Форум » Семейка Винтеров » Соверен » Ответить
Соверен
jude: Название: "Соверен" Фэндом: А. Дюма "Двадцать лет спустя", воспоминания Томаса Платтера, П. Истрати "Рассказы Адриана Зографи" Персонажи: маленький Джон Френсис Винтер и пастор Жанр: драма Тип: AU Рейтинг: R Статус: закончен Отказ: авторам Краткое содержание: детство Мордаунта Примечания: 1. Фанфик родился из обсуждения судьбы Мордаунта на Дюмании. Я предположила, что, Джон Френсис прожил на улице несколько лет, прежде чем встретил протестантского священника. В главе "Дядя и племянник" Мордаунт называет себя "испорченным человеком". Воспитанник пастора - испорченный человек? Сомнительно. А вот дурная компания вполне могла испортить Мордаунта. Кроме того, AU касается кормилицы. Имхо, выгнать из дома маленького ребенка сложно (я уже не говорю о моральной стороне вопроса), хотя бы потому, что он никуда не пойдет, а будет стоять у порога и рыдать, пока не сбегутся соседи. 2. Собака - из "Рассказов Адриана Зографи". 3. История с совереном реальная и очень страшная. Я ее заимствовала из воспоминаний Томаса Платтера. 4. Строго говоря, золотая монета уже не называлась совереном в этот исторический период. В правление Карла I ее название было "юнайт". 5. Уголовная ответственность в Англии наступала с семилетнего возраста. Детей приговаривали и к тюремному заключению, и к ссылке в колонии, и к повешению. Наказание за бродяжничество - порка и шесть месяцев тюремного заключения. 6. Бедлам, в качестве психиатрической больницы, существовал с 1547 г. 7. Мордаунта в этом фанфике зовут не Джонни, а Фрэнки.
Ответов - 7
jude: - Кто же вас воспитывал? - спросил Мазарини. - Кормилица-француженка; когда мне исполнилось пять лет, она прогнала меня, так как ей перестали платить за меня. Она назвала мне имя моего родственника, о котором ей часто говорила моя мать. - Что же было с вами потом? - Я плакал и просил милостыню на улицах, и один протестантский пастор из Кингстона взял меня к себе, воспитал на протестантский лад, передал мне все свои знания и помог мне искать родных. (с) А. Дюма "Двадцать лет спустя", глава "Письмо Кромвеля" Кингстон, 1634 год - Итак, дети мои, кто назовет мне имена двенадцати апостолов? Маленькие прихожане, все как один, опустили головы, прячась за спинками скамеек: "Только бы не меня спросили, только бы не меня..." Рыжий Томми, запустив палец в рот, исследовал дырку на месте переднего зуба, долговязый Алекс болтал ногами, Джереми старательно изучал недра своего носа, Фрэнк елозил по скамье: скрип-скрип, скрип-скрип, скрип-скрип. - Фрэнки! - мальчуган замер, - Неужели, никто не выучил урока? - преподобный Джошуа Эванс нахмурил брови, пытаясь выглядеть солиднее. Молодой пастор лишь недавно окончил семинарию, и годился своим ученикам скорее в старшие братья, нежели в отцы. Мальчики переглянулись. - Я знаю, - наконец, поднял руку Элайджа Гиббз, - Андрей, Петр, Иоанн, Иаков... Тут в классе началась какая-то возня: Сэмми толкнул Питера в бок, тот обернулся к Генри, Генри прыснул в кулак, и вскоре волна смешков докатилась до задних рядов. - Ти-ши-на! - отец Эванс постучал по кафедре, но гул все не смолкал, - Да, что там происходит, в конце концов?! - Ничего! - Фрэнки, красный, как вареный рак, отпихнул соседа и пулей вылетел из зала. - Френсис! Я не разрешал Вам выйти... - упрек повис в воздухе, - Ладно, - обреченно махнул рукой пастор: все равно, их теперь не угомонишь, - Ступайте по домам. Да, не забудьте выучить имена апостолов! - тридцать вихрастых голов послушно кивнули, и мальчишки гурьбой высыпали на церковный двор, радуясь свободе и погожему дню. *** - Подкидыш, подкидыш! Штаны намочил! - дети часто дразнили Фрэнка, правда, предпочитали делать это с безопасного расстояния. Сил у него было мало, зато злобы хватило бы на четверых. В драке Френсис кусался и царапался, точно звереныш, бил по самым уязвимым местам и норовил вцепиться в горло. Ему еще не исполнилось девяти, а он уже держал в страхе всю окрестную ребятню. - Подкидыш, подкидыш! - пастор, спускавшийся по лестнице, успел заметить, как Фрэнк наклонился, подбирая что-то с земли, а мгновение спустя Гиббз, подвывая, схватился за лицо, - Чокнутый, ты мне глаз выбил! – мальчишки в ужасе отпрянули, однако Фрэнки не думал их преследовать. Он стоял посреди двора, опустив руки по швам и мрачно уставившись на обидчиков. - Ну-ка покажись! - преподобный взял всхлипывающего Гиббза за плечо и развернул к себе, - На месте твой глаз. Синяк, конечно, будет роскошный, но это не беда. Беги домой и попроси маму