.- Пока ты говорила свои глупости только мне, я слушал. Но не смей касаться графа! -И ты тоже!- цыганка горестно качнула головой.- И ты тоже слеп... Вы не хотите видеть очевидное... тем хуже. Видно, мне уготована роль Кассандры для вашего рода. Отпустите меня, молодой господин. Пройдет немного времени и мы с вами обязательно встретимся еще раз. Сегодня, к сожалению, вы не готовы слушать меня. И вот теперь он ехал на встречу с этой странной женщиной. Ехал, надеясь, что она сумеет открыть ему будущее, которое он еще совсем недавно не мыслил себе без Луизы. Почему в жизни все складывается так несправедливо? Почему и за что он несет такую муку? Отец убеждал его, что разочарование в первой любви — это закономерность, но весь ужас в том, что он не разочаровался в Луизе. Для него сознание того, что она падшая женщина непереносимо, потому что оно в его голове никак не совмещается с той Луизой, что он знал всю свою сознательную жизнь. Он никогда не примет мысль, что создал себе ложного кумира. Отец не может сопоставлять свою драму с его несчастьем. То, что случилось с графом де Ла Фер, это драма, изначально построенная на лжи, подлости и коварстве. Его Луиза — это сама искренность! Во всем виноват только он, он сам! Рауль вынужден был удержать поток мрачных мыслей, потому что чья-то рука ухватила за повод его коня. Человек отбросил капюшон длинного плаща и он узнал старую цыганку. К его удивлению, она была одета не в обычные лохмотья. Добротное платье преобразило женщину настолько, что у него не повернулся бы язык сказать ей теперь «ты». -Следуйте за мной!- тихо произнесла она и пошла вперед не оглядываясь. Рауль тронул коня. Женщина непринужденно скользила впереди, с легкостью разбирая дорогу: местность она, судя по всему, знала превосходно. Довольно быстро они оказались у небольшого грота, который был отлично известен Раулю. Они не раз прятались здесь от дождя с Луизой и воспоминание больно кольнуло в сердце молодого человека. -Мы пришли, виконт! Привяжите здесь коня. Вам эти места знакомы, не так ли? -Да,- голос Рауля глухо прозвучал в тишине спящего леса. -Я вам покажу нечто, что вы никогда не видели. Но прежде, вы должны мне дать слово, что никогда, никому не расскажете об этом. Даже вашему отцу. Рауль колебался, не зная, что сказать. - Я не могу вам дать такое слово, не имея представление о том, что я вам обещаю. Женщина повернулась к Раулю лицом. Глаза ее впились в молодого человека и он вдруг поразился тому, что прекрасно видит в темноте. Впрочем, темноты не было. Мягкий серебристый свет шел со всех сторон. Виконт шагнул к цыганке и перед ним раскрылась дверь в непонятный мир. Помещение за дверью было небольшим, но кроме странного, в рост человека, прозрачного стеклянного цилиндра там не было ничего. Все тот же серебристый свет освещал все вокруг. -Что это?- Рауль изумленно уставился на странное подобие кабинки для исповеди.- И об этом я никому не должен говорить? -Лучше не говорить, но вам все равно не поверят, если вы начнете рассказывать о том, что здесь увидели и узнаете. -Вы мне хотите что-то рассказать? -Да! Господин виконт, когда-то я просила вашего отца не жениться на женщине, которая показалась ему идеалом. Потом я просила вас не жениться на м-ль де Лавальер. Оба раза я оказалась права. Теперь я снова попрошу вас: не уезжайте с герцогом де Бофором! -С герцогом де Бофором? Куда и зачем? Я ведь даже не знаком с ним. -Зато ваш отец знает его слишком хорошо. Я просила вас дать мне слово сохранить в тайне наш разговор прежде всего из-за своих интересов. Если те, кто послал меня, поймут, что я открыла вам тайну, мне несдобровать. -Вас убьют? -Нет, меня отошлют отсюда и я ничем не смогу вам помочь.

