Форум » Милый Рене » Веский повод для личной ненависти » Ответить
Веский повод для личной ненависти
Джулия: Название: Веский повод для личной ненависти Автор: Джулия Фандом: Двадцать лет спустя Пейринг: Арамис, Мордаунт, герцогиня де Лонгвиль. Размер: мини Жанр: затрудняюсь Рейтинг: PG Статус: закончен Автор уже не раз задавал себе вопрос: почему Арамис явно имел личный, причем веский повод ненавидеть Мордаунта. Они с молодым человеком даже не знакомы во время встречи в Булони, а аббат уже желает его прибить. Выстроилась вот такая, довольно романтическая, но все же правдоподобная (ИМХО) версия событий. Все права - Мэтру.
Ответов - 14
Джулия: …Он стрелял наобум, поддавшись необъяснимому приступу слепой ярости. Такое с ним бывало и раньше, но всякий раз – в отсутствии посторонних. Когда рядом были люди, он пусть с трудом, но контролировал себя. Он никогда не посмел бы показать хотя бы искру темного пламени, пожиравшего его изнутри каждый день, за годом год. Если рядом был хоть кто-то… Никто не видел его и не слышал: совершенно пустынная дорожка, странная тишина. Даже птицы перед грозой умолкли. Лес сочился тяжелой, душной испариной, которая могла свести с ума даже человека со стальными нервами. Он выстрелил – и ему стало легче уже в тот момент, когда рука с дымящимся пистолетом опускалась вниз. Если минутой раньше все в его душе клокотало и пенилось, лишая возможности видеть и слышать, то теперь он вновь обрел эти способности. Выстрел, раздавшийся в тишине, переполошил птиц – теперь они носились над зарослями орешника с истошными воплями. Затем чуткий слух Джона уловил стук копыт – где-то рядом скакала лошадь. Даже не скакала – неслась в бешеном темпе. Затем донесся крик – призыв о помощи. Кричали несколько человек. И лишь затем молодой человек увидел… Он был не один. Дьявол, он был не один! Откуда в Булонском лесу столько людей? Откуда они взялись в местности, которая только что была пустынной? Двое верховых – далеко, на краю поляны. Еще одна фигура – женщина, которая бежит что есть сил, поддерживая рукой подол юбки. Да что случилось?! Ответ на этот вопрос он получил долей мгновения позже. Ломая ветки, из орешника на поляну вылетела белая кобылка. Морда в пене, глаза обезумевшего, потерявшего всякий рассудок животного. А на лошади – неловко, удерживаясь в седле каким-то чудом – женская фигурка. Незнакомке никто уже не успевал помочь. Лошадь неслась куда хотела, не слушаясь хозяйской руки. Женщина, впрочем, могла считать себя отличной наездницей – иная бы давным-давно вылетела из седла, переломав себе все кости. Джон коротко свистнул – без толку. Животное промчалось мимо. Ах ты! Молодой человек второй раз за последние пять минут помянул нечистого. Он не любил этого делать, но тут иных слов просто не нашлось. Проклятая лошадь неслась прямиком к оврагу. Похоже, и незнакомка это знала. Судя по тому, как она судорожно пыталась высвободить ногу, застрявшую в стремени, женщина сохраняла самообладание. Уже хорошо. Иметь дело с двумя безумными Джон поостерегся бы. Он торопливо извлек из кобуры второй пистолет. Прицелился. Выстрелил. Лошадь упала как подкошенная, увлекая за собой всадницу. Джон мигом очутился на земле, дал знак своему гнедому стоять на месте и бегом, что есть мочи припустил туда, где виднелась бьющаяся в агонии белая лошадь. Когда он подбежал, белая уже затихла.
