Форум » Виконт де Бражелон » L'hiver a Londres » Ответить
L'hiver a Londres
Madame de Guiche: Фандом: ВдБ Жанр: ООС Статус: завершен Размер: миди Рауль спал, а Атос и Гримо сидели в гостиной и пили, не считая бутылок. Атос заставлял Гримо, как и каждый вечер, вновь и вновь рассказывать, как лекари совершили свое чудо: метался. Не знали, как. Я знал, что арабы пьют, если так. На этом месте Гримо из скромности замолкал, и Атос говорил за него: И тогда ты присоветовал им. - Раздобыл. Затих. Зажило. Атос клал свою руку на руку Гримо. Гримо умалчивал о цветистых видениях, которые он терпеливо выслушивал, сидя у кровати Рауля в палатке и стараясь не вслушиваться в слова, - Атоса это могло встревожить. Но, на взляд Гримо, лучше был этот дурман, чем опасная склонность метаться в лихорадке, когда была предписана полнейшая неподвижность. В конце концов, они с Атосом воевали вместе, он поймет, что иногда стоит пойти на крайнюю меру, так что он свой долг перед хозяином выполнил. В те дни они не помнили, что случился неурожай, что браконьеры, осознав, что старому графу не хватает сил в одиночку следить за управлением поместьем, промышляли в лесах на свое усмотрение, и что было совершенно непонятно, чем займется Рауль, придя в себя через некоторое время. Последний вопрос возвращался к Атосу во всей своей остроте по утрам, когда столовая наполнялась странным запахом приготовленного Гримо кофе и появлялся Рауль, но без своей всегдашней улыбки. Он ничего не ел, - Атос помнил и свою нелюбовь к завтракам в былое время, - пил кофе из диковинного золоченого сосуда и потом уходил в библиотеку или в оранжерею. В ненастную погоду он был особо молчалив, и Гримо говорил коротко: раны. Атос это знал, но понял, что уже успел забыть, как ноют свежие швы. Днем Атос и Гримо пытались вникнуть в счета и долги, что, конечно, не представляло для Рауля никакого интереса. Чуть живее он откликался на предложение проехаться верхом по владениям. Пойманный однажды браконьер и спокойно наведенное на него дуло пистолета Рауля несколько умерило лиричность этих прогулок. Атос, пользуясь своей властью, отпустил несчастного, рухнувшего на колени в ожидании выстрела, а Рауль, пожав плечами, унесся галопом в сторону замка. Он говорил едва ли больше Гримо, это Атос заметил спустя неделю, когда золотое чувство бесконечного счастья, охватившее его, начало постепенно стираться. Рауль явно дурно спал, тем более, что по вечерам имел обыкновение курить какую-то гадость в своей комнате, постепенно заполняя дымом весь этаж. У Гримо от этого запаха начинали слезиться глаза, но он стойко терпел эту муку, объяснив хозяину: успокаивает. Однажды граф зашел в комнату, наполненную клубами дыма, и заметил, что глаза у Рауля стали совершенно черные. Тот, как ни странно, почувствовал взгляд отца и ответил ему, усмехнувшись, но не повернув головы, - как у арабов. С тех пор дверь в его комнату всегда была заперта по вечерам. И, что самое пугающее, он явно отсутствовал, находясь дома. Это Атос выяснил, обратив как-то его внимание на октябрьское небо тихой безветренной ночью. - Звезды? Здесь они слишком бледные. Атос помнил, что и ему, когда он вышел в отставку, звезды в Блуа, если, конечно, он замечал их вообще, казались куда более бледными, чем те, на которые он мог смотреть сколько угодно, сидя с друзьями у костра в лагере. С друзьями. А потом остались только их редкие письма. Надо посоветоваться с Гримо, решил Атос, ведь в самом деле Рауль не получает никаких писем, ни от кого. Гримо сдвинул брови: граф де Гиш? Слышал, когда он бредил. Не сделал чего-то, не может простить. Атос провел несколько дней в размышлениях о том, не стоит ли, вопреки своим принципам, вмешаться в чужую историю, тем более, это была не совсем чужая история. Кто знает, может быть, если он напишет графу, появление этого славного малого или хотя бы весть от него выведет Рауля из оцепенения. Если они помирятся. Но как это устроить. Что устраивать что-либо бесполезно, Атос понял в тот вечер, когда заехавшие к нему соседи неизбежно коснулись столичных сплетен и упомянули имя молодого графа. Маршал добился своего: граф, наконец, соизволил жениться и уехал к себе на юг. Атос очень осторожно и очень непринужденно скользнул взлядом по лицу Рауля, а тот очень осторожно и очень непринужденно отвернулся, чтобы посмотреть в окно. Утром Оливен развел руками: что прикажете делать с цветами? Гримо в недоумении поднялся в комнату Рауля и увидел, что у всех цветов, которые они с Оливеном так заботливо расставляли по всей комнате (последние осенние, частью уже из оранжереи), были сломаны стебли так, что все бутоны в беспорядке лежали около ваз и на полу. Следуя заведенному правилу, Гримо обратился к Атосу с тем же вопросом, что и Оливен к нему, хотя знал ответ: поставьте новые. Новые остались нетронутыми. Приближалась зима, но в установившемся укладе жизни ничего не менялось. Рауль все так же молчал, лежал весь день с книгой на диване в библиотеке и запирался у себя по вечерам. Постепенно запасы кофе у него иссякли, и тогда он просто высиживал завтрак вместе с Атосом, не притрагиваясь к еде. Запасы же курительного зелья казались неистощимыми. Атос помнил, как любовно пекся о своем погребе, когда поселился в Бражелоне: остальное его мало интересовало. Если бы хоть кто-нибудь вызвал Рауля своим письмом - на что? Он не пускается в авантюры, как в свое время Атос, ему некого спасать. Снег всегда напоминал Атосу об Англии и той неприветливой зиме, когда он сбежал от младенческого плача и неизбежности отцовской ответственности. Вот если бы Раулю было куда поехать. Тот теперь даже гулял неохотно, сетуя на непереносимый холод. Избавление пришло все же из Англии. Герцог, прознав о возвращении экспедиции, решил написать наугад в Бражелон. В письме он выражал искреннюю радость за успех Бофора, а пуще всего за благополучное возвращение виконта, которому слал сердечные приветы и приглашение, буде возникнет желание, навестить его в Лондоне. Передав письмо Раулю, Атос замер в ожидании ответа. Ответ последовал через неделю. Правда, еще до ответа взволнованный Оливен осмелился вбежать в кабинет Атоса, чтобы доложить: господин виконт велел привести его костюмы в порядок и отыскать его французский, а не арабский парфюм. Атос поблагодарил Оливена благосклонной улыбкой. Когда он в свое время вынужден сделать выбор между полудеревенщиной Блезуа и этим малым, он все же не ошибся, - сметлив, хоть и с ленцой, но почти того же возраста, что и Рауль, и явно знает толк в радостях жизни, стало быть, сможет быть помощником своему господину не только в бою. Готовь и ты свои пожитки, сказал Атос, впервые за долгое время улыбнувшись про себя. Он-то в возрасте Рауля не обращал никакого внимания на то, есть ли у него парфюм или нет. Рауль уехал после нового года, зябко кутаясь в самый теплый плащ, нашедшийся среди вещей Атоса. В последний момент, отметил Оливен, он велел взять свой синий костюм. Чертов кальян он оставил дома.
Ответов - 92, стр:
1 2 3 4 5 All
stella: Наша "спящая красавица" наконец вернулась. И - не одна! Madame de Guiche , я подозреваю, что какое-то время для вдохновения вы провели в подполье? Гостем. Теперь никуда не пропадете? Давайте, старые кадры, собирайтесь вновь. А зарисовка мне очень понравилась, кальян и табак сыграли, все же, роль вина. "Дурная наследственность" - без допинга никак.
Кэтти: Madame de Guiche , все бы хорошо, только экспедиция де Бофора в Джиджелли окончилась полным провалом.Поэтому поздравлять Рауля Бекингему было не с чем. Такое поздравление сильно походит на оскорбление. В этом случае Рауль рванул бы в Англию, чтобы вызвать герцога на дуэль. А за то , что оставили виконта в живых - респект.Только такой поворот обязывает Вас продолжать свой фик. Этого в Каноне и избег Дюма отправив виконта в мир иной...Что, впрочем ,соответствует исторической правде.
Madame de Guiche: Кэтти да, про экспедицию я знаю.Но вот решила позволить себе вольность.Текст готов, скоро продолжу.
Madame de Guiche: stella спасибо.Думаю, это бунт такой был.
Настикусь: Просто вау! Признаюсь честно, у меня тоже промелькали мысли вроде "а что, если бы Рауль вместо смерти нашёл утешение в восточной культуре". Нравится мне восточный уклад жизни, даже больше европейского. Ваше произведение - настоящий шедевр.