stella: Я вел людей к определенному месту в лесу: сам не знаю почему, но меня тянула туда внутренняя уверенность, что это должен быть грот. Когда-то, в пору нашего счастливого детства, я сам показал его господину Раулю. Поскольку за мной не следили так, как следили за барским воспитанником, у меня была возможность изучить окрестные леса как свой собственный дом. Отец давно махнул на меня рукой и я даже браконьерничал понемногу, пока не попался на глаза к господину графу. То, что он догадался, чем я занимаюсь, не вызывало сомнений. Я стоял перед ним, покрываясь холодным потом и отлично зная, что мне полагается за мои охотничьи успехи. Но барин только недовольно дернул щекой. -Тебя зовут Жанно и ты сын мельника Мало?- только и спросил он. Меня хватило только на то, чтобы кивнуть головой. -Хорошо. Твой отец разберется с тобой сам. О чем шел разговор у графа с моим батюшкой, я могу догадаться, потому что, когда я вернулся домой, отец примерно выдрал меня, не вдаваясь в объяснения. И только потом, когда я немного пришел в себя, сказал: « Помни доброту нашего сеньера всю жизнь. Мы все обязаны ему по гроб, потому что за твои подвиги могла расплатиться вся семья.» Если бы граф известил хозяина Шаверни, за каким занятием застал меня в его владениях, тот не посмотрел бы на мой малый возраст! Зато, когда меня взяли в Бражелон, граф стал отпускать господина виконта со мной в лес. Вообще-то, граф ограждал своего воспитанника от общения с деревенскими, но я был исключением потому, что жил в замке. Он доверял моему охотничьему чутью и знанию местности. Со мной господин виконт не смог бы заблудиться. Какие восхитительные часы проводили мы, разыскивая птичьи гнезда и лакомясь лесной ягодой. Все наши походы по лесам приходились на июнь- июль, когда у виконта и у меня было хоть какое-то подобие каникул. Мы часто прятались в гроте от полуденного зноя и летних гроз радуясь тому, что этот уголок не знаком никому и никто нас здесь не сможет найти. Со временем мы все реже стали бывать вместе. Наверное, Его сиятельство решил, что его воспитаннику ни к чему проводить время с прислугой из дома, а к тому времени виконт познакомился с семейством Лавальер и ему стало не до меня. Кажется, уже тогда граф был обескуражен этой привязанностью, но не решился запретить сыну визиты в дом соседей. Взрослые посмеивались, глядя на это увлечение, но я видел, что граф понемногу начинает выражать недовольство дружбой сына с крошкой Луизой. Да-да, сына, я не оговорился: сходство было не просто фамильным, оно поражало. Это видели все вокруг, об этом шептались по углам, и все это заставляло нашего графа хмурить брови. Когда же, в конце- концов, он отослал виконта де Бражелон в армию, никто не удивился: пятнадцать лет — самый возраст, чтобы начинать службу. Мои вольные деньки закончились тоже и господин Гримо всерьез взялся за меня, как только они с господином графом вернулись из своего путешествия в Англию. Кое-что из этой истории мы узнали и от Базена, пока наш управляющий не устроил ему выговор за болтливость. Двенадцать лет пронеслись, как один день. И вот теперь я стоял в лесу, перед темным, пустым гротом и пытался понять, куда мог деваться господин виконт, если его конь привязан здесь! Атос не находил себе места в доме, то и дело выходя на крыльцо, всматриваясь и вслушиваясь в ночную тишину. Деревенская тишина не похожа на тишину спящего города. Она напоена звуками близкой Луары, криками ночных птиц, тявканьем собак на псарне и негромким всхрапыванием лошадей на конюшне. Граф привык к этой ночной музыке и привычно различал ее голоса. Но звука скачущих лошадей или голосов посланных на поиски слуг он не слышал. Атос не зря разволновался, едва только получил записку. Писала ему та самая гадалка, о пророчестве которой он уже давно и не вспоминал. Зря не вспоминал, потому что, едва увидев пустую спальню Рауля он понял, что у старухи нашлись дела и к виконту. Только почему в записке она заговорила о Бофоре? Собственная беспомощность угнетала графа: он не привык быть пассивным наблюдателем, тем более в ситуации, когда от этого зависят жизнь и благополучие сына. Однако он, казалось, исчерпал все доводы. Рауль слушал и не слышал отца. Он настолько ушел в свою боль, что уже не замечал боли самого дорогого человека. Наверное, следовало сказать прямо: « Прекрати, очнись от своего страдания, посмотри вокруг. Ты ведь меня просто убиваешь своим отчаянием...» Но Атос был слишком горд, слишком сдержан и слишком проникся болью сына, чтобы напомнить ему о себе и своей любви. Он только хорошо понимал, что они оба медленно, но неуклонно сползают к пропасти. А теперь еще и эта цыганка со своими пророчествами...