Джулия: Джон знал толк в лошадях. Он посмотрел на кобылу с сожалением – благородную кровь не скрыть. Если переводить все живое в денежный эквивалент, то ему только что довелось отправить в лошадиный рай чью-то тысячу ливров. Англичанка, чистокровка. Не старше восьми лет. Впрочем, что теперь жалеть? Куда больше внимания требовала бедная всадница. Джон опустился на колени и торопливо нашарил в кармане нож в надежных кожаных ножнах. Ножик был совсем небольшой, но по остроте не уступал хорошему кинжалу. Ногу незнакомка так и не высвободила. Джон, недолго думая, полоснул по кожаному ремешку раз, другой, третий… На пятый удар стремя – изящное, не предназначенное для бешеной скачки по пересеченной местности, лопнуло. Теперь бедняжку можно было отнести в сторону. Джон поднял ее легко – благо, она весила совсем немного. Краем глаза заметил неестественную бледность лица. Ничего. Она жива. Во всяком случае, пока. А у прислужницы, которая бежит сюда со всей возможной скоростью, наверняка найдется флакон с нюхательной солью. Он же не мастак приводить дам в чувство. Кажется, полагается разрезать корсет. Дамы вечно придумают себе сложности. Как только они в таком ходят?! Это же дышать невозможно. В обморочном состоянии – тем более. Джон, неожиданно проникшись бедственным состоянием незнакомки, приложил ухо к ее груди. И с вполне понятной радостью ощутил слабые, неровные удары сердца. Жива. Значит, не придется доказывать слугам ничего. Слуги подоспели только сейчас – два молодца в ливреях. Кстати, что за ливреи? Джон напряг память. Отправляясь во Францию, он пару дней повторял давным-давно забытые за ненадобностью сочетания геральдических цветов и изображений на гербах. Когда-то его этому учили… И что получается? Побочная ветвь семьи Валуа? Королевские лилии на щите с косой полосой? Джон почувствовал, как у него похолодели руки. Похоже, он ненароком подстрелил птичку самого высокого полета, раз уж она находится в родстве с двумя королевскими фамилиями. Наконец, подоспела и камеристка. Глаза у девушки были круглыми от ужаса, по лбу струился пот, лицо полыхало. - Вы ее убили! – срывающимся голоском пробормотала она. – За что вы ее убили? Молодцы в ливреях, к счастью, не спешили бросаться в бой и отбивать тело госпожи. Джон с благодарностью посмотрел на них и буркнул, переведя взгляд на девчонку: - Жива она. Где там у вас… что полагается? С женщинами он разговаривать не любил. И галантному обращению с ними его не учили. Женщина – сосуд дьявола. Так сказано в Писании, и не ему спорить с Господом. Хотя, конечно, Библия была написана давным-давно, и не всякая женщина годится на роль соблазнительницы… Хотя незнакомка, очевидно, относилась именно к тем, кто подтверждал правило. Джон только сейчас рассмотрел ее. Даже в обмороке, с бледно-лиловыми губами и ссадиной на виске, она была прекрасна. Судя по сочетанию цвета кожи и волос – действительно блондинка. Белокурые пряди, выбившиеся из прически, мерцали в солнечных лучах загадочным золотистым блеском. Тонкая ручка в шелковой перчатке, беспомощно покоящаяся на траве, восхищала совершенством формы. Одежда на незнакомке была весьма изящной и изысканной. И еще… она была, пожалуй, ровесница ему самому. Лет двадцать пять, не больше. Взгляд невольно скользнул ниже – по хрупкой шейке, к вырезу декольте… но соблазна не возникло. Напротив: вырез был очень целомудрен, хотя незнакомке было что показать. Но у этой груди Джону почему-то представились не похотливые мужские губы и руки, а – младенец Христос… Камеристка между тем делала свое дело – девчонка опомнилась от пережитого шока и вовсю хлопотала: протирала госпоже виски смоченной в ароматическом уксусе тряпочкой, сноровистыми движениями ослабила корсаж… Дальше Джон смотреть не стал. Не просит помощи – значит, справится сама. Он свистнул на особый лад. Умница Апулей прискакал на зов хозяина. - Эээ… - нерешительно произнес один из слуг. Джон понял. Выпрямился, метнул в недогадливого гневный взгляд. Подействовало: парень мигом осознал свое место. - Никуда я не уеду. Помогу вашу госпожу доставить куда надо. Скачите лучше кто вперед, врача предупреждайте. Парни переглянулись. Поняли смысл сказанного. - Слово дворянина, что не сбегу! – сквозь зубы процедил Джон. Он ничуть не кривил душой. Он действительно был дворянином… настоящим дворянином, что бы там не утверждал дядюшка… Неприятное воспоминание заставило поморщиться. - Как зовут вашу госпожу? – спросил Джон у камеристки. Ему надоело угадывать цвета и символику. Девчонка шмыгнула носом и ответила несмело: - Это кузина короля… ее светлость герцогиня де Лонгвиль. Джон вытянул губы трубочкой. Совсем хорошо. Кузина короля, значит… родная сестрица принца Конде… первого героя Франции. Если что с ней случится, не поможет и статус неприкосновенности, дарованный всем послам в мире. Принц с него шкуру снимет… с живого. И будет прав, если честно. Ибо всей Европе было известно, что между братом и сестрой существует нежная любовь.