Орхидея: Madame de Guiche, здорово! И за живого Рауля спасибо. Напиться или накуриться - явно дело вкуса. :)
Madame de Guiche: Продолжу хулиганить - Я надеялся пробыть с ней как можно дольше и был уверен в том, что никто лучше меня не развлечет ее и не удержит от тревоги за будущее. Я был очень самонадеян – за будущее она не тревожилась, а развлекать ее прекрасно научился другой. Этот Гиш, он ведь и в самом деле очень красив… - Этого мало, - вставила Мэри, - и вы знаете, что тоже очень красивы. - Благодарю. Так вот, очень красив и очень горяч. Этот хитрый черт расстроил мои планы в Гавре, и я рассвирепел. Я вел себя так нелепо, что, если бы не Бражелон, мог своим безрассудством запятнать свою честь, не говоря уже о чести той, кого я любил. Мэри подняла брови в знак удивления. - Да-да, не удивляйтесь, дорогая, мы оба, Гиш и я, сходили с ума и только и делали, что искали повод наброситься друг на друга. Только Рауль удержал нас от дуэли, а меня от позора. - Что он сделал? - Он сказал мне всего несколько слов, после которых мне стало так стыдно, как не бывало стыдно с детства, когда меня отчитывали воспитатели. Но, заставив меня протрезветь, он спас меня. Более того, он добился того, что мы с Гишем стали почти друзьями. По крайней мере, я дал Раулю слово, что буду терпеть самодовольную физиономию этого его друга ради него самого. Я видел, как симпатия Мадам стала склоняться в сторону моего соперника, и терпел это только ради Рауля. - Но ведь симпатия Мадам – это ее свободный выбор, разве вольны вы были изменить движения ее сердца? - Кто знает? – Бэкингем пожал плечами. - Но ведь и граф терпел вас из-за Рауля, - улыбнулась Мэри. - О да, - их связывала не просто дружба. Признаться честно, я даже завидовал им. Впрочем, Бражелон считает меня своим другом тоже, и это честь для меня. Я жалею только, что мне пришлось покинуть Францию так рано. Что ж, так повелела королева. - О, а я думала, что это было желание Мадам… - Я был бы счастлив, если бы это было так. По крайней мере, это оставляло мне надежду на то, что от меня избавляются как от источника опасности. Но Мадам не выказала никаких чувств по поводу моего отъезда, так что поделом мне, - философски закончил Бэкингем. - Напротив, воля королевы говорит в вашу пользу. - От Гиша тоже избавились, - добавил Бэкингем. – Но Рауль этого уже не застал. - Возможно, он удержал бы его так же, как удержал вас. - Я думаю, он пытался его предостеречь. Потом разум изменил бедному Раулю … Я много размышлял о том, насколько далеко простираются полномочия, которыми наделяет нас дружба, и именно поэтому я сейчас говорю с вами о Бражелоне. - Что вы хотите сказать? – спросила Мэри, и Бэкингем заметил, что она уже развернула было веер, но рука ее замерла. - Мэри, мы с вами старые друзья. - Это так, герцог. - Вы знаете обо мне достаточно, равно как и я удостоен вами некоторого знания о вас. - Все это время вы были таким надежным и деликатным другом, что я ни секунды не упрекаю вас в том, что вы были свидетелем… - Экспедиция Бофора завершена. Мэри смотрела на него не отрываясь и выронила веер. - Долгое время не было никаких новостей, но я продолжал писать в Ла Фер и в Бражелон и недавно получил известие, что Рауль вернулся. - О герцог, это лучшая новость за последний год! - Еле живой, но все же живой. Вы плачете – я заканчиваю. - Это слезы радости. - И тогда, чувствуя себя в долгу перед ним, а также из самого искреннего расположения к нему, я решил действовать как частное лицо, отбросив сомнения о том, не вызовет ли это недовольство короля, ведь его величество был раздосадован некоторым… своеволием нашего друга… - Герцог, не томите! - Действовать как частное лицо и послал ему приглашение посетить меня, когда ему заблагорассудится. Я был уверен, что он согласится. - Он не согласился? - спросила Мэри упавшим голосом. - Мне кажется, я знаю его лучше, чем вы. - Боже мой, зачем вы меня мучаете? - Мэри, мой ангел, я вовсе не хочу вас мучить, но ваше нетерпение выдает вас с головой. Я и ваш друг тоже, и я должен удостовериться… - Как долго я смогу выносить вас? - Он приедет. Он уже в пути. Бэкингем вызвал лакея и послал его за нюхательной солью, а потом, когда Мэри пришла в себя, начал ходить по комнате, не решаясь продолжить. - Мэри, именно потому, что я ваш, а также и его друг, я считаю своим долгом оградить вас от лишних волнений. Вы правы, мы не можем влиять на чужое сердце. - Я понимаю. - Он очень упрям. - Он очень честен. - Я должен уберечь вас от разочарования. И его тоже. - Его? - У вас есть поклонники, он будет их видеть. - Я уберу их всех. - Ни в коем случае. Моя дорогая, сердце женщины для меня по-прежнему загадка, но сердце мужчины я знаю хорошо. Ради вашего спокойствия и, может быть, счастья, умоляю вас слушать меня. Не делайте ничего нарочитого, впрочем, это не в вашем вкусе. Бывайте в свете с вашими поклонниками, ведите себя естественно, будьте собой, той Мэри, которую я люблю так нежно, как только может любить друг, ежедневно удерживаясь на грани изнурительной влюбленности. Но, как сказал мне наш общий друг, если долг велит вырвать из сердца опасную привязанность, я ее вырву. Поступите так же и вы. А теперь позвольте предложить вам вина.
Кэтти: Madame de Guiche , отдично!
stella: Настикусь , вот любили и любят французы восточный уклад. Пока они в нем гости. Не дай бог европейцу принять этот уклад, как свой. Вам нравится восточная нега (которая попросту лень из-за чрезмерного солнца). Но вы не знаете ментальности восточного человека, а она полярна европейской. То, что для вас - элементы порядочности, для араба - всего лишь слабость и трусость, из которой надо выгадать максимум привилегий для себя. Атос не зря предупреждал сына, что война с арабами - это война ловушек и засад. Дюма знал, о чем писал, его путешествия по Востоку очень правдиво и точно описывают обстановку, быт и обычаи. За время, прошедшее с тех пор, все это приобрело нетерпимую и до предела агрессивную форму.
stella: Madame de Guiche , от вашего "хулиганства" испытываю самые положительные эмоции. Во-первых, я читаю нормальный, человеческий и человечный текст, без истерических нападок, извращений и прочих издевательств над каноном, которым просто повально грешат почти все фикрайтеры. Все и все в характере, и допущение с Джиджелли и Бофором - это, скорее, вариант выйти в параллельную вселенную, где должен быть иной исход. Только так можно изменить реальность: найти развилку.
Madame de Guiche: stella спасибо.Увидела нестыковку: Атос сетовал, что Рауль не получает никаких писем, а Бэк говорит, что писал в Ла Фер и в Бражелон.
Камила де Буа-Тресси: Madame de Guiche, прошу вас, продолжайте! Ведь это тот исход, что мне так хотелось видеть... вы так деликатно и немного коротко пишете, но картина все равно вырисовывается :) Особенно понравилось почему-то про кофе.
Madame de Guiche: Камила де Буа-Тресси спасибо.А я продолжу, продолжу.Скоро "трое модных" будут вместе.
Орхидея: Madame de Guiche, изложение довольно лаконичное, но зато ничего лишнего. Очень интригуете. *задумчиво* Заменить вино на кальян, а Мари на Мэри?.. :)
Madame de Guiche: Орхидея подозреваю, что там был не вполне табак.О Мари и Мэри не думала, хотя в одном (забракованном) куске этого текста Мари появлялась, испанское эхо в воспоминаниях старого графа. Ну что вы, это самый многословный текст у меня.
Кэтти: Гашиш это был. Вы идете близко к Канону, что у Вас Бэкингем не женат и свободно принимает у себя незамужнюю леди и даже без компаньонки, наедине в своем доме, да еще и вина ей предлогает. В реале такое было немыслимо, но в Вашем фике вполне себе на месте.
Madame de Guiche: Кэтти так точно
Настикусь: Madame de Guiche , даже интересно, куда нить повествования заведёт. stella , ценю ваш совет. Несомненно, у мировоззрения Востока много недостатков. Впрочем, как и у европейского. Моё же - смесь обоих. Скажем так, там, где не одобряется европейский образ мышления - на замене восточный "антипод". Поэтому я и пишу, что мне нравится восточный образ жизни (хотя обобщать в комментарии не стоило, признаю.) В этом плане - каждому своё.
stella: Кэтти , если бы это был только гашиш! И разве он такой вонючий? Они курят какие-то фруктовые табаки, а в них кладут уже наркотик. Но состояние отсутствия в этом мире эта смесь дает. По всему городу пооткрывали магазины кальянов.
Орхидея: Мне тоже на ум приходило, что у этого арабского зелья наркотический эффект. А идея насчёт гашиша отсылает куда-то к Монте-Кристо.)
stella: А ведь стоит только начать! Это не марихуана, тут как подсядешь, уже не слезешь.
Madame de Guiche: В общем, чем-то он травился, но перед Лондоном одумался.