stella: Рауль и гадалка смотрели друг на друга, не зная, что сказать. Потом виконт медленно повернулся, окидывая взглядом помещение. -Объяснитесь, наконец. Я вижу, что попал куда-то, где моя логика отказывает мне в оценке событий. Что это за сооружение?- он кивнул в сторону цилиндра.- Кто вы и что здесь делаете? У вас какая-то миссия во Франции? Вы явно не тот человек, за кого себя выдаете. -Молодой человек, я всегда верила в вас.- женщина улыбнулась с грустью. - Я не могу вам раскрыть кто я на самом деле, но кое-что я вам все же расскажу. Я знаю будущее. Именно знаю, а не гадаю. И я знаю, чем это будущее грозит вам и вашему отцу. Оно ужасно, но вы можете все изменить, если захотите. -Что может мне грозить, кроме смерти?- Рауль пожал плечами. -Вы не понимаете, что ваша смерть — это смерть для вашего отца! Рауль страшно побледнел. -Вы преувеличиваете. - Я не верю ни одному вашему слову. Вы все это говорите только для того, чтобы заставить моего отца или меня самого изменить решение, которое почему-то не безразлично вам. Что бы не произошло со мной, это не коснется моего отца. -Это вы не понимаете до конца, господин виконт, что вы значите для графа де Ла Фер! -Отец мужественный и сильный человек! -А вы безжалостны, если так думаете! - она выкрикнула это с отчаянием и испуганно замолчала. -Откуда у вас такое отношение к моему отцу?- Рауль подошел вплотную.- И я хочу знать ваше имя. -Мое имя вам ничего не скажет. Называйте меня Жослен: это мое имя в вашем мире. -Вы хотите сказать, что вы посланец из другого мира? Откуда? Из Ада или из Рая? -Из будущего!- сказала и замолчала надолго, наблюдая реакцию виконта. Я представил себе, как волнуется граф, ожидая результата наших поисков и уже решился послать кого -нибудь из слуг в замок, когда из-за деревьев показалась фигура человека. Уже светало и я почти тут же узнал виконта. Он подошел к своему коню, отвязал его, не спеша поднялся в седло и кажется, только тогда изволил нас заметить. -Вы за мной?- с непередаваемой иронией спросил он.- В таком случае - поехали домой. -Господин виконт, нас господин граф послал вас разыскать.- попытался я оправдаться.- Он волнуется. -И напрасно. Я жив и здоров!- виконт пришпорил коня, давая понять, чтобы его оставили в покое и умчался вперед. Тут только до меня дошло, что его поведение резко и непонятно отличается от обычного. Впрочем, после возвращения из Парижа он сильно изменился. По целым дням он не выходил из своих комнат или уходил на ночь глядя на липовую аллею. И тогда, обходя замок перед тем, как запереть все двери, я не раз замечал, что свет у графа в кабинете все еще не потушен и у окна сквозь занавеси часто маячит его силуэт. Рауль гнал коня домой, весь во власти увиденного и услышанного. Его не надо было просить молчать об этом: он и сам отлично сознавал, что не имеет права говорить графу о своем свидании. О том, что отец догадался, к кому он уехал, Рауль не знал. Ему не хотелось бы встречаться с графом сейчас; все увиденное требовало осмысления, но отец встретил его на лестнице , бледный от волнения и бессонной ночи и сыну не осталось ничего другого, как опустить глаза под его пристальным взглядом. Атос глубоко вздохнул, как человек, подавивший свое негодование и досаду и , коротко кивнув, ушел к