Форум » Милый Рене » "Я всеми принят, изгнан отовсюду" » Ответить
"Я всеми принят, изгнан отовсюду"
jude: Название: "Я всеми принят, изгнан отовсюду" Фэндом: "Три мушкетера", "Мемуары графа Рошфора" Пейринг: Арамис, Рошфор, герцогиня д'Эгильон, герцогиня де Шеврез Жанр: возможно, OOC Рейтинг: G Размер: мини Статус: закончен Отказ: все права - авторам Примечание: я уже писала, что Атос и Рошфор могли быть знакомы, а как насчет Арамиса? Признательность: Stella, меня вдохновил Ваш фик. Ну вот, теперь пишу два рассказа параллельно. Примечание №2: я брала историческую дату рождения мадам д'Эгильон (1604 год), поэтому она в фике младше, как Рошфора, так и Арамиса
Ответов - 15
jude: Осень 1630 года Поздним вечером в дверь дома №25 по улице Вожирар кто-то постучал. Кряхтя и сетуя, что приходится прерывать молитву, Базен поднялся с колен и отправился отворять. На пороге стоял мужчина лет тридцати в одеянии монаха-капуцина. - Господин занят, он молится, - сказал слуга, перебирая четки. - Передай хозяину, что его желает видеть брат Павел* из Брюсселя. Базен доложил о приходе монаха и вскоре вернулся: - Проходите, Святой Отец, - поклонился он. Войдя в комнату, капуцин откинул капюшон. На лице мушкетера отразилась смесь изумления, брезгливости и настороженности. Так смотрят на гадюку, готовую ужалить. - Я вижу, Вы меня узнали, шевалье. Тем лучше. Рука мушкетера легла на эфес шпаги, но монах покачал головой: - Я безоружен и пришел лишь поговорить. - Что же привело Вас ко мне, брат Павел? Рошфор сделал вид, что не заметил сарказма, с которым были произнесены последние слова. - Ваш слуга нас не слышит? - Базен слишком хорошо воспитан, чтобы подслушивать. Не дожидаясь приглашения, граф опустился в одно из кресел. - Заговор, в котором Вы имели неосторожность принять участие, раскрыт, господин Арамис. В самом скором времени о нем станет известно королю, и я не завидую участи Ваших сообщников. Мушкетер, продолжавший стоять у окна, внимательно изучал своего собеседника, пытаясь понять ход его мыслей: - Зачем Вы рассказываете об этом мне? - Вас удивляет моя откровенность? – вопросом на вопрос ответил Рошфор, - Признаюсь, сам от себя подобного не ожидал. - Если Вы полагаете, сударь, что я теперь поспешу к господину кардиналу, чтобы спасти свою голову от плахи, то Вы жестоко ошибаетесь. - Я считаю, шевалье, что Вам следует на время покинуть столицу. Здешний воздух вреден для здоровья, как утверждают врачи, - граф улыбнулся одним краешком губ. Арамис не верил своим ушам: - Вы… Вы предлагаете мне бежать? - И незамедлительно, - кивнул Рошфор. - А Вы? - А я доложу Его Высокопреосвященству, что не застал Вас дома. - Но почему? – недоумевал мушкетер. - Вы спрашиваете, почему я сейчас предаю интересы государства, спасая Вас? Не знаю, - вздохнул Рошфор, - Может быть, потому, что мне было бы больно видеть, как Франция лишится одного из своих лучших поэтов. «Шутит он, или говорит серьезно?» - Я давно не писал стихов… - пробормотал мушкетер. - В провинции у Вас будет возможность этим заняться, - граф встал и направился к выходу. Мушкетер проводил гостя до двери и, отдав слуге приказание собирать вещи, присел у стола, глубоко задумавшись. Воспоминания унесли его в недавнее прошлое. Весна 1623 года - Мадам, - молодой человек поцеловал руку хозяйке дома, - благодарю за чудесный вечер. У Вас всегда собираются истинные ценители изящной словесности. Арамис заметил сего неприметного господина, только когда тот подошел к герцогине, чтобы попрощаться. Примерно одних с Рене лет, возможно, чуть старше, смуглый, худощавый, неприветливый, одет скромно, если не сказать просто. Он выглядел белой вороной в этом изысканном обществе. - Сезар, Вы весь вечер просидели со скучающим видом. Разве Вам не понравились стихи моего протеже? – лукаво улыбнулась госпожа д’Эгильон. «Она с ним слишком фамильярна. Неужели они настолько близко знакомы?» - мелькнуло в голове у Рене. - Господин Арамис, позвольте представить Вам этого угрюмого молчуна, - рассмеялась