Форум » Милый Рене » Реальность часто рвётся на куски » Ответить
Реальность часто рвётся на куски
Мэгенн: [small] - Атос, Портос, до скорой встречи. Арамис, прощай навсегда! [i]д`Артаньян[/i][/small] Утро. Как всегда, весеннее и не слишком отличающееся от других. Правда, лёгкий ветерок, ворвавшийся в помещение, известил склонившегося над бумагой человека. Перо в его руках застыло, пока задумчивый взгляд скользил по комнате, ища вдохновения. На бумаге красивым тонким почерком были написаны несколько слов, не считая приветствия. Необычайно простым языком писались пара строк, явно не являвшихся официальными. Нет, в них сквозило простое желание написать. Ещё с утра в тёмных глазах зажёгся какой-то огонёк. Но, похоже, перо уже не летало с былой лёгкостью по листу из-за непривычки. Всегда строгость, чёткость и понятность – то, что было так привычно. И после этой сухости обычных писем мысли не могли найти форму. Их было слишком много. И герцог не жалел, что встал с первым лучом, чтобы написать письмо единственному другу, который мог его получить. Воспоминания пришли внезапно, что и заставило старика изменить своим привычкам. Дело того стоило – на губах появилась лёгкая улыбка, не похожая на обыкновенную хитрую усмешку. На это утро дипломат вновь стал мушкетёром. Его выдавали глаза, эта пропасть, осветившаяся изнутри огоньком. Во многом благодаря огню старой дружбы, что ещё теплилась где-то в груди. Перед глазами стояли такие отчётливые картины, отпечатавшиеся в памяти до мельчайших подробностей. Лукавые и блестящие, неизменно спокойные и светящиеся благородным огнём, наивно серьёзные и добрые глаза. Такие родные, такие привычные, после которых все окружающие – просто стекло, отражающее свет солнца, блеск алмазов и золота. Возможно, герцог слишком привык видеть жизнь, чтобы суметь разглядеть её в бездушных телах, что радуются всем земным удовольствиям. Как это не похоже на его друзей!.. Но, несмотря на всё, слова не шли. Хотелось написать что-то, что могло приятно удивить и обрадовать д`Артаньяна, который привык с опаской относиться ко всему, что касалось его старого товарища. Просто спросить, как живётся. Просто получить ответ, полный живого юмора и гасконского хвастовства. И, в чём герцог д`Аламеда не желал себе признаваться, хотелось просто увидеть лицо будущего маршала Франции. Он приедет во Францию, как только будет приглашён отметить знаменательное событие. В конце концов он отложил перо, потерев глаза. Позже он закончит. А сейчас начинается новый день. Такой же, как другие. Но теперь это его жизнь. А на старого друга у него всегда найдётся время. С этой мыслью дипломат спрятал письмо в ящик стола и покинул комнату, возвращаясь в суетный мир. ***
Ответов - 4
Мэгенн: *** В конце концов приходится возвращаться туда, где царит одиночество. Обратно, туда, где нет никого. С некоторой неохотой. Весь день герцог не приближался к комнате, будто пытаясь отсрочить момент, когда придётся дописать послание. Сознание того, что это надо прежде всего для него самого боролось с незнакомым чувством. Неизвестное, поскольку слова были всегда, да и откладывать что-то было не в его привычках. Неосознанное нежелание возвращаться заставило его сделать все дела, какие были возможны, увидеться с нужными людьми и уделить достаточно времени прогулке. Однако, войдя, он не сразу подошёл к столу, сначала подойдя к окну и распахнув его, чтобы глотнуть воздуха. Вечерний воздух, пропитанный дурманящим запахом цветов и свежестью. Спасительный глоток живительной силы. А сила ему понадобится, даже на этот короткий вечер. Вернее, особенно на этот. Поскольку скоро одиночество было нарушено, а лакей известил, что прибыл курьер из Франции. Велев пригласить его, герцог д`Аламеда сдвинул брови, но потом улыбнулся. Наверняка с хорошей новостью, и он был даже уверен, что знал, с какой. И всё-таки что-то заглушало радость, заставив прислушаться, напрягшись, будто в ожидании опасности. Предчувствие, так редко обманывавшее его, он сейчас старательно пытался отогнать. Посланник вошёл молча, поклонившись и протянув конверт. Эта тишина, повисшая в воздухе, не внушала надежд, потому тонкие пальцы быстро расправились с печатью. За какой-то миг до того, как пробежать глазами по строчкам, Арамис внезапно испытал весьма странное чувство. Он знал, что там, и потому закрыл глаза, будто стараясь отогнать навязчивое ведение. Будто знал всю жизнь, что так случится. Было странное ощущение, когда он вчитывался в слова, говорившие о смерти маршала Франции и выражавшие