себе. Рауль, растерянный и почти испуганный реакцией отца, остался один. Первый порыв был : догнать графа и все ему объяснить. Но потом виконт решил, что он может появиться перед отцом только приведя в порядок сумбурные мысли. Ему было, о чем подумать: объяснение гадалки больше походило на фантастический сон. Женщина, раскрывшая ему свое инкогнито лишь отчасти, исполняла двойную роль: она бывала в свете и знала все, что творилось в Париже и Блуа. А переодевшись в нищенку, странствовала и среди нищих Двора Чудес и среди простого парижского люда. И не спускала глаз с них двоих: с него и отца. Он так и не понял, обладала ли она реальной властью что-то изменить в их существовании, но эта мнимая гадалка уже не раз пыталась убедить их обоих постараться отказаться от своих решений. Он все же не мог поверить, что она способна предвидеть события. Это казалось невероятным, но ведь мировая история знала немало таких примеров. Пророки были от начала времен, были среди них и женщины, но вот чтобы пророчили не просто конкретно, а еще и ссылались на то, что пророк просто сам явился из будущего: такого Рауль не знал. Эта Жослен знала не только будущее; она не плохо знала и высший свет Парижа, знала и Орлеаннэ. Для чего она так умело перевоплощалась? Бедный мальчик! Он упрямо следует по предначертанному пути. Я ничего не могу для них сделать... Что с того, что я раскрыла ему свои возможности и источник своего знания... Я так и не поняла, поверил ли он мне. Он никому ничего не расскажет, я очень хочу верить, что в первую очередь ничего не узнает его отец. Я абсолютно беспомощна и это при всей мощи пославшего меня мира. У меня на глазах завершается трагедия, но мне не по силам хоть что-то сдвинуть в этой жизненной линии. Совет мог бы и не предупреждать меня: я чувствую себя, как в ночном кошмаре, когда ты все видишь, все понимаешь и никак не можешь повлиять на происходящее. Бофор все же заявился в Бражелон. И с этой минуты я вообще утратила представление о том, что происходит. Граф почти сразу же уехал с сыном. Вернулся он через месяц без виконта и в сопровождении Оливена. Я видела, как они проезжали, столкнулась с ними на перекрестке дорог. Граф меня попросту не заметил, до такой степени он был отрешен от окружающего мира. Меня он своим взглядом просто напугал: он смотрел в себя так, как смотрит смертельно больной человек. Мы едва были знакомы в свете, я не ждала каких -либо особых приветствий, но он просто скользнул по мне взглядом, как по пустому месту. Такая перемена в этом человеке, твердом, волевом и никогда на позволявшем себе пренебрежительного отношения к соседям, заставила меня увериться, что произошло нечто ужасное. Первые несколько дней граф еще пытался жить прежней жизнью, но силы его были на исходе. У меня перед глазами все чаще возникало воспоминание: отчаявшийся мушкетер на мосту. Столько лет прошло, а мне все кажется, что у меня на руке остался синяк от хватки железными пальцами. Ничего с собой не могу поделать: я люблю этого человека. Люблю все годы и не имею права даже намекнуть ему о чем-то подобном... и что стоит моя любовь, если я даже не сумела его убедить в его ошибке? Большего, чем пытаться предупредить его, потом Рауля, я просто не могла сделать: меня бы сразу отправили в мое время.