Джулия: Мадам де Лонгвиль тем временем тихо вздохнула и приоткрыла глаза. Поначалу взгляд был расфокусированным, затем обрел осознанность. Джон прекрасно понимал состояние, в котором находилась герцогиня. Ему тоже доводилось падать с лошади на всем скаку. Однажды подобный фокус стоил ему пробитой головы, другой раз – сломанной руки. Герцогиня тоже могла что-то сломать, хотя видимых повреждений не наблюдалось. Но молодая женщина – не молодой мужчина. При всей своей ловкости она все же была хрупкой, изящной. - Жанин, что случилось? – спросила она тихим шепотом. - Вы упали с лошади, мадам! – ответила камеристка. – Вы совсем ничего не помните? - Не помню… - герцогиня поморщилась и попыталась двинуть рукой. Это ей удалось. – Мы ехали в наш охотничий домик, так? - Да, и вы решили ехать верхом, потому что в карете было душно. Вы взяли лошадь у Мишеля, а он пересел к кучеру. Вы поскакали вперед, и тут раздался выстрел. Кобыла ваша точно с ума сошла… Герцогиня приложила руку ко лбу. Чуть напряглась. - Да… И затем в меня кто-то выстрелил… - Не в вас, мадам! – хмуро сказал Джон, обозначая свое присутствие. – В лошадь. Животное летело прямо к оврагу, и вы не могли его остановить. Молодая женщина оглянулась. На Джона посмотрели огромные глаза необычного бирюзового цвета. - Сударь? – с едва уловимой вопросительной интонацией спросила она. И остановилась, ожидая, что ее спаситель представится сам. Джон оказался в крайне затруднительном положении. Он не мог сказать то придуманное им же самим имя, которое носил с семнадцати лет. Конечно, сестра Великого Конде умна, но она вряд ли захочет продолжать разговор с человеком, который называет себя просто Мордаунтом. Пусть даже он и доверенное лицо генерала Кромвеля… Хотя… нужно ли ему, чтобы разговор был продолжен? Его задача – закончить свои дела в Париже и уехать тотчас, как только все выяснится. Его с нетерпением ждут в Англии. Но бирюзовые глаза имели какую-то гипнотическую силу. Джон почувствовал, что краснеет до корней волос. - Ваша светлость, меня зовут лорд Джон Френсис Винтер, барон Шеффилд. Он сказал правду. Его действительно звали именно так… должны были так звать по праву рождения. О прочем он бы умолчал даже на исповеди. О том, почему не может носить это имя. О том, что выпало на его долю. Он впервые за много, много лет произнес вслух то, что неоднократно повторял про себя. Только про себя. Лорд Джон Френсис Винтер. Герцогиня опять напряглась: по лбу пробежала заметная морщинка. Джон мысленно выругал себя – конечно, сейчас она вспомнит про дядюшку… будет расспрашивать про родню. Но она не стала ничего спрашивать. Только кивнула и одними губами повторила его имя и титул. - Вы совершенно чисто говорите по-французски! – отметила она. – Это такая редкость для английских дворян… пусть и лордов! В голосе прорвались легкие нотки удивления. Но на это Джону было что ответить. - Моя мать – француженка! – сказал он. - Ах, вот что! – герцогиня вспомнила, что она – женщина, что она все еще полулежит на траве и вид у нее не самый торжественный. Потому нежное лицо покрылось заметным румянцем. И этот румянец напомнил Джону некое дивное видение из далекого детства… Так же краснела та, которую он только что вспомнил – его мать.