приложить тебе холодный компресс. - До свидания, отец Эванс. Хорошего дня, господин пастор, - дети разбрелись кто куда, Сэмми и Том увели заплаканного Элайджу, и преподобный остался наедине со своим воспитанником. - Скажи, каторжник, ты опять собрался в тюрьму? - Джошуа присел на корточки перед мальчуганом, - Или, не дай Бог, на виселицу? - Я не пойду в тюрьму... - зрачки Фрэнка расширились, а на лбу выступила испарина, и пастор понял, что допустил ошибку: рана была слишком свежа, - Только не в тюрьму! - Фрэнки в отчаянии замотал головой. - Ну, полно, полно, - отец Эванс обнял ребенка за плечи. - Я не нарочно. Я не метил ему в глаз, - мальчик вдруг ухватил преподобного за рукав, - Вы ведь не отправите меня в Бедлам? - Что это ты выдумал, Фрэнки? - опешил пастор. - Так Гиббз говорит, - вздохнул Френсис, - что я чокнутый, и по мне Бедлам плачет. - Не будет тебе Бедлама, и тюрьмы не будет, - Джошуа потрепал мальчишку по волосам, - Уж это я обещаю. Пошли обедать? - отец Эванс протянул воспитаннику руку, и они зашагали прочь от церкви, - Ты мне только ответь, разбойник, почему в уборную не сходил? - Не хотелось... - промямлил Фрэнк. - Не хотелось или больно? - строго спросил пастор. - Ну, больно, - нехотя признался мальчик. С Фрэнки иногда случалась такая неприятность. Лекарь, мистер Торнтон, не мог сказать, что было тому виной: то ли побои, то ли морозная зима 1633 года, чуть не убившая паренька, то ли ужасы Ньюгейтской тюрьмы, где Френсис провел шесть долгих месяцев. Стоило мальчугану постоять на сквозняке или промочить ноги, как хворь напоминала о себе. *** В комнате было жарко натоплено, в воздухе витал сильный аромат лекарственных трав, а вода в корыте была такая горячая, что едва хватало сил терпеть. - Ты там еще не сварился, как грешник в котле? - улыбнулась миссис Финч, вдова лет пятидесяти, помогавшая отцу Эвансу по хозяйству. - Не-а, - пропыхтел Фрэнк. Добрая женщина украдкой смахнула слезу. Фрэнки не походил на других детей: он не плескался, не жаловался, что мыло кусается, и даже покорно позволил вымыть себе уши. Маленький старичок, сгорбившийся в ванне. - Довольно, вылезай, - миссис Финч, закутала мальчишку в широкую простыню, усадив его на табурет перед зеркалом. У Френсиса - светло-русые волосы, голубые, словно летнее небо, глаза и золотистая россыпь веснушек на носу. Он был бы красавцем, если бы не страшная бледность, тонкие бескровные губы и тусклый взгляд уставшего от жизни циника. Жутко делается, когда ребенок так смотрит. Причесав и одев мальчика, вдова отвела его наверх. Только они вошли в спальню, как к Фрэнки кинулась огромная лохматая псина, бешено виляя хвостом. - Тише, Волчок, тише. Я тоже тебе рад, - мальчуган сел на пол, и собака принялась лизать ему лицо. - Нет, вы поглядите на него! - всплеснула руками женщина, - Я его мыла-мыла, а он с этой бестией возится. - Ничего, - кивнул пастор, - С тех пор, как дома появился Волчок, Фрэнк почти перестал кричать во сне, - вдвоем с мальчиком они опустились на колени возле кровати: настало время вечерней молитвы. - Живущий под кровом Всевышнего, под сенью Всемогущего покоится. - Говорит Господу: «прибежище мое и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю!» - Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы, перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение – истина Его. - Не убоишься ужасов в ночи… - прочитав псалом до конца, Фрэнки забрался под одеяло, отец Эванс пожелал малышу спокойной ночи и хотел было уйти, но Френсис внезапно произнес, - Лодочек жалко… - Каких лодочек, дитя? – удивился пастор. - Из коры. Я забыл их в луже, на заднем дворе, когда мы с Аньес уезжали в Лондон. Их, наверное, смыло дождем. Преподобный вздохнул: в голове бедного мальчугана нередко мешалось настоящее и прошлое, события нынешнего дня путались с тем, что было давным-давно. - Аньес говорила, что в Лондоне живет мой дядя, - продолжил Фрэнк, - Но дяди не оказалось дома, и нас не пустили. На улице было шумно и грязно, я скоро устал и спросил, когда мы поедем домой. Аньес ответила: «Сейчас поедем, вот только кораблики на Темзе посмотрим и поедем». Потом она купила мне яблоко и ушла, наказав ждать ее и никуда не уходить. Я ждал, честное слово! До самого вечера. Но она не пришла. Я стал плакать, и какая-то дама бросила мне монетку. И другие тоже стали бросать. А потом появились рябой Джефф и Белка. Ее, на самом деле, Мэри зовут, но у нее рыжие кудряшки и зубы смешно торчат. Джефф сначала грозил утопить меня в речке, но Белка сказала: «Смотри, он же