stella: Атос умирал три недели. Три недели я ничего не знала об этом, пока не встретила на дороге врача. Старый доктор из Блуа был очень расстроен, а поскольку я его увидела выезжающим с липовой аллеи мне стало ясно, что дело плохо. Расспрашивать не имело смысла: никто мне ничего все равно бы не сказал. Оставалось мучиться догадками и предчувствиями. Это оказалось очень страшно- не в книге читать, а на деле быть рядом и ощущать полную свою беспомощность. Вместе с графом де Ла Фер уходила эпоха рыцарей, подлинных аристократов и людей, ставших легендой еще при своих современниках. Уходило время, когда слово чести значило все, когда знать могла гордо держать голову, стоя перед королем и принцип был основополагающим в жизни вельможи. Их и тогда, во времена мушкетера Атоса было немного, этих людей, но они были, сражались, любили и верили. Без них мир утрачивал свою устойчивость. Новое поколение занято было совсем другим — оно жило интересами придворных и жаждало благосклонности молодого короля. Больше всего мне хотелось сейчас зажать уши, закрыть глаза и ничего не знать о том, что происходит в поместье Бражелон. Но слухи все равно просачивались, заплаканные слуги все чаще появлялись в округе, нищие, которым столько помогал граф, возносили свои молитвы по всему Орлеаннэ и когда неизбежное свершилось я оказалась беспомощной щепкой в потоке Времени. Как я надеялась, что хоть что-то изменится в ходе событий! Но, роковая предрешенность лишний раз доказала: будущее не изменишь, не изменив прошлое. А прошлое, не взирая на мои жалкие, но отчаянные попытки, осталось неизменным в главном: я не смогу спасти дорогого мне человека. Никто не решится на риск изменения прошлого, грозящий обвалом событий в будущем. Спасенный мотылек через 300 лет превратится в сокрушительную силу Хиросимы? Кому дано проследить эту цепочку событий? Лучше не ворошить прошлое, только отслеживать его... Но я, я не могу и не хочу согласиться с тем, что случилось! С утратой надежды и тем светом, что давало мне присутствие этого человека. Я любила, я люблю и я все равно буду любить его! Для меня он не умер! Это уже истерика... надо взять себя в руки, тем более, что ко мне приставили нового агента. Я упросила его пойти проводить графа и его сына к месту их последнего пристанища. Я пообещала, что ничем не выдам себя. Пойдем под видом простых крестьян, до которых никому нет дела. В таком наряде никто не признает во мне ни даму света, ни старую цыганку. Граф завещал похоронить себя за часовней в поле. Рядом с ним будет сын: господин Гримо привез его из Африки. Они будут рядом, не в жизни, так в смерти больше не расстанутся. И то, что лежать они будут в освященной земле сразу прекратит все слухи насчет господина Рауля. Я был в спальне, когда Гримо пришел к графу со страшной вестью. Господин граф откуда-то узнал, что его сын умер. Он совсем не удивился, словно ждал именно этой вести. И умер с улыбкой, словно увидел, что у Райских врат ждет его сын. Они слишком сильно любили друг друга: такая любовь не для этого мира, она для Вечности. Они были словно один человек, только в двух личинах: молодой и старый. Чем старше становился виконт, тем больше было общего у отца и сына: они не только внешне поразительно были похожи, у них было что-то, незримо связывающее их в одно целое. И правильно, что похоронили их рядом: нельзя и в смерти разлучать людей, так любивших друг друга при жизни. И для господина д'Артаньяна так проще: он сможет сразу к двоим приезжать... а господин Портос — далеко... Мне в голову одна мысль пришла: надо было бы, чтобы они все вместе здесь были: и господин Портос, и господин Арамис, и господин д'Артаньян, когда их час пробьет. Они были в жизни неразлучны с молодости, вот в смерти и были