Джулия: - Помогите мне встать, милорд! - попросила она, очаровательно улыбнувшись. Отказать ей в этом было невозможно. С помощью Джона и камеристки Жанин молодая женщина встала. Осторожно сделала несколько шагов. Невольно поднесла ладошку к колену: конечно, она ушиблась, и сильно. Счастье, что падать пришлось на мягкую траву. И почва здесь была довольно рыхлой: плодородная земля, не камень. - Я не неженка! - точно извиняясь, произнесла герцогиня. - Я воспитывалась вместе с братьями, и мне не раз случалось падать с лошади. - Я убил вашу лошадь! - тихо признался Джон. - Это было неизбежно. Не волнуйтесь, этот вопрос не должен вас заботить. Благодарение небу, у нас в конюшнях достаточно хороших лошадей. Прихрамывая, герцогиня сделала еще несколько шагов. Но споткнулась, болезненно скривила губы и не смогла сдержать стон. Джон вздохнул - еле слышно, и вновь подхватил мадам де Лонгвиль на руки. - Я просто сильно испугалась, - прошептала она. - У меня ничего не болит. - У вас может заболеть что угодно, мадам! - серьезно сказал англичанин. - Поэтому я бы посоветовал вам не упрямиться, не пытаться ехать верхом, а как можно скорее добраться до экипажа и вернуться в Париж. - В Париж - нет! - запротестовала герцогиня. - Едем в охотничий дом. Врач там найдется... - Но нужно известить господина герцога... - попыталась возразить камеристка. - Ни в коем случае! - интонация голоса мадам де Лонгвиль была весьма выразительна. Джон усмехнулся украдкой: вот и подтверждение тому, что он неоднократно слышал от своего патрона, и от десятка приятелей, которые бывали во Франции. Молоденькая жена не слишком-то расположена к своему мужу. - А... - камеристка, казалось, хотела еще что-то сказать, но вовремя прикусила язычок. Лицо ее приняло постное выражение, и она с совершенным равнодушием поинтересовалась. - Господина аббата тоже не нужно извещать? - Господин аббат сам про все узнает. Он должен приехать. Через час. И в голосе госпожи Джон уловил то же восхитительное равнодушие. Отлично. Есть еще некий господин аббат, который обязан все знать. Но это не его ума дело. Он через пару часов будет скакать галопом по дороге, ведущей к Булони. Там ему предстоит провести несколько дней в ожидании ответа от Мазарини. Чертов итальянец не сказал ни да, ни нет. Но посол был уверен, что последует положительный ответ. Стало быть... Задумавшись о своем, Джон даже не заметил, как они оказались у кареты. Можно было раскланяться и уехать. Но простая вежливость требовала проследить, как дама будет доставлена до того самого домика. На лакеев надежды мало; на редкость бестолковые слуги в доме герцога. Одна внешняя представительность - и никакой инициативы. Таращат глаза на молодого господина - и молчат. Лица тупые и покорные. Или... за то и выбраны сопровождать госпожу, что не будут интересоваться тем, что их не касается? И не донесут кому надо о том, чем занимается в лесу молодая герцогиня? Нельзя не заметить, что она на редкость привлекательна. А какой нежный голосок... - Вы ведь не оставите меня? - словно прочитала его мысли мадам де Лонгвиль. - Вы проводите меня? Садитесь в карету напротив. Я думаю, что вы очень умны. Следовательно, мы мило проведем время. Вы останетесь у меня к обеду, если у вас есть время. Я ведь не отвлекаю вас от срочных дел? Дорога в Булонь могла и подождать. Денег в кармане не так много; дама предлагает обед. Джон приятно улыбнулся. - Вы слишком высоко ставите мои умственные способности. - Поверьте, я отличу дурака от умного, приятного человека! - не допускающим возражения тоном проговорила молодая женщина. Приподнялась на подушках и крикнула. - Эй, чего мы стоим? Поезжайте! Может, лакеи были и тупые, зато герцогский кучер заслуживал самых высоких похвал. Карета поехала - быстро, но очень аккуратно. Герцогиня вытянула ноги, опять болезненно поморщилась, приложив ручку к левому боку. - Вы были в шоке! - серьезно сказал Джон. - Вы могли не ощущать боли. Теперь она может появиться, и даже сильная. - Пока что я ощущаю только головокружение! - успокоила его герцогиня. - Милорд, расскажите мне про Англию и генерала Кромвеля. Вам доводилось общаться с ним? А бедный король Карл? Правда ли то, что про него говорят? - Что про него говорят? - Джона забавлял этот разговор с французской аристократкой. Герцогиня нахмурилась. - Говорят, что дела его совсем плохи. Вам нет нужды подтверждать или опровергать мои слова. Его величество Карл сам виноват во многих своих бедах. Никогда нельзя забывать о нуждах народа. Иначе любой король получит смуту. И некому будет жаловаться на то, что появляются Кромвели. - Вы так вольно рассуждаете! - искренне сказал Джон. - Не боитесь? Герцогиня рассмеялась серебряным колокольчиком. - Нет, не боюсь. Если вам не неприятна эта тема - давайте поговорим о Кромвеле. Я спрашиваю вас так прямо. Может быть, напрасно: если вы роялист, то будете гневаться на меня. Если же сторонник повстанцев - то можете быть необъективны. - Кем бы я ни был, не ошибусь, если скажу, что генерал Кромвель - личность выдающаяся. - Он настоящий вождь? - Не отрицаю. - Ведь он не из совсем простого рода? Многие считают его отпрыском пивовара, но я много читала и убеждена, что он из тех Кромвелей, которые играли значительную роль при Генрихе VIII. Кажется, Томас Кромвель был тоже изрядным бунтарем? - Вы прекрасно осведомлены, мадам! - беседа, принявшая неожиданный поворот, начала быть приятной для Джона. Кажется, это будет не простая светская болтовня. Его собеседница действительно знает больше, чем другие дамы. Нужно быть настороже - но сколько же удовольствия доставляет вот такой словесный поединок! Только мадам де Лонгвиль не знает, даже не подозревает, что это поединок. Лицо ее светится искренней заинтересованностью - не более того. Она ничего не выпытывает и не стремится проникнуть в тайны молодого англичанина.