герцогиня, - граф де Рошфор, мой верный рыцарь. - Скорее, шут, - с улыбкой поправил молодой человек. - Я желаю, слышите, желаю, - продолжила госпожа д’Эгильон, - чтобы вы стали друзьями. Сезар, на первый взгляд, может показаться несколько надменным, однако не судите о нем превратно: это лишь маска, призванная скрыть его крайнюю робость. Арамис церемонно поклонился графу. Сомнений не оставалось: перед ним - его соперник. Рошфор почувствовал эту холодность и угадал ее причину. - Мадам, обращаясь ко мне по имени, Вы, кажется, ввели шевалье в заблуждение. Дело в том, - граф взглянул на поэта, - что я имел честь знать сию даму прелестной десятилетней девочкой, Мари-Мадлен. Однажды летом она вместе с матерью гостила у своего дядюшки, епископа Люсонского, и не давала мне ни минуты покоя. - О, мы играли в театр! – воскликнула герцогиня. - Я должен был представлять тень отца Гамлета, - вздохнул Рошфор, - и в самом деле, чуть не отправился к праотцам, отравившись свинцовыми белилами, которыми Вы, сударыня, вымазали мне лицо**. - Не напоминайте, Сезар! – попросила госпожа д’Эгильон, - Вы меня тогда до смерти перепугали! - Что же до Ваших стихов, шевалье, - Рошфор сменил тему беседы, - то у Вас великолепный слог. Но, боюсь, что содержание я не сумею оценить по достоинству. Вы пишите о любви, а как человек может понять то, чего никогда не испытывал сам? Мне ближе бродяга Вийон. - Вы тоже сочиняете, граф? - спросил Арамис. - Нет, - молодой человек покачал головой, - дар стихосложения не входит в число моих талантов. - Зато, Вы – превосходный чтец, - сказала герцогиня, - Сезар, продекламируйте нам что-нибудь. Граф помедлил мгновение, затем начал: От жажды умираю над ручьем. Смеюсь сквозь слезы и тружусь, играя. Куда бы ни пошел, везде мой дом, Чужбина мне - страна моя родная. Я знаю все, я ничего не знаю. Мне из людей всего понятней тот, Кто лебедицу вороном зовет. Я сомневаюсь в явном, верю чуду. Нагой, как червь, пышней я всех господ. Я всеми принят, изгнан отовсюду. Я скуп и расточителен во всем. Я жду и ничего не ожидаю. Я нищ, и я кичусь своим добром. Трещит мороз - я вижу розы мая. Долина слез мне радостнее рая. Зажгут костер - и дрожь меня берет, Мне сердце отогреет только лед. Запомню шутку я и вдруг забуду, Кому презренье, а кому почет. Я всеми принят, изгнан отовсюду. Не вижу я, кто бродит под окном, Но звезды в небе ясно различаю. Я ночью бодр, а сплю я только днем. Я по земле с опаскою ступаю, Не вехам, а туману доверяю. Глухой меня услышит и поймет. Я знаю, что полыни горше мед. Но как понять, где правда, где причуда? А сколько истин? Потерял им счет. Я всеми принят, изгнан отовсюду. Не знаю, что длиннее - час иль год, Ручей иль море переходят вброд? Из рая я уйду, в аду побуду. Отчаянье мне веру придает. Я всеми принят, изгнан отовсюду.*** В гостиной повисла тишина, все разговоры смолкли, звучал только голос Рошфора. Арамис подивился, сколько горечи и страдания было в этом голосе. В слова баллады молодой человек вкладывал какой-то свой, понятный лишь ему одному смысл. От герцогини молодые люди вышли, держась под руку, словно добрые друзья, и декламируя Вийона на всю улицу, заставляя запоздалых прохожих испуганно оглядываться. *Павел на латыни означает "маленький". "Маленький брат" - псевдоним Рошфора во время дела о заговоре Шале. **история из "Мемуаров", судя по описанию, у героя была аллергия на косметику, даже небольшое ее количество вызвало анафилактический шок. Только врачи XVII века не знали такой болезни. ***"Баллада поэтического состязания в Блуа" Ф. Вийон, перевод И. Эренбурга. (продолжение следует)
stella: jude , а ведь получается то самое продолжение, о котором Ленчик спрашивала. Знаете, я подумала сейчас: а ведь не зря Рошфор поехал перед побегом Бофора за Атосом и Арамисом. Они ему давно не просто симпатичны были: он не противниками их хотел видеть, а друзьями. Это и было давнее взаимное уважение, а вы корни его раскрываете. Мне очень нравится такое обоснование.