Madame de Guiche: Герцог оказался англичанином в полной мере. Он не задавал вопросов, - просто предоставил Раулю лучшую спальню в своем особняке и право распоряжаться в нем на свое усмотрение. Оливен втайне строчил письма графу де Ла Фер, в которых докладывал, что, отвечая на гостеприимство господина герцога, его хозяин исправно завтракает, обедает и ужинает, правда, все это происходит не в то время, к которому они привыкли во Франции, но все же. Господин герцог любит устраивать вечера и господин виконт начал присутствовать на них. Он, конечно, не играет, не поет и не смеется, но все же сидит весь вечер в гостиной и не пытается сбежать к себе в спальню. Оливен уже начал досадовать на то, что отчеты его слишком однообразны, но вдруг размеренная жизнь в доме герцога была прервана внезапным появлением графа де Гиша. Рауль не поверил своим ушам, когда однажды утром услышал из своей спальни знакомые интонации, такие знакомые и причинявшие такую боль. Он прислушался сквозь сон. Кажется, граф давал себе труд говорить по-английски. Слабая, очень слабая улыбка на границе пробуждавшегося сознания: граф не силен в английском… Оливен пришел раздвинуть портьеры и открыть ставни, чтобы впустить в комнату холодное январское солнце. - Это в самом деле граф? - спросил Рауль. - Что он делает здесь? - Он приехал увидеть вас, господин виконт. Не привести ли его сюда? - Нет, не стоит. Давай одеваться. Герцог понимал, что завтрак может быть отсрочен. Нетерпеливо вертевший в руках свою шляпу граф и спустившийся в столовую Рауль, казалось, сразу забыли о хозяине дома. Герцог обратил их внимание на уже поданное вино и вышел. Через час, когда он вошел в столовую, оба сидели за столом с красными от слез глазами, воздав, однако, должное вину. - Герцог, в самом деле, велите уже подать завтрак, прошу вас! - воскликнул граф. - Ваша английская неспешность выводит меня из себя. - Петухи против бульдогов, - миролюбиво сказал герцог, - я уже отдал все распоряжения насчет завтрака. А не желаете ли, господа, отправиться сегодня на петушиные бои? Посмотрим, чья ставка выиграет. - Моя,- сказал вдруг Рауль, - новичкам везет. Ему и в самом деле повезло, и к вечеру его выигрыш был обращен в херес, а херес - в развеселые песни на двух языках, которые, впрочем, распевали только граф и герцог, согласно хронике Оливена. Столь отрадное единение бывших соперников не могло обмануть Рауля. Вскоре любой невинный разговор – о женитьбе графа, роскоши в доме герцога, французской моде или английском климате, - норовил обернуться стычкой. Рауль улыбался: ну уже подеритесь, доставьте мне удовольствие, - и словно только это сдерживало графа и герцога. – На самом деле я крайне признателен вам, герцог, что вы вызволили меня из несусветной скуки, - я устал исполнять мой сыновний долг, - признался как-то граф в минуту душевной чувствительности, усугубленной хересом. – Я и сам изрядно скучал, - ответил ему герцог,- а ваше появление в моей жизни даже придает ей некоторую остроту. Стоит мне взглянуть на вас, граф, как я вспоминаю, что уже очень давно не фехтовал, - сказал герцог, с явным наслаждением устраиваясь в удобном кресле после полного развлечений дня. – Наши чувства взаимны, герцог, но я ваш гость, я под защитой Рауля. – И я тоже, - невпопад ответил Рауль, очнувшийся от задумчивости, - вызовите сюда де Варда, чтобы завершить картину. И налейте мне еще. Глаза уже начинали закрываться, но он успел отметить, что герцогу не дотянуться до бутылки и что граф пожертвовал своей удобной позицией и налил вина всем троим. - Пора нашему триумвирату умерить свой пыл и перейти на рысь, - заметил герцог однажды утром, - у меня такое ощущение, что в жилах у меня течет не кровь, а херес. Оба его гостя были с ним согласны. – Итак, господа, принарядитесь, сегодня вечером мы поедем на прием. Да-да, Рауль, не хмурьтесь, мы едем на прием, на который, возможно, заглянет его величество. Что между герцогом и Раулем есть какая-то тайна, граф понял, как только они заговорили о дворе, поэтому держался от нее на почтительном расстоянии, справедливо полагая, что со временем догадается обо всем, что необходимо, по одним только оттенкам улыбки Рауля. Но повода делать догадки никак не представлялось, как граф ни вострил уши, - пока не сели за карточную игру. В какой-то момент граф отвлекся на свой выигрыш и на поданное лакеем вино, и не заметил, как в зал вошли новые гости. Он объявил новую игру, и тогда Рауль внезапно осипшим голосом, впрочем, рыкнув, откашливаясь, а потом вновь сиплым полушепотом сказал, что он тоже играет. – Поиграй за меня, - попросил его граф, чтобы облегчить ему задачу и чтобы, встав, оценить диспозицию. Прибыли трое пожилых придворных в несусветных париках, две очень юных особы, едва ли заслуживавших волнения, а также две дамы с кавалерами. Первая своей флегматичной дебелостью сразу напомнила графу его жену, тем охотнее он перевел взгляд на вторую, куда более стройную, которая как раз повернулась к нему спиной. С ней был кавалер, красивый своей сдержанной английской красотой и явно осознававший свои права не нее. Посредством хитроумных маневров граф перемещался по залу, чтобы увидеть, наконец, лицо дамы с такими красивыми плечами, которая как раз подавала свою руку для поцелуя трем сатирам в париках, но тут проклятый герцог захотел представить его своим друзьям. – Мы много наслышаны о ваших подвигах, граф, - сказали они с непроницаемыми лицами, - и счастливы лично познакомиться с таким героем. – Граф - достойный сын своего отца, - встрял герцог, - я горжусь дружбой с ним, - и, поняв, что граф не против того, чтобы его увели, с любезной улыбкой похитил его. Заняв удобную позицию, они увидели, как интересовавшая графа дама отошла от своего спутника и встала позади стула, на котором сидел Рауль. Словно бы смотрит в карты, но как будто на его плечи. Граф посмотрел на герцога, тот высокомерно выпрямился (ничего не знаю, догадывайтесь сами), - этого графу было достаточно, и он во все глаза смотрел. Рауль был посредственный игрок по своей неопытности, а теперь, рискуя чужими деньгами, он особенно долго размышлял над каждым ходом. Дама, видя его нерешительность, склонилась над его плечом и указала на нужную карту. Прелестное декольте, подумал граф, прелестные темные глаза, она обещает быть… - но что это? Рауль обернулся, чтобы поблагодарить свою советчицу, а потом, увидев, кто она, наскоро сделал ход и вскочил, едва ли не уронив стул и склонившись над ее рукой. Впрочем, очень скоро они приняли вид давних друзей, и граф перешел в наступление. - Представь же меня своей даме, - весело сказал он. - Леди Грэфтон, это граф де Гиш, мой самый дорогой друг, - тот поклонился. – О, это вы, тот самый граф? - с радостным восхищением сказала дама. – Мадам, это лучший комплимент в моей жизни, - сказал граф, и Рауль улыбнулся своей так хорошо забытой улыбкой: ты как всегда. – Граф, это леди Мэри Грэфтон, мой не менее дорогой друг. – Объединенные теплыми чувствами к этому головорезу, мы тем скорее найдем общий язык, не правда ли, мадемуазель? И Мэри рассмеялась: - Время покажет, граф. Виконт, я бесконечно счастлива видеть вас в добром здравии. Граф понял, что пора ретироваться, и, отступая, столкнулся нос к носу с красивым англичанином, который сопровождал Мэри. Тот как раз направлялся к этим двоим с весьма мрачной миной. - Его имя Ферт, - сказал герцог на обратном пути в карете, - он племянник лорд-канцлера. – Рауль, я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной, - сказал граф, - это означает лишь, что кто-то из них еще или уже не может отвечать на чувства другого. Герцог метнул взгляд в сторону графа и приложил палец к носу. – Тут надо действовать осторожно, - добавил он. – Не стоит выдавать желаемое за действительное, равно как и не стоит преуменьшать действительное, - глубокомысленно изрек граф. Герцог опять обратил его внимание на свой нос. – Виконт, вы должны все взвесить, но, взвесив, действуйте, - мягко сказал он, отвернувшись от графа. – Да, в самом деле, - согласился граф, желая, чтобы последнее слово осталось за ним. - И, герцог, что не так с вашим носом? Что вы все время мне на него указываете? - Господа, его имя Ферт, и я дерусь с ним завтра, а вы будете моими секундантами, - спокойно улыбнулся Рауль.
Камила де Буа-Тресси: Madame de Guiche пишет: Господа, его имя Ферт, и я дерусь с ним завтра, а вы будете моими секундантами, - спокойно улыбнулся Рауль. Вот это поворот! Немного резануло глаз слово "головорез" по отношению к Раулю, но после последнего предложения мои вопросы отпали:) Но есть еще: Madame de Guiche пишет: мы тем скорее найдем общий язык, не правда ли, мадам? почему "мадам"? разве это не к замужней даме обращение? просветите меня, пожалуйста!
Madame de Guiche: Камила де Буа-Тресси полагаю, это он, граф, от сугубого уважения. Но согласна, ничто не мешало ему сказать мадемуазель, поскольку леди плюс имя и фамилия свидетельствуют о незамужнем статусе. Спасибо, сейчас исправлю.
Кэтти: Madame de Guiche , стремительный текст, почти без прилагательных. Зато теми, темп...
Madame de Guiche: Кэтти прилагательные еще будут, в другом куске. Хотя, имхо, и прилагательных, и наречий тут изрядно.
Теххи: Чудесный текст. Легко могу себе его представить страничками из дневника одного из "модных". Не нужно ничего объяснять, не нужно лишнего, только внешний рисунок, за которым - пишущий-то знает - стоит многое. Madame de Guiche, спасибо! А Ферт тот самый, мне не показалось?
stella: "Петух против бульдога" - лучше не придумать. У меня фамилия Ферт сразу вызывает в памяти любимого Колина Ферта.))) Вот кто переиграл всех аристократов в английском кино.)) Проснувшийся для жизни виконт весьма притягателен.
Madame de Guiche: stella это имя - элемент хулиганства, да.Я тоже очень люблю Колина Ферта.
Камила де Буа-Тресси: stella пишет: Проснувшийся для жизни виконт весьма притягателен. О да! Хотя мне он нравится любым... И я Колина Ферта люблю!!!
Орхидея: Замечательный кусочек! Герои очаровали. :)