Джулия: Вот и охотничий павильон, который служил конечной целью путешествия. Действительно - укромное место. С виду дом совсем скромен и мал, но Джон уже знал по опыту, что внешний вид вот таких загородных домиков бывает весьма обманчив. Он не дал герцогине ступить ни шагу: опять подхватил на руки прямо на приступке кареты и пронес внутрь - мимо хлопавших глазами трех лакеев. С каретой бы разобрались, бестолочи... Камеристка пробежала вперед, поспешно распахнула двери. Так и есть: внутри дом выглядел совсем иначе. А уж как роскошно было ложе, на которое Джон уложил молодую герцогиню... Некоторое время молодые люди продолжали мило разговаривать. Лакей, неслышно ступая по мягкому ковру, принес и поставил на маленький столик вино, бисквиты и фрукты - легкий десерт. Из приоткрытых дверей донесся восхитительный запах вкусно приготовленной дичи... Только Джон, не утративший ни малейшей части своей внимательности - врожденной, как у хищного животного, не мог отогнать непонятную, но настойчивую мысль: в этой лесной глуши ждали не его. Совсем другого мужчину. Для другого, хорошо знакомого подобрано вино. Кем бы он ни был, этот незнакомец - у него прекрасный вкус. Вино не опьяняет ничуть, но заставляет быстрее бежать кровь по жилам. И хозяйка домика выглядит невероятно притягательно. Джон, неожиданно для себя, преклонил колено и поцеловал руку дамы. Герцогиня лежала на мягких подушках. Правая ручка - без надушенной перчатки! - покоилась на краю кровати, на покрывале. Мадам де Лонгвиль руку не отдернула. Не рассердилась. Лишь слегка вздохнула. Сняла с шеи медальон, раскрыла, протянула молодому человеку. Джон послушно взял его. Миниатюра - детское личико. Мальчик или девочка - даже не понять. Белокурые локоны, огромные голубые глаза - явно унаследованные от матери. - Мой сын! - с невольной гордостью сказала герцогиня. И просияла. Джон же зажмурился. В висках застучало. Он совершил над собой усилие и вновь поцеловал пальцы герцогини. Легко и безгрешно. Так бы он приложился к мощам какой-нибудь святой. Так бы он поцеловал руку той, которая... которой... - Вам нехорошо? - серебристый голосок молодой женщины прозвучал так, словно она говорила откуда-то с небес. - Жарко... Здесь жарко... - хрипло выдавил Джон. И закашлялся. В действительности его колотил озноб. Спас положение шум в коридоре. Еще секунда - и она начала бы расспрашивать. А он не мог говорить сейчас... ни о чем не мог. Даже о пустяках. Нахлынувшие воспоминания были сладостны и мучительны одновременно. Без стука в комнату зашел пожилой полный человек. - Сударыня, мне сказали, что вы упали с лошади и вам дурно? - Да, упала! - почти веселым голосом ответила герцогиня. - Но мне ничуть не дурно, господин Ленен! - Я должен осмотреть вас! Видимо, толстячок и был тем самым врачом, которому вполне доверяла мадам де Лонгвиль. - Не стоит! - Не прекословьте мне, ваша светлость! Помните, как вы были совсем юной девушкой и вам пришла в голову странная фантазия лазать по деревьям вместе с вашим братцем? Как вы упали и тоже кричали, что вам не нужна моя помощь? А ведь у вас была сломана рука! - Ну. хорошо... - герцогиня неохотно приподнялась. Уголки губ ее дрогнули жалобно. - Милорд, вас сейчас проведут в столовую Уверена, со мной все в порядке. Подождите меня там. Пожалуйста. Обед совсем скоро. Джон вышел вслед за лакеем. Четверть часа он разглядывал столовое серебро, камчатную скатерть, картины на стенах и охотничьи трофеи. Ситуация ничуть не тяготила его. И все же... все же он каким-то десятым чувством ощущал, что его пребывание здесь удивляет прислугу. На столе стояли приборы на двоих. Но он был уверен - он готов был поклясться в