сочувствие. Коротким жестом герцог отпустил посла, отвернувшись. Он не взглянул на посланца, не издал ни вздоха, не рухнул в кресло, обессиленный свалившимся несчастьем. Хотя он знал, что рано или поздно это должно случиться, в глубине души не хотел признавать этот факт. Поэтому он выпустил из рук бесполезную бумагу, подойдя к окну и оперевшись на подоконник. Больно. Но больше всего – обидно. Кто знает, может, его друг успел бы прочитать письмо до того, как покинуть этот мир. Может, им обоим было бы легче. А если бы он сорвался с утра? Никто не помешал бы ему покинуть Испанию. Всё можно было бы изменить. Или отсрочить этот миг. - Нет. И он знал, что горечь, прозвучавшая в тихом голосе не способна выразить всего. Третья потеря. Почти такая же, как первая. В первый раз – неожиданность. Эта же была ожидаема. Но от этого не легче. Тяжелей осознавать, что конец пришёл так быстро. Больно поверить, что теперь уже ничего не будет. Из всех Арамис меньше всех был похож на мушкетёра, он же держался от них на расстоянии, не раскрывая собственной души и держа язык за зубами. Часто ему приходилось жалеть об этом, хотя и было ясно, что он так сделал бы в любом случае. Он, который всегда держался чуть в стороне, вернее, в собственном мире, сейчас слишком остро почувствовал одиночество. Они были, они жили. А он, жил ли он? Слёз не было. И не было попыток заглушить боль, захлестнувшую с головой. Лишь воспоминания. Было больно и в то же время спокойно. Не было бури, как тогда, после смерти Портоса. Возможно, из-за того, что тогда он сам видел, как потух блеск в глазах благородного титана. Не было стыда и бессилия, как после смерти Атоса. С д`Артаньяном умерли все трое. Горькая усмешка. Так ли должно всё закончиться? Почему Арамис, который никогда не был «одним за всех»? Погибший сегодня был, по мнению оставшегося в живых, душой четвёрки. И то, что остался другой, было неправильно, неестественно. Пожалуй, самое верное сейчас – взяться за шпагу или пистолет. Или тешить себя надеждой умереть от лихорадки. - Не сейчас. Позвать слугу и велеть приготовить на завтрашнее утро лучших лошадей и приготовить свежих по пути. Кратчайший путь. Написать несколько строк и передать отдыхающему курьеру. Предупредить. А потом – сжечь начатое письмо. И другое, извещавшее о смерти второго друга. Смотреть на то, как пламя лениво ласкает бумагу. Запах, ещё больше дразнящий боль, не унимавшуюся на минуту, почти физическую. Темнеет. Скоро наступит ночь. ***
Мэгенн: Тишина. Наконец-то одиночество. Которого в душе боишься и ждёшь. Подрагивающая свеча, отбрасывающая причудливые тени. Сегодня любопытная луна не заглядывает в окно, как прежде, будто смущаясь и боясь помешать. Но, возможно, она просто прячется от того, чем пропитана вся комната? Всё замерло, будто не решаясь потревожить повисшую в воздухе атмосферу. А единственный, кто не боится этого напряжения, наблюдает, как дрожит слабый огонёк. Такой хрупкий, готовый в любую секунду потухнуть, он так контрастирует с некоторой холодностью темноты. Что-то в лице старика дрогнуло. На секунду он сравнил себя с этим огнём. Который спрятан в глубине бесконечно холодных глаз. Возможно, он мысленно сравнивал порывы ветра с ударами судьбы. Ничто не в силах справиться со смертью. Вечно побеждать нельзя, и он это знает. Искусный дуэлянт, проигрывавший так редко, сживавший врагов со света, в конце концов чувствует, что ему всё тяжелее хитрить, отступать, атаковать, побеждать. Вся его жизнь состояла из этих боёв, которые отодвигали конец. Война не может длиться вечность, и в этой войне лишь один победитель. И глупо надеяться победить смерть. Тем более, когда остаёшься один на один. Когда видишь, как падают сражённые немилосердной рукой товарищи. И в этот самый миг сам получаешь ранения, отнимающие силы. Пока вы вместе – против пешек. Когда один, выходит главный враг. И тогда нужно принимать решение: сдаться и положить конец бессмысленной борьбе или продолжать, выжимая из себя жизненные соки. А для чего всё это? Ради чего? Увы, начинаешь задавать этот вопрос лишь тогда, когда будущее перед тобой. Возможно, было бы не так больно встретиться с судьбой гораздо раньше. Тогда, когда не видел всего. Если бы тебя сразили ударом, как ты это делал, тридцать лет назад? Что было бы тогда? Ты бы не допустил стольких ошибок, не испытал бессмысленной боли, не получил бы стольких ран. Всё произошло бы быстро. Ты погиб бы в бою. - Хватит. Нужно набраться сил. Сказано – сделано. Но на сей раз герцог не потушил свечу. Возможно, не желая навлечь беду. Будто до тех пор, пока огонь горит, он будет жить. Глупо, но шутить лучше не надо. Уже не то время, когда можно было играть жизнью, ни за что не опасаясь. Его ждёт ещё одно дело. И пусть сон был слишком туманным, больше походившим на дрёму, это была небольшая передышка. Впереди его ждёт ещё одно сражение, несомненно несущее ранение. Нельзя тратить силы и допускать ошибки. Поэтому лучше дожидаться утра, давая отдых телу и в некоторой степени душе. ***