Ленчик: stella пишет: а ведь получается то самое продолжение, о котором Ленчик спрашивала. И кстати, абсолютно увязанное логически
jude: На следующее утро, встретившись со своими товарищами в «Сосновой шишке», Арамис за завтраком рассказал друзьям о новом знакомом. - Необычный молодой человек. Начитан, умен. С ним интересно беседовать. Я думаю, он пришелся бы Вам по душе, Атос. Однако мне показалось, что в прошлом Рошфора есть какая-то тайна, которая его тяготит. При этом имени по губам Портоса скользнула пренебрежительная усмешка, а лицо Атоса затуманилось*. - Я как-то предостерегал Вас, дорогой Арамис, от частых визитов к мадам д'Эгильон - вздохнул старший из друзей, - Бывая у племянницы кардинала, Вы ставите себя в двусмысленное положение. - А уж тем более, разгуливая по парижским улицам с этим Рошфором! – громогласно добавил Портос, - Почему Вы молчите, Атос, разве я не прав? Но мушкетер сохранял непроницаемый вид. - Мне не доводилось слышать о сем господине ничего порочащего. - Ничего порочащего! – гигант стукнул кулаком по столу так, что стаканы подпрыгнули и жалобно звякнули, - Тысяча чертей! Да этого человека порочит уже одно то, что он слуга Его Высокопреосвященства! - Всей душой преданный своему хозяину, - с некоторым оттенком уважения заметил Атос. - А я о чем говорю?! – воскликнул Портос, - Это шпион, и все секреты его знакомых рано или поздно становятся известны господину кардиналу. К тому же, ходят слухи, что Рошфор даже не дворянин. Рассказывают, что в юности он был вором, и его ждала петля, от которой этого висельника избавило только вмешательство Ришелье. Атос помрачнел: - На Вашем месте, друг мой, я бы меньше верил сплетням, - мушкетер залпом допил вино и снова наполнил свой стакан. - Как же мне теперь поступить? – спросил молодой человек, растерянно посмотрев на товарищей, – Стоит ли мне продолжать знакомство с этим господином? - Ни в коем случае! – убежденно заявил Портос. Атос пожал плечами: - Поступайте, как Вам подсказывает Ваша совесть, Арамис. *фраза из "Трех мушкетеров" (продолжение следует)
stella: Поскольку с дАртаньяном у Рошфора мир( или еще не все три дуэли состоялись?), у вас море возможностей!