Madame de Guiche: - Итак, вы бретер и головорез, перенявший привычки ваших арабов настолько, что привезли с собой во Францию целый гарем, а часть его взяли сюда и разместили в моих комнатах, - отчитался герцог, побывав при дворе на следующий после дуэли с Фертом день. – В самом деле? - улыбнулся граф. – Герцог, где вы скрываете этот гарем? - В самом деле? - улыбнулся Рауль. – Я перевез часть гарема в Англию? Уж не собираюсь ли я подарить ее вам? - Вполне возможно. Я бы не отказался. А еще вы обладатель несметных сокровищ, оставшихся, очевидно, в Блуа, а здесь вы предпочитаете делать вид, что вам нет до них дела. - А что говорят о дуэли с Фертом? - прервал их граф. - Ничего определенного. Очевидно, она осталась пока незамеченной благодаря молчанию наших слуг. Кстати, виконт, распорядитесь, что должен отвечать ваш слуга, когда к нему нагрянут горничные всех незамужних дам Лондона. - И замужних тоже, – вставил граф. - Пусть говорит, что хочет. - Вы так спокойны? - Естественно. Одна-единственная дама, чье мнение обо мне имеет для меня значение, не будет верить никаким слухам. - Мне дальше рассказывать? - спросила Мэри ее горничная, увидев в зеркале, как покраснела ее госпожа. - Ведь еще говорят, что он... - Прекрати. Это все пустые слухи, я уверена. - Как знаете, мисс, - хмыкнула горничная и продолжила трудиться над прической Мэри. – А отчего это мистера Ферта все нет, он же собирался быть сегодня? - Вот это и мне непонятно, - задумчиво ответила Мэри, любуясь своим отражением. Вместо мистера Ферта прибыло письмо от него, в котором он сообщал, что уезжает в свое поместье на неопределенный срок, пока Мэри сама не примет решение, вернее, пока она не сделает свой выбор. Мэри внезапно вскочила, рискуя обжечься щипцами для завивки, и выбежала из комнаты. Горничная в недоумении пожала плечами: решительно, за прошедшие вечер и ночь все посходили с ума, не иначе как ей написал этот головорез. - Слухи пресечь невозможно, но можно хотя бы побывать в самом средоточии их зарождения, - постановил герцог, - с этой целью я дам прием у себя в ближайшее время. Уверяю вас, народу будет достаточно, чтобы мы насладились самыми оригинальными версиями. - Вы делаете меня новинкой сезона, герцог? – спросил Рауль, не зная, как реагировать. - Вы ей давно стали, мой дорогой, но ради вас и вашей любви к истине я хочу, чтобы вы, чувствуя себя здесь как дома – ведь это так?.. - О да, как вы можете сомневаться? - Так вот, чтобы вы могли действовать на свое усмотрение: у вас дома – поскольку вы оказали мне честь назвать мой дом своим – вряд ли кто посмеет оригинальничать. - Герцог, вы мне нравитесь! – заявил граф. - И давно, - ответил герцог. - Хоть одно не каменное лицо, - сказал граф, отметив в толпе гостей некого господина с весьма надменным лицом и тяжелым стальным взглядом, - поглядите-ка на него. - О, вот на его появление я не рассчитывал, - пробормотал герцог, - это некто Файнс, и репутация у него скверная. - Что же, развлечемся, - успокоил его граф. - Он, конечно, уже знаком со всеми слухами, - продолжил герцог озабоченно. - Так что с того? - Он из тех людей, которые лезут на рожон забавы ради. В прошлом году по его вине случился скандал с одной весьма добродетельной особой. - Предоставьте его мне, - предложил граф, - я наблюдаю за ним всего каких-то пять минут, а у меня уже руки чешутся задать ему как следует. - Мы рассмотрим этот вариант, - пообещал ему герцог. – но прежде присмотримся к нашим двоим. - Троим, боюсь, - уточнил граф, увидев, как надменный англичанин подошел к Мэри. Рауль был неподалеку, - судя по всему, он уже успел поприветствовать Мэри и отлучился только затем, чтобы исполнить какую-то ее просьбу, - вид он имел сосредоточенный, но за этой сосредоточенностью граф успел разглядеть хорошо скрываемое ликование. Рауль не сразу обратил внимание на фигуру, выросшую за креслом Мэри, а когда обнаружил ее, прирос к месту: англичанин склонился над ее рукой и никак не спешил распрямиться, а Мэри вдруг покраснела так, словно ей нашептали какую-нибудь непристойность. Граф, оказавшийся рядом с Раулем, не ошибся, - он и в самом деле явственно расслышал ругательство, авторство которого приписывали г-ну капитану королевских мушкетеров. - Дай ему показать себя, - посоветовал граф шепотом. - Я не спешу, - ответил Рауль, всем своим видом говоря обратное. Таким образом Мэри оказалась в центре небольшого кружка, который докучливый англичанин не спешил покидать. Герцог вовлек в него еще двух дам, чтобы атмосфера несколько разрядилась, и бдительно следил за взглядами и жестами. Мэри никак не могла оправиться от смущения, и на помощь ей пришел граф, позабавив ее историями из жизни французского двора, умело сглаживая углы и подчеркивая самое смешное. Время от времени он оглядывался на герцога, не смеется ли тот над его английским, но герцог благожелательно улыбался и одобрительно кивал. Рауль тоже улыбался, дамы смеялись, и граф почти было уверился в том, что опасность миновала, пока Файнс, не позволил себе пройтись в адрес французов, выражающихся столь вежливыми экивоками, что иной раз приходится изрядно поломать голову, чтобы понять, что они имеют в виду. - Когда я был во Франции, - сказал герцог, - то не испытывал никаких затруднений с пониманием французов, а они превосходно понимали меня. Благодаря этому я обрел двух друзей, которые сейчас здесь, со мной, и чье общество доставляет мне несказанное удовольствие. - И все же последний анекдот ускользнул от моего понимания, - настаивал Файнс, сверля Рауля взглядом. - Оставьте нас одних, - тихо сказал Рауль графу, да так быстро, чтобы никто не мог разобрать его слов, - И пусть она не знает. И громко Файнсу: - Так я растолкую вам последний анекдот. Он не содержит решительно ничего особенного, кроме того, что вполне понятно мужчинам и что иной раз следовало бы утаить от женских ушей. Когда просьба Рауля была выполнена, и герцог увел дам и графа, Файнс с пониманием дела протянул Раулю бокал: - Итак, вы утверждаете, что французы достаточно прямы, чтобы позволить себе говорить то, что они думают? - Именно эту роскошь я сейчас себе и позволю, - сказал Рауль, - признавшись вам, что мне не нравится ваша гнусная физиономия и ваши гнусные намеки. Файнс удовлетворенно улыбнулся и, глядя исподлобья своим стальным взглядом, продолжил: - Это дело вкуса, виконт, - мне, напротив, исключительно приятно наблюдать ваше благонравное лицо, силящееся скрыть то, что вы хотите скрыть. Рауль побледнел: - Сударь, вы, кажется, смеете… - Безусловно, я смею, - с ледяным спокойствием перебил его Файнс, - я всегда смею и всегда добиваюсь того, чего я хочу. - Это видно по вашему мерзкому взгляду. - О, мой мерзкий взгляд приземлился ровно туда же, куда и ваш, господин благонравный виконт, я это хорошо видел, и говорим мы об одном и том же, разве что я не делаю хорошую мину при плохой игре. - Этот разговор должен был немедленно прекращен, - вспылил Рауль, - перейдем к делу. Мы продолжим его завтра там, где вам будет угодно. Я плохо знаю Лондон и предоставляю право выбора вам. - Я дам вам знать, какое место я выбрал, - спокойно ответил Файнс. – И помните: удача на моей стороне, потому что означенная особа – моя блажь, чего я и не скрываю, в то время как ваши намерения в отношении нее, как я вижу, куда как возвышенны. - Благодарите бога, - сказал Рауль, побелев от гнева, - что мы с вами во дворце герцога, иначе я заколол бы вас на месте. - Не зря о вас говорят… , - усмехнулся Файнс. - Завтра вы сможете продемонстрировать мне все свое умение, - я воздам ему должное, а потом непременно позабочусь о ваших похоронах. - Я плюнул бы на свою могилу, если бы знал, что вы коснулись нее. - Я не лишу вас этой возможности. В шестом часу утра Рауль разбудил графа и попросил его одеться. - И сапоги надень. - Это еще к чему? - недовольно пробормотал граф, садясь на кровати. – Что, разве уже пора? - Нет, мы пойдем упражняться. - Ты с ума сошел: я сто лет не фехтовал. И неужели мы пойдем во двор? Снег идет. - Именно поэтому мы и пойдем во двор, мне не нравится эта слякоть, слишком скользко. - В этой проклятой Англии через два часа снег может смениться дождем, - резонно заметил граф. - Граф! - Ты же видишь, я одеваюсь и не отказываюсь исполнить твою просьбу. Ты слишком взволнован, мне это не нравится. - Мне тоже, - согласился Рауль. - Чтобы тебя приободрить, открою тебе тайну: вчера я взял на себя смелость поведать леди Грэфтон о твоей экспедиции. С твоих слов, разумеется. - Зачем же ты… - начал было Рауль, но не нашел слов для возражения. - Видишь ли, она сама просила меня, сказав, что уверена, что ты ничего бы не рассказал. - Ну, граф, тебя следует наказать на твою болтливость, защищайся! - и Рауль с азартом напал на полусонного графа. - Вы, Файнс, напрасно уповали на свое умение, - нынче скользко, я и сам не привык к такому. Я же уповал на свою судьбу. Вам следовало помнить, что я живуч, и не изматывать себя излишними трюками. Рауль предоставил секундантам Файнса поднимать того с земли. Сам он едва стоял, но сделал своим друзьям знак рукой, что в их помощи пока не нуждается. - Посмотрим, кто кого насколько уложил в постель, - прохрипел раненый Файнс, не без труда садясь в седло. - Я не люблю долго спать, - Рауль улыбнулся и, надев шляпу, едва прикоснулся к ней на прощание. Ему казалось, что Файнс и его секунданты отъезжают нестерпимо медленно и так же медленно к нему подходят его друзья, а темные точки кружатся перед глазами - Слишком долго, - удивленно сказал он самому себе и упал на снег, не дождавшись, когда граф окажется рядом.
Камила де Буа-Тресси: Почему Рауль в последнем отрывке так отчаянно напомнил мне своего отца?.. это все дуэли.
Madame de Guiche: Камила де Буа-Тресси чем напомнил? видимо, знаком, что не нуждается в помощи друзей. Или утверждением, что живуч.
stella: Задирист, живуч и надменен. А так же - достаточно самоуверен. Весь в папочку.
Камила де Буа-Тресси: stella, и тем что так спокойно воспринимает дуэли... То есть еще и хладнокровен.
stella: Камила де Буа-Тресси , а ему уже наплевать на всех королей с их эдиктами: он свою смерть пережил. Хладнокровен он был, когда с Вардом сцепился, а здесь уже что-то другое.
Теххи: "И, герцог, что не так с вашим носом? Что вы все время мне на него указываете?" Это явно какое-то послание для посвящённых, только, похоже, граф так же ничего не понимает в нём, как я) Madame de Guiche, просветите, пожалуйста.
Madame de Guiche: Теххи насколько я помню, когда меня заинтересовал этот жест, встречающийся в каждом романе Диккенса, удалось где-то найти, что он означает намек на тайну.
Кэтти: Madame de Guiche , приехать в чужую страну, нарваться на две дуэли одна за одной, вроде как сражаясь за женщину, которая знать об этом не знает, ведать не ведает. Все это может прказаться попыткой закончить то, что не удалось в Джиджелли из за преданности Гримо, искусства арабских врачей, и гашиша в кальяне?
Madame de Guiche: Кэтти я думаю, это продолжение бунта и желание быть самим собой. Теперь уже ничего не страшно.