том! - что вот-вот войдет слуга и поставит третий прибор. Для неожиданного гостя... Здесь ждали двоих. Госпожу и еще кого-то... Но не его. Он - случайно встреченный человек. Почему же она его позвала с собой? Неужели только по доброте душевной и потому, что нуждалась в поддержке в трудную минуту? Нуждалась в разговоре с равным? Вопросов было слишком много. Джон внимательно осмотрел обстановку в комнате, подошел к окну. Оно было приоткрыто. За окном благоухал июнь. Жаркий, солнечный, благословенный... Вились над клумбой с цветами пчелы. Когда-то Джон мог назвать все цветы до единого: его приемная мать обожала все, что растет. Земли рядом с домиком пастора было не так много, но Джоанна Уотлинг старательно прихорашивала территорию рядом с церковью. Цветы она высаживала в основном незатейливые, но в ее книжках были изображены и другие, которые украшали собой королевские сады... Джон поймал себя на мысли о том, что он измеряет расстояние до земли. Ну да... в случае чего, можно будет выпрыгнуть без риска сломать себе шею. Он столько раз рисковал собой в куда более затруднительных обстоятельствах, что нынешняя ситуация не представляла для него ровным счетом ничего опасного. Но какова сила привычки! Он готовит себе путь для отступления! Скрипнула дверь. Вошел доктор. Лицо у него было озабоченным. Даже мрачным. Джон скрипнул зубами: неужели все так плохо? - Ее светлость мне все рассказала! - толстячок смотрел на Джона пристально, не мигая. - Вот что, милорд. Будь вы сто раз благородный дворянин и триста раз англичанин - нужно думать, когда что-то делаете. Вы ради озорства или ради своей минутной прихоти решили выстрелить в воздух и проверить ваш пистолет - так? Этот выстрел испугал лошадь ее светлости. Лошадь понесла. Вы сначала чуть не погубили мадам. Затем вы загладили свою глупую оплошность тем, что не дали ее светлости погибнуть. Джон молчал. Только что он вспоминал миссис Уотлинг, теперь настало время вспомнить о проповедях мистера Уотлинга. - Да, так... - глухо подтвердил он. - Доктор, ее жизнь в опасности? Доктор неожиданно глубоко вздохнул. - У вас есть жена, милорд? - Я не женат... - растерянно сказал молодой англичанин. - Но вы когда-нибудь женитесь, милорд. И я пожелаю сейчас, чтобы никто не поставил вашу жену в такую ситуацию. Расскажите мне, как именно она упала. Припомните. Джон напряг память - и припомнил. - Вот так... - он даже показал, как именно герцогиня упала. Доктор заставил его повторить. Дважды. Затем размашисто перекрестился., прикрыл глаза дряблыми старческими веками и, видимо, мысленно прочел молитву. - Ваше счастье, милорд. Ваше счастье. Иначе бы я просто убил вас - вот этими руками. - В чем дело? - Джон начал терять терпение. - Вы не догадались, несчастный вы человек? Доктор опять глубоко вздохнул. - Она ждет ребенка... это выяснилось только что. Если бы она упала на живот, она бы потеряла плод там же... в лесу. Джон молчал, прислонившись к стене. Дурак он... какой же он дурак... - Она бы потеряла ребенка и сама истекла кровью. Джон смущенно смотрел себе под ноги. Он давно уже не ощущал себя таким непроходимым болваном. - Но вы, милорд, спасли ее во второй раз. Вы не дали ей и шагу ступить. Поэтому у нее есть шанс. За ее жизнь я ручаюсь в любом случае - у нее нет видимых повреждений. Что касается ребенка, то... - То... - повторил Джон, чувствуя, как бешено колотится у него в груди сердце... - ...то ближайшие три часа решат все. Если организм не отторгнет плод, то все будет в порядке. В этом случае мы с вами оба пойдем в часовню и вы прямо при мне поставите фунтовую свечу. Да. Фунтовую. Потому что если герцог узнает о случившемся - вам несдобровать.