совсем маленький. И одет хорошо. Наверное, потерялся. Давай отведем его к мистеру Шилдсу». Там было много ребят. Мистер Шилдс давал нам кров и еду за то, что мы просили для него милостыню на улицах. Мальчик повернулся на бок: - Как-то на Рождество нам было совсем голодно, я простудился, а еще у меня постоянно ныл живот. Мы стояли у лавки кондитера и любовались на пирожные. Их было море – с кремом, с орехами, с цукатами, просто слюнки текли. И тогда Джефф заявил, что сейчас украдет для нас штуки три. Белка его отговаривала, но он велел нам не трусить, мол, никто даже не заметит, - Фрэнки проглотил комок, - Джеффа повесили на следующее утро, Белка сбежала, а меня отправили в Ньюгейтскую тюрьму за бродяжничество. Сердце у пастора болезненно сжалось: он видел лондонские тюрьмы, еще учась в семинарии. Когда посещал заключенных. Переполненные камеры, где невинные дети сидят рядом с матерыми преступниками и падшими женщинами. Бедный, бедный ребенок! - Я потом долго искал Белку, и мистера Шилдса, и остальных, но никого не нашел и снова стал просить милостыню. А однажды вечером наткнулся в трактире на этого, с перстнем на пальце. Он сказал, что не подает нищим, но предложил мне соверен, если я дам… поколотить себя. Я испугался и убежал оттуда. Бродил по городу, есть страшно хотелось, а в карманах – ни гроша. Ну, я и вернулся. Он еще сидел за столом, - мальчишка часто-часто задышал, - В общем, я пошел с ним. У богатых – разные причуды. Побоев я не очень-то боялся, а на соверен можно было месяц жить припеваючи, - Фрэнк облизал губы. - Глупыш, - отец Эванс погладил мальчика по голове, - тебя же могли убить. - Я не знал, - мальчуган вдруг уткнулся лбом в плечо священника и затрясся в беззвучных рыданиях, - Я не хотел… Пастор обнял его и сидел, не шевелясь, пока Фрэнки не затих. Так вот, что случилось в ту ночь полгода назад. Во истину, имя сему городу – Вавилон! Вместилище всех людских пороков! - Взгляд у этого господина был какой-то дикий, - всхлипнул Френсис, - мне стало не по себе, и я сказал, что передумал. Он вытащил золотой и показал мне: «Все по-честному, малыш». Я в ответ: «Мне не надо соверена, отпустите меня, сэр». А он: «А как же наш уговор? Сперва согласился, а теперь – на попятную? Джентльмены так не поступают!» Я не хотел, - сокрушенно выдохнул Фрэнк. - Знаю, - Джошуа поправил одеяло мальчика, - Господь – судья тому дьяволу в облике человеческом… Постарайся уснуть, хорошо? - Угу, - Фрэнки закрыл глаза. - Посидеть с тобой? - Не, меня Волчок охраняет, - пес растянулся на коврике возле кровати. - Тогда добрых снов, - пастор, взяв свечу, шагнул к двери. - А соверен мне этот гад так и не отдал… – донеслось ему вслед.
Орхидея: Да, жалко мальчишку. Трудное детство. Не удивительно, что выросло то, что выросло.
jude: Я тут взялась перечитывать "Двадцать лет спустя". Слова лорда Винтера в главе "Отец и сын" все таки очень жестоко звучат: "Зачем мы не уничтожили вместе с матерью и ребенка?" Понятно, что в те времена бастард был виновен уже тем, что появился на свет. Не рождайся байстрюком. (с) Но убивать ребенка за то, что в нем течет дурная кровь? Что-то мне это напоминает нацистскую Германию. :( Атос в истории с Мордаунтом повел себя намного достойнее.
stella: Дикая история, но мне почему-то кажется, что подобное - не редкость и в наши дни, и не только в Англии. Слишком много на земле мест, где дети - товар. Винтер - достаточно омерзителен в этом деле, но не менее противна и нянька. Как могла она бросить посреди улицы ребенка, которого кормила грудью? Понимаю, что это страшная обуза при безденежьи, но бросить дитя, как щенка... да и того рука не подымется выкинуть у нормального человека.
Grand-mere: Вот просто душу разбередили до боли... А написано, как всегда, прекрасно!
jude: Grand-mere, спасибо. stella, к сожалению, подобное, действительно, не редкость. К слову, Томас Платтер вырос, сумел выучиться и стал уважаемым человеком, директором коллежа. А вот Панаиту Истрати (чей образ я тоже использовала) его детские мытарства стоили здоровья и душевного равновесия. Он всю жизнь страдал тяжелыми депрессиями. Нашел выход в том, что начал писать книги. Еще для меня стало новостью, что в Англии судили маленьких детей.
stella: Да, нынешняя западная демократия рождалась в муках. Но, надо сказать, что со времен Диккенса не так уж и много времени прошло в историческом плане. Так что все вопли поклонников Мордаунта и миледи разбиваются о непреложные истины прошлых времен: ребенок - недочеловек, а женщина - вещь.
полная версия страницы