Madame de Guiche: Герцог, в отличие от графа, сохранял спокойствие и велел послать за своим лекарем, а если того не найдут, то и за королевским. - Я возражаю, - нахмурился граф, - королевский лекарь тут совсем ни к чему. - Не беспокойтесь, он лечил еще моего отца. - Никого не надо, - я не умер от пуль и не собираюсь умереть от какого-то удара шпагой, - сказал Рауль, очнувшись в карете на плече у графа, - сейчас приедем – и вы сами меня осмотрите. - Знаете, господа, когда меня мучит бессонница, я по совету моего лекаря принимаю некое средство, после которого засыпаю мгновенно, разве что потом никак не могу проснуться. Поэтому я им не злоупотребляю, и у меня его еще много… - сказал герцог. - Оно помогает от бессонницы и от упрямства, насколько я понял? – голос графа звучал ласково и убедительно. - Да, вероятно, у него есть и это чудесное свойство, - кивнул герцог. - Я не буду ничего принимать, - заявил Рауль, - я уже достаточно бредил однажды. - Но ведь вы выпьете вина, как только мы приедем? - Значит, и вина не выпью. Вечером я должен быть у леди Грэфтон. - Вы получили приглашение? Мы ответим за вас, и она поймет, - постановил герцог. - Я должен явиться сам. - Так она вас пригласила? - Нет. - Мы можем привезти ее к вам, - не унимался герцог, - если вам так необходимо ее видеть сегодня. - Герцог, прошу, никакой экстравагантности, - взмолился Рауль, - я не нарушаю традиций. - Ах вот оно что… - улыбнулся герцог и даже подмигнул графу. – В таком случае дайте мне слово не упрямствовать и выполнять все мои указания. - Даю. Только обещайте, что ни напрямую, ни обманом не подсунете мне ваше средство, - Рауль устало закрыл глаза. Прибывший лекарь, осмотрев рану, озабоченно цокнул языком, а граф и герцог чертыхнулись еще раньше, когда разрезали намокшую от крови рубашку Рауля и увидели его прежние раны. - Проклятье, они же изрешетили тебя! – воскликнул граф. - Но, как видишь… - улыбнулся Рауль. – Поэтому мне уже ничто не страшно. - Сейчас я буду зашивать рану, господа, - объявил лекарь , - милорд, велите принести мое средство. - Это невозможно, - ответил герцог, - оно у меня закончилось. - Может быть, хоть немного осталось? – с тревогой спросил граф, глядя на приготовления лекаря. - Ни капли, - сказал Рауль, - ведь герцог мне сам признался. - Ну-с, я готов, - сказал лекарь. – Если средство закончилось, то вы, господа, можете мне помочь и подержать его? Друзья переглянулись и обратились с немым вопросом к Раулю. Тот с улыбкой покачал головой, а потом здоровой рукой послал им воздушный поцелуй и указал на дверь. - Пойдемте в столовую, - предложил герцог, - там он нас не услышит. – Граф благодарно кивнул: там мы не услышим его. - Его бесполезно убеждать, - говорил он, борясь со стейком. - Я это уже понял. Хотите, отошлю дожарить? – герцог не без сострадания смотрел на его кислую мину. - Я знакомлюсь с английским вкусом, не мешайте мне. Вскоре появился лекарь с крайне раздосадованным видом: - Ваше средство, милорд, закончилось очень не вовремя. Он опять без сознания. Рана тяжелая и может причинять изрядные неудобства, но вы будете благоразумны и не дадите ему вставать раньше, чем через неделю. Когда очнется, покормите его как следует – и пусть спит. - Слушаюсь, - улыбнулся герцог. Через час Оливен забегал с горячей водой и синим камзолом, и герцог только пожал плечами. - Мы поедем за ним следом, - постановил он, - он возьмет мою карету, а мы верхом. - Согласен. Вскоре Рауль появился в столовой, а за ним Оливен с нетронутым обедом своего хозяина на подносе. - Ты даже порозовел, - солгал граф. - Да, держитесь молодцом, - подтвердил герцог. – Но не вздумайте ехать верхом. - Я могу править левой. - Я запрещаю вам. Я уже распорядился насчет кареты, она будет готова с минуты на минуту. - Сядь, успокойся и выпей с нами, - предложил граф. Рауль, подойдя к столу, щипнул винограда с блюда и, словно заклиная себя, сказал: - Я поеду, и там решится, жить ли мне. Слуга доложил, что карета готова. Рауль сделал графу знак рукой, которым они приветствовали друг друга перед битвой, граф ответил ему тем же. - И не поел, - спокойно заметил герцог, когда Рауль вышел. - Она не откажет, - убежденно сказал граф. - Вы плохо ее знаете. - А вы знаете ее лучше? - Определенно, - холодно ответил герцог. – Эта дама наделена редкими качествами. - Мой друг, несомненно, тоже, - с гордостью заявил граф. - Наш друг, - поправил его герцог. - Велите уже седлать, - сказал граф с нетерпением. – Иначе он вернется раньше, чем мы выедем. - Я бы не питал таких надежд, - вздохнул герцог. – Если дело пойдет, он задержится у нее. А если не пойдет – хорошо, что мы не употребили мое средство понапрасну. - Не сглазьте! – воскликнул граф. – Или вы знаете о нем больше, чем я, или вы несносны в своем скептицизме. - Боюсь, что вы правы оба раза, - герцог не мог удержаться от улыбки, зная, как она может рассердить графа. Горничная Мэри доблестно охраняла подступы к комнате своей госпожи, пока не сдалась под натиском двух столь важных господ. - Иди, красотка, мы подежурим у дверей. - Но, господа, туда нельзя входить! - Мы знаем, знаем. Расположившись в прихожей, герцог и граф предались мучительному ожиданию. Сорок минут, а сколько еще досталось на его долю по прибытии? Если учесть, что лекарь запретил вставать. Если учесть, что он ничего не ел. Если учесть, что он не простит себе, если обнаружит свою слабость перед дамой. - Герцог, не кажется ли вам, что сцены из комедий, которые нам играют, подчас не столь уж неправдоподобны? – спросил граф, устав стоять под дверью. - Что вы имеете в виду? - с раздражением спросил герцог. - Что я сейчас загляну в замочную скважину и выясню, долго ли нам еще ждать. - Только не это, - герцог утомленно откинулся на спинку стула. - Однако как иначе мы сможем понять, как продвигается дело? - Подождем еще десять минут. - Она не откажет. - А что он там делает так долго? - Но вы же не позволяете мне взглянуть! - Я волнуюсь не меньше вашего, граф. - Это видно по вашему безучастному виду, - фыркнул граф. – Вы посеяли сомнения, а теперь выжидаете конец. - Виконт так же дорог мне, как и вам, - спокойно заметил герцог. - Это не может быть правдой. Я пройду пешком от Бидаша до Тарба и пожертвую самую большую свечу из всех возможных, если она согласится. - А я договорюсь с настоятелем собора Св. Павла, чтобы он обвенчал ее с католиком. - Бэкингем, я бывал во многих щекотливых ситуациях, - сказал граф, покосившись на герцога, - и никогда не досадовал на тех, кто спасал меня или даму. И да простит меня Рауль, я немедленно загляну. - Да простит меня Мэри, заглядывайте. - Боже милостивый, они, похоже, репетируют сцену перед алтарем… - пробормотал граф со странной улыбкой. - Как это понимать? - герцог поднялся со своего стула. - Смотрите сами. Герцог несколько поколебался, но потом все же склонился над замочной скважиной.
Madame de Guiche: Дамы, смотрите, какой Бэк
stella: Какими глазастыми были предки у знати. (вздыхаю).
Кэтти: Madame de Guiche , уже видела этот портрет. Он был прекрасен в молодости и страшен в старости. Я только плохо понимаю, неужели Рауль за время своей болезни и выздоровления так переоценил все свои жизненные ценности, что позабыл Луизу и на полном скаку влюбился в Мэри? Ведь мы обычно редко любим и ценим тех , кто влюбляется в нас безответно, а именно так и есть в Каноне.Так было у Луизы в отношении Рауля, так было у Рауля в отношении Мэри. Ведь по Канону, вернувшись во Францию он ни разу даже не вспомнил о Мэри, о том, что в Англии его жднт любящая и верная леди.
Орхидея: Рауль - такой же упертый мазохист, как его батюшка.
Madame de Guiche: Кэтти я думала над этим вопросом. Но любовь к Луизе умерла у арабов, об этом будет отрывок. А потом он понемногу начал хотеть жить. И даже начал ревновать Мэри, из-за чего и случились обе дуэли.
Madame de Guiche: Орхидея вы думаете? Просто он хотел сохранить ясность сознания, надеясь увидеть Мэри.
Теххи: Madame de Guiche, вот как. Благодарю. Новинка сезона - вот уж действительно) И - я дерусь потому, что надо же как-то выжить - очаровательно.
Madame de Guiche: Герцог несколько поколебался, но потом все же склонился над замочной скважиной. - Когда он брал виноград со стола, какой рукой он это делал? - спросил он вдруг. - Эмм. Правой, потому что он наклонился прямо передо мной и я помню его рукав, - ответил граф. – Но почему вы это спрашиваете? - Сейчас он не может ей двигать, насколько я успел рассмотреть, а два часа назад еще мог. Оба переглянулись и поняли друг друга. Дверь открылась, и оба незваных посетителя разместились лицом к стене. Мэри вздрогнула и встала с колен. - Мы никогда не вторглись бы без доклада, но виконта требует его величество. Это срочно. - твердым голосом проговорил герцог. - Я готов, - глухо ответил Рауль, поднимаясь. – И, господа, позвольте представить, перед вами - будущая хозяйка Бражелона. Боль, бесконечная боль, - опять шьют и опять не проснуться. Когда его подстрелили? Это Гримо держит его за левую руку? Кто разрешил вставать?-сердито спросил голос справа. Пусть ответит Гримо. Гримо ужасный болтун. Слева раздался странный звук, как будто кто-то сдержал усмешку. Вероятно, это Бофор, опять насладившийся кальяном. Мой Вергилий, - эти слова, помнится, вызывали у того странную улыбку. Очевидно, ему что-то послышалось в этом имени, и, как всегда, не то. Я где-то его слышал однажды, признался Бофор, и тогда улыбнулся сам Рауль, - насколько он мог улыбаться среди зноя, под бирюзовым небом днем и черным ночью. Круги все сужались, и Вергилий уже несколько раз терялся по пути: впервые – когда они вместе закурили то, что им принесли, и тогда обнаружилось, что у моря есть еще одно дно, а за ним еще и еще, и выныривать не хотелось. Но потом его снова взяли за руку и повели: черные глаза, идите за ней, сказал Вергилий, теряясь опять, - персидские сады устроены по подобию рая. Вода, молоко, вино и мед. Решительный парадиз, говорил Бофор, давайте руку. Ну же, я не знал, что вы такой щекотливый. Щепетильный, поправил его Рауль блеклым голосом, словно речь шла не о нем самом: истинное несчастье не владеть собственным языком. И за что-то наказание ему самому - слушать это косноязычие. Эти лучшие, пожал плечами Бофор, участь их определена, это не наши печали. Позвольте себе почувствовать себя королем. Черное солнце. Бофор, будь проклят твой язык. Что ж, ему теперь жить в этом, так не все ли равно. Жаль, графа нет рядом – ему бы понравилось вот так медленно погибать, сдавшись на милость узких рук, украшенных золотом. Граф, почему ты оставил меня? Я здесь, ответил тот где-то рядом. Конечно, он здесь, он всегда с ним, это его он искал в строю, обернувшись, когда лошадь понесла. Это граф шел с ним вверх по холму. В тебя тоже стреляли, как ты выжил, это же так больно. Ах да, забыл одну маленькую деталь: тебя любили. Граф, я убит? На этот раз нет, уверенно ответил тот. Почему ты не рядом? Я здесь, но ты меня не слышишь. Я все прекрасно слышу, но не могу ответить, потому что я сплю и, вместо того, чтобы проснуться, брожу по анфиладе снов, как по дому, когда он мне снится. Сколько раз ему виделось, что он ищет отца, переходя из библиотеки в гостиную, потом в столовую, уже показывался сад, и тут он всегда просыпался. И вот сейчас опять – библиотека, поклон мэтру. Haben Sie den Grafen gesehen? Der wird wohl im Garten sein. Na also, in den Garten. Der Nebel ist vorbei, mein Junge. Это он о чем и откуда ему известны эти слова? Ах да, он же сам похвалил меня за этот перевод. Der Nebel ist vorbei. Это он о чем? Спросил новый голос, который он слышал однажды в неком саду. Розы, розы, белые лепестки на дорожках, пусть отец велит посадить побольше белых, английские садовники столь искусны. Под розой было сказано что-то очень важное, и, если сказать это снова, он проснется. Да, всего одно слово, и в нем вся истина, и он его знает. Если только вспомнить это слово. Имя. Мэри. Рауль открыл глаза и с удивлением обнаружил около себя графа и герцога с крайне встревоженными лицами. -Это возмутительно, - пробормотал лекарь. – Вы пришли в себя в самый неподходящий момент. На вас не действует даже мое средство. - Виноват, - улыбнулся Рауль. - Извольте выпить еще и заснуть. Я не закончил. Его величество не поверит мне. На моих руках еще никто не умирал. Я дорожу своим именем. - Он не умрет, даю вам честное слово, - сказал граф. – Ваше имя не пострадает. Так вот оно, это слово. И имя. Мэри. Убить меня можешь только ты, думал Рауль, медленно поднимаясь по ступенькам, ведшим к ней. Белый мрамор, ковер, но их много, слишком. И пусть она будет в своем красном платье, как тогда, когда она склонилась над его плечом и он почувствовал едва уловимый запах ванили и корицы, круживший голову. Мисс Мэри заканчивает свой туалет, доложила горничная. Она куда-то собралась? Как некстати я тут, и у меня так мало времени: лекарь неспроста не велел вставать. К счастью, в особняке весьма прохладно, это разгоняет черные точки перед глазами. Она была в красном, но то, что он принял за добрый знак, не спешило сыграть в его пользу: она плакала, стоя рядом, и молчала. Ад – это когда приходится ждать ответа и никогда не получить его. В аду не дают ответов, подумал он, отметив, что черных точек все больше с каждой минутой, и, если она сейчас же не даст ответ, не спасет и то, что он стоит на одном колене. Пусть она произнесет приговор, но поскорее. Он хотел было сказать это вслух, но удержался: он не нуждается в жалости. Пусть на ее решение ничто не повлияет, а он примет его, как в юности принимал приказы принца и волю отца.