Мэгенн: И снова утро, наступившее с первым же лучом света, робко заглянувшим в окно. Этого лёгкого прикосновения света было достаточно, чтобы открылись глаза. Скоро посреди комнаты вновь стоял герцог, одетый во всё чёрное и по-дорожному. Ещё слуги спали, когда он бесшумно покинул особняк, сев в карету и отправившись в относительно далёкое путешествие. Всё было выполнено в точности, благодаря чему он за рекордные сроки преодолел расстояние, отделявшее его от Франции. Благо, этот путь не мог занять много времени. Итак, молчаливый незнакомец необычайно рано остановился в таверне позавтракать. И, как и прежде, продолжил продвижение. А поскольку его приказы значили достаточно, чтобы пересечь границу в кратчайшие сроки, то ещё некоторое количество часов, проведённых в карете, привели его к цели. Описывать весь отрезок времени смысла нет, поскольку ничего особого не произошло. Лишь один раз бывший мушкетёр и епископ подумал, что, наверняка, подобное безмолвие достойно графа де Ла Фер. Вся дорога осталась без внимания. Лишь грохот и тряска иногда вызывали недовольство, которое, однако, было скорее слабым отзывом сознания на реальность. Мысли же были далеко, а перед глазами мелькали образы, такие дорогие и такие отчётливые. И ничто не мешало им затрагивать тонкие струны души. Всё-таки, воспоминания были приятными. Было легче вспоминать моменты, когда они стояли плечом к плечу, смеясь в лицо опасности. Первые годы, когда четвёрка была столь дружна. Счастливое было время, весёлое время. И вот она – остановка. Путешественник уже не думал считать часы, проведённые в одной позе. Он лишь в прежнем молчании ступил на французскую землю, жестом освободив единственного спутника. Тот получил деньги, и теперь может спокойно отправиться в ближайшую таверну. А герцог, никому среди солдат неизвестный, будет встречен предупреждённым заранее человеком, который тут же, раскланиваясь, укажет дорогу. Эта чёрная фигура была встречена удивлёнными и настороженными взглядами, которые провожали её на протяжении всего короткого пути. Всё в облике этого человека удивляло и вызывало приглушённое обсуждение. Арамис слышал и замечал это, но не придавал значения, твёрдым шагом следуя за провожатым. Наконец показалась часовня. Судя по всему, церемония закончилась. Он приближался к группе людей, отпустив проводника. Все эти люди удивлённо оглядывались на него, когда он уверенно прокладывал себе путь. От него повеяло чем-то торжественным и непонятным. Никто не знал этого величественного господина, но никто и не думал сомневаться в его праве подойти к могиле. Арамис подошёл вплотную, а стоявшие рядом почтительно расступились, уступая место. Возможно, они были предупреждены. Но это не интересовало того, чей взгляд не скользнул ни по одному лицу. Он лишь смотрел на ещё свежую могилу. Здесь лежал маршал Франции, любимый своими мушкетёрами капитан, граф д`Артаньян. Нет, не это было важно – здесь лежал друг Атоса, Портоса и Арамиса. Один из них. Тот, кто должен был жить дольше других. Тот, кто совершил все подвиги. Тот, кто был непобедимым. Самый опасный противник и самый преданный друг. Тот, кого любили Атос и Портос, кем восхищался и кого опасался Арамис. Да, последний всегда с уважением думал о своём товарище. И сейчас, на его взгляд, было что-то неправильное во всём происходящем. Он не должен был стоять здесь, оставшись в живых. Не должен смотреть на повергнутого воина. Внезапно Арамис почувствовал нестерпимое желание прогнать всех присутствующих. Они не знали д`Артаньяна так, как он. Они не имели понятия о том, кто лежит у их ног. Разве имеют право эти глупые создания сверху вниз смотреть на такого человека? Разве имеет право любой из посторонних стоять так близко? Ему казалось, что любой, кто смеет подойти к могиле любого из трёх его друзей, нарушает какой-то неписаный закон, пытается нарушить границу. Это только их территория, только четверых. И никто более не имеет права приближаться. ***
Орхидея: Глубоко и душевно. Хочется просто помолчать.
полная версия страницы