jude: Когда молодой поэт вновь посетил особняк госпожи д’Эгильон, Рошфора среди гостей герцогини не оказалось. - Вы ищете Сезара? – ответила Мари-Мадлен на немой вопрос Арамиса, - Он непоседа, - мадам д’Эгильон тепло улыбнулась, словно речь шла о ребенке (хотя сама была моложе Рошфора почти на пять лет), - Сезар часто надолго исчезает, не предупредив, куда отправляется и скоро ли вернется. А потом неожиданно появляется, будто никуда и не пропадал. Я не знаю, когда его ждать в следующий раз. Ореол таинственности, окружавший этого человека, не давал Рене покоя. Каких только слухов не ходило о графе в столице! Одни считали Рошфора бастардом и самозваным дворянином, незаконно присвоившим графский титул. Другие шли дальше и утверждали, что Сезар не знает не только имени своей матери, но и имени своего настоящего отца. Некоторые поговаривали, что Рошфор когда-то промышлял разбоем на большой дороге. Наконец, находились даже те, кто подозревал графа в любовной связи с Анной Австрийской. Но последнее было совсем невероятно. «Ничего, я разгадаю Вас, господин-загадка!» - пообещал себе Арамис. Однако попыткам Рене разузнать что-нибудь о графе у герцогини д’Эгильон не суждено было увенчаться успехом. Немногим больше сообщила молодому человеку и мадам де Шеврез, которая, казалось бы, была в курсе всех дворцовых сплетен. - А, так Вы уже познакомились с «цыганенком»? Ну и как он Вам? – поинтересовалась Мари Эме, - Забавный дикарь, не правда ли? - Почему «цыганенок»? – удивился Рене. - Он в детстве бежал из дома с цыганским табором. Кроме того, там была какая-то темная история, связанная с его матерью. Отец Рошфора, кажется, женился на девице низкого происхождения против воли своей семьи. Но подробностей я не припоминаю. - Откуда Вам все это известно, Мари? – спросил Арамис. - Ну, во-первых, в высшем свете любая тайна, как бы тщательно ее не скрывали, недолго остается секретом. А, во-вторых, граф - мой родственник, хотя и дальний. Изящные пальчики герцогини барабанили по столу: - Иосиф-прекрасный! – вдруг с досадой вздохнула она. - Простите, Вы что-то сказали, Мари? - Нет, ничего, - герцогиня нахмурилась и закусила губу. У Шевретты, возможно, хватило бы бесстыдства похвалиться перед этим юношей одной из своих маленьких побед. Однако в случае с Рошфором гордиться было нечем. Ни одна уважающая себя женщина не станет рассказывать любовнику о том, что была отвергнута другим. И как отвергнута! (продолжение следует)
stella: jude , какая прелесть! Коза осталась без капусты! Расскажите поскорее! Ой, А как же ваш диплом?
Эжени д'Англарец: stella пишет: Коза осталась без капусты! Почему-то меня это не удивляет!
Камила де Буа-Тресси: Эжени д'Англарец, меня вот в данном случае тоже, хоть я и очень люблю козу эту, сама не знаю за что и почему.
jude: Осень 1622 года - Госпожа де Комбале* уже начала появляться в свете. Недолго же она горевала по своему умершему супругу! - Что Вы! Говорят, бедняжка с тоски хотела уйти в монастырь, но дядя ей не позволил. - Он слишком ее любит! – собеседники бесшумно рассмеялись. - Вон она, возле буфета. - Не дурнушка. Но траур ей определенно не идет, - вынес вердикт герцог де Лонгвиль**. - Меня гораздо более занимает ее кавалер, - сказала мадам де Шеврез. - Рошфор? Что Вы в нем нашли, Мари? – изумился Лонгвиль, - Он черен и неотесан, как мавр. - Тем он и интересен, Генрих. Этот юноша – нечто новое в нашем стоячем болоте. А его южная внешность и милые цыганские замашки лишь придают ему еще больше шарма. - Заморская диковинка, - презрительно хмыкнул герцог, - что-то вроде тех дикарей, которых путешественники привозят в подарок царственным особам! - Вы несправедливы к графу, Лонгвиль! Рошфор – племянник принца Анри де Роана и четвероюродный брат короля. В его жилах течет кровь правителей Бретани и Наварры, - госпоже де Шеврез очень хотелось позлить своего кавалера, и ей это удалось: ничто так не могло вывести герцога из себя, как намек на то, что этот цыган не менее знатен, чем он сам. Вдоволь насладившись зрелищем перекошенного от злобы лица Лонгвиля, Мари Эме сложила веер: - Балы у Гизов неимоверно скучны. Одни и те же люди, в сотый раз повторяющие одни и те же сплетни! Надо срочно придумать какую-нибудь забаву, а не то у меня разыграется мигрень. - Мигрень? У Вас? – усмехнулся Лонгвиль. Мадам де Шеврез оглядела танцующих, пытаясь отыскать взглядом Рошфора. - Надо полагать, сударыня, что граф вскоре пополнит коллекцию Ваших трофеев? – кисло улыбнулся герцог. - Я еще не решила. Впрочем, почему бы и нет? По крайней мере, с ним мне будет веселее, чем с Вами, Генрих. - Удачной охоты, - пожелал ей Лонгвиль. Герцогиня пересекла зал и очутилась рядом с Сезаром в тот самый момент, когда музыканты заиграли гавот. - Вы почти не танцуете, граф. - Я не нахожу никакого удовольствия в сем развлечении, мадам, - прямо ответил Рошфор. - В вашем возрасте просто неприлично строить из себя дряхлого старика и отказываться танцевать. Или Вы не умеете? – в глазах Мари Эме заплясали озорные искорки. Она его явно поддразнивала, - Ну, признайтесь же, что не умеете! Это был вызов, и Рошфор его принял. Он поклонился герцогине и пригласил ее на танец. *** - Вы замечательно танцуете, дорогой кузен,*** - щебетала госпожа де Шеврез, повиснув на руке Сезара, - Вы позволите мне называть Вас так? Мы ведь состоим в родстве. - В весьма отдаленном, сударыня. - Так, что же мешает нам стать ближе? – на губах герцогини появилась странная улыбка. Рошфор резко остановился: - Простите, Ваша Светлость? - Не притворяйтесь, граф, Вы все прекрасно поняли, - Мари Эме стиснула его ладонь в своей. Сезар покачал головой: - Будем считать, что я ничего не слышал, сударыня. - Что Вас смущает, мой мальчик? - Если я не ошибаюсь, Вы замужем, мадам. - Кого это волнует в наши дни? – беззаботно рассмеялась герцогиня. - Меня учили, что желать жены ближнего своего – грех. - Должно быть, Вы боитесь ревности моего супруга? Пусть это Вас не тревожит: мы с мужем дали друг другу полную свободу в вопросе наших увлечений. - Дело не в герцоге де Шеврез и не в Вас, мадам, дело в том, что я не привык поступаться своими принципами. А теперь покорнейше прошу простить меня, сударыня, - проводив даму к ее месту, Рошфор откланялся. Герцогиня в сердцах сжала веер так, что хрупкая безделушка сломалась пополам: "Этот наглец посмел ей отказать! Ей, за чью благосклонность готовы сражаться представители лучших семей Франции!" - Вижу, Вы уже предвкушали легкую победу? - Лонгвиль, наблюдавший всю сцену со стороны, откровенно злорадствовал, - Надеялись поразить воображение неопытного юноши? А мальчик оказался не столь наивен? – тут герцог обеспокоенно взглянул в лицо своей дамы, - Помилуйте, Мари, Вы, что, плачете? Этот грубый цыган Вас обидел? - Запомните, Генрих, - медленно произнесла госпожа де Шеврез, - я никогда не плачу, я мщу. И все, кто когда-либо меня обижал, позднее горько об этом сожалели! «Она найдет способ расквитаться со своим драгоценным родственничком. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так через год. Она умеет ждать». *герцогиня д'Эгильон. Ее супруг скончался в 1622 году **герцог де Лонгвиль был одним из любовников Шевретты ***кузенами называли не только двоюродных братьев, но и дальних родственников (продолжение следует)
stella: А у меня, грешным делом, бродит мысль: " Ну и кодло же, этот высший свет! мало того, что все между собой родственники, так еще и все со всеми блудят"