Кэтти: Madame de Guiche , согласна с предыдущим комментом. У Вас действительно получается Новинка Сезона.
Орхидея: Madame de Guiche пишет: Орхидея вы думаете? Просто он хотел сохранить ясность сознания, надеясь увидеть Мэри. Это да.) Только у Атоса тоже был мотив, когда он явился к де Тревилю с проколотым плечом, что упрямства и пренебрежения к своему здоровью никак не отменяет, а только подчеркивает.
Madame de Guiche: Похоже, лекарь ушел, - по крайней мере, он перестал причинять эту немыслимую боль, от которой мутился рассудок. Теперь будет болеть, но это будет благая боль, знаменующая выздоровление. Он не поверил своим глазам, когда Мэри опустилась рядом с ним на колени. Как вы могли подумать, что я откажу вам. По-французски, улыбнулся он, потому что точки перед глазами все сгущались. Прошу вас, скажите это по-французски. Он успел отметить, что перестает понимать ее, - слова ускользали, звуча сами по себе и не желая складываться во фразы. Она никогда никого. Она всегда. Как он мог подумать. Думать уже невозможно: ваниль и корица, какие соленые слезы, как восхитительно она раскраснелась, держать ее левой рукой, мед и вино, и будь проклята эта дверь разбудившая его в такой момент. Граф и герцог одновременно спустились в гостиную около полудня. Раз их никто не разбудил, рассудили они, значит, Рауль все еще спит, и это хороший знак. - Я чувствую себя совершенно разбитым, - признался граф, позевывая. - Я, как ни странно, тоже, - подтвердил герцог. – Как будто это я дрался утром на дуэли, а вечером сватался. - Нам надо взглянуть, как он там, - предложил граф, и оба, неслышно ступая, прошли в комнату Рауля. Тот крепко спал и не пошевелился, когда дверь все же предательски скрипнула. - Завтракать, - постановил герцог. – Эта ночь далась нам нелегко. Едва они уселись за стол, как слуга доложил о приходе леди Грэфтон. Не успели они переглянуться, чтобы выработать единую стратегию, как в столовую влетела Мэри с крайне взволнованным видом: - Господа, что случилось? Его вчера вызывал король, а сегодня он не приехал ко мне, как обещал. - Мэри, давайте сядем, позавтракайте с нами, - сказал герцог со спокойной улыбкой. - Вы завтракаете в полдень? - удивилась Мэри. - Мы только встали, - признался граф, - у нас была веселая ночь. Мэри подняла бровь, пытаясь понять, что граф имел в виду. - Виконт был с вами? - осторожно спросила она после некоторого размышления. - Скорее, это мы были с ним, - улыбнулся герцог. - Господа, что означают эти слова? Мне известно, что его вчера вечером вызывал к себе король. А после этого… - Позволю себе перебить вас, дорогая, - сказал герцог, - ради благополучия двух очень дорогих нам людей мы с графом пошли на обман. Граф кивнул: - Что поделаешь. Простите нас. - Я ничего не понимаю! - воскликнула Мэри. - Вчера утром он был ранен на дуэли, - как можно спокойнее сказал герцог. – Мы не могли его удержать от визита к вам. - Я ничего не заметила, - прошептала Мэри. Граф изобразил лицом пантомиму «знай наших». - Между тем, поскольку ему было запрещено вставать с постели, а он все же не послушал врача, мы сочли себя вправе побеспокоиться о нем и поехали за ним вслед. - Где он сейчас? - Мэри вскочила со своего места. - Не волнуйтесь так, с ним уже все хорошо. Он спит у себя наверху, и будить его не следует. Будь проклята эта дверь, разбудившая его в такой момент. - Рауль, проснись, - граф в радостном волнении потряс его за здоровое плечо. – К тебе Мэри. Времени у тебя мало, мы уже добрый час занимаем ее разговорами, но она непременно хочет видеть тебя, и я решил, что ты предпочтешь показаться ей в бодрствующем состоянии, хоть ты и спишь как ангел. - Я не совсем понял тебя, - признался Рауль. – Мэри здесь? - Естественно. Она подняла на ноги весь дом и через пять минут войдет сюда. - Но это невозможно, я не готов. - Поправим подушку – и вуаля. - Я не принимаю дам, находясь в горизонтальном положении! – Рауль начал просыпаться. - Велика беда, это твоя невеста. - Но я в таком виде! - Уверяю тебя, дамы это охотно прощают. - Прошу тебя, помоги мне встать и одеться. - Ты с ума сошел? Ты несносен, мы не спали всю ночь, врач обрушил все проклятья на наши головы, и это при том, что душка герцог все же подсыпал тебе своего средства. - Я небрит, - размеренно сказал Рауль, придавая своим словам должный трагизм. - Это тебя не уродует. - Видишь ли, - улыбнулся Рауль, - смею надеяться, это было бы не слишком приятно для Мэри. - Ну хорошо. Я позову Оливена и постараюсь еще занять Мэри, а ты постарайся не слишком долго любоваться собой в зеркале. - Это в моих интересах: чем дольше ты с ней пробудешь… - Неблагодарный. Я совершаю чудеса самоотречения, когда дело касается нравящихся тебе дам, - сказал граф, приложив палец к носу. Он повернулся было, чтобы уйти, но вдруг едва не потерял равновесие, получив в спину изрядный удар подушкой.
Камила де Буа-Тресси: Эта подушка в конце просто очаровательна!
Орхидея: Солидарна с Камилой де Буа-Тресси. Рауль такой живой, почти как в свои пятнадцать! И совсем не кажется правильным занудой.)
Теххи: А вот абзац про Вергилия стоит сотни фанфиков. Чёрное солнце. Узкие руки. Белые розы. И сказанное под розой уже почти ни для кого не секрет. Прекрасно, просто прекрасно.
Madame de Guiche: Мэри ворвалась в комнату с той же радостной поспешностью, что и граф. - Прошу вас, виконт, лежите, - вы так напугали меня! Герцог все объяснил мне. И вы, несмотря ни на что, пришли вчера ко мне! - Прошу вас, не плачьте, Мэри. Все уже позади. - Вот почему вы не могли встать. - Пощадите. - А я была занята только своими переживаниями и решила, что причина вашей бледности в вашем волнении. - Все так и было. Мэри, осторожно сев на край кровати, легко коснулась его левого плеча, с ужасом ощутив сквозь тонкую ткань изрядный шрам. - И я не заметила, что вы могли держать меня только левой рукой. - Зато заметите это сейчас. - И она тоже была ранена. - Это было давно. Проклятый Оливен, положивший подушку так низко, он почти лежит, а возиться и пытаться устроиться повыше уже поздно. Прелестный шелестящий английский, майское древо, о котором рассказывал отец, а эта девушка, самая красивая, – моя. Теперь он понимал ее очень хорошо, слишком хорошо: она могла бы и пощадить его, рассказывая о том, как два года назад она навсегда... Мэри. Его синие глаза. Мэри, остановитесь. И вчера – такие синие. Это всего лишь мой синий камзол. Ах, так вы знали, как он вам к лицу? Мэри, если и я буду так же откровенен, вам придется краснеть. Попробуйте, улыбнулась она, и тут он понял, что конь его споткнулся. Попозже, прошептал он, любуясь ее улыбкой. Позже был скромный обед у его постели с участием герцога и графа. Теперь он мог сидеть и даже поцеловать Мэри в честь помолвки, но чего это стоило теперь, в семейном кругу, как выразился герцог. Потом тот увез ее, немилосердный, не подумав даже о том, что после обеда они могли бы захотеть остаться наедине. Полдня с графом, это невыносимо долго. Они знают друг друга сто лет, сейчас граф сядет в кресло и начнет разглядывать свои ногти, а потом начнет бродить по комнате в поисках книги. - Я потерял голову, - сказал Рауль. - Со всеми случается, - ответил граф с умудренным видом, придирчиво уставившись на свои ногти. – И, черт возьми, я несказанно рад твоим словам, - добавил он, вставая. – Мэри заслуживает большего, чем служить тебе просто утешением. - Как только я поправлюсь, - пообещал Рауль, - я вызову тебя, и ты ответишь за свои слова. - Вызов принят, - согласился граф, найдя подходящую книгу. Насущная необходимость и условие моего существования, думал Рауль, пролежав в постели все серое утро следующего дня. Мэри не приехала, - она и не обещала приехать, но оставалась еще надежда на вечер. Обед состоялся опять у его постели и внес некоторое разнообразие неожиданным событием: графу принесли письмо. - Странно, - сказал герцог, - кто может писать вам на мой адрес? Записки, надо полагать, находят ваши карманы не столь обыденным путем. - Только тот, кому я сам его дал, - пробормотал граф, схватив письмо с подноса. Герцог перевел взгляд на Рауля, тот только пожал плечами. – Вы не будете возражать, подумал я, если мне напишет моя собственная жена. - Безусловно, не буду. Определенно. - Я вынужден удалиться, господа, - сказал граф, пробежав глазами первые строки письма. – Мне надо сосредоточиться. - Нынче очень сыро, - заметил герцог, оставшись с Раулем вдвоем. Очень сыро, герцог, и от этого ноет все, вы, верно, и сами знаете. - В феврале всегда промозгло, - добавил тот задумчиво. - Рано утром был туман, - ответил Рауль. – Я посмотрел во двор и едва мог разглядеть лестницу. Напрасно я это сказал, сейчас он поймет, что я вставал, но лежать… Боже мой, что это? - Балет, господа, герцог, вставайте, а больным лежать, - провозгласил граф, ворвавшись в комнату. – Да что с вами, - удивился герцог, - что вы, право, скачете словно укушенный? - Фи, герцог, фи, что за сравнения? - не унимался граф. - Я правильно понимаю, что граф выражает радость? - спросил герцог Рауля. - Думаю, вы не ошибаетесь, - граф, да что с тобой? - Тогда, если вы, неповоротливый медведь, не желаете танцевать, наливайте вина – и выпьем. Раулю тоже налейте, да побольше. Итак, господа, выпьем за надежду армии, наследника славного маршала, красавца и любимца фортуны! - Ваше здоровье, - сказал герцог, осторожно улыбнувшись. - Бэкингем, душка, мы пьем за моего сына, который родился неделю назад. Рауль и герцог уставились на графа, а тот подмигнул им и выпил свой бокал до дна. - Однако, – только и сказал герцог, с видимым удовольствием принявшись