бы тоже рядышком. Как когда-то в Париже: жили по соседству. И теперь бы так... и им бы спокойно было. Но я ведь обещал рассказать, что произошло необычайного в этой истории. Народ все прибывал, пора было уже выносить гробы. Господин управляющий все тянул, не давал приказа и я понял, что он попросту боится той минуты, когда придется расставаться с хозяевами. Наконец он кивнул головой и молодые дворяне- по восемь у каждого гроба, подняли свою ношу на плечи и тронулись в не близкий путь. У решетки замка гробы еще раз поставили на приготовленный заранее помост, чтобы все, кто не смог зайти в замок, попрощались с нашими покойными хозяевами. Народу было тьма. Люди подходили, кланялись, кто-то целовал руку графу, кто-то судорожно рыдал. Неожиданно сквозь толпу пробилась женщина. Немолодая, просто одетая, судя по платью- из зажиточных фермеров. Я ее никогда не видел. Она упала на тело графа, крича, плача и причитая так, что все оторопели. Мы ведь знали, что граф сторонился женщин, что, после того, как у нас гостила сама герцогиня де Шеврез он вообще не желал общения с ними больше, чем того требовали светские приличия. И вдруг такое! И от кого: от какой-то крестьянки! Деревенский парень не без труда отодрал ее руки от гроба и утащил в толпу, но крики и плач мы слышали до той минуты, пока не раздался странный гул. Процессия ушла вперед, к месту захоронения, а я задержался. Сам не знаю — почему. Наверное, мне страшно стало увидеть, как падают комья земли на крышку гроба. Это ведь означало только одно; все кончено и уже никогда я не увижу, как господин граф легким движением поднимается в седло и приветливо кивнув, несется вскачь по аллее. Гул в небе стал сильным и я поднял голову. Над верхушками лип висела гигантская стрекоза с прозрачным брюхом. В нем я прекрасно видел нескольких человек в странных доспехах. Стрекоза мягко приземлилась. Люди выскочили из нее и тут из-за кустов показался парень с женщиной на руках. Она билась и кричала что-то на непонятном языке, пока ей к лицу не приложили стеклянную маску. Она сразу затихла, ее усадили в брюхо стрекозы, туда же погрузились все, кто был рядом с ней и странное насекомое круто поднялось в небо. Гудение стихло, все исчезло. Меня никто не заметил и я остался гадать, что за дьявольское создание забрало всех этих людей. Говорят, король Франциск Первый пригласил когда-то итальянского кудесника, мага, ученого и художника Леонардо да Винчи к себе в Амбуаз. Там Леонардо и умер, оставив после себя чертежи чудесных машин. Может стрекоза, виденная мной, из тех чудес? Кто знает...

Madame de Guiche: Невероятно. И очень больно...

stella: Madame de Guiche , это точно, что невероятно! Вообще, убедительно для меня лично это выходит только у Ленчика. Все остальное, и мое в том числе- все же девичьи бредни.

Madame de Guiche: stella, это совсем другое "невероятно"))

Rina: Ооо... у Вас получилось очень ощутимо...

Ленчик: stella пишет: Вообще, убедительно для меня лично это выходит только у Ленчика. stella, вы мне безбожно льстите... Не стоит ставить классическое мэрисью в один ряд с серьезным творчеством.

stella: Надеюсь, инфарктов не будет? А вообще-то, я, если откровенно, просто не дала себе воли. Потому что все же это выходит слишком личным. А что такое хоронить близких я знаю хорошо, как и знаю, каково это, когда ты просто не имеешь права дать волю своим переживаниям. Поэтому очень могу представить, как Атос отпустил вожжи.

stella: Ленчик , я не стану льстить даже нашему премьер- министру. Я говорю то, что считаю и говорю открыто. Потому что все мы смотрим на графа где-то под одним углом. У вас же, как не удивительно, получалось уважать его ради его самого. а не уважать свои симпатии к нему. :



полная версия страницы