Джулия: Джон прекрасно понимал, что доктор прав. Он намеревался провести время своего вынужденного заключения в молитве. Потому что искренне не желал зла белокурой женщине с бирюзовыми глазами... и ее малышу тоже. Мнение герцога было ему полностью безразлично. - К ней можно зайти? - спросил он, кивком указывая на дверь в покои герцогини. - Пока не стоит. Я дал ей успокоительный настой. Мадам уже дважды становилась матерью, но на сей раз она как-то странно отреагировала на новость о своей беременности. Сначала рассмеялась, а затем заплакала. - Значит, у нее двое детей? - проявил любознательность Джон. - У нее сын. - доктор достал из кармана платок и вытер пот, выступивший на лице. - Маленькая дочь, первый ребенок, умерла во младенчестве... Значит, она уже познала и потери... - У нее будет еще сын. Вот увидите! - голос звучал глухо. Точно чужой. - Вы так уверены? - доктор вновь промакнул лицо. - Ну-ну... *** Прошел час. Половина второго. Джон в одиночестве перекусил. Ему прислуживал вышколенный лакей. Джону не хотелось разговаривать. Обед же был прекрасен. Слуга подошел к окну - раскрыть створку пошире. - А вот и господин аббат едет... Джон торопливо отодвинул стул, и, промакивая рот салфеткой, встал за спиной лакея. Если это был господин аббат, он держался в седле с лихостью опытного кавалериста. Влетел во двор, одним неуловимым движением спешился, бросил поводья подоспевшему слуге. - Кто это? - спросил Джон скорее у самого себя, чем у слуги. - Духовный отец ее светлости. Джон усмехнулся. Дураком он не был. Зато герцог де Лонгвиль, похоже, был дураком, каких свет не видел. Кто же назначает в духовники к молодой красивой жене вот таких бравых аббатов с военной выправкой? Аббат был невысок ростом, тонок в талии, очень строен - даже изящен. Со спины его наверняка принимали за юношу. Но когда он снял шляпу и посмотрел на окна второго этажа - безошибочно выделив именно окна ЕЕ опочивальни! - Джон увидел, что аббату, пожалуй, лет тридцать с небольшим. Черные волосы куда ниже плеч тщательно завиты. Подбородок выбрит, зато над верхней губой темнеет полоска тоненьких усов. Может быть, в молодости этот человек и выглядел как обычный сладкий красавчик, но теперь... Джон, прекрасный физиономист, усмехнулся еще раз. Да уж... ОНА, белокурая мадонна, знала толк в красивых мужчинах. Этот был ЕЙ достойной парой. И ребенок у них наверняка будет красивым. Лишь бы не передались по наследству от отца вот эти воронова крыла локоны... Лонгвиль, насколько помнил Джон, не темноволос... Военная выправка... шпага, которая явно подобрана по руке. Легкая походка - Джон смотрел на то, как стремительно и грациозно незнакомец двигается, как скупы и точны его движения. Он угадывал в нем ту же хищную породу вечного охотника, к которой принадлежал и сам... Хозяин пришел в свое логово. Если они столкнутся, будет драка. И неизвестно, чем она кончится. Джон без лишней самоуверенности оценивал свои шансы, и обычно они бывали в его пользу. Сегодня он ощущал, что внутренней силы, дарующей победу, у него меньше. Мало того, что пришел хозяин логова - хозяин будет защищать свою самку. И детеныша. Интересно, он сам знает? И как примет эту новость? Раздумывать было некогда. Джон едва дождался, когда лакей отойдет к хитроумному устройству - лифту, который поднимал в столовую горячие блюда с кухни. Затем привычным движением положил руку на подоконник - и... Земля внизу оказалась мягкой. И вовсе невысоко. Вот только левкои пострадали... не беда. Потеря, о которой плакать не будут. Зато он спасет голову...