за вино. - Благослови тебя бог, - прошептал Рауль. – И у тебя хватило терпения ничего не рассказать нам? - Хватило, как видите. Ведь если бы это оказался не мальчик, а, скажем, совсем не мальчик… Я бы тогда не стал спешить на своем месте, - признался граф. - Тебе вино в голову ударило, - Рауль рассмеялся, сверкнув глазами. – Считай, что тебя никто не слышал. Но ты ведь вернешься к моей свадьбе? - Да я вовсе и не уеду. Мне здесь чертовски хорошо, мне никогда не было так хорошо. - Это херес, я полагаю, - сказал герцог. – Вас разобрало на радостях. - Напротив, меня ничто не берет, - налейте еще. В сумерках, когда затянувшийся обед закончился и герцог, погасив свечи, увел, наконец, графа, наступила тишина и вместе с ней непривычное голодное ожидание. Счастливый граф. У меня тоже будет сын, и он не повторит моих ошибок. Закрыть глаза и представлять себе темные балки на потолке его комнаты, той же самой, которая была моей детской. У меня будет сын, и я буду бессмертен. Он никогда не причинит мне боли, потому что, если бы он знал, как я буду уязвим, он бы никогда… Последний раз это было давно, очень давно, кажется, в лагере, когда расстреливали испанца, - он прощал мне взглядом то, что я знал, что он оставляет свою семью. Хорошо, что было темно, никто не видел моих слез, даже граф, потому что мы избегали смотреть друг на друга. Больше никаких поручений, маршал? - спрашивал он, все медля уходить. Сколько я отдал бы за возможность служить рядом с отцом, но вот хотел бы этого он? Его глаза, впервые увидевшие мои шрамы, его сердце, узнавшее мои черные паруса. Только сыновья настолько предаются своей печали, что забывают сменить паруса, выйдя из лабиринта, только сыновья позволяют отпустить себя. Отец мой, отец, почему ты отпустил меня и оставил себя одного? Только сыновья возвращаются потом в дом отца своего и не видят, что он устоял лишь одним - его любовью. У меня будет сын, и он будет убивать меня раз за разом, а я буду принимать его снова и снова, ожидая его возвращения, падая со скалы, завидев на горизонте его корабль с черными парусами. Отец мой, почему ты так щедр ко мне? Когда ты простишь меня? Надо встать и запереть дверь на ключ, чтобы никто не вошел и не увидел. Или нет. Оливен. Поди сюда и слушай внимательно. Кюре? Да, мадам. Давно? Уже с полчаса. Почему кюре? Мой господин католик, мадам. Где герцог? Господин герцог отдыхает. Позовите его сюда. Нет, постойте, загляните в комнату. Мне не велели беспокоить. Позовите графа. Господин граф так радовался рождению сына, что… Отведите меня к герцогу. Нет, это ничего не даст. И он не спрашивал обо мне? Кто, мадам? Господин герцог – нет. Оливен, вы смеетесь надо мной? Никак нет, мадам. Послушайте, может быть, я разучилась говорить по-французски и вы плохо меня понимаете? Ваш господин спрашивал обо мне? Нет, мадам, он лежал тихо весь день, а потом попросил найти кюре. Выходивший из комнаты сухопарый кюре почтенного возраста с удивлением обнаружил за дверями смертельно бледную даму с темными глазами, но успел оценить обстановку и шепнуть ей на латыни: - Кончено.
stella: Madame de Guiche , вот последние строки, про прощение отца и все, что с этим связано и написано: какая это правда! Наши дети: мы даем им жизнь, о которой они не просят, а потом они медленно убивают нас за это. Медленно и верно, не ведая. что творят. Это закольцованная история.
Madame de Guiche: stella отец его еще появится на сцене.
Madame de Guiche: Теххи спасибо. Старалась.
Камила де Буа-Тресси: Кажется у Мэри сейчас случится сердечный приступ... Madame de Guiche, так проникновенно! Читаю, как сказку на ночь
Madame de Guiche: Кюре пришлось ловить даму, у которой подкосились ноги, раз уж обретавшийся тут же слуга отпрыгнул из опасения оскорбить ее своим прикосновением. - Сын мой, мне нужна ваша помощь, - крикнул кюре в комнату. – Вставайте, на это у вас хватит сил. Только женщины могут плакать и смеяться одновременно, невероятные создания. Мэри, душа моя, он наверняка сказал finitum est, правда же? А этот болван Оливен напустил таинственности, сам того не желая. Я надеру ему уши, обещаю вам, но все же простите его, - я не велел никому входить. Я пошел бы на исповедь сам, но не хотел тревожить тех, кто так обо мне печется,- герцог разволновался бы, если бы обнаружил мое исчезновение. Вы всегда пугаете меня, сначала решив отправиться на край света, потом задумав утонуть в шторм, возвращаясь домой, а теперь этой выходкой. Что вы скажете на то, что я собирался стать мальтийцем? О боже, нет, вы невозможный человек. Постойте, так вы знаете и о шторме? Я все знаю, Рауль. Как видите, я живучий. Не плачьте, я буду жить долго, ради вас и ради себя самого. У меня еще есть здесь дела, например, написать письмо отцу. Нет-нет, ваша помощь не потребуется, я попрошу графа. Или попробую сам, левой, это будет все лучше, чем выйдет правой у графа. Ну вот, вы уже опять смеетесь. А ведь вы куда-то собирались, а ко мне заехали по пути. Я угадал? Я уже никуда не поеду. Мэри, я был бы счастлив и теми десятью минутами, которые вы уделили бы мне, направляясь туда, куда вы направлялись, такая невыносимо красивая. И вы не хотите знать, куда я ехала? Хочу, но не буду спрашивать, раз вы остались. Я ехала…Тс-с, хотите, открою вам тайну – мои друзья так хорошо отобедали, что проснутся только к ужину, и нас никто не потревожит. Добрый час. И это я говорю вслух? За час на войне можно выиграть целую битву, а в мирное время увидеть, как граф и герцог трижды поссорились и помирились, но сейчас он только для всех остальных будет иметь начало и конец и исчисляться минутами, этот час. Он принадлежит только нам, если ты и вправду никуда не уедешь, - а ты не уедешь, потому что у тебя все темнеют глаза, моя прекрасная, и я тебя уже никуда не отпущу. А я не заметил, что мы шепчем на разных языках. Вопрос? Сколько угодно. Почему я дрался с Файнсом? Ты не догадываешься? Ты, Мэри, знающая обо мне все… А теперь слушай. Не уходите, Мэри. Мэри, пощадите. Но уже слышны шаги герцога. Мэри, это приказ, если угодно. Скажите это еще раз. Это приказ, Мэри. Капрал Грэфтон, извольте исполнять. Простите, мой капитан, я не совсем поняла, вам изменяет голос. Капрал, вы будете наказаны за дерзость. Когда? Завтра, в это же время. Слушаюсь. Мэри, постойте! Последний… Между рамами обнаружилась мертвая пчела и несколько последних осенних мух, которых Атос, распахнув окно, брезгливо смахнул на землю. В детстве он к стыду своему испытывал настоящий ужас перед насекомыми, поэтому так хорошо понимал застывший от отвращения взгляд синих детских глаз, следивший за ползавшими по грушам осами. Сколько ему лет тогда было? Это было в тот год, когда груш уродилось столько, что их некуда было девать. А тут еще Портос прислал их ему целый обоз. Гримо тогда рвал на себе волосы: мы не в Нормандии, мы не выпьем весь этот сидр. Атос улыбнулся про себя и вернулся мыслями к Раулю. Пять лет, мы как раз начали заниматься испанским. Las pernas parа segnora Maria. По всей вероятности, Рауль родился в Испании. Если подумать о том, что все это чистая случайность, по спине проходит озноб. И сердце слишком часто бьется, это все эксперимент с кофе вместо завтрака. Гримо, не подав виду, что удивился, приготовил кофе и принес его в кабинет. Именно так он любит? Да, хозяин. Атос любил это его «хозяин», это куда короче и проще, чем «господин граф». Тем более, мой Гримо, что я слышал, как ты кричал это, когда мы вместе были под пулями, и шептал это же, когда я бывал ранен. Ты никогда не жалел, что не женился, Гримо? Я бы отпустил тебя. Нет, хозяин. И я не жалею, Гримо. Но что же теперь делать, уже весна, а мы так и не решили, что нового будем сажать в саду. Скоро пройдут эти туманы, и тогда самое время приниматься за работу. Скоро пройдут туманы, сказала его английская кузина, стоя у него за плечом той незабвенной весной, когда им обоим было по пятнадцать лет. Der Nebel ist vorbei, рассеялся туман, так начинался сонет, который Рауль столь блистательно перевел с немецкого и которым так гордился мэтр. Где он сейчас, этот сдержанный немецкий дворянин, скрывавшийся под другим именем, с которым было так хорошо говорить по вечерам об успехах Рауля и молчать о своих тайнах... Пол заскрипел под шагами Гримо, - когда же приступить к ремонту и стоит ли? Полы меняли, когда Рауль научился ходить. Вернее, когда начал бегать по всему дому. Дверь в его кабинет никогда не была заперта для Рауля. Мне нечего скрывать от тебя, мой единственный, входи, когда хочешь, ты у себя дома, потом этот замок будет твоим. Но дверь всегда открывалась несмело, и он входил, такая беспомощная копия меня, я сам когда-то, входивший к моему отцу. - Входи, Гримо. Тот появился с подносом, на котором стояла бутылка. - Гримо, я не просил вина. - Выпейте, хозяин, - хрипло ответил Гримо, а потом взял с подноса письмо и добавил: - Это он. Левой. Ранен в правую. Атос выхватил письмо и взломал печать дрожащими руками. Гримо тем временем наполнил его бокал. - С ним ничего не случилось, Гримо, - выдохнул граф, пробежав глазами страницу. – Но он женится. - На ком? - строго спросил Гримо, откашлявшись. - На некой леди Мэри Грефтон, - растерянно ответил Атос, а потом, найдя нужное место в письме, процитировал, - «единственный недостаток которой в том, что она любит меня». - Вещи? - спросил Гримо. - И возьми себе средство от морской болезни. - Почему ранен? - Дуэль. Выпей со мной, Гримо. Гримо широко улыбнулся и отправился за бокалом.
stella: Хоть и есть момент, с которым не согласна (Гримо, пьющий с хозяином), в остальном - как похоже на правду.