jude: Весна 1625 года С того памятного вечера у мадам д’Эгильон миновало ровно два года. Арамис с головой погрузился в бурную парижскую жизнь: служба, дуэли, пирушки с друзьями. О хмуром молодом человеке, читавшем Вийона, мушкетер почти не вспоминал. Им так и не случилось больше встретиться. Рошфора, очевидно, не было в столице. Как-то раз, когда Рене возвращался от одного ученого богослова, ему показалось, что он увидел графа. Мушкетер окликнул знакомого, но тот не ответил на приветствие и лишь сильнее надвинул шляпу на глаза. Вероятно, Арамис ошибся: час был поздний (обсуждая диссертацию Рене, они с богословом засиделись до полуночи), а в темноте немудрено обознаться. В середине марта мушкетер неожиданно попросил у господина де Тревиля разрешения отлучиться на несколько дней, чтобы навестить захворавшую кузину. Бедняжка – сирота, и кроме Рене, других родственников у нее не было. Капитан любезно предоставил Арамису отпуск. Брюссель встретил молодого человека суматохой. На каждом углу стояли полицейские чиновники. Искали какого-то беглого монаха, похитившего у некого господина важные письма. Ранее бывать в этом городе Арамису не доводилось, разыскивая дом своей кузины, мушкетер запутался в узких улочках и уже отчаялся найти дорогу, как вдруг заметил невдалеке капуцина, прислонившегося к стене одного из зданий. - Святой Отец, Вы не подскажете мне… - начал Рене. Монах повернул голову, и Арамис узнал его, узнал, несмотря на маскарад. - Рошфор?! Граф плохо выглядел: его лицо, прежде бронзовое, приобрело землисто-серый оттенок, напоминавший цвет сутаны, в которую он был облачен. Сезар устало улыбнулся: - А, подающий надежды молодой поэт, протеже герцогини д’Эгильон. Какими судьбами? - Меня пригласила в гости моя дальняя родственница. - Уж не кузина ли? - Вы весьма догадливы. - Просто, я тоже приехал к своей кузине, - Рошфор умолк, чтобы перевести дыхание, - однако эта барышня была мне не рада. - Скажите, граф, - спросил Арамис, - не Вас ли, случайно, ищут по всему Брюсселю? - Вы весьма догадливы, сударь, - передразнил мушкетера Сезар. Некоторое время Рене внимательно разглядывал своего собеседника, о чем-то размышляя. Затем, видимо, приняв какое-то решение, произнес: - Вы примерно одного со мной роста, граф. Мы обменяемся одеждой, Вы возьмете мою лошадь и покинете город. - А как же Вы? - О, обо мне не беспокойтесь, милостивый государь. Поверьте, я сумею о себе позаботиться. Не медлите, граф, скоро могут закрыть городские ворота. - Удовлетворите мое любопытство, господин Арамис, - попросил Рошфор, переодеваясь в камзол Рене, - ответьте, почему Вы мне помогаете. Я ведь служу кардиналу, а значит, мы с Вами – по разные стороны баррикад. - Писание велит нам любить своих врагов и благотворить ненавидящим нас*, - мушкетер возвел очи к небу, - Быть может, это доброе дело мне когда-нибудь зачтется. Сезар пристально посмотрел на Рене, но ничего не сказал, вскочил в седло и пришпорил коня. До Арамиса донеслось какое-то слово. Возможно, это было «спасибо»? Спустя четверть часа всадник на вороном скакуне, одетый по испанской моде, галопом выехал из Брюсселя. А еще через минуту пришел приказ никого не выпускать из города. На губах Арамиса мелькнула задумчивая улыбка: «Похоже, он сейчас спутал карты своей возлюбленной. Ах, милая Мари, в какой ярости она будет, когда обо всем узнает! Но, с другой стороны, чертовски забавно получилось…» *Мф 5:44 (планируется окончание)
Эжени д'Англарец: А вот такого решения я от Арамиса никак не ожидала. Молодец! Кстати, они и лицом похожи, у Дюма Арамис такой жгучий брюнет с черными глазами. А с таким цветом лица Рошфора их и вовсе не отличить.
jude: Не пройдя и двух кварталов, Арамис столкнулся с полицейскими. Те, не дав молодому человеку опомниться и сказать что-либо в свое оправдание, подхватили его под руки и силой затолкали в карету с зарешеченными окнами. «Выходит, он арестован. Интересно, что последует дальше? И куда его, черт возьми, везут?!» Карета остановилась у монастыря. Пленника вывели во двор, двое чиновников остались его охранять, а третий отправился доложить, что арестованный доставлен. Минут через десять он вернулся, и Арамиса препроводили к настоятелю. - Вот, Святой Отец, - поклонился один из полицейских, очевидно, начальник, - поймали Вашего беглеца. Аббат растерянно поглядел на Рене: - Но это не брат Павел. - Как же, господин аббат? – удивился чиновник, - Этот человек полностью соответствует тому описанию, которое Вы нам дали: «темноглазый брюнет лет 23-25, среднего роста, худощавого телосложения». Разве не так? - Все правильно, - кивнул настоятель, - однако это не он. - У него еще на запястьях должны быть следы от кандалов, - прибавил другой полицейский. Арамис закатал рукава сутаны и спокойно продемонстрировал присутствующим холеные белые руки, без каких-либо синяков. - Тогда, кто же этот господин? – недоуменно переглянулись чиновники. - Не знаю, - пожал плечами аббат, - я впервые вижу сего молодого человека. Кто Вы, юноша, - обратился настоятель к Рене, - и почему на Вас облачение капуцина? - Святой Отец, я согрешил, - Арамис сокрушенно потупился. - Исповедуйтесь же мне, сын мой. - Я люблю одну женщину, чье имя я не могу назвать, чтобы не скомпрометировать ее. Она платит мне взаимностью, но так уж сложилось, что мы вынуждены встречаться тайно из страха навлечь на себя гнев ее родных. Ради свидания с возлюбленной мне и пришлось прибегнуть к сему маскараду. Признаю, я поступил недостойно, облачившись в монашеское одеяние с подобной целью, но иного выхода у меня не было. А когда я шел к моей даме, эти господа внезапно набросились на меня и, не позволив мне вымолвить ни слова в свою защиту, привезли сюда. Аббат только головой покачал, выслушав рассказ Арамиса. Прибывший чуть позднее господин де Лег также подтвердил, что этот человек – не брат Павел, которому он передал свои письма. Полицейским ничего не осталось, как принести Рене искренние извинения за причиненные неудобства и отпустить его с миром. Облава в городе продолжалась еще сутки. Это время Арамис весьма приятно провел в обществе своей кузины (перед визитом к ней успев сменить сутану на только что купленный костюм). А несколько дней спустя после казни Шале Рене уже рассказывал своему другу Портосу историю, будто бы слышанную им от конюшего маркиза, о том, как Рошфор, этот преданнейший слуга кардинала, провел господина де Лега, словно последнего болвана. О своей роли в разыгранном представлении мушкетер скромно умолчал. Осень 1630 года - Все готово, Базен? – спросил Арамис у вошедшего слуги. - Да, сударь. - Тогда, в путь! - А куда мы едем, господин Арамис? – поинтересовался Базен. - Куда? – мушкетер на миг задумался, - В Лотарингию. На выезде из Парижа Арамис вдруг обернулся и прошептал: «Я всеми принят, изгнан отовсюду». Вот и он теперь изгнанник, не знающий, когда вновь увидит этот город и своих друзей. Да и увидит ли? - Вы что-то сказали, сударь? – Базен взглянул на хозяина. - Так, ничего. Это стихи, - вздохнул Арамис, - Вийон. Арамис, совершив поездку в Лотарингию, внезапно исчез и перестал писать своим друзьям. Впоследствии стало известно через госпожу де Шеврез, рассказавшую об этом двум-трем своим любовникам, что он принял монашество в одном из монастырей Нанси. Базен стал послушником. (с) А. Дюма "Три мушкетера", эпилог
stella: jude , логически все увязалось. Надеюсь, Арамис все же потом все объяснил Атосу. Уже в период Фронды. Ой, кажется можно еще фик писать!
полная версия страницы