Джулия: *** Аббат д`Эрбле, пристроившись на приступке кровати, ближе к изголовью, удерживал в своих руках ладошку мадам де Лонгвиль. Молодая женщина лежала и всхлипывала. - Рене, вы несправедливы к нему! Он не желал мне ничего плохого! - Он мог убить вас! - Он меня спас! Он стрелял не в меня, а в лошадь! - Вы уверены? Спор возникал уже второй или третий раз за последние два часа. - Он сказал мне, что решил опробовать новый пистолет. Никого рядом не было. Он стрелял в воздух, а моя лошадь при звуке выстрела просто взбесилась. Я с трудом удержалась в седле... - Вам нельзя ездить верхом! - Я не знала, что... Щеки герцогини вспыхнули, она крепче сжала пальцы аббата. - Придется сказать герцогу, что срок больше... - еле слышно сказала она. - Это твой ребенок, Генрих за последние два месяца не нашел для меня ни часа... Аббат нахмурился. Он едва сдерживался, чтобы не обнаружить при герцогине свое состояние - какой-то идиот чуть было не отправил на тот свет женщину, которая была для аббата дороже жизни, и затем сбежал! Напрасно мадам де Лонгвиль уверяла возлюбленного, что тот не имел никакого злого умысла. Аббат не слушал - для себя он все решил. А уж когда герцогиня призналась, что беременна, и падение с лошади могло лишить ее ребенка... ЕГО ребенка... - Ana, как он выглядел? - Кто? - Этот... твой англичанин... Герцогиня улыбнулась. - Ты ревнуешь... - Допустим... - Он блондин. Знаешь, такой... с рыжеватым оттенком. Волосы чуть темнее, чем у меня. Довольно красивые. Черты лица резковаты, но глаза хороши. Я первый раз видела человека, который выступает против короля, будучи благородным дворянином. - Английские революционеры - странные люди... - пробормотал аббат. - Ну, и что еще в нем особенно? - Взгляд... - призналась герцогиня. - Он смотрел на меня... как на святую. И глаза у него светло-светло-голубые. Никогда таких не встречала. Вот так, слово за слово, аббат получил полный - и довольно подробный! - портрет неизвестного англичанина. Герцогиня совершенно пришла в себя, нашла силы встать с постели, не без аппетита перекусила. К ночи врач сказал, что беспокоиться не о чем. Мадам де Лонгвиль отделалась двумя синяками и испугом. *** Аббат сидел у раскрытого окна и с наслаждением вдыхал полной грудью свежий прохладный воздух. Время от времени он оглядывался и смотрел туда, где в глубине комнаты угадывались очертания ложа. Там спала герцогиня. Ana. Любимая. Аббат перебирал четки. Он то молился, то погружался в задумчивость. Ему было о чем подумать. Предстояло путешествие - трудное, опасное, почти безнадежное. Но он дал слово другу и женщине, которая нуждалась в помощи. А теперь у него в Англии возникло еще одно дело. Сугубо личное. Джон Френсис Винтер... Лорд Винтер сказал, как звали его племянника. Сына миледи. Того, что убил бетюнского палача, а теперь угрожал им всем. Аббат имел духовное звание, но смирения в его душе было мало. Горячая кровь, бежавшая по его жилам, всегда сказывалась. Он редко отказывался от мщения. Чаще всего аббат рассуждал здраво и трезво. Но сейчас ему мешали два демона: страх и ненависть. Страх не за себя - за женщину, которая могла сегодня погибнуть. В случайности аббат не верил, а потому к словам Анны-Женевьевы не прислушался. Этот негодяй стрелял в нее, и лишь вмешательство Провидения помешало ему осуществить намерение убить ту, которую так любил один из его врагов. Страх потерять любимую женщину, которая носила под сердцем его дитя, страх быть разоблаченным в глазах света и тем непоправимо навредить герцогине соединялись - и рождали слепую ненависть. Аббат теребил в руках четки и даже физически ощущал, как ненависть овладевает им. Все тело ломило как в лихорадке. Надо же... представился именем, на которое не имеет никаких прав! Ведь это он... он... змееныш... тот самый... А Атос, воплощение благородства, еще защищал его... - Как бы он тебя не защищал, а у меня нет причин для проявления неуместного благородства... - шептал аббат, вглядываясь в темноту. - Ты чуть было не убил ее... и не только ее. Зато у меня нет привычки останавливаться на полпути... если я тебя найду, то тебе не жить... Об этом совершенно незачем было кому-либо докладывать. Это было сугубо личное дело. Но решалось оно только с помощью доброго клинка или меткой пули... Только так...
Atenae: Опаньки! Раз в жизни Мордаунт проявил благородство - и так нарвался! А злопамятный субъект наш милый Рене!
стелла: Вот это поворот! Ай да Ренэ!Он-то всегда был злопамятен.
Люсьет Готье: Даа...попал Мордик:)). И ведь он совсем не виноват в том, что решил в стрельбе поупражняться именно там и именно тогда, когда мадам приспичило прокатиться верхом:)). Перст судьбы:).
Таирни: Какой злопамятный господин аббат))
Джулия: Кто уже сохранял себе на компьютер текст - пересохраните последний кусочек, там есть правка.
Камила де Буа-Тресси: Да, Рене явно переборщил... со злопамятностью... Но зато какой повод...!
Ленчик: Не, он не злопамятный. Он просто не очень добрый и не страдает лишним склерозом А повод вкусный))
полная версия страницы