Madame de Guiche: stella я знала, что вы это заметите Однако они уже пили вместе в начале текста. Ну, не каждый день Рауль женится, это же сюр, пусть уж выпьют.
Кэтти: Madame de Guiche , я тоже заметила. Но я бОльшая демократка, чем Стелла, и Гримо, пьющий с хозяином в исключительнвх обстоятельствах меня не коробит, хотя бы потому, что в Каноне верный слуга-друг, не постеснялся попрекнуть господина тем, что в своей эгоистичной боли , он отправляет сына за тридевять земель в авантюрную ,опасную экспедицию против пиратов, зная о намерениях последнего погибнуть в бою и не без пользы для Франции, совсем одного, даже без слуги, без кого то с кем Рауль мог бы поговорить о доме, и кто знает, может быть передумать умирать.Ради этой призрачной надежды Гримо оставляет господина, которому служил всю жизнь,и уезжает с виконтом, чтобы стать немо страдающим свидетелем пароксизма страдания, агонии и гибели виконта, а затем выполнил страшную миссию по доставке забальзамированного тела домой в Бражелон.Такой Гримо вполне бы мог пить ночь напролет вместе с господином, останься Рауль в живых. Это право он заслужил всей своей жизнью.
stella: Кэтти , вы не большая демократка. чем я ( ), вы просто больше любите виконта.
Кэтти: stella , я всех героев Мушктерской Трилогии люблю, как поожительных, так и отрицательных. Они у Мэтра все такие живые настоящие, уже сроднилась с ними по жизни.
stella: Кэтти , вот именно потому, что они настоящие, я и отношусь к ним по-разному, как к живым. А всех любить это не ко мне. Я кого-то люблю, кто-то симпатичен, кого-то уважаю, а кого-то презираю или ненавижу, как если бы это были мои личные знакомые. Но мое замечание - это мое восприятие Атоса и той обстановки, в которой они существовали. "Одинаково благородные сердцем, но неравные по положению"
Madame de Guiche: В конце марта, когда зарядили дожди, трое друзей вернулись однажды к себе после утомительного вечера у короля, и слуги доложили герцогу, что его дожидаются гости из Франции. - Я никого не жду, - в недоумении сказал тот, но Рауль, едва только услышал слово Франция, бросился в гостиную, чтобы поцеловать руку отца и обнять все еще зеленого от морской болезни Гримо. - Герцог, - сказал Атос, - я решил направиться к вам, прежде чем начну искать ночлег в Лондоне. Мой старый друг Гримо так плох, что едва ли справится с этой задачей сегодня ночью. Он нуждается в помощи, и я прошу вас… Атос рухнул в кресло, запустив руку под камзол на груди. Бэкингем поклонился ему так низко, что граф де Гиш устыдился своего поклона. - Пусть мой дом будет домом для друга моего отца, - сказал герцог - а значит, и для друзей господина графа. Почтенный Гримо не будет ни в чем нуждаться. Через четверть часа Атос и Гримо были размещены в лучших гостевых комнатах герцога. Гримо был слишком слаб, чтобы сопротивляться, поэтому позволил слугам герцога увести себя в роскошную спальню, куда его хозяин вскоре явился, чтобы успокоить его. - Балдахин, - сетовал Гримо, улегшись. - Не надо. - Опустим полог, и тогда тебе ничто не будет мешать, - сказал Атос. – Я приказываю, - добавил он, увидев, что Гримо собирается подняться. - Шумит в голове, - сказал тот. – Ваше лекарство, хозяин? - Я принял. - Вы не приняли его днем. - Я забыл, - честно признался Атос. - Записывать, - посоветовал Гримо. Атос кивнул и тихо вышел из его спальни. Наутро граф де Ла Фер облачился в свой лучший костюм и даже воспользовался парфюмом. Вместе с Гримо они попытались закрутить его усы, но потом оставили эту затею. Ограничились бритьем и завили концы волос. - Вы собираетесь явиться к королю, отец? – поинтересовался Рауль, когда Атос явился к завтраку. - К вашей невесте, Рауль. - Мне следует отвезти вас к ней? - Достаточно будет, если вы сообщите мне ее адрес. Бэкингем и де Гиш, видя волнение Рауля, утратили аппетит. Атос пытался сохранять спокойствие, но от этих попыток в воздухе повисло такое напряжение, что герцог не выдержал: - Я собирался к своему портному. Господа, приглашаю присоединиться. Рауль, вы хотели обновить гардероб по английской моде. Граф, вам тоже понравится, уверяю вас. - Решено, - ответил тот. – Едем. - Едем, - тихо сказал Рауль и достал из кармана записную книжку, чтобы передать отцу адрес Мэри. Услышав имя своего гостя, Мэри побледнела и заметалась по комнате. - Этот господин очень бледен, не привез ли он дурные новости? - причитала горничная, на ходу оправляя платье свой госпожи. - Где мне его принять? В гостиной? Или в саду? - Примите его там, где вы еще не были с господином виконтом. В часовне. - Проводи графа туда минут через пять. Гримо, знавший, что его ожидают расспросы Рауля, постарался сделаться невидимкой. Атос решительно проследовал за горничной, словно забыв о нем. - Дитя мое, - сказал он, оказавшись перед Мэри, - я не обсуждаю решения моего сына, но я хочу быть уверенным в одном. Он опустился на одно колено, едва слышно охнув. Гримо закрыл за ним дверь. Сквозь мутное стекло витражей, не обращая внимания на горничную, он видел, что Мэри плачет, что Атос поднимается так резво, как от него нельзя было ожидать, что оба они идут к скамье и садятся на нее плечо к плечу, что Атос предлагает ей свой платок и прижимает ее к своей груди, а потом целует ее руки и даже лицо. Все это Гримо запомнил, но не мог рассказать Раулю, потому что от портного трое модных прибыли намного позже, чем сам Атос вернулся в особняк Бэкингема. - Как она приняла вас, отец? – спросил Рауль первым делом. - Если вы хоть как-либо огорчите свою супругу, когда станете ее мужем... - начал было Атос, но вынужден был остановиться под сияющим взглядом Рауля. – Что же. Я умолкаю. А теперь, герцог, могу я просить вас о капле хереса?
Madame de Guiche: Дамы, finitum est. Спасибо вам всем.
Орхидея: Гримо заслужил заботу со стороны господина. Как не ценить такое сокровище! Сцена, где Атос пил с Гримо, показалась мне очень трогательной, и всякий внутренний протест заглох мгновенно. Они ведь все трое - Атос Гримо, Рауль - давно друг другу родные люди. Да и кто у Атоса был на тот момент рядом ближе Гримо, старого верного Гримо, который умеет читать мысли и желания господина с полувзгляда и который почти что боевой товарищ? Умничка, Рауль! Единоличным решением собрался жениться, папу поставил перед фактом.)) Давно бы так! Я, вообще, неожиданно для себя балдею от вашего Рауль, сбросившего все прежние шоры. И Атос получился изумительно настоящим, глубоким, чутким. Построенные кое-где сплошником диалоги тоже дают свой эффект. Будто не смотришь на героев, а только слышишь их. И по атмосфере тонко, проникновенно, трогательно, с поволокой английского тумана. :)
Madame de Guiche: Орхидея спасибо. Гримо бесценен, и оба, Атос и Рауль, это знали. Я специально сплошняком последние диалоги, так надо. Туман скоро пройдет) не переименовать ли фик в Der Nebel ist vorbei? Рассеялся туман?
Камила де Буа-Тресси: Невероятно проникновенно! Спасибо огромное за фик! (Пойду перечитаю теперь целиком) Эти диалоги в строку - просто находка. Иногда забавно разбирать, где чья фраза, из-за этого читаешь внимательнее и ещё больше ощущение, что подглядываешь в замочную скважину. Я в принципе люблю Рауля, но ваш Рауль так чудесен, что нельзя не влюбиться заново!
Madame de Guiche: Камила де Буа-Тресси так влюбляйтесь вместе со мной!)
Кэтти: Madame de Guiche , хорошая повесть. Спасибо за удовольствие. Появление Атоса с Гримо в финале- очень трогательное. На этот раз придирчивый граф кандидатуру невестки более чем одобрил.
stella: Madame de Guiche Туман скоро пройдет) не переименовать ли фик в Der Nebel ist vorbei? Рассеялся туман? Я бы переименовала.
Орхидея: Madame de Guiche, по мне, так оба варианта названия уместны. Хорошо, когда прелесть фика совсем не в названии.) Хотя во втором варианте, это верно, побольше смысловой нагрузки.
Камила де Буа-Тресси: Madame de Guiche, уже
Rina: Чудесная! Чудесная работа! Как тонкое кружево сплетен текст. И это отношение графа к Гримо - великолепно описано! Спасибо!!! Давно не заглядывала на форум и тут же нашла такое сокровище для души.
Madame de Guiche: Rina спасибо, дружище!
Madame de Guiche: Спасибо Стелле. Две версии сцены "Выпейте, хозяин", - какая нам больше по душе?
Эжени д'Англарец: Даже не знаю... Обе такие замечательные... Но наверное, всё-таки первая мне нравится чуточку больше. Впрочем... нет, мне не выбрать!
stella: Я так и не поняла, как сделать, чтобы не раздувало картинку так, что ее нельзя охватить одним взглядом. Они бы на уменьшении лучше смотрелись.
Rina: чудесные иллюстрации! Мне очень вторая по душе пришлась
jude: stella, какая красота! И Гримо появился на иллюстрациях. :)
stella: jude , их бы немного уменьшить - цельнее бы смотрелись. Книжные иллюстрации, вообще, как правило (если они были ручной работы, не комп))), делались в масштабе 3:1. На уменьшении все просчеты не так заметны. А Гримо уже был - на той иллюстрации, что я делала для "На дальних берегах" для Lys.
Madame de Guiche: stella я попробую, но за результат не ручаюсь
Орхидея: Мне тоже обе иллюстрации нравятся. И Гримо замечательный!
Madame de Guiche: Mesdames, а представляете себе Портоса на свадьбе Рауля?)
Кэтти: Madame de Guiche , представляю, но хотелось бы прочесть Вашу версию.
stella: Было уже парочку вариантов. Знаете, мне кажется, Портос всегда - сама щедрость, сама благожелательность, пышность, открытость и прочая. Душа нараспашку. И только таким и вижу